Я стоял перед огромными, распахнутыми настежь старыми, громко скрежетащими на сильном осеннем ветру воротами и раздумывал пройти сквозь них или нет. Было достаточно холодно, сумеречно и неприятно. Порывистый ветер бросал в меня свистящую пыль. Она не давала дышать, забиваясь в ноздри и рот, обволакивала и ложилась толстым слоем мне на грудь, давила её, будто комья сырой земли.
Я искал свою собаку, которая ушла очень давно и за которой мне пришлось пройти полсвета.
- Она должна быть здесь. Не может быть, чтобы её здесь не было, - думал я, вглядываясь в огромный, заброшенный сад за воротами. В саду не было ветра, наоборот, там было на редкость тихо, хотя только шаг отделял меня от него. Пение птиц, крики зверей доносились оттуда, но из-за густого кустарника видно ничего не было.
- Странно, ворота открыты, и никого рядом, - размышлял я, - Неужели хозяев не волнует, что кто-то может забраться к ним без спроса. Хоть бы звонок какой. -
Пытаясь найти способ предупредить хозяев о своём визите, я внимательно рассматривал высокие, покосившиеся, грязно-серые с золотыми прожилками столбы, на которых крепились сами проржавевшие ворота.
- Ничего. Стучать тут бесполезно, никто не услышит. Может здесь где-то камера скрытая есть, и меня на мониторах сейчас просматривает охрана? -
Я начал старательно улыбаться во все стороны, показывая, что в руках ничего нет, ожидая, что сейчас раздастся чей-то голос и меня пригласят войти. Молчание. Только всё тот же нудный скрип, разрезающий душу, да те же пение птиц и крики животных.
- Надо что-то делать, не стоять же здесь до второго пришествия, - подумал я и усмехнулся про себя, - кстати, неизвестно было ли первое. -
- Зайду. Ну, что мне сделают, убьют что ли. Объясню, что я пришёл за своей собакой. Она явно где-то здесь, я же чувствую. Ну, извинюсь... . А, была не была, иду. -
На мгновенье я оглянулся назад, там далеко позади, был мой город, из которого я ушёл. Оттуда доносился привычный мне шум автомобилей, голоса людей, музыка, реклама -- вся эта мирская какафония: там кипела жизнь, такая родная для меня.
Я зажмурился и сделал шаг.
Ничего не произошло, только пение птиц стало громче, а шум города исчез, как будто его и не было. Порыв тёплого осеннего ветра швырнул падающую листву прямо мне в лицо. Какое-то неосознанное и неподкреплённое ничем спокойствие вошло в мою душу, и я пошёл по широкой дороге вглубь сада. Жёлтые, оранжевые, зелёные, бурые листья летели впереди и вокруг меня, осыпали мою голову и плечи, шуршали и тихо хрустели под ногами. Я с шумом вдыхал их мягкие немного пряные запахи и с каждым вдохом в меня вливалось чувство какого-то неописуемого восторга.
Внезапно пошёл тёплый летний дождь. Шуршание листьев под ногами прекратилось, а с ним затихли и, доносящиеся из кустов, звуки. Сгустилась тьма, стало как-то неуютно, мрачно, даже мертво, но, на удивление, восторг, воцарившийся в моей душе, никуда не уходил. Он даже стал как будто ещё более всеобъемлющий, более величественный. Дождь перешёл в ливень похожий на тропический, который тут же смыл с меня всю облепившую пыль. Всего через пару минут потоки воды прекратились, и из-за туч выглянуло солнце.
- Красиво, - думал я про себя, идя по саду, - только неухожено и пусто. Это ж сколько надо обслуги, чтобы поддерживать здесь порядок? Сад-то огромный. Конца и края не видно. Ну, ладно. Я здесь по делу, найду собаку и домой. -
Я начал негромко посвистывать.
- Ну же, где ты есть? Лотта, Лотта! - звал я, - Давай, давай быстрее, иди ко мне! Ко мне! Ко мне... -
- Собаку ищешь? - услышал я чей-то глубокий с хрипотцой голос сзади и резко развернулся. На меня смотрел высокий, седой старик с окладистой бородой и длинными волосами. Благородное, строгое лицо светилось чуть виднеющейся из-за усов и бороды улыбкой. Взгляд его, спокойный и внимательный, казалось читал мои мысли, проникал в самые глубины моей души. Одет он был как-то странно: свободный, белый с голубым, балахон до пят полностью скрывал его фигуру, в руке он держал резной посох из чёрного дерева, на ногах обычные сандали на завязках.
