Аннотация: Часть 4. Бегущая во времени. Альтернативная история.
Аннотация:
Казалось бы, обычное дело, одна из многочисленных драм жизни, которая, как и множество подобных историй происходят сплошь и рядом в повседневной нашей жизни.
Но это только, кажется.... Все, что происходит в этом романе: дружба, любовь, измены, трагедии все это происходит во времена, когда на фоне благополучия и порядка в стране проявляются такие страсти и такие несовместимые с внешне благопристойным фасадом неприглядные дела, что слово "кажется" и в самом деле только, кажется. Да еще к тому же на все приключения героини романа накладываются фантастические возможности, и в результате реальность мироощущения героини ставится ею под сомнение, ей приходится жить в постоянном раздумье: - Я или не я здесь, мой это мир или другой, в котором из них я существую?
Пройдя через все перипетии, она поднялась до уровня понимания. Она поняла, что и хорошее и плохое можно свалить в одну яму, или в одно понятие и это будет как нечто - НЕВЫНОСИМОЕ! Пройдя все возможные и невозможные страдания и лишения и суметь сохранить при этом в себе любовь к человеку неоднократно предавшему ее. Такое простить нельзя, даже просто понять, невозможно. И это не душевная болезнь. Это подвиг! Во имя веры, во имя любви, во имя всепоглощающей страсти и желания угодить.
"СОВ. СЕКРЕТНО"
Дело Љ 003 "Альтернативный СССР"
Часть 4. БЕГУЩАЯ ВО ВРЕМЕНИ
Глава первая. Перед ним была старая, с редкими седыми волосами, сморщенной кожей лица и синюшными губами женщина. Тем не менее, смотрелась она, надо отдать ей должное, весьма и весьма не плохо. Не плохо именно в обстановке тюремной медицинской палаты. Лежа на кровати с не очень чистым бельем она своим взглядом заставляла вас думать, что это не простая женщина и что она тут оказалась чисто случайно. Взгляд был ясный и спокойный и я бы сказал чуть-чуть снисходительный. Только руки выдавали ее волнение и желание что-то сказать. Они ни на минуту не оставались спокойными, двигались то, поглаживая простыню, то одеяло, то сжимались в маленький кулачок. Она указала мне на стул, как бы приглашая присесть, и, смотря мне прямо в глаза, стала говорить...
- Меня зовут Светлана Викторовна Другова. В тюрьме я уже десять лет и видимо здесь я и помру. У меня из родных и близких, насколько я знаю, ни кого не осталось. Кто - то умер своей смертью, кто - то был убит, кто - то пропал неизвестно где. Я в тюрьме оказалась по обвинению в предумышленном убийстве. Волей случая я оказалась в месте, где произошло убийство семьи моего бывшего любовника и его самого, но точно не моими руками, хотя они и оказались в крови и с пистолетом, из которого и были расстреляны Анатолий, его жена Катя, служанка Вера, охранник и двое детей. Так как я оказалась на месте преступления, а множественные улики были против меня, то все это естественно было повешено на меня.
Мои попытки оправдаться ни кого не интересовали. Даже нанятый адвокат мне не верил, хотя деньги он отработал честно. Вместо пожизненного срока мне в результате дали пятнадцать лет тюрьмы. Я после многочисленных попыток доказать свою невиновность поняла, что это наказание мне придется принять. Много было прошений направлено моим адвокатом в различные инстанции, но все они остались безрезультатными. В тюрьме мне удалось более-менее нормально устроиться, не сразу конечно, только после третьего года стала работать нянечкой в тюремной больнице, а на пятом году меня перевели в библиотеку. Я свыклась с мыслью, что изменить это не возможно и успокоилась. Так и пролетели все десять лет. К сожалению, я стала старой и совсем больной, да и деваться мне было некуда. Только здесь я себя чувствую дома хоть мне и пришлось заплатить, чтобы за мной ухаживали и никуда не выгоняли. К сожалению, срок моей жизни подошел к концу. Так как я не захотела исповедоваться тюремному священнику, мне разрешили и помогли отыскать вас, не удивляйтесь, я вас хорошо знаю, да и вы меня раньше видели. Я знала вас как хорошего, принципиального и умного журналиста, доброго и сердечного друга по отношению к своим близким и друзьям. Вы конечно в недоумении и не понимаете, зачем эта старая бабка обратилась к вам.
