Гринштейн Борис Владимирович : другие произведения.

Земля за океаном (альтернативная история)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.95*14  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Великое княжество Русской Америки * Территория - 2 661,3 тыс.кв.км. * Население - 22,6 млн. человек. * Столица - Новороссийск (318 тыс). * Государственный язык - русский. * Этнический состав - русские(включая креолов)- 54%, аборигены(индейцы, алеуты, эскимосы)- 13%, выходцы из Японии- 8%, из Китая и Кореи- 8%, англо-саксы и выходцы их других европейских стран- 6%, евреи-5%, латинос- 4%, прочие- 2%. * Религия - православные- 71%, язычники и анимисты- 6%, иудеи-5%, католики- 4%, протестанты (приверженцы англиканской церкви, баптисты, просвитериане, лютеране, пятидесятники, др.)- 4%, старообрядцы- 3%, синтоисты- 2%, буддисты- 2%, бахаи- 1%, прочие- 2%. * Государственное устройство -парламентаристская монархия. * Глава государства - Великий князь и Престолоблюститель * Глава правительства - премьер-министр, им становится лидер партии, получившей на выборах большинство в Думе. * Высший законодательный орган - двухпалатный парламент, состоит из Сената (104 сенатора) и Дума (301 место). Избираются всеобщим голосованием сроком на 5 лет. * Административное деление - 4 губернии (Аляска, Московская, Орегон и Новый Альбион) и территория Ванкувер-Куадро. * Крупнейшие города - Новоархангельск (2,4 млн.), Сиэтл (1,64 млн.), Москва (1,5 млн.), Спокан (0,84 млн.), Новороссийск (0,32 млн.) * Валюта - рубль (на 31.12.00- 0,988 долл. США). * ВВП на душу населения - 24,718 долл. США на 2000г. * Горнодобывающая промышленность - нефть, природный газ, руды цветных металлов и железа, золото, платина. * Важнейшие виды выпускаемой продукции - авиационное оборудование, цветные металлы(медь, алюминий, цинк, свинец), нефтепродукты, пищевые продукты, продукты деревопереработки, бумага и целлюлоза, рыба и морепродукты, электроэнергия(94% гидро), промышленное оборудование, бытовая техника, электроника, морские суда, цемент. * Сельское хозяйство - интенсивное ориентированное на экспорт, производство фруктов, ягод и овощей, мясомолочное животноводство, оленеводство. * Туризм - 27,11 млн. гостей в 2000году. *** Несколько лет подряд по ежегодной статистике ООН Русская Америка называется лучшим местом в мире для проживания по совокупности важнейших критериев (общий уровень жизни, экология, культура и искусство, образование, уровень преступности и т.д.). Женевская єГруппа корпоративных ресурсов" (Corporate Resources Group) каждый год определяет лучший в мире город для жизни человека (CRG Quality-of-life Reports). В 1995 году в десятке лучших городов было названо города, причем Москва была второй (после Женевы), а Сиэтл - четвертым (третьим была Вена), а по итогам 1996 года Москва и Сиэтл заняли два первых места. *** Здесь первые главы книги. К сожалению, получается скорее учебник истории. Довёл его (подробно) до 1825 г. теперь вот думаю, стоит ли продолжать... Почему я стал это писать? Прочитав как-то мемуары Хлебникова я задумался. Почему такие несомненно умные, сильные и образованные люди не смогли построить ничего подобного Ост- и Вест-индские компании или, если быть ближе к теме пушнины, Гудзоновой или Северо-западной? Ведь русские промышленники в Северо-западной Америке имели большую фору. Кук добрался до тех мест через 37 лет после Чирикова и Беринга, а Астория была заложена 35-ю годами позже Капитанской Гавани. Объяснения типа отдалённости или незаинтересованности правительства притянуты за уши. И только прочитав письмо Шелихова к иркутскому генерал-губернатору с проектом отправить из С.Петербурга казённое судно в Камчатку я понял, что корень в психологии. Британский или голландский негоциант шёл бы иным путём: кредит, фрахт судна, страховка и вперёд, за богатством. Тут же появилась идея просчитать, как повернулось бы дело, если среди основателей Компании оказался толковый менеджер. И никакой мистики, путешественников во времени, суперменов или невероятных изобретений. * Все персонажи, названные по именам, исторические личности и находились в указанном месте в указанное время или могли находиться, исходя из логики событий. Исключение - голландцы. Типичных семей, подобных Ван-Майерам, в тот исторический период в Голландии было сотни, а из-за англо-голландской войны 1780-84гг. многие молодые и честолюбивые негоцианты искали применение своим способностям в России.

  От редактора.
  
  Александр Берг - приват-доцент Новоархангельского Университета по кафедре славистики и автор нескольких значительных исследований по сравнительной лингвистике. Книга "Deridishe- English Язык. Влияние идиша и русского языков на западно-американский диалект английского" написанная легким и простым языком, оказалась доступной даже мне, дилетанту. При этом эксперты считают ее крупнейшей работой в области диалектологии, что несомненно подтверждает многосторонний талант автора как знатока своего дела и, с другой стороны, как истинно интеллигентного исследователя, умеющего излагать сложные вещи простым, понятным языком.
  Александр Берг приехал в СССР в 1989г., как только Советская Россия признала наконец существование России Американской. Его целью было изучение в живую, а не по книгам и фильмам, лингвистических флуктуаций. Но, варясь в советском, а позже в российском, котле, А.Берг с удивлением узнал, что подданные 1\6 части суши почти ничего не знают о "другой России". России, которая, удачно устроившись на другом континенте, избежала революционных пертурбаций. Для них имена: Шелехов, Ван-Майер, Баранов, Резанов, Кусков, Вольф- ни значили ничего. Джек Лондон, для них был "американским пролетарским писателем". А весь его "северный цикл" сводился к тощему сборничку рассказов и повестей, из которых было всячески вымарано любое русское присутствие. Эти рассказы сохранились в советской литературе благодаря Ленину. Больной вождь любил, когда ему их перечитывали, особенно - "Любовь к жизни". Правда, в последующих изданиях, юконская каботажная шхуна, спасшая главного героя, превратилась в корабль научной экспедиции США. В обществе обнаруживалось полнейшее невежество относительно всех вопросов связанных с историей, культурой и действительностью современной Русской Америки.
  Так получилось, что для бывших советских граждан, длительное время отрезанных от источников объективной информации эта книга окажется явным "открытием Америки". В отличие от предыдущих работ она написана в жанре исторического повествования, что немного неожиданно для этого ученого, никогда ранее не занимавшегося собственно историческими вопросами.
  Строя свое повествование А.Берг, несомненно, учитывал полную неосведомленность в среде русскоязычной публики ко всем аспектам истории Русской Америки. Поэтому книга, охватывая период с 1781 по 1991 гг. должна, по идее автора, донести до широкой аудитории максимально полную и подробную картину исторического процесса зарождения, становления и развития государства. Авторская манера изложения следует малознакомому российским читателям ритму "морского стиля", напоминающем документально - художественные просветительские киноленты и, несмотря на высокую насыщенность техническими подробностями и цитатами, воспринимается вполне образно.
  Стиль этот, несколько архаичный, определился в середине XIXв. В России в то время имелся значительный слой образованного населения, который не принято упоминать в письменной культуре как массовый источник авторов литературных произведений. Это каста военных, прямо обязанная отмечать события своих походов в тщательно охраняемых вахтенных журналах.
  Головнин, Крузенштерн, Беринг были людьми военными и писали то, что видели, без литературных украшений, а проще говоря, плодов собственного воображения, чем грешили романисты Скот, Дюма, Верн, Рид и другие. Можно вспомнить, что военные люди постоянно фиксируют свою деятельность письменно. На каждом корабле имеется вахтенный журнал, в каждом воинском подразделении имеется журнал дежурного. В эти книги заносится всё, достойное упоминания. Содержание этих книг регламентировано, и дежурный офицер точно знает, что следует записывать в данную книгу.
  Т.о. литературный труд был одной из основных, массовых служебных обязанностей военных и гражданских руководителей той эпохи. Они отмечали особенности вновь открытых и колонизованных земель, записывали все происходившие с ними события, попутно отмечали интересные особенности местного населения. Мелочей не было, отмечалось всё, что фиксировал глаз наблюдателя, а для этого наблюдениями занимались все офицеры, которые несли вахты по очереди, и специальный натуралист, который чаще всего присутствовал на корабле - первопроходце. Ежедневные записи обо всех, происходящих в поле зрения наблюдателя, событиях велись у военных всегда. Вспомним "Записки о галльской войне" Цезаря. Ведь это литературная обработка того же самого вахтенного журнала. В сухопутных частях любой армии мира такой журнал тоже имеется, просто называется по-другому.
  Сама специфика военной жизни, в которой одновременно можно стать героем или преступником, в зависимости от угла зрения на событие, заставляет и заставляла всегда военных тщательно фиксировать свои действия, происходящие события, принимаемые решения, чтобы было чем оправдаться перед всегда возможным обвинением. Судьба офицера часто зависит от того, насколько грамотно и талантливо он смог литературно описать события, в которых его можно представить равно и героем и изменником. Таким образом, литературные таланты и грамотность были жизненно необходимы для каждого офицера, когда его единственным свидетелем и оправданием могла быть только его же собственная запись в вахтенном журнале.
  Исторически сложилось так, что первичную разведку территории Рус-Ам проводили служащие РАК: приказчики, передовщики, байдарщики, люди как правило неглупые, но малообразованные. Однако вслед за ними приходили новые люди целью которых было именно исследование и описание новых берегов и земель. Большинство из этих исследователей были морские офицеры: мичмана, лейтенанты. Они в каждом походе ежедневно вели дневники, с умеренным литературным талантом, зато добросовестно и ответственно перед своими коллегами офицерами, которым, возможно, судьба уготовит оказаться где-нибудь в верховьях Орегона или в дельте Макензи, имея в виде запасов только описание съедобных корней из дневника предшественника. И почти каждый из них впоследствии написал книгу. А Иван Фёдорович Крузенштерн даже поставил эту идею в качестве эпиграфа: "Моряки пишут худо, но с достаточным чистосердечием".
  Их современники- литераторы с удовольствием читали эти книги, но слегка презирали за солдафонство, несовместимое, якобы, с литературными талантами нарождавшейся в это самое время касты профессионалов - журналистов, из которой вышли все известные широкому кругу читателей русские писатели, романисты XIX века. Отличительной чертой мировоззрения и соответственно, языка этой новой прослойки общества, является допущение определённой безответственности, фантазий и неоднозначности сказанного и написанного. В отличие от офицера, столичный журналист не обязан вникать в особенности прохождения порогов на конкретной реке. Его творчество склоняется в пользу занимательности и гладкости слога. Прочитав книгу Лаврентия Загоскина можно было собирать и посылать экспедиции на Юкон или в Восточные пустоши, чего совершенно нельзя сделать, пользуясь книгой Жуль Верна. Практически, русские морские офицеры были энциклопедистами, разбиравшимися и в этнографии, и в ботанике, и в зоологии и в геологии и во множестве других научных дисциплин.
  Берг признался мне, что начал писать именно так по аналогии с работой проводившейся офицерами- исследователями, которые в одном лице совмещали знания и обязанности, которые в наше время соответствуют кандидатским ученым степеням специалистов доброго десятка дисциплин. Александру в свою очередь для задуманной работы также потребовались энциклопедические знания.
  В конце XIX в. века русские американцы начали осознавать и отстаивать самобытность своего языка в отличие от официального русского. А в 1886г. редактор "Новороссийских Новостей" Зиновий Смит заявил о самобытности американской литературы и в качестве примера привёл "морской стиль". Самое мощное противостояние русской классики с американской пришлось на 20-е годы XX в., когда "морской стиль" стал знаменем борьбы "старовояжных" против засилья "казар".*
  В целом просветительскую попытку А.Берга можно назвать удачной. Хотя автору не откажешь в отменном умении работать с архивами, в нескольких местах встречаются явные огрехи, простительные, впрочем, для автора, который, как мы уже указывали выше, не является профессиональным историком. Значительную долю своего внимания, что незнакомо для бывшего советского читателя, А.Берг уделяет деталям финансовой и политической атмосферы каждого описываемого им периода, щедро вводя в своё повествования цитаты и даже целые главы иных авторов.
  "Земля за океаном" с одной стороны производит впечатление фундаментального труда, но с другой - более чем доступна для восприятия широкого круга читателей в качестве развлекательного чтения. Этому способствует так же и то, что повествование насыщено на удивление живыми лицами реальных исторических персонажей, хотя, никакой лирики автор не привносит и, похоже, нарочно избегает её даже там, где, будь это художественное произведение, лирический мотив неизбежно развился бы.
  
  
  
  * Первоначально, в XVII-XVIIIвв., "казары"- уничижительная кличка казаков в Сибири и Южном Урале. В Американских поселениях казарами стали называть новых, неопытных, недавно завезённых работников в противовес старовояжным, уже отслуживших семилетний контракт. В начале XXв. казарами стали послереволюционные эвакуанты, а старовояжными- стали граждане Рус-Ам до 1918г.
  
   *********
  Глава ?1
  Встреча в С.Петербурге
  
  Якоб ван-Майер стоял у аналоя церкви св.Николая рядом со своей невестой и с тоской всматривался в мрачные лики святых на закопченных иконах. Как, наверное, и любой привыкший к свободе мужчина в 31 год внезапно вынужденный жениться под давлением семьи и компаньона. Разумеется, Агафья , племянница Григория, девушка симпатичная, да и семейное объединение ван-Майеров и Шелиховых обеспечит им главенство в Компании. Недаром его отец и Григорий так быстро сговорились. Но все же страшно вот так резко менять всю свою жизнь. С другой стороны вся его жизнь была чередою резких изменений.
  Господину Якобу ван-Майеру недавно исполнился двадцатый год, когда он прибыл в С.Петербург из своего родного Амстердама, где он родился в августе 1760 г. в семье потомственных негоциантов.
  По семейной традиции, он уже в 13 лет стал работать в торговой и арматорской*(1) фирме "Майер, Майер и К". Дома, по старинке, считали, что лучшее образование получается на практике, а если очень хочется можно прослушать пару курсов в университете, но без отрыва от работы. За четыре года Яков сделал карьеру от младшего клерка до старшего шипчиндера*(2) и был отправлен работать в партнерскую фирму "Глобб и К" в Лондоне - повышать образование и расширять кругозор. После двух лет стажировки, из-за англо-голландской войны, Якоб вернулся домой и очень быстро понял, что продвижение в семейной компании ему не грозит. Шесть судов среднего тоннажа, традиционная европейская торговля и многочисленные братья, дяди, кузены гарантировали безбедное, стабильное и бесперспективное существование. Для молодого, честолюбивого человека это тупик. Отметив в домашнем кругу свое двадцатилетие, Якоб вынес на семейный совет предложение о расширении деятельности компании в России. Эту идею он выносил в Англии, изучая историю британской торговли в Северной Европе. После неспешных дебатов семья решила дать молодцу шанс (и деньги) дабы он мог начать свое дело. В начале октября 1780 господин Якоб ван-Майер сошел на берег в порту города Санкт-Петербурга, вооруженный пачкой рекомендательных писем и гарантией Ост-Индского Банка на 12 тыс. рублей. "Никогда не видел прекраснее Невы- река полноводная, чистая и спокойная но между баром*(3) и руслом на несколько миль тянется мелководье. Прошлой ночью, даже при нашей восьмифутовой осадке, мы трижды садились на песчаное дно, но снимались легко, так как шли против течения".
  Столица великой империи произвела на него впечатление своими размерами, неустроенностью, лачугами по соседству с дворцами и наглыми нищими. "По большой карте изучил Петербург почти наизусть, а кроме того, поднимался на колокольню Петропавловской крепости, дабы взглянуть на город с высоты. Нева великолепна и выше мелей всегда полноводна, поскольку нет приливов и отливов. Думаю с ней не сравнится ни одна река в Европе! Петербург расположен на небольших островах, окружающая местность совершенно равнинна, а огромные новые здания и общественные парки действительно изумительны. Адмиралтейство превосходно, однако построено в неудобном месте. Из-за мелей на верфях его сооружают лишь корпуса кораблей, которые затем с великими трудом и расходами заключают в камели*(4) и перетаскивают в Кронштадт".
  Молодой человек с головой погрузился в работу. Он изучал российскую кредитную систему, законы и традиции торгового сословия, основные пути сообщения и цены на различные товары. Он курсировал между банками и ссудными конторами, торговыми домами и Гостиным Двором, портом и биржей. Отрывая на сон 3-4 часа в сутки, разделял остальное время между изучением рынка и русского языка. "Тружусь как вол с нудным делом- учу грамматику: существительные, местоимения, глаголы. Чёрт бы побрал вавилонское столпотворение!".
  Он заводил множество полезных знакомств, проявляя при этом редкий талант, находить приятные черты в новых людях и умение приспосабливаться к ним. "У русских чрезвычайно развито гостеприимство, но что является его основой, искренне ли оно, будет ли дружба прочной или это просто пустое любопытство к новому лицу, определить я пока не смог". Один из таких знакомцев, калужский купец Александр Юдин и свел Якоба с 1-й гильдии купцом Григорием Ивановичем Шелиховым.
  "Всё, что я узнал о Григории Шелихове, говорит в его пользу. Он происходит из старой, но не богатой купеческой семьи из города Рыльска. Ему нынче 34 года. Он изрядно умён хотя регулярного образования не получал. Карьеру свою Григорий начал в 10 лет с чина мальчика (maltshik), а к 24-м годам стал приказчиком. (Мне, думаю, следует Вам пояснить, что в России служба у купца начинается со статуса "мальчика", который выполняет самую черную работу. Мальчик переходил в статус "молодца" (molodets), который в свою очередь может вырасти до приказчика и в перспективе стать купцом.) Будучи приказчиком он удачно женился, злые языки поговаривают, что соблазнил хозяйскую племянницу. А на женино приданное, в компании с таким же, как и он сам молодым купцом из Якутска, Павлом Лебедевым-Ласточкиным и другими компаньонами из охотских купцов, в 1773 г. снарядил на Алеутские о-ва бот "св.Прокопий". Им баснословно повезло в тот год - вот, что значит судьба! - воспользовавшись ссорой главных компаньонов, они скупили за бесценок основную часть паев и стали хозяевами промыслового судна. А бот в том же году вернулся с добычей в 250 бобров. В 1775 году Шелихов и Лебедев-Ласточкин договорились с командиром Камчатки Магнусом фон Бемом о плавании к Южным Курильским островам и далее в Японию. (Мне очень кстати удалось поговорить с г.Бемом т.к. он вышел в отставку и прибыл в С.Петербург отчитываться).
  Шелихов был оборотист и удачлив. После "св.Прокопия" он снарядил еще 7 судов. Три из них уже вернулись с добычей, а "св.Наталья", строенная в компании с тем же Лебедевым-Ласточкиным, обернулась уже три раза....
  Как я понял, крупных капиталов в этом деле нет. Каждое судно имеет до нескольких десятков владельцев паёв (что-то вроде дубровницких каратов), но которые объединяют свои средства лишь на одну экспедицию. Такого рода промысел ведётся уже более 40 лет и, с каждым годом, за добычей приходится забираться всё дальше в неведомые воды. Подробно описывать это не буду. Достаточно подробностей Вы можете найти в работе Бюффона, вышедшей в 1778г., "Обзор русских походов в Тихом Океане" и в книге "Русские открытия в море между Азией и Америкой 1745-1770гг." изданной в Гамбурге анонимно под подписью I.L.S. .
  Последние годы промышленники поумнее начали понимать, что мелкие, временные объединения промышленников не способны освоить и защитить богатейшие земли. Необходимо введение регулярных промыслов, постоянного сбыта пушнины, требуется осуществление очень быстрого оборота денег. А для этого нужна компания, обладающая значительными финансовыми ресурсами
  Из того, что мне рассказал Григорий, а также из того, что он мне не рассказал, я понял, что в Иркутске и Охотске начали складываться несколько подобных объединений. Но для не слишком богатого и влиятельного Шелихова не нашлось в них места, достойного его амбиций. Потому и приехал он в столицу в поисках капиталов и соратников".
  Первый разговор Якова с Шелиховым продолжился в ближайшем трактире и затянулся далеко заполночь. Эти двое удачно дополняли друг друга. Сильный, жесткий, упорный Шелихов прекрасно ориентировался на восточном базаре, но был дилетантом в международной торговле. Да, он мечтал о кораблях с грузом алеутской и курильской пушнины, идущих через Тихий океан в Макао и далее в Европу. Но мечты эти были похожи на воздушные замки, они не имели под собой фундамента знаний и опыта. Напротив, Якоб ван-Майер вырос, по сравнению с Шелиховым, в тепличных условиях и не имел его медвежьей хватки. Зато владел шестью языками, считая русский и не считая латынь и древнееврейский; как рыба в воде ориентировался в коносаменте, фрахте, портовых сборах, морских и береговых законах. В их беседах долгими январским вечерами закладывались первые камни в фундамент "Американской Северо-Восточной, Северной и Курильской Компании". Дело двинулось на удивление быстро. Уже через три недели определились основные компаньоны. 11 марта Якоб и Шелихов ужинали в доме номер 14 по Сенной улице.
  "Хозяин дома, Михаил Голиков, человек образованный и светский, служит в армии в чине драгунского капитана. Здесь же присутствовал его дядя Иван Ларионович Голиков, компаньон Шелихова по двум судам. Семья курских купцов Голиковых хорошо известна в торговле, особенно сибирской, но основные доходы имеет от винных откупов. На этом и пострадала. Надо сказать, что винный откуп в России - есть право монопольной торговли водкой в отдельном регионе с обязательством продавать не менее определенного minimum. Само собой откупщики повышают свои доходы завышая казенные цены, разбавляя водку или заменяя её спиртным низкого качества. В прошлом 1780 г. кузен Михаила, Иван Голиков попался на махинациях и теперь находился под следствием. Ему грозила каторга, да помогла тугая мошна. Дело тянется скоро год, Иван может отделаться ссылкой, а там и под амнистию можно попасть*(5).
  Присутствовал так же Никита Акинфиевич Демидов, знаменитый заводчик. Известный своей образованностью, много путешествовал, гостил у Вольтера в Швейцарии и с тех пор состоит с ним в переписке. По возращении из Англии в 1779 г. учредил на английский манер премию-медаль "За успехи в механике"...
  Ужин этот завершил переговоры об условиях нашего компанейства и долей капитала. Иван Ларионович вложил 35 тыс.рублей, Михаил 20, Григорий 15, я - 10 тысяч рублей. Юдин, по безденежью, вошёл с 1,5 тыс. рублей. Никита Акинфиевич в компанию не вошел, но кредитовал 50 тыс.рублей. Все деньги делятся на 120 паев. Паем называется прибыль, которая не покупается, не продаётся и не представляет собой части капитала, а является частью конечной добычи компании. Практикуются два вида паёв : "валовой" (или "основной") и "суховой" (или "не владельческий"). Большинство паёв первого типа, делящиеся пополам между промышленниками и судовладельцами (полупай). "Суховых" паёв значительно меньше и они распределяются следующим образом : 1 пай - для церкви, 1 пай - "за мореходство" (т.е. - за командование судном), 1 пай - передовщику (приказчику и распорядителю промысла), 1 пай - кузнецу и 1 пай - на общие компанейские расходы. Средний полу-пай составляет обычно 390 руб. в год".
  Шелихов обязался доставив в Охотск необходимые товары и материалы, построить три судна и, не позднее сентября 1783 г., отправиться за океан и на американском материке или на острове вблизи поставить крепость. Якоб должен зафрахтовать соответствующее судно, загрузить его товаром и, не позднее лета 1786, прибыть в Петропавловскую гавань на Камчатке где и ожидать известий от Шелихова. За это они должны были получить сверх своих паев ещё 1\3 с доли своих компаньонов в первом промысле. О своих обязательствах Якоб домой не писал, не желая раньше времени беспокоить семью, потому же копии договора не выслал.
  23- го июня Шелихов выехал из С.-Петербурга в Охотск. Вместе с ним отправился Якоб. Молодой человек рассчитал, что до лета 85-го года, крайнего срока отправки его судна на Камчатку, времени ещё достаточно. А раз он решил изучать Россию, лучшего случая, чем проехать через всю страну в компании с бывалым купцом и не придумать. Кроме того, он думал, что дорожные записки, которые будут рассказывать о безбрежных пространствах России и великолепных перспективах торговли, поможет убедить семейный совет финансировать предстоящий ему кругосветный вояж.
  Первый урок из серии "Как это делается в России" он получил ещё в столице. "Я весь кипел из-за паспорта, который отдал для внесения в него разрешения на путешествии в отдалённые пределы империи. Надеялся получить его утром, но чиновники делали вид, будто бы никто из них об этом ничего не слыхивал. В следующие три дня я продвинулся не дальше, чем в первый. Однако Григорий всё уладил за час и 10 рублей".
  Начало пути приятно удивило Якоба. Он был наслышан о русском бездорожье, но Московский тракт оказался хотя и не лучшей, но вполне пристойной дорогой. "Клянусь, если дорогу, тянущуюся по плоской равнине, сравнить с тростью, с которой ваша милость всегда гуляет, то вряд ли она будет прямее, чем первые 100 вёрст пути от С.-Петербурга. Почти вся дорога покрыта толстыми досками, а по обеим сторонам её тянутся бесконечные леса". Сплав же по Волге "от замечательно красивого нового города под названием Тверь"(Так в тексте-А.Б.)*(6) оставил после себя восторженные письма о величественной реке, красивых берегах и целых караванах судов. "Поражаясь ранее величием Невы, ныне я прибываю в великом восхищении. Корчева, Углич, Ярославль, Рыбинск, Плёсы, Нижний Новгород и прочие города, многомильные вереницы плотов с шалашиками, новыми избушками (srub) и кострами посреди плота; бесчисленное количество различных барж и невероятных на рек белян, несущих по течению до 500 тонн груза; нескончаемые берега, где горы сменяются равнинами. Мы часто выходили в такие затоны, что не могли даже угадать, в какой стороне этого необъятного озера окажется продолжение этих исполинских извивов Волги..."
  Описываемая Якобом череда барок, барж и белян объясняется приближением срока Макарьевской ярмарки*(7). Именно к Макарию так спешил Шелихов, чтобы закупить необходимые для экспедиции товары, а также по своим торговым делам.
  Самый большой в России рынок произвёл на молодого человека огромное впечатление. "Настоящий торговый город! Тысячи лавок, десятки тысяч купцов со всей России и всей Азии, кроме, разве что Японии... Я приятно удивился, встретив купца из нашей Малакки. ... Во время первой же прогулки по этому вавилону воры порезали мне камзол, добираясь до кошелька, верблюд плюнул на парик, а туфли так пропахли навозом, что мне пришлось пересмотреть свои туалеты и купить сапоги и одежду более пригодные для странствий".
  По окончании ярмарки, погрузив закупленные товары на барку, через четыре дня были уже в Казани. Пока Шелихов с помощью двух приказчиков нанятых на ярмарке, договаривался с ямщиками и перегружал товары, Якоб успел прогуляться по Казани. "Я рассчитывал увидеть настоящий восточный город, но Казань оказалась городом русским, с кремлём поврежденным при пугачевском разорении, случившемся 10 лет назад и большим количеством церквей. ...О величии Казанского ханства напоминают только башня Сюнбике в центре кремля, с неё открывается величественный и живописный вид на реку, и богатые татарские торговые дома, что ведут обширную торговлю с Индией, Персией и с закрытыми для европейцев Бухарой и Хивой...".
  9-го августа двинулись обозом по Сибирскому тракту. Тут же Якоб убедился на собственном самочувствии, что рассказы о качестве российских дорог отнюдь не преувеличенны. "... дорога является чередой холмов, через которые нужно продвигаться, с глухим стуком проваливаясь в ямы такого же размера. В этих ужасных ухабах приходится сидеть иногда минут по двадцать. Несчастные лошади падают от усилий, стараясь вытянуть возы ...
  Несмотря на необходимость спешить, в Перми пришлось задержаться на три дня. Утром 17-го на постоялый двор прибежал ямщик с известием, что его воз вскрыт и часть товара украдена. Проверка показала, что исчезли восемь кип сукна, а Пётр Иванов, крепостной человек Ивана Ларионовича*(8), который поставлен был ночью стеречь товар, отсутствует. Его нашли через пару часов у дверей кабака, пьяного до беспамятства. Обращение к полицмейстеру с просьбой по отысканию украденного и само следствие заняли три дня и не дали никаких результатов".
   Как ни странно, именно эта неприятность оказала огромное влияние на отношение семьи ван-Майер к авантюре своего представителя в России.
  Во время вынужденной остановки Якоб познакомился с очень интересным человеком. Инженер Ридер был командирован в Пермь для строительства присутственных зданий, так как в этом, 1781 году было образованно новое наместничество со столицей в Перми. По специальности Ридер был гидравлик и занимаясь не своим делом рад был поговорить на родном немецком с европейски образованном человеком. А то единственный собеседник его, с которым можно отвести душу, земляк- баварец, поручик фон Штейнгель. Но тот в настоящее время влюблён и для разговоров о высокой науке гидравлике не пригоден. Ну а свежему человеку можно рассказать о посланном в С.-Петербург проекте соединения речной системы Северной Двины с Камской системой. "Для этого надо будет прорыть 17-и верстный канал через болото Гуменцо и соединить реки Южная Кельма, впадающую в Каму с Северной Кельмой, что впадает в Вычегду и, далее - в Северную Двину. Таким образом, этот канал сможет соединить Белое и Каспийское моря"*(9).
  В Амстердаме решили, что проект выполним и что информация о возможности прокладки канала частично окупает затраты на авантюру Якоба. А раз так - можно продолжить финансирование.
  Распрощавшись с инженером Ридером и украденным сукном, двинулись на восток, стараясь наверстать потерянные дни. В Екатеринбурге остановились лишь на одну ночь. По сему обстоятельству Якобу не удалось побывать на императорской гранильной фабрике и берёзовских золотых рудниках, хотя о перспективах закупки изделий из яшмы, малахита и порфира он отписал.
  6-го сентября прибыли в Тюмень. Первый город, основанный русскими в Сибири произвел на Якоба отталкивающее впечатление. "Узкие, невероятно грязные улицы, окрестности, неочищенные после ярмарки, вонь дубилен. Одно радует, товары, заказанные графом Демидовым на его заводах, уже ожидали нас на складе и всё лучшего качества. Пушки, ядра, якоря, гвозди, котлы..." Управляющий стлался, не зная чем угодить друзьям всесильного хозяина. Но задерживаться было нельзя - зима наступала на пятки. Поэтому, на другой день, сменив ямщиков, двинулись через Барабинскую степь на Томск. Из-за тяжелого груза пушек, якорей и прочего железа, добрались до реки Томь только 12-го октября. Река уже стала и паром вмёрз, но лёд был ещё слаб. Пришлось неделю с лишним стоять в пяти верстах от Томска и ждать пока лед не окрепнет. Рисковать не было смысла, в самом Томске сидели ещё неделю ожидая зимнего пути. "Здешние печи горят не так весело, как камины, но должен признать, что комнаты от них нагреваются значительно лучше и жар сохраняется в них до двух и даже трёх часов ночи... Стены в домах очень толстые. Окна похожи на наши, только с двойными рамами, словно два ряда солдат на параде. Они отстоят друг от друга на пол фута, поэтому холод снаружи в комнаты не проникает". Наконец, 29-го октября стал зимник и обоз смог тронуться дальше через Ачинск, Красноярск и Нижнеудинск. К Иркутску подошли 2-го декабря и переправились через Ангару на судах.
  По свидетельству Якоба ван-Майера, "Иркутск - самый красивый и гостеприимный город Сибири, средоточие деловой и политической жизни. В этом городе дома и конторы богатейших купцов и крупных чиновников, людей, если и не образованных, то знающих и бывалых, понимающих цену хорошего образования. Об этом говорили три городские школы, духовная семинария и школа навигации и геодезии. Поэтому я, иностранец, путешествовавший по "Европам", учившийся в Англии, принят в лучших домах, включая дом генерал- губернатора...
  Изо всех своих новых знакомых, я ближе всего сошёлся с секунд-майором Михаилом Татариновым. Этот пожилой чиновник является большим знатоком географии. Именно к нему стекаются вести из Охотска, с Камчатки и Америки, он уточняет старые карты и первым узнаёт о последних открытиях. Часами просиживая с ним над картами, я узнал много нового, чего не знали ни Бюфон, ни таинственный I.L.S".
  В конце января Якоб съездил в Кяхту с шелиховскими мехами и, разумеется, подробно рассказал в письме о торговле и политике в регионе. "Кяхта не город, а торговая слобода основанная в 1728 г. и расположенная в 80-ти саженях от такой же китайской слободы Маймачен. По рескрипту императора Кхян-си разрешается менять русские товары, в основном меха - на чай; в отличии от Кантона, где чай продаётся исключительно на серебро. Кроме того, в Кяхте (в отличии от Кантона), разрешается продавать чай самых ценных сортов. Время от времени китайская сторона пытается пересмотреть договор 1728 г. и закрывает торговлю. Когда шантаж не срабатывает, торговля вновь открывается. До нынешнего года было сделано семь таких попыток... Байкал мы переехали по льду, на котором ни снежинки; снег никогда не удерживается на Байкале, так как он замерзает гладко, подобно нашим каналам. Несмотря на толщину, вода была видна на порядочную глубину. Переезд этот вёрст в 50 мы сделали в на одних лошадях, с небольшим в 2 часа и тройки специально выдерживаемых лошадей неслись почти всё это расстояние в карьер с небольшими роздыхами. ... На обратном пути лёд по нашей дороге треснул и образовался довольно широкий канал. ...наш ямщик, отъехав на некоторое расстояние, поворотил и, сказав: "Ну, теперь держитесь крепче",- погнал лошадей во весь дух. Я не успел ещё сообразить, что он хочет делать, как мы уж перелетели через трещину. Это был истинный сальто-мортале".*(10)
  23-го апреля 1782 г., как только подсохли дороги, сильно разросшийся компанейский обоз, вышел из Иркутска. С ним шли енисейский купец Константин сын Александров Самойлов, решившийся вложить деньги в компанию, а так же завербованные на пять лет работные. "Известно, что в Англии и Франции да и у нас завербованные в колонии находятся под тщательным присмотром, иногда на них даже надевают цепи. Компанейские же работники, в день отправки обоза, пришли сами, кроме нескольких, напоследок упившихся в лёжку. Последних нашли в кабаке и погрузили на возы. Я спросил об этой странности у Самойлова и получил ответ, что система оплаты через полупаи, в случае удачного вояжа, даёт работным хороший доход. Поэтому, несмотря на малолюдство Сибири, найти желающих отправиться за океан несложно. Перед отправлением судна в плавание составляется валовой контракт, в котором перечислены все участники. Он подписывается как судовладельцами, так и промышленниками, передовщиками, капитаном и писарем. Туземцы (камчадалы и алеуты) считаются частью экипажа, однако не состоят в участниках предприятия. Им платят жалование, но они не участвуют в прибылях по окончанию плавания. Все же участники составляют компанию, которая существует до тех пор, пока судно не вернётся из плавания и меховой груз (натурой) не будет разделён между пайщиками".
  Не смотря на тяжелую дорогу, уже через пять дней обоз прибыл на Кучугинскую пристань на Лене, а 30-го погрузили на плоскодонные павоски. Торопливость оправдалась - вода стояла высоко, даже на перекатах, где летом было не более аршина*(11). 2700 верст сплава по Лене прошли удачно, только в Щеках, в 250 верстах ниже Киренска, один павосок чуть было не опрокинулся, но опытные сплавщики выправились. "Schioke- величественные утёсы до 500 футов высоты, сужающие берега Лены на протяжении около 60 миль. В таком обрамлении течение стремительное, глубина фарватера 7 сажен, плавание небезопасно и требует значительной сноровки. Прослышав о необыкновенном эхе, которым знаменито это место, я выстрелил из ружья. Звук его отражался вновь и вновь. Я насчитал дюжину пока не сбился. ...Если Волга величественна, то Лена грандиозна хотя и дика. Левый берег её составляют высокие горы, покрытые густым лесом. Правый берег имеет бичевник ...".
  16-го мая были в Якутске.
  По описанию Якоба : "Город Якутск на удивление грязная деревня. Наличествуют: заплывший ров, оплывший вал, пьяный частокол, и пять башен, построенные более чем сто лет назад и с тех пор не чиненных". В этом городишке пришлось задержаться на неделю, ожидая пока якуты не подведут нанятых лошадей. За это время весь груз разделили на вьюки, лафеты пушек разобрали, а стволы увязали в волокуши.
  Наконец лошади прибыли и 24-го мая караван вышел. Путь через горную тайгу был нелёгок, но большое количество людей и сменных лошадей позволило без потерь пройти за 32 дня 1013 верст. За это время Якоб научился ладить с полу-диким якутскими лошадками, до ночи ходить в одежде и сапогах, размокших от переправ через речки и ручьи, терпеть днем облепляющую и кусачую мошку, а ночью не менее злющих комаров. "... когда же наступал вечер, то необъятные тучи комаров, как полог, закрывают всё, так что нет возможности дышать. Работники все вымазались дёгтем, а мне Григорий выделил полог, под которым я скрываюсь ночью, но и там мне приходится сдувать слой насекомых с чая, прежде чем отхлебнуть глоток (от утреннего кофе я отказался ещё на европейской стороне Урала)".
  Немного отдохнув и изучив окрестности, Якоб так описал Охотск: "Охотский острог заложила экспедиция Беринга, построив в устье Охоты и Кухтуя магазины и казармы для команды. Порт возле экспедиционной слободы. Место неудобное, подвержено постоянным наводнениям в следствие разливов Охоты. Хотя в двух сотнях саженей на противоположном берегу Охоты есть хорошее место для порта. Устье реки узко и загромождено каменистым баром. Вход в устье при ширине фарватера 30-40 саженей в малую воду имеет глубину всего 4 фута. в большую - 10-12 фут. Течение во врем прилива достигает 6 узлов; в отлив - 7 узлов. Рейд же совершенно открыт. В двух- трёх милях от устоя глубина 5-7 саженей, илистый грунт. Река вскрывается в мае, но весь июнь перед устоем носятся льдины. Навигация прекращается в октябре. Господствующие ветры : летом Z-Z.O. и O с туманом, зимой - N и N.O. Вода в реке солоноватая, сладкую же воду привозят за четыре версты. Населения - 200 душ...
  Русские, несомненно, великие мореходы, иначе как объяснить, что они умудряются пересекать океан в скверно просмоленных кадушках, срубленных из сырого леса и называемых отчего-то, галиотами. Грот-мачта у них прямая и несёт грот и марсель, брамселя же и грота- трисселя нет. Маленькая бизань- мачта несёт небольшой бизань- трисель с гафелем и гиком. Корма этих "галиотов" транцевая. Всё это из-за отсутствия хорошего леса и профессиональных судостроителей. Но вынужден признать, что эти суда плавают и даже возвращаются с добычей. В порту Охотска мы застали "св.Варфоломея и Варвару", судно, долей в котором владеет мой друг Григорий.
  В прошлом 1781 г. "В. и В." вернулся с грузом мехов на сумму 57 860 руб. (именно эти великолепные меха мы вывозили из Иркутска в Кяхту, как я описывал в письме от 05.02.82 г.) Через 2-3 месяца это судно выходит в очередной вояж... Лес окрест Охотска изрядно вырублен. В верховьях Охоты хорошего леса тоже нет. Посему верфи заложены в устье реки Урак, в 24-х верстах от Охотска, там же, где была верфь командора Беринга... Мой старый знакомец, купец Юдин заготовил лес зимой. Ещё осенью он добрался до Охотска и, закончив торговые дела, навербовал 40 работников. Они до самой весны валили лес в верховьях Урака, а с паводком сплавили его. Представляете, что это за лес? ...Устье Урака образует небольшой залив 200х600 саженей с хорошим дном. Кстати, Григорий там уже строил два судна в компании с другими купцами*(12)".
  Якоб задержался в Охотске из чисто профессионального любопытства, чтобы наблюдать за снаряжением "Варфоломей и Варвара". 12-го августа судно отправилось в очередной вояж на восток, а 14-го Якоб отправился на запад "в сопровождении двух якут". Двигались налегке, со сменными лошадьми и уже 5-го сентября были в Якутске.
  Обычно в сентябре и первой половине октября Лена вполне судоходна и до осенних дождей павоски успевали подняться хотя бы до Олекмы, а до первого льда были уже на Кучуге. Но в 1782 году осень началась очень рано. "Проскучав неделю в обществе подзадержавшихся купцов и, поняв что до ледостава они с места не двинутся, я нанял в почтовой конторе эстафету в шесть лошадей и при них казака- почтальона и 11-го сентября продолжил свой путь...
  Дорога была тяжела из-за плохой погоды и большого количества мелких речек....В начале октября скорость нашего движения ещё замедлилась. Подморозило, и теперь, перед тем, как перейти речку вброд, приходилось разбивать прибрежный лёд. Перед ночлегом необходимо было расчистить снег для установки палатки и нарубить дров на всю ночь для готовки и для просушки одежды и обуви. Несмотря на это за 28 дней мы проехали 1600 верст до Киренска, где и задержались для отдыха и ожидая крепкого льда чтобы далее, уже на санях выехать в Иркутск... Езда по льду Лены удобна и покойна. Станции располагаются в 40-50 верстах, но мы обычно проделывали по два перегона за день".
  В столицу Сибири Якоб прибыл 2-го декабря, отдал необходимые визиты, забрал свой европейский гардероб, хранившийся в дом Шелихова и, со всей возможной поспешностью выехал в столицу империи по уже знакомому пути. "Ни за что не соглашусь более на такую быструю езду при таком ужасном холоде. Из Иркутска до С.Петербурга я доехал в 22 дня и потом узнал, что так ездят только фелдъегеря. Зато однажды меня едва не убили лошади, в другой раз я чуть-чуть не отморозил себе всё лицо и, если бы на станции не помогла мне дочь смотрителя, то я, наверное, не был бы в состоянии продолжить путь. Эта девушка не дала мне взойти в комнату, вытолкнула на улицу, потом побежала, принесла снега в тарелку и заставила тереть лицо, тут я только догадался- в чём дело. В тот день было 39 С". Когда Якоб вылез из кибитки на Сенной улице, его качало как моряка сошедшего на берег.
  Первым делом он хорошенько пропарился в голиковской бане. К этому непонятному для европейца времяпрепровождению, он пристрастился ещё в Иркутске. Затем, за ужином, рассказал Михаилу и подъехавшему Ивану Ларионовичу последние новости из Охотска. Новости были хорошие. Товары и снасти дошли почти без ущерба, леса заготовили достаточно, суда заложены и, если ничего не случится, к осени выйдут в море. Учитывая эти обстоятельства компаньоны порешили, что пора начинать атаку на Сенат. Через несколько дней было составлено прошение по всем правилам российского чинопочитания :
  
  "С 1781 года пожертвовав нашим иждевением и отважа собственную жизнь, отправился из компании нашей товарищ Григорий Шелихов в Охотский порт, дабы построив три корабля отправиться на них до острова Кыгтака для построения на нем в приличном месте крепостцу и приведение тамошнего народа Её Императорского Величества в подданство. Затем, простирая далее плавание, приобретать другие острова и земли, ещё не открытые. На исполнение ж вышедонесенного употребляем мы более 250 тысяч рублей*(13) не получая возврата не одной копейки.
  Дерзаем испрашивать высокомонаршего милосердия, разрешить нам отправить корабль под российским флагом из Санкт-Петербурга в Камчатку с грузом для новооткрытых земель : острова Андрияновские, Лисии, Крысии и Кыгтак и другие, кои будут найдены нашим иждевением. Дабы далее сей корабль шел в Кантон и Макао для наряжения китайской торговли в место Кяхты.
  Достаток наш не соответствует ревностному нашему желанию, а препоны кяхтинской торговле лишают надежды вскоре вернуть наши издержки. В таком случае единственная остаётся нам надежда прибегнуть к Высочайшему Её Императорского Величества милосердию и всеподданейше просить о снабжении нас 500 тысяч рублей..."
  
