Gross : другие произведения.

Героина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Героина - совсем не обычная девушка. Ведь ее родители - Бред Питт и Анджелина Джоли. По крайней мере, она так утверждает. И она сделает все, чтобы выбраться из детдома и встретиться с настоящими родителями. Она, конечно, это сделает, но это будет только начало. Начало истории, которая касается каждого из нас.

Героина

  

1

   Под клубничное небо из-под укрытия метро вылетела девочка Героина. Вид ее напоминал прохожим о том, что такое подлинное помешательство. Да если бы только вид! Спроси ее кто-нибудь в этот момент, куда же она так спешит, она бы ответила словами, которые в устах обычных людей звучали бы как остроумная шутка, мол, отвянь от меня, не видишь - спешу на самолет. Но это была Героина, поэтому она действительно неслась к Брэду Питту.
   Перешагивала через гусениц-прохожих она не оттого, что опаздывала на самолет в Лос-Анджелес. Она ведь и расписания-то не знала. Так зачем же она спешила? Для людей наподобие Героины обычно не нужна веская причина для того, чтобы что-то делать. С таким же успехом Героина могла не бежать, а кружиться по улице или преодолевать расстояние кувырками. И, знаете, безрассудство не всегда было препятствием на ее пути. Скорее напротив, оно оправдывало Героину в глазах бога, который предоставлял ей то, чего не дал бы другим за просто так. Ведь дуракам везет, как известно. Как она прошла через турникеты и проехалась на аэроэкспрессе бесплатно - только бог знает. Возможно, мой друг знал, но я понятия не имею - он мне не рассказывал.
   Ведь эту историю я знаю лишь в пересказе лучшего друга. А ему рассказал какой-то тип, с которым он познакомился в баре. А тот выпивоха был лично знаком с Героиной. Не знаю, что заставило парня рассказать эту необычную историю почти что первому встречному. Может, он хотел облегчить свою боль? Но этот вопрос уже теряет смысл, прямо как и просьба моего друга молчать об этой истории. Не удивлюсь, что друга тоже предупреждали держать язык за зубами. Мы хоть и не женщины, у которых вечно чешется рассказать все секреты своим лучшим подругам, но что-то мешает нам молчать.
   Да что уж тут рассуждать, когда я уже все написал. Поэтому вернемся к Героине, которая отправлялась в Америку, не больше не меньше, к Брэду Питту. Ну, и к Анджелине Джоли, соответственно. Вернее, она к ним убегала, с пятистами деревянных в кармане, и чтобы ответить зачем ей все это, думаю, двумя словами не обойтись. Не зная, кто же такая Героина, трудно будет понять все абсурдные действия, которые совершала шалая девчонка. Например, как ей пришла в голову мысль о сексуальном контакте с собственным отцом?
   Уже из вышесказанного становится понятно, что шельма-то наша неординарная. Но, прошу вас, не думайте, что персонаж этого произведения эдакая горячая стерва панковского сорта. На самом деле от панков у нее лишь пренебрежение к гигиеническим процедурам и непонимание со стороны общества. Тогда становится понятно, что сопереживать такой героине будет уже довольно трудно. Ну, я и не заставляю. Но мало того, что внешне она страшнее невыспавшейся гориллы, ее интеллектуальным способностям также особо не позавидуешь. Одним словом, назвать ее героем рассказа язык не поворачивается. Она не героиня. Она особый тип. Она - Героина. Уж я не знаю, связано ли имя с известным веществом или нет. Возможно, завсегдатай пивбара еще знал, но вы получаете информацию уже из четвертых рук. Когда вы будете рассказывать историю друзьям либо, не дай бог, родителям или детям, вы вспомните еще меньше деталей. Но, строя догадки, можно полушутя предположить, что люди, которые нашли ее в России, были социальным андеграундом, для которого такие вещества - средство недолго побывать наверху. Они радуются, подобно червячку, который перед финальным погружением в озеро все же на секунду оказался в полете. Вот, наверное, в честь этого-то момента счастья добрые люди назвали заброшенную сюда, в холодную Россию, девочку Героиной. Впрочем, может, это просто красивое имя. Скрашивает некоторое физическое и умственное уродство девчачьего существа. Однако проблемы с мозгами у Героины выражались не только в том, что в восьмом классе мозгов у нее было на третьеклассника, но и в настоящих психических расстройствах. Этот настоящий мутант страдал странной формой фобии. Подумать только - боязнь собственного отражения. Это не просто боязнь зеркал: это боязнь глядеть на себя, видеть свою морду. Многие даже шутили по этому поводу. Как бы то ни было, проводя свои скучные дни, девочка действовала не от своего лица. Ведь она его даже не знала толком. Для себя она была абсолютно абстрактным субъектом. Она будто бы смотрела на все глазами бога, у которого нет конкретного лица, которого невозможно представить. И философия на этом не ограничивается. Жуткое дело, Героина могла поднять волосы дыбом у настоящих философов, когда с выражением лица полной дебилки говорила что-то типа следующего: "как можно смотреть на себя же, и от себя же". Действительно, жуть берет. Впрочем, это не говорит о ее прикрытых идиотизмом способностях. Не зря же говорят про уста младенца.
   Что же удерживало в этом мире такое несчастное существо? Как она еще не стала эмо и не покончила жизнь вскрытием вен в ванне: даже не пробовала ни разу! Ответ кроется в волшебной силе осознания своего величия... Кто-то, возможно, посмеется сейчас или даже отложит рассказ с ворчанием-де героиня полная дегенератка со склонностью к шизофрении. Нет, дело не в этом! (К ее шизофрении мы еще вернемся.) Вся тайна в ее родителях. Вы спросите, может, она их сильно любила? Ну да, любила! А кто бы не любил таких родителей?! Даже дауны стали бы в два раза веселей, узнай они о себе то, что узнала наша Героина.
   - Мама, как вовут мою нафтояфюю маму? - спросила как-то зимним скучным вечером она воспитательницу в детском доме.
   - Анджелина, - ответила, искря широкими глазами, воспитательница Вера.
   - Анвелина, - мягко повторила девушка.
   Ей нравилось звучание маминого имени. Когда она не к месту повторяла это имя, она чувствовала, будто на языке у нее тает ванильное мороженное, которое раз в полгода в их малокомплексный детдом приносил косоглазый мужичок, и Героине даже доставалось пол укуса. Будто сама снежная королева таяла в ее рту, когда она звала Анджелину. Сладостная нега доходила до сердца, вызывая томно-приятное чувство в этом мускуле. Если бы она тогда знала, что нечто схожее чувствует половина всех мужчин Земли, вспоминая ее маму. Единственное, нега у них заходила немного дальше. Если бы она знала тогда, что любой мечтал бы быть вытащенным из ее лона даже при помощи кесарева сечения, как было в случае с Героиной, даже если бы их потом навсегда разлучили с ней, как это было с девочкой.
   Телевизор в комнате для игр, беседы с другими сиротами и учениками в школе объединились, чтобы постепенно, к нужной поре, построить в глубине сердца Героины теплый в холодную пору и прохладный для лета шалашик с живущими там любимыми родителями, куда наша девочка часто пряталась от несправедливости мира, мира более красивых, умных и даже разговорчивых. Среди кошмара задираний со стороны сверстников у нее был свой маленький талисман: ее родители. Когда мальчик ставил ей щелбан и мазал лицо зубной пастой, она могла даже не обидеться, а улыбнуться потаенной улыбкой страдальческому положению принцессы далекого царства в логове варваров. Проходя по коридорам мимо сверстников, ей нравилось представлять их внутреннюю ревность.
   Наверное, основным поводом любить своих родителей стал случай, когда работники детдома уже отчаялись (по сути, с самого начала не надеясь) найти для такой ущербной по всем параметрам (кроме корней) девочки родителей. Бывало, под ней всего несколько ночей пролежит хорошенькая девочка, на которую Героина завидно косилась все эти дни, как к очередным десяти часам к нижней кроватке подходит уже совсем другая сиротинка. Так они все и менялись вокруг нее, тридцатилетней воспитательницы Веры, поварихи и директора, и казалось, что они уже совершенно породнились с девчонкой. Но они лишь смотрели на нее и вздыхали. Когда пришел тот роковой момент, Героина молчаливой фиолетовой тенью стояла возле очередной испуганной парочки, испускавшей флюиды уличной свежести и молодости. Из-под неуклюжего пальтишка дамочки звенел коварный баритон бесплодия: непроходимость фаллопиевых труб вследствие сальпингита. Пара посмотрела на девочку уже не раз, но все продолжала высматривать кого-то другого - идеального приемного ребенка, который мог таиться везде, повсюду в этой комнате. И чем дальше он от них стоял, тем вероятность его встретить была явно выше. Лишь косые брезгливые взгляды на Героину, и отборочное сканирование остальных детей с внимательностью клиента, выбирающего путану. Даже заботливой жест Веры, стирающей манку с ее лица, ничего не мог изменить. Но тут произошло нечто, от чего все гомеровские боги отвлеклись бы и, замолчав, устремили свои взоры вниз. Героина вдруг подняла неухоженное от невозможности смотреть в зеркало лицо и открыла полную кривых нечищеных зубов пасть:
   - Моя мама - Анвелина Дволи, а папа - Бвед Питт.
   Муж развернулся, будто получил удар в спину. Когда рассмеялся его мозг, изо рта вылетели судорожные выдохи хохота.
   - Это кто, актеры американские? - осторожным голубком спросила жена.
   - Ага, - ее муж поправил очки.
   Жена кротким испугом смотрела на скрестившего руки мужа, а потом, замирая, еле слышно прошептала:
   - А может правда?
   Мужу даже не пришлось складывать руки на груди. Он лишь присел на корточки, ослепив Героину искрой со своей лысины.
   - Ну, - он мог лишь смеяться; погладить говорящее существо перед ним он не решался, - знаешь, внешне чем-то похожа, если внимательно приглядеться. Хотя, ты знаешь, если настроен что-то увидеть, ты это неосознанно будешь встречать везде. Такова психология... Но все равно, сходство отдельных черт поразительное. Однако, - он опять стал усмехаться, - насчет того, что это их дочь...
   Он всматривался в нее и всхлипывал, не пытаясь общаться с самой девочкой, словно перед ним бракованный робот.
   - Я хочу ее взять, - мягко прочирикала жена, словно маленькая девочка в магазине с отцом. - Вдруг и правда. Ну давай! - она перешла на бесцветный шепот. - Ты не смотри, что она такая страшненькая.
   - Ты знаешь, меня ее мордочка вовсе не смущает. Она смышленая - вот что в ней мне нравится.
   Если бы они ее узнали получше... Может быть, ничего и не было.
