Грушевский Денис Юрьевич : другие произведения.

Прогулка по садам Хорса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник Прогулка по садам Хорса - нетривиальный учебник жизни. Почему учебник жизни? Ответ вы найдёте после прочтения книги Дениса Грушевского.

 []
  Прогулка по садам Хорса
  Писатель отправился к праотцам. Израсходовался подчистую, так что ничего не оставалось делать, как опочить вечным сном. По такому жгучему случаю приглашён был на отпевание отец Ануфрий - настоятель прихода святителя Николы в Студенцах. К слову, приглашался отец Ануфрий и на отходную молитву, когда писатель без сознания коротал последние часы своего бренного существования. Тогда не сошлись в цене. Злопамятный батюшка в тот раз удивил родственников задранными втрое расценками своего и без того лохматого прайс-листа.
  Штука в том, что на писателя у отца Ануфрия уже не первый год обида зрела. Было отчего. Всякий раз, высказывая своё мнение по поводу мирского поведения вышеозначенного отца, противный писатель позволял себе непростительные вольности. Вот и в последнюю встречу неуклюже ворочая увесистые, как валуны, слова, назвал писатель настоятеля: классическим барыгой, обёрнутым в мантию, при этом мастерски фарцующим мистикой да завиральными сказками и знатным фокусником, обращающим веру в банковские билеты. Двумя неделями ранее тот же самый писателишка обсмеял отца Ануфрия, встретив последнего на базаре. Точнее поглумился даже не над самим отцом, а над его церковным именем. Так, чтобы все базарные ряды наверняка услышали, расшифровал в тот пасмурный день писатель имя "Ануфрий", переведя его значение с древнеегипетского языка. Выяснилось следующее: "Ануфрий" переводилось с древнего языка страны Кеми как "священный бык", а мужчины, присвоившие себе такое имя, всегда имели сложную судьбу. По разумению писателя в данном случае всё сложилось как нельзя, кстати, и просто изумительно совпало, ведь "священный бык" одно и то же, что "божья корова". Как такое стерпеть, когда прямо при прихожанах и прочих мирских да точно в лоб? Благо всегда под рукой имеется шайка-лейка ортодоксально настроенных поборников, коих, и просить не надо о заступничестве. Сами налетят, будто ватага бездомных псов на брошенную кость. Моргнуть не успеешь: заклюют твой парашют стаи сдвинутых птиц. Так тогда и получилось. Погнали писателя с рынка, едва целым остался. И никаких уступок такому заблудившемуся чаду. Только в три раза задранная цена на услуги. Был бы как все, тогда и разговор сложился иначе... Вон, некоторые своим послушанием и постоянным жертвованием умудряются скидку себе заработать.
  Когда пришёл час литератора, то отец не отказался от своего решения. Этому безбожнику никаких поблажек. Хотят родственники облегчить душе его мытарства - пускай, как следует, раскошелятся. Тройной гонорар за святое терпение отца. Точка. На отходную молитву поскупились... На отпевание пришлось тряхнуть мошной, а то совсем не по-христиански как-то получается. Забыв про все обиды прежде всего ввиду того обстоятельства, что деньги не пахнут, подобрал святой отец к обеду подол своей юбки, прихватил кадило и чётки, да поскакал отпевать ненавистного ему писаку.
  Отпевание проходило в привычной для таких случаев обстановке: родня угрюмая лицами, безутешная вдова, дружки-собутыльники, да жалобно подмяукивающая кошка. Вот и весь нехитрый отряд, вытянувшийся по стойке смирно, мечтающий чтобы поскорей всё это закончилось. Интересные процессы бурлят в головах у каждого второго. Например, родная дочь стоит и подсчитывает предполагаемый "кусок от наследного пирога". Заботит её в данный момент более всего, как бы пожирней ломоть откусить, да чтобы вдове поменьше досталось. Вдова, подобно ясновидице, читающей мысли на расстоянии, глядит на падчерицу и думает иначе... С точностью до наоборот. Большую часть себе приписывает, а четверть готова пожертвовать отпрыскам. С ней не согласен, естественно в уме, младший, но уже весьма проворный сынишка. А настоятель знай себе, поёт свои печальные заупокойные молитвословия. Поёт не искренне, без души. Лямку тянет, а не поёт. Копейку отрабатывает. Сам не менее других заинтересован в скорейшем сворачивании. Вот тут глаза писателя и приоткрылись. Словно из омута хмельного вынырнул. Сел посреди гроба и первые секунды ничего не понимает. У окружающих на писателя ноль реакции. Только батюшка разошёлся под конец так, что перевалил своим голосом с альта на сопрано.
  - Ах ты, надувной поп - бездонный рот! Ты чего это тут расстарался? Ты чего это тут раскукарекался? На свадьбе поел, на поминки прилетел? Ряса требует мяса? - развеселился писатель от такого концерта. Подумалось ему в тот момент, что участвует он в розыгрыше.
  - Аминь! - завершил меж тем таинство отец Ануфрий, совершенно не замечая окликов покойного. - До 40-го дня прочитывать Псалтырь по три раза полностью! - Давал настоятель последнее наставление. Наступила развязка и самая приятная часть всей процедуры. Поп жадно протянул свободную от кадила ручку, глазки при этом блаженно задрав к небесам.
  - Ой, конечно же! - спохватилась вдовушка. - Одну секунду, батюшка.
  - Почему так дорого? Может, сойдёмся на половине цены? - не выдержала любимая тёща.
  - Слабовато ты, дочь моя, своего зятя ценишь, - отрезал поп. - Скажи спасибо, что так! Мы ведь кого только что отпевали? Молчите?.. Праведника благочестивого? Быть может, мученика добросовестного или же брата во Христе? Как бы не так! Включай голову, подсказываю без подвоха... Правильно киваешь: отпевали мы известного на всю округу богоборца. Должно быть каждому понятно, что на отпевание богоборцев, самоубийц, иноверцев и некрещёных у святой церкви наложено табу. Так что будет вам скряжничать. Случай дюже исключительный.
  - Ай, маменька! Вечно вы, куда не надо, залезете, - вовремя прибежала вдова с тугим кошелём. - Без вас давно уже сговорились.
  - Молчу, молчу! - попятилась в сторонку старуха. - Благословите, святой отец...
  - Благословляю! - нетерпеливо перекрестил тёщу поп, а сам раскрыл ладонь. Тут же в ладонь эту щедро насыпали монет. Поп задумчиво горсть медяков да серебряников в руке взвесил, и, видимо оставшись довольным, собрался было отчалить.
  - Ау, Клавка! Ты чего, совсем рехнулась? - закричал писатель. - Ты куда деньгу кладёшь? Обратно из этих цепких лап ведь не выдернуть!..
  - Поминальное молитвословие за упокой души усопшего на сорок дней заказывать будем? - выдал батюшка на прощание, будучи уже одной ногой за порогом.
  - Мы подумаем... - живо подключилась тёща, явно желая поскорей за-крыть эту неприятную тему.
  - Вряд ли нам сейчас такое по карману, святой отец, - горюнилась дочка. - Как-нибудь в другой раз...
  - Стоять на месте, поп! - совсем растерялся писатель. - Держите его, дуры! Иначе говоря, сбежит сейчас с деньгами...
  - Не горлопань! Ишь ты, расшумелся на собственных похоронах, - вдруг откуда-то сверху осадил писателя старушечий голос. - Всё одно: им тебя не слышно и не видно. Только сердце по-пустому надсадишь. А оно у тебя и без того биться перестало.
  - Это что ещё за скрипка пищит? - нервно бросил писатель, а сам соскочил с гроба да попробовал ухватить попа за рясу - сразу же не получилось. Руки провалились в поповском наряде, как если бы тот был неосязаемым туманом.
  - Хи-хи! Во дурень! - обозвался всё тот же скрипучий голос.
  - Да где ты, старая кляча? Покажись хоть, - задрал писатель голову кверху.
  - Запрыгивай сюда и увидишь, - продолжал удивлять голос.
  - Кто ты? - недоверчиво повторил свой вопрос писатель.
  - Бабушка! - ответил голос.
  - Как к тебе попасть, бабушка? - в недоумении писатель наконец-то начал разглядывать окружающую обстановку. Ничего не укрылось от цепкого писательского взгляда. Начало закрадываться нехорошее предчувствие.
  - Прыгай к потолку, там разберёмся, - бредом отвечал голос, назвавший себя бабушкой.
  Подумав, что хуже уж точно не будет писатель, что есть силы, подпрыгнул...
  
  * * *
  Неведомая сила во время прыжка подхватила писателя и подбросила к по-толку. Оглянувшись назад на какую-то долю секунды, рассмотрел писатель общую целостную картину: собственные похороны, гроб с самим собой внутри да прочая мирская суета атаковали разум писателя. От прозрения язык приклеился к нёбу. Попробовал писатель закричать, набрав, как должно, воздуха в лёгкие, а на деле вышло невзрачное коровье мычание. Затем его затянула появившаяся тут же воронка, да выкинула по другую сторону действительности. Сменив реальность, писатель перво-наперво огляделся. Получилось так, будто там, на похоронах его затянуло в потолок, а тут вывалился бедняга, наоборот, из погреба. Выскочил залихватски, будто клин, вышибаемый клином. Уселся посреди какой-то деревянной избы и опухшие глазки трёт. В себя помаленьку приходит. Огляделся, а сам инеем покрылся от свалившегося горя.
  Изба носила традиционный характер. Деревянный сруб из вековых сосен внутри себя таил множество загадок. Так, в числе прочих, бросалась в глаза огромная русская печь, на которой в данный момент грелась облезлая кошка. Странными были размеры печи, её поддувала и рядом стоящего ухвата. Размерами такими только что пугать, ведь если постараться, то запросто можно самого писателя усадить в чугунок да посолив, поперчив и посыпав сверху тёртым сыром, отправить запекаться. За печкой настораживала остальная домашняя утварь. Точно угораздило писателя приземлиться в логове ведьмы или в сказочной избе на курьих ножках. Присутствовала паутина с огромными пауками в придачу. Различные склянки с мухоморами, жабами и скорпионами внутри. Старобытная узорчатая прялка возле единственного окошка, огромный самовар посреди стола, украшенный бусами из бубликов. Под потолком сушились многочисленные снопы всяких трав и почему-то дремали летучие мыши.
  Писатель громко икнул. Сразу же из-под скамьи выскочила хозяйка избы и по совместительству допотопная старуха. Выскочила да не теряя времени, противно защебетала, словно подбитая сорока.
  - Ну, вот мы наконец-то и свиделись! Счастье-то какое! - прыгала на месте назвавшаяся бабушкой. - А где обещанные руки-базуки, по-вашему, земному? Один ведь генералиссимус среди бездонных дегенератов умудрился отрастить... Что опять за туфтяндия? Какие-то спички горелые вместо рук... А на запястья и вовсе без смеха не глянешь. Веточки хиленькие, а не запястья! Обхохотаться можно, ей-богу! Ты чего, при жизни этими ручками только в носу и ковырял? Палочки для чистки ушных раковин и те будут мускулистее. Да у любой Алёнушки - дочки купеческой, бицепсы или трицепсы, я уже молчу про ягодицы - в два, а то и три раза шире. Взять хотя бы ту Настеньку - эгоистку и любительницу цветочков аленьких, которая, не успев пережить первую овуляцию, заказала папашке невесть что, точнее, подарок недосягаемый. Заметь: всем им хлеще воздуха и просто позарез нужны подарки. Без подарков никакой любви. Не зря ключница Пелагея втирала баки писателю Аксакову. Ой, как не зря! Удача без расчёта на отдачу. Ловчее ловкого закамуфлировали зло... Первые сестрицы, по-честному выразившие свои потребности, значит в пропастях, а Настенька - святая! Пересказывать не хотелось бы, но Настенька ещё и с чудищем заморским в итоге сголубилась, знать, не зная, какие последствия её могут ожидать. Так вот, у всех этих девиц плечи, как и положено, были уже таза, а у тебя чего? Где широкие плечи? Где кадык мясистый? Ладно, отвлеклись мы... Дьявол с этой Настенькой и руками-базуками на пару. Сойдёт и так. На безрыбье и рак - мясо! А меня от этого одиночества тошнит уже. Хоть бы кто-нибудь заглянул, хоть разок в жизни выгулял старушку. Коли на то пошло: ни разу я в кино не приглашалась, в луна-парке не гуляла, театра не посещала... Да и хрен с ними с этими театрами. Театры если и не есть вред, то болтаются где-то рядом. Ладно бы хорошие спектакли крутили, спору ноль, так нет же, навадились одну пахабщину в последнее время выкладывать. Голыми пиписками зачастую щеголяют прямо на сцене! Куча навозная, а не театр. Говорил ведь когда-то товарищ Ленин наркому просвещения - Анатолию Васильевичу Луначарскому: театры советую положить в гроб. Абсолютно с ним согласна. Таким театрам там самое место. Любопытное дело: один враг - калмыцкой и еврейской крови советует другому врагу - талмудическому иудею как поступить с русским искусством, а на деле да временном отрезке в один век оба оказываются правы. Театр к величайшему сожалению, почитай, выродился.
  - Сон разума рождает безумство, - задумчиво пробормотал писатель. Сам же оценочным взглядом смерил старушку.
  Старуха была явно не из рядовых. По своей уродливости и возрасту походила на сказочную Бабку-Ёжку - костяную ножку. Ту самую, которая с печки упала, ножку сломала. С левой стороны обезображенного морщинами лица торчал у неё одинокий клык, покрытый паутиной кариеса, а на правой щеке висела здоровенная волосатая бородавка. При этом при всём, старуха явилась по-идиотски накрашенной, с подведёнными глазками и накладными ресницами. Обильно сдобренное тональным кремом лицо от подобного слоя штукатурки смотрелось настолько нелепо, что и представить невозможно. Три волосины, а именно только так можно было назвать старушечью шевелюру, являлись покрашенными под блондинку и уложенными в современную причёску. Одежда старухи поражала ничуть не меньше. Зауженные джинсы за-канчивались женскими мокасинами телесного цвета, а маечка прятала под собой лифчик-невидимку с силиконовыми вкладышами. Чашечки эти размером своим походили на твёрдую четвёрку, не меньше, поэтому старухе под их тяжестью волей-неволей приходилось гнуть спину. Бабуля определённо для чего-то, а может и для кого-то, молодилась.
  - Сказочный заход! - продолжала веселиться столетняя модница. - И год-то какой выбрал... Скажете случайность? Ни за что не поверю! Ух, радость-то какая! Сейчас баньку истопим, пирожков напечём...
  - Постой! Где-то я тебя уже видел, - встал с пола писатель. - Надо же: развалюха развалюхой, а вырядилась, как девчонка перед дискотекой. Отвечай по существу: ты Баба Яга что ли?
  - Что ты, Ванюша?! - прикидывалась шлангом бабка. - Баба Яга - то моя внучка. А я попросту Альма-матер всякой ведьме или колдунье.
  - Какой я тебе Ванюша, старая? - недоверчиво покосился на бабку писа-тель.
  - Спрашиваешь! Тот самый Иван-дурак, который всю эту химеру, донельзя испещрённую нелепыми вычурами, и породил. Такое только дураку под силу, - ни секунды не думая, ответила бабушка Бабы Яги.
  - Скажешь тоже, - крайне обомлел писатель. - Меня и звать-величать по-другому.
  - Важно не то, как звать, а то, что дурак! Запомни сам и детушкам своим расскажи: "дурак" всегда первично по отношению к имени, - продолжала чудачить старуха. - А уже к дураку любое имя приставляй, суть от этого не изменится. Тут или крест снимите, или трусы наденьте, другого не дано...
  - Да пошла ты! - обиделся писатель. - Где у тебя выход?
  - Не суетись! Сядь, посиди. В ногах правды нет, - перевела рельсы старуха. - Чайку попьём, о том, о сём потолкуем. Поначалу все так ерепенятся, а опосля чаепития любого возьми - никаким дымом из избы не выкурить...
  - Чего ты ко мне привязалась? - недоумевал писатель. - Я что, какой-то особенный?
  - А перстенёк-то у тебя как блестит... залюбуешься! - оставила бабушка вопросы без ответа, попросту не обратив на них внимания. - Чайку изопьём, в баньке попаримся, спать ляжешь: так выспишься как в самом детстве. А за перстенёк не беспокойся. Тут ему ничего не угрожает. Максимум, что с ним может случиться, так это уменьшение в размерах или подмена металла с золота на медь. Так разве это горе? Бывают случаи и страшнее. Забудь, одним словом, про свой зачётный перстенёк. Другое сейчас важнее. Самогонки или бражки плеснуть для поднятия тонуса? Вот чем голова должна быть забита.
  - Ладно, давай тащи на стол обещанное, - схитрил писатель, решив повыведать основное во время застолья. Уж очень до боли знакомой казалась ему старуха. Вдруг припомнилось ему, как на заре своей писательской деятельности, изображал он подобную бабушку в коротеньком юмористическом рассказике. Рассказик этот так и остался неопубликованным, и практически стёртым из кладовых памяти. Сейчас пришла пора немножко его извлечь. Извлекался рассказ трудно, как если бы он был вездеходом, потонувшим в болоте, а тащили его на свет божий при помощи верёвки и старенького мотоцикла "Урал". В итоге извлёкся фрагментарно, ничего особенного писателю не открыв. Одно было ясно: старуха родом из того рассказа. Или получилось её предвидеть и описать, или же она галлюцинацией явилась теперь, спустя годы, чтобы потрепать расшатавшиеся писательские нервишки.
  - Любо! Любо, дружочек! А я уж забеспокоилась, что попался мне погра-ничный в психологическом плане человек, - резвясь, принялась старуха делать праздничным стол. - В последнее время только такие и попадаются. Пена сплошная, а не люди пошли! Спасу нет!
  - Наливай, старая! Хватит балаболить о пустом, - попробовал перехватить инициативу писатель. - Ну и язык у тебя... Им же можно траву косить. Заточен точно бритва.
  - Заметно сразу: мало тебя в детстве пороли, - тащила инициативу по другую сторону стола в обратном направлении старуха. - Взять хотя бы тот самый случай, когда в третьем классе ты стянул у папани табакерку да на уроке грамматики с мальчишками нюхнули табачку. Чихали потом на весь класс, обчихали всех девчонок... табачок от чиха поднялся в воздух, отчего и сами девчонки зачихали пуще вашего. Какое, спрашивается, наказание тогда нашло зачинщика? Полчаса стояния в углу голыми пятками на сухом горохе и всё! Тоже мне, наказание! Разве так наказывают? Наказали так, словно соломинкой выпороли. Эх, раньше надо было учить! Теперь поздно...
  - Ох и схлопочешь ты когда-нибудь за свой язык, - сетовал писатель, а сам для придачи сил запрокинул стакан пахучего деревенского самогона. - Фу, какая гадость... Не умеешь гнать - не берись...
  - Хорошенькое мероприятие! - возмутилась бабуля. - Нет, вы только посмотрите на него! Как вам это?! Лилипут вздумал обучать Гулливера кораблестроительству.
  - А вот пирожок действительно хорош, - поменял тактику писатель, закусив. - Со щавелем? А мясные пирожки есть?
  - Другое дело! - тут же расположилась бабуля. - Не угадал - с травой лимонной. А мясные ещё как будут. И мясные будут, и кровяные... Позже...
  Незаметно писателя затянуло в бесшабашное застолье. Веселились, выпивали, закусывали. Травили анекдоты, байки, весёлые шутейки. На каком-то этапе, писатель заметил, будто бы бабка с ним кокетничает. Так в итоге и оказалось. Оставив стыд и срам где-то далеко за семью ветрами, бабушка Бабы Яги то пощипывала писателя за ягодицы, то, приобнятая писателем по-дружески, чмокала того в щёчки, а то и вовсе плюхнулась своим костлявым задом на коленки. От хмеля подобные шалости перестали вызывать отвращение, да и сама саблезубая ведьма начала казаться лет так эдак на тридцать моложе. Бесстыдно хлопая своими накладными ресницами, старуха после третьего стакана так распоясалась, что полезла писателю под рубаху. Здесь вихрь алкалоидов, бурно кипящий в сознании, на миг уступил место рассудку. Бережно, чтобы не обидеть, писатель сперва изострил мужеством сердце да ратным духом исполнился, после чего те ручки от себя отстранил. Бабка не обратила на это никакого внимания. Напором своим старуха превосходила Ниагарский водопад.
  - Нежнее, соколик! Ещё нежнее! Дастиш фантастиш! - орала бабуся, подсовывая себя в объятия. - Скоро банька стопится. Уж я тебя там попарю! Так попарю, что в ушах небесные рожки загудят, а позднее из них же дым повалит.
  Писатель боролся с собственными мыслями как мог. Как будто на плечах у него сидели бесёнок и ангелочек, да каждый в данную секунду гнул свою линию. Пока что бесспорно побеждал бесёнок. По концентрации идиотизма на квадратный сантиметр, вся эта история начала затмевать собой случай, произошедший в 1914 году. Тогда британский солдат Генри Танди, который среди рядовых был отмечен самым большим количеством медалей во время Первой Мировой войны, прошёл мимо безоружного и раненого Адольфа Гитлера, валявшегося в канаве, но почему-то решил его не добивать. Вероятнее всего те злые ветры, которые отвеяли душу писателя от его же тела, в данный момент переключились на разум, желая унести и его куда-нибудь подальше за горизонт. Бабушка Бабы Яги сдурела в край и, уже совсем не стесняясь, обнажала свои обезвоженные, подобно лесной сушине, коленки. С другой стороны в какой-то момент к ней подключилась облезлая кошка, которая до того мирно дрыхла на печи. Явно не желая пропускать подобное мероприятие, кошка эта занялась жалобным мяуканьем, то есть самым натуральным наглым попрошайничеством вкуснятинки со стола. Писателя начало мутить. На правое плечо с потолка по паутинке незаметно опустился здоровенный паук. Увидав такого соседа, писатель резко подскочил на месте.
  Вот тут-то и началась развязка данной вакханалии. За окошком вдруг резко начало темнеть. Во второй раз за несколько дней, солнце для писателя утратило свой свет. Алое вино, смешанное с горечью, а может и молоко с беленой, коими ведьма потчевала писателя, мощным залпом вырвалось наружу. Враз потемнело как ночью. Снаружи избы начали раздаваться какие-то посторонние звуки. По мере своего приближения, звуки эти возрастали, пока не превратились в громоподобные грохоты. Бабушка сразу же от страха лицом побелела, несмотря на весь сантиметровый слой тонального крема. Облезлая кошка, смекнув, что пиршество окончено, а значит ждать хорошего более нечего, кошачьим предчувствием своим, уловив беду, испарилась из виду со скоростью вырвовавшегося из светила фотона. Тем делом кто-то постучал в дверь, а затем и в окно... Более того, показалось, что избу начали расшатывать. Дьявольским гортанным хрипом с улицы произнесли: "Отдай его не-медленно нам!" Бабка изменилась до неузнаваемости. Отбросив в сторону всё кокетство да прочую придурь, старуху теперь колотило, будто её катили на спущенном колесе по бездорожью. Поборов оцепенение, и кое-как совладав с собой, она резвостью своей, обогнав любую макаку, схватила писателя да потянула к люку погреба.
   - Скорее! - перейдя на шёпот, трясущимися губками молила бабуся. - Тебя не станет, тогда и все мы пропали. За тобой явились... Беги, соколик! Беги!
  С этими нерадостными словами, бабуля, не дав писателю опомниться, от-крыла люк погреба да в него писателя спихнула. Полетел писатель кубарем. Пролетел метра три, да упав, больно треснулся копчиком о землю. Сразу подскочил, огляделся. Наверху остался пол избушки, а стояла она действительно на курьих ножках диаметром своим, не уступающих доброму тополю, каждая. В данную минуту ножки эти от страха переминались с ноги на ногу, отчего изба наверху заходила ходуном. За периметром избушки в тот миг маячили какие-то явно недобрые сущности, а тени, испускаемые ими, видны были даже в кромешной темноте. Пустота, беременная монстрами, да и только. Неожиданно звон битого стекла с последующим треском разрезали про-странство. В избе наверху началась невообразимая суета, закончившаяся душераздирающим воплем. Вероятно, одна из злобных тварей высадила оконную раму и просочилась внутрь. За визгом, от которого волосы зашевелились на голове, через щели в полу и погребную крышку на писателя закапал дождик из тягучей багряной массы. За секунды дождик превратился в ручеёк, а в воздухе запахло свежей кровью. Судя по всему, бабулю укокошили и распотрошили, причём сделали это, даже глазом не моргнув... Вжался писатель в одну куриную ногу, да удумал было пропадать, как неожиданно спасение пришло оттуда, откуда писатель и вовсе не ждал. Вдруг из темноты прямо к писателю гуськом подскочил Алексей Егоров - он же автор и ведущий замечательной передачи "Военная приёмка". Мелькнуло в головушке писателя, что не так давно помечал он данного ведущего в своём небольшом очерке. Опять загадка. Правда, времени на отгадку Алексей не дал ни микросекунды. Приложив указательный палец к губам, а самого писателя сложив гуськом подобно себе, ведущий повёл писателя прочь от данного чёртова места. Прикрываясь мелким кустарником, добрались эти двое до лесополосы где, пробежав ещё пару километров, писателю было велено лечь в кусты, как назло рядом с муравейником, да лежать, притворяясь мёртвым до восхода светила.
  * * *
  С приходом голого света, который удумал появиться часов так через десять после ночного кошмара, писатель не выдержал и, весь искусанный муравьями, выскочил из своего укрытия. Рядом на небольшой полянке дремучего непроходимого леса хлопотал Алексей Егоров. Хлопотал, прежде всего, возле огромной военной машины, пытаясь оную завести. Техника на грани фантастики всячески сопротивлялась и наотрез отказывалась слушаться ведущего. Убим, а это был именно он, расшифровывался как "Универсальная бронированная инженерная машина", а предназначался для прокладки дорог, разминирования, строительства насыпей и преград, а так же прочих армейских нужд. Только когда Убим, как полагается, словил нагоняй от Алексея и был назван бесполезной консервной банкой, мотор откликнулся приятным рычанием. Алесей Егоров тут же надел танкистский шлемофон, да полез было в кабину, совершенно не обращая внимания на писателя...
  - Постой! А как же я? - робко промямлил писатель.
  - А что ты? - невозмутимо отвечал Алексей. - Топай по проложенной колее и порядок. Убимка для того и создавался, чтобы такие как ты могли спокойно преодолевать препятствия. Ступай по следам от наших гусениц, и рано или поздно выйдешь к людям.
  - Быть может, мне лучше с тобой поехать? Честное благородное слово - не помешаю, - с надеждой в голосе обронил писатель.
  - Что ты!.. Нашёл о чём просить!.. Военная тайна! Машина засекречена, и только проходит первые испытания, - категорически отказал Алексей Егоров и, прежде чем браво газануть, добавил: - Думать надо, прежде чем рот открывать!
  Всего за какие-то пару минут грозная машина исчезла из виду, валя на своём пути любые деревья и кустарники. Лишь где-то впереди всё ещё раздавался раскатистый вой мотора. Ничего не оставалось, как двинуться в путь по зачищенной просеке. В остальные стороны, куда ни глянь, везде присутствовала одна непролазная чаща. Движение началось вяло, безрадостно, даже можно сказать где-то местами уныло. Оно и понятно: неподготовленному человеку в лесу всегда сложно, а тут писатель, тяжелее карандаша да стакана отродясь в руках ничего не держащий. Брёл горемыка, спотыкаясь о пеньки и валежники... Нестерпимо жалила вся кровососущая лесная сволочь. Гнуса было столько, как если бы неподалеку имелось болото или какой другой рассадник, но никакого водоёма, хоть убей, по пути не попадалось. - Уж лучше бы меня слопала та нечисть, которая освежевала старуху, - думалось писателю в особо трудные периоды минутных слабостей.
  - Ау! - орал писатель, иногда делая короткие остановки. - Есть кто жи-вой?
  - Ку-ку! Ку-ку! - отвечала ему кукушка с дерева.
  - Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? - спросил в какой-то момент писатель.
  - Аллах его знает! - отвечала человеческим голосом кукушка. - До обеда, думаю, протянешь, а там два варианта: либо заново скопытишься, либо поболтаешься ещё чуть-чуть в качестве заготовки.
  От бессильной злобы, запустил писатель в кукушку шишкой, да не попал. Шишка отскочила да прямо лакомившемуся малинкой неподалеку мишке в лоб. Мишка рассердился и ногою топ... Пришлось от такого пассажа со скоростью реактивной торпеды забираться на кедр и пережидать пока косолапый не исчезнет. Главное горе, однако, ждало писателя далее. Пропутешествовав ещё с несколько часиков, да набив себе все мыслимые и немыслимые синяки и царапины, а от ягод неизвестных оскомину во рту получив, писатель упёрся в тупик. Ничего не понимая, уставился он на забор из молодых ёлочек, коим заканчивалась дорога. Ни вправо, ни влево не шло, ни единой тропинки. Складывалось ощущение, что Убим попросту испарился, или же обретя вертолётный винт, поднялся в небо да бывал таков. Ещё выходило, будто Алексей Егоров писателя по-свински надул, а может и совсем посмеялся забавы ради. Может и того хуже: писателя выставили подопытным кролем для очередной серии "Военной приёмки". Одним словом, оказал Алексей Егоров писателю медвежью услугу - окончательно того заблудил. Поразмыслив с полчасика, набравшись сил, писатель свернул вправо, да принялся пробираться сквозь двухметровую крапиву. Через минуту писателя стало не узнать. Все незащищенные одеждой участки тела покрылись огромными волдырями.
  - Кто-нибудь: помогите! - орал писатель, а голос с каждым разом стано-вился всё тише и тише.
  - Ставлю червонец на первый вариант, - злорадствовала с дерева кукушка, преследовавшая писателя. - Ты уже сейчас подобен флюсу. Осталось каких-нибудь десять минуток и прощай, станок сверлильный и родной завод, браток. И до боли мелодичный в пять часов его гудок.
  - Ступай, отравленная сталь, по назначенью! - Зашвырнул писатель в чересчур разговорчивую кукушку на этот раз камнем. Едва не попал. Осознав опасность собственной беспечности, кукушка полетела подкладывать яйца в гнёзда трясогузки, щегла или пеночки...
  Через сто шагов, которые на деле казались тысячью, чуткий писательский нюх уловил едва различимый запах дыма. Радости полные штаны словил писатель, и как собака-ищейка побрёл по запаху. Ещё через сто метров действительно вывалился писатель на маленькую прогалинку, на которой "о чудо" какой-то солдатик в суворовском мундире варил обед в котелке над костром.
  - Здорово, служивый! - изображая своего парня, подкатил писатель.
  - Здоровей видали! - не оценил того подката мутный, точно лужа, вояка.
  Солдатик, помимо истрепавшейся формы, имел винтовку с отломанным прикладом, тупую всю в зазубринах саблю, полупустой солдатский рюкзак. Ноги в данный момент определённо проветривал, так как дырявые, словно сито, сапоги стояли порознь неподалеку. Правильней будет заметить то, что проветривал солдатик одну ногу, а вторая культей торчала в другой штанине, завязанной узелком. Более того, в данную предобеденную пору, солдатик черпал из худого кисета последнюю горсточку махорки и забивал остатки в прокопчённую деревянную трубку.
  - Эх, закончилась родимая, - вздыхал служивый. - Теперь будем бамбук курить или ботву картофельную... Ну почему мне так не везёт? У других вояк по-любому сыщется напарник с полной папиросницей или начальство поощрит полным мешочком ядрёного. Один я, как сирота казанская, всю дорогу объедками да остатками перебиваюсь.
  - И у меня как назло с собой нет, - порывшись по карманам, отчебучил писатель.
  - По тебе видно, - ни капельки не усомнился на этот счёт вояка.
  - Послушай, солдатик, я являюсь лицом гражданским, и лицо это в данный момент претерпевает лихо, а значит, нуждается в помощи, - передёргивал писатель. - Заблудился, видишь ли... Будь другом, выведи меня отсюда, а уж там будет тебе и табак, и если понадобится, то и водка. Всё, чего пожелаешь...
  - Проклятье какое-то! - продолжал ворчать солдатик. - Вот бы повстречать того писателя, который меня выдумал. Уж я бы его оприходовал своим поленом... Я бы его своим деревянным протезом раскатал на тесто пельменное... Он бы у меня набух от вмятин по самую маковку... Сам посуди: у других писателей, что ни солдат, то герой или полководец. Полевая кухня таскается за такими, как аудитор за бухгалтерией. Ордена и медали обмывают из солдатского котелка, под завязку наполненного спиртом. Пока нет атаки, солдат у других писателей отсыпается, с женщинами резвится. Кормят его, защитника, от пуза, пылинки с него сдувают. Бодрят его славой предков да стремлением праведным... А как бой, так солдат в числе первых в атаку. Мастерство проявляет ратное, смекалкой своей противника насмерть разит. По выслуге лет таких солдатиков ждёт пенсия особая, уважение и почёт вете-ранский. Мальчишки за ними толпами шатаются, истории сражений клянчат. "Горе побеждённым" - не про нашего солдата сказано. Наш солдат до мозга костей великодушен. Сам противника ранит, сам же его потом перевязывать и бежит. Буржуины бились, бились, да сами разбились! Вот оно как бывает! Простой Мальчиш - и тот в героях. Буркнули значит ему, буржуины, вопрошая: "Нет ли, Мальчиш, тайного хода из вашей страны во все другие страны, по которому как у вас кликнут, так у нас откликаются, как у вас запоют, так у нас подхватывают, что у вас скажут, над тем у нас задумаются?" А он им кукиш на постном масле вместо ответа. Как пришли буржуины пустыми, так ни с чем назад и вернулись. Утёрлись, что говорится, по полной. - Нет, Главный Буржуин, не открыл нам Мальчиш-Кибальчиш Военной Тайны. Рассмеялся он нам в лицо и смачно плюнул. Есть говорит - тайна, а не скажу! И погиб Мальчиш-Кибальчиш... И в лютой панике тикал отжученный под хвост и в гриву - Главный Буржуин. Громко проклиная эту страну с её удивительным народом, с её непобедимой армией и с её неразгаданной Военной Тайной. А Мальчиша-Кибальчиша схоронили на зелёном бугре у Синей Реки. И поставили над могилой большой красный флаг. Дальше, я думаю, ты сам прекрасно знаешь: плывут пароходы - привет Мальчишу! Пролетают лётчики - привет Мальчишу! Пробегают паровозы - привет Мальчишу! Вот это я понимаю - подвиг так подвиг! Такая вот петрушка с этими мальчишами! Ну а как взрослого солдата возьми?.. Слава о нашем солдате по всему миру вперёд него шагает. Ещё до столкновения с нашим солдатом, неприятель уже морально опустошён и раздавлен, а в уме проиграл и сдался. Тысяча примеров, а им хоть кол на голове чеши. Всё равно для чего-то лезут. Нашего солдата можно только обдурить, но победить в честном бою - невозможно! Да чего это я разошёлся, в самом-то деле? Ведь не про меня всё это. То у других писателей. Это Борис Васильев позаботился о своём герое. "Человека можно убить, - говорит защитник Бреста, лейтенант Плужников, герой произведения, - но победить нельзя". Разве можно с этим поспорить? Или умница Константин Симонов с его пронзительным неповторимым "Жди меня, и я вернусь...", которое поднимало народный дух на недосягаемую высоту. Такой дух невозможно убить. Вот что значит сила слова! А Александр Твардовский с его Василием Тёркиным? Чего стоит одна только глава "Орден", где бравый солдат представляет, как завоюет сердце какой-нибудь красавицы, заявившись на гулянья в сельском клубе. Читая строки поэмы, о Василии Тёркине, невольно смеёшься сквозь слёзы... Ах, сколько таких вот славных парней полегло на поле брани... Про "Слово о полку Игореве" я уже и вовсе молчу. Стяги червлёные с белою хоругвью! Оратаи жиз-ненного поля! Каждому врану в конце по ворону... Всем остальным слава! Все в сытости к этой славе пришли. Как вам, а? С такими песнями, да на Бонапарте. Суще глупый Наполионишка! Нашёл на кого батон крошить. А под стягами грифонами покрытыми, сколько доблести было ухвачено... Одному Создателю ясно. А я, как маразматик, по лесам шатаюсь, да ещё будто первого мало, на одной ноге. Ни единого малюсенького сражения в жизни не видывал, а форма уже вся облупилась. За каким-то лешим нацепили на меня эти ужасно неудобные для ходьбы по лесу зимние панталоны из белого сукна... А кожаные краги с латунными пуговицами, пришитые к панталонам, на кой? Вероятно затем, чтобы зверьё лесное смешить, не иначе... От меня завсегда зверь не от страха шарахается, а от смеха. Обо мне уже и анекдоты щекотливые складывать начали. Всё как принято, сначала шутом гороховым выставили, затем анекдоты. Пойди, поспрошай, если не веришь. Можешь хоть ты мне ответить: для какой цели меня выдумали?
  Писатель стоял и слушал с раскрытым ртом. Опять двадцать пять. Так это ж его солдатик сидел и сетовал на судьбу. Он самый, бывший шишкарь, призванный на службу случайным образом в мирное время. Кстати, из недописанной повести. Точнее даже из едва начатой. Не завязалось тогда у писателя с вдохновением. Не успел начать, как бросил и забыл. Как раз тогда бросил, когда солдатик отправился в лес за сухой хворостиной.
  
  - Гм... Прямо не знаю, что и ответить, - растерявшись полностью, про-бормотал писатель. - Недоразумение какое-то...
  - Ты действительно так думаешь? - поднял вверх правую густую бровь солдатик. - "Недоразумение" - не то слово. "Бред сивой кобылы", здесь лучше подходит.
  - Соображений по сложившейся ситуации у меня и самого с гулькин нос, - присаживался напротив солдата писатель.
  Солдатик тем временем тщетно пытался добыть искру при помощи огнива. Как назло ничего не получалось. Тогда служивый дабы прикурить, вытащил из костра горящую головешку и попробовал прикурить через неё. Прикурить-то прикурил, да вот беда - обжёгся. Опять писателю пришлось выслушать гневную пятиминутную тираду в свой адрес. Опять ему крепко прилетело трёхэтажным. Затем на полянку через кусты выскочил не менее восхитительный персонаж. То был то ли лавочник, то ли коробейник без короба, а может, и вовсе заплутавший купчина. На пузатом бородаче сидел белый фартук и нарукавники, как будто он только что вышел из-за стойки своей лавки. Сапожки, не в пример солдатским, были добротными из сыромятной кожи пошитыми, а штаны и фуражка имелись целыми и невредимыми да вдобавок чистенькими. Самой интересной же особенностью появившегося индивида явилось то, что он был напрочь лопоухим. Натуральный пример! Уши пузача располагались по отношению к голове под углом в девяносто градусов. Такими лопухами если научиться махать, то очень удобно, наверное, комаров отгонять да в знойный день создавать прохладу. Более того, на каждом огромном локаторе имелся у новенького сатиров бугорок.
  - Во! Вот ещё одна жертва абсурда, - указывал солдатик в направлении появившегося. - Бакалейщик без бакалеи...
  Бакалейщик между тем устало доковылял до котелка, достал из-за пазухи два здоровенных отборных боровика и ножик да принялся крупно крошить грибы в шипящий бульон. Завершив поварской ритуал, бакалейщик хитрыми и умными глазками смерил писателя да присел рядом.
  - Поди ж ты! В такой дремучей пуще и вдруг такой франт, - лукаво заходил издалека бакалейщик. - По грибы али по ягоду в наши места? Быть может, по каким другим заготовкам?
  - Да ну ты брось! Какие грибы? Какие ягоды? Совсем от своего лишая ополоумел? - перебивал купца служивый. - Завязывай уже по себе мерку снимать да на других натягивать. Очевидно же, перед нами человек с разгулявшимися нервишками. Ручаюсь, что его за пьянку выгнала из дому жена, и он теперь в лесу попросту ищет место, дабы повеситься...
  - То, что тебя писали с вороны, сомнений не вызывает никаких, - парировал, прищурившись, бакалейщик. - Каркаешь чисто, как окраской сероватая, повадкой - вороватая, причём и днём, и ночью без перерыва на обед. И как только тебе не надоест? Ладно, про тебя уже давно всё ясно. Вопрос, кто и для чего написал его? - Тут бакалейщик переключился на писателя. - Позволь поинтересоваться родом твоей деятельности... Какое мастерство по написанному имеешь в ведении? На каких деяниях благоденствуешь?
  - Ну, зачем ты, "купи-продай", споришь? Ты для начала на руки его глянь... Ни единой мозоли, - пыхтел трубкой солдат. - Ремесло и этот человек - всё равно, что с открытой душой держать камень за пазухой. Разве не очевидно, что его просто так написали? Для количества, для массовки, для показухи на худой конец. Просто чтобы был!
  - В очередной раз, мой друг, ты облажался чуть более, чем полностью, - не мог успокоиться гибкий, как позвоночник, лавочник. - Таким, как ты, всегда невдомёк очевидные, просто азбучные, истины. Разве в состоянии кто-нибудь появиться в волчьем угле наобум, в обход времени, да ещё и как ты изволил выразиться, "просто так"? Ты внимательнее-то к нему приглядись... Сердце храброе - сразу видно. Воля несгибаемая, яко дамасская сталь. Разум чист, как горный хрусталь неподдельный, а рука быстра, точно стрела индейца... И, по-твоему, такого написали до кучи? Нет, дружище, всё не так просто, как кажется. Не удивлюсь, если выяснится, что этот щеголь с самим чернокнижником и его лиходеями шашни водит да замыслы тёмные венчает... А может и наоборот: тайным агентом в жандармерии числится... Всякое может быть ибо, быть может, всякое.
  - Да успокойтесь вы оба, - неожиданно встрял писатель. Во время всей перебранки писатель лихорадочно соображал, что бы такое ответить и вот, наконец, выдал: - Флористом меня сочинили на мою беду. Цветочки всякие по призванию должен выращивать, кустики подстригать... А мозолей оттого и нет, потому как подобно вам очнулся в глухой тайге. Вот, хожу теперь, полянку какую высматриваю. На полянках ведь тоже цветочки имеются. Может хоть за ними поухаживать приведётся...
  - Ни единому слову не верю! - затряс своим кочаном вправо-влево бакалейщик.
  - Ты мне порядком надоел, - возмущался солдатик. - Меня месяц проверял, теперь к этому бедолаге полгода цепляться будешь...
  - Если кому-то нравится, что его водят за нос, то могу и помолчать, - надулся бакалейщик.
  С бакалейщиком вообще происходила какая-то неразбериха. Если с остальными писателю рано или поздно становилось ясно, кто они такие и откуда взялись, то по бакалейщику сознание упрямо молчало. Как если бы никогда о таком писатель не слыхивал и думать не думал. Местами казалось, эхолотами своими бакалейщик за версту улавливает малейшие вибрации вранья, а хитрыми глазками сквозь грудную клетку видит учащённое сердцебиение. Шутки ради решил писатель проверить свою догадку. Тихо-тихо, себе под нос шепнул: "Бакалейщик - дурак!" А сам при этом пристально глядел на объект эксперимента. О чёрт! Чётко заметил писатель, как во время произнесения фразы, одно правое блюдце бакалейщика напряглось и, дрогнув, ещё сильнее поворотилось в сторону шептавшего. Глазки опосля ругательства на свою персону у обозванного тут же принялись наливаться кровушкой, отчего стали ещё ехиднее. Со всей уверенностью констатировал для себя писатель непреложный факт - эксперимент удался!
  
