--
Многие наверно забыли или не знают, каким образом передавались в то время телеграммы. Для этого нужно было прийти на почту, постоять, естественно, в очереди, поскольку почтовых отделений всегда намного меньше, чем нужно, попросить у "барышни" бланк телеграммы, так как их почему-то всегда не хватало. Потом заполнить этот бланк четким почерком и отдать в окошко этой самой "барышне". Слово "барышня" в то время было очень модным. Может быть потому, что в старых и прочих, набивших оскомину революционных фильмах, часто показывали телефонных "барышень", выпускниц школы благородных девиц. А выражение: "Алло, багишня, соедините меня с Феликсом Эдмундовичем" являлось ключевым для разнообразных острых и не очень анекдотов.
Телеграммы были обыкновенные, срочные и сверхсрочные, которые почему-то назывались "молниями". Были, конечно, и правительственные, но люди моего круга ими, почему-то, не пользовались. "Барышня", приняв этот бланк, считала количество слов, умножала эту цифру на стоимость одного слова и, получив оплату, откладывала этот бланк в соответствующую секцию. Где-то в соседней комнате стрекотал телеграфный аппарат, а его оператор, телеграфист, был в то время персоной очень важной. Важной потому, что за каждое отправленное им слово, хозяйство связи получало деньги, значительно превышающие прибыль от волокитной почтовой пересылки.
Здесь уместно напомнить, что телеграфный аппарат, гениальное творение американца Сэмюэла Морзе, внешне напоминал механическую пишущую машинку, сочлененную с ленточным перфоратором. Перфоратор, это своеобразное устройство памяти. Подключался телеграфный аппарат к телеграфной или телефонной линии связи и работал в паре с аналогичным устройством на приемной стороне...Передавался при этом не сам символ, а его код. Либо Морзе, либо международный. Код символов преобразовывался в сигналы, которые, в свою очередь, отпечатывались в виде букв и цифр на длинной ленточке. Эту ленточку отрывали и приклеивали к бланку телеграммы. Все остальное зависело от таких колоритных фигур как Харитоша или почтальон Печкин.
Конечно, телеграф был хорош, но работал очень медленно, громко шумел и часто ломался. К сожалению, ничего лучшего - не было.
Была, конечно, и телефонная связь, но она имела свои недостатки. Не будем вдаваться... Вспомним лишь некоторые эпизоды, когда из-за плохой слышимости клиент выскакивал из телефонной будки и готов был разнести ее в клочья. Другое дело телеграф. Он всегда был надежен и ответственен, как и всякая цифровая техника. К тому же, очень удобным для толкового человека, обладающего интеллектом и фантазией. Ведь для того, чтобы меньше платить, можно было сочинить текст с минимальным числом слов, но несущий максимум информации. В этой связи я часто вспоминаю телеграмму, полученную от сына, уехавшего с группой студентов в поход, в Карелию. Она была не многословной: "Ку-ку. Саша". И этого было достаточно, чтобы прекратились беспокойства, бессонные ночи, разговоры об опасностях и крутых нравах северных рек... На мой взгляд, эта телеграмма вполне могла претендовать на рекорд Гиннеса. Но "краткость - сестра таланта" часто вступает в противоречие с другой характеристикой информации: информативностью.
- Не мог же он пожалеть один рубль. Наверно, что-то случилось... Обокрасть, не кому... Кругом безлюдье... Потерял?.. Бывает... Утопил?..
Да, утопил. Когда переворачивается байдарка в ледяной воде, некогда думать о деньгах, документах и ключах от квартиры... Ах, дети, дети. Они когда-нибудь поймут... Но все это было намного, лет на 20 позже. А в то время меня занимали другие мысли...
... Нужно было изготовить второй макет, но не было возможности, основная тема требовала полной отдачи. Ведь это было в далеком 1966-м году. Намного раньше, чем начали появляться работы в этой области. Если подходить к этому серьезно, то следовало бы написать несколько заявок на изобретение. Так поступают зарубежные фирмы. Но заниматься этим, не было времени. К тому же институт патентной экспертизы уже достал или довел (как вам будет угодно). Поэтому и решил пойти другим путем, успею разобраться с Бережковской набережной...