   Но произошло то, что случилось. Неосторожное заявление поменяло расклад в казалось бы безнадежной ситуации. Дело даже не в том, что кто-то во что-то поверил, просто супруги не смогли бы забыть этот разговор и эту девочку. Важно не то, что к ним прицепилось - что-то приятное или отвратительное, - важно было то, как оно к ним прицепилась, а она занозой вошла в их память.
   - Выдумщица маленькая, - приговаривал новоявленный отец, удаляясь по коридору.
   - Пока, мама! - махала ручкой Героина с плеча отца. В дверях Вера лила ручьи из голубых глаз, которые были шире озер и болезненно ловили любую пылинку. А вот у Героины в мозгу салютовала радость, ведь она отправлялась в новый мир. Нет, не в мир нормальной семьи и нормальных родителей, а в мир райской возможности бесконечно смотреть фильмы с участием ее звездных родственников.
   Любимым ее фильмом, несомненно, был "Мистер и миссис Смит". Позже в своих фантазиях она представляла своих родителей лишь в обличие супергероев. "Когда вы меня заберете к себе?" - спрашивала своих настоящих родителей Героина. "Заберем, - отвечал Брэд, свисая вниз головой с крыши и глядя в окно. - Придет время, и мы встретимся". Он подмигивал ей, но тут в комнату заходила приемная мама, и настоящий отец незамедлительно испарялся. Героина поворачивалась назад к окну, а Брэда и след простыл. Лишь призрачные контуры начинали вырисовываться. Достаточно было сфокусировать взгляд на стекле, как девочка вновь ужасалась, сначала визжа по-малолетнему, а потом сотрясаясь в судорогах гомерического хохота.
   - Вера, что там еще? - спрашивал тогда с зального предтелевизионного дивана отец.
   - Героиночка, не гляди на окно, пожалуйста, - приголубливала Вера дитя. - Я же тебе говорила. Особенно вечером.
   - Сумасшедший дом! - бросался пультом отец.
   Да, приемную маму тоже звали Верой, прямо как и воспитательницу для девочек, так что Героине не пришлось долго привыкать. Была мама Вера, осталась мама Вера. Только если воспитательница была Вера Никитична, то новая, приемная мама - Вера Людвиговна. Мужа ее, кстати, звали как и отца Веры - Людвигом. Все они, в особенности Вера, пытались войти в долгожданный радостный мир родительства, совместных трапез и теплой атмосферы, но это оказалось не тем, что хотела Героина. Для нее каземат холодный лишь заменился казематом теплым. В ее мыслях и заботах хватало места только для идеальной супружеской пары суперзвезд: безумно красивых, талантливых и далеких. Вере и Людвигу это, конечно же, не нравилось. А кульминацией этого скрытого напряжения стало 15-летие нашей героини. Как только ни просила, как только ни билась в истерике Героинка, выпрашивая на свой юбилей встречу с настоящими мамой и папой. Людвиг готов был психануть в связи с этими концертами, и лишь для того, чтобы остановить крики и слезы и, следовательно, недовольство мужа, Вера пообещала, что будет ей встреча.
   Ну вот, пришло 24 апреля. Героина уже две недели не плакала, и все благодаря обещанию. Загорелись свечки на горе крема. Да какой торт может сравниться с обещанным подарком! Героина смотрела в глаза родителей; смотрела, смотрела, пока в глаза не ударил результат, который вам уже известен: Героина несется по улице.
   Она уже в Шереметьево.
   Нет, она и раньше пыталась бежать - сразу после дня рождения. Но побег провалился еще во время подготовки. Родители ее сильно отругали и объяснили девочке, что нельзя убегать из дома, это плохо заканчивается. Вот ты вырастешь, у тебя появятся собственные дети. Разве тебе понравится... бла-бла, и т.п. Она говорила - "Я поняла, поняла", а через десять дней стащила у Веры пятисотрублевку и безрассудно бросилась на блестящий алюминием и грязью трек. Ведь у нее были не все дома, и не только в известном смысле.
   В конце пути ее поджидала дорожная сумка, и Героина, не раздумывая, прыгнула в ее пасть. Душная темнота схватила ее. Хотелось рваться наружу в панике, но нужно было сидеть тихо. Однако, конечно же, ее не спасло бы ничего, даже бог, повинуясь здравому смыслу, и вскоре Героина увидела лучик, который разросся, мечом света разрезая живот темноты. Из разверзнувшейся бездны бытия на нее глядел акушер-работник аэропорта. Он грубо выдернул Героину за плечи, словно сорняк.
   - Где твои родители, девочка?
   - В Лос-Анджелесе.
   На этот раз тупиковую ситуацию разрешил новый в жизни Героины голос.
   - Это моя сестра, дайте ее сюда. Оксана, иди ко мне!
   Ее схватила под руку какая-то девушка, которую Героина еще не разглядела, даже когда та уже тащила ее к выходу.
   - Давайте, уходите, пока я милицию не вызвал! - захотелось вдруг огрызнуться сотруднику "Аэрофлота" напоследок.
   Таинственная спасительница волочила тело страшненькой девочки по сверкающему полу. Героину до сих пор пробирала дрожь, но не оттого, что она чуть не попала в органы, а от заявления "сестры". Героина схватила ее за узкое запястье, пытаясь на ходу разглядеть лицо. Заостренный аккуратный подбородок и щекочущие его с двух сторон своими жесткими концами волосы цвета одиноких ночей выдавали в ней обыкновенную русскую студентку. Но фактические данные никогда не были препятствием для Героины, и она с надеждой спросила:
   - Ты Шайло?
   Русская студентка развернулась, наконец, всем корпусом:
   - Что?.. Меня зовут Оксана. Я тебя своим именем позвала тогда... А ты тут одна?
   Вместо ответа огорченная Героина окончательно замкнулась.
   - Понятно, - двинулась дальше Оксана, не дожидаясь ответа. - Во всяком случае, теперь нет.
   Продолжили разговор они уже в однокомнатке Оксаны, которая работала в аэропорту таксисткой, а прежде безуспешно училась в университете, а прежде отбывала срок в московском интернате. Именно поэтому они сумели сблизиться, а Героина даже заговорила. Обливаясь чаем за мышиного цвета скатертью, Оксана успокаивала свою застенчивую подругу:
   - Ты не переживай, если бы ты даже каким-то чудом в багаже добралась до Америки, ты бы нашла каких угодно звезд, но только не Джоли с Питтом. Они люди занятые, дома бывают редко. Сейчас они всей семьей перекочевали во Францию на съемки фильма для Анджелины.
   Вместо того чтобы поинтересоваться, откуда она это все знает, Героина выдала:
   - Тогда я полечу во Францию!
   - Это бессмысленно.
   - Я смогу!
   - Да зачем тебе все это делать, если через два месяца они приедут в Москву на фестиваль!
   Героина ахнула, а из-под ладони выступили лезущие наружу глаза.
   - Ты сможешь их увидеть вживую, - обещала юная водительница, проглатывая конфеты, заливая их остатками чая. - Или даже поговорить с ними, сказать им что-нибудь, - последнее звучало скорее как успокоение, а не как реальная возможность, впрочем, Героина этого вовсе не замечала, для нее уже это событие означало сбывшуюся наполовину мечту воссоединиться с Брэдом, Анджелиной, Шайло Нувель и всеми остальными Джоли-Питтами. - А знаешь что, раньше они активно усыновляли детей из разных слаборазвитых стран...
   - Я знаю!
   - Так что... - Оксана не стала продолжать, пытаясь сохранить надежду в сердце девочки, где эта мечта распухала, крепла и обрастала слоями брони, почти что выходя за пределы хрупкого скелета (тела) девочки, грозя таким образом воплотиться в жизнь.
   - Да, да! Они возьмут меня! - радовалась Героина новому, элементарному и логичному плану.
   Дома от счастья она хотела тут же броситься в ноги Вере и раскаяться в побеге. Но дом разрушил эти задумки, он скучно пустовал, сонно хлопал форточками-ресницами точно так же, как и несколько часов назад, на самом старте побега. Тем и лучше, решила Героина. Она и вовсе не убегала никуда, ведь она примерная дочка, которая теперь послушно и терпеливо будет делать все, что захотят приемные родители до тех пор, пока не начнется кинофестиваль. Она будет, стиснув зубы, ходить в школу и подставлять там спину для удара плетьми, будет даже радоваться красивой симметрии двоек за год, которая будет нарушаться разве что тройкой по английскому языку, который она учила специально чтобы отослать письмо на голливудские холмы.
   Пора было приступать к решающему рывку, ведь вряд ли Героине выпадет второй такой шанс в жизни. Черви сосали ее желудок в ночь перед задуманным, поэтому уснуть она смогла только утром на треть часа. Но и этого хватило, чтобы обрести уверенность. Уверенность, которая струилась из ее сновидения.
   Суперпара звезд, эта Брэнджелина, сегодня заглядывала в российский детский дом. Героина поджидала их на выходе, чтобы, когда те в сопровождении своих детишек с кожей разных цветов выйдут под солнце, броситься к ним, прорываясь сквозь старательные усилия телохранителей и воскликнуть: удочерите меня! я ведь и так ваше дитя! пусть теперь это будет официально! И пара, пораженная прямотой и смелостью просьбы, подстрекаемая совестью и телекамерами, не найдет повода чтобы отказать маленькой Героине.
   Откуда мне известен сон Героины? Как сказал мой лучший друг - это все со слов Оксаны, которой Героина доверила свой сон, когда была беременна.
   Но мечта Героины в ее сне переросла в нечто большее, когда произошло кое-что не совсем приятное: со всех сторон вдруг эхом затрепетали голоса других сирот, которые в глазах репортеров и вынужденно для самой пары были ничем не хуже Героины (это не сложно), лишь более сдержанными. Героина подумала, что пропала, ведь не будут же Джоли и Питт усыновлять всю галдящую, алчущую усыновления толпу. Но на счастье Героины, домой прилетела только она, и непременно зажила счастливо средь восстановившейся справедливости. Там душа девочки наконец-то остыла, теплея лишь тихой любовью, но не душа ее родителей, которые вдруг решили разослать письма всем тем, кто желал тогда соединить свою судьбу с ними. Но мало того, они открыли душу всему миру, раскидав письма по свету, послав во все уголки голубей с доброй вестью приглашения в дружную семью Джоли-Питтов. Толпа новоиспеченных приемных детей съехалась незамедлительно, и с тех пор возникла гигантская, настоящая глобальная семья Джоли-Питтов. Но на этом семейность не ограничивалась. Как и своим первым детям, актеры предоставили им все, что нужно для жизни. В результате богатство родителей перераспределилось в пользу всех детей и разделилось между ними поровну. Ведь не справедливо было выбрать только самую наглую из всех. Тысячи детей стали вырастать, тысячи братьев и сестер, тысячи родственников. А вскоре новая мода распространилась сначала на весь шоу-бизнес, а потом и на весь бизнес вообще, на всех богачей земли.
