Итак, мой ЭКСПЕРИМЕНТ завершился блестяще! Я, Орхидеев Кирилл Илларионович, немолодой, болезненный ученый, обрел новое, здоровое, красивое тело. Это тело было чужим, теперь оно мое. Принадлежало оно Сергею Васильевичу Петрову. Это имя теперь тоже принадлежит мне. Под этим именем я проживу новую долгую и плодотворную жизнь. Бывший Я - вот он, сидит передо мной. Он ещё не знает результатов эксперимента и не знает, как начать со мной разговор... Сергей Васильевич Петров ни о чем не подозревал. Он доверчиво пришел ко мне в домашнюю лабораторию, доверчиво надел этот громоздкий шлем с проводами и - исчез! Осталась только его оболочка. Прекрасная оболочка. Теперь она моя. А старик Орхидеев сидит передо мной и думает, как начать разговор.

*   *   *

Итак, мой ЭКСПЕРИМЕНТ завершен. Удачно? Сейчас я это выясню. Узнаю, кто сидит передо мной - прежний Сергей Васильевич Петров, мой лаборант, или мое alter ego в буквальном смысле...

Имел ли я право на этот эксперимент? У меня никогда не было в этом уверенности. Нет её и сейчас. Не совершил ли я преступление? Ведь это похоже на убийство. Я не тронул тело, но убил живую душу. Если бы я был религиозен, то никогда бы на это не решился... Но что такое душа? Что такое личность человека? Это всего лишь информация, содержащаяся в его мозгу. В её объем входит все, чему человек научился со дня своего рождения, и все нравственные принципы, внушенные воспитанием. А если копнуть ещё глубже, то придется признать, что это просто физико-химическое состояние клеток его серого вещества. Информация, содержащаяся в мозгу Сергея Васильевича Петрова, не представляла большой ценности ни в каком отношении. Так преступление ли - то, что я заменил это содержание своим? Мое тело, данное мне природой, стареет, скоро начнут притупляться умственные способности, слабеть память. Мой ай-къю, равный сейчас 175, начнет снижаться. Накопленные мною знания, огромный творческий потенциал, останутся неиспользованными. Я просто физически не в состоянии реализовать все свои идеи, весь задел. Мои подчиненные не могут и не хотят мне помочь. Я составил список тем для дальнейшей разработки. От большинства - самых интересных - они вовсе отказываются - слишком трудно - по их мнению. Хоть я и предлагаю свою помощь. А если кто-нибудь берет тему, то скачет по верхам, сварганивает кое-как диссертацию и сбегает поскорее куда-нибудь, где можно бить баклуши. У меня приходится много работать. Я сам работаю много и требую того же от них. Разумеется, не так уж много: пусть бы каждый из них делал хоть одну десятую того, что делаю я. Но они делают одну сотую и хнычут, что перегружены... А многие темы я просто не могу никому доверить. Например, вот эту. Всю эту работу я сделал один, втайне от всех. Отдельные блоки мне изготовили, но всю схему пришлось паять самому. Мое открытие имеет колоссальную научную ценность, но может привести и к колоссальным трагическим результатам, если попадет в руки безответственных людей. А где "ответственные" люди? Кому я могу доверять так, как самому себе?... Да. У меня просто не было другого выбора: либо похоронить свою идею, либо сделать то, что я сделал!...

*   *   *

- Как ваше самочувствие, Сергей Васильевич?

- Прекрасно, Кирилл Илларионович!

- Не хотите ли кофейку?

- Спасибо, с удовольствием.

*   *   *

Пусть этот старый хрыч ещё поломает голову!...

Насчет прекрасного самочувствия - не совсем точно. Чувствую себя, как с хорошего похмелья. Но ничего страшного. Такое же состояние было у меня после считывания информации с моего мозга. С мозга Кирилла Илларионовича Орхидеева. Выпью кофе, пройдет. К тому же, мой новый организм, организм Сергея Васильевича Петрова, поздоровее, чем старика Орхидеева...

Быстро, однако, почувствовал я себя отделенным от Орхидеева. Его лицо, лицо, которое я привык видеть в зеркале и считать своим, кажется теперь мне чужим, а сам Орхидеев - посторонним человеком. Удивительно!... Я даже чувствую к нему некоторую неприязнь... Впрочем, я понимаю причину этого. Он ведь занимает место, которое по праву должно принадлежать мне. Я должен возглавить лабораторию и продолжить исследования, начатые мной, когда я был ещё в шкуре Орхидеева. Я намного моложе его и несравненно сильнее физически, следовательно, смогу более успешно справляться со всё возрастающим объемом работ... Но - что делать!... Придется повременить...

*   *   *

Не пойму, темнит ли этот юноша, или эксперимент не удался? Парадоксальная ситуация! Не могу же я задать вопрос ему напрямую: "Превратились вы, Сергей Васильевич, в меня или нет?" Если - нет, то он подумает, что я сошел с ума, а если - да, то сможет продолжать игру, сколько захочет.

*   *   *

- Какие планы у вас на сегодняшний вечер?

- Особых никаких, Кирилл Илларионович.

*   *   *

Не знает, как подступиться. пусть ещё попрыгает... И что за дурацкое сочетание: КирИЛЛ ИЛЛарионович! Отец мой был большим оригиналом: такое мне выбрал имя при таком отчестве!... И выглядит этот Кирилл Илларионович, надо сказать, весьма непрезентабельно...

*   *   *

Неожиданный поворот! Творение восстает против творца?!... (Впрочем, довольно обычное дело!...) Лексикон его, пожалуй, несколько изменился, но он слишком немногословен, чтобы можно было сделать определенные выводы. Выражение глаз тоже, кажется, изменилось. Но если глаза, действительно, зеркало души, то отражение в нем не очень ясное... Надо кончать этот спектакль. Если ему хочется дурака валять, пусть катится ко всем чертям! А если эксперимент не удался, то - тем более.

*   *   *

- Что ж, Сергей Васильевич, разрешите поблагодарить вас за участие в эксперименте.

- Разрешите поздравить вас, Кирилл Илларионович! Ваш эксперимент... или - наш эксперимент? - удался блестяще!

- Вот как? Вы уверены?

- Извините за небольшой розыгрыш... Но ведь вы тоже любите пошутить? Собственно, что значит "тоже"? Мы одинаково любим шутить! И одинаково думаем? Не так ли?

- Очень может быть. В таком случае, Сергей Васильевич, скажите, пожалуйста, какого мнения вы о планах нашей дальнейшей совместной работы?

- О, планы у нас обширные. Грандиозные. Одна из главных задач - расшифровка записи извлеченной из мозга информации.

- Благодарю вас. Вы меня убедили. Эксперимент, действительно, удался, Теперь необходимо заняться анализом полученных результатов: выяснить степень нашей идентичности. Я думаю, часть тестов вы сможете провести самостоятельно, без моего участия, а завтра прошу представить мне программу всесторонней проверки... Если, конечно, вы не возражаете...

- Что, вы, что вы, Кирилл Илларионович! Я ведь всего-навсего лаборант Петров!

- Но, Сергей Васильевич...

- Нет-нет, всё в порядке! Я всё понимаю не хуже вас. Завтра составлю вам программу.

*   *   *

Слава Богу, ушел. Как-то неловко я вдруг почувствовал себя в его присутствии, когда подумал о том, что он всё обо мне знает. Впрочем, стыдиться мне нечего и скрывать нечего. Но всё равно неловко...

Что, собственно, дал этот эксперимент мне лично? Если не считать того, что я приобрел помощника высочайшей квалификации. Я-то сам моложе не стал. Так же буду стареть и умру в положенный срок. Ни на час позднее. Я не Фауст. Вот он - Фауст! Он - это я с возвращенной молодостью. Современный вариант легенды о Фаусте: на просьбу Фауста возвратить ему молодость, Мефистофель создает просто нового Фауста! Из готовых деталей. Оригинальное и простое решение. Омолодить старый организм невозможно, так вот тебе, Фауст, новый организм! Похищенный у молодого ничтожного грешника. А если при этом уничтожить старый, то и получится всё так, как просил Фауст. Действительно: что было? - был старый Фауст; что стало? - молодой Фауст с сознанием, то есть душой старого Фауста...

Да, я надеюсь, что Сергей Васильевич, мой "Фауст", станет моим идеальным помощником. Те же знания, тот же образ мыслей. Если мои надежды оправдаются, можно будет создать ещё несколько "Фаустов"...

А хорош мой "Фауст"! Рост сто девяносто, атлетическое сложение, голова Антиноя. Откуда только берутся такие в нашей глубинке?... Когда он пришел ко мне два месяца тому назад с запиской отдела кадров, я сразу понял, что это как раз то, что нужно. Спортсмен. Не курит и не пьет. По крайней мере, перегаром от него никогда не разит. Не очень понятно, зачем ему с такими данными работать у меня за какие-то жалкие сто двадцать рублей, но, в конце концов, мне до этого нет дела. Я, правда, приплачивал ему из собственного кармана за работу по вечерам и в выходные дни. Хотя, кажется, это его не очень интересовало. Просто неудобно было мне отказать. Теперь это всё не имеет никакого значения. всё в прошлом. Его, того Сергея Васильевича Петрова, больше не существует... Впрочем, вся информация, списанная с его мозга, его "душа", хранится вот в этой коробке.