  Кроме 500 тыс. на 20 лет господа компаньоны просили продать им по казенной цене хлеб, соли, пушек, ружей, пороху и свинца, а так же гарантировать право монопольной эксплуатации всех земель, приведенных ими в российское подданство. В написании сей слезницы принимал непосредственное участие сосед и большой приятель Михаила Голикова - Гаврила Романович Державин, коллежский советник сенатской экспедиции доходов. Известный в Петербурге поэт, недавно жалованный золотой табакеркой от императрицы, Гаврила Романович интересовался путешествиями, с удовольствием слушал рассказы Якоба о тихоокеанских мореходах и обещался провести прошение через все препоны и получить хотя бы половину от запрошенного.
  Придя в себя после сибирских дорог и оставив все хлопоты на Голиковых, в начале марта Якоб выехал в Амстердам. Кронштадтский порт был ещё покрыт льдом, поэтому его путь лежал в Ригу, оттуда на провонявшей рыбой попутной шхуне - в Данию. За сутки пересек её на почтовых от Балтийского моря до Северного, а там, через германские земли, до Амстердама, куда и прибыл 22 марта. В нем явно прорезалась несвойственная почтенному негоцианту авантюрная жилка. Лететь через пол дюжины стран и два моря, рискуя утонуть в грязи, пропасть в шторм или нарваться на английского капера, чтобы, не имея ничего, кроме туманных надежд на кредит, уговорить семейный совет выделить судно для кругосветного путешествия!
  Всю дорогу Якоб готовил речь, которую он произнесет на собрании компании. Но великолепная речь, составленная по всем правилам риторики, с упоминанием великих голландских мореходов и отважных купцов; открывателей новых морских путей и богатых рынков; основателей Ост- и Вест- Индских компаний... не понадобилась. За ужином, устроенном в честь возвращения "блудного сына", юного низвергателя основ огорошили сообщением, что собрание уже состоялось, а опытные коммерсанты ван-Майеры (понесшие значительные убытки от английской блокады) оценили идею, просчитали логику развития новой компании и приняли решение предоставить фрахт с отсроченным платежом. Письмо с предложением уже было готово и Якобу оставалось только перевести его на русский.
  Активная переписка в течение весны- лета 1783 года между ван-Маерами и Голиковыми привела к положительному результату. Согласно договоренности "Американской Северо - Восточной, Северной и Курильской Компании" предоставляется фрахт судна не менее 400 тонн сроком на 2 года взамен на участие в доходах компании из оценки вклада 15 тысяч рублей. (Кроме того ван-Майеры под это дело перевели 3 своих судна под российский флаг, что позволило вывести их из блокированных англичанами голландских портов и наладить весьма прибыльную торговлю между Россией и США)
  Паралельно с этим Якоб, через Францию, вел переписку со своими английскими друзьями. Осенью 1780 года, перед самым отъездом из Лондона, он видел корабли экспедиции Кука, вернувшиеся из похода после гибели капитана. И теперь, зная что капитан Кук исследовал воды Северо- Западной Америки, пытался получить карты и описания этих берегов. Гарольд Глобб, младший сын владельца компании, сообщил о находящейся в печати книги о последнем путешествии Кука и обещал достать те данные, что не войдут в это издание.
  Довольный результатами своей эпистолярной деятельности, Якоб в октябре вернулся в Санкт-Петербург. Столица встретила его промозглым дождем и плохими новостями. Несмотря на всемерную поддержку Державина, их прошение прочно запуталось в бюрократической паутине имперских канцелярий. Якоб тут же присоединился к героической битве Голиковых с "приказным монстром" за казенные деньги и льготы. После полугодового противостояния стало ясно, что по непонятным причинам их прошение бесконечно путешествует по канцеляриям, ходит по кругу или просто теряется. Даже традиционное русское средство - "барашек в бумажке" - не помогало*(14).
  Сроки поджимали. Господа компаньоны решили рискнуть и пустить в действие "тяжелую артиллерию". С превеликими трудами Демидов добился для Иван Ларионыча и Якоба приглашения на утренний приём к князю Потемкину. Несмотря на плохое самочувствие "после вчерашнего", светлейший уважил Никиту Акинфича и принял просителей. Через пять минут князь был почти в норме. Новая перспективная идея вместе с рассолом произвели целительный эффект. Умный и дальновидный Потемкин сразу понял, что предложение купцов позволит решить сразу несколько проблем, причем, без казенных расходов.
  Во- первых : наладить снабжение Камчатки, всё одно там появились англичане*(15), так пусть уж лучше голландцы под российским флагом. Во- вторых возможность снизить давление китайских властей на кяхтинскую торговлю. В- третьих на голландских судах смогут проходить обучение русские офицеры и матросы. Переход 1769 года из Кронштадта в Средиземное море в последнюю турецкую войну, показало неготовность флота к дальним походам; за время этого похода флот потерял только больными до 40% личного состава. И, в- четвертых, развитие промыcлов на востоке само по себе немаловажно.
  В тот же день секретарь Потемкина отправил в Сенат послание с просьбой прислать прошение "Американской, Северо-восточной, Северной и Курильской компании". Уже на другое утро посыльный с двумя помощниками прибыли во дворец светлейшего князя. Прошение сильно обросло за последний год рецензиями, рекомендациями , примечаниями, резолюциями - пять толстенных кип разных бумаг. Потёмкин взял первую кипу, оторвал подшитое сверху прошение, бросил остальное в камин (чиновник канцелярии, присутствующий при таком святотатстве, чуть не упал в обморок) и размашисто написал понизу "В кабинет е.и.в-ва.".
  Несмотря на эту поддержку прошло ещё два месяца прежде, чем была наложена последняя резолюция. Компания получала 200 тысяч рублей на 10 лет из 2%; право монопольной эксплуатации новоосвоенных земель до 1791 года; единовременную закупку по казённым ценам :
  300 пудов соли, 200 пудов пороху, 12 однофунтовых пушек, четыре 12-и фунтовых единорогов, 120 гартмановских*(16) ружей со штыками и 1500 вёдер водки*(17).
  Половина экипажа компанейского судна должна быть русской, командированной из флота; жалование им должно идти от компании.
  4- го июня 1785 г. Якоб встречал в Кронштадтском порту пришедший из Сан-Доминго "Моргенштерн", судно предназначенное компанией "Майер" для кругосветного плавания. Это был добротный, хорнской постройки восьмилетний флейт*(18) водоизмещением 450 тонн. Командовал им капитан Анкель Бурманн, водивший суда Майеров уже не один десяток лет.
  Сразу после разгрузки судно стали готовить к дальнему вояжу. Экипаж временно увеличился за счет 18-и русских матросов, подлекаря и двух унтер-офицеров. Офицеров в этот рейс Адмиралтейство не отправило (не должно благородным людям подчиняться купчишке). От Академии Наук был командирован Тертий Степанович Борноволоков, молодой, но подающий надежды ученый, ровесник Якоба.
  Капитан Бурман заставил совместный экипаж перетянуть снасти, педантично проверить на прочность и гниль каждую доску палубы, каждый бимс и шпангоут, тщательно вымыть и высушить трюм. И только после этого встал под загрузку.
  Всё это время Якоб находился в Кронштадте, во временной конторе компании. Он принимал грузы отправленные Иваном Ларионовичем из Санкт-Петербурга и дотошно проверял товары, чтобы складские чиновники не всучили заваль.
  "Во время погруски корабля стоящево еще в усть канале, ея императорское величество государыня императрица намеревалась удостоить оный своим присудствием: таковое ея величества благоволение и лиш жестокая непогода не позволила достич верха своего щастия толь благодетельсвующее монархини своего посещения".
  Кроме этого упоминания в "Записках Федора Шемелина", компанейского приказчика на "Моргенштерне", а в последствие- фактора в Макао, никто не утверждает, что императрица Екатерина II намеревалась посетить судно. Фактом остаётся, что 2-го июля е. и. в. Екатерина Алексеевна посетила Кронштадт. Для старших офицеров флота был устроен приём, куда был приглашен и Якоб ван-Майер. "...Я был препровождён к е. и. в. и допущен к руке. По русскому обычаю, в то время как я облобызал протянутую мне руку (надо сказать очаровательной формы) е. в. поцеловала меня в голову ...В течение почти двадцати минут я имел честь беседовать с императрицей ... е. в. милостиво одобрила мои знания русского языка и задавала мне вопросы, свидетельствующие о её непритворной заинтересованности предстоящим плаванием. ... В конце аудиенции, будучи в восхищении этой великой женщиной, я поклялся назвать в её честь первую же вновь открытую землю. На что е. в. рассмеялась и сказала, что царствующие особы время от времени меняются, а Россия остаётся в веках и потому просила назвать сии ещё не открытые земли "Российскими", что я и обещал сделать".
  После этого акции Якоба среди, в большинстве своём, снобистски настроенных морских офицеров резко пошли в гору. "Как здесь говорится я "попал в случай". В России нет среднего класса. Для здешнего общества характерно деление на высших и низших и до того случая мне было сложно убедить столичный свет что, принадлежа к среднему классу я не плебей. Это при том, что здесь, среди множества титулованных особ какой ни будь граф часто производит впечатление поразительно дурно воспитанного человека, едва ли не дикаря".
  Наконец хлопоты закончились и 26-го июня "Моргенштерн" поднял якоря и "с выстрелом пушки поднял марсели при тихом ZZW ветре". Капитан во всю гонял русских членов экипажа, проверяя их умение и сноровку. Как и ожидалось, выучка моряков оказалась не на высоте. "Утром 3-го августа матрос Усов не удержался на русленях и сорвался в море. Спасти его не удалось. Расследование показало, что матрос Усов был пьян с вечера. Подлекарь Мальцев, как выяснилось по расследованию, продавший Усову водку, был выпорот в 50 линьков".
  За двенадцать дней дошли до Копенгагена и столько же стояли на рейде, ожидая ветра. Северное море встретило "Моргенштерн" штормом, но "свирепость" капитана и помощников дали свои результаты. Матросы ловко управлялись со снастями, не зевали и судно, без повреждений и потерь, дошло до берегов Англии (во время этого перехода "Моргенштерн" дважды встречал суда терпящие бедствие, но по причине шторма оказать им помощь не смог).
  Стоянка была назначена в Фальмуте. Оставив компанейского приказчика Шемелина закупать заранее заказанные, "сахару в головах 312 1\2 пуда и свинцу в свёртках 187. 1\2 пуда" и пополнять запасы продовольствия товары "150 пудов англинской-ирляндской солонины и 20 бочек пива", Якоб срочно отбыл в Лондон. Он спешил туда не для встречи с друзьями и не для посещения театров, которые очень любил. Ещё в ноябре 1784 г. он получил по почте только что отпечатанную книгу "Путешествие к Южному полюсу и вокруг Света 1776- 1780." - записки о последней экспедиции капитана Кука, значительная часть которой проходила в Северо-Восточной части Тихого океана. Книга была интересна, но точной информации в ней было недостаточно. Поэтому Якоб просил своего друга Генри Глобба, младшего сына хозяина фирмы где он работал, подыскать к своему приезду дополнительные данные : карты, описи побержья, путевые заметки. Поездка оказалась успешной - Якоб нашел всё, что искал, плюс словарик языка туземцев Сандвичевых островов. Тем не менее Якоб сделал несколько визитов. В доме Джона Тэрнбулла, одного из торговых партнёров ван-Майеров (он контролировал большую часть контрабандной торговли с Испанской Америкой) Якоб познакомился с политэмигрантом Франсиско де Миранда. Этот креол из Венесуэлы, полковник испанской армии и сторонник независимости колоний привлёк Якоба как личность и как потенциальный союзник. Рассказав Франсиско о российских интересах в Америке, Якоб посоветовал ему съездить в Россию и написал рекомендательное письма к И.Л Голикову, Г.Р.Державину и Н.Н.Демидову.
  17-го сентября он вернулся в Фальмут. Вечером того же дня "Моргенштерн" снялся с якоря и через три недели спокойного плавания, при попутном ветре, стал на рейде Санта-Крус острова Тенерифе. Несмотря на спешку, решено было дать команде отдых и пока матросы развлекались на берегу и упивались первоклассной мадерой, Якоб и Тертий, сдружившиеся за время плавания, устроили себе экскурсию на гору Пика - высочайшую вершину Канарских островов.
  По существу, первая кругосветная экспедиция судна под российским флагом оказалась малоосвещенной. Через несколько лет почти все офицеры кругосветных барков, от командира до мичмана, если и не писали книгу о своих странствиях, то оставляли подробные дневники. Это плавание осветили только двое очень непохожих людей, которым предстояло сыграть немалую роль в будущем: восторженный юнец Борноволоков и не многим старший, но значительно более выдержанный и педантичный Шемелин.
  "Здесь (в Санта-Крус) нас весьма гостеприимно встретили разные просвещенные мужи и пригласили осмотреть сады, собранные ими коллекции, мумии гуанчей. ... В садах городка поднимает в высь кроны лишь несколько финиковых пальм да бананы свешивают широкие листья через выбеленные стены оград. Местность вокруг пустынна, высокие зубчатые скалы чернаго базальта от побережья уходят к востоку и лишены растительности по причине смывания почв сильными дождями. Лишь кое-где они покрыты зарослями канарскаго молочая. ... Вокруг немногочисленных селений растут драконово дерево, американская агава и кактус опунция. Большинство встретившихся нам форм тропической флоры некогда были завезены человеком. Из крупных представителей дикой фауны нам встретился лишь одичалый верблюд, единственно способный выжить в горах, на пол года лишенных воды".
  А это уже Шемелин. "Город Санто-Круз лежит под 281\2 градусом северной широты и 161\4 от Гринвича долготы на ZO-ом берегу. Укреплен с моря довольным числом построенных из камня при берегах небольших батарей, а от NW-та прикрывается высокими горами сего острова. ... Города строение 2-х и 3-х етажное, состоящее из мелкаго камня и довольно порядочно расположенное. ... Фруктовых произрастание находится в довольном количестве, как то: яблоков, лимонов, персиюков, априкосов, ананасов, сливов и винограду. Из последних довольную пропорцыю выделывают большею частию белых вин. ... занимаются отчасти и хлебопашеством, которое, по причине каменистаго грунта большого стоит затруднения. Также и скотоводство по причине малаго количества в произрастении травы состоит в небольшом количестве, как то: лошаков, волов, ослов и верблюдов..."
  После выхода из Санта-Крус удача не оставила мореходов. Попутные ветры, редкие шквалы. Даже штили "лошадиных широт" их миновали. "16 сентября мы пересекли Северный тропик, а на следующий день впервые увидели летучих рыб. ... Вполне понятно, что наши русские матросы, не знающие о существовании такого чуда, наблюдали за их полетом со страхом, полагая, что встретили нечто противоестественное. Первую же упавшую на палубу рыбу они в полном молчании разорвали на куски и разбросали в разные стороны по морю, чтобы отвести беду. "15-го сентября пересечён был нами экватор. В честь российского флага, впервые вступившего в Южное полушарие, дан был пушечный салют, а затем все русские члены экипажа, а с нами и г. ван-Майер, так же не пересекавший доселе экватор, оттеснены были на бак. Боцман ван-Дейч, в короне и с трезубцем ставший морским владыкой, объявил о начале обряда крещения. Г.ван-Майер, хорошо осведомлённый в морских обычьях, предупредил меня и г.Шемелина, так что мы вместе выставили Его Величеству четверть водки. Нептун смилостивился и мы отделались кружкой воды на ноги и полоской сажи на лбу. Остальным же новичкам досталось: их измазали сажей с маслом, окунали головой в бочку с забортной водой, чтоб там они достали со дна зубами мелкую монету, а затем Нептун лично ставил печать, сделанную из старого сапога, на зад каждому из крестников, как свидетельство о пересечении экватора..."
  Дальнейшее плавание продолжалось так же спокойно, лишь ночной сон матросов, расположившихся на палубе, несколько раз прерывался внезапным ливнем. 6-го декабря "Моргенштерн" подошел к острову Св. Елены у берегов Португальской Бразилии, но из за сильного ветра с дождем не смог зайти в порт, а ночью разразился сильнейший шторм. Лишь 9-го декабря судно встало на якорь на рейде. Двое суток болтанки не прошли даром. Не слишком хорошо закреплённым "свертком свинца в фальмуте купленаго проломило палубу в 2-х местах и бимс лежащий меж оными проломами изломало". Ремонт отнял слишком много времени и только 27-го числа "Моргенштерн" с сильным северо-восточным ветром вышел в море. Уже на второй день плавания ветер ещё более сместился на восточный и держался так до 26-го февраля. К тому времени "Моргенштерн" спустился на юг до 42? при этом почти не продвинувшись на восток. Пора было принимать решение. Почти месяц судно находилось в плавании. Можно было продолжать пробиваться против ветра к южной оконечности Африки, можно было вернуться и переждать в бразильском порту. Оба эти решения были чреваты потерей времени и грозили опозданием. Якоб предпринял самый рискованный шаг - он приказал идти на запад вокруг мыса Горн*(19).
  На этот раз ветер не подвёл. К 16-му февраля "Моргенштерн" обогнул мыс Горн и, несмотря на обычные здесь сильные шквалы со снегом градом, к 28-му февраля обогнув Южную Америку и повернул на север уже в Тихом океане.
  "15 и 16 числа на траверзе Кап-Горн ветер был попутный, крепкий, со шквалами, снегом и градом, а вечером того же дня с юго-запада налетел шторм, который почти непрерывно на протяжении четыре суток преследовал нас. Много раз страшные волны перехлестывали чрез палубу проломили в нескольких местах ограждения по бортам, носовую пушку перебросили на другую сторону палубы и смыли всех оставшихся у нас кур, трех баранов и свинью".
  За два месяца плавания в тяжелых условиях люди вымотались, свежие продукты давно закончились, идти прямо на Камчатку означало потерять от болезней половину экипажа. Посоветовавшись с капитаном, Якоб решил идти на Маркизские острова, а по дороге зайти на остров Пасхи чтобы запастись продовольствием.
  Удача не покинула их и на этот раз. К 4-му апреля "Моргенштерн" без каких- либо приключений добрался до первого пункта.. "Я искренне обрадовался, когда из моря поднялась высокая вершина острова Пасхи покрытая красивой зеленью. На склонах раскинулись разноцветные поля, вероятно хорошо возделанные, с холмов поднимался дым. ... Зная, что пригодной бухты на острове нет, капитан Бурман приказал помощнику Граубу подойти на шлюпке к берегу и дать знать туземцам, что мы желаем купить у них продовольствие. Мне удалось добиться разрешения отправиться в шлюпке вместе с Граубом и четырьмя матросами, а перед тем капитан приказал выпалить из пушек для их прочищения и зарядить затем ядрами. Так что отошли мы от борта под орудийный салют. ... В том месте берег оказался очень каменистым, а прибойный бурун мог опрокинуть и большой баркас, поэтому мы стали на дрек в полутора кабельтовых от берега. К тому времени там собралось до 500 островитян приветственно махавших нам руками и знаками приглашая к себе. Грауб, в свою очередь, стал изображать пантомимой гостеприимство и показывать набивной платок, зеркальце и нож, делая вид, что откусывает от них и ест. Островитяне оказались очень сообразительны и вскоре около 20 их бросилось в море прямо в бурун и не с пустыми руками ... Вскоре шлюпка наша была заполнена бананами, картофелем и сахарным тростником. Грауб щедро платил им теми же платками, зеркальцами и медалионами из русских монет на цепочке, однако ножи соглашался отдавать лиш за мясо. Сие он объяснял очень достоверно кудахча".
  Трое суток "Моргенштерн" дрейфовал у берега, закупая продукты и явно переплачивая : туземцы требовали за пару кур хороший нож. Подкормив людей и заготовив продукты, 7-го апреля ушли с попутным ветром. Уже 27-го были в виду острова Магдалена (Фату-Хива), самого южного в архипелаге. Далее капитан взял курс на остров Монтана, оставил его с левого борта и 29-го бросили якорь в бухте Мадре-де -Дьос
  Туземцы оказались людьми добродушными и не воинственными. Они уже встречались с европейцами и знали их потребности. Тут же стали предлагать бананы, кокосы, бататы, плоды хлебного дерева, но требовали взамен ножи и куски железа (основной валютой им служили четырёхдюймовые обрезки бочечных обручей). Свиней продавать не хотели. С превеликим трудом уговорили отдать трех за дюжину топоров. Зато дешево доставляли дрова и воду, причем с удивительной ловкостью перетаскивали вплавь 10-вёдерные бочки. Другой статьёй дохода туземцев были женщины. С утра и до вечера они плавали вокруг судна, предлагая себя матросам. Учитывая многомесячный отрыв экипажа от женского общества и туалеты местных красавиц (точнее полное отсутствие оных), кто бросит камень в бедных мореплавателей? За свои услуги женщины брали только ножи и железо. Несмотря на добродушие и гостеприимство туземцев, команду на землю не спускали, запаслись свежим продовольствием, перетянули такелаж и 6-го мая подняли паруса.
  В первые дни стоянки в бухте Мадре-де-Дьос капитан Бурман обратил внимание Якоба на странное явление. В очень ясную погоду, на закате, у горизонта наблюдалось неподвижное, тёмное пятно. По мнению капитана это был верный признак какой-то земли. А так как на картах в этом направлении ничего не было указано, дело могло идти лишь о неведомом острове. Якоб ван-Майер решил сделать небольшой крюк, дабы проверить предположение опытного капитана. И действительно, на второй день плавания в северо-западном направлении, на 7? ю.ш. они наткнулись на неизвестную ранее группу островов, которую капитан Бурман хотел по старой традиции назвали в честь своего судна. Но Якоб, помня обещание, данное императрице, окрестил архипелаг Русским. Всего ими было открыто четыре острова. Самый большой назван в честь С.Петербурга, а остальные по именам иных российских столиц: Москва, Киев, Иркутск.*(20)
  "Сбылись прекрасные мечты нашего плавания. ... Мы подошли к гористому и сплош покрытому яркой зеленью берегу не нанесенному еще не на одну карту. .. в бухте укрытой выступающим мысом к нам подошли четыре лодки в которых находилось до 50 островитян. Не доходя до нас футов 300 они остановились. Мы все тут же стали делать пригласительные знаки. В лодках поняли наши пантомимы и с каждой из них бросился в воду пловец с подарками из различных плодов, кои и подали нам на борт прежде чем подняться самим. ... Вскоре, ободренные их примером лодки подошли к Моргенштерну и все туземцы поднялись на палубу. Так как некоторые из них были вооружены пиками из твердого красного дерева капитан приказал свободной вахте вооружиться и занять место на шкафуте. Наши гости производили впечатление людей сильных, не знающих недостатка в пище, настроенных мирно и уверенных в своем оружии хотя и не знакомых с нашим. Они было в большинстве своем наги и лиш некоторые из них имели "платье" из ткани, похожей на картузную бумагу которое носили на манер кушака с небольшим передником. Одному из таких "одетых" все отдавали знаки уважения признавая, очевидно, своим королем. Главным же платьем служит им изощренная роспись по телу, нанесенная черной краской по разрезам. Руки, ноги, груди, спины и даже лица их покрыты богатыми рисунками, коими они, как мне кажется, очень гордятся
  ... Женщины их подобной росписи не носят но зато они взамен натираются для красоты мазью цвета орандж имеющей при том отвратительный запах. Платье их состоит из травяного передника и лиш женщины благородного происхождения носят покрывало от плеч и до колен ... Несомненно мы первые европейцы пришедшие на Русские острова но туземцы, имеющие постоянную связь с Маркизскими островами, знают цену нашим товарам особенно желая получить ножи. Первые слова мною записанные на их языке "токи коги", означающие: первое- железо, а второе нож".
  Якоба более интересовали иные реалии. "За восточным мысом располагается удобнейшая на острове якорная стоянка в бухте, именуемой туземцами Жегнунской. Она со всех румбов прикрыта от ветра высокими горами. Вход шириной не более 250 саженей при глубине от 30 и не менее 20 саженей. Поместиться там могут свободно до 10 линейных кораблей. В бухту впадает речка с хорошей водой на берегу которой располагается селение с населением в 2000 человек возделывающих вокруг поля не менее 1000 акров".
  Легкий юго-восточный ветер нес судно до экватора и дальше на север. За 22 дня пути до Сандвичевых островов почти не меняли парусность. Офицерам приходилось придумывать работу, чтобы занять команду. 30-го мая судно встало на якорь в бухте Карекайо на острове Оаху. Помятуя о судьбе Кука, капитан приказал ограничивать контакты с туземцами лишь торговлей.
   4-го июня "Моргенштерн" вышёл на последний этап в этом дальнем плавании. Большую часть 34-х дневного перехода его сопровождали переменные ветры, туманы и дожди. 8-го июля марсовый увидел вершину Ключевской сопки, а 9-го "Моргенштерн" при попутном ветре узким, извилистым проливом вошёл в Петропавловскую бухту. Плавание длиною в год закончилось.
  В бухте уже стояло одно судно. Якоб даже подумал, что Шелехов пришел раньше намеченного срока, но это оказался бриг "Ларк" под британским флагом.
  
  
  
  
  
  
  
  --------------------------------------------------------------------
  * Примечания к глава ?1
  --------------------------------------------------------------------
  1*Арматор - владелец судна, транспортирующий чужой груз.
  2*Шипчиндер - портовый снабженец, поставщик провизии, инструментов, снастей.
  3*Бар - песчаный нанос в устье реки.
  4*Камели- пара плоскодонных судов, служащих для подводки под корабль, подъёма его и проводки по мелководью.
  5*Иван Иванович Голиков - в 1782 г. был осужден на ссылку, но в том же году был амнистирован в связи с установкой памятника Петру 1 в СПб (Медный всадник). Получив помилование И.Г. принародно поклялся восславить Петра Великого, описав его деяния. Обширное сочинение, названное автором "Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам" вышло в 15-ти томах в 1788-89гг. на деньги Николая Демидова. Книги пользовались успехом, и в 1790-97 гг. были выпущены 18 томов второго издания - "Дополнения к деяниям Петра Великого". Главную ценность сочинения составляют многочисленные документы и более двух тысяч писем Петра1. До середины XIX в. "Деяния" являлись основным трудом и собранием документов по эпохе Петра1.
  6*Автора смутило то, что Якоб назвал старинную Тверь "новым городом", но после большого пожара 1763г. Тверь была полностью перестроена (архитекторы П.Р.Никитин и М.Ф.Казаков) и снискал славу одного из самых красивых городов России. (Прим.ред.)
  7*Макарьевская ярмарка основана в 1524 г. у Макарьевского моныстыря (60 км ниже Нижнего Новгорода) на середине волжского пути. Главный торг Поволжья, Сибири, Закавказья, Ср.Азии и Ирана. После пожара 1828 г. место ярмарки было перенесено в Н.Новгород.
  8* И.Л.Голиков включил в состав экспедиции трёх своих дворовых- крещёных калмыков. Один из них был отчислен "за непригодность", другой- "за неблагонадёжность", а выпоротый в Перми Пётр(Зайсан) Иванов проделал с Шелиховым весь путь, участвовал в промыслах, в 1796г. бежал, затем выкупил вольную и вернулся. Первым занялся промышленным скотоводством. Ивановы, владельцы крупнейших на Гавайях и Алеутах ранчо и калифорнийская семья Декалма- его прямые потомки
  9*Прокладка канала началась в 1787 г. и закончилась в 1822 г. До конца XIX в. являлся важным транспортным путем. Другие гидрологические проекты инженера Ридера - соединения рек Чусовая и Тагил и Печорский канал - не были осуществлены.
  10*Во время этой поездки по Байкалу, Якоб убедился что лёд на озере ровен и чист и, по возвращению в Иркутск, заказал у кузнеца коньки по своим чертежам. После выполнения заказа, в свободное время он стал кататься невдалеке от берега. По прошествии около недели, у него появились подражатели, а к весне коньков не было только у безногих и завзятых ретроградов. С тех пор и до сего дня коньки оставались очень популярны в Иркутске. Именно в увлечении Якоба лежат корни иркутской конькобежной школы, из которой вышла целая плеяда спортсменов мирового класса
  11* 1 аршин. = 4 пяди = 16 вершков = 1/3 сажени мерной = 51 см.
  12*"Св. Алексей человек Божий" в компании с тотемским купцом Алексеем Пановым и "Св. Александр Невский" с тульским купцом Иваном Ореховым.
  13* Это легкое преувеличение компаньонов. На самом деле - 131,5 тысяч рублей
  14* Деятельности Державина противодействовал Генеральный прокурор Сената князь Александр Андреевич Вяземский. Дело в том что князь намеревался женить молодого чиновника, бывшего на виду у императрицы, на своей племяннице. Но Гаврило Романович влюбился с первого взгляда и женился (кстати, очень счастливо) на Екатерине Яковлевне Бастидон... Позже к этому прибавились трения по бюрократической части. В результате, в феврале 1784 г., Державин вынужден был подать в отставку.
  16* Имеются в виду корабли экспедиции Кука. Известие о европейских судах в российских водах произвело политический взрыв. Губернатор Камчатки М.К.Бем, получив от алеутских промышленников известие весной 1779 г. отправил донесение в Иркутск. Губернатор Ф.И.Кличко отправил депешу в С.-Петербург. В октябре того же года министр иностранных дел, граф Н.И.Панин отправил письма в лондонское посольство и в Париж к посланнику И.С.Барятинскому дабы тот сделал запрос об этих кораблях у "поверенного американских селений" д-ра Беньямина Франклина.
  16*В 1701г. на вооружении русской армии была принята фузея, конструкцию которой вывез из враждебной Швеции купец (и по совместительству шпион) Гартман. Фузея, сохранив название гартмановская, с небольшими изменениями оставалась на вооружении до середины XIXв. (Крымская война). Фунтовые пушки и 1/4-х пудовые единороги. Единорог был разработан М.В.Мартыновым и М.Г.Даниловым в 1757 г. как универсальное орудие. Мог стрелять навесным огнем. Благодаря укороченному стволу и конусной камере сгорания был легче пушки. 1 1/4-пудовый (8-и фунтовый) единорог был легче 4-х фунтовой пушки. (В названии учитывается не калибр, а вес ядра!)
  17* Ведро = 12,3 литра = 0,47 четвериков = 0,34 бушеля = 2,71 английских галлонов = 21,65 пинты = 20 бутылок.
  18*Флейт - тип голландского трехмачтового судна. Мачты фок и грот несли по три ряда прямых парусов, а бизань - латинский парус. "Моргенштерн" был судно класса штроэц-ведер - более серьезный и тяжеловооруженный флейт. Хорн - город в заливе Зендер-Зе, центр голландского судостроения. Все суда компании Майера и К, носили (и до сих пор носят) "звёздные" имена - "Моргенштерн" - утренняя звезда, "Нортештерн" - северная звезда, "Гулдештерн" - золотая звезда, и т.д.
  19*Капитан Бурман был вынужден подчиниться приказу Якоба, т.к. на судне действовало голландское морское право. По английским (а позднее и по российским) морским законам - капитан на борту "первый после Бога" и все, включая хозяина судна, обязаны (теоретически) ему подчиняться. По голландским законам капитан - наёмный работник и обязан подчиняться распоряжениям хозяина. В случае несогласия с решением хозяина, капитан имеет право записать свое мнение в судовой журнал, каковым правом капитан Бурманн и воспользовался.
  20*Впоследствие острова Русского архипелага вернули себе туземные наименования: Нукухива, Эиао, Хатуту.
  Зимой 1791г. в Макао Якоб познакомился с Этьеном Маршан, капитаном "Солида", компании Бо из Марселя. Маршан утверждал, что он открыл новый архипелаг к северо-западу от Маркиз и назвал его Революционным. Пришлось огорчить беднягу. В течении лета 1791г. этот Маршан скупал меха у индейцев и даже зашёл в Ситкинский зал. где встречался с Медведниковым.
   *********
  