  * * *
   По полю, заснеженному спелым хлопком, причудливо петляла набитая телегами и всякими повозками дорожка. В одну сторону широкое поле протянулось до самого горизонта, по другую сторону где-то вдалеке плавно перетекало в маковые посевы, отчего ярким контрастом переходило с белого цвета на красно-фиолетовый. До маковой части было около трёх вёрст, а солнышко в зените раскалилось так, что хоть ложись и помирай. И ни единого намёка на тенёк, ни единого позывного сигнала от дающего прохладу ветерка. Красота и муки - два в одном. Только совсем далеко, там, где заканчивались покрывала снотворного мака, являющегося атрибутом самих Гипноса и Нюкты, едва различались верхушки первых редких колков. В направлении спасительной тени по дорожке двигалась интересная троица. Троица отнюдь не собранная призывом "Третьим будешь?", а совсем иного плана... Можно конечно предположить, что встретились три одиночества - ни имени, ни отчества, но и это будет неверным предположением.
  Так вот, брели в тот час по полю, непонятно в честь чего, поп, раввин и имам. Внешний вид каждого заслуживал отдельного описания. Так, например, поп походил своими пропорциями скорее на бильярдный шар, нежели на человека. Натуральный глобус по имени Эрта с приклеенной на верхнюю часть бородатой головой, которая почему-то имела невероятное сходство с головой отца Ануфрия. Ряса попа, свисая с его шарообразного тельца, полностью прикрывала ноги, как будто бы их и вовсе не было, и сам поп от этого казался плавно парящим над землёй. Бросался в глаза огромный драгоценный крест на груди, и казалось в какой-то из моментов, поп, подобно футбольному мячику, запрыгает по имеющимся в избытке кочкам да канавкам. За ним, рядышком пристроился тонкий, словно трость, раввин. Таких раввинов за таким попом без сомнения можно спрятать тысячу, и ни один не будет торчать за фигурой служителя.
  Ребе семенил в абсолютно чёрном костюме, и в такую-то жару нацепил на голову чёрную широкополую шляпу. Вот борода и пейсы подкачали... Имелись в наличии - это верно, но цвет кучерявых волосиков вместо угольного был рыжим от кончиков до самых луковиц. Третьим по списку, но вторым по величине, предстал пёстрый имам. Чапан муллы раскраской своей походил скорее на оперение амазонского попугая, чем на строгий кафтан священнослужителя. Чалма от жары скатывалась набок, а сапожки с острыми закрученными вверх носками от долгой ходьбы расхлябались и теперь внутри себя производили мозоли, взяв себе за оправдание закон трения. Тоненькая острая бородка и усики имама на манер крыльев ласточки лишь подчёркивали злое выражение карих глазок, а непомерно раздутые щёки оттеняли и без того читаемую надменность. Такая вот убийственная компашка. Ни дать ни взять.
  - Только так с рабами божьими и надо! Только так - и никак иначе, - лениво моросил сопревший вусмерть поп. - На то они и рабы! Добровольно от них не то, что пожертвования, а и простой благодарности не схлопочешь... Вот и приходится, пользуясь исповедальными секретами, сеять смуту да нагонять страху, плетя подковёрные интрижки...
  - Сие мудро, как жизнь и время! - согласительно кивал раввин. - Гоями кнутом и пряником распоряжаться писано в святых писаниях. Причём кнута должно быть в семь раз больше пряника. Информация об этом закодирована в нашем семисвечнике. С синагогской публикой всё гораздо проще. Мои верноподданные кудряши спаяны национальным эгрегором сызмалу, точнее, с пелёнок, да так плотно сидят на крючке своей исключительности, как ни один заглотивший "червя" глупый карась.
  - Иншаллах! - задыхаясь, поспевал за своими собратьями мулла. - Вот бы сейчас бульончика горячего чебуречного испить, да закусить шакер-лукумом... Надоела эта нескончаемая рыхлистая дорога! Боты постоянно так и вязнут в песке. За каким шайтаном мы вообще по ней прёмся?
  - Действительно!.. - вдруг застыл на месте поп. - Чешем - куда не ясно. Зачем? Тоже неизвестно... Странное дело, и как это мы раньше над этим не задумались?
  - Чего ты постоянно удивляешься, как солдат гонорее? - погладил рыжую бородку ребе. - Сказано же голосом сверху: "Валите кулём, потом соберём!" Вот мы топаем и топаем, а заодно и валим... Одно ясно: неспроста всё это!
  - Валлах! Вернее и не скажешь о наимудрейший из людей! Йахдикумулла, друзья мои, - подыгрывал раввину имам.
  - Дорогу осилит идущий, - подмечал ребе. - Плохо, что католического капеллана забыли. С ним бы уж точно было веселее.
  - Ага, веселее. Как же! - тут же насторожившись, парировал ревнивый поп. - Эти католики себя главней других ставят. Чего там у нас бог Вати-кан? Правильно: один из детских богов, отвечающий за первый крик ново-рожденного. Этим названием весьма ловко приписывается себе первенство в сотворении нашего общего эгрегора.
  - Приписывать можно чего угодно, только очерёдности это не изменит, - спокойно отвечал раввин. - А иерархическая лестница такова, что весь ветхий завет кишмя кишит дегенератами, садистами и извращенцами всех мастей именно еврейского происхождения. Затем их столько туда и напичкали, чтобы простые евреи пародировали поведение своих святых - то есть уподоблялись конченым психопатам. Так называемая ветхозаветная вера в святость порока в действии. Среднестатистический иудей всегда запросто может превратиться в Давида, Каина, Иакова или допустим в самого Авраама. Для каких целей? Дегенератом всегда проще управлять, нежели человеком думающим да к тому же высокоморальным. Богоизбранные только мы, остальные верования есть производные от нашего, но писаные для холуёв. Потому для гоев-акумов нами заботливо и оставлено непротивление злу и покорность судьбе. Так кто главней: католик или иудей?
  - Устами ребе глаголет истина, - подтверждал вышесказанное поп. - Вот только центр управления, как ни крути, в Ватикане.
  - Аллаху а"лям! Братия быть может, отдохнем? До того неудобные для подобных путешествий сапожки достались... Сил нет терпеть. Скоро будет не нога, а одна сплошная мозоль, - жаловался мулла, которому действительно приходилось туже, чем остальным.
  - Так давно бы их снял, - советовал поп.
  - Музыка для моих ушей всё сказанное тобою богобоязненный протоиерей, однако по написанному - не снимаются, - причитал мулла.
  - Потерпи! До тенька всего пара километров осталась. Там и устроим привал, - на правах старшего распоряжался раввин.
  Неожиданно дорожка резко накренилась вниз да хорошим углом задала вправо. Поп буквально скатился вниз, несколько раз прокрутившись через голову. Ребе забавно попрыгал за ним, и лишь мозолистый имам мелкими шажками спустился в числе последних. Внизу вот какая картина открылась духовным пастухам: возле огромной лужи сидел и плакал простой русский крестьянин. Видна была и причина горя - рядом с крестьянином стояла распряжённая телега, возле которой валялась издохшая кобылёнка. Сам скобарь вместо рубахи, от крайней нищеты, нацепил на себя простой картофельный мешок, сделав в нём разрезы для рук и шеи. Штанишки беспорточника опять же являлись самодельными и несли собой подобие: мама сшила мне штаны из берёзовой коры. Естественно обут голодранец был в лапти. Святые родители вмиг обступили несчастного, сурово уставившись на того, кто перегородил дорогу. Тогда землепашец грустно поднял заплаканные глазки на ду-ховенство и выдал следующее:
  В степи, покрытой пылью бренной,
  Сидел и плакал человек.
  А мимо шёл Творец Вселенной.
  Остановившись, он изрек:
  "Я друг униженных и бедных,
  Я всех убогих берегу,
  Я знаю много слов заветных.
  Я есмь твой Бог. Я всё могу.
  Меня печалит вид твой грустный,
  Какой бедою ты тесним?"
  И человек сказал: "Я - русский",
  И Бог заплакал вместе с ним.
  Реакция гопкомпании хотя и грезилась предсказуемой, но все же вышла не такой ожидаемой. Например, круглый поп от смеха принялся кататься по окружающему хлопку, отчего весь покрылся белым пухом. Тонкий, будто шпага раввин, от хохота сложился вопросительным знаком препинания и, казалось, что разогнуться ему не удастся уже никогда. Мулла, позабыв про свои волдыри, прыгал на месте, пока не надорвался и не свалился прямо на дорогу, где начал усиленно стучать по ней открытой ладонью. Все трое едва не подавились собственными слезами, но не от сострадания к бедолаге, а от дикого своего гогота. Наблюдая за подобной истерией, крестьянин встал, широко расправил плечи, а выражение своей простодушной физиономии сменил с жалостливого на угрюмо-насмешливое. Выждав пару минут, пока его станет слышно, выдал ржущим пастырям следующий проникновенный стих всё того же замечательного поэта Николая Зиновьева:
  Отныне всё отменено
  Что было Богом нам дано
  Для жизни праведной и вечной.
  
  Где духа истины зерно?
  Верней спросить: "Зачем оно
  Людской толпе бесчеловечной?"
  
  Итак, грешите, господа.
  Никто за это не осудит.
  Не будет страшного суда,
  И воскресения не будет...
  
  - До греческих календ теперь не остыну, - поп хватался за свой необъят-ный живот. - Это ж надо так пошутить! Честное слово - едва не лопнул!
  - О, сын Адама, ты состоишь из дней. Когда уходит день, уходит часть тебя, - мулла вышучивал крестьянина. - Странно?.. Феллах по какой-то дурацкой причине не стремится изо всех сил облобызать мои сапоги... Ей-ей: непорядок!
   И лишь один ребе после второго стиха напрягся, а улыбка махом слетела с его змеиной физии.
  - Ты на что это, разбойничья рожа, намекаешь? - злобно прошипел раввин.
  Поп и имам тут же изловчились подстроиться под своего ведущего, причём как умом, так и сердцем.
  - Дражайший ребе, не обращай своего глубочайшего внимания, - попробовал поп свести ситуацию на нет. - Очевидно же: этот межеумок пересосал молочка напрямки от бешеной коровки.
  Крестьянин, между тем, не пал ниц пред священными особами, не кинулся целовать руку попу, не заползал на коленях, лупя челом землю, а дерзновенно оглядев братию, таким же тоном и отвечал. Отвечал, прежде всего, раввину.
  - А ты вообще в курсе, что на Руси испокон веков рыжих считали детьми дьявола, да в случае чего дубасили, не задумываясь? Нет, не в курсе?.. Так я и знал! Скажу более: рыжим категорически запрещалось давать показания в суде и занимать управляющие должности. Ржавыми повсечасно брезговал любой нормальный род и ни за что, ни за какие коврижки, не принимал к себе. Так что, конопатый бес, пойди прочь и голову мне не морочь, - выдав такое, крестьянин нахмурил брови и сжал кулаки.
  - Вы слышали это? - взвизгнул ребе. - Ах ты каторжанская родовая! Напрасно тщишься доказать свою невиновность путём передёргивания! Не удастся...
  Совершенно не обращая внимания на вопли раввина, землепашец переключился на имама.
  - Славненько, конечно, всё выглядит со стороны! Толпы единоверцев против часовой стрелки прыгают похлеще любого бабуина вокруг чёрного куба в Мекке... Забавное зрелище, не правда ли? Элохимов хоровод прямо какой-то получается. Если учесть то обстоятельство, что чёрный куб во все века являлся сатанинской формацией в проявленном мире, зеркальным отражением самого Сета-Амона, то выходит вообще шикарная свистопляска. И оправдание себе выдумали - голова кругом пойдёт. Однозначно пойдёт кругом и именно против часовой стрелки. Мол, электроны движутся вокруг атома против часовой стрелки, планеты вокруг солнца тоже против часовой вращаются, рукава галактические - и те вокруг центра против часовой стрелки ходят. Значит, вся эта карусель шагает в ногу с вселенной, с самим Создателем. Хитро придумано - ничего не скажешь. А то, что против великого времени, точнее в обратную его сторону, так это пустяки - дело-то житейское. Конечно, можно наплевать на такие вещи, как рост всего материального по ходу времени. Часовая стрелка не в счёт. Вот только глупцам едва ли вестимо, что время - определяющий фактор эволюции, и когда оно движется по своему ходу, то несёт с собой развитие, а левостороннее время ведёт к энтропии. За-думайтесь сами... В юности время тягуче текло, в среднем возрасте оно уже едет, а далее и совсем побежит.
  - Аузу биЛЛяхи мин аш Шайтан ир-Раджим! Кто будет защищать честь своего брата, того Аллах защитит в судный день! - растерявшись, имам искал поддержки у остальных. - Что этот неверный вообще себе позволяет? Посмел своими грязными устами изгавнякать священный хадж... Я буду жаловаться местному беку...
  - Твоя зона ответственности! Твоя паства! - пробурчал раввин попу. - Яснее ясного - холоп перегрелся, отчего полностью утратил связь с реальностью. Так может ты несравненный епископ его и остудишь?
  - С превеликим удовольствием! Легко и просто! - зарумянился от такой чести поп. - Эй ты, святотатец, тебе кто разрешение давал рот разевать? Твоё дело, свинота необразованная, молча пасти скот да злаковые сеять, а в перерывах церковную десятину жертвовать. Кто тебя, юродивого, до всего этого надоумил? Быстро сознавайся, иначе не поздоровится!
  - Ещё один воспитатель нашёлся, - устало махнул рукой крестьянин. - Губа не треснет, отчитываться перед тобой? Для начала объясни, кем тебе приходится святой Христофор, на всех иконах изображённый с собачьей башкой? Молчишь, надутый мочевой пузырь? Пёсьеголовые, значит, у тебя за святых и мучеников, за друзей то бишь... Иль ты не ведаешь, кто такие псоглавые? А раз ответить тебе нечего, так и ты ступай к чёртовой матери со своей пёсьей религией...
  - Крест! - заорал поп так, что у окружающих напряглись перепонки. - Предъяви крест!..
  - Что ж, это можно! Охотно предъявляю!.. Ставлю на тебе и твоих пегих дружках жирнющий крест, - хохотал на это крестьянин.
  - Цыц, смерд! А ну, бегом стягивай портки! Я смотрю, добрый кнут давно не ходил по твоей простолюдинской заднице. Сечь тебя будем, утупок. Двести плетей этому нехристю, - от ярости поп уже даже не краснел, а синел, ввиду чего стал походить на спелую сливу.
  - С дуба рухнул? - ничуть не растерялся крестьянин.
  - Вот что случается, если воли батраку отписывается сверх положенного, - ехидно подмечал раввин. - Вместо того, чтобы разнашивать своему сюзерену сапоги на правый и левый, он нахальством своим, обогнув сто китайцев, возомнил себя способным мудрецов поучать... В колодец бы его за такое, да жаль рядом нет подходящего...
  - Башковитость твоя не ведает границ... чистота помыслов твоих белее листа бумаги... непотопляемость твоих смыслов разнообразней осеннего натюрморта, а красота слога твоего затмит все свитки и трактаты по словообразованию поэтов запада и востока. Однако, любый сердцу моему, родимый ребе, не стоит забывать, что если шайтану будет выгодно, он запросто заговорит о Коране, - поддакивал имам.
  - Это вы-то мудрость? - смеялся в ответ невольник. - Да в ваших пустых баклагах отродясь умной мысли не бывало! В них только ветер сквозной свистит, да мыши пляшут. Как иначе объяснить ваши заблуждения по таким вопросам как, например, единобожие? Для начала не грех вспомнить, что все три авраамические религии привязаны к искусственно созданной единой эгрегориальной сущности - вторичному злу, которая именуется у вас "Единым богом". Хоть раз в жизни, постучалось в ваши "наимудрейшие" тюрбанами, тфилинами да скуфьями украшенные головы: почему Творец обязательно должен быть един? А ведь между тем единобожие, как явление, противоречит самой природе. К примеру, вроде бы единый белый цвет, как известно, имеет гамму из семи цветов, каждый из которых отвечает за свою частоту колебания. То же самое можно сказать об элементарных частицах. Их множество, и нет в мире одной универсальной частицы, из которой бы произошли все остальные. Откуда же тогда взялось понятие о едином Боге? Если попробовать включить рубильники, спрятанные под вашими головными уборами, то сразу станет ясно, что взялось это понятие от искусственного полевого образования, замаскированного раввинами и ксендзами под Творца. Оно такое на нашей планете действительно одно, так что всё честь по чести. То, что "богоизбранные" своё единобожие выпячивают как великое откровение, как что-то сверхреволюционное, открывающее человечеству дорогу к пониманию устройства Мироздания, не стоит воспринимать всерьёз. Потому как все вы: Исламисты, Христиане, Иудеи - самым бессовестным образом намотаны на локоть. А то, что до вас это никак не доходит - самая настоящая мелодрама. Все до единого - представители авраамических религий, на единобожии просто свихнулись и, как попугаи, надуманно пребывая в гуне благости, твердите "Создатель един" да в этом оказывается суть мироздания. До вас никак не может дойти очевидное, так как оно одновременно является и невероятным. Все религии учат добру. Вот ваш повсеместный кусочек сахара политый ликёром. Однако если подумать, то становится ясно, что иначе они никак не смогли бы связать людей. Природа людская, видишь ли, иная чем вам бы хотелось. Потому сатанисты и клепают зло всегда из самого светлого.
  - Пора надевать шапочку из фольги! - взвыл имам. - Иначе моим мозгам грозит закипание.
  - Не перебивай! - строго поглядел на него крестьянин и продолжил: - К чему ведёт подобный фанатизм? Прежде всего, он ставит в тупик физику микромира. Потому что поиск единой формулы поля - всё равно что по-пытка одной математической функцией описать все звёздные миры галактики. Такое выражение всё же имеет место быть, вот только если в него будут введены данные многих триллионов функциональных зависимостей звёзд и планет всей галактики. Понятно, такое выражение под силу только высшему разуму, состоящему из множества полевых структур, базирующихся на вакуумном потенциале банка данных о свойствах материи. Вывод напрашивается неутешительный. Получается, все авраамические религии посредством своего "единого Бога" призваны парализовать науку, которая могла бы объяснить человечеству устройство Мироздания. Как итог: культы эти запирают цивилизацию на планете. Чёрными душами сделано всё, чтобы люди не могли понять, как устроен физический вакуум, и не догадались о свойствах многомерного пространства. Ведь тогда человечество выйдет за рамки дозволенного, и начнёт посещать другие миры. Тогда управлять им станет невозможно, оно разберётся со своим прошлым и обретёт будущее. Пора бы уже таким отпетым бездарям как вы осознать, что существует только одно единство. То самое, которое в бесконечном многообразии. Другого нет и не будет. А простые иудеи, мусульмане и христиане, несчастнейшие из людей - все они жертвы обмана и рабы злобного эгрегора, который никаким Богом естественно не является. Об этом говорил ещё Иисус Христос, смело называя вещи своими именами. Если быть точнее, то иудейского Иегову поносил Иисус - лжецом и отцом лжи. Точнее и не скажешь! А остальные что? Разве католики или протестанты поклоняются другому богу? Все они почитают ветхозаветного Яхве-Элохима. Другого Бога у них нет. От Элохима, кстати, произошло название "Аллах". Вот вам и все ваши религии. Теперь отличие нашего от вашего. Наш славянский Род совсем другое дело. Слово "Род" говорит само за себя! Род - это совокупное сознание всего материального и духовного, в том числе и всех видов разумных существ во вселенной. Единство, которое соткано из бесконечного количества множеств. Именно поэтому мы все являемся частью Творца, а он повсюду. А что ваш Иегова или Сет-Амон? Разница есть? Разница бесконечна.
  - Братва! Да перед нами язычник поганый! Перед нами злейший враг! - злобно прохрипел ребе, едва крестьянин успел закончить.
  - Суждения твои, о свет очей моих, драгоценный ребе-джан, по мощи своей и широте размаха, сравнимы разве что с узорчатым гобеленом вселенной. Мне этот ханыга тоже сразу не понравился, - плевался и икал имам.
  - Поначалу и мне казалось, будто просто блаженный поблажит немножечко, да, зараза, успокоится... Мол, ничего страшного, - выкашливал каждое слово поп, а у самого бельма выкатились из глазниц и покрылись сеточкой покрасневших сосудов, как если бы поп не спал трое суток, да к тому же бражничал. - Не тут-то было! Теперь всё встало на свои места. Натурально перед нами подвижник ордена Гора-Рарога и подвижник этот уже давно как дышит в долг.
  - А ведь я знал! - хитро улыбался на это крестьянин. - Прекрасно знал, что поиск истины неизлечимых имбецилов и эгоистов волнует меньше всего. С такими, как вы, бессмысленно спорить. Для вас истина - исключительно то, что вы сами выдаёте. Самодуры вроде вас всего-навсего тем и заняты, что везде и всюду навязывают свою убогую точку зрения да сеют смуту. Отсюда, между прочим, и ваше внешнее корявое уродство, ведь внутренний мир человека всегда отражается в его внешности. У дегенератов повсеместно всё наоборот, белое - это чёрное, а чёрное - это белое. С ног на голову в мозгах, да и в штанишках зачатую тоже. Поэтому всякая чухня для вас кажется значимой вещью, а всё значимое - чушью... Так называемый феномен Даннинга-Крюгера в действии. Слыхали о таком? Хотя кого это я спрашиваю!.. Заключается он в следующем: сплошь и рядом попадаются людишки, тупые настолько, что не в силах осознать своей собственной тупости. С такими работать - бесполезная трата времени. С такими убеждёнными идиотами, стоит только завести беседу, волей-неволей сам отупеешь. Пробуя их исправить, научить чему-то, вы способны только навредить им ещё сильней. Сделать ещё глупее. Вот вам и справедливый во все века фразеологизм, взятый из нагорной проповеди: "Не стоит метать бисер перед свиньями". Есть у него и продолжение: "... чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас". Всё доходчиво объяснил? Ах, да! Забыл совсем. Я же именно тем сейчас и занят, что разбрасываю бисер... Чёрт побери... Как раз перед свиньями... Другой рецепт для вас сгодится. Лечиться вам необходимо, милостивые государи. Не где попало, а на какой-нибудь психушной даче да с каким-нибудь именитым профессором во главе. И чем скорее, тем лучше.
  Договорить крестьянину не дали. Отцы-подлецы устали терпеть подобные принижения, ввиду чего по команде раввина стали землепашца окружать.
  - Ну, держись, фига марокканская, - напирал с правого фланга мулла. - Под корень укоротить язык сказителю-вредителю! Слезами горькими сейчас умоешься, паскуда!
  - Допрыгался, смерд?! - поп наваливался прямо в лоб. - Сейчас мы махом покончим с таким воспалённым и запущенным аппендиксом как ты. В труху сыпучую нашинкуем.
  - Правильно, - ребе-джан подначивал остальных. - Такой срез общества нам без надобности. Живо вяжите этого крамольного чревовещателя, а уж там разберёмся, с какими злыми духами он на короткой ноге якшается.
  Призыв раввина в данную минуту был нужен, как алкашу повод выпить. И без призыва набросились духовники на оборванца, да для начала принялись того лупить, словно садист-второгодник младшеклассника, отказавшегося подчиняться. Вдоволь наподдавав пинков да затрещин, бедолагу начали запрягать в его же телегу. Прочными джутовыми верёвками стянули по рукам и шее, а для отведения оглобель от превратившегося в гужевого, двуногого по старинке использовали дугу.
  - Битый ишак бежит быстрее лошади, - стебался мулла во время запрягания. - По всем канонам шариата повинен казни лютой.
  - За одного битого двух небитых дают, - соглашался поп.
  - Не ной! - злорадствовал раввин. - На то и бьют, чтобы больно было. Чтобы битый пёс догадлив стал.
  Вся троица поводырей с нескрываемым восторгом забралась в телегу. Звонко рассекая воздух, свистнула плеть. Тронулись.
  
   * * *
  - Но!.. Но!.. Пошёл! - орал громче остальных поп, в который раз занося плеть над истязаемым. - Резвее, ленивая твоя задница! Пошевеливайся! В конце пути тебя ждёт отличный сноп сена в качестве награды.
  - Голь перекатная позабыла своё место на этой грешной земле, - жужжал рядышком имам подобно майскому жуку. - Ничего, мы ей напомним...
  - Шаныга подорожная, а туда же, - язвил раввин. - Цепочки из фальшивых притязаний удумал выстраивать. Гляди-кась, какой правильный нашёлся!
  Крестьянин, никак не реагируя на эти враждебные выпады "божьих" деспотов, знай себе тянул аркан, наброшенный на его шею. Тянул молча, даже зубами не скрипел. Казалось порой, что ему и вовсе по душе данная катавасия. Так, обливаясь потом, был преодолён первый километр, а за ним и второй. И вот, на рубеже границы хлопкового и макового полей, тяговое устройство вдруг снова посмело расширить пасть и печально запело:
  Рождаясь, человек всегда страдает.
  Ещё сильней страдает человек,
  Когда на склоне лет дух жизненный теряет.
  Когда к концу подходит его краткий век.
  
  Совсем страдает, если умирает,
  И в середине между тем и тем - страдает.
  Страдает, а "за что?" - не понимает,
  А сам в ту пору словно свечка тает.
  
  По существу, причины всякие бывают:
  Рождаясь - узел прошлой кармы ослабляет,
  Грехи из прошлой жизни как бы отмывает.
  Когда от старости с косой старуха забирает,
  То новый справный узел им завладевает.
  А в середине глупость, водрузив на пьедестал,
  Упрямо новый рок, он сам себе петляет.
  Круг замкнутый, за разом раз даёт повтор,
  Ярмо, проверенное временем - затор.
  
  Есть у сестрицы эволюции один приём,
  Его художник всемогущий нам нарисовал огнём,
  Что выход есть: сойти с избитого пути,
  И чехарду страданий из себя снести.
  Здесь знание причинное тебе в подмогу,
  Не зря оно открыто людям Богом.
  Достаточно всего за кромку зацепиться,
  В обойме ты, назад уже не возвратиться.
  
  Когда мы Мирозданье с любопытством познаём,
  Поверь: внутри себя мы обязательно растём.
  Вот где страданию закроются ворота,
  Дела иметь с бесчувственным к нему,
  Страданью вроде не с руки да неохота.
  
  На этот раз весельчаки - религиозные деятели, не опрокинули телегу от взрыва хохота, а молча выслушали и молча же проглотили. Один лишь поп не удержался и передразнил землепашца уже своим стишком:
  Греховоднику ослу - Анафему! Анафему!
  Крестьянин лишь усмехнулся и далее замолчал. Тем делом, петлявшая до-рожка уткнулась в перекрестье. Что за чудеса? По одному из притоков тропы двигалась молодая бабёнка с коромыслом через плечо. Подойдя ближе, выяснилось, что это была соседка крестьянина - Сдобушка, она же бабец хоть куды. К своим неполным двадцати годам, Сдобушка вымахала в такую дурнину, что легко и просто разоряла гнёзда шершней голыми руками, перешибала ладонью пополам бревна с одного удара, с рогатиной ходила на медведя, а ноги брила топором - одним словом являлась грозой всех деревенских мужиков. Вот и сейчас предстала Сдобушка с коромыслом, на котором болтались отнюдь не обычные вёдра, а сорокалитровые алюминиевые фляги, причём само коромысло, подобно пушинке, тащила девица всего на одном плече. Угадали ведь двадцать лет тому назад родители с именем. Недаром говорится, как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Сдобная получилась Сдобушка, чего греха таить. Буквально на лбу у Сдобушки было прописано, что она Сдобушка. Кровь с молоком - ещё мягко сказано. Клубника в сметане тоже чересчур ванильно. Сталь поджаристая больше всего подойдёт, но и это определение до конца не раскроет весь термоядерный потенциал деви-цы. Так вот, увидав подобное зрелище, Сдобушка застопорилась как вкопанная.
  - Тпру-у-у! - раввином была дана команда остановить телегу.
  С минуту Сдобушка соображала чего-то, а затем выдала следующее:
  - Эй, соседушка, ты куда это библейский проект тащишь?
  - Ещё одна! - недобро блеснул огонёк в глазах ребе.
  - В юбилейный раз повторяю вам: не туда мы путь держим, - с испугом косясь на Сдобушку, пробормотал мулла. - Похоже, что заплутав, мы попали-таки в те самые коварные земли, где проживают Гоги и Магоги, среди которых нет ни единого верующего. Святой Зулькарнайн отделил народы Яджудж и Маджудж от всего остального человечества непреступной стеной - милостью Аллаха. С тех пор эти насылающие порчу племена перегарычей и опохмелычей не могут вырваться наружу, а другие люди не могут проникнуть к ним. Правят этими племенами не мурзы и баи, как положено, а некие Аль-Мариду - джинны-гиганты с огромными телами. И вот судя по всему, шайтан запутал наши дороги так, что мы оказались аккурат на проклятых землях... Неужели пришли те времена, когда стена пала? Вах! Вах! Вах! Чует моё сердце: секир башка нам тут делать будут...
  - Куда-куда... Навстречу радуге-дуге! - отшутился меж тем землепашец, отвечая своей соседке.
  - А чего не наоборот? Ты в телеге, а библейский проект в упряжи, одно-значно смотрелись бы со стороны не в пример лучше, - зевнув, Сдобушка проглотила пчелу.
  - Ты не понимаешь, - терпеливо давал разъяснения землепашец. - То я их тащу куда надо, иначе будут задавать направление они. Чуешь разницу?
  - Что за хрень опять происходит? - насторожился поп.
  - Врёт, как утка, - отвечал ребе. - Никуда он нас не тащит. Точнее тащит в тенёк на привал. Там его и предадим в руки святой инквизиции.
  - Живой сундук правду говорит? - недоумевала Сдобушка.
  На это крестьянин лишь пожал плечами. После чего, с пару секунд что-то обдумав, все же ответил:
  - Всё, что говорит рыжий, можно смело делить на три! Тебе ли не знать?
  За такой дерзкий ответ поп не выдержал и что есть силы раскрутил в воздухе плеть. Конец нагайки пронзительным щелчком рассёк мешковину, а за ней и плоть на хребте землепашца. Крестьянин вздрогнул, от боли согнулся, но лицом вида не подал и даже не моргнул. Зато у Сдобушки тут же стали наливаться ненавистью её круглые глазки с длинными пышными ресницами. Тупиковую, казалось бы, ситуацию неожиданно разрубил пронзительный вопль из ближайшего берёзового околка. Все разом на звук обернулись - из кустов вынырнул человек в лохмотьях и с призывом: "Помогите!" - бросился бежать сквозь поле прямо к стоящим в изумлении противоборствующим сторонам. За человечком выскочил какой-то лопоухий пузач с суковатым дрыном в руках, а уже за ним одноногий солдатик, прыгающий на одной конечности да с протезом в качестве оружия на плече.
  - Брешешь! Не уйдёшь! - орал ушастый.
  - На тебя вся надёжа, - кричал пузачу солдатик. - Мне на одной ноге по полю нипочём не догнать.
  - Помогите! - вопил преследуемый, пока не подбежал вплотную к телеге.
  За ним приблизились и догонявшие. От увиденного все разом остановились, да целиком и полностью абстрагировавшись от своей ситуации, переключили внимание на ситуацию, предъявленную духовенством. Первая реакция последовала секунд через пятнадцать, и разительно отличалась у каждого новоприбывшего. Так, первым очнулся от морока длинноухий бакалейщик. Этот индивидуум бросился к телеге со стороны попа на колени и принялся на глазах у всех лобызать попу руку. Поп довольно погладил купца по головке да потрепал за ушко, словно ласкового домашнего щенка. Далее эти двое начали перешёптываться.
  - Точно молишься? - строго спрашивал поп. - Видок у тебя какой-то не молящийся...
  - А как же? Точнее не бывает, батюшка! Ежечасно! - податливо шептал бакалейщик.
  - Смотри-ко, какая умница! Жду в воскресение на исповедь с причастием, - благосклонно кивал поп.
  - Непременно, батюшка! Всенепременно! - участливо соглашался ухо-план. - Мы уже и пост по такому случаю затеяли... Кагор распечатать думаем в субботу, аккурат к службе...
  - Деньги при себе? - менял тему поп.
  - Конечно, батюшка, всегда при себе, - непонятно чему радовался бака-лейщик.
  - Так гони их сюда, - креативничал поп. - Чего им у тебя впустую про-лёживать?! Опять же таскать по лесам такую тяжесть, наверное, жутко не-удобно. В лоне православной церкви они целее сохранятся.
  - Ничего страшного, - давала о себе знать купеческая жилка внутри бакалейщика. - Мы бы и потаскали ещё немножечко. Грыжу бы от такого утяжеления точно не заработали.
  - Не спорь, дитя моё! - огорчался поп, наблюдая за тем, как хвост пытается вилять собакой. - Клади сюда скорей! Сбрось с себя этот тяжкий камень.
  - Конечно, батюшка, вот всё до копеечки тут, держите, - протягивал купец попу мешочек золотых.
  - Подозрительно лёгок... - прищурился на дающего поп, взвесив мешочек в руке.
  - Что вы, что вы, батюшка, всё на месте! Ни единого грошика для себя не утаил, - противно залебезил бакалейщик.
  - Смотри у меня! Благословляю! - закончил беседу поп.
  Другого рода реакция последовала затем от солдатика. Любезно выждав, пока поп и бакалейщик утрясут свои дела, а затем по достоинству оценив бесчинства, кои вытворяли "божьи" персоны над простым крестьянином, солдатик обул свою культю, да крепко встав наземь, подобрал рядом валявшуюся палицу. С тяжёлым взглядом двинул солдатик на телегу с одной стороны. С другого фланга его уже заботливо прикрывала вовремя подоспевшая Сдобушка. Эта особа заморачиваться не стала, а попросту сняла одну флягу со своего коромысла, превратив оное в грозное оружие. Затем вторую флягу Сдобушка принялась раскручивать на коромысле по своей оси, да заносить над головами Амонова жречества. И это всё одной рукой. Кошмар - да и только. И даже истрёпанный лесным бегством писатель не остался в стороне. Выставив вперёд себя кулаки наизготовку, да зажмурив глазки, писатель перекрыл тройке движение вперёд. Со всей дури обрушилась цистерна на телегу. В щепки рассыпалась телега, а под ней от удара образовалась приличная воронка. То начала Сдобушка работать по неприятелю. Тут же подскочил и солдатик, орудуя палицей как саблей. Опрометчиво бросились на врага, не подумавши. А святая братия явно в переделках бывавшая, тут же разлетелась сухим жмыхом по ветру. Не на шутку разошедшаяся Сдобушка вторым замахом метила в попа, так резиновый поп запрыгал на месте так, что за секунду ускакал за горизонт. Только солдатик попытался уколоть раввина, как тот закрутился волчком да подобно электрическому ледобуру для зимней рыбалки, словно раскалённый нож в масло, ввинтился в землю, после чего полностью под ней пропал. На поверхности осталась валяться только чёрная широкополая шляпа раввина. Оставался один имам, и имам этот, обратившись за помощью к Аллаху, тут же получил в подарок гоночного ишака под восьмым номером, а дальше гоночный ишак умчал муллу в родной кишлак.
  - Знакомая песня! - хмуро выдал солдатик по исчезновению библейского проекта. - Всегда из-под самого носа улизнуть умудряются.
  - Не посрамили честь русскую, - тяжело дышала Сдобушка.
  Один лишь крестьянин не радовался победе, а казалось наоборот ею тяготился.
  - Что же, что же, что же вы наделали?! Что же, что же, что же натворили? - хватаясь за голову, пропел землепашец.
  - Не понимаю?! - недоумевал солдатик.
  - Потому что как надену портупею, так тупею и тупею, - совсем раскис крестьянин. - А должно быть наоборот. Вперёд меня понимать должен. Ты же элита! Воинское сословие!
  - И мне не ясно, - вышла на передний край Сдобушка.
  - Полугодовые труды насмарку, - продолжал горюниться крестьянин, сидя в пыли. - Такая работа и коту под хвост! Сколько сил было положено, чтобы заманить!.. Сколько, чтобы удержать!.. Ещё больше, чтобы всё правильно выстроить. Мышеловка считай, захлопнулась, как вдруг, откуда ни возьмись, нарисовываетесь вы, дьявол вас побери. Ну и чего теперь? Всё впустую! Я ведь, с Ивана Сусанина взяв пример, куда, по-вашему, тянул слепую веру? Подальше от люда простого... Заблудить... Измотать... Изжить... Ах, чего теперь говорить, всё пропало...
  - Ну, прости, мы не знали, - попробовал залезть в разговор писатель. - Хотели как лучше, а получилось как всегда.
  - Мы с тобой ещё до конца не разобрались, - строго осадил его солдатик.
  - Да замолчи уже, - перебил его посмелевший писатель. - Кончилось ваше большинство.
  - А ты чего свои уши как у пенса растопырил?! - вставал и отряхивался землепашец. - Шпионишь, собака сутулая?
  - Точно! - хваталась Сдобушка за своё боевое коромысло. - Он своими локаторами ведёт запись наших разговоров, дабы затем выложить их на исповеди да тем заработать себе причастие.
  - Ребята, вы чего?! - пятился бакалейщик. - Ребята, честное слово, я с вами! Я ведь это по инерции к попу приложился. По-другому нас не учили.
  - Будь проклят тот день, когда твой отец расслабился в твоей матери, - злобно прорычал землепашец. - Захлопни свои заражённые кривдой уста, иначе я за себя не ручаюсь.
  - Солдатик, ну хоть ты скажи ему, - молил бакалейщик. - Мы ведь с тобой и Крым, и Рым прошли вместе, подчас из одной миски щи хлебали... На одних только перевалках Ветринских не одну собаку съели, чего уж об остальном гутарить...
  - То было вынужденное совместное пребывание, - загадочно промычал солдатик. - Дело прошлое, а ты мне тоже никогда не нравился.
  - Разрешите, я ему врежу? - рвалась в бой Сдобушка. - Моментально тогда очнётся и всё расскажет.
  - Это завсегда успеется! Не торопись! - остановил Сдобушку крестьянин. - Да и метод не наш. Попробуем его интеллектом разговорить, быть может, и перековать удастся.
  
  * * *
  - Один философ как-то сказал: "Если человек живёт для себя, он не нулю равен, он отрицательная личность". Понимаешь, куда я клоню? - говорил крестьянин бакалейщику на биваке. - Цель твоих хозяев, прежде всего в объединении двух пустынь. Первой, той, какая образовывается в душах людей и второй, песчаной, в которую они хотят превратить планету при помощи техногенной цивилизации. Тебе оно надо? Вот лично тебе, что с того? Неужели так приятно шарахаться бухим по барханам в пятидесятиградусную жару, да к тому же самому являться пустым и мёртвым внутри?..
  - Я как-то об этом не задумывался, - прозвенел в ответ купец, а сам для отвода глаз пустил скупую слезу.
  - Вот те раз! О чём же ты мил человек, целыми днями тогда задумывался? - удивлялся землепашец.
  - Исключительно о себе любимом, да об том, как ближнего повыгодней надуть, - грустно отвечал пузатый ушастик.
  - Очень нехорошо! - осудительно покачал головой землепашец. - Очень!
  - Какой-то ты не совсем обычный крестьянин, - задумчиво шевелил ску-лами солдатик. - Уж больно премудрый для простолюдина...
  - Правильно подметил, - соглашался крестьянин. - Потому как в первую очередь я есть самый настоящий аристократ и только во вторую - оратай. А кто такой у нас настоящий аристократ? Арий сто крат! То есть человек самых высоких моральных качеств. Это уже потом так стали именоваться рабы по духу, но знать по происхождению. Изначально смысл слова был именно таким. А крестьянин пошло от слова христианин, а значит, ко мне никакого отношения данное обзывательство не имеет.
  - Тогда всё ясно, - ничуть не удивился солдатик. - Дело в другом. По-смотри внимательно на этого ободранного дрища и ответь: кто он, по-твоему?
  - На первый взгляд этот добрый самаритянин - хворый иждивенец, быть может, книжный червь или мыслитель какой... Мускулатура уж больно у него не развита. Прямо как у невесты молодой, - внимательно осмотрев писателя, выдал "крестьянин".
  - Девица девице рознь, - вернулась из лесу с охапкой дров Сдобушка.
  - Огромное спасибо! - иронично поклонился писатель на такую оценку.
  - Точно - "Книжный червь"! Ещё какой книжный червь! - солдатику так понравилось это сравнение, что перед тем как продолжить, он даже залихватски вспляснул. - Пред нами тот самый сочинитель, который своими корявыми ручками всех нас и написал... Как вам, а?
  - Быть того не может, - охапка дров так и вывалилась из рук Сдобушки. - Отличная новость... Просто новость дня! Будет теперь с кого спросить, почему все красны девицы - длинные косицы, одна краше другой, от женихов отбоя нет, а мной старики непослушных детишек в колыбели пугают, когда спать убаюкивают.
  - Служивый не выдумывает? - внимательно уставился на писателя аристократ.
  - Похоже, что нет, - пожимал писатель плечами.
  - То-то я смотрю: отчего со вчерашнего дня тёмные силы пришли в такое движение... Отойдём, пошепчемся? - предлагал земледелец.
  - С радостью! - соглашался писатель. - Ты первый похожий на вменяе-мого, повстречавшийся на моём пути.
  - Значит, испустил дух... Петух петушился, пока в суп не скрошился... - первым заговорил крестьянин, когда вместе с писателем они отошли в сто-ронку. - Давно окоченел?
  - Точно не помню! Дня три вроде назад, - задумался писатель, отчего настроение плавно поползло вниз.
  - Ну, ничего, и не такое бывает, - подбадривал землепашец. - Какое, однако же, изумительное совпадение... Впрочем, вся жизнь есть череда совпадений. Вот послушай, например, в 1848 году, мещанина Никифора Никитина за табуированные речи о полёте на луну сослали в селение под названьем Байконур. Как тебе?! Совпадение?.. Так что, дорогой мой мазурик, радоваться ещё надо что так! Ух, и будет теперь о чём поговорить! Рассказывай! Интересует буквально всё!
  - А чего тут рассказывать? - насупился писатель, однако почесав макушку, всё же рассказал крестьянину свои невзгоды с самого начала.
  - Да уж, дела наши скорбные, - обмозговывал услышанное аристократ. - Не мог подождать, пока эра Кали-Юги закончится? Потом бы и покидал земную сень смело. Не дадут теперь покоя чёрные: ты им походу как кость в горле. Как заноза в заднице.
  - Чего ж им надо-то? - взволновался писатель.
  - Стереть все твои фантазии, - подумав, отвечал крестьянин. - А с ними и всю память о тебе. Значит, и всех нас.
  - Но погоди, ведь вы совсем не все мои персонажи, - замечал писатель. - Шельму бакалейщика, допустим, я отродясь не видывал. Тебя тоже, хоть убей, не помню. Со Сдобушкой провалы какие-то в памяти: то была, а то и не было её вовсе.
  - Тут всё просто! - улыбался пахарь, как на именинах. - Те самые, за которых ты стопроцентно можешь поручиться, те со страниц повестей и романов собрались здесь в кучу и оттягиваются по полной. Вот те, о которых ты понятия не имеешь, в том числе и твой покорный слуга, все мы из неопределённого будущего. Точнее из ненаписанного. Как, такое, может быть, спросишь ты, конечно же, меня? Элементарно, Уотсон! Ведь идеи и смыслы-то никто не отменял. И неважно, что им не суждено было воплотиться. Более того, о существовании некоторых ты даже не подозревал. Гнездиться, хоть и в будущем, они от этого не перестали. Просто ты не успел их должным образом обрести и перенести на бумагу. Они не дозрели, к величайшему сожалению. Твои преждевременные кончины оборвали некогда текущий ровным строем поступательный процесс. Так что, друг ты мой ситцевый, из ненаписанного мы, из ненаписанного...
  - Ладно, с этим более менее разобрались. Как быть с жуткими ночными визитёрами? Их что, тоже я выдумал?
  - К сожалению, не ты, - стал более серьёзным крестьянин. - Эти, самые что ни на есть - настоящие. И прорываются они в твои фантазии извне. Кто наводчик - мне сразу стало ясно. Чернокнижник со своей свитой. А исполнители та самая нежить, что обитает в пекельных мирах непроявленной вселенной. Раз ты для нелюди и бесов заноза в заднице, то они уж, будь благонадёжен, постараются занозу эту извлечь. Тогда и нам всем хана. Управляют бесами кощеи, по-простому чёрные князья. Похоже, что один из таких и проник в этот мир. Извечный вопрос: как быть и что делать? Предвидя его, отвечаю сразу: с этими бесами поделать ничего нельзя. Энергопотенциал у тебя пока ещё не тот. Вот когда масса твоих читателей на земле перевалит за миллион, тогда смело в бой. Пока же - подготовка и ожидание. Но вот что мы можем, так это разобраться с наводчиком и его шестёрками, поскольку данный персонаж твой собственный, авторским правом закреплённый.
  - Согласен, что делать нужно? - не думая, согласился писатель.
  - Для начала его найти, а там по наитию что-нибудь да спляшем, - крепко жал писателю руку пахарь.
  