*   *   *

Господи, как хороша жизнь! Как давно я не чувствовал себя таким бодрым, крепким, здоровым!... Я без очков. Они больше не давят мне на переносицу и не сползают с неё на кончик носа. Как они мне надоели! Теперь они мне не нужны. И не скоро понадобятся. Вижу малейшую песчинку под ногами и тонкие провода на фоне неба в самом конце улицы, почти на горизонте... Как прекрасен мир! Какие краски! Я никогда не видел такого заката! Всегда был занят своими мыслями и смотрел под ноги, чтобы не споткнуться... А сколько запахов! Я уже и забыл о них. Мое обоняние ухудшалось с годами, но я этого не замечал. Впрочем, сильные запахи я продолжал ощущать, например, перегар от некоторых сотрудников по утрам, или смрад в общественных уборных... А вот этот легкий запах начинающейся осени... Как давно не существовало его для меня!... Откуда-то доносится слабый запах духов... А вот не слишком аппетитно запахло щами из столовки...

Я иду, не чувствуя привычной боли в левом колене. Мне кажется, что мог бы взлететь! Сколько энергии! Приходится сдерживать шаг, чтобы не помчаться вприпрыжку... Достал ветку! Не удержался все-таки, подпрыгнул и сорвал листок на высоте чуть ли не три метра. Оглядываюсь вокруг: кажется, никто не обратил внимания. Неудобно все-таки: в моем возрасте...

*   *   *

- Здорово, Серый!... Ты что, заснул?

Кажется, это ко мне?... Передо мной стоит широкоплечий парень пониже меня ростом. Он без пиджака, в трикотажной футболке. Бицепсы растягивают короткие рукава.

- Привет, - говорю я неуверенно.

- Чего так вылупился? Не узнаешь?

- Да, извините...

- Ну, ты даешь!... Что, опять от козла своего чапаешь?

От козла?!... Это значит - от меня - от него - от профессора Орхидеева!

- Да, знаешь, работали... Голова немного устала. Энцефалограмму он снимал. Какой-то новый эксперимент.

- Вижу, что он мозги тебе засрал. Смотри, дебила из тебя сделает! Платит хоть он тебе за сверхурочные?

- Да... Десятку за вечер. За воскресенье - четвертной. Обещает повышение в должности.

- На фиг тебе нужно!... Завтра будешь?

- Где?

- Ну, ты совсем дошел! Иди, проспись... На качалке!... "Где"!

- Не знаю еще...

- Смотри, из формы выйдешь! Ну, бывай!

Он поднял ладонь на уровень глаз, я машинально шлепнул по ней своею, и мы разошлись.

Да-а... У него... у меня - целый круг знакомых, о которых я понятия не имею. Нужно будет с ними порвать. Объясню, что решил серьезно заняться наукой...

Я, разумеется, предвидел возможность подобных ситуаций и подготовился к этому, как мог. Побывал у него дома. Сделал это под тем предлогом, что при изучении энцефалограмм я должен иметь представление об окружающей его обстановке. Под этим же предлогом я расспрашивал о его развлечениях и занятиях в свободное время, но он был очень сдержан в своих рассказах и, боюсь, не вполне искренен. Теперь придется познавать всё на опыте. Впрочем, моя цель сейчас - как можно скорей порвать старые связи и начать новую жизнь. Новую - и для бывшего Орхидеева и для бывшего Петрова...

*   *   *

- Сережа!

Знакомый голос вывел меня из задумчивости.

- Какая встреча! Маргарита Витальевна!

Эта симпатичная особа работала у меня инженером. Две недели назад уволилась. Мне было жаль с ней расставаться - она работала далеко не хуже всех; я даже обещал ей повышение, но она настояла на увольнении. Я не заставил её отрабатывать два месяца: если человек не хочет работать, незачем держать его насильно.

- Сереженька!... Я вижу, общение с козлом тебе на пользу! Становишься джентльменом...

Опять "козел"! Все, что ли, так его кличут, Орхидеева?!

- А я всегда был джентльменом.

- Но ты ловко это скрывал. Ты рад меня видеть?

- ещё бы!

- Правда? Что-то не верится. После всего...

- После чего - всего?

- Сам знаешь!... Я очень на тебя обижена!

Вот они, женщины. Я видел, что она обрадовалась, а теперь начинает "качать права". ещё немного, и она гордо повернется и уйдет.

- Не сердись! Ты же знаешь, что ты лучше всех!

Откуда у меня слова такие берутся? Я довольно нерешителен с женщинами. В случаях, выходящих за пределы служебных отношений.

- Правда? Я что-то раньше от тебя этого не слышала.

- Я стеснялся.

- Ха-ха-ха!

Какой смех у нее! Раньше она никогда так не смеялась. Впрочем, какой может быть смех в рабочее время...

- Ха-ха-ха! Сережа - застенчивый! Лучше бы постеснялся так поступать со мной!...

- Я больше не буду. Прости.

Слова эти как-то сами выскакивают! Но главное - чтобы она не ушла.

- Ты правду говоришь? И чего же ты хочешь? Чтобы я пошла к тебе?

- Конечно!

О таком я и не мечтал!...

- Ты этого не заслужил!

На вид - решительно, но я чувствую, что она уже не уйдет.

- Я ещё заслужу. Хочешь, я на руках тебя снесу?

Я подхватил её на руки. (Что это на меня нашло?!) Легкая, как пушинка. Она обхватила мою шею руками и прижала свои губы к моим.

Мне всегда казались поэтическим преувеличением те красочные эпитеты, которыми писатели любят наделять поцелуи: "жгучий", "сладкий" и тому подобные. Для меня поцелуй был неким ритуалом вежливости, вроде рукопожатия. Разумеется, при соответствующих обстоятельствах и с соответствующими особами. Ничего жгучего, сладкого или сексуального в этом акте для меня не было. Жена в начале нашей близости не раз говорила мне, что я целую её, как покойника, но я не мог понять, чем она недовольна, и, в конце концов, она оставила меня в покое. Но сейчас... Только сейчас я понял, что такое поцелуй. Это явилось для меня потрясающим открытием...

- Ладно, верю.

Маргарита разжала руки и соскользнула на землю. Она едва доставала мне до плеча, а ещё недавно была выше меня. Я обнял её за плечи, она меня - за талию, и так мы дошли до моего дома. Моего нового дома.

Если бы ещё недавно кто-нибудь сказал мне, что я могу вот так ходить по улицам, как влюбленный юноша, нежно обнимая очаровательную молодую особу... Не знаю, что бы я ему ответил... Скорее всего, я бы просто не стал его слушать, посчитав это за глупую и неуместную шутку. Самое поразительное - то, что я теперь не видел в таком своем поведении ничего странного или неуместного. всё получалось у меня как-то само собой, совершенно естественно. Уже стемнело, на улицах никого не было: возможно, поэтому я чувствовал себя так свободно...

В левом кармане брюк я нащупал связку ключей и достал её, когда мы поднимались по лестнице. В связке оказалось шесть ключей от французских замков (это название теперь почти вышло из употребления) и один - от ригельного. Во время своего визита к Сергею я обратил внимание, что на дверях у него три замка - один на наружной двери и два - на внутренней. Пришлось немного повозиться, пока я нашел нужные ключи, но Маргарита не обратила внимания на эту заминку. Если и заметила, то виду не подала.

Войдя в квартиру, она направилась прямо в ванную, а я стал лихорадочно приводить в порядок комнату. Постель на широкой тахте была не застелена. Я сдернул грязные простыни на пол и стал искать чистые. Но чистых нигде не оказалось, и мне пришлось постелить те же самые. Дверь ванной приоткрылась, и я услышал её голос.

- Иди ко мне! Захвати чистые полотенца.

...Да, я гигант! Никогда не подозревал у себя таких колоссальных сексуальных возможностей. Впрочем, это не мои, Орхидеева, возможности, а Сергея Петрова...

Маргарита всегда была мне симпатична. Разумеется, учитывая разницу в возрасте, у меня и мысли не было о сближении. К тому же я придерживался твердого правила - не заводить ни с кем на работе чересчур близких отношений. Дружелюбие - да, обязательно, но дружба, а тем более, интимные отношения - совершенно исключено! Это вредит работе. Но сейчас - совсем другое дело: я теперь не начальник, не руководитель, а простой лаборант. Молодой... И вообще она уже не работает у нас...

Я, наверно, слишком рано женился. На втором курсе. Это помогло сосредоточиться на учебе, не отвлекаясь на ухаживания, но зато притупило сексуальность. Никогда не изменял жене. Для этого не было ни времени, ни случая. После смерти жены два года назад, я сошелся с её подругой. Но жениться на ней не собираюсь. Семейная жизнь мешает работе все-таки. Теперь я могу позволить себе превратить мою квартиру в лабораторию, и я спокоен, что всё лежит так, как я оставил. Кроме того, я могу не придерживаться никакого режима и работать хоть круглые сутки, если захочу. А свою даму приглашаю, когда мне позволяет время. Она не возражает, понимая, очевидно, что это бесполезно, и только время от времени вытаскивает меня в театр, кино или на выставку. Я с благодарностью это принимаю: самому мне не выбраться...