Вы меня видели-то всего два раза. Один раз, когда окончили школу, второй раз, когда окончили университет. Но я вас знаю хорошо. Так уж сложились обстоятельства, что я следила за вашей жизнью и за вашими делами.
Атос, не удивляйтесь.... И если вы захотите что-то узнать по этому поводу, то придется выслушать меня, выслушать мою исповедь. Это не быстро, а так как я очень слаба, то придется вам посещать меня несколько раз. Понимаю, что вам это вроде бы и ни к чему, но я надеюсь на вашу терпимость и профессиональную заинтересованность. Тем более я вам оплачу ваше потраченное время. Деньги у меня есть.
Пока она все это говорила, он внимательно смотрел на нее пытаясь понять:
- Почему согласился на эту встречу? Зачем ему эта старая женщина, и ее воспоминания?
Как ему сказали в администрации тюрьмы ей сейчас 80 лет. Она больна, у нее рак кожи и язва желудка. Срок закончился два месяца назад, но так как у нее никого нет и она при смерти, решили оставить здесь. Тем более что она перевела на тюремный счет довольно таки крупный денежный куш. И именно поэтому они разыскали меня. Она попросила разыскать именно меня и пригласить сюда.
Так как он был в настоящее время не у дел, то подумал и решил, ну а почему бы и нет. Тем более она его заинтересовала уже тем, что знает его. Его как журналиста знают многие, тем более как скандального и не угодного властям и его этим не удивить. Но вот то, что его знают и тут, в тюрьме... По крайней мере, странно все это, а значит, настоящий журналист мимо не пройдет. А он себя числил именно в этой категории. Но мало кто знал его кличку, которая была у него в детдоме. Хотя он был уверен, что он эту женщину не знает.
- Хорошо, я согласен, вас выслушать, вы меня как журналиста заинтересовали. Когда начнем
Сейчас!
Глава 1
Чувство голода, постоянное и неутолимое, всегда преследовало ее. Продавая пирожки, чувствуя их запах и не имея права съесть ни одного, иначе мать могла ее наказать, она, естественно испытывала неудовлетворенное чувство голода, хотя перед тем как идти на рынок она поела. Мать строго запрещала, ей есть пирожки, предназначенные для продажи и наученная горьким опытом, до сих пор на спине оставались, рубцы от ремня которым, отхлестала ее мать, она и не пыталась повторить пиршество. Она тогда съела пять пирожков и Толька, гад, шесть штук. Если бы он еще и заплатил за них, как и обещал.
- Давай Светка съедим по пять штук, я угощаю.
И ведь показал деньги, зараза, а потом заявил:
- Это я пошутил, да и поучил тебя, чтобы ты вперед деньги брала, а потом только товар отдавала. Лапшу на уши могут очень длинную повесить, только успевай рот разевай. Теперь знать будешь.
А ведь она знала его шуточки, он постоянно ее разыгрывал, а она на них велась, как маленькая девочка. Он всегда ее как то умудрялся уговорить, и она не могла ему отказать или, что еще хуже, не верить. И не она одна.
Толька хоть и пацан, на год всего старше Светки, а смотрится на все 18 , рослый, мускулы под майкой выглядят внушительно, да и мысли у него как у взрослого мужчины. Поэтому у ребят пользовался авторитетом и не только поэтому, он был карманником от бога, и хотя не считался членом какой-то банды, но у всех был своим.