  * * *
  На общем собрании решено было искать логово чернокнижника всем вместе. Ни один персонаж не отпросился, и даже лопоухий бакалейщик принял живое участие в обсуждении тактики и стратегии. Закончив праздновать лентяя, солдатик в числе первых вызвался в лес собирать хворост для ночёвки. Набравшись сил, к нему подключился и бакалейщик. Сдобушку коллективным решением назначили главным телохранителем писателя, а значит, от бытовых вопросов освободили. Крестьянин, между тем, занялся укреплением и защитой лагеря. Один писатель слонялся без дела - руки в брюки да совсем не знал, куда себя применить. Незаметно пролетел час за ним другой, по прошествии которого писателю приспичило отойти до ветру по малой нужде.
  - Куда это ты засобирался? - перегородила путь пребывавшая начеку Сдобушка.
  - Мне бы оправиться в кустиках не помешало, - пробовал обойти Сдобушку писатель. - А в таких делах твоя компания мне явно ни к чему...
  - Ты чего, глухой? Не велено! - не пускала писателя сталь поджаристая. - Сказано же однозначно: одного не оставлять ни на минуту. Ты у нас, выходит, дороже яичка золотого.
  - Послушай, родная, как ты себе это представляешь? - резонно замечал писатель. - Мне что, прямо при тебе загогулины струёй на земле выстрачивать? Ну что ж, я не против, пошли...
  - Ладушки, только быстро, - покраснев, Сдобушка уступила дорогу.
  Отойдя подальше от лагеря, хорошенько укрывшись в кустиках, писатель только было вознамерился достать свой прибор из ширинки, как наверху, на густых кедровых ветвях, кто-то пугающе зашипел. Резко развернувшись, писатель задрал голову вверх. Какая-то огромная тень со скоростью падающей кометы метнулась с одной ветки, на ветви другого близстоящего древа. Двигалась синюшная тень молниеносными бросками, а в воздухе от её движения повис трупный запах гниющей плоти. В один из бросков тень оказалась на земле, аккурат между писателем и лагерем. От увиденного кошмара сочинителю разом поплохело. Дело в том, что ядовитыми глазами на него смотрела женская голова жгучей брюнетки, поместившая себя на змеиное туловище. Само тело анаконды смотрелось гигантским: навскидку метров двадцати в длину, а в самых толстых местах сантиметров по сорок в диаметре. Серо-чёрная пятнистая чешуя бликами переливалась и блестела на лесном фоне, а глубоко посаженные глазки "красотульки" имели красновато-пламенную радужку, разделённую пополам гипнотической полоской. Походила данная химера на медузу Горгону только без огромного количества змей на голове. Далее этот мутант сложил кольцами своё длинное туловище удава и, уподобившись мудрому Каа, прошипел: - Бандерлог, хоро-о-ш-ш-ш-о-о ли тебе ви-и-и-и-идно?
  - Гм! - ком в горле стал у писателя, а лоб покрылся испариной.
  - Ты тут один? Зря. Одиночество губит, - продолжала ехидна цитировать Киплинга. - Доброй охоты всем нам!
  - Спасите! - заорал писатель так, что сам себя едва услышал. На деле голос писателя осип и выдавал лишь шипящие невзрачные всполохи.
  Играючи, мегера набросила писателю на шею колечко своего губительного хвоста да начала немного придушивать. В глазах его появились полосы и мерцание, которые почему-то вызвали у брюнетки огромный восторг вместе с улыбкой.
  - Сознавайся, который из вас писатель? - спрашивала горгулья, дав писателю немного кислорода для ответа. - Богиня Мара желает пригласить его на ужин...
  - Хпс-с... Спаси... - прохрипел писатель из последних сил.
  Тогда чудище, мгновенно сменив милость на гнев, расправило огромный капюшон совсем как у кобры да разинуло пасть, из которой зловеще торчали сабельные ядовитые клыки сантиметров по двадцать каждый. Шныряющий туда-сюда раздвоенный язык пару раз ознакомительно облизнул писателю лицо, после чего гарпия занесла свои отточенные, как скальпель, зубы над головой несчастного. Подумалось в тот миг только одно: "Капец!"
  Неожиданно откуда-то сзади прямо змееватой брюнетке по затылку прилетел увесистый булыжник. То был служивый, возвращавшийся из леса, да случайно наткнувшийся на такую-сякую неуклюжесть. Слушать, как камни вопиют от бездействия, солдатику помешала присяга. С воплями бросился он на гадюку, выхватив на ходу свою наитупейшую среди прочих саблю. Добежать не успел, как и его скрутили по рукам и ногам, после чего принялись методично удушать. Тогда в ход пошёл бакалейщик. Этот дурень попытался мегеру купить: раболепно прыгнув на колени перед змеёй, бакалейщик вытянул из сапога ещё один мешочек золотых, явно зажиленный им от святого отца, и соблазнительно начал звенеть монетками, намекая тем самым, что можно договориться по мирному. Естественно с бакалейщиком договариваться не стали: едва не откусили голову! После чего этот меняла бросился наутёк. Вот где пришло истинное спасение. На сцене появилась Сдобушка, потерявшая своего подопечного. Без лишнего волненья, обычным делом, Сдобушка одной рукой схватила брюнетку за горло, а второй выкрутила ей словно болт из гайки, словно перегоревшую лампочку из патрона, голову из тела. Тут же все петли бесчувственно обвалились, освободив как писателя, так и солдатика. Башка за ненадобностью была выброшена в канаву, а писатель, получив затрещину, возвращён на место, так и не справив своей малой нужды. Велено писателю было теперь потерпеть до вечера - не маленький же, в самом-то деле.
   - Мы что тут, в бирюльки, по-вашему, играем? - отчитывал крестьянин в лагере остальных, узнав о нападении. - Знал бы я раньше, что придется иметь дело с такими олухами, так лучше бы дома на печи остался...
  Более всех переживала провинившаяся Сдобушка - нарушила приказ, как ни крути. Неожиданно, не выдержав упрёков со стороны товарищей, Сдобушка, как самая заправская худая баба, разревелась в три ручья. Намочила всё вокруг: и собственное платье, и все запасы съестного, и всех без исключения друзей, лезущих к ней обниматься ради утешения.
  - Ещё чего не хватало, - жмурился спасённый Сдобушкой солдатик.
  - А девица-то, оказывается, сентиментальна, - замечал купец, прищуриваясь.
  - Замолкни, торгашеская твоя морда, - затыкал его крестьянин. - Ночь на пороге, а у нас ничего не готово. Бегом за соломой.
  - Успокойся, дорогая, в том нет твоей вины, - успокаивал Сдобушку солдатик. - Любой на твоём месте поступил бы так же.
  - Про нас пронюхали! Думаете, эта гарпия просто так появлялась? Как бы ни так! Прощупывают! - кипятился пахарь. - А с приходом темноты пойдут на приступ.
  - И что делать? - испуганно спрашивал писатель, которому очень не по-нравилось, как его душили.
  - Что делать, что делать?! Снимать штаны и бегать! Чем собственно вы все и занимаетесь, - передразнил крестьянин. - Живо круг для запала из соломы нагружаем.
  - Что за круг? - спросил солдатик - рядовой потешного полка.
  - Специально для тупых, ещё раз объясняю, - казалось, аристократическому терпению вот-вот наступит предел, - Думаете, почему семинарист Хома Брут чертил в заброшенной церкви ведический круг? Уж точно не затем, чтобы отделить себе зону комфорта. Заметьте, спасается Хома в нашем круге, в то время как нечисть беснуется в христианском храме, не боясь ни икон, ни свечей, ни священных писаний. Складывается впечатление, что для нечисти христианский храм - дом родной. Теперь-то догадались для чего круг?
  - Теперь догадались! - подтвердил служивый.
  - Бинго! Тогда за работу, - поторапливал крестьянин.
  - Я пойду с того края складывать, - заявил бакалейщик.
  - А ты можешь и вовсе не стараться! Всё равно тебя, вражьего лазутчика, за кругом оставим, - шутил пахарь. - Переделывать тебя - бесполезная трата времени. Так что ступай с миром.
  - Землю есть буду! - опять рухнул на колени купец, приняв шутку последнего за голую правду. - Всё, что есть у меня, берите! Всё отдам, только не бросайте меня одного... - В который раз недалёкий купчишка вытащил на свет мешочек с золотыми.
  - Тьфу! Идиот! - только и нашёл что сказать крестьянин, после чего про бакалейщика забыл.
  И вот понеслось! То, к чему с таким упорством готовились, наступило. Едва последний лучик светила скрылся за горизонтом, как тут же со всех сторон немыслимая какофония разрезала воздух. Совсем неподалёку лаяли лисицы и квакали гиены, которых старалась перекричать болотная выпь. За ними блеяли козлы и ухали филины.
  Вдруг по другую сторону поля начала свой рост абсолютно чёрная воронка. Затем из этой мрачной дыры вывалилась огромная лестница, по которой ногами вперёд кто-то стал спускаться. Волосы дыбом на черепушках, да и остальных участках тела, повставали да зашевелились у всей светлой коалиции. Для начала: спустившийся имел метров десять росту и одет был под католического епископа. На собачьей голове, тьмой порождённый, имел натуральную корону Сета-Амона и одновременно любого папы римского, а в одной руке держал резной посох. Во второй руке у демона разместились три поводка, каждый из которых вёл к своему носителю. Первым увиденным на поводке гибридом предстал старый знакомец раввин. Примечательным было то, что от прежнего раввина теперь торчала одна только непокрытая голова, удивительным образом насаженная на тело худущего добермана. За раввином на втором поводке размещался, конечно же, тот самый поп-толоконный лоб. Этот для приличия, завязанного на правдоподобие, взял себе туловище французского бульдога, которое видимо из-за повышенного газообразования раздулось до немыслимых масштабов. Третьим в списке, а-ля египетский сфинкс, торчал мулла. Чан имама по-прежнему нёс на себе чалму, но вот приклеен на этот раз был к фокстерьеру. Такие вот цепные да местами шелудивые псы рвались в бой с диким гавканьем и пеною у раскрытых пастей. Долго церемониться святой Христофор, а это был именно он, не стал и, дав команду "Фас", отпустил поводки. Моментально сатанинские псы бросились на предполагаемую добычу.
  - Вот оно "Сокровище благих и жизни Податель"! Запаливай! - что есть мочи заорал крестьянин.
  Пребывавшая начеку кучка, распределённая по диаметру круга с факелами в руках, тут же затушила факела о сухое сено. Невообразимой яркости пламя вспыхнуло тотчас, спасительным кругом окружив собравшихся. Демонические псы, оскалами своими, отражая огонь, лбами упёрлись в непреступную огненную стену. Первым решил попробовать стену на зубок, почему-то именно невзрачный мулла. Выгавкивая налету: "Ас-саляму алейкум, сосиски!" - этот оборотень прыгнул прямо на пламя. Конечно же, обжёгся, а став прижжённым заскулил, да завонял на всю округу палёной шерстью. Братья по вере не остались в долгу. Попробовали по-собачьи сбить пламя. Натуральным образом поп и раввин подбежали к кругу и, задрав по одной задней лапе, принялись поливать огонь. Священный огонь отреагировал на такой позор своеобразно. Ошпарил бесстыдников клубами раскалённого пара. За ними к огненной крепости подковылял и сам Христофор, совсем как нату-ральный сутенёр, опираясь на свою древнюю трость. Попробовал постучать по стене посохом - ничего не вышло. Непробиваемой оказалась стена. Кольцо - оберёг делало своё дело блестяще и жарко. Всю ночь силы тьмы, раз за разом пытались взять крепость всё новыми приступами. Псы поворачивались к огню хвостами и, как игривые собачушки, роющие на прогулках ямки, передними лапами пытались забросать костёр землёй. Это действие оказалось едва ли умнее первого, а потому и результат сравнился с пустым местом. Последней выдумкой было копательство тоннеля, но и оно потерпело фиаско ввиду острой нехватки времени. В итоге злодеи возвратились в свою пекельную зону несолоно хлебавши. Едва пропел, непонятно откуда взявшийся петух, только-только первый лучик солнца пополам разрезал тьму, как пёсьеголовый великан вместе со своими подопечными поспешили обратно в чернь их породившую. На этот раз воронка распахнулась внизу и вела глубоко под землю, а лестница торчала над ней на несколько метров. Так спешно удирали теперь вниз по лестнице демонические акробаты, что казалось застуканный любовник, съезжает по перилам, дабы не превратиться в случайно приконченного.
  
  * * *
  - Доброе утро! - разлепил к обеду глаза писатель.
  - Добрей видали, - проворчал в ответ служивый, перевернувшись на другой бок.
  - Подъём, сони! - ободряюще приветствовал их бакалейщик. - Завтрак стынет...
  Витающие повсюду ароматы свежезаваренного супа с амарантом сделали своё дело. Снотворное влияние бессонной ночи на непривыкшие организмы, сняло как рукой. Встали писатель с солдатиком, да сладко потянувшись, попёрлись на запах. Щи - что надо, приятно квохтали в чугунном казане, а неподалёку сидел угрюмый крестьянин и что-то рисовал палочкой в пыли.
  - А где Сдобушка? - первым спросил солдатик.
  - Где, где... Не знаю где! Что я ей, надзиратель, что ли? - гнусил в ответ купец.
  - И давно её нет на месте? - встревожился крестьянин, видимо впервые за утро, оторвавшись от своих раздумий.
  - Понятия не имею, - сухо отвечал лопоухий.
  - Ты что, совсем придурок? - подошёл пахарь к остальным. - А если случится чего? Кто тогда отвечать будет?
  - Да чего с ней может случиться? - скуля, хихикал бакалейщик. - Это же Сдобушка! Случиться может что угодно и с кем угодно, но только не с ней. Такая сама с другими случаи показательные устраивает. Чего вы разволновались, не пойму? Ну, отлучилась девица по женской части, прокладку там сменить или ещё чего, а вы сразу паниковать...
  - Смотри у меня! - погрозил бакалейщику кулаком солдатик. - Шкуру с тебя спущу, если что...
  К обеду Сдобушка так и не появилась, как не появилась она и после. Тревога в лагере всё нарастала. И вот решено было отправляться на поиски. Отправились солдатик и крестьянин - авангард праведного товарищества... Шли минуты, часы, а вестей всё не было и не было. Писатель по привычке не находил себе места, но больше всего страдал бакалейщик, нутром чувствуя, что опять опростофилился да при этом глубоко сел в калошу. Наконец, рядышком с общим станом хрустнула ветка. В напряжении писатель с купцом уставились в ту сторону. Так и есть: вслед за хрустом из того самого направления появились пахарь с солдатиком, а посередине вели они заплаканную Сдобушку. Слава Создателю, окромя зарёванного личика, скул - наливных яблочек и без румян, пылающих от стыда красным, никаких других увечий на девице не наблюдалось. Прежде чем что-либо сказать, все трое сели в тенёк и с полчаса отдыхали. Писатель прямо изнывал от любопытства, но всякий раз его молча прогоняли. Один бакалейщик не лез с расспросами, интуи-тивно уловив, что гроза миновала. Наконец, отдышавшись, все трое, как ни в чём не бывало, каждый по-своему занялись своими же делами. Кто погнал перекусывать, кто починять одежонку, а кто и заговоры читать заветные, шепотальные дискуссии проводить с духами. Раньше времени никто не желал крошить честь девицы в окрошку, никто даже не бибикнул про Сдобушкино согрешение. Разговорить удалось крестьянина только под вечер, когда того отпустил последний мухомор, да и то в сторонке.
  Выяснилось следующее: отошла Сдобушка от лагеря действительно по женской части, вот только далеко уйти не успела, как повстречался ей на пути одинокий карл. Карлик, совсем как на карикатурных картинках, сурово блюл карлицкие пропорции и являлся метрового роста. Вместо нормальных удлинённых пальчиков для игры на фортепиано имел по пять уникальных огрызков, таких, какими в обед и ложку ко рту поднести весьма затруднительно. Внешне изрядно покривлён, но старательно держащий осанку, да при всём при этом выфрантен пижонисто и роскошно, целиком, как предписывается этикетом дворянскому происхождению или знатному титулу. Про сардельки-пальчики замечено было не зря. Несмотря на их неказистый вид, данный негодник умудрился так ловко перетасовать ими психологическую колоду в голове нашей единственной девушки в команде, что наша Сдобушка и веком моргнуть не успела, как очутилась у карлика в кармане. Никакой угрозы от такого гнума Сдобушка почему-то не уловила, а потому по простоте душевной, развесив уши, начала впитывать в себя его байки. Назвался карлик ни кем иным, как заколдованным королём франков Карлом Великим. Затем сра-ботал, избитый, проверенный тысячелетиями, приём. - Девочка, хочешь посмотреть котёнка? - предложил уродец, и это сработало.
  Сдобушка, как и любая другая представительница слабого пола, не нашла в себе силы отказать. Забросив кость, увёл карлик Сдобушку за пять вёрст от лагеря. Если бы она не оставляла после себя следы размером своим не уступающие следам от снежного человека, то нипочём бы не догнали. Ищи свищи тогда нашу Сдобушку. Мало того, "великий" мастак на каверзные проделки по пути придумал девицу охмурять. Пребывающая в постоянном дефиците мужского внимания, Сдобушка потихоньку начала проникаться к этому маленькому чудному коротышу. Подкупали ненавязчивое внимание, благородные выпады, дорогая одежда и украшения, и, конечно же, непомерный интеллект. - Так вот, если бы не догнали, уж не знаю, что бы и было, - возмущался крестьянин. - Едва расцепили! Еле-еле удалось прогнать коварного карлика прочь, а Сдобушке вправить мозги на место. Интересно было бы послушать, какими такими красными речами он так её умаслил. Говорю, значит, ей: на кой чёрт тебе этот лилипут сдался? На ручках его таскать будешь по деревне что ли, как дитятку? Да тебя же дома буквально все от мала до велика, засмеют. Он же тобой манипулировал, а ты и рада. Не зря го-ворится: сила есть - ума не надо! Разобраться ещё стоит, что это за отросток такой, и зачем эти полчеловека сюда, будто со сказочных рудников, пожаловали. То, что карл - это сразу видно, а вот "Великий" - сомнение большое вызывает. Не "Великий", а компактный! Скорей всего такого очень удобно в коробочке из-под обуви в багажное отделение сдавать. Карл Карлович псевдо элемент! Так что, будет тебе ерепениться, утирай сопли и шагом марш обратно в лагерь! - закончил своё повествование пахарь, озабоченно зыркнув по сторонам. - Кто его знает, сколько ещё таких вот Карлов на пути повстречается...
  - Как я посмотрю, моей скромной фигурой в данном обществе частенько пренебрегают, - дулся бакалейщик, развалившись после сытного ужина под покрывалом осиновых ветвей. - Чуть что, виноват сразу бедный бакалейщик. Изо всех сил стремлюсь понравиться, а на деле бьюсь, словно рыба об лёд.
  - Мы люди простые! Посмотрел не так, получай в пятак! - смеялся в ответ солдатик.
  - А чего ты хотел? - удивлялся крестьянин. - Торгашество - одно из самых низменных проявлений человеческой натуры. Хуже может быть только ростовщичество, до которого от торгашества всего один миллиметр. Делать деньги из воздуха, по-твоему, занятие, заслуживающее уважения?
  - Да я ни одного мешка пшеницы, толком перепродать не успел, - давил на жалость купец. - Одно название - бакалейщик. Между прочим, я себе эту профессию не выбирал, меня таким написали. Конкретно вот он. - Указывал бакалейщик со злостью на писателя.
  - Всё, верно, не выбирал, - соглашался крестьянин. - Однако сути это не меняет. Появись у тебя возможность выбора, то именно эту так называемую профессию ты бы и выбрал. И не говори обратное. Зубы нам не заговаривай. Тут тебе никто не поверит. Ты ведь не открестился от этого позорного клейма, а насколько мне известно, наоборот ранее хвастал своим великолепным поприщем. Запомни: холоп по духу живёт так, как если бы он живёт один раз. Поэтому он и окружает себя благами, да удовольствия всевозможные в себя втягивает. "Жизнь коротка, и её необходимо прожить максимально ярко" - вот ваш девиз. А то, что за счёт других, иногда и вовсе этим другим на головы наступая, так это вас не волнует. С киркой и лопатой вашего брата не встретишь, не встретишь его даже с врубовой машиной. Такой труд для вас кажется комическим и нерентабельным. В чужих руках для вас всё легко. А как свои нагрузить, так желание сразу пропадает. Для таких как ты и писались всякие ветхие заветы. Очень удобно: грешите, сколько влезет, всё равно Иисус уже всё за вас искупил. А мозгов подумать - "с чего ради?" вам явно не хватает. Хапать ведь надо, успевать - жизнь коротка. Всякий добропорядочный христианин просто обязан верить, что Иисус Христос взял на себя все грехи человечества - и прошлые, и настоящие, и даже будущие. Словом, греши не хочу! Всё уже уплачено. А о том, как он это сделал - ни слова. Да и вообще, разве имеет право человек, будь он хоть трижды сыном Бога, взять на себя чужие грехи? Ведь каждый человек обязан ответить за свои поступки сам. Это один из общих космических законов, и любой нормальный человек интуитивно понимает, что его грехи на себя никто взвалить не может. В конце концов, каждый грех является продуктом какого-либо заблуждения, и, осознавая свои грехи, человек тем самым преодолевает заблуждения, которые их породили. Другими словами - идёт нормальный процесс эволюции человеческого духа. Но если кто-то "берёт" грехи человека на себя, то этим он лишает того, кто их совершил, процесса осознания, а значит, и эволюции. Фактически совершена самая настоящая духовная кража... Канонический Иисус является вором и, безусловно, самым злейшим врагом всего человечества. Но христиане не умеют думать и анализировать, их научили только фанатично верить.
  - За что мне всё это?! - молебно задирал глазки к облакам настырный купец. - Ловко у тебя всё выходит... Да только жизнь прожить - не поле перейти. Хорошего человека оболгать, таким вот маститым сочинялам как этот, раз плюнуть. Может меня самого от этого посредничества воротит... Может статься, я о другой должности с детства мечтаю... Навесили ярлык и спите спокойно, и ничего у вас там не свербит... Я ведь и спекульнуть-то толком ни разу не успел. Ни единого бублика в жизни не перепродал, а всё равно - спекулянт проклятый! Ни единой шанежки перепульнуть не получилось, а всё ж те: у-сё равно спекуль кровавый!
  - Эх, если не заниматься воспитанием собственных детей, то их воспитанием рано или поздно займётся прокурор. Мудро сказано! Вот потому, что не перепродал, я и веду с тобой беседу, потому и воспитываю, - терпеливо разъяснял аристократ. - Перепродай ты хоть головку от булавки, всё, ты моментально стал бы мне неинтересен. А так надежда есть. Ты болен, а это значит радоваться надо, значит тебя вылечить можно. А на другие должности тебе пока категорически нельзя. Особенно на управленческие. В других профессиях, у тебя сразу же по Маяковскому получится: "Дверь. На двери - "Нельзя без доклада". Под Марксом, в кресло вкреслённый, с высоким окладом, высок и гладок, сидит облечённый ответственный". Затем случится по Маяковскому классика жанра: "Весь день - сплошная работа уму. На лбу - непролазная дума: Кому ему приладить куму, Кому приспособить кума?..". Но это только начало, закончится всё по шаблону: "Ладонью с взяткой пакет заслоняя - взрумянились щёчки-пончики, - со сладострастием пальцы, слюня, мерзавец считает червончики...". Так чего же ты маешься? Тебя ведь только морковкой помани, и ты как та лошадь, сбацаешь громкое: "Иго-го!". Так что заслужил - терпи! Замарать имя всегда проще пареной репы, вот чтобы отстирать имя, необходимо силу приложить и время потратить.
  - Мне одному это кажется? - вернулся на место солдатик и в данную ми-нуту указывал остальным на уши бакалейщика. - Посмотрите только: от твоих нравоучений ухи у него ужались на пару дюймов. Истинный крест - не вру!
  Лагерь упал от хохота. Глупо глядя на остальных, пару раз хихикнул даже сам объект насмешки. Даже влюбчивая стесняшка Сдобушка, эта любительница убогих карликов, позабыв на миг свои душевные терзания, хваталась за пузо, дабы не лопнуть.
  - Спасибо, ты сделал мой вечер! - просмеявшись, благодарила девица.
  - Всегда пожалуйста! Обращайтесь, если приспичит, - довольный собой, закручивал правый ус солдатик.
  - Хорош заниматься болтологией, - ставил точку хлебороб. - Заночуем на прежнем месте, а завтра выступаем...
  - Сено тащить? - оживился бакалейщик.
  - Нет надобности, - стопорил его крестьянин. - Во-первых, на старом месте нас вряд ли будут искать, и во-вторых, прекрасно сохранился круг из золы: он и послужит нам защитой.
  Ночка действительно прошла блестяще. Выспались все, поочерёдно неся дежурство. Никто не ломился в лагерь, никто не тявкал за его пределами. Наутро выступили. Практически сразу упёрлись в непролазную болотину. Решено было шагать напрямки. Сорвали каждый себе по длинному шесту, да углубились по пояс в трясину. Продвигались медленно. Гаже всего приходилось одноногому солдатику. Однажды его засосало аккурат по горловые связки, и только вовремя подоспевшая на помощь Сдобушка исправила ситуацию со знака минус на положительный крестик. Правда при этом замечательном спасении, протез солдатика так и остался навечно погребённым, зловонными зелёными водами. Пришлось в таком разе, Сдобушке перевалить солдатика через плечо и далее волочить, словно мешок с картошкой. Солдатик поначалу упирался, но всё же рассудок возобладал над гордостью.
  - Видишь, как обалденно всё получилось, - подтрунивал Сдобушку па-харь. - Ты же мечтала таскать отуманившего тебя карлика, по лесам по долам, покамест, силы не иссякнут. Вот тебе и исполнение желаний. Вот тебе вполне годная замена.
  - Отвяжись, антихрист, - обливаясь потом, кряхтела Сдобушка в ответ. - Если б не я, то до сих пор бы тягал телегу под завязку, заполненную всяческими аббатами. Тягал бы и горько плакал.
  - Мужчины не плачут, просто иногда у них потеют глаза, - заметил Сдобушке крестьянин.
  На самом выходе из болота, когда почти все одной ногой были уже на берегу, многострадальная Сдобушка сама провалилась в бездонную трясину. Случилось происшествие сродни пожару. Вытягивать Сдобушку всем остальным было явно не по плечу. Такой якорь оказался друзьям не по зубам. Осторожно переняли солдатика да перенесли на берег. Сдобушка тонула и тонула. Пока возюкались с солдатиком, от Сдобушки на поверхности осталась торчать одна голова и причудливые косы. Сообразительный писатель попробовал было накинуть на ту голову петлю, но ему тотчас покрутили у виска. Так ведь и придушить ничего не стоит. Верёвку велено было девице крепко взять в зубы, а остальная рать, уперевшись в землю, потянула её наружу. Толку хоть и никакого, но засасывание всё-таки замедлили. Лихорадочно соображали, что же делать. Девица тем временем снова начала погружение как топор на дно бассейна. Ничего не приходило на ум. И вдруг знакомый рокот мотора нарушил безмятежную таёжную тишину. Какое облегчение: через минуту к остальным выкатил Алексей Егоров со своим экспериментальным Убимом. Тут же Сдобушку взяли на прицеп. Алексей поддал газику, и великанша - мастодонтша вылетела из тины, словно плечо из сустава.
  
  * * *
  Метамфетамин очень любил Валентин.
  Сутками без напряжки
  Смотрел сериал: "Во все тяжкие".
  В углу за место иконы,
  Хайзенберг торчал для поклона.
  Единолично свалял директорию,
  Поставить свою лабораторию.
  И закипел наркомарафет,
  Выдавая чистенький мет.
  Испытывали на кроликах -
  Тех ещё алкоголиках.
  На кроличьей дискотеке,
  Всю ночь не смыкались веки.
  А дальше пошли закладки,
  Закладкам рады ребятки...
  В песочнице, под скамейкой,
  Рядом со спортивной аллейкой.
  В подъезде в почтовом ящике,
  Прячутся свёртки искрящие.
  На клумбе и на парковке,
  Везде те же самы уловки -
  Ещё бы: ведь эти закладки,
  Для многих вкусны и сладки.
  Клубит внутри лабы пар,
  Злой кладмен считает навар.
  Навстречу судьбе наместнице,
  Скачет по карьерной лестнице.
  Скакал, пока не доскакался -
  Бацильный нарыв надорвался.
  Верёвочка сколько не вейся,
  Закончилась елейная песня.
  Пестрят милицейские сводки,
  Трубят о страшной находке.
  Производство, распространение,
  Объёмы большие, хранение.
  Нелёгок груз обвинения,
  Барыгу терзает волнение.
  На крытке всё установили,
  Барыгу за сбыт спросили.
  Наказание было суровым:
  И вот под ночным покровом,
  Не изменив гениталий,
  Валентин превратился в Валю.
  
  - М-дя! - отложил в сторону тетрадку крестьянин и снял очки. - После таких стишков не удивительно, что у тебя так мало читателей. Откуда им право взяться? Из среды нарков и уголовников разве что только...
  - Всецело потехи ради, - бледнея, отвечал писатель. - Пушкин ведь тоже слыл матерщинником, и Есенин матюгался, как грузчик, и тот же Маяковский любил врезать чистого или переделанного, и ещё много кто...
  - Чего ты сравниваешь усест с пальцем? - отсекал подобные сравнения крестьянин. - Где ты, а где они...
  - Говорю же тебе, то из раннего. Всякое бывает. Забавлялся...
  - Вот и дозабавлялся, что теперь словно беспомощный щенок сидишь в траве, а мы, бесплатные няньки, вынуждены тебя обхаживать да уму разуму поучать. А ведь должно быть наоборот. Да уж! Такими стишками настоящей славы не заработать. Пренебрежение славой есть великая глупость, уводящая человека в ненужную сторону. Мир Слави, четвёртый из миров, без которого человек никогда не состоится. И именно поэтому сатанинские крысы всячески стараются его зашельмовать, стереть об нём любое упоминание. Нашла хула на хвалу, - вот их основной стереотип поведения при встрече с настоящей славой. Уясняй: слава детям дьявола не по губам! И как бы они не пристраивались к чужой славе, как бы не выдумывали свою ложную, итог всегда один и тот же: рано или поздно такая слава испаряется, в то время как настоящая слава - вечна. Слава - обязательный ингредиент жизни и настоящая всегда имеет под собой дела. Славные дела!
  - Весьма интересные измышления, - задумчиво чесал ухо писатель.
  - Ещё бы! Истину говорить всегда легко. Так вот, приведу тебе несколько примеров, афоризмов тех поганцев, которые со славой безуспешно борются. "Чем больше у меня славы, тем больше я тупею, и таково, несомненно, общее правило" - сказанул не абы кто, а вор из патентного отдела, не только укравший "свою" теорию относительности, а и исказивший оную. Речь идёт, конечно же, об Альберте Эйнштейне. "Слава - это яд, полезный только в небольших дозах. Слава никогда не помогает мёртвым, живым она много раз была гибельна. Жажда славы - это последняя, от которой отрекаются мудрецы" - учат нас Оноре де Бальзак вместе с Франческо Петраркой. А вот что заявляет нам на голубом глазу актриска Сара Бернар: "Я была в великой славе и испытывала величайшее бесславие и убедилась, что в сущности это одно и то же". Разве не прелесть? Или вот ещё: "Славолюбие - самое низменное свойство человека, ибо, даже владея всеми насущными благами, он не знает удовольства, если не окружен уважением ближних". Это уже шлёпает губами старина Паскаль. Один еврейский матершинник, автор небезыз-вестных дебильных "гариков" Игорёшка Губерман договорился вот до чего: "Я хлебнул из чаши славы, прильнув губами жадно к ней. Не знаю слаще я отравы и нет наркотика сильней". Из той же оперы: "Слава и спокойствие никогда не спят в одной постели". Эту галиматью бахает невпопад Мишель де Монтень. Или: "Слава - товар невыгодный, стоит дорого, сохраняется плохо" - звенит подобно удару молота о ржавую рельсу всё тот же дуралей Бальзак. Начинаешь копать, и выясняются удивительные вещи. Все до единого хулители славы, лица библейской национальности. Они могут быть и с изменёнными именами и фамилиями, но факт остаётся фактом. Ты послушай только, чего они иногда выдают. В частности яйцеголовый Мишель де Монтень родил ещё и следующее: "Из всех призрачных стремлений, самое распространённое - это забота о нашем имени и славе, из всех склонностей - эта та от которой даже философы отказываются с большой неохотой. Из всех, она самая неискоренимая и упорная".
  - Получается, на Славу сплошной наезд? - недоумевал писатель.
  - То-то и оно, что нет. Многие ругают славу, как порок и это могут быть известные писатели, "святые", учёные, артисты, так вот - все они не нашего духа. Откуда им знать, что такое Слава? То, что они называют Славой - есть тщеславие. Нет ничего чище истинной славы, поэтому Слава великих людей всегда должна измеряться способами, которыми она была достигнута, но даже те философы, которые писали против Славы, не забывали ставить своё имя в заголовке книги. Не стоит забывать: всё исчезнет - Слава останется. Гордыня же противоположность гордости. Гордость - структурированная красота. Более того, в погоне за Славой мы зачастую жертвуем материальным, а это несомненный плюс. Вот изречения нашей стороны относительно Славы: "Кто презирает Славу, тот презрит и добродетель" сказал когда-то Публий Корнелий Тацит. Или: "Желание Славы свойственно всем живым людям. Мы как бы умножаем своё существо, когда можем запечатлеть его в памяти других" говорит нам Шарль Монтескье. А знаменитый каратист Брюс Ли, однажды в перерыве между постоянными тренировками сообразил следующее: "Позёрство и показуха, вот видение Славы слабаками". Разве не верно? "Из всех родов Славы, самая лестная, самая неподкупная - народная!" пришёл к такому выводу Белинский и с ним не поспоришь. А теперь умница Цицерон: "Слава есть согласная похвала хороших людей, неподкупный голос людей, правильно судящих о выдающейся добродетели. Когда благодарность многих к одному, отбрасывает всякий стыд, возникает Слава". "Человек, о котором сложены легенды, получает паспорт на бессмертие" прекрасно понимал Уильям Моэм. "Среди гор я Гималаи, среди рыб я акула" - вот как отображает свою Славу Кришна. Самый, самый! Но запомни раз и навсегда, что там, где нет опасности, там не может быть и Славы. Есть две разновидности славной смерти и обе крайне редки. Первой умирают святые с мыслями о Боге, второй умирают в бою, ведя за собой войска, не показав спину врагу. "На земле, где всё изменно, выше Славы блага нет" - сочинил Тютчев, и честь да хвала ему за это. Так что не переживай, добрых людей, как видишь, ничуть не меньше чем плохих. Скажу по секрету, их в разы больше.
  - Что не меньше - это понятно! Вопрос в другом: почему добрые бездействуют, в то время как тёмные объединяются и, не ведая покоя, творят свои бесчинства?
  - Эх ты, древесина! Ну кто тебе такое сказал? Да, пассионарностью своей, дегенераты всех мастей дадут фору любому муравью. Так это их свойство, ведь им не дано познать чувство меры. На то они и дебилы, чтобы без устали скакать как заведённые. Для особо буйных даже строятся жёлтые дома. В них помешанные пускают пузыри, проводя отпуска и отлёживаясь в периоды своих сезонных обострений. Однако всё это не отменяет того факта, что и люди с положительной начинкой повсеместно противостоят злу. Просто методы у них другие, потому и менее заметные.
  - Да уж, что есть, то есть, - соглашался писатель.
  - А теперь подумай сам: кто ненавидит носителей настоящей Славы? Правильно, тот, кто сам никогда не сможет её заиметь. Эти ребятки способны только обгуталиниться, по самое не хочу, а вся их ложная Слава покоится именно на вранье и умении это враньё растрезвонить по миру. Все эти фрики ведут себя нахально, разнуздано, но в итоге у каждого почему-то развязывается пупок. Причём происходит такое в самый неподходящий момент. Сколько ты не рядись в разные одежды, всё равно: итог один. Оскотинивание никогда не принесёт положительных плодов, оно может лишь опустить до животного состояния. В то время как настоящие чудеса прилагаются только к делу и только к делу благородному, такому, какое является заданием из мира Слави. Простой, казалось бы, вопрос: кому доверить свои сбережения с пользой для кармы - богатому, нищему или середняку? У многих этот вопрос вызовет неверный ответ. Большинство, руководствуясь моральными принципами, выберет нищего. Вот тут и загвоздка. Правильным ответом будет тому, кому Бог уже дал деньги. Далее хотелось бы отметить, что далеко не все понимают, кем в их жизни приходится Создатель. Надумывают себе мистические образы, мнят себя его детьми в лучшем случае, а в худшем - рабами. Единицы олицетворяют себя частью Творца и это верно, но никто не пробует с ним задружиться. А между прочим - зря! Ведь заиметь в друзьях самого Создателя, довериться ему как лучшему другу, это ли не вершина, за которой нет предела? "Каким образом задружиться?" - наверняка это терзает тебя в данную минуту. Ответ как всегда на поверхности. Первое, что необходимо сделать - начать ему доверять. Второе - убрать грехи, ошибки. Третьим необходимо было устранить двоедушие. Стать, наконец, самим собой. Искоренить в себе двойственность. Или "Да", или "Нет"! В-четвёртых, изжить в себе пассивность. Создатель - есть постоянное движение и изменение. Он не терпит лени. Ещё Ландау говорил: "Любовь есть Слава доступная всем, а слава есть любовь, доступная труженикам". И напоследок помнить: в вашей дружбе не ты инициатор всех последующих действий. Создатель отряжает тебе задания - ты выполняешь. Вот и всё! Казалось бы, проще простого, дак пойди, найди осознавших сие. Подошвы стопчешь, а ни одного не встретишь.
  - Вроде бы и не поспоришь, - как-то без энтузиазма вклинился писатель. - И я там, как говорится, был. Мёд, пиво пил. Да только по усам естественно текло, а в рот так и не попало. Разве мало я выполнил всяческих заданий? А основное так и ускользнуло мимо. Сколько не бился, сколько не старался, а ничего не вышло. Теперь вот тут. Покойся с миром все дела.
  - Всё верно! Чудо, когда у нас происходит? Когда сам ты полностью исчерпался. Тогда, когда у тебя не осталось более ни инструментов, ни сил для решения возложенной на тебя задачи. Вот где и приходит на помощь лучший друг - Творец. Если ты полностью исчерпался, ты очистился, ты выложился на все сто десять процентов и непременно жди подспорья. В исчерпании себя умирает эго. Долго и больно, но только так. И исчерпавшись, ты заслуженно можешь приложиться к неисчерпаемому источнику. Поверь, Он позовёт. Ощущение мира Слави доступно только дозрелым, когда все долги отданы, когда целиком наигрался в игру под названием "Жизнь". Запомни главное: у Бога нет других рук, кроме твоих! Вот тебе и ответ на твоё сетование. Разве ты хоть раз в жизни ощущал себя исчерпанным? Конечно же - нет, ведь для этого необходимо применить все резервы, все силы. Гораздо проще отступить, придумать себе, что не твоё или как-нибудь само рассосётся и наладится. А когда раз за разом виляешь, не дойдя до цели, то резонно возникает во-прос: а всё ли в порядке с головой у этого парня? Не пора ли ему сменить обстановку и поучиться уму-разуму где-нибудь в других широтах? Смекаешь, о чём это я? Так вот, в сухом остатке получается, что обучение и практика всегда рядом, а не одно за другим. Разнообразие тебе в подмогу, ведь если ты имеешь одного учителя - ты не имеешь ни одного. Если ты знаешь одну науку - ты не знаешь ни одной.
  - Грустно всё это осознавать, но правда есть правда, - от нахлынувших эмоций писатель стал похож на мокрого воробья.
  - Сложив все впечатления, добавить осталось совсем немного, - просиял на такую ремарку землепашец. - Помнишь, как барон Треч, имя которого если прочитать его задом наперёд, звучит как Чёрт, купил себе глаза у Тима Таллера? Мало этого, забрал смех в обмен на постоянный выигрыш в споре. Так вот, барон Треч имел всё, кроме Славы, и в итоге кончил плохо. Так будет со всеми пустыми людьми. Для нас же сгодится вот какой куплетик:
  Растяпы мы, конечно, и разини мы,
  И нам любая кажется беда,
  Невероятной и неотразимою,
  Но как-то всё обходится всегда!
  
  Слава - вещь основательная! Без мира Слави ничего не светит, ибо светит только он.
  
  Внезапно громкий визгливый выкрик оборвал диспутантов. То был скачущий сквозь кусты на одной ноге взбудораженный чем-то солдатик.
  - Караул! Нападение!..
  
  * * *
  Не успели писатель с крестьянином толком подскочить на месте, как на них с противоположного краю обрушилось то самое "Нападение" о котором с запозданием прокаркал горе-часовой служивый. Так в числе прочего, двое оборванных и лохматых разбойников запрыгнули и повалили землепашца наземь. Начались кубарем катания в пыли и колючем кустарнике. Писатель на миг застрял в плену у собственной растерянности, однако задержаться надолго там ему не позволили. Вдруг с верхней ветки рядом стоящего дуба спрыгнул какой-то бичеватый громила, и, оказавшись лицом к лицу с писателем, клацая кривыми, как покосившийся забор, зубами, начал раскручивать в руке увесистый кистень.
  Возня и вопли, присущие любому побоищу, когда речь идёт не на жизнь, а насмерть, всполошили всю окружающую обстановку. Замахнувшись как полагается, одноглазый и плешивый душегубец постарался обрушить своё грозное оружие прямиком на писательскую тыкву. Инстинкт самосохранения подсказал писателю голову вжать в плечи, а туловищем уйти вниз. На первый раз пронесло, но за ним последовали и второй и третий. Казалось вот-вот - и свинцовая гирька кистеня зацепит-таки черепушку писателя, а с тем и расколет последнюю как орешек. Внезапно откуда-то слева промчался солдатик, с остервенением вцепившийся в глотку другому бандюге. Со стороны эта сцепка походила на парный танец, в котором ведущей стороной выступал одноногий. Солдатик отбивался сразу от двоих, поэтому тем, которого удалось прижать к себе, он одновременно прикрывался от ударов второго. Так вот, стремительно налетев, эти двое, так получилось, выбили случайно кистень из рук разбойника напиравшего на писателя. Тогда этот дурно пахнущий верзила вытащил из-за пазухи короткий клинок. Ещё лучше! В один из моментов, зажав писателя меж трёх сосен, данный сорвиголова, петля по нему плачет, занёс руку для решающего смертельного укола. Спасение уви-делось в одном, и писатель недолго думая схватил голой ладонью острое как скальпель хирурга перо клинка. Боли не почувствовалось совсем, как не закапала на траву алая кровь, и уж тем более не посыпались на землю отрезанные пальчики. Возликовав внутри себя от такого дива, писатель отвел остриё клинка в сторону. Однако радоваться было рано. Ну и что с того, что держал писатель безболезненно остриё, так ведь рано или поздно криминалитет вырвет его и будет дальше колоть, пока совсем не заколет.
  Патовая ситуация продолжалась более минуты. Тут, разобравшись с одним супостатом и хорошенько отоваривая второго, рядом пролетел аратай, подымающий зябь. Бросив мельком взгляд на скверную писательскую ситуацию, крестьянин как бы между прочим посоветовал тому придумать себе оружие. Ничего лучше чем перцовый баллончик в этот миг на ум не пришло, но как оказалось, именно он блестяще и сработал. Смачно напрыскав жгучего газа в бесстыжий единственный глаз окаянного Бармалея, писатель, наконец, высвободился из западни. Где-то рядом, солдатик, разделавшись с одним нападавшим, мутузил другого всё время, норовя откусить тому нос. Крестьянин, так тот и вовсе, свернув шею одному, теперь сворачивал руки второму. Всего за пару минут ему и солдатику, заполучив себе в помощники писателя, удалось повязать уцелевших двоих работников ножа и топора - романтиков с большой дороги. Не обошли вниманием и зарёванного, будто луку резавшего, от попадания перцового газа в глаз третьего бродягу. Аккуратно скрутили и положили рядом с остальными.
  Едва отдышавшись, тревожно оглядевшись по сторонам, землепашец спрашивал про Сдобушку. Впереди на опушке тем временем стоял такой треск и грохот, как если бы сквозь лесную чащу неслось на всей скорости стадо бизонов. Дружно побежали на звуки. Выскочив на край полянки, вот какое зрелище открылось приятелям, закалённым теперь в бою: на небольшой полянке полным ходом шла натуральная Титаномахия или по-простому битва титанов. Напади на Сдобушку хоть дюжина спелых отборных разбойничков - раскидала бы в три секунды, но на этот раз достался ей соперник другого плана. Супротив себя имела невезучая Сдобушка в этот раз под стать себе могучего циклопа, завёрнутого подобающим образом в мамонтовую шкуру. Положив огромную кучу на золотое правило, вдалбливаемое отцами сыновьям с младых ногтей, по которому поднимать на женщину руку первейший из запретов, не погнушался этот исполин прилепить девице фонарь под правый глаз. Вот только и Сдобушка являлась особой не робкого десятка: перемоловшая на своём кратком веку не один фургон костей, эта небоскрёбная фурия своими кирпичными кулаками обрабатывала пещерного голиафа и по пе-чени и по почкам. Сколько бы продолжалось такое противостояние, одному Богу известно, ведь истинно - нашла коса на камень. Хрясть! Замахнувшись на рубль, ударила на копейку Сдобушка. Тряц! Отвечал ей колосс звонким подзатыльником. Невооруженным взглядом заметно было, что слабый пол всё-таки уступает грубой мужской силе, а потому соратники не сговариваясь, с воем набросились на великана. В сжатые сроки, запутавшись у того под ногами, удалось повалить всю эту гору мышц и зловония на лопатки, после чего усевшись циклопу на пояс, Сдобушка мастерски того спеленала. Помогло ещё то обстоятельство, что солдатик в качестве угрозы занёс над единственным глазом великана вилы, отнятые им у врага. Сопротивление, таким образом, окончательно и бесповоротно оказалось сломленным. Вот теперь настала пора полной грудью выдохнуть, что и было тут же предпринято. Победа! Все лавры естественно победителям.
  
  - Чего с этими делать будем? - сплёвывая густую юшку, набегающую с рассаженной губы, интересовался солдатик. - Пленных нам только не хватало...
  - Отпустить. Чего ещё с ними делать... - крутил головой писатель.
  - Глупости! Бери ластик и стирай, - командовал пахарь. - Нечего с такими церемониться. Никогда не щади зло и не заигрывай с ним, потому как зло тебя уж точно не пощадит. Касаемо этих бестолочей, сам посуди: ничего другого делать они не умеют, да и не хотят. Им бы только бремена неудобоносимые на простой люд налагать или же отымать кровное. Так что фантазия твоя - тебе и исправлять.
  - Что за обряд такой с ластиком? - удивлялся писатель.
  - Не обряд, а новая мысль, обрётшая свойство реализовываться мгновенно, - в который раз терпеливо растолковывал землепашец. - Хозяин - барин! Как захотел, так и ступай! Действуй глупа!
  На секунду писатель задумался, на другую прикрыл очи серо-голубые да придумал в голове себе, будто чиркает он стирательной резинкой нарисованных на страницах его рассказов разбойничков. Открыв глаза, выяснилось, что от бармалеев осталось одно пустое место, как если бы тех и вовсе не было.
  