   А в 17:45 следующего дня сон, кажется, начал воплощаться, как сценарий, перерастающий в фильм. В 17:45 щелчки фотоаппаратов навсегда впечатали силуэты Анджелины и всех ее детей к вычищенному фасаду образцового детдома, который сегодня был зданием конференции по проблеме сиротства. "Все вопросы после конференции!" - напоминали журналистам.
   В 17:43 Героина впервые увидела Кремль. Она смотрела вниз на купола Покровского собора, которые блестели как застывшая шапка фейерверка, словно они были обернуты в яркие фантики от шоколадных конфет. За пятнадцать лет никто ее ни разу не водил к центру Москвы, поэтому сейчас она разглядывала муравьишек на Красной площади, а также надеялась увидеть другого типа муравьишек, выглядывающих из Кремля.
   17:44 - примерно к этому времени по задумке организаторов должен был вернуться Брэд в свой люкс в "Национале" с фестиваля, чтобы отдохнуть 15 минут перед ужином.
   В 17:46 камеры запечатлели любопытную сцену, как Джоли разговаривает с мужем по телефону. Микрофоны фиксировали скупые от смущения вниманием эмоции Джоли: "Really?.. We're alright". Когда она спрятала телефон, немедленно доложила журналистам, по-детски улыбаясь, что Брэд только что зашел в номер, и что он в автомобильном баре попробовал немного какого-то русского коктейля. Пресса посмеялась.
   В 44-45 минуты наша Героина все еще рассматривала Кремль. Она не могла насытиться, но шаги еще никогда за последние 10 минут не раздавались так громко. Поэтому она выбросила окно из взгляда и уставилась на шум, который теперь металлизировался замочным скрежетанием. Искра стрельнула от этого трения, угодив прямо в плечо девчонки, потому что она тут же встрепенулась испуганной синицей. Ее корпус даже развернулся чтобы кинуться в укрытие, но голова не дрогнула: глаза высматривали заходящую фигуру, а слух улавливал разговор:
   - ... Watched some crappy movies today. Yeah! What your impressions, how are kids, Angie?
   В проеме мелькнула светлая курточка, сверкнула чешуя наручных часов. Первым в комнате показался телефон, который только что захлопнул в истории законченный разговор с Анджелиной. Следом на себя внимание обратили две коричневеющие бездны, ниже которых скрытые в растительности белые керамические пластинки зубов предсмертным шоком выдали:
   - What the...
   От точного выстрела из рук Брэда выпал телефон, а через секунду с носа сорвались и очки - только медленней, - и застряли в его пальцах.
   Странно, что он не спешил звать телохранителей, которые явно упирались сейчас спинами в дверь его номера. Он, видимо, до сих пор пребывал в шоке от того, как хитрунье удалось оставить конкуренток, намного более красивых, так далеко позади. Несмотря на это бог высадил глупую девочку прямо здесь, в покоях для суперстаров и их семей. Может, на ней сидел фартук горничной? Не знаю. Честно говоря, трудней представить то, что наша героиня додумалась до этого, чем то, что она проникла к Брэду Питту.
   Да и "папочку" это очень поразило. Не даром он стоял, обратившись в камень с висящей челюстью. Разум посоветовал бы любому на его месте тут же выпроводить безумную фанатку. И не столько от того, что было совершено незаконное проникновение, но и во имя очищения атмосферы от жуткой концентрации непривлекательности. Возможно, как раз именно из-за неописуемого безобразия девушки Бред и не мог сдвинуться и лишь пристально глядел на нее своими усталыми морщинистыми глазами, которые на публике скрывал темными очками. А может он смог узнать в ней ту, которую однажды бессовестно забросил в Россию? Героина не думала об этом, она лишь пользовалась ступором звезды, с восхищением оглядывая его, будто стараясь запомнить как можно больше деталей до того, как он убежит из номера или ее выставят на улицу. Но она, к счастью, для себя смогла понять, что надо было уже начинать объясняться.
   - Ю зэ диарэст мэн фо ми, - запинаясь, начала Героина как обыкновенная поклонница. - Ай вонт ю...
   Из-под скошенных трав на виске Питта выступила капля, которая катилась, пока Героина вспоминала как же по-английски обращаться к человеку на "вы".
   - ...ту мэйк ми ё...
   Питт уже полез в карман чтобы достать что-то грозное для Героины, но из куртки, трясясь от смущения, вылез мокрый полосатый котенок носового платка, и это дало ей время выбрать несколько из тех слов, которые она знает.
   - Би-бикоз ай рили ёс, ю масс ноу зыс.
   Питт тщательно, словно убирая грим, вытер лицо, глядя при этом в верхний угол комнаты, где висела несуществующая камера наблюдения.
   - Ай, - голос Героины занервничал, задрожал, - хау ту сэй... ё д-дотер.
   Но ужасное признание "отец" уже не слушал. Он медленно прожужжал молнией куртки до самого низа, а потом взялся за верхнюю пуговицу рубашки. Героина больше ничего не говорила. Когда она увидела, что творит Брэд, она стала трясти ногой, пытаясь сбросить туфлю. Когда та отлетела к стулу с лежащим там средней величины платьем, волосы на груди Брэда уже выглядывали из белых створок сорочки. "Папа" стал для нее примером, поэтому она поспешно стала сдирать с плеч переливающийся абстракцией наряд. Ей не терпелось вновь вернуться к моменту, когда они с отцом и матерью были вместе, когда на ней ничего не было, и ее обнимали родители, в точности так же, как это стал делать Брэд в гостиничном номере.
   Что двигало Героиной, когда она решилась соединиться с собственным отцом? Новое чувство захватило ее мгновенно, будто кто-то переключил канал. Думаю, она и сама не понимала источника этой страсти, и вряд ли любовь к отцу кто-нибудь посчитает хорошим оправданием ее действий.
   В ее голове или даже глубже, в самых корнях памяти, наверное, вдруг возбудилась представление о предсуществовании Героины, о причинах ее появления. Но сама Героина не смогла в этом акте отойти на второй план, уступив место мистическим прорывам. На двуместной постели лежала именно она со своим отцом, и глаза ее закатывались на лоб от боли, горящей в агонии девственности, от стыда, который вырезал изнутри на стенке ее сердца инцестуальные оскорбления. Все это создавало дьявольскую гармонию с отвращением самого "папы". Он старался не смотреть на лицо Героины, но образ вобрался слишком глубоко, поэтому, не обладай он мужской храбростью, тоже подпевал бы Героининым стонам боли. И, вопреки, а может быть и благодаря этому, фундамент новой жизни был заложен.
   Последующая депрессия вычернила из памяти Героины путь до дома Оксаны. Она нашла себя заплаканной и беспрестанно повторяющей:
   - Я не возвращусь домой! Я не возвращусь домой!
   - Да что с тобой произошло? - трясла плечи подруги Оксана. - Где твои туфли?
   - Я не смогу возвратиться к приемным родителям!
   - Оставайся у меня, Героина - сколько хочешь. Так что же случилось?
   Героина осталась у подруги на 9 месяцев. Подруга не была против потому что сама жила одна и частенько скучала. Ни родителей, ни друзей у нее не было. Но она говорила, что придет время и она разыщет своих настоящих родителей так же как и Героина и будет счастлива всю жизнь. Она все время говорила ей не переживать и называла счастливой, что ей удалось встретить отца. Она помогала ей переносить беременность, читала для этого специальные книги, прогуливалась с будущей мамой. Правда, это приходилось делать ночью, потому что днем Оксана была на работе, да и прохожие при солнечном свете могли найти на беременной лицо, которое смотрело на них с расклеенных везде листков. Героина старалась не заглядывать в эти бумажные зеркала, но черно-белые черты часто невольно попадали, словно сор, в глаза и, надо сказать, не пугали так сильно, как отражающие поверхности.
   Всю судьбу Героины перевернул вечер, когда Оксана сказала, что ей придется подработать ночью, чтобы компенсировать неудачные дни. Героина с радостью согласилась наконец прогуляться одной, хоть она и была уже на сносях. Ничего не говорило о беде, даже когда, идя по аллее, она узрела все увеличивающиеся в размерах фигуры парочки черных людей. Страшно стало только когда те нацелились явно на лобовое столкновение, не давая беременной пройти даже по кромке дороги. Тогда страх переломил ее надвое и повернул спиной к маньякам, которые уже практически держали девушку в руках. Уже обреченным моментом появилась гигантская пчела или скорпион, который вонзил жало глубоко в бок Героине. А потом еще раз. "Уходим" - прошипел испуганный чем-то голос первого, а второй проскользил бортом кожаной куртки по уху Героины с членораздельным трением: "Тебе привет от Энджи, сука".
   Алую ночь залила черная кровь, улицы упали в непроглядный мрак. Героина видела, что ноги ее несут куда-то вперед, но одновременно она понимала, что смерть скоро оборвет ее натянутые усилия.
   Вы спросите, как Героина ухитрилась выдержать свою рану? А никак. Она умерла. Вы спросите, о ком же тогда будет остальная часть рассказа? О Героине. Как? Ну, если вы поверили в то, что бог постоянно помогал Героине, то поверите и в другие мистические вещи.
   Первым чудом стало то, что Героина очнулась на белой простыне под слепящими лучами. Одни голоса докладывали о тяжелых ранениях, а другие поразили девушку тем, что "Она уже рожает". Самой героине было трудно почувствовать это под приправой колотых ран. Героина что-то говорила, словно на автомате отвечала на какие-то вопросы. Но сама она не понимала, что за идеи она озвучивает, она не слышала этого, будто память была уже вне тела, не в силах запечатлевать события. Да, от прежней Героины оставалось все меньше и меньше. Ее жизнь закончилась, а завтрашний день не обеспечивал даже ребенок, эта будущая дефективная жертва секса между родственниками. Героина вдобавок сомневалась, что нежизнеспособный плод выжил после налета наемников.
   Сквозь поток слепого полета по сознанию стали раздаваться конкретные вопросы Героине. "Имя!" - требовал голос. "Героина" - послушно отвечала девушка, не переставая плавать по своей судьбе, которая уже замкнулась в кольцо. "Возраст!" - послышалось девушке. "Пятнадцать!" - подвела она итог Героина. Она вздохнула бы, если было бы чем. "День рождения!" - словно оператор какой-нибудь адской машины требовал голос. "Двадцать четвертое апреля" - и Героина начала ощущать как переносится в этот день, потому что отправляться ей было больше некуда кроме как к самому началу своей жизни.