Он к ней относился как к сестренке, постоянно ее опекал, и эта забота иногда выходила ей боком. Вот как, например с пирожками. Вроде бы он действительно ее проучил и чему-то научил, но досталось ей, а не ему. Да и ребята боятся к ней подходить, кому хочется получить неприятности, а они могли быть, Толик долго не разбирался, кулаки у него, были, будь здоров. Светка гордилась этой дружбой, и иногда пользовалась его авторитетом. Учились они в одной и той же школе, только она на два класса младше. Классной руководительницей у нее была его мать, Любовь Петровна. У него был еще брат, старший, но они друг с другом не ладили. Отец на фронте, как ушел в 42-м и все, ни письма, ни извещения. Она его помнила, в кожаной куртке и с кобурой пистолетной ходил. Толька говорил всем, что он чекист, а сейчас выполняет секретное задание, поэтому писать не может. Все верили.
У Светки отец тоже на фронте, водителем у какого-то начальника.
Постоянно присылает письма, а иногда и посылку с продуктами. Мать тоже посылает посылки, а письма пишет Шурка, сестра Светки. Мать работает сторожихой на пекарне, иногда таскает оттуда муку и дрожжи, Пирожки она делает очень вкусные, Светка не успевает зайти на базар, а к ней сразу постоянные покупатели, вмиг все разбирают. Но она матери не говорит об этом, а то ее быстро припашет. Не любит, чтобы она без дела была. А так продала пирожки и гуляй себе на здоровье.
Шурку мать иногда тоже посылает, но у нее не получается, не умеет к людям подход находить. Да и маленькая еще, десять лет всего. Мать ее балует, не заставляет вкалывать. А все потому, что у нее талант, учится на гитаре играть. Соседи у них, эвакуированные с Ленинграда, музыканты, мать их обстирывает ну, и пирожки дает иногда. Вот они и учат Шурку музыке, а матери втирают, что у той талант, артисткой станет.
Ну да, станет, как бы ни так, толстая и не красивая, и глаза разные. Толи дело, Светка! На нее все пацаны с малой станицы запали, проходу не дают. Мужики и те, провожая ее взглядами, смотрят как-то по-особому, правда настоящих мужиков в городе маловато, все на фронте, одна мелочь и шныряет по улицам. И хотя ей всего четырнадцать, скоро будет, смотрится она очень даже не плохо. На белом лице большие черные глаза, густые брови в разлет, яркие губы, прямой носик, пышные черные волосы, осиная талия с уже сформировавшейся грудью и бедрами.
Поэтому Толька и пасет ее, и ей все время говорит, что если увидит рядом с ней какого-никакого фраера, то ноги ей повыдергивает, а фраера на тот свет отправит. Я, говорит, тебе как брат. Хотя у нее и так есть брат. Старше ее на три года, тоже шофер, как и отец. День и ночь на работе, иногда и спит в машине, а может по девкам шныряет, никто же не проверяет. Сейчас все себя чувствуют старше, чем на самом деле. Взять хотя бы ее, в тринадцать лет ей приходится, и дома вкалывать, и пирожками торговать. Зато Светкина семья по нынешним временам живет хорошо, им многие завидуют.
У нее купили два последних пирожка, теперь она свободна. Так, нужно только спрятать деньги, а то тут не только " братик " Толечка шерстит, но и другие умельцы так и норовят оставить без денег, да без всего, что лежит в карманах. Поэтому у нее есть потайной карманчик, надо только в укромный уголок зайти, чтобы никто не видел.
А вот и он, этот уголок, доску только отодвинуть, и она уже стоит в укромном уголке, который знает только она. Справа стенка магазина, слева забор, между ними небольшое пространство, которое с обоих торцов перекрыто загородками. С одной стороны каменная стена высотой метра три, а с другой деревянная стенка какого-то строения. Никто не знает про это место, она ни с кем не делилась этим своим маленьким секретом. Она устроила себе удобное, уединенное, укрытие. Притащила и составила вместе деревянные ящики, набросала поверх картон, сверху постелила старую клеенку, и получился диван, на котором можно и повалятся, и при необходимости поспать, а это ее любимое занятие после поесть. В общем, местечко получилось то, что надо.