  
  Глава ?2
  Поход Шелихова
  
  Утром 16 августа 1783 г. галиоты Американской Северо-Восточной, Северной и Курильской Компании с хорошим западным ветром покинули устье Урака. Галиоты получили имена по святкам. Первым был заложен "Св.Архистратиг Михаил", затем "Три Святителя: Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст" и последним "св.Симеон Богоприимец и Анна Пророчица".
  Шелихов с женой шли на головном "Три Святителя". Наталья Алексеевна решив что отпускать мужа на несколько лет невесть куда опасно, оставила дочерей*(1) на бабушку, Фёклу Яковлевну, вместе с сыном Михаилом, пяти лет, отправилась за океан. С собой хозяйственная женщина прихватила семена для будущего огорода и четырёх коз. Командовал судном Герасим Измайлов - мореход опытный, но ненадежный. "Симеона и Анну" вел Дмитрий Бочаров. Нрава был он трезвого, а по мореходному опыту Бочаров превосходил многих. Подштурманом участвовал в экспедиции Креницина и Левашова*(2), а в 1771 году прошел на боте "св.Николай" с бунтовщиками Беньевского от Большерецкой гавани до Макао*(3) Мореходом на "Св.Михаиле" шёл охотский подштурман Николай Олесов, а предовщиком- Пётр Сокутин. Люди для Шелихова новые и взятые за отсутствием в Охотске известных мореходов (в том году на Алеутах и Курилах промышляли 11 судов из Охотска).
  Почти месяц флотилия без приключений шла к цели, а цель у неё была - остров Кадьяк. Решение укрепиться там было совершенно логично. На Алеутах тесно, да и зверь повыбит. На материке оседать опасно, кроме того "меховая головка" - морской бобр гнездится на островах. Мореходы постоянно были в поисках новых земель. Дмитрий Пайков на "Св.Владимире" зимовал на Кадьяке и вернулся с добычей. Фёдор Молев на "Тотьме" попытался так же зазимовать и был бит катмакцами*(4).
  На другой год Степан Глотов и Пётр Шишкин на "Св.Николае" высадились на Кадьяке. После смерти Шишкина, Глотов ушёл. Через год вернулся и снова неудачно. Иван Соловьёв на "Св.Михаиле" промышлял у берегов Алхаскии, заходил на Кадьяк, но осесть не смог.
  Горький опыт предшественников не мешал Шелихову строить планы освоения острова. Их неудачи дали ему бесценную информацию о берегах, бухтах, племенах. Никто не имел таких сил, подобных тем что имелись у него - три судна, без малого 200 человек, пушки...
  Десятого сентября, ввиду первых Алеутских островов, ветер резко изменил направление. В течение двух суток суда пытались лавировать, но не продвинулись ни на кабельтов. 12-го резкий северо-восточный ветер усилился и перерос в шторм. Сопротивляться ему было невозможно. На судах задраили люки, подняли штормовык кливера, и "положились на волю Божью". 15-го сентября, когда буря улеглась, потерявшие друг друга суда направились к заранее обговоренному на такой случай месту встречи, бухте Беринга на Командорах. 21-го туда зашёл "Симеон и Анна", а 24-го "Три Святителя", "Св.Михаил" с 62 людьми на борту исчез.
  Уже 25-го сентября Шелихов отправил байдарщиков*(5) с обоих судов обойти вокруг острова. Остальные члены экипажа стали готовиться к зимовке. Разоснастили суда, вынули мачты, корпуса по каткам вытащили на берег и накрыли крышами чтобы капля воды не попала на палубу. Строили землянки, собирали саранный корень (луковицы камчатской лилии), ловили рыбу, охотились на тюленя и сивуча. Когда парусиновые крыши землянок засыпало снегом, Шелихов заставлял работных непрерывно трудиться: ставить ловушки на песца, охотиться на тюленя, переплетать снасти, пересушивать паруса и товары. Опытный промышленник, он знал что праздность - лучший друг цинги, но охота была бедной. За сорок лет промышленники истребили на Командорах почти всю живность, а лучшее средство от цинги - свежее мясо и кровь. Несмотря на все предосторожности и старания нанятого в Охотске подлекаря сержанта Мирона Бритюкова к весне двое промышленных умерло. Но жизнь брала своё. В мае Наталья Алексеевна родила крепкую, здоровую девочку, которую Григорий крестил Аграфеной.
  В июне 1784 года, суда были спущены на воду, заново оснащены и 16-го числа пустились в дальнейший путь. На случай, если "Св.Михаил" уцелел в брошенном лагере сложили пирамиду из камней , а под ней оставили бутылку с письмом. Уже 19-го "Три Святителя" и "Св. Симеон и Анна" потеряли друг друга в густом тумане. Дальнейший путь судна Шелихова пролегал вдоль цепи Алеутских островов: Атха, Амля, Сегуам, Амуха.
  10-го июля произошла трагедия. Шелихов послал четырех человек во главе с Иваном Штанниковым на байдаре на берег за травой для коз. Люди не вернулись. Их ждали двое суток, стреляли из пушек, но безрезультатно.
  13-го июля "Три Святителя" подошел к острову Уналашка, одновременно с ним туда пришел и "Св. Симеон и Анна". В Натыкинской бухте, в Капитанском заливе запаслись водой и взяли на борт десять алеутов- охотников и двух толмачей. Один из них бывший пленным с острова Кадьяк, неоднократно нанимался в различные партии и был даже толмачём в казённой экспедиции Креницына и Левашова.
  Остров Уналошка был центром русских морских промыслов в регионе, на нем обычно собирались промышленники конкурирующих компаний. Там Шелихов встретился с мореходами Мухоплётовым и Деларовым и узнал о последней попытке закрепиться на американском берегу.
  Летом 1783 года три судна разных компаний: "Св. Михаил" купца Холодилова под командой Фёдора Мухоплётова, "Св. Алесандр Невский" купца Орехова во главе с Потапом Зайковым и "Св.Алексей Человек Божий" купца Панова под командой Евстратия Деларова (в двух последних Шелихов имел долю) объединились и к августу добрались до Чугачского залива. Построили крепостцу, разослали артели на разведку, но из за жестокости и грабежей быстро рассорились с эскимосами- чугагачами. В результате непрерывных нападений потеряли более 30 человек и ещё столько же от цинги. Весной 1784 г. суда ушли из залива на запад и вернулись на Уналашку, где и встретились с Шелиховым.
  16-го июля оба компанейских судна вышли в море. Погода благоприятствовала, и в последних числах июля галиоты были вблизи Кадьяка, а уже 3-го августа приступили к строительству крепости в удобной гавани на южной стороне острова, назвав и крепость и бухту Трехсвятительская. На другой день были отправлены на разведку две партии вдоль берега. Одна вернулась с сообщением, что видела несколько человек, а другая привела, туземца. Шелихов встретил его радушно и молодой калга (раб) решил остаться жить среди промышленников. Позже он крестился именем Николай и долгие годы служил компании. Местные племена конягов, ободренные многочисленными победами над промышленными ватагами, несколько раз нападали на строителей. Шелехов дважды посылал к конягам толмача Кашмака, с требованием выдать заложников, но те оба раза ответили отказом и в последнее посещение предупредили Кашмака, что если он еще раз появится с такими требованиями, то с ним поступят как с врагом. После этого Кашмак предал свой народ, показав людям Шелихова неохраняемый путь к утесу, на котором укрылись коняги, готовясь к войне. Уж не мирных охотников и рыболовов, но воинов. Борноволоков так описывал их воинское снаряжение. "Коняги на войне употребляли щиты из деревянных, толщиною менее полвершка, шириною в вершок и длиною на спине в 3 1/2, а напереди в 2 четверти, крепко меж собою жильными нитками связанных дощечек, к которым еще прикрепляется нагрудник из тоненьких палочек в 1 четверть длины, так искусно и прочно между собою теми же нитками переплетённых, что копье сильного ратника удерживать мог. Есть также щиты, подобные нагруднику: ими прикрывали одно только тулово. Сверх сих щитов надевают еще накидку, таким же образом из длинных дощечек сделаную, смотря по росту человека. Ошейником служила жильная сетка, коею, крепко скрутив, обвертывют шею. Шапку имеют из топольного дерева или из толстой звериной кожи. Вымарав краскою все лицо, выходят на войну, держа в правой руке костяное копье, а в левой лук. Колчан со стрелами повешен также на левой стороне. Лук бывает сделан в 2 аршина длины из дерева рода кипариса, промышленными именуемое духмяным ... У стрелок древко бывает длиною в 3 четверти и более, с наконечником оленьей кости, при трёх в одну четверть насечках и с каменным или медным на нем копьецом в полтора вершка. костяным носком или копьём, на котором нарезано несколько зубцов ... здешние стрелки Бросаются также здешние стрелки с узких дощечек (правою либо левою рукою), которые держать должно большим пальцем с одной стороны, а тремя меньшими с другой, для чего вырезаются ямки. Они кладутся перяным концом в небольшой желобок, вырезанный посреди вышеозначенной дощечки, и бросаются прямо с плеча"
  Утёс этот считался священным, находился на берегу и большую часть времен отделён от берега морем. Лишь дважды в сутки на пол часа обнажалась отмель. Это была надёжная крепость против равных врагов, но на этот раз о равенстве разговора не было. 9 августа промышленные во главе с самим Шелиховым выволокли на берег, против скалы- убежища, превратившегося в ловушку, 6 пушек.
  В результате последовавшей бойни около трехсот конягов, среди них много родственников Кашмака, погибло и лишь немногим удалось бежать. Из числа пленных молодые мужчины были убиты, а оставшиеся около четырехсот человек превращены в калгов, которых объединили в особое селение и заставили добывать меха. После этого все вожди ближайших селений отдали Шелихову своих детей в заложники- аманаты. Всего их было около двадцати
  Благодаря преимуществу в оружии было ранено лишь шестеро промышленных. В "бою" "отличились" Нестор Бакуринский, Афанасий Лисенков и Егор Баранов. Сразу же после побоища Григорий Иванович не поскупился на бочонок пороху и подорвал вершину священной скалы, опрокинув её в море. Эта жестокость, а также хорошая стража, кулибинский фонарь*(5) и картечь приучила кадьякцев к осторожности.
  Закончив строительство крепости, вытащив суда на берег и так же окружив их валом, Шелихов разделил всех работных на два отряда: пока один отряд занимался добычей продовольствия на зиму, второй охранял крепость. Не смотря на заложников- детей он опасался нападения. Охотничьи и рыбацкие команды несли потери от кованных из трофейного железа, а чаще каменных наконечников копий. Армяк*(6) не панцирь. Им приходилось передвигаться большими группами, потому и добыча была скудной. Как следствие уже к декабрю началась цинга.
  Всячески скрывая, что половина промышленных более напоминает инвалидную команду, Шелихов регулярно посылал партии к ближайшим поселениям конягов. Возглавляли эти партии, как правило, он сам или Самойлов, люди бывалые и знакомые с языком лисьевских алеутов, который некоторые кадьякцы понимали. Кроме демонстрации силы эти походы давали возможность общения. В начале торговые - меняли котлы, ткани и бисер (но не железо и не водку) на меха и продукты, а затем и союзнические - предлагая свою защиту от врагов. Было известно, что кадьякские племена ведут друг против друга непрерывную войну.
  Благодаря такой политике, к весне 1785 г. все соседние племена смирились с подчинённым своим положением, а более отдаленные уже знали, что с "касаками"*(7) лучше не связываться. Поэтому той же весной смогли отправить на северную сторону острова партию под управлением Самойлова для исследований и расширения торговли. Поход удался. Были заключены новые союзы, а в северной бухте было заложено Карлукское поселение, в котором Самойлов и зазимовал. Летом передовщик Поломошин с двумя работными и аманатом- толмачем дошел на байдарках до Кенайского залива на материке и составил карту тех мест.
  Зима прошла без столкновений. К весне 1786 г. количество аманатов приблизилось к четырем сотням. Многие работные завели себе женок. Население русских поселений перевалило за 700 человек. В Трехсветительской гавани открылась школа, в которой 25 мальчиков обучались русскому языку и другим наукам. Шелихов уделял большое внимание распространению христианства среди туземцев. В первую очередь это относилось к детям- аманатам, он с удовольствием отмечал "склонность коняг к учению".
  Чтобы накормить всех, артельные котлы сутками не снимали с огня и не раз прогорали. Закончились мука, крупы и соль. Хлеб не родился. Из овощей росли только репа и редька, но козы чувствовали себя хорошо.
  11-го декабря 1785 года приняли решение отправить судно в Петропавловскую гавань раньше срока встречи с Якобом, чтобы, если судно с грузом не подойдет вовремя, отправится в Охотск и закупить необходимое. Так как и на Камчатке и в Охотске пришлось бы принимать решения не "стряпаясь", возглавить судно мог только Шелихов.
  Спокойно подготовиться к походу ему не удалось. Ещё осенью с Уналашки пришло известие о "св.Михаиле" Из-за бездарности морехода Олесова "Св. Михаил" потерял оба якоря и его выбросило на берег. Передовщик Сокутин не смог поддерживать порядок. В пьяных драках погибло трое работных, а остальные совсем распустились без власти. Поэтому, уже в марте 86 г., Бочаров и Деларов на трехлючных байдарках*(8) собрались на Уналашку с указаниями: отправить Олесова на "Св. Георгии" штурмана Прибылова в Охотск*(9), а Сокутина перевести в работные; Бочарову - принять "Св. Михаила", починить его и выйти в море для охоты и разведки новых островов с экипажем в 25 человек; Деларов (он закончил службу на "св.Алексее" и теперь служил в Компании) берет остальных работных, вербует сколько сможет новых с уходящих судов и нанимает алеутов. Всех этих людей переправляют на Кадьяк байдарами.
  Одновременно с Деларовым и Бочаровым были отправлены на байдарах три партии под руководством передовщиков Максимова, Паламошина и Алисова для закладки крепостей соответственно на о-вах Семида, Афогнак и в Кенайском заливе.
  На время своего отсутствия Шелихов назначил директором компании Константина Самойлова, а главным приказчиком Василия Петровича Меркульева.
  5-го мая 1786 г. "Три Святителя" с экипажем из 12-ти работных и 40 пассажирами, детьми- аманатами и грузом мехов вышел в море. Но одного пассажира на борту не было. За полтора месяца до отплытия Михаил Григорьевич Шелихов семи лет был похоронен на кладбище Трехсвятительской гавани.
  Вояж был неспешен из-за встречных ветров, но завершился удачно и 28 июня галиот встал на Петропавловском рейде.
  Якоб радостно приветствовал Шелихова на берегу. "От морехода Меншикова, что привел шелиховский галиот "Св. Симеон Рыльский" из шестилетнего вояжа, я уже знал, что Григорий должен прибыть в ближайшее время на "Трех Святителях", но только сей час, увидев его мощную фигуру на борту баркаса, понял как соскучился по старому товарищу, с которым не виделся более четырёх лет".
  Бурные объятия, баня, обед, плавно перешедший в ужин и до глубокой ночи рассказы о своих приключениях. Утром Якоб повёл Шелихова на берег, чтобы похвастаться своим приобретением - 250- тонным бригом "Ларк". "Придя в Петропавловскую гавань, я нашёл капитана Вильяма Питерса в глубокой печали. Мистер Питерс выступал в роли арматора у Британской Ост-Индской Компании. Его судно было зафрахтовано и отправлено из Бомбея в Малакку, оттуда в Кантон, а из Кантона на северо-восток, к русским портам. Целью этого последнего рейса была попытка завязать торговые отношения. Но поход не задался. Сначала, во время шторма в Китайском море пострадала часть товара, а теперь, вот уже две недели он не может продать оставшееся.
  Нет. Товар был не плох. И цена приемлемая. И камчатские купцы заинтересованы. Просто "Ларк" оказался первым иностранным торговым судном, зашедшим в порт Св.Петра и Павла и местные власти не знали как поступить без санкции свыше. Сложилась странная ситуация : продавец хочет продать, покупатель хочет купить, и власти заинтересованы в сделке, но ничего нельзя сделать. Оценив ситуацию я решил выступить в роли Александра Македонского, чтобы разрубить этот узел (заодно провернув неплохой гешефт).
  Как представитель компании "Майер...", я купил весь груз "Ларка", оплатив его векселем из 6%, с уплатой в Амстердаме или С.-Петербурге. И тут же как русский промышленник продал всё тотемскому купцу Петру Панову с 50% наценкой и уплатой наличными мехами. Так что ныне я являюсь владельцем партии мехов в 10 406 рублей 75 копеек по местным ценам. Более того, услышав во время "обмывания" сделки, что капитан Питерс подумывает удалиться от дел и вернуться в Англию, я тут же предложил купить его судно на тех же условиях. Мы почти не торгуясь сошлись на 15 000 рублей. Эти сделки стали возможны благодаря тому, что капитаном- исправником Камчатки уже второй год является Иоганн- Готфрид Штейнгель, мой пермский знакомец. Тогда, в 1782 году, он женился на предмете своей страсти, перевёлся в статскую службу и теперь в чине коллежского асессора управляет Камчаткой".
  Поболтав как друзья, Григорий и Якоб сели беседовать как компаньоны. Договорились быстро: "Ларк" переходил к компании за свою цену, а товары, выменянные в Кантоне на пановские меха отправятся в С.-Петербург вместе с компанейскими.
  На судах и на берегу закипела работа. Шелихов заставлял всех вокруг крутиться с удвоенной скоростью. Сам он поспевал везде - наблюдал за перегрузкой товаров, проверял сохранность мехов, готовил суда к новому вояжу, торговался с камчатскими купцами, продавая им излишки хлеба, привезенного "Моргенштерном". Рынок благоприятствовал. Хлеба на Камчатке, как всегда, не хватало, а цены на меха упали из-за кяхтинских неурядиц. У одного только Панова скопилось мехов на 100 000 рублей. Большая же часть хлеба должна была отправиться на "Трёх Святителях" и "Св. Симеоне" на Кадьяк.
  Якоб тоже работал за двоих, но всё же успевал осмотреть окрестности Авачинской губы. "Страна вокруг залива скалистая и гористая, но, кроме горных вершин, она вся покрыта лесом, преимущественно березовым, и лес этот идет и на постройки, и на топливо. Селение, или острог Св. Петра и Св. Павла стоит на узкой песчаной косе, которая образует гавань и отделяет ее от залива Авача, и в эту гавань ведет узкий проход между скалами. Селение состоит из пяти или шести русских бревенчатых домов и примерно пятнадцати балаганов и трех или четырех юрт. Балаганы имеют форму конуса на широком основании и поддерживаются столбами высотой около четырех ярдов. В них поднимаются по лестницам из толстых брусьев, в которых врезаны ступеньки. Юрты частично углублены в землю и покрыты землей. Раньше в них входили сверху, но с тех пор, как здесь поселились русские, в юртах сбоку делаются двери. В этом селении юрты совсем заброшены, и камчадалы живут в балаганах. Перед балаганами устроены помосты, на которых сушат много рыбы для собак, а под балаганами висит и сушится рыба для собственного употребления.
  В селении масса собак, и везде (в частности, и в самих домах) сильно воняет рыбой. В верхнем конце гавани Петра и Павла находится барак для солдат и склад, и это самые большие здешние здания. В селении около сорока солдат и шестьдесят матросов со стоящего здесь шлюпа. Русские женятся на камчадалках, и многие из русских живут в балаганах. Большинство русских - подряженные люди, и им платят по тринадцать рублей в год. Эти люди в летнее время питаются икряным хлебом и рыбой, в их рацион входят ягоды. Большинство из них - казаки. Многие одеты в собачьи шкуры подобно камчадалам. Цены на продовольствие очень высокие: корова стоит 100 руб, а пуд муки от 8 до 10 рублей".
   Он также, наняв ламутов с оленями, вместе с Тертием, съездил в таинственную Долину Тысячи Дымов. Восторженные описания этого природного феномена заняли три листа очередного письма.
  В первых числах августа галиоты вышли в море. На "Трёх Святителях" в качестве пассажира обретался Тертий Борноволоков. Он отправлялся исследовать новые земли, чтобы затмить славу Стеллера*(10). Кроме того в этом плавании он сопровождал особый груз, заказанный Шелиховым: тщательно оберегаемые от всех невзгод кругосветного плавания: пять мешков семенной картошки.
  Через две недели и "Моргенштерн" со "Св. Павлом" (так стал называться бывший "Ларк"), снялись с якоря. Экипажи судов перемешали: капитан Питерс стал помощником капитана "Моргенштерн" а "Св. Павлом" командовал бывший старпом ван-Зейдер. По договору экипаж бывшего"Ларк" доходит до Макао, где матросы, в основном индийцы, смогут наняться на попутное судно, а капитан Питерс отправиться бесплатным пассажиром в С.-Петербург на встречу со своими деньгами.*(11) Кроме экипажей на судах следовали: сам Григорий Шелихов с Натальей Алексеевной, его племянник Сидор и 15 детей-аманатов с Кадьяка. Этих мальчиков Шелихов намеревался определить на обучение в Иркутске. Хотя их обучение обещало стоить не дешево, купец дальновидно полагал что это окупится и принесет пользу Компании.
  Все пассажиры сошли на берег в Охотске, преодолев прибойную волну на шлюпках. Эта операция была проведена дабы избежать встречи с начальником охотского порта Иваном Гавриловичем Кохом. Этот Кох был всем известен как страшный мздоимец, а такая слава в ко всему привыкшей Сибири, говорила о многом. О себе, любимом, он говаривал так - "На небе Бох, а в Охотске - Кох". На этот раз обломилось, однако. Прискакав на берег для встречи груза мехов, Кох был встречен широкими улыбками и радостными заявлениями об отсутствии товара. "Моргенштерн" и "Св. Павел", тем временем, показав безутешному Коху корму, двинулись в Макао.
  А, Шелиховы, отдохнув три дня от океанского перехода, двинулись в Иркутск, куда и добрались 1-го ноября 1786 г. Перецеловав дочерей, Наталья Алексеевна тут же взялась за хозяйство и обустройство алеутских детей, а Григорий Иванович, проверив счета своего иркутского приказчика Маслова, сел писать пространное и обстоятельное доношение иркутскому и колыванскому генерал-губернатору Ивану Васильевичу Якоби. Целью его было заявление приоритета компании и достижения права монопольной экплуатации американских земель. Кроме того, Шелихов стремился поставить компанию под формальное руководство иркутского генерал-губернаторства "дабы ниоткуда, а паче от правительств устроенных в Охотской области и в Камчатке не последовало помешательств". Настаивал на отправке двух священников и диакона, обязуясь содержать их за свой счёт. Просил так же послать в Америку мастеровых и военных до 100 человек ну и денег, конечно.
  Якоби не отказал Шелихову в протекции и во всеподданнейшем рапорте от 30-го января 1787 г. высказался в пользу предоставления компании монопольных привилегий. Сей рапорт дошёл до С.Петербурга в конце мая, почти одновременно с прибытием в столицу самого Шелихова.
  В поддержку купцов высказалась и Комиссия коммерции в докладе представленном императрице и подписанным сенатором А.Р.Воронцовым и членами совета Г.Х.Минихом и П.А. Соймоновым, одобрительно высказался и совет при Высочайшем дворе и Франсиско де Миранда, ставший при императрице негласным советником по Испанской Америке.
  Ознакомившись с докладами государыня изволила пожаловать Г.И.Шелихова и И.Л.Голикова почетными шпагами, золотыми медалями и именными грамотами, но в остальном отказала. Мотивировался отказ войной с Турцией, но в личном архиве императрицы сохранились записи из которых становится очевидно что Екатерина II не доверяла купцам и паче того, всерьёз опасалась повторения в русском варианте событий аналогичных войне САСШ за независимость .
  Неудачи не обескуражили компаньонов потому что 4-го сентября 1787 г. "Моргенштерн" вернулся в Кронштадт с полным грузом. Оценили товар и прикинули доходы. Получалось что прибыли на вложенный капитал превышали 100%. Правда, без учета кредита, но при том, что лишь половина груза причиталась компании, вторая принадлежала лично Шелихову и Якобу. Дело, которое начиналось как обычный промышленный вояж, стало явно попахивать миллионами. Стоило лишь ежегодно пустить хотя бы одно судно в такой же кругосветный рейс.
  Кроме того, необходимость постоянной связи с Америкой исходила из письма Якоба, которое капитан Бурман передал в правление компании (а второе в контору Майеров). Якоб сообщал о высоких ценах на меха в Макао и ещё более высоких в Кантоне. Но предупреждал что этот праздник может очень скоро закончиться. "Здешние купцы и капитаны судов в порту очень интересуются откуда привезён товар. Ну а после того, как французы стали сбывать меха выменянные у индейцев (одних морских бобров более 600), город буквально залихорадило. Ныне по крайней мере 2 английских капитана собирались весной отправиться выменивать меха на куски железа. Если они вернутся с прибылью, а так скорей всего и будет, через год-два уже десятки судов под разными флагами будут курсировать вдоль берегов северо-западной Америки. Это чревато жесткой конкуренцией при скупке мехов и падением цен в Кантоне... Ради защиты своих интересов мы должны максимально ускорить приведение этих берегов в российское подданство". А для того, по утверждению Якоба требовалось срочно построить цепь крепостей вдоль побережья и завести небольшой, мобильный флот. Именно этими соображениями, а не взыгравшемся колумбовым комплексом Якоб ван Майер объяснял свое желание остаться на Тихом океане.
  Его размах заставил купцов призадуматься, но ещё раз прикинув предстоящие доходы, они пришли к выводу, что если уж погнал коня вскачь, то надо держаться в седле. В этом году снаряжать судно было уже поздно. Огибать мыс Горн надо в январе-феврале, а идти вокруг Африки в эту пору означает пересекать Индийский океан против муссона. Якоб писал, что рейс "Моргенштерна" оказался оптимальным - выходить из Кронштадта следует в августе- сентябре; в январе- феврале обогнуть мыс Горн; прибыть на Камчатку или на Кадьяк в июне- июле; в ноябре-декабре быть в Макао, чтобы в январе-феврале поймать восточный муссон и к осени вернуться в Кронштадт.
  Но и в следующем году с отправкой были сложности. Сначала Адмиралтейство, воспользовавшись тем, что Потемкин руководил военными действиями на юге, отказалось выделить людей для вояжа. Мол, в связи с войной, эти 20 матросов необходимы флоту, а затем началась война со Швецией и Балтийское море оказалось закрытым. Судно в Америку все же отправили. Тот же "Моргенштерн", с голландским экипажем вторично ушел в кругосветку . Но завезти на Кадьяк хлеба он не смог - из за войны цены в Европе подскочили до небес.
  Осенью 1788 г. Шелихов вернулся в Иркутск и затеял строить себе новый дом в самом престижном районе города, в приходе Тихвинской церкви, а закончив строительство в мае1789 г. отправился в Охотск. Все компанейские дела в Иркутске легли на плечи Натальи Алексеевны, и лишь письма особо- важных персон она пересылала мужу. Наталья Алексеевна поддерживала тесные отношения с домом уже нового генерал-губернатора и частенько имела честь бывать у госпожи губернаторши. Хотя Иван Андреевич Пиль и прослыл строгим начальником, но с Шелиховыми у него сложились добрые отношения. Летом генерал-губернатор отправил в С.Петербург рапорт, основанием которому послужило новое прошение Шелихова. Пиль ничего не утверждал напрямую, но ограничивался формулировкой того, что усердие компании Голикова - Шелихова может заслуживать внимания императрицы "особенно в деле снабжения Камчатки и Охотска всякого рода припасом и по части расширения торговли с Китаем", учитывая вот уже четвертый год закрытую Кяхту ...
  По сибирскому тракту исправно приходили письма из Америки. Добыча исчислялась сотнями тысяч рублей, но сообщения об английских судах, скупающих пушнину, участились. В 1788 г., по словам Шемелина, в Кантоне продано англичанами 6643 бобровых шкурок. Цены заметно понизились. "Ежели в запрошлом годе 3 остиндские шхуны из Бомбея привезли 957 бобров при цене от 50 до 90 пиастров, то ныне хороший бобр редко продаётся более 20-ти". Последний отчет Деларова также свидетельствовал о необходимости принимать срочные меры:
  "В течении 1788 г. приставал в Кенайской губе англинский ялбот и производил с кинайскими народоми торговлю и потеряв шесть человек от нападения принужден был оставить ещё двух в совершенном плену. В чугацкой губе простояло три корабля. Одному из них не более послужила удача, подвергнув всех людей своих от рук диких смерти, остался там жертвою огня.
  Сего же года июне и июле месяцах пришли 1 фрегат и 1 пакебот гишпанские, и остоновясь у острова Шелидак производили островитянам подарки и раздавали им же серебряные медали. Фрегатом командовал дон Зончало Лопес Дегаро, а пакеботом - Стефан Мондофия, Рагужской республики офицер. Сии иностранцы вышли в море с Калифорнии по повелению вице-короля в Мексике находящегося, дабы обозреть Чухотский нос и побывать в Петропавловской гавани. Главный из экспедиции оной начальник дон Мартинец был ещё в 1774 году у берегов Америки, где со стороны России ещё в 1741 году имел плавание капитан Чириков. Сии плаватели отправясь далее оставили мореходу Измаилову письма. Сами же дошли лишь до Уналошки и, освежившись там в Капитанской гавани, вернулись в Калифорнию.
  Кенайцы же обольстясь как видно делаемым от иностранцев им посещениям отважились на истребление российских промышленных и десять человек компании умертвили. А потом и в другом месте компании якутского купца Лебедева- Ласточкина четырех работных предали смерти же.
  К сему прилагается письмо на имя министра по делам индейским дона Антонио Вальдеца, купно с тремя выменянными у островитян из вышепоказанных медалей*(12)"
  Завести свой военный флот - нереально, а правительственный проект создания Тихоокеанского флота отложен в долгий ящик.
  В 1785 г. президент Коммерц-коллегии граф Воронцов и секретарь канцелярии е. и. в. Безбородко подали доклад в котором говорилось о способах устранения соперничества иностранцев в Тихом океане. На основании этого доклада правительство Екатерины II решило в конце следующего 1786 г. построить порт на Охотском море, для чего произвести точное исследование на месте "а покамест объявить официально о наших открытиях у северо-западных берегов Америки (чего ещё не было сделано) и тем утвердить право на обладание открытых земель. Но как таковое объявление, без существенного подкрепления едва ли достаточным будет, то завести на том море несколько военных морских судов, которые б на самом деле выполнить запрещение могли. Послать 2 вооруженных судна и при них 2 вооруженные морские шлюпки... Кроме защиты владений, открытых российскими мореплавателями, эти суда могут быть употреблены для открытия новых земель". 22-го декабря 1786 г. указы за подписью императрицы были направлены: Коллегии Иностранных Дел, Адмиралтейств Коллегии и иркутскому генерал- губернатору, которые были призваны обеспечить охрану вновь открытых земель. Адмиралтейств Коллегия назначила капитана I-го ранга Муловского в кругосветное путешествие и выделило ему 4 корабля: "Холмогор", "Соловки", "Турухтанск" и "Сокол". В соответствии с наставлениями, Муловский должен был обогнуть Африку, достигнуть Камчатки, а затем, и Америки. Цель плавания состояла в первую очередь в том чтобы сохранить "... право на земли российскими мореходами открытые на Восточном море, утвердить и защитить торги по морю между Камчаткою и западно-американскими землями". На вновь открытых землях "которые ещё никакой европейской державе не покорены" Муловский уполномочивался "торжественно поднять Российский флаг по всей урядности". Учитывая, что весь Тихоокеанский флот Испании состоял из 4-х линейных кораблей и 4-х фрегатов, намерения императрицы были весьма серьёзны. Из за начавшейся в том же году войны с Турцией и намечавшейся войны со Швецией, экспедиция была отменена.
  Но, как ни странно, именно правительство и помогло в решении этой проблемы. Из действующего флота был уволен контр-адмирал Павел Жонес. Его настоящее имя было Джон Пол Джонс- шотландец и ярый англофоб. С 1775 года самый отчаянный американский корсар, захвативший десятки английских судов. Не раз он высаживал десантные команды на берег, на тот самый берег Британии, куда не ступала вражеская нога со времен Вильгельма Завоевателя. Лондонскую биржу лихорадило, цены росли, суда простаивали в гавани. Понятно, что каждый честный британский моряк исходил пеной от бешенства, но предпочитал отсиживаться в хорошо защищённом порту.
  "Гибкий и смуглый, совсем не похожий на шотландца, он напоминал вождя индейских племен, щёки, пробуравленные ветрами всех широт, были почти коричневыми". Париж носил его на руках, король посвятил в рыцари, знатные дамы осыпали любовными посланиями, но американский Конгресс даже не дал чина адмирала. Политики завидовали его славе и популярности. Россия нуждалась в молодых, но опытных капитанов и Джонс был приглашен на службу в чине адмирала. Он был принят в Петербурге, и тут же англичане- моряки, служившие в российском флоте - подали в отставку, а купцы, в знак протеста, закрыли свои конторы. Командуя флотом на Черном море, Джонс отличился в сражении в днепровском лимане при Очакове. На Кинбурнской косе он действовал совместно с Суворовым. "Как столетние знакомцы", как писал великий полководец. Они были похожи характерами: непосредственные и прямые, скверные политики. Оба из за этого страдали. Пол Джонс разругался с Потёмкиным, рекомендовал императрице ввести республиканское правление и, разумеется, уже через год был отправлен в отставку. Вот тут то к нему и обратились с предложением поступить на службу "дабы охранять берега компанейских владений от контрабандистов и браконьеров". Адмирал дал свое согласие. Другого пути остаться на море у него не было. Есть люди влюбленные в лошадей, в женщин, в игру. Любовью Джонса были корабли, на суше он задыхался. Но англичане никогда бы не простили ему своего позора и капитан любого фрегата Его Величества с огромным удовольствием вздернул бы Пола Джонса на рее.
  Трястись несколько тысяч миль до Охотска, чтобы принять там невесть что, адмирал отказался. Взамен предложил купить небольшое быстроходное судно, на котором он может проскочить через Балтийское море. Стоял июль, времени на размышление не было. По случаю войны судов на продажу было много. Уже через неделю была куплена выбранная Джонсом 80-тонная бригантина шведской постройки. Её цвет, низкий силуэт и стройные мачты сольются с береговым фоном, а малая осадка позволит пройти над мелями. Бывший "Карл Густав" превратился в "Рейнджера", имя очень памятное англичанам - именно так назывался корвет Джонса, блокировавшего английское побережье.
  29-го августа "Рейнджер" вышел в море с небольшим грузом и с самым невероятным экипажем. Первым помощником шёл Дмитрий Ильин, герой Чесмы, стараниями завистников и по слабости к водке отправленный в отставку в чине лейтенанта и прозябавший в нищей деревушке. Вторым - Матвей Бураков, также лейтенант, выбравший отставку перед разжалованием в матросы за буйство и нанесение побоев старшему по званию. Команда состояла из семи отставных морских унтер-офицеров, законченных алкоголиков, которые согласились идти в рейс с условием выдачи двойной водочной порции, и одиннадцати мужиков на оброке, которым заплатили за год вперёд(большинство из них оказались беглыми).
  Пол Джонс показал высший класс пиратской науки, пройдя незамеченным до Скаггерака. В проливе, прикрываясь штормом, он удрал от патрульного фрегата. В июне 1790 г. "Рейнджер" вошёл в Трехсвятительскую гавань с уменьшенным экипажем. Один из унтеров по пьяни свалился за борт, а второй помощник начал буйствовать и получил от Джонса по голове вымбовкой, отчего и скончался на другой день. Зато оставшиеся превратились в отличную морскую команду.
  А над головой Григория Ивановича, тем временем, начали сгущаться тучи.
  "Как все за Шелихова старались для доставления ему монополии: он всех закупил и, буде таким же образом открытия свои продолжать станет, то привезут его оковах."- грозно заметила государыня и приказала Совету при Высочайшем дворе рассмотреть только что прочитанное ею доношение Биллингса. Иосиф(Джозеф) Биллингс- глава казённой экспедиции в 1789-90гг. проводил опрос свидетелей: алеутов, конягов, руских промышленников и мореходов о злоупотреблениях Компании и собрал показания об эксплуатации и жестоком обращении с аборигенами. О неблаговидных поступках Шелихова были извещены Адмиралтейств-коллегия, Правительствующий сенат и генерал-губернатор Иркутский и Колыванский Иван Андреевич Пиль, который всегда защищал именитого рыльского гражданина.
   Были все куплены или нет, сие есть тайна великая. Положим генерал-губернатор был кровно заинтересован в расширении российских пределов на восток, ведь это расширяло также область его юрисдикции и, соответственно, доходы. Кабинет-секретарь е. и. в. Державин, славный своею честностью и принципиальностью, поддерживал Шелихова с самого основания Компании, видя в нём истинного гражданина. Граф Ворнцов не ложно интересовался географическими открытиями и даже собирался отправить в Тихий океар судно своим коштом. А Голенищев- Кутузов, Безбородько, Зубов?
  Так или иначе дело не получило дальнейший ход. Иркутские власти и могущественные петербургские покровители встали на защиту Шелихова, который, очевидно так же приложил к этому свои недюжинные способности. Во всяком случае не смотря на убытки: "Бумажные товары есть товары главные, а шелковые почти ничто, ибо сии последние за сколько выменяеш, за столько и продаш", с каждым китайским судном приходила партия самолучших шелков. Все обвинения были сведены к личной вражде иркутского прокурора Битюкова к Шелихову и ненависти англичанина Биллингса к Полу Джонсу (который ко времени составления доклада ещё даже и не прибыл к месту назначения).
  Весной 1791г. петербургский издатель Василий Сопиков выпустил книгу, в духе тех лет названую: "Российского купца Григория Шелихова странствование в 1783 году".
  Книга мгновенно стала бестселлером так что потребовалось дополнительное издание. К открытиям у читателя интерес был великий. Книга Кука, за год до того переведённая, разошлась в миг. И вдруг свой Кук- путешественник в доселе неведомых землях Американских. Были сделаны английский и немецкий переводы. Державин назвал Шелихова "Колумбом Российским" и посвятил ему стих. Книгу со вниманием читала императрица.
  Что делать? Не сажать же в острог российского Колумба?
  Да и господа компанионы шли навстречу. Государыня-матушка не желает монополии? И 14 августа 1790г. в один день организованы аж две компании: Предтеченская и Северо-Восточная, а в августе же 1791-го-Уналашкинская. И новые пайщики появились. Правда были эти новые в основном родственниками старых и владели лишь десятой частью паёв. Да кто же в этом разбираться будет?
  В то же время, стремясь завоевать расположение императрицы, Шелихов с Голиковым воспылали вдруг необычайной ревностью к проповеди слова Божия в Америке. Они обратились в С.Петербург с просьбой послать для проповеди евангелия и за компанейский счёт "мирского священника и позволить учредить на Кадьяке церковь" На этот раз государыня оказалась удивительно щедрой (тем более, что все расходы Компания брала на себя): "...благонамерение купцов осчастливлено было особенною волею императрицы, повелевшей вместо одного священника определить большую духовную миссию"*(13)
  Шелихов перебирается в Иркутск и активно занимается коммерческой деятельностью: берёт огромные кредиты, строит на заёмные деньги новые суда, скупает паи в судах других промышленников. При это он искусно опутывает иркутского приказчика Голиковых (племянника Ивана Ларионыча Алексея Евсеевича Полевого) и с его помощью хорошенько греет руки на Компании, полностью контролируя скупку мехов взамен на китайские товары из Макао.
  В 1791г. Иван Ларионович заметил неладное и вызвал племянника в Курск. Там между ними состоялся жёсткий разговор о ценах на меха, чай и китайку и о разделе прибыли. Полевой вынужден был сознаться в злоупотреблении доверием своего дяди, присвоении крупной суммы денег и выставлении ложных счетов.
   Слишком добродушный Иван Ларионович не только простил племяннику весь его обман, но, поверив в якобы искреннее раскаяние, вновь доверил ему исполнять обязанности приказчика в Сибири. На деле же, прибыв на место службы, Полевой вместе с Шелиховым приступил к прежней деятельности. Кроме махинации с паями (Шелихов получал доходы с паёв умершего в 1788г. Михаила Голикова) имел место наглый кидок на деньги. Сложно объяснить почему Иван Ларионович должен был заплатить за снаряжение в 1790г. "Трёх святителей" 47654 рубля, если все расходы составили 30896р. А предъявленный Голикову ультиматум: если он не выплатит за отправленный в том же году "Иоана Предтечу" 22500 р., то всю пушнину с этого судна Шелихов предлагает считать своей собственностью. Кроме того в 1791г. он выдал за муж за Якоба свою племянницу, а против кого будут дружить новые родственники было ясно.
  Между компаньонами наметился разрыв. Осень и зима прошли в напряжённой переписке. Иван Ларионович, поняв, что племянник и компаньон с ним опять не честны, требовал раздела капиталов, Григорий Иванович тянул время.
  А пока суть да дело, благодаря то ли редким шелкам, то ли каким другим "случаям" Совет при Высочайшем Дворе положительно воспринял рапорт генерал-губернатора Пиля, в котором он описывал успехи именитого рыльского гражданина И.Г.Шелихова на северо-западе Америки и на Курилах. По высочайшему указу от 31 декабря 1793г. ему разрешалось вывезти для работ на новой корабельной верфи у мыса св. Ильи до 20 человек мастеровых и для заведения хлебопашества в подходящих местах американского побережья и на Курилах до 10 семей. Кроме того, императрица повелела чтобы время от времени ей доносили о деятельности Компании.
  Высочайшая воля была исполнена в августе 1794г. "Имею довольный повод поздравить Вас с гостьми,--писал Шелихов Баранову-гости сии суть: священноархимандрит Иосааф с братиею, все они определены по Высочайшей Ея И.В. воле для проповеди слова Божия в Америке и просвящения тамошних народов в вере христианской. Уверенным остаюсь увидеть теперь в приехавших к Вам гостях надёжную подпору будущего благополучия." И, не очень надеясь на надёжность "подпоры", посылает также "тридцать семей нещастных для кораблестроения и произведения хлебопашества".
  Далее он рекомендует построить новый колониальный центр и назвать его Славороссия. И "завести селение сколь можно со вкусом" чтобы "оно за город в самом своём начале ответствовать могло, а не за деревню" и чтобы иноземцы не думали "что и в Америке также гнусно живут русские, как и в Охотске при вонном воздухе и недостатке всего нужного".
  Год этот был для Григория Ивановича особо благоприятным.
   Он окончательно повернул поток пушнины из Охотска и с Камчатки в сторону Кяхты, увеличивая тем свои доходы в ущерб компанейским. Договорился об основании давно задуманной Курильской компании и подготовил партию для основания в будущем году на острове Итуруп поселения. Подал генерал-губернатору ряд проектов: о посольстве в Японию, о снаряжении экспедиции на поиск хорошей гавани близ устья р. Амур, о торговле с Батавией, Филиппинскими и Марианскими островами. (Все эти проекты будут осуществлены, но уже без него)
  В том же 1794г. Шелихов удачно выдал старшую дочь Анну за Николая Петровича Резанова.
  Из доклада барона Штейнгеля: "Г.Резанов, сын здешнего председателя гражданской палаты губернского суда, очень хорош собою: статен, белокур, с благородным лбом, умным проницательным взглядом. Хорошо образован. Отличается способностью к языкам. Вкрадчивого нрава, весёлость и простота в обхождении составляют ему большой круг приятелей. Однако тщеславен и честолюбив.
  В 1778г, четырнадцати лет от роду он поступил в лейб-гвардии Измайловский полк но прослужив там два года службу оставляет. A ce quil dit* из желания идти по стопам отца, но вероятнее всё же из-за нехватки средств. Тем не менее по выходе в отставку Николай Петрович поступает на службу в псковский гражданский суд, а вскоре становится начальником канцелярии у графа Николая Григорьевича Чернышова. Подобный служебный рост свидетельствует не только о деловых качествах молодого человека, но и о чьей-то достаточно мощной поддержке. Насколько я понимаю для обычного чиновника из провинциальных незнатных дворян такие "прыжки" по служебной лестнице "через две ступеньки" маловероятны. В 1791 году после назначения Гавриила Романовича Державина кабинет-секретарем при е.и.в. г.Резанов перешёл к нему на службу в качестве правителя канцелярии, что открыло ему двери кабинетов и домов самых высокопоставленных вельмож. По его словам ему приходилось выполнять личные поручения императрицы, что позволило молодому человеку войти в штат графа Платона Зубова, а всемогущий граф, пользующийся благосклонностью императрицы, дабы не рисковать своим положением, поспешил отправить г.Резанова инспектировать Вашу торговую компанию, да ещё и с условием, чтобы тот вернулся женатым. Il en a dit des horreurs, mais ji crains de les repeater, pour ne pas compromettreni lui ni moi.**
  Прибыв в Иркутск вместе с духовной миссией архимандрита Иосафа, г.Резанов сблизился с Григорием Ивановичем Шелиховым, деятельность которого он должен был инспектировать. А тот, стремясь упрочить свое положение, сватает за него свою дочь, Анну.... Свадьба состоялась 24 января 1795 года.... Брак этот, вероятно, сложился и по любви, столичный красавец с прекрасным образованием и светскими манерами просто не мог не поразить сердце девицы из далекой, глухой провинции, а пятнадцатилетняя прелестная Аннушка, стройная и грациозная, обещает превратиться в изысканно красивую женщину... Но и по обоюдовыгодному расчету: не очень богатый жених становился фактически совладельцем огромного капитала, а невеста из купеческой семьи и дети от этого брака получат родовой герб и все привилегии титулованного дворянства. ... Прошу учесть также немалое влияние г.Резанова при дворе..."
  Через полгода после бракосочетания дочери, 20 июня 1795г, этот великий во всех своих проявлениях человек неожиданно умирает в возрасте сорока семи лет от грудной жабы. Тогда, как и сейчас, инфаркт был профессиональной болезнью бизнесменов. Николай Петрович, став одним из наследников, прилагает все свои силы, используя влияние и связи в Петербурге, к созданию на Тихом океане мощной единой российской компании.
  Этот человек сумел на практике воплотить некоторые из самых честолюбивых замыслов своего тестя. К нему стекались сведения о положении дел в Иркутске и
  
  *Как он утверждает(фр.)
  **Он рассказывал всякие ужасы, но я не решаюсь их повторить, чтобы не компрометировать ни его, ни себя(фр.)
  районах промыслов, сообщения о торговле на различных ярмарках. Все было поставлено на Резанова, и каждый из членов клана Шелиховых с нетерпением ожидал вестей из столицы. Успешные действия Резанова во многом объяснялись безошибочным выбором рычагов воздействия на императора через знакомство и даже дружбу с людьми в высших эшелонах власти. Примечательно, что Павел I пошел навстречу всем прошениям семьи Шелиховых. Более того, с 1797 г. ощущалось заметное покровительство императора этому семейству. Николаю Петровичу с помощью, по всей видимости, графа Палена удавалось своекорыстно и очень тонко использовать некоторые тенденции в политике Павла I, отличные от тех, которые были заметны во время царствования Екатерины II: наиболее важным было то, что император достаточно равнодушно отнесся к принципу свободной торговли - одному из наиболее важных для его матушки.
  