  

1

   Она даже услышала отчаянный крик матери: "Где Брэд?!". Это подействовало как будильник для ее души, и вот она стала смутно замечать очаг света под боком, а впереди - макушки человеческих голов, покрытых шапочками. Все они уставились в центр сцены, туда, где женский живот и кровь от пореза на коже и голубой хирургической ткани; будто это поле битвы, и в ворота завоеванной крепости жизни входил победитель, надрывно кричащий о своей победе. Царь, рассекший брюхо вражескому дракону. Искаженная до уродства гримаса младенца только сначала казалась результатом жуткой радости-боли. Потом Героина осознала, что это самое обыкновенное, повседневное лицо младенца, которое наверняка сохранится у него на ближайшие пятнадцать лет. Когда Героина это поняла, она испуганно отвела телекамеру своего внимания и уставилась на роженицу. Словно запотевший от напряжения объектив мог разглядеть только очертания не очень-то симпатичного в данный момент лица мамочки. Эти очертания вызывали слабые импульсы в коре Героининой памяти: отпечатки из телевизора и со страниц, не больше. Уста и очи матери успокоены сном, и маленькую Героину вырывали, казалось, из рук мертвого, развороченного, убитого существа. Наверное, лишь душе Героины такая картина могла внушить чувство бесконечной вины перед матерью. Языка не было, чтобы надрывно завопить, поэтому душа кричала мыслями: "Прости меня, Анджелина, за это! А я не виню тебя в моем убийстве. Я бы сама сделала с тобой то же самое, если бы ты меня пощадила".
   Маленькая Героинка держала в ручонках нитку, к которой был привязан воздушный змей ее собственной взрослой души. Он следовал за ней всюду, полетел, не застряв в дверях, даже когда ее везли в здание бывшего детсада, где сейчас находится дом ребенка. Правда он не был похож на доброго ангела-хранителя, ведь и летал он обычно уставившись не на младенца, а в потолок, в небо - во все, что вверху. Душе не раз, конечно же, случайно попадалось в поле зрения морщинистое тельце грудничка, но это уже не вызывало большого раздражения, как раньше взгляд в зеркало, хотя теперь она как раз по-настоящему глядела на себя. Возможно, сказывалось загробное успокоение, молодость девочки... Тем не менее, душа решилась на судьбоносный шаг: Чтобы не пришлось кривить эктоплазму при виде своего молодого тела, она ночью, сразу после размещения отказника, спокойно прошла сквозь кожу и кости малышки - словно погрузившись в испорченное нефтью море, - и осталась внутри инородным шпионом. Подобно компьютерной игре, когда ты наблюдателем меняешь вид с третьего лица на вид из глаз. Но были и свои чудесные отличия от компьютерной игры. Душа Героины ощутила себя не просто наблюдателем в чужом теле, она почувствовала власть над маленькими ручками, ножками, взглядом и даже речью. Это мигом вызвало радостный младенческий смех у сиротки: "я могу влиять на собственную судьбу!" Героина чувствовала в глубине своего тела двойную жизнь. Одну развитую и активную, другую - только становящуюся. И чем больше проходило дней, тем больше Героина чувствовала сладостное слияние двух одинаковых душ. Но эти души подлым способом делились друг с другом не только достоинствами, но и слабостями и недостатками. Например, Героина не могла, как ни старалась, протолкнуть сквозь уста младенца ни одного звука из мира взрослых. Да и потребности все больше и больше становились чисто детскими, интерес понаблюдать за собственной жизнью все больше прятался в тень. Слава богу, хоть память из "будущего", хотя бы основные вехи недолгой жизни, пока умещалась в небольшой головке.
   Но Героина не очень драматично переживала потери, которые ставили перед ней таинственные правила. Может быть, ей только и хотелось раствориться в своем прошлом, в младенческом счастье! Может, ей больше нравилось играть с погремушками и сладко засыпать! А всплески "будущего" она все чаще воспринимала болезненно. Например, зеркало в вестибюле стало для нее первым большим ужасом.
   - Героиночка, куда же ты! - это директор дома ребенка пустился вдогонку за паникующей девочкой.
   Когда она уже тихо сидела у него на ручках, он приговаривал: "Не плачь", надвигая мех капюшона на ее глаза. Лишь через несколько дней работники узнали реальную причину испугов.
   Ну а пока Героина в свои неполные четыре прогуливалась во дворе с директором Федей, с которым только что подружилась. Героине еще странным показалось, что на таком морозе его череп покрывала лишь короткая медная прическа, которая словно все время сдерживалась, чтобы не выпасть в забавную и чуть стыдливую рыжину. Может быть, даже страннее самого факта, что директор решил погулять с девочкой, которая если и примечательна, то только в отрицательном смысле.
   - Папа, а кто мои водители?
   Ледяной шепот ветра ворвался в ее уши, и вот она уже с колотящимся сердечком сидит в основании ледяной горки. Подняв глаза на директора-"папу" Федора, она получила его встревожено-удивленный взгляд. Героина, конечно, помнила свою генеалогию, но ей хотелось услышать подтверждение из его уст, вновь ощутить спокойный и сладкий на вкус факт ее судьбы.
   - Героина, теперь мы твои родители. Настоящие тебя бросили.
   Он по-отцовски поднял ее со снега и отряхнул низ куртки от сахарно белой пудры.
   - Ну шкажы!
   - Ты думаешь, я помню? Ты ведь не одна у нас. Сначала бы всех детей по именам запомнить! А ты о родителях говоришь!
   Героина не отпускала его взглядом, и он, видя это расплывчатое любопытство сбоку, сказал:
   - Надо посмотреть...
   - Пошмотли пожалушта! - она поспевала вслед за Федей в помещение.
   Героина караулила директора на каждом углу дома ребенка, и всякий раз напоминала о просьбе. А он только кивал в ответ, разбавляя свой подозрительный вид. И как-то перед гремящей ложками столовой он поднял Героину на руки и сказал:
   - Я все-таки посмотрел. Ты же меня так сильно просила. Твою маму звали Оксана Мельникова. М-м? Довольна?
   Что-то затрепетало в памяти, но явно не дорогие воспоминания о маме. Это холодом ударило по всему мироощущению девочки. Ничего не сходилось. Директор, не получив ответа, хотел уже отпустить ее, но тут увидел, как та недовольно выставила губу.
   - Нет! - заявила она.
   - Что значит "нет"? - усмехнулся Федор. - А кто? Хочешь сказать, ты знаешь своих родителей?
   - Меня водила Анджелина Джоли!
   - Джоли? - он иронично глядел ей в глаза. - Откуда ты такие имена-то знаешь?
   - А мой папа - Бвэд Питт, - несгибаемо веря в свою правду, Героина выдерживала его взгляд.
   Директор тут же уронил Героину на пол, словно вмиг испортившийся продукт.
   - Да кто тебе сказал такое? - он схватил ее плечики и хорошо тряхнул пару раз. - Ну, говори!
   Героине от всей нахлынувшей тяжести стало нехорошо, и она скривила губы, готовая заплакать.
   - Ладно, - он развернул ее и хлопнул по спине, - иди. Ты очень смышленая для своих лет.
   Когда Героина развернулась в дверях столовой, он подтвердил:
   - Я тебе серьезно говорю.
   То же самое о родителях Героина узнала, когда ее после четырех лет перевели в детский дом.
   - Какая-то сучара по имени Оксана Мельникова, - не стесняясь, доложила ей воспитательница.
   - Это не пвавда! - готова была расхныкаться Героина.
   - Это пвавда! - громко передразнила ее исключительно приземистая и как-то естественно, в отличие от Героины, некрасивая воспитательница, еще одна мама, Клара. - Теперь иди спать.
   Героина стала строптивой репкой, которую мама Клара в одиночку выдергивала из кабинета.
   - Сейчас в коридоре будешь спать! - Одну руку Героины держала Клара, другую прикусил косяк двери.
   Но сопротивление Героины было лишь попыткой вспомнить имена настоящих родителей. Впервые из ее головы вылетели эти четыре слова. Что касается того, откуда ей известны эти имена, то Героина это оставила явно за горизонтом своей памяти.
   Битва закончилась в самом тылу Героины. Клара бросила побежденное тело на постель, а уходила с ворчанием:
   - Совсем с ума посходили! Давно говорю, что запретить им надо в ящик пялиться. Переставить его в кабинет. А то подцепляют все что доносится оттуда; всякую чушь городить уж начинают...
   Неприятные звуки раздавались все тише, оседая в гулкое эхо, а не по годам разумную Героину окутали размышления. "Какая Оксана?" "Своих родителей я знаю!" "А может быть, настоящая мама намеренно скрыла себя и, когда рожала, подписалась чужим именем?" Той ночью на подушку лились тихие слезы. Сама Героина не понимала почему она плачет. Может быть, она расстраивалась, что ее родители, скорее всего, действительно не Питт и Джоли? Но чего тут так сильно переживать? Может, ее хрупкую натуру потрясло грубое отношение? Ведь она впервые ощущает на себе такой гнет взрослых. Ей не прекращало казаться, что где-то в затуманенном прошлом был другой детский дом. Это был идеал, с которым Героина и сравнивала этот, перенявший от мамы Клары весь негатив. Или, быть может, наоборот, это детдом вынудил Клару стать такой черствой?
   Здесь и издевательства, надо сказать, были резче тех, которые словно лучшего подарка ожидала ее интуиция. В какой-то момент воспитательница исчезла из игровой комнаты. А это значит, что не успеет Героина сделать и трех шагов, как подножка свалит ее на пол, густо намазанный зубной пастой. Предсказание, как всегда, сработало. "Уродина!" - гримасничали двое мальчишек, один не сомневаясь, другой - видимо, за компанию. Слезы заливали зубную пасту, а девочка тыльной стороной ладони стала тереть себе щеки. Поэтому белые пузырьки пеной скатывались с ее лица, когда она выбегала в коридор. А там если и были люди, то только такие же злые малолетки; всех воспитателей замело в кабинет директора, они часто там сидели, если нужно было что-то обсудить. Героина выжимала из себя рев так, чтобы слышно было и у директора, ведь она не хотела заходить в кабинет и получать за это подзатыльник. Но она бы только все испортила, если б не услышала, как тихий голос зовет ее по имени. Сирена смолкла, но в хлорированном воздухе остались летать лишь приглушенные дверью взрослые разговоры. И именно в каркасе этой беседы она вновь услышала свое имя.
