Вася никогда не был замкнутым человеком, но его общение с девочками долгое время можно было назвать двумя словами - "гребаное фиаско". У него не было проблем ни с внешностью, ни с мозгами, но, черт бы побрал, лишь только рядом оказывалась юная симпатичная особа противоположного пола, которая пробуждала в нем какие-то глубокие чувства, тестостерон будто прекращал подачу кислорода к его мозгу, и он мгновенно превращался в имбецила с цыплячьим характером. Лицо его сначала бледнело, потом наливалось краской, он запинался, он дрожал, у него начинали подкашиваться ноги; вместо речи, которую он с легкостью мог породить где-нибудь наедине на кухне, или даже перед зеркалом, перед которым он часто практиковал, Вася либо издавал непонятные звуки, либо городил такую чушь, что девушки, зачастую, принимали его за умственно отсталого и старались близко не подходить.
Однажды в метро он попытался подвалить к какой-то красотке. Ему тогда было лет семнадцать, может чуть больше. Она ехала с ним в одном вагоне метро и ее тонкий еще девичий стан изящно прислонялся к тем дверям, к которым прислоняться было запрещено, как бы намекая Васе на запретный плод, который он, при правильном подходе, мог бы, наконец, укусить. Он вышел за ней на одной из станций и осторожно поравнялся. "Девушка!" - проговорил он ей громким и бодрым голосом. Она не ответила ничего, но повернулась и замедлила шаг. Она приготовилась слушать его, естественно, уже догадываясь, зачем он остановил ее и, возможно, испытывая даже от этого какое-то скрытое удовольствие. И вот тут-то у Васи, наконец-то, появился реальный шанс. Альфа-самец в нем должен был расправить крылья, разорвать оковы застенчивости и вырваться наружу. Но тут случилось то, что случалось и до этого, и чего, в общем-то, и следовало было ожидать. Обжигающий взгляд темных томных глаз вмиг перекрыл краник в его голове и Вася, еще несколько секунд назад существо разумное и знающее, что ему нужно было получить, вдруг превратился в конкретнейшего дебила. Запинаясь, путая порядок слов, грамматику, забывая некоторые слова и заменяя их какими-то другими, мало подходящими по смыслу в данной ситуации, глотая окончания, суффиксы и иногда даже корни слов, Вася вдруг вывалил на бедную девушку целое ведро таких дичайших смысловых помоев, что девушка не нашла ничего лучшего, чем ускорить шаг и ответить что-то из серии, что мелочи у нее нет. Особой пикантности той истории добавило еще и то, что за всей этой сценой наблюдал стоявших рядом блюститель порядка, которому поведение парня тоже показалось странноватым и которого он, деликатно спросив сперва у девушки, знает ли она его, и получив, естественно, отрицательный ответ, забрал с собой в комнату предварительного задержания, где Васе долго и упорно пришлось объяснять милиционерам, что он не был ни наркоманом, ни насильником, ни даже сбежавшим с мест принудительного лечения психбольным. Его, конечно, обшмонали с ног до головы и залезли ему даже в штаны, но не найдя там ничего странного, по крайней мере нелегального, через какое-то время отпустили. Но неприятный осадок остался. Смотря тогда украдкой на девушку в вагоне метро, он, конечно, надеялся, что штаны с него рано или поздно сползут, но что это будет так и в таком виде, он не мог даже и догадываться. В тот день, расплакавшись дома в подушку, он дал себе слово больше никогда не знакомиться с девушками в метро, да и вообще с ними больше никогда не знакомиться. Со второго пункта со временем, он, конечно, ограничения снял, все-таки природа и все такое, но к девушкам в метро он уже никогда больше не проявлял внимание. И если и проявлял, то все сводилось лишь к манипуляциям в своем сознании, в котором он, благодаря тому, что начал достаточно позднюю половую жизнь, очень даже неплохо преуспел.
Со временем его ситуация с общением с противоположным полом немного улучшилась. Вася поступил в университет на факультет философии, где обнаружил себя окруженным всякого рода девицами. К его счастью почти все, с кем он начал поначалу общаться, были достаточно страшненькими, поэтому Вася без какого-либо труда сумел сохранить хрупкое психическое равновесие в первые месяцы присутствия там. В тот период он окунулся со всей головой в философию, социологию, английский язык и ненавидимую им до дрожи в коленях математику, от которой он не сумел полностью убежать даже здесь. Но уже концу первого семестра, перезнакомившись со всеми на своем курсе, и уже поняв, что общение с представительницами противоположного пола, во-первых, не страшно, а, во-вторых, это то единственное полезное, что может дать человеку гуманитарный факультет, он начал расширять свой кругозор чуть дальше, на девушек чуть ли не самого уже премиум сегмента.
Поначалу все шло легко и непринуждённо. Привет там, привет здесь. После нелегких в этом отношении школьных лет, общение с девушками в университете пошло как по маслу. У него стали появляться подруги, с которыми он вел непринужденную беседу по предметам и не только, с которыми он пил чай и кофе в университетской столовой, а иногда, после занятий, они все вместе, своей большой университетской компанией парней и девчонок шли в бар, где до самого позднего вечера, а иногда и до рассвета вели, подогретые пивом или чем-то покрепче, философские беседы. Конечно везде были свои персонажи, которые все портили и несколько раз Вася имел неудовольствие вступить в общение с существами крайне неприятными, которые говорили с ним таким гонором и с таким выражением лица, как будто он только что признался им в том, что регулярно ворует у них из дома нижнее белье. Но все-таки это были скорее исключения из правил, практически никак не влиявшие на общую ситуацию дел. "Мудаки нужны человечеству. Они делают мир интереснее", - философски замечал он своим новым друзьям и друзья, разделяя во многом его взгляды и убеждения, беспрекословно соглашались.
Вскоре Вася знал уже всех, и все знали Васю. Все как в песне у Сюткина. Робость по отношению к женскому полу, которую испытывал он всю свою прежнюю жизнь, медленно отступала, и Вася расцвел во всей своей красоте. Он не был уродом и, ко всему прочему, неплохо учился, что делало его популярным на курсе и поднимало в своих собственных глазах до высот, невиданных ранее. Вскоре, к работе над своими внутренними качествами, он добавил еще и работу над внешними. Походы на вещевой рынок с мамой были забыты как артефакт прошлого и теперь он покупал одежду сам, исключительно в открывшемся недалеко от дома дисконтере. В дополнение к одежде, путем долгих изысканий перед тем же зеркалом в ванной комнате родителей, перед которым он давил прыщи в шестнадцать лет, он сумел выработал в себе особый прищуренный взгляд. Что-то такое хайдеггеровское, наполненное интеллектом и энергией, что должно было пронзать любого глубиной запрятавшейся за ним мысли. По его мнению, такой взгляд должен был иметь влияние на любое существо, будь то женское, будь то мужское, что в том интеллектуальном мире, в котором он вращался, было одинаково важно. Вскоре он выработал в себе и особую манеру речи, без этих "ну", "это", "типа" и "как бы". Он заговорил медленно, как настоящий интеллектуал старой закалки, отходящий от причальной стенки на Философском пароходе, выпуская слова в свет слегка растянуто, но грациозно и с ударением. Он не частил, не проталкивал одно слово другим и речь его обогатилась словами иностранного происхождения, вроде "априори", "трансцендентально" и "симулякр", что предавало ему в глазах многих, ну или, по крайней мере, в своих собственных глазах, что, согласитесь, друзья, куда гораздо важнее в нашей жизни, оттенок чего-то высшего и аристократического. Единственное, что он не мог терпеть и что казалось ему моветоном, так это использование бытовых английский слов на русских манер, что-то вроде "ресерчить" или "делать коммитмент", что казалось ему крайней пошлостью. Эти слова имели достойные эквиваленты в родном языке и человек, позволяющей себе коверкать русский язык настолько, по его собственным убеждениям, выглядел так же нелепо как какой-то именитый лектор, который вышел к огромной аудитории говорить об эстетике, но к ботинку которого прилипла туалетная бумага со следами чего-то коричневого. Этот лектор видит ее и понимает всю нелепость ситуации, но сделать что-либо не хочет, ибо он настолько выше всего этого, что "дистракторы", в виде прилипшего к ноге говна, его просто не интересуют.
Неизвестно что это было - новая одежда, хайдеггеровский взгляд или просто процессы взросления, которые превратили гадкого утенка если не в лебедя, то, хотя бы, в гуся, но вдруг в жизни Васи произошел качественный скачек - им вдруг заинтересовались дамы. По началу это могло казаться просто случайным контактом блуждающих по толпе глаз, когда глаза, знаете, совершенно бессмысленно останавливаются на чьем-то лице и вдруг человек этот поворачивается и ловит на себе ваш задумчивый взгляд. Вы, естественно, резко отдергиваете глаза, вы начинаете смотреть на ботинки, на поручни, на рекламные объявления в вагоне метро, на других людей, но через какое-то время вы случайно снова останавливаете свой взгляд на этой особе и на, блин! Этот человек снова поворачивается, будто кто-то шепнул ему "смотри, этот чувак на тебя все еще пялится" и в этот раз он уже точно уверен, что вы от него чего-то явно хотите. Нет ничего страшного, когда объектом вашего этого случайного взора становится симпатичная девушка (здесь, по крайней мере, все понятно), но когда этим объектом становится какая-то усатая толстуха, которая при этом еще делает лицо из серии "о боже мой, эти хотящие меня мужики уже порядком надоели" или, еще хуже, какой-то парень, тут, знаете, ситуация уже становится куда сложней и даже, в некоторых случаях, болезненнее. Так вот, эти визуальные контакты в случае с Васей не были случайными, и он действительно начал привлекать к себе повышенное женское внимание. Здесь легкий румянец на лице пойманной со взглядом на себе в столовой рыжеволосой девочки, там, в баре, томный взгляд брюнетки с соседнего стола, которая была, очевидно, старше, и которая буквально пожирала его своими чуть подхмелевшими глазами. Какой-то странный смех девочки с младшего курса, которая оказалась каким-то непостижимым образом в их компании и которую приводил в дикий восторг все, чтобы он ни сказал. Она смеялась над каждой его шуткой, над каждой даже попыткой его пошутить, как будто он был не Вася со своими философскими убеждениями, а Евгений Ваганыч Петросян, освещавший тусклую комнату в студенческой общаге лучами своего искрометного юмора.
Любой непорядочный человек, естественно, этим бы пользовался. Через пять минут он сидел бы рядом со смущенной рыжеволосой девочкой в студенческой столовой, либо за столом с подхмелевшей дамой, догоняя ее до нужной кондиции пивком из своего здоровенного бокала, либо посадил себе на колени любительницу "Смехопанорамы", страстно щекоча ее за пышные места, заставляя ее еще громче смеяться и ерзать у себя на коленях. Через несколько дней, добившись своего, он бы бросил одну, потом вторую, потом и третью, отправляя себя в дальнейшее плаванье по бескрайним просторам женской любви, а девушек в подавленное настроение, граничащее с дикой депрессией и убежденностью в том, что все же мужики, действительно, козлы. Но Вася козлом не был. Он был интеллектуалом со всеми вытекающими отсюда последствиями, и этих взглядов на себе как бы не замечал. Впрочем, взгляды эти он на себе, конечно, замечал, но он не любил рыжих, не любил пьяных и, в случае со "Смехопаноромой", не любил тупых. В конце концов, он был человеком искусства, или, другими словами, искал для себя что-то получше.
В таких поисках проходили годы. У него было несколько мимолетных романов, которые закончились совершенно ничем. Либо это была красота, лишенная всякого интеллекта, либо интеллект без всякой красоты. Один раз, правда, Вася встретил очень интересную девицу, наделенную, казалось, и тем и другим, но уже через несколько дней за всей это оболочкой из шелка и золота, обнаруживалась вдруг натура настолько поганая и низкая, что даже через несколько месяцев после расставания, воспоминания о ней вызывали у него дикую икоту, которую заливал он себе уже в привычном для студенческой аудитории пивом.
- Понимаешь ли, мой друг, - говорил он хмельной и красный своему другу, толстому Дрону, которого никто никогда не любил и с которым, поэтому, он любил быть предельно откровенным, - я не какая-то там медуза, которая ловит своими щупальцами всех, кто проплывает рядом и тут же тянет к себе. Я отношусь к этому достаточно серьезно. Мне нужна как ее внешность, так и сущность. Женщина должна быть не только красивой, но еще и личностью, способной дать не только сексуальное, но и интеллектуальное удовлетворение.
