По желтой степи брели усталые лошади и медленно тянули за собой тяжелые телеги. Колёса тележные скрипели: то сердито, то жалобно. И крепко люди сжимали зубы от этого надоедливого скрипа. Майское солнце почти забралось на самый верх неба и беспощадно палило оттуда нестерпимым жаром. Негде от того жара скрыться: только степь кругом да далекие горы в сизой туманной дымке. До последней крайности истомились путники, когда старик с костистым лицом и уродливыми надбровьями, сидевший на передней телеге прохрипел:
- Терпите, вон уж Джанама показалась. Немного нам еще мучиться. К вечеру дома будем!
Засуетились, заёрзали путешественники от стариковского крика, стали подниматься, вглядываться в степную даль, и, заметив там убогие постройки, облегченно вздыхали: не за горами родимый дом. И речка Тентек рядом, она как раз околицу Джанамы и обнимает. Полегче сразу стало, надежда появилась на горизонте. Вот-вот станет реальностью и заветная мечта странников: умыть лицо холодной речной водой да напиться вдоволь. Однако на окраине селения ждала мечтателей досада.
- А ну стой! - выбравшись из-под ветхого камышового навеса, закричал белобрысый солдат с облупившимся носом. - Куда прёшь?!
В руках солдат сжимал винтовку, поэтому старик на передней телеге резко дернул на себя вожжи, останавливая усталую, но уже почуявшую близкую воду лошадь. Остановились и другие телеги.
- Кто такие? - преградил странникам путь хмурый боец.
- Мирные мы, - залебезил старик, слезая с телеги. - Из Гавриловки идем, на промысле там были, на заработках, а теперь домой возвращаемся в Ушарал.
- Нельзя в Ушарал, - повесил солдат винтовку на плечо.
- Как нельзя? - всполошился старик. - Нам надо.
- Банда там.
- Какая еще банда?
- Сдыхали, поди, о черном атамане Анненкове? Вот он в Ушарале сейчас и окопался.
- Так он давно там, он нас не тронет, - замотал головой старец. - Мы мирные. Зла никому не хотим. Пропусти, милый человек. Кому мы нужны: бабы да я - старик.
При слове "бабы" лицо солдата, хранившего досель окаменевшее безразличие, расслабилось в некое подобие любопытной улыбки.
- Бабы, говоришь, - хмыкнул боец и стал рассматривать сидевших на телегах женщин. По мере осмотра, улыбка на лице военного медленно превращалась в презрительную усмешку. Грузные вспотевшие женщины с землистым цветом лица в грязной одежде явно не пришлись солдату по душе. А когда он заметил на щеке одной из обозниц сизо-красную гнойную язву, так его аж передернуло от брезгливого возмущения.
Солдат хотел плюнуть от великой досады на пыльную дорогу, но тут он заметил на последней телеге молодого щуплого парня с печальным лицом и при очках в стальной оправе.
- Кто такой?! - будто выплеснул всё своё негодование боец, срывая с плеча винтовку.
- Я..., - залепетал парень и стал надрывно кашлять, - к родственникам иду в Ушарал. Кх-х-х. К сестре... Кх-х-х...
- А ну слезай, контра, - передернул солдат затвор, - пошли к командиру. Средь баб хотел затесаться! Не выйдет! Пошли ...
Командир красноармейского отряда вместе с комиссаром сидели за столом в низенькой мазанке, изнывали от жары и пили зеленый чай.
- Контру поймал, товарищ командир, - доложил боец, распахивая дверь. - Средь баб прятался, гнида! - После этих слов, солдат так крепко ударил своего пленника прикладом промеж лопаток, что тот на самую малость не свалился на колени. - При очках, гад! Не иначе, к бандитам пробирался. Точно, лазутчик!
- А у тебя, Коровин, любой, кто в очках, так непременно и контра, - разглядывая изрядно смущенного пленника, встал из-за стола комиссар. - Тебя послушать, так...
- Кто такой? - строго спросил командир, не позволив комиссару высказать полностью свою мысль.
- Николай Громов, - торопливо доставая из кармана какую-то бумагу, забормотал испуганный парень. - В Ушарал я иду. Кх-х-х. К сестре двоюродной. Болен я, а она обещала меня к знахарю, который горным мумиё лечит, отвести. Кх-х-х... Она знает...
- Как зовут сестру? - спросил командир, вглядываясь в худое изможденное лицо юнца.
- Вересова Марьяна Ивановна, - часто заморгал Громов. - Её в Ушарале все знают. Учительница она. Кх-х-х. Пропустите меня, товарищ командир, умираю, ведь...
Командир замолчал, поскрёб заросшую щетиной щеку, подошел к открытому окну, шумно высморкался и стал смотреть на кусты, густо заполонившие невысокий речной бережок. Комиссар тоже было шагнул к окну, но резко обернулся и спросил, дрожащего парня.
- А идешь-то ты откуда, милый друг?
- Из Семипалатинска.
- Родные там у тебя есть?
- Матушка там. Кх-х-х . Она акушерка при городском лазарете. Громова Наталья Петровна.
- Вот, видишь, - вздохнул комиссар, - мать у тебя в нашем Семипалатинске, а, значит, ты нам должен помочь.
- Да чем же я смогу помочь? - вскинул на комиссара серые глаза пленник. - Какой из меня помощник? Болен я. Кх-х-х. Жить-то мне совсем ничего осталось...
- Вот ты и должен, Николай, напоследок геройский подвиг совершить. Ради власти нашей народной, так сказать, не пощадить ничего. След оставить в памяти народной...
- А что, что сделать я должен? - в нервном возбуждении завертел головой Николай.- Кх-х-хе...