- А что говорят на кафедре? - спросил Леша Медокс, мой сосед в гостинице аспирантов.
- Кафедре сейчас не до меня... Работа не в струе и не по теме... Электронный телеграф... Какое скучное название. Нужно будет придумать что-то более подходящее. Кстати, что ты знаешь о Морзе?
Самую малость. Не больше чем о Ползунове и Черепанове...
Наша беседа проходила вечером, в парке, куда мы вышли прогуляться. Погода была на редкость приветливой и располагала к неторопливому разговору, а назойливые любительницы приключений уже куда-то пропали, найдя, очевидно, более подходящих клиентов...Лишь на одной скамейке сидели двое неприкаянных. Похоже, что они только недавно, расстелив свою газету самобранку, приступили к своей трапезе. Мужчина, высокий и мрачный, скрывал свое лицо под большой фуражкой а-ля аэродром, а девушка, излишне веселая, все время почему-то повторяла: "Я после первой не закусиваю", а также: "Я не переживу, я не переживу! Ох, уж эти мне кавказцы...".
Леша, как это бывало и раньше, помолчал, глянул в сторону скамейки, а затем начал то, что сохранилось у него в памяти.
- Талантливый изобретатель Сэмюэл Финли Бриз Морзе родился в нормальной, вполне приличной семье и ничто не предвещало ему каких-либо отклонений. У него рано возникла тяга к живописи, поэтому и образование он получил соответствующее. Как незаурядный художник Морзе удостаивался наград и даже был избран на должность профессора живописи в Нью-йоркском университете. Но однажды, когда он возвращался из поездки в Европу, разговор со случайным попутчиком коснулся последних достижений электротехники и Морзе узнал просто "невероятное", что электрический ток распространяется по проволоке на большие расстояния и практически мгновенно. Обычное физическое явление навело его на мысль, что таким образом можно передавать различные сообщения, вместо световых сигналов, используемых в то время. Другими словами - почту. Это прозрение круто изменило жизнь 42-х летнего творческого человека. Он выбросил в помойку все свои краски и кисти, накупил книги по электротехнике и превратил часть своей квартиры в лабораторию. Недостаток знаний он компенсировал упорным трудом и консультациями у специалистов. То, что рядовой учитель физики может сделать за пару часов, у Морзе растягивалось на длительные сроки.
Наконец, время, упорный труд и лишения, дали результат. Морзе сотворил то, чего добивался на протяжении долгого времени - телеграфный аппарат был сделан в двух экземплярах и продемонстрирован в 1837-м году в стенах Нью-йоркского университета на небольшой бухте провода. Историки говорят, что Морзе был настолько наивен, что предложенный им код в виде точек и тире он даже не пытался превратить в обычные буквы и цифры. И только поэтому многие годы господствовала морзянка, как самый надежный код общения, а сигнал бедствия SOS (... --- ...), вообще спас многим жизнь...
После этого начался второй этап его творческих испытаний. Те, кто должен был приветствовать появление нового средства связи, почтовые компании, увидели в лице изобретателя серьезного конкурента и стали прилагать максимальные усилия, чтобы похоронить новинку. Морзе приходилось бороться не только с почтовиками, но и с бедностью, реальной спутницей изобретателей, чье творчество не находит поддержки у государственных чиновников...
- Но он, все-таки прорвался! - вставил я.
- Да, все-таки прорвался, - повторил мои слова Леша. - Его система была принята и признана, на него посыпались ордена, слава и деньги. Особенно после прокладки кабеля между Вашингтоном и Балтимором... Но на это ушли все его деньги и жизнь...
- Конечно, на большую идею можно положить часть жизни, - продолжал Леша, - но где гарантия, что ее все-таки признают? Ты ведь читал Дудинцева "Не хлебом единым". Там все расписано...