- За собакой, - подтвердил я, - вот побежала за зайцем и, видимо, потерялась. У неё ошейник с табличкой, на которой её имя Лотта, мой номер телефона и адрес выгравированы. Вы уж простите, я везде искал, нигде нет. Думаю, может здесь... -
- Здесь, конечно, - сказал старик, - ты проходи, не бойся. -
- Озяб? Чаю хочешь? - Вдруг спросил он.
Я передёрнул плечами.
- Странное чувство: вроде снаружи тепло, а внутри холодом до костей продирает. От чая не откажусь, долго шёл. -
- Да уж, долгонько. -
Мы неторопливо шли по саду куда-то вглубь его, по пути обмениваясь ничего не значащими фразами. Я смотрел по сторонам, но кроме деревьев и кустарника ничего не видел.
- А где все? Такой сад красивый, только запущенный, и никого нет, - спросил я.
- Отпустил. Раньше было много народа, а сейчас я один остался. Силой я держать никого не хочу, а сами всё норовят за ворота выбраться, - Снаружи,- говорят, - живее. - Вот так и получилось. -
Я удивился:
- Не скучно одному? Да и работы, видимо, хватает: содержать это всё в порядке. -
Старик усмехнулся:
- Хватает, только не успеваю я один за всем. Много надо сделать, а поспеть везде невозможно. Что есть, то есть. Хотя не скучно. Да и заходят частенько. Всегда кто-то что-то ищет, а здесь последняя надежда, сюда все и приходят. -
Он остановился, слегка прищурился, посмотрел куда-то вдаль, помолчал какое-то мгновенье и добавил:
- Ко мне. Все приходят ко мне, а остаться никто не желает. Зайдут, найдут, что искали и назад. -
- Обидно? - спросил я, - если всё здесь, то зачем уходить. -
- Почему обидно, - удивился он, - нормально. Что-то найдут, возьмут что-то ещё и уйдут, чтобы поделиться с другими. Вот и ты, найдёшь свою собаку, может быть, я надеюсь, узнаешь что-то чего не знал раньше и уйдёшь. -
Мы подошли к очаровательной, обвитой плющом, на кончиках листьев которого алмазами сверкали крупные, задержавшиеся капли дождевой воды, беседке и удобно расположились в мягких креслах, стоящих у небольшого столика; старик включил наружный обогреватель. Сразу стало теплее и уютнее, и я наконец-то начал отогреваться внутри.
- Ты какой чай любишь? - спросил меня хозяин.
- Цейлонский, чёрный, бархатный и немного жасминового. -
- Сахар, лимон? -
- Нет, спасибо. -
- Что-нибудь перекусить? -
- Я не голоден. Чуток посижу и, с вашего позволения, пойду собаку поищу. -
Он кивнул. Мы помолчали. Каждый думал о чём-то своём. Я краем глаза видел, как старик слегка качает головой, очевидно, в такт своим мыслям. Слышалась негромкая музыка.
Старик вдруг очнулся от своих мыслей, посмотрел на меня и тихо сказал:
- Спросить чего хочешь? -
- Да. -
- Ну, давай, не стесняйся, когда тебе ещё такая возможность выпадет. -
- Послушай, вот ты, ты такой старый, прожил Вечность, ты же должен всё знать: всё, что было, всё, что будет, ведь так? -
Старик молча с достоинством, но как-то устало, как будто все ему задают один и тот же вопрос, кивнул головой.
- Тогда ответь, так зачем надо было это всё начинать, если заранее известен конец? -
Я навсегда запомню этот его взгляд, который, казалось, пронзил меня насквозь.
- А кто тебе сказал, что конец - это конец? - ответил он вопросом на вопрос, - Может быть конец - это и есть начало. Ты вот что, сынок, никогда не отчаивайся, как бы тяжело ни было, это не конец. Всегда вставай и иди, у тебя есть дорога, по которой кроме тебя никто не пройдёт. Ты должен её пройти всю, от начала и до конца, а потом появится другая дорога, и ты опять должен будешь её пройти... . -
- И что, я так должен буду идти вечно? -
- Ты должен сделать то, для чего появился на свет. Кроме тебя никто этого сделать не сможет. -
- А потом, потом, когда я сделаю то, зачем появился на свет, потом наступит конец? -
- Потом наступит успокоение. -
- А что это то, для чего я появился на свет? - перебил его я.
- Прожить свою жизнь. Свою, свою собственную. Остальное, решай сам. -
Старик тяжело вздохнул.