  
  
  
  
  
  ---------------------------------------------------------------------------
  Примечания к главе ? 2
  1* Анна- четырёх лет и Екатерина- двух лет
  2* Экспедиция лейтенанта флота П.Креницина и М.Левашева проходила в 1765-69 гг. и исследовала Алеутские о-ва и берега п-ова Аляска.
  3* В апреле 1771 г. в Большерецком остроге группа ссыльных во главе с бывшим польским офицером Морицом Беневским с помощью нескольких служащих захватили казенные магазины и приписанный к гавани бот "Св.Пётр". В мае того же год бунтовщики вышли в море на захваченном боте. "Св.Пётр" за три месяца дошел до Макао. Там Беневский продал судно и на вырученные деньги переправился вместе с остальными беглецами во Францию. В Париже Бочаров и ещё 14 бунтовщиков обратились в российское посольство, утверждая, что были захвачены силой. (Они были "прощены" и вновь отправлены на Камчатку). Остальные осели во Франции. Беньёвский впоследствии организовал французскую экспедицию для колонизации Мадагаскара. Вместе с ним отправились некоторые из беглецов. Попытка колонизации оказалась неудачной: Беньевский был убит, судьба его товарищей неизвестна.
  4* катмакцы - одно из южно-эскимосских племен на Кадьяке.
  5*кулибинский фонарь - прожектор, изготовленный в мастерской И.Кулибина - механика Академии наук Е.И.В., основан на системе зеркал.
  6* армяк - основная одежда промышленных. Длинной почти до пят, несколько расклешенный к низу, с запахом одной полы на другую и без застежек; воротник простроченный и стоячий. Летний - из домашнего сукна овечьей шерсти, чаще серый, но так же чёрый и коричневый. Зимний - из овчины.
  7* касак - на алеутском - любой европеец; "русский" - касак-пиак (пер.-"настоящий казак"); в современном языке понятие - пИковый (производное от раннего "пиаковый") носит значение "настоящий, подлинный, крутой" и близко к американскому эквиваленту "cool".
  8* байдара - многовесельная открытая лодка. Обшита шкурами морских животных, каковые шкуры назывались "лавтаки". Каркас из деревянных планок скреплен лавтачными ремнями или полосками китового уса.
  Вмещали до 30-40 человек. Русские иногда ставили на байдару мачту с парусом и навесной руль. байдарка - длинная узкая плоскодонная кожаная лодка с каркасом из деревянных планок; распространена среди эскимосов и алеутов. В отличии от байдары обтянута кожей сверху. Встречаются одно-, дву-, и трёх- лючные байдарки. Одно- и двулючные применялись для морской охоты. Трёхлючные байдарки широко применялись в РАК для перевозки людей (пассажира устраивали в средний люк, а гребцы-алеуты соответственно располагались в носовом и кормовом люках) и для исследования береговой линии.
  9*Шелихов давал указания мореходам и передовщикам, так как имел паи в шести судах, промышлявших на Алеутах. Кроме того, Павел Лебедев, крупный судовладелец, передал Шелихову письмо для своих мореходов "о вверении компании в его (Шелихова) опеке". Очевидно Шелихов и Лебедев вели переговоры об объединении.
  10* Стеллер, Георг Вильям - адьюнкт Петербургской Аккадемии Наук. В 1740-41 и 1742-43 гг. проводил исследования на Камчатке. В 1741 г. участвовал в экспедиции Бериинга- Чирикова к берегам Америки; в 1741-42 гг. зимовал на о-ве Беринга (Командорские о-ва) и дал первое его описание. Там же написал работу "О морских животных" (1753 г.). Автор трудов "Путешествие от Камчатки к Америке вместе с капитан- командором Берингом" (1793 г.) и "Описание земли Камчатки" (1774 г.).
  11* Капитан Питерс благополучно получил в Петербурге по векселям, но деньги за проданные товары Ост-Индской Компании не перевел. Кроме того оказалось, что проданный им "Ларк", служил залогом за 1 900 фунтов, взятых в долг у той же Ост-Индской Компании. В результате английская Ост-Индская Компания подала в суд на Русско-Американскую Компанию, как восприемницу Американской Северо-Восточной Северной и Курильской Компании купившей "Ларк". Процесс длился более 30-и лет и закончился после пожара в архиве Сената, где и сгорели все документы.
  12*Дальнейшая судьба письма и медалей неизвестна, в архивах Компании они не обнаружены
  13*Оставим сей пассаж на совести автора. Для Г.И.Шелихова и И.Л.Голикова, выходцев из старинных купеческих фамилий, русское поселение было немыслимо без храма. Кроме того священник нужен был служить требы православным работникам Компании. Уезжая с Кадьяка в 1786г. Шелихов писал в наставлении управляющему Самойлову, что постройка церкви есть дело первой необходимости.(Прим.ред.)
  
   *********
  Глава ?3
  Походы Якоба
  
  "Простояв ночь на рейде о-ва Макао, утром я съехал на берег для разведки. Поговорил с фактором ван-Эйком, приценился к товарам, узнал кантонские цены. В Макао груз мехов стоил дешевле и, кроме того, пришлось бы платить вместе с китайским налогом ещё и португальский. Ван-Эйк мог бы получить для обоих судов разрешение подняться вверх по реке до Вампуа чтобы провести торг на китайской территории, но это удовольствие стоило бы ещё 5% комиссионных и прибавить высокие портовые обмерные сборы. Кроме того потеря времени могла помешать нашим планам. Поэтому я решил без лишнего риска торговать в Макао". К вечеру оба судна вошли в порт. На следующее утро зажужжала обычная портовая жизнь : нашествие чиновников, покупателей, посредников, продавцов, снабженцев... Торговля, проверка товара, перегрузка, опять проверка, каждой шкурки, переговоры, разрывы и возвращения к переговорам. В такой обстановке, как ни странно, лучше всех ориентировался приказчик Фёдор Шемелин. На вопрос Якоба, как он умудряется не зная толком ни одного языка, кроме русского, удачно вести дела в этом вавилоне, Фёдор ответил "Что вавилон... Я ж с мальчиков, почитай кажный год к Макарию ездил".
  26-го декабря вся портово-торговая круговерть приостановилась - подошло Рождество. Экипажи получили жалование за год. Пить начали, невзирая на конфессии, с Рождества по католическому стилю, а закончили похмеляться по прошествии православного. В промежутках между здравницами как-то затерялось Рождество протестантское. Люди вольно расслаблялись после многомесячной непрерывной работы. "Утром 1-го января нового года я выполз на берег, чтобы немного проветрить раскалывающуюся голову, и увидел как в порт заходят два фрегата под французским флагом... К обеду весь город знал, что это корабли французской экспедиции "Буссоль" и "Астролябия" под командованием Жан-Франсуа де Гало, графа де ла-Перуз. Корабли пришли от берегов северо-западной Америки, где они искали долженствующий там быть пролив между Тихим и Атлантическим океаном. Мучимый любопытством и желанием получить новые сведения об интересующих меня землях, я написал графу письмо и на следующий день получил от того ответ с приглашением на ужин".
  Якоб, как и большинство владельцев торговых судов, недолюбливал военных моряков, но граф ла-Перуз оказался очень умным и образованным человеком. Кроме офицеров в кают-компании "Буссоли" находились известные учёные: физик ла-Маном, ботаник дю Френ, географ Бернизе, крупнейший астроном Франции де Жале. Душой компании был Бартоломео Лессепс - маленький, полный человечек, не способный и минуты просидеть спокойно и все время норовивший говорить с гостем по-русски (он одно время служил посланником в Ст.-Петербурге). Увидев такое представительное научное общество, Якоб пожалел что Тертий ушёл на "Трёх святителях". В этой компании он быстро бы стал своим.
  Как обычно, среди моряков, завязался разговор о последнем плавании. И тут оказалась, что "Моргенштерн" и "Буссоль" и "Астролябия" буквально преследовали друг друга:
  Французская экспедиция вышла с Тенерифе 30-го августа, а 8-го октября туда пришел "Моргенштерн";
  К бразильскому берегу разрыв сократился до 20-и дней - 16-го ноября и 6-го декабря соответственно;
  Французы обогнули мыс Горн 1-го февраля, а руссо-голландцы - 16-го.
  Самое смешное началось в Тихом океане.
  Из-за задержки в Перу ла-Перуз отстал от ван-Майера и пришёл на остров Пасхи 8-го апреля, ровно через сутки после того как ван Майер ушел оттуда;
  На островах Сандвича они сравнялись - с 28-го мая по 6-е июня "Буссоль" и "Астролябия" стояли в бухте острова Мауи, в то время как "Моргенштерн" с 30-го мая по 4-е июня закупал продукты на острове Оаху.
  Моряки посмеялись над этими совпадениями, а восторженный Лессепс поднял тост и заявил, что эти случайные "невстречи" явно говорят, что судьбы ла-Перуза и ван Майера связанны между собой и , даже разойдясь в океане, они следуют одним курсом. Да, ван-Майер отправился на Камчатку, а ла-Перуз - к берегам Америки. Но после стоянки в Макао, французская экспедиция продолжит свои исследования в Северо-Восточной Азии и несомненно зайдет на Камчатку. А ван Майера судьба так же несомненно занесёт к берегам Америки, где ходил ла-Перуз.
  Слова этого весельчака и балагура, как не странно, запали в память Якоба - человека скептичного и не суеверного. Он продолжал готовить"Моргенштерн" к плаванию, но все свободное время проводил в обществе французов, между делом помогая им, как людям не коммерческим, продавать меха скупленные у индейцев. При этом часто задумываясь о словах Лессепса.
  14-го января Якоб собрал офицеров "Моргенштерна" и приказчика Шемелина и объявил, что не возвращается в Европу, а принимает командование "Св. Павлом". 18-го января "Моргенштерн", с грузом чая, китайки и фарфора на сумму 89 764 пиастров, с муссоном отправился в Санкт- Петербург, а 5-го февраля "Буссоль" и "Астролябия" и "Св. Павел" вместе вышли из кантонского залива чтобы разойтись навсегда. "Св. Павел" с грузом муки, риса, чая и сахара на 4 985 пиастров ушёл на Сандвичевы острова, а оттуда - на Кадьяк. А французская экспедиция отправилась на Филиппины, оттуда, вдоль берегов Азии - до Камчатки, а затем - строго на юг до Австралии. Там в безлюдной Сиднейской бухте граф де ла-Перуз оставил под пирамидкой из камней своё последнее письмо, перед тем как навсегда исчезнуть в безбрежном океане.
  23-го мая 1787 г. "Св. Павел" вошел в Трёхсвятительскую гавань. Плавание было удачным, несмотря на разномастную команду: 3 моряка с "Моргенштерн", 4 индийца с "Ларка", дюжина кантонских китайцев и 3 сандвичан с острова Оаху. Офицерами шли Грауб, 2-й помощник с "Моргенштерна" и боцман ван-Дейч. Китайцы были плохими моряками, что не особенно беспокоило Якоба. Он завербовал этих кули за 10 пиастров в год рассчитывая использовать как работников, зная от Шелехова о нехватке рабочих рук. Был, правда риск, что некоторые из них окажутся засланные от местных пиратов, но на Кадьяке это уже будет не важно.
  Сандвичане же оказались прирожденными мореходами и в дальнейшем Якоб собирался навербовать ещё несколько рекрутов, но уже на другом острове. Молодой купец хорошо помнил проповедь пастора, где говорилось "не вводи во искушение". А искушение обладать быстроходным судном и огнестрельным вооружением было слишком велико. Так что, лучше нанимать матросов у враждующих вождей...
  "Трёхсвятительская Гавань встретила нас мёртвой тишиной. Первая мысль была о налёте диких, но следов боя и пожаров, при ближайшем рассмотрении не наблюдалось. На берегу валялось несколько тел, подававших признаки жизни. Приблизившись к одному из них вплотную я понял - было много водки...
  Облитый холодной морской водой работный пришёл в разум и смог, связно рассказать, что управляющий болен и что главный приказчик у себя в конторе, после чего вновь упал...
  Управляющего Самойлов мы нашли в жару и без памяти. Присматривала за ним жена главного приказчика Василия Петровича Меркульева. Сам же он был обнаружен в конторе и я смог наконец узнать, что же произошло в действительности.
  В конце зимы управляющий свалился в горячке. К весне вроде бы встал на ноги, а в первых числах мая свалился вновь и вот уже третью неделю почти не приходил в себя. С тех пор в гавани царило безвластие. Штурман Измайлов со своей командой взломали склад и дорвались до водки, за ними остальные Из 83-х русских и 200 кадьякцев, что были в гавани, только сам Меркульев и его жена оставались трезвы. Даже 25 учеников школы открытой Шелеховым перепились...
  Свистав всю свою команду, кроме вахтенных, я отправил матросов собирать упившихся промышленных. По указаниям Меркульева они отбирали членов экипажа "Трех Святителей" и сносили их в освобожденный по такому случаю магазин, где обыскивали, изымали огнива, ножи и другое оружие и складывали там. Закончив сбор "урожая" матросы были отряжены устранять разор, учиненный за время 2-х недельной пьянки. Тем временем мы с Меркульевым подсчитывали убытки. Выпито водки, раскрадено и попорчено оказалось ни много, ни мало на 1138 рубля 24 копейки".
  На следующее утро, когда мучимые похмельем русские, алеуты и коняги сползались к винному складу, их встретила там пестрая группа черно-бело-желтых матросов, вооруженных дубинками. Перед наглухо закрытыми дверьми сидел на бочонке Якоб, а за его спиной стоял Меркульев. Каждый вновь подходивший получал по чарке и, подлечившись, тихо вставал в сторонке. Один, попытавшийся было возмутиться, получил по хребту дубиной от саженного роста черного арапа, и тоже успокоился.
  "После того как все собрались, из склада вывели команду "Трех Святителей" во главе с Измайловым. С изощрённой жестокостью я отказал им в "опохмелке" Им похмельнуться не дали. Я величественно приподнялся с бочонка и объявил себя, как единственного полноправного компаньона, временным управляющим на острове, а затем начал суд сразу с объявления приговора. С туземцев спросу нет. Передовщик Малахов, разбивший дверь в винный склад, переводится в работные. Все работные выплачивают штраф в десять рублей с полупая. Экипаж "Трех Святителей", кроме того, выплачивает три четверти от убытков компании, а оставшуюся четверть заплатит Герасим Измайлов. Здоровенный мореход, услышав также, что его матросы получают по 20 линьков, а он сам 50 матюгнулся и бросился было на меня с кулаками. Пришлось свалить его моим коронным аппекотом. С благодарностью теперь вспоминаю деда Клааса, его крепкую руку и длинную трость, которые заставляли меня исправно трижды в неделю посещать школу г.ван дер Хольма"(1)*.
  Закончив с наведением порядка, Якоб принялся за хозяйственные дела. Провел инспекцию 5 поселений и 2-х крепостей, наградил достойных, особо выделив при этом передовщиков Поломошного и Петракова. Они получили премию по 500 рублей каждый. А передовщика Максимова перевел в работные, ибо тот "за леностью и нерасторопностью на перешел на остов Семида и не укрепился на нем".
  Затем, совместно с Меркульевым и штурманом Бочаровым, стал обдумывать новые, открывшиеся этой зимой, перспективы. "В конце 1786 г. на Кадьяк прибыли и зазимовали промышленные компании Лебедева-Ласточкина на судне "Св. Павел" во главе с камчатским мещанином Петром Коломиным. Мореходом на "Св. Павле" был Степан Кузьмич Зайков, брат первопроходца Чугацкого залива. Самойлов щедро принял людей компаньона одного из хозяев (Шелихов также владел 11-ю паями из 90 в этом судне). Мяса и рыбы было заготовлено с излишком, водки, спасибо "Моргеншерну", тоже хватало. Размягчённые мореходы рассказали, что в июне лебедевский штурман Прибылов на судне "Св. Георгий" открыл богатый лежбищами морских котиков остров, названный им по имени собственного судна. По словам мореходов там камней не было видно под тушами Прибылов оставил на острове небольшую промысловую артель, а сам ушёл зимовать на Андреяновские острова, рассчитывая следующей весной снять зимовщиков острова Св. Георгия с богатой добычей".
  Впрочем, проболтавшись, лебедевцы в накладе не остались. Из разговоров с компанейскими они прознали о пушных богатствах Кеная, куда и направились весной.
  Бочаров и Меркульев безоговорочно признали эти рассказы. По алеутской легенде, где-то посреди океана лежал заповедный остров, безлюдный и облюбованный морским зверем. Мореходы в сказки не верили, но мечтали о неведомой земле как испанцы об Эль-Дорадо. А дабы не тратить зря время и компанейские средства, независимо от того, будут найдены новые лежбища или нет, Бочаров должен был "...подняться до 62-го градуса и проведать матерую землю". В судовых журналах кораблей экспедиции капитана Кука за сентябрь 1778г. сообщалось, что в большом заливе, названом Нортон, наблюдалась мутная вода и иловатый грунт. На этом основании можно было предположить, что в залив впадает очень большая река.
  Чтобы быстрее выйти в море, по совету Меркульева, разобрали один из магазинов, пронумеровав брёвна для простоты сборки на новом месте. (По сведениям Прибылова леса на тех берегах не было.) Тертий Борноволоков многое бы отдал за то чтобы побывать на островах не тронутых человеком, но он к сожалению Якоба, был недостижим. Исследовав за зиму весь остров, Тертий ещё в апреле, вытребовал у Самойлова 2-х промышленных и толмача и, сманив ещё десяток конягов из карлукского поселения, отправился на байдарах исследовать берега Аляски. Известия от него с тех пор так и не было.
  Судно снарядили за неделю. Для усиления партии Якоб выделил Бочарову 6 своих китайцев. Следуя указанию не заходить ни в Капитанскую гавань, ни в какую либо другую гавань на Алеутах, "дабы не плодить слухов и подозрений", 2-го июля "Св. Михаил" был в указанных координатах, на "цыпочках" пробираясь в густом тумане и непрерывно забрасывая лот. На третьи сутки этого поиска вслепую до лотового с левого борта донесло запах. Для любого человека это была бы страшная вонь, но для промышленника - запах денег. Запах огромного котикового лежбища.
  Отправив "Св. Михаила", Якоб с Меркульевым приступили к снаряжению самого большого похода в истории Руской Америки, и почти обезлюдив Уганатское, Гешетское, Олитакское, Карлукское и Катмакское поселения. 26-го июня из Трехсвятительской гавани вышел флот в составе: "Св. Павел", "Три Святителя", "Св. Симеон и Анна" и 500 байдарок. Обогнули Кадьяк и вдоль южного берега Аляски пошли на восток. Шли не спеша - берегли силы и демонстрировали мощь. Задержались на днёвки в Афогнакской и Кенайской крепостях. Зашли, так же в Николаевскую крепость, заложенную людьми Лебедева- Ласточкина. Поэтому к острову Каяк, что при входе в Чугачский залив, пришли только 17-го августа. Пока русские и половина алеутов и конягов закладывали крепость, вторая половина морских охотников отправилась на поиски бобровых гнёзд. Когда русские палатки и алеутские бараборы оказались окружены частоколом, все 500 байдарок вышли на охоту. Сам же Якоб, оставив последних китайцев на строительстве и взяв взамен работных двинулся на восток. Шел не спеша, ложась на ночь в дрейф и стараясь делать опись побережья. "Беспрестанная мрачность, мелкий дождь и сырость воздуха - обыкновенное явление атмосферы в здешних водах. Зимой так же более дождь, чем снег, то есть круглый год осень". На третий день плавания вышли к широкой бухте, усеянной мелкими островками. В бухту впадала река, образуя дельту. На другое утро, вверх по течению отправилась байдара с партией из восьми человек, во главе с Василием Медведниковым. Вернулись они через два дня с донесением, что за дельтой река судоходна, на берегу встречаются чугачи, и имеют те чугачи на продажу самородную медь, которую сами добывают. "Найти залежи меди конечно интересно, но это не уйдет, а вот разведка побережья - дело не отлагательное... Несомненно, что Николаевский острог, это лишь первая ласточка - меня более беспокоят британские суда, которые если и не появились уже привлеченные запахом мехов, то заявятся в ближайшее время".
  Продвижение на восток продолжалось в опасных водах: скалистые берега, без малейших следов залива, множество отмелей и скал, резкие смены направления ветра. Якоб старался держаться подальше, лишь время от времени приближаясь к берегу. На ночь не рискуя ложиться в дрейф, вставал на якорь. "Прошли таким образом более 150 миль, и были уже в районе, где согласно лаперузовой карте должна была быть Французская гавань, но обнаружить её не смогли... Собрался повернуть назад, как вдруг скалы расступились и по левому борту судна открылся залив, а в глубине его неплохая бухта. На берегу раскинулась деревня- 6 больших домов, вешала для рыбы и лодки... Осторожно зайдя в залив, спустили байдару с толмачем Егором. Чугач, бывший калга на Кадьяке, он немного знал язык южных соседей". Посланца доброй воли встретили на брегу и отвели в деревню. Его познаний в языке оказалось достаточно чтобы рассказать вождю Коткеику, что его хозяева - торговцы, охотно берут меха и рабов и щедро платят; что на борту большой лодки много товаров; и что нападать на них не стоит из за страшного огненного оружия; и что они спешат домой на север и задержатся на 2-3 дня не более.
  "Этот народ именуется колюжи, люди высокорослые нередко шести футов, имеют длинное, почти круглое туловище, сильно развитую грудь и руки, несколько вогнутые в коленах наружу ноги, как у истых наездников степи бурят. Вероятно на кривизну ног влияет постоянное сиденье в узкой лодке. Походка медленна и некрасива с покачиванием в стороны ... Безобразие нижней части тела скрашивается верхнею - головой, прямо и гордо сидящей на толстой шее поверх широких могучих плеч. Лицо типичного колюж выразительно, сильно очерчено и подвижно. В большинстве случаев лицо кругло и безбородо, но встречаются нередко лица продолговатые, сухие, с орлиными хищными носами ... Если бы не цвет кожи, слегка отливающей медью, иного статного индейца трудно было бы распознать и отличить от европейца. Они носят платье сделанное из грубой шерсти или меха в виде плаща на одном плече, наподобие римской тоги, под ним держат они всегда большой кинжал на ремне через плечо... Женщины одеяние носит такое же как и мужчины ... нижнюю губу прорезают вдоль во весь рот и закладывают прорез деревянной палочкой, вырезанной наподобие ложки длинно в 2 дюйма и шириной в 1\2 .. Весьма неприятно...
  Ближе к вечеру тойон Коткеик нанес визит на борт. Муж высокий, седой, с длинною седою же бородою. Имеет 10 сыновей. Вручил подарки - 2 бобровых меха и 6 оленьих ровдуг*(2); получил ответные подарки 12 аршин красного сукна, 1 фунт табаку, 2 фунта сахару и нож..."
  Вождь просил продемонстрировать страшное оружие и с удовольствием наблюдал как чугунные ядра дробят береговые камни. Решив, что бизнес выгоднее, предложил начать с утра торговлю. Затем накрыли стол прямо на палубе и щедро накормили и напоили гостей, а когда их, упившихся, разобрали по каноэ, Якоб, на всякий случай "отвел "Св. Павла" на ночь в море и приказал команде спать по вахтам, при оружии и с тлеющими фитилями...".
  Очевидно Коткеик тоже не спал ночью, чтобы успеть оповестить всех соседей, и к утру берег был запружен индейцами. Но торг не начинался по причине приёма в честь посещения судна " главным якутатским тойоном Илхаком". По крайней мере так его представил Якоб в своём отчёте.*(3) Тойона изрядно угостили и в знак того, что отныне здешние земли находятся под покровительством Российской империи вручили ему медный российский герб. Приняв двуглавого орла за тотем русских, аналогичный тлинкитским геральдическим клановым реликвиям, Илхак преподнёс взамен равноценные дары: железное геральдическое изображение Ворона (йэл) - реликвию собственного клана, мешочек с колдовской травой и барабан.
  Как только вождь с почётом сошёл на берег, к судну рванулись десятки каноэ и закипел торг. За день Якоб разменял все свои товары и разбогател на 320 бобров и большое количество "земляного зверя": красных и черных лисиц, выдр, куниц и речных бобров, а так же задорого приобрел 2-х рабов (за каждого отдал цену 6-и бобров). Тем же вечером, извинившись пред гостеприимными хозяевами, подняли паруса и поторопились до темноты уйти подальше.
  Обратная дорога заняла 6 дней. К 29-му сентября Якоб увидел новопостроенную Симеоновскую крепость. Охота была удачной, добыли 1809 бобров. Оставив в крепости 25 промышленных и 40 алеутов, включая женщин и назначив начальником Фёдора Острогина, хорошо проявившего себя байдарщика с Афогнака, Якоб повел флотилию домой, на Кадьяк.
  В Трехсвятительской гавани промышленников встретил Евстратий Деларов, вернувшийся с Уналашки. Выполняя указания Шелихова он завербовал 44 работных из паёв и 20 - за жалование. Кроме того он сманил на Кадьяк два клана(70 семей) лисьевских алеутов.
  Эта встреча несказанно обрадовала Якоба. По рассказам Шелехова он знал Деларова как дельного и опытного человека, которому можно доверит управление компанейскими поселениями. По необходимости взвалив на себя должность управляющего, Якоб хотел побыстрее от неё отделаться. Его мечты об открытиях и исследованиях отодвинулись на задний план хозяйственными заботами. Он, правда, уточнил карту побережья от Чугачского залива до залива Якутат, но эти воды уже не раз посещались европейскими моряками.
  С удовольствием передав свои полномочия и перевалив заботы на Деларова, Якоб загрузил "Св. Павла" мехами добычи 1786-87 гг. и ушёл в Макао. В Охотск решил не заходить - до Кадьяка дошло уже известие о том что Кяхтинский торг закрылся, а необходимые товары дешевле было купить в Кантоне.
  Рождество экипаж "Св. Павла" отмечал уже в Макао. Торговля не отняла у Якоба много времени. Суда, шедшие в Европу были загружены под завязку и попутный фрахт не брали. Потому, продав меха оптом за 129 000 пиастров, Якоб вложил 100 000 в местную голландскую факторию, а вексель отправил почтой в СПб. На остальные деньги он закупил товары необходимые для компании, делая упор на рис, сахар и сухофрукты. Якоб заметил как вождь Игайю поглащал сладкую рисовую кашу, резонно предвидел, что эти товары найдут сбыт. Кроме того были закуплены чай и ткани для продажи в Охотске, Учитывая закрытие Кяхты, цены на эти товары должны были взлететь.
  В конце февраля 1788 г. "Св. Павел" с полным грузом вышел на Кадьяк. На Сандвичевы острова он решил не заходить. За последний год Якоб успел с помощью своих матросов немного изучить язык сандвичан и узнал от них о политической ситуации на архипелаге. Он понял, что на главном острове вот уже 5 лет идет междоусобная война, а остальные острова наблюдают за этим и готовятся к дележу. Поэтому единственный товар, которой найдет сбыт, будет оружие, но Якоб имел на острова далеко идущие планы и не хотел вмешиваться в внутренние склоки. 4-го апреля 1788 г. он вернулся в Трёхсвятительскую гавань.
  Шелихов не ошибся в своей характеристике Деларова: не слишком инициативный, он был отличным исполнителем. "В поселениях порядок, люди здоровы, суда полностью оснащены, охотники могут быть собраны в любой момент. За зиму оба раба, купленные в заливе Якутат, были тщательно опрошены, а знали они не мало. Читая опросные листы, я начал понимать обычаи индейцев, взаимоотношения между племенами, их политические и торговые связи, кто может стать союзником, а кто неизбежным врагом... Эяки, живущие на побережье между заливом Якутат и Медной рекой, племя воинственное но немногочисленное. С востока от них атене, с севера- чугачи, а с юга многочисленные колоши. Южные эяки находятся в вассальной зависимости от колошей и платят им дань. Колоши же являются самыми сильными в регионе торговцами и конкурентов на территории, которую они считают своей, не потерпят... Крепость на Якутате строить необходимо, так как к югу от залива еще на 150 миль тянется такой же скалистый, неудобный берег, как от Якутата до реки Медной и если мы желаем посылать охотников на богатые зверем южные острова, надёжное прибежище в пути необходимо, а другого места, кроме как в заливе Якутат, на протяжении 300 миль нет".
  Сразу же началась подготовка к весеннему походу. В него были назначены "Св. Павел" и "Три Святителя" (Якоб хотел держать штурмана Измайлова под присмотром). Товары, закупленные в Макао, закладывались в магазины, а предназначенные на продажу - прямо в трюм "Симеона и Анны". Мореход Григорий Коновалов должен был отвести судно в Камчатку, там передать часть груза компанейскому приказчику Фёдору Выходцеву для обмена на меха, нанять сколько можно людей и идти в Охотск. Там передать оставшийся груз приказчику Емельяну Ларионову и в новь собирать людей. Затем с грузом мехов и новыми работными возвращаться на Кадьяк.
  12-го мая "Св. Симеон и Анна" ушел на запад, 14-го "Св. Павел" и "Три Святителя" на восток. У мыса Восточного их встретило 600 байдарок. В этом году шли быстрее: в три дневных перехода до Симеоновской крепости, передохнули (200 байдарок осталось там для охоты), один день до Медной и оттуда в один длинный переход без отдыха до Якутата. Индецы встретили русских, а особенно алеутов неприветливо. От своих северных родичей эяки и колоши уже знали как эта орда охотится на морского зверя и не хотели пускать их в свои угодья. Но у Якоба было готово предложение, от которого невозможно было отказаться: "За каждого добытого нами бобра индейцы получат товарами цену; равную половине ровдуги, за кошлока -1\4, а за медведка - 1/8 ровдуги". Вожди умели быстро соображать (иначе они не были бы вождями) и тут же поняли, что эти товары прежде всего поступят к ним, и не смогли устоять перед соблазном. Сразу после подписания соглашения устроили грандиозный патлач.
  Были пригашены все сколь ни будь значительные люди округи. Учитывая любовь индейцев к сладкому главным блюдом была рисовая каша, щедро сдобренная сахаром и сухофруктами. А главным напитком - очень сильно разбавленная водка с ягодным соком и сахаром. Непривычным к спиртному индейцам хватило для веселья, но не для кровавой резни с хозяевами и между собой.
  На третий день празднестве гости были щедро наделены подарками: одеялами, бисером, табаком и даже запрещёнными к продаже стальными ножами и топорами. Все остались довольны и разъехались по своим селениям уверенные, что вождь Якоб достойный человек.
  Сразу же после патлача, оставив Деларова строить крепость, руководить промыслом и торговать с индейцами, Якоб прихватив с собой Тертия, пошёл на юго-запад. К вечеру второго дня по борту обнаружился узкий проход, по всем приметам подходящий под описание Французского порта. Дождавшись утра Якоб завёл своё судно в залив, памятный трагическим происшествием.
  Из письма в Амстердам: "Самое опасное: прилив бьёт на подводные камни, делая там как бы порог; подводных камней тогда не видать, что при штормовой погоде делает вход в него ещё страшнее. Мне посчастливилось входить в тихую погоду, буксиром. Поверьте мне, что вода в море была выше сажени на полторы, нежели в заливе, и мы катились как бы под гору, с быстротой неимоверной и опасностью невыразимой...".
  Из письма Шелихову: "Бухта велика, но мест, годных для населения (так в оригинале) нет: везде каменья и песок, строевого леса так же в близости не видно Со слов колошей рыбы в бухте мало, кроме палтусов, коих только весной и летом. бывает довольно. В зимнее время по мысам лежат сивучи, нерп же мало. Здешнему тойону по имени Таик-нух-Тахтуях поведал о могуществе России. Тот велел своим подчинённым подать из байдары большого бобра и 6 бобровых ковров, и взяв оные сам вручил в знак своего усердия к Императорскому высочайшему Двору и требовал, чтобы переслано было туда непременно".
  Прежде чем продолжить плавание Якоб отправился на маленький островок в центре залива и постоял молча у большого камня. Приятель Якоба по Макао, инженер Монерон, обтесал этот камень и выбил на нём слова:
   Здесь, в этой бухте, погиб двадцать один моряк.
   Путник, кто бы ты ни был,
   Оплачь вместе с нами их участь.
  Выйти из залива было так же трудно, как и зайти в него. Миновав негостеприимные берега они быстро добрался до архипелага разномастных островов и углубился в этот лабиринт. Якоб не старался сделать подробную опись берегов и не искал целенаправленно бобровые гнезда. Прежде всего он разыскивал места для будущих крепостей, удобные бухты в ключевых точках побережья. Эти базы могли стать в будущем основой могущества его компании. Якоб знал историю Английской и Голландской Ост-Индских компаний и хорошо понимал, что долговечны лишь те территориальные приобретения, где у конкурентов нет надежных баз.
  "Всё лето провели блуждая между островами, островками и скалами; проходя заливами, которые оборачивались проливами и заходя в проливы кончавшиеся тупиком. Большую часть светлого времени суток мы с Тертий проводим в байдарках, а по ночам наносим свежие кроки на листы бумаги, ещё не ставшие картами. Не смотря на такую работу к осени успели снять лишь половину этих островов, но и то что разведали очень обнадеживает".
  В Якутатский залив вернулись к началу октября. Павловская крепость была достроена, добыто более 2 000 бобров, куплено ещё 500 не считая земляного зверя. Деларов сиял, рассчитывая компанейские (и свои) прибыли. По приходе в Трехсвятительскую гавань, причин для радости у него прибавилось. Бочаров привел "Св. Михаила" с 40 000 котиковых шкур на борту. По его рассказам, Прибылов нисколько не преувеличил богатства лежбища. За лето он успел снять карту острова св.Георгия и нашёл второй. Якоб с удовольствием дал архипелагу название в честь первооткрывателя и одновременно очень символично - Прибыловы. А отдельные острова в честь судов "Св. Георгия" и "Св. Михаила". Успел Бочаров также провести разведку матерого берега и, на широте, указанной в записках экспедиции капитана Кука, обнаружил не одну, а две могучие реки. Даже землетрясение, случившееся 11 июля, не принесло больших убытков, раскатался недостроеный магазин, да потом сильной волной снесло пустые сараи в гавани и два баркаса. "Св. Симеон Богоприимец и Анна Пророчица" так же вернулся благополучно и привез 56 работных и мехов на 62 000 рублей. Якоб не ошибся, китайские товары стояли высоко а меха низко. Не теряя времени, Якоб за неделю подготовил "Св. Павла" к ставшему привычным зимнему рейсу. Снова Макао - только вексель отправленный в Ст-Петербург потяжелел - 180 000 пиастров. С этой же почтой отправил Тертий в Академию Наук свою первую книгу "Описание натуры южного побережья полуострова Алхаска"*(4), сам же ученый остался в Якутате с намерением написать следующую книгу. "И Кук и Лаперуз в сих местах не ходили. Да и южнее были мельком. Потому матерьяла тут для научной работы не на одну книгу".
  Затем с грузом на Сандвичевы о-ва. Якобу посчастливилось найти там более-менее спокойное место. "Каммалеи (Камакахелеи) - правительница островов Каи (Кауаи), будучи слабейшей, отказалась от борьбы за власть и ищет союзников на стороне... Она обязалась построить солеварни", запасы привезенные на "Моргенштерне" подходили к концу, а покупать в Макао, очень дорого.
  В 1789 г. - снова промышленный поход на юг, и продолжение съемки Екатерининского архипелага. Но вернуться на север Якобу пришлось пораньше. Причиной стало письмо Штейнгеля с мольбой о помощи. Бедняге в очередной раз не повезло на службе. Честный и обязательный немец не мог смириться с казнокрадством и "тиранством" камчатских царьков- чиновников. Разумеется доносы на него сыпались градом. В 1787 году на Камчатку для осмотра своих владений прибыл начальник Охотско-Камчатского края полковник Козлов-Угренин.
  "Козлов-Угренин по определении его туда предпринял - по мнимому долгу Начальника - объехать всю Камчатку. Для сего предварительно заставлены были камчадалы расчищать дороги и вырубать лес. Вместо того, что там всегда употребляются для проездов обыкновенные нарты, в которых нельзя более поместиться, как одному пассажиру и другому ямщику - Козлов-Угренин имел превеликий возок, в котором была устроена железная печка для обогрева начальника и его любовницы - жены унтер-офицера Секерина. В возок сей камчадалы должны были запрягать от 50-ти до 60-ти , да под прочих великую Свиту его составлявших от 200 до 250-ти собак. Для сего числа собак камчадалы не могли иметь достаточного корму - и потому все почти они подохли числом более 1000. Впереди ехали городничий и исправник Гижигинского округа и выгоняли жителей окрестных мест на вырубку ольховника и кедрача, мешавшему проезду каравана Летом ехал Козлов-Угренин в верх по реке Камчатке в нарочно построенном судне, которое камчадалы тащили от зори до зори по пушечному выстрелу с того судна Весною 1788 г. камчадалы до того нуждались в продовольствии, что ели кожи, падаль и древесную кору".
  Штейнгель сразу после приезда Козлова-Угренина в Нижнекамчатск был отрешен от должности как человек "вредный и беспорядочный". С тех пор Штейнгель остался в Камчатке почти в заключении. Козлов-Угренин не хотел увидеть строптивого чиновника в Иркутске, добивающегося правды и его прихлебатели тщательно следили за Иоганном-Готфридом, а для развлечения всячески его изводили.
  В течение 1788 и 89гг. выехать из Петропавловской Гавани в Охотск так и не удалось. Поэтому свои новые надежды Штейнгели возлагали на прибывший в Авачинскую бухту фрегат "Слава России" Биллингса и на самого руководителя правительственной экспедиции. Но "благородный" Биллингс предложил сделку: Варвара Марковна Штейнгель переходит в его распоряжение, а в замен он заступается за её мужа и вывозит всю семью в Охотск. Сделка не состоялась и неизвестно, чем бы закончилась травля их семейства если бы не Якоб. Он вывез Штейнгелей в Охотск, отдолжил 600 рублей на дорогу и лично проследил, чтобы их не задержали в городе. Благодаря поддержке Шелихова и деньгам Якоба Иоганн был полностью оправдан. Он даже получил невыплаченное за несколько лет жалованье но предпочёл уйти в отставку и стал представлять интересы ван-Майеров в Иркутске.
  А вот зимний вояж пошел по другому сценарию. Во-первых Тертий, закончив вторую книгу*(5), заявил, что просто обязан побывать в Кантоне и на Сандвичевых островах. Во-вторых в сентябре до Трехсвятительской гавани добрался "Моргенштерн" потрепанный внезапным штормом. Он привез кое-какие товары, письма и спецзаказ Якоба : три десятка бригандин*(6) и две кольчуги из домашней коллекции. Но главного, хлеба, не было. Из-за войны со Швецией Балтийское море было закрыто, а цены в Европе взлетели так, что дешевле было купить в Макао.
  Таким образам, как и в 1786 г. "Св. Павел" и "Моргенштерн" вместе шли в Китай. На этот раз меха решили продавать непосредственно в Кантоне, поддавшись уговорам Тертия, но главное, из-за падения цен. В прошлом году 9 английских судов скупили у индейцев и продали в Макао более 15 000 бобров. А сейчас на промысле этих судов много больше.
  В Макао прибыли 4-го декабря. В тот же день Якоб отправился с визитом к голландскому фактору и уже назавтра "ван-Эйк сообщил о разрешении на торговлю в Кантоне, но посоветовал отправить туда лишь одно судно по причине очень высоких портовых сборов... За два дня перегрузили все меха на "Моргенштерн" и 8-го числа отправились вверх по Жемчужной реке... 3 дня шли под парусом и 1 день на буксире у китайских лодок из-за узости русла.
  По прибытии в Вампуа нас встретили таможенный мандарин для записи о прибытии и портовый мандарин для обмера судна и взимания портовых сборов. Пришлось заплатить 4 216 пиастров прежде чем я смог съехать на берег для встречи с го-хоном, одним из 13-и купцов, имеющих право торговать с "иноземными варварами". Эти монополисты- посредники ещё не решили кто же будет покупать меха..."
  За две недели ожидания сняли склад на берегу, разобрали меха по сортам и качеству. "Наконец 27-го декабря на встречу пришел купец Ли Шинь Бо - выигравший конкурс (т.е.- согласившийся заплатить Кантонскому губернатору больше остальных). Осмотрел меха и не торгуясь ушел. Через 2 дня прислал приказчика с предложением цены, равной цене в Макао, кроме того требовал половину стоимости мехов взять товарами. Затем, в течении полутора месяцев Ли по копейкам повышал цены. Я проклял тот день когда поддался на уговоры Тертия". Сам Тертий тоже злился. Без языка, он мало что узнал о Китае даже побывав несколько раз в Кантоне.
  Наконец в середине февраля сошлись в цене. Взяли чаев, китайки, фарфора, на 78 000 пиастров, рису, сахару, и продукты для экипажей на 9 000, а оставшиеся 96 000 - серебром. Цены на меха в Кантоне были выше чем в Макао но, учитывая потерю времени и высокие сборы, овчинка не стоила выделки.
  26-го февраля пустились вниз по реке, причем "Моргенштерн" сопровождали китайские джонки с грузом для "Св. Павла". Торопясь поймать зимний муссон капитан Бурман решил не вставать в Макао на якорь, а лишь доконвоировать джонки до гавани- пираты, бывало, захватывали китайские суда в виду порта, поэтому прикрытие пушек "Моргенштерна" было не лишним. Потратив ещё восемь дней на перегрузку товара и подготовку судна, Якоб смог наконец отправиться на Сандвичевы острова.
  Камакахелеи сдержала обещание и заготовила 200 пудов соли. Якоб уже заходил в бухту Ваимеа и считал это место достаточно безопасным (учитывая политическую ситуацию на архипелаге), поэтому команда повахтенно отпусклась на берег. Что же касается Тертия, то он в первый же день отправился в поселок и с помощью нескольких слов, подхваченных у Якоба и матросов со "Св. Павла" неплохо общался с аборигенами. Ко дню отплытия он заявил, что остается на острове для дальнейших исследований, но "...моряки сандвичане доложили мне, что в этом решении виноваты не столько научные интересы, сколь прелести некоей Леилаи - дальней родственницы правительницы острова. Изрядно претерпевший от авантюристической торговой затеи ученого я не нашёл нужным проявлять отческую заботу о христианской нравственности в этих дальних краях". Оставив Тертия на произвол злой судьбы и доброй красавицы, 28-го марта "Св. Павел" отправился на север и к 1-го апреля 1789 г. доставил свой экипаж на Кадьяк и разгрузившись, тут же отправился в море. Ван-Майер посчитал, что его люди достаточно отдохнули во время стоянки в Ваимеа.
  Ко времени прихода "Рейнджера" Якоб находился на острове Ситха и строил новую крепость, которая должна была стать базой для охотничьих экспедиций в этих богатейших водах. Год был неудачный. Весной "Св. Павел" и "Св.Симеон и Анна" ушли в залив Якутат на встречу с байдарочной флотилией. 400 байдарок ещё в апреле двинулись вдоль берега чтобы охотиться в Якутате, ожидая суда для похода к о. Ситха. Но бобр в заливе был сильно выбит прошлогодней охотой и передовщик Василий Медведников решил идти без сопровождения. Суда Якоба нашли байдарки уже в Хуцновском проливе. "Мы подоспели как раз к финалу трагедии. Охота началась хорошо, за несколько дней взяли 1500 бобров, но тут алеуты нашли отмель, усеянную любимым деликатесом - черными ракушками. Наевшись их, люди внезапно почувствовали судороги и тошноту. В течении пары часов умерло более ста человек. Медведников применил рвотное из смеси табака с порохом и, хотя к вечеру умерло ещё 15 алеутов, остальные выкарабкались..." Разумеется, о продолжении охоты не могло быть и речи. Более того, под вопросом оказалось и само строительство крепости. 92 промышленных и членов экипажей судов и 700 шатающихся от слабости алеутов. Одна только переправка их на Ситху заняла 9 дней. Однако постепенно больные окрепли, перестали нуждаться в уходе и начали помогать строителям. Самых слабых перевели на Кадьяк, "Св. Симеон" сделал один рейс, а "Св. Павел" - три.
  Вернувшись из четвертого рейса штурман Грауб (Якоб неотлучно находился при строительстве) доложил, что в Трехсвятительскую гавань пришло судно из Санкт-Питербурга. Нимало удивившись, он знал о войне со Швецией, Якоб решил немедленно возвращаться на Кадьяк. К тому времени крепость Св. Архистратига Михаила, обнесли стеной, построили баню, казарму для промышленных и кижимы для алеутов. Сотню самых крепких решили оставить на Ситхе для зимней охоты. "Св. Симеон" со всем экипажем и пушками также остался для усиления гарнизона. Колоши, вначале равнодушные, уразумели что пришельцы обосновались надолго и стали проявлять признаки беспокойства. Охрана несколько раз замечала отряды воинов, некоторые даже с ружьями. Кроме того встречались два английских судна, скупавшие меха у индейцев. Суда хоть и торговые, но хорошо вооруженные.
  "4-го сентября, заходя в гавань, я увидел красивую бригантину с очень низкими бортами и силуэтом летящей птицы. Она стояла под российским торговым флагом, но носила английское имя "Рейнджер". Удивление моё переросло в восторг, когда я узнал, что командует судном Пол Джонс. Великий корсар, при имени которого понимающие моряки снимали шляпу, а англичане скрипели зубами. ...Джонс передал мне письма из С.Петербурга и со смехом рассказал о казусе с Биллингсом. Оказывается, через неделю после того как "Рейнджер" пришел на Кадьяк, туда же пришла "Слава России" - судно правительственной экспедиции под руководством англичанина Джозефа Биллингса. Вначале глава экспедиции, служивший мичманом в последнем плавании капитана Кука, обрадовался встрече с земляками, но как только узнал с кем его свела судьба, тут же приказал сняться с якоря и даже не залив свежей воды, отправился, по его словам "открывать новые земли", в Кенайскую губу".
  Общение с Джонсом доставляло Якобу огромное удовольствие. Этот ещё не старый, но очень больной человек был кладезем невероятных морских историй. Кутаясь в лисью шубу, подарок друга - генерала Суворова, он рассказывал об абордажах и артиллерийских дуэлях, рейдах на британские берега и боях с турецким флотом на Черном море.
  Приближался октябрь, а "Три Святителя", отправленный весной в Камчатку и Охотск с грузом кантонских товаров всё не появлялся, "св.Михаила" с Прибыловых тоже не было. Задерживаться дольше было нельзя. Якоб, подозревая что суда погибли, собрался идти в Макао без камчатской и прибыловской пушнины.
  За сутки до предполагаемого отплытия в гавань вошли две байдары. Услышав об этом, Якоб бросился на берег, опасаясь узнать о гибели "Трех Святителей". Однако плохие новости пришли с другого судна. На байдарах пришел экипаж "Св. Михаила", разбившегося у северного побережья п-ова Аляска с годовой добычей Прибыловых островов на борту.
  Бочаров, как всегда, доставил на промыслы назначенные товары, а затем двинулся прямо на восток продолжать съемку побережья, которую он проводил уже третий год. В прошлом году было нанесено на карту устья больших рек Квихпак и Кускоквим. Там мореход встретил конягов-купцов и с удивлением узнал, что они везут бисер, табак, котлы, ножи и другие русские товары, выменянные у чукчей, а также ворвань и лавтаки вверх по этим рекам, чтобы обменять на деревянную посуду, корзины и меха у лесных жителей. По словам купцов, лесные тоже частенько пускались в дорогу, как они говорили "за вкусной рыбой". По их мнению, пока рыба идущая на нерест поднимается до верховий она тощает и годится только собакам. Реки, текущие через тундру оказались торными торговыми дорогами. Поэтому теперь Бочаров вез товары для размена. Его прошлогодние знакомцы - Шашук, Акитакуль и Седак с сыновьями, как и обещали, ждали у приметного мыса. Европейские товары, ворвань и лавтаки с Прибыловых островов, обменялись на лесного бобра, выдру, куниц и лис. Довольные купцы вновь отправились вверх по Квихпаку (быстрый оборот капитала - он и в тундре быстрый оборот). Бочаров же, закончив съемку, вернулся на Прибыловы острова за мехами. А позже, на пути в Кадьяк, у северного побережья Аляски, его застал внезапный шторм. Первый же шквальный порыв бросил "Св. Михаила" на скалу. Моряки не успели убрать паруса - это их и спасло. Пока команда пыталась заткнуть огромную пробоину, Бочаров поставил "Св. Михаила" по ветру и, рискуя потерять мачты, направил быстро погружающееся судно на берег. Благодаря попутному ветру и полной парусности, ему удалось выброситься на прибрежные скалы. Все люди спаслись и успели свезти на берег две байдары, прежде чем начавшийся прилив вместе со штормом не размолол судно в щепу.
  Дождавшись окончания шторма и убедившись, что ничего больше спасти не удастся Бочаров принял единственно правильное решение: пересечь полуостров с севера на юг. Идти морем вокруг Аляски было поздно - до зимы бы не успели. Погрузили на байдары всё что удалось спасти и пошли бичевой вверх по быстрой речке, стекавшей строго с юга по неширокой долине заросшей тальником. На третий день вышли к большому озеру, посредине гор из которого эта речка вытекала*(7). Переправились на другой берег и оттуда Бочаров направил две партии по три человека каждого - искать дорогу. К вечеру обе партии вернулись, причем одна из них нашла удобный проход между скал. На другое утро прошли через перевал и продолжив двигаться по заросшей густой травой пустоши, на третий день пути вышли к обрыву, откуда был виден океан.
  Сложнее всего оказалось спустить байдары по склону, не повредив их. Бочаров обещал самолично пристрелить того, по чьей вине какой острый камень проткнёт кожаный борт. Спуск занял полных три дня, зато и плавсредства сохранились в целости. Затем ещё три дня морем до западного побережья Кадьяка и один день вокруг острова до гавани.
  "Мы оказались в тяжелом положении. Хорошо, конечно, что люди спаслись, но если опасения о гибели "Трех Святителей" подтвердятся, окажется что компания лишилась половины своих судов. Кроме того "Св. Симеон", даже после починки не годится для серьёзного вояжа. Правда, появился "Рейнджер", однако, он предназначен для отпугивания английских скупщиков пушнины. Устроив военный совет Деларов, Меркульев и Ваш покорный слуга быстро пришли к выводу, что деньги, конечно, счет любят, но тут их жалеть не стоит и необходимо купить в Макао судно, а лучше - два, по любой разумной цене". С тем и отправились: "Св.Павел" и "Рейнджер" - на запад, прихватив с собой всех матросов со "Св Михаила" во главе с Бочаровым как экипаж для купленных судов.
  Несмотря на позднее время, Якоб решил по дороге в Охотск зайти на Уналашку, надеясь узнать в Капитанской гавани что-нибудь о пропавшем судне.
  Нет, не даром капитан Бурман на траверсе мыса Горн назвал Якоба счастливчиком. Узнавать ничего не пришлось-"Три святителя" разбился прямо на острове. Шедший на нём новый управляющий Компании Александр Баранов доложил Якобу, что мореходы и новые работные в количестве 52-х душ живы, хотя некоторые весьма побились при высадке. Судно с грузом мехов на 64 тыс.рублей было потеряно. Шелихова в Охотске скорее всего уже нет. Время позднее, а при нём племянница- барышня. На случай, если Баранов застанет Якоба на Кадьяке, Шелихов вручил тому для передачи пару писем. В одном из них он сообщал об английском пирате Коксе, поступившем на службу к шведам. Сей Кокс на 14-пушечном бриге "Меркурий" отправлен был изничтожить русские поселения на Тихом океане. Далее Шелихов сожалел о несостоявшейся встрече и настоятельно просил в будущем году быть в Охотске не позднее августа. Причины такой необходимости стали ясны из второго письма, от родителей. Мать писала, что в его возрасте стыдно оставаться холостяком - люди могут "не так понять" и, вообще, она хочет иметь внуков. Отец сообщал о необходимости объединения ван-Майеров и Шелиховых, а самые надежные связи - семейные. Вместе они могут управлять Компанией, несмотря на то, что владеют лишь 30% паёв против 62% голиковских. Якоб не очень удивился сим матримониальным планам. Он правильно понял намёки разбросанные в последних письмах из дому (очевидно переговоры о браке продолжались не менее года). Письма эти Якоб читал возвращаясь на Кадьяк. Идти в Охотск не было необходимости, а оставить людей Баранова на Уналашке невозможно. Сам Александр Александрович рекомендовался в письме, как "редкостный и необходимейший компании человек", но пообщаться с ним Якобу толком не пришлось. При крушении Баранов сломал два ребра и получил несколько сильных ушибов. До сих пор он держался благодаря железной воле, но поднявшись на борт "св.Павла" тут же слёг. За пять дней добрались до Трехсвятительской гавани, высадили людей и, даже не освежив запас воды вышли в море.
  "Приход наших судов в Макао был поистине обставлен как шекспировская комедия. В первый же день по прибытии я, в сопровождении приказчика Федора Шемелина и штурмана Бочарова (по умолчанию изображавшего капитана "Рейнджера") зашёл в нашу факторию". Там Якоб договорился о кредите в 50 тысяч пиастров сроком на год и, почти не торгуясь, купил 180 тонн груза для вывоза на Кадьяк и в Камчатку. Как только рис, чай, сахар, китайка заняли свое место в трюмах "Рейнджера" и "Св. Павла", на сцене появился Пол Джонс. "Оправившись от "лёгкого недомогания", он зашёл в консульство США. Представившись и получив свою долю восторженных приветствий от консула Айзека Гроуза и от клерков, по такому случаю бросивших работу, Джонс опрокинул с ними стаканчик виски "за звёздно-полосатый" и обещался быть на приёме в свою честь...
  Вечером того же дня вся небольшая американская колония собралась приветствовать своего героя. Я, как сопровождающее лицо, также получил свою долю. Консул произнес длинную и скучную речь, пересыпанную цитатами из Библии. С трудом дослушав до конца, Джонс поблагодарил "граждан великой страны за оказанную ему честь" и поднял тост "за родину свободы". После чего посыпались тосты и здравницы от всех присутствующих...."
  Выпивая, пожимая руки, Джонс между делом отвечал на обычные морские вопросы: откуда, куда, с каким грузом. К ночи американская колония знала, что контр-адмирал Пол Джонс направлен к берегам Русской Америки для охоты за браконьерами и незаконными скупщиками пушнины. К утру о том что в Макао находится Джонс - известнейший пират, предатель и убийца честных англичан - стало известно в городе. Толпа, состоящая из британских купцов, офицеров и моряков бросилась в порт дабы вздернуть негодяя на рее, но они запоздали. Портовый сторож рассказал, что бригантина "Рейнджер" и бриг "Св. Павел" вышли в море в неизвестном направлении.
  "Неизвестный" путь лежал на Сандвичевы острова. В это время острова представляли из себя четыре независимых владения. Первое - Большой остров. В состав следующего входили четыре острова: Мауи и присоединённые к нему Ланаи, Молокаи и Кахоолаве. Третье владение - это остров Оаху. И, наконец, четвертое, самое западное, состояло из двух островов - Кауаи и маленького Ниихау. Владыка последнего - Камакахелеи- и стала первым союзником Якоб опасаясь агрессии более сильных соседей. После смерти в 1782 г. верховного вождя Большого острова Каланиопуу (именно его капитан Кук пытался взять в заложники, за что и поплатился), остров погряз в междоусобице и распался на три самостоятельных владения. Верховным вождем почти половины острова стал Камеамеа, племянник Каланиопуу и главный жрец Ка - бога войны. Его соперниками стали Кеоауа, сын покойного владыки и вождь земли Пуна - Кеавемаухили. Их, как слабейших поддерживал Кахекили - владыка острова Мауи, который само собой имел свои интересы.
  Восемь лет на острове длилась кровопролитная война, пока наконец Камеамеа хитростью и предательством не захватил своего последнего соперника - Кеоуа - и не принес его в жертву богу войны. До сих пор ван-Майер старался не вмешиваться в местные склоки, не желая портить отношения ни с одной из сторон. А на многочисленные просьбы продать огнестрельное оружие заявлял, что оно - табу. Теперь же, когда Камеамеа стал единоличным правителем острова, площадь которого вдвое превышает площадь остальных островов, вместе взятых, с ним можно заключить союз. Тем более выгодный, что владыка Мауи несомненно попытается захватить ослабленный войной остров, а это сделает Камеамеа сговорчивее.
  Всю эту информацию Якоб получил от Тертия, в процессе торжественного ужина. В большой хижине был установлен первый на островах стол, а темнокожие слуги подавали местные разносолы под руководством изрядно пополневшей в талии Леилаи. Якоб обратил на это внимание и "тут же Тертий потребовал немедленного венчания, чтобы ребенок родился в законном браке. С трудом удалось мне убедить захмелевшего с отвычки друга, что церемония будет законной только на борту судна, а бросать накрытый стол и плыть ночью в такую холодину (12 .С) просто глупо".
  На другой день в бортовом журнале "Св. Павла" появилась запись "14-го декабря 12.00, бухта Ваимеа. Согласно морским законам совершено бракосочетание Тертия Степановича Борноволокого российского подданного и Леилаи Каиалуи, поданной княгини Камакалеи. Свидетели : капитан Якоб ван Майер, негоциант и капитан Пол Джонс, контр-адмирал Российского Флота в отставке". Через два дня, когда матросы отошли после пира, который закатила правительница в честь свадьбы своей племянницы, оба компанейских судна отправились на Большой остров. Ради чести и безопасности Якоб прихватил с собой полсотни воинов тертиевой родственницы. Камеамеа славился как вождь отважный, беспринципный и умный. Убедившись, что воины Кауаи скорее взорвутся вместе с судами, но не сдадутся, он не рискнет переиграть партию, захватив Якоба, Тертия и их свиту.
  Правитель Большого острова понял намек правильно и встретил "Великое посольство" в Кохала, своей ставке по первому разряду, "...как положено, во главе всего двора и с богатыми подарками: 50 свиней, плащ и шлем, сотканые из мелких красно-желтых птичьих перьев, символизирующий, по словам Тертия, княжеское достоинство владельца... В ответном подарке были приподнесены: разукрашенный серебром и перламутром мушкет и бочонок пороху, означавшие, что запрет-"кабу" на торговлю оружием снимается, и кольчугу (она ужасно надоела мне, оказалась ненадежна и натирала плечи и под мышками)". Высокие договаривающиеся стороны остались довольны друг другом и подарками. Тут же заключили договор, согласно которому взамен на военную поддержку и свободную торговлю оружием Камеамеа предоставлял Компании и лично ван Майеру крупные землевладения.
  Уже через месяц договор выдержал первое испытание. Правитель Мауи, узнав о новом союзе, решил нанести упреждающий удар всем своим самым мощным в архипелаге флотом. В битве у северного побережья Кохалы, кроме "длинных судов" участвовали: "Св. Павел" на котором держал "адмиральский вымпел" сам ван Майер; "Рейнджер" Поля Джонса и "Прекрасная американка" за несколько месяцев до этого захваченная воинами Камеамеа . Командовал ею бывший матрос Джон Янг, а помощником у него был Исаак Девис - единственный уцелевший из экипажа. Вражеский флот удалось перехватить благодаря европейским судам. Обладая большей скоростью чем "длинные суда", они обнаружили противника и предупредили основные силы.
  "Диспозицию и план боя разработал Джонс, но из политических соображений и ради блага компании уступил пост командующего европейской эскадрой мне. Часть экипажа "Св. Павла" и "Рейнджера" были переведены на "Прекрасную американку", командование которой принял на себя Грауб. Опытных матросов для маневренного боя на судах не хватало, поэтому Джонс решил использовать их в качестве подвижных батарей...
  Суда нашей эскадры со спущенными парусами стали в линию на пути движения флота Мауи. К баку и юту их крепились канаты, заброшенные на буксирные лодки (по шести с каждой стороны) по 10 гребцов каждая. Основные силы объединенного флота стояли на флангах линии и резерв в 20 судов в тылу под командованием ... На нас накатывался вал сотен чёрных судов, по бортам которых десятки шмроких вёсел двигались в унисон, придавая им вид фантастических жуков... Не смотря на то, что на тренировку экипажей у нас было менее недели, объединенные силы действовали четко и слаженно. Как только противник приблизился на расстояние выстрела по моей команде был произведен общий бортовой залп в 23 ствола. Тут же гребцы на буксирных лодках запели боевую песню и ударили вёслами. Суда стали разворачиваться на месте. Одновременно приписанные к экипажам воины Камеамеа под руководством матросов банили, заряжали и накатывали разряженные пушки, а канониры наводили пушки левого борта. Новый залп и новый разворот. К тому времени, как мы сошлись вплотную, эскадра успела дать полные четыре залпа. Последний, пятый, наносился вразнобой в упор.
  Благодаря их тесному строю почти все ядра попадали в цель. Сбитые на шип и связанные шнурами из кокосового волокна длинные суда не выдерживали ударов ядер и рассыпались. Путь флота Мауи был покрыт обломками и головами пловцов.. На нас обрушился град камней и копий. Одно копьё пролетело прямо у моего плеча и с такой силой вонзилось в мачту, что потом лишь с большим трудом удалось вытащить наконечник. Матросы обрубили буксирные концы (лодки ушли в тыл) и подняли по бортам деревянные щиты, одновременно за борт полетели ручные бомбы. В это время находящиеся при Камеамеа сигнальщик протрубил в специальную раковин, а другой стал размахивать длинным шестом с пучком разноцветных лент на конце. Гнусавый рёв раковины подхватили другие сигнальщики, воины проорали боевой клич, под веслами вспенилась вода и оба крыла ударили по врагу. Каноэ, штурмующие наши суда перекрыли дорогу задним, фланговый удар не позволил им рассредоточиться, арьергард напирал. На какое-то время могучий флот правителя Мауи сплотился в единое целое мешающее самое себе, трущееся бортами и ругающееся. И в это месиво раз за разом разряжались наши пушки заряженные на картечь. Воины Мауи не выдержали этого обстрела. Кто-то отдал команду отступать. Гребцы развернулись на своих местах и стали грести в обратную сторону. Суда Камеамеа и моя флотилия преследовали их. Только наступившая ночь спасла остатки прежде самого могучего флота архипелага. Акулы же позаботились об останках побеждённых..."
  На другое утро Камеамеа, сверкая подаренной кольчугой, стоял на носу своего флагманского, краснобортного судна и принимал парад флота. Процедуру разработали совместно Якоб с Джонсом и убедили Камемеа, что именно так европейские флотоводцы отмечают свои победы. После парада состоялось торжественное приношение жертв богу войны Ка (покровителя Камеамеа), плавно перешедший в пир. На всякий случай, европейские гости заявили, что мясо после битвы для них является табу и налегали на фрукты.
  По прошествии трехдневных торжеств "Св. Павел" и "Рейнджер" вернулись на Кауаи, передали Тертия с рук на руки обрадованной супруге, загрузили оставленные на хранение товары и соль, попрощались с правительницей и отбыли в направлении Охотска, куда и прибыли благополучно 16-го августа 1791 г. "Королева Бэс" и "Золотой гусь", приведенные Бочаровым из Макао, уже были в порту. В городе же Якоба с нетерпением же ожидал Григорий Шелихов. Как говорится - невеста согласна, отец невесты согласен, отец жениха дал письменное благословление, отец Никодим, немножко поломавшись, согласился венчать протестанта с православной, а жених где то плавает. Слава Богу он успел на свою свадьбу.
  Мысли Григория Шелихова были далеки от таинств брака. Он размышлял об открывающихся перспективах полного контроля над Компанией. Сидя в Иркутске, Шелихов лично ведет открывшуюся наконец Кяхтинскую торговлю, а через ван- Майеров - торговлю в Макао, тем более что фактором там его приказчик Шемелин. Баранов тоже его человек, значит и промысел ведет Шелихов, Голиковым остается только приемка китайского товара и продажа его по России. Но в Питере будет сидеть Якоб, уж он то охулки на руку не положит, а голиковский приказчик в Иркутске Алёшка Полевой, племянник Ивана Ларионовича, хорошенько прикормлен. А если в силу войдёт Предтеченская компания...Эти стратегические размышления никак не отражались на гладко выбритом лице купца. Он всегда умел хорошо скрывать свои мысли.
  