На этом Леша остановился, и мы еще долго бродили вдоль аллей. Мне иногда казалось, что он читал мои мысли. Поэтому я не удивился когда он, как бы очнувшись, сказал:
- К Степанову не ходи. Говорят, что он дивергенцию от градиента не может отличить...
- Чиновнику из министерства этого не нужно... Завтра у меня с ним встреча...
Не ожидал я, что столь высокопоставленный руководитель министерства сидит в обычной комнате вместе с двумя другими сотрудниками. Мне казалось, что у него должен быть кабинет с длинным столом, человек на двадцать. Здесь же, все было иначе. Он придвинул к своему столу стул и кивком головы пригласил меня сесть. Сам же, выдвинув у стола нижний ящик, начал искать какую-то бумагу.
"Наверно ищет недостающую дивергенцию", - подумал я, рассматривая своего собеседника. Высокого роста, худощавый, он совсем не был похож на большого начальника. Что его отличало, так это колоритные усы, как будто не я, а он был настоящий запорожец. Рядом стоял массивный книжный шкаф, полностью забитый отчетами... И ни одной книги. "Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты", почему-то промелькнуло в голове. Вскоре он нашел то, что искал и, развернув перед собой лист чистой бумаги начал что-то писать. Потом поднял на меня глаза и, как бы невзначай, бросил:
Рассказывайте. Я вас слушаю...
Я начал издалека. Не от Пушкина и вещего Олега, конечно. Иногда возникает желание осветить проблему, глядя как бы в корень. Рассказав о своей работе, о возможности решать старые задачи новыми методами, я начал развивать тему ее возможных применений. Начал я, почему-то с электронной пишущей машинки, а закончил описанием электронного телеграфного аппарата.
Мне никогда не приходилось выступать перед такой аудиторией. Обстановка в кабинете была рабочая и не прекращалась все время. Сотрудники Степанова по-прежнему звонили куда-то, о чем-то договаривались, а затем подсаживались к нашему, не очень большому столу. Потом начали приходить другие люди, из соседних отделов со своими стульями, поэтому обычная беседа превратилась в семинар и мне, уже как докладчику, пришлось встать и продолжать выступление с мелом в руках. Никаких специальных прений не было, поскольку каждый считал своим долгом вклиниться в удобный для него момент. Вот и получался невероятный разнобой мнений...
Сначала были высказывания, что мои предложения настолько заманчивы, насколько и нереальны. Потом появились мнения, что поднять такую технику не по силам в рамках одного ведомства. Поэтому кто-то подбросил идею отдать эту работу в другое министерство. Пусть ломают голову. Я, в свою очередь, как мог, объяснял и пытался перевести проблему из заоблачной выси на нашу грешную землю.
Никто почему-то не говорил о вычислительной технике. Может быть потому, что она была слишком не совершенна. Правда, один из присутствовавших, заметил, что он недавно был в НИИВТ, и там разрабатывают дисплей на осциллографе. Но он обещает быть таким же монстром, как и другие составляющие ЭВМ. Было бы не плохо сделать устройство, которое предлагает товарищ, и продавать его... Но на него почему-то сразу зашикали. Особенно один из присутствующих, человек очень вальяжный. По тому, как его слушали и одобрительно кивали головами, мне было ясно, что это фигура крупного масштаба. Он не упускал возможность выразить самое наболевшее, вернее, директивное:
- О чем вы говорите? О каких дисплеях может идти речь, когда у нас на 100 человек населения приходится 8 телефонов. В Америке их 180. Вот что нужно развивать в первую очередь. Электронная почта по телефонному каналу без развитой телефонной сети, нонсенс! - Он говорил еще что-то и очень убедительно, с цифрами на устах... Но я его уже не слушал... У нас в стране всегда было плохо со связью, но очень хорошо с болтунами. И это было намного раньше эпизода, когда президент страны не смог дозвониться до генерального прокурора...