- Мы сейчас пропустим ваш обоз. Вот. Когда будете въезжать в Ушарал, то ты должен внимательно смотреть и выявить все укрепления на окраине, есть ли там пулеметные гнезда и всё прочее. Понял? Я по глазам вижу, что ты грамотный, смышленый и приметливый, а потому рассмотреть тебе укрепления, что раз плюнуть. Конечно, ежели вас там сразу к стенке не поставят... но, в жизни всякое бывает. Посмотришь там всё, по селу походишь, а ночью нам расскажешь...
- Как же я расскажу-то? - вытаращил на комиссара испуганные глаза Громов. - Я ж там буду.
- Так, вернешься ты к нам, как стемнеет. Доползешь по степи до речки, а дальше по кустам прибрежным... Чего проще-то?
- Нет, - никак не хотел соглашаться Николай. - Я же говорю, что болен: не доползти мне... Кх-х-х.... А если меня бандиты поймают?
- Слушай! - заорал командир и, что есть силы, ударил кулаком по подоконнику. - Ты всё у меня сделаешь, что комиссар сказал! А артачиться будешь, то я сейчас же пакет в штаб дивизии отправлю, чтоб мать твою в Семипалатинске к стенке поставили! Потом и сестру твою туда же! Ты понял меня?! Только попробуй, не вернись сегодня ночью!
Когда обоз, переправившись через реку, отъехал от аула Джанама больше, чем на версту, старик спрыгнул со своей телеги и подсел к понуро сидевшему на другой телеге парню.
- А я испугался, что не пропустят, - заговорил старец, утирая обильный пот со лба. - Решил уж, что прогорело наше с тобой дело. И откуда они только здесь взялись?
- Передовой отряд. Атамана Анненкова преследуют.
- Так им Анненков и дался, - усмехнулся старик. - У него тысяч пять бойцов таких, что оторви да брось. Казаки да уйгуры. Анненкова так просто не возьмешь, это я точно знаю. Видел Бориса Владимировича в деле. От тебя-то чего они хотели?
- Не знаю, - пожал плечами Громов. - Всё спрашивали, а почему это я в Красной Армии не служу. Я о болезни рассказал, тогда они махнули рукой и велели пропустить, сказав напоследок, что всё равно нас в Ушарале шлепнут.
- Не, не шлепнут, - махнул рукой старик. - Меня там всякий знает. Осмотримся пару деньков и за дело. Так что, Коля, скоро мы с тобой с золотого блюда яства диковинные вкушать будем и в портянках батистовых щеголять.
- Не говори "гоп", - вздохнул парень, проворно нагнулся с телеги и сорвал желтый тюльпан. - Там тоже не дураки сидят...
- Только бы они воевать промеж собой не начали завтра, - усмехнулся старец. - Нам это не на руку. Вот сладим дело, а потом уж они пусть друг друга напрочь расколошматят. Не жалко...
О том, что его в Ушарале всякий знает, старик здорово ошибался. Они только подъехали к глинобитному забору на околице села, так их всех без разбора сразу же уложили носом в горячую пыль и начали обыскивать. Обобрав испуганных путников до нитки, стали вооруженные люди совещаться: здесь ли расстрелять "эту гниль" или отвести подальше в степь.
- Я свой! - верещал старик. - Старосту позовите! Он знает меня! Я здешний! Супряков я!
- Давай здесь их оприходуем, Тимоха, - сказал один из бандитов, крепко ударив носком сапога старика по ребрам. - Неохота по такой жаре идти куда-то.
- Здесь нельзя, через день вонять начнут, а могилу копать, земля тяжелая, камень один, - ответил его подельник. - Лучше отойдем в степь и там...
- Эй, казаки, - твердым решительным голосом сказал, лежащий возле стонущего старика Николай Громов. - К генерал-майору Анненкову меня отведите. К Борису Владимировичу. Он меня ждет.
- Чего? - переглянулись казаки, услышав не особо привычное в последнее время воинское звание и имя с отчеством предводителя партизанской армии. - К кому?
- К атаману вашему! - в голосе Николая послышался некий начальственный оттенок, от которого в душах казаков проклюнулся росток сомнения. Они немного пошептались, пожали плечами, и повели пленника к центру села, а спутников его заперли, на всякий случай, в хлеву старой конюшни.
Генерал-майор казачьего войска Борис Владимирович Анненков сидел за столом в просторной горнице и насмешливо глядел на связанного молодого человека. Черный застиранный халат генерал-майора был распахнут на мускулистой груди, обнажая перед пленником татуировку черепа с костями. Когда Анненков начал говорить, череп под грудью будто ожил.
- Так это я тебя жду? - чуть нахмурил бровь атаман и легко раздавил пальцами крупный грецкий орех.
- Я вынужден был так сказать, Борис Владимирович, - ответил Николай, не пряча глаз от атаманского взора. - Мне надо непременно с вами переговорить.
- О чем же?
- Я пробирался сюда из Иркутска и хочу вместе с вами бить красную заразу. Я с двадцати лет в добровольческой армии, контузию получил. Я готов жизнь положить на алтарь. Это, во-первых, а во-вторых, я хочу доложить вам, что в десяти верстах отсюда отряд красных.
- Эк, удивил, - усмехнулся Анненков. - Ты считаешь, что у меня разведки нет? Знаю я всё об этом отряде. Недолго им осталось небо коптить..., - атаман провёл рукой по внушительному чубу и кивнул казакам, застывшим у двери. - Уведите его, братцы... куда-нибудь подальше в степь. Не понравился он мне. Хвастливый, больно. Всё я да я... Не люблю таких...