   Лучше было не думать о том, что получила бы Героина, если бы дверь отварилась и ее поймали бы за подслушиванием. Но мистика Героининого прошлого и ее сущности, поперченная секретностью беседы топила риск и лишь заставляла девочку действовать хитрее. "Пусть я получу сильный удар в лоб, когда дверь откроется, - решила она, - пусть, ничего не изменится, а может быть даже на пользу пойдет". У директора шуршала бумага, явно газетная, а сам он изливал поток слов, и прошло время, прежде чем Героина поняла тему и логику речи директора. "Ты понимаешь? Здесь написано про ту же самую небылицу, что и ты мне тогда рассказала, - хрипел голос директора. - Не про нее ли это?". "Быть не может!" - отзывалась Клара, а вслед за ней эхом повторила вторая воспитательница.
   Героина до сих пор не могла понять, о чем идет речь в этой газете. Может быть, они, наконец, нашли подтверждение того, что Джоли и Питт - ее родители? Может, там раскрывается еще и тайна этой странной Оксаны Мельниковой? Героина не знала, но понимала, что для того, чтобы во всем разобраться, ей нужен этот выпуск, и срочно, пока газета не пошла в утиль.
   Последующие долгие-долгие часы томили у Героины в животе нестерпимую тоску. Сколько этих часов прошло? Где-то под тысячу, подсчитала она, но ничего поделать не могла, кабинет директора ей не открывал свои объятия, а если бы она попросила газету сама, это нагнало бы только подозрений, а уж про то, что газету она бы ни за что не получила, и говорить не надо.
   "Где-то тысяча" - посчитала Героина, когда увидела как воспитательница для мальчиков, сухая и морщинистая от курения Наталья, вносит в зал слои посеревшей бумаги.
   - Мама Наташа, можно я помогу жаклеивать окна? - схватилась за юбку Героина.
   - Ну давай, - показалась искорка в ее потухших раньше срока глазах. Она обычно возилась с мальчишками, поэтому у нее просто не было времени узнать Героину, возненавидеть всех девочек и ее в частности. В отличие от Клары, которая в это время забивала той же бумагой щели.
   Героина с гордостью присела около стопки "Аргументов и фактов", и как только Наталья вышла из зала, принялась жадно перебирать выпуски, проскальзывать взглядом по темам, держа в голове ключевые слова. "Надо смотреть на фотографии, - поняла она вскоре, - темы с такими знаменитостями не могут не поставить у всех на виду".
   - Да выбирай любую, - испугала своим появлением Наталья. В ее руке кусок хозяйственного мыла почти сливался с кожей. - Тебе надо отрывать полоски. Сейчас покажу.
   Когда свет наблюдения и внимания не слепил Героину, она бросала рванье бумаги и, будто диссидент, тайком изучала темы на первых страницах.
   - Подай еще газет, - прохрипел сверху надоевший за столько времени, лишенный любви голос.
   Веки воспитательницы Клары вздыбились непониманием при виде двух стопок газет, аккуратно составленных Героиной, но она все же молча приняла два октябрьских выпуска.
   Обличие маленькой сиротинки будто само поражалось уму, который в нем заложен. Особенная гордость за свою недетскую смекалку эндорфинами вспыхнула в мозгу Героины когда она поняла, что нужный выпуск в ее руках, а все вокруг охвачены лишь своими мелкими делишками. Героина уселась на мокрую от пота газету, претворившись что защищается от грязного пола, а в сердце неожиданно зацвела любовью ко всему вокруг. Ей захотелось помогать, хотелось сделать их всех такими же довольными, как она. Часы потянулись особенно медленно, словно хотели продлить Героинину эйфорию и сладостный зуд в груди, отсрочить ночь, когда девочка сможет прочитать скрижали истины. Их она с успехом похитила после окончания работы, уже несла, чтобы спрятать под покрывалом своей постели, но впереди был тупик. Причем самый настоящий.
   Его звали Руслан, и он ни в чем не уступал самой крепкой стене, даже превосходил ее тем, что мог сам пойти в наступление. Он даже предпочитал так делать, да еще и больше, чем все остальные здесь. И не важно, что ему было только шесть. В каждой возрастной категории свои стены. Можно только догадываться, что он будет делать, когда покинет государственную кормушку.
   - Че это у тебя? - он указывал, конечно же, на трубочку газеты.
   - Уйди, не твое, - на автопилоте ответила Героина, только через секунду поняв, что лучше бы ей было его отключить.
   - Дай сюда!
   "Все потеряно" - подумала Героина, когда сосиски-пальцы ухватились за край газеты.
   - Ты че, я сказал, дай сюда!
   У парня были все причины недоумевать, ведь обычно никто даже не сопротивлялся, когда ему чего-то хотелось.
   - Отпушти! Это мое!
   - Э, пацаны, сюда все! - Руслан предлагал поделиться радостью с другими, которые и так собрались, чтобы с интересом понаблюдать за небывалой сценкой в отсутствие воспитателей.
   Такие ситуации с хрупкими предметами обычно заканчиваются ничьей. Вот и сейчас у каждого осталось по кучке оборванной бумаги.
   - Иди отсюда, пока тебе не навалили! Че уставилась? - Руслан готов был удовлетвориться тем, что испортил человеку вещь. Героина была, конечно, умной, но и у этого ума были пределы, иначе она воспользовалась бы милостью Руслана. Но вместо этого она безрассудно кинулась на обидчика, пытаясь выхватить кучку помятой бумаги в его руке, без которой она узнает правду только наполовину. Но куда уж ей! Сила ума не конвертируется в физическую силу.
   - Мама, а уродина взяла газету и дерется! - ябедничал Руслан залу, в котором не было никого выше полутора метров. Будто даже стены подчинялись всевластным воспитателям и время от времени нашептывали тем о происшествиях, гремевших в их отсутствие. Действительно, воспитателям оставалось надеяться лишь на стены, когда женщины в очередной раз заменяли не вышедшую на работу повариху.
   Ввязавшись в драку, Героина добилась того, что ее собственных газетных обрывков стало в два раза больше. Правда, они одновременно и помельчали в два раза.
   Но зря она расстраивалась. Ночью в кровати, собирая под лунным светом паззл нужной ей статьи, она заметила, что почти все нужные ей кусочки у нее. Однако любопытство в союзе с висящей опасностью быть замеченной победило терпение, и она, словно одолеваемая жаждой, отставила попытку собрать страницу и принялась читать те обрывки, которые попадались ей под руку, разглядывать оборванные предложения. Темнота слепила ее, а текст ополчился тяжелыми для ее возраста словами и грамматическими конструкциями, а также двусмысленной ироничностью публицистики. Но в итоге отдельные кусочки все же сложились в более-менее понятную картину. Она представляла себе всех этих людей. Веру Людвиговну, которая рассказывала о том, как они с мужем "забрали Героину из ужасных условий, но потом она пропала". Героина поняла так, что ужасные условия - это квартира ее настоящих родителей - Семена и Лидии Ворейцевых, о которых также говорилось в статье. Вот они, ее родители. Статье она верила. Это никакие не Мельниковы, и тем более не Питт и Джоли. О последних статья сообщала крайне интересные сведения. На этот раз муж Веры - Людвиг - рассказал журналисту эту историю, потому что Вера, вся в слезах, отошла в ванную комнату.
   Людвиг рассказал о том, что Брэд Питт и Анджелина Джоли, конечно же, никакие не родители Героины. Это выдумка, и вылилась она из спонтанной шутки. Сначала кто-то заметил, что несмотря ни на что маленькая страшненькая девочка какими-то чертами напоминает известную пару актеров, точно она их дитя. Потом какой-то острослов добавил, что она скорее напоминает их выкидыш. Шутка не умерла, и когда Героина спрашивала кто ее родители, ей отвечали, что это самая красивая пара Голливуда - Джоли и Питт. Это очень радовало ее. Можно даже сказать, что это единственное, что ее тешило среди колючего окружения. Девочка не была наделена ничем - ни красотой, ни умом, ни общительностью, зато у нее известные родители. Эта ложь буквально держала ребенка на плаву, и никто не хотел ее развенчивать. Но "сладкий обман сыграл с Верой и Людвигом злую шутку" и все закончилось тем, что девочка пропала.
   Эти ночные часы повернули все течение жизни Героины, дали ей истинное, хотя и смутное, представление о себе. Она не понимала всего, что было написано в этом интервью. Например, разве ее кто-то убеждал, что ее родители - известные люди? Да скорее она сама пыталась всем навешать эту брехню... Что директору Федору, что Кларе. Или все-таки кто-то убеждал? Все эти воспоминания остались пылиться на чердаке раннего детства, ключ к которому она, как и все обычные люди, навсегда потеряла.
   Но Героина не видела никакого смысла в том, чтобы анализировать все тонкости и нюансы статьи. Из обрывков она собрала для себя простую схему своего прошлого, которое началось с того, что она родилась у Семена и Лидии Ворейцевых. Героине было еще совсем мало лет, когда Вера и Людвиг забрали ее к себе, объясняя это тем, что у настоящих родителей неприемлемые условия. В районе этих лет начал складываться миф о знаменитых родителях, а потом, может быть, когда Героине было года три, она пропала и когда вынырнула из пучины неизвестности, то нашла себя в бассейне детского дома. Конечно, схема была чересчур корявая, но девочку это не интересовало. Из этой статьи она для себя отложила лишь три слова - Семен, Лидия, Ворейцевы. Ее настоящие родители, которые и должны впредь стать для Героины единственной целью. Но как до них добраться? Что Героина сможет сказать директору, уговаривая его отпустить ее? Даже если бог уговорит его обратиться к Ворейцевым, никто не обещает, что они согласятся принять девочку. Нет уж, лучше она сама к ним придет, тем более что ее больше заботило не то, примут ее или нет, она хотела хотя бы взглянуть им в глаза, ну а дальше и не важно что случится. Но ждать больше десяти лет пока она выйдет из-под попечения государства было неприемлемо. Героина решила бежать. Героина Ворейцева должна была прийти к своим родителям, которые, может быть, даже не хотели тогда расставаться с ней. Разве они виноваты в своем бедственном положении?
   Следующий день, хоть Героина и не выспалась, был полон для нее смысла. Теперь она готова была пережить все что угодно - задиристого Руслана, грубую Клару, апатичного директора, последний год в детдоме. Единственно после открывшейся правды ее вдруг замучил немаловажный вопрос.
   - Мама, а откуда бевутся дети?
   Клара в этот момент вытирала тряпкой лужу, которую некий малец развел на линолеуме. Поэтому и ответила она максимально правдиво... Ну, по крайней мере, ключевые слова она озвучила...