Теперь я вижу, что много потерял в жизни. Вместо науки лучше было заняться женщинами. Я слышал, что Толстой, будучи на вершине славы, якобы, так ответил на вопрос, кем бы он предпочел быть: "красивым молодым гусаром". Не знаю, правда ли это, или просто байка, но если он действительно так сказал, то я теперь хорошо его понимаю. Мой сын, возможно, сделал правильный выбор. Он не захотел посвятить себя науке и, вопреки моему желанию, поступил в военное училище. Карьера его, насколько мне известно, не очень успешна. Мешают излишние увлечения прекрасным полом, а в армии на это смотрят косо. Теперь не знаю, следует ли его за это порицать.

Но что это я?! продолжаю думать о себе как Орхидееве! Жизнь только начинается! И какая жизнь! Великолепное наследство досталось мне от Сергея Васильевича Петрова. За полтора часа мы с Риточкой успели трижды "отпылавши вновь пылать"!... В одиннадцать часов она собралась домой. Я пошел проводить её, хоть она уверяла, что это необязательно. Когда я всё же настоял, она с некоторым удивлением сказала: "Ты, действительно, становишься джентльменом!"

- Отчего ты ушла из нашей лаборатории? - спросил я, когда мы вышли на улицу.

- И ты ещё спрашиваешь!

Попал впросак. Надо поосторожнее...

Было прохладно; я снял куртку, накинул ей на плечи, и мы пошли в обнимку, как тогда, раньше. её плечо уютно расположилось у меня под мышкой. Вдруг я представил себе Орхидеева на моем месте: его плечи оказались бы под мышкой у Маргариты. Это было бы комичное зрелище, и я неуместно рассмеялся. Маргарита вздрогнула и дернулась в сторону, но я удержал её и погладил по руке.

- Чего ты смеешься?

- Так просто. Вспомнил Орхидеева: какую бы рожу он скорчил, увидев нас так?... Кстати, он, ведь, кажется, неплохо к тебе относился.

- Этот плешивый козёл ! Он, наверно, не прочь был бы со мной переспать! Смотрел на меня такими масляными глазками... Знаешь, он мне паука напоминал!...

Вот те раз!

- ... Кругленький животик на тоненьких ножках. И глаза за толстыми стеклами круглые и блестящие. И кровь из нас всех высасывал. Из тебя он ещё не высосал?...

Да-а... А ведь действительно высосал!...

- ... А его гнилые зубы! Бр-р-р! Я дышать не могла, когда он со мной разговаривал.

Да, зубами мне всегда было некогда заняться. К тому же, я панически боюсь бормашины. Зато теперь у меня зубы!...

- Давай лучше не будем о нем, - продолжала она. - Терпеть не могу пауков. Особенно, с гнилыми зубами.

Столь агрессивная неприязнь её к Орхидееву явилась для меня неожиданностью. Мелькнула даже абсурдная мысль: не совершил ли Орхидеев чего-либо предосудительного втайне от меня?...

Остаток пути мы прошли молча. Мне была совершенно неясна предыстория её отношений с Сергеем, я боялся допустить какую-либо неловкость и всё испортить, поэтому не знал, о чем говорить, а просто болтать о пустяках - не умею. Маргарита тоже молчала. Возможно, ей мешали какие-то неприятные воспоминания, связанные с прежним Сергеем.

- Как ты переменился! - сказала она, когда мы остановились у её дома.

- К лучшему?

Она ничего не ответила, только прижалась ко мне всем телом, и мы на две минуты застыли в поцелуе.

- Не хочется уходить, - сказала она. - Просто не верится...

- Во что?

- Что ты такой. Хороший.

Мы договорились встретиться через два дня, в среду. Я спросил номер её телефона, и она удивилась. Кое-как я это замял. Записать не на чем было и нечем, но я сказал, что запомню. Придя домой, я, однако, тщетно пытался его вспомнить. Это меня удивило, так как на цифры память у меня превосходная. К счастью, я обнаружил этот номер в записной книжке, которая оказалась в одном из многочисленных карманов куртки. Эта находка очень меня обрадовала: я подумал, что она поможет разобраться в круге его знакомых. Полное разочарование! В книжке были только имена, даже не имена, а большей частью клички или только инициалы, а против них какие-то цифры и непонятные сокращения. Номера телефонов были только против женских имен, которых оказалось немало...

Проголодался, как волк! В кухне на столе грязная посуда и хлебные крошки. В раковине тоже полно посуды. Открыв огромный холодильник, занимающий чуть ли не половину маленькой кухоньки, я был поражен обилием яств. Где он это достает? У нас в НИИ по заказам дают неплохие продукты, но о таких мы даже не мечтаем^[1]... Я довольно равнодушен к еде: ем для того, чтобы жить, а не наоборот. Но тут я набросился на всё это богатство и съел за один присест больше, чем мог бы раньше съесть за два дня... Я давно не ужинаю. Стоит мне поесть перед сном, и потом половину ночи меня мучает изжога и отрыжка. После такого лукуллова пиршества, однако, ничего не произошло. Вот что значит "наслаждаться прекрасным пищеварением"!

Перед сном я решил произвести поверхностную ревизию своего нового хозяйства. У Сергея оказалась превосходная электроника. Я видел её мельком во время своего первого и единственного визита, но сейчас оценил по достоинству. Много кассет, в том числе, видео. Названия мне ничего не говорили. Несколько пластинок. Всё джаз. Может быть, это не джаз, а какой-нибудь рок, - я в этом не разбираюсь: для меня это всё - джаз. Книг немного: различные виды спортивной борьбы и детективы. Среди них - неплохие. На журнальном столике изрядное количество зарубежных журналов. Неужели он знает языки? Впрочем, в основном, это - "Плейбой" и подобного пошиба. Некоторые - откровенная порнография. Для этого языки не обязательны...

В баре импортной стенки много бутылок с заграничными этикетками. Некоторые початы, но можно заключить, что Сергей не был алкоголиком: иначе всё было бы выпито.

В стенном шкафу оказалось множество различных курток и штанов с заграничными ярлыками и металлическими бляхами. Я никогда таких не носил и не покупал, но, кажется, они стоят бешеных денег.

Вообще его крохотная однокомнатная квартирка с низкими потолками (с моей, конечно, её не сравнить!) прямо-таки напичкана дорогими вещами. Это - у лаборанта, получающего сто двадцать рублей! И, надо сказать, не очень запущена. Не по-холостяцки выглядит. Если не считать беспорядка на кухне.

В углу прихожей стояли две двухпудовые гири. Мне захотелось попробовать их поднять, и я легко выжал их десять раз - каждую в одной руке.

К сожалению, у него не оказалось электрической бритвы. В ванной комнате, а точнее - "совмещенном санузле" - на полочке лежала безопасная бритва с импортными лезвиями. Я давно уже не могу бриться никакими бритвами, кроме электрической. Они вызывают у меня сильное раздражение кожи. Но я успокоился, вспомнив, что кожа у меня теперь другая. Его зубная щётка также вызвала у меня сомнения. Хотя она чистила те самые зубы, которые теперь у меня во рту, мне было как-то неприятно ею воспользоваться, и я разыскал в аптечке новую.

Странное состояние у меня. Ощущение фантастичности всего происходящего меня не покидает. Ничего удивительного в этом нет: всё это действительно фантастично. Хоть я давно готовился к этому метампсихозу и мысленно многократно проигрывал всевозможные ситуации, я ещё не вполне вошёл в свою новую роль. Разумеется, трудно было бы ожидать, что я смогу сделать это быстро, за несколько часов... В этой чужой квартире я чувствую себя, как в гостинице. Мне не хватает своей, в старом доме, с высокими потолками, где я прожил более тридцати лет. Мне не хватает привычной обстановки, старомодной мебели, книг. Это была квартира моей покойной жены. Вернее, её отца. Он тоже был профессор. От него в наследство досталась роскошная библиотека... Но что теперь поделаешь! Было бы смешно требовать от Орхидеева, чтобы он со мной чем-нибудь поделился...

К своему новому телу я ещё тоже не привык. Мне оно нравится, я прекрасно им владею, но... не узнаю. Не узнаю свои руки. Не зря говорят: "знаю, как свои пять пальцев". Так вот, свои нынешние пять пальцев я совсем не знаю. Мне непривычны их размеры, форма ногтей (не очень ухоженных!), грубые мозоли на ладонях; на левой кисти - не то шрам, не то - следы сведённой татуировки... А ещё хуже получается с лицом: когда вижу себя в зеркале, вздрагиваю каждый раз: Сергей Петров явился!...

Своё новое тело я также причислил к своему новому хозяйству и произвёл его ревизию. В прихожей висит большое зеркало, позволяющее видеть себя во весь рост. Без одежды мускулатура выглядит ещё внушительней. Тело покрыто ровным бронзовым загаром. На этом фоне светлыми пятнами выделяются несколько шрамов, один из них - на груди слева, пальца на три ниже соска. Надо бы, пожалуй, показаться врачу - не повреждены ли внутренние органы... Кроме того, шрамы на левой голени, правом бедре и правом предплечье. Каково их происхождение?... А в остальном - всё прекрасно! Суставы не трещат, не хрустят, никаких болей при движениях, а ещё недавно было больно поднимать правую руку. Это причиняло значительное неудобство при одевании. А из-за левого колена я не мог присесть на корточки... Теперь всё в порядке. Мгновенно излечился от всех болестей...