- Аул сильно укреплен, - закричал Громов, когда сильные руки схватили его за шиворот. - Я семь пулеметных гнезд насчитал, а я не всё видел. Секреты они по степи поставили. Если вы на штурм аула пойдете, то они многих положат! А я знаю, как их уничтожить вообще без потерь!
- Подождите, - взмахом руки остановил своих бойцов атаман. - Чего ты знаешь?
- Красные пропустили меня сюда с условием, что я проведу здесь разведку и ночью вернусь к ним, - торопливо начал докладывать Николай. - Я вынужден был согласиться, потому как в противном случае, эти сволочи обещали расстрелять мою мать. Но я их так ненавижу, что ничего не пожалею для борьбы. Вы определите место, куда мне этих гадов ночью вывести и я приведу их под ваши пулеметы. Клянусь честью! И тогда вы их всех... и за меня ... и за мою мать. Поверьте мне, Борис Владимирович. Прошу вас - поверьте! Не ради себя прошу, а ради дела праведного.
- Выведи-ка его на крыльцо, пусть там посидит покуда, - приказал атаман казаку, - да пошли кого-нибудь к начальнику штаба, к Денисову. Вели, чтоб скорее сюда шел.
Громова вывели на крыльцо, развязали ему руки и велели присесть на завалинку в тенечке. Один казак расположился рядом с Николаем, другой, шумно втянул ноздрями дух какого-то сытного варева, достал из мешка котелок, протер его изнутри ладонью и скорым шагом пошел к центральной сельской площади, где возле дымящей полевой кухни толпился народ. Охранник Громова, уселся поудобнее на завалинке, оперся спиной о теплую стену, надвинул фуражку на глаза и задремал. Казак ничуть не боялся, что пленник его даст дёру, а потому стал слегка похрапывать. Николаю же, было никак не до дремоты, он: то озирался по сторонам, то смотрел на уходящее за крышу амбара солнце, то гладил тщедушного котенка, осторожно выбравшегося из-под крыльца. Котенок обрадовался человеческой ласке и стал довольно мурлыкать. Однако счастье юного представителя семейства кошачьих длилось недолго, к крыльцу подбежал малец лет восьми и без разговоров выхватил из рук Николая разомлевшего зверька, но убежать мальчишка не успел. Громов схватил его за подол рубахи и прошептал на ухо.
- Учительницу Марьяну Ивановну знаешь?
- Знаю, - также шепотом ответил малец. - Её у нас все знают.
- Сбегай к ней и скажи, что её здесь братец дожидается. Сбегаешь?
Марьяна появилась минут через пять. Она выбежала из-за угла соседней избы, но увидев Громова, застыла на месте, прикрыла рот рукой и прошептала удивленно.
- Ты?
-Я, - улыбнулся Николай и поднялся навстречу девушке, но не успел он и шага сделать, как охранник очнулся от сладкой дремоты и, ловко ухватив пленника за шиворот, заставил сесть его обратно на завалинку.
- А вы, барышня, отошли бы, от греха подальше, - крикнул казак Марьяне, поднимая винтовку наизготовку. - Нельзя сюда.
- Это ж моя двоюродная сестра! - в сердцах закричал Громов и тут же получил прикладом по ребрам.
Девица охнула, заморгала огромными глазищами и, невзирая на сердитые крики охранника, подбежала к схватившемуся за живот Николаю. Казак немного смутился от столь резвого поступка, а потому не сразу сообразил, как образумить дерзкую девицу, не стрелять же в неё, в конце-то концов. Пока казак искал достойный выход из непростой ситуации, Громов успел шепнуть Марьяне.
- Там старика здешнего арестовали. Супрякова Никиту Кузьмича. Попробуй вызволить его. Сходи к старосте. Он должен помочь... И еще, ты - моя двоюродная сестра. Поняла?
Справившись с оторопью, казак схватил наглую девицу за правую руку повыше локтя и заорал во всё своё луженое горло.
- А ну пошла отсюда!
И справился бы казак с настырной девкой в два счета, если б не строгий окрик с крыльца.
- Прекратить!
На крыльце стоял Анненков, и карие глаза его сверкали, словно у рассерженного барса.
- Это моя двоюродная сестра! - закричал Громов. - Мы не виделись три года!
- Марьяна, это правда? - атаман сверлил взглядом девушку.
- Да, - после некоторого колебания прошептала она.
- А что ж ты сразу не сказал, что у тебя здесь родные живут? - спрашивал Анненков теперь уже Николая.
- Я не привык прятаться ни за чьи-то спины, - выпрямился Громов и, гордо вскинув голову, бесстрашно глянул в атаманские глаза. - Я сюда пришел сражаться с большевиками, а встреча с родственниками - это дело второе. Я пришел на битву, и буду бить эту заразу до последней капли...
- Хватит, - махнул рукой атаман. - Иди с Денисовым. Он тебе всё скажет.
Хмурый Денисов кивнул головой, и они пошагали к сельской окраине, охранники Громова двинулись следом, а атаман подошел к Марьяне и что-то шепнул ей.
- Хотя я и очень сомневаюсь, что они тебе поверят, - инструктировал начальник штаба Денисов перебежчика, - но, на всякий случай, возьмем за ориентир вот эту кошару. Скажешь им, что здесь нет никаких огневых точек, а я сюда, как стемнеет, пулеметный взвод поставлю. Чем черт не шутит. Сообщишь им, что нас в селе нас не больше трех сотен, а завтра придет большой отряд подкрепления от Джунгара. Мол, слышал такой разговор промеж казаков. Понял? Вдруг, клюнут? А ты, действительно, родственник Марьяны?
- Да, а что тут такого? - сразу насторожился Николай.