- Понимаю, - кивал ему своей козлиной бородкой Дрон, почесывая свое вылезавшее из-под футболки брюхо и думая в тот момент лишь о том, как неплохо было бы быть действительно медузой, которая могла бы без всякого спроса хватать всех, кто проплывает рядом и тащить их куда-то к себе.
- Мимолетные отношения это не мое. Мимолетные отношения это для людей несерьезных, а я все-таки не такой. Мне нет смысла бросаться на первую попавшуюся, я, ведь, никуда не спешу и я готов ждать.
И он ждал. Позади остались беспечные студенческие годы и на смену им пришла рутина младшего научного сотрудника на кафедре. Попойки и пьяные беседы по-прежнему украшали его одинокую жизнь, но количество их, как и присутствующий на них контингент, заметно поредел и поветшал. Вместо кучи новых людей, каких-то веселых, каких-то грустных, но объединенных страстью к философии и общению, на всех этих преподавательских пьянках присутствовали одни и те же немолодые рожи, рассказывавшие под смех других ради приличия, сказанные уже тысячу раз рассказы. Если же на этой попойке вдруг появлялась какая-то красивая и юная девушка, что раньше было нормой, а теперь редкостью, то теперь уже Вася бросал на нее томные взгляды, которые, почти всегда, встречались с какой-то апатией и несколько раз, к величайшей своей досаде, даже с отвращением.
Еще одним неприятным сюрпризом для Васи стало то, что он вдруг стал одновременно толстеть и лысеть. Джинсы и футболки, которые он раньше носил, как бы подчеркивая в себе интеллектуала нового порядка, не скованного условностями прочих веков и нравов, он поменял на классические брюки и пиджак из того же дисконтера, но этажом ниже. Длинные, почти до плеч темные волосы, сменились достаточно короткой прической, с откровенно бледной плешью прямо на макушке. Первое время он пытался компенсировать эти изменения в себе аккуратно отпущенными в виде буквы "О" усами и бородкой, но вскоре его утомило заниматься собой каждый день, и он сбрил ее перед тем же зеркалом, перед которым, уже почти двадцать лет назад, давил свои юношеские прыщи. Женское внимание ласкало его взгляд теперь все меньше и меньше. Конечно, представители женского пола по-прежнему на него обращали внимание, но эти взгляды были гораздо реже и как-то тусклее. Однажды, на одной из новогодних вечеринок, он оказался за одним столом с Валентиной, доцентом с кафедры иностранных языков. Она была старше его лет на пять, а может и того больше, судя по огромным морщинам на лбу и двум детям от разных браков. Валентина, после пары вступительных фраз об общем положении дел гуманитарных наук в России, которые требовалось как бы обсудить для проформы, вдруг в лоб спросила его о его личной жизни. Вася, не готовый к такому вопросу, сильно застеснялся и ответил что-то невразумительное, что-то из серии "пока еще не встретил ту единственную", на что Валентина, со свойственной британской принцессе холодностью, спросила "so what a fuck are you waiting for"? Вася, чувствуя, что начинает попахивать жареным, было попытался снова вернуть разговор в прежнее русло положений дел гуманитарных наук в России, но Валентина положила свою горячую руку на его руку и тихим голосом, в этот раз по-французски, спросила, не будет ли он против проводить ее вечером до дома.
Бывают женщины красивые, бывают не красивые, бывают миленькие, а бывают просто незаметные. Ты знаешь об их существовании, ты здороваешься с ними, ты синхронизируешь с ними учебный план, ты сидишь с ними за одним столом на новогодней вечеринке, но ты никогда не думаешь о них как о существах, с которыми у тебя могут возникнуть какие-то романтические отношения. Валентина принадлежала к категории женщин последних. Вася здоровался с ней, Вася иногда с ней шутил и разговаривал о каких-то рабочих вещах, но он не мог даже подумать о том, что Валентина может подумать о нем в таком свете. "За кого вы, вообще, меня принимаете?! - разница в возрасте между ними казалась ему такой большой, что он даже называл ее первое время на "вы". - Неужели вы думаете, что у меня настолько все плохо, что предлагаете мне себя?!!" - чуть не вывалил он ей в своем охмелевшем состоянии прямо сходу, но чувство деликатности, которое не мог подавить в нем даже алкоголь, заблокировали в его сознании самые дерзкие начинания и он, обтерев рот салфеткой и проглотив пробивавшуюся наружу отрыжку, ответил ей тихим голосом: "пойдем... те"
Возвращаясь на следующее утро по морозу домой, он пребывал в каком-то подавленном настроении. Когда-то его окружало столько красивых женщин, что ему казалось, что дальше будет только лучше, что через год, два, три, когда у него наконец-то появятся деньги, он предложит одной из них стать частью своей жизни и она, естественно, согласиться. Когда ты молод, все кажется таким простым. Но вот эти годы прошли и он, потолстевший и начинавший терять волосы, бежал с запрятанными в карманы куртки руками по морозному воздуху домой, чувствуя какие-то рвотные позывы в желудке, не то от большого количества выпитого вечером накануне алкоголя, не то от последовавших за этим неожиданных событий. "Черт бы побрал вас всех!" - бормотал он про себя, вспоминая недобрым словам и алкоголь, и Валентину, и все эти порядком приевшиеся рожи, среди которых не было ни одной, с кем ему хотелось бы быть действительно близким. Неужели так будет теперь всегда? Неужели последний поезд его ушел, и он так и не успел запрыгнуть в его последний вагон?
Все эти мысли придавили его на морозном воздухе настолько сильно, что, вернувшись домой, он открыл бутылку пива. Потом еще одну и еще. И это стало его рутиной на каждый день и привело бы неминуемо к печальным последствиям, если бы с ним вдруг не случилась одна вещь, которая напрочь изменила полосу его жизни.
Уже весной, на одном из своих занятий, он вдруг заметил на себе какой-то странный взгляд одной из студенток старшего курса. Он сразу разгадал этот взгляд, ибо помнил его из своей прошлой жизни, и бабочки приятно заскребли у него в животе. Впрочем, скребли они там не долго. Коварство студенток было ему очень хорошо известно. Они могли смотреть на тебя любыми глазами ради одного - получить "отл" или "зачет". Да и в конце концов, ему тоже могло что-то показаться. Но через несколько дней эти ненавязчивые взгляды вдруг переросли во что-то большее.
- Вы, наверно, заняты очень? - услышал он несколько дней спустя приятный женский голосок. Он сидел у себя на кафедре и набрасывал черновик к новой статье по аналитической философии.
- Смотря по какому вы вопросу, - он деловито отодвинул ноутбук от себя и на лице его появилось то прежнее хайдеггеровское выражение, которым бурил он в свои лучшие годы сердца бедных девочек.
- Да я так, не хотела вас сильно отвлекать, просто я... если вы не возражаете... хотела бы попросить помочь мне... разобрать один вопрос по немецкой классической философии.
- Немецкая классика это не совсем предмет моих интересов, - слова слетали с его губ растянуто и грациозно, - но мой долг, как преподавателя и просто человека, помочь любому, кому нужна помощь.
- Спасибо! - робко улыбнулась она и закрыла за собой дверь.
Вася глазами показал лаборантке Маше, что ее дальнейшее присутствие здесь было излишним, и Маша, проворчав что-то себе под нос, нехотя подняла свое полноватое тело со стула.
Дальнейшие отношения закрутились быстро и ярко. В них были и признания в любви, и страсть, и слезы, и даже угрозы наложить на себя руки. Вася, отвыкший уже за много лет от таких эмоциональных всплесков, пугался, тряс руками и убеждал любовь всей своей жизни в том, что это взаимно, что это навеки и что он никогда и ни за что не бросит ее, даже если сейчас, прямо в этот момент, в комнату войдет супермодель с обложки какого-то американского или, лучше, азиатского журнала. Но его возлюбленная не верила в искренность этих чувств и, окончательно обезумив от любви, продолжала отправлять в адрес напуганного доцента угрозы покончить с собой прямо в тот миг, когда он скажет ей "не люблю". Это напугало Васю настолько сильно, что в своих разговорах с ней он старался напрочь не использовать частицу "не", отчего речь его приняла еще более витиеватый аристократический оттенок.
Но как Вася ни старался удовлетворить во всем свою новую пассию, эти отношения не продлились долго и причиной их окончания был явно не суицид из-за невольно произнесенной Васей запретной частицы. Повстречавшись таким образом с Васей до середины лета, настроив вместе с ним планов на будущее, причем настолько детальных, что в них фигурировали чуть ли не имена их внуков, получив не без помощи своего возлюбленного диплом с "отл" по тем предметам, где она была полным нулем, она однажды совершенно спокойным и лишенным прежней эмоциональности голосом заявила Васе, что его больше не любит и что те несколько месяцев, которые они провели вместе, были самой скучной порой в ее жизни.
- А как же поездка в Кижи? - то первое, что нашелся спросить Вася, совершенно испуганный и потерянный от такого откровения.
- Дорогой мой, - тут она улыбнулась ему, и по этой улыбке он понял, какой же редкостной сучкой он на самом деле была, - все это было только ради одного.
- Кого? - спросил на издыхании Вася.
- Гегеля, - бросила она ему и, не дождавшись ответа, ушла.
Но в этот раз Вася решил в депрессию не впадать. Его вдруг охватило желание создать в своей жизни хоть что-то ценное и стоящее. Он построил себе огромный дом рядом с городом, женился, завел троих детей и собаку. На его голове снова выросла густая шевелюра, а из-под рукавов видавшей жизни кожаной куртки, начала выпирать наружу здоровенная бицуха. В его кошельке были миллионы зеленых, в его огороде всегда была в достатке еда, а враги обходили его дом стороной. Казалось, жизнь его наконец-то наладилась и потекла так, как он того и хотел. Но проснувшись в дурном настроении одним воскресным утром, он вдруг убил собаку, потом жену, потом поджег свой дом и продал в рабство детей. На вырученные с этой последней транзакции деньги он хотел было купить дракона и улететь на необитаемый остров, чтобы там строить свою новую жизнь, но дракон случайно растоптал его своей здоровенной куриной лапой и Вася, со свойственной всем властным людям эмоциональностью, впечатал клавиатурой прямо по его здоровенной зеленой физиономии, из-за чего на мониторе появилась огромная паутина из трещин, и он задымился. Так закончилась его счастливая семейная жизнь в виртуальном мире, и началось прежнее реальное дерьмо, где он был лишь лысеющим чуваком, живущим у мамы в свои тридцать с лишним лет и пьющим пивас с толстым Дроном по выходным.
- Женщины это зло, Андрюша, и мне кажется, что уж лучше жить одному, чем сидеть в их террариуме, - говорил он с красной после третьего бокала пива физиономией. - Они не оправдывают вложенных в них инвестиций. Понимаешь, что я хочу тебе сказать?
- Да, - меланхолично подметил ему Дрон и тихо отрыгнул в сторону. Однако Вася не верил в сообразительность друга и продолжал:
- Ты делаешь определенные капиталовложения. Ты покупаешь ей телефон, потом одежду, потом в рестораны ее там всякие водишь. Если у тебя есть деньги, то дом ей покупаешь, машину...
- А у тебя что, деньги есть что ли? - тем же голосом спросил Дрон.
- Нет. Но я не про себя, я-то ладно! Мне за человечество обидно! Ну так вот, когда ты вкладываешь в какую-то вещь кучу денег, стоимость этой вещи увеличивается. Квартиру ты там купил, к примеру, ремонт там сделал, к примеру, ты же потом дороже ее продать сможешь, так?
Здесь Дрон отрыгнул каким-то приглушенным "эхрдаааа"
- Это же очевидно. Все хотят жить в хорошей квартире и народ готов за это платить, в конце концов. Но женщина нет! Женщина это особый вид, так сказать, род или, не знаю, сущность в материальном образе, в которую чем больше ты денег вбухиваешь, тем больше шансов, что ты все эти деньги потеряешь. Возьми какую-нибудь факультетскую замухрышку.
- Машу, - меланхолично ответил Дрон.
- М-м-мнет, Машу не бери. Маша это все-таки, не совсем женщина. Это такая бабенция из другого мира.
- Ну... не знаю.
- Тебе что, нравится?
- Ну... так...
Вася остановил бокал на полпути ко рту и посмотрел на друга с таким видом, как будто тот только что признался ему в том, что до сих пор ест козявки.