Я принял душ, нашёл чистое бельё в тахте, сменил простыни и наволочку (пододеяльников не оказалось), завёл будильник и уснул сном праведника.

*   *   *

Это была громадная работа. На стыке чуть ли не всех наук. Молекулярная физика, информатика, биология, электроника, анатомия, радиология, физиология, психология...

Идея сама по себе проста. Мозг представляет собой часть общей нейронной системы организма. Функции мозга существенно локализованы, то есть, различные участки мозга ответственны за те или иные его функции. Выполнение этих функций обеспечивается соответствующими возбуждениями нейронов. Важнейшей особенностью мозга является способность запоминания. Механизм памяти чрезвычайно сложен и до конца ещё не выяснен. Попытка разгадать этот механизм была бы занятием совершенно безнадёжным. Однако в этом необходимости нет. Состояние нейрона определяется, в конечном счете, полученными электрическими импульсами. Определив связь между импульсом и состоянием, можно привести нейрон в нужное состояние, передав ему соответствующий импульс. Таким образом, для сообщения мозгу желаемой информации достаточно соответствующим нейронам передать соответствующие импульсы...

Очень всё просто. Не так ли? На самом деле трудности громадны. Начать хотя бы с элементарного: как определить состояние нейрона? Измерения на клеточном уровне грозят нарушением состояния этой клетки. А это абсолютно недопустимо! Решение одной только этой задачи - считывание информации, содержащейся в мозгу (к тому же - без механического вторжения в черепную коробку), достойно Нобелевской премии. Следующая задача - ввести эту информацию в другой мозг. Казалось бы, это проще: не приходится заботиться о сохранении содержащейся в нем информации. Но здесь возникает новая трудность: информация, считанная с некоторого нейрона одного мозга, должна быть передана не первому попавшемуся, а лишь определённому нейрону второго мозга. То есть, нейрону, занимающему соответствующее место в нейронной сети второго организма. Не говоря уже о колоссальной трудности локализации отдельного нейрона, проблема усугубляется тем, что не существует двух совершенно одинаковых, изоморфных организмов. К этому ещё остается добавить, что состояние мозга не является статическим: мозг всё время находится в динамике...

Это всё - лишь принципиальная картина. А сколько технических трудностей пришлось преодолеть на инженерном уровне для осуществления операций, которым я дал изящные названия: "микротомосканирование" и "микротомоинъектирование"! Эти две операции являются венцом моей работы. В результате применения этих операций - первой - ко мне, а второй - к Сергею Петрову - появился "Фауст" - моё творение!...

На очереди - проблема расшифровки информации. В результате сканирования получается запись, расшифровать которую без второго мозга я пока не умею. Это всё равно, что пытаться прослушать граммофонную пластинку без проигрывателя. "Проигрывателем" служит второй мозг. Если удастся разрешить проблему расшифровки с помощью компьютера, это приблизит нас к решению глобальной проблемы - проблемы создания искусственного интеллекта...

*   *   *

Целый день прошёл зря. Не работалось. Я сидел, тупо уставясь на листок бумаги, но дальше заголовка дело не двигалось. козёл посматривал на меня паучьими глазами, но молчал. Перед концом рабочего дня я подошёл к нему и развёл руками:

- Не работается, Кирилл Илларионович.

Он тоже развёл руками.

- Понимаю, Сергей Васильевич. Нужно войти в колею...

Открывая дверь своей квартиры, я услышал музыку, доносившуюся из комнаты. Там оказалась незнакомая молодая девица. Она была в лёгком халатике и занималась уборкой. Работал телевизор. Передавали какую-то джазовую музыку, и на экране танцевали негры. Девица выше Маргариты, фигура манекенщицы. Шатенка с серыми глазами. Она посмотрела на меня исподлобья, и я подумал, что сейчас запустит в меня тряпкой, которую держала в руке.

- Опять Ритку притащил?!

Я не знал, что ответить. Единственное, что я понял - это, что она чувствует себя здесь, как дома.

- Тебя видели с ней вчера. На руках её носил.

- Ты ревнива? - спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

- Ещё чего! Но Ритка!

- А что - Ритка?

- Ничего. Сам знаешь.

Я, конечно, ничего не знал из того, что знала она. Не знал также, что делать дальше. Что это за манекенщица и как с нею себя вести? Выручил звонок в дверь. Я открыл, и в прихожую впорхнула миниатюрная пухленькая блондинка.

- Хи-хи! - прочирикала она, махнула рукой манекенщице, высунувшейся в прихожую, поставила на пол огромную сумку и бросилась мне на шею.

Не обращая внимания на свою подругу, она наградила меня долгим поцелуем. Манекенщица спокойно наблюдала за этим, с той же тряпкой в руке, а когда поцелуй закончился, сказала с некоторым вызовом:

- Ритку вчера приводил.

Миниатюра небрежно махнула рукой.

- Подумаешь!

Волосы её были неестественно-жёлтого цвета, а глаза карие.

Манекенщица резко повернулась и ушла в комнату. Миниатюра подмигнула мне и снова махнула рукой: "Не обращай, мол, внимания!" Затем подхватила свою сумку и прошла мимо меня на кухню. Для меня, вроде бы, не оставалось нигде места, и я решил принять пока душ. Снял кроссовки, надел домашние туфли и отправился в ванную. На верёвках были развешаны выстиранные колготки и другие принадлежности дамского туалета, а также мужские носки, трусы и майки. Ясно, что Манекенщица имеет какие-то права на меня. Когда я вышёл оттуда спустя минут десять, девушки шушукались на кухне, и я занял место в кресле против телевизора. На экране был, как я понял, видеофильм - эстрадный концерт с привкусом эротики.

Прибежала Миниатюра, сгребла с журнального столика журналы, не разглядывая, бросила их на одну из полок стенки, придвинула столик к тахте и принялась шмыгать взад-вперёд из кухни в комнату, как мышка. На столике появились виноград, яблоки, апельсины, конфеты и торт. Затем она подтащила к столику кресло, забралась в него с ногами, сбросив туфельки, и задымила на всю комнату. Я не курю и терпеть не могу табачного дыма, но предпочёл молчать и пассивно ждал продолжения.

Манекенщица достала из бара бутылку и большие стопки, поставила их на журнальный столик и прикатила из кухни сервировочный столик со всякой снедью.

- Жрать хочу - подыхаю, - объявила она.

И тоже, чёрт возьми, закурила!

- Чего сидишь, как засватанный, хозяин?

Она взяла меня за руку, подвела к тахте, усадила, а сама прилегла на тахту, положила голову мне на колени и пустила снизу мне в лицо клуб дыма. Я отвернул голову и стал рукой разгонять дым. Миниатюра захихикала, а Манекенщица поднялась, села рядом со мной и положила сигарету на край пепельницы.

- Ладно, спортсмен, поживи еще, - сказала она.  - Давай, выпьем.

Она взяла стоящую перед ней бутылку (это оказался "Наполеон"), налила коньяк в стопки и выпила свой залпом, как водку. Я пригубил свою. Отрезая сыр, она посмотрела на нож, который держала в руке, и сказала:

- А что - может, лишим его причиндалов, чтоб Ритку больше не водил?

- Жалко, - откликнулась Миниатюра и захихикала.

- Ну, тогда изнасилуем его, так, чтобы ему и смотреть на неё не захотелось.

Она довольно чувствительно шлепнула меня в пах, и я расплескал свою стопку. Они обе засмеялись, а я поставил полупустую стопку на стол и вытер платком пролитый коньяк.

- Что же ты не поздравишь свою Валечку с днем рождения? - спросила Манекенщица и долила мою стопку.

Я взял стопку и повернулся к миниатюре, решив, что Валечка - это она.

- Ха! Он, кажется, собирается тебя поздравлять! - сказала Манекенщица, и я понял, что это о себе она говорила в третьем лице.

- Я хотел предложить поднять тост за именинницу, - нашёлся я.

- Ну поднимай, поднимай!... А где же твой подарок?

- Подарок?

- Ну, ты совсем офуел!

Валя вскочила и направилась к стенка. Запустив руку в одно из отделений, она достала маленькую коробочку и снова заняла место рядом со мной на тахте.

- Слушай, а тебя козёл твой ещё не трахнул? Ты сегодня прямо как по. . . . .   .ый! По-моему, он педик. Чего он к тебе липнет?

Липнет? - сказал я. - Да нет... Просто он экспериментом одним занят. Ему помощь моя нужна.

- Да? Раньше ты другое говорил.

Она раскрыла коробочку, вынула оттуда кольцо, надела на палец и повертела рукой, так что бриллиант (я думаю, что это был бриллиант) засверкал всеми цветами радуги. Ничего себе, подарок от лаборанта, получающего сто двадцать целковых в месяц!

- Спасибо, милый. Дай я тебя поцелую!...

Вчера я вообразил себя гигантом, но это было ничто по сравнению с моими достижениями в эту ночь. До Геракла мне, конечно, ещё далеко, но Амфитриона я переплюнул...