- Ничего, - вздохнул начальник штаба и велел казакам накормить Громова, а, как стемнеет, вывести на окраину села.
Темнело в степи быстро. Не успел Николай попросить добавки сытной солдатской каши с мясом, как на всю округу пало темно-серое покрывало. И вот под тусклым светом мерцающих звезд и стареющего месяца Николай пополз по жесткой степной траве. Когда ползти стало невмоготу, он, пригнувшись, побежал, а потом долго плутал по зарослям прибрежных кустов. На окраине Джанамы Громова чуть было не пристрелил часовой.
- Вернулся? - широко зевая во весь рот, встретил перебежчика комиссар. - Откровенно скажу: не ожидал. Мы с командиром даже поспорили на тебя. Я говорю: ставлю в заклад кисет шитый бисером, что не вернешься ты, а командир ответил, что ты интеллигент и придурок, а потому ночью будешь непременно здесь. Так что, плакал теперь мой кисет горючими слезами. Ну, чего там? Рассказывай...
- Вам уходить надо быстрее! - срывающимся голосом хрипел запыхавшийся Громов. - Кх-х-х. Они хотят сегодня на рассвете вас атаковать. Я слышал... Уходите. Их много. Тысячи две сабель. Кх-х-х. Если не уйдете, то всех перебьют. Кх-х-хе. Один их эскадрон уже ушел в обход, чтоб утром ударить по вам с тыла. Уходите. Сейчас же!
- Чего тут у вас? - сердито крикнул, прибежавший в штаб командир отряда.
- Вернулся, - ткнул в сторону Громова пальцем комиссар. - Говорит, будто слышал о планах Анненкова на рассвете ударить по нам.
- Не врёшь? - командир пристально глянул в глаза Громова, но тот взора не отвел.
- Мне врать не с руки, - ответил Николай и громко закашлял. - Вы ж мать мою обещали расстрелять, если я... Кх-х-хе. Не отсылайте, пожалуйста, пакета в штаб. Я всё сделал, как вы велели... Кх-х-х... Пощадите мою мать!
- Да, кому она нужна, - махнул рукой командир и велел часовому посадить пока Громова в яму.
На улице было темно и довольно тихо: лишь стрекотание ночных насекомых да тяжелое лошадиное дыхание. Часовой вывел пленника во двор, подвел к какому-то полуразвалившемуся строению и велел взять лестницу, что лежала возле покосившегося плетня. Часовой ничуть не сомневался в незыблемости своей власти над этим дохляком, а потому от быстрого и умелого удара этого дохляка под кадык, страж свалился сразу же, не издав ни единого звука. Шум в ауле поднялся, когда Николай был уже далеко в степи. Он сперва бежал, а когда заметил, едва видимый силуэт кошары, лег на землю и пополз к селу, но обходя стороной приметный ориентир. Около кошары суетились и шепотом переругивались люди. Пробравшись в село, Николай нашел часовню, отсчитал от неё третью избу вправо и осторожно постучал в окно. Тут же из окна выглянул тот самый старик, с которым Громов недавно путешествовал в обозе.
- Ну, наконец-то, - прошептал Никита Кузьмич, пропуская ночного гостя в сени. - Я уж думал, что всё... Амба... Мне сказали, что тебя казаки из штаба прямо в степь повели.
- Вывернулся, - ответил Громов. - Повезло...
- Есть будешь?
- Нет, мне бы поспать. Еле на ногах держусь.
Первое, что услышал Громов, проснувшись, - это еле слышный шепот двух голосов за тонкой дощатой стенкой.
- Зачем ты его сюда привёз? - спрашивал один голос.
- А как же без него? - отвечал другой голос. - Нам же нужен проводник в горах.
- Нашли бы другого. Этот мутный какой-то.
- Так этот не только проводник, у него еще в Китае надежные люди есть. Нам без него никак до Харбина не добраться. Он в китайских горах с монахами лет пять прожил и все тропы там исходил. Обещал нас в монастыре китайском на время спрятать.... А, потом, мне его сведущие люди посоветовали. Ты не смотри, что он на вид такой щуплый, он любого здоровяка уделает. Этот Громов хитрый, аки змей подколодный. Они в девятнадцатом вместе с Семеном Шкворнем в Екатеринбурге всех ювелиров пошерстили, а потом карету городского банка взяли. А еще в Семипалатинске нынешней зимой...
Николай, не таясь, заворочался на лежанке и голоса сразу же притихли. Потом он шумно зевнул и вышел из тесной каморки.
- Выспался? - улыбнулся Громову Никита Кузьмич, сидевший за столом вместе с крепким лохматым мужиком. - А это мой крестник - Спиридон. Я тебе про него рассказывал. Познакомься.
Крестник здорово походил на матерого кабана и маленькие, налитые кровью глаза его внимательно осматривали ничем не примечательную фигуру Громова. Николай подал руку Спиридону, а тот ухватил её так крепко, что не всякий бы удержался от стона, но Громов стерпел.
- Ты местный? - спросил он, глядя в упор на нового знакомца.
- Ну...
- Марьяну Вересову знаешь?
- Как не знать? - усмехнулся Спиридон. - Подстилка атаманская...
- Чего ты сказал, гнида?! - Громов схватил со стола кухонный нож и воткнул его в стол рядом с ладонью Спиридона, а потом хлестким ударом в грудь свалил здоровяка с табурета на пол. Завязалась схватка, в которой маленький юркий Громов, явно брал верх над опешившим противником, но и тот оказался не из тех, кто скоро сдается. Старик Супряков метался вокруг драчунов да вопил, но в полголоса.
- Мужики. Чего вы? Мужики. Коля, Коля... Спиридон... Перестаньте! Богом молю! Нам нельзя сейчас промеж собой собачиться.