- Ладно, Маша так Маша. Давай возьмем Машу. Хорошо! Ведь, вот смотри, если ее, например, на фитнес отправить на годик или... или на два даже. Потом одежду ей прикупить нормальную, не в этом магазине спецодежды или где она там выбирает эти свои водолазки, а что-нибудь такое, где-нибудь на Невском, поэлегантнее. Потом машину ей прикупить. Хорошую, женскую такую, Мерседес такой маленький, или Мини. Потом спа процедуры всякие, косметику дорогую, крема там всякие, может пластику даже - губы увеличить или груди.
При слове "груди" Дрон почему-то как-то неприлично крякнул, видимо в этот момент он ясно визуализировал себе все эти изменения в Маше. Вася же продолжал:
- И вот Маша чудеснейшим образом из дамы низшего ценового сегмента, - здесь Вася затряс руками на хотевшего возразить что-то Дрона, - не пойми меня неправильно, это я не чтобы обидеть, а так, объективно, понимаешь меня, да?
- Ну.
- Так вот Маша после всех этих трансформаций вдруг стала другим человеком и стала чувствовать, что ее все хотят. Здесь ей предлагают в театр сходить, здесь в кино, а здесь, представляешь, в Париж слетать. И как ты думаешь, что будет дальше?
Дрон не думал ничего. Вместо ответа он снова отрыгнул и тут же залил себе в рот остатки третьего бокала.
- Правильно, Андрюша, правильно. Маша уедет в Париж... с другим. Уйдет от тебя, если по-другому переформулировать. Это как пить дать. Это просто и ясно, это как cogito ergo sum, понимаешь? Это истина, которая лежит в основе всего нашего социального бытия.
- Ну а может и не уедет, откуда ты знаешь?
- Откуда я знаю? Да потому что они все такие. Они... не знаю, как... - впрочем тут Вася вспомнил про то, что речь все-таки шла о Маше и как-то все основные аргументы потерялись в его уже изрядно охмелевшем сознании. Он попытался привести какой-то новый аргумент, основанный на марксистской философии, но физиономия Маши вдруг всплыла перед ним с такой ясностью, что он отрыгнул так же громко как и Дрон и тихим уже голосом заметил, - впрочем да, Маша может и не уйдет. Но любая другая, Дрон, это как пить дать! Как дать пить!
- Маша может и не уйдет, - подтвердил его слова Дрон и жестом показал бармену "повторить". Вася же продолжал:
- Нет, Андрюша, женщины они все-таки коварные создания. Любая из них будет убеждать тебя в своей любви до гроба, будет клясться тебе, вены себе пытаться резать, она будет говорить тебе, что ты лучшее, что могло случиться в ее жизни и кучу всякого разного бреда вроде этого. Самое интересное, что в тот момент она и сама будет в это верить. Но стоит ей только встретить кого-то побогаче тебя, или посимпатичнее (здесь он невольно вспомнил своего красавца-героя из компьютерной игры, которого случайно раздавил дракон и которого он, в отместку, убил клавиатурой, и ему стало еще грустнее от этих сравнений) и вот она убежит к нему, и уже через день, а может и того меньше, будет лить ему в уши все то дерьмо, которое лила в уши тебе. Даже слова будут те же, даже то же выражение лица. Что-то такое страдальческое, знаешь, или даже мученическое. Ведь зачем что-то менять, если это работает, да и проверено.
- Я... я думаю не все они такие, - пробурчал Дрон. Алкоголь уже накрыл его так сильно, что он начинал вырубаться.
- Как же нет?! Да ты посмотри вокруг себя! - Вася же, наоборот, на четвёртом бокале поймал волну и голос его, хоть звучал и не совсем четко, но звонко и убедительно. - Да все они такие! Ну может быть не все, а есть определенная категория женщин, вроде Маши, на которую ни один нормальный мужик, ну кроме тебя, естественное, если ты не шутил, конечно, смотреть не будет. Такие тетки да, они будут и жёнами хорошими и матерями, и... и хрен знает кем еще будут. Не уйдут, одним словом. Но не потому что они такие прямо знаешь, как жены декабристов там или как... не знаю, как жены кого-то другого, а потому что они страшные. Они никому не нужны, на кой хрен какому-то богатому чуваку встречаться со страшной теткой, если он не извращенец или не инвалид там по зрению какой-то? Он другую себе найдет, потупее, но посимпатичнее, ведь внешность-то она тоже важна в таких делах, так ведь я говорю?
Дрон не ответил уже ничего. Он сидел на скамейке напротив с опущенной вниз голой. Слегка приоткрывшийся рот, из которого начинала течь уже слюна, говорил о его особом отреченном от всего другого мира состоянии. Такое отношение друга к его философским изысканиям слегка обидело Васю, и он с силой ударил его рукой по плечу, отчего Дрон вздрогнул и хотел было куда-то бежать, но Вася той же самой рукой посадил его вниз и продолжал:
- И вот смотри что получается, Андрюша. Длинноногие красотки с грудью там как у Памелы Андерсон это, конечно, хорошо на краткосрочную перспективу я имею ввиду хорошо, но в долгосрочной перспективе они становятся совершенно бесполезными и даже опасными созданиями. Они лишат тебе денег, репутации, они сделают твою жизнь ничтожным дерьмом. С ними как на пороховой бочке - будешь сидеть рядом, никогда не зная, когда же она рванет. И рано или поздно, друг ты мой, она обязательно рванет. Среди женщин высоко полета нет нравственных ценностей, там царит лишь животный мир со всеми вытекающими отсюда последствиями, понимаешь что я тебе хочу сказать?
Впрочем, Дрон снова не понимал, и слюна, все-таки сумев покинуть его искривленный рот, опустилась ему на рубашку. Вася, пройдясь еще раз по длинноногим красоткам, наконец, решил больше не мучать друга и посадил его в такси, дав напутствие водителю: "если пописать захочет, вы уж, пожалуйста, остановите, не откажите в любезности, а то вам же хуже будет". Сам же он никуда не спешил и, справив малую нужду в ближайших кустах, побрел по ночным улицам в строну дома.
Он любил гулять по ночному городу. Это открывало перед ним необъятные поля для своих философских изысканий. Бывало в студенческие годы они гуляли своей большой компанией по набережной Невы, до боли в горле, до хрипоты обсуждая то первое, что придет в голову. Потом он эту привычку забросил, все-таки как-то уже не солидно было в его возрасте, да и компанию, где ты найдешь почти в сорок лет таких дураков, которые, уйдя от семьи, согласятся шататься с тобой без причины всю ночь по городу. Но в тот день, выйдя из бара с большой от всех этих измышлений головой, он вдруг понял, что мысли в его голове необходимо будет каким-то образом упорядочить.
По дороге ему встречались расписные красотки в дорогих автомобилях со своими "папиками", видел он и молодых девочек, работавших в этой древней индустрии в столь поздний час. Видел он и типов вроде него, которые прогуливались среди всего этого гламура, осуждая его про себя, но (и в этом ирония дуализма несчастной натуры) так мечтавшие хотя бы на один день погрузиться в его самые порочные кварталы. Последние вызывали у него особое сочувствие или даже злобу, один раз настолько сильную, что ему даже захотелось подойти к одному из таких типов и с силой шлепнуть его ладонью по лицу, но напрягшиеся от нервного напряжения мышцы лишь сдавили и без того натянутый как барабан мочевой пузырь и Вася, с резвостью тринадцатилетнего ребенка, как-то бочком, быстро устремился в ближайшие кусты.
Как хорошо все в компьютерных играх, думал он, заглядывая по дороге в окна какого-то дорогого ресторана и смотря на редких, оставшихся в нем посетителей, там ты можешь быть кем угодно, там ты можешь делать шаг в любом направлении, заранее зная о том, что всегда сможешь нажать на кнопку "загрузить" и вернуться обратно, или, наоборот, шагать дальше, уже до самого конца. У него же такой кнопки не было. В мире настоящем, лишенном всего виртуального блеска, ты был тем, кем был на самом деле, двуногим без перьев, наделенным сознанием и багажом всего того нужного или не очень дерьма, которое ты успел насобирать на протяжении всей свой жизни. Все твое существование справа и слева ограничено доходом, здоровьем, физической формой и красотой, политическими убеждениями, социальными, нравственными, экологическими и, в особо запущенных случаях, даже религиозными. Когда тебе восемнадцать, ты думаешь, что у тебя есть свобода выбора, что ты господин своей жизни, который может взмахнуть крыльями и полететь куда-то прочь, к другим мирам и звездам, чтобы строить там какую-то новую цивилизацию, построенную на выработанных только тобой самим принципах, но со временем ты понимаешь, что твоя свобода ограничивается только рукой, в которую ты можешь взять нож и выбором глазированных сырков: с ванилью или в этот раз что-то посерьезней - с кокосовой стружкой.
О том, что мир виртуальный может быть не только порочным, но и полезным, его осенило где-то ближе к четырем утра, когда он, покинув гламур Невского, вылил из себе последние остатки пива где-то в кустах Коломны. Спустя же час, когда он добрался до родного Кировского завода, где изредка уже стали появляться физиономии обычных работяг, он имел уже перед собой ясно вычерченную дорожную карту того, что надо было делать и как. Разделение задачи на небольшие модули, которые легко решать по порядку, и потом систематизация их во что-то единое, было его коньком в этой жизни, и он приступил к решению проблемы быстро и со всей свойственной его философской натуре пунктуальностью. В ту ночь из безликого Васи он превратился в виртуального альфа-самца Vasiliy_4589.
Впрочем, первые его шаги на сайте знакомств были не очень успешны и даже, в каком-то смысле, комичны. Чувствуя в себе какой-то особый позыв сделать что-то прямо в тот момент, Вася сделал селфи на фоне маминого ковра, закачал его на свою виртуальную анкету, в которой он перед этим тщательно, со всей свойственной ему витиеватостью речи на двух страницах описал все свои интересы, основными из которых были "онтология", "гносеология" и "чтение научной академической литературы" и отправил это все в эфир, ожидая к утру, лишь только тяжелые веки его откроются, увидеть на экране монитора кучу сообщений от падких на умных мужчин женщин или хотя бы просто от похотливых самок, от которых, как ему почему-то в том его состоянии казалось, не будет никакого спасения. Но утром он обнаружил там лишь только одно сообщение, причем даже не от дамы, а от представителя его же собственного пола, предлагавшего ему сделать "это", причем вроде даже как и бесплатно, что уже прямо даже граничило с оскорблением.
Поначалу Вася расстроился этому так сильно, что даже пустил слезу, но мамин голос с кухни, звавший на завтрак, вернул его в привычное русло его скучной жизни. Там же, за столом на кухне в шесть квадратных метров, поедая овсяную кашу с глазированными сырками, у него родился новый план по завоеванию Вселенной, который он принялся воплощать в жизнь лишь только докончил пить чай.
Открыв уже на трезвую голову вчерашнее произведение труда, которое он успел накидать ранним утром в душевном порыве своего отравленного алкоголем состояния, он испытал уже не чувство грусти, а дичайшего стыда. С размещенной вчера фотографии вместо альфа-самца с хадеггеровским взглядом, которым он себя представлял в тот момент, смотрела на него красная как помидор от алкоголя и пятичасовой прогулки от Васьки до дома физиономия, которая ко всему прочему так сильно слилась с красным ковром позади, что вместо лица и головы остались лишь маленькие точки глаз и клочок редких, поднявшихся как рог единорога, волос. Дальше было интереснее. "В концепции линейного времени, которую я как человек мысли и науки не могу не разделять со всей присущей любому разумному существу эгоцентризму и эволюционизму, в том числе когнитивному (не путать с метафизическим), нельзя не проследить интенцию сделать добро другому, и, как следствие, осчастливить этого другого посредством получения блага для самого себя (Категорический императив Канта)".
