Давайте немного отвлечемся. Поговорим о чем-нибудь более веселом, например, о женщинах или о компьютерах. А ещё лучше, о том и другом сразу, чтобы сэкономить время.
Пользоваться вычислительной техникой хлопотно, не пользоваться - глупо, не современно, не модно, не клёво... И это старо, как мир, или борьба за мир... Мое знакомство с вычислительной техникой началось давно, в студенческие годы. Собственно говоря, тогда её так и не называли. Вошел в аудиторию молодой преподаватель и как отрезал: "Завтра на моих занятиях у всех должна быть логарифмическая линейка. Без нее можете не приходить". Этого преподавателя мы называли помидорчиком. Может быть потому, что весь он брызжал здоровьем, а его щёки всегда были покрыты пламенным румянцем. К тому же он был большой оригинал. Зимой, например, он приходил на работу в институт в рубашке и маленькой кепочке... Ну что может придумать такой человек? Но мы всё же запаслись этими линейками, а также кучей пособий и инструкций, как ею пользоваться. Но "помидорчик" был краток:
- Все бумаги уберите со стола, а кто уже научился считать по правилам, забудьте... В инженерной практике это не понадобится. - За одно занятие он научил нас практически всем действиям, на которые было способно это устройство. Вот бы такого преподавателя к современному компьютеру! В придачу... Но такое не возможно с любой точки зрения. Несколько лет спустя, "помидорчик" получил двухстороннее воспаление легких и отправился в мир иной... Хороший был человек, земля ему пухом...
Но мы в то время не оценили его опыт. Подумаешь, логарифмы? Их знали и сто лет назад. Ещё до революции студенты, забегая в закусочную, спрашивали "пару свеженьких логарифмов", на что получали стандартный ответ: "Прыходи, дарагой, чэрэз нэдэлю, обэщали подвэзти. Бэри чебурэки пока нэ разобрали".
Легко привыкаешь к чему-нибудь, трудней возвращаться к прошлому, но иногда приходится. В том же институте, на той же кафедре неожиданно возникла задача неподъемная для линейки. Требовалась более высокая точность, не помню даже до какого знака после запятой... И опять всё по старинке, таблицы логарифмов, арифмометры... Но точность логарифмической линейки зависит от её длины. Можно, говорят, сделать линейку длиной в полметра, но с ней не удобно работать. Руки коротки. В прямом смысле.
...А что, если эту длину "свернуть" в окружность, ещё лучше в спираль... Откуда пришла эта идея в мою бедную голову? И почему люди за многие годы не додумались до этого? Кругом столько умников, а это ведь так просто... При этом вся конструкция получается не плоской, а объемной, ничуть не больше арифмометра... Интересное решение даже простой задачи приносит определенное удовлетворение, но я помню, что не долго восхищался своим "талантом и неординарностью", просто начал отрабатывать элементы этого устройства... А здесь было, над чем подумать. Ведь можно не просто свернуть линейку в спираль, а выиграть ещё кое-что. Уменьшая, например, её ширину. А можно также... Но мой энтузиазм сник после первого же контакта со скептиком...
Был у нас в группе один умненький мальчик. Люсик. Его иначе и не называли. Люсик и Люсик! Может быть, оттого, что был он не высокого роста и слегка сутулился. Но все время он был в центре внимания. Носил Люсик всегда одну и ту же горняцкую форму с погончиками, и нам казалось, что он потомственный горняк. Куда нам до него? Но мы ошиблись, его родители были музыканты и играли в каком-то профессиональном оркестре. У Люсика был прекрасный слух и масса других способностей. Он играл, практически на всех музыкальных и немузыкальных инструментах, а когда таковых под рукой не было, он играл на обычной расческе или, как это часто бывало на скучных лекциях, путем пощелкивания по зубам. Естественно своим. Понятно, что для исполнения такого музыкального произведения ему не нужны были ни ноты, ни струны... Однажды, для меня он начал исполнять увертюру к опере "Кармен". При этом он делал это настолько мастерски и виртуозно, что казалось, что у него во рту маленький оркестрик со всеми необходимыми для этой цели причиндалами. Но услышать это произведение мог только один человек, тот, который садился с ним рядом. Нужно было настроиться именно на это исполнение и полностью отключиться от шелеста преподавателя, восклицаний играющих по соседству преферансистов, вздохов сексуально озабоченных студенточек... Был, правда, среди нас один студент, Володя Чулок. Так он умудрялся не только слушать Люсика, но также конспектировать лекции, задавать вопросы преподавателю и сочинять стихи своей подружке. Это, я имею в виду конспектирование, он должен был делать обязательно. Ведь у кого-нибудь из нашей компании должны же быть лекции для подготовки к зачетам и экзаменам.