Однако бойцы старика не слышали и продолжали яростную схватку на земляном полу. Спиридон метался, словно пойманная рыба и всё норовил попасть Николаю кулаком в ухо, но сила и мощь потихоньку стали уступать ловкости и умению. Громов парой молниеносных ударов под рёбра охладил пыл незадачливого богатыря и провел удушающий приём, от которого Спиридон покраснел, словно вареный рак и захрипел из последних сил.
- Пусти, сволочь, не буду больше... Пусти...
- Побожись, что за Марьяной сбегаешь, - чуть-чуть ослабил хватку Николай и выдернул из-за пояса Спиридона браунинг. - И сюда её приведешь...
- Приведу, сука...
- Только не сюда, - опять засуетился старик Супряков. - Вон, баня старая через проулок стоит, вот туда можно, а сюда никак...
На том они и порешили. Марьяна пришла быстро, будто ждала такого приглашения.
- Марьяна, а я ведь за тобой только в Ушарал и пришел, - сразу попробовал обнять девушку Николай, но та ловко увернулась от объятий. - Сегодня же ночью уйдем в сторону Китая. Ты и я. Ничего мне больше не надо. Пусть всё горит ярким пламенем!
- Нет, Николай, - сказала она, присаживаясь на широкую лавку поближе к мутному свету, который еле-еле струился через страшно запыленное стекло. - Что было, то быльём поросло. Да, я любила тебя, вернее, думала что любила..., но ни к чему теперь об этом говорить. Я помогла тебе, соврав, что ты мой двоюродный брат, а теперь ты мне помоги: уйди из моей жизни. Очень тебя прошу. Уйди.
- Нет, - упрямо мотнул головой Николай. - Я не привык отступать. Ты будешь моей и точка!
- Никогда! Я полюбила другого...
- А я как же?
- Понимаешь, - Марьяна встала и подошла к двери, - в тот день, когда я узнала о твоих бесчестных делах, о том, что ты с бандой грабителей напал на контору бумажной фабрики, во мне будто что-то перевернулось... Я стала другой... Теперь я тебя не люблю совсем.
- Подожди! - Николай схватил её за руку. - А твой Анненков лучше меня?!
- Лучше!
- Так у него руки по локоть в крови!
- Враньё! - Марьяна резко оттолкнула руку Громова. - Он не такой! Это всё показное! Никто не знает его души, только я! Он никого не убивал, лишь врагов! Ты знаешь, какие они стихи проникновенные пишет, я плачу, когда слышу их...
- Марьяна, - опять попробовал усадить её на лавку Николай, - ему нельзя верить. Это не тот человек, он поиграется тобой и выбросит. Неужели ты этого не понимаешь?
- Он любит меня! - топнула ногой Марьяна и тут на улице что-то загрохотало. Потом еще, еще, еще!
- Беда! - ворвался в баню встревоженный Супряков. - Красные с большими силами на подходе. С артиллерией. Принесла их нелегкая! Только бы сегодня не начали село штурмовать. А ты, барышня, домой бы поскорей бежала...
Прогремело еще пару раз так, что стекла в бане жалобно задребезжали.
- Куда она пойдет во время обстрела? - огрызнулся на Супрякова Николай.
- Да здесь рядом, - махнул рукой старик, - два проулка да улица. Больше разговоров, тем более у неё там отец больной лежит, так что...
Договорить старик не успел, поперхнулся, когда Марьяна оттолкнула его и выбежала на улицу. А вот отбежать от бани у неё получилось шагов на пять, не больше. Что-то взвыло в небе и тут же курятник, возле соседней избы, содрогнулся от огненного удара и взлетел в воздух, мгновенно обратившись в пыльный столб разнообразного хлама. Одна из досок из того столба, налетавшись вдоволь, упала как раз возле крыльца старой бани и, падая, ударила Марьяну по голове. Громов, увидев несчастье, так рванулся в сторону упавшей девушки, что тут же, споткнувшись о ступеньку, упал и разбил себе лицо, но ему было сейчас не до собственной боли. От резкого и громкого взрыва у Николая заложило уши: и он никак не понять, что ему орет старик, широко раскрывая рот. Марьяна дышала еле-еле и была без сознания.
- Быстрее пойдем отсюда! - наконец, словно сквозь толстенный слой ваты, Громов смог разобрать крик старика.
- Её надо к доктору! - закричал Николай, широко раскрывая рот и совсем не слыша своего голоса.
На соседней улице подряд грохнуло два взрыва. У околицы залаял пулемет, потом затявкали винтовки.
- К доктору не дойдем! - закричал, поднимаясь с земли Супряков. - Давай к Сорочихе её отнесем, к бабке, она любого доктора лучше! Вон её изба!
Сорочиха - старуха с желтым морщинистым лицом велела положить раненую на полати и стала прогонять непрошеных гостей.
- Нечего вам здесь делать! - кричала она, отважно замахиваясь на мужиков кочергой. - Одни беды от вас!
Старуха была так по-боевому настроена, что старик Супряков сразу же попятился назад, но на Громова выпад старухи произвел совсем иное впечатление, он выхватил из рук старой женщины её оружие: сперва сломал о колено черенок, а потом и саму кочергу завязал в узел. И так у него это ловко получилось, что старуха в одно мгновение успокоилась и от удивления только рот раскрыла. Николай отшвырнул старуху в сторону к поломанному черенку и подбежал еще раз к лежащей в беспамятстве девушке.
Покричав совсем немного, Николай примолк и стал нежно гладить руку раненой, приговаривая уже шепотом.
- Марьянушка, Марьянушка...