  Примечания к главе ?3
  1*Голландская боевая борьба, одна из немногих староевропейских школ, сохранившихся до наших дней. Характеризуется отсутствием ударов кулаком. Бьют локтем, коленом, ногой (носком, пяткой, ступней). Включает высокотехничные приемы защиты, некоторые блоки напоминают мягкие стили у-шу. Голландские приёмы защиты легли в основу так называемой "еврейской" школы английского бокса, созданной Даниилом Мендосой. Его лучший ученик Сэм Датчланд (как и Мендоса - голландский еврей) компенсировал недостаток роста и веса агрессивным ближним боем, во время которого часто применял апперкот, скопировав голландское боевое движение. Правда, наносилось оно не в подбородок, а в горло и не кулаком а верхним краем ладони, наподобие позиции хэй-то в карате. Само название прямо указывает на это - "upper cut" - буквально "рубящий удар наносимый по восходящей траектории".
  2*Ровдуга - оленья кожа, выделанная под замшу, выполняли функцию денег у индейцев. Позднее эту функцию стали выполнять одеяла .
  3* Однако, скорее всего этот вождь отнюдь не был представителем Якутат-куана. Почётное имя Йэлхок (Прекрасный Ворон) является наследственной принадлежностью главы клана канахтеди из Дома Кита в селении Клакван Чилкат-куана. Вероятно, прибыв в Якутат и обнаружив там европейское судно, он пожелал посетить его, надеясь завязать торговые отношения.
  4*Издана в 1796г. Академией наук попечением Якоба ван-Майера и Николая Демидова
  5* Издана в 1797г. Академией наук попечением Якоба ван-Майера и Николая Демидова.
  6*Лёгкий(6-8кг) и надёжный доспех состоящий из кожаной или тканной куртки с изнанки подбитой крупными стальными пластинами. Заклёпки пластин выходят на лицевую часть куртки.
  7*Ныне оз.Бочарова
  
   *********
  Глава ?4
  
  Правитель
  
  В августе 1790 г. Григорий Иванович Шелехов отправил к берегам Америки суда "Иоанн Предтеча" и "Три Святителя". 14-го числа Шелихов подписал на этот счет валовой контракт с промышленниками. А на другой день был заключен договор между Северо-Восточной Американской Компанией и Александром Андреевичем Барановым. "Мы, нижеподписавшиеся, рыльский именитый гражданин Григорий Иванов сын Шелихов, каргопольский купец иркутский гость Александр Андреев сын Баранов постановили сей договор о бытии мне, Баранову, в заселениях американских при распоряжении и управлении Северо-Восточною компаниею, тамо расположенною..."
   "Иркутский гость" обязался управлять делами Компании на территории Америки сроком на пять лет. Договор полностью обеспечивал остающуюся в России семью Баранова, в том числе и на случай его гибели. Плавание в Америку само по себе представляло опасное предприятие, а выжить пять лет среди враждебных племен с горсткой людей, которые также не отличались тихим нравом...
  Баранов прощался с семьей и уплывал в неизвестность, не особо надеясь вернуться.
  Тут он не ошибся. Он проведет в Америке не пять, а 28 лет: построит города, будет хорошо известен в Мадриде, Лондоне и Вашингтоне, но Россию так никогда больше и не увидит.
  Не слишком умелый живописец сохранил для нас "служебный образ" Баранова-волевое лицо, орден на короткой шее, мощная, с большой залысиной голова сидит почти на плечах, в руке гусиное перо. "Баранов ростом ниже среднего человека, белокур, плотен и имеет весьма значительные черты лица, не изглаженные ни трудами, ни летами. Дикие, живущие в отдаленности, приезжали иногда смотреть его и дивятся, что столь предприимчивые дела могут быть исполнены человеком столь малого роста"
  Барон Штейнгель, по заданию ван-Майеров, собрал на Александра Андреевича более полное досье. "Александр Баранов сын Андреев отроду 44 года. Родом он из мещан города Каргополь, Олонецкой губернии. Отец его торговал, но в купеческое сословие не вышел. Александр же стал купцом 2-й гильдии, женившись на купеческой вдове Матрене Осмолковой в 1774г. Имеет четырех детей, двое из них от первого брака его жены. Кто его знает, говорит, что Баранов человек даровитый, сильный и честный. В питии невоздержен но в лежку не напивается...
  До того, как перебраться в Иркутск Баранов пять лет вел дела в Москве и Ст.Петербурге. В 1780г. взял у Голиковых винный откуп. Затем построил свою винокурню, а в 1785г.- первый (как мне кажется) в Сибири стекольный завод. По словам профессора Лаксмана регулярного образования не имеет, однако самостоятельно изучал химию и горное дело. В 1787 г. за ряд работ был избран членом Вольного Экономического общества. В том же году, со своим братом Петром, основал на реке Анадырь торговую факторию. За вклад в освоение новых земель и развитие промыслов получил почётное звание "гость" в городе Иркутске. Но ещё ранее у них с Голиковыми случился разлад.
  Г.Шелихов тогда же предложил Баранову вложить деньги в американские экспедиции или отправиться в Америку управляющим, но тот, дорожа своим делом, отвечал отказом. Однако в 1789 г. немирные чукчи разграбили склады на Анадыре, а факторию сожгли, что почти привело обоих братьев к разорению.
  Опасаясь за благополучие семьи Баранов согласился принять на себя управление колониями".
  19 августа 1790 г. Баранов вышел в море на "Трех святителях" с грузом мехов на борту. Уж в пятый раз галиот шёл привычным курсом из Охотска в Кадьяк, но, принёсшее Шелихову удачу судно оказалось несчастным для нового правителя. "По выходе из Охотскаго порта, вскоре замечено было, что бочки с водою имели сильную течь; а потому выдача оной была уменьшена до четырех чарок на человека в сутки. 4 сентября Баранов прошел первым Курильским проливом, и хотя располагал следовать прямо в Кадьяк, но по недостатку воды, между людьми команды состоявшей из 52 человек, начали оказываться болезни. По сей причине он решился спуститься в Уналашку и 28 сентября стал на якорь в бухте Кошигинской.
  Запасшись водою судно было готово к выходу 30-го числа; но ввечеру того же дня
  сделался шторм, судно дрейфовало с якорей, прижало к берегу и удары об оный предвещали все ужасы кораблекрушения. Во время бурной и мрачной ночи, сильныя волны набегая одна за другою разсыпались по палубе; люки были сорваны и судно немедленно наполнилось водою. По среди такого разрушения, ничего не оставалось более как спасать людей. Поутру с отливом моря поспешно выгружали на берег, что можно, а с приливом должны были кончить работу. Шторм не утихал, и в ночи на 6 Октября судно совершенно разбилось. Компанейского груза спасено весьма немного, экипаж и пассажиры лишились всего бывшего с ними имущества. Никто не погиб, но половина людей побилась при высадке, спасая груз. Мореходы и работные тряслися от холода, сбившись вкруг костров, более дымных нежели теплющих. Сам Баранов, сильно расшибшийся о камень, не способен был стоять. Еле двигаясь он принялся готовиться к зимовке с запасом провизии в 4 бочонка ржаной муки, с 11-ю ружьями и малым бочонком пороху оружья и в той одеже, что была на людях. Но первым делом приказал просушить ту малую толику пушнины, что удалось спасти.*(1).
  Тут фортуна, последнее время сурово с ним обходившаяся, решила смилостивиться.
  На другой день по высадке Баранов отправил вдоль берега партию из трех работных под командой Александра Молева, дабы известить о несчастии и просить помощи. В 4 дня партовщики добрались до Капитанской гавани
  Удач, как и беда, одна не ходит. На 2-й день по приходе партии Молева в гавань зашли "Св. Николай" и "Рейнджер". Правитель ван-Майер, устав дожидаться судна, решил идти в Охотск, а по дороге завернул на Уналашку, проведать, нет ли каких известий. Известия ж оказались самыми достоверными. В вечер другого дня оба судна прибыли в Кошигинскую бухту. Утром погрузили на борт людей и на всех парусах побежали обратно на Кадьяк".
  Ещё через два дня потерпевшие кораблекрушение высадились в гавани, названой в честь их погибшего судна.
  "св. Николай" и "Рейнджер", даже не освежив запасов воды, ушли в Макао, а Баранов, ещё лежачий, начал принимать дела у Деларова. В его подчинение переходило по описи: 6 крепостей, 7 поселений, 338 промышленных, 764 аманатов и каюров*(2) и более 9 тыс. конягов и алеутов.
  Встав на ноги и как следует оглядевшись, новый правитель понял "сколь тяжкую ношу взвалила судьба на его плечи". Он полностью разделял взгляды Шелихова-"открытые новые земли- есть продолжение земли российской", да и планы расширения и освоения новых рубежей, составленные ван-Майером, были ему по душе. Но одно дело предполагать и планировать, другое- тяжкое бремя чёрной работы, "кто не знает, что легче предписывать, чем исполнять?" Кроме того Шелихов и ван-Майер, как главные пайщики, могли позволить себе некоторые отвлечения. Главная же задача Баранова, как управляющего, состояла в исправной поставке должного количества мехов.
  Начинать следовало с дисциплины. За последнее время работные распустились. Якоб, которого после судилища в 1787 году крепко побаивались, бывал на Кадьяке наездами, а Деларов был слабоват в кулаке для управления буйной братвой. Баранов когда уговорами, когда жёстким давлением отрегулировал дела житейские. Конфисковал игральные карты. Сам не дурак выпить, строго распорядился: "Пить только на досуге- по воскресеньям и праздникам". Не имея возможности удержать работных от сожительства с алеутками, приказал: "Прижив детей, оных воспитывать".
  Второй, по срочности, задачей встал вопрос о переносе главной конторы. Лес вокруг поселения был сведён подчистую и за топливом приходилось отправлять людей за многие вёрсты. После землетрясения 1788 г. берег осел и подмытые волнами защитные валы у гавани грозили вот-вот рухнуть. На примирённом уже Кадьяке это было не столь важно, однако в новых условиях гавань не давала судам надёжного убежища, особенно при западном шторме.
  В своей инструкции Якоб ван-Майер рекомендовал перенести главную контору на остров Ситха, но этот проект требовал задействовать по меньшей мере два судна и до 200 работных и охотников, а значит резкое падение добычи. Пойти на такое в первый год своего правления Баранов не мог.
  В конце зимы, полностью поправившись, он совершил инспекцию кадьякских поселений. Тагакское и Карлукское поселения ему не показались, хотя карлукская артель добывала большую часть рыбы для снабжения Компании. Зато его привлёк превосходный залив Чиниак на восточном побережье острова, где ещё в 1786 году было заложено поселение. Не долго думая Александр Андреевич объявил о начале строительства новой столицы Русской Америки "Павловская гавань" (в честь наследника престола).
  По возвращении в Трехсвятительскую гавань Баранов принялся за налаживание схемы промыслов, которая стала основной на ближайшие годы.
  Все зависимые алеуты, коняги и чугачи, по разнарядке были сведены в несколько байдарочных флотилий- "партий". Самая крупная, "главная", партия формировалась на Кадьяке из самых сильных и молодых охотников. На промысел она отправлялась в апреле и двигалась вдоль побережья материка на восток и юго-восток до Александровского архипелага. В последующие годы к ним по дороге стали присоединяться байдарки аляскинцев, танайна и чугачей.
  Вторая партия, называемая "тугидакской" (от названия о.Тугидак), охотилась у юго-западных берегов Кадьяка, у островов Укамок и Унги.
  Третья партия, "еврашечья", промышляла на северо-восток от Кадьяка и у западной оконечности полуострова Кенай.
  Для охоты на Алеутских островах высылалось около 150 байдарок, из которых формировалось 5-6 небольших партий.
  Метода сия быстро доказала свою эффективность, уже летом 1792 г. "Нортштерн" принял для отправки в Макао пушнины на 500 тыс. рублей.
  Весной 1792г, отправив с главной партией всего 160 байдарок (богатая прошлогодняя добыча позволяла это), Баранов увеличил еврашечью партию до 200 байдарок и присоединил к ним 78 промышленных на байдарах. Этот отряд он повёл к северо-восточному побережью Кеная, где в удобной бухте, найденной во время разведки в 1787 г., 23 мая заложил Воскресенскую крепость.
  В партию были отобраны лучшие плотники, добычи рыбацких и охотничьих команд хватало с лихвой, конкуренты ещё не спохватились. Стены росли прямо на глазах.
  Убедившись, что строительство под руководством передовщика Егора Пуртова продвигается успешно, правитель, во главе 30 промышленников на двух байдарах и 120 байдарок, пошёл вокруг Кенайского полуострова в Чугацкий залив. Там, в юго-западной части залива их должен был ждать Герасим Измайлов на "св. Симеоне". Охотиться в те немирных местах, да ещё рядом с "лебедевцами", что обустроились в Георгиевской бухте, без прикрытия пушек было рискованно.
  Обошли побережье залива, взяли аманатов в трёх селениях и направились в Нучек.
  Как ни странно "лебедевцы" не отреагировали на наглую выходку конкурентов, то ли не успели среагировать, то ли просто не смогли собрать в разгар сезона достаточно людей.
  Но без войнушки не обошлось.
  На острове Нучек, в заливе Константина Баранов встретился с Измайловым и узнал от него, что где-то в окрестности обретается большой отряд колошей и угалахлютов с мыса св.Ильи, которые пришли мстить местным чугачам за какие-то обиды. Поэтому чугачи отъехали на остров Очок, где удобнее обороняться.. Отправив байдару с частью своих людей вместе с кадьякскими партовщиками для разведки промыслов, Баранов разбил лагерь в южной части залива на невысоком островке лежащем при входе в залив Нучек. Островок этот соединялся с большим островом Хтагалук естественной галечной плотиной, шириной 25 саженей, а длиною более версты..
  В лагере вместе с Барановым оставалось 16 русских и 150 кадьякцев. Александр Андреевич намеревался посетить Очок и повидаться там с "укрывающимися от колюж достойными чугачами". Имея при себе около 20 чугачских заложников-аманатов и расположившись в столь удобном месте, Баранов не опасался нападения и, вопреки обыкновению, не укрепил своего лагеря рогатками..
  Отправиться на встречу с "достойными чугачами" ему не удалось. Сначала заштормило. Затем, 13 июня, укрываясь от шторма в бухту зашёл бриг "Феникс" под британским флагом. Капитан Мур опасался скопления туземцев на берегу но выйти в море не мог по причине повреждения мачт и такелажа. Успокоился он лишь когда сам Баранов поднялся к нему на борт и только удивлялся, как это правитель не беспокоясь остаётся со столь малым отрядом среди сотен вооружённых дикарей. Баранов выделил в помощь матросам для ремонта судна своих людей знающих ремесло и отправил охотников добыть свежего мяса для гостей.
  Все пять дней, что продолжался шторм, Александр Андреевич то пребывал в гостях на борту "Феникса", то принимал капитана Мура в своей палатке на берегу. Общались они на немецком языке, который оба знали одинаково плохо. Это не помешало общению и именно Хью Мур первым сообщил Баранову, что шведский корсар Джон Кокс умер от лихорадки в Кантоне и, как честный покойник, не может теперь представлять опасность для русских поселений. На шестой день, перед выходом в море, Мур подарил Баранову своего слугу индийца Ричарда, сказав, что "по способности к языкам сей Ричард свободно говорит по аглицки и скоро выучит русский дабы служить толмачем". Александр Андреевич отдарился лисьим одеялом, меховой камлеей и несколькими чугачскими безделушками.*(3)
  На другой день Баранов занялся делами, которые несколько запустил за неделю непрерывного гостевания, а с утра намеревался отправиться на Очок. В ночь с 20 на 21 июня 1792 г. лагерь был внезапно атакован эяками и тлинкитами из Якутатского залива, выступившими в поход чтобы отомстить чугачам за их прошлогодний набег. Хотя военный отряд насчитывал в своём составе не более полутора сотен воинов, не располагавших огнестрельным оружием, они решились напасть на стоянку русских, которую вначале приняли за становище чугачей. Но и разобравшись в своей ошибке, индейцы всё же "поиспытать сил своих отважились, зная притом, что много есть богатства с нами"
  Индейцы подобрались к спящему лагерю в излюбленное ими для нападений время: "в самую глубокую ночь пред зорею". Хотя в карауле и стояли пять человек, но "за мрачностию ночи" тлинкитов заметили только когда те были уже в десяти шагах. Со всех сторон ворвались индейцы в лагерь, пронзая копьями палатки и выбегающих оттуда полусонных людей. Ружейная стрельба не могла сдержать их натиска, "ибо одеты они были в три и четыре ряда деревянными и плетёнными куяками и сверху ещё прикрывались лосиными претолстыми плащами, а на головах [имели] со изображением лиц разных чудовищ претолстыя шишаки, коих никакие ни пули, ни картечи наши не пробивали." Положение Баранова было тем более опасным, что больше половины из его людей было новичками, которым не приходилось ещё попадать в подобные переделки. Тлинкиты же, "наблюдая совершенный порядок в движениях по голосу одного повелевающего стройно к нам приближались, а часть только отделённая бегала туда и сюда, причиняя вред нам и иноверцам." Баранов выбежал со сна в одной рубахе, которая тотчас оказалась проколота индейским копьём, спасла правителя лишь поддетая под рубахой дарёная Якобом кольчуга. Вокруг градом падали стрелы. Чугачи и кадьякцы, видя, что их оружие бессильно против доспехов тлинкитов, в панике бросились к байдарам и поспешно отвалили от берега, а те из них, кто остался на берегу, "теснясь в нашем стане отнимали действие рук". Александр Андреевич метался по лагерю, ободряя людей и руководя огнём из однофунтовой пушки, которую перетаскивали "на все стороны, где опасности более настояло." Но даже три выстрела из этого орудия не могли опрокинуть рвущихся вперёд тлинкитов: "Два часа они стояли и мы огонь по них производили до самого разсвета." И новички-казары и бывалые старовояжные держались с равной стойкостью, отражая упорный натиск индейцев. Особенную неустрашимость, отмеченную Барановым, проявил Федор Острогин.
  Тлинкиты отступили лишь когда к берегу причалила присланная Измайловым байдара с вооружённой подмогой. Они отошли, унося своих раненых и уводя 4 из чугачских аманатов: мальчики подумали, что на лагерь напали их соплеменники чтобы отбить заложников, а потому сами бежали в сторону нападавших, угодив в руки своих исконных врагов. Баранов подсчитал потери. Из русских погиб один; кадьякцев потеряли 9 человек и 15 было ранено. Тлинкиты, отступая, оставили на поле боя тела 12 своих воинов, а так же одного смертельно раненого, который успел сообщить о подходе к Нучеку ещё десяти боевых каноэ, собранных для похода на кенайцев (атапаски-танайна). Известие это обеспокоило Баранова и он послал людей разведать намерения отступившего неприятеля. Выследить индейцев было нетрудно: они выносили своих раненых и по каменистой земле острова на две версты протянулись кровавые полосы. Так что по этому-то кровавому следу партовщики, не смотря на утренний туман и моросящий дождь, вышли к потайной стоянке нападавших.. Они успели рассмотреть очертания удаляющихся прочь шести каноэ. Встревоженный Баранов поспешил с возвращением на Кадьяк, опасаясь внезапного вторжения колошей в Кенайский залив.*(4)
  Тотчас после такой встречи Александр Андреевич срочно затребовал у Правления компании присылки оружия: "колчуг или пансырей сколко можно более ... и ружья со штыками весма нужны в опасных случаях, сколко нибудь гранат и поболше пушки..." С тех пор до самого конца своего пребывания в Америке Баранов не расставался с кольчугой, носимой им под верхней одеждой.
  Само собой промысел у барановской партии не заладился. Пятая часть байдарок осталась без охотников, а оставшиеся опасались отходить далеко от "св. Симеона" с его пушками. Зато чугачи, вернувшись в свои поселения и узнав о "великой победе над целой армией колошей", добровольно дали аманатов и обещали в будущем году дать охотников. Потому Баранов не очень огорчался, возвращаясь в Павловскую гавань налегке. Тем более, что на материке, против острова Нучек, он нашёл хорошую железную руду и 20 пудов, для пробы, загрузил на "св. Симеона". Прибыв в Павловскую гавань и проверив как без него шли дела, Баранов сложил горн и выплавил из привезённой руды 3 пуда 11 фунтов доброго железа. Первого железа сделанного на западном побережье Северной Америки!
   Затем постройка нового порта заняла все его время, пока 21 сентября в гавань не зашёл "Рейнджер" под командованием лейтенанта Ильина. Бригантина привезла немного мехов и полный груз плохих новостей.
  Утром 23 апреля Пол Джонс был найден мёртвым. Последний год адмирала мучили ломота в суставах и боли в сердце. Весной он сильно простыл но не прекратил работать: учил промышленных стрелять из всех видов оружия, фехтовать штыком и саблей*(5), самолично проверял посты и безжалостно наказывал провинившихся. Гонял их как привык гонять своих пиратов. Беспрестанно улучшал крепостное строение. В редкие свободные минуты рисовал чертежи будущего корабля, как он говорил "идеального капера". За чертёжным столом его и застала смерть.
  Но эта, сама по себе тяжёлая для Компании потеря, была всего лишь первой ласточкой в цепи трагических событий, происходящих вокруг крепости Архистратига Михаила.
  В течение последних трёх лет компанейские партии добывали в проливах по 2-3 тыс. бобров в год и в расторжках вокруг крепости скупали не меньше. Ситхинский тойон Скаутлельт, с коим ван-Майер заключил договор о передаче земель вокруг бухты, исправно получая свою долю с добычи и как торговый посредник и был доволен удачной сделкой. Более того, он изъявил свою преданность России и за это получил от Компании в лице ван-Майера обязательство поддержки в случае набега врагов.
  Но среди его людей, особенно молодёжи, росло недовольство. Приезжающие из отдалённых мест индейцы упрекали ситкинских, что они продались русским. Смеялись над ними, хвастались своею свободой и выискивали случаи завести ссоры. Пол Джонс несколько смягчал ситуацию, демонстрируя силу и одновременно устраивая богатые патлачи для налаживания дружеских связей. Во время таких "игрушек" трижды были обнаружены воины со скрытыми под одеждой кинжалами. При допросе они показали, что намеревались убить Джонса, как наиболее опасного противника, а потом уж приступить к общему истреблению русских.*(6)
  Раскрытие заговоров и неуязвимость повышали авторитет "тойона Дзанся" и обеспечивали охотничьим партиям некоторую свободу действия. Но после смерти адмирала хрупкая система безопасности рухнула. Для изгнания пришельцев был заключён многосторонний воинский союз различных тлинкитских племён. Скаутлельт, под давлением своих воинов, вынужден был к нему присоединиться.
  В каолицию вошли не только почти все тлинкиты с материка и с Александровского архипелага, но и жившие южнее хайда-кайгани и цимшиане. Комплексная атака на поселения и байдарочные флотилии была тщательно спланирована зимой 1791-92гг. на совете вождей в селении Хуцнуву. Предполагалось дождаться выхода ситхинской партии из Михайловской крепости, затем атаковать их поочерёдно крупными силами, а после напасть на "главную" партию, шедшую с Кадьяка, предварительно заманив её в какой-нибудь узкий пролив. После должен был настать черёд Якутата.
  Однако этот хорошо продуманный план был сорван преждевременной атакой на "главную", кусковскую партию в устье реки Алсек в 40 милях к юго-востоку от Якутата. Вожди не смогли сдержать молодёжь, поэтому нападению, состоявшемуся 23 мая, в течение нескольких дней предшествовали различные провокации, мобилизовавшие партию.
  Стремительную атаку индейцев удалось отразить сравнительно легко. Тлинкиты потеряли 10 воинов убитыми. Партия лишилась одного коняга и одного чугача, ещё 4 были ранены. Хотя поле боя осталось за ним, Кусков решил перебраться на небольшой островок у побережья, менее уязвимый для огня противника. У него осталось слишком мало пороху для продолжительной перестрелки. При переезде на остров партовщиков-туземцев внезапно охватила паника, перешедшая в позорное бегство. Их отход прикрывали 20 русских промышленника, растянувшиеся редкой линией, но и они вскоре были вынуждены, бросив всё, бежать к своим байдаркам. Не смотря на это эвакуация на островок прошла без потерь. Там, окопавшись, партия выдержала несколько обстрелов приезжавших на каноэ индейцев. В конце концов они расстреляли свои запасы пороха и предложили мир. Кусков согласился и стороны обменялись аманатами: колоши дали двух сыновей своих вождей в замен на двух конягов. Кроме того, было возвращено часть имущества, брошенного в лагере во время бегства. Кусков мог гордиться, обмен был явно в его пользу, а значит и войнушку выиграл он.
  Для пополнения запасов партия была вынуждена идти в Якутат, где и была 30 мая. Там Иван Александрович застал большое число колошей, прибывших с юга якобы для торговли и рыбалки. Как выяснилось позже приезжие намеревались напасть на крепость. Однако неожиданное возвращение 900 охотников спутало их планы.
  Кусков вскоре узнал о планах нападения и отправил в Михайловскую крепость 2 байдарки с предупреждением, но они прибыли на Ситху 17 июня, когда крепость уже была в осаде.
  16 июня ничто не предвещало нападения. Незадолго до того на промысел ушла партия из 96 байдарок во главе с Иваном Урбановым и тремя промышленными. В крепости остались 25 русских, 6 китайских рабочих, около 30 партовщиков и каюров, в большинстве больные, оставленные для работ, а так же женщины и дети. Штурм начался совершенно неожиданно в середине дня. Около 600 воинов одетых в лосиные плащи поверх деревянных доспехов, с лицами, раскрашенными в красный и чёрный цвета, стреляя на бегу из ружей и луков, бросилось к воротам. Тут же по сигналу из-за мыса вылетела флотилия боевых каноэ (по счёту Медведникова 62, значит не менее 1000 воинов). В то же время загорелась казарма, её подожгли две каюрки-колошенки. Но год службы под руководством Пола Джонса не прошли даром. Правитель крепости, Медведников, после смерти адмирала сумел удержать дисциплину на должном уровне. Поэтому часовые оказались на местах, заряженные на картечь пушки в привратных бастионах встретили атакующую волну слаженным залпом, занявшийся было пожар загасили, между делом убив обеих женщин.
  Проведя под перекрёстным огнём пушек несколько минут и потеряв около 20 человек большинство индейцев отступило. Те же, кто оказался в мёртвой зоне, прикрываясь непрерывным огнём, старались выбить топорами полотнища ворот. Стрелять вниз было нельзя из-за непрерывного потока стрел и пуль. Бомбы, бутылки и кожаные мешочки, набитые порохом вперемешку со щебёнкой, взрывались бесполезно. Щебёнка застревала в шлемах и куяках хорошо защищённых воинов.
  Неокованные железом полотнища стали сдавать и тогда Медведников не пожалел двух бочонков пороху и, снабдив их короткими фитилями, приказал сбросить саженях в трёх от ворот. Оба взрыва прогремели почти одновременно. Ещё дым не рассеялся, как северные ворота распахнулись и 20 промышленных, во главе с комендантом, пошли на вылазку. Переколов штыками десятка полтора ошеломлённых взрывом индейцев отступили к воротам и затащили в крепость дюжину воинов, что во время взрыва стояли прямо в створе и менее других пострадали, половина из них была ещё жива. Затем встретили набежавшую толпу индейцев дружным залпом и закрыли ворота.
  Весь остаток дня и часть ночи индейцы под огнём вытаскивали своих и потеряли ещё около 10. Всего же их потери превышали 100 человек убитыми и жестоко покалеченными. Убыль гарнизона крепости состояла из двух промышленных, что в момент нападения были за стенами, помощник канонира Бабыкин был покалечен по неосторожности в южной башне (взорвался картуз пороху) и там же погибли двое китайцев, что накатывали его пушку. Половина защитников крепости была поранена, но тяжёло лишь трое.
  Следующая атака началась перед зарёй. В самое тёмное время, укрытые предутренним туманом, две группы индейцев прокрались к воротам и обложили их пропитанными салом связками хвороста. Залив дополнительно полотнища ворот ворванью, их подожгли. Опомнившихся часовых и проснувшихся промышленных, которые стали заливать огонь, встретил ружейный и лучной бой из темноты.
  Южные ворота удалось отстоять, они выходили к морю и стрелкам там негде было укрыться да и огонь был не сильный. Но северные занялись так яро, что опасаясь за пушки в привратных бастионов, комендант приказал снять их.
  Понимая, что они живы пока горят ворота, Медведников приказал строить дополнительные укрепления. Когда в седьмом часу индейцы с дикими воплями ворвались через груду углей во двор крепости, их первые ряды уперлись в подкову баррикады с четырьмя полусаженными брешами для пушек. Баррикада высотою в 4 фута была сложена из брёвен от раскатанных магазинов, бани, дома коменданта и других построек, всех, кроме двухэтажной казармы- последней линии обороны в случае прорыва.
  Первыми плотную толпу атакующих встретили картечью пушки: 4 на баррикаде и 2 на крыше казармы. Затем ударили стрелки. Все ружья были переданы восьми лучшим, а к ним приставлены по 2-3 заряжающих, в основном бабы. Василий Кочесов, знаменитый среди индейцев и русских как непревзойдённый стрелок, состоял аж при десяти ружьях. Причём от его пуль не спасали и доспехи, Кочесов бил исключительно в голову.
  Когда основательно прореженные огнём нападавшие подбежали к баррикаде им под ноги полетели бомбы, а за спиной у них во двор гулко плюхнулись бочки. Пользуясь индейской хитростью, Медведников, за место пушек, приказал втащить на бастионы 4 бочки ворвани и влить туда для крепости по ведру водки. Вниз полетели факелы. Задние ряды остановились в створе ворот перед стеной огня и, под градом бомб, отступили. Те же воины, что оказались зажаты меж огнём баррикады и огнём горючей смеси, зачастую сами в горящих доспехах, были перебиты.
  В этом бою колоши потеряли около 100 человек убитыми и пленными(из 28 пленных половина умерла от ран и ожогов). В гарнизоне на этот раз убыль составила 1 убитый промышленный и 1 китаец, те, что сбрасывали бочки, ещё 4 были ранены.
  Комендант не дал людям, измученным почти сутками непрерывных трудов и сражений, отдохнуть и малого часа. Не дожидаясь пока прогорит жировое озеро, взбадривая работных водкой, руганью и кулаками, Медведников заставил их залить водой ещё не прогоревшие угли ворот и приступить к возведению новых укреплений. Хоть деревянная обкладка бастионов прогорела, хорошо убитое земляное и каменное наполнение осело но держалось. Их подпёрли брёвнами и жердями, проём же ворот заложили трёхсаженым частоколом.
  К часу по полудни самые необходимые работы были сделаны. Во время ремонта колоши пару раз демонстрировали попытки приблизиться к крепости, пресечённые огнём. После того как ворота были заложены, попыток нападения не было. И это большая удача, в гарнизоне не осталось ни одного человека, способного держаться на ногах.В память об этих событиях и сложилась народная песня которую до сих пор поют на ежегодных Ситхинских празднествах.
  Во 792 году,
  Во Михайловском порту
  (Хор: Ай-люли, ай-люли,
  Во Михайловском порту)
  