Она немного повалялась на своем " диване ", спрятала деньги в кармашек, который специально нашила на трусики. Вот теперь можно и гулять. Ах да ее же ждет Генка. Вчера она согласилась на его предложение попробовать поторговать шмотьем. Он ей заливает, что вещички привозит тетка с Омска, но она-то знает, что у него в основном краденые. Она бы ни за что не согласилась на это. Толик ее просветил, что за скупку и торговлю крадеными вещами могут посадить и не посмотрят на возраст. Но уж больно хочется заработать кофточку, которую пообещал Генка. А он не то, что Толик, пообещал, значит сделает. Сам он не торгует, на него работают такие же соплячки, как и Светка, но зато он их страхует. Если на барахолке появляется, кто-то из мусоров, он подает сигнал и все его торгаши моментально смываются, да и если кто-то попадается из девочек, он каким-то образом все это разводит. Поэтому она и согласилась, хотя знала, что Толик это не одобрит. Но что делать? Купить ей никто не купит, а кофточка ей уже, снится, стала.
Генку она увидела почти сразу же, как только покинула свой закуток. Видимо он искал ее, так как, увидев, тут же помахал приглашающе рукой и сразу стал приветливым и ласковым голосом объяснять ей:
- Вот тут мужские брюки и две рубашки. Правда, без этикеток, но почти все новые. Будешь говорить, что пахана твоего шмотки, который на фронте погиб. Ну ладно, ладно, говори что хочешь, не егози, главное чтобы сдать. Менять не надо ни на что, только деньги. Он назвал цены, сунул ей сверток и собрался уходить.
- Погоди Ген, а как же кофточка?
- Ее надо еще заработать, вот продашь несколько вещичек, тогда и поговорим. Да ты не бойся, я ее уже отложил. Так что давай работай. Другим местом тебе еще рано работать.... И не забудь, что я тебе говорил. Страховка страховкой, но и сама думай бестолковкой своей. Поняла?
-Ну и молодец! Действуй.
И он тут же умчался. Ей же пришлось вернуться в свою норку и посмотреть вещи, которые ей придется продавать. Брюки действительно почти новые, а вот рубашки...
Ну да ладно, лиха беда начало. Она аккуратно свернула вещи, сложила в свою сумку и нырнула в заборную щель. Решила, что по своим знакомым не пойдет, а будет предлагать деревенским, которые торговали овощами и фруктами. Но оказалось, что тут многие бабы сами пытаются продать вещи своих мужиков. Видимо эти вещи уже не понадобятся их бывшим хозяевам. Тогда она подалась к мясникам. Их ряд был не большой, но народу было всегда много. Она повесила брюки через плечо и пошла по ряду. Около нее остановился, какой то однорукий человек в военной форме, спросил цену, прикинул глазом навскидку брюки и вытащил деньги. Ей повезло он забрал и рубашки.
Светка, обрадованная быстрой реализацией товара, постаралась, как и говорил Генка, исчезнуть с места продажи. День получался не плохой, и, отдав деньги, а также договорившись на следующий день о новом товаре, она пошла домой. Ей еще предстояло выстоять очередь за хлебом по карточкам, почистить картошку на пирожки, вымыть посуду и убраться в комнате. Как раз успевала к приходу матери с работы, она сегодня дежурила в день, и если у матери не находилось для нее каких то дел, она могла поболтать с подружками. Сестренка с утра до девяти вечера работала нянькой у своих музыкантов. Она и питалась там, и музыке учили и даже пению, матери еще приходилось, и стирать на них раз в неделю. Светке мать было жалко, вкалывала за троих, старалась, чтобы в семье был хоть какой-то достаток. Жили они в подвальном помещении большого одноэтажного дома. Отец, этот дом кроме как барак, по-другому не называл. В "апартаменты", слово это тоже осталось от отца, входили комната и кухня, которые раньше были предназначены под всякий ненужный хлам. Отец еще до войны выкупил это помещение, вернее отработал, ремонтируя квартиру домоуправа и став постоянным бесплатным работником этого Сан Саныча.