   Седьмой год - новые сверстники, новые воспитатели, новый директор, новые занятия - интернат. Но много ли действительно изменилось? Да все то же, - понимала не в меру разумная Героина. Теперь она обучалась различным предметам. Они ей нравились, она занималась лучше всех. За это ее и не любили. Но мысли ее были вовсе не в этой низменной рутине. Она планировала побег - вот что самое главное.
   И планировала она его ни больше, ни меньше - семь лет. Ровно столько же, сколько и прожила до того как попасть в школу-интернат. Почему так долго? Просто первый побег в девять лет с треском провалился. Она переоценила свои силы, слишком упрощенно смотрела на побег; так сказать - через романтически розовые очки. Тогда ее поймали в самом начале побега. Поймали и отправили писать объяснительную директору. Он на удивление тепло, по-отцовски принял Героину.
   - Девочка моя, запомни - убегать нельзя. Будет только хуже. Если ты считаешь, что тебе здесь плохо, то не думай что там будет лучше. Неет, не будет. Запомни это. Взрослых надо слушаться! Потому что они - взрослые. А ты - неразумная маленькая девчонка!
   - Простите меня, Петр Петрович! Я никогда, никогда не буду больше так делать!
   Никогда продлилось пять лет. Тогда она и покинула интернат, и все прошло гладко. Имена родителей были все еще в ее голове - Семен и Лидия Ворейцевы. Чтобы запомнить, она каждый день повторяла имена словно молитву. Даже приемных родителей она помнила. Сигнал справочной службе - и у беглянки в руках адрес родителей (ну, и адрес приемных на всякий случай).
   Но первое впечатление повергло ее в уныние. Сначала вид четырехэтажки, потом подъезд, потом дверь и лицо отца, Семена. Все было ужасным.
   - Это я, Героина.
   - Героина?! - отец, явно навеселе (а может и "наунынии"). - Сколько тысяч лет прошло?
   - Четырнадцать лет.
   - Правда что ли - четырнадцать? Мне казалось, куда больше. Хотя, знаешь, мне нельзя верить в этом деле. Для меня время сначала летит быстро, потом невыносимо тянется.
   - Да, - выразила понимание Героина, опустив глаза. - А где мама?
   - Я думал, может, ты знаешь.
   - Кто, я?
   - Не знаешь? Ну, я тоже не знаю, - развел он тяжелыми усталыми руками.
   - Ну а где она может быть?
   - Понятия не имею. Может быть, останки разлагаются на помойке где-нибудь. Лежала ночью на скамейке под своим любимым делом, бродяги пришли, прирезали и зажарили. Я, в принципе, ожидал или ее или тебя. Ну, не то чтобы прямо ждал, - поправился он, - просто никто другой ко мне в принципе прийти не может.
   - И когда она пропала?
   - Ну, вот тебе сколько лет?
   - Четырнадцать.
   - Ну, она, значит, лет семь как здесь не появлялась. Хотя какой семь, ощущение, что уже лет пятнадцать ее ноги здесь не было. Ну как, будем на площадке стоять? - Семен протягивал руку в глубину квартиры, в эту смердящую пасть дракона.
   Героина вдруг впервые изменила в мыслях своим родственным чувствам. Ей расхотелось туда заходить, она даже не двинулась, когда ей любезно предоставили убежище. Но даже если она не захочет связываться с опустившимся на дно отцом, куда она пойдет?
   Поэтому она медленно подходила к низкому порогу, разглядывая словно начиненное ловушками помещение, и открывшаяся прихожая явно сошла бы за официального представителя всех других заброшенных комнат. Так оно и оказалось. Единственное, в прихожей не было бутылочного дизайна, а так все одно - стыдливо прикрытый темнотой беспорядок, смазанные пылью дефекты помещения и повсеместная грязь. Явно из-за нее отец утомленно почесал кожу на спине за майкой, когда подходил к Героине Семеновне. Та прислонилась к столу, с которого, казалось, вот-вот повалятся граненые стаканы в сопровождении сахарницы и кастрюли под напором плесневеющих буханок и кучи мусора. Ей хотелось присесть и поговорить за чашкой чая, но не было ни стульев в округе, ни места на столе, чтобы хотя бы упереться ладонью.
   - Слушай, - говорил он, прохаживаясь по кухне, - я не хочу оправдываться сейчас перед тобой, что у меня так не прибрано и городить прочую фигню...
   - Да мне это и не надо, - удивленно посмотрела на него дочь.
   - Мне даже не стыдно перед тобой, - признался Семен, сплевывая в раковину.
   - Ну, правильно, - осторожно поддержала он отца. - Что родственников стыдиться?!
   - Ага, - усмехался Семен, фиксируя правильный ответ.
   - Мы с тобой вместе все исправим, - предвидела свой вынужденный энтузиазм Героина, - и будет у нас не хуже чем у остальных!
   Такой оптимизм вызвал подозрение у Семена. Он сощурил глаз и спросил:
   - А ты откуда явилась-то такая благородная?
   Что отца стесняться?! Она рассказала ему всю правду о себе, о своем побеге. А заключила провокационным:
   - Я вижу, тебе не помешает небольшая помощница.
   Отец усмехнулся, но сделал вид, будто проигнорировал последнюю фразу.
   - Ты бесстрашная какая! - сказал он.
   - Да, беглянка, преступница... бунтарка. - После этих слов отец подошел к ней почти вплотную, а Героина продолжала, словно ничего не заметив: - Что мне их патриархальные правила? У меня самой ум есть. И желания есть. И вот, я у тебя. Конечно, не то, что я в своих розовых мечтах ожидала, но главное, что я - дома, с отцом.
   - Ты не радуйся уж так сильно тому, что нашла отца. Теперь уже никто не скажет с уверенностью кто твой отец. Может - я, а может и нет. Твоя мать была такая, что поделаешь. Но я ее за это не виню.
   - Почему?
   - По сравнению с некоторыми она была истая монахиня... Конечно, я смотрю - мы с тобой довольно похожи, - он наклонил голову, всматриваясь в ее лицо. - Особенно, - он усмехнулся. - В лицах. Может, когда ты родилась, мы были не особо похожи, но сейчас, когда я старикан с двухнедельной щетиной и испитыми вконец глазами, мы словно одно лицо!
   Героина покраснела и несколько отодвинулась от отца.
   - Но ты не обижайся. Меня это даже, наоборот... э-э, забавляет.
   Он коснулся колючим подбородком ее плеча.
   - Как и то, что ты моя дочь. Это особенно.
   На его открывшейся груди выскочила огромная татуировка, живот свисал слоями складок. Стаканы, бутылки попадали со стола, но Героина не жалела их. Не из-за того, что ее разум затмился страстью, нет, в ее горле скорее раздулся пузырь отвращения, просто вид этого хлама был таким, что лучше б им разбиться. Вот они и разбивались, а звук падающего от каждого содрогания стекла и фарфора хоть немного помогал Героине расслабленно, от чистого сердца кричать свою безнадежность.
   Героинина готовность все переделать в доме ее родителей не прожила более пяти месяцев. Препятствиями выступили апатия отца, небольшая зарплата охранника, которая почти вся уходила на согревание его внутренностей спиртом с водой. Героина была бы рада поработать, но со своим сомнительным, даже втройне сомнительным, положением, она вряд ли бы нашла что-нибудь. В итоге пятый месяц проживания Героины по состоянию жизненных условий постепенно скатился до зеркального отражения дней до появления Героины. Словно Героина и не появлялась, не приходила и не объявлялась; словно она умерла. Действительно, отбросить все эти банальные внешние критерии как прекращение пульсации крови и отсутствие дыхания и понять, что человек может дышать, но при этом быть в разы мертвее Достоевского или, скажем, Ленина. О ее существовании часто забывал и Семен. Она жила в уголке, потребляла совершенно незаметно для "семейного" бюджета. Она, можно было подумать, только ждала печати, которая объявила бы ее официально мертвой. Точнее, убитой. Вот, через день-другой придет ребеночек чтобы убить ее, а главное - поставить ту самую печать. Да, таким образом, возможно, та пудра, которая осталась от некогда активного разума, хоть и постороннего, совершенно верно подсказывала Героине ее судьбу.
   Когда пришла пора, она уже ни на что не надеялась. Она чувствовала, что это сила, похожая на наследственную, непременно после родов отправит ее в могилу, а на продолжение рода не приходится и надеяться: какой же ребенок выйдет в результате инцеста. Нет уж, лучше просмотреть свою жизнь с начала до конца, и разгадать все тайны.
   Вот лед и тронулся. Если минуту назад ее разум был отделен от сознания, прощаясь с миром, то сейчас они воссоединились, чтобы созерцать голую темноту и слушать странные расспросы. "Как тебя зовут?" - спрашивает голос. "Ну что мне стоит после окончания жизни помочь кому-то заполнить анкету" - подумала Героина, готовая ответить. "Это не анкета" - объяснил голос, и она только тогда вспомнила, что вне тела ее мысли тождественны вербальным сигналам. "Героина" - ответила она. "Ты уверена?" - голос задал самый неожиданный вопрос для девочки. "Меня мама так назвала" - пояснила она, но уже не особо уверенная. "А ты уверена, что она назвала тебя именно так?" Вопрос застал душу девочки врасплох, поэтому ничего в ответ она подумать не смогла. К счастью в этот момент голос, показавшийся Героине торжественным, объявил: "Ты появилась на свет и тебе дали имя, - а потом мягче: - Героина, Героина, Героина..." "Хорошо, - подумала душа, - а теперь давайте просмотрим начало моей жизни, чтобы все прояснить!"
  

1

  
   Это было похоже на экран кинотеатра, разогревавшийся с мороза, пульсирующий изображением, настраивающий резкость. Среди зрителей была только она и смотрела она свою жизнь. Она не торопилась и не скучала: деться ей было больше некуда, а смотреть больше нечего. Она не без интереса разглядывала лицо своей матери с бьющейся в мучениях жилкой на лбу посреди капель испарины, запах которой, казалось, так сильно манил мух и червей. Не лучше был и отец. Он был рядом с женой, но глаза его уже тогда замерли в бессмысленности. Он явно не хотел здесь присутствовать, не хотел ребенка, не желал даже существовать.
   Невыносимые крики были криками агонии. Да, это умирала Героина, порождая на свет себя же, чтобы проделать тот же самый полный ошибок и бессмыслицы путь. Имеет разве значение то, что в один момент душа ее встанет с кресла и шагнет в этот фильм (экран и тельце ребенка поглотят ее), что она обретет способность управлять своей судьбой?
   Крики уже давно стихли и звучали загробным эхом разве что в ушках розового младенца.
   - Ути красавица! И какая же мама тебя бросила? А?