  Во Михайловском порту
  Под державою матушки -
  Под державою матушки,
  Государыни росийской -
  
  Государыни росийской,
  Катерины Алексеевны,
  Что на Ситхе острову,
  Стояла крепость на горе
  
  Стояла крепость на горе,
  Во всей сущей красотею
  В ней промышленны стояли,
  Темны очи мало спали -
  
  Темны очи мало спали,
  Свою крепость охраняли.
  Мы туда-сюда смотрели,
  Ездят там кругом боты,
  
  В ботах люды несравненны,
  Аки звери разъяренны.
  Они ходят нагишом,
  Не обувши - босиком,
  
  Не обувши - босиком,
  Принакрасившись корой -
  Принакрасившись корой,
  Пинапудрувшись пером.
  
  Они вздумали злодеи
  Нас во слабостях найти.
  Несмотря на их отвагу,
  Мы исправились во всем.
  
  Что на бухте-то туман,
  Сам Баранов едет к нам,
  Легки шлюпочки спускали
  И Баранова встречали:
  
  "Здравствуй, батюшка-отец!
  Мы совьем тебе венец,
  На головушку наденем,
  Браву песню запоем".
  
  Мы в Америке живем,
  По сту лоз мы получали, -
  По сту лоз мы получали,
  По пол чарки выпивали. -
  
  По пол чарки выпивали,
  Все мы горе забывали.
  Ай-люли, ай-люли,
  Все мы горе забывали.
  
  Не преуспев в захвате крепости, колоши переключились на охотничьи партии. В ночь с 19 на 20 июня партия Урбанова была атакована в проливе Фредерика. На этот раз индейцы ничем не выдавали своего присутствия и, напав на ночлеге, истребили партию. В резне погибло 92 коняга и 73 было пленено.. Начальник партии, Иван Урбанов, был схвачен живым и связан. Однако, один из алеутов, так же попавший в плен, сумел освободиться и помог спастись своему начальнику. Они укрылись в лесу, где к ним присоединились ещё 7 спасшихся конягов. Когда колоши обоготясь добычей разъехались по своим деревням, они на уцелевшей байдаре добрались до Михайловской крепости. Всего удалось спастись 24 человекам, включая Урбанова.
  Тяжелее всего пришлось Афанасию Кочесову, брату ненавистного колошам Василия Кочесова. Заполучив его в свои руки, индейцы постарались умертвить его как можно более мучительно. "Варвары не вдруг, но постепенно отрезывали у него нос, уши и другие члены его тела, набивали ими рот, и злобно насмехались над терзаниями страдальца. Кочесов не смог долго переносить боли и был счастлив прекращением жизни".
  Остальных пленников не только не убили, но и пригласили шамана для лечения раненых. Эта доброта объясняется желанием иметь товар для обмена на пленённых Медведниковым воинов. Уже на другой день после отбитого штурма комендант начал вести переговоры, отвечая угрозами на угрозы, время от времени сбрасывая со стен головы со срезанными скальпами и расписывая, как он подобьёт ими своё одеяло.
  К тому времени, как на Ситху из рейда вернулся "Рейнджер" под командой лейтенанта Ильина, обмен уже был произведён: за 73-х конягов и алеутов, промышленного Евглевского и 11 женщин и детей были отданы 14 пленных и 75 скальпов. За оставшиеся 5 пленных и 82 скальпа были получены 321 полномерный бобр, часть добычи партии Урбанова.
  Приход "Рейнджера" снял с крепости Архистратига Михаила блокаду. Осаждённые опасались выйти даже на рыбалку, т.к. залив день и ночь патрулировали боевые каноэ. Ильин потопил парочку, а потом две недели прикрывал рыбаков. Запасов в крепости оставалось немного, а поделиться с ними было нечем. В конце концов, расстреляв пару прибрежных поселений и разметав в Катлиановой губе "Плавучий форт", резиденцию Скаутлелта построенную на плоту, Ильин посчитал свою задачу по отмщению выполненной. Он оставил для усиления гарнизона четырёх матросов, пообещал прислать подмогу и ушёл в Павловскую гавань.
  Погода стояла хорошая, ветер попутный и к 22 августа он подошёл к Якутату. Зрелище пред мореходами открылось прискорбное- груда ещё не прогоревших углей на месте крепости и трупы русских и конягов.
  Когда стали собирать тела появился небольшой отряд индейцев. Их тут же отогнали огнём, ружейным и пушечным с борта "Рейнджера", но не далеко. Поэтому к вечеру, похоронив 42 обнаруженных тела, вышли в море. Пока выходили из залива их трижды обстреляли с берега, причём один раз из ружей.
  Было ясно, что крепость сожгли, предварительно разграбив, в углях не нашли ни пушек, ни каких-либо изделий из железа. Но как это произошло и уцелел ли кто из гарнизона установить не удалось. Несколько прояснила ситуацию встреча, произошедшая 25-го числа.
  У кенайского берега из небольшого залива навстречу флотилии вышла трёхлючная байдарка. Это оказались чугачи из Якутата. По их словам весть о разгроме партии Урбанова вызвала среди партовщиков панику. Они отказались выходить в море Кусков не сумел их уломать и, что бы ни нести дополнительных расходов, распустил партию. Тем временем пошла большая рыба. Большинство мужиков из крепости отправились на лов. К вечеру все с большой добычей возвращались домой, а они замешкались выставляя перемёт на халибута*(7). Когда подходили к берегу то увидели, как добивают последних рыбаков. А Якутат видать взяли ещё днём, когда защищать его было почитай некому. Индейцы стреляли им вслед, но неудачно. С тех пор они пятый день пробирались в Кадьяк.
  По их словам комендант Ларионов знал, что эяки клана тлухеди и колоши клана куашккуан вернулись из похода на чугачей битые русскими и что вожди Танух, Лушвак и Якегуа затаили злобу, но не предпринял никаких действий, за что и поплатился жизнью. Уцелел ли кто ещё- спасшиеся не знали.
  Все эти новости сперва ошеломили Баранова, а затем привели в состояние холодной как ртуть ярости.
  Как он, неглупый и сильный мужик умудрился профукать всё то, что тяжкими трудами приобреталось начиная с 1787г.
  Как теперь отчитываться передПравлением?
  И что предпринять в отместку колошам, и предпринять немедленно, иначе весной уже не 2 и не 3 отряда придут за честью и добычей в Кенай и Кадьяк.
  Средства для этого у Баранова были. В гавани кроме "Рейнджера" и "св. Симеона" стояли "св.Петр" и "Северо-восточный орел", пришедшие из Охотска с полусотней новых работных.
  "св. Симеон" ходок не прыткий, зато и "Рейнджер" и "св. Петр"(бриг английской постройки, в девичестве "Королева Бэс") были бегучи. Да и "Орел", построенный в прошлом году опытным корабелом Яковом Ивановичем Шильдсом был отнюдь не плох. Эти 3 судна и нарядил Баранов для похода, т.к. времени до осенних штормов оставалось всего- ничего.
  Сентября 12 дня 247 человек, включая мореходов, отправились сводить счёты с ворогом. Очевидно, из-за надвигающихся осенних штормов и сложности со второй за год мобилизации кадьякцев, правитель задумал не полноценную карательную экспедицию, а быстрый налёт силами промышленных и экипажей судов, достаточных для охлаждения чересчур горячих голов, которые могли рискнуть отправиться весной в набег на российские поселения. Однако планы эти изменились, когда в заливе Костантина компанейские суда встретились с флотилией чугачей. Весть о том, что вождь "касаков" собирается воевать Якутат пролетела по кенайским селениям и пять сотен воинов решили присоединиться к этому доброму делу.
  Чугачские байдары сильно замедляли движение, но уже 20 числа воины объединённой флотилии высаживались в окрестностях селения угалехлютов.
  Селение оказалось брошенным, но угли в очагах ещё не прогорели и на лицо были следы внезапного бегства. В разные стороны были направлены разведчики и уже к вечеру становище беглецов обнаружили. Отряд чугачей при поддержке промышленных стремительно ворвался в него. Все мужчины и часть женщин были перебиты, оставшиеся избиты и жестоко связаны, всё имущество разграблено.
  Далее двинулись вдоль берега. Приближение отряда побуждало эяков оставлять свои селения и укрываться в лесах, но дважды чугачам удавалось найти тайное стойбище и тогда судьба их была трагичной.
  На шестой день похода навстречу войску вышел отряд воинов, отлично вооружённых но без боевой раскраски. Во главе их стоял вождь, невысокий, плотный, укутанный в цветастое одеяло колошенской работы, с медной шапкой на голове и с медным же двуглавым российским орлом на груди. Это оказался Джиснийи- вождь акойских тлукнахади. Российский герб он выкупил у вождя канахтеди Илхака, рассчитывая на помощь этого талисмана в переговорах с Барановым о союзе против неприлично разбогатевших давних врагов- эяков. Разумеется договор был заключён.
  К зиме несчастное племя эяков перестало существовать. Кто не погиб стал калгой тлукнахеди и чугачей или компанейским каюром.*(8) В своих записках Хлебников описал, как чугачи убили вождя эяков Якегуа. "Его раздели и оставили связанным на берегу, но он был силен и пережил холодную ночь. Тогда его развязали и пустили бежать между двумя рядами людей , которые метали в него стрелы. Он, обессилев, упал и ему отрезали кончики пальцев, уши и нос. Он не проронил ни звука и его заставили съесть собственный нос. Слезы выступили на его глазах, но он только и сказал: "Убивая тех людей, я не заставлял их есть свои носы". Мучители, заметив слёзы, сказали: "По крайней мере мы заставили тебя плакать." "Нет, - отвечал тоен, - слезы бегут сами, а я не плачу." Они изрезали его на куски, но он не проронил ни звука и лишь глаза у него слезились. Он умер когда ему отрезали руки. Они бросили его там, где убили".
  Баранов вернул 4 из захваченных якутатских пушек и пленных: 4 промышленных, 5 конягов, 2 женщины и 3 детей. Зазимовали в ближайшем к Якутату эякском селении, кормясь эякскими же запасами. Заготавливали лес для восстановления крепости.
  До весны многие вожди, устрашённые судьбой эяков, добровольно прислали аманатов. Вождь куашккуана Хаткейк даже решил креститься и крестил также своего сына Шада. А самым расторопным оказался Лушвак. Справедливо предполагая, что следующим после эяков окажется его клан, он добровольно вернул всю свою добычу: 4 пушки, 3 промышленных, 7 конягов и дал 11 знатных аманатов, в том числе своего сына и двух племянников.
  В военных и политических заботах Баранов не забывал о делах. Пользуясь тем, что индейцы старались наладить с ним хорошие отношения, скупал по дешёвке меха, особо не спрашивая, их ли это добыча или награбленная в крепости.
  На весну была намечена карательная акция на Ситхе, но 23 февраля из Кадьяка пришёл "Орел". Меркульев сообщал письмом о неустройстве среди лебедевцев, требующее присутствия правителя.
  
  
  1*Спасти меха Баранову не удалось. Ещё на Уналашке они стали припахивать, а в трюмах судов загнили, были сактированы и выброшены за борт.
  2*По существу- рабы Компании из аборигенов, купленные, взятые в бою или переведённые в наказание.
  3* Г. И. Шелихов и А. Е. Полевой по этому поводу сделали Баранову выговор, укоряя, что он не захватил судно при помощи чугачей. Баранов отвечал довольно резко:"вы удивляетесь моему равнодушию в свидании и дружеском обхождении аглицкова купеческого судна началником Мором, меня болше удивил ваш выговор который обнаруживает беспределную алчность корыстолюбия; как вы надеятся можете чтоб я нарушил священные права странноприимства и человечества кои бы вместо обитаемых просвещенными, нареклись варварскими и во всемирной истории осталось пятно для россиян неизгладимой гнусности, вы желали может быть что бы я и Фомич [Попов, оказавшийся в такой же ситуации на о-вах Прибылова] тут же на месте были повешены, подумайте, Милостивы Государи, откуда мы получили открытия, что агличане неприятели и с нашею державою в войн и где то воспрещение, чтобы не подходить им к российским занятиям, вы еще тово не доставили и в секретных мне данных повелениях не сказано и хто мы, чтобы осмелится нарушить связи и мирныя трактаты высоких дворов ... да хотя бы я имел склонности разбойничать скрытно, то как может удержатца тайна таковая между промышленными, кои на малейший порок взирают з замечанием и при первом огорчении или неудоволствии открывают первому навстречу попадающему нимало не заботясь о последствиях, они ж имели притом и доволную противу неприятелских покушений оборону, но оставя то конечно хитростию овладеть было можно, но штоб теперь было, Лебедевския давно бы донесли на нас, кои шаг наш в худую сторону замечают; я был бы отозван в палату уголовных дел судим и может быть как выше сказал, давно на месте повешен, вот дружеское ваше желание, как я слыхал из вас порознь составить мою фортуну. Предписаниям Его Высокопревосходительства я конечно следовать всегда обязан; сказывал прежде Мору и впреть говорить и обстаивать ползы моего отечества в непременный долг себе поставлю, не приемля однакож на себя отражать силами от мест, кои еще не утверждены высоким нашим двором почитать те за пределы России принадлежащия и не получив на то особых повелений об агличанах, но французов за врагов государству щитать буду".
  В дальнейшем капитан Мур ещё два года курсировал у побережья Америки, зазимовал в устье Колумбии, заходил на Ситху, встречался с Ванкувером. Ф.Ханкин в своей книге утверждает, что Мур работал на Ост-Индскую компанию и подаренный Баранову Ричард был внедрённым шпионом. Действительно странно, как легко расстался Хью Мур со столь ценным человеком: личный слуга, полиглот, опытный моряк (на "Ольге" он выполнял обязанности боцмана). Очевидно правитель что-то подозревал. Иначе как объяснить, что в 1799г. перед отправкой экспедиции на Нутку и нуждаясь в переводчике Баранов наградил слугу и отправил его на родину в Индию. Поступок не характерный для Александра Андреевича.
  4*Многие эксперты считают неадекватным описание этого боя, основанного на докладе Баранова. Действительно: 100 воинов незаметно проникают в лагерь врага и начинают резать спящих. В результате внезапного нападения и последующего двухчасового боя потери оборонявшихся составили 11 человек (9 кадьякцев, убитый в самом начале боя барнаулец Котовщиков и умерший спустя две недели от ран тюменец Поспелов). А у нападавших- 13. В руки русским попало также несколько комплектов боевых доспехов - один Баранов затем отослан Охотскому коменданту, а другой подарил Шелихову.
  5* Не смотря на краткий срок присутствия адмирала Джонса в Русской Америке влияние его трудно переоценить. Об этом лучше всего может рассказать словарь. Множество слов с его лёгкой руки (точнее языка) вошли в русам:
  "Катлас"- деятельность не требующая особых умения и навыков- от Cutlas- абордажная сабля. Пол Джонс любил повторять во время уроков фехтования, что рубиться катласом можно даже медведя научить за пару месяцев.
  "Шваб"- не житель Швабии, а от Swab- швабра- грубый, необразованный человек, моряк самого худшего образца.
  Ешё хуже шваба "лабер" от Lubber-- Landlabber- сухопутный моряк, тот кто из-за полного незнания морского дела без толку слоняется по судну.
  "Блай" от Belay- Закрути, прекрати. Блай свою байку- прекрати врать, сыты по горло.
  Или более сильный синоним "Аваст!"-(Awast!)
  "Бомба" слово, которое не смог вытеснить англ. "коктейль"- от английского же Bumbo- напиток Карибского моря из рома с водой, сахаром и мускатным орехом, который любил адмирал.
  А в портовых городах не просите подать салат, вас демонстративно не поймут, разумеется если вы не зашли в фешенебельный ресторан a-la frans . Закажите "салмагу"- от Salmagundi- любимый моряками и пиратами Вест-Индии холодный винегрет.
  И наконец знаменитое "блядь", ставшее знаменем борьбы старовояжных против казаров в 20-х годах XX в. Не имея отношения к проституткам (эту нагрузку несёт польско-идишское курва), оно происходит от Blow- внезапный, сильный шквал, и выражает удивление и потрясение от чего-либо неожиданного. Blow me gown!- Сбей меня с ног!- любимое выражение адмирала. В современный американский оно вошло как "Wow!"
  6*Автор несколько упростил причину восстания индейцев, а поводов для него был целый комплекс. Во-первых, экономического характера: В исконных индейских угодьях алеуты и коняги развернули массовый промысел калана, важнейшего источника товара для торговли с европейцами. Конкурировать с искуснейшими морскими охотниками индейцы не могли. Не даром благоразумный Баранов рекомендовал передовщикам проезжать мимо индейских селений либо рано утром, либо поздно вечером, дабы не раздражать их. Во-вторых, партовщики, пользуясь своею многочисленностью и попустительством русского начальства, грабили индейские захоронения и расхищали запасы вяленой рыбы, заготовленной на зиму. В другой инструкции Баранов строго запрещал во время промысла грабить кормовые запасы индейцев. В-третьих, пренебрежительное отношение к ним некоторых промышленных. И лишь в-четвёртых, антирусская агитация английских, а позже бостонских конкурентов. Именно последнюю причину выделяют официальные документы РАК как главную. Компании было выгодно объявить своих торговых конкурентов в подстрекательстве и добиться от правительства помощи и поддержки.
  7*Халибут- палтус. Отсюда- халибутка(сhalibutshep) - широкая, низкобортная шхуна с большой, свободной палубой, образованной за счёт вынесения на ют и бак грота и фока мачт. Разработана и построена впервые в 1853г. на московской верфи для океанского лова трески и палтуса.
  8*Некоторые каюрки стали в последствии жёнами промышленных. В 1925г., в самый разгар противостояния старовояжных и казаров, их потомки, как и потомки их родичей, ставших компанейскими каюрами, создали общество "Эяк", целью которого было юридическое возрождение племени. 6 сентября 1926г. В.К. ратифицировал решение Совета племён о законности племени эяк и их тотемов.
  
  
   *********
  Глава ?5
  
  Конкуренты*(1)
  
  Шелихов и Лебедев-Ласточкин были партнёрами по шести судам даже ещё в начале 90-х. Но в конкурентной борьбе монополию компанией они шли ноздря в ноздрю. Шелихов первым основал крепость в Америке, зато люди Лебедева-Ласточкина открыли Прибыловы острова. Не известно как бы повернулось дело если б Северо-Западной компанией в Америке управлял не Баранов, человек незаурядный. Да и ему с лебедевцами пришлось ох как не просто.
  Шелиховцы (будем называть так для простоты служащих Северо-Западной компании) явились в Кенайский залив уже во главе крупных промысловых партий, составленных из прирождённых охотников на морского зверя - кадьякцев и алеутов. Это позволило им сразу же развернуть тут небывало широкий промысел, для чего им, соответственно, требовались обширные охотничьи угодья. Лебедевцы же должны были начинать всё с нуля и, к тому же, набирать себе работных людей из числа атапасков-танайна (кенайцев), которые "не умеют владеть байдарками, редко имеют байдарки и моря боятся". Это вынуждало лебедевцев проникать вглубь материка и заниматься там "горными промыслами", хотя добытая там пушнина приносила гораздо меньший доход, чем ценный мех морского бобра. Для торговли с аборигенами средств не хватало. Ненадёжными были и связи с "большой землей". В июне 1789 г. Коломин отослал "Св. Павла" обратно в Охотск, но судно потерпело крушение у острова Медный. Часть пушнины погибла, а коломинская артель надолго оказалась отрезана от России. И позднее лебедевские артели, в отличие от шелиховцев, не имели постоянной и прочной связи с Охотском.
  Подобные обстоятельства вполне закономерно подталкивали к попыткам поживиться за счёт прямого грабежа аборигенов или же более удачливого соперника - ограбить его промыслы, заполучить себе его аманатов (а через них и контроль над туземцами), вытеснить его из "обысканных" им промысловых угодий, переманить к себе или угнать силой его опытных работных людей. Это и неудивительно, если учесть, какого сорта люди в немалом числе встречались в промысловых партиях обеих компаний. Сам Баранов, аттестовал их, как "народ с Камы и с Волги", который только и смотрит, "где бы нос заточить на готовое". Хотя и его люди мало чем отличались от лебедевцев по своему составу. Но на стороне шелиховцев находились все преимущества регулярных поставок и централизованного управления. Их артели и партии подчинялись главному правлению в Кадьякской конторе, которая координировала их действия. Лебедевцы же довольно долго не могли выяснить между собой вопрос о старшинстве, доводя обсуждение его до прямых вооружённых схваток. Кто имеет более прав командовать - Коломин, ранее всех заселившийся в Кенаях, или Коновалов, явившийся позже, но с более многочисленной партией? Да и позднее практически независимо друг от друга действовали люди Коломина, "богословские" Степана Зайкова и "георгиевские" Амоса Балушина. Зато когда им удавалось хотя бы на короткий срок объединить свои силы, шелиховцам приходилось весьма туго.
  Лебедевцы были людьми необыкновенно деятельными и решительными. Примером в том мог им служить сам их хозяин, Павел Сергеевич Лебедев-Ласточкин. По утверждению своей супруги, Павел Сергеевич начал свою карьеру "зашедши в Сибирь и чрез обращение своё по коммерции приобретши уже здесь знатный капитал ... был записан в первую гильдию купечества". Но доклад барона Штейнгеля дополняет эту краткую фразу весьма живописными подробностями. "Студент Нижегородской духовной семинарии Павел Сергеевич Ласточкин, известный пройдоха, был в свое время взят в Нижнем Новгороде под стражу по обвинению в убийстве генеральши Сорокиной. После того, как сообщница по преступлению на пытках утвердилась в показании, что он один совершил убийство, семинарист совершил побег и принял новое имя. В 1767г. он объявился в Якутске, где записался в купеческое сословие, как малороссиянин Михаил Ларионович Лебедев. Во время торговой поездки в Москву летом 1768 г., он был опознан, а схвативший его чиновник получил денежное вознаграждение, какое положено за поимку разбойника. Однако признанный злодеем и смертоубийцею тем не менее он вскоре вновь появляется в Якутске.
  Следствие по этому делу тянулось вплоть до 1787 г., когда было сдано для будущих справок в архив по силе манифеста от 28 июня. Но пребывание под следствием ничуть не мешало г.Лебдеву-Ласточкину, который обзавелся теперь официально двойной фамилией, увеличивать свои капиталы, получать казённые подряды и даже быть награждённым медалью "За вояж на Курильские острова". *(2)
  В коммерческих своих делах г.Лебедев-Ласточкин не менее изобретателен и предприимчив, нежели в делах судейских. Организует одному ему известное ведение дел... Он умеет удивительным образом находить деньги для отправления всё новых и новых промысловых экспедиций, оставаясь при этом постоянным должником многих купцов и являясь весьма преуспевающим человеком, объявившим свой капитал по первой гильдии. Смысл его финансовых операций заключался в займе и затем продаже своих долгов. Столь сложные спекулятивные комбинации возможны только при его большой предпринимательской активности...". Эта жизненно необходимая активность и привела лебедевскую компанию, в конечном счёте, к острому и жестокому противостоянию с Северо-Восточной компанией.
  В то время, как шелиховцы считали угодья Кенайского и Чугацкого заливов своей вотчиной "по праву открытия", лебедевцы, стеснённые в промыслах, но имеющие достаточно сил и решимости, полагали себя вправе оспорить это утверждение. А так как двум компаниям в этих краях было не развернуться, то они вскоре поставили себе целью не только потеснить, но и вовсе изгнать конкурентов из столь богатых, сулящих немалую прибыль областей. Но прежде лебедевцам предстояло уладить собственные внутренние распри.
  20 августа в Кенайский залив прибыло лебедевское судно "Св. Георгий", на борту которого находилось 62 промышленника во главе с передовщиком и мореходом енисейским мещанином Григорием Коноваловым. В целом экипаж судна насчитывал почти сто человек. Как ни странно, но более всего неприятностей приезд его доставил именно начальнику местного лебедевского заселения Петру Коломину, под началом которого к тому времени оставалось всего 27 человек. Он и его люди давно уже поджидали прихода судна из Охотска. Их силы и припасы были на исходе и, не получая никаких вестей из России, они начинали "приходить в уныние". С лета 1787 г. они "полагали старание и труды о примирении в подданство к российскому престолу чрез ласковость и приветствование кенайцев", а также вели промысел, добыв "бобров морских 250, лисиц целых и поротых 500, речных бобров и выдр 350, соболей 500". После всего этого они считали себя вправе рассчитывать на признательность и благодарность со стороны "господ компанионов". Но на деле их ожидало совсем иное.
  Обосновавшись в Николаевской крепости в устье реки Какну, Коновалов без дальних околичностей заявил Коломину, что имеет от хозяина компании "письменное наставление, чтоб вас здесь сколко находится принять в своё ведение под присмотр". Подобная отставка, без сомнения, должна была смутить и оскорбить Коломина. Однако, пожилой передовщик не стал, судя по всему, открыто оспаривать старшинство Коновалова. Но дальнейшие события вынудили его пересмотреть это решение. Григорий Коновалов оказался именно из той породы людей, которые, по словам Баранова, только и смотрят, где бы нос заточить на готовое. Своё положение старшего над двумя партиями он решил использовать исключительно на благо себе и своей артели, совершенно не считаясь со старожилами- коломинцами. На новое место Коновалов прибыл в конце лета. Для благополучной зимовки ему были необходимы припасы и аманаты, чтобы обеспечить себе безопасность со стороны индейцев. То и другое, по его мнению, должны были предоставить ему люди Коломина.
  Поскольку старожилы явно не выражали готовности исполнять подобные пожелания своего нового начальника, то Коновалов перешёл к решительным действиям. Он послал своих людей во главе с Балушиным захватить весь "зимний сушёный корм" коломинской артели, что те и сделали "без всякого резону". Возмущённый и удивлённый этим Коломин послал в Николаевскую крепость промышленного Чернышёва с укоризненным письмом. В ответ Коновалов бесцеремонно заявил: "Почто Коломин сам не пришел? Я б его в два линька отдернул и заковал в железа, вышлю в правительство". Между передовщиками и их партиями началась открытая борьба. Малочисленным коломинцам в ней оставалось только обороняться. Коновалов же совершал одну грабительскую вылазку за другой, стараясь отрезать Коломина от связанных с ним индейцев. В конце концов ему удалось практически полностью блокировать своих противников в их заселении.
  Хроника противостояния артелей была детально изложена с позиций пострадавшей стороны самим Петром Коломиным. Он сообщает, что 16 сентября 1791 г. коноваловцы ограбили индейские каноэ, в которых вожди с озера Кыляхтак ехали к Коломину навестить своих детей-аманатов. Затем 19 сентября был ограблен чуюноцкий тойон - коноваловец Щепин и с ним четверо промышленных выехали навстречу кенайцам "с орудием и резали ножами у них ремни на опоясках, обыскивали промысел". А 29 октября в георгиевскую крепость явилось четверо промышленных во главе с самим Коноваловым. Когда Коломин вышел к ним навстречу, но Коновалов "с умышленности какой-ли или случайно" выстрелил в него из пистолета. Ни о каких переговорах после этого не могло быть и речи. Расставив вокруг Георгиевской крепости заставы, коноваловцы перехватывали индейцев, шедших к Коломину торговать или проведывать своих детей-аманатов. Их эти дозорные уводили в Николаевскую крепость, "а кто скажет я не желаю, того бьют и увечат силно". Так Коновалов набирал себе заложников, готовясь к ещё более решительным действиям.
  К действиям этим он перешёл, когда сумел заручиться поддержкой некоторых групп кенайцев - 5 ноября коноваловец Василий Третьяков с тремя товарищами и отрядом союзных индейцев захватил коломинского работника, новокрещёного алеута Михаила Чернышёва. Его избили и ограбили, отняв оружие и жену. Возмущённый Коломин выделил пострадавшему несколько человек в поддержку и Чернышёв пустился в погоню за похитителями. Но Третьяков, когда его нагнали, нагло заявил: "Мы от передовщика своего поставлены к вам в гавань не пропускать никого", - а потом крикнул кенайскому вождю и его воинам: "Чево вы смотрите, руские пришли девку отнимать". Коломинцы едва унесли ноги.
  Ещё более откровенно высказался коноваловец Лосев, когда 9 ноября захватил и увёл в неволю одного из коломинских работных людей. Будучи настигнут погоней, Лосев воткнул перед собой в землю обнажённый тесак, навёл на преследователей ружьё, взвёл курок и со словами "Суди Бог!" велел своим спутникам вслед за ним стрелять по коломинцам. На попытки вразумления - как можно стрелять в своих! - Лосев невозмутимо отвечал: "Вам какое дело, мы прежде сего 4-х человек убили, а этой весной ждите нас на свою гавань походом, будем 50 человек и аманат ваших себе возьмем". Так Коновалов намеревался обеспечить себя работниками для весеннего промысла..
  Терпение Коломина истощилось и 11 ноября он лично отправился в Николаевскую крепость выяснять отношения с Коноваловым. Однако переговоры передовщиков свелись к тому, что Коновалов, "не принимая никаких вопросов", отобрал у собеседника пистолет и выгнал его вон.
  Ситуация всё более обострялась. Раздоры между русскими порождали волнения и среди индейцев, которым волей-неволей приходилось давать заложников обоим сторонам. Это привело к расколу кенайцев на два враждебных лагеря, а также подрывало их доверие и уважение к русским, веру в их силу. Это грозило поселенцам самыми непредсказуемыми последствиями. Непривычные к подобным сложностям, кенайцы вполне могли попытаться решить проблему по-своему: либо принять сторону сильнейшего, либо постараться вообще избавиться от всех беспокойных белых пришельцев. Оба варианта не сулили коломинцам ничего доброго. Кроме того, после двух личных столкновений с Коноваловым, Коломин начал всерьёз опасаться за собственную жизнь.
  Спустя десять дней после неудавшегося разговора с Коноваловым, обдумав все эти обстоятельства, Пётр Коломин решился на необычный поступок. Он вступает в сношения с байдарщиком шелиховской Кенайской артели Василием Ивановичем Малаховым, ища у него помощи и защиты. Малахову были переданы оправдательное письмо для Лебедева-Ласточкина и послание на имя Баранова. В нём Коломин не только жаловался на бесчинства соперника, но и прямо заявлял о своём намерении "прибегнуть под защиту Господина Шелихова компании".
  Сам Василий Иванович наблюдал за "подвигами" Коновалова с нарастающим беспокойством. Всё началось ещё с того, что "георгиевские" поселились не где-нибудь, а в "Кашматцкой бухте под Тонким мысом, где были у нас построены зимовья для промыслу лисьева". Затем, как рапортовал Малахов на Кадьяк, беспокойный пришелец "у Коломина иноземцев всех обрал также и каюр да и от нас увес 10 байдарок". Это происшествие вызывало у Василия Ивановича наибольшую досаду. Ведь в своё время он сам "ездил в бухту Качитьмак и уговорил кенайцов по их желанью 10 байдарок так они совсем к нам и переехали и жили", до тех пор, пока в отсутствие Малахова сюда не явился на двух байдарках Григорий Коновалов. Лебедевский передовщик "приехал и сказал им что я и казаков де отсель на Кадьяк прогоню а вас не отпущу, у меня казаков много, жен ваших всех возму в каюры, польстил несколько и согласились они с ним, так и уехали".
  Сам Лебедев-Ласточкин и его "господа компанионы" были слишком далеко, чтобы непосредственно вмешаться и рассудить спор своих людей. Баранов же, судя по всему, не мог сразу решить, как следует ему поступить в подобной ситуации. Василий Малахов, прочтя послание Коломина, для начала направил к лебедевцам своего промышленного Никифора Кухтырева. Этот посланник посетил обе враждующие партии и в ходе поездки вполне мог заметить "многие грубиянские поступки" Коновалова, доложив о том по возвращении в Александровскую крепость. Однако никаких мер со стороны Малахова после этой инспекции не последовало. Он ожидал указаний от Баранова.
  Зато Коновалов продолжал действовать с ещё большим размахом. Решив ускорить осуществление давнишней своей угрозы, он послал в ночь на 4 декабря отряд во главе с Щепиным и Лосевым в набег на Георгиевскую крепость. Вооружённые коноваловцы силой увели к себе служащих Коломина - "безродных и кадьякцев", угрожая при сопротивлении рубить им тесаками головы. Артель Коломина в одночасье осталась без работников и привычной обслуги. Их самих было слишком мало, чтобы одновременно вести промысел, заботиться о пропитании и, вдобавок, обеспечивать себе безопасность. В ближайшем индейском становище им, правда, удалось добыть для себя трёх рабов, но неутомимый Лосев перехватил их на обратном пути и отбил невольников. Когда Коломин в очередной раз упрекнул грабителей в том, что они "так беззаконно стесняют своих одноземцов", то от Лосева "толко получил в резолюцию ... злобное ругательство и угрозы".
  Не принёс облегчения и новый год: 10 февраля 1792 г. коноваловцы напали на коломинцев - алеута Андрея Козицына, камчадала Спиридона Лазарева и кадьякца Ивана Синякова,- которых разоружили, связали, избили и, уведя с собой, забили в колодки. Коломин послал им на выручку артельного старосту Дружинина. Ему Коновалов с предельной откровенностью заявил: "Всех перехватаю и приведу в совершенное повиновение", - после чего велел заковать в кандалы и самого посланца. Компанейское имущество коломинской артели, которым по своей должности заведовал Дружинин, осталось без присмотра.
  Доведённый до отчаяния, Коломин стал с ещё большей настойчивостью взывать о помощи к своим соседям- шелиховцам. Конкуренты казались ему менее опасными, чем буйные сотоварищи. Прибыв к Малахову, он нашёл у него полное понимание. Успехи и замыслы Коновалова серьёзно беспокоили шелиховского передовщика. Прибывший с Коломиным промышленный Чернышев сообщил, что у Коновалова в итоге зимнего промысла уже скопилось "бобров десятков до пяти ста и бобров руских соболей близко тысечи ... и по такому промыслу и Канавалов отсель не пойдет а будет довольствоватца промыслами здесь". Малахов лично встречался с Коноваловым и вынес из этой встречи самые неблагоприятные впечатления. По мнению Малахова, у Коновалова просто закружилась голова от власти и сознания собственной значимости: "человек он такой гордой себе ныне примеру не может знать, получил такой чин, передовщиком и мореходом, болтает, что я ныне такой передовщик, еще первей вашего, имею и вашего командира под началом быть у себя, что буду к нему писать о своей нужде и ему нельзя будет отказать, чево потребую".
  Коломин, ища помощи против Коновалова, готов был на всё. Он обещал Малахову отдать ему всех своих аманат, отнятых Коноваловым, а если по осени за ним не придёт судно из Охотска, то просил принять своих людей в Северо-Западную компанию. После этого он лично отправился на Кадьяк для переговоров непосредственно с самим Барановым. В начале марта 1792 г. он вместе со своим доверенным промышленным Михаилом Чернышевым прибывает в Павловскую Гавань. Здесь они обращаются к Александру Андреевичу, а в его лице и ко всей шелиховской компании, с просьбой: "Взойти в защищение, усилием занимать емста, прежде Коновалова примиренные, стеснять и угнетать ему иноверцов недопустить, абы труды, употреблённые на примирение, не остались вотще и народы все Кенайской губы не отторглись ... принять нас и аманат с народами преданных в своё покровительство".
  Получив столь недвусмысленное предложение, Баранов уже не мог не вмешаться в лебедевские распри. Вероятно, буйный Коновалов внушал ему определённые опасения, особенно накануне весеннего промысла, а Коломин представлялся более удобной фигурой в качестве соседа и начальника артели конкурентов. Были у Баранова и некоторые права для того, чтобы вмешаться во внутренние дела лебедевской компании. Основанием тому служило составленное в 1786 г. "Письмо господина Лебедева о вверении всей компании в опеку", согласно которому Шелихов мог в случае необходимости распоряжаться лебедевскими промышленными, как своими собственными, тем более, что он был компаньоном в снаряжении экспедиции "Св. Георгия" (Шелихов имел 13 паев, а Лебедев-Ласточкин 37 при общем числе в 90 паев).
  Обстоятельства сговора Коломина с Барановым и последующего смещения Коновалова окутаны таинственностью. Так Коломин, пометил своё обращение к Баранову с просьбой о защите датой 11 марта 1792 г. Сам он, судя по всему, находился в это время уже на Кадьяке. Но по сведениям А. С. Полонского, Коновалов был схвачен уже 4 марта, а 20 марта его вывезли из Николаевской крепости на Кадьяк. Не исключено, что Баранов действовал параллельно с усилиями Коломина, не ставя его об этом в известность. Начав с поездки Кухтырева, он мог вступить в контакт с рядом недовольных своим передовщиком коноваловцев, побуждая их произвести переворот. Возможно, что и жалобы Коломина писаны были уже задним числом на Кадьяке. "Возмущение (против Коновалова) произошло по наущению Голиковской компании для подрыва Лебедевской, потому что и донос зачинщику Коломину писал, по приказанию Баранова, служитель его Бутковский".
  Так или иначе, но 4 марта 1792 г. в Николаевской крепости "бывшие у судна 20 человек рабочих" схватили Григория Коновалова и заковали его в кандалы. Прочие промышленные и союзные кенайцы "с удивлением смотрели на происходившее, но не вступались; последние по крайней мере кормили арестанта ракушками, чем, может быть, спасли его от голодной смерти". Вполне вероятно, что к свержению передовщика приложил немалые усилия один из его ближайших соратников - Амос Никанорович Балушин. Не случайно именно он занял пост главы артели после падения Коновалов. Кроме того в письме от 27 марта 1792 г. Малахов сообщает, что "сего марта 20 числа к нам в артель самого Кановалова привезли в байдаре скованова руки и ноги скованы. Ныне у них выбраной передовщик Амос Балушин, приежал сам ... просил нас, чтоб принять Кановалова и выслать в гавань ... в Охотцк на нашем судне, на что я ему отказал ... сказал ему, буде вам надо, сами ево везите, а я неприемлюсь ... а за какие дела ево сковали и высылают увидите сами ясно, когда к вам ево привезут, а я слышал якобы Канавалов зашиб человека досмерти своей конпании". Возможно, это глухо упомянутое убийство и послужило толчком для бунта и смещения буйного передовщика собственными же людьми.
   Коновалов был вывезен на Кадьяк, откуда в мае 1792 г. его выслали в Охотск на судне "св.Михаил" под присмотром Деларова. События эти вызвали бурные объяснения между Шелиховым и Лебедевым-Ласточкиным. Коновалову, после долгого разбирательства в Охотске и Иркутске, все же удалось оправдаться. Он опровергал показания Коломина, прибегнувшего в помощи конкурентов, а всю вину за случившиеся беспорядки приписывал "буйству и развращенности промышленных или части из них", не скупясь при этом на обвинения в адрес Баранова. В конечном итоге было достигнуто соглашение о возвращении Коновалова в Америку и посредничестве архимандрита Иоасафа, которому поручалось на месте разобраться в запутанных причинах распри, выяснить истинную степень виновности ее участников и, в зависимости от результатов расследования, либо допустить возвращение Коновалова к прежней должности, либо "оставить ему на волю искать другого себе упражнения". Однако принято это решение было только в 1794 г.
  