- Это о чем, вообще, твою мать?!! - закричал он надорванным голосом, вскакивая и тут же снова опускаясь на стул. Он перечитал это пассаж несколько раз с самого начала и до самого конца, но не понял ровным счетом ничего. Потом он попытался разложить его на фрагменты, понять по отдельности каждый из них, а потом, сложив снова в единое, понять и все целиком. Он разложил, он понял по отдельности каждый фрагмент, но сложив это все обратно он опять получил непонятную и бессмысленную массу слов. Отгадка, вероятно, крылась в Категорическом императиве Канта. В его "максиме воли", в соответствии с которой каждый человек обязан был поступать. Но Кант жил в другом времени. До обеих мировых войн, до глобализации и интернетизации мыслящего пространства. Как можно говорить о какой-то максиме, характерной для всех, когда в современном обществе есть целые интернет-сообщества людей, которым именно нравится, когда их поливают дерьмом и унижают? Эти принципы Канта уже устарели. Хотя нет, они не то чтобы устарели, они продолжают быть где-то в основе, в костяке современного общества, но они не охватывают всех без исключения представителей общества, а, следовательно априори уже не могут быть максимой. Вероятно, автор этого послания имел ввиду именно это. Но тут Вася вспомнил, что автором-то был он и что последние десять минут он потратил на то, чтобы расшифровать свое же собственное пьяное послание женскому миру. Это взбесило его настолько, что он снова схватил клавиатуру и хотел впечатать ей по своей красной физиономии на мониторе, но нежелание отдавать опять три рубля за монитор на Авито как-то погасило в нем акт этого нового деструктивного воления. Клавиатура медленно опустилась на стол и Вася, уже всхлипывая и подергивая нижней губой, доковылял до кровати и грузно опустился в нее. Почти до самого обеда он провалялся на ней, причитая и охая, сжимая время от времени остроконечные кончики подушек, которые вызывали у него какие-то дикие фантазии из своего солнечного прошлого, когда он пользовался популярностью у девочек, которую так и не смог превратить в акт созидания или, другими словами, просто просрал.
Многим может показаться, что здесь история романтических приключений Васи, так и не начавшись, может закончится. Но как нас учат люди, проделавшие огромный путь от комнаты, в которой есть лишь диван и интернет до глобальных экспертов по всем вопросам, дно может быть не только дном, но и опорой для нового рывка. И в тот день Вася, лежа в эрегированном состоянии на диване и нежно лаская кончики подушек, того дна коснулся. Путь дальше мог быть только вверх.
- Васечка, кушать! - его разбудил голос мамы откуда-то из-за двери, вернее ему показалось, что его разбудил голос мамы. Он не поднялся. В голове своей он продолжал видеть сцены из сна, который он, хоть и будучи человеком прогрессивными и не особо верящим во всякого рода чушь, почему-то посчитал вещим. Вообще, проснувшись он помнил из сна очень малое, но помнил главное - в нем он был рыцарем, облаченным в доспехи, из которых гордо выпирала огромная металлическая защита для детородного органа. Вокруг него стояли женщины, они осыпали его своими восторженными криками и трусиками, которые без зазрения совести они снимали с себя прямо тут.
- Вась, ну остынет! - мама, видимо не услышав ни "да", ни "нет", толкнула дверь и зашла к нему в комнату. Вася лежал голый на кровати с крепко прижатой к паху подушкой.
- Мам! - крикнул он ей и расстроенный хотел даже бросить в нее своей подушкой. Но поняв тут же, что подушка, как и защита в том сне, было тем единственным, что отделяло его от постыдной наготы, лишь добавил полным боли и отчаяния голосом, - ну просил же, мам, стучаться перед тем, как заходишь!
Вообще, и эта мысль пришла к нему чуть позже, когда он обгладывал мясо с запеченной куриной ножки, эти рыцари были прошаренными чуваками. Он помнил эти средневековые доспехи, которые видел в каком-то музее, размер металлической защиты для "этого" места мог ограничиваться только полетом фантазии каждого конкретного рыцаря. Можно было сделать хоть сорок сантиметров, так сказать "на вырост" и кто тебе что скажет? Кто, вообще, туда полезет что-то измерять или делать фотографии? Вообще те времена, продолжал мыслить Вася, были интересными с точки зрения взаимодействия полов. Никакой тебе свободы, никаких этих сексуальных революций шестидесятых с их гребанными хиппи, никакой чуши. Все как есть, все как у животных. Нравится тебе самка, ты просто тыкаешь в нее своим здоровенным, облеченным в железо пальцем, и говоришь лишь одно слово: "хочу!" Никаких цветочно-букетных периодов, никаких ухаживаний, никаких, бога ради, долгих и принудительных просматриваний фоток в Инстаграмме или Вконтакте, где ты просто обязан был перед тем как заполучить что-то, завалить лайками все эти фотки, которые только этой твоей вожделенной особе взбредет в голову выложить. Никаких потом тебе этих "ой, я даже не знаю, что я с собой сделаю, если ты разлюбишь меня", никаких "извините, но вы не в моем вкусе" после нескольких дней или даже недель ухаживаний и нескольких тысяч финансовых затрат. Все было просто. Все, как и должно было быть! Но с другой стороны, Вася схватил следующую ножку и впился в нее зубами, ведь свои времена, свои преимущества. Ведь там, в Интернете, нет людей обычных, есть лишь рыцари, где каждый в праве выбирать себе свой собственные образ и размер защиты для своего детородного органа. Здесь Вася задумался и куриная нога зависла у него прямо перед губами. А чем, собственно, я хуже их всех? Ведь я никакой-то там тюфяк, я же философ, я человек мыслительный, созидающий новый порядок мира и общества, я...
- Картошечки еще может положить, Васенька? - услышал он будто откуда-то издалека голос мамы. Он быстро спустил его с небес обратно на землю. - А то вон ты как исхудал. Аж щек не видно. Мысли-то эти, видишь, твои философские, силы-то из тебя вон как сосут, как насос какой-то. Уж я слышала, как ты в комнате-то плакал. Ах, Вася, Вася. Ах, осторожнее ты с этим! Ах, сосут...
- Никто из меня ничего не сосет, мам. Да и что это за выражение такое "сосать силы"? Силы можно тратить, можно использовать впустую, можно использовать не на то, что надо. Но "сосать", мам. Это терминология из другой области. Нормальные люди так не говорят.
- Ай, да что ты к словам-то пристаешь! - мама поняла его слова как положительный ответ и вмиг на тарелке его появились еще две большие картофелины. Но к этому моменту Вася уже окончательно принял решение взять жизнь в свои руки и ответил ей решительным "нет". Сегодня тот день, когда он начал создавать свои собственные правила. Тот Вася, который жил в своей уютной зоне комфорта тридцать девять лет своей жизни, умер вчера где-то там, на пути от Васьки к Коломне, и где-то там, примерно в это же самое время, родился Вася другой.
Добив обед глазированными сырками и привычным чаем, заставив маму убрать в кастрюлю лишние две картофелины (небывалая победа с его стороны, поверьте), Вася побежал к себе в комнату и заперся там. Замка у него на двери не было, и он подпер ее стулом, который стоял рядом и которым он нередко подпирал дверь в свои юные годы, когда смотрел что-то такое позднее по телевизору. Его руки на несколько секунд повисли над клавиатурой, пробежались пальчиками по воздуху, будто репетируя, и вдруг как по команде музы сверху, с грохотом опустились на клавиши, начиная преобразовывать поток сознания из чего-то сугубо умозрительного и легкого во что-то электронно-осязаемое: "Философ и психоаналитик Эрих Фромм однажды отметил в своем эссе "Искусство любить..." Но он не закончил даже писать это первое предложение, как на лбу его выступили большие морщины, и он осторожно поднял руки над клавиатурой.
- Чееерт! - с минуту он подождал, потом вернулся назад, и удалил только что написанный им кусок непонятно чего. В конце концов, он же не лекцию по психоаналитике пишет, а заполняет страницу в интернете, которая вроде как бы должен демонстрировать всему миру не его интеллектуальные способности, недостаток которых он, к счастью, не испытывал, а привлекать к нему самок. Какое дело современным девушкам до какого-то старого пердуна, который пол сотни лет назад писал что-то там о любви?! Он откинулся на скрипучее кресло и задумчивым взглядом начал рассматривать цветы на ковре на стене напротив. Их вид, их причудливая форма и цвет, всегда давали ему какое-то необычное философское вдохновение. Он помнил, как однажды, смотря на вот этот вот желтый цветок (Вася неплохо обращался с компьютером и умел печатать вслепую) написал целую статью про Декарта как первого научно-естественного мыслителя. Причем статья оказалась так хороша, что завкафедрой спер из нее несколько больших кусков для своей собственной работы. Васю он об этом, естественно, заранее не предупредил, но честно поставил ему после ненавязчивого намека две литровые кружки пива в баре, что, в принципе, тоже было неплохо. Но сейчас, смотря на этот маленький потускневший цветочек, который в текущем его состоянии напоминал больше мертвую чайку, он не мог придумать ничего толкового. Конечно, и здесь надо отдать должное его феноменальному философскому гению, в голове у него происходила целая буря, готовая породить на свет что-то не меньшее, чем "Бытие и время", но черт бы побрал, философия философией, но ему-то нужен был секс.
"Я часто слышу от представительниц прекрасного пола, что в мужчине главное это физическая сила и материальный достаток, - начал он вступительную речь в своем первом, не зараженным философией послании самкам, - но будет ли женщина действительна счастлива с накачанным богатым красавцем, заведомо зная, что сама сущность природы последнего являет собой вещь крайне ненадежную и..."
- Вот херня, блин!!! - вскрикнул он в сердцах и с силой отбросил от себя мышку, отчего она ударилась о ковер и перевернулась красным диодом кверху. - "Сущность природы", "являет собой вещь ненадежную..." Что это за говно?! Кто там, вообще это поймет? Нет! Он стер все по "материальный достаток" и снова уперся глазами в приносящий вдохновение желтый цветок. "Я часто слышу от представительниц прекрасного пола..." - перечитал он самое начало самого первого предложения и тут же понял, что и начало было каким-то бредом. Он звучал как какой-то психоаналитик, как Зигмунд, мать его, Фрейд, которого он так не любил за то, что он сводил и сознательное, и бессознательное к одному лишь пенису. В этот момент его воображение даже преподнесло ему образ самого себя, такого лысого, такого маленького и еще больше растолстевшего, в таких толстых очках с резинкой от трусов на шее в каком-то темном кабинете, сидящим нога на ноге в кресле. Рядом на кушетке, вернее даже не на кушетке, а на каком-то стоматологическом или гинекологическом кресле сидела расписная красотка в таком коротком платьице выше колена, которая вроде как по определению должна была вызывать у него всякого рода интимные желания, но не вызывала по причине того, что единственное, что хотелось ему, вернее этому лысому жирному хрену, похожему на него, было совокупляться с ее мозгом, осеменяя его потоками своего сознания из серии "Оно" и "Сверх-Я". В итоге он стер "Я часто слышу от представительниц прекрасного пола" и заменил на лаконичное и простое "мне часто говорят женщины". Но перечитав этот раз десять, он понял, что это будет еще хуже, так как "представительницы прекрасного пола" замененные в этом пассаже вульгарным "женщины" оставляют прежний смысл послания, только ко всему прочему еще и напрочь убивают всю эстетическую и даже романтическую сторону вопроса. И что такое "мне часто говорят"? Кто ему часто говорит? Зачем? Здесь он становится похожим даже не на психоаналитика, а на какого-то врача по женским делам или нет, даже скорее не на врача, а на какого-то продавца из телемагазина, который пытается втирать какую-то дичь домохозяйкам, которые сидят дома в двенадцать часов дня и от безделья смотрят этот бездарный симбиоз относительно новых телекоммуникационных технологий и старых как свет попыток вбанчить что-то подороже какому-то обыкновенному лоху. Что-то из серии машинки для нарезки брюквы на кусочки в форме сердечек или еще хуже какого-то крема, который с легкостью удаляет излишние волосики с губ, подбородка и прочих интимных зон. С каким-то раздражением он удалил и "женщин", и "мне часто говорят", и с грохотом уронил свой вспотевший лоб в клавиатуру. Кто бы мог подумать, что писать тупое дерьмо может оказаться таким непосильным занятием!
Следующий шедевр родился у него где-то минут через двадцать. Произнеся что-то совершенно непечатное, он вдруг отдернул голову от клавиатуры, удалил напечатанное уже на пятидесяти страницах "ооооооооо" и принялся быстро строчить: "Привет, меня зовут Василий. Но вы можете звать меня просто Вася. По жизни я интеллектуал, в сердце я романтик, а в любви я настоящий Бог". "Бог любви" его немного смутил, и он заменил его слегка менее пафосным "драконом". В китайской мифологии драконы олицетворяли мужское начало очень схожее с тем, что называли богом европейцы и славяне, по сути это было одно и то же, только градус религиозный заряженности был чуточку меньше. Религиозным человеком он не был, а доказывать кому-то, что понятие "Бога" в разных культурах оно совершенно разное и что бог в традиции греческой натурфилософии и бог в традиции, к примеру, Франческо Суареса и Фомы Аквинского были существами совершенно разными, ему как-то не хотелось. "Дракон любви", - перечитал он и крякнул от удовольствия. "Черт бы тебя побрал! А ведь неплохо!"