  - Браво! Отличная работа! - хлопал своими граблями солдатик.
  - Отличная то отличная, вот только до чёрного ферзя ещё далеко топать, - впервые после боя проронила слово Сдобушка. - Не помешало бы и заправиться. Когда в животе пусто - в голове грустно.
  - Вечно эта Сдобушка про свою похлёбушку, - хихикнул солдатик.
  - Ни слова боле! Предупреждаю честно и откровенно - в последний раз! - хихикнула недобро Сдобушка в ответ.
  - Почему же раньше нельзя было стереть этих злодеев? - писатель не мог отойти от собственного волшебного финта. - Зачем с ними обязательно нужно было тельца мять в схватке неравной?
  - Потому что раньше ты был мал, соплив и кривоног, - шуткой отвечал аристократ. - Оно и теперь не особо что поменялось, но зато сейчас у тебя открылось подсознание. Да ты оказывается ходок! Выхлопотал всё-таки себе привилегированное положение. В отличие от нас, тебе дано при помощи логики и воображения самому придумывать всякую среду обитания, где порядок и взаимодействие вещей да процессов целиком ложится на твоё усмотрение. Это ли не волшебство? Ты наделён фантазией, а это значит тебе по плечу любой предмет или явление профантазировать со всех сторон, то есть фактически с предметом не пересекаясь узнать о нём буквально всё и подчинить его тем самым своей воле.
  - Опять как с трапеции скатился, - чесал загривок писатель. - Надоела уже эта твоя катихастая манера всех и всюду поучать... Умнее умного желаешь казаться... Как минимум - не скромно.
  - Кстати, мы тут заболтались, и от нас кое-что ускользнуло. Кто мне отве-тит, а где эта свинота болотная под названьем бакалейщик? - неожиданно сменил тему пахарь, пропустив мимо обидные слова писателя.
  - Совсем забыл сказать, - виновато потупил взор служивый. - Он это... Дезертировал он короче.
  - Кто бы сомневался! - сурово бросил пахарь. - Продолжай...
  - Значит, пошли мы с ним за орехом, да и мята к чаю закончилась... Стоим, получается возле рябины, ягоды неспелые обдираем непонятно за каким шутом, как вдруг сквозь кустарник один за другим будто с неба на голову, появляются навьюченные богатыми тюками да вьюками верблюды. - Что за галиматья? - стрельнуло первым делом в сознании. - Какого рябого эти корабли пустыни забыли в нашей сибирской тайге? За верблюдами вывалились на опушку и погонщики. Оказалось, что пархатое генуэзское купечество перепутало шёлковый путь с какой-то козлячьей тропинкой и, сбившись с пути, через год оказалось в наших краях. Шатаются в лесу по замкнутому кругу горемычные, поистрепались все, от холода, голода и непривычки; пояса свои на три четверти туже теперь мотают. Окромя торговли ведь ничего делать не умеют. Вот наш бакалейщик и узрел сердца родные. Пронюхав, какие товары тянут на себе двугорбые, какие шелка и специи, какие драгоценные посуды и поделки со скульптурами, глазки бакалейщика полыхнули, словно сверхновая звезда во время своего подрыва, и далее загорелись золотым блеском. А когда продавашка узнал, что караван тянет на себе десять арб золотой монеты, тут уж более я ничего поделать не мог. Купчишкин перестал окончательно меня слушать да и вовсе обращать на меня какое-либо внимание. Всё вре-мя отмахивался от меня как от назойливой мухи, а сам вызвался за символическую плату, в одного навьюченного верблюда, сопроводить караван через эти суровые земли прямиком в Караганду. Стоит ли говорить, что ухи торгаша опять ослонились и даже обогнали себя прежних? По-моему это и так очевидно. Так мест всё и кончилось. Потусил я ещё немного в растерянности, да махнув рукой, побрёл к лагерю...
  - О-хо-хо! Ни на минуту одних оставить нельзя. Что за оказия постоянно?! Куда ни плюнь, попадёшь в морального инвалида. Как маленькие ей Богу, - качал головой ариЙстократ. - А ведь эта алчная коряга ещё смела клятвенно убеждать нас, будто к торгашам никакого причастия не имеет. Мол, не по чину её заклеймили. Ладно, я - перец кручёный-верчёный, меня на мякине не проведёшь. Но такие простофили как вы, уверен на все сто - клюнули. С другой стороны: всё, что не делается - всё к лучшему. Исцелил ведь когда-то Иисус гадаринского бесноватого. Так люди вместо благодарности, просили его уйти. Затрусили люди. Ну не хотели они верить. Так он взял и ушёл! Как раз в этом и есть чудо данного случая. Не в исцелении, а в том, что ушёл. Хорошо, что и наш прохиндей вовремя ушёл. Пользы от него никакой, зато полбу варёную рубает за троих, да постоянно жди подвоха. И чем ты только думал, когда его соображал?
  - Говорю же, не помню я его совсем, - пыхтел писатель в ответ.
  - Один хрен, всё равно он плод твоего игривого воображения, - не отпускал оратай. - Наверняка болтался он где-нибудь в качестве заготовки, в самых глубинах твоего сознания.
  - К сожалению, это не все плохие новости на сегодня, - выдал солдатик после минутной паузы.
  - Сколько же их у тебя, приятель? - нахмурился аристократ сызнова. - Ты чего, эти плохие новости в теплицах выращиваешь? Ладно, выкладывай: что там у тебя ещё стряслось?..
  - Так вот, возвращаюсь я, выходит теперь в одиночестве, как путь мне преграждает какой-то старичок-боровичок. По-другому и не назовёшь. Росту с метр - любимый Сдобушкин ростик, одним словом, одет в лохмотья, а на седой макушке шляпа похожая размерами и окрасом на шляпку гриба рыжика...
  Тут служивый схлопотал подзатыльника от девицы. От тяжёлой Сдобушкиной ладони в голове у солдатика заискрили звёздочки, поэтому пришлось немного обождать, пока маячки из глаз полностью не высыпятся. Сдобушку устыдили, на что Сдобушка резонно заметила: "Он первый начал".
  - Испугался старичок меня, как прокажённого, хвать свою тросточку и бежать, - продолжил солдатик после перебивания. - Ну, думаю - уйдёт. На одной ноге ведь сам ковыляю, да с костылём вместо протеза. Однако интерес взял настолько, что умудрился дедушку догнать и схватить. - Чего это ты, старче, в догонялки играть придумал? В таком почтенном возрасте пребываешь, а ведёшь себя как хулиган из подворотни. Зачем убегал? - спрашиваю его. А он мне и рассказывает: прошлой ночкой из самых мрачных каверн преисподней выпрыгнул к нам сюда демон пропаганды - самого грозного Чернобога детка. Поговаривают, будто на плече у него как попугай сидит на корточках какой-то маленький Геббельс , и без устали через огромный рупор вещает ложь да пропаганду. Бродят эти двое по ночному лесу, наши честные имена очерняют да порочат. Придумывают про нас - соль земли русской такое, что волосы на голове встанут дыбом. Из вина виноград выдавливают - по-другому и не скажешь. Преподносят всё красиво и правдоподобно. На каждую небывальщину заготовлена у них холодная логическая цепочка, объясняющая любую мелочь. Не гнушаются повторять одно и то же, ведь если ложь повторить много раз, она становится правдой. Всё это затеяно для того, чтобы настроить против нас окружение, природу, любую живность и всякий разум. Чтобы неоткуда нам было ждать помощи, а наоборот все нас чурались как проклятых, закладывали нас с потрохами, да препоны всякие на пути чинили. Такие вот пироги...
  - Несусветная гадость! - поморщился пахарь.
  - Вот и я говорю: не дело это, честным именам шельмованию подвергаться, - промычал служивый.
  - Уже не в первый раз слышу об этом вашем грозном Чернобоге... Кто такой? Чем знаменит? - интересовался в свою очередь писатель.
  - Придётся провести маленький ликбез. Так сказать, для ясности. Опять яйцу приходится курицу поучать, - напялил для важности очки пахарь, да залез на пенёк, словно на трибуну. - Итак, приступим! Лучшего объяснения всей картины в целом, чем от Георгия Алексеевича Сидорова лично мне встречать не доводилось. Что ж, расскажу его словами. Вселенная, которую породило могучее сверхсознание Великого Рода, долгое время существовала в невоплощенном виде, в состоянии идеи и волевого заряда. И только после появления Сварога, непосредственного "отца небесных богов", началось строительство проявленной Вселенной. Светлые огненные боги, дети Сварога, в идеальном невоплощённом мире (небесном Ирии) не имели права выбора. Идеальный мир требовал от сущностей, его населивших, соответственного отношения к себе, а их отец, погрузившись в созидание плотной материи в проявленной и уже наполненной микромиром Вселенной, не успел до конца израсходовать тот энергетический потенциал, который отдал в его распоряжение Прародитель-Род. Но если в идеальном мире все энергосущности, населяющие его, имели право сделать выбор только в сторону добра, то в мире плотном можно было сделать и обратный выбор - в сторону зла. Это вполне согласовывалось с Замыслом Великого Рода и не противоречило одному из основных законов Мироздания, закону свободы воли. Вот так и получилось, что оставшаяся, неизрасходованная Сварогом, энергия созидания в проявленной Вселенной сама, по собственной воле сделала выбор на разрушение. Так произошло рождение грозного Чернобога. Могучий Чернобог сразу после своего появления вторгся в систему проявленного Космоса и начал его разрушение. До сих пор он пытается строить свой собственный космос вопреки замыслам Рода. "Космос абсолютного порядка" - где недолжно быть ни материи, ни энергии, способной породить эту материю, ни времени, ни пространства, где ненужной станет даже информация. Только его, Чернобогово, мёртвое сознание воцарится на месте разрушенной Вселенной. По мнению этого бога, хаосом является Проявленный Космос с его микромиром, с миллиардами пылающих звёзд, с массой населённых живыми существами планет. Чтобы осуществить свой план, бог разрушения циклично запускает во Вселенной эру смешения добра и зла, которая длится в этот раз, по сей день. Естественно, между создателем Проявленной Вселенной могучим Сварогом и её разрушителем идёт неустанная борьба. Благо, что Чернобог не так силён, как другие "дети Сварога". Он собрал себя из локальных, разбросанных по всему космосу, отдельных частей. Как метко в старину на Руси замечали: "Чернобог - всего лишь небесный сор; придёт время, и Сварог использует и его в своих созидательных целях..." Но, с другой стороны, эта разъединённость и локальность делает бога разрушения вездесущим и неуловимым. Вот почему борьбу с ним обязаны нести не только Светлые огненные Боги, но и люди, потомки богов, которых повелитель Тьмы пытается использовать в своих целях. С приходом Чернобога в проявленный мир наступила и Эра небесной войны. В этой войне любому человеку необходимо определиться и сделать для себя окончательный выбор. И всё-таки чем же принципиально отличается добро ото зла? Главное отличие состоит в том, что добро может существовать без зла. Например, без каких-либо разрушений царит в небе наше Солнце, или плывёт в Космосе наша планета Земля, не нуждаются в разрушении её материки. Не стремятся к разрушению и живые организмы, населяющие её. И ещё: зло, в отличие от добра, ничего не созидает, оно умеет только разрушать. Фактически зло всегда паразитирует на здо-ровой, исполненной животворящей энергии системе, живёт за счёт неё, одновременно её и разрушая. Человеку надо знать и всегда учитывать тот факт, что зло, в отличие от добра, намного примитивнее. Как раз из-за этого борьба с ним очень трудна и изнурительна. В силу своей простоты, зло очень изменчиво, оно умеет ловко приспосабливаться к окружающему, менять свою форму, убеждения, цвет. И последнее. Нельзя считать, что добро и зло поделили между собой во Вселенной сферу владения: где-то процветает добро, а где-то царит зло. Кое-где в нашем мире зло может проявляться сильнее, чем добро. Но через определённый срок оно непременно сдаст свои позиции добру - это закон Вселенной, и его надо знать каждому. Из вышесказанного может показаться, что добро - это гармоничная неизменная целостность, застывшая в себе консервативная система; а зло - любое нарушение этой целостности. Известно, что мир находится в бесконечном движении, следовательно, существует естественный процесс его эволюции. При этом неизбежно разрушается что-то отжившее, старое и создаётся новое, более совершенное. Такое разрушение с последующим восстановлением, только на более высоком уровне, и есть виток эволюции. Получается так, что в этой системе зло выступает не только как разрушитель, но и как хранитель целостного. Здесь мы имеем дело как раз с тем случаем, когда "сор", подчиняясь общим законам мироздания, перестаёт быть только сором. И всё-таки Хаос и Космос разделены. Дело в том, что системы зла сохраняют целостность только для себя, для себя они всегда стремятся быть неизменными и во времени вечными, а вот для мира окружающего эти системы являются гибельными. Они разрушает всё, чего могут коснуться и с чем взаимодействуют. Русская ведическая традиция во зле, которое воздействует непосредственно на человека, выделяет три формы:
  Во-первых, разрушением божественного духа, данного человеку самим Сварогом, занимается персонально сам Чернобог. Только ему под силу повлиять на дух человека, разумеется, если человек это допустит. Здесь он, чтобы войти человеку в доверие, часто играет роль светоносного божества, носителя особой истины, которая, разумеется, является источником всех земных благ. Во-вторых, на мир человеческой души действует женская ипостась Чернобога - Кривда. Это демон, который толкает человеческую душу не к поиску истины, а как можно дальше от неё. Кривда - женское божество тотальной человеческой лжи. Человек, которого поразила Кривда, одинаково обманывает и друзей, и врагов. Он обманывает своих близких, доверяющих ему, а заодно и самого себя. Как правило, такой человек прикрывает свои истинные цели лживыми рассуждениями и безосновательными доводами и всячески оправдывает свои низкие поступки высокими целями и различными неблагоприятными обстоятельствами... Но на этом уровне зло ещё продолжает маскироваться и скрывать свою истинную природу. Оно приспосабливается, ка-муфлируется под добро и делает вид, что всё совершается ради торжества истины. На третьем этапе человека, который продолжает следовать дорогой зла, поджидает Мара. Это полная духовная Смерть, действующая на физическом уровне. Человек, поражённый Марой, уже не прикрывается ложью. Он творит любое зло без всяких сомнений. Совесть его молчит: она ему просто не нужна. Теперь он уже не может не делать зла, потому что лишён своей воли, и им полностью управляет тьма. Он не может получить поддержку светлых сил - сломанная душа не позволяет сделать этого. И последнее: злые дела доставляют ему удовольствие. Фактически это уже не человек, а зомби. Но себя таковым он, конечно же, не считает. Тёмными силами ему дано ощущение, что он сверхчеловек, которому позволяется всё что угодно. Свои изуверские поступки человек-демон, как правило, оправдывает стремлением к высшей цели, а у таких, как известно, все средства хороши. Человека, полностью оказавшегося в зависимости у Мары, отличает лютая ненависть ко всему живому, он ненавидит всякое проявление жизни, сеет вокруг себя хаос и бессмысленное разрушение. Он ненавидит природу Земли, ненавидит человека, ненавидит Космос. Фактически его используют силы мирового Хаоса для разрушения проявленной, наполненной энергией созидания Вселенной. Они подпитывают его энергией, стараются сохранить ему здоровье и поло-жение в обществе, но всё это до поры до времени. Всё равно силы света находят способ прервать жизненный путь человека-демона. И тёмные, как правило, в таких случаях оказываются бессильны. Таким образом, зло в нашем мире является совокупностью злых мыслей и злых, ведущих к разрушению, дел. Увеличить количество тьмы в нашей Вселенной может каждый. Поэтому всегда надо помнить, что обязанность любого человека - служить добру, созиданию, а не разрушению. В душе каждого из нас есть и добро, и зло. Ведь мы не раз делали выбор, и не всегда он был верным, но каждый из нас в состоянии сдвинуть центр тяжести в своей душе в сторону добра, и это будет уже большой победой. Любая другая позиция, хотим мы этого или нет, ведёт к двойной морали: для своих и для чужих. Человек, прежде всего, должен бороться против зла в своём сердце. Это самый первый и самый надёжный путь к победе над злом вселенским. Трагедия человечества заключается ещё и в том, что человек в эру Кали-юги постепенно разучился обуздывать свои злые мысли и эмоции. Это за несколько тысячелетий привело к тому, что в ближнем Космосе, недалеко от планеты, возник мощный эгрегор вторичного зла, известный как Амон, Сет, Дьявол и так далее. Так как вибрации этого эгрегора оказались идентичными вибрациям подобных же ранних эгрегоров, которые появились в доисторические времена и являются порождением предшествующих цивилизаций, то они слились в одно целое. Так в Кос-мосе возникла сильная тёмная энергоцентраль, верой и правдой служащая мировому Хаосу. Помимо повышения энергии Чернобога, она подпитывает людей, которые сделали свой выбор в сторону зла, но основной её задачей является формирование в человеческих душах стремления к материальным ценностям в ущерб ценностей духовных. Это тёмное энергетическое образование, сотканное из злых человеческих мыслей и эмоций, пользуясь знаниями о слабости человека, стремится подтолкнуть его к принятию скороспелого выбора в пользу тёмных. Но, самое главное, Эгрегор пытается отсечь земное человечество от животворных энергетических потоков проявленного Космоса. Находясь в непосредственном контакте с населением планеты, обладая достаточной энерговооружённостью, этот сгусток зла окутывает своими силовыми структурами большую часть земной поверхности. Он непроницаемым одеялом висит над Средиземноморьем, Европой, Северной Америкой и Восточной Азией. В условиях Кали-юги через такую энергетическую броню очень трудно в проявленный мир проходят позывные здоровой части человечества. Только с помощью усилий огненной иерархии связь человечества со Вселенной остаётся ненарушенной. Вот почему в этих сложных условиях население планеты должно наконец понять, что в противоборстве сил тьмы и света человек играет не последнюю роль, и от его позиции в проявленном мире многое зависит. На деле получается обратное: носитель тёмного разума, сам того не подозревая, оградил себя от светлого мира богов - своих небесных предков. Поэтому путь Земли сквозь область свёрнутого пространства, где вектор сил направлен не на созидание, а на разрушение, оказался для человечества таким болезненным. Русская ведическая традиция считает большим грехом распространение зла во всех его формах, в том числе эмоциональных и мысленных. Наши предки справедливо считали, что злые эмоции и мысли являются не меньшим грехом, чем злые поступки. Поэтому каждый человек обязан следить за своей психикой и не выплёскивать внутреннее зло на невинных. Такие действия ведут к увеличению зла не только на земле, но и в Космосе. Мало не делать зла самому - важно не давать творить зло другим. Ведь если зло не останавливать и ему не противиться, то оно может набрать такую силу, что даже тем, кто его не творит, жить станет невыносимо трудно. За свою историю человечество не раз переживало подобные всплески зла. Это и религиозные войны, и костры инквизиции, и конкиста, и революции. Древние руссы считали грехом не только активное злое воздействие на окружающее, но и пассивное, которое выражается в пособничестве злу. Очень большой грех быть мягкотелым добряком, всепозволяющим и всепрощающим. Ведь доброта и благо - разные вещи. Разве можно оставаться добрым к отпетому негодяю или подонку и позволять ему безнаказанно творить зло? Но, к сожалению, в вашем обществе встречаются люди, которые считают, что добро должно быть абсолютным, то есть всепрощающим, Ну, а борьбу со злом перекладывают на Бога... Прежде всего, это люди, следующие семитским верованиям, в основном христиане. На таком поведении настаивает известная христианская концепция: "Возлюби врага своего". Кому служит такая заповедь - понятно любому здравомыслящему человеку, но, к сожалению, не убеждённому христианину, который понимает её как правило - в прямом смысле. Некоторые люди считают, что зло можно за-ставить работать на человека. Этой бредовой идеи придерживаются, как правило, чёрные маги и многие слишком уверенные и самонадеянные балбесы. На самом деле всё наоборот - это силы зла используют людей. Контакт с эгрегором Хаоса однозначно приводит человека к подчинению тёмному эгрегору. Человек просто не в состоянии выйти победителем: слишком мал его энергопотенциал, чтобы управлять этими силами, тем более, что человек, идя на контакт с ними, вынужден отказаться от поддержки сил света. Обычно люди, по своей воле вступившие в контакт со злом, становятся пособниками сил зла, превращаются в живых роботов, зомби, лишённых права выбора... А чтобы человек выбрал сторону тёмных, этим силам надо как-то убедить его, сделать так, чтобы он сознательно отказался от эволюции и ступил на путь инволюции. Вот этот-то момент для Чернобога и его свиты всегда был самым ответственным. Только через тысячу лет после вступления планеты в тёмную полосу космического пространства, используя структуры государственной власти, силы Хаоса приступили к осуществлению своего основного замысла: чтобы на земле беспредельно росло и набирало силу Зло. Но для этого нужна была соответствующая почва. Естественно люди Золотого века не годились для этой цели, а значит они должны были уступить место другой расе. Требовалось человечество с перевёрнутой психикой, для которого разрушение, уничтожение всего живого и неживого планеты ради наживы и удовольствий стало бы естественным нормальным процессом. Первые представители этой новой расы, земные воплощения космического Хаоса, надёжная и непоколебимая личная гвардия Тьмы, а по замыслу её - будущий авангард иного человечества были созданы чёрными египетскими жрецами в Синайской пустыне. Важно знать, что в пятимерном пространстве отсутствует материя, точнее, она присутствует в виде энергии, и человек, и все живые сущности в этом измерении выглядят совершенно иначе, чем в нашем трёхмерном пространстве. Например, человек в этом измерении будет выглядеть как круглая энергетическая сфера. А как мы уже знаем, если рассматривать нашу Вселенную из глубин информационного поля, она тоже будет представлять собой гигантский, наполненный микромиром и материальными структурами, шар - налицо аналогия. Вот тебе и утверждение древних, что человек - микровселенная, тот же Род, только очень маленький. Так вот, между микробогом-человеком и макробогом-Родом выстраивается иерархия различных энергосущностей, проявлений единого энергетического Абсолюта (Рода). Это и есть боги. Понятно, что все без исключения энергосущности в высших измерениях представляют собой различные по объёму и энерговооруженности шары. Эти шары - точная копия Вселенной-Рода и маленькой человеческой ауры. Наши предки всегда считали человека родственником небесных богов и, как мы видим, они не ошибались. Человек - действительно родственник и самый младший из высших богов вселенской иерархии. Именно из высших, так как существуют ещё и низшие энергосущности. Каждый космический принцип, или Бог, является всего-навсего качественным проявлением в поле Великого Рода. По сути, это тот же Род, только занят он определённой созидательной работой, а раз так, то для этого он наделён и своим собственным, естественно, зависимым от общего космического мозга, сознанием. Следовательно, и человек, как и его праотец-Род, имеет несколько уровней сознания. Забегая вперёд, скажем, что он имеет все уровни, только не всегда умеет ими пользоваться. Род же своими уровнями сознания (богами) владеет в совершенстве. Не вписывается в общую структуру богов-созидателей один лишь Чернобог. Хоть он энергетически и является порождением Рода, бог разрушения сделал выбор не на созидание. Этот выбор Чернобог совершил тогда, когда строительство Вселенной было практически закончено; и последний из богов воспользовался правом человека или какого-либо другого материального носителя сознания во Вселенной, но не правом бога. Он выбрал путь разрушения. На выбор пути повлиял ещё и факт его незаконного (незапланированного) рождения. Поэтому Чернобог ориен-тирован в своих действиях, прежде всего, на информационное поле Нави. Его рассуждения просты: на первом этапе построить внутри Вселенной отца богов Рода своё собственное подобие Вселенной. Своего рода раковую опухоль, которая, в конце концов, поглощая энергию проявленного Космоса, разрушила бы Вселенную Сварога, переведя её в информацию. Далее мощное ментальное поле самого Бога Тьмы не дало б возникнуть воле вторичного сверхсознания (нарождающегося эволюционирующего Рода), подпитанного энергоимпульсами Высшего надкосмического первичного сверхсознания. Фактически намерения Чернобога абсолютны: они направлены не только на разрушение мира проявленной Вселенной, но и на то, чтобы такая Вселенная больше не возродилась, но и это ещё не всё... Он особую роль в разрушении Вселенной и в прекращении эволюционных процессов в информационном поле Нави отводит именно человеку и ему подобным. Как я уже упоминал, энергетическое поле (аура) человека качественно копирует энергоцентраль самого Великого Рода. Отсюда библейское утверждение, что человек сделан по образу и подобию Бога. Эта информация пришла в "Тору" из "Вед" и, естественно, она верна. Мы знаем также, что руссы являются прямыми потомками (через Сварога, Перуна и Дажьбога) самого Рода. Так вот, миссией человека в природе и Вселенной является его эволюционный путь от материального личного ядра (тела человека) к материальному ядру целой Вселенной. По сути, настало время открыть вам одну из величайших ведических тайн: эволюционирующий человек в будущем сам станет Родом. Он уже и сейчас на полевом уровне очень маленький Род, но об этом, к сожалению, не ведает. Не знает и того, что в будущем эволюционные процессы вплетут его энергетику в полевые структуры (Ирия) Рода, и в них будет многие миллиарды лет идти его эволюция другого уровня (божественного). С родительской точки зрения всё логично. Никаких противоречий нет. Всякий отец мечтает, чтобы его дитя пошло по его стопам. То же самое желает от нас и наш праотец - великий Род. Наши далёкие предки ориане-гиперборейцы и атланты знали, что энергоцентрали высших космических богов-детей великого Рода фактически являются эволюционными уровнями полевых структур будущего человека. Человека-бога, погрузившегося в эволюционную спираль энергий Рода. Уровень богов (пятое измерение) для ступивших на путь полевых структур человеческой психики является своеобразной лестницей, которую за миллиарды земных лет надо преодолеть этим структурам, чтобы достичь уровня самого Рода. У писателя и остальных слушателей невольно может возникнуть справедливый вопрос: неужели в беспредельной Нави может появиться столько Вселенных, сколько жило, живёт, и ещё будет жить людей на нашей планете? А ведь подобных миров типа Земного во Вселенной великое множество. И действительно: как утверждают "Веды", Космос полон помимо людей и другими материальными носителями сознания. Но вместе с тем в нашей, как и во всякой другой Вселенной, существует закон жёсткого отбора. Как мы знаем из русских "Вед", из "Книги Велеса" и других ведических источников, русские люди после своей смерти отправляются в Навь, или в небесный Ирий. Из вышесказанного известно, что Навью наши предки называли гигантское надвселенское информационное поле, но мы часто за-бываем о том, что локальная часть этого поля "памяти и покоя", взаимодействуя с Явью (волевой и ментальной энергией "вторичного сверхсознания"), включает запуск новой молодой Вселенной. Всё остальное информационное поле надвселенской Нави остаётся пассивным. Его основной задачей является сохранение информации об "ушедших" Вселенных. То, что отдельные участки информационного океана в моменты взаимодействия с Явью приходят в возбуждение и отдают знания на строительство новых миров, принимая через некоторое время информацию с дополнениями и даже в чём-то с изменениями, является для надкосмической Нави всего-навсего эволюционным процессом. Ведь Космос, как и человек, эволюционирует, и этот Путь изменений практически бесконечен. Нас интересует Навь возбуждённая - та самая, которая, взаимодействуя с Явью, участвует в строительстве Вселенной. Так вот, это локальное возбуждённое информационное поле сравнительно молодой, недавно возникшей Вселенной (а наша Вселенная как раз таковой и является) занимает в Нави самый нижний энергетический уровень. Как я уже упоминал, души (энерготела) руссов после гибели физического тела отправляются или в небесный Ирий, или в Навь. Так вот, если души уходят в Навь, то имеется в виду не надвселенское информационное поле, а возбуждённое вселенское, локальное. Обычно это поле древние помещали глубоко под Землей (царство мрачного Аида у греков, или царство Вия у руссов). Раз уж мы коснулись Вия, то надо пояснить, что этот бог разрушения играет туже самую роль при Чернобоге, какую играет Великий Сварог при Роде. По мифам - обычно Вий выступает воеводой в войске Чернобога, и этим всё сказано. Вий - второй после Чернобога хозяин локальной космической Нави, он ипостась Чернобога в деле переориентировки человеческих душ в своих владениях. Во вселенское информационное поле обычно "сваливаются" энергетические тела людей, которые пренебрегли законами эволюции и ступили на путь инволюции, то есть духовной деградации. Для таких людей Навь является идеальным местом, оно даёт возможность очень многое понять и многому научиться. И, прежде всего, сделать окончательный выбор. Тем более в возбуждённом информационном космическом поле на энергетическое тело человека начинает воздействовать Вий и его окружение. Ипостась Чернобога не в силах заставить человека принять сторону энергий разрушения, но она может, используя мощь Кривды переориентировать человеческую душу на процессы, обратные эволюции. Поэтому для оступившейся в материальном мире человеческой души даже после смерти физического тела испытания не кончаются. После испытаний земных в Нави его поджидают испытания, которые куда сложнее и важнее. Во-первых, человек, попавший в локальное информационное поле Вселенной (царство Аида или Чернобога-Вия), теряет свою память. Это закон Нави: его память о земной жизни в полевом информационном банке перетекает в кладовые этого банка. О потере человеком памяти про его пребывание в плотном теле после того, как его душа попадает в Навь или царство Аида, повествуют очень многие мифы индоевропейских народов. У древних греков это происходит после того, как душа человека "попьёт" воды из священной подземной реки Стикс. Налицо контакт с водой, информационным полем Вселенной, которое забирает в себя всё, что находится в человеческой памяти. В Нави энергетическое поле человека сохраняет только эмоциональную память о прошлом, и только на неё ему приходится опираться в противодействии разрушительному влиянию Вия и его свиты. Но эмоциональная память человека прямо пропорциональна количеству его перерождений. Чем больше воплощений в плотном мире прошло энергетическое тело человека, тем выше потенциал его эмоциональной памяти, части того энергетического багажа, который принято в обыденности называть духовностью. Такая человеческая душа и в царстве Нави сохраняет ориентацию и, как правило, не поддаётся никакому воздействию со стороны сил тьмы. В свою очередь, эти силы и не пытаются изменить эволюционный путь такого человека. По его энергетическому телу они видят, что он не их, и уровень Нави для него - как раз то место, где его дух ещё более укрепится в своём выборе. Обычно высокодуховные люди попадают в Навь после того, как в плотном мире ими были совершены какие-то серьёзные ошибки. Причем, как правило, ненамеренно. И пребывание в информационном поле Вселенной для них является ещё одним уровнем, который в будущем исключит допущение ошибки. Но таких высоко продвинутых в духовном плане человеческих душ в области памяти и покоя Вселенной немного. В основном активное информационное поле Космоса наполнено энергетическими телами людей, ступивших на путь духовной инволюции. Это души земных холопов-шудр, для которых жизнь в плотном мире представляла собой бесконечную погоню за различными видами удовольствий. Материальное для них всегда было самым главным, ради него они и жили, предавая, убивая, насилуя, погружая окружающий мир в ложь. Души таких людей для Чернобога, властелина вселенской Нави, представляют неоценимую находку. Единственное, что ему серьёзно вредит, так это закон кармы - космический закон возмездия, который заставляет человека переосмысливать свои поступки и идти по жизни путём Прави, а не Нави. Души очень многих носителей человеческого сознания не принимают закон кармы. Закон космической справедливости им непонятен и даже враждебен. Не принимают они и то, что энергетическое тело человека вечно, вечен и его путь эволюции. Надо сказать, что искусственных религий, отрицающих закон кармы, в обитаемых мирах нашей Проявленной Вселенной очень много. Они специально насаждаются Чернобогом и его слугами материальным носителям высокого сознания, чтобы расколоть их ряды и выделить из них часть душ, которые, дегра-дировав в поле Вселенской Нави, в дальнейшем утратят способность к эво-люции, а значит, потеряют и возможность подняться на уровень Рода. Сущность, подобная Чернобогу, из любой Проявленной Вселенной всегда начинает строить свою империю из плотного мира, где она при помощи чёрного жречества создаёт ряд искусственных религий типа земного иудаизма или христианства; главное, чтобы в этих религиях отсутствовало два основных ведических закона: закон инкарнации и закон кармы. Потом с помощью этих религий, точнее, вер, как правило, очень агрессивных, уничтожается религия Истины, или общекосмическая религия. Чёрными жрецами сжигаются или укрываются ключи по знанию этой религии. А сейчас нам важно знать то, что лишённые знания двух вышеназванных законов, материальные носители сознания - люди или иные сущности - отстраняются от эволюционных процессов. Их духовная эволюция в лучшем случае начинает топтаться на месте. А в худшем включается механизм инволюции, который, в конце концов, приводит всё более и более деградирующие человеческие души к низким животным уровням. В результате чего переродившийся духовно человек уже неспособен в будущих воплощениях принимать свой естественный образ. И, если его душа так и не сможет снова включить механизм эволюции, она, как и энергетическое тело многих растений и животных, не сольётся с потенциалом Рода и вынуждена будет пополнить своей информацией поле великой Надкосмической Нави. Из этого мы хорошо видим, что далеко не все люди, идя путём эволюции, могут подняться до уровня Прародителя и Отца богов Рода. Но нельзя винить Чернобога - властелина вселенского информационного поля - в том, что он, вмешиваясь в дела Рода, вредит последнему. В данном случае он выполняет задуманное самим Родом. И вовсе не потому, что в волнах Надкосмической Нави не найдётся места для построения своих Вселенных всем материальным носителям высокого сознания. Информационное поле бесконечно. Дело в другом: достигать уровня богов и Рода должен лишь достойнейший. Материальное, чувственные удовольствия и власть в любой Вселенной - не что иное, как ловушка для слабых, склонных к саморазрушению, душ. И действия Чернобога в том, чтобы несмотря на его оппозицию к Проявленному Космосу, исполнять роль фильтра. Правда этот фильтр нередко бывает беспощаден, но таков закон любой Вселенной. Открытый эволюционный путь на уровень высших богов и самого Рода имеют материальные носители сознания с огромным багажом положительных воплощений. Как я уже замечал, такие люди после разрушения физического тела редко попадают в активную Навь. Обычно их место на более высоких уровнях Вселенной - в Ирии - там, где обитают наши предки и высокие боги. Ирий - не информационное поле, и душа человека, попавшая туда, не платит памятью, знаниями и накопленным опытом за своё пребывание в нём этому высокому энергоуровню. Мало этого, человек, побывавший в Ирии, после своего очередного воплощения хорошо помнит незабываемое пребывание в мире созидательных энергий; помнит уроки, данные ему высокими сущностями - как правило, различными ипостасями богов; и может при надобности, покинув своё земное тело, снова отправиться в обитель Рода, где его всегда ждут и с радостью встретят. Фактически речь идет уже не о простом человеке, а о высоком йоге, для которого жизнь в плотном теле является, главным образом, обязанностью перед родной Землёй, родным народом и всем человечеством. Вот и ответ на тот вопрос, который возник у нас относительно того, что все без исключения люди, являясь микрокопиями Рода, в конечном итоге, идя путём эволюции, могут достичь уровня самого Прародителя Вселенной и в дальнейшем запустить в океане Надкосмической Нави каждый свою Вселенную. Из вышесказанного понятно, что достичь уровня высших богов и самого Рода из микрокопий человеческих душ путём прямой эволюции смогут только единицы, и это нормально. Основная же масса человеческих энерготел, долгое время воплощаясь из Виевой Нави, после смерти своих материальных тел будет вновь и вновь погружаться в ту же самую Навь. И этот круговорот, естественно, не без помощи Чернобога продлится для них очень долгое время. В результате какое-то количество человеческих душ, благодаря информационным процессам, текущим в активной Нави, ступит на путь дальнейшей эволюции. Но очень многие человеческие и другие энерготела двинутся путём обратным и своими исковерканными душами заполнят надкосмическое информационное поле, пополнив последнее. Они возродятся опять уже в новой Вселенной, но не людьми, так как людьми им ещё предстоит стать. Вот, собственно, и вся правда о силах света и силах тьмы.
  - Скажи, пожалуйста, как всё оказывается запутанно... Не ровен час, с ума можно спятить, - прожурчал солдатик первым.
  - Это тебе не муштрой военной заниматься, - согласительно кивал пахарь. - Чем большими знаниями ты владеешь, тем ты сильнее. Знания - вот настоящая сила, а не шпага и винтовка. А пока знаний нет - любое человеческое сборище можно смело отнести к царству непуганых идиотов.
  - Что же нам теперь делать? - давил на непонимание писатель.
  - Сногсшибательный вопрос! - крякнул аристократ. - В миллионный раз его слышу. Искать светлый град на холме, а уже затем и свою собственную Алатырь гору вместе с Алатырь-камнем тем самым, который всем камням отец.
  - Очень, конечно, интересные байки, но на пустой желудок не совсем удо-боваримы, - затянула старую песню о главном обжористая Сдобушка. - Мы, подобно Антеям и Микулам Селяниновичам, от земли-матушки силу черпать не умеем.
  - Достала уже! Иди и подстрели себе зайца или утку, - нетерпеливо от-махнулся крестьянин.
  - С этого и надо было начинать, - оживилась Сдобушка.
  - А нам придётся немного дать крюка, - продолжил пахарь. - Боюсь без посещения страны кумиров, не добраться нам до цели. Сами видите, кощей за кощеем по нашу душу посылается. Пора с этим заканчивать...
  
  * * *
  Вот дивный сад и всё при нём,
  И девушка в руках с бельём,
  А рядом копошатся дети.
  Ручей бежит, изящней нет на свете.
  Природы ароматы ласково витают,
  Вдруг - хлоп! Картинка плавно исчезает...
  
  Теперь ряды товарищей лихих
  На поле брани в шлемах золотых.
  А впереди врага шеренги,
  Теснимы в сумрачном оттенке.
  Не приключилось чтоб упадка,
  Здесь дисциплина - мать порядка!
  
  И вновь себе на удивленье,
  Меняется изображенье.
  Канава, раненые, стоны,
  А мёртвым от живых поклоны.
  И мухи роем, даже не приснится,
  Чего же мухам этим дома не сидится?
  Миг и покой как отпущенье,
  А с ним всецелое прощенье...
  
  Забрало марево и этот кадр,
  Опять невидимый кинотеатр,
  Даёт уже иной анонс,
  В нём статуи стоят из бронз.
  Подруга, может быть жена,
  В одёжах светлых в нём отражена.
  Порхает бабочкой так мило,
  А в подреберье вдруг заныло.
  И колокола мелодичный звон,
  Переместил в другой эон.
  
  Все эти образы растеребили где-то,
  Внутри души просторы лета.
  Да озарением пришла печаль,
  За нею стало, нестерпимо жаль,
  Прошедших дней и дел напрасных,
  Ах, сколько было их прекрасных.
  Да так и кануло в небытиё,
  Но память говорит, что всё - моё!
  Она навечно сохранит любую мелочь,
  Пока внутри себя лелеешь светоч.
  
  
  
  - Ведь можешь если захочешь! - вновь на привале отложил в сторону тетрадку пахарь. - Совсем другое дело. Наконец-то вижу понимание того, что события не происходят с тобою, а они происходят для тебя.
  - Это как раз из более позднего, - краснел от похвалы писатель. - И вообще, чего ты от меня хочешь? Я ведь не поэт, а прозаик.
  - Раннее или позднее: какая разница? Важно лишь направление вектора, - захлопнул тему землепашец.
  - Кто-то вроде к лагерю бежит, - насторожился солдатик. - Пойти, разбудить Сдобушку?
  - Не надо, - встал в полный рост крестьянин. - Сами разберёмся.
  Внезапно из кустов буквально вывалился заплаканный, словно вдова унтер-офицера, тот самый бакалейщик. Вывалился и сразу же всех насмешил. Дело в том, что на бакалейщике произошла полная смена гардероба. Теперь этот барышник, выглядел под стать любому иноземному торгашу, и одет был в разноцветный байковый халат, правда, почему-то женский, остроносые сапожки, уснащённые серебряными вставками, а на голову посадил белую праздничную тюбетейку с полумесяцем на лбу. Наверняка всё это барахлишко выменял безголовый купчишка у своих друзей по ремеслу. Купца вмиг окружили и с немыми каменными лицами уставились на того в ожидании объяснений. Причитая, подобно старухе на похоронах, поведал бакалейщик следующее: оказывается, злобные заморские торгаши взяли проводником нашего купчишку вовсе не за красивые глаза, а в конечном итоге за упитанный вес. Вот где бакалейщику и пригодились его феноменальные уши. С по-мощью этих ушей удалось подслушать, что его - верой и правдой служащего всемирной торгашеской идее, хотят слопать в зимний период, когда запасы мясного совсем исчерпаются. Осуществив прекрасный финт ушами, стал вопрос о побеге. Угрюмого вида рабы мамлюки ни на секунду не упускали бакалейщика из виду. В ход пошла русская смекалка. Для начала торговец притворился заболевшим оспой, а значит, на время стал ядовитым и несъедобным. Это означало, что, по крайней мере, до выздоровления угроза стать слопанным миновала. Затем якобы лихорадочный купчишкин посаженный в таком разе на верблюда немного отстал от остальных, после чего развернув своего подопечного, дал стрекача в обратном направлении. В какой-то момент верблюд устал и был оставлен, ведь погоня всё время была слышна всепроникающими локаторами. И вот пешим и несчастным, спустя трое суток, уловил бакалейщик до боли знакомые голоса.
  - Намаялся, бедняжка? - спрашивал землепашец.
  - Ещё бы! - утвердительно отвечал торговец. - Семь потов сошло, пока улепётывал, да стенки желудка третий день как слиплись от голода.
  - В историю можно войти, а можно и вляпаться, - на удивление мягко говорил пахарь.
  - Чуть не пообедали нашим малышом, - хихикал солдатик. - Если ты не хочешь прибегать к насилию, значит рано или поздно ты сам станешь объектом насилия. Всё просто!
  - Маку клюнул?! - возмущался бакалейщик. - Какое насилие, если их добрая сотня, а я один.
  - Пока спят, по очереди каждого ножичком, - советовал ни капли не смутившись солдатик.
  - Глядите-ка, какой специалист нашёлся... Хорошо рассуждать, когда тебя с детства только к этому и готовили, а ещё приятней рассуждать, будучи в стороне, - начал спорить бакалейщик. - Какой ножичек, если я по мешочкам с золотом практикуюсь? Обмануть, обхитрить - вот моё главное оружие. По написанному кстати.
  - А ты чего скажешь? - спросил землепашец писателя.
  - А тут и говорить нечего, - отвечал писатель. - Умри, но держи марку. Если уж оставил нас в трудный час, так нечего к нам и возвращаться, когда по сусалам настучали...
  - И это мне говорит мой создатель, можно сказать, отец родной, - всхлипывал бакалейщик. - Я ведь не специально. Таково моё дурацкое свойство. Как увидел все эти роскошные товары заваль не знавшие, так сразу же себя и потерял.
  - Опачки, а вот и ушастик! - радовалась проснувшаяся Сдобушка. - Будет теперь, кому едкое словечко ввернуть.
  - Смеркается! Впереди страна кумиров. Потом с бакалейщиком разберёмся, - напоминал остальным пахарь.
  - Что делать-то нужно? - переключили внимание остальные.
  - Перво-наперво запомнить, что кумиры разные бывают. Как добрые, так и злобные. Нас интересуют естественно первые. Всем им поочерёдно необходимо принести дары. При помощи всепоглощающего огня перевести в обход энергии материальное в информацию. И хотя мы сами являемся частью миража, то есть к материальному отношение имеем такое же, какое фиговый лист Адама к банному венику, всё равно делать необходимо всё так, как если бы мы пребывали в плотном, проявленном мире. Просить ничего не нужно: эти ребята всё сами отлично знают. А далее закусить удила и терпеть. Главное не заблудиться ведь там, куда мы отправляемся, бытует вечный туман.
  Переступив призрачную черту, приятели действительно оказались в непроницаемом тумане сизой пеленою окутавшем вечерний лес. На расстоянии вытянутой руки видно было только размытое очертание какого-либо предмета, но не сам предмет. Для перестраховки связались друг с другом длинной верёвочкой. Так и побрели. Внезапно писатель столкнулся с высоким каменным изваянием. В голове роем зароились враждебные мыслишки типа: "идолище поганое" или "не сотвори себе кумира". Кое-как удалось от них избавиться. Затем писатель по научению пахаря развёл небольшой костёр, на который поместил кое-какую съестную кучку да рваную рыбацкую снасть. Костёр за минуту поглотил жертву, но ничего не произошло... Писатель, немного постояв, попёрся дальше. Наткнулся на солдатика, проделывавшего те же самые уловки уже возле деревянной статуи. Затем сам ещё раз проделал то же самое возле маленького насыпного столба. После этого едва не потерялся, уйдя от остальных на порядочное расстояние. Верёвочка запуталась, и пришлось приложить немало усилий, чтобы снова встретиться с остальными. Работали все без исключения, и даже дезертир бакалейщик снял с себя по-следнее, возлагая жертву к алтарю неизвестного древнего божества. И вот невидимые часы пробили полночь. Сразу же лес вокруг оживился. Вдруг из близлежащей груды камней сам собой слепился каменный великан. Далее этот великан из булыжников, выкорчевал себе приличное дерево в качестве дубинки и молчаливо испарился в тумане. Все заворожённо смотрели на это дивное зрелище. За каменным великаном, с другого края, образовался великан земляной. Этот верзила орудием себе выбрал здоровенный бутовый камень, после чего подобно первому великану растаял в молочной пелене. Далее были великаны, огненный и водный. За ними воздушный и пепельный. Раскрыв от изумления рты, компания уже и счет потеряла этим великанам.
  - Довольно! - первым нарушил молчание пахарь. - Можно уходить.
  - Куда все эти исполины направились? - спрашивала Сдобушка, в первый раз за всю жизнь увидавшая кого-то значительно крупней себя.
  - Понятно куда! Мочить тех демонов, кои посланы отнять у нас покой, - отвечал землепашец. - Думаю, теперь про этих демонов можно и вовсе забыть. Им теперь не до нас будет.
  - Что ж, новость радостная, можно и отметить, - звучал рядом солдатик.
  - Нечем отмечать, всё отдали, - замечал расчётливый купец.
  - Рано отмечать! - дал точку землепашец.
  
  * * *
  Близились холода, а даже малейшего намёка на логово чернокнижника на пути всё никак не попадалось. Солдатик выстругал себе новый протез, почище прежнего. Сдобушка во время этих бесконечных странствий умудрилась сбросить несколько десятков кило, отчего постройнела и похорошела. Вездесущий бакалейщик не только сподобился дважды войти в одну и ту же реку, но и изловчился дважды из неё выйти. Причём сухим. Однажды утром опять пропал окаянный. Правда на этот раз вернулся скоро, объяснив своё отсутствие тем, что неожиданно для самого себя дал блуду. Одни писатель и землепашец продвигались к своей цели без явных перемен и приключений.
  