А ещё у Люсика был драматический дар, и он пользовался им как на сцене, так и в жизни... Студенческий театр, на сцене которого он блистал, занимал большую часть его свободного времени. Там он полностью преображался, становился выше, осанистей и видней, чем в жизни. То ли эта его способность, то ли что-то иное было в нем, незаметное, но девушки нашего курса просто сходили от него с ума. Не одна или две, а все сразу, одновременно или по очереди. Создавалось впечатление, что Люсик обладает каким-то неведомым даром, познав который, каждая из наших студенток стремилась поделиться этими знаниями со своими подружками, а те, в свою очередь, по закону распространения слухов, со всеми остальными близкими, знакомыми и просто прохожими... Но Бог с ними, я не об этом.
И вот однажды, на лекции по научному коммунизму, а такие лекции я почему-то особенно не любил, забрался я на самую удаленную скамью и занялся конструкцией спиралеобразной линейки. Неожиданно ко мне подсел Люсик и заговорщицким тоном сообщил, что вождь умер в неудачное время... Мое замечание, что для такого замечательного мероприятия любое время хорошо, а ещё лучше, если бы он вовсе не родился или его мама не сделала... Я, кажется, продолжал бы ещё долго упражняться на эту, не очень оригинальную тему, но Люсик почему-то пропустил мои слова и продолжал: "Я боюсь, что начнется сталинский призыв в партию, и тут уж не выкрутишься..."
- Видать придется тебе становиться директором шахты, - выразил я мнение, которое никак не отличалось от витавших вокруг нас утверждений, что мы обязательно будем директорами либо главными инженерами. Как минимум. На выбор...
- В лагерях, на урановых рудниках, - ответил он, - я знаю, чем это обычно кончается... Я хотел уточнить, почему и каким образом, но он оборвал этот разговор...
- А ты хоть знаешь, как я очутился здесь? Ведь я поступал на физмат, но после второго экзамена нам сообщили, что нас будут готовить на атомщиков. Многим это не понравилось, вот и начали валить экзамены... Но всё это было зряшным... Приняли всех, не зависимо от оценок.
- А как же ты? - не выдержал я.
- Как, как, не прошел по здоровью. Иногда это помогает. Как бы опять не пришлось браться за старое... Жаль, институт хороший, - промолвил он и перешел на другую тему. Меня в то время умиляла его способность обрывать разговор...
Оказывается, он придумал "вечный календарь". Он достал из своей сумки таблицу, в которой дни недели, месяцы и годы располагались каким-то непривычным образом. Затем стал объяснять мне, как этой таблицей пользоваться. Он, с помощью этого календаря мог определить, в какой день недели я родился, и в какой выпадет мой столетний юбилей. Если быть честным, то меня не очень заинтересовала эта его самодеятельность. Может быть потому, что я и тогда не собирался отмечать столь отдаленные юбилеи. Даже не помню, что я ответил на его прямой вопрос: "Как ты думаешь, если отправить эту таблицу в журнал, сколько за неё дадут? Ну, хотя бы пятьдесят рублей, дадут? Или на бутылку?". Помню только, что посоветовал я ему обратиться с этим вопросом к Лёше Семенову. Он регулярно отправлял в газеты и журналы маленькие заметки типа: "В апреле с.г. в Днепропетровском горном институте проходила традиционная студенческая конференция. Представленные на этой конференции доклады показали высокую зрелость студенческих работ. Особый интерес вызвала работа, предлагающая сочленить отбойный молоток с шатром, напоминающим обычный зонтик. Такое решение позволит..." и так далее... О деньгах Лёша говорил с некоторым высокомерием: "Я не из-за денег публикую. Подумаешь, пришлют два-два пятьдесят... Что на них купишь? Во всех редакциях сидят одни прохвосты и хапуги. Всё гребут под себя. В первую очередь с начинающих авторов...".