Дальше мысли его потекли как-то сами собой и достаточно просто. Разойдясь, он даже позволил вставить в одно из предложений небольшое философское вкрапление, которое, впрочем, нисколько не испортило текст, а, наоборот, придало ему некоторой пикантности. Впрочем, написав еще с десяток предложений, выработав определенный остроумный стиль самокритичного, но знающего себе цену интеллектуала, он все-таки к этому предложению вернулся и переделал его целиком и полностью, заменив философское вкрапление тонкой остротой на свой счет. Через какое-то время в комнату к нему постучалась мама, которая позвала его на ужин, и он выбежал к ней со сверкавшей от удовольствия физиономией. Он хотел даже поцеловать ее в щеку, но от этой идеи он все-таки отказался, так как мама могла подумать о том, что он опять надербанился водки и расстроиться.
- Что физиономия-то лоснится так? - спросила его мама, сама невольно улыбаясь. Ей нравилось, когда сын ее пребывал в хорошем настроении и крайне сильно расстраивало, когда он плакал или ругался.
- Статью пишу, мама! - бросил ей Вася, засовывая себе в рот здоровенный, слепленный собственными руками мамы, вареник.
- Умную, небось, опять какую-нибудь?
- Неее, в этот раз не очень! - честно признался ей Вася. - В этот раз про душевного состояние мужчины, который страдает, и любит, и хочет страдать, но мир, остальной мир со всеми его шаблонами и условностями его не понимает и даже, наверное, ему мешает.
Мама испугалась и голос ее прозвучал совсем тихо:
- Это почему его мир-то не понимает, Васечка? Не такой он что ли какой-то?
- Да, совсем не такой, мам.
- Ой, - тут мама перекрестилась. - Это ты не про этих... голубых, случайно, Вась?
- Нет, мама! Я... ну то есть нет, совсем не про них, - здесь Вася даже засмущался. Он вообще не любил поднимать темы любви в разговорах с мамой, а тем более темы любви нетрадиционной. - Но.. то есть, я, конечно, не имею ничего против. Я человек прогрессивный. Но нет... я все-таки про мужчин и женщин пишу, - здесь Вася снова засунул в род вареник, медленно прожевал его и в конце добавил, правда уже совсем тихо, - пока еще, мам, не все так плохо.
Мама не стала дальше расспрашивать сына про статью и он этому не особо расстроился. Он любил рассказывать маме про свои секреты, но здесь он решил умолчать. Не известно, что из этого всего еще получится, да и мама его, со свойственно любой немолодой женщине подозрительностью, как ни пытался в свое время Вася убедить ее в обратном, искренне считала, что Интернет это место, где водится лишь всякая дрянь, да нечисть.
Вскоре он снова был у себя в комнате и снова руки его с грохотом опустились на клавиатуру. Но прежнего творческого порыва уже не было. Раз тридцать, а может и того больше, перечитал он предыдущий свой труд, что-то вычеркнул, что-то подправил, но добавить больше не мог уже ничего. Опять в голову полезли всякие симулякры, монады, парадигмы, и, куда же без них, императивы Канта, но прежней волны легкого иронического стиля уже не было и Вася, как ни старался поймать его за хвост, лишь кряхтел, ерзал задницей по стулу, тряс кулаком у монитора и громко ругался. Через несколько часов такого литературного бессилия он упал духом настолько, что снова пустил слезу и повалился на кровать, имея дикое желание снова схватиться за острые уголки подушки, но тут его снова подхватило вдохновение и Вася, поймав его за узду, вскочил с кровати и снова ринулся в омут этих тонких, не дававшим покоя юным поэтам, отношений.
До поздней ночи он что-то печатал, что-то удалял, что-то исправлял, что-то переделывал с третьего лица на первое и потом снова возвращал в свое первозданное состояние. Несколько раз, возбужденный непревзойденными способностями своей творческой натуры, он соскакивал со стула и начинал ходить, вернее почти что даже бегать по своей маленькой, размером с большой шкаф комнаты, выделывая губами что-то из увертюры "1812 год" Петра Ильича Чайковского. Несколько раз, наоборот, упустив поток вдохновения и чувствуя себя безмозглым созданием, он падал на кровать и заливался дикими слезами. Ближе к часу ночи, с опухшими от слез глазами, не в силах больше терпеть "все это говноооо", он залез в тайничек за шкафом и извлек из него плоскую и длинную бутылку водки (будто специально созданную для того, чтобы ее прятали именно там) и с горла, как последний мужлан, влил в себя пару сотен грамм вожделенного напитка. В тот момент он чувствовал себя бездарностью, алкашом, тупицей и просто дерьмом, неспособным породить ничего, кроме слез и отрыжки, и эта водка, которую он пил в слезах на кровати еще больше опускала его на самое дно в своих же собственных глазах, и в этом он чувствовал какое-то злобное удовольствие, схожее с тем, которое чувствует человек, до крови расчёсывающий зудящий прыщ. Но вот алкоголь впитался в кровь и настроение снова переключилось с минуса на плюс. Вася рыгнул, засмеялся и снова бросился к клавиатуре, продолжая порождать на свет непревзойденные эпитеты о страсти и любви, которые, наверняка, заставили бы вращаться в гробу самого Александра Сергеевича.
- Ай, Вася, ай ты сучий сын! - он открыл на распашку окно и высунул в него свою красную от алкоголя и общего возбуждения физиономию. Было поздно, была белая ночь, на улице было пусто и лишь где-то внизу шел неспешными шагами по тротуару какой-то одинокий мужик. Вася, было, хотел что-то крикнуть ему, да может, он и крикнул бы что-то, но новая мысль, требовавшая немедленно чернил и бумаги, за шкирку оторвала его от окна и бросила физиономий к столу и к мерцавшему на нем тусклым светом, как старая лампада, монитору. И снова пальцы забарабанили по клавишам, превращая биты и байты в творения чистой красоты.
Он закончил писать где-то к четырем. Выжатый как лимон, растерзанный птицами изнутри как пушкинский поэт, он повалился спиной на кровать и долго слушал сильные и частые удары собственного сердца. "Нормально поработал, сучонок!" Он помнил свое творение наизусть. Каждое слова, каждую строчку, каждую мысль. Перечитав его раз десять, он понял, что получилось очень хорошо, но перечитав двадцать, он понял, что получилось просто охерительно и что это, пожалуй, лучшее из того, что он когда-либо рождал или когда-либо породит в свой жизни. Но рассказ о себе был только частью глобального плана по порабощению самок. Оставалась еще одна вещь, не менее важная, а именно - правильная визуализация собственной натуры.
Вася встал с кровати, взял дрожащими потными пальцами салфетку и протер камеру телефона. Фотографироваться у ковра было моветоном и он двинулся к белой двери. Но по пути он споткнулся о стул и с грохотом повалился на пол. Было больно, он сначала завыл, но потом, поняв всю комичность ситуации, разразился громких смехом. Когда же он встал на ноги и все-таки сделал фотографию, он настолько расстроился увиденным, что снова пустил слезу. Мешки под глазами, морщины на лбу и вокруг глаз, двойной подбородок и маленький чуб волос, который постоянно тянулся вверх, будто растение к солнцу. Он попробовал у стены, попробовал у окна, попробовал даже в какой-то откровенной позе на диване, но все эти фотографии выглядели так убого, что ему хотелось одновременно плакать и блевать. Пару новых глотков водки должны были решить эту задачу. И они решили. После минут пяти "дозревания" и бурного мыслительного процесса, он вдруг резко вскочил на ноги и бросился к компьютеру. Как он раньше не додумался до этого?! Зачем размещать лицо, зачем размещать эту комнату, кровать, если можно просто найти в интернете и разместить фотографию кого-то другого! В конце концов, этим пользуются все, а он что, хуже? Ведь задача фотографии просто привлечь, просто открыть ворота к общению, а там, он был практически полностью уверен в своих силах, остротой своего ума и искрометностью юмора, он сможет влюбить в себя любую представительницу противоположного пола. Так он и сделал! Уже с трудом, так как конечности стали не очень слушаться сигналов его мозга, он нашел где-то в картинках поисковика самую нормальную и подходящую его натуре фотку, слегка ее подрезал, слегка подсветил в фотошопе и вставил в анкету. Чрезмерно сексуально? Да и ладно! Чего тут такого? В конце концов кто говорит, что он и секс это вещи несовместимые?!
Заснул же Вася ближе к шести. Оставленный включенным компьютер, тело в одежде на кровати, пустая бутылка водки на полу и, наконец, полнейшая тишина в комнате. Поэт сделал свое дело. Поэт может отдохнуть. Рядом же, в соседней комнате за стенкой, лежала и смотрела на уже просачивавшееся сквозь щель в занавесках солнце его пожилая мать. Она не могла заснуть всю ночь. Грохот, крики, песни, отрыжка, звон стекла, плачь, ругань, снова грохот и вдруг раскат дикого гомерического смеха, под конец перешедшего снова в плачь. Той ночью ей казалось, что в соседней комнате находился не ее сын-философ, а остановился целый полк пьяных гусар. Один раз ей даже хотелось подойти к двери и тихим своим голосом спросить: "Васечка, все хорошо?" Но по природе своей она была женщиной нерешительной, да и беспокоить сыночка ей совершенно не хотелось. Она не кончала университетов, у нее не было даже полного среднего образования, но ее врожденная природная сообразительность уже давно дала ей понять одну очень важную вещь - ни одна вымытая на кухне тарелка, ни одна сшитая кофта, ни одна выстоянная в универсаме очередь или приготовленная в духовке курица, не сравнится по сложности и тяжести своей с процессом рождения хотя бы одной философской мысли. И в ту ночь, чувствовала старушка-мать, Вася родил их штук десять.
Вася же проснулся лишь к одиннадцати. Сухость в горле, больная голова, но по-прежнему восторженное чувство от сделанного прошлой ночью великого дела. Он скинул ноги с кровати, полез на стул за штанами, но увидел, что их там нет. - Где же... черт мои портки, - промямлил он, почесывая свой прилипший к потному лбу чуб, но тут увидел, что он спал не только в штанах, но и в кофте, которая за прошлый день и ночь уже успела насобирать порядочное количество мужских запахов. Но его это не особо волновало. С лёгкостью десятилетнего мальчика он подбежал к компьютеру и с каким-то напряженным состоянием, выкручивая пальцы рук, ткнул в ссылку на сайт, ожидая увидеть там что-то необычное, но вдруг:
- Что это за говнооо?!! - заорал он срывающимся на плач голосом. Только сейчас, в этом его протрезвевшем и от водки от вчерашнего возбуждения состоянии, он увидел, что та фотография, которая показалась ему наиболее похожей на его фотографию и которая, по крайней мере по его вчерашнему собственному убеждению, отображала наилучшим образом как его мужское начало, так и философскую сущность, оказалось фотографией какого-то здоровенного негра, причем в такой откровенной позе, что даже ему с его прогрессивными мыслями, это показалось ну очень уж сильно.
- Что, Васечка, что давно? - его мама подошла к двери, но зайти не решилась.
- Ничего, мама... Давно... есть хочу, говорю...
- Сейчас, сынок, сейчас все тебе подогрею. Одевайся уже потихоньку. Иди на кухню.
Но сынок не стал ждать. Вспотевшими вмиг руками, чувствуя, как пот потек по его спине куда-то в трусы, он было полез в настройки, чтобы сменить эту фотографию на что-нибудь более подобающее, но тут вдруг увидел непрочитанным сразу несколько новых сообщений.
Он вмиг забыл и про негра, и про маму, и ткнул в первое из них. Оно было от какой-то Ангелины и было достаточно лаконичным: "мммм превет Шакил". Васю как-то слегка покоробило. Допустим в сообщении был какой-то скрытый намек на расизм. Это ладно. Но как можно проявлять такое неуважение к самому святому - а именно к родному языку?! Черт бы побрал эту Ангелину. Три слова, три ошибки. Одна грамматическая, две орфографические. Да и стилистика вроде как прихрамывала с этим ее "мммм". Ему сразу представилась эта Ангелина, какая-то прокуренная опустившаяся проститутка, схожая с тем, что стоят вечером на Ленинском. Он залез в ее профиль и увидел, что промахнулся не сильно - это была уже не первой свежести полная дама, лежавшая на кровати в какой-то ночной рубашке и смотревшая на тебя таким взглядом, как будто хотела разорвать тебя на куски. И на это он потратил всю ночь?! Первой его реакцией было удалить сообщение, второй написать ей целую кучу всяких гадостей. Естественно написать правильно, чтобы видела, как надо делать это, и мучилась из-за этого, жирная сука. Но он не мог себе такого позволить. В конце концов, он был джентльмен, а не какой-то гопник. Он встал со стула и сходил в туалет. Когда он вернулся через минуту и сел за компьютер, в голове его уже был достойный ответ: "Уважаемая Ангелина. Сожалею, но отношения между нами не могут быть построены. Вы не понравились моей маме".