На следующий день работа опять не ладилась. К тому же, я плохо выспался. Козёл посматривал в мою сторону, но ничего не говорил. Спросил только, как я себя чувствую.

Около дома меня поджидали два крепких парня. Они стояли на противоположной стороне улицы и курили, а увидев меня, подошли. Мы пошлёпали друг друга по ладоням, и один из них спросил:

- Принес бабки?

Увидев мой недоумевающий взгляд, он беззлобно матюкнулся и сказал:

- Ты что, забыл?

- Ребята, - начал я медленно, пытаясь разобраться в ситуации, - вы, может, не поверите, но со мной такая штука произошла... я травму получил... по голове меня стукнуло на работе... совершенно память отшибло. Не обижайтесь, напомните, в чем дело.

Они переглянулись, заполняя паузу матюками, и тот же парень продолжил.

- Дело в том, что ты бабки обещал сегодня принести.

- Сколько? - я уже сообразил, что "бабки" - это деньги.

- Два рубля.

Я с облегчением вытащил из кармана два рубля и протянул ему. Они снова переглянулись, матюки зазвучали несколько энергичнее, и тот же парень сказал:

- Юморист, . . . твою мать. Слушай, нам некогда. Два куска гони. Две тысячи рублей. Понял?

- Две тысячи... Я таких денег никогда при себе не держу. Надо взять в сберкассе. Я посмотрел на часы: можно ещё успеть.

- Давайте попозже. Скажем, через два часа. Устроит?

Они отошли в сторону, тихо посовещались, и один из них подошел ко мне.

- Завтра утром. Как штык. В восемь.

Он посмотрел на меня тяжёлым взглядом, махнул рукой, и они ушли, обернувшись один раз с недоумённым видом.

Я бросился к телефону-автомату (к счастью, он оказался исправен) и позвонил Орхидееву.

- Что ж, его долги - это ваши долги, а ваши долги - это мои долги. Наука, как и искусство, требует жертв. В том числе, материальных. Приходите через полтора часа.

Дома меня встретила одна Китти. Так звали Миниатюру. Она была в том же халатике, в котором вчера щеголяла Валя. Телевизор был включен, шёл эротический фильм (видео, конечно), но она его не смотрела, а лежала на тахте и перелистывала журналы. Несмотря на открытую форточку, было сильно накурено. Я открыл окно и сел в кресло.

- Тебя спрашивали Санька с Борькой.

- Да, я их встретил.

- Никуда не уйдёшь?

- Через час надо будет сходить ненадолго.

- О-о! Времени вагон.

Она сбросила халатик и уселась ко мне на колени.

Хорошо быть молодым!...

Возвращаясь от Орхидеева, я встретил около своего дома того самого плечистого парня, который остановил меня в первый вечер.

- Чего не был вчера? - спросил он.

Я неопределенно пожал плечами.

- Пойдем. Тебя босс хочет видеть.

- Куда? - довольно глупо спросил я.

Он только посмотрел на меня, ничего не ответил, повернулся и пошел, в полной уверенности, что я пойду за ним.

- Подожди, я домой только заскочу.

С такими деньгами я не решался разгуливать по городу. Неизвестно, к тому же, куда и зачем меня приглашают.

- Придёшь сам, - сказал он полуобернувшись.

- Подожди! Я на один момент. Пойдём вместе.

Он остановился и достал сигареты.

Только быстро. Босс ждёт.

Я взлетел одним махом на пятый этаж.

- Тебя Кешка спрашивал, - сказала Китти потягиваясь.

- Я его встретил.

- Опять уходишь?

- Надо. Скоро, наверно, приду.

Я открыл стенной шкаф и сунул конверт с деньгами в карман первой попавшейся куртки. Китти протянула мне губки, я чмокнул её, пошлёпал по круглой попке и умчался.

Кешка, увидев меня, повернулся и зашагал, я догнал его, и мы молча пошли рядом. Пройдя квартала четыре, мы вошли во двор большого кирпичного дома и спустились в подвал. Там было светло и довольно чисто, но в нос ударил крепкий запах предбанника. Человек пять мускулистых ребят, голых до пояса, выжимали гири и штангу. На канатах с потолка свисали длинные мешки и ещё какие-то предметы, кажется, для тренировки боксёров. Стены были покрашены до половины синей краской. В конце комнаты стоял лицом к нам парень моего роста с умным интеллигентным лицом. Кешка направился к нему, и я понял, что это и есть Босс. все обернулись в мою сторону, некоторые приветственно махнули рукой, и я тоже помахал всем рукой, как с трибуны. Босс протянул мне руку, я хотел её пожать, но вдруг очутился на полу. Все кругом захохотали, а Босс помог мне встать, похлопал по плечу и сказал:

- Ну, ты, я вижу, совсем вышел из формы. Никакой реакции! Куда это годится? Помни, что вредят здоровью избыток страсти и вина! Так съ. . . . .шься на-нет. А ты мне ещё пригодишься.

Я молчал.

- Ну, слушай, - продолжал Босс, - сегодня и завтра отсыпайся, в четверг придешь на тренировку, в пятницу и одну б. . . . близко не подпускай, а в субботу придёшь в полной боевой готовности.

Я молча кивнул. До субботы ещё далеко.

- Ну, топай!

Босс, хотя и дружески, но сильно шлёпнул меня по спине и подтолкнул к выходу. Я помахал снова всем рукой и вышёл.

Возвращаясь домой, я думал о том, какой сюрприз ждёт меня в этот вечер. По логике вещей, следуя, скажем, закону арифметической прогрессии, сегодня должны быть уже три грации. Но дома оказалась та же Китти в одиночестве. Телевизор продолжал работать. На экране под ритмическую музыку одна обнажённая пара сменяла другую. Китти приготовила ужин, расхаживала в развевающемся халатике и поставила на стол новую бутылку коньяка. Я с удовольствием выпил стопку: нервы немного расшатались.

- А где Валя? - спросил я.

- Уехала.

- Куда?

- По делам. В пятницу будет.

Вот и всё. Коротко и ясно.

- Знаю.

Все всё знают.

- Но сегодня ещё только вторник! - и она захихикала.

- А ты не уезжаешь?

- Еду. Завтра.

- Надолго?

- Слушай, дорогой, не задавай лишних вопросов. Лучше обними. Мне с тобой так хорошо. А тебе?

- Божественно!

- Ты душка. Раньше ты был так скуп на ласки...

Китти хорошо, видимо, выспалась днём: она с избытком заменила трёх граций...

Утром, когда я уже собрался уходить, она раскрыла глаза и поманила меня пальчиком. Я подошёл и наклонился к ней. Она прижалась ко мне, поцеловала и прошептала на ухо:

- А Ритку всё-таки не води. Ладно?

*   *   *

За два дня Сергей не смог составить программу исследований. Он вообще ничего не делает целыми днями. Я, конечно, понимаю, что он ещё не вошёл в колею, но нельзя же так! Что бы со мной ни случилось, я всегда на работе занимался работой. Даже когда умирала моя жена.

А сегодня вечером он позвонил мне и сказал, что у него требуют две тысячи рублей. Я еле успел получить их в сберкассе. Там перед закрытием всегда огромные очереди. Сколько ещё таких сюрпризов ожидает меня - нас?...

*   *   *

Было ровно восемь. Я сразу увидел их на другой стороне улицы, подошел к ним и отдал конверт. Они не торопясь пересчитали деньги, кивнули мне и ушли... Сенька с Борькой. Не Сенька, а Санька! Кто из них Сенька, кто - Борька? Что это за долг?...

Да, жизнь Сергея для меня - terra incognita. Сплошные загадки! Его "друзья" указывают, с кем можно, а с кем нельзя общаться. Контролируют расписание любовных свиданий!... Было бы слишком наивно думать, что я могу просто так сказать им: "Братцы, я решил заняться наукой! Auf Wiedersehen! Прощайте, не поминайте лихом!" Не так легко будет порвать с ними...

А пока... Пока нужно приниматься за работу. Целых два дня ничего не делал! На меня это непохоже. Я всегда на работе занимался работой. Даже когда умирала моя жена. Сегодня же возьмусь за дело. Хватит дурака валять!...

*   *   *

Полный крах!! Мой ЭКСПЕРИМЕНТ провалился!...

Впрочем, нет, не нужно чересчур драматизировать... Результаты положительные есть, и грандиозные! Разве считывание информации непосредственно из клеток мозга не является колоссальным достижением?! А ввод информации непосредственно в мозг? Каждая из этих работ тянет на Нобелевскую!

В чём же я потерпел фиаско? Неверной оказалась моя концепция личности как суммы информации! Нельзя, например, НАУЧИТЬ творчеству, если нет творческих способностей. Эти способности определяются, по-видимому, структурой нейронной сети, какими-то внутренними связями, позволяющими производить сопоставления, искать аналогии, наконец, создавать новую информацию. И эта структура сети заложена в генетическом коде... А темперамент? Ведь это прямой результат гормональной деятельности...

Мог ли я это предвидеть? Наверное, должен был! Но что поделаешь... Errare humanum est. Даже я, Орхидеев, ошибаюсь. Слишком был увлечен своей идеей...

Итак, каковы предварительные результаты эксперимента? Я сегодня измерил ай-къю Сергея. Результат оказался обескураживающим: его ай-къю практически не повысился, остался равным 105. Повышенные результаты дал только тест на осведомленность. Учёного из него не получится. Лаборант с обширными знаниями. Сумеет ли он их применить?