  - Плохо то, что Мордехай Леви, известный нам под именем Карл Маркс, этот отпрыск двух раввинский родов и по совместительству блестящий теоретик, был не до конца искренен в своей идее построения социализма в рамках всей планеты, - рассуждал по дороге писатель. - Ведь сам посуди, если по Марксу социализму не суждено победить в отдельно взятой стране - следует снова перейти на рельсы завуалированной диктатуры капитала и ждать подходящего случая. То есть простым языком отдать все награбленные в период революции ценности, а с ними и бразды правления в кровавые руки своих соплеменников, как правило, составляющих большую часть верхушки в любом перевороте.
  - Что верно, то верно! - соглашался аристократ. - Напустил дыму в глаза этот Мордехай и в ус не дует. А со своей теорией развития общества, так вообще переплюнул теорию эволюции Дарвина. По Марксу общество развивалось от простого к сложному, точь-в-точь, как у беспокойного старика Чарльза. Вот только всякий новый строй был едва ли не хуже предыдущего. Первобытнообщинный строй ещё, куда ни шло, но затем идёт рабовладельческий, а за ним и феодальный с капиталистическим. Кстати: последние два строя являются самыми подлыми и деспотичными ввиду того, что рабство и геноцид в них имеют скрытую форму закамуфлированную, как правило, под благие цели. Как так? Выходит, если переложить теорию развития общества на теорию эволюции видов, то получается, всякий новый вид на следующей ступени своего развития является более отвратительным, чем те пращуры, от которых он берёт начало. Нестыковочка получается, причём ой, какая нестыковочка... Славные ребятки у вас там, на земле периодически появляются. Один краше другого. Однако у монеты под названием дарвинизм есть и об-ратная сторона. Сам того не ведая, сумасбродный старик открыл нам теорию дарвинизма духовного. Вот здесь всё сходится. Всякая душа действительно эволюционирует от простого к сложному. Накладывается такая эволюция и на материальный мир. Всякая душа начинает свой материальный путь с простейших организмов. С насекомых, ящеров, млекопитающих. Только спустя миллионы лет такой эволюции, ей предстоит стать человеком.
  - Ласковый князь, будет тебе уже: всё о политике да о политике, - пере-дёргивала дразнящим голоском Сдобушка. - Пора бы уже и о делах насущных поговорить. Конец будет нашему пути или как? Обувки уже третья пара стопталась, а дребезжащего света в конце тоннеля как не было, так и нет.
  - Кому не нравится - мы за уши никого не тянем, - строго ответил па-харь. - Сколько потребуется, столько и будем шагать. У нас дело добро-вольное, всякое принуждение попирает.
  - Смотрите: стадо коровье на поле виднеется, - прокряхтел солдатик, утомившийся от долгой ходьбы на новом протезе.
  - Точно стадо! - оживился бакалейщик.
  - Там где есть стадо, должен быть и пастух, - задумчиво произнес пахарь.
  И этот предполагаемый пастух действительно нашёлся. Не прошло и полминуты после выхода на поляну, как в сторону друзей оторвалась от стада и поскакала на гнедом жеребце примечательная контрастная точка. Приблизившись, молодой пастушок - под носом пушок, резво спрыгнул с лошади, и для верности крутанув акробатическое колесо, вмиг оказался у остальных под носом. Юноша причёской своей смахивал на истинную деревенщину, а торчавшие в разные стороны волосы цветом походили на сырое сено. Забавное веснушчатое лицо излучало на первый взгляд открытость и доброту. Одет был по-простому, как и подобает любому пастуху.
  - Здравия желаю, милостивые государи! - поклоном приветствовал пастушок новоприбывших. - Молочка парного с дорожки?
  - Не откажусь, - довольно погладил усы солдатик.
  - А я так целое ведро готова запрокинуть, - радовалась Сдобушка, на молочной диете ращённая.
  - Отлично, - возрадовался пастушок, предлагая гостям пройти в тенёк. - Я мигом. Наших бурёнок и доить не надо, молочко у них само высвобождается. Достаточно лишь посуду вовремя подставить.
  Устроив привал, все дружно вытянули ноги. Вскоре, как и было обещано, примчался пастушок, да с полными крынками парного. Вдоволь накушав-шись, кое-кто в юбке не постеснялся попросить добавки. Добавка тут же появилась, а после пару раз повторилась. Наконец, все в ленной сытости растянулись полноценно. Благодарили пастушка, крепко жали тому весло. Далее в ход пошли обычные для такой ситуации разговоры из разряда: Кто такие? Куда путь держите? Чего нынче в мире нового творится? Уловив для себя причину путешествия гостей, пастушок, так зайчиком и подпрыгнул на месте. Выяснилось, что деревня в коей пастушок родился и вырос, всю свою историю претерпевала всяческие козни, как от самого чернокнижника, так и от его серой гвардии. Ведал табунщик и местоположение злосчастной горы, где силы тьмы засели по расщелинам да норам.
  Уговаривать проводить не пришлось. Сам напросился, да когда согласились, от радости расцвёл как мартовский тюльпан. Быстренько назначив за главного в своём стаде самого крупного быка-осеменителя, этот пострел подобрал весь свой нехитрый скарб, да вперёд остальных пошагал в сторону юга. Шли на этот раз недолго. Три дня с небольшим гаком. По прошествие которых, упёрлись в могучую мрачную гору, верхушку которой скрывала шапка из свинцовых облаков. Вся земля подле горы смотрелась мёртвой, будто пожар али ещё какое бедствие выжгли её и иссушили. Только косточки всякого зверья да уродливые коряги валялись под ногами. Нехорошее предчувствие вселилось в каждого без исключения путника. Один лишь пастушок, всё время, пребывал в крайне весёлом расположении духа. Такое веселье сочли за низкие умственные способности проводника. Далее, хорошенько отдохнув, начался крутой подъём, который длился почти сутки. И вот на утро следующего дня, наконец-то упёрлись в пещерный вход.
  - За мной, друзья! Смелее! - подбодрял коровник остальных. - Я тут много раз уже бывал. Ничего страшного, по сути, нет. Обычная коммуна. Ну, живут себе всякие изгои вместе, так ведь это даже хорошо. Нечего им, в самом-то деле, распыляться по белу свету.
  Такие высказывания, малость насторожили путников, но отступать никто и не думал. Смело переступили черту. Даже можно сказать, чересчур смело, и второпях, плана никакого в головах не составив. Уж больно долгой оказалась дорога до цели и вот когда сама цель призрачно замаячила впереди, ринулись бойко и наобум.
  Пещера как, оказалось, разветвлялась на многочисленные тоннели. Стран-ным образом она подсвечивалась изнутри. Весь пол был усеян коллажем из черепушек, местами попадались и человеческие. Многочисленные костяшки валялись среди прочего мусора принесённого в пещеру видимо с удачных налётов. Временами по останкам истлевших мумий пробегали пугающие сколопендры ужасающих размеров. Стоял могильный запах плесени, и спёртый воздух действовал на прибывших тошнотворно. Внезапно один из проходов, по которым пастушок вёл остальных, начал своё сужение, отчего визитёры для начала выстроились в колонну, а после ещё и растянулись. Последней топала естественно огромная Сдобушка, местами уже цепляясь макушкой за тысячелетние сталактиты. Вот где началось. Сдобушку тихонько окликнули сзади.
  - Пс! - воровато озираясь, прошипел негодный карлик, как гриб, выросший из появившегося тумана. Далее этот горе-обольститель, выкатил из-за спины свою убогую карлицкую ручонку, держащую восхитительный во всех отношениях букетик из синих роз.
  От такого сюрприза Сдобушка оторопела, и, не зная как себя вести далее, застыла на месте, будто замороженная сосулька или сломавшийся бульдозер, да так, что её саму стало не отличить от окружающего минерального ансамбля карстовой пещеры. Однако назойливый карлик останавливаться на достигнутом и не думал. Припав на одно колено, этот дюймовый мальчик, вдруг протянул Сдобушке открытую коробочку с золотым обручальным колечком внутри. Получалось, что карлик делает предложение руки и сердца, а такое событие Сдобушке даже во сне не могло присниться. Как трогательно! Понятно, девица тут же разродилась крупными слезами счастья, подхватила своего жениха и крепко прижала к сердцу. - А котёнка мы так и не посмотрели, - заметил едва нераздавленный в объятиях карлик. - По-моему, самая пора!
  Добавлять ничего и не пришлось. На Сдобушку и без котёнка ушатом ледяной воды нахлынули эмоции, за ними возобладали романтические чувства и, наконец, тонкий румянец окрасил скулы. На том Сдобушку и потеряли. Далее по пути остальным начали попадаться различные выступы и комнаты. В одну из таких и угодил пахарь, приманенный, словно магнитом - звонким детским хохотом. Любопытства ради заглянул и тоже исчез. В большой и светлой зале, на манер ученической комнаты, торчали в три ряда школьные скамьи, смотревшие на импровизированную доску. За партами сидела дюжина хулиганского фасона балбесов, да занимались эти ученики на момент прихода землепашца, тем, что по всем правилам класса коррекции, отчаянно безобразничали. Обожающий всех и всюду поучать пахарь тут же занял место учителя, да строго оглядев присутствующих, затеял перекличку, подсматривая, кто есть кто, в имеющемся на столе журнале. Далее этот горе-учитель, позабыв про всё на свете, задумал провести для спецконтингента самый настоящий урок, но не успел толком и рта раскрыть, как получил с задней парты выстрел из рогатки прямо в правый глаз. На этом пропал из поля видимости и мозг всей операции.
  Странное дело, но остальные совсем не замечали исчезновения товарищей. Так звонко и так гипнотически чирикал впереди всякую околесицу пастушок, что со стороны данное шествие смотрелось, будто Нильс или Гамельнский крысолов играя на дудочке, тянет за собой одурманенных зверьков. Третьим по списку испарился бакалейщик. Над одним из кабинетов, неожиданно неоновой подсветкой засияла вульгарная вывеска: "Курсы молодых банкиров". Разумеется, купец тут же счёл за великую честь на такие замечательные курсы записаться. Здесь солдатик уловил сбой сознания своего тылового, но было уже поздно... Попробовал схватить бакалейщика за рукав и остановить, но в глазах того уже вращались по кругу чёрно-белые полоски. Тогда от бессилия, солдатик врезал живой ногой торгашу плюху чуть ниже спины, чем только ускорил попадание оного в заветную комнату.
  Наступил и солдатский черёд кануть. Впереди распахнула ставни небольшая столовая. В ней плотными рядами расположились скамьи и столы, а на выдаче торчал жирнющий повар с огромным черпаком в желейных ручищах. За столами трескали за обе щёки всякие аппетитные вкусности и деликатесы мордовороты, ничем не уступающие повару, вот только ряхи эти разбойничьи чем-то до боли знакомым проклёвывались для солдатика. Между тем повар задиристо шуровал пайками, выдавая всякому подошедшему по свежей огромной порции. Встали в очередь и писатель с солдатиком, а впереди себя пропустили пастушка. Когда получилось сравняться с раздачей, солдатик заметил толстяку кухмистеру по Ильфу и Петрову:
  - Такую капусту грешно есть помимо водки, - после чего строго оглядев остальных, спросил: - Новая партия старушек?
  - Это сироты, - ответил кашевар, грозя сиротам кулаком. - Поглядели бы вы, каковыми они сюда заявились... Живые мощи! Да тень отца Гамлета и та была округлей каждого из них. - Тут повар едва не разревелся, но взял всё-таки себя в руки и ограничился лишь скупой слезинкой. - Кабы не столовая, совсем бы зачахли... И как таким отказать?
  - Дети Поволжья? - продолжал лезть с расспросами служивый. - Тяжёлое наследье царского режима?
  На что повар лишь пожал плечами, мол: ничего не попишешь, раз такое наследие. Затем повару гулким басом с кухни нагрубили. Будто бы каша дошла, а тот прозевал, да вдобавок бульон на потрохах закипел под крышкой, отчего вся плита испачкалась. Бросив друзьям: "Ай, момент! Одну секундочку-с!" - этот боров как-то весьма прытко для собственных габаритов испарился. Тогда непонятно чему всю дорогу радующийся пастушок, предложил зайти позже, а сейчас двинуться далее. Тут солдатик проявил непонятное здравой логике упрямство. Ни в какую не желал покидать столовую, как полагается, не набив брюхо.
  - Этим дармоедам значит можно, а мне нельзя? - отбивался служивый. - Я вас спрашиваю: чем мы хуже? Кто мне ответит?..
  - Да и ладно! Хочется сидеть тут сиднем - сиди, сколько влезет, - буль-кал пастушок ни капли не расстроившись. - Мы после зайдём...
  - Зря мы его одного оставили, - молвил писатель пастушку будучи уже за пределами столовки. - До чего характер неуступчивый, просто беда.
  - Так у него головушка напрочь отбита, - хохотал пастушок в ответ. - Пусть ждёт если охота. Если угодно, пусть хоть заночует там. Пересменка между подачами блюд, может и на несколько часов растянуться. А нам до центральной улицы топать осталось меньше волоса. Там всё самое интересное. Там!..
  И действительно: не пройдя и ста метров по внезапно расширившемуся ко-ридору, писатель с пастушком воткнулись в тяжёлые затрухлявелые ворота, из приоткрытой щели которых на писателя дунуло мертвечатиной. Идти далее сразу расхотелось. Тут привелось ступить на мину, фигуристо подложенную веснушчатым молодцом. Одной рукой этот забавник приоткрыл ставню на воротах, а другой толкнул вперёд через крайне ловко подсунутую подножку, никак не ожидавшего подобного подвоха писателя. Так кубарем писатель и влетел в затемнённый колдовской кабинет. Едва удалось встать на ноги, как мощнейший шок пережил внутри себя от увиденного. За столом, по форме напоминавшем гроб, восседал и ехидно смотрел на него ни кто иной, как тот самый бакадейщик, женатый на деньгах. От удовольствия, а может и потехи ради, как самый истинный циркач свернул торговец уши трубочкой, да резко развернул. После чего сладко потянулся и громко чихнул.
  - Будь здоров, господин чернокнижник, - сам себе пожелал здоровья бакалейщик далее.
  
  * * *
  - На, покури дружок, а то я губы обжёг! - тянул бакалейщик писателю, издевательски сотлевший окурок. - Чего вылупился, словно суеверная старуха на пустое ведро? Смотри, глаза обмозолишь!
  - Да уж! Всего ожидал, но только не этого, - приходил в себя писатель. - С таким другом и врагов не надо.
  - Гм... Подобные трюфеля выкидывать - мой непреложный конёк. С тех самых пор, как шагать научился. Шаг вперёд - два назад! - торжественно крякнул бакалейщик.
  - Ну и что теперь? - интересовался в свою очередь писатель. - Сдаётся мне, что запросто могу стереть и тебя, и всю эту антиутопию в придачу. Ты только повод дай...
  - Вот ведь ядро пушечное вместо головы, - хихикал купец в ответ. - Подстраховались мы от такого случая. А как же дружки твои? Теперь они плавно перетекли из твоей фантазии в мою. Замажешь меня - начисто сотрёшь и их.
  - Так чего ж тебе, сдуревшей бабки внук, в самом-то деле надобно? - начал злиться писатель.
  - Всего ничего! Самую малость, - звонко щебетал чернокнижник. - Те-перь, когда все маски сорваны, счастлив предложить тебе переметнуться на нашу сторону. Подожди, не ерепенься: выслушай! Потом ещё благодарить будешь.
  - Ага, как же! Жди... - чавкнул лениво писатель.
  - Дурное дело не хитрое! - жал свою линию чёрный маг, сотворив табло как можно более приветливым. - Кто мы, по-твоему? Тьма беспросветная, дремучим ужасом напичканная? Верно! Вот только таково наше свойство, и без нас никуда, ибо мы чистильщики, мы - ликвидационная команда, а питаемся чуждыми человеку желаниями и его же ошибками. Если человек повернул не туда, мы начинаем вполне заслуженно его подъедать. То есть, показывать ему тем самым, что он заблудился. Сам посуди: разве попустил бы наше существование Всесильный Создатель, будь мы ему не нужны? Он сам себе и плюс, и минус и одинаково дружит как с вами, так и с нами. Засим, сообщаю простой и короткий принцип нашей работы. Человека мы прельщаем не дурными делами, а его предназначением, только немногим раньше време-ни. Улавливаешь суть? На другое он попросту не поведётся, так как в глу-бине себя он обязательно знает свой путь и свою программу. А что у нас бывает, если самолет не собрать до конца и запустить в небо? Правильно, он непременно рухнет! Вдребезги рухнет!!!
  - Можно немного поконкретнее? - показушно зевал от скуки писатель.
  - Конечно можно! У нас ведь как: чем проще, тем лучше, - просиял ушастик.
  - Так что именно ты предлагаешь? - от нетерпения писатель сложил руки в замок на животе.
  - Вот разговор не мальчика, но мужа! - ухмыльнулся чернокнижник. - Нравится мне твой подход к делу! Оно и правильно: нечего слюни разводить. Для начала тебе придётся пройти обряд "Вобесовления", дабы в следующей жизни подсадка внешнего агента прошла быстро и безболезненно. Далее, уже в следующей жизни, резвись от пуза, свинячь направо и налево, делай, что хочешь одним словом, но только навсегда, слышишь - навсегда, забудь о том, чтобы прислушиваться к сердцу. Повзрослеешь когда, так снова берись за перо. Только на этот раз, черни отчизну, если приведётся зародиться на Руси, и наоборот, выхваливай всякого супостата да прославляй весь набор продуктов глобализации. Пиши с восторгом о феминизме, возвеличивай меньшинства, не забудь отдать должное ссудному проценту, но главное, везде и всюду оправдывай религии и людей, пишущих законы, ибо люди, пишущие законы, есть самые бессовестные из людей. Историю ври направо и налево, пусть даже докажут тебе очевидные вещи, всё равно, включай дурака и отстаивай ложь, как если бы это вопрос жизни и смерти. Спросит тебя, когда какой чудак, как здоровье поправить, так всегда рекламируй антибиотики. Потому как анти-био-тик есть не что иное, как лечение смертью. Объясняю: анти и био - значит "против жизни". Особо из себя ничего не корчи, ведь простота есть отпечаток гения. Дуракам простота сладка. Потихоньку-помаленьку раскрутим тебя до немыслимых масштабов, и заживёшь, зажиреешь прям, будешь как у вашего любимого Христа за пазухой. В том времени, куда тебя забросит, лишь всякая дрянь будет раскручиваться на ура. Поэтому тебе и напрягаться-то особо не понадобится. - Здесь мерзкий бакалейщик с особым подстёбом хмыкнул.
  - Правильно ли я тебя понял, господин ушастый нетоварищ, ты предлагаешь мне откреститься от всего ценного, что я имел, от собственных убеждений, и вдруг ни с того, ни с сего, сообразить сальто, да переобуться в воздухе? Кем же я начну являться после такого? - от возмущения, кровь ударила писателю в лицо.
  - У!.. Да у нас тут, кое-кто неверно снизошёл до термина "предательство". Так-то ничего плохого в нём не вижу, но если тебя это так волнует, то охотно объясню. Смотри, какая штука получается: вот если бы ты метался из стороны в сторону в рамках одной земной жизни - тогда да, тебя вполне заслуженно мог бесчестить предателем любой подошедший. Ведь так?! А теперь задумайся... Отпахав, как и положено, на одной стороне, ты вдруг выпал из тиража. Что может за этим следовать? В прошлый раз, Великий Гроссмейстер подрядил тебя играть на его шахматной доске за белых. Пусть будет так! Пешка сделала своё дело, пешке надо уходить. Далее, все фигуры летят в одну коробку, хорошенько в ней встряхиваются, и начинается новая партия. Так почему в следующий раз всё должно обязательно повториться? Быть может на новую партию у Творца на тебя совсем иные планы. Послужил там, послужишь здесь. Понимаешь, куда я клоню? Его замыслы воплощаем все мы, только Его. Лично мы подобно пиявкам сосём только гнилую кровь!
  - Заговаривать зубы, ты, как я посмотрю, большой виртуоз, - остановил жестом бакалейщика писатель. - Только ты забыл про закон свободы воли. А ну как не хочу я с вами лямку тянуть, что тогда?
  - Не хочет он, видишь ли!.. - осклабился купец. - Глупышка, ты просто многого не знаешь. - Тут бакалейщик хлёстко хлопнул в ладоши.
  Сразу же по хлопку грянул невидимый оркестр. Весёлая мелодия из совет-ского мультика "В синем море, в белой пене" заполонила собой все уголки мрачного зала. По-видимому, данный зал являлся приуроченным к великому множеству будуаров, так как вслед за музыкой растворились различные двери, из которых повыскакивали разнообразные потаскушки в прозрачных ночнушках. Девицы в руках тащили с собой всякие подносы с едой и выпивкой, а некоторые тянули и шкатулки с драгоценностями. Секунды не минуло, как эти красавицы, пленительным взглядом обольщая писателя, поймали нужный лад, и совсем как в мультфильме голосисто запели.:
  Корабли лежат, разбиты, сундуки стоят, раскрыты,
  Изумруды и рубины рассыпаются дождём.
  Соглашайся быть богатым, соглашайся быть счастливым,
  Оставайся, мальчик, с нами - будешь нашим королём!
  Ты будешь нашим королём!
  Во время пения, одни бесовки окружали писателя исполняя у того перед носом эротические танцы, в то время как другие заботливо сервировали гробовидный стол. Закончилось всё тем, что пара самых жгучих прелестниц плюхнулась писателю на колени, а довольный собой бакалейщик предложил по такому поводу выпить, да как приличествует, подзакусить. Всё произошло так быстро и неожиданно, что писатель пленённый данным водевилем молча сидел и разве что сглатывал слюну.
  - И так будет всегда! - орал через стол купец, параллельно протягивая чокаться свой кубок. - Смелее, паря! Договорчик состряпаем о продаже души, закорючку свою чиркнешь - и гуляй спокойно. А все эти бонусы, естественно, можешь забрать с собой.
  - Не подавиться бы твоими галетами, - начал приходить в себя писатель. Девиц с колен снял и любезно отпустил. Далее и вовсе нарушил праздничную атмосферу тем, что зашвырнул прямо в ушастого своим полным вина бокалом, до того втиснутым в руку одной из блудниц. - Не полезет мне такой кусок в горло! Моё траурное благословение по такому случаю! А теперь - изыди!..
  Глазки бакалейщика налились кровью, но стерпев и утёршись хлопковой салфеткой, этот уникум сам себе нашептал следующее: "Похоже, перековать не выйдет... Сдаётся мне, что этот иерарх солнечной династии, упрям как тысяча ослов... Что же делать?.."
  Далее, с минуту поразмышляв, вислоухий купчишкин, надув губы, второй раз хлопнул в ладоши, чем отменил как пляски, так и ужин. Девицы, осознав, что не справились с возложенной на них важной миссией, запричитали и мгновенно растаяли в бесконечных коридорах пещеры. Еда за какую-то малюсенькую долю обратилась гниющей плесенью чёрно-зелёного цвета. Всё осыпалось, растворилось, ужалось.
  - Взял да испортил весь праздник! - обнажая звериные клыки, клацнул ими чернокнижник. - Доволен?
  - Пойдёт! - не растерялся на этот раз писатель.
  - В последний раз спрашиваю: будешь или не будешь? - проревел бака-лейщик подобно раненому тигру, как будто решалась и его судьба.
  - Дурак ты, по-видимому, и умным становиться не торопишься, - откро-венно заскучал писатель. - Был бы умный, давно бы уже всё понял, и глу-пых вопросов не задавал. А конкретно по тебе всю правду людям расскажу, все твои секреты наружу выверну...
  Здесь бакалейщика и прорвало. Порвался бывший теперь купец от таких обидных слов поперёк своего туловища и затем, подобно линяющей змее начал сбрасывать кожу да расти при этом в размерах. Сбросив за ненадобностью, ставшую теперь бесполезной кожу бакалейщика, перед писателем развернулся в полный рост самый настоящий дракон, правда какой-то недоделанный, что ли, крохотный по отношению к другим, да сама голова походила скорее на жабью, нежели на драконью. Перевоплощаясь, этот оборотень не забыл, и ответить писателю, коротеньким стишком:
  За секретные слова,
  Будет и ответ секретным.
  Засучивши рукава,
  И тебя в сортире тесном
  Жизнь научат полюбить,
  Прокативши на пироге.
  Своеручно крест разбить,
  Да не сетовать о Боге.
  - Как-то так! - выдал затем недоструганный дракон и попробовал ошпа-рить писателя огненной струёй из своей пасти. Отчего-то поперхнулся и вместо плазменного дыхания зашёлся истеричным кашлем, тем самым дав писателю время для маневра.
  Осознав, что данный змий с неба звёзд не хватает, а сам по существу явился без одной клёпки, писатель соскочил со своего места и шмыгнул в ближайшую комнату. В комнате на него набросилась абсолютно голая срамница и начала охаживать беднягу мокрым полотенцем. Проскочив комнату насквозь, писатель к своему величайшему изумлению вывалился в тот же самый зал, только с другого бока. Дракончик, до того совавший голову в первый будуар, тут же уловил своим огромным локатором, доставшимся ему в наследство от бакалейщика, появление писателя и попробовал зацепить того хвостом. Но он через хвост перепрыгнул и заскочил в следующую комнату. В ней пребывала начеку уже другая голая девица, которая недолго думая вытолкала писателя обратно.
  Дракон тем делом успел развернуться, и на этот раз у него получилось запустить пусть и жалкую, но всё же огненную струю. Языки пламени опалили писателю ресницы и макушку, но увернувшись от основного столпа, горемыка запихнул себя в третью мини пещеру. В ней по накатанной схеме голая распутница снимавшая до того макияж, встречала писателя воплями и шлепками. С этой девицей пришлось повозиться. Побороть-то поборол, а вот что делать далее, не разумея, попробовал замутить баррикаду того входа, куда вот-вот должна была протиснуться вражья голова. Этим и подставился. Нет страшнее зверя на свете, чем разъярённая обиженная женщина. Тем более, никак нельзя поворачиваться к такой женщине спиной. Городя заслон от змея, писатель этого всем известного факта не учёл, за что и был тут же наказан. Тяжёлой вазой прилетело писателю по затылку. Вертолётики, звёздочки, пузырьки, рябь в глазах - всё это писатель уже проходил, когда перебирал алкоголя в юные годы. Сейчас всё вышло по-взрослому, по-конкретному, с кратковременной потерей сознания. Вот где случись щелчку в затуманенном рассудке. А чего это собственно, главный пирог стола и вдруг убегалками занят? Непорядок. Победить змея постоянно показывая тому зад, не представляется возможным. Победить оного можно, только дав тому бой. Все эти откровения влетели в голову со сверхсветовой скоростью и, очнувшись, писатель был уже другим. Причём как внутренне, так и внешне. Добротная кольчужка защищала теперь тело писателя, а в руках имелись щит и меч. - Дай пройти! - беспардонно отстранил писатель наглую девицу, направляясь к выходу. Выскочил самовольно в зал со змеем-бакалейщиком, да звонко рассмеялся. Ушатый Горыныч на мгновение от такой дерзости впал в кому, как если бы только что последние мозги в туалете оставил. Вернувшись в реальность, змей набросился на писателя как коршун на воробья, да только и воробушек теперь казался не промах. Для начала остриём своего меча выклевал дракону один глаз, а через пять минут добрался и до второго. Ослеплённый монстр принялся биться из стороны в сторону, сметая всё на своём пути. Осталось, только подобрав момент, занести клинок для решающего удара. Тут дракон сжался в комочек и завыл чисто пёсик на помойке в стуженую ночь, вызывая тем самым жалость и определённо намекая на снисхождение. Долго скулить сходно с побитым псом не получилось. Неумолимый писатель закончил всё быстро. Непреклонным ударом отсёк змею голову. Моментально чернильная грязь хлынула из разорванной артерии, заливая зловонной чачей всё вокруг. Затем как тело, так и голова, умудрились сгнить и превратиться в прах всего за полминуты. Шарахнула молния. Грянул гром. Плавно начала расшатываться обстановка. Где-то вокруг, в своих бордельных кельях завизжали девицы, но ненадолго, так как сами растаяли сродни сизому дымку по ветру. Везде махом посветлело. Исчез гроб-стол, исчезли прочие магические атрибуты. Вместо сырого воздуха донельзя напичканного спорами плесени, на писателя пахнуло свежим морским бризом. Постояв пару минут в полной тишине, писатель отправился вызволять товарищей.
  
  * * *
  Всыпав по первое число архаровцу, стрельнувшему из рогатки, да пригрозив в случае чего прописать ижицу остальным двоечникам, пахарь затеял всё-таки провести урок. Но для начала все без исключения сдали на стол всякие трубочки для стрельбы рябиной, пращи, петарды и прочую хулиганскую муть. Горка образовалась что надо. Не успели, что говорится, зубы молочные повыплёвывать, а уже такой арсенал при себе держат. Такой горкой запросто можно вооружить целую деревню, если понадобится. Если в классе один безобразник - тогда ещё полбеды, но когда класс поголовно состоит из малолетних балунишек, то это уже не беда - это катастрофа. По мере своего роста, сорванцы превратятся сначала в отборную шпану, а затем могут и вовсе нацепить на себя ярмо полнокровных вредителей. Недаром сказано: маленькие детки - маленькие бедки. Вот на стадии маленьких бедок и пришла мысля аристократу, вмешаться в ситуацию, с целью развернуть оную на сто восемьдесят градусов.
  
  - Пожалуй, начнём! - строго оглядев собравшихся, пробасил пахарь. - Тема сегодняшнего урока: Всесильное Время!
  
  На скамьях откровенно показывали скуку, зевая во весь рот, ковыряя в носу, рисуя непристойные рисунки, всецело состоящие из голых женщин, прямо на партах. Круто погрозив пальцем, пахарь продолжил.
  - Ещё астрофизик Козырев был уверен, что звёзды - это своего рода ма-шины, преобразующие ход времени в тепло и свет. А термоядерный синтез занимает в них всего лишь не более десяти процентов. Не будем же и мы заниматься натяжкой совы на глобус, а согласившись с академиком примем тот факт, что Время есть главный поставщик энергии во вселенную. Отсюда получается, что все процессы во вселенной идут либо с поглощением, либо с выделением времени. А уже из этого следует то, что время способно механически воздействовать на материю. Система появляется из хаоса, а затем начинает свой рост - она поглощает время. Ей нужна энергия. Система стареет, отмирает - внутри неё плотность времени сужается, а вокруг увеличивается. Умирающий излучает больше времени, чем поглощает. Время распространяется во вселенной мгновенно, для него не существует скоростей. Наши отцы знали гораздо больше нашего. Так, например, знали они про атомарное время - время необходимое свету, чтобы пройти расстояние в один атом. Знали они и настоящий возраст вселенной, который насчитывает без малого, аж 311 триллионов 400 миллиардов земных лет. В ведах сохранились упоминания об 32-х видах энергии, в то время как сегодня мы апеллируем всего шестью. Знали они гораздо больше и о матушке природе. Одних только разновидностей молний, насчитывалось у древних 64. Кому не интересно - можете выйти...
  Двое самых угрюмых и неопрятных учеников, тут же просияв, похватали свои ранцы и выскочили из кабинета. Остальные продолжали сами себя развлекать, оставшись на своих местах.
  - Отлично! - поправил галстук оратай. - Продолжим. Хаос есть перво-причина всей материи. Это непроявленный космос, который структурируется под воздействием света, идеи, Высшего сознания. Материя от слова мать, выступает как женское начало всего вещественного, но сначала она должна стать оплодотворённой информацией. Уже за этим Бог Сварог, имя которого говорит само за себя - Свар огня, запустит бесконечное вращение плазменных образований порождающих материю. Вращение - начало всего. Запускается оно именно временем. Нет вращения - нет жизни. Вращения фрактально вложены друг в друга. Всё вращается во вселенной, абсолютно всё, от электронов до галактик. Для того чтобы информационный мир развивался ему необходимо, чтобы развивались его индивидуальные смысловые информационные фракции, которые для своего развития создают уже энерго-информационные кластеры в материальном мире. Отсюда смысл развития заключается в бесперебойном получении новой информации, нового опыта. Так вот, энерго-информационный кластер и есть душа, которой для своего развития необходимо плотное тело, обладающее органами чувств, эмоциями, с помощью которых и добывается новая информация. Далее происходит её обработка. Ощущения, переживания, осмысливаются в тонком мире, а ненужные отсеиваются. Уяснили? Ох, и влеплю сейчас кому-то... Продолжим. Главный смысл существования материальных объектов мы уяснили, он в передаче опыта в тонкий мир. Обогащение новой информацией мира Нави. По ходу своей эволюции энерго-информационные кластера занимают место в иерархической лестнице тонкого мира. В информационном мире времени не существует. Все информационные кластеры живут вечно. Они никогда не рождались и никогда не умрут. Время же гигантский, непрерывный поток смыслов Создателя, благодаря которому материальный мир разворачивается в соответствии с его волей. Именно время, как поток смыслов определяет принципы существования объектов и процессов материального мира, при этом время - независимая субстанция. Оно влияет на все виды материи, но само не попадает под их влияние. Оно первопричина. Кроме того оно играет роль связующего звена всех элементов и процессов во вселенной с момента возникновения и до конца их жизни. Ведическая культура выделяет два вида времени. Время духовное и время материальное. Духовное время присуще информационному миру, который пребывает вне привычного для нас времени. В нём ничего не уничтожается и не разрушается, в нём нет прошлого, настоящего и будущего. Материальное время управляет материальной вселенной. Оно циклично, оно существует, пока существует материальный мир и заканчивает своё действие после его разрушения. Стоит отметить, что оно не едино и для каждого объекта своё, к тому же неразрывно связано с пространством возникающем при зарождении любого объекта. У каждого свой интервал времени. Вещество уничтожимо. Энергия неуничтожима. Её количество во вселенной постоянно. Информация неуничтожима и её количество во вселенной постоянно растет...
  На таком интересном моменте докладчика перебили. Перебили болезненно и непредсказуемо. Опять-таки с задней парты, какой-то наиболее дерзкий малый, из схоронённой от преподавателя рогатки, метко выстрелил пахарю прямиком во второй глаз. Первый к этому времени окончательно успел заплыть, так что подбитием второго, маленький негодяй окончательно ослепил своего учителя. С минуту пахарь пытался совладать с собой. Это получилось. Далее, немного поразмыслив, этот носитель истины не нашёл ничего лучшего, как вести урок далее вслепую. Стоит отметить, что в самом начале повествования кое-кто появился в дверном проёме и этот кое-кто с интересом наблюдал за происходящим, сам пока не вмешиваясь. Этим инкогнито явился, конечно же, победоносный писатель, а явился он дабы забрать друга. Верно, ведь сказал пахарь, для каждого время имеет свою протяжённость. Писатель умудрился побороть чернокнижника и вернуться, а пахарь за тот же отрезок времени смог только управиться с мелкими прохвостами и начать свой урок.
  - Ах ты - сопля зелёная!.. Ну, погоди у меня! Урок закончится, я тебе всю задницу разрисую в полосочку. Так вот!.. На чём это мы остановились? Ах, да. Верно! - овладев собой окончательно, продолжил ослеплённый землепашец вести свой урок наощупь. - Информация при передаче не уменьшается, а как минимум удваивается. Жизнь же энергии - это когда из "непроявленного" появляются новые объекты, а старые разрушаются, переходя опять же в непроявленную форму - хаос. Информационное поле - это своего рода, сетевая фрактальная или ячеистая иерархия смыслов. Это совокупность бесконечных связанных между собой информационных кластеров. Оно живёт и постоянно развивается. Время есть Творческая энергия. Время - это гигантский направленный поток информации. Оно структурирует энергию материального мира и тем самым создаёт пространство и объекты. Оно определяет смысл существования и качества этих процессов и объектов. Привлекает жизненную энергию для существования созданных процессов и объектов. Оно определяет длительность жизни созданных процессов и объектов. Оно организовывает энергоинформационный обмен между объектами и процессами в течение их жизненного цикла. Оно определяет последовательность событий, то есть сценарии жизни объектов и процессов, причинно-следственные связи между этими событиями. Таким образом, Время - это программа жизни материальных объектов. Существует два встречных временных потока. Преобладание духовного потока времени имеет правостороннее вращение. При нём идёт рост организованности. Преобладание материального потока времени имеет левостороннее вращение. Здесь идёт рост энтропии, спад, кризис. Штука в том, что оба этих потока одновременны для каждого объекта в вещественном мире. Всё зависит от преобладания одного над другим. Объект живёт, набирается опыта и умирает. С учётом этого опыта ему задаётся новая программа. Выходит, что настоящая жизнь объекта встроена в череду выстроенных в ряд рождений и смертей. У всего есть сценарий. Над ним есть мегасценарий. За ним обязательно имеется гиперсценарий и так далее. Однозначно есть к чему стремиться. Проблема в том, что доступ к прошлым сценариям закрыт разумом. Однако её легко обойти. Речь, конечно же, о состояниях изменённого сознания. Именно в них каждый из нас может прикоснуться напрямую к своим же собственным опытам из прошлых раз. Ну и последнее. Арнольд Тойнби был убеждён, что появление любой цивилизации начинается с внешнего Божественного толчка. И ему можно верить, так как этот историк и исследователь проанализировал все известные науке цивилизации и везде увидел одну и ту же закономерность. Так вот, эта закономерность применима и к другим более мелким или крупным системам. Всё начинается с Божественного толчка. И началом всему является Время. Цените и любите Время.
  - Ну, наконец-то! Я уж думал, тебе никогда не надоест, - эхом прогудел знакомый голос из другого края класса.
  - Кто здесь? - подобно слепому выставил вперёд руки и растопырил пальцы оратай.
  - Приятель, да очнись уже! - улыбался на такое зрелище писатель. - Это же я, неужели не видишь?
  - Не вижу! - горестно вздыхал землепашец. - Оба глаза подбили.
  - Ничего тебе не подбили, - подойдя ближе, радовался встрече писатель. Одновременно помахал рукой перед зажмуренными глазами своего наставника. - Смелее открывай глаза! Нет там никаких синяков и ссадин.
  И пахарь взял да с тревогой приоткрыл сначала первый глаз, а за ним и второй. От удивления зашатался и едва не рухнул пятой точкой на пол. Вовремя опёрся на писателя и с минуту переводил дух. Дело в том, что обнаружил себя доверчивый духовный учитель в полностью пустой пещерной зале. Не было ничего: ни парт, ни проказников учеников, в общем, в зале было пусто.
  - Как же так? Кого же я только что поучал? - недоумевал аристократ.
  - Никого не вижу окромя себя, - сообразил с ответом писатель. - Получается, меня и поучал.
  - Вот те наваждение!.. В первый раз меня так обмишурили. Прямо пелену на глаза натянули какую-то.
  - Это ещё что! Знал бы ты, какие кренделя со мной приключились, - вёл писатель учителя к выходу. - Пошли, по дороге расскажу. Нам ещё остальных собрать в кучу надо.
  
  
  * * *
  - Отец, ты глянь только, кого наш оболтус в дом привёл! - верещала возле узенькой норки какая-то дряхлая карлица. - Ночью встанет в туалет и раздавит тебя как муху навозную, не заметив. Да оторви ты уже свою задницу от телевизора! Марш сюда, кому говорю! Ой-ой-ой, горе-то какое...
  - Ну чего ты раскудахталась? - с недовольным видом вылезал из берлоги потревоженный бородатый карлик-отец. - Кого это к нам принесло? - Тут карлик задрал глаза кверху, и крайне испугавшись, отпрянул в сторону. - Ба!.. Мать честная! Чур, мы несъедобные... Вон соседи, так все как один упитанные, на сахарном тростнике раздобревшие, а значит лакомые и паточные...
  - Да не собираюсь я вами закусывать, - оробевшим голоском булькнула Сдобушка, с удивлением рассматривая предполагаемую свекровь со свёкром. - Мне бы только котёнка хоть одним глазком посмотреть...
  - Иди, смотри! - кривлялась карлица, уступая дорогу. Папа-карлик при этом так же заботливо отскочил в сторону.
  Встав на четвереньки - ибо по-другому никак - Сдобушка попробовала протиснуться в микроскопически малюсенький проход. Получилось застрять, совсем как у Винни-пуха, когда тот нагрянул в гости к кролику, да обожравшись, попал в безвыходное положение. Полчаса ушло на вызволение из проклятой дыры. За это время никаких котят по другую сторону дверей, Сдобушка так и не рассмотрела. Зато рассмотрела кукольную домашнюю утварь, жесточайший беспорядок вместе с колоссальной разрухой. Всё это время за спиной богатырского кроя девицы, родители жениха издевательски причитали. Грозились вызвать трактор или подъёмный кран, если сама не вылезет. Несколько раз карлица советовала смазать Сдобушку растительным маслом или запалить той ступни. Карлик-папа возражал, объясняя остальным, что в данном случае понадобится несколько бочек этого масла. А их попросту нет. В итоге Сдобушка сама, поднатужившись и как следует, разворошив вход-ную группу что есть мочи, поддала назад, да высвободилась. Села на землю и глупо заморгала кустистыми ресницами.
  - Ай-яй-яй! И как только не стыдно?! - продолжала пузыриться малюсенькая старуха. - Да за нашим Витенькой первые невесты в очередь стоят. А тут замарашка какая-то нарисовалась, и давай буферами своими крутить направо и налево. Нашего единственного сыночка пакостями своими непристойными оболванила и радёхонька. Смотри не лопни от счастья!.. Не для того мы нашего ягодку растили, чтобы за первую встречную выдавать. И вообще, нашего родительского благословения кто-нибудь спрашивал? В упор нас с отцом замечать не желают. Ух, и молодёжь нынче пошла... Ты коленки-то голые для начала прикрой, развратница! Ишь ты, ножища расшиперила: пройти невозможно!..
  Сдобушка в полнейшей растерянности, принялась искать глазами своего предполагаемого суженого с целью получения от последнего хоть какой-то поддержки. Найдя карлика-искусителя, в который раз клуша космического масштаба Сдобушка была неприятно удивлена. Дело в том, что данный альфа-бета-самец и по совместительству обыкновенный паршивец заступаться за свою мадемуазель и не думал. Наоборот, мальчик-с-пальчик, пребывал в крайнем восторге от подобного театра абсурда и на каждое новое замечание маменьки заливался диким приступом хохота.
  - Ты погоди, мать! Не кипятись, - тем временем затыкал базарную карлицу отец семейства. - Быть может, у такой верзилистой зазнобы приданного вагон и тележка. По закону соотношения. Какова сама, такова и приданного гора. Тогда мы ещё подумаем. Тогда мы ещё посмотрим.
  - Зенки протри, дурак пустоголовый! - взъелась пуще прежнего матушка. - Какое приданное? Да у неё на челе накарябано слово "Бесприданница". Где-нибудь вплоть до горизонта заметна хоть одна повозка с тюками и прочим барахлом? Оглядитесь, люди добрые, может быть-то мне одной не по шарам... Может я одна не вижу караваны, ломящиеся от поклажи... То-то и оно, что смотреть тут не на что!
  - Вставать будешь или ты навечно тут расселась? - трусливо подбирался поближе карлик-отец.
  - Ну! - промычала Сдобушка.
  - Коленвалы гну! - тут же передразнила её свекровь. - Ты баки-то нам не заколачивай. Проваливай туда, откуда явилась, и чтоб духу твоего здесь не было.
  - Не... нам такие невестки даром не нужны, - задумчиво гладил бородку свёкр. - Да тут чтобы всего один день прокормить, придётся всю скотину забить. Не... нам такие невестки точно без потребности.
  - А вдруг как она запойная? - ничуть не отставала хозяйка от супруга. - Представляете, что может случиться, если такая "сильная мира сего" - лишка дерябнет?.. Подумать страшно!.. Поколачивать начнёт - к бабке не ходи. Причём, не разбирая, кто прав, кто виноват - всех скопом.
  - Насчет того, что прибухивает, врать не стану - не видел, а вот папиросы смолит, то очевидно, - сам меж тем задымил, раскуривая трубку старый карлик. - Пальцы жёлтые на правой руке неспроста. Наверняка и с зубами та же беда. От дыма табачного, подлинно вам говорю. Кочегарит, похоже - будь здоров!
  - А мне оно надо?! - почище заведённой бензопилы забренчала карлица. - Один вонючка в доме уже имеется, дышать не даёт нормально, так теперь ещё одна приноравливается. С таким-то объёмом лёгких как у неё, нам с Витенькой придётся спать, не снимая противогаза.
  - А ну-ка, позатыкали свои пищалки! Честное благородное не сдержусь, - поднялась озверевшей Сдобушка. Однако отвешивать пендюлей таким малюсеньким, пусть и чрезвычайно сквернословным гномам, являлось ниже её достоинства.
  Вдруг из норы выкатилась совсем уж старуха-карлица с клюкой. Беззубым ртом эта ведьма тут же принялась охаивать и без того ущемлённую в правах невесту.
  - Да у неё, без осечки вам говорю, вся изба детьми весела. Ни за что не поверю, чтобы у такой глыбы да не было прицепа. Бёдра округлые, как дно колодца. Сразу видно: рожала, и рожала много раз. Только от дурного семени не ждите доброго племени. Не удивлюсь, если и сейчас брюхатой сюда припёрлась, а потом на нашего несмышлёныша простодырого Витеньку отцовство и напялит. Попомните потом мои слова: сама переберётся, а после и весь свой приплод в нашу маленькую избушку перетащит. Сегодня она так пришла... повынюхивать всё да повысматривать. На разведку, короче говоря, - шепелявила старуха на последнем издыхании.
  - То, что эта выскочка заявилась сюда стричь купоны, нам итак со стеклянной ясностью видно, - желчью поливала пространство вокруг себя карлица-матушка. - Да только не на тех напала! У нас где сядешь, там и слезешь!
  - А вдруг она ещё и воровка? - через забор выглядывали соседи карликов, притянутые общим шумом.
  - Вдруг бывает только... Сами знаете что... Пойдите прочь! Без вас тошно! - махала лилипутскими ручонками на соседей карлица-свекровь.
  - Ах ты, змеюка подколодная! - отвечала в такт добрая соседка. - Мы к тебе со всей душой, а ты вот значит как! Ничего, спать ляжете, а проснётесь уж наверняка голыми. Не жальтесь потом. Вы на глаза её только посмотрите. Они же бегают, как будто за пазухой нож спрятала. Да что глаза, видок чисто разбойничий. Такая сто пудово перед душегубством дрожать не станет. С вами разберётся, далеко ходить не надо - за нас возьмётся. Мы-то в чём виноваты? Мы-то чем провинились?..
  - Маменька, мне страшно! - прибежала золовка. - Эта махина для какой цели из зоопарка слиняла? Ох и ненадёжная нынче охрана пошла. В прошлом месяце из цирка бегемот убёг, теперь вот это...
  - Полюбуйся, доченька, кого твой братец к нам на побывку притараканил, - с подковыркой отвечала карлица-мать. - Совсем нас всех перегубить решил. Со свету белого семью родную сжить удумал. - Тут маменька развернулась к карлику жениху, поклонилась в пол, да провела по земле тыльной стороной ладони. - Огромное спасибо тебе, сыночка! Просто царский подгон!
  Во время сей перебранки начали подтягиваться ещё многочисленные соседи-карлики, будто бы этих первых было мало. Галдёж поднялся неописуемый. У Сдобушки начало мутнеть в глазах. В какой-то из моментов прискакал верхом на козе старейшего вида горбун. Резво спрыгнув со своего транспортного средства, старейшина приложил ладонь к уху, пытаясь уловить корень проблемы.
  - Тулупыч, скорей беги, отвязывай собаку, - совсем взбеленилась соседка.
  - Ась? - не расслышал Тулупыч.
  - Кусача! - проревел сосед. - Давай Кусача!
  - Ах, Кусача! Будет сделано! Один момент, - и горбун похромал куда-то через кусты к соседней сарайке.
  - Только через мой труп! - широко расставив руки и ноги, преградила путь в нору мамаша. - Караул!! Грабят!!!
  Чертовка-золовка раздобыла где-то вилы да принялась ими отгонять предобморочную Сдобушку от калитки. Тут произошла самая настоящая трагедия. Пятясь, своей громадной пяткой Сдобушка наступила и раздавила в лепёшку малюсенького мальчика-карлика лет трёх-четырёх. Что тут началось... Писк до того смешных голосков оборотился визгом. Несчастная мать раздавленного карлика с воплями и слезами соскребала своё чадо с брусчатки. Малюсенький раздавленный карлик, превратившийся теперь в лаваш, при этом почему-то остался живым и даже горлопанил задорным детским смехом, как будто ему наоборот понравилось оказаться спрессованным. Прибежал Тулупыч с огромным волкодавом и, оценив обстановку, принялся враждебную девицу травить. В глазах реально начало темнеть.
  - Свистите жандарма! - орала будто змеёй ужаленная золовка. - Чего позастывали, амёбы бесхребетные?!
  Маменька начала пятнеть, а дальше и вовсе рухнула, как подкошенная. Карлик-отец напирал с граблями, стараясь ударить ими Сдобушку по рукам. Один жених, знай себе, посмеивался в сторонке, но в какой-то из моментов вылез на передний край, где отчебучил совсем неожидаемое:
  - В следующий раз котёнка посмотрим. Когда дома никого не будет, - пробормотал этот маленький Мук, дебильно улыбаясь. Далее, отряхнув ладони, как это делают нормальные люди по завершению какой-либо работы, данный уродец без каких бы то ни было эмоций, отправился восвояси.
  Вот где сознание Сдобушку окончательно и покинуло. Провалилась кустодиевских форм красавица в непроглядный омут, однако непростой. Едва-едва темень в мозгу девицы начала рассеиваться, как ощутила та себя на великолепной зелёной лужайке. Вокруг порхали изумительной красоты птички, слитыми воедино песнями своими, создавая головокружительную атмосферу. В топазного оттенка небо уходила яркая радуга, а непосредственно перед Сдобушкой, кошка-мама собирала непослушных котят в лукошко. Получалось у кошки весьма дурно. То ли неопытной оказалась, то ли загодя наелась от пуза, что естественно отразилось на шустрости. Так вот: некомпетентная кошка едва успевала, притащить в пасти одного котёнка, как двое других превращались в упущенных. Приходилось вновь лениво волочиться уже за этими двумя, и по очереди хватая их за загривок возвращать на место. Естественным образом, первый котёнок, тот, что уже был посажен в лукошко, валяться смирно не желал, а потому, когда мамаша приносила двух его братьев, от него уже и след простыл. Приходилось снова бежать за ним, и так по кругу не ведая конца и покоя. Но не кошка со своим лукошком, явилась главным зрелищем обморока. Неподалеку от этой самой блохастой кошки, играли в резиночку девочки-карлицы хмурого вида, но зато в советской школьной форме. Две пичужки стояли друг против друга с натянутой на ногах бельевой резинкой, а прыгал в данный момент через неё, как раз карлик-жених. Прыгал и как водится, что-то там отсчитывал, после чего, маленькие карлицы поднимали резинку выше, и всё начиналось сначала.
  Так шло, пока карлик-Казанова не споткнулся на каком-то из уровней, а это означало, что пора передавать очерёдность другому. Вот где все дружно на Сдобушку внимание и обратили. Вот где Сдобушку и поманили в игру... И трели певчих птах, и воздух пропитавшийся озоном, и ничего не предвещало беды... Щелчок - и Сдобушка опять в эфире. Шок! Осознала себя девица перво-наперво распластанной на каменном полу пещеры. Прямо над головой весели всё те же древние сталактиты. Вся карлицкая деревня вместе со своими глиняными халупами растворилась, как будто бы её и вовсе не существовало. Судя по всему, вслед за деревней отправились и гнусные карлики, деревню ту наводнявшие. Ничего не осталось от дурного видения. Как корова языком слизнула. Теперь на Сдобушку смотрели приятные лица товарищей. Лицо ощущалось мокрым. Вероятно, дабы вызволить Сдобушку из аморфного состояния, кто-то из друзей набрал полные щёки водицы, да плеснул фон-таном Сдобушке в лицо. И это блестяще сработало.
  - Ты чего, безмятежная душа? Зачем развалилась, будто покойница? - с беспокойством в глазах спрашивал писатель.
  - Дай угадаю... За карликом поволоклась? - прицельно бил пахарь.
  Сдобушка села и покраснела, чем полностью себя заложила.
  - Ну и видок у тебя, - дурацким образом крепил девицу писатель. - Пожухлый какой-то, как если бы тебя на жерновах трижды прокрутили. Вставай скорей, приводи себя в порядок, взбодрись наконец. У нас для тебя и сюрприз имеется.
  - Будет знать, как перед всякими карликами юбкой вертеть, - намеренно напускал строгости пахарь, но в какой-то момент и он не выдержал, да рассмеявшись, протянул Сдобушке руку.
  Вставая, Сдобушка сама-то встала, а пахаря наоборот уложила наземь. Снова все дружно рассмеялись. Дошло дело и до обещанного подарка. Вдруг кто-то нежно мяукнул за спинами товарищей. Сдобушка насторожилась. Ничего не оставалось делать, как отойти в сторону, предоставив девице самой узреть свой приз. В картонной коробочке кто-то пушистый копошился и скрёб своими маленькими коготками.
  - Неужели это мне? - прослезилась Сдобушка.
  - Тебе, тебе, кому ж ещё! - шутил землепашец.
  - Идём, значит, мы по второму кругу, а тут бац, пищит кто-то в темноте, - рассказывал писатель. - Пригляделись... котёнок маленький от мамки отбился. Голодный наверняка чертяка. Полосатенький такой, пушистый. Сразу увязался за нами. Вот мы быстренько и смекнули куда его пристроить.
  - Оно и нам спокойней, - подтверждал вышесказанное аристократ. - Незачем тебе теперь будет ходить котят всяких смотреть, когда свой имеется.
  Тут Сдобушка громко икнула, отчего на волю вылетел воробьишка, месяцем ранее застрявший у девицы в зубах. Воробышек радостно прочирикал что-то на своём воробьином и бывал таков.
  - Как это он там ещё гнездо свить не успел, - подколол Сдобушку писа-тель.
  - Ой, да ну вас! - заливалась свёклой, от переполнявших её эмоций, Сдобушка.
  