Следующая в списке была Валентина. Ему почему-то представилась та, с кафедры иностранных языков, и что-то неприятно заскребло его где-то внизу живота. Он ткнул в сообщение. В этот раз почему-то с опаской. "Добрый день, Василий. Меня зовут Валентина, но мои друзья зовут меня Валей. Вам интересно будет общение со мной?" Никаких ошибок, все грамотно и с точки зрения грамматики и стиля. Вася было начал писать ответ, что-то такое из серии "конечно да!", но отложил это дело и ткнул в ее профиль. И тут Вася прифигел. Этой Валентине было лет под шестьдесят. Ее морщинистые но добрые глаза почему-то напомнили ему его бабушку, в деревне с которой он проводил все свои летние каникулы. И вся сексуальная энергия, начинавшая было подниматься внизу его живота, вмиг испарилась.
"Извините, Валентина, - начал он, - но возрастной барьер между нами вряд ли позволит мне..." Нет! Он удалил все с "но", а потом и весь свой ответ. Все, чтобы он ни написал, могло бы ранить бабушку, ну а уж этого ему хотелось меньше всего. В конце концов, может бедную женщину не навещают внуки и она решила коротать свои одинокие часы таким образом. Но, баб Валя, здесь же столько извращенцев! "Извините, Валентина, но я дикий извращенец, с которым вряд ли Вам будет интересно общаться". Написал он в шутку свой ответ и тут же хотел удалить, но подумав получше не стал, и, наоборот, нажал на кнопку "отправить". В конце концов, он же не какой-то добродетель. Здесь он преследовал свои корыстные интересы и развлекать бабок никак не входило в его планы на ближайшие лет сорок.
Лейла. Судя по фотографии в профиле, ей было лет тридцать, а может даже чуть меньше. Возраст был для него подходящим. За эти несколько минут он уже успел поумнеть и первым делом залез в профиль и посмотрел фотографию. И фотография Лейлы произвела на него крайне приятное впечатление. Ее темные прямые волосы, тонкая линия губ и острый носик, все было гармонично и симметрично. Но что больше всего поразило его в этой фотографии, были ее большие черные глаза. Они буквально обожгли его изнутри, заставив с каким-то особым трепетом заерзать на стуле. Казалось, в них был целый бездонный океан, обещавший тебе и сильные бури, и водовороты страсти, и целые приливы любви. Бурная фантазия Васи сразу стала рисовать перед ним идиллические картины - какой-то восход или, лучше, закат. Они идут с этой черноглазой красоткой по какому-то тропическому пляжу (Вася никогда не был в тропических странах и от этого фантазии его были вдвойне сильнее), Лейла держала его под руку своей тоненькой ручкой. Ее стройные длинный ножки мягко ступали по теплому песку. Морской прохладный ветер слабо шевелил чуб поднявшихся у него на голове волос.
- Иди к папе! - проурчал он как какой-то залезший на кровать к хозяину котенок и с трепетом ткнул в сообщение.
"Ищу мусульманина. Другим прозьба не беспокоить"
- Ну маааать твою за ногу!!! - Вася несколько раз прочитал это сообщение, будто была какая-то возможность того, что с первого взгляда его можно было понять как-то не так. Убедившись, что понял он его правильно, он с какой-то ненавистью отбросил мышку от себя прочь. - Чистейший вид дискриминации по религиозному принципу! И как можно жить в таком мире?!
Как человек образованный и далеко не глупый, он, правда, тут же набросал у себя в голове целый план, как с помощью небольших ухищрений можно было бы добиться аудиенции с Лейлой и, может быть, даже чего-то большего. Но подумав получше, он все-таки эту идею отбросил. Смотря теперь уже другим взглядом в ее пламенные глаза, он понимал, что если она уличит его во лжи, то точно отрежет ему член. А этого ему не очень хотелось. Да и эта Лейла, если присмотреться повнимательнее, уже более трезвым взглядом, демонстрировала в себе какие-то признаки полноты, что было само по себе негативным фактором. Он решил ей просто не отвечать. А чтобы не было соблазна опять залезать к ней в профиль, тут же удалил ее сообщение.
Следующее по счету сообщение было от Марии. В голове невольно всплыл образ лаборантки Маши и его слегка покоробило. Снова предчувствие какого-то подвоха. Но зайдя к ней в профиль, он был приятно удивлен. Море на фоне какого-то заката и молодая девушка с распущенными волосами, которая смотрела куда-то в сторону видневшегося вдали райского острова. Лица ее не было видно, но даже с такого ракурса ему показалось, что она очень даже неплоха собой. "Начало хорошее", - подумал он и продолжил исследовать ее дальше. И это было не зря, так как дальше было только интереснее. Мария, демонстрируя прекрасное владение русским языком, с самоиронией, пронизанной тонким чувством юмора, который мог бы оценить только особо эрудированный человек (к которым Вася, несомненно, себя причислял), рассказывала о себе. В ее рассказах были и мимолетные увлечения детских лет, и бессонные ночи юности, и сильные удары судьбы уже взрослых лет. Слова ее были подобранны так тонко и изящно, чувства описаны так живо и чисто, что Вася, читая эти несколько страниц чужой истории, чувствовал, что за каждым предложением крылась частичка и его собственной жизни. Он перечитал этот рассказ несколько раз и понял, что это любовь. Владение языком и умение выражать себя одновременно понятно и красиво никогда не оставляло Васю равнодушным, но если такое умение шло еще и от симпатичной девушки, то это была безоговорочная капитуляция.
Через несколько минут в комнату вошла его мать. Он ее не заметил. Лишь когда она подошла к нему и положила руку ему на плечо, он вздрогнул, будто укушенные насекомым за нежное место и повернул к ней свои влажные глаза.
- Что случилось, Васечка?
- Мама, мне кажется, это любовь!
Но была ли это любовь? Он завтракал на кухне будто в каком-то трансе. Мама рассказывала ему какие-то истории про его покойного батюшку. Но он их не слушал. Мыслями своими он был уже там, в соседней комнате, в купленном неделю назад на Авито у какого-то барыги мониторе, на котором все еще была открыта страница той, которую он теперь вождлелел всей душой. Уже спустя пол часа, практически закончив с завтраком и принявшись за чай, он понял, что изучил вдоль и поперек весь ее рассказ о себе, но даже не удосужился прочитать то сообщение, которое отправила она ему. А ведь это было главное. С чего он взял, вообще, что она хотела с ним познакомиться и, тем более, строить какие-то серьезные отношения? Такой девушке как она был нужен достойный мужчина, с собственной квартирой, машиной, может быть с развитой мускулатурой. Он же был лишь разжиревшим ботаном, или еще хуже - задротом, который живет с мамой в оставленной по наследству от бабушки двушке и катается на работу на общественном транспорте. Что мог дать он ей, кроме своих философских изысканий?
- Я слышал эти истории уже множество раз, мам! Хватит! - не выдержал он, наконец, давления этого дурного настроения, которое сдавило его вески, и выплеснул его на мать. Когда его раздражала одна вещь, его раздражало всё и все. И матери нередко доставалось за его дурное настроение. Но когда он поднял глаза над тарелкой, он увидел, что мамы рядом уже не было. На кухне был лишь он, да рассказывавшая что-то о диете и здоровье тела дикторша петербуржского радио.
Быстрыми шагами он вернулся в комнату и грузно опустился на кресло перед компьютером. Фотография Марии в лучах заходящего или восходящего солнца, слегка увеличенная им, по-прежнему занимала большую часть монитора. Он потянулся к мышке для того, чтобы открыть как можно быстрее сообщение и прочитать его, но лишь только рука коснулась ее гладкой пластмассовой поверхности, его будто подменили. Смелость ушла, решительность, с которой он дернул за ручку двери в комнату, вмиг испарилась, и на месте ее, будто появившись из каких-то зловонных паров, появилась его основная сущность - живущего в сорок лет с мамой ботанического задрота. Но нет! Нееееет! Он наполнил легкие воздухом, ткнул в сообщение и взгляд его, напряженный и испуганный, впился в эти несколько строк, которые выплыли перед ним на мониторе как из тумана: "Встретить на этом сайте интеллектуала задача крайне непростая. Неужели удача сегодня мне улыбнулась?"
- А, тваааю мать! - вскрикнул он и губы его, все еще дрожащие, натянулись вверх как у Джокера.
- Что, Васечка?!
- Не, мам, не тебе, мам! - крикнул он матери за дверь. В этот момент в кровь его вспрыснулось столько адреналина, что у него появилось даже какое-то желание вскочить с кресла и куда-то побежать. Он даже вскочил и действительно побежал. Но комната его была настолько мала, что до любой стены можно было добраться за два шага и Вася, нарезав пару-тройку кругов по центру комнаты, стараясь ничего не задеть, удовлетворенно и тяжело дыша снова опустился в кресло. Сообщение означало одно - Мария хотела с ним познакомиться, а значит, возможно, все лучшие моменты его жизни были все еще впереди.
Но экстаз этих первых минут в нем слегка поостыл лишь только он начал писать ей ответ. Возбужденный ее "интеллектуалом" и пытаясь поддержать, так сказать, марку, он настолько увлекся написанием ей ответа, что спохватился лишь минут через двадцать, когда дошел до постметафизики Хабермаса. - Вот суууука! - простонал он, понимая, что увлекся, и ударил себя с силой ладонью по лбу. Пришлось удалить всю эту белиберду. Хотя получалось очень неплохо, признался он самому себе, но не совсем не в тему.
Вторая его попытка была не менее ужасной. Он начал с банального приветствия "Добрый день, Мария", продолжил безвкусным "я тоже перечитал информацию в вашем профиле и мне тоже очень приятно встретить здесь и т.д. и т.п.", закончил же он на какой-то возвышенной ноте, восхваляющей современный феминизм, но опускающий до низшего плинтуса современную American-style diversity. Но причем тут это?!! В отчаянии он удалил все это к чертовой бабушке, закрыл свое раскрасневшееся лицо обеими руками и откинулся на спинку кресла.
Третья его попытка была наиболее успешной из предыдущих двух. И это сообщение, он, наконец, ей отправил. Правда по прошествии двух минут после того, как он его отправил, он попытался его удалить, так как оно было бессодержательным, бессистемным и даже тупым. Но удалять отправленные сообщения на этом сайте было нельзя и Вася, расплакавшись, снова повалился ничком на свою многострадальную кровать. Ответ же его звучал так: "Очень рад буду знакомству с Вами, Мария. В ожидании ответного сообщения". - Ну что за мудааааак! - плакал он, с силой сжимая кончики подушки. - Что за "ответное сообщение", это ж не собеседование на работу!
Но депрессия никогда не мучала его долго и минут через десять он снова сел за компьютер. Ответа от Марии не было, но было сообщение от Ангелины. Он открыл его, почему-то тоже испытывая чувство трепета. Но там было: "ой да и очень надо придурок мля". Это сообщение, написанное однозначно для того, чтобы оскорбить его, почему-то возымело совершенно противоположный эффект - оно подняло Васе настроение и он даже несколько раз хихикнул, накатывая Ангелине в ответ что-то схожее с тем, что отправили в свое время казаки турецкому султану, но на середине текста он остановился и все это удалил. В конце концов, меньше всего ему нужно было, чтобы Ангелина переслала его это сообщение администратору сайта и тогда его не начавшееся еще толком знакомство с Марией будет бесследно утеряно. А это было бы катастрофой. Подумав с пару секунд, он удалил сообщение от Ангелины и заблокировал ее профиль. В конце концов, он настоящий джентльмен, а она лишь тупорылая сука.