  Баранов обманулся, полагая, будто с высылкой Коновалова ему удастся полностью обезопасить себя от возможных происков со стороны лебедевцев. Напрасны были его надежды поставить их деятельность полностью под свой контроль, как обещал ему отчаявшийся Коломин. Напротив, только теперь, избавившись от склочного и властолюбивого передовщика, лебедевцы оказались способны объединить свои усилия в борьбе против конкурентов. Их, несомненно, встревожили и напугали проявленные Барановым энергия и решимость. Они вовсе не желали, избавившись от Коновалова с его тиранскими замашками, оказаться в подчинении у властного правителя. Тем более, что ныне они располагали гораздо большими силами для сопротивления. Занявший место высланного передовщика "Св. Георгия" Балушин нашёл себе достойного сподвижника и единомышленника в лице Степана Кузьмича Зайкова, прибывшего в Кенайский залив на лебедевском судне "Св. Иоанн Богослов". Примкнул к ним и Петр Коломин. Этим он, возможно, желал загладить перед хозяевами свою вину вынужденного соглашения с конкурентами.
  Образовавшийся триумвират действовал напористо и энергично. Вскоре Баранов уже сообщал Шелихову, что лебедевцы, "соединясь двумя судами, "Иоанном" и "Георгием", поставили себе за правило причинять нашей компании вред и вытеснять нас отовсюду начали, сначала по Кинайской губе Качикматскую бухту себе присвоили и поселили тут многочисленную артель, и нас лисей промысел производить не допустили ... и жителей тоя себе в совершенное рабство прибрали и с нами иметь собщение воспретили". Разом были нарушены и права шелиховцев, как старожилов Кеная, и соглашение марта 1792 г. между Коломиным и Барановым.
  Затем лебедевские старшины составили и прислали на Кадьяк настоящий ультиматум: "За подписанием передовщиков Коломина, Балушина и мореходов Зайкова и ... указное повеление ... что и вся Кинайская губа им принадлежит, артель оттуда удалить и партии в промысел посылать воспрещали, также и в Чугацкой губе иметь занятие и дело не дозволяли". Захватывая богатые промысловые угодья в заливе, лебедевская компания делала рывок, пытаясь не только изгнать шелиховцев из Кенайского залива, но и отрезать им путь далее на юг. Присланный с этим указным повелением лебедевский промышленный Галактионов, как по пути, так и на самом Кадьяке вёл активную пропаганду - "развращал" шелиховских работных, пытаясь запугать их. Он предостерегал, чтобы "в Чугацкую губу ехать никто не осмелился, представляя, что там не допустят они помещаться и производить постройку судна; и уже все кормовые места заняты ими, уговаривал в том же и аглицких матрозов (на шелиховской службе), што там они помрут с голоду". Особенно рассчитывал Галактионов на возможность переманить на сторону лебедевцев англичан-кораблестроителей во главе с Яковом Егоровичем Шильцем. Он был наслышан о неладах его с Барановым, однако британцы так и не поддались на эти уговоры.
  В то же время Баранову стало известно, что шесть байдар лебедевцев во главе с Балушиным и Коломиным ожидают только возвращения Галактионова, чтобы "напасть на кинайскую артель, вытеснить людей наших на Кадьяк и иноверцов аляксинских и кинайских, тут находящихся, себе в зависимость присвоить". Эти ценные и тревожные сведения были получены от индейцев, сопровождавших лебедевского посланника. Неясно, заставили их разговориться хитростью, или же они сами добровольно сообщили Баранову о этих воинственных замыслах. В любом случае лебедевские передовщики и мореходы так и не дождались возвращения Галактионова. Их посланец вместе со своими бумагами и списком "вредных против нашей компании лебедевских людей" был взят под стражу и вскоре выслан в Охотск.
  Тогда разъярённые лебедевцы открыли в Кенайском заливе настоящие военные действия. Весной 1793 г. к Александровской крепости прибыли на шести байдарах 60 вооружённых лебедевских промышленных и союзных воинов-танайна. Они сразу "начали уже поступать неприятельски". Василий Малахов был осаждён и над его людьми нависла такая же опасность, как недавно над партией Коломина. Шелиховская артель во главе с Котельниковым была перехвачена осаждающими. Всех её членов ограбили, избили, "изувечили и кои не могли спастись бехством, перевязав, побросали в байдары и увезли с собой". В случае падения Александровской крепости шелиховцы оказались бы полностью вытеснены из Кенайского залива. Индейцы (по крайней мере часть из них) охотно поддерживали лебедевцев в этом предприятии - то была для них месть за набеги кадьякцев шелиховских артелей, которые учинялись ими ещё в правление Деларова. Однако Малахову удалось отстоять форт, хотя лебедевцы грабили дружественных шелиховцам индейцев и не раз провоцировали осаждённых на необдуманные действия, чтобы иметь возможность обвинить их в развязывании вооружённого конфликта.
  Ещё тревожнее были вести о действиях Амоса Балушина. С сентября 1792 г. по январь 1793 г. он разъезжал в Чугацком заливе по следам недавних поездок самого Баранова и в уже "замиренных" шелиховцами селениях требовал от эскимосов "других аманатов" для себя. Чугачи отказывались, поскольку уже выдали заложников Баранову. По сути то была попытка "переоформить" зависимость аборигенов в свою пользу - как то уже пробовал проделать с коломинцами Григорий Коновалов. Частично Балушину это удалось: он оставил зимовать среди чугачей трёх своих людей и эскимосы приняли их, не видя особой разницы между различными группировками заморских белых людей. Любопытно отметить, что в "незамиренные" посёлки Балушин показываться не решался, особенно после того, как тамошние чугачи "несколько его постращали", о чём с нескрываемым удовлетворением сообщает в своём письме Баранов.
  Зато с "замиренными" аборигенами лебедевцы вскоре совершенно перестали церемониться. Весной 1793 г. они захватили и увезли с собой 15 чугачей из шелиховской промысловой артели, а затем практически поголовно вывезли на свою базу два эскимосских селения. База эта располагалась в Чугацком заливе на Грековском острове. Имя своё он получил от прежнего правителя шелиховских колоний Евстрата Деларова, которого и русские и туземцы зачастую назвали просто "Греком". Обосновавшись на месте его прежнего зимовья и "поправя старое строение", лебедевцы "отабарились, держа тех чугачей жен и детей под стражею, разъезжали с мущинами склонять других жил обитателей, но в том удачи им было мало, где разве нечаянно найти и напасть удавалось, тех захватывали". Так лебедевцы восполняли себе нехватку рабочих рук. Баранов не раз через мореходов требовал освободить "своих" чугачей, поскольку действия лебедевцев ущемляли его собственные интересы и подрывали его престиж. Он просил "хотя бы одно жило распустить для помощи при постройке в кормах", но в ответ получал "одно только ругательство".На "северной стороне от Аляксы" в том же духе орудовала лебедевская артель во главе с иркутским мещанином Александром Ивановым.
  Ответные действия шелиховцев особого успеха не имели. Задуманный Барановым план захвата на Грековском острове зловредного Амоса Балушина провалился из-за двойной игры, которую повёл штурман Измайлов. По словам раздражённого Александра Андреевича, "господин Измайлов прикидывался во все стороны", постоянно поддерживал связь с Балушиным, часто встречался с ним, извещая о всех новостях. Когда англичанин Шильц готов был уже захватить лебедевского передовщика, штурман отговорил его от этой затеи, говоря: "Не наше дело мешаться в такие дела, а пусть сам правитель приедет". В итоге Шильц ограничился лишь тем, что мягко заметил Балушину: "Сколько приятна правительству тишина и спокойствие". На это лебедевский передовщик никак не отозвался и продолжал "единственно по своему поступать буйству".
  После этого Баранов решил лично возглавить поход против Грековского острова. Однако, прибыв на место, он нашёл лебедевцев готовыми к обороне, а своих людей "разтроенных, с холодностию моим повинующихся приказаниям". Предупреждённые заранее, возможно тем же Измайловым, лебедевцы встретили отряд Баранова "выставленными из бойниц пушками ... приготовясь защищаться, все были вооружены ... не принимали никаких предложений, ругались толко, каждый сколко мог блевать". Александр Андреевич пытался повторить трюк, столь удавшийся ему в деле Коновалова, и заявил, будто имеет "секретные постановления государственной важности", дающие ему право творить здесь суд и расправу. Однако, пишет он, в ответ на это заявление из-за частокола прокричали, "чтоб я моими бумагами подчищал себе задницу всеми и что они на всё плюют, смотреть не хотят и к себе не впустят". Ему пришлось убираться несолоно хлебавши и он "едва мог удержать себя в пределах терпеливости".
  Тесня шелиховцев в заливах, лебедевцы расширяли сферу своего влияния и на материке. В декабре 1792 - апреле 1793 гг. Василий Иванов совершает свой легендарный поход вглубь Аляски, добравшись до устья Квихпаха. Весной 1793 г. лебедевцы проникают к берегам Кускоквима, оставив среди здешних эскимосов долгую и недобрую память о военном хозяйничанье касяков. Ими были основаны поселения на Туюнаке и на озере Илямна. При этом вновь не были приняты в расчёт права первооткрывателей- шелиховцев - ведь ещё в 1792 г. на Илямне побывал Демид Куликалов, водрузивший там деревянный крест. В 1796 г. наблюдательный штурманский ученик Филипп Кашеваров дал живую зарисовку этого лебедевского заселения: "Мы нашли в той артели около 15-ти человек исправных русских и камчадалов. У них земляная с прислугами казарма, обнесено тыном ... У ворот стоял с обнаженною саблею чесовой. Байдарщиком в ней был руской Такмаков. Но хотя у них и была общественная казарма, но в ней жило мало руских. Надо думать, блохи их безпокоили. Притом же у всех у них были жоны и дети, почти у каждого. Внутри крепости поделаны из лубьев барабарки, в коих они и жили". На острове Тхалка в заливе Нучек лебедевцы основали крепость Константина и Елены (Константиновский редут), что ещё более упрочило их присутствие в стране чугачей.
  В противовес соперникам, Баранов занял Воскресенскую бухту, лежавшую на пути из Кенайского залива в Чугацкий и заложил Воскресенский редут. Дело шло успешно, несмотря на помехи со стороны лебедевцев. У Баранова пока не хватало сил для открытой борьбы с конкурентами, что наглядно показал провал похода на Грековский остров. Поэтому он, возможно, прибегал в этой борьбе к иным средствам, играя на вражде между лебедевцами и пострадавшими от них группами чугачей. По крайней мере, именно в июле 1793 г. чугачи совершили нападение на Грековский остров, перебив десяток человек из лебедевской артели. Год спустя Семён Зайков жаловался архимандриту Иоасафу, что одна из его артелей была истреблена чугачами по наущению Баранова.
  Не менее активно действовали лебедевцы и в 1794 г. Партия Егора Пуртова и Демида Куликалова, выступившая на промысел 22 мая, была встречена на своём пути посланцем лебедевцев. Он передал им письмо Коломина и Балушина, "в коем приписывают, чтоб не приставали в их занятиях и прочее ... стараясь воспретить путь нашего следования и устращивали, что нас не пропустят". Впрочем, такое недружелюбие отнюдь не помешало тем же Коломину и Балушину по возвращению Пуртова из его похода в Якутат прислать к нему нового гонца, Самойлова. Он "просил чтоб дать им знание, которых жил и тайонов колюжских народов взяты нами аманаты". Пуртов предпочёл сведения эти Самойлову дать, хотя в памяти свеж ещё был пример действий Балушина в "замирённых" чугачских жилах. Возможно, шелиховцы просто не хотели обострять отношений с опасными противниками и тем самым осложнять себе обратный путь на Кадьяк.
  В ноябре 1794 г. лебедевцы, продолжая свои набеги, обратили внимание на ново-построенный шелиховский редут в Чугацком заливе, где на зимовку было оставлено семеро русских и артель кадьякцев. С тех пор зимовщикам постоянно приходилось быть настороже. Один из кадьякцев, захваченный Балушиным, был избит, ограблен и до 29 марта 1795 г. содержался лебедевцами под стражей. Подобными действиями Амос Никанорович стремился помешать упрочению позиций соперников в богатых промысловых угодьях Чугацкого залива. И отчасти это ему удавалось.
  Между тем 24 сентября 1794 г. в Павловскую Гавань прибыл галиот "Три Иерарха". Среди пассажиров судна находились архимандрит Иоасаф, имевший особое поручение от Шелихова и Лебедева-Ласточкина, а также оправданый Григорий Коновалов, которого то поручение напрямую касалось. С этим же судном пришло письмо от охотского коменданта Коха к Зайкову с порицанием его деятельности.*(3) Противостояние компаний выходило на новый уровень.
  Баранов же получил от Шелихова письмо с сообщением о новых проявлениях двуличности штурмана Измайлова. После заигрываний с лебедевцами, он будто бы пожелал "перейти в Кисилевскую компанию, с которой он, как видно, и съякшился". Проявилось это в том, что вместо своих, шелиховских, промышленных, он перевёз на Прибылова острова 25 работников компании Кисилева, которые дали ему взятку в 200 котиковых шкур.
  Тем временем лебедевцы, с возвращением реабилитированного Коновалова, вновь погрязли во внутренних распрях. Архимандриту Иоасафу так и не удалось отделить среди них правых от виноватых. В мае 1795 г. он писал Шелихову: "Апреля 20-го приехал сюда в гавань (на Кадьяк) лебедевский передовщик Коломин и слышно ево вышлют в Охотск, а маия 5-го и Балушин приехал, слышно по ордеру комендантскому вышлется в Охотск же ... а поступки Коновалова ежели и были нехороши, то не с промышленными, а с Коломиным, но тот и сам стоит тово, чтоб с ним так или ещё хуже поступать".
  Впрочем, Александр Андреевич отнюдь не бездействовал, хотя и двигался к своей цели окольными путями. Зная, что отношения лебедевцев с аборигенами зачастую оставляют желать лучшего, он всеми силами старался упрочить своё влияние на эскимосов и индейцев, представляя шелиховскую компанию с наиболее выгодной стороны. Опережая соперников, он основывает новое заселение в Чугацком заливе. Местным влиятельным вождям преподносились подарки; аборигенов приглашали на русские празднества с угощением и плясками, сулили им защиту от лебедевских набегов. Всё это повышало престиж шелиховцев и лично Баранова. Результаты подобной политики не заставляли себя долго ждать. Туземцы покидали лебедевцев, всё более подпадая под влияние их конкурентов.
  Баранов, в отличие от прямолинейных своих соперников, действовал гораздо тоньше, не считая грубую силу универсальным средством для привлечения аборигенов на свою сторону. Он, конечно, брал аманатов, но он не сгонял силой в свой лагерь всех поголовно туземных женщин и детей из нескольких селений разом, как то проделали лебедевские "горлохваты" на Грековском острове. Никогда особо не афишируя свою деятельность, Александр Андреевич сумел к середине 1790-х гг. добиться прочного влияния на многие группы кенайцев и чугачей. Индейцы и эскимосы видели в Баранове сильную личность, уважали и побаивались его, соответственно перенося это отношение и на его людей, на шелиховскую компанию в целом.
  Успехи лебедевцев на этом поприще были, судя по всему, гораздо скромнее, хотя им и удалось установить тесные связи с отдельными локальными группами танайна, проживавшими вблизи их заселений. Но в большинстве случаев, особенно в отношении чугачей, они упорно предпочитали делать ставку на грубую силу. Это нередко приводило к трагическим результатам. Всем этим ловко пользовался Баранов, наглядно демонстрируя аборигенам преимущества своей системы перед лебедевскими порядками, предлагая им сделать выбор. В конечном счёте именно копья и дубинки туземных воинов решили долгое соперничество компаний в пользу шелиховцев. Индейцы и эскимосы выступили тут в роли третьей силы, втянутой в затянувшийся конфликт и объективно сыгравшей на руку одной из конфликтующих сторон.
  Пока ещё нельзя с твёрдой уверенностью заявить, что Баранов напрямую подстрекал кенайцев и чугачей к нападениям на своих конкурентов, хотя сами конкуренты обвиняли его именно в этом. Сам Александр Андреевич был человеком жёстким и решительным. Учитывая это, а также то, что сам ход событий определённо складывался в пользу шелиховцев, можно сделать вывод: если Баранов и не приложил непосредственно своих рук к разгрому лебедевских артелей, то уж во всяком случае он умело и энергично воспользовался этим чтобы коренным образом изменить ситуацию в свою пользу. Кенайцы и чугачи не видели поначалу разницы между лебедевцами и шелеховцами, которые поочерёдно требовали у них аманатов. Однако со временем, благодаря постоянным контактам они стали считать себя приверженцами шелиховцев или лебедевцев. Эти их чувства к тому же подкреплялись родственными связями с русскими промышленными и выдачей аманатов. В итоге конкуренция русских торгово-промысловых компаний стала также и войной между их туземными союзниками.
  Первое крупное столкновение лебедевцев с чугачами относится к июлю 1793 г., когда воинственные эскимосы атаковали базу на Грековом острове, убив 10 промышленных. Несомненно, они стремились освободить заложников, которых содержал тут под стражей Балушин. Стоит отметить, что Баранов получил известие об этом непосредственно "чрез Чугач", возможно даже и от самих участников нападения.
  В 1795 г., согласно сообщению самого Лебедева-Ласточкина, Баранов во главе своих людей лично атаковал Константиновскую крепость и разграбил её. При этом было зарезано 10 промышленных, оказавших сопротивление нападающим. Известные документы шелиховской компании, охотно и в деталях перечисляющие бесчинства лебедевцев, молчат об этом набеге. В связи с этим нелишним будет отметить, что история противостояния компаний вообще известна нам в основном со слов победителей.
  В июне 1795 г. Баранов, прибыв в Кенайский залив, узнал, что индейцы-атна перебили в верховьях Медной реки 13 лебедевских промышленных. Их предводитель, передовщик Пётр Самойлов, был замучен до смерти. О личности передовщика вполне даёт представление рассказ о том, как он приказал расправиться с индейцем, случайно уронившим в реку его медную табакерку: "Раскачайте-ка его, братцы, да киньте на быстрину: пусть поищет мою табакерку", - скомандовал Самойлов и дикарь погиб в реке". С такими привычками немудрено было нажить себе врагов даже среди наиболее дружественно настроенных к лебедевцам индейцев.
  По сохранившимся сведениям, поздней осенью 1794 г. Самойлов проник в земли верховых атна (русские называли их гольцанами или кольчанами), захватил в аманаты местных женщин, ограбил мужчин, выгнав их на мороз без охотничьего снаряжения и тёплой одежды и вообще "наделал много пакости". Любопытные сведения о гибели артели Самойлова сохранились в индейских преданиях. По легенде, записанной среди верхних атна, русские прибыли в их страну в сопровождении кенайского проводника и переводчика по имени К"юкет Та (Отец Что-то Купившего). Этот кенаец вёл двойную игру - неверно переводил во время переговоров, накаляя тем самым обстановку, ссоря пришельцев с туземцами, а под конец откровенно вступил в сговор с атна, давая им советы относительно того, как лучше избавиться от его русских спутников. Сами русские вели себя грубо и высекли кнутом местного вождя Йалниил Та, чьи речи толмач переводил им намеренно неверно. Затем лебедевцы "вошли в дом вождя. "Вы немедленно уходите", - сказали они людям. Они взяли у них (мужчин-атна) все луки и копья, что они имели. Они взяли их копья. Они выгнали их так, что они могли замёрзнуть, эти мужчины. Только женщин они взяли, именно женщин. Они взяли старух, взяли, как рабынь. Они прогнали только мужчин". Слова индейского предания подтверждает и лейтенант флота Григорий Иванович Давыдов. Он писал, что промышленные вызвали возмущение медновцев, отнимая у них меха и женщин. Из письма Баранова известно, что вместе с женщинами в заложники было взято и несколько детей. Затем русские перебили собак в стойбище и велели своим пленницам выдубить их шкуры. У атна существовало табу на работу с собачьими шкурами, но лебедевцы вынудили индеанок нарушить этот запрет.
  Тем временем мужчины захваченного стойбища объединились с воинами других общин и стали готовиться к войне. Хитрый К"юкет Та предостерегал их от преждевременного выступления, обещая свою помощь: "Это будет трудное мясо. Вы должны ждать!" Он сговорился с женщинами-заложницами и те испортили русские ружья. После этого кенаец тайком передал воинам атна отнятые у них русскими копья, оказал помощь во время ночного нападения на лагерь и во время преследования уцелевших. В итоге все русские были перебиты, а их коварный спутник получил от атна подарки. "То хорошо, что вы сделали это", - сказал он им на прощание.
  Согласно индейским преданиям, тела всех убитых были сожжены. По сведениям же русских источников, лебедевский передовщик был захвачен живым и умер под пытками. "Смерть ужасная, вначале выкололи глаза, потом всячески тиранили, потом удавили и бросили в реку", - сообщает лебедевский мореход Зайков. Баранов узнал об этом в июне, будучи в Кенайском заливе, а позднее ему удалось получить уточнённые сведения и "точность этих показаний подтверждалась тем, что те же самые медновцы и кольчане приходили к Баранову и приносили промысла для промена, и вообще показывали дружеское расположение к русским" (точнее, к шелиховцам).
  Конечно, нельзя со всей определённостью заявить, что проводник-кенаец был специально подослан шелиховцами, чтобы погубить лебедевскую партию. Индеец вполне мог действовать, исходя из личных побуждений (достаточно припомнить эпизод с табакеркой). В более поздней истории Русской Америки известны случаи, когда проводники русских экспедиций намеренно подстрекали племена глубинных районов напасть на своих спутников только потому, что желали сохранить за собой все выгоды положения посредников при торговле между этими племенами и русскими. Но, в любом случае, несомненно одно - К"юкет Та изначально прилагал все усилия к тому, чтобы поссорить лебедевцев с атна и разжечь между ними смертельную вражду. Стоит также отметить и то "дружеское расположение", с каким атна приходили к шелиховским торговым постам, ничуть не страшась кары за убийство русских. Видимо, разница между лебевцами и шелиховцами им была уже достаточно хорошо известна. Именно шелиховцам была в первую очередь на руку гибель Самойлова - это лишало их конкурентов возможности расширять сферу деятельности за счёт внутриматериковых районов.
  Могущество лебедевской компании стремительно клонилось к упадку. В июне 1797 г. атна истребили ещё одну артель лебедевцев, пытавшихся на этот раз обосноваться в устье Медной реки. Это окончательно пресекло всякие их попытки действовать в этом направлении. Весьма неуютно чуствовал себя и Коновалов, находившийся на Нучеке в окружении враждебных чугачей. Когда летом 1797 г. туда прибыл Баранов, то он стал свидетелем отъезда Коновалова. Видя своё "безсилие ... и ненависть туземцов", буйный передовщик в сопровождении всего 19 человек в начале июля окончательно покинул американские колонии, уйдя на "Св. Георгии" в Охотск. Немалая часть лебедевских промышленных при этом предпочла перейти на службу к своим более удачливым конкурентам.
  Остававшиеся ещё в Америке лебедевцы пытались продержаться, но соотношение сил было уже не в их пользу. И они это понимали вполне отчётливо. Не случайно последние их "антишелиховские" действия выглядят столь жалко на фоне былых подвигов. Те, кто преодолевал нехоженые дебри, покорял воинственные племена и спорил за господство на Аляске, ныне были в состоянии лишь строить мелкие пакости и топтать соседские огороды. Именно такой мелочной травлей выжили лебедевцы три семьи шелиховских посельщиков из Кенайского залива летом 1797 г. Как сообщает Баранов, они делали поселенцам "разные препятствия в обзаведениях и в опытах посевов и огородных овощах, мешали всяким бесчестным образом, мяли растимое и пакостили, наконец, ещё от речки, коя была тут под ними, отрезали, заняв собою". Но то была уже агония. Последний удар лебедевцам нанесли индейцы.
  Лишившись выхода в Чугацкий залив и не имея подвоза товаров из Охотска, лебедевцы, похоже, начали пополнять свои запасы пушнины обыкновенным грабежом окрестных кенайских стойбищ. В итоге в марте-апреле 1798 г. "кинайские народы от жестокостей их збунтовались". Артель Токмакова на Илямне и посёлок в бухте Туюнак были вырезаны поголовно - погибло "21 или ещо чтобы не более из богословской компании", не считая служивших у них туземцев. Степан Зайков оказался осаждён в Николаевской крепости. Индейцы готовились уже поджечь укрепления, когда вдруг, в самый последний момент, удивительно вовремя явился на выручку шелиховец Василий Малахов с хорошо вооружённым отрядом. Спасённый Зайков тотчас объявил о своём намерении выйти с партией в Охотск, уступив гавань и заселение своему спасителю. На редкость своевременный приход Малахова и поспешная передача ему Зайковым крепости выглядят слишком счастливым совпадением, чтобы быть просто случайностью. Стоит учесть и то, что Баранов ожидал ухода Зайкова с нескрываемым нетерпением. Он вполне мог решить "поторопить" партию Зайкова с помощью враждебных ему кенайцев, возложив эту задачу на Василия Малахова.*(4)
  Зайков и с ним 13 человек покинули Кенайский залив в мае 1798 г. Его "Иоанн Богослов", отремонтированный с помощью шелиховцев, оказался единственным лебедевским судном, вернувшимся из Америки в Охотск. "Св. Георгий" по своей ветхости был брошен Коноваловым в Нижне-Камчатске. Из более, чем 200 промышленных в Россию вернулось не более 80. Супруга главы компании, Анна Лебедева-Ласточкина, сообщала, что в Америке погибло 150 её работных людей.
  После ухода лебедевцев Баранову досталось нелёгкое наследство - в стране кенайцев полыхала война. Поражение лебедевцев и гибель части из них не могло не затронуть тех индейцев, что были связаны с ними родством и торговлей и выступали на их стороне в боях. Неизбежно должно было произойти столкновение их с группами "шелиховской ориентации". Война, усугублённая кровной местью, долго не утихала. Баранов и Малахов расценивали действия бывших лебедевских союзников, как "бунт". Фёдору Острогину и Василию Малахову приходилось нелегко. Трижды "открывался заговор на истребление во всех тамо в занятиях обитающих русских наших с кадьякцами во услугах находящихся". Под угрозой оказались занятые шелиховцами лебедевские поселения. Волнения продолжались и в 1799 г. одним из предводителей враждебных кенайцев был тойон из селения близ Александровской крепости, которое русские называли Иванушкиным жилом. Собрав воинов из окрестных стойбищ, этот вождь намеревался разгромить русское заселение и уже назначил дату общего нападения на форт - 29 июня 1799 г. Крепость спасла случайность: "В самой тот день поутру приказал Малахов очистить старые заряды выстрелами их тяжкой и лехкой артилерии в честь высочайшаго тезоимянитства его императорскаго величества. И тогда услышали (кенайцы) пушечные и ружейные выстрелы (и) сочли, что Малахов узнал их намерение, а потому и оставили (его) до удобнаго времени". Тотчас вслед за тем дружественно расположенный индеец раскрыл русским тайну заговора. Призвав к себе мятежного вождя, Малахов допросил его, добился признания и выдачи имён сообщников, после чего заковал пленника в кандалы и выслал его на Кадьяк. Вожди, не участвовавшие в заговоре, радовались падению влиятельного соперника и даже просили русских "отделить его навсегда от места пребываний".
  Шелиховскую артель на Илямне вскоре постигла судьба предшествовавшей ей лебедевской. Да и сам Баранов, побывав в Кенайском заливе в июле 1799 г., обнаружил, что там "осталось ещё много по отдаленным местам вкоренившихся к варварству и грабежу склонностей, удачею окураженных". Однако стычки в кенайских лесах уже не могли изменить главного - шелиховская компания избавилась от опасного конкурента и теперь являлась единственной и полновластной хозяйкой богатств юго-восточной Аляски, что и получило официальное подтверждение при создании в 1799 г. на её базе новой, обладающей государственными привилегиями, монопольной "Российско-Американской компании".
  Взаимоотношения с другим кокурентом, компанией иркутян Киселёвых, были более цивилизовнные и даже не исключали взаимопомощи. Например в 1797г., когда умер штурман Кожевин с киселевского "св.Зосимы и Савватия", а экипаж заблудился и выбросился на остров Афогнак. На просьбу приказчика Василия Кожина ссудить морехода, Баранов не смог предложить ему никого, кроме "учащегося навигации служителя Филиппа Кашеварова". Но невысоко оценивая его мореходные навыки, внёс в текст договора особый пункт: "Ежели случится в мореплавании с тем Кашеваровым несчасное приключение и на Лисью гряду не попадёт, в том нам на вас г. Баранов, ни на него, Кашеварова, не претендовать и ничего никогда не искать". Кашеваров не подвёл своего учителя, капитана Шильца, и привёл "Зосиму и Савватия" прямиком на Уналашку, честно заработав обещанные 200 руб.
  Кстати, эта помощь в последствии аукнулась Александру Андреевичу. Т.к. это судно прибыло в Америку до принятия монопольных привилегий РАК, правитель был неправомочен ни удалить киселевцев с Уналашки, ни подчинить их себе. Ларионов, управляющий Уналашкинским отделом, жаловался Баранову на Кожина: "Он своими распутствами и глупыми приказами по своим жилам (селениям алеутов- А.Б.) делает мне величайшие расстройства". Особенно раздражало его отношение Кожина к алеутам, которые жили у него "вольно". Лишь в 1803г. "св.Зосима и Савватий" возвратился в Охотск. С его отбытием завершилась эпопея частных компаний и все промыслы и управление окончательно перешли под полный контроль РАК.
  
  
  1*Эта глава написана по материалам работы А.Зорина "Соперничество торгово-промысловых компаний в Русской Америке"
  2*. ...Доклад барона уточняют и дополняют материалы Нижегородского архива, где сохранились документы, относящиеся к заведённому на Лебедева-Ласточкина уголовному делу. Выясняется, что семинарист риторского класса, происходивший из семьи потомственных священнослужителей, Павел Ласточкин действительно квартировал в Нижнем Новгороде у вдовы капральши (а не генеральши!) Авдотьи Сорокиной. В мае 1762 г., вернувшись из поездки к родителям своего товарища Ивана Березовского, Ласточкин обнаружил в доме Сорокиной весёлую компанию во главе с племянницей своей домохозяйки, солдатской жёнкой Лукерьей Марковой. Самой капральши на месте не оказалось и, по словам Лукерьи, она уехала в деревню Ляхву собирать долги. Однако спустя три-четыре дня вслед за хозяйкой исчезла и Лукерья, прихватив заодно и кафтан квартиранта. А затем в подвале дома обнаружился (то ли самим Ласточкиным, то ли вызванными им полицейскими чинами) труп задушенной Авдотьи Сорокиной. Полицейские арестовали Ласточкина, а через неделю в их руки попала и Маркова. Лукерья на первом же допросе призналась, что задушила свою тётку ещё 21 мая, а Ласточкина объявила своим соучастником. Напрасно семинарист доказывал, что в тот день он вообще отсутствовал в городе - Маркова изменила показания и стала утверждать, будто совершила убийство уже после его возвращения. Просидев в заключении почти год и потеряв надежду добиться правды законным порядком, Ласточкин решился бежать. В апреле 1763 г. он перебил ножные кандалы зубилом, которое передал ему Березовский, и ночью бежал, найдя укрытие в поместье титулярного советника А. Т. Бабкина, доброго знакомого его старшего брата. Вот тогда и началась новая жизнь беглого семинариста. Приняв имя Михайлы Лебедева, он записался в дворовые люди Бабкина и через два года стал его управляющим. Весной 1766 г. он отправился в Петербург вместе с сыном своего благодетеля, Петром, который поступил на службу в Измайловский полк. Здесь ему оформили вольную и теперь на руках беглеца имелись законным образом выправленные документы. С ними он и отправился в Москву, а потом и в Якутск, где записался в купеческое сословие.
  Дела его идут неплохо, но, когда новоиспечённый якутский купец посещает Москву, его там опознаёт некий канцелярист Семен Лазарев, служивший прежде в Нижнем. В результате "Михайло Лебедев", закованный в ручные и ножные кандалы, высылается в Нижний Новгород.
  3* Иван Гаврилович Кох к тому времени несколько лет находился на жаловании у Шелихова. Он собирался в отставку и твёрдо рассчитывал на тёплое местечко в правлении Компании.
  4* Это вполне вероятно. По такому же сценарию были "куплены" Астория и Кутене-хаус в 1813г. И, если действия британского флота против бостонской Астории были инициативой канадской Северо-Западной компании, то блокада Кутене-хаус несомненно спровоцирована Барановым. Гибель в зал. Себальос асторовского "Тонкина" так же, по сценарию, очень напоминает уничтожение партии Самойлова.
  