- Коля, - дернул парня за рукав Супряков. - Пошли. Некогда нам... Сделаем дело, опять вернешься... А сейчас...
Громов резко обернулся, ожёг старика гневным взором, замахнулся зло, но слабенький жалостный стон Марьяны остановил горячую руку. Девушка чуть приоткрыла глаза.
- Марьяна, я приду за тобой, - опять оборотился к любимой Николай и сунул в её почти безжизненную руку браунинг. - Никого не бойся. Стреляй, если что...
- Да, куда ей, стрелять-то, - опять стал теребить Громова за рукав Супряков, - чуть жива лежит. Возьми револьвер-то, а то пропадет хорошая вещь...
- Не твоё дело, - огрызнулся Николай и тут же обратился к старухе. - Если что с ней случится плохое, то я тебя из-под земли достану. Поняла?
И только после того, как старуха согласно кивнула, они вышли их избушки вон.
Подельники ждали их в кустах за часовней. На улице стало быстро темнеть. Стрельба в степи за околицей прекратилась и над селом повисла тревожная тишина.
- Чего как долго? - стал шепотом ругаться Спиридон. - Там еще дел невпроворот...
- Нельзя так, - поддержал Спиридона бородатый жилистый мужик. - Мы тут извелись совсем....
Звали этого мужика Стефан. Появился он в Ушарале с год назад, как примак пожилой вдовы из торгового сословья, и прижился. Показался Стефан на селе говорливым и тёртым, а потому снискал он скоро уважение средь многих жителей. Особенно тем, кто побойчее Стефан по душе пришелся. Вот он и рассказал Никите Супрякову о несметных богатствах атамана Анненкова, который очень часто приезжал в Ушарал и даже как-то называл его своей столицей. Потом слух прошел, что очень усердно охраняет атаман один старый лабаз. Постоянно около того лабаза караул казацкий стоял и не пускают туда никого. Стефан с Никитой как-то за чаркой подумали и решили сделать под тот лабаз подкоп. Пригласили в напарники Спиридона и стали по ночам копать. Когда до цели осталось уже меньше половины тяжкого пути, начали прикидывать мужики, а чего дальше с будущим богатством делать. И получалось по их разумению, что оставаться в России им никак нельзя: здесь или Анненков их порешит, или большевики развернуться не дадут. Решили бежать сперва в Китай, а дальше видно будет. Стефан предложил поискать знающего проводника. Спиридон поначалу противился такой идее, мол, сами с усами, но потом стал уступать. За проводником послали Никиту, потому как он годами всех старше и копает похуже напарников. Поехал Никита в ближайший город: через своих старых знакомцев нашел там проводника да нанял с десяток баб, чтоб через горы богатства нести. Почему баб? Во-первых, когда начнут искать воров, на бабьи следы никто и внимания не обратит, это ж не копыта подкованные. Во-вторых, баба не лошадь, её, при надобности, и в горах бросить не жалко.
Подкоп начинался из полуразвалившегося и заросшего густой травой сарая. Забравшись в сарай, мужики мигом разобрали кучу камней в углу и нырнули в лаз. Лаз узкий, укреплен кое-как, а двигаться только на четвереньках можно. Первым шел Спиридон, он копал и ссыпал грунт с камнями в плетеную корзину, дальше эта корзина передавалась по цепочке. О нужной длине подкопа судили по протянутой веревке. От тяжелейшей работы скоро у всех каждая косточка в теле ныла, пот струился по лицу, и хотелось надышаться вволю прохладной ночной свежести. Но отвергали люди сейчас все свои хотения - только вперед. Тяжелое дыхание, скрип корзины, скрежет камней, трущихся друг о друга. Еще немного, еще, еще... С великой надеждой смотрели копатели на мерцающий свет керосиновой и уродливо-могучую спину Спиридона в том свете: когда же он остановится? Когда? И вот он остановился.
- Теперь вверх давай, - тут же ответил запыхавшемуся гиганту Супряков. - Нечего стоять.
Вверх Спиридон копал быстро и скоро он опустился на колени и прохрипел.
- Дальше не могу, каменная плита там.
- Так ты ломом её, ломом, - аж затрясся от такого сообщения Никита.
Спиридон взял лом, поднялся во весь рост и послышался сперва скрежет, а потом глухие удары металла о камень.
- Да, потише ты, - взмолился Супряков. - Услышат.
- Подается, пошла, - послышался ответ Спиридона и тут же сверху грохнул выстрел.
Тело Спиридона кулем свалилось на дно подкопа, накрыв собой едва святящуюся керосиновую лампу. В беспросветную тьму погрузился подкоп.
Услышав выстрел, Громов мгновенно развернулся и, что есть силы, поспешил к выходу. Вырвавшись на волю из тесного подземелья, он прыгнул в кусты и быстро пополз подальше от ставшего очень опасным лаза. Добравшись до плетня, Николай хотел дальше бежать, но тут услышал сердитые голоса.
Со всех сторон в темноте бежали к сараю люди. Громов присел, словно поднятый охотниками заяц, а потом рванулся к огромному валуну, очертания которого он заметил при тусклом свете ночного неба. Притаившись за валуном, Николай стал думать, а куда дальше побежать. И вот тут прямо к валуну подъехала телега.
- Чего там? - закричал возница, поднявшись во весь рост.
- Подкоп! - ответили ему наперебой сразу же несколько голосов. - Ограбить атамана хотели!
Громов, затаив дыхание, до боли вжался спиной в камень, и тут его осенило: в телеге спасение, вернее - под телегой. Он юркнул под телегу, упал там на спину, потом уцепился руками за деревянную тележную раму и повис.
- Чего встал, Егор! - кто-то громко заорал сверху и телега поехала.