Ох, и жлоб этот домоуправ! Весь подвал сдавал, таким как они, а таких набиралось восемь семей. И как ни странно все были ему благодарны. Приехавшие из деревень, эвакуированные с запада, без денег, без имущества, а некоторые и без документов, они были рады и таким " апартаментам ", как называл эти конурки и Сан Саныч, повторяя слова отца Светки. Устроиться на работу без прописки по месту жительства было очень трудно, а прописку приезжим не возможно было получить, так как жилья, что предоставил им Сан Саныч, не существовало по документам. И он грозил, что если они попытаются кому-то жаловаться, то останутся и без такого жилья. А участковый видимо был в доле с ним, потому что, претензий к жильцам не имел. Поэтому многие из подвальных жителей где-то на серьезных предприятиях не работали, подрабатывали на базаре, благо он был рядом. Только отец смог устроиться на работу. Он в деревне был трактористом и водителем, и слесарем. Поэтому его и взяли водителем на хлебокомбинат, да и то благодаря тому, что отремонтировал машину.
Начальник снабжения хлебокомбината, каким-то образом приобрел эту рухлядь буквально за копейки в какой-то организации, и оставил ее во дворе до лучших времен, где она простояла почти два года, пока не появился отец. Начальника во дворе звали за глаза Пухликом, а в глаза, Эдуард Авелович, жила его семья в большой трехкомнатной квартире на верху, как раз над их подвалкой. В его небольшой семье были и дети. Мальчика семи лет звали Витя, девочку двенадцати лет Анной, жену Сарой. Очень шумная семья, крикливая и скандальная. Постоянно слышно, как Сара кричит, то на детей, то на мужа, то на прислугу, то на собаку, а те, что-то кричат в ответ, и так весь день. Ужас!
Вот отец и предложил Пухлику отремонтировать его машину, а взамен, устроить его на работу. Машину, оттащили в мастерские комбината и отец за два месяца, сделал из этой рухляди такую машину, что все в округе обзавидовались. Пухлик исполнил обещание и устроил отца водителем на хлебовозку, правда она тоже была не в рабочем состоянии, и отцу пришлось заниматься ремонтом и этой машины. Но зато отца все зауважали и благодаря этому он смог устроить на работу и мать, сторожем. Пухлик оказался не жадным, и даже благодарным человеком. Кроме того, что устроил на работу отца, он еще выделил на ремонт нашей комнатушки стройматериал, не за свои деньги конечно. Ну да нам, какая разница, главное, что и нам не надо было платить. Зато теперь наша квартирка была не хуже чем на верхнем этаже, даже пол сделали деревянным, а комнату разделили на две спаленки. В одной для нас, девочек, отец сделал двух ярусную кровать, в другой брату, а сами спали на кухне. Там он сделал откидную кровать. Все соседи приходили смотреть, все завидовали, но сделать, что-то подобное не могли. Даже окна сделал. Выкопал возле стен двухметровые ямы, обложил их булыжником на цементном растворе, сверху соорудил козырек из жести, в стенке проделал отверстия, каркас сделал из кирпича, заштукатурил и побелил. Рамы делал долго, так как материал у нас кончился, а денег у нас уже давно только на хлеб и макароны хватало. Так брат, что придумал, послал нас, да и сам тоже пошел, побираться. Да, да, в прямом смысле, только вместо хлеба и денег просить деревяшки, якобы, для того чтобы залатать дыры после пожара. Когда отец узнал об этом, очень ругался, даже за ремень схватился, хорошо мать заступилась, а то бы нам досталось. Но зато у нас появились окна с рамами, и в комнатах стало светло, да еще хватило сделать по полке каждому из нас.
Все соседи нас стали обзывать " буржуями ". Ну, а после того, как мать стала работать, мы вообще богатеями считались, даже деньги приходили занимать, тем более что отец договорился с управдомом оборудовать небольшую мастерскую в одном из многочисленных сарайчиков.