  
   *********
  
  Глава ?6
  
  Добрыя компанионы*(1)
  
  
  Надежда Алексеевна Шелихова была хороша собой. Тёмные, почти без проседи волосы; ясные, чёрные глаза; округлое симпатичное лицо, мягкий подбородок. И не скажешь что этой женщине уже за 40, и что родила она 11 детей и похоронила 5, проделала вместе с мужем путешествие, которое не всякий мужик выдержит, и с неженской хваткой управлялась с хозяйством.
  Когда Шелихов отсутствовал, обычной практикой являлись отчёты его доверенных лиц перед хозяйкой. Ещё при жизни супруга она сумела наладить свои собственные отношения со многими людьми, связанными с операциями Шелихова и пользовалась у них немалым уважением. Зачастую сама проводила деловые переговоры от имени мужа. "...авторитет её весьма велик. Служащие компании повинуются ей, а высшие чиновникм, включая сюда и самого генерал-губернатора, внимательно выслушивают.... Надежда Алексеевна весьма успешно возмещает недостаток образования своими решительностью, жёсткостью и женским обаянием".
  Уже одного этого было бы достаточно, чтобы считать Надежду Алексеевну одной из самых замечательных женщин своего времени. Но в историю она вошла, как тёща трёх людей, которые привели под российское подданство земли размером с Европу до Урала и заложивших основу нашего государства (почему-то во многих исторических книгах и даже в учебниках Агафью ван-Майер считают дочерью, а не племянницей Григория Ивановича Шелихова)
  После смерти Григория Ивановича его приказчики, в большинстве своём, выразили готовность верой и правдой служить его вдове. У людей из окружения именитого рыльского гражданина не возникало сомнения в законности наследования Натальей Алексеевной всего состояния покойного.
  Беда в том, что Шелихов был человеком очень осторожным и подозрительным, и все нити управления делами, как явные, так и тайные, держал в своих руках. Никто из многочисленных помощников, даже ближайшие родственники, не имели полной картины его деятельности. Правда Наталья Алексеевна утверждала, что способна управлять делами покойного мужа, которые ей известны благодаря долговременной ее "с покойным в супружестве жизни сколько и по наставлениям его во время болезни". Иркутский городовой магистрат подтверждал её слова. Однако у казенной палаты возникли сомнения, насколько можно доверять Шелиховой.
  Энергичная вдова не смирилась с поражением и, выделив на проталкивание бумаг 10 тыс. рублей, через Николая Николаевича Демидова и Платона Зубова отправила прошение на высочайшее имя. При этом она "заняла очень жёсткую позицию по отношению к г.Голикову, а г.Полевого просто приказала компанейским приказчикам выбросить из конторы... Алексей Евсеевич (Полевой) рассчитывал на помощь дяди, для чего и отправил послание с курьером, но Иван Ларионович согласился с Натальей Алексеевной, что Полевой допускал обман и злоупотребления и также просил не допускать его в контору. Тогда разобиженый приказчик пожаловался в Иркутский верхний надворный суд, где он дал объяснение некоторых конторских дел Григория Ивановича Шелихова и открыл, по случаю взыскания доимки, какой состоит в компании капитал". Ни Голикову, ни Шелиховой такая огласка была ни к чему, поэтому с шантажистом начались переговоры, длившиеся до конца 1795г. Противостояние перешло в позиционную форму. Голикова поддерживал Демидов, а Наталью Алексеевну- весь многочисленный клан Шелиховых, активно задействованный в дела компании: родной брат Григория Ивановича Василий, двоюродный брат Иван Петрович, племянники Сидор и Семен, зять- Резанов.
  Ван-Майеры демонстративно держались нейтрально. Якоб, вынужденный формально поддерживать клан Шелиховых, также стремился не вмешиваться и большую часть времени проводил в Архангельске, отговариваясь строительством судов и, позже, заботами по Северной экспедиции. Такое положение не могло продолжаться долго. Всегда найдётся кто-то, желающий погреть руки на чужой ссоре. Разногласия между Голиковым, Шелиховым и Полевым стали питательной средой для появления новой компании Основали её богатейшие, в то время в Иркутске семейство Мыльниковых: Николай Прокофьевич, его сыновья Дмитрий, Яков и Михаил и брат Пётр Прокофьевич. Они пригласили к участию в компании нежинского купца Деларова- бывшего правителя американских поселений Северо-Восточной компании, а также иркутского купца Ларионова и семейства Мичуриных и Дудоровских. Купцы задумывали "производить торги и промысел на землях американских, принадлежащих Российскому высочайшему престолу". Кроме торговли и промысла, компаньоны намеревались организовать географические исследования, в том числе "особливо точное исследование Северной Америки, лежащей от мыса Аляска к Северу и за проливом Беринговым". Для осуществления столь грандиозных для частной купеческо-промысловой компании планов намечалось строительство дополнительной морской верфи.
  Компаньоны решили назвать свое объединение Иркутской коммерческой компанией. Для управления делами в Иркутске учреждалась Главная контора, с подведомственными ей правлениями в Охотске, на Камчатке и иных местах, где компания собиралась осуществлять свою деятельность. Управление делами поручалось "двум хозяевам", выбираемым внутри компании. Все вопросы, связанные с "внешними делами", призвано было решать специально избираемое ответственное лицо.
  Иркутская коммерческая компания стала первой организацией подобного рода со столь значительным числом участников. Это было уже не семейное предприятие, имевшее, по сути дела, единоличное руководство, а компания, в которой проводились выборы ее правления. Иркутские купцы учли опыт прошений Северо-Восточной компании, и вопрос о монополии ими не поднимался.
  Мыльниковым удалось привлечь к сотрудничеству не только Деларова, знакомого с состоянием дел компании Голикова-Шелиховой, но и Полевого. "...если г.Деларов открыто вступил в число компаньонов Иркутской компании, то г.Полевой служил в ней тайно и узнать об этом мне удалось лишь когда 15 февраля сего 1797 г. в Иркутское гильдейское управление поступило сообщение, что г.Полевой представил "всю переднюю половину покоев своего дома и для занятий в оных... конторы... Иркутской коммерческой компании", а будучи конторщиком и бухгалтером в Вашей компании он может использовать свои знания явно не в пользу последней. ... Учитывая же сложности в отношениях гг.Голикова и Шелиховой, а также их стремлении своекорыстно решить спорные вопросы, компаньоны Иркутской коммерческой компании, благодаря гг.Полевому и Деларову пребывающие в курсе всех дел, занимают выжидательную позицию".
  Первым решил проявить инициативу Иван Ларионович, понимая, что в одиночку, с помощью одного- двух своих приказчиков, справиться с семьей Шелиховых ему не удастся. "18 июля сего 1797 г. г.Голиков присоединил к компании гг.Мыльниковых свои капиталы, принимая за основу договор от 17 марта 1793 г... Формально же в отчетах зафиксировано объединение Северо-Восточной, Северной и Курильской компаний с компанией иркутских купцов, что и определяется первым параграфом договора: "Совокупляю я Голиков с тою Иркутскою коммерческою компаниею свою половину, что у нас состоит вообще с госпожою Шелиховою с детьми в производство и действие точно на всем том постановлении и правилах, как у нас с покойным Шелиховым в 1793 году марта 17 дня....". ... Иван Ларионович, определённо зная о том, что у гг.Шелиховых существует скрытая бухгалтерия, окончательно снял с себя ответственность, назвав лиц, составивших баланс за прошедший 1796 г., а именно Ивана Шелихова и Семена Захарова. Принимая во внимание некоторые пункты устава, можно считать, что для г.Голикова это означает реальную возможность сохранения своего капитала. Для Натальи Алексеевны же это положение создаёт ощутимые трудности, поскольку теперь, при запутанности и вероятных проблемах в соотношении реальной и скрытой бухгалтерии, придётся иметь дело не с одним несчастным стариком (Голиковым), которого можно было просто выставить за дверь, а с реальной силой, с которой придётся считаться". Имея такую подробную и своевременную информацию одновременно с Голиковым, и очевидно в сговоре с ним, сделали свой ход и ван-Майеры. Специально приехавший для этого в Иркутск Бурхард ван-Майер подписал с Мыльниковыми договор о передаче Иркутской Коммерческой Компании двух судов в зачёт 100 тыс. руб. Благодаря этой сделке ван-Майеры продавали старые суда: 22-хлетний "Моргенштерн" и 19-тилетний "Нортштерн" за хорошую цену и получали новый плацдарм для расширения своего присутствия в России. А Мыльниковы разрывали монополию Шелиховых на русскую торговлю в Макао. Да и суда были выбраны не произвольно. Вместе с ними, старыми кругосветными вояжирами, приобреталась также часть ореола открывателей новых морских путей.
  После заключения этих договоров расстановка сил качественно изменилась. Промедление могло обернуться для Шелиховых серьезными проблемами. Единственный выход - последовать примеру компаньонов, что и было сделано 19 июля 1797 г. Был составлен подробный договор, по которому Н.А. Шелихова добровольно соединяла свое "половинное участие со всеми товарами и производствами", оставляя за собой только одно судно "св.Георгий". Одно из требований Мыльниковых заключалось в соединении вновь капиталов Голикова, Шелиховых и ван-Майеров поэтому Наталия Алексеевна была вынуждена согласиться с объединением контор. В этом же параграфе имелось важное указание на то, что вдова могла назначать вместо себя правителя со всеми полномочиями и возможностью распоряжаться всем хозяйством. Мыльниковы расчетливо играли на противоречиях между Шелиховой и. Голиковым и служили своего рода буфером между ними но в процессе объединения капиталов они склонялись на сторону Шелиховых, в руках которых так или иначе сосредоточивались все теневые бразды правления. В договоре особо указывалось, что "Океанская Арматорская компания" являлась "частию сего соединения". А следовательно Мыльниковы получили дополнительную возможность давить на Голикова и ван-Майера, требуя внести их доли в кругосветных барках в объединённую компанию.
  Объединение влиятельных купеческих фамилий поставило проблему дальнейшего существования конкурирующих компаний. Новая компания по сути своей уже не была промыслово-купеческой, а представляла акционерное общество закрытого типа, где его учредители несли ответственность пропорционально вложенному капиталу. Иркутский генерал-губернатор Нагель, особо отметивший в своем рапорте князю Куракину от 22 июля 1797 г. ответственность компаньонов, просил об утверждении императором "Американской Голикова, Шелихова, Мыльникова и ван-Майера компании".
  4 сентября 1797 г. в Совете при Высочайшем дворе был зачитан этот рапорт с примечаниями Коммерц-коллегии. Император, ознакомившись с представленными ему бумагами, в указе от 8 сентября 1797 г. одобрил и утвердил соединение компаний.
  В ноябре 1797 г. Голиков уехал в Петербург. С его отъездом симпатии Мыльниковых окончательно перешли на сторону Шелиховых. Об этом свидетельствуют не столько доброжелательные письма Мыльникова к Шелиховой в течение 1798 г., сколько очевидная настроенность против Голикова. Активно взаимодействовал с ними Иван Петрович Шелихов После смерти Григория Ивановича он пользовался особенным доверием не только его вдовы, но и всего клана.
  По сути дела, клан Шелиховых окончательно оформился с выходом замуж дочери Шелихова Авдотьи за Булдакова в 1797 г. Наталия Алексеевна могла гордиться своими зятьями - Николаем Петровичем Резановым, секретарем Правительствующего сената, действительным статским советником и кавалером, и 1-й гильдии великоустюжским купцом Михаилом Матвеевичем Булдаковым. Она и гордилась, но выражала симпатии лишь Михаилу Матвеевичу, хотя и к нему в конце своей жизни резко охладела. К Якобу ван-Майеру же выражала крайнюю антипатию. Зато между собой свояки прекрасно ладили. В конце 1790-х гг. между Булдаковым, Резановым и ван-Майером установились самые теплые и дружеские отношения. У Резанова не было людей ближе- им он доверял как самому себе. Именно Михаилу Матвеевичу он оставил своих детей, пустившись в кругосветное плавание. Только через Якоба происходила передача секретных донесений Резанова императору. Но все это было уже в начале следующего века.
   Одобренное императором соединение компаний предрешало дальнейшее их слияние в монопольное объединение и санкционировало деятельность только крупных компаний. Строки указа гласили: "Соединение купцов Голикова, Шелихова, Мыльникова и ван-Майера для совместного отправления торговли и промыслов их на американских островах почитаю полезным и оное утверждаю".
  Еще одна попытка перераспределения капитала была предпринята в начале 1798 г. Накопившиеся за год финансовые проблемы - утайки капиталов, неоплата выданных векселей, завышенные активы - привели к серьезным осложнениям во взаимоотношениях компаньонов. На эти проблемы подробно и доказательно указал Иван Ларионович в своем прошении императору. Иркутские губернские власти, узнав об этом поступке Голикова, стали убеждать его заключить примирительное постановление с компанией. Создалась абсурдная ситуация: одному из основных пайщиков предлагали заключить соглашение со своей компанией, да еще при участии посредника.
  В конце концов было подписано "примирительное постановление". Суть его заключалась, во-первых, в признании недействительными всех бумаг спорящих сторон, "не могущие служить ни к каким взаимным доказательствам". Во-вторых, "по всем прежней конторы документам и производствам, по всем делам вместо имени Полевого признается имя Голикова, в чем ни с которой стороны препятствия и спору не иметь".
  3 августа 1798 г. устав Соединенной Американской компании был утверждён. В его первых строчках была сформулирована задача: "...распространить и усовершенствовать предпринятое с прошлого 1781 года стараниями именитых граждан, рыльского Шелихова и курского Голикова, мореплавание к Северо-Восточной и Северной Америке, к Северным, Алеутским и Курильским островам и к другим местам и землям северной части Тихого моря лежащих". Эта задача более подробно изложена в первом параграфе устава. Верноподданническое усердие купцы видели в распространении "греко-кафолической миссии истинного христианства -среди непосвященных американских и островных народов". Поэтому вся коммерческая деятельность должна была быть основана на правилах чести и человеколюбия. Был утвержден штат, состоящий из конторщика, бухгалтера, кассира и некоторого числа подчиненного конторе персонала. Работа этих людей была очень важной, так как указанный акт предписывал им хранить информацию о наличном и потенциальном капитале компании, прибыли, расходах, кредитах, сделках, ассортименте товаров, снабжении (колониальных постов компании), о служащих компании, в том числе о размере их жалования и задолженности и прочую подобную информацию. Хотя на бумаге структура административного аппарата выглядела довольно сложной, в действительности она была простой. Зато финансы были запутаны до нельзя.*(2)
  Чтобы укрепить свои связи, Иван Ларионович решил заплатить Полевому 24 тыс. руб. Этот шаг был вызван еще и попыткой нейтрализовать опасного и "зловредного" племянника привлечением к участию в общем деле - ведь деньги были в форме уже отживших свое валовых паев, требовавших непосредственного участия в меховом промысле. Но, тем не менее, Полевому удалось настолько в свое время все запутать, что представитель Голикова Комаров так и не смог защитить интересы своего патрона. Немалая "заслуга" была в этом и Наталье Алексеевне, которая сама или с чьей-то подсказки умела убедительно преподносить заведомый обман.
  Такое положение дел вызвало озабоченность других компаньонов. Бурхард ван-Майер в письме к Булдакову уверяет того: "Я знаю и уверен, что эта натяжка не от вас происходит..." и просил "...посодействовать в утихомирении Натальи Алексеевны, чьи женские дрязги весьма вредят общему нашему делу". Шелиховы волновались не меньше, ведь речь шла о миллионных денежных суммах, а с вовлечением высших государственных органов каждый шаг должен был тщательно взвешиваться. Соавтором Шелиховой во всех прошениях выступал ее зять - Николай Петрович Резанов. Обстоятельные, понятные и удобочитаемые прошения Натальи Алексеевны не шли ни в какое сравнение с писаниной её противников. Коммерц-коллегия приняла во внимание предложения вдовы и на их основании составила доклад Павлу I. "Всеподданнейший доклад Коммерц-коллегии" представлял своего рода историческую справку, содержащую сведения о предпринятых действиях на пути к образованию единой компании в течение 1797-1798 гг. Доклад подготовлен таким образом, что при его чтении выделяются только два субъекта: Шелихова и император. Составители "всеподданнейшего доклада" старались подчеркнуть то, что Коммерц-коллегия всегда только способствовала проведению в жизнь предложенных Шелиховой мероприятий, закрепленных затем в виде того или иного указа Павла I.
  Осенью 1798г. и Якоб вынужден был оставить своё тихое беломорское убежище и вернуться в С.Петербург. Безутешная вдовица всерьёз решила укоротить компаньонов, как не убеждали её оба зятя, что без ван-Майеров доходность Компании упадёт по меньшей мере в двое. Шелехова добилась-таки внесения в устав антиванмайеровского пункта, который предельно четко указывал, что акционерами компании не могут быть иностранцы, "в вечное российское подданство на записавшиеся". Влияние иностранцев на вопросы внешней политики не должно было выходить из-под контроля государства. Это так соответствовало мировоззрению императора, что Резанов, в этом пункте, не стал возражать, но сообщение в Архангельск с нарочным послал.
  По приезде в столицу Якоб тут же бросился к дяде за советом. Они просидели весь вечер, обсуждая сложившуюся ситуацию, а на другой день Якоб ван-Майер официально отказался от голландского гражданства в пользу российского подданства. Род ван-Майеров был записан в пятую часть родословной книги Санкт-Петербургской губернии, а герб внесён в 10 часть Общего Гербовника Государства Российского.
  Даже избежав расставленной ловушки Якоб не рискнул вернуться в Архангельск, уж очень крутую кашу заваривала Наталья Алексеевна. Кроме того дядя Бурхард подбросил ему интересную идею. Раз дело идёт к нормальной акционерной компании, появилась необходимость в инструменте для реализации акций. А раз так, то зачем мелочиться? Почему бы не организовать банк, тем более, что Якоб единственный из компаньонов имеет достаточную подготовку для управления им. Ради таких перспектив можно и пострадать без запретных сапог с цветными отворотами, бакенбардов и круглой шляпы (Якоб и раньше их не носил).
  Конец зимы и весна 1799 г. прошли как будто в бездействии. Но клан Шелиховых готовился к решающему наступлению в борьбе за монополию и полный контроль над Компанией, иркутские купцы лелеяли те же мысли, а ван-Майеры подспудно проталкивали идею компанейского банка.
  Через сибирского генерал-губернатора Людвига Нагеля, мыльниковцы вышли на генерал-прокурора Сената Петра Васильевича Лопухина - отца фаворитки императора Павла. В свою очередь, Николай Петрович Резанов, к тому времени обер-прокурор 1-го департамента Сената, все свои проекты и прошения наследников Шелихова направлял царю через самого влиятельного царедворца того времени - военного губернатора столицы графа Палена, с которым у них были достаточно близкие отношения. То есть расклад сил был примерно одинаков. Впрочем, не совсем. В июне 1799 года Резанов в одном из частных писем сообщал: "Малиновый цвет линяет". Чуть позже, в начале июля: "малиновый цвет у нас не в моде, но иногда, однако, надевают".
  Малиновый цвет - любимый цвет фаворитки. Даже Михайловский замок был окрашен в малиновый цвет. В столице приверженцы партии Лопухиных окрашивали в малиновый цвет свои дома.
  7 июля 1799 года генерал-прокурор Сената П.В.Лопухин отстранен от должности.
  8 июля 1799 года дарованы высокие привилегии вновь образуемой "под высочайшим е.и.в-ва покровительством" Российско-Американской компании.*(3)
  Отныне все действия руководства РАК оказывались под пристальным вниманием со стороны государства, которое вступило на новую для него стезю регулирования коммерческой деятельности. 8 июля 1799 г. "был подписан приговор частному предпринимательству на Тихоокеанском Севере". Вольно или невольно государство впредь должно было разделять с Российско-американской компанией все успехи и промахи в новом деле. Банкротом Российско-американская компания после придания ей титула "под высочайшим е.и.в-ва покровительством" быть уже не могла. Статьи "правил и привилегий" должны были, укрепив положение клана Шелиховых, обеспечить стабилизирующее начало "в делах разномысленных компаньонов", а также закрепить с помощью крупного монопольного объединения принадлежность тихоокеанских колоний к России.
  Открытость компании заключалась в том новшестве, что в компанию разрешалось вступать всем российским подданным. Формально вступление в компанию было открыто всем "мелочным промышленникам" и по уставу 1798 г.; подавляющее большинство купцов тогда непосредственно было связано с меховым промыслом и торговлей. После 8 июля 1799 г. официально приглашались в акционеры более широкие слои населения Российской империи. Был сделан упор на увеличение числа держателей акций. Из промысловой компании, по настоянию ван-Майера, создавалась еще и финансовая организация, занятая, кроме продажи акций, их котировкой (ввиду отсутствия в России в то время фондовой биржи).
  Николай Петрович был назначен корреспондентом РАК (соответствующего должности протектора правительства). И отнюдь не бескорыстно. Кроме "...кредиты тысяч на 10, дабы в случае надобности мог я здесь иметь деньги на повседневные отправления" и трёх тыс. жалования "...положить тысячу на конторщика, канцелярские и почтовые расходы".
  Из четырех директоров, назначаемых правительством, двое были из числа наследников Шелихова - "первенствующий" Булдаков (свояк Резанова и зять Шелиховой) и брат Григория Ивановича - Иван Иванович.
  Два директора были от компании Мыльникова - он сам и купец Старцев. Верные своей тактике, ван-Майеры не стали лезть во власть и единственно настояли на должности управляющего банка для Якоба и скромном месте секретаря (правда с жалованием в 2 000 руб.) для барона Штейнгель.
  Так что борьба на этом не заканчивалась, наоборот, - разгоралась с новой, еще более яростной, силой. Главное правление Компании было учреждено в Иркутске, где, естественно, основная сила была на стороне партии Мыльникова. И Булдаков вскорости был отстранен от должности и вынужден уехать в Петербург.
  Но 19 октября 1800 года император одобрил решение о переносе главного правления РАК в столицу. Таким образом рушились все планы иркутских купцов. Немногие из них могли позволить себе регулярные путешествия из Иркутска в столицу дня участия в общем собрании акционеров. Мыльников выходил из игры и должен был сложить свои полномочия. Напротив, Булдаков, по нескольку раз в год бывавший в С.Петербурге и живший в доме у свояка Резанова, вернул себе место первенствующего директора. Нововведение в скором времени привело к тому, что высокопоставленные чиновники и богатые дворяне окрестностей Петербурга и Москвы стали преобладающей прослойкой среди держателей акций. Ключевой фигурой РАК стал Николай Петрович Резанов, а он горой стоял за интересы тёщи.
  Пункты правила по наиболее болезненному и спорному вопросу о разделе прибыли отвечали позиции Натальи Алексеевны. Большинство компаньонов было заинтересовано в ежегодном получении прибыли. Шелихова, напротив, настаивала на отмене получения прибыли до выплаты ей всех кредитов. Если Голиков в конце 1799 г. поддерживал это требование, то затем, убедившись в наличии черной бухгалтерии, занял нейтральную позицию, направив все свои усилия лишь на сохранение принадлежавших ему капиталов. Параграф одиннадцатый указывал, что прибыль полагалось "делить с общаго участников согласия не ежегодно, но через два года, считая от обнародования в газетах". Каждая десятая часть прибыли должна была оставаться в капитале компании - это то положение, на котором настаивала в "мемориале" Наталья Алексеевна и во второй редакции правил оно было отмечено на полях как особо важное.
  Существенное место в правилах отводилось руководству компании. Бросалось в глаза введение закрытой, тайной подачи голосов посредством баллов или шаров, в отличие от статьи об открытом голосовании устава 1798 г. Просьбы Шелиховой об избрании баллотированием директоров участниками, имеющими не менее 10 акций, причем сами избираемые должны были иметь не менее 25 акций, скрупулезно были включены в документ. В отличие от устава 1798 г. права директоров были несколько ограничены: "В разсуждении же каких-либо новых предприятий сами собою к произведению не приступают, но пригласив наличных в Иркутске участников". Одобряя эти изменения, правительство исходило из интересов новых акционеров - "благородных дворян".Особо отмечался параграф привилегий, дающий Российско-Американской компании право "пользоваться ей всем тем, что доныне в сих местах как на поверхности, так и в недрах земли было ею отыскано и впредь отыщется без всякаго со стороны других на то притязания".
  Одновременно с указом от 8 июля 1799 г., даровавшим компании Высочайшее императорское покровительство и превращавшим все спорные деньги в акции, последовало повеление: "Снисходя на прошение дворянки Шелиховой, повелеваем, чтоб до совершеннолетия сына ее со стороны семейства их находился опекун или поверенный в числе четырех директоров, положенных для управления делами".
  На должность опекуна Резанов прочил Булдакова. Заметим, что в 1797 г. он ходатайствовал о присвоении Шелиховой "дворянского достоинства" и приоритете ее интересов при создании новой компании. Булдакову хотя и льстила перспектива быть опекуном Шелиховых, но он воздержался от "такой чести". Николай Петрович не выдержал и написал ему в ультимативной форме. "Кому приличнее, как не Вам, быть нашим общим ходатаем и ежели Вы отзоветесь какими-нибудь невозможностями, то знайте, что и я и здесь откажусь начисто". Аргументы Резанова произвели действие. Еще бы! Этот человек был не только талантливым организатором но одновременно хитрым и изворотливым царедворцем. По всей видимости, именно он умудрился придать компании статус "под высочайшим е.и.в-ва покровительством" и сделать свои замечания по проекту правил и привилегий, полностью вошедшие в окончательный вариант*(4).
  Итак, Резанов выполнил свое дело. Ему оставалось только просить Шелихову о прекращении всех ссор с иркутскими купцами, вошедшими в Соединенную американскую компанию. Но Наталья Алексеевна имела в руках все козыри и не упустила случая прижать бессильных уже компаньонов. Резанов, поздравляя Булдакова с назначением его первенствующим директором, отметил: "...уговорите матушку, чтоб она была к ним (компаньонам) милостива. Постарайтесь о выдаче им по разделу положенной суммы денег, также не забудьте и меня. Впрочем, об них более прошу, я перебьюсь как-нибудь; а им не можно. Они не правы во многом, но ей-ей извиняйте их неопытность, и что они не имели таких как мы случаев. Ты пустил братец свою долю в торги, я купил деревню, и так мы должны благодарить Бога и матушку, но они виноваты ли, что лишены сих способов".
  Очевидно, что Шелиховой было выгодно оттеснить Голикова из-за неполной оплаты уставного складственного капитала. Получив реальное управление делами в свои руки, Наталия Алексеевна с помощью родственников могла удерживать отдельно крупные суммы денег, числящиеся на бумаге, и готовить выпуск акций, не торопясь с внесением средств. В случае с Голиковым эмиссия акций не была им завизирована (по уставу Соединенной американской компании он должен был это сделать одновременно с собранием акционеров или советом директоров), и ему пришлось покупать акции, по сути, у своей же компании.
  Голиков в многочисленных прошениях сначала Павлу I, а затем Александру I пытался доказать, что количество акций, которыми он владел, должно быть по крайней мере в два раза больше. Ни Коммерц-коллегия, ни Правительствующий сенат, ни тем более Главное правление Российско-американской компании не смогли дать убедительных ответов на вопросы о том, почему капитал, внесенный Голиковым, вместо 200 тыс. руб. стал 100 тыс., при этом Полевому было выделено 24 тыс. руб., вопреки соглашению от 18 июля 1797г.*(5)
  В какие комбинации вступали капиталы Шелиховых, видимо, знали только они. Сначала сам Григорий Иванович, а после смерти Шелихова, его родственники, распоряжаясь капиталом компании по собственному усмотрению, сосредоточили в своих руках значительные денежные средства.
  Ван-Майеры благополучно избежали больших убытков. Все акции были записаны на Якоба- уже Российского подданного, а доплаты покрыты его долей в "Океанской компании". Мыльниковым пришлось хуже. Попытку выйти из создавшегося положения с меньшими потерями они предприняли сразу же после образования РАК. Еще летом 1799 г. они настойчиво предлагали Шелиховой не на бумаге, а реально внести в общий капитал требуемые деньги. В связи с быстротой подписания всех документов, в которых было заинтересовано семейство Шелиховых, финансовые вопросы были отодвинуты, но не решены, что привело к осложнению во взаимоотношениях между Шелиховыми и Мыльниковыми
  Мыльниковы, видя безнаказанность, с которой Шелиховы совершали финансовые авантюры, в конце 1799 - начале 1800 г. также решились на махинации, чтобы как-то сохранить свои капиталы. Сначала они составили "ложный инвентариум" за 1799 г. В отличие от баланса Шелиховых предыдущего года, ошибки и "утайки" мог обнаружить лишь человек, знавший не только бухгалтерию, но и посвященный в тонкости всех торгово-промысловых операций. Этим человеком оказался не кто иной, как Булдаков. Летом 1800 г. он написал Резанову подробное письмо. В нем на многих страницах расписывались вопиющие финансовые махинации, суть которых заключалась в значительной переоценке активов компании, по мнению Булдакова, со стороны Мыльниковых, которые в довершение всего продали большое количество акций по цене значительна ниже "выведенной в инвентариуме". В октябре 1800 г. Резанов послал об этом секретное донесение генерал-прокурору Правительствующего сената Петру Христофоровичу Обольянинову. Решение возникших в компании проблем Резанов видел в раздроблении акций при номинале в 500 руб., а также в переводе главной конторы из Иркутска в столицу. Эти просьбы Резанова спустя некоторое время были удовлетворены.*(6)
  
  1*Глава написана по материалам работы Н.Н.Болховитинова "Экономические аспекты развития РАК". Поэтому она несколько перегружена техническими деталями.
  2*К примеру складственный капитал в начале 1797 г. состоял из 1600 тыс. руб.; при этом 18 июня 1798 г. Голикову выделено 38 валовых паев на сумму 76 тыс. руб. Поэтому складственный капитал при стоимости акций в 1 тыс. руб. равнялся 1524 тыс. руб. На первый взгляд нет никаких неточностей и "утаек". Но так ли это? По меньшей мере сомнителен тот факт, что в 1797 г. уставный капитал был в размере 1600 тыс. руб. Указание на то, что стоимость акции к началу 1797 г. равнялась тысяче рублей, являлось либо намеренной дезинформацией, либо опиской или опечаткой. Известно, что тогда никакого акционерного капитала среди торгово-промысловых компаний в Сибири не существовало. Очевидно, "игра" с датами была рассчитана на непосвященного человека. Им мог оказаться как человек, от которого зависело окончательное утверждение "акта соединения", так и новичок, не знакомый с "кухней" мехового промысла и торговли. Принимая во внимание то, что название Соединенной американской компании было утверждено в 1798 г., исходные данные о соотношении кредитного и уставного капитала относятся к концу 1798 -началу 1799 г. Из "выписки о складственном капитале Соединенной американской компании" видно, что из суммы в 1524 тыс. руб. на 222 тыс. 46 руб. были выданы векселя. Другими словами, из соотношения складственного и кредитного капитала, при 1524 тыс. руб. складственного, кредитный капитал составлял 15,3%; при 1600 тыс. руб. - 13,8%. Складственный капитал мог рассматриваться в балансе как в 1600 тыс. руб., так и в 1225 тыс. 954 руб. Не случайно И.Л. Голиков в конце 1798 г. писал: "Складственный свой капитал четыреста тысяч рублей, который надлежало им прежде всего во основание нашей компании в контору внести и выполнить оный к генварю месяцу нынешнего 1798 г., но они и поныне не более половины того внесли, а без выполнения онаго настоящее установление компании, исправное течение дел ее быть не может". К этому заключению можно добавить то, что, согласно акту, провозглашалась возможность проверять отчеты компании всем участникам, правда, с одной маленькой, но важной оговоркой: "...обревизовывать дела и производства главной конторы в июне, июле, августе месяце, яко свободных от компанейских отправлений". Хотя на эти месяцы так же, если не в большей степени, приходились эти самые отправления. Смысл, видимо, заключался в том, что ревизию предлагалось проводить именно в середине года, когда баланс предыдущего только рассматривался и у бухгалтера за полгода появлялась реальная возможность откорректировать его еще раз. Есть точка зрения, что в учредительном капитале наследникам Г.И. Шелихова принадлежало 478 тыс. руб. Между тем эта сумма могла быть только при отсутствии у А.Е. Полевого и Н.А. Шелиховой взятых векселей, тем более что процент участия тех или иных лиц в уставном капитале мог иметь несколько вариантов. Люди, имевшие непосредственное отношение к составлению баланса и показывающие его лишь в середине года, могли по собственному усмотрению трактовать соотношение капитала Голикова и близких ему людей с Шелиховыми в отношении, например, 12,5% к 41,5% в пользу Шелиховых или 28,7% к 26,8% в пользу Голиковых. В статьях устава Соединенной американской компании было сказано, что "...доколе не выплатятся все векселя, данные по договорам тем, оною компаниею господину Голикову и госпоже Шелиховой, дотоле никому из компаньонов прибылей и барышей и доходов от общего капитала Соединенной американской компании не требовать и не брать". Речь шла об общем капитале компании, ограждающем Шелиховых и Голикова от нежелательных разбирательств со стороны купцов, не вошедших в число подписавших акт Соединенной американской компании. Но внутри компании присутствовали и смешанные формы разделения капитала - складственный и кредитный. Складственные деньги не могли изыматься ни при каких условиях. Зато выданные согласно указанному выше уставу векселя Шелиховой и Голикову и выделенные 76 тыс. руб. (38 валовых паев Голикову) могли пересматривать уже сами купцы, тем более что расстановка сил позволяла им это сделать. Любопытны условия, по которым предполагалось производить распродажу акций. Параграф четвертый разъяснял, что со времени принятия устава 1798 г. из колоний пришли суда с богатым грузом (насколько богатым, не указывалось). Будто бы за счет этого груза и неких успехов в торговле произошло "приращение капитала". Поэтому стоимость акций якобы должна была возрасти. После определения ее точной цены, вычисленной путем деления активов компании на 1448 акции (о пассивах почему-то не говорилось, будто и вычитать их вовсе не надо, как услужливо подсказывала в "мемориале" Н.А. Шелихова), только тогда, "не медля ни мало принимать как желание, так и капиталы" для покупки дополнительно 1000 акций. Выведенную сумму покупателям предлагалось заплатить в течение пяти месяцев со дня публикации и первой котировки акций наличными деньгами в Иркутске или в других российских городах, а с согласия директоров компании - "товарами, судами, заведениями всякого рода и другим имуществом". Предвиделось, что желающих на подобных условиях платить огромные деньги за акции, стоимость которых к тому же рассчитывалась как-то странно, найти будет очень трудно. Как следствие - параграф пятый предусматривал котировку и попытку продажи акций через два года: "Сие продолжать до тех пор, пока все остальные от 1000 акций распроданы будут". Торжественно провозглашалось, что в течение действия срока привилегий "более же прибавочных акций не умножать". Увы, данное утверждение оказалось чисто риторическим, и вскоре количество акций было многократно увеличено. Сами по себе надежды на то, что в России удалось бы в конечном итоге найти покупателей при очень высокой стоимости акций и их по сути произвольной котировке, были чрезмерно оптимистичны. Ответ на вопрос: "Почему же все-таки предполагалось выпустить столько дополнительных акций?" - содержался также в параграфе седьмом об условиях вступления в компанию лиц, занятых промыслом пушнины в районах предполагаемой монополии. Оказывается, составители правил рассчитывали, что существенную часть прибавочных акций раскупят купцы-промысловики, не присоединившиеся к акту 1798 г. Из этого же параграфа следовало, что иностранцы и российские подданные, не выразившие желания присоединиться, могли производить промысел вплоть до возвращения судов. Правила подтверждали третий параграф устава 1798 г. - о невозможности изымать капитал ни при каких условиях; вводили новый параграф об ответственности лиц, нарушивших положение о запрете вступления в компанию иностранцев.
  3* Автор сводит задержку принятия решения о статусе единой компании только лишь к дворцовым интригам. На самом деле задержка произошла из-за неясности отношений с Англией по поводу территорий, занятых русскими промышленными партиями. Дело в том, что Баранов добросовестно выполнял поручение Шелиховых об отправлении специальных донесений генерал-губернатору и в них часто жаловался на британцев "Пришельцы англицкой нации весьма силятца утвердить в соседстве наших занятий свои мочи и права разными образами и знаками, раздавая всюду, где ни пристают, медали, даже и на платье пуговицы и шапки на подобии гренадерских с гербом английским, что все видно во множестве около Ситхи, а притом порох, свинец и ружья ко вреду нашему променивают не закрыто и щедро". Баранов обоснованно, на его взгляд, просил дозволения делать то же самое и ему, раздавая местным жителям украшения с российскими гербами. Иркутский генерал-губернатор получил также карту с указанием мест, где зарыты медные доски и гербы, свидетельствовавшие о занятости этих территорий Россией.
  7 марта 1799 г. Павел I специально направил рескрипт полномочному министру в Лондоне графу Воронцову "о замашках английских промышленников на берегах Северной Америки ко вреду заведений подданных наших чинимых, в местах первоначально оными занятых". Император выражал надежду, что король Великобритании примет меры, чтобы "отдалить повод к каким-либо недоразумениям". Британский кабинет также хотел "отдалить" этот повод и не усложнять и без того напряженных отношений; для английского купечества в целом торговля с Российской империей вскоре оказалась под большим вопросом. При определении своего отношения к Российско-Американской компании правительство России не могло не считаться и со сложившейся в то время международной обстановкой.
  После получения из Лондона сведений о том, что Англия не собирается соперничать с Россией из-за ее промысловых районов, Коммерц-коллегия предложила на высочайшее утверждение "правила и привилегии", разбитые на параграфы. Перед тем как текст "правил и привилегий", а также образец акций попали на стол к императору, они прошли процедуру корректировки (на архивных подлинниках этих документов имеются любопытные замечания и поправки, сделанные карандашом). При сличении предварительного и окончательного вариантов учредительных документов обнаруживается наличие по крайней мере трех редакций. Во-первых, это вариант Коммерц-коллегии; во-вторых, вариант, измененный карандашной правкой; и, наконец, утвержденный императором и затем опубликованный вариант. Если между первыми двумя редакциями есть существенная разница, то в окончательном варианте, по сравнению со вторым, можно найти лишь весьма незначительные, в большей степени стилистические, изменения и дополнения. Одно из принципиальных изменений заключалось в названии создаваемой монополии. Коммерц-коллегия предложила такое: "Российско-американская компания". Но это название автору второй редакции показалось недостаточным, и он заменил его на более высокопарное: "Под высочайшим е.и.в-ва покровительством Российско-американская компания". Кроме того, что это исправление было внесено в сугубо монархической и льстиво-верноподданнической форме, оно существенно меняло сам статус купеческо-промыслового объединения.
  Во второй редакции громоздкое название документа - "Начертание правил и привилегий учреждаемой компании для промыслов в Америке и на островах Северовосточного моря" - стало другим: "Правила для учреждаемой компании". Пожелание Коммерц-коллегии, чтобы Российско-американская компания оказалась под ее дирекцией, во втором варианте двенадцатого параграфа было отвергнуто. Отныне предлагалось "обо всем, касающемся до дел сей компании (эти слова встречаются лишь в третьем варианте), доносить прямо е.и.в-ву". Директорство Коммерц-коллегии, замененное на "е.и.в-ва" покровительство, во второй редакции без изменений было включено в окончательный вариант.
  4*Графологическая экспертиза, проведённая в 1972г. в Новороссийской лаборатории криминалистики, доказала принадлежность поправок карандашом на втором варианте "Правил..." руке Н.П. Резанова.
  5* В списках акционеров начала XIX в. можно найти сына Голикова - Николая Ивановича, владевшего 53 тыс. руб. Остальные 123 тыс. руб. были лишь частично возмещены наследникам ИЛ. Голикова, и то благодаря исключительно активному вмешательству его зятя - князя Константина Багратиона, племянника героя войны 1812 года. Сделано это было только для того, чтобы сын Голикова Николай, продав свои акции и оказавшись далеко не в лучшем финансовом положении, занялся распродажей недвижимого имущества своего отца. Такова была цена, которую заплатил Иван Ларионович за свое доверие к Шелихову
  6*Финансовых проблем это не решило. Согласно "Ведомости к изложенному краткому предварительному обозрении состояния капитала Российско-американской компании к 1803 году" активы компании при жестком бухгалтерском анализе оказались переоцененными более чем в два раза. Это означало то, что даже при поддержке императорской фамилии, купившей в 1802 г. акции Российско-американской компании, а также государственной денежной ссуде акционерам еще долго пришлось ждать выравнивания финансового состояния компании. Фактически положение Компании выровнялось лишь к 1810г, благодаря крайне удачной конъектуре 1808-12гг. и транзитной атлантической торговле.
  
   ********* От автора. Продолжение, если конечно интересно, в ближайшие дни...
Оценка: 4.95*14  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"