Крики становились всё громче и истошнее. Раздалось несколько выстрелов, потом стало потише. Проехав немного, телега остановилась. Громов хотел покинуть свой не особо удобный схорон, но возле телеги сразу же засуетились люди и стали что-то на неё грузить.
- Чего у вас тут? - поинтересовался возница у грузчиков и тут же получил ответ.
- Подкоп сделали подлецы под атаманские сокровища. И если б он этой ночью не надумал ценности отсюда убрать, то всё бы вынесли. Двоих грабителей пристрелили, одного взяли живьём и еще одного ищут. На самую малость дело у них не сладилось. Пришли бы они вчера и всё... Не зря говорят, что атаман наш даже сквозь землю видит... Словно почувствовал...
Во время погрузки выбраться у Громова не получилось. Не привалило счастья, и когда телега поехала. Двигалась она быстро да еще оказалась как раз в середине обоза, Николай, отцепившись от рамы, непременно бы попал под копыта следующей лошади. Пришлось висеть ему дальше. Скоро рассвело и о побеге стало даже думать глупо. Сначала, изловчившись, он нашел такое положение для своего тела, что как будто на диване вздремнуть примостился, но радость оказалась временной. Сильный человек Громов, однако, не из железа он, а из плоти. Николай часто пытался изменить положение тела: то на одной руке повисит, то на другой, но скоро сил на одной руке висеть уже не было, на двух-то еле-еле получалось. Николай заметил над головой конец какой-то веревки и вцепился в неё зубами. Веревка оказалась к чему-то привязанной, держалась крепко, и Николаю удалось немного расслабить мышцы рук. Этот трюк с веревкой он повторил несколько раз, потом силы окончательно оставили его. Телегу стало крепко трясти. У Николая свело пальцы на руках, и он держался только каким-то чудом. Громов уже не раз представлял, как падает на каменистую дорогу, и тяжелое конское копыто давит его голову, словно перезрелый арбуз. И тут телега остановилась. Возчики слезли и куда-то пошли. Справа от телеги, совсем рядом были крупные камни и Громов рискнул. Ему повезло, никто его не заметил. Он спрятался за теплыми камнями и потерял от страшных болей во всем теле сознание, но быстро очнулся. Каждое движение давалось ему теперь с большим трудом, но он, закусив до боли губу, выполз из укрытия и забрался на поросшую кустарником скалу. Внизу под скалой казаки таскали тяжелые ящики в каменную пещеру. Спустив в пещеру последний ящик, казаки сперва завалили вход в пещеру большими камнями, потом отошли подальше и взорвали гранату, как раз над тем входом, вызвав тем самым небольшой камнепад. Теперь человек даже с самым превеликим воображением не додумался бы, что под этими каменными россыпями есть вход в какую-то пещеру.
Казаки двинулись в обратный путь, Громов пошел следом. Его мышцы хотя и горели огнем, но силы быстро к нему возвращались, и это преследование обоза уже было Николаю вполне по плечу.
Когда солнце подобралось к самому зениту, казаки вышли на проезжую дорогу. За поворотом дороги стоял одинокий дом, где казаки решили сделать привал. Николай затаился в кустах за хозяйственными постройками и стал ждать. Минут через десять из хаты вышел один из казаков, справил нужду за баней да решил поговорить с женщиной, половшей какую-то грядку. Поболтали они недолго, потом вместе пошли в сени. А из сеней же объявился мужик, вероятно хозяин хаты и тал тесать топором бревно.
- Эй, хозяин, - подобравшись поближе, окликнул Николай мужика.
- Чего? - насторожился мужик, взяв топор наизготовку.
- Чего гости-то делают?
- Чего надо, то и делают, а тебе какое дело?
- Мне-то чего, - махнул рукой Николай, - а вот баба твоя рада...
- А чего ей радоваться-то?
- А как же, пока ты их там угощал, она вон с казаком за баней кувыркалась, - усмехнулся Громов и сделал руками неприличный жест.
- Врешь, - покраснел мужик и так крепко сжал топор, что костяшки пальцев у него побелели.
- А чего мне врать? Вон там они и...
- Убью, суку, - прохрипел хозяин дома, глянув в сторону покосившегося крыльца.
- Ее-то, зачем убивать? - перелез через плетень Николай. - Ты гостей своих накажи. Ты ж к ним с доброй душой: накормил, напоил, а они...
- И накажу.
- Вот это правильно. А я тебе помогу, у меня тоже к ним должок имеется. Чего они сейчас делают?
- Спят. Вернее, пятеро спят, а один сторожит.
- Вызови этого сторожа на улицу, - улыбнулся Громов и взял из рук хозяина хаты топор.
Скоро один казак валялся с разрубленной головой возле покосившегося плетня. Николай взял из ножен покойника кинжал, проверил травинкой его остроту и осторожно поднялся на крыльцо. Никто из казаков не успел проснуться.
- Лошадей возьми себе, - наставлял дрожащего мужика Громов, надевая снятую с одного из казаков гимнастерку, - а казаков, царство им небесное, сложи на телеги да куда-нибудь в горы свези. Спрячь там. Про лошадей кто спросит, скажешь, что сами пришли.
В Ушарал Николай пробрался уже по темному и сразу к Сорочихе в избу.
- Ну как она? - с порога спросил Громов испуганную старуху.
- Вроде полегче, но слаба еще. Всё какого-то Бориса зовёт. А сейчас уснула, спит.
- Хорошо, - кивнул Николай и одарил старуху червонцем, который совсем недавно грел душу бравому казаку. - Я тут у тебя тоже отдохну.
Проснулся Громов от грохота канонады: на окраине села завязался бой. Первым делом он подбежал к полатям, где потихоньку стонала Марьяна.