   Героинка только тянула ручку и выдыхала нечленораздельными звуками.
   - Как тебя зовут? А?
   Только усталость накрыла шелковыми ладонями ее глаза, как вокруг нее уже другие люди, но такие же радостные. Новые дни хоть продолжали что-то отнимать у большой в маленьком теле Героины, но зато приносили ей понимание. Она была в детском доме, все правильно. Но детдом был при московском храме. "Оказывается, моя жизнь начиналась здесь?" - сначала удивлялась Героина. Потом она начала удивляться другому.
   "Оказывается, я крещенная!" В храме была целая очередь таких же маленьких детишек. Очередь вела в плавильный котел, в тот, после которого уже не переплавишься обратно. Прикосновение Бога здесь будет прикосновением духовника детдома, самого настоятеля храма - отца Андрея. Он всем в детдоме уже крестный отец, а Героина уже в самом центре купели. Отражение в воде спокойно. Да, вот Героина и видит свое лицо, тонкой молочной пенкой плавающее в сосуде. Она совершенно забыла про панику, отвыкла от нее не меньше, чем от собственного лица. Маленькая девочка даже улыбалась, готовая рассмеяться. Как же можно было бояться такого чистого и приветливого лица?! Видимо, она вылечивалась. Это было первым добрым сигналом.
   Она даже не заметила того, как подросла. Она чувствовала, что словно осталась в младенчестве. Память из будущего до сих пор пульсировала синяками, обидными оскорблениями и ошибками, но вокруг ничто, казалось, даже не думало ее обижать. Большие дети если подходили к Героине, брали на руки или за руку то только чтобы полюбоваться на ее личико. Между собой у них также не возникало ни драк, ни перепалок сквернословия. Героина удивлялась, хотя все отлично понимала. Ведь у них всех были одни крестные родители, а это значит, что друг другу они совсем не чужие. Да дело было не только в "официальном" статусе. Церковная община словно заменяла всем детям семью. Необычайно сильная связь с духовником совершенно подходила для родственного русла. Да и вышли дети словно из одной и той же "капусты". Все они были вытащены из одинаково порочных условий существования. Одинаково порочных...
   Размышляя об этом совершенно по-взрослому, Героина заглядывала под панцирь своей памяти и видела на старте ее судьбы лишь мутное пятно, которое и можно было истолковать разве с помощью прилипшей в прошлом фразы. "Одинаково порочных"...
   Поэтому в шесть лет воспитатели впервые услышали от нее:
   - А кто моя мама?
   Те сначала старались переводить внимание Героины с образов родителей на образа святых, но потом поняв, что это без толку, сказали ей, как было записано в бумагах:
   - Героиночка, мы не знаем. Бог только знает. Вот у него и спрашивай.
   - Ну почему?
   - Твоя мать рожала без документов. Наверное, она и не хотела, чтобы кто-нибудь знал.
   Девочка приняла совет. Притом она действительно уже воспринимала Господа как реального "персонажа" ее личной жизни. Она молилась, чтобы Бог помог ей узнать и найти своих настоящих родителей. Она молилась в кровати и в храме, стоя и на коленях, про себя и публично. После этого дети даже стали интересоваться: зачем тебе, Героина, настоящий отец? твоя семья здесь, у тебя есть Отче. В конце концов, дома ты найдешь только холод и порок.
   Но Героина отвечала, что несмотря на притягательность жизни в православном детдоме, ничто не знаменит ей чувства настоящего родства. Все нормальные дети живут с родителями, общаются с ними! Героина обретет смысл только соединившись с родителями. Но вот где их искать? Ответ пришел в четырнадцать лет.
   Да и мог он прийти только в этом возрасте. Почему? Дело в том, что в этом году Героина получила паспорт. Это была не просто небольшая книжечка. Это был настоящий генный код самой девочки. Открывая ее, Героина словно всматривалась через мощный микроскоп в собственную спираль ДНК. Конечно, только генные исследования могли сказать правду о биологических родителях девочки. А этой спиралью было имя девочки.
   Как тебя зовут?
   Ее зовут Героина 60-16-66. Да, именно так. Паспорт рассказал ей о ее настоящем имени. Никто в детдоме никогда не называл ее полным именем. Это показалось девочке странным, поэтому она спросила о. Андрея об этом.
   - Да, я знал твое полное имя, - рассказывал он, опустив взгляд на четки, которые нервно перебирал, - Это показалось мне какой-то глупой нечеловечной шуткой твоих родителей, которые мало того, что бросили малое дитя, еще и дали ему антихристское имя. Где обитает святой дух не должно звучать таких имен. Да какое это имя, это скорее код!..
   Отец был прав, как всегда, решила Героина. Это было не что иное как код. Он, только он поможет разгадать всю великую тайну Героины.
   Но успело пролететь целых два года. Героина перешла в разряд старших. Под ее негласную опеку перешли маленькие, но она до сих пор сама не чувствовала себя взрослой. В школе некоторые малыши были умнее нее. Они даже, в отличие от Героины, предлагали интересные и правдоподобные решения головоломки ее имени.
   - Ты ведь хочешь найти своих родителей? - спросил на перемене маленький Стасик. - И ты думаешь, что твое имя должно помочь их найти? Так может, это адрес родителей.
   Стасик почти смеялся, и Героина ругала его:
   - Как это может быть адрес! Ты глупый что ли? Скорее уже телефон!
   Но для телефона код был слишком короток.
   А чуть позже, когда она рассказала об этой догадке своей подружке, двенадцатилетней Тамаре, она сказала, что есть такая улица - 60-летия Октябрьской революции. И действительно, интересно будет обратиться по адресу ул. 60-летия Октября, дом 16, кв. 66, который реально существовал.
   В условиях, когда единственный смысл твоей жизни составляет поиск настоящих родителей, такая догадка немедленно должна быть проверена. Героина видела, что прихожане иногда берут маленьких ребят из их детдома к себе на один-два дня, она слышала также часто истории этих ребят о том, как там хорошо и куда их возили. Поэтому она поняла, что имеет реальную возможность проверить гипотезу. Но о. Андрей категорически отказался пускать девочку по незнакомому адресу, а когда догадался в чем дело, строго наказал Героину, оставив дома читать Писание в то время как все гуляли и веселились.
   И тогда она, конечно же, сбежала. Запрет стал последней, большой каплей в стакане прочих запретов. Любовь к свободе не могла заглохнуть даже под блеском доброго отношения, развлекательных мероприятий и поездок. Она отнюдь не стала исключением когда покинула приют. Наоборот, она скорее последовала за остальными. Не раз за свои шестнадцать лет жизни она узнавала, что какой-то бывший хулиган убежал. Не раз она также слышала, что эти самые хулиганы возвращались (обычно к зиме), после чего их строго вразумляли: не надо так делать! Но это не мешало им вновь покидать божье прибежище когда им нравилось. Что уж тут говорить о святом желании девочки найти своих родителей! Да даже наоборот, грешно запрещать ей искать соединения с ними!
   Так считала Героина. Но город был непривычно большой и сложный. Молитвы здесь не помогут отыскать нужный адрес. Могли помочь люди, но что с ними говорить! Они вечно заняты только собой и наверняка не знают ничего кроме своего дома, адреса друга, которого они ненавидят, и работы. С такими бессмысленными рассуждениями Героина доходилась до почти оголившегося космоса над головой. Уже надвигался занавес и в качестве последней проверки улиц вылезли люди, чьи цвета гармонично и многозначительно сливались с небесами, домами и тротуаром.
   - Ты не потерялась, девочка?
   Милиция-то и доставила в столь поздний час девочку по адресу, который она назвала. Сюрприз придется встречать с ними вместе, а это вдвойне веселей, а главное - безопасней с такой страховкой.
   Настоящие таксисты в фуражках, она проехали четверть Москвы, чтобы осчастливить бессовестную беглянку. Вот они уже трезвонят в квартиру 66, а сердце девочки мечется в груди, оно не хочет смотреть, не хочет ломать наивную легенду, на которую так много - все - возлагалось.
   - Здравствуйте, это ваша... хм... дочь? - офицер переглянулся со своим напарником, посмотрев на угасающе безволосую, с круглыми стекляшками на носу голову хозяина дома.
   - Я Героина, - пролепетала девочка, не задумываясь о странности своего заявления.
   - Что? - усмехнулся почти пожилой мужчина, проводя сильной красной ладонью по седине щетины. - Героина? Извините меня, девочка, конечно, прелестная, но... знаете...
   Тут в глубине комнат зародилась новая, страстная жизнь. Старая, но сохранившая огонь веры. Она немедленно потеснила мужа в дверях как усыхающее в инертности дерево.
   - Героина?
   - Да, - голос Героины дрожал, как у ребенка, убедившегося в существовании Деда Мороза.
   - Героиночка? - очки женщины почти упирались девочке в нос. - Неужели это ты?
   Над безумной сценой высилось строгое и гордое, но хранившее молчание лицо мужа.
   - Так это все-таки ваша дочь? - милиционер обращался к старику.
   - Да, - выпалила женщина, наверняка ничего не увидев в темноте подъезда, - Героина наша дочь!
   - Ну, тогда все хорошо? - скепсис продолжал мучить офицера.
   - Проходите к нам на чай! - предложила она, но те отказались, растворившись в ночи.
   Зато чай немедленно получила Героина.
   - Как это - целый день ничего не ела! - приговаривала женщина, орудуя с кастрюлями. - Надо тебе срочно что-то приготовить. Борщ у меня сегодня. Только разогрею сейчас!
   Время почти ночь, старики явно собирались в кровать. Героина до сих пор не могла поверить в эту сказку. Она боялась даже подумать об этом, мысль могла уничтожить ее, хрупкие чары могли тут же опасть бесполезным конфетти. Все держалось на суетливой седой женщине, а старик вот молчал. Когда ему это надоело, он позвал женщину: "Вера!". После того как они пообщались наедине, они вошли в комнату, внимательно вглядываясь в лицо Героины.
   - Я помню, что у нашей девочки было страшненькое лицо, - сказала она это Героине.
   - Но я расцвела!
   - Я верю, - кинулась она на девочку, - ты и есть наша Героина. Конечно же, что тут удивительного, когда гадкий утенок превращается в прекрасного лебедя, а золушка - в принцессу. Это происходит повсюду, особенно если верить. - Мы тебя столько ждали! Зачем ты нас так мучила?
   Муж шумно покинул кухню. Что-то мешало ему согласиться с женой Верой. "Сумасшедшая!" - лишь раздалось вдалеке.
   - Ты же меня с ума свела, когда пропала! - жаловалась Вера, обнимая дочь.