*   *   *

Из моих благих намерений ничего не вышло. Работа опять не пошла. До обеда прокимарил. Ничего удивительного: после таких половых эксцессов и бессонных ночей! После обеда козёл не выдержал и предложил мне заняться тестированием. Результатов не сообщил, сказал, что ещё не обработал. Темнит. Ай-къю определить недолго. Мне кажется, что не блестяще. Ничего удивительного - в таком состоянии... Начинаю понимать Сергея - он готов был сачковать хоть целый день. Неудивительно - при таком образе жизни. Впрочем, девочки мне дали понять, что он не слишком их баловал - берёг силы. Они были приятно удивлены моей сексуальной мощью...

Сегодня назначено свидание с Маргаритой. По правде сказать, я уже сыт по горло. Никого мне сейчас не надо. Но встретиться с ней мне бы хотелось. Не знаю, что и делать. Приглашать её к себе, пожалуй, было бы неосторожно. Моё новое окружение что-то против неё имеет. В их словах - неприкрытая угроза. (Что может быть общего у неё с этой компанией?!...) Возможно, это и для неё опасно? Кто их знает, на что они способны... К тому же, я не знаю, кто ещё имеет ключи от моей квартиры и может ворваться в самый неподходящий момент. Хорошо ещё, что это не произошло при нашем свидании. Необходимо под каким-нибудь предлогом отложить встречу. По телефону это неудобно. Нужно встретиться. И что сказать?...

Я позвонил ей, и она сразу взяла трубку. Я сказал, что буду ждать около телефонной будки на её улице у дома (я вышел из будки, держа в руке трубку, и посмотрел номер дома) - у дома двадцать один.

Чувствуется осень. Пасмурно. Небо затянуто сплошной серой пеленой. Дождя настоящего нет, но время от времени воздух наполняется водяной пылью.

Минут через десять я увидел Маргариту. ещё издали она сделала мне знак идти вперёд; я понял, что она не хочет, чтобы её видели соседи в моём обществе, и пошёл не оглядываясь. Через два квартала я свернул за угол, и она догнала меня. Мы ещё раз свернули в узкий проезд между домами и остановились. Я хотел её обнять, но она отстранилась.

- Слишком много любопытных глаз, - обвела она рукой вокруг. - Пойдем лучше к тебе.

- Риточка, - начал я нерешительно, - я хотел тебе сказать...

Она испуганно подняла на меня глаза. Похоже, она ожидала чего-то подобного.

- Я хотел тебе сказать, что временно, - я повторил с нажимом, - временно... нам не следует встречаться...

Она молчала. На её синих глазах показались слёзы и потекли по щекам, оставляя дорожки, окаймлённые тушью.

Я не мог придумать, что ещё сказать. Мне хотелось расспросить её обо всём, но был уверен, что она снова скажет: "Сам знаешь!" А я не мог объяснить, что ничего не знаю: для этого надо было объяснить ВСЁ. Но этого я не имел права сделать. Нашу тайну могут знать пока только я и Орхидеев.

- Ты понимаешь, - бубнил я, - есть обстоятельства... в которых я ещё сам не разобрался...

- Не надо, - тихо сказала она. - Я пойду.

- Как только разберусь, я тебе позвоню, - сказал я ей в спину. - Можно?

Она ничего не ответила, и лишь сворачивая за угол, бросила взгляд в мою сторону. Я постоял ещё немного и пошёл к себе.

Недалеко от моего дома ко мне подошли двое парней. Не Сенька с Борькой. В подвале их тоже, не видел. Я приготовился услышать ещё финансовые претензии, но вдруг кулак одного из них скользнул по моему подбородку. Реакция на этот раз сработала: каким-то шестым чувством я уловил его движение в самом начале и успел отвести назад голову. Совершенно автоматически я ударил одного из них левой рукой в солнечное сплетение, а второго - ногой в пах. Дальнейший ход сражения помню смутно. Помню только, что я наносил и получал удары руками и ногами, несколько раз падал сам, доставая при этом кого-то из них, и они тоже валились от моих ударов и снова вскакивали. Опомнился я, когда они оба лежали на земле, а я стоял над ними, ожидая, когда кто-нибудь начнёт подниматься, чтобы снова уложить его сильным ударом. Но они больше не пытались подняться, и только матерились и сплёвывали кровь.

- Ребята, - сказал я, - что вам надо? Вы меня с кем-то спутали?

- Тебя спутаешь! - сказал один из них.

- Сам знаешь, падла, - просипел другой.

Опять я сам знаю! Меня вдруг охватила бешеная ярость. Я почувствовал, что кровь прилила к голове и застилает глаза. Мне захотелось броситься на них и топтать, топтать ногами, пока они не превратятся в кровавые лепёшки! Но тут же эта картина предстала перед моими глазами, и я испугался. Испугался самого себя: во что я превращаюсь?! Интеллигентный человек! Учёный с мировым именем!... Я сплюнул на землю, выругался неожиданно для самого себя трехэтажным матом и ушёл.

Дома я разделся и стал определять свой ущерб. Рассечена правая бровь, болит нос, распухли губы, разбиты кулаки; ссадины на рёбрах и ногах, саднит левый локоть. На левом колене джинсы порваны, колено испачкано грязью и кровоточит. Не сделать ли прививку от столбняка?... Пожалуй, не стоит. Очень хлопотно и, кажется, болезненно. Обойдётся... Столбнячная палочка попадает в почву из навоза; навоза на улицах давным-давно нет, мы уже позабыли, как выглядят живые лошади... К тому же, на асфальте, покрытом промышленной грязью, никакая бацилла не выживет...

Я осторожно промыл ссадины тёплой водой с мылом. (Когда-то я слышал, что во время войны при недостатке антисептиков, а их всегда не хватало, раны промывали простым, стирочным мылом, и они хорошо заживали. Про антибиотики мы тогда и слыхом не слыхали.) Смазал йодом и заклеил полосками бактерицидного пластыря. Всё это я нашёл в аптечке.

Джинсовый костюм весь изгваздан. Я свернул его грязью внутрь и засунул в плетёную корзину для белья в ванной комнате. Надеюсь, Валя позаботится о нём.

*   *   *

Сергей явился на работу со следами побоев на лице. Объяснил, что подвергся нападению, но с честью вышел из него. Поразительно! Я никогда ни с кем не дрался, не мог бы устоять против пятиклассника. Отколотил двух бандитов!... Конечно, сил у него много, но одних мускулов недостаточно. Те, двое, наверное, тоже не какие-нибудь слабаки, надеялись на свои силы: знали ведь, на кого нападали!... Профессорские мозги в таком деле - плохой помощник... Да, это подтверждает вывод, к которому я пришел: личность - это не только информация, содержащаяся в коре!

Я предложил ему обратиться в травматологический пункт, но он сказал, что в этом нет необходимости, чувствует себя прекрасно... Тогда я решил продолжить тестирование.

За эти дни после начала эксперимента я получил некоторые новые результаты в области обобщения теории групп на пространства толерантности. Для этого потребовались не слишком сложные преобразования, доступные студенту четвертого курса. Если бы он сохранил свои (мои) творческие способности, ему бы ничего не стоило повторить мои выкладки. Однако он не смог сделать даже маленького шага, несмотря на мои подсказки. Увы, он мог решать только такие задачи, где требовалась подстановка данных в готовую формулу. Даже самые элементарные алгебраические преобразования оказались ему не под силу... Возможно, он мог бы работать переводчиком. Я владею несколькими иностранными языками: английским, немецким, французским, испанским, чешским и польским. На этих языках я могу читать специальную литературу, а также объясняться с коллегами на симпозиумах. Но для профессионального переводчика этого недостаточно. Чтобы прилично зарабатывать, нужно, по крайней мере, владеть синхронным переводом...

Но самое главное - я не приобрел помощника, на которого рассчитывал. Такой работник, как Сергей, мне вовсе не нужен. Любой из сотрудников моей лаборатории выше его на две головы. Как работник, разумеется.

*   *   *

Убил меня результат тестирования! Орхидеев старался подсластить пилюлю, но я сам всё понимаю. Мой ЭКСПЕРИМЕНТ провалился! Как учёный я погиб! От моего творческого потенциала ничего не осталось! Я не могу решить простейших задач! Такое бывает в кошмарном сне: снится, что пришёл на экзамен, а в голове - абсолютная пустота, не можешь ответить ни на один вопрос. Знаешь, что всё это должно быть известно тебе, учил, и - пустота!... Ужасное состояние... Правда, после такого сна я обычно сдавал экзамен блестяще... Но сейчас это, увы, не сон... Осталось знание языков. Но что это за работа! Грошовая оплата...

Орхидеев захочет, наверное, от меня избавиться. И правильно сделает. Я бы на его месте поступил точно так же. Если бы Петров не был нужен мне для эксперимента, я бы и дня его не держал...

Впрочем, и мне теперь в НИИ незачем оставаться. Прозябать всю жизнь лаборантом?!... А что я могу делать? Чем зарабатывать на жизнь?...