  * * *
  Оставшись в одиночестве, солдатик немножко утратил былую браваду. Смиренно сел в сторонке, и молча принялся ждать возвращения повара. Повар не торопился. Широкомордые соседи солдатика по столовой, мрачно на того зыркали, перешёптывались и дружелюбием от них явно не попахивало. Минут через двадцать томительного ожидания, повар как заправский тамада, с песнями да прибаутками нагрянул на своё место. Однако шутя и веселясь, этот пузач даже и не думал подзывать солдатика за своей законной порцией.
  - Не трапезная, а сплошное безобразие! - не выдержал служивый. - Когда уже кормушка вновь распахнётся? Мой седалищный нерв невероятно чувствителен к бесполезным посиделкам. Быстро обслужи гостя, иначе потребую жалобную книгу...
  - Быстро только кошки родятся, - не глядя на солдатика, прошипел повар. - Всё не набьют свою утробу ненасытную никак, всё мало им. У нас тут не ресторан, а питейный дом вообще-то. Быстро тут только рюмки наполняются.
  - Так наполни и мою, - не знал служивый: радоваться или плакать такому ответу. - Для затравки можно и хапнуть. Аппетит только подскочит.
  - Вот это другой разговор, - моментально расположился повар. - А то все только и умеют, что медлительностью выкаривать, а как речь о чаевых заходит, так ни от кого не дождёшься. Только стоит о чаевых намёк обронить, так сразу же все глаза свои бесстыжие в сторону уводят, как если бы их и нет тут... Сейчас подам! Была б охота, а подать нас не затруднит! Вам беленькой плеснуть или, быть может, портвейнчиком намереваетесь разговеться? Коньячок-с держим неплохой, пятилетней выдержки... Кому попало предлагать не стану...
  - Тащи на своё усмотрение, - прогудел солдатик в предвкушении.
  - Сей момент! - буквально выкатился из-за своей стойки повар.
  Далее на стол солдатику был выставлен запотевший графин с водкой и пу-стая рюмка. Закуски никакой. Как хочешь - так и закусывай. Хоть носками занюхивай. Пришлось по такому случаю первую занюхать подмышкой. В и без того отрицательные взгляды соседей служивого проникла ещё одна скверная эмоция, именуемая завистью.
  От нечего делать, через пару минут солдатик повторил. Натощак быстренько похорошело. В этот миг началась раздача поспевшей каши. Вся ватага толстопузых симпатяг со скоростью снайперской пули оказалась у ворот раздачи. Прозевавший такое событие солдатик занял место в хвосте очереди. Отстояв, как и положено, весь отведённый на раздачу срок, солдатику в алюминиевую миску соскребли остатки пригорелой каши со дна кастрюли.
  - Последочки - они всегда милее, - пробубнил солдатику жердяистый повар. - А если перестать харчами перебирать, то оно вообще всё вкусно станет!
  - Всё верно! На дне сроду гуще! - соглашался с поваром какой-то неприятный бродяга, подсматривающий через руку, как бы кому не перепало больше чем ему.
  - Любые объедки завсегда слаще конфетки! - валял Ваньку уже другой злыдень, прибежавший в данный момент за перечницей. Этот субчик уже давно успел нализаться, отчего явно пребывал на кочерге, а потому ноги у него, как и язык, время от времени заплетались.
  Вернувшись на своё место, солдатик запрокинул в раздражении ещё одну рюмашку, но на этот раз закусил двумя ложками скомканной безвкусной каши. Мало того, что поскрёбышем кастрюльным выставили, так ещё и простой корки хлеба не предложили, чтобы прогорклая каша лучше жевалась. В эту пору, позади солдатика, один из брюхачей громко выкатил на стол весьма дородный кисет душистой махорки. Солдатику нестерпимо захотелось закурить. Свой-то кисет давным-давно как прохудился. По части курева солдатик с самого начала пребывал в сплошном ущербе. И вот он, до боли знакомый запах, от которого и без водки голова пошла кругом.
  - Слушай, браток! Не насыплешь горсточку? - мелодично пропел солдатик.
  - Какой я тебе браток? Тамбовский волк тебе браток! Ты, функционер из служащих, я же другого полёта птица, - деловито напыжившись, отвечал утробистый обладатель табака, специально при этом крутя показательной красоты самокрутку. - Имеешь соблазн покурить - выиграй!
  - Во что? - закусил приманку солдатик.
  - В картишки естественно! - загадочно молвили с соседнего столика.
  - Что ж в картишки, так в картишки! - гремел захмелевший солдатик, без причины вдруг ощутивший в себе силы. - Можно и в картишки перекинуться, отчего нет... Только учти: у картишек нет братишек! Потом не обижайся!.. Э-эх! Раз пошла такая пьянка: режь последний огурец! Эй, поварюга, трактирная твоя душа! Тащи шампанского, оползень ленивый! Душа горит! Да поживей, нерасторопный хлеборез, гусар мастерство показывать изволит... Будем на деле разбираться, какого такого полёта птицы меня окружают...
  Моментально к солдатику за стол нагрянула вся честная публика столовой. Те, которым не хватило места за столом, обступили служивого по бокам и сзади, создавая тем самым вояке психологический дискомфорт. Рожи у подсевших, как на заказ светились хищными тонами. Собрались однозначно вместе за одним столом - хитрецы, проходимцы всех мастей, костоломы, крадуны, фальшивомонетчики и прочая шушера по которой наверняка тюрьма давно уж плачет. Не успела вся эта шайка окончательно плюхнуться на свои места, как некоторые уже панибратски разливали солдатскую водку по своим кружкам. Дурачок божий - солдатик, строил из себя лихого гуляку - душа нараспашку. Как раз этим и не преминули воспользоваться. - Алаверды! - кричал один мордоворот с обезображенными губами от незаживающих заед, передавая право выдать тост своему товарищу. Товарищ долго упрашивать себя не позволил и наскоро слепил требуемый тост. - Бывайте други! Извиняйте если, что не так! Больше мы с вами трезвыми никогда не увидимся!
  - Да раздавай ты уже, чего тянуть! - пыхтел, перекрикивая общий восторг солдатик. - Курить охота, аж уши трубочкой заворачиваются.
  - Кинем жребий! - подмечал один прощелыга, пряча за длинными рукавами тюремные наколки на своих клешнях.
  - Если слышен денег шелест, значит, лох пошёл на нерест! - проквакал другой рядом стоящий оборванец.
  Грядущее тасовать колоду выбрало солдатика. Как следует, перетасовав ручной работы картишки, солдатик раздал. Супротив одной засыпки табачку, на кон поставил остатки своей каши. Проиграл, словно пёсик домашний уличному вожаку стаи, всего за один присест. Каша тут же разлетелась на закуску. Прибежал повар с заказанной бутылкой шампанского. Громко стрельнув пробкой в потолок, разлили всю до капельки, а многим не хватило. Те, которым не досталось игривого искрящего вина, утешались остатками водки из графина. Повар, оценив положение вещей, со скоростью сперматозоида, стремящегося овладеть яйцеклеткой, погнал на кухню за добавкой. Играли в очко, поэтому игра текла быстро, без лишних раздумий и пауз. Следующей раздачей солдатик продул фуражку. Затем в ход пошли деревянная нога, винтовка, сабля, а далее и совсем предметы гардероба. Складывалось впечатление, что напротив сидел и вертел как хотел колоду в руках, самый настоящий шулер, да такой, у которого внутри с рождения армяне в нарды играют. Знал негодяй и то, что краплёная карта всегда правильно ляжет. Всего за полчаса солдатик проиграл почти всё, и сидел теперь в нижнем белье на потеху остальным. Хмельная балагурная голова почему-то упорно не желала проветриваться, отчего её носитель с упрямством достойным лучшего применения, ни в какую не хотел останавливать игру.
  - Щас отыграюсь! Щас обязательно отыграюсь, - бубнил сам себе под нос служивый, забыв золотое правило, писанное на всех столбах, говорящее, что отыгрываться ни в коем случае нельзя.
  - Конечно отыграешься! Обязательно отыграешься! Ещё маленечко - и тебе попрёт! Не бывает так, чтобы всё время не везло! Возьми хотя бы теорию вероятности, там так прямо и сказано, - хором подначивала заведённого солдатика остальная толпа.
  Пузач - табачный король и одновременно обыкновенный карточный махинатор, тем временем польстился на протухшие от месячной ходьбы солдатские портянки. Их служивый таскал обе на одной целой ноге, первую для удобства, а вторую на память. Одну за другой пузач, быстренько прибрал и их. Заботливо свернул и уложил в карман своих брюк. Далее катала начал облизываться уже на солдатские трусы. Гогот за столом превзошёл по децибелам рёв тубы, вышедшей из партитуры какого-нибудь симфонического оркестра. Тут солдатик закочевряжился. Ни в какую не хотел играть на последние трусы. Где-то в глубине сознания до солдатика доходило, что обязательно останется без трусов. Тогда следующим предложением стало сыграть на шкуру. Против неё, пузач готов был поставить все без исключения, ранее выигранные вещи служивого. Поразмыслив с пару секунд, захмелевший гусар-солдатик решил рискнуть.
  - Ещё! - тянул себе карту солдатик. - Ещё!.. Хватит! - остановился, собрав двадцать очков. - Себе!..
  - Себе не вам, перебора не дам! - смеялся пузач.
  - Да пошли вы все! - не выдержал горемыка, увидав, как пузач одну за другой вытянул десятку и туза.
  - Очко! - мелодично пропел картёжник.
  - Очко! - повторила толпа хриплым прокуренным басом.
  - Лох не мамонт, на наш век хватит, - шутил и одновременно принимал поздравления пузач.
  Прибежал почему-то разъярённый повар. На поваре определённо произошла подмена лица. Куда девалась вся учтивость, куда провалились все манеры и деликатность? Одному чёрту известно куда! Теперь на солдатика смотрел закипающими от гнева глазами ожесточённый бык. Смотрел и сердито тряс в руке счёт.
  - Кто будет за всё платить? - орал повар до пены изо рта. - Кто, я вас спрашиваю! Поназаказывал на тысячу, а сам себя в карты проиграть умудрился. На тысячу, получается столовую наказал! На целую тысячу столовую нагнул! Как он теперь будет рассчитываться, ежели сам себе не принадлежит?! Это ж каким надо быть идиотом, чтобы подобное вычудить?.. Это, безусловно, дурак какой-то!
  Волки в овечьих шкурах уже под этими шкурами вовсе не прятались и на вопли повара лишь пожимали плечами, да как и предсказывал когда-то сам повар, уводили взгляды в сторону. Мол, не их это дело, и эти чепуховые разборки их совсем не касаются.
  - Тфу на вас, паразиты! - погрозил повар тогда собравшимся пальцем. - Будет вам от меня в следующий раз и каша, и выпивка. Забудьте!
  - Чего ж теперь делать-то? - с беспокойством спросил солдатик своего нового хозяина.
  - А ничего особенного! Стреляйся! Меня вполне это устроит, - отвечал подонок, по-звериному улыбаясь. - Карточный долг - дело святое!
  - Из чего? У меня и оружия-то нет, - с лица взбледнул солдатик от такого предложения.
  - Держи, вот тебе отличный и главное вполне рабочий револьвер, - заботливо вложил солдатику в руки наган, один из соседей по столу уникально смахивающий на ковбоя Мальборо или Грязного Гари.
  - Может, пакет ему на голову присандалим, чтобы кровью да мозгами ничего нам тут не устряпал? - советовал ещё один висельник.
  - А что!.. Хорошая идея! - соглашался пузач. - Алё, повар, неси скорей пакет, да пошибче.
  - Тебе надо, сам и неси, - пролаял из-за своей стойки обиженный повар.
  - Пожалуй, не соглашусь с тобой, любезный друг! Вот тут не соглашусь! В данном случае надо именно тебе! Нам-то что, мы и без пакета прекрасно можем сладить. Только убираться потом придётся. Смекаешь? Убираться, и убираться именно тебе, - терпеливо объяснял повару шулер. - Я лично к тебе в поломойки не нанимался...
  - Одну минуточку-с! Сейчас притараню, - наконец-то к всеобщей радости врубился повар в суть происходящего.
  Во время данных нездоровых разговоров солдатик сидел словно утюгом пришибленный и мучительно соображал. Как же так?! Неужели это конец? Неужто такой бесславный конец? На ровном месте и вдруг такая трагедия разыгралась. Вот тебе и зашёл пообедать... Нет же! Не может быть! Всё это дурной сон. Всё это какая-то нелепая постановка. Не бывает такого. Вот чтобы так, в одних труселях встретить смертушку-матушку, да ещё в окружении банды разбойников? Разве о такой участи мечтал солдатик, о таком постыдном исходе? Разве для того его лепили? Что же делать? А ничего! Долг чести велит: бери револьвер и стреляйся. Потерять честь гораздо хуже, чем потерять жизнь. Кому она нужна такая жизнь - без чести? Ладно! Сам виноват! Решено! Стреляюсь!
  Вдруг двери столовой с треском распахнулись.
  - Хенде хох! - прокричали на входе.
  Мутными от слёз глазами разглядел солдатик пахаря и писателя на передовой, а в руках у этой парочки у каждого имелось по самому настоящему пистолету-пулемету Шпагина. Этим грозным оружием взяли спасители всю бандитскую клику на прицел. За мужской частью, рвалась на фасад ситуации женская. Потеснив в сторонку мужиков, предстала во всей красе и Сдобушка с засученными рукавами да здоровенной дубиной на плече. Разбойнички растерялись и задрали лапы кверху.
  - Стойте! - попробовал остановить товарищей солдатик. - Карточный долг - долг чести. Я сам проиграл...
  - Балда ты непутёвая! - винтила пальцем у виска Сдобушка. - Кабы ты по-честному проиграл, тогда другой вопрос, а тебя обжулили да на обе лопатки уложили.
  - Не может быть?! - вертел головой солдатик.
  - Ах-ха-ха! - заливалась Сдобушка. - Ты внимательней всю эту кодлу огляди. Разве не очевидно - перед нами скисшие сливки! Вот ты мне и от-веть: могут такие по правилам играть?
  - Похоже, что не могут, - прозрел солдатик и справедливый гнев начал собираться в единый кулак где-то под черепной коробочкой.
  - То-то и оно, что не могут, - соглашался писатель с девицей. - Такого бойца чуть по глупости не потеряли.
  Тут молчавший до того в стороне повар выкинул внезапный фокус. Запустил со всей дури поварёшкой в единственную люстру. Грохот, лязг, звон разбитого стекла, а за ними темнота. Очнулся солдатик от того, что его кто-то бешено тряс. То был аристократ, а рядом бледные лица Сдобушки и писателя.
  - Что со мной произошло? - недоумевал солдатик.
  - То же, что и со всеми нами, - отвечал писатель. - После побеседуем, пора на выход. Эта пещера пагубно на всех влияет. Чем скорее выберемся, тем лучше.
  Выбраться удалось лишь к обеду. Перед друзьями на выходе открылась несколько иная картина, нежели она была на входе. Теперь во всю длину, на сколько доставал взгляд, внизу у подножия горы и до горизонта, пребывали в полной идиллии распрекрасные зелёные луга, разбавленные лесными околками. Изумительные белые облака бежали в небе наперегонки, спешкою своей, создавая внизу на земле приятный прохладный ветерок. Благолепие, изящество, миловидность, всё смешалось в единое целое. Нарушал гармонию лишь один единственный предмет непосредственно подле входа в пещеру. Предметом оказался тот самый низкий пастушок, заведший приятелей, как оказалось в ловушку.
  - Ах ты, продажный плут! А ну, поди, сюда! - крикнул в сторону пастушка солдатик.
  И этот индивидуум без какого-либо стеснения подскочил к вышедшим из пещеры друзьям.
  - Странно, а мне сказали, что живыми я вас больше не увижу, - рек, почёсывая затылок мерзавец.
  - Ты за сколько нас предал? - грозился в своей манере пахарь.
  - Сколько есть - все мои, - парировал, ничуть не смутившись, пастушок.
  - Ну-ка засвети свои тридцать серебряников, - напирал оратай.
  - Это ещё зачем? - не понял пастушок.
  - Делай, что велено! Грабить тебя тут никто не собирается, - сурово ко-мандовал аристократ.
  Немного для вида поломавшись, коровкин друг залез за пазуху и вытащил на свет увесистый мешочек. Вытащил и попробовал позвенеть монетами. Не получилось. Мешочек ответил мёртвым хрустом. Тогда в чрезвычайном беспокойстве пастушок развязал мешочек и высыпал на ладонь горстку глиняных черепков от разбитого горшка.
  - Это что же такое творится? - захныкал юноша. - Куда подевались деньги?
  - Отправляйся и ты вслед за ними, - подошла поближе Сдобушка, да огрела пастушка своей тяжёлой лапой по затылку. - Лови, ты заслужил.
  И пастушок кубарем полетел вниз ущелья, за секунду превратившись в невидимую точку.
  - Верно! Только так с предателями и надо! - спокойно резюмировал землепашец.
  
  * * *
  Шли года, поэт взрослел,
  Брался опыта, мудрел.
  Вместо криворукой брани,
  Вылетавшей из-под длани -
  Красоты фривольной слог,
  В нём естественный намёк.
  Не прошляпив озаренье,
  Вставленный в стихотворенье...
  - Не припомню я что-то такого стишка, - задумался писатель.
  - Ничего страшного! Туман в голове рассеется, и ты обязательно его сочинишь, - веселился аристократ. - Может немного в другой форме, но сосляпаешь, зуб даю. Вот тебе, кстати, и домашнее задание!
  - Не голова, а Дом Советов! И всё-то у тебя непросто, - смеялся в ответ писатель.
  - Простота удел несчастных! С простотой скучно жить! Счастье - структура тонкая, оно может состояться только в неизведанном. Сам посуди, что останется ежели всё вдруг станет простым? Сложность, не поддающаяся объяснению, загадка, бесконечное количество вариантов, когда каждый может воплотиться с долей вероятности пятьдесят на пятьдесят, вот где правит интерес. Только там, где познание бесконечно и нет возможности придвинуться к его границам...
  - Стоп, стоп, стоп! Опять тебя понесло, - останавливал писатель оппонента.
  - Таково моё свойство. Такова моя дхарма, - спокойно отвечал пахарь. - Когда ничего не помогает, как правило, на сцене появляюсь я...
  - Да вроде я обтесался дальше некуда, - пребывал на вершине блаженства писатель. - Куда ж ещё сильней?
  - Кустарно обтесался, - погрозил пальцем землепашец. - На молекулярном уровне, быть может ты и прав, но вот на макроскопическом... большой вопрос!
  - Ладно, меня пока пропустим, - пробовал сменить тему писатель. - А солдатик, а Сдобушка, чего застыли и сидят как вкопанные, в одну точку лупятся?
  - Проще вареной репы! Наши друзья целиком и полностью выполнили свою миссию. А что у нас происходит, когда куклы отработали спектакль? Правильно, все они отправляются пылиться на полку, кое-где заботливый кукловод устраивает починку или доработку. Не переживай: они навечно останутся в океане памяти и покоя. Они заслужили это.
  - Но попрощаться-то хоть можно? - расстроился от предстоящей разлуки писатель.
  - Не можно, а нужно! Только потом, не сейчас, - приободрял землепашец. - Сдобушке мы обязательно сварганим справного жениха, а солдатика определим на заслуженную пенсию при повышенном рационе. За них не волнуйся.
  - Недаром одно из имён Создателя - Всепревлекающий! - радовался такому ответу писатель. - Воистину у него всё продумано, всё предрешено и одновременно готово к любым изменениям.
  - Это ещё что! Только он может склеить невыполнимые желания, например, проклятье и благословение, - снова включил учителя пахарь. - Жизнь свободного человека не может быть обычной. Одинакова жизнь только у раба. Не бойся Творца, спорь с ним, смело ругайся и даже иногда ненавидь, тогда ты член его семьи, а все эти проявления называются внутрисемейными отношениями. Создатель рад таким периодическим всплескам, ты не боишься его, ты помнишь о нём. А не члены его семьи пускай ограничиваются преданным служением. "Кто вам ума вставит? - Я пребывающий в ваших сердцах! Всё остальное - дремучесть" - прямо говорит Создатель. Вот тебе и ответ, почему бакалейщик самым важным долгом, навязывал тебе запрет слушать своё сердце. Сердце и есть голос Творца. Он всегда говорит с тобой изнутри. Всё остальное - внешнее уже другое и ложное. "Я, давший вам свободу выбора, ужели не возьму на себя ответственность за ваше невежество?!" - спрашивает Творец сомневающихся. Вот и реши для себя, из их ты числа или же ведающий...
  - Меня всегда терзал один вопрос, - лаконично начал писатель. - Каким образом происходит эволюция души, если рождаясь в проявленном мире, мы получаем новое тело, но с тем теряем память о прошлых воплощениях, да и вообще о том, кто мы? Ведь влияния среды на неокрепший молодой организм никто не отменял. А ну как не туда занесёт, и закрутит, и завертит, и погонит? Какая же это эволюция, если болтается всё время на грани? Сейчас до меня начинает доходить. Похоже, что в этом Высшем плане действительно нет и малейшего изъяна. Мне кажется, что всякий раз подсказкой тебе и одновременно поводырём в материальном мире является твоя цель, а голос изнутри корректирует твою дорогу, постоянно возвращая тебя на неё, если ты запетлял. И память, оказывается, тут совершенно ни при чём. Откройся она полностью хоть на миг, мы все тут же сойдём с ума от переизбытка информации. Выполняя свою программу, мы эволюционируем, и следующая будет составляться исходя из положительного опыта предыдущей. Если мы добровольно уходим со своего пути, тут уж, извиняй, ничего кроме энтропии, как духовной, так и физической, ты не получишь. Получается вести себя должно по ощущениям, а прочее бунтарство рассматривать как проявление, порочащее саму суть - как членовредительство только духовного масштаба.
  - Поздравляю! Нутром чую, словил-таки просветление! И впредь собирай по сосенке информацию, да включая мыслительный процесс, занимайся её переработкой. Новое! Твори новое! Служи меньшему. Создатель всегда в меньшем. Это ключ! Вот где наступит момент почивать на лаврах. То доля твоя. Долей своей должно наслаждаться, - воссиял оратай. - Пришла пора открыть тебе маленький секретик. Всё, что тебе довелось от меня услышать - ты сам говорил моими устами. Просто ты всё это забыл. Знал всё сам и забыл. Бывает ведь и такое. Я всего лишь взял с тебя пример да имел наглость тебе напомнить. И последнее, вдруг в следующей жизни пригодится. Судя по всему, попадёшь ты в то время, где будет править один царь - превеликий государь. Да ты и в этой жизни его успел зацепить, успел отхлебнуть из его потребительской корзины сполна, так что всё чин по чину. Всем он будет хорош, да только окажется, весьма добрым и мягким. И будет у него премьер-министром числиться одна незаурядная личность. Чего царь хорошего задумает сделать, так его премьер всё испортить норовит. Народные указы саботировать будет, а антинародные забугорные продвигать. И никто не будет понимать, отчего такое творится. Почему не погонит царь поганой метлой своего премьера вместе с его либеральным блоком правительства, а ещё лучше не отправит на каторгу хоть какую-то пользу приносить. Несколько раз будут выборы, а царь будто и не слышит чаяния народа. Дело как обычно в шляпе. Только в шляпе особенной, мехами и драгоценными камнями ин-крустированной. Сперва тебе нужно будет понять, что субъект "Российская федерация" изначально созданный, как коммерческая структура, зарегистрирован в Лондоне. Данная коммерческая структура, как и положено любой коммерческой структуре имеет своего генерального директора. Того самого премьера - Димитрия Анатольевича Медведева. Обрати внимание насколько русская фамилия. Таковое не зря! Фамилии вообще, если покопаться, много чего интересного могут рассказать о своих носителях. Особенно вымышленные фамилии. Но всё по порядку. Так вот, гендиректора мы обозначили, теперь назовём суверена Российской Империи. Как ни печально, но пока им является бабка Елизавета II, она же Британская королева, та самая, которая переживёт ещё всех нас. Роем далее. За какие такие заслуги именно Димитрий Анатольевич? Что за Димка такой вдруг из-под полы выпрыгнул и сразу генеральным директором? Кто он вообще такой - башка огромная, а мозгов с грецкий орешек? "Денег нет, но вы держитесь!", "Учитель - это призвание, а если хочется денег, то идите в бизнес" или ещё мощнее: "Да я и не болел вовсе". Все эти перлы уж наверняка войдут в учебники по истории, вполне заслужено заняв первые места на пьедестале подобной нетленки. Попробуй как-нибудь на досуге поиграть с портретом премьера при помощи фотошопа. Приклей бороду, усы, шапку натяни от Николая II, мундир времён первой мировой. Удивишься, но на тебя будет смотреть одно и то же лицо. Далее развенчаем миф о так называемом убийстве семьи Романовых. Запомни: чёрная знать, частью которой с самого возникновения являлись Захарьевы-Юрьевы, является неприкосновенной. Это табу. Трогать можно кого угодно, только не их. Спустя почти столетие после революции русским людям подкинут утку, о так называемой генетической экспертизе найденных останков. Простым языком, подсунут то, что простой смертный никогда не сможет проверить. Сделают это как раз вовремя, когда демшиза заразит большинство голов больной отчизны. Именно в 1998 году в Петропавловской крепости под видом императорской семьи с большой помпой захоронят абсолютно чужие останки. А кто освятит данное событие? Продажные попы - больше некому. Далее эти костяшки получат звание святых, но и это ещё полбеды. Главная беда в другом. Дело в том, что так называемый котик Медведев и есть прямой потомок губительного для России рода, и потомка этого всеми правдами и неправдами тянут во власть. Однажды ему даже дадут порулить, но он естественно своей деструктивной политикой добьётся лишь того, что опять окажется на вторых ролях. Именно его принадлежностью к правящему Россией целых триста лет дому Романовых и купили мягкого царя. Тому всё невдомёк, кто такие Романовы: некогда ему правильные книжки по истории читать. Вот почему нянчится с ним, как с маленьким, тянет его добрый царь, а результата ноль. Его и не может быть, так как задача у этого потомка вновь натянуть ярмо на свободолюбивый русский народ. Он есть истинный отпрыск Романовской гнеты, правда возможности развернуться на полную катушку, пока ещё не имеет. Предложите ему пройти тест на совместимость, и вы сами всё увидите. Всеми правдами и неправдами увильнёт в сторону. Однако поступки говорят сами за себя. Всё делает, как предки завещали. Как кровь требует. Он далеко не искариот какой-нибудь, как, например, генерал Власов или ЕБН со своими апостолами, он продолжатель дела отцов в череде сменяющихся поколений. Потому и относится с пренебрежением к русским людям его высочество, так как на генетическом уровне ощущает к ним презрение и страх. Страх - вот главный мотиватор нелюди, в то время как у нормальных людей главный мотиватор - любовь. Когда-нибудь то, что я сейчас в тебя вложил, откровением приснится тебе во сне. А уж дальше, действуй. Не молчи и не мычи, а свисти на весь мир. Тем более, что в России того времени про которое я толкую, широкую популярность станут набирать всякие монархические настроения. Короче, настроения витать будут и ещё как витать. Не дай Бог, им воплотиться. Тут и Дмитрий Анатольевич, рядышком трётся, сразу же и пригодится. Отличный ставленичек. Как по заказу. Денег нет, но вы держитесь. Всё как обычно от этой семейки, русскому народу - поводок и намордник. А псевдо-элита по локти запачканная в крови, опять желает почивать на лаврах. Дудки им на этот раз! А про Медведева якобы сынишки Анатолия Афанасьевича и Юлии Вениаминовны по-другому даже и не думай... Это с первого взгляда всё кажется невыполнимым или немыслимым. Придумать себе википедию с таким-то масштабом, как два пальца обмочить. Поверь, найдут способ увязать его с его же семейкой. Эти ребятки те ещё трюкачи. Вся наука и весь капитал, а равно и спецслужбы, к сожалению пока что за ними. Наверное, у меня всё.
  - Что будем делать дальше? - грустно спрашивал писатель, на интуитивном уровне уловивший, что пришла пора прощаться.
  - А ты догадлив! Всегда таким был, - не менее грустно отвечал аристо-крат. - Что ж, не будем тянуть кота за причинное место. Иди, разбуди товарищей.
  Писатель с трепетом подковылял к сидящим без движения Сдобушке и солдатику. Не успел писатель и рукой махнуть, как оба оживились и подскочили обниматься. Сдобушка, как причитается, уронила крупную слезинку, а солдатик всё пыхтел, будто малограмотный, но с тем самой жизнью наученный мудрости. Кое-как оторвал пахарь писателя от его же героев.
  - Пора! Пора... Оглядись вокруг, и запомни всякую мелочь. Она навсегда твоя, - наставлял пахарь по старинке.
  - Всё моё! Всё запомню до песчинки, - крутил головой писатель. - Те-перь чего?
  - Теперь посмотри вон туда, - уже каким-то зыбучим голосом молвил друг-учитель.
  И писатель поворотился в указанном направлении. Там, куда советовал оратай присмотреться, царствовал непроглядный дым, олицетворявший собой неопределённость. Вдруг откуда-то с неба опустилось гигантское перо и начало рисовать самую настоящую дорожку. Невидимая рука, управлявшая пером, грациозно, с изяществом мастера выводя каждую линию, по мере закрашивания тропинки, начала удаляться.
  - Он тоже писатель! Самый Великий писатель! - задумчиво обронил во-след оратай. - Иди, для тебя уже составлена новая глава. Проживи же и её достойно. В добрый путь!
  Конец
   
  
  "Партократы попадаются разные:
  Бестолковые, бабообразные.
  До слюнтяйства порой скрупулёзные,
  Хари прячут под маской серьёзные.
  Занимаются самопочтением,
  Только им, с благим настроением.
  Очень любят вкручивать гайки,
  Сочиняя превратные байки.
  Узколобые рядом с мздоимцами,
  Власть всегда кишит проходимцами.
  До народа таким наплевать -
  Пришли жиром они обрастать.
  Раз в году и палка стреляет,
  И нормальные редко бывают.
  Голос их в какофонии визга,
  Неслышней комариного писка.
  Но конец придёт миру повсюду,
  Коль в ряды затесался иуда.
  Вместе с ним господа заседатели,
  Обратятся в искомых предателей".
  
  
  Сказ о том, как Сталин Горбачёва в бане купал
  
  Сцена первая
  Светлый коридор. По одну сторону череда закрытых дверей ведущих в закрытые кабинеты. С другой стороны идут колонны, разбавленные большими светлыми окнами. Возле каждой колонны по стойке смирно, дежурит молодой офицер в форме НКВД. Охранники, как родные братья одинаковы с лица, что не отличить одного от другого. Стоят как статуи, без единого шороха и, похоже, что даже не моргают. Посреди коридора, красная ковровая дорожка без единой пылинки и, боже упаси, соринки, ведёт куда-то вдаль. И вот за какую-то долю секунды, безмятежная тишина и спокойствие стали нарушены. Откуда-то с самого начала дорожки, из какой-то двери, вывалилась кубарем запыхавшаяся и раскрасневшаяся тень Сталина по имени и званию генерал Власик, исполнявшая теперь функции мажордома. На Николае Сидоровиче как казалось, не было лица. Настолько важной новостью спешил он поделиться, что даже форму не успел привести в порядок. Так из-под застёгнутого не на ту пуговицу кителя, торчала почему-то флотская тельняшка, а генеральская фуражка так и вовсе была сбита набекрень. Выкатившись в коридор, первый охранник вождя едва не споткнулся о полы занавеси, но преодолев это препятствие, геометрически верно прочертил себе прямую линию, встав на которую, двинул по коридору, с прямолинейным ускорением локомотива. И опять же, никто из молодых стражей, даже веком не повёл. Порядочно разогнавшись, где-то ближе к концу коридора, взбалмошного генерала встретило неожиданное препятствие. Дело в том, что именно в эту минуту, ни раньше, ни позже, понадобилось выпрыгнуть в одну из дверей Лазарю Кагановичу, да с полными руками всяческих бумаг. Врезались крепко. До шишек на лбах врезались. Оба от столкновения удобно сели на ковровое покрытие. Бумага разлетелась по сторонам. Секретные документы тут же принялись, ползая на четвереньках собирать. Собрали, отдышались, встали.
  - Ты куда летишь, под ноги не смотришь?! - удивлялся такой спешке то-варищ Каганович. - Обидел кто, али случилось чего?
  - Случилось! Ещё как случилось! - пытался обойти члена Политбюро ЦК ВКП(б) строптивый генерал. - Дай пройти: к главному спешу.
  - Да погоди ты! - заинтригованно не давал пройти крепкий хозяйственник и реконструктор столицы. - Всё одно, не пущу, пока не расскажешь.
  - Преставился! Ей богу - преставился! - от нетерпения, Власик начал приседать на месте. Настолько обжигающей оказалась новость, что не давала генералу спокойно стоять на месте.
  - Да кто преставился? Мне бы хватило и полминуты, чтобы всё рассказать, а ты тянешь резину по всем законам бюрократии. Хватит вошкаться, рассказывай по-нормальному, - изнывал от любопытства старый еврей. - Какой-нибудь Сорос или Киссинджер, небось? Так этим двум мумиям давно пора. Тоже мне явление! Было б из-за чего тогда шум подымать.
  - Да какой может быть Сорос или старик Генри? Когда этих не станет, в аду объявят перерыв... Скажи: причём тут они? Ты бы ещё артиста, какого в пример приплёл... Петросяна, допустим, либо ни к утру помянутого Кикабидзе... Бери выше, любезный нарком путей сообщения. Путём сообщений полученных тобой ранее и покумекай, кого сильнее всего заждались?
  - Натуральное - партийное: не понимаю! - глупо моргал Лазарь.
  Тогда Николай Сидорович, подозрительно оглядевшись по сторонам, потянулся губами к уху оппонента, где шепнул всего одно слово. Лазарь Моисеевич так и подпрыгнул на месте. Одни охранники продолжали невозмутимо стоять на своих местах. Более высокие чины пошли в припляс, взяв один другого под локоть.
  - Не может быть! Перестань уже курить всякую чушь! - качал головой Каганович, остановившись.
  - Да точно тебе говорю! Честное Ленинское! Причём трижды, если угодно, - рапортовал сияющий от счастья Власик.
  - Ну, дела! Мы-то уж думали, что ни за что не дождёмся. Что встречать будут другие, те, которые придут после нас. Что на нашем веку, подобного произойти в принципе не может. И вдруг, ни с того, ни с сего - на тебе! - казалось, что Каганович вот-вот потеряет сознание. - Прямо с панталыку меня сбил таким радостным событием. Огорошил, так огорошил! Забыл теперь, куда и зачем шёл...
  - В том-то и дело! - радовался генерал как мальчишка найденной копейке. - Я тоже думал, нипочём не дождусь. Уж больно живучим оказался, собака. Ан нет! И на нашей улице, оказывается, может приключиться праздник!
  - Поразительно! Наверняка сегодня собрание по такому поводу будет, а за ним и широкое застолье не за горами, - наконец-то осознав важность полученной информации, ликовал нарком.
  - Шеф у себя? - спохватился Власик.
  - В библиотеке вроде был, а может и у себя! Пошли вместе, доложим, - Каганович бросил свои документы, как бесполезный мусор, прямо на пол.
  - Не пошли, а побежали! - согласилась тень вождя.
  
  Сцена вторая
  Кабинет. Стол буквой "Т". За столом при включенной лампе сидит Иосиф Виссарионович Сталин. Забивает трубку табаком из папиросы "Герцеговина Флор" отломив гильзу-мундштук и раздавив своими крепкими пальцами курительную часть. Над вождём висит портрет другого вождя. Предыдущего. Совсем не товарища Ленина. Товарища Ленина давным-давно списали пылиться в комнату для всякого хлама. Над вождём законно воцарился в портрете царь Иван Васильевич IV, для продажных бояр и западной чумы - грозный, для народа - батюшка. Более ничего примечательного. Всё просто и одновременно со вкусом. Рядом стоят два соратника и от волнения прикусывают губы.
  - Ну-с! Против кого на этот раз дружите? - спрашивал вождь, не глядя на оппонентов.
  - Коренным зубом клянусь - он самый, тот, который утвердившийся в демонической природе, - докладывал по-военному Власик.
  - Мы уже не раз получали подобного рода донесения, но постоянно натыкались на глупые побрехушки или же на злонамеренные выдумки. Нам, товарищи, понятно ваше стремление, выдать желаемое за действительное. Однако мы не располагаем вагоном свободного времени, чтобы всякий раз реагировать на такие инсценировки особым образом.
  - Товарищ Сталин! Своими собственными глазами видел! - вспотел от эмоций генерал. - Партбилет готов положить на стол, если не подтвердится...
  - Ишь ты, какой уверенный! Партбилетами разбрасываться направо и налево - последнее дело! - молвил Великий вождь и учитель после минутного осмысливания услышанного. - И где же он, по-вашему, сейчас?
  - Как есть, целиком на заднем дворе в луже валяется, - отвечая, генерал вытянулся и расправил плечи.
  - Не было печали, да черти накачали, - недовольно захлопнул Сталин какой-то томик, поняв, что сегодня его дочитать уж точно не получится. - И зачем такой персонистый товарищ там лежит? Тепло ему в этой луже что ли? Или он от паразитов таким способом избавляется? Отчего сюда не идёт?
  - Сам не понимаю, - краснел Николай Сидорович, догадавшись о своей оплошности. Ведь это именно ему стоило поднять, отряхнуть да привести. - Однако шлангует и всё тут! Валяется в грязи поросёнок этакий с полными глазами божьей росы и ничего понимать не хочет. Разрешите привести, товарищ Сталин?
  - Пожалуй, не стоит! Мы сами пойдём, посмотрим, - остановил своего главного охранника Иосиф Виссарионович. - Как говорится, если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе. Вы это, кстати, попридержите пока свои длинные языки. Незачем раньше времени шум-гам поднимать. Или ты уже эту новость расповсюдил? - здесь вождь хитро улыбнулся и погрозил пальцем.
  - Никак нет, товарищ Сталин. Только вот его на пути и повстречал, - кивал на Лазаря Власик.
  - Вот и славно! - поднимался вождь со своего места. - Один маленький звоночек, дабы не нарушать регламент, и в путь.
  Договорив, вождь подошёл к столику с правительственной связью. Выбрав на столике тёмный телефон с вращающимся диском, Сталин накрутил на диске этом три шестёрки. Два гудка и кто-то на другом конце противно загавкал трескучим басом.
  - Вы там ничего не перепутали? - спрашивал вождь. - Зачем к нам?.. Какая ещё канонизация праведника?..
  В трубе скрипуче каркнули, после чего труба заглохла. Товарищ Сталин раздражённо отправил трубу на место.
  - Вы слышали это?! Тоже мне, праведника нашли... На другое видимо смекалки уже не хватает... А ведь если призадуматься: хотя, и избито, а с некой претензией. Помните этот дурацкий католический обряд? Так вот, во время обряда, "праведника" тянет в обратную сторону от канонизации адвокат дьявола. Как будто другая сторона не дьяволы... Сдаётся мне, что в нашем случае, адвокатом и выступит сам дьявол. Нам же предложено пред таковым обрядом "праведника" отмыть. Чтобы более импозантным данный муж казался на церемонии, что ли... Ну да ладно, сие не нашего ума разумение. Пусть как хотят, так и резвятся. А теперь пошли, посмотрим...
  