- А теперь иди, твоя собака уже ждёт тебя за воротами сада. -
- Собака! Как же я про неё забыл?! -
Я вскочил на ноги и помчался было к выходу, но что-то остановило меня, и я обернулся. Старик смотрел на меня, слегка склонив голову к правому плечу. Я махнул ему, он улыбнулся, прикрыл веки и ободряюще качнул головой, и мне показалось, что он что-то сказал. Слов я не расслышал, но по его, еле шевельнувшимся губам, смог, как мне кажется, прочитать:
- Первое пришествие уже было. Было. -
Прямо в воротах я столкнулся с женщиной, которая, смешно вытянув шею, заглядывала в сад.
- За собакой? - с улыбкой спросил её я.
- Нет, сеньор, за кошкой, - ответила она мне по испански. Я удивился, что отлично её понял, а она меня, хоть мы и говорили на двух разных языках.-
- Ты вот что, иди вглубь сада, там твоя кошка. Я уверен. Здесь живёт один старик, он тебя ждёт. Ты обязательно должна с ним встретиться. Он ответит тебе на тот вопрос, который ты всю свою жизнь хотела его спросить. Обязательно. -
Не знаю почему я поцеловал её и вышел за ворота.
Меня мгновенно сжало какими-то мягкими и тёплыми тисками со всех сторон. Они оберегали меня от всего, что происходило снаружи, но при этом, обволакивая, они же сдерживали любое моё движение, постоянно закручивали моё тело в небольшой комочек, прижимая руки и ноги к туловищу и наклоняя мою голову к груди.
Я отчаянно сопротивлялся, расталкивая эти, обступающие меня, тёмные, иногда мерцающие тусклыми отблесками кроваво-красные стены. Мне чудилось, что я непрерывно расту. В моём сознании, всё ещё раздавался голос того старика из сада. Он был такой силы, что, казалось, неослабевающе стучал в каждом ядрышке каждой клеточки моего организма:
- Конец - это и есть начало. Конец - это и есть начало. Конец - это и есть начало. -
Иногда я слышал чьи-то другие голоса, которые звучали, как будто из другого мира. Они то смеялись, то плакали, то говорили что-то, чего я не понимал. Только по их звукам я догадывался, что эти голоса мне бесконечно дороги, и мне надо быстрее идти на их звуки. Я дёргался всем телом, упирался ногами в стены изо всех сил пытаясь их раздвинуть. Тогда кто-то включал мягкую и плавную музыку или начинал петь песни, спокойные и негромкие. Они приносили мне облегчение, я затихал на какое-то время и лежал, скрючившись, совершенно спокойно.
А однажды, я услышал чей-то пронзительный вопль. Меня всего начало колотить от этого непрекращающегося крика. Я почувствовал, что не выдержу, что мне необходима свобода, что мне надо помочь тому, кто кричит. Я открыл глаза, было очень темно. Отчаянно не хватало воздуха. В бешенстве я начал отталкиваться от стен руками и ногами. На моё удивление, эти стены не только перестали препятствовать моим движением, но и начали помогать мне, выталкивая по какому-то проходу.
Я лез вперёд изо всех сил. Казалось, нет конца этому пути. Я задыхался, мне нужен был свет и воздух. И вот, когда отчаяние уже почти овладело мной, во мне опять раздался голос этого старика:
- Конец - это и есть начало. Ты вот что, сынок, никогда не отчаивайся, как бы тяжело ни было - это не конец. Всегда вставай и иди, у тебя есть дорога, по которой кроме тебя никто не пройдёт. Ты должен её пройти всю сам. Ты должен сделать то, для чего появился на свет. Кроме тебя никто этого сделать не сможет. -
Меня что-то сжало, я напрягся, сделал ещё одно усилие и..., и вышел на яркий свет.
Я помню, что закричал, когда он ослепил мои, привыкшие к темноте, широко раскрытые глаза. В мои лёгкие ворвался свежий воздух; я услышал чьи-то голоса, и меня опустили в тёплую и чистую воду. Я испытывал блаженство, когда её прозрачные струи стекали по моей голове и спине. Потом меня вытерли большим мягким полотенцем. В первый раз за всё время мне захотелось есть. Чувство голода было настолько острым, что я заплакал чуть дрожащим тонким голосом. Меня сразу же кто-то взял на руки и счастливо засмеялся.
- Мама, - подумал я, - и мне потекла в рот какая-то вкусная, сытная жидкость. Я наелся и заснул счастливым первым сном.
Спал я долго, а проснулся от того, что мягкий розовый язык собаки тщательно вылизывал моё лицо.
- Как хорошо, я дома, все здесь, и моя собака меня ждала. - подумал я. - Ну вот, теперь я буду жить свою жизнь, свою собственную. -