Двор вообще был загружен, хотя и был большим, его окружали четыре одноэтажных дома, вернее бараков по шесть квартир каждый и два двухэтажных по восемь квартир. Отапливались все квартиры индивидуально, а для этого необходимы были сараи, которые и находились во дворе, кроме этого здесь же находились два туалета по четыре кабины, и рядом мусорные ящики. Добавить сюда гирлянды сохнувшего белья на веревках, орущих и бегающих детишек, вечные разборки соседей, лай собак, все это разбавить ароматами кухонь и получится наш двор.
Так вот, отец углядел место между этими сарайчиками, и уговорил Сан Саныча сделать там, что-то вроде мастерской. Ведь ему приходилось, что-то ремонтировать, что-то переделывать, а для этого нужна мастерская, ну а если разрешит ему ремонтировать машины, то и яму надо сделать. Быстро продумав, что это даст ему, Сан Саныч разрешил, но с условием, что отец за аренду помещения будет платить ему с каждого заказа тридцать процентов, а также бесплатно будет выполнять мелкие ремонтные работы по его личному указанию. Уговорив управдома, отец обрек себя постоянно ремонтировать его машину. Но, тем не менее, с помощью его сарайчик был сделан, и потихоньку стали появляться заказы. Отец, не отказывался ни от каких заказов. Ему приносили и примусы, и велосипеды, и табуретки, мотоциклы и машины. Машин, правда было мало, да их и в городе было совсем ничего.
Отец был доволен, хотя и работал день и ночь. Возле него постоянно крутился Федька, брат, он тоже, как и отец, любил возиться с техникой. После того, как отца призвали на фронт, Федька заменил его и на машине и в мастерской.
Война многое изменила. Стало намного больше людей, три завода эвакуировали с запада и людей с ними. Много приехало с Ленинграда, Москвы, четыре госпиталя новых появилось. Жилья людям не хватало катастрофически. Бараки стали появляться, как грибы после дождя и город за два года вырос втрое. Цены выросли до небывалых высот буквально на все, даже на овощи и фрукты, ввели продуктовые карточки, сразу же появились спекулянты, на Зеленом базаре постоянно был народ, кто-то продавал, кто-то покупал, кто-то воровал, кто-то просто толкался. Регулярно там делали облавы и другие различные проверки, кого-то задерживали.
Слухов было в связи с этим море, тем более что ребятне делать было нечего, и они постепенно стали приблатняться, организуясь в районные банды. Между ними постоянно происходили какие - то разборки, стычки. Доходило и до убийства. Милиция постоянно была в напряжении, но, тем не менее, по ночам старались люди не ходить, а если и приходилось, почти все предприятия работали в три смены, то собирались кучками и провожали друг друга до дома. И хотя здесь не проходила фронтовая линия, война ощущалась очень остро. В госпиталях лежали раненые, все наши женщины были привлечены туда, в городе очень многие в военной форме, в том числе и женщины. По ночам свет в городе отключали, по улицам ходили милицейские патрули, а иногда и армейские. С 42 года появились два военных училища. Многие девчонки буквально с ума посходили, пройтись по городу под ручку с курсантом было мечтой каждой девчонки. Некоторые наши парни попали в училище тоже, особенно престижным было летное, уж очень многие мечтали летать.
У нас во дворе тоже была одна счастливица, которой мы все завидовали. Ирка жила в двухэтажном доме и была самой красивой девушкой. Мы все ей завидовали и мечтали стать ее подругой, но она нас игнорировала и старалась не замечать. Мать ее была портнихой, очень популярной и дорогой портнихой. Она шила своей единственной дочке такие потрясные наряды, что все только ахали при очередном ее выходе во двор. Мать ее ни разу не была замужем, но у них регулярно появлялся очередной ее ухажер, который через некоторое время со скандалом исчезал. Видимо эта особенность матери не способствовала тому, чтобы у дочки появлялись подруги и поэтому, дожив до 17 лет, она так и не подружилась ни с одной девчонкой.
Она и не заметила, как оказалась возле дома, где ее ждала неочищенная картошка и вся остальная рутинная работа по дому.