  Сцена третья
  Задний двор. Место, напоминающее собой центральную площадь какого-нибудь уездного городка времён царя Гороха. Повсюду канавы, лужи, кое-где небольшие ощипанные травяные островки. Деревянные покосившиеся заборы с двух сторон прикрывают ветхие двухэтажные строения. Тут и там топчутся стайки гусей, да одинокие авитаминозные куры. Вдали виднеется корова, привязанная к дереву, а неподалеку какая-то деревенщина, сидя на деревянной скамье, тренькает на балалайке. Главный узор данной панорамы действительно валяется в луже рядышком с набитой копытами копытных дорожкой. К нему и направился вождь со своими присными. Подошли, обступили и диву дались.
  - А это точно он? Что-то не совсем похож... - первым пробормотал Каганович.
  - Говорю же вам, он самый, - от нетерпения генерал снова заплясал на месте.
  - И в самом деле, не похож, - задумчиво сказал вождь.
  Тогда предприимчивый генерал, подбежал к объекту сзади, прихватил объект подмышки, да усадил объект, переведя его из лежачего положения в сидячее. Далее тот же самый генерал, достал из кармашка брюк чистый платочек, да принялся тереть им лысину объекта. Сначала грязь размазалась, но генерал сдаваться и не думал. И вот после пяти минут тщательного натирания, перед собравшимися открылось забавное пятнышко - второго такого нет на свете.
  - Очуметь! - только что и нашёл сказать Лазарь.
  - Чего же он всё время молчит? - спрашивал вождь.
  - А у него, товарищ Сталин, мыслительный запор, - отвечал Власик. - Плюс язык у него онемел. Раньше был просто мыслительный запор, теперь вот ещё и язык...
  - Так облейте же его из ведра колодезной водицей, - скомандовал вождь.
  - Признаться, я и сам об этом подумывал! Одну секунду, - живо подключился генерал.
  Через полминуты, прибежав с полным ведром, прямо с ходу, Власик окатил Горбачёва ледяной водицей. Взгляд последнего из мутного моментально превратился в ясный. Оглядев окруживших его лиц, запятнанный, в прямом и переносном смысле, Горбачёв, сначала захотел опять свернуться в грязевой каше калачиком, однако сообразив, что не дадут, соизволил всё-таки встать.
  - Новое мЫшление, - пробормотал бывший генсек, после чего лихорадочно принялся звать на помощь Раису Максимовну.
  Помогло ещё одно ведро стуженой водицы.
  - Ты бы ещё, мил человек, какую-нибудь Анфису Карповну из библиотечных подвалов на помощь позвал, - смеялся Каганович. - Ну, какой тебе прок от Раисы Максимовны, ежели та вперёд тебя к тёмной розетке подключилась? Свидеться - свидитесь, поцелуи с языком обещаю, а вот поддержки от неё не жди. Она сама в таковой помощи необходимость имеет, и скажу более того, таковую помощь, как вампир крови, жаждет.
  - Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми. Меня полностью поддержала моя жена, которая поняла необходимость этого даже раньше, чем я. Именно для достижения этой цели я использовал своё положение в партии и стране. Именно поэтому моя жена всё время подталкивала меня к тому, чтобы я последовательно занимал всё более и более высокое положение в стране. Когда же я лично познакомился с Западом, я понял, что я не могу отступить от поставленной цели... - начал невпопад, да на серьёзных щах цитировать свою речь на семинаре в Американском университете первый президент СССР.
  Договорить ему не дали.
  - Всё это мы отлично знаем! Тоже мне, открытие! - властно остановил Горбачёва товарищ Сталин. - Ты зачем извозюкался с полной отдачей?
  - Я покидаю свой пост с тревогой. Но и с надеждой, с верой в вас, в вашу мудрость и силу духа. Мы - наследники великой цивилизации, и сейчас от всех и каждого зависит, чтобы она возродилась к новой современной и достойной жизни... - опять бывший генсек не нашёл ничего лучше, чем процитировать концовку своего прощального выступления.
  - Тфу! - сплюнул Власик. - И что за порода такая? У меня для таких цензурных слов нет...
  - Вот и помолчи в сторонке, - мудро прищурился Сталин. - Нет, ну в таком виде мы не можем его на вечернее собрание принять. Необходимо отмыть, отстирать. Он же нам всё перепачкает.
  - Тоже верно! - согласительно кивнул Каганович.
  - Вы, вот что... идите-ка, займитесь подготовкой, а уж я тут сам разберусь, - обращался вождь к соратникам, после чего заговорил с грязнулей Горбачёвым бегло на чистейшем русском: - За работу, Мишенька! Хватит дурня из себя строить. Всё ты прекрасно понимаешь. За работу. У нищих слуг нет! Дел выше крыши. Дрова наколоть, воды натаскать, баню истопить. До вечера должны управиться.
  - Конечно, конечно! Целиком и полностью разделяю ваши тревоги по данному вопросу, - были первые членораздельные слова Горбачёва по делу. - Предлагаю провести расширенный пленум, где повесткой выдвинуть данную скверную историю... Необходим документ за печатью. Куда без документа?
  - Он что, инопланетянин? - удивлялся вождь. - Удивительный дар: наговорить кучу слов ни о чём. Без какого-либо смысла.
  - Землянин! - смеялся Власик. - Правда есть подозрения, что без инопланетного вмешательства тут не обошлось.
  - На кой тебе ещё одна печать? - высмеивал генсека Каганович. - У тебя ж на лбу одна уже светится. Экий ты ненасытный до печатей всяких.
  На этом моменте к собравшимся подкатила повозка, запряжённая худущей кобылёнкой. В телеге торчала пузатая деревянная бочка с надписью "Пиво". Возница дал команду остановиться. Кобылёнка с радостью подчинилась.
  - Холодненького пивка?! - кричал возница.
  - Налей кружечку браток! - соглашался Власик.
  - И мне, добрый человек, - перекрикивал Каганович генерала. - С утра в горле пересохло.
  - Тогда и ему вот налей, - указывал Сталин на Горбачёва. - Перед банькой не повредит. Может, хоть от пива мозги у него прямо встанут, а то пока они в чистом виде набекрень.
  - Мы не употребляем! - попробовал скопировать вождя Горбачёв, обозначив свою фигуру во множественном числе.
  - Герметизирует правду, как сивый мерин! - улыбался, обнажая частокол белейших зубов Каганович. - В немецких бирхаусах кого без пинты бодрящего эля не видели ни разу? Меня что ли? Тому и кипа фото доказательств имеется. Провал, Михал Сергееич. Очередной провал...
  - Так наливай, раз любит, - развеселился на такую коротенькую ремарку вождь.
  Довольный оказаться полезным возница тут же соскочил с повозки. Далее, словно волшебник Корнелиус Агриппа, наколдовал три литровых пивных кружек. Затем начался розлив. Кадыки засворобели вверх-вниз у собравшихся. Молча, с трепетом, ожидали свои полные кружечки товарищи. Первую, золотистую да с пенкой вручили генералу. Власик отхлебнул и довольно крякнул. Остальные глядя на генерала заулыбались. Дело в том, что от глотка, на генерале образовались пенные усы поверх усов волосатых. Теперь очередь дошла до Лазаря. Всё повторилось, как под копирку. Радостный Лазарь одним глотком приговорил пол кружки к проглатыванию. Умеет правильно - старая школа, а про закалку и говорить нечего. А тем временем возница приступил к наполнению Горбачёвского стакашки. Плюм: не задалось. Шла сплошная пена. Тогда возница покачал бочку. Затем приложив к ней ухо, послушал, что там внутри происходит. Ничего не поняв, продолжил наливать. В итоге сплошной пеной возница полную кружку и напенил.
  - Надо же, закончилось! - удивляясь, пожимал плечами пивовар. - Вчера только свежую партию сварил... Ума не приложу: когда успели расхватать?..
  - Можно подождать, пока пена осядет, - советовал Каганович, закинув за воротничок остатки своей кружки. - На несколько глотков в сумме и получится.
  - Некогда ждать, - отрезал вождь, которому весь этот спектакль порядком надоел. - Бери с собой, как раз в бане и насладишься. Чего стоишь, мнёшься да ломаешься, как девушка на выданье? Пошли скорей! Смелее...
  Возница тут же всучил ничего не понимающему Горбачёву пенный стакан, после чего запрыгнул в свою повозку и отчалил варить новую партию.
  Соратники козырнули вождю и сами исчезли из виду за какую-то десятую долю секунды. Товарищ Сталин рукой задал вектор направления. Осторожно перебирая ногами, Горбачёв тронулся. Не пройдя и ста метров, к нему прицепилась назойливая и усатая цыганка.
  - Позолоти ручку, дорогой товарищ! Ручку позолоти, кому говорю, - дёргала ведьма золотозубая бывшего генсека за рукав. - Закурить не найдётся, дядя?
  - Отстань! Я буду жаловаться в политбюро! - обливаясь потом, кряхтел Горбачёв. - Я на тебя такую телегу накатаю, что всю вашу банду объявят опасными преступниками, со всеми вытекающими...
  - А я на тебя тогда такую порчу напущу, такой наворот нашепчу, что всю вашу банду объявят опасными покойниками, от дизентерии или камнепада закостенелыми. Со всеми вытекающими, естественно! - парировала бойкая и находчивая цыганка.
  - Не верю! Ни единому слову не верю! Много вас таких по мою душу ходоков попадалось, ни единого прогноза не сбылось, - дерзил генсек. - Поглядим ещё, кто кого.
  - Ладно, убедил, давай хотя бы погадаю, - сменила тактику пёстро разодетая цыганка. - По лысине вижу: большой ты человек, но одновременно - малюсенький. Дай десять рублей!.. Дай хоть сигаретку!..
  Горбачёв развернулся на вождя, с немой мольбой ища у того поддержки. Поддержки не последовало. Сталин, как ни в чём не бывало, скучающе смотрел по сторонам, как если бы ничего и не происходило.
  - Будь ты проклят, жмот! - наконец, отстегнулась цыганка от генсека. - Ничего, земля круглая, встретимся ещё...
  
  Сцена четвёртая
  Узенькая тропинка между двух столетних заборов. Повсюду трава в полметра. Зелени даже через чур. Свежий воздух. Облака на синем небе. А впереди какие-то развалюхи-строения и убитый ржавый комбайн. В конце тропинки бродяжная рвань видимо не доковылявшая до ночлежки, храпела, развалившись прямо в кустах. Храп этот перемежался с трескотнёй кузнечиков, жужжанием медоносных пчёл и пением всякой птицы. Одним словом деревня конца восьмидесятых. Приблизившись к избушкам, новый сюрпризец поджидал президента СССР. Возле одной из избушек, на деревянной скамеечке сидел вроде бы как мальчик. Подойдя ближе, Горбачёв чуть не поперхнулся. Тело у сидевшего действительно являлось детским, как собственно и прикид, состоящий из жёлтых шортиков да маечки с детскими же сандалиями. Но вот голова на детском тельце почему-то торчала взрослая, точнее даже старческая. Не узнать ту голову Горбачёв не мог. Чистой воды Ельцина башка. Ельцин восседал злой, как чёрт, но вид выказывал неопохмелившегося философа, задумчиво смотрящего по сторонам. Нос Ельцина светился сизым цветом, а моргал Бориска опухшими налитыми свинцом веками. Но при всём при этом, в детских своих ручках в обнимку держал огромный пятилитровый бутыль самогонки. Напротив Ельцина скучали две кошки и три безродных деревенских пса. Ситуация сказать мягко не Ау. От растерянности Горбачёв застыл на месте. Тут его догнал товарищ Сталин. Бегло оценив обстановку, вождь дал пояснения:
  - Окончательно спился! Себя порой не помнит. Восемь утра, а он уже за-прокидывает, - отвесил комплимент товарищ Сталин первому президенту России. - Сейчас наспиртуется, к обеду песни начнёт горлопанить. Вся округа сыта по горло этими песнями.
  Неожиданно Ельцин перевёл свой мутный взгляд с неба на Горбачёва и, всхлипнув, заметил:
  - Вот такая вот загогулина, понимаешь!
  После чего, потеряв к Горбачёву всяческий интерес, бывший президент, заговорил с окружающими его животными. Заговорил так, как если бы проводил совещание или собрание, а зверюшки являлись полнокровными его участниками. Заговорил на манер пациента изливающего душу на групповом психиатрическом сеансе:
  - Здравствуйте!.. Меня зовут Борис и я алкоголик...
  Собачки и кошечки ничуть на этот счёт не усомнившись, как показалось, согласительно закивали. На этом моменте товарищ Сталин повёл своего бесхарактерного протеже дальше.
  - Уму непостижимо: и как такую немощь можно было выбирать срок за сроком?.. - удивлялся Сталин, задавая направление.
  - А он ещё вперёд меня Бушу позвонил, докладывать о развале Советского Союза, - наябедничал Горбачёв.
  - Лучше помолчи! - сурово посмотрел Сталин, да так, что у Горбачёва похолодело внутри.
  Через десять метров упёрлись в огромную пустую поленницу. Рядом валя-лись многочисленные неколотые берёзовые чурки. В стоящую около колоду был всажен тяжёлый топор с широким лезвием и длинной рукояткой. Неподалеку имелся классический мощный колун и береста с настроченной на ней техникой колки дров. Горбачёв, было, зевнул, да удумал проскочить мимо, как его остановили в грубой форме за шиворот.
  - Погоди, не спеши! Засучивай рукава и за работу, - спокойно объяснял затем Сталин.
  - Это что, всё мне? - затрясся Горбачёв, словно малярийный.
  - Это всё тебе! - подтвердил вождь. - Всё до последней чурки тебе род-ному. Кому ж ещё? Более никого рядом не вижу... Придётся попотеть. Это тебе не пиццу рекламировать и не о всякой дребедени разглагольствовать. Быстро: принимайся за работу, а у меня и без тебя тьма всяких дел.
  Не успел лучший на свете немец переварить услышанное, как кто-то тихонько подкравшись, выглянул из-за дырявого забора. Опять минутный ступор словил дядя Миша. На этот раз на маленьком детском теле сидела голова Хрущёва. Этот мутант ехидно подсматривал за происходящим в заборную дыру, а сам при этом грыз кукурузный початок. Заметив, что его заметили, стал ещё и рожи корчить.
  - Оба-на! Ещё один нарисовался! - увидав Никитку, возмущался Сталин. - Предшественник твой. Питается исключительно кукурузой. Без початка на завтрак жизни не мыслит. Знатным фуфломётом в своё время слыл...
  - Это же Никита Сергеевич Хрущёв! - словил возбуждение Горбачёв. - Свободоносец! Отец реформ!
  - Никита-то, может и Сергеевич, да только не Хрущёв, а Перлмуттер. То, кстати, многое объясняет. Обиделся на нас, видите ли, за сынка своего. А то, что сынок, будучи лётчиком, по пьянке застрелил офицера - это как? Позже попав в плен, стал работать на немцев... Это нормально по-вашему? Помню, в ногах Никитка валялся, за сынка упрашивал, да только в обществе справедливости, том которое мы строили, пред законом все равны. Совершил преступление - отвечай по всей строгости. И неважно кто у тебя папа, или кто у тебя мама. Так и не понял этот Перлмуттер ничего. Вот чего поговаривал: "Я за сына и мёртвому Сталину не прощу". А у самого, по собственному же признанию, руки даже не по локти, а по самые плечи в крови.
  В это время Хрущёв дожевав последние кукурузные зёрна со своего початка, по-хулигански зашвырнул огрызком прямо Горбачёву в ухо. Попал и засмеялся от содеянного.
  - Уймись, дурак! - крикнул в его сторону Сталин.
  После окрика вождя данный початочник скрылся в высокой траве и кустах, будто его и не было. Не ожидавший такой подставы Горбачёв погладил подстреленное ухо, да взялся за топор. Помахать привелось, что надо, все силы приложив. Поначалу ничего не получалось. Потихоньку, помаленьку вошёл во вкус. Солнце как назло начало припекать не по-детски. Лысинка вмиг обгорела и вся покрылась потом. На запах пота тут же примагнитило всяческий гнус. Почему-то из всего биоразнообразия особенно облюбовали Горбачёвскую лысинку зелёные навозные мухи. Жалили нещадно, ползали взад-вперёд, щекотали, одним словом - издевались, как могли. Ничего не помогало. На одну согнанную цокотуху, тут же приземлялась на макушку добрая дюжина. Рубаха и штаны генсека промочились насквозь. Силы покидали с непривычки полностью, однако стоило только Горбачёву бросить топор с целью немного передохнуть - отдышаться, как тут же, ну как назло, куда-нибудь по своим заботам проходил мимо Иосиф Виссарионович. Одного беглого взгляда вождя с лихвой хватало, чтобы утомлённый Горбачёв придумывал себе второе дыхание, и оттого с упорством, как если бы работал за огромные деньги, продолжал махать тяжелющим топором. За вторым дыханием у Горбачёва, как ни странно, открылось третье, за ним и четвёртое с пятым. К обеду загрузил поленницу под завязку. Всей деревне неделю топиться хватит. Вообразил себе заслуженный отдых и обед. Отряхнув покрывшиеся мозолями ладони, направился было в тенёк - посидеть, передохнуть. Не тут-то было. Тут же материализовался строгий Коба, похвалил Горбача, назвав железным дровосеком, и предложил натаскать в баню воды. На опьяневшего от жары и усталости Горбачёва водрузили коромысло с двумя пустыми ведрами и отправили к колодцу в обратную сторону.
  
  Сцена пятая
  Горбачёв, заплетающимися ногами, уныло перебирает по неровной тропинке. Путь к колодцу лежит через избушку где до того Борис Николаевич вёл светские беседы со зверюшками. К обеду всё поменялось. Теперь никаких кошечек и собачек Горбачёву не увиделось. Да и сам отец русской демократии, из злющего превратился в превесёлого. Вероятнее всего успел опохмелиться по полной. Так оно и оказалось. Бутыль, что давеча крепко прижимал к сердцу Орёл-Горыныч, теперь на четверть опустела, что не могло не сказаться на настроении. Нос из сизого окончательно утвердился в ярко сине-красном цвете. Развеселившись сверх всякой меры, не подлежащий теперь восстановлению Борька, взялся за баян. Играл пьяными пальцами фальшиво, так как не все пальцы на месте присутствовали, но вместе с тем задористо и раскованно, а временами даже и рискованно. Взамен всяческой живности, рядом с Борь-кой отплясывала под аккорды его аккордеона деревенская забулдыга под стать самому исполнителю. Выпивоха облик имела явно аморальный и являлась на редкость запущенной. С засаленным платочком на немытой же голове и двумя фонарями под обоими глазами вместо теней для век. Но вот чего было не отнять у беспросветной прожиги, так это упоительного энтузиазма в танце. И это несмотря на пропорции палеолитической Венеры. Так отрадно выплясывала удалые выкрутасы, пластично кривлялась, выказывая такую удивительную гибкость, что любой маститый учитель танцев обзавидуется... Скорей всего, спутница Борьки являлась одновременно его же собутыльницей, по крайней мере так оно смотрелось со стороны. И вот угораздило же Мишку Горбачёва сунуться как раз во время смены композиций. Царь Бориска, как увидал второй раз своего давнего друга, так и растянул меха баяна до основания:
  
  Сам играю. Сам пою,
  Сам билеты продаю!
  
  Сбацал чуть тёпленький Ельцин на затравку, после чего отхлебнул из бутылки и, не закусывая понесло его частушками:
  
  В шесть часов поёт петух,
  В восемь - Пугачёва.
  Магазин закрыт до двух,
  Ключ у Горбачёва!
  
  А, по талонам, по талонам,
  Горькая и сладкая!
  Ах, что же ты наделала,
  Голова с заплаткою!
  
  Водку мы теперь не пьём,
  Сахару не кушаем.
  Зубы чистим кирпичом,
  Горбачёва слушаем.
  
  Я частушку на частушку,
  Как на ниточку, вяжу.
  Ты досказывай, подружка,
  Чего я не доскажу.
  
  Здесь подруга Борьки, как кошка угорелая, ворвалась в вокальное искусство своего дружка-приятеля:
  
  Никому теперь не дам,
  Никакому хахалю:
  Только Мишке Горбачёву,
  За кусочек сахару!
  
  Раньше пили каждый день,
  А теперь с получки.
  Этот хмырь с пятном на лбу,
  Доведёт до ручки!
  
  Оп-па - оп-па! Зелёная ограда!
  Насолили Горбачёву - так ему и надо!!!
  
  От кого-кого, а от Борьки синеносого стерпеть подобное Горбачёв не мог. Сразу же вспомнились былые обиды. Промелькнуло со скоростью ветра, как Ельцин срезал пенсию и охрану, как отказал в неприкосновенности. Вспомнилось, как сам Горбачёв безуспешно пытался провести новый союзный договор, а Борька, наоборот, ставил палки в колёса, да стремился сделать всё, чтобы не допустить этого. Вскрылось и то, как вопреки договорённостям, не дали спокойно собраться, вывезти всё из кабинета, а безжалостно из него вытурили, да в довесок потребовали быстренько освободить квартиру и дачу... И неважно теперь, что это алкоголическое недоразумение передало ему в аренду огромное здание под "Фонд Горбачёва". Сам же Борис-Хренперепьёшь потом большую часть здания и оттяпал, ввиду того, что Горбачёв сдавал её в субаренду. Какое право, его собачье дело? Избил, унизил, обокрал! И эта невежественная туша, на пару со своей хавроньей ещё смеет частушки про нас похабные трубить... Обида раскалённым жалом подступила к горлу. В глазах поднялось кровяное давление. Сосуды налились и раскраснелись. Бросив своё коромысло, Меченый Мишка подхватил гальку с земли и запустил прямо Борьке по чайнику. Метил в переносицу. Не попал. Галька вскользь задела висок и немного посекла его. Подогретый Борька будто только того и ждал. Вмиг соскочил со своей скамеечки да кинулся на обидчика. Сблизившись, оказался Горбачёву по пояс, ввиду чего ударом детской ручки заехал тому в пах. Мишка сложился вдвое, но зацепить Борьку успел. Так эти двое и повалились в пыль, да начали в ней кувыркаться. Восторгу фрау Ельцина казалось нет предела. Радовалась, как дитя леденцу, такому зрелищу. Кричала: "Феерично", "Настоящие мужчины за столбом не прячутся!", "Где голова, а где твой кулак?", "Я что-то пропустила в этой жизни!.. Кто мне подскажет, когда это у Меченого яйца успели отрасти?". Переходя на рычание, хрипела: "Мазила дель бермунтер", "Красавчик, повтори ещё раз", "Бабушка Наина, коли прознает, чего мы тут вытворяем, с потрохами меня сжуёт", "Ей-то что, святые девяностые и всё такое, а остальным как быть?", "Баба Наина приходи сюда жить-поживать - в святые-то 90-е, только, чур, простой кухаркой или дворничихой".
  Визжала, хохотала, хлопала в ладоши и всячески подзадоривала дерущихся. Горбачёв по-девичьи вцепился Ельцину в седую шевелюру. Борька ответил смачным плевком прямо Горбачёву в глаз. От ядовитой, спиртом напитавшейся слюны, глаз зажгло нестерпимо. Мишка начал царапаться и реветь. Борька норовил всё время укусить, да не дотягивался. Со стороны смотрелось, будто дерутся две слабенькие девчонки. Пыль поднялась столбом. Гам поднялся на всю улицу. Сколько бы ещё это продолжалось, одному Богу известно, но на счастье рядом проходил Иосиф Виссарионович. Заметив барахтающихся в пыли старых дуралеев, подошёл и словно подростков растащил в разные стороны. Борька сразу побежал догоняться. Горбачёв встал и отряхивался, натирая опухший, оплёванный глаз. Одна благопристойная в кавычках дева, по-прежнему пребывая в экстазе, маячила рядом.
  - Это они из-за меня турнирный поединочек устроили! - хвалилась дурочка с переулочка Иосифу Виссарионовичу. - Меня не поделили!
  - Отодвинься, падшая женщина! - брезгливо пятился Сталин. - От тебя перегаром разит так, что всё живое рядом гибнет.
  - Фу, как вульгарно! - надулась пьяница, после чего посеменила к Борьке за добавкой.
  - Разве он меньше моего наворотил? - выпускал пар через ноздри бывший генсек. - Так ему Ельцин-центр отгрохали... Ему Клинтон статуэтку вождя на падающем коне подарил...
  - Вождя индейцев, - заметил Сталин. - На падающем коне! Тем самым показали ему, что он туземный вождь, да к тому же вот-вот свалится. Разве не так? Спасибо, что клоунского носа на том вожде не было. Только его для полноты картины и не доставало...
  - Всё равно: этому коллекционеру пустых бутылок всё - мне ничего, мне шиш с маслом, - хныкал Горбачёв.
  - Ты вот, что... Тебя, куда и зачем послали? - наехал как на буфет Сталин на Горбачёва. - Молчишь? А мы напомним. Поводу! А ты чего? Старые распри будить затеял... Для чего? Вы же одного поля ягода. Вы же навсегда приклеены друг к другу. Вспомнят одного, тут же помянут и другого. Вам при встрече челомкаться положено, да в обнимку на завалинке взгрустнуть о прожитом. А вы драку заварили. Верно люди говорят: два паука в одной банке не уживутся. А ну бегом за водой, мы уже печь затопили.
  Не найдя чего ответить, Горбачёв подобрал коромысло и вёдра, да потопал по назначению.
  
  Сцена шестая
  Небольшой деревенский пятачок. Посередине старобытный колодец с покосившейся ручкой и ведром на цепи. Рядом дрыхнет облезлый пёс. Повсюду словно мины расставленные врагом, валяются коровьи лепёшки. Стоит запах сена, навоза и парного молока. Совсем рядом колхознички играют в домино на интерес. По другую сторону колодца пасётся стайка гусей.
  Заявившись на пятачок, Михаил Сергеевич, не предвидя никакой опасности, бодро зашагал к колодцу. Не пройдя и пару шагов, угодил на мину первой свежести. Раздосадовано взялся чистить туфлю о травку. Колхозники, оторвавшись от своей игры, с удивлением и смешками наблюдали за происходящим. Кое-как очистившись, Горбачёв, далее более аккуратно, доковылял до колодца. Тут на него с жутким шипением набросилось несколько гусынь, защищая гусят от вторжения непрошеного гостя. Опять не повезло: одна наиболее наторелая гусыня изловчилась ущипнуть. Укусила больно-пребольно, как если бы Горбачёва схватили за ляжку пассатижами. Горбачёв запрыгал на месте, да заскулил, потирая место укуса, а довольная собой гусыня, выполнив свой материнский долг, воротилась в стаю. Притупив свой болевой порог, генсек вознамерился было начать то, зачем пришёл. Легко и просто не получилось и тут. Один из колхозников отделился от остальных да за три прыжка оказался возле Горбачёва. Выглядел подошедший пренеприятно. Даже можно сказать отвратно. Жлоб огромного роста, с нахальной физиономией, имел проказливо сбитую на бок кепку, клетчатый пиджак и синие джинсы, но главными зрелищем являлись кулаки. Не кулаки, а молоты. Каждый в два раза шире обычного, эти орудия - явно не труда, угрожающе замаячили перед Горбачёвским носом, едва их хозяин приблизился.
  - Есть чё-нибудь? - задал дурацкий вопрос обладатель увесистых лап.
  - Перефразируйте, пожалуйста, ваш вопрос, - наивно попросил глупый Мишка, в подобных передрягах не бывавший.
  - Что ж, если надо, то для особо непонятливых можно и перефразировать, - отвечал жлоб с нескрываемой наглостью.
  Перефразировал вот каким способом: одной ручищей за горло придвинул к себе опешившего генсека, а второй начал выворачивать тому карманы наизнанку. Вытряхнуть из карманов удалось немного мелочи, сломанный компас, марку с изображением римского папы Иоанна Павла II, да маленький англо-русский словарик. Всё кроме мелочи тут же последовало в колодец. Далее громила призадумался. Горбачёв от подобного отношения к своей фигуре и вовсе обмяк, словно застуканный неприятный запашок. Внезапно бугай просиял и начал бесцеремонно, будто на послушной кукле, расстёгивать воротничок Горбачёвской рубахи. Увидав, что оказался прав, нравственно одичалый возликовал ещё сильней, да осторожненько, двумя пальцами потянул золотую цепочку на себя. Терпению генсека наступил конец. Набрав воздуха в лёгкие, да для храбрости сморщив попку, Мишка Меченый заверещал следующее:
  - Нельзя! Не смей! Это Раисы Максимовны подарок!
  - Смотри - птичка! - указал куда-то вверх кивком головы жлоб. Этот финт возымел действие. Невольно Горбачёв глянул в адресованном направлении, а в это самое время здоровенной десницей своего визави отхватил хлёсткую зуботычину прямо в челюсть. От щелчка присел на корточки, а в глазах хороводами залетали разноцветные попугаи. Цепочка от такого поворота, осталась порванной в руках грабителя. - Отлично! Не зря старался! - сам себе заметил разбойник, после чего побрёл туда, откуда явился.
  - Стой! Верни! - захныкал Горбачёв вслед, уподобившись поруганной девице.
  - Не могу! Это самой Раисы Максимовны подарок! - не оборачиваясь, пробубнил подонок.
  Пять минут, просидев на земле, Горбачёв поднялся и отряхнулся. Морда раскраснелась, но шишка пока не выступила. Собравшись с духом, приступил к вращению ручки колодца, а значит, к подъёму воды. Набрал оба ведра, да кое-как затащил ставшее пудовым коромысло на плечи. Заштормило куда круче прежнего. Едва двинулся в сторону бани, как из подворотни выскочила та самая цыганка, травившая генсека немногим ранее.
  В этот раз цыганка была не одна. Рядом с собой волочила около пяти чумазых и очень резвых цыганят обоего полу. Не хватало пары угнанных жеребцов, и картины можно было бы писать с этой лучезарной своры. Что делает волчица-мать, когда волчата подрастают и отрываются от титьки? Справедливо решает начать обучение волчат. Далее забравшись в загон и передавивши без особой пользы часть ягнят, показывает волчатам, как нужно правильно душить добычу. Видимо с тем же самым умыслом и эта цыганка, без лишних слов, тащила свой чернозадый выводок на первую охоту. Не успели выскочить, как зачекали Горбачёва да сразу же ринулись к нему.
  - Бахталэс, валет краплёный! Я ж тебе говорила, что земля круглая! Говорила, а ты не верил! Ну чего теперь, шакал подбитый, скажешь? - сходу атаковала Горбачёва чавела. - Дашь погадать, али нет? Или и дальше будешь продолжать, нервы мотать?
  - Дам, дам, только отстань! - ставил коромысло Горбачёв.
  - Другое дело! Давно бы так! - моментально сменила гнев на милость цыганка. Немытые годами детишки её тем временем обступили генсека, да загалдели со всех сторон, всю дорогу, норовя запустить тому в карманы свои чёрные, как сажа, ручонки. - В глаза мне смотри - слышишь? По сторонам не вертись... Протяни руку...
  Горбачёв от безысходности выдал правую ладонь. Цыганка тут же вцепилась в неё, как голодный кайман в пойманную козу.
  - Линия жизни, к сожалению, а может и наоборот - к счастью, оборвалась у тебя ещё вчера, - начала гадалка сообщать и без того известное. - Но главное в другом. Наговор на тебе, причём наговор непростой, а с прибавлением. Ничего вроде бы существенного. Так себе проклятие... Мистический сплав из злокачественной опухоли, горюшка беспросветного, болезней венерических и прочего сокрушения. Веришь мне? Вижу, что сомневаешься... Лизни ладонь, если не веришь. Лизни, не бойся. Солёная? То-то и оно!
  - Верю, верю! - только чтоб поскорей отстала, промямлил Мишка.
  - Тогда клади сюда десять бумажных рублей. Можно и четвертной. Чем выше номинал купюры, тем сильнее её эзотерический заряд. В купюру мы завернём три твоих волоска, а дальше я самолично, сожгу её на кладбище в полнолуние. Вот тогда всё разом и отпустит.
  - Увы, не располагаем! - обжёг цыганку Горбачёв до самого нутра. - Не то, что купюр, а и мелочь всю недавно попятили.
  - Ты что же, за нос нас тут всех водить удумал? - цыганка переключила скорость с передней на заднюю. То же самое проделали её детишки-демонишки. Во всём подражая мамашке, занялись обзываться и бросаться в Горбачёва комьями грязи. - А ручку позолотить? С такими вещами шутки плохи. Пошли, раз такая беда, к тебе домой. Там просто наверняка у такого куркуля, припрятан не один чемоданчик на чёрный день.
  - Да отвяжись ты уже! Мне воду в баню тащить велено, а я тут с тобой прохлаждаюсь, - поднимал Мишка своё коромысло.
  Цыганка, вместе со своими кровиночками, со своими роднуличками, тут же преградила путь.
  - Нет, так дело не пойдёт! Или золоти ручку, или пропади пропадом! Выбирай одно из двух. Третьего не дано.
  Горбачёва опять колыхнуло. Да что ж за денёк сегодня такой! Будет ему послабление или это навсегда? Спасение пришло с неожиданной стороны. Вдруг из закоулка выскочила ещё одна цыганка, ничем не хуже первой стервы. Явно торопилась и пробежала бы мимо, если бы первая цыганка вопросительно её не окликнула. На ходу вторая цыганка и обронила.
  - В клубе через пять минут Зиту и Гиту начнут крутить, - спешно бросила вторая ворона в павлиньих перьях.
  От такой внезапно свалившейся радости, все, включая детишек, к Горбачёву моментально охладели. Бросили его, как есть, как бесполезный куль мусора, да всем своим небольшим табором устремились в клуб.
  - Фу! - выдыхал подавленный Горбачёв.
  Потянул Мишка свою ношу дальше. Поначалу всё складывалось хорошо. Уже почти добрался, осталось преодолеть узкий коридор по бокам обнесённый заборами чьих-то участков. В этом коридоре идти с коромыслом прямо не получалось. То Горбачёв уяснил ещё по дороге к колодцу. Пришлось тогда коромысло перекатить на одно плечо, развернув его прямо по ходу движения. Но то было тогда, когда коромысло было пустым. Теперь подобный фокус повторить не представлялось возможным. Тогда Горбачёв сам пошёл боком. До конца коридора оставалось каких-нибудь пять метров, как вдруг с противоположной его стороны выскочил молодой козёл на тестостероне. - Ещё не лучше! - мелькнуло в голове. Козёл явно искал себе партнёра для брачных игрищ и просто наверняка мечтал пободаться ну хоть с кем-нибудь. Подвернулся дядя Миша Горби. Недолго думая, взрыхлив копытом землю, козёл разогнался и, опустив рога, вдарил ими по зажатому в проходе генсеку. Естественно опрокинул оного, после чего победоносно проблеяв какую-то муть на своём козлином, развернулся, да убёг искать козу в качестве приза. Пятнистый Мишка поднялся, а вёдра-то пусты. Вот ведь оказия. Возвращаться теперь придётся на проклятый пятачок лишний раз. Хуже и не придумать. Делать нечего: побрёл, уныло склонив голову. Не с пустыми же вёдрами телепать к товарищу Сталину. Уж кто-кто, а товарищ Сталин точно не поймёт и не оценит. На пятачке без изменений. Едва Горбачёв подковылял к колодцу, как тот же самый верзила с манерами пещерного человека нахраписто оказался рядом.
  - Есть ещё чё-нибудь? - ни капли не стесняясь, спрашивал постылый бу-гай.
  - Ты же всё отнял... - набравшись мужества, ответил Горбачёв.
  Видимо никому в этой вселенной не доверяя, окромя собственных глаз, данный жлоб заново прошмонал генсека по полной программе. Ничего не найдя, почему-то впал в крайнее раздражение. Наградил Горбачёва подзатыльником. Хотел было искупать за такой грех в колодце, да передумал. Напоследок с надеждой в голосе спросил:
  - А от этой, как её там?.. Биссектрисы Апельсиновны... или Кулисы Цитромоновны... А может и Леопольдовны... Короче неважно... Подарков точно больше нигде не прячешь? - при этом бармалей заботливо поправил уворованную им ранее золотую цепочку уже на своей груди. Вероятно, успел сорванец сгонять до местного кузнеца да починить. Теперь, по крайней мере, цепочка целенькой обхватывала бычью шею громилы.
  - Пустой, как скворечник зимой, - дерзко отвечал Горбачёв.
  - Смотри у меня! Долго я этого терпеть не стану, - обнадеживающе склабился жлобяра.
  
  Сцена седьмая
  Всё та же поленница. Рядом баня. От неё идёт пирс в быстротечную речушку. На бане в коммунистической раскраске прямо над крыльцом висит лозунг: Дорогие бабы - Вам всегда тут рады! Возле бани пустые бочки. Товарищ Сталин стоит на крыльце и в нетерпении поглядывает на карманные часы. Солнце в зените. Жара, что даже комары попрятались. Всё живое ищет тенька. Из трубы виднеется дымок. И зачем в такую жару баню топить? В такую жару лучше просто в речке купаться. Надо! Ну, надо так надо. Кое-как доковылял ни живой, ни мёртвый Горбачёв со своими вёдрами.
  - Тебя где черти носят? - задумчиво спрашивал Иосиф Виссарионович. - На одну ходку полтора часа убил. А тебе их минимум десять необходимо сделать. Так мы до следующего миллениума тут застрянем.
  От такого прогноза на своё ближайшее будущее Горбачёв аж почернел.
  - Хватит уже надо мной издеваться! - заскулил не выдержав.
  - А кто над тобой издевается? - вопросительно завертел головой по сторонам Великий вождь.
  - Буквально все! - не солгал пятнистый мученик. - От малого цыпленка до молочного поросёнка, все кого не встречу, норовят: обидеть, обобрать, обгадить... И ещё много всяких об... об... об... Такое ощущение, будто вся природа на меня взбеленилась. Вся вселенная против меня настрой имеет. Ни один голубь не пролетел мимо, чтобы не спикировать, да не отбомбиться по мне основательно. Это просто ужас какой-то!
  - А как ты хотел? Рассесться барином и хвалы да требы в свою честь при-нимать? Может, надо было хлебом солью тебя встречать? Позволь поинтересоваться: за какие заслуги? Онемел что ли, чего молчишь?.. Так вот: эти все обидчики - они твоё порождение и есть. Тебе с ним и жить. Мы-то тут причём? Нам велено отмыть, а уже что дальше будет - нас не касается. Так что, поп Михаил, будет тебе слёзы лить. Делай, что должен и будь что будет.
  - Какой я тебе поп? - изумлялся Горбачёв.
  - Самый обыкновенный, - хмурясь, отвечал Сталин. - Да будет тебе известно, что аббревиатура "Поп" расшифровывается как: прах отцов предавший. В древней Руси так называли тех, кто принял чужую веру - Христианство. Так что самый натуральный поп ты и есть. Прах отцов ведь предал?.. И не спорь. Некогда спорить. Бегом за водой. Время тает.
  Горбачёв проглотил да развернулся выполнять приказ. Ему вообще было не привыкать проглатывать. Что-что, а это у него отлично получалось.
  Но тут из кустов показалась голова безобразника Хрущёва. Недолго думая, Хрущ по старой памяти запустил в Мишку порожний кукурузный початок. На этот раз попал не в ухо, а в глаз. Пока Горбачёв корчился от боли, товарищ Сталин сбегал в предбанник за двустволкой. Быстренько зарядил её солью, да начал пробовать взять Хруща на мушку.
  - Ах ты, бесстыдник! Ну, погоди у меня! Сейчас ты получишь свою законную порцию... - бормотал Сталин, целясь.
  Конечно же, Хрущёв на месте стоять и ждать такую порцию не пожелал. Нырнул в кусты и по ним принялся улепетывать. Но и товарищ Сталин был непрост. По шевелению тех кустов и высокой травы, вёл свой прицел. Миг и прогремел выстрел. За ним второй. Метрах в двадцати, подпрыгнули и заорали благим матом. Орали минут пять, а закончили враждебным выкриком: "Мы вам ещё покажем Кузькину мать".
  - В яблочко! - довольный собой, откладывал в сторону ружьё Иосиф Виссарионович. - Чётко в задницу. Пущай теперь на животе недельку поспит. Умней не станет, но и докучать более не будет.
  - Ну, я пошёл? - спрашивал затем Горбачёв.
  - Что за вопрос? Тебя давно уже не должно тут быть, - отвечал товарищ Сталин по-доброму.
  И вот оставшуюся половину дня, словно навьюченный булыжниками серы шерпа в горах, таскал и таскал Горбачёв воду. Всякие невзгоды встречались на пути. И мальчишки обливали коричневой краской, отчего Горбачёв становился похожим на пригорелую каральку, и сам спотыкался, не дойдя каких-нибудь двух метров до бочки. Случалось стать обозванным старухой с дурным глазом. С дурным глазом таким, какой на осину глянет и осина завянет. Получилось так, что Горбачёв проходил мимо, а старуха возьми, да и попроси генсека помочь загон очистить от навоза. Конечно же, сославшись на неимоверную занятость, генсек отказал. Какие могут быть загоны навозные, когда и без того спина с самого утра не разгибается. Отказал, за что и получил мастерски.
  Жлоб не пропустил ни единой возможности проверить, не появилось ли у смурного Горбачёва чего-либо новенького. Всякий раз, не найдя ничего, злился и отоваривал генсека то щелбаном, то чилимом, а то и вовсе пинком. Такой последний рублишко сковырнёт и глазом не моргнёт. Такой душу из карманов вытрясет, если захочет. Откуда только подобные индивидуумы вообще берутся? На специальных гоп-фермах их, что ли, выращивают?..
  Один Борька более не приставал. Выкушав свою бутыль подчистую, Ельцин, так сидя и отрубился. На плече у Борьки прилабунилась его симпатия, да подобно каменной бабе, храпела без единого шороха. По первой, когда только Горбачёв оказался в этом ненавистном месте, то более всего опасался он самого похода в баню. Оказалось до бани ещё дожить надо.
  Наконец-то этот ужасный день подошёл к концу. Температура в бане, по словам вождя, достигла необходимой... Все кадушки были переполнены водой. На окружающую реальность опустилась вечерняя прохлада, а значит, настала пора мыться. Только было Мишка Пятнистый разделся до трусов, как в предбанник влетел товарищ Сталин с каким-то важным сообщением.
  - Постой, оставь пока трусы на месте! Там к тебе делегация с востока. С Бухары или Самарканда, я так и не понял. Видеть просят, нельзя отказать. Люди долго шли, кровь южная - горячая, обидеться могут.
  - Зачем же я им понадобился? - уже по традиции уловив недоброе, растерянно закрутил головой Горбачёв.
  - Нам почём знать? - пожимал Сталин плечами. - Вот и пошли разби-раться.
  Вышли на крыльцо. Рядом с крыльцом действительно в позе ожидания, смиренно топтались три бабайки. Стар, млад, и в самом соку, который кормит первых двух, который жизни не рад. Азиаты наряжены были в национальные одежды. На каждом имелся добротный халат, подпоясанный покрытым арабской вязью кушаком. Все трое макушки прятали под чёрными узорчатыми тюбетейками. Рядом с собой имели гигантского мула, заряженного двумя огромными корзинами с орехами и сухофруктами.
  - Вай, вай, вай! Такой гигантский начальника прикатил, а мы и знать не знаем! Едва не проворонили это грандиозное событие, - заговорил взрослый узбек. - Случайно вот подслушали на базаре у местной шушеры. Милостью Аллаха, теперь мы тут... Джыз-быз, хачапури! Плов, долма, лагман! Любые угощения за ваш счёт...
  - Салам! - почтенно поклонился седобородый старец Горбачёву. - Не слушай моего племянника, не воспринимай его всерьёз. Он плохо спал ны-нешней ночью, оттого и бормочет всякую околесицу.
  - Здравствуйте и вам, дорогие гости, - выдал Горбачёв. Сталин покосился на него и усмехнулся.
  - Так вот, пришли мы поблагодарить столь наимудрейшего шаха от имени всех азиатских республик за то, что оторвал нас от могучей России и сиротами бросил нас на собственное попечение. За то, что теперь вернулись мы к первобытнообщинному строю, собирательству и землеобработке, а детки наши бесправными едут на заработки строителями или дворниками. За то, что визиря теперь назначает диван, собираемый из почётных улемов, а кадии при любом раскладе получат благословение султана и внимание амнията. А ведь мы равнялись на вас, учились у вас... Не все, конечно, хватает и среди нашего брата баранов с золотыми колокольчиками. Но речь не о том. Отдельной благодарности заслуживает то, что ферганская долина настолько обнищала и деградировала, что стоит только поднести к ней зажжённую спичку - и она взорвётся. За всё это, благородный султан, огромное тебе: рахмат!
  - Перестройка!.. Гласность!.. Ускорение!.. - заикаясь, затараторил Горбачёв.
  - Он это серьёзно? - спрашивал старец у Иосифа Виссарионовича с округлившимися от удивления глазами.
  - Вполне! - отвечал вождь. - Пытались этого ДЦП-шника на досуге по-лечить в доме для умалишённых, так его оттуда вытолкали. Сказали, что ничего с его природной тупостью поделать не могут. Это то же самое, как если бы из борделя выгнали за распутное поведение.
  - Жена - она никуда не денется, а молодую любовницу надо холить, - совсем растерявшись, начал городить уже откровенную пургу Горбачёв, подтверждая тем самым вышесказанные слова вождя.
  - Ну-Ну!.. Успокойся!.. Не волнуйся ты так! - пробовал Сталин вернуть генсека к реальности. - У вас к нему всё? Нам как бы мыться пора...
  - Всего одна пядь зыбучего времени, и мы навсегда покинем столь важных падишахов, заботы которых парят выше самого Гиссарского хребта, - тут аксакал хлопнул в ладоши. Моментально оживился самый молодой безусый делегат. Зачерпнув из мешочка непонятно чего, подскочил данный джаш-джигит прямиком к Горбачёву. Руки протянул и улыбается. По-русски ни бельмеса. А в ладонях какой-то зелёный порошок и мелкие зелёные шарики в этой пыли.
  - Это что? - настороженно рассматривал Мишка ту горсть.
  - Сам впервые вижу, - заинтригованно смотрел и Сталин. - Специя ка-кая-нибудь или пряность восточная.
  - За губу! За губу кидай! - подсказывал старейшина.
  - Точно пряность! А может даже и сладость какая, - утвердился вождь в своём понимании.
  Далее Горбачёва, уговорами, всеми правдами и неправдами заставили отклячить нижнюю губу. Парнишка узбек тут же радостно закивал своей тюбетейкой и ловко насыпал туда горку зелёных горошин. Все молча, как на поминках, уставились на объект эксперимента. Сразу же губу нестерпимо зажгло. Горбачёв едва не подавился, а после зашёлся истеричным кашлем. Наглотался отравленной слюны, позеленел сам не хуже той пряности. Голова закружилась, вмиг затошнило. Пулей сорвался с места и за баню, устраивать блевантино. Пережив с десяток другой мучительных рвотных спазмов, да полностью очистив желудок, серо-буро-малиновым, он кое-как вернулся на место.
  - Хоть что-то у тебя с первого раза нормально получилось, - поздравил вождь Горбачёва с хорошей рвотой. - Добрая специя! Ядрёненькая! - задумчиво проговорил Сталин далее. - Как называется?
  - Насвай! - отвечал добрый дедушка.
  - Спасибо! - благодарил его Сталин. - Возьмём себе на заметку. Келиб джуда яхши килибсиз. (Хорошо, что вы пришли.)
  - Ну, мы, пожалуй, пойдём! - кланялся затем аксакал. - Хайр! (До свидания!)
  - Ок йул! Болаларингизни упиб куинг! (В добрый путь! Поцелуй детей от меня!), - попрощался Иосиф Виссарионович на родном языке гостей.
  
