"Прямо наважденье какое-то с этой монетой! - всматриваясь в землю, бурчал себе под нос демон, расхаживая среди руин старинной генуэзской крепости, стоящей на берегу Чёрного моря. - Неужели она всё это время так и лежит себе в какой-нибудь щели? Это ж надо такое! Всё тогда перерыл, ну всё, под каждый камешек заглянул, в каждую трещинку влез... как сквозь землю провалилась! У-у-у, зараза... . Может так оно и было, сквозь землю? Н-да-а..."
Он остановился в центре площади и устало опёрся о свой длинный посох эбонитогого дерева с костяным набалдашником в виде сидящей обезьяны.
- Слышишь, Тилли, - обратился он к ней, - давай просыпайся. Эй, Тилли, ты что, не слышишь меня?
Обезьянка нехотя повернула голову, зевнула и, протирая глаза маленькими ладошками, вопросительно на него посмотрела.
- Слезай со своего постамента и пошуруй-ка в этой траве, может ты монетку ту найдёшь, у тебя быстрей получится.
- Что ты к этой монете так прицепился, а?! Зачем мы вообще в это гиблое место притащились? Только-только обрели свободу, и ты тут же сюда рванул, как будто тебя в темя петух клюнул. Мало тебе в прошлый раз что ли досталось?
- Это ещё что! - беззлобно прикрикнул на неё демон. - Ты с кем разговариваешь, а? Забыла, кто я?
- Ничего я на забыла, - Тилли раздражённо передёрнула худенькими плечиками, - только объясни, шестьсот лет прошло, на кой ляд тебе старое ворошить-то?! Зачем тебе это, ну зачем? - она возмущённо подняла руки вверх. - Не понимаю.
Демон лишь скривил губы и буркнул:
- Хочу я так, достаточное объяснение?
- О-о-о, вот с этого и начинать надо было. "Хочу!" Всегда у тебя так: "Хочу", как будто больше ничего не существует.
Демон отрицательно покачал головой.
- Нет, не существует.
- Хорошо, - Тилли искоса взглянула на его угрюмое лицо и, обречённо вздохнув, продолжила - тогда надо сначала найти, где стоял помост, под который эта прокля...
- Но, но, полегче тут!
- ...тая монета могла закатиться, - не обращая внимания на его возмущение скороговоркой продолжила костяная обезьянка. - Больше ей пропасть было негде.
- Помост, помост, да как же в этих развалинах это место вообще можно найти?
- А как же ты тогда монетку-то найдёшь, смотри какая грязь кругом.
Она посмотрела на понуро стоявшего демона и, подпрыгнув, постучала его пальцами по лбу.
- Тоже ещё задача, найдёшь базарную площадь, найдёшь и помост. Посмотри на всё сверху, может и вспомнишь чего.
"А что, идея неплохая, - подумал, усмехнувшись, демон, - как я сам до неё не додумался. Отупел видать. Шестьсот с лишним лет - это срок не маленький".
Он распахнул крылья и взлетел высоко в воздух, где начал описывать круги, постепенно снижаясь.
"Как летать-то хорошо, - рассекая тёплый воздух огромными крыльями, - думал демон, подставляя под лучи солнца своё смуглое лицо. - Почти забыл, как это делается. Шестьсот лет в этом гробу пролежал, думал, что крылья уже никогда меня в воздух не поднимут. Эх, красота-то какая! Сказочная! Так бы и летал всю жизнь..."
- Вот, вот, - поймав его мысли, загундела обезьянка, - на кой тебе это всё надо-то? Давай, полетели отсюда, а?
"Отвлёкся я, - не отвечая ей, подумал демон. "Так, порт был прямо здесь, - начал вспоминать он. - А вот, похоже, и остатки той улицы, по которой на базар вели невольников. Как раз их путь проходил мимо постоялого двора, у ворот которого я отдыхал. Двор должен был бы находиться где-то в этой стороне".
- Ага! - воскликнул он, глядя на остатки какого-то строения. - Точно! Здесь! Вот он. Вот он, мой хороший!
Обезьянка в ответ, сделав одобрительную гримаску, утвердительно качнула головой.
"Рынок располагался напротив двора, - продолжал бормотать про себя демон, - а помост, на котором выставляли живой товар, находился в самой его середине".
Он сделал ещё один круг, затем ещё и ещё, сужая каждый из них, и спускаясь всё ниже и ниже, внимательно вглядываясь во всё, что проплывало под ним.
"Вот это место, будь оно неладно!" Демон совсем низко парил над заросшей сорняками и кустами площадью. Он поднялся высоко вверх, чтобы осмотреть все развалины вместе, и, злобно оскалившись, рассмеялся про себя:
"Аха-ха-ха! Теперь я его даже нутром чую. Тут на помосте Айлин и лежала и три золотые монеты по пять дженовино каждая рядом. Две из них я забрал, а третья в той суматохе, скорее всего, провалилась в щель."
- И всё это было вот здесь! - бросаясь вниз и резко приземляясь, крикнул он.
- Хозяин, - обратилась к нему обезьянка, - не мучай себя, ведь за столько лет её уже давно кто-нибудь нашёл и продал .
- Не умничай, я бы почувствовал, ещё лёжа в том гробу, если бы это было так. Она находится где-то совсем-совсем рядом.
"Золото пахнет, может мне повезёт и я найду её по запаху?" Демон, как зверь, с силой повёл носом, пытаясь трепещущими ноздрями, обнаружить пропажу, но запахи моря перебивали все остальные, и от досады он лишь замотал головой.
- Всё, приехали, хватит отдыхать, - обратился он к Тилли. - Вперёд, отсюда и до тех камней, дальше не надо. Ты маленькая, тебе в этих лопухах будет удобней её искать.
- А если найду, что мне будет?
- В Африку пущу развеяться.
- В Африку! - мечтательно закатила костяные глазёнки обезьянка и вдруг зашлась в весёлом смехе. - Издеваешься? Чего мне там делать? Да и на кого я тебя тут оставлю, горе моё? Без меня ты такого наворотишь, ни один ангел не расхлебает.
- Ангел не расхлебает! - передразнил её демон. - Ангелы в небесах, это мы, грешные, здесь, на земле. Перестань болтать, вторая половина дня пошла, а я ещё хочу посмотреть новый город.
Тилли, торопливо соскользнув с посоха, пропала в высокой траве. Демон же терпеливо приготовился её ждать. Он повернулся в сторону моря, которое было видно сквозь пролом в старой стене крепости и всматриваясь в его серую чуть заметно колышущуюся массу застыл. Лоб демона был закрыт широкополой кожаной шляпой, из под которой волнами струились по худым, но широким плечам густые некогда чёрные, а сейчас больше седые, кудри; глаза скрывались за непроницаемыми очками; сложенные чёрные кожаные крылья, будто длинный макинтош до пят, прятали от посторонних глаз тощее, но энергичное тело.
"Три монеты, по пять дженовино каждая, всего пятнадцать. Одна лежит... э-э-э, должна лежать под камнем в пещере. Не думаю, что