Разобравшись с Ангелиной, он снова вернулся к Марии, пока, правда, мысленно, созерцая цветок на ковре на стене. Сообщение было написано и его было уже не отозвать. Но он же мог написать что-то поверху, что-то куда более адекватное и умное. Но это "в ожидании ответного сообщения" портило ему всю малину. Что можно написать после такого?! Конечно, чисто физически, можно было написать все, что угодно. Но это будет еще тупее. Он как бы сказал ей, что ждет от нее ответа и тут же, спустя минут десять, а то и позже, начинает писать опять какую-то херню (после всех этих бесплодных попыток родить что-то действительно стоящее, он начал относиться к себе чуть более критично). И тут она посчитает его либо тупым, либо неуравновешенным, что, в любом случае, выставляло его не правильно. Конечно, если она была здравомыслящей женщиной, а она таковой, наверное, все-таки была, то она бы отреагировала на это адекватно, но неприятный осадок все-таки бы остался. И Вася, после получасового раздумья, которое сопровождалось прогулками от стены к стене в своей маленькой комнатушке, все-таки решил оставить все как есть и просто ждать ответа.
Но ответа не было долгое время, по крайней мере от нее. После обеда, когда он, не помыв даже рук, быстро прибежал в свою комнату и включил компьютер, он увидел вдруг что значок "сообщения" загорелся синим цветом. Нервное напряжение в нем подскочило опять до небывалых высот и вместо того, чтобы залезть в компьютер и прочитать ее ответ, он почувствовал в себе вдруг дикое желание соскочить со стула и снова начать бегать вокруг. И он это желание быстро воплотил в действительность, начиная нарезать круги по комнате. Когда же дыхание его стало прерываться и сердце с силой забарабанило в груди, он рухнул в кресло и точно с такой же яростью, с которой до этого бегал по комнате, схватил мышку и решительно открыл сообщение. Ведь он мыслящий человек, а не лох там последний. Но это был ответ не от "его" Марии, а от Валентины, его бабушки с детства, которая написала ему развернутое сообщение в несколько параграфов, которое, после недолгого вступления, начиналось словами "тогда у нас с вами очень много общего". Далее Валентина, все тем же своим правильным языком описывала то, что она могла предложить Васе в обмен на его внимание и закончила сообщение перечислением всего перечня тех игрушек для "укрепления семьи", которые были у нее в наличии и которыми она, вместе с ним, предлагала ему воспользоваться. Несколько из слов в этом сообщении от Валентины Вася не знал и ему пришлось даже лезть в Википедию, чтобы понять о чем это, вообще, речь. Смысл одной из этих вещей он не смог понять даже по описанию и вбил слово в поиск картинок. Поиск выявил какой-то предмет из Средневековья, какую-то маску пыток или что-то вроде этого. С минуту Вася смотрел на этот предмет так и не в силах разгадать смысл его предназначения; когда же он, наконец, его понял, он закрыл картинку, удалил историю поисков и принялся писать Валентине какое-то откровенно хамское послание, полное вульгаризмов и выражений вроде "послушай меня сюда, бабуля" и "у меня еще пока не все так с головой плохо". Это сообщение он, естественно, не отправил. Но и не удалил. Скопировав, он перенес его в блокнот и оставил в текстовом файле на рабочем столе. Так, на всякий случай, мало ли понадобится. Ему невольно вспомнилась его бабушка, ее сморщенные добрые глаза и здесь ему стало действительно страшно за старшее поколение. Нравственные ценности не поспевали за быстрым развитием информационный технологий, что приводило к таким дивергенциям почти клинического характера.
- Вот тебе и пирожки с капустой, - проговорил он как-то уже совершенно спокойно. Зла на Валентину или какой-то обиды он уже не держал, но страх, в который вогнала она его этим своим сообщением, все еще резонировал в его сознании и тут он понял, что ему надо сходить на улицу освежиться.
Прогуливаясь тем вечером по парку, заглотив пару кубометров чистого, без примесей всякого пота воздуха, он начал вдруг видеть вещи немного по-другому. Сайт знакомств априори был местом, где встречались всякого рода люди, у которых что-то где-то пошло не так. Не сказать чтобы фрики, нет, себя фриком он, по крайней мере пока, не считал. Но то, что у него были проблемы в этой области, не было сомнением уже даже для него самого. Иначе чтобы он там делал? С самокритикой и логикой у него еще пока все было в порядке. Таким же образом, рефлексирую от собственного сознания к сознанию чужому, он пришел вскоре к выводу о том, что и в жизни Марии что-то пошло не так. Но что было не так с Марией? Где подвох? Почему красивая женщина (в рассказе она называла себя красивой и у него не было оснований ей не верить) сидит на сайте знакомств, где водятся всякие непонятные извращенцы, вроде... всех, кроме него? Вообще, эта прогулка по парку крайне позитивно повлияла на его мыслительные способности и он, вооружившись распространенным в академической среде методом, начал вспоминать ее рассказ и раскладывать его на маленькие фрагменты, анализируя каждый их них в отдельности и делая выводы. Она была красива, это понятно. Еще она писала про какую-то любовь с детства, которая у нее когда-то была. Но у кого ее не было? Потом она писала про какую-то любовь уже во взрослом возрасте, которая так же закончилась ничем. Была ли причина этих проблем неблагоприятное стечение обстоятельств или, все-таки, сама Мария? Но Вася все еще прибывал в каком-то экзальтированном настроении от ее рассказа о себе и поэтому считать то, что источник проблем Марии находился в самой Марии, ему совсем не хотелось.
Когда на улице стемнело (а на дворе стояла уже середина августа) и Вася двигался уже в сторону дома, его мысли забежали так далеко, что он вдруг понял, что с Марией ему не светит вообще ничего. Современным женщинам нужны были мужики с тугими кошельками, машинами и квартирами. У него же не было ничего. Конечно, взять все это в кредит и отдавать потом всю свою зарплату, было возможно даже и ему. Ну а где взять деньги на все остальное? Ведь ему еще надо было что-то есть, на что-то одеваться, да и Мария... ведь Мария, и она ясно писала об этом, очень любила путешествовать. А путешествия в наше время вещь совсем не дешевая. К дому он подобрался уже в каком-то совершенно подавленном настроении. Снова на глаза навернулись слезы, которые он неловко смахивал рукавом своей летней куртки. В его сознании снова появилась Валентина, она была одета в эту странную маску, в ее руке была какой-то непонятный предмет. Она подошла к нему и своим хрипучим старческим голосом сказала: "если что, ты всегда знаешь, к кому обратиться".
Когда он снова сел за компьютер, прежнего экзальтированного состояния уже не было. Вместо возбуждения была тревога. Вместо желания как можно быстрее залезть в почту было желание отодвинуть этот момент еще хоть на сколько-то минут в будущее. Он это и сделал, минут десять рассматривая все тот же цветок философской мысли на посеревшем от времени и пыли ковре. Наконец, он решился окончательно, и с опаской ткнул в ссылку на сайт знакомств. Там было новое сообщение. И он видел, что оно было от Марии! Нервы его заиграли сильнее и он с какой-то озлобленной решительностью впился зубами в свои ногти. Вредная привычка, от которой он считал, что избавился уже двадцать с лишним лет назад.
Так начались электронные отношения Василия и Марии. Уже потом, спустя несколько недель, вспоминая все эти робкие первые попытки установить отношения, Вася смеялся наивности и тупости своих первых ответов. Да, он робел и робость, как и в юные его годы, имела удивительное свойство превращать его из философского интеллектуала в наитупейшего мудака. Со временем переписка наладилась и потекла как простой непринуждённый диалог между двумя близкими людьми. Со временем Вася открыл для себе и еще один приятный сюрприз - он заметил, что Мария не только не обижается его философским размышлениям, от которых он временами просто не мог удержаться, но так же вроде как была знакома с основными тезисами и Канта и, даже, вроде как Гегеля. Впрочем, здесь иллюзий он особо не строил. В те времена, когда интернет кабель протянулся к каждому дивану, экспертом мог стать совершенно любой. Уж он-то это знал. Не имея ни малейшего представления о том, как выглядит автомобиль изнутри, понимая, что достойный мужчина должен в этом хоть как-то разбираться, он начал отпускать Марии свои экспертные советы о том, что именно пошло не так в новой машине ее отца и почему она перестала ездить. Вася порекомендовал проверить сцепление, а потом и прочистить жиклеры в карбюраторе, но Мария, видимо получив какие-то комментарии от отца, обладателя нового Соляриса на автомате, решила тему автомобилей больше не поднимать, чему Вася был рад, все-таки его темой была философия, а не замена там всяких сцеплений. Вообще, переписка с Марией текла свободно и непринуждённо. В ней не было ни малейшего намека на пошлость и его первое представление о сайте знакомств, как о каком-то вертепе, потихоньку ушло в прошлое. Ему, конечно, писали и другие женщины, но от общения с ними он не получал и толики того удовлетворения, которое приносило ему общение с Марией. Все остальные были либо тупы, либо бесконечно пошлы (а пошлость Вася не любил), либо просто занимались слабо завуалированной проституций. Мария же казалась ему чистым совершенством, достойным всего самого лучшего в этом мире, другими словами - его.
Но несмотря на легкость и непринужденность разговоров, несмотря на очевидное расположение, которое испытывала Мария по отношению к нему (а может уже даже и что-то большее), Вася все-таки иногда испытывал какое-то тянущее чувство, что-то такое из фейербаховской нечистой совести, которая иногда покусывала его изнутри. Причина этого крылось в одной глупости, которую он совершил в один из первых дней общения и которая теперь повисла на нем мертвым грузом. Все это началось тогда, когда Мария спросила его, чем занимается он по жизни и Вася, не зная зачем и как, сказал ей, что занимает должность вице-президента по PR на одном из крупных автозаводов Санкт-Петербурга. Зачем он это сказал, он не мог объяснить однозначно даже самому себе, видимо он прочитал это в интернете, видимо все то же экспертное владение вопросами автобизнеса, которое он получил, изучая проблему сцепления на автомобилях с автоматической коробкой передач. Может просто он хотел показать Марии, что он нечто большее, чем преподаватель философии в университете. Но что было то было. Игра была начата и обратного пути уже не было.
- А почему именно на автозаводе? - спрашивал его уже как-то в самом конце августа Дрон в том же баре, откуда уходил он тогда пьяненький в тот вечер, когда в душе его произошла трансформация от твари дрожащей до электронного полового гиганта. - И почему именно вице-президент по PR?
- А, черт его знает! - раздраженно выплюнул из себя Вася и с грохотом опустил бокал на стол. Лицо его сморщилось в гримасе, будто он только что проглотил дольку лимона. - Ну вот сказал и все! Сказанного не вернуть. И вот теперь каждый раз, когда она спрашивает меня как у меня дела на работе, я должен выдумывать всякую чушь!
- Ну так признайся, что наврал. Мол, винюсь, уважаемая Мария, смалодушничал. Бывает-с.
- Чего?! - Вася посмотрел на него с каким-то испугом. - Пошел ты!
- Ну так скажи тогда, что уволили с автозавода, сокращения там и все такое, и ты пошел работать в университет.
- Ага, прямо на следующий день пошел. Прямо доцентом.
- Ну ты же талантливый. Ты же умный!
- Видимо соврал потому, что зарплата вице-президента на заводе больше моей, - вернулся немного назад в своих мыслях Вася. - Большинство женщин они такие, им нужны мужики с карьерой, с деньгами. Либо, на крайний случай, тупой качек со здоровенным членом. Сраный философ вроде меня с тринадцатью сантиментами в штанах не нужен в наше время никому.
- Это брехня! Я вот нашел себе нормальную жену (недавно Дрон женился на жирной и хромой Вике из столовой, которая, однако, недавно унаследовала квартиру на Каменноостровском) и могу сказать тебе точно, что ей вообще ничего этого не надо.
- Да потому что она у тебя уродина, - громко засмеялся Вася и тут же добавил, видимо, чтобы смягчить эффект от сказанного или, наоборот, его усилить, - да и женился ты только из-за квартиры. Ладно, давай! - тут он поднял бокал. - За тебя!
Здесь засмеялся уже и Дрон, он чокнулся с поднятым бокалом Васи и удовлетворенно заметил, что жениться на работнице столовой это при любом раскладе лучшее, что может произойти с абсолютно любым мужчиной.
Впрочем, мысль о том, как выпутаться из ситуации, лишь только их отношения перейдут в новую фазу, у него все-таки после этого похода в бар родилась и она, действительно, строилась на совете Дрона. Он представил себе их первую встречу и как это все будет. Она - в красивом красном платье, таком, как у этой латиночки из сериала про дикого ангела, он - во фраке, или нет, нет, в пиджаке современного фасона с подшитой талией. Зажжённые свечи на столе, бутылка дорого французского вина в ведерке со льдом. Он берет ее руку в свои горячие ладони и с видимым достоинством рассказывает ей о том, что ушел с работы, которая приносила ему только деньги, но не приносила никакого морального удовлетворения, и пошел работать туда, где лежала его душа. И Мария его, естественно, поймет. Ведь Мария, как воплощение всего красивого и нравственно высокого в этим мире, его просто не может не понять.