  Сцена восьмая
  
  Парилка, оббитая почерневшей от времени вагонкой. Раскочегаренная печка, на которой кучей разместились гладкие булыжники. Всё как обычно. Обыкновенная деревенская баня. Необычный только гость, прилунившийся на верхней полке и необычный пармейстер (банщик - прим.ред.) рядом. Температура подкрадывается к сотне, а усатому банщику всё мало и мало. Поливает из своего ковша камни без перекуров и перерыва на обед. На Горбачёве банная шапочка, выдержанная в стиле будёновки. Вождь с непокрытой головой. Вождю холодно. Веники достались Горбачёву отвратительные. Облезлые, как старый шелудивый пёс. Одни прутики, а листиков раз-два и обчёлся. Получалось такими вениками знатно пороть генсека, но не парить. И ничего не поделаешь, какие есть.
  - Вот ведь проклятая каста! Нигде нельзя положиться, - ругался Иосиф Виссарионович. - Ни в чём не сыщешь инициативы или должного исполнения... Трижды просил: веники должны быть свежими. И что? Где они - свежие веники?..
  - Ой-ой-ой! Полегче!.. - взвизгивал Горбачёв.
  - Ты что, не русский? Терпи! Будет и тебе в конце статуэтка вождя на дохлой кляче в награду.
  - Горе мне, горе! - всхлипывал Мишка Меченый через каких-нибудь пять минут. - Сгорю! Бог свидетель - сгорю! Помогите!..
  - Поглядите, какая неженка! - улыбался вождь. - Как же ты собрался в аду на сковороде жариться, если в простой бане тебе невыносимо? Дружки твои, подельнички Шеварднадзе с Яковлевым, небось, уже корочкой румя-ной покрылись. А ты чем же хуже? Ничего, скоро ты к ним присоединишься. Вместе оно веселей. Вместе весело шагать по просторам, по просторам, по просторам! А вопить на сковородке лучше хором, лучше хором, лучше хором!
  Личико Горбачёва от таких рассуждений вождя из красного вмиг побелело. Ведь говорил Сталин спокойно, монотонно, не поймёшь: шутит, али правду говорит. Увидав Горбачёвский приступ панического страха, вождь рассмеялся.
  - Не мандражируй! Мы пошутили, а ты и рад вструхнуть. Чего трясёшься, как овечий хвост? Нет никакого ада. Другое есть.
  - И что же? - всем сердцем жаждал хорошего ответа лучший друг немцев.
  - Каждому своё! По тебе не знаю. Сам всё увидишь, - загадками отвечал Сталин. - А пока от тебя предательством и мертвечиной разит. Пойди в реке обмойся что ли.
  Сказать, что Горбачёв обрадовался - не сказать ничего. Наконец-то можно вырваться из этой раскалённой парилки да окунуться с головой в прохладу. Выскочил прямо в исподнем, да сходу бултыхнулся в речку топориком. Едва вынырнул, как завизжал, будто ошпаренный. В мгновение ока выскочил обратно на пирс и прыгает, корчится от боли. Кожа на генсеке пошла пятнами и большими волдырями, как если бы его окунули в кислоту. Вовремя подоспел спаситель товарищ Сталин с полной кадкой воды колодезной, да окатил Горбачёва с головой. Немного попустило.
  - Во дурак! - начал уже уставать вождь. - Ты бы для начала хоть одну ногу намочил, попробовал. Кто ж так делает? Не зная броду - не лезь в воду!
  - Опять чистой воды издевательство, - гундел заплаканный Мишка Пятнистый.
  - Да какое же это издевательство? - изумлялся Сталин. - Хотя бы поинтересовался, что за речка такая, а потом нырял. Между прочим, эта речка целиком из слёз обманутых, обездоленных, убиенных тобой людей. Видишь, как много этих слёз? И нет им конца и края. И долго ещё не будет, ибо все твои преступления долго эхом будут отдаваться в череде сменяющихся поколений. Думаешь, почему тебя за водой так далеко посылали, когда рядом такой источник? Как у нашего Никитки - в голове одни микитки...
  - Уел ты меня! Окончательно уел, - пришел в себя Горбачёв. - Что же делать? Как повернуть ту реку вспять?
  - А ничего! Ничего поделать уже нельзя. Раньше надо было думать, - говорил вождь спокойным голосом, будто лекцию читал. - Одно может служить тебе утешением: всё то, что ты напортачил, то была твоя миссия. И тебя именно для неё лепили и вели. Ведь вовсе не сам ты оказался у руля. Такую дуру дальше комсорга вряд ли кто-либо, пребывающий в своём уме, выдвинул просто так. А тут целый генсек, целый председатель президиума верховного совета. Сколько хитромудрых манипуляций было провёрнуто, чтобы сие состоялось. Вон и еврей Андропов старался: из кожи лез, и многие другие. Но речь даже не о том. Раньше был кон - разумение. Потом появился за -кон. То есть закон есть то, что за пределами разумения. Закон прельщает нас в карму. Карма же, есть неестественное состояние живого существа, несвободное состояние живого существа. По карме нет никакого могущества, потому что ты в цепях причинно-следственных связей и все твои действия обусловлены, все они идут по технологии. Улавливаешь? К счастью, тебя всё это совсем не касается. Ну, какой из тебя кармический мальчик? Ты на рожу-то свою в зеркало посмотри. Выходит нечто иное с тобой, а именно: генетическая опечатка, умело и главное своевременно подправленная геном преда-тельства. Да-да, и такой оказывается, бывает. От самого праотца предательства Иуды берёт начало. Подобных тебе отбирать начинают по родителям. Конкретно твою селекцию начали ещё с прадеда Моисея Андреевича Горбачева. Отсюда следует, что ты милейший враг - искусственный. Ну, вроде как: заменитель, причём самого дерьмового качества. А раз такое дело, то получается, у твоих создателей имелись на тебя виды. Их-то они блестяще и реализовали, используя тебя в качестве инструмента. Более того, ты даже умудрился превзойти все ожидания, чем немало удивил своих создателей. Так вот в данном случае ты выступаешь натуральным биороботом, и тебя ради твоей миссии всю жизнь ведут. Подкидывают тебе должности, жену правильную, но главное - это идеи. А с зомби, как известно, что и с демона спросу нет. Они, работая по технологии, выполняют чужое задание, которое одновременно становится их собственной целью. Однако это не отменяет того факта, что теперь ты полностью принадлежишь им. А они обманщики, и вместо обещанной награды им проще выжать тебя до мозга костей. Что заработал, по плодам своим и получай. Такая вот суровая реальность. И ещё! Книга жизни открывается двумя ключами, причём с разных сторон. С одной стороны её может открыть лишь Создатель. С другой стороны её открывает сам человек. Понимаешь, куда я клоню? В данном случае именно человека мы и не имеем, именно личность мы и утеряли. Книга жизни открывается только любящим. Управляемой марионетке не дано познать любви. Вот в чём штука. Потому и бесполезными оказались все твои потуги, потому и не получилось у тебя приобщиться к книге жизни на исходе дней. Для таких как ты существует книга мёртвых. Вот её взламывать нет никакой надобности. Двери её всегда раскрыты нараспашку и подобны включенному пылесосу.
  Горбачёв от подобного объяснения помрачнел пуще прежнего и громко заикал.
  - Неужели тлен? - робко спрашивал затем.
  - По-твоему, я сказочный фарисей? Спроси меня об этом лет через десять, может и отвечу. Откуда мне знать твою дальнейшую судьбу? Мы можем лишь предполагать и надеяться, - товарищ Сталин начал раскуривать трубку. - Одно запомни: добро и зло сделаны специально. Специально! Это значит, что во всём, даже в таком убожестве как ты, есть определённый смысл. На него и уповай.
  - А как же "Новое мЫшление"? Как же тогда быть с реформами, с пере-стройкой? - продолжал тупить Горбачёв.
  - Хватит печалиться! Пошли, ополоснёмся в последний раз, и пора сворачиваться, - задумчиво отвечал Иосиф Виссарионович.
  
  Сцена девятая
  Распаренный Горбачёв первым ковыляет по деревенской дороге в обратную сторону. Красный, как рак. Из одежды на генсеке одна простыня. Укутал пояс, а один край на плечо закинул. Венка на котелке не хватает, а так, чисто патриций. В руке держит ту самую наполненную пивной пеной кружку. Пена теперь осела. С полкружечки получилось дождаться выдохшегося и тёплого, как моча, пивка. Но Горбачёв и этому рад. Отхлебнул пару глотков - и тревоги махом рассеялись.
  Идёт, пошатывается. Усталость, сама баня, мысли каламбурные - всё разом испарилось. Захмелел генсек. Рядом вышагивает отец народов и великий кормчий. Настроение у русского грузина, мягко сказать, прихрамывает. Причина не ясна. Так и идут, а вечер деревню накрыл окончательно. За свои ограды высыпал народ. Время самое для общения, для пересудов да сплетен, после тяжёлого трудового денька.
   - С лёгким паром! - приветствовала шествующих какая-то старушка.
  - Спасибо! - отвечал ей Мишка.
  - Это я не тебе, - огрызнулась старушка, нахмурив брови. - Это я Дя-дюшке Джо!
   - За сметанкой вечером зайдём? - спрашивал старушку Сталин.
  - А то, как же! Конечно, приходите. Сепаратор со вчерашнего дня молотит без остановки. Ставить уже некуда. Объедение, а не сметанка. Ложку воткнёшь, а она стоит. Ждём вас с нетерпением! Можем и творогу отгрузить, и сыра домашнего...
  - Благодарю! Вечером будем, - лёгким благородным поклоном закончил диалог вождь.
  Далее на пути попалась молодая семейная пара с коляской. В коляске попискивал новорождённый. Чета приветливо помахала руками. Едва Горбачёв поравнялся с коляской, как дитя зашлось истеричным плачем. Гневно поглядев на генсека, отец семейства принялся усиленно коляску ту качать. Пока Горбачёв порядочно не утопал, малыш ни в какую не хотел успокаиваться. Детский крик затух только, когда вождь с генсеком отдалились метров на двадцать. За семейной парой на глаза попался тот самый возница. Сейчас прибыл со свежей полной бочкой, возле которой скопилась небольшая очередь. Во главе очереди отчётливо виднелся проспавшийся Борька с алюминиевым бидоном. Ельцину полный бидон нацедили холодненького пивка. А подругу свою Борька заставил принять в обе руки по две полных кружки. Нагрузившись под завязку, эти двое отошли в сторонку. Как раз рядом проходил Мишка.
  - Вы только полюбуйтесь, какие люди! И благодаря моему Борику без охраны, ах-ха-ха! - радовалась пьянчужка Горбачёву, как самому дорогому другу. - С лёгким паром, подкаблучник!
  Горбачёв решил молча прошагать мимо. Ельцин, в то время жадно запрокинув свой бидон, утолял мучавшую его жажду.
  - Его как насваем сегодня накормили, так намертво и отшибли всё желание общаться с незнакомцами, - отвечал за генсека вождь.
  - Эдак он в одиночестве останется, - удивлялась Ельцинская мадам. - Давайте попробуем кумысом привести его в порядок?.. Или, хотя бы, чачей отпоить?..
  - Главное, чтобы хоть чуточку самокритичным становился. А этого, увы и ах, пока не наблюдается, - заметил Сталин.
  - Эх, хорошо пивко! Залетело, как в сухой песок, - дразнился и отрыгивал Борька.
  Горбачёв уже без спроса ринулся со своим пустым стаканом в очередь. На нём она и закончилась. Но не только она. Нарочно не придумаешь, но Горбачёву вновь накапали полную кружку пены. Опять возница-пивовар пожимал плечами, опять тряс бочку, и как в прошлый раз, оседлав свою телегу, умчался вдаль.
  - Душа моя, ох и охоч ты до пивка оживляющего! В любое время готов к заправке, хоть ночью с постели подними! Всякий, даже самый малюсенький градус в напитке распознать сумеешь, знаток мой любимый. В частности от простого кефира восторгу, как у ребёнка от встречи с Дедом Морозом. Настоящий гуру! Не то, что некоторые! Ты мастер, а все остальные - жалкие подделки, - веселилась бродяжка, обращаясь к своему собутыльнику. - Минуты не загнулось, а он уже половину бидона выдул.
  - Нормально! - крякнул Ельцин, вытирая пенные усы.
  Внезапно с левой стороны улицы вывернули две цыганки. Та, которая гадала, держала под руку, ту, которая в клуб бежала. Естественно, сразу к Горбачёву.
  - Вы только посмотрите, люди добрые! Возмутительно!.. Видали, до чего человека довели?.. От ваших банных процедур клякса у него на лбу почти отмылась! Едва заметно теперь ту красивую пежину, - изумлялась первая цыганка. - Он же так скоро совсем неузнаваем станет. Ни в какие ворота подобное не лезет! Как такое вообще возможно?
  - Вот именно что "почти". А вид у него какой-то нездоровый, - грустно проговорил Сталин.
  - Так эта оказия легко поправима! Сейчас поплюём на лысинку, да тряпочкой потрём, как следует. И не останется от проклятой отметины даже намёка, - влезла в беседу Ельцинская подружайка.
  - Иди, проспись! - советовал ей вождь. - Тут химические реактивы нужны. Без них нипочём не оттереть.
  - Борюшкина слюнка шибче любого вашего реактива будет, - не сдавалась пьянчужка. - Вон, на пальчик мне вчера случайно капнул, так ожог теперь! Полюбуйтесь сами, какой волдырь соскочил. Видите: не вру!
  - Таким способом мы ему последний рассудок снесём. Причём "Новое мЫшление" останется, а на всё остальное окончательно найдёт затмение, - объяснял Сталин остальным. - Он и сейчас-то особо не блещет...
  - Как это так - не блещет? - вздрагивала от речи вождя вторая цыганка. - Как же он тогда такой огромной страной руководил?
  - Я его лично на это руководство не ставил. Вот и наруководил, что до сих пор расхлебать не могут, - заметил вождь, а далее в подтверждение своих слов задал Горбачёву загадку: - Ответь любезный помощник комбайнёра, каким образом проще всего найти иголку в стоге сена?
  Минут пять Горбачёв кряхтел и пыжился. Мучался, как ослица при тяжёлых родах. Наконец, когда терпение остальных подошло к пределу, отвесил ответ:
  - Разобрать на копны. Затем каждую копну разворошить на брезенте. Получившиеся снопы скрупулёзно просмотреть под лупой, - выдал генсек, да в ожидании одобрялок уставился на остальных.
  Рукоплесканий не раздалось. Вместо этого товарищ Сталин задал тот же вопрос мальцу годов пяти, катающемуся рядом на трёхколесном велосипеде. Крохе для ответа понадобилось три секунды:
  - Спалить этот стог к чертям собачьим, - допетрил без труда ребятёнок, да ещё состоятельней закрутил свои педали.
  - Что и требовалось доказать! - невозмутимо проговорил Сталин.
  - Ну, хоть немножечко давайте потрём?! Ну, пожалуйста! - запричитала бормотушница. - Хотя бы потехи ради?!
  - Сказано же: сами разберёмся, - отрезал Сталин, да подтолкнул вперёд оторопевшего Горбачёва. - Пускай походит ещё немножечко изукрашен-ным. Немножко так, до ишачьей пасхи хотя бы.
  Не успел Горбачёв и шага сделать, как из-за соседнего дерева, будто рыжий в цирке, выскочил на распальцовке тот самый преотвратный жлоб.
  - Хэйц-Бэйц! А вот и я! - оповестил всех собравшихся верзила. - Гляжу, без меня собрались и думками богатеют. Непорядок! Дай думаю, испорчу-ка я им всю обедню за такое. Будут знать, как в одну каску хороводы водить. Кстати: с лёгким паром, плешивый!
  - Спасибо! - промямлил Горбачёв, а сам мысленно смазал лыжи.
  - Девчонки, вы сестрёнки? - обращался затем жлоб к цыганкам, забавно подмигивая каждой. - Я мастёр канифолить сестёр!
  - Действительно, и мы присоединяемся к этому недоумку: с лёгким паром! - прокаркали цыганки Горбачёву мужским баритоном, напрочь проигнорировав жлобскую шутку.
  - И вам спасибо! - прощался в уме с самим собой Мишка Меченый.
  - Друзья, не будем устраивать перегибов, - взял слово вождь. - Впереди у него и так не очень приятные процедуры. Оставим его в покое, друзья.
  - Оставим, - нехотя согласились цыганки.
  - Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть! Раз надо, то оставим, - кивали Ельцин со своей пассией.
  - Исключительно из-за моего глубокого к вам уважения, - сильнее остальных расстроился жлоб.
  Ситуация после поголовного согласия начала скучнеть как на дрожжах. Оборотов не хватало ситуации. Добавила оборотов, как ни странно, голова с заплаткой. Дело в том, что огорчённый жлоб нашёл утешение в стакане холодного пивка. Его он по старинке отнял у Ельцинской барышни. В оправдание своего поступка, ведь тут отъём вершился у слабого пола, бугай нотацией аргументировал Борькиной половинке, мол, с пива, та будет писать криво. Глазки от удовольствия зажмурил, а пасть раскрыл как крокодил. В момент запрокидывания стакана, вдруг подлетел Горбачёв, да сорвав свою цепочку с шеи жлоба, дал первоклассного дёру.
  - Стой, стрелять буду! - заорал ошеломлённый такой дерзостью рэкетир.
  Горбачев припустил ещё мощней. Простыня слетела на увеселенье осталь-ным. Во всей красе предстал перед всей деревней распаренный пупс, улепётывая, да тряся старческими булками. Поголовно все, включая синиц на заборе, повалились с хохоту. Цыганки рухнули первыми. За ними опрокинулся и Борька со своей коханочкой (возлюбленной - прим.ред.). Иосиф Виссарионович и тот не сдержался, да приличия ради посмеивался в кулак. Один жлоб не словил восторга от Горбачёвского трюкачества. Сориентировавшись на местности, подобно истинному партизану, этот монстр подскочил к дереву да оторвал от него огромного рыжего кота. Котяра и опомниться не успел, как его за хвост принялись лихорадочно раскручивать. Раскрутив несчастное животное на всю катушку, жлобяра закинул рыжего вслед ускользающему генсеку. Припечатал аккурат на плечи и шею, уникальной меткостью своей, обойдя самого Соколиного глаза. Никаких перелётов или недолётов, точно в цель. Обретя твёрдую опору под лапками, взбаламученный котик, что есть мочи, запустил свои коготки под кожу, а зубками для верности прихватил Горбачёвское ушко. Завопил Горбачёв виртуознее любой пожарной сирены. Заскакал как на углях на месте, пытаясь котика отшвырнуть. Снова сглупил. От трясучки и неимоверных болтыханий, дабы не сорваться и не упасть, котик наоборот зачислил свои колючки в генсека по самые подушечки. Зубки впрыснул в ухо самым радикальным методом, отчего прилип к генсеку крепко-накрепко. Так, с котиком на хребтине, будто бы с небольшим рюкзачком, Горбачёв, пришпандорив скоростей, и скрылся за поворотом.
  - Убил! Просто наповал укокошил! Хороши завитушки, ничего не скажешь! - ползала на коленях, надрываясь от смеха бродяжка. - Давненько я так не ржала.
  - Вот это я понимаю - закидончики! А вы говорили: не блещет! Ну, зачем вы на человека так наговариваете?! На сугубо мой личный цыганский взгляд: ещё как блещет! Натуральный очаровательный и блистательный комик! - не отставали от неё цыганки, начавшие уже задыхаться от спазмов, вызванных диким гоготом. - Уморил! Так ведь насмерть уморил!
  Один лишь товарищ Сталин, тихонько посмеявшись, стал вдруг серьёзным и, не сказав более ни слова, отправился вслед за генсеком.
  
  Сцена десятая
  Коридор. Ковровая дорожка. Охранники те же самые. Ничего не поменялось. По дорожке идут Сталин с Горбачёвым. Возле одного из кабинетов их поджидают Каганович с Власиком. Вопросительно смотрят на вождя. Вождь, безнадёжно махнув рукой, двигается дальше. Власик и Каганович переглянулись и исчезли за одной из дверей.
  - Хожу я по этому коридору, и не знаю, который из них выстрелит тебе, Михаил Сергеевич, в спину, - проговорил Сталин, оглядываясь на немых караульных.
  От этих недобрых слов глаза на затылке выросли у Горбачёва. Благо путь до кабинета вождя был недолгим. Оказавшись внутри кабинета, Горбачёву предложено было сесть на диванчик для гостей да испить наконец-то чашечку кофе. Сам вождь задумчиво походил взад-вперёд. Бегло пролистал скопившуюся прессу. Заварил крепкого чайку и долго, будто что-то неминуемое оттягивал, размешивал ложечкой сахар. Наконец решившись, встал и уверенно подошёл к тумбе с правительственной связью. Накрутив на одном из аппаратов три шестёрки, на другом конце линии тут же взяли трубку. Трескучий рваный голос что-то вопросительно прогавкал.
  - Мы старались, но вынуждены признать - не получилось, - степенно отвечал Иосиф Виссарионович. - Вот не получилось - и всё тут! И так и сяк пробовали. Время потрачено впустую. Забирайте таким... Как это так: не нужен?.. А кому тогда нужен?.. Нам что ли?.. Возмутительно! И куда же, интересно послушать, прикажете эту мямлю пристраивать? Своих перевёртышей непочатый край. Девать некуда. Так-то, пусть и по глупости, а свои... А этот чужой!.. Абсолютно чужой!.. Не-не-не, мы так не договаривались! Нам, знаете ли, такая поклажа, что зайцу курево. Ни украсть, ни покараулить... С такой баснословной халтуры шубы не сошьёшь. Далее мы умываем руки. И баста! И точка вам говорю, и никаких более пробелов... Такого горбатого даже могила не исправит...
  На другом конце линии, словно иголкой по стеклу, скрипнули, да так, что мурашки побежали по спине у товарища Сталина, после чего труба замолчала. Опустела труба, вслед за ней опустел и гостевой диванчик. На столике всё ещё дымилась чашечка недопитого чёрного кофе.
  
  Конец
  Всадник
  Стихия на тропину налетела,
  Стихия всё живое ослепила.
  Пургой свища непроницаемой,
  Всё чёрным полотном накрыла...
  
  Сквозь то хмурое ненастье,
  Мчался всадник чуть живой.
  От верёвок на запястьях
  След багровый и кривой...
  
  Вышел из ночного леса,
  Может, одержимый бесом?
  Какова твоя беда?
  Неизвестные мытарства
  Привели тебя сюда?..
  Или вовсе ты невольник,
  Убежавший от суда.
  Потерявшийся разбойник,
  Ищешь плаху, что тогда?
  
  В день скоромный, день простой
  Подгоняем что за лихом,
  К нам пришёл ты на постой?
  Схорониться в месте тихом,
  Всяк мечтает непростой.
  
  Телом молод только лик...
  На хозяина с хозяйкой
  Взгляд бросал седой старик.
  
  Всадник кое-как спустился,
  Дал хозяевам поклон.
  Делать нечего: хозяйка
  Лошадь повела в загон.
  Набежали тут же внуки -
  Любопытства полон рот.
  Знает кто его на свете -
  Что незванец принесёт.
  
  Если этот господин из стольного града,
  Где его шитая милоть соболиным пухом?
  Где его стальной колдын - княжая награда?
  Может этот господин уронённый духом?
  
  А старуха уж трепаться,
  Делать то, что получаться:
  "Ну, какой он господин?!
  Перезрелый чей-то сын,
  Презапущен да один!
  Нет стольцов и нет кибитки,
  Шаровар со златой ниткой,
  Есть брада из серебра.
  Занесло каким-то лешим
  Именно его сюда.
  
  А седая борода:
  От удара молнии.
  Громом эта борода,
  В снежную исполнена".
  
  Никогда не позволяйте
  Разглагольствовать старухе,
  И тогда при вашем храме
  Не присутствовать разрухе.
  
  То хозяин чётко знал,
  Оттого язык хозяйки,
  В бантик крепкий завязал.
  Наклепав туда напайки.
  
  Даже рад чуть-чуть старик:
  Будет повод выпить чарку.
  В доме гость, цени тот миг,
  Схлопнет пусть уста овчарка.
  
  Ей итак все дни в году,
  Нет прохода старику.
  А сейчас пусть что-то вякнет -
  Вмиг желание иссякнет.
  
  Гость тем делом от дороги,
  Стряхивал с себя тревоги.
  Озирался боязливо,
  Да смотрел на всё тоскливо.
  
  Свечи разожгли, лампадки,
  Заблестело на сетчатке.
  Что имели - то на стол
  В центре встал тяжёл котёл.
  Подкрепились и болтать
  Мелким повелели спать.
  
  После первого кувшина,
  Захотелось никотина,
  А занюхав табачку
  Дали волю язычку.
  
  Начал всадник свой рассказ,
  Шепотком да озираясь.
  В блеске тусклых глаз своих,
  Будто чем-то бы терзаясь...
  
  В день осеннего равноденствия -
  Не к добру начинать путешествие.
  Тьма в тот час на мир наступает
  Ночь растёт, а день плавно тает...
  То понятно разумному путнику,
  А беспечному дурню-распутнику
  Параллельно отцов наставление,
  Он дела вершит под настроение.
  
  "Трое нас, удальцов обезбашенных,
  Безбородых юнцов разукрашенных
  Отчий дом, миновав в равный день,
  Углубились искать красну сень.
  Не нуждою убогой гонимые,
  Не идеей благою томимые,
  Подались мы в края неродимые,
  Как тупицы непроходимые.
  А вела нас наживы захватка
  Приключений желалось, достатка...
  В планах было пощупать девиц,
  Да побольше: как в книге страниц.
  
  Три яра загнулось с гаком -
  Ничему не удивить.
  Словно битую собаку,
  Подчас смысла нет учить.
  
  Стран заморских повидали
  Всякого масштабу...
  Едва в рабство не продали
  Злобному арабу.
  
  Веселились, как могли,
  Не жалея живота.
  И однажды забрели
  До сокрытого скита.
  
  "Здрасти, гости дорогие", -
  Кланялась красавица
  На крыльце, а у самой
  Щёки как румянятся...
  
  "Вы с дороги: отдохните,
  Перед славным ужином,
  Да всю правду расскажите
  В месте обезлюженном".
  
  И, подав гостям водицы,
  Эта красная девица,
  Повела гостей в хоромы
  В них подобные вороны
  Над гостями улыбались,
  Хохотали и смеялись.
  
  "Что за дивное местечко?" -
  Вставил первый друг словечко.
  "Не встречалось мне пока,
  Хоть какого мужика.
  Али это - жрицы Лады,
  Нам с таким участьем рады?
  Не похожи лишь одёжи,
  Да и сам огромный скит,
  Что в лесу глухом стоит".
  
  Дальше дали отдохнуть
  Разведя по комнатам.
  Получилось и уснуть
  С животом заполненным.
  
  На закате постучали -
  В баню проводили,
  Да за стол гостей позвали
  Разум закружили.
  Деревянные скамейки,
  Гусли, бубенцы, жалейки.
  Трубы сами затрубили,
  Чем немало удивили.
  Хоровод ведя, девицы
  Разлетелись, словно птицы.
  Брали новые ступени,
  Закрепя на стенах тени.
  Из одежд на плясавицах,
  Будто свет огня в темнице
  Лишь цветочные венки,
  Прикрывали уголки.
  Полилась рекой закуска,
  Сбитни, квас и добрый мёд.
  Стало гостям очень вкусно -
  Трезвым каждый не уйдёт.
  Веселились и гудели:
  Вот так жрицы, вот так скит!
  Скоро кубки опустели -
  Перерыв принял визит.
  В перерыве разговоры,
  Любопытством полны взоры.
  Окружив гостей девицы
  Свой допрос вели, лисицы.
  Захмелевшим языком
  Будто плугом пашню
  Всё поведали о всём
  Под смачную брашну.
  А внимательнее всех -
  Главная красавица.
  Было видно то, что ей
  Многое не нравится.
  Сызнова бой барабанов:
  Плов подали из барана.
  От потешной пантомимы
  Клали в рот, а вышло - мимо.
  Незаметно, понемножку
  За окном взялось темнеть...
  Догорали рядом плошки,
  Плавно начало тускнеть.
  Очень бойкие девицы
  Принялися расходиться,
  Постекли улыбки с губ
  Остр взгляд и очень груб.
  Но гостям всё нипочём:
  Хмель играет в жилах.
  Пляшут собственным рублём
  На своих могилах.
  Тьма обрушилась мгновенно...
  Лишь одна красавица
  Нестерпимо, дерзновенно
  В каждого уставилась.
  
  Красоты неописуемой,
  С чёрными, как ночь, глазами,
  Зрелась пагубой неминуемой,
  Прилетевшей за грехами.
  
  "Старую с косой кляня,
  Всяк не узнаёт меня", -
  Молвила красавица,
  Намекая всем вокруг:
  "Кто-то днесь преставится".
  
  "Ваши дерзкие проступки
  Мы отложим на потом.
  Словно треснутой скорлупки,
  Грош цена им под судом.
  Ну, ограбили семью -
  С кем же не бывает?
  Уподобившись зверью,
  Совесть часто умолкает.
  Что надули чабана
  Так не грейте головы,
  Дабы дать себя в обман,
  Чабаны и созданы.
  Блуд ваш тоже не помеха.
  Кто по юности нагой,
  Не в корысти, для потехи,
  Не лип к девке молодой?
  Бросили родителей,
  Престарелых потребителей
  Уж случайно не скорбите?
  Не смешите небожителей!
  А втроём на одного,
  Пьяные в трактире
  Навалились и его
  Сапогами били.
  Ни с того и ни с сего
  Разом все на одного...
  Утерявши честь свою,
  Да в неравном бою.
  Верится - не верится,
  Это, доложу я вам:
  Сущая безделица.
  И псаломщик площадной,
  Он вам что: фарфоровый?
  За псалом его ногой,
  Так с ними, с фразёрами...
  В общем, подведя итог -
  Ничего серьёзного.
  Нету Каина печати,
  Случаи курьёзные.
  Можно спать спокойным сном
  Совесть пусть не мучает.
  День расплаты, он потом,
  Трескотня кипучая.
  Все бы было ничего,
  Можно б расходиться...
  Да тень деянья одного
  Жаждет совершиться.
  Не тряситесь: и пока
  Вспоминайте старика.
  Не того, что потрепали,
  А того, что обсмеяли.
  Тот седой, слепой старик
  Сочинил поэму.
  В ней незрячий чистый лик
  Обращает к небу.
  Не за звонкую монету,
  Сочинивший прошлым летом,
  Не гася в себе пожар,
  Прочитал всем людям в дар.
  Были, кто благодарили,
  Были мимо проходили.
  Равнодушные зевали,
  Зев ладошкой прикрывали...
  Вы же трое, свысока
  Освистали старика.
  Не поняв, что за мечтой,
  В старике жил дух святой.
  Сам старик лишь проводник:
  Его воли несравненной,
  Его рупор его смык,
  Замыслов его священных.
  А хула на дух святой,
  Остаётся без прощенья.
  Бесконечною верстой
  Падать будет до забвенья".
  
  "Здесь хозяйка карнавала,
  К другу первому припала.
  Поцелуем усыпила,
  Силы жизненной лишила.
  Показав после себя
  Лишь скелет внутри тряпья.
  Со вторым дружком телесно
  Сотворила ту же песню.
  
  Встала очередь моя,
  Под лопаткой на спине
  Зазвенела чешуя.
  Запросил я: - Дай отсрочки!
  Ждут меня в семью две дочки.
  Старика я изыщу,
  Да прощенья испрошу...
  
  Вместо всякого ответа,
  Наложила как примету,
  Свой смертельный поцелуй,
  Жаркий прямо как июль.
  Закрутилось всё вокруг,
  Сам застопорился,
  Провалился в бездны круг -
  В смертушку влюбился.
  
  С первым же лучом проснулся,
  Встрепенулся, оглянулся.
  Нет тропинки, нет и скита,
  Вместо них - тут два скелета,
  Что товарищами звались
  По земельке растрепались...
  
  Старика искал пять лет,
  Взявши на себя обет.
  Только всё напрасно:
  Старик склеил ласты.
  И уже не первый год,
  Водит смерть свой хоровод.
  Чертыханье и треклятья,
  Манит кажду ночь в объятья...
  Посдавали нервушки,
  Я бегу от смертушки".
  
  За полночь перевалило,
  Стало хмуро и уныло.
  Жалко всадника хозяйке,
  Старику всё это байки.
  Предлагают выспаться,
  Ждёт постель изысканна.
  Попросил лишь одного:
  Это дверь не закрывать,
  Да добавил как-то грустно:
  Только свет не убавлять.
  
  Утром дружно проводили,
  Открестились и забыли.
  И своих забот хватает:
  Внуки только подрастают.
  По хозяйству не до сна -
  Разогнулась бы спина.
  Но однажды днём весенним
  Весть пришла через соседей.
  
  Не добрался он домой,
  Так и сгинул, став упавшим,
  На обочине лесной
  Путь ошибочный, не свой,
  Кончил без вести пропавшим...
  Хуже нету доли той,
  Разве у самоубийцы,
  Кто хулил на дух святой -
  Тот навечно не простится.
  
  Правдоруб
  Площадь Красная. Мавзолей.
  Говорит один другому: "Налей!".
  За здоровье мумифицированного Ильича,
  Не грех будет вмазать сто грамм первача.
  Он ведь, Ильич, для кого старался?
  Рогом в кирпич для кого упирался?
  Будучи первым большевиком,
  Для кого заразился он сифаком?
  Только для них, для родных пролетариев,
  А его за труды чуть было не закопали.
  Есть справедливость: "Ещё налей!
  Вот они - мы, а вот мавзолей".
  
  Рядом туристы из Поднебесной:
  Они коммунисты, им всё интересно.
  Смотрят на выпивающих
  Взглядом весьма осуждающим.
  Мать многодетная, словно наседка,
  Ищет пристанища, ищет беседку.
  Мимо шагает семья молодая,
  Муж очень добр, жена очень злая.
  Скорее всего, муж днём прошлым напился,
  А может гульнул, да нелепо спалился...
  На каблучках ровно цокает Маша:
  Реснички накрашены, в голове каша.
  Не может понять, в доску разбилась,
  Зачем в этот час она здесь очутилась.
  Без городских сумасшедших никак,
  Стоит в одиночном пикете дурак.
  Соплей полон нос, взгляд удручённый,
  Однако ж: "Свободу политзаключённым!".
  Каким заключённым? Кругом демократия.
  Спросишь его. Не имеет понятия!
  А рядышком дама с карманной собачкой,
  Мимо пикетчика, в белой горячке,
  Ломится словно бык напролом
  Будто бы в поле плывёт правовом.
  
  Публика всякая, вся разнородная.
  Модно одетая - то сущность природная.
  С брюхом набитым или голодная,
  Всяких мастей от земли плодородной.
  Всех цветов радуги, разных идей.
  Говорит один другому: "Ещё налей!".
  
  Вдруг у прохода возня закипает.
  Кто это так там громко икает?
  Парень какой-то рвётся наверх,
  И в этом деле ловит успех.
  
  Как под гипнозом пустила охрана,
  Её понять можно - она встаёт рано.
  В образовавшийся тут же проход,
  Юркнул, нащупав в течении брод.
  Залез на верхушку, откуда генсеки
  Вверяли народ своей властной опеке.
  На Мавзолея центральной трибуне
  Расположился вольготно он втуне.
  И, ладно бы: просто залез и молчал,
  Так нет же, в глотку вовсю закричал...
  Рискуя попасть повсеместно в немилость,
  Задребезжал, натянув всю решимость:
  
  "Эй, горожане, постойте, внимите,
  А если не так что, уж вы извините.
  Терпел очень долго, вот накипело -
  Глухонемым быть осточертело.
  Всех призываю немедля к оплате
  Кому не по нраву, уж тут - будьте нате!"
  
  Хмыкнул в толпе какой-то мужлан:
  "Кривляется очередной горлопан".
  Выпятил грудь, но слова срикошетили,
  Мужлана подвинули и не заметили.
  
  "Граждане и гражданки,
  До всякой халявы падки!..
  Мошну свою, всё никак не набьёте.
  Зачем? В могилу ведь не заберёте...
  Скидки, купоны, чёрные пятницы,
  От них без ума ваши тощие задницы.
  Ручаюсь: раздавали б бесплатно фекалии,
  Вы бы и их с удовольствием брали".
  
  "Ересь какая-то!" - крик был с галёрки.
  "Пора расходиться, безумные тёрки!".
  В первом ряду мужлан обронил:
  "Вот видите? Я же вам говорил!".
  
  "Пеногасителем пену гасили,
  Чувства светлейшие в вас усыпили.
  Милейше прошу, потише судачить,
  Для пониманья, не выйдет иначе".
  
  Дальше перстом указал проникающим,
  На подвоха неожидающих наливающих.
  Наливающие по полрюмки добавились,
  Да со всем прилежаньем уставились.
  
  "Из рабоче-крестьянской гущи,
  Метлой поганой выметем пьющих!
  В пьяницах совесть крепко спит,
  Начнут работать они едва ли.
  Им лишь бы вылакать спирту казённого...
  А остальное - уже детали.
  Дело тем ещё усугубляется:
  На почве на этой прекрасно слепляются.
  Где вчера утром не было и двоих,
  Нынче соображают уже на троих".
  
  Пальцы веером, сопли пузырями,
  Наливающие сбиваясь, запричитали.
  Без мата пока: "А нам и не стыдно!".
  С Мавзолея ответ был: "Оно и видно".
  
  Под общим, однако, безмолвным укором
  Не вышло отгородиться забором.
  "Завязываем, в шаге одном от штрафного"
  С мавзолея: "Первое слово, дороже второго",
  "Первое слово съела корова" -
  Смекал наливающий с полуслова.
  Будете спорить? - Поверьте: не стоит!
  И с мавзолея им: "Аюшки?
  Кажется им пора баюшки!".
  
  Толпа подхватила, заулюлюкала,
  И наливающих вмиг убаюкала.
  
  "Эй, бездельник, праздно шатающийся!
  Зачем прожигаешь ты жизнь свою зря?
  С детства в тебя заложено не было:
  Что можно делать, а что нельзя.
  Того, кого встарь звали отпрыском вора,
  Теперь именуют с почётом: мажором.
  Одно хорошо: по мажорам видно,
  Кто их растил и за кого стыдно".
  
  Здесь на беду, хихикнула Маша,
  Та, у кой в казане простокваша.
  Без лишних вступлений и прочего сору,
  Машу подвергли крутому разбору:
  
  "Матрёшка накрашена,
  Собрана наспех,
  Кривая фальшивка,
  И та - курам на смех!
  
  Поясом верности,
  Глушит непотребности.
  Бес пояса никуда,
  Без пояса - сразу беда!
  
  Юбку короткую зазря натянула,
  Голой кормой на весь мир козырнула.
  Все одинаковы - "стиля иконы" -
  Все посещают массаж и салоны.
  Если б волосики не подбривали,
  Они б из-под юбок подобных торчали.
  Глазу мужскому милей простота,
  Здесь же названье одно - срамота".
  
  Маша щёки надула, и в слёзы,
  Вся затряслась, будто при токсикозе,
  И ни один кавалер ни пробился -
  За бедную Машу не заступился.
  
  "Да и мужской пол ничем не лучше,
  Обабились сволочи собственноручно.
  Прёт с маникюра какой-то Василий,
  Он тоже непрост, он тоже на стиле:
  Движенья тягучи, отточены, плавны,
  Без слёз и не глянешь. Не правда ль забавно?!
  Общипаны ноги, в руках бандеролька,
  Словом одним: позор -да и только.
  Таким наш мужицкий вставим бойкот,
  Возьмутся мычать - напомадим им рот.
  
  Теперь пару слов о законотворцах,
  Есть и такая порода под солнцем.
  Все вы привыкли на власть здесь пенять,
  Но вот чего вам никогда не понять,
  Что всё справедливо, а властные вправе
  Вас предавать своевольной забаве.
  Вы сами их выбрали голосованьем -
  Вот и терпите в бараньем молчанье.
  Нет им наказанья, не будет расплаты,
  Вы сами их, выбрав во всём виноваты.
  Проголосовав вам одно остаётся,
  Покорно молчать да коленоприклонство".
  
  Внезапно в край первый вылез старик,
  На лбу начеканено: передовик.
  "Что ж, получается, куда не плюнь -
  Везде у тебя присобачен типун.
  Хватит лить из пустого в порожнее:
  Вроде бы всем отдано должное".
  
  "Согласен, есть у меня и для верных,
  Несколько фраз закономерных.
  Выслушайте, только не злитесь,
  Получите, затем распишитесь...
  
  Опьянённым пустотой,
  Окрылённым от успеха,
  Есть для вас задел простой:
  Пошли, прокатимся по вехам!
  По вехам Славы тех отцов,
  Что голову за нас сложили,
  И горький отхлебнув настой,
  Поймём, какими они были.
  А дальше на лыжню и в путь -
  Давно проторена дорожка
  Не обойти и не свернуть,
  Осталось ждать совсем немножко".
  
  Вдруг, из заднего из ряда,
  Жидкие, но всё же
  Раздались аплодисменты:
  На хлипки похожи.
  
  Хлопал звонко здоровяк -
  Крупная детина.
  С жизнью наперекосяк,
  Грозная махина.
  
  Хлопал и на всех смотрел,
  Жарким гневным взглядом.
  Подчинить толпу сумел,
  Зарядив зарядом.
  
  Взяв с него пример толпа
  Зарукоплескала.
  Дробь ладошечных ударов
  Бойко возрастала.
  
  Очень трудно отказать,
  У кого в кормилицах
  Кашу манную мешала,
  Злая крокодилица.
  
  На трибуне на это раскланялись,
  Да плечами пошире расправились.
  
  "Настал черёд очистить ухи,
  И осознать что есть: быть в духе.
  То благодать небесная льётся,
  Создатель доволен и с вами смеётся.
  Песни поются, хочется прыгать
  Голубем хочется стать и курлыкать.
  Правильно всё, на своём вы месте,
  Словно жених при счастливой невесте.
  Этим путём, продолжая идти,
  Много можно чего нагрести.
  А если не в духе вы: что это значит?
  Не то ли, что всё обернулось иначе?
  Вы где-то свернули, быть может, упали.
  Создателя в сердце своём растеряли.
  Ушёл он от вас и вот вы - не в духе,
  Уже и не радуют музыки звуки.
  Всё серо, всё тошно, одна безысходность,
  Куда подевалась вдруг ваша пригодность?
  Но вы не печальтесь, Его позовите,
  И в сердце своём Его восстановите.
  Поверьте, он с радостью к вам возвратится,
  Всё что было - до, непременно простится.
  Ведь он есть Любовь, то свойство Его,
  И больше не надо вам ждать никого.
  И снова в душе запиликают трели,
  Где ползают все - вы внезапно взлетели.
  Поймали тот миг, берегите его
  Теряется быстро, вернуть нелегко".
  
  Внезапно тот самый резвый старик,
  Опять на край первый, поправив парик.
  Выпрыгнул и сразу кричать:
  "Качать его, безусловно - качать!".
  
  Тут и охрана толпе подсобила,
  Очнулась, скрутила и вниз опустила.
  Качая его, аккуратненько взвесили,
  А после, на первом суку и повесили...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"