   Следующий день словно и не планировал принести прояснение. Вера все ходила радостная, а Людвиг - так звали отца Героины - кажется, еще больше помрачнел. Но при этом молчал, хотя Героине больше всего хотелось узнать, что же он скрывает. Причем молчал он даже когда они оставались наедине. Когда какой-то бес зачем-то разбудил их рано утром, они заметили, что Веры нет - она уже явно стояла в очереди за талоном к зубному врачу. Людвиг не произносил ни слова, и Героина побаивалась его. Но ведь надо было начинать налаживать отношения со своим же отцом, к которому она так стремилась. Когда она зашла в зал, он стоял на балконе. Открытая дверь свободно гнала тонкий запах дыма, в своих больших и раскрасневшихся от времени клешнях, как у рака, он держал сигаретку. Героина претворилась, что смотрит телевизор, но долго сидеть ей не пришлось. Людвиг позвал ее к себе на балкон. Героина подумала, что он решил, наконец, с ней поговорить, но он все молчал. Наверное, тоже претворялся что смотрит телевизор, только особого типа, тот, который показывает рутину двора. Тогда Героина заговорила первой:
   - Как вы тут без меня поживали?
   - Ты же все слышала от Веры. Она тебе все сказала.
   Людвиг словно выдавал свое скрытое согласие с женой.
   - Я свела вас с ума, значит?
   Людвиг непонимающе покосился на Героину, которая спокойно глядела во двор. Поняв что она имела в виду, он ответил, несколько громче:
   - Ну, если быть точным, то только одного из нас. Вера всегда была с тенденцией в безрассудность. Сначала это мне в ней даже нравилось, подумать только.
   - То есть ей жилось плохо, - заключила она.
   - Ну, почему только ей, - сказал он. - Я лишь сказал, что она немного тронулась умом. Она словно вообразила себя настоящей матерью... м-м, - он коротко посмотрел на нее, - Героины.
   Потом что-то заставило его вновь взглянуть на девушку. Это была какая-то вторая сила, только просыпающаяся от долгого сна внутри него. Вопреки своим рассуждением он засмотрелся на ее черты. Солнце только показывало макушку из-за горизонта, а поэтому в воздухе было еще довольно темно, сонно, тихо и безлюдно, а главное - грани ее прямых каштановых волос светились ярче, ведь через них на Людвига и глядело солнце.
   - И что? - спросила она.
   - И, - вспоминал он, отведя взгляд. - Она всегда мечтала стать матерью, поэтому приняла Героину как свою. А значит, и потерю эту восприняла очень близко. Сильно близко. У нее была истерика. Но я ведь тоже то этого страдал. Вся моя жизнь из-за этого превратилась в какую-то обидную никчемность. Я, можно считать, потерял жену, и видно, уже никогда не найду то, что когда-то хотел. Что тут поделаешь? Уже поздно.
   - Ну, почему вы отчаиваетесь?
   - Да кому я такой старый нужен? Даже своей жене уже осточертел. И она мне тоже, надо сказать. И все из-за исчезновения Героины.
   - Да почему вы обо мне все время в третьем лице говорите?!
   Он заметил как она развернула к нему корпус. Это было для него нечто вроде взведенного курка, и поэтому он развернулся в ответ. Ее волосы ветер выкидывал из окна на волю, а солнце все больше забирало из холодных рук темноты ее прекрасные формы, выдержанные в божьем доме. Вряд ли Людвиг даже надеялся, что когда-нибудь напротив него будет стоять такая девушка.
   - Потому что ...
   Потому что если бы Героина сказала "Нет", она бы не была тождественной самой себе, ее настоящее не равнялась бы тогда своему сомнительному прошлому, та Героина не была бы прошлым Героины этой. Но возражений не было, и поэтому даже отец готов был, наконец, признать в этой юной красотке ту самую, чудом сохранившуюся и преображенную Героину, которая много лет назад ушла, глупая, искать свои корни в американских знаменитостях, а надо было искать именно тут, у себя под носом, надо было узнать свое имя. Как все было просто!
   Никаких возражений не было, сами тоненькие ручки Героины страшной силой тянулись в эти покрытые шершавым панцирем кулаки, а ее натянутая словно струна кожа будто бы магнитилась к его - дряблой, но измученной опытом и выжиданием.
   - Господи, - сначала было подумала Героина, но какая уж тут сила выдержит такой напор? Здесь и мысли о грехе против естества, то есть против нашей небесной природы теряли свою силу. Здесь только и оставалось, что, видя невозможность сопротивляться, благословить и тем самым попытаться искупить болезненное слияние.
  

1

   Казалось бы, уже ничего не сможет сдвинуть ситуацию с места. Казалось, это будет повторяться вновь и вновь. Так, в общем-то, и происходило. Ничего, по сути, и не менялось. Верно казалось. Если что-то новое и происходило, то это прояснение.
   Например, Героина, отправляясь в мир иной, увидела в руках акушеров не свою маму, а себя же, испустившей дух сразу после извлечения плода. Хотя она искренне желала пересмотреть свою жизнь заново. Нет, жизнь, оказывается, продолжалась, но без Героины. По крайней мере, без этой Героины. Новая Героина пока что делала свои первые всхлипы, она была на самом старте. А душе показалось, что она на пороге важного открытия. И именно это заставило ее вселиться в тело своей дочери, навсегда слиться с ее разумом. Девочка была абсолютно здорова, хоть не блистала красотой, но на жертву инцеста не была похожа. Но почему? Новой Героине предстояло ответить на этот вопрос, как и на многие другие.
   Сама природа девочки, казалось, толкала ее на эту стезю. С самого-самого детства она засыпала своих воспитателей - Веру и Людвига - самыми разными вопросами. В общественном транспорте все только и следили за тем, как маленькая девочка берет интервью у стариков. Не удивительно, что Героина стала журналистом. Тем не менее, ее интуитивно больше тянуло не на чужие истории, а на изучение собственной загадочной родословной. Кто ее родители? Этот вопрос открывал большой исследовательский проект Героины. Она расспрашивала Веру Людвиговну и Людвига, слушала всех кто откликался и шла по любой малейшей наводке. Отметая неверные пути, она успешно шла по нужному. Ниточка привела ее к о. Андрею, который с радостью поделился своими давними воспоминаниями, воспитатели и выпускники также рады были ей помочь. Петр Петрович и даже Клара поделились всем, что они знают. Директор Федор выложил все как есть и даже катящийся в могилу Семен Ворейцев за водкой рассказал все. Героина дала тому немного денег. Родственник как-никак.
   Небольшие деньги получили от нее также все детдома, которые она посещала.
   Мельникова Оксана поживала хорошо. Она даже книгу написала: про свое детдомовское детство и про сногсшибательную встречу с Героиной. Вера Никитична уже старая была, поэтому долго не отпускала из-за стола правнучку своей воспитанницы. Все рассказывала на диктофон, вспоминала. В том числе рассказала про легенду о Брэнджелине, автором которой являлась, как выяснилось, именно она. Пара суперзвезд, кстати, давно ушла на покой. Успешная журналистка не стала их тревожить, тем более что Питт все равно ничего бы не сказал. Ей хватило того, что поведала Оксана.
   Все это сложилось в довольно понятную картину, хотя и не лишенную мистики. На свой заглавный вопрос Героина нашла ответ. Ее родители - Людвиг и Героина. Родителями той Героины были Семен Ворейцев и Героина. А родителями этой Героины в свою очередь являлись сам Брэд Питт и Героина. Ну а данную Героину зачали Семен и Лидия Ворейцевы, которых позже подменил детдом, а потом - Вера и Людвиг, которые спустя непродолжительное время потеряли бесшабашную Героину, которая успела зачать с Брэдом Питтом Героину, которая, попав в детдом, сбежала по ошибке к своему дедушке, вместе с которым (хотя тут сомнения, действительно ли Семен был подлинным дедушкой) они дали жизнь Героине, которая благодаря коду, вложенному ее мамой в ее имя попала к Людвигу с Верой, которых по ошибке приняла за родителей. На самом деле, видимо, желание чтобы ее ребенок, если выживет, попал в хорошие руки, вынудили умную Героину пойти на хитрость с кодом, а ее мать по какой-то причине рожала под именем своей подруги Оксаны.
   Героина осталась довольна работой, и казалось, что все проблемы решены. Казалось до тех пор, пока она не встретила на работе красивого паренька по имени Михаил. Нет, она выжила после родов и у них родилась смышленая дочь. Просто будто третья сторона, олицетворяющая наследственную энергию, постоянно вмешивалась в их интимную жизнь. Героина нестерпимо страдала в постели, прямо как и все ее предки. И ничто не помогало.
   Слава Богу хоть какая-то радость была у нашей журналистки. Ее дочка была бесподобно мудрая уже в свои семь лет. Кто-то говорил, послушав ее рассуждения, что маленькая девочка помешанная, юродивая. Но маме казалось, что она скорее гениальная. Дочка уже тогда мельком начала изучать свое сумасбродное "родовое дерево". Она проводила пальцем по линии, идущей от первой Героины до себя, приговаривая:
   - Поколений черед пролетит незаметно. Повторять - мой черед. Перемен не заметно.
   Она будто объясняла то мистическое, что не смогло понять исследование ее мамы.
   Наслушавшись подобных невиданных речей, журналистка решила узнать, что может ее маленькая прорицательница сказать про странное родовое проклятие. Казалось, будто теперь все ее потенциальные половые партнеры - ее отцы. Иначе отчего ее тошнит и выбивает из нее нестерпимый крик, как и из ее мужа, как и ее мать, и ее бабку, и ее прабабушку некогда. Они-то - да, они считали своих партнеров отцами, но сейчас-то ее муж ей явно не отец. Это какая-то наследственная психическая травма или что? Ответ дочери был незамедлительный и несомнительный:
   - По бокам от тебя все дщери да отцы. Руку рань, кровь одна. Род один нынче мы.
   Спи сладко, первая Героина! Привет тебе!
   Угадайте, как звали дочь?

***

  
   Вот это необъяснимое существо и есть та Героина, которая и рассказала всю эту историю завсегдатаю бара. Понятия не имею, кто он ей приходится, и рубила ли она анапестами или сошла к презренной прозе. И тем не менее, она ему поведала все. А он - моему другу. А тот - мне. А я - вам.
   Конечно, когда пересказывает, каждый добавляет в рассказ немного своего. Я, конечно, не знаю, но мне кажется, что больше всех добавил я. Это не из разряда смешных экспериментов о том, как искажаются сплетни при передаче от человека к человеку. Это - результат того, что я увидел в рассказе нечто больше.
   Это - вся наша жизнь. А Героина - это ты.
   Какая из них - решать тебе.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"