До чего же талантлив наш народ, когда характеризует таких людей: "Начальственная селедка, отличается от обычной тем, что она жирная и без головы!"
- Такие вопросы решаются на коллегии, - заметил следующий выступающий... - А что по этому поводу думает замминистра?.. И вообще, пусть они там, за бугром, сделают, а мы потом. Вы ведь знаете, что догонять нужно, но ни в коем случае не перегонять...- Дружный смех показал мне, что и в министерской среде любят юмор. Короткая фраза была из анекдота, заканчивающегося словами: "...догонять, конечно, нужно, но ни в коем случае не перегонять, чтобы они там, за океаном, не увидели наш голый зад".
Потом все успокоились и как будто забыли обо мне, и спорили о чем-то своем, о своих трудностях и проблемах... Время от времени они все же обращались ко мне, но это было уже как дань вежливости...
- Вы хоть понимаете, на что вы замахнулись? Ведь телеграфом занимается целая отрасль промышленности. Несколько заводов останутся без работы, многие научные подразделения окажутся не у дел, наше министерство потеряет прибыль.
- А об армии скромных тружеников, телеграфистов и почтальонов, которых придется уволить? - сказал очередной гигант мысли.
Где-то в конце комнаты сидел маленький и хмурый человек. Вначале на него никто не обращал внимания, но в конце обсуждения, когда все, кто хотел, высказались, взоры присутствующих почему-то обратились на него. Он был совсем немногословным, но в его словах чувствовалась уверенность и какая-то непререкаемая сила:
- То, что мы с вами сегодня услышали, еще раз говорит о том, в каком сложном мире мы живем, и только от нас зависит, какое направление получит новое достижение. Далеко за примерами ходить не нужно. Отпустили Зворыкина - в Нью-Джерси появилось телевидение. Не в Подмосковье... Заметьте, товарищи. То же самое случилось и с Сикорским. Сколько лет пропало на разработку вертолета? Вот именно. Поэтому и в данном случае, мы не можем быть... Мы ведь не фирма, которая считает копейки... - Последние слова вызвали легкое оживление. Все почему-то приосанились, как будто прозвучала команда "смирно" всем сидящим.
А вся ответственность ляжет на наше ведомство, - продолжал он.
- На мой взгляд, есть только две возможности. Первая, это запатентовать. Ребята из патентного ведомства хорошо знают, что предпринять в подобных случаях. И вторая, это поставить гриф секретности.
- И, обращаясь уже ко мне, неожиданно спросил:
- Вы принесли с собой технический отчет, аванпроект или что-нибудь? - Этот вопрос был настолько неожиданным, что я даже как-то опешил. Такого откровенного цинизма я не ожидал. Мне даже показалось, что подложи этому типу какую-нибудь бумажку, он припечатает на нее такой гриф, какого я еще и не видел. И эти бумаги никто уже не увидит.
- Нет, - говорю, - не принес. - А потом пришел немного в себя и выдал:
- Нечего было приносить. И темы такой нет, поэтому и волноваться вам не о чем. А гриф можно поставить только мне на задницу. За то, что забыл, что уже один раз был в вашем ведомстве... - Последние слова я произнес, почему-то про себя, уже на выходе. Как жаль, что хорошие мысли и слова приходят иногда с опозданием. Но это было уже в самом конце встречи.
Провожая меня к выходу, Степанов, нервно теребя свой запорожский ус, все время повторял, как бы оправдываясь:
- Вы только не волнуйтесь. Ничего необычного не произошло. Я обязательно сообщу замминистра. А вы к этому времени напишите хороший отчет или небольшую книгу. Боритесь! У нас иначе не бывает... Оставьте свой домашний телефон.
- А я и не волнуюсь, - решил ответить на все сразу...- Все это я предвидел. И брошюру уже написал. А до Морзе мне далеко. И среда не та... К тому же, и телефона у меня нет...
- Ну, вот, видите...
Это были его последние слова. Так мне и в этот раз не удалось стать родоначальником... А ведь мог!