Мне совсем не хотелось рассказывать Люсику о своих проблемах, но, видя, что он возносит свою работу в ранг всемирно-исторического достижения, как-то увлекся, и выдал, что и у меня бывают иногда не плохие идеи. Например, я придумал новую логарифмическую линейку и, как бы в порядке ответного шага вежливости, рассказал ему идею ещё не законченной конструкции и, естественно, спросил его мнение. Люсик в данной ситуации повел себя весьма солидно. Он внимательно выслушал все мои объяснения, задал пару вопросов, потом, сделав некоторые замечания, сказал: "Хорошая вещь, старик, полезная. Но не современная. Тебе нужно было родиться сто лет назад". При этом он тут же заглянул в свою таблицу, обеспечив ей, таким образом, её первое практическое применение. Оказалось, что Люсик уже где-то читал, что не за горами время, когда вычислительные устройства будут делать как радиоприемники, на самых современных радиолампах. При этом они будут иметь только один недостаток - большое время для разогревания своих катодов! Да, я совсем забыл сказать, что Люсик ко всем своим талантам был также заядлым радиолюбителем. Только он согласился заниматься измерением точки Кюри на кафедре физики. Ну, как было не прислушаться к мнению этого интеллектуала, радиолюбителя?.. Тем более что в его словах был какой-то здравый смысл.
Следующее мое знакомство с вычислительной техникой произошло лет десять спустя. Работал я в институте автоматики, рядовым инженером. Однажды, когда мне надоело заниматься скучными расчетами, я выразил мнение, что не плохо бы поработать с программистами. Сказал я это вслух, но все почему-то притихли, как будто я выразил какую-то бестактность. И только один человек, мой непосредственный руководитель, Ваня Шкребтиенко как-то хитро усмехнулся и сказал: "Иди, иди, заодно и погреешься...". Эта фраза запустила аналитическую часть моих полушарий, и я вскоре начал замечать то, что раннее не бросалось в глаза.
Оказалось, что в вычислительном центре, который располагался в нескольких полуподвальных комнатах нашего здания, располагалась электронная вычислительная машина "Минск". Она работала круглые сутки, обеспечивая потребности не только нашего института, но и многих других предприятий. Вокруг этой машины всегда суетилось несколько человек. Программисты и обслуживающий персонал. В основном это были молодые девушки. Абсолютно разные, как будто их и подбирали на любой вкус. А может быть, они сами так сгруппировались? Ведь девушки, тем более окончившие физмат, не могут не думать об этом... Одеты они были, чаще всего, в белые халаты и чем-то напоминали медиков. Сходство с медучреждением дополняло и то, что рядом с вычислительной машиной располагались отдельные кабинеты, в которых "клиенты" вычислительного центра имели возможность работать в тесном контакте с этими программистками. О том, что работа в таких условиях для мужчин чрезвычайно вредна, ходили различные слухи, подтверждаемые тем, что ни один из начальников этого центра не работал там больше полугода. Просто не выдерживал напряженности окружающей обстановки. К тому же, все посетители, которых почему-то называли "клиентами", считали необходимым не только закрываться с девушками в отдельных кабинетах, но также раздеться настолько, насколько позволяла окружающая обстановка...
Эту тему о нравах того времени можно было бы развивать до бесконечности. Тем более что в то время никто не считал зазорным заводить какой-либо служебный роман. О сексуальных притязаниях вообще никто ни-ни. Ведь в нашей стране, такое не могло даже быть! А если и было, то почему об этом нужно говорить именно сейчас. Об этом можно поговорить специально, обстоятельно, не спеша. Когда возникнет подходящий момент... Но и уходить от ответа тоже не хорошо... Поэтому начнем, как бы издалека. Те же, которые всё знают, могут пропустить этот раздел... Мне совсем не хочется представить своего читателя с кислой миной на таком же лице...