Ну, что ж, если я теперь Сергей Петров, то и жить мне как Сергею Петрову!... В конце концов, жизнь, которую вёл Сергей, не так уж плоха. За эти несколько дней я успел войти во вкус! Конечно, милые девочки Валя и Китти довольно примитивны, разговаривать с ними не о чем, но зато to make love они умеют великолепно. Профессионально. Просветили меня, можно сказать... Должен оговориться, что вовсе не имел в виду их принадлежности к древнейшей профессии. Для этого у меня нет никаких оснований. Возможно, они вполне достойные особы. Не могу даже исключить (теоретически), что я, то есть Сергей - первый и единственный мужчина в их жизни... Плохо только, что они дымят всё время, как паровозы, и сквернословят...

Хотел бы я всё-таки знать - откуда у Сергея деньги на такую жизнь?... Босс говорил что-то насчёт субботы. Может быть, они вполне безобидные ребята, занимаются спортом, а в субботу у них очередные соревнования. Спорт, кажется, хорошо оплачивается...

Как бы то ни было, а сейчас я не вижу для себя иного реального варианта, кроме как примкнуть к Боссу и его компании...

...Был сегодня на тренировке. Оказывается, я кое-что умею...

Когда Босс увидел синяки на моей физиономии, он покачал головой и сказал:

- Травматик! Кто тебе фингалов наставил?

Я сказал, что не знаю, темно было.

- Везет тебе! То на работе чем-то огреют, то неизвестные лица нападают. Что-то непохоже это на тебя. Учти, бюллетень оплачиваю только за травмы на моей работе!

Тренировка началась с хорошей разминки. Мы пошли на площадку возле школы, там бегали, прыгали, размахивали руками, затем я отжался пятьдесят раз от земли. Мог бы ещё, но Босс сказал "хватит"... После разминки мы вернулись в подвал и занялись борьбой. Сначала у меня плохо получалось, и Босс сказал:

- Ты что это сегодня, как по. . . .нный? Может, козёл тебя трахает? Не давай ему больше!

Я уже начал злиться. Что за плоские и однообразные шутки!... Босс заметил моё недовольство и сказал примирительно:

- Ладно. Понимаю, что тебе там уже осто. . . .нило. ещё пару месяцев прокантуйся...

Будут ли ещё два месяца меня там держать?...

Потом я поднимал гири и штангу, а потом ещё боролись. Постепенно я разошёлся, стал бросать противников на пол, и Босс остановил меня:

- Полегче! Не перекалечь мне народ. Побереги свой пыл на субботу.

Я думал, что после такой тренировки у меня не хватит сил добраться домой, но оказалось наоборот: я был возбужден и полон энергии. Принял горячий душ, потом захотелось окатиться холодной водой, что я и сделал с огромным удовольствием...

*   *   *

... Нежные прохладные руки гладят меня по лицу. Стаскивают осторожно простыню. Валечка и Китти. Раннее утро. Сумерки.

- Девочки, сегодня пятница. Предписано воздержание.

- Т-ш-ш!

Нежные руки закрывают мне рот. Шёпот:

- Уже суббота. Ты проспал. Пора.

Я встаю. Валя подаёт мне кожаную куртку. Надеваю на голое тело. Ведёт за руку к дверям.

- Подожди, - говорю, - джинсы надену.

- Не надо. Одевай кроссовки.

Китти надевает мне кроссовки и зашнуровывает.

- Вы, как рыцаря, меня снаряжаете.

- Тихо!... Ты и есть рыцарь, - всё это шепотом.

На улице меня встречают Сенька с Борькой. Не Сенька, а Санька. Становятся по бокам. Сзади - Валя с Китти.

- Пошли! - шёпотом.

Неслышными шагами в серых сумерках идём незнакомыми улицами. Куда?... А-а, вот мой дом. Бывший. Сюда?... Мимо... Вот НИИ... Мимо... Впереди навстречу - два парня. Я один. Куда подевалась моя свита? Парни - те самые. У меня на правой руке кастет. Теперь они врасплох меня не застанут. Парни сворачивают в переулок налево. Я поравнялся с переулком, осторожно заглядываю за угол. Парни далеко, удирают во все лопатки.

- Серёжа! - Ангельский хор слит в один голос. Единственный в мире. Он перламутровый. Переливается.

Это жемчуг. Он стекает, течёт ручейками, шелестит, журчит:

- Серёжа!

Маргарита! Риточка...

Валя грозит ей кулаком. Моя свита опять здесь?

Риточка печально смотрит на меня. Вижу лицо её, очень ясно, как будто она рядом, но она - шагах в двадцати. Поворачивается, уходит. С тоской вижу её удаляющуюся фигуру...

Мы снова идём...

Навстречу мне Босс, за ним ещё трое.

- Бери свой люгер, - Босс протягивает мне пистолет с длинным стволом, с глушителем на конце.

Как им пользоваться? Я никогда в жизни не держал этого в руках. Где-то должен быть предохранитель. Вот он, сбоку, рычажок. Поворачиваю его.

- Торопишься, - это Босс. - Рано ещё. Что это с тобой? Совсем из формы вышел!

Я поворачиваю предохранитель обратно. Идём дальше. Сумерки сгущаются. Вечер не может быть: на улицах пусто, окна домов темны. Это облака. Тучи. От них потемнело. Моросит мелкий холодный дождик.

- Ну вот, пришли, - говорит Босс. Мы с ним вдвоём. Остальные куда-то исчезли. - Вот тебе ключ. Ты знаешь, что делать.

Это опять мой дом. Бывший. Открываю тяжёлую парадную дверь. Она скрипит. Босс достаёт из кармана маслёнку, смазывает петли, отдаёт маслёнку мне. Вхожу в вестибюль. Горит слабым светом лампочка под потолком. Справа вдалеке движется какая-то фигура. Сергей!!... Сердце сильно забилось... Нет, это моё собственное отражение в зеркале. Когда успели его вставить? Со времени революции рама была пуста. Говорят, матрос пальнул из маузера в буржуйскую вещь.

Поднимаюсь по мраморной лестнице. Моя квартира. Смазываю из маслёнки дверные петли, замок, ключ. Вставляю ключ в замок, поворачиваю, открываю бесшумно дверь. Вхожу на цыпочках в знакомую прихожую. Сумерки. Тишина. В ванной капает вода из крана. Надо пойти, закрыть...

Слева приоткрывается дверь, высовывается бледная рука с ножом. Я вижу, но не могу пошевельнуться. Рука медленно поднимается, медленно втыкает нож в грудь, в сердце... Резко звонит телефон...

Это будильник. Я просыпаюсь. Лежу на левом боку. Бледная рука тает и исчезает. Нож в груди остаётся. Я осторожно провожу рукой по груди. Ножа нет, но есть боль. Раны тоже нет. Только шрам... Надо будет сходить к врачу... Переворачиваюсь на спину. Боль проходит. Бьет противная дрожь. Может быть, от холода? Окно открыто, в комнате довольно прохладно...

Пора вставать. Чувствую себя разбитым. Делаю глубокие вздохи. Несколько напряженных потягиваний всем телом. Дрожь проходит... Лёжа на спине, закинув руки за голову, напрягаю мышцы. Чувствую, как шевелятся они подо мной. Шевелятся подо мной, как посторонние существа, маленькие животные, сжимающиеся в комок по моему желанию, и ещё перекатываются при этом, скользя по простыне. Необычное, новое для меня ощущение...

Остатки сна рассеиваются, возвращается бодрость. Я резко разгибаюсь, опираясь на руки, и соскакиваю на пол. Нагишом иду в ванную. Избавившись от шлаков, возвращаюсь в прихожую. Отражение в зеркале меня больше не пугает: я знаю, что это я. К своему виду я уже привык, но не перестаю любоваться. Нарцисс. Останавливаюсь перед зеркалом, разглядываю шрам на груди, ощупываю его, нажимаю. Никакой боли нет. К врачу все же надо будет сходить... Беру гири, медленно поднимаю. Никакой боли, никаких неприятных ощущений... Какая мускулатура! Я чувствую себя могучим, способным преодолеть любые препятствия. Начинается Новая Жизнь! Жизнь супермена... В прошлой жизни я был учёным. Это было прекрасно, но это кончилось. Теперь открываются новые пути, новые перспективы... Можно принять участие в конкурсе "Мистер Универсум"... Или стать актёром? Такая внешность заменит половину таланта!...

Одно лишь облачко (или тучка?) остаётся пока на горизонте. Завтра суббота. Что за "мероприятие" планируется? Раз не говорят, значит, Сергей должен был бы знать. А я вот не знаю. И спросить не могу... Возможно, Орхидеев сможет мне помочь? Выудить нужную информацию из записей с мозга Сергея?...

Кстати, а что такое "люгер"?

*   *   *

Сергей в панике. Придя на работу, он сразу подошёл ко мне, сказал, что нам необходимо срочно поговорить, и мы вышли в коридор. Вкратце наш разговор свёлся к следующему. Сергей понял, что учёным ему не быть, и он решил продолжить жизнь подлинного Сергея. Мешает ему отсутствие информации, которой обладал настоящий Сергей, поэтому он просит ввести ему эту информацию...

Удивительно, насколько его мышление отличается от моего! Неужели ему не ясно, что для него, для его нынешней личности, такой ввод информации означает смерть?!... Не могу же я ввести ему лишь какую-то часть информации!...