Решив таким образом головоломку по поводу своего трудоустройства, он тут же набросал и план и по своему визуальному образу. Мария, увидев перед собой страстного белого парня, немного пополневшего, но еще огого, несомненно спросит его про то, кто этот черный мужик на его странице и зачем он, собственно, поставил его фотографию к себе в профиль. На этот вопрос он возьмет паузу, так, на несколько секунд, для вида, для создания настроения и вдруг честно признается ей в том, что ненавидит расизм во всей своих проявлениях и что этот черный молодой человек является его ответом этому суровому и несправедливому миру, где до сих пор царствует сегрегация по расовому признаку и насилие. Марию этот ответ, конечно же, удовлетворит и с этого момента все пойдет так, как надо. Единственная проблема была в том, что проработав все это так красиво и ясно в своем уме, он имел лишь самое слабое представление о том, как воплотить это все в жизнь при наступлении момента истины, то есть того момента, когда они, наконец, встретятся друг с другом лицом к лицу и в душе его снова закудахтает цыпленок. И этот момент, чувствовал он, был уже совсем не за горами.
Наступил сентябрь, а с ним и прежние учебные будни. Вокруг закишели студенты, коллеги-преподаватели, лаборанты, возобновились с новой силой поутихшие в весенний и летний период философские пьянки и пирушки. Друзья и коллеги не сразу заметили произошедшие в Васе изменения, но когда он, не объясняя уже ничего толком, пропустил уже третью по счету вечернюю гулянку, по факультету поползли какие-то слухи. Кто-то шептал про то, что Вася нашел себе подработку на пол ставки и что он пишет рефераты и курсовые для студентов. Кто-то говорил, что Вася подрабатывает маркетологом в социальных сетях одного из известных нефтеперерабатывающих заводов, где под ником "fuckelonmusk" пишет заказные статьи, направленные против альтернативной энергетики. Этот слух пустил Дрон, или Андрей Витальевич, как величали его теперь студенты, "чисто так, чтоб поржать", но он непроизвольно породил еще целую когорту слухов, которые переросли во что-то настолько зловещее и патогенное, что декан вынужден был даже позвать Васю к себе на объяснение. Ближе же всего к истине подошла Маша, девушка тихая и молчаливая, но любившая до невозможности сплетничать за спинами других. Она шепнула как-то кому-то с кафедры, что просто у "Васечки", видимо, завелась какая-то краля, что он с утра приходит с сияющей физиономией, а вечером убегает к ней в "уютное гнездышко" при первой же возможности.
- Да, друзья, это правда! - Васю все-таки вытащили однажды в бар и прямо силой вынудили отчитаться перед коллегами и друзьями в том, что именно с ним происходит. - В жизни моей действительно происходят приятные события, так сказать, личного плана. Мне не хотелось бы пока распространяться по понятным причинам, но...
- Жениться что ли надумал? - вскрикнул Федор Павлович, заведующий кафедрой Логики.
- Или замуж выходишь? - подметила тут же Валентина, которая так и не могла простить ему то, что между ними тогда ничего так и не получилось.
- Ну можно и так сказать. То есть да, женюсь, - как-то неуверенно, слегка запинаясь, сказал Вася. - То есть женюсь наверняка, но дату пока мы еще не установили.
- Ииии эта наисчастливейшая женщина присутствует сейчас среди нас? - продолжал Федор Павлович и его выпученные большие как у краба глаза, быстро вращались по сторонам, пытаясь в этой толпе отыскать по взгляду ту, которой вдруг так фортануло.
- Да нет, конечно! - как-то быстро и даже немного грубовато ответил Вася. Валентина при этом закатила глаза, Маша как-то цыкнула, а Дрон дико загоготали и тут же громко подметил:
- И правильно, ловить здесь, как видишь, нечего!
- Ну это как посмотреть, как посмотреть, - Федор Павлович не сдавался. Его румяное от алкоголя и целых двух тарелок горячей солянки лицо так и лоснилась при лучах бившего в окна вечернего солнца. - Вот Валя, к примеру...
- Она работает пресс-секретарем в одной из... транспортных компаний. Что-то связанное с экспортом газа в страны Юго-Восточной Азии, - выпалил из себя на одном дыхании какую-то первую пришедшую в голову чушь Вася. За последние недели он как-то преуспел в искусстве городить всякое дерьмо и лишние пару слов не делали ему уже никакой погоды. Мария действительно не была связана с миром академическим, а работала в какой-то компании менеджером по продажам какого-то оборудования. Но говорить этим людям о том, что Мария что-то там продает казалось ему совершенно неправильным, ибо они не только не поймут, но и еще распустят слухи, будто Мария там чуть ли не кассир в алкогольном магазине.
- Экспорт газа в Азию? Это, наверно, приносит кучу денег? - сказал кто-то один.
- Экспорт газа? Это, наверно, опасно? - сказал кто-то другой.
- Ничего опасного, бога ради, - отмахнулся Вася, - она же не на танкере работает. Она так, в офисе сидит, пишет там всякие пресс-релизики.
- Ну и как она тебе? - это вопрос снова спросил Федор Павлович. Вопрос собственной лично жизни он так и не решил, и теперь его волновали исключительно вопросы личной жизни других людей.
- Как что?
- Как женщина? Ну... фигурка там и все сопутствующее.
- Федор Павлович, ну ты же знаешь меня, бога ради! Что за вопросы? - Вася закатил глаза. - Там где я, там всегда симпатичные девушки. Я не буду встречаться с тем, по крайней мере продолжительное время встречаться (вынужден был он добавить, так как вспомнил, что за этим же столом сидела и Валентина) с тем, кто не соответствует моим высоким стандартам.
- Покажи хотя бы фоточку, друг.
- Потом, Федор Павлович. Все потом. И фоточка будет, и водочка будет, и на свадьбу мы тебя пригласим.
Федор Павлович удовлетворенно хрюкнул и эстафетная палочка перешла к другим. В этот раз это была Валентина и Вася как-то сразу съежился под ее ехидным взглядом.
- Молоденькая, небось, Васечка? Young pretty girl? Все как ты любишь!
- Да, делать приятное пенсионерам это все-таки предел социальной политики государства, - как-то проговорил он с иронией, но при этом робея и смотря исключительно в свой бокал.
- Ему же нужны стройняшки с большими буферами, молодец, Васюха! - сидевший рядом Дрон с силой ударил его по плечу. Это было больно, но его это спасло, так как Валентина лишь ехидно ухмыльнулась и замолчала. Сидевшая же в углу Маша лишь цыкнула и в лице ее читалось прежнее "что за придурок?" Вообще, вернувшись с летнего отпуска, он смотрел на своих коллег теперь уже какими-то другими глазами. Этим летом ему вдруг будто открылся какой-то мир внутри каждого человека. Та же Валентина, эта немолодая, извращенная сучка Валентина. Каждый раз когда она проходила мимо, каждый раз когда сознательно притормаживала перед ним где-то в столовой или в коридоре, ему почему-то вспоминалась та извращенная бабка Валя с сайта знакомств. Те вещи, которые она ему предлагала, те игрушки, о которых ему рассказывала. Ведь, наверняка, она где-то работала, ну может уже и не работала в силу возраста, но, по крайней мере, когда-то где-то работала. Наверняка у нее, точно так же как и у него, были коллеги и друзья, которые не имели ни малейшего представления о ее маленькой странности. Все думали, что дома у нее живет киска, или собачка или черепашка, но никто и подумать не мог, что киска Валентины настолько прожорливая, что ассортименту продукции двойного назначения в ее доме мог позавидовать не только склад любого магазина интимных товаров, но даже сам Великий Инквизитор. И теперь, смотря на эту Валю с кафедры иностранных языков, у него невольно всплывала в голове ассоциация с этой бешеной бабкой, как прицепила бы она его наручниками к кровати, как одела бы ему на лицо кожаную маску и превратила бы его в одну из своих странных игрушек.
С Машей же было все по-другому. Работая за компьютером на кафедре между занятиями, он иногда отрывал от монитора свой взгляд и смотрел на нее. "Насколько люди могут быть разными, несмотря на одно имя", - невольно думал он. Он видел, как таскала она себе в рот какие-то чипсы из приоткрытого ящика стола, как печатала что-то своими пухлыми пальчиками по клавиатуре, как отрыгивала иногда и даже ковырялась в носу. Он не видел в ней женщину, а видел какое-то существо другого плана, вернее даже не существо, а какой-то орган, вроде желудка или еще лучше прямой кишки, основная задача существования которого в этом мире сводилась лишь в сидении в свободное время бессмысленно в интернете и удовлетворении своих элементарных потребностей в еде и воде. Никакой элегантности, никакой грации, никакой женской сексуальности, лишь пережевывающие рефлексы, да обиженность на весь мир за свою женскую неполноценность.
В тот вечер, подогретый алкоголем и общим хайпом по поводу его меняющегося социального статуса, он написал Марии длинное и витиеватое письмо, в котором спрашивал ее о возможности аудиенции или, другими словами, приглашал куда-то посидеть. Мария, в свойственной записной кокетке манере, не ответила ему тогда ни "да", ни "нет", но по общему ее настрою и нескольким выражением достаточно тонкого характера, он понял, что она была скорее за, чем нет. Через несколько дней он предложил ей место и время. И вот здесь вот она уже ответила ему однозначным "в центре".
Но радость Васи по поводу первого намечавшегося в его жизни свидания была не долгой. И это было понятно. За месяц с небольшим их знакомства, он успел наплести ей про себя такую кучу дичайшего дерьма, что теперь не имел ни малейшего представления о том, как он при встрече все это будет расхлебывать. Трехкомнатная квартира на Васильевском острове, загородный дом где-то в элитном коттеджном поселке под Гатчиной, дача в Карелии, новый внедорожник, который он купил для себя, но на котором сейчас не ездил, так как отдал его на время приехавшему из Москвы брату депутату Госдумы, заграничные командировки, в которых он бывал чуть ли не по несколько раз в месяц и которые оплачивались ему так, что каждый раз возвращаясь из них, он просто не знал, куда девать все эти деньги. Каждый раз садясь за компьютер, он давал себе слово прекратить врать или хотя бы не придумывать новой чуши, которая все больше и больше засасывала его в этот бездонный водоворот, но каждый раз когда Мария рассказывала ему про какой-то здоровенный букет из роз, который подарил ей один из ее тайных воздыхателей, или про молодого человека на дорогом Мерседесе, который хотел с ней недавно познакомиться, или о том, как один арабский шейх, увидев ее однажды на конференции по работе, предложил ей уехать с собой и осыпать ее там, на родине, золотом, у Васи вылезал наружу комплекс неполноценности, который и был генератором всех тех невообразимых небылиц, которые как бы должны были показать Марии, что он тоже парень не промах, и что этот мальчик на Мерседесе и, может быть даже и шейх, могли ему только позавидовать.
Но эти небылицы про дома, дачи и братьев-депутатов были только частью той навозной кучи, на которую он вдруг взгромоздился. Проблема номер два была в том, что однажды он "проговорился" Марии о том, что он неплохо боксирует и что он старается как минимум два-три дня в неделю ходить в зал и качалку, чтобы поддерживать свою якобы имевшуюся в наличии мускулатуру. Опять же отчасти эта чушь была спровоцирована самой Марией, которая однажды поведала ему о том, что из-за нее на работе однажды подрались два парня. Вася, естественно, как джентльмен, в стороне остаться не мог и сразу заявил Марии о том, что жалеет, что там не было его, так как у него есть черный пояс по боксу, и что он показал бы обоим этим выскочкам, как подобает мужчине вести себя в присутствии дамы. Все бы было ничего и вопрос с боксом мог бы как-то решиться сам собой, но эта его мускулатура, ради поддержания которой он регулярно ходил в качалку... Это его просто убило. "Ну нахера я это ляпнул?!! - лежал он в слезах на кровати и до боли, с какой-то яростью, щипал себя на вылезавшую из-под свитера складку. - Ведь теперь придется как-то выкручиваться!" - а выкручиваться ему, с его полноватым рыхлым телом, из это пикантной ситуации, было очень даже не просто.