- Коля, - протянула она к нему руки. - Помоги мне, Коля.
- Конечно, конечно, - поспешно прижал Николай к своей груди её руки. - Чего мне сделать для тебя, Марьнушка?
- Сходи к Борису. Пусть сюда придет, хоть краешком глаза на него гляну... Сходи.
- Ты что? - Громова от такой просьбы аж в жар бросило. - Ты в своём уме? Чтоб я его сюда привёл...
- Приведи, - жалобно прошептала Марьяна. - Я старуху просила, а та никак не хочет. Я вот и записку ему написала. У меня в кармане карандаш с бумагой были. Снеси... Посмотреть бы мне на него.
Николай выхватил из рук девушки записку, хотел тут же порвать её, но одумался, прочитал и засопел сердито. Он долго смотрел в окно, а потом резко махнул рукой.
- Схожу!
На улицах села вовсю царила суматоха. Бегали туда-сюда люди, грохотали взрывы, где-то стреляли: то одиночно, то залпами. На Громова, одетого в казацкую форму с чужого плеча, никто не обращал внимания. Он добежал до штаба и спросил часового резким злым голосом.
- Где атаман?!
- Так, - слегка замешкался часовой, - на батарею побежал.
Анненкова Николай нашел на артиллерийской батарее, где тот охрипшим голосом орал команды орудийной прислуге. Умело лавируя между мечущимися туда-сюда канонирами, Громов добежал до атамана.
- Записка вам, Борис Владимирович, - с ходу он сунул в руку Анненкова листок бумаги. - Только она просила, чтоб вы один, чтоб не знал никто, где она, а то мало ли что...
- Где она? - закричал Анненков, лишь глянув на первые строки письма. - Веди!
- Я сейчас вернусь, - крикнул атаман, стоящему рядом уряднику и побежал вслед за Громовым, два казака побежали следом, но Анненков рявкнул на них. - Здесь работать! Здесь!
Сдернув с петель дверь, атаман ворвался в избу Сорочихи и бросился к полатям, откуда Марьяна тянула к нему дрожащие руки. И всего шага не добежал он. Громов резко ударил его сзади ногой в изгиб колена, повалил, заломил руки за спину и стал вязать их веревкой.
- Коля! - взмолилась Марьяна. - Отпусти его!
- Нет уж, - усмехнулся Громов, ловко свернул кляп и сунул его в рот атамана. - Мы теперь Бориса Владимировича куда следует сдадим, как говорится: с рук на руки.
- Пусти его! - теперь уже во весь голос вопила Марьяна.
- Всё нормально, Марьянушка, - поднялся над поверженным соперником Громов, взглянул на девушку и осёкся. Марьяна целилась в него из браунинга.
- Марьяна, - удивленно прошептал Николай, сделал шаг и упал, сраженный двумя пулями в грудь.
- Где он?! - схватил доктора за плечо уполномоченный ЧК товарищ Круминш.
- Кто? - просипел испуганный доктор.
- Громов где?! - не на шутку сердился уполномоченный.
Николай с большим трудом открыл глаза и попробовал через великую боль улыбнуться Круминшу.
- Ты нашел архив Анненкова, Николай? - спросил уполномоченный, присаживаясь на краешек кровати.
- Нашел, - прикрыл глаза Громов. - В надежном месте он.
- А кто еще про то место знает?
- Нет таких, - прошептал Николай и застонал от боли в груди. - Без меня его никому не найти. Ни единой душе...
- Это хорошо, - облегченно вздохнул Круминш.
Слух о том, что Анненков захватил сверх важные бумаги охранного отделения по восточной Сибири, в девятнадцатом году долетел аж до Москвы. Что уж в тех бумагах было важного, никто не знал, но на самом высоком уровне сотрудникам ЧК поручили архив Анненкова уничтожить. Когда были получены сведения, что атаман Анненков хранит архив в селе Ушарал, разработали специальную операцию.
- В банду, которая хотела похитить сокровища атамана, я внедрился нормально, - шепотом докладывал Громов, - но на самом последнем этапе случились нечаянные обстоятельства. Анненков решил перепрятать и свои сокровища и архив. Пришлось план менять на ходу. Товарищ Стефан погиб, действовал я в одиночку. Сейчас архив спрятан в горах. Немного поправлюсь и проведу вас туда. Место надежное.
- Молодец, - потрепал по плечу Громова уполномоченный. - А как же ты-то не уберегся-то?
- Появилась возможность самого Анненкова живьём взять, - вздохнул Николай, - вот я и рискнул...
- А кто в тебя стрелял?
- Не знаю, - Громов поморщился от боли. - Товарищ Круминш, просьба у меня к тебе есть...
- Какая? Для тебя, Николай, всё, что угодно.
- Невеста у меня в Ушарале, - Николай прикрыл глаза, - Вересова Марьяна. Помоги ей, товарищ Круминш. Про неё тут всякое будут говорить, а ты не верь... Я ей велел с Анненковым сойтись... Она мне помогла очень, теперь ты ей помоги, если что...
- Товарищ, - осторожно тронул уполномоченного за плечо доктор, - ему отдохнуть надо. Плох он ...
- Да, конечно, - кивнул головой Круминш и, низко наклонившись к Громову, еще раз спросил шепотом. - Точно никто тайник с архивом не найдет, Коля?
- Никто и никогда, - ответил Николай и прикрыл глаза. - Будьте спокойны...
Уполномоченный вышел на крыльцо и велел позвать доктора.
- Он выживет? - спросил Круминш врача, едва тот появился на пороге.
- Вряд ли, - вздохнул эскулап, - очень тяжелые раны.