Прежде чем объяснить ему это, я попросил описать подробнейшим образом всё-всё, что он делал в эти дни. Он усердно занимался этим целый день, а после работы мы пошли ко мне домой.

Я внимательно прочёл его записи. Они были весьма откровенны и подробны. Он даже рассказал свой "вещий" сон, что было уж вовсе излишне. Также излишними и чересчур назойливыми были многочисленные характеристики моей персоны. Большая часть из них - совершенно несправедливы. Всё же я полагаю, что он не имел целью меня оскорбить. Просто, в его стремлении передать максимально точно и подробно все события сказалась унаследованная от меня пунктуальность - качество похвальное и совершенно необходимое учёному, но, увы, далеко не достаточное...

Странное чувство владело мной, пока я читал. Я узнавал и не узнавал себя в его поступках и мыслях. И нечто вроде зависти вдруг зашевелилось где-то в глубине души. Вообще-то я человек не завистливый; собственно говоря, для зависти у меня никогда не было поводов, я всегда считал, что жизнь складывается у меня вполне удачно: я занимался интересным и любимым делом, смог реализовать свои творческие способности, добился самостоятельности в научной работе, а это ведь, в конечном счёте, - самое главное! Конечно, я мог бы сделать больше, если бы имел хороших помощников, если бы не приходилось отвлекаться на всякие ненужные дела; мог бы пожелать себе лучшего здоровья, но всё это - не повод для зависти. Нет, это не зависть. Просто сожаление о том, что мне не дано самому пережить то, что пережил он за эти дни... А его нынешнему положению и вовсе не позавидуешь! Какая уж тут зависть?!...

Я начал сегодняшнюю запись словами "Сергей в панике". В действительности, он был внешне довольно спокоен. Возможно, оттого, что не сознавал, в каком положении находится. Мне, однако, это ясно, как Божий день! Не сомневаюсь, что его компания с Боссом во главе - отнюдь не безобидные спортсмены, а самые настоящие уголовники. Сергей, очевидно, подозревает неладное, на это большого ума не требуется, но, как многие недалёкие люди, отгоняет от себя неприятные мысли. Страус. Ну, а в обществе уголовников Лже-Сергей будет, конечно, как слепой котёнок. Его жизнь находится под реальной угрозой. Придётся его спасать...

Спасать... Чью жизнь я спасу? Ведь для него это - смерть!... Но что такое в нашем случае жизнь и смерть? На эту тему стоит поразмыслить.

Исходя из того, что личность - это не только информация, содержащаяся в коре головного мозга, а целый комплекс, включающий спинной мозг и эндокринную систему, я прихожу к неожиданному выводу: мой ЭКСПЕРИМЕНТ - это всего лишь некоторый способ обучения! Вроде гипнопедии... Сергей Васильевич Петров, живое существо, живая плоть, обладал определёнными знаниями; эти знания я заменил ему на другие. Можно ли считать это убийством?... А сейчас я снова произведу замену его знаний. Вот и всё!... Это рассуждение мне представляется вполне логичным. Но допускаю, что я не прав. Оставляю эту проблему философам, теософам... кому ещё? Пусть кто хочет, тот и решает. А я всего лишь кибернетик. Технарь, так сказать... Философия - не моя область деятельности.

Я не стал ему ничего объяснять. Да будет так, как он хочет!... Меня это также устраивает - освобождает от моральной ответственности за его будущее. Подлинный Сергей Васильевич Петров сам о себе позаботится...

Однако в этом деле есть один пикантный момент! Информация, считанная с мозга подлинного Сергея, заканчивается прошлым воскресеньем. Как объяснить ему, в каком состоянии он был почти целую неделю? И нужно как-то сообщить ему, что он делал в это время...

Я выбрал из его записок то, что необходимо будет, по моему мнению, сообщить, и хотел попросить Сергея прочесть это перед диктофоном. Подумав, я однако от этого отказался, решив, что затея выглядит слишком неубедительно и противоестественно: запись собственного голоса, сделанная в невменяемом состоянии! К тому же, манера Лже-Сергея выражаться совершенно несвойственна подлинному Сергею. Лучше будет, если я расскажу ему сам. якобы, с его собственных слов...

Сергей надел шлем, и в этот момент мне стало жаль, что его больше не будет. Он мне гораздо симпатичнее настоящего Сергея. Но - что делать? Нужно спасать его плоть. Ему грозит настоящая, физическая смерть...

*   *   *

- Как ваше самочувствие, Сергей Васильевич?

- Нормально.

- Не хотите кофейку?

- Можно. Спасибо.

Я пошел готовить кофе, а когда вернулся, увидел, что Сергей с недоумением рассматривает и трясет свои часы.

- Что-то с часами, - сказал он. - Электронные. Не могли испортиться от этой штуки? - он кивнул в сторону опутанного проводами шлема, лежащего на столе.

Я замялся.

- Пейте кофе, - сказал я подавая ему чашку и придвигая печенье. - Есть хотите? Давайте поужинаем.

- Некогда. Дел много.

- Мне придется извиниться перед вами, Сергей Васильевич, - начал я, когда он выпил кофе и поставил чашку на стол. - ...Но во время эксперимента... произошли... как бы это сказать... некоторые осложнения...

Объяснить ему ситуацию оказалось значительно труднее, чем я думал.

- Сейчас, надеюсь, всё в полном порядке, - продолжал я. - ...Скажите, пожалуйста, какое сегодня число?

- Двенадцатое. Часы забарахлили. Показывают семнадцатое!

- Да... сейчас у вас всё хорошо... всё хорошо... Вы помните... что вы делали вчера, сегодня... какие у вас планы на вечер?

Он посмотрел на меня недоверчиво и помедлил с ответом.

- Да. А что?

- Видите ли... как бы вам это объяснить... В результате эксперимента... у вас случались... иногда... небольшие провалы памяти...

Как всё ужасно нескладно и неубедительно получается! Нужно было лучше подготовиться к этому разговору.

Он весь напрягся, смотрит на меня, как кролик на удава. То есть, наоборот - как удав на кролика.

- Вот здесь, - я протянул ему листок бумаги с текстом, - записано с ваших слов то, что вы хотели восстановить... э-э-э... восстановить в памяти...

- Ничего не понимаю.

Он взял листок, но продолжал смотреть на меня.

- Ничего плохого не случилось... Вы продолжали работать, всё было в порядке... но... вы пожаловались, что всё забываете... И вот, сегодня я решил повторить эксперимент... в надежде, что всё придет в норму... И действительно, теперь всё в порядке... Вы чувствуете себя хорошо... Сегодня семнадцатое число, пятница. Пять дней у вас было такое... не совсем хорошее самочувствие... Но, слава Богу, сейчас всё в порядке... А вот здесь... вы продиктовали мне... то, что сочли необходимым восстановить в памяти...

Уф-ф! Весь вспотел!

Он опустил, наконец, глаза и читал мой текст, с каменным лицом.

- Это всё?

- Да... всё. Всё, что вы мне продиктовали...

Он снова уставился на меня в упор своим ледяным взглядом. Помолчав минуты две, он спросил:

- И что же я на работе делал?

- Ну-у... как обычно... Обычную работу выполняли. Тестированием занимались с вами. У вас даже повысился немного ай-къю. всё нормально было... Я бы ничего не знал, если бы вы сами не пожаловались.

- Когда пожаловался?

- Сегодня. Утром.

- А сюда я не приходил?

- Только один раз - за деньгами.

Он ещё помолчал минуты две, не сводя с меня взгляда.

- Кто ещё этим занимается? - он кивнул головой в сторону шлема.

- Никто, кроме нас с вами.

Он аккуратно сложил листок с моим текстом, спрятал его в карман куртки, встал и не говоря ни слова и не прощаясь вышел из комнаты. Я тоже встал, чтобы проводить его до дверей, но услышал, как входная дверь захлопнулась за ним...

Нужно будет поскорее как-нибудь избавиться от него. И предупредить дирекцию, что, возможно, что-то замышляется. Пусть принимает меры по своему разумению.

*   *   *

(Газета "НАШ ПУТЬ" от 21 сентября 197.. г.)

^[1]Нынешнему читателю наверняка будут непонятны эмоции профессора Орхидеева при виде содержимого холодильника в кухне Сергея Петрова, поэтому необходимо напомнить ситуацию с продовольствием в те времена.

Прилавки гастрономов были заполнены консервами "Морская капуста", сливочное масло было всегда прогорклым, так как "выбрасывалось" (как тогда говорили) в продажу из стратегических запасов, отлежавших свой срок; колбаса полукопченая состояла из хрящей, сухожилий и кусочков сала, а "докторскую" отказывались есть даже кошки; за сосисками выстраивались огромные очереди, а о таких деликатесах, как ветчина, рядовые советские граждане даже и не мечтали.

Так называемый "заказ" представлял собой набор, в который входил какой-нибудь "дефицитный продукт", к примеру, растворимый кофе, а к нему - леденцы или "подушечки", не пользующиеся спросом; к твердокопченой колбасе придавались макароны из темной муки, разваривающиеся в неаппетитную массу. Следует добавить, что этих "заказов" для всех желающих не хватало, поэтому их распределяли по жребию.