Вычислительная машина, не зависимо от того какая она и что она делает, производит поочередные арифметические и логические операции с числами. Эти числа тем или иным образом соответствуют тексту, графическим изображениям, химическим формулам, звукам нотной грамоты и т.д. В процессе работы все эти числа хранятся в памяти машины и извлекаются по мере надобности. Для запоминания одной единственной буквы, даже не буквы, а кода этой буквы, поскольку в то время машины не оперировали с изображениями, необходимо было запомнить как минимум восемь элементарных единиц информации. Такую единицу информации называют байтом. Не трудно представить, какая требуется память для работы со страницей текста или с книгой, которую вы сейчас держите в руках. Так вот, машины даже того времени считались полноценными, если они оперировали массивами информации в сотни тысяч или даже в миллионы байтов. А для запоминания только одного байта информации применяли устройство, содержащее восемь радиоламп и кучу других радиодеталей, в том числе резисторы, конденсаторы и прочее, без которых эти лампы работать не будут. А каждая лампа и резистор выделяют тепло... Вот и представьте себе такую машину, у которой миллион мелькающих индикаторов и обогревательных элементов. Никакие вентиляторы не могли справиться. Даже зимой. К тому же стрекотание перфораторов. Ведь дисплеев в то время не было... Атмосфера!
Вот почему в вычислительный центр ходили, чтобы погреться, стараясь как можно быстрей сбросить с себя все лишнее. При этом никто не обращал особого внимания на странный вид программисток, увешанных разнообразными перфолентами. Были, правда и перфокарты, но они никак не влияли на общую картину.
- Ну, как вам понравилось наше бабье царство? - спросил у меня начальник вычислительного центра с какой-то дрожью в голосе. За время нашей ознакомительной прогулки мне всё-таки удалось увидеть не только саму эту ЭВМ, но и некоторых её королев, о которых я уже не мало наслушался.
- Да, девушки у вас симпатичные, - ответил я, - настолько, что я побоялся бы пойти к вам на работу... Или наоборот, не знаю... Но вы что-то иное имели в виду? - спросил на всякий случай.
Неужели он увидел во мне мужчину, способного в одиночку или в компании с моим другом Люсиком затеять переворот, после которого от всего вычислительного центра останутся только пух и перья... Но эту мысль я не успел даже додумать...
- Эту машину мы называем "Великий слепой". Это наш, внутренний термин. По аналогии с немым кино Чарли Чаплина. Когда-нибудь, в далеком будущем, ученые придумают устройства ввода и вывода информации, которые заменят машине глаза и уши. Работа программиста изменится коренным образом. Появятся у нас толковые мужчины... Да и научный процесс примет новые формы...
Это было время, когда студенческая песня начиналась словами: "Нам электричество пахать и сеять будет...", а заканчивалась: "... Нажмешь на кнопку - чик-чирик и человек готов".
- Вы думаете, наш институт с этим не справится? - риторически спросил я.
- Трудно сказать. Это задача для "Большой Науки". В почтовых ящиках такие вещи не решаются. Здесь нужны новые подходы в новую, я бы сказал, виртуальную реальность... И люди, отрешенные от повседневной суеты...
Он ещё долго развивал идеи, прочитанные когда-то в книгах отечественных и зарубежных фантастов, а я, полностью отключившись от него, думал о том, что я так мало знаю и что настоящие, значительные идеи реализуются где-то далеко, далеко... Вдали от нашей мышиной возни со всеми её транзисторами и резисторами... А может быть, я так и не думал, а это пришло ко мне потом, несколько позже, когда я ввязался в многолетнюю гонку именно с этой самой реальностью. И посвятил ей всю оставшуюся жизнь.
Илья Гуглин, к.т.н., с.н.с., лауреат Всесоюзного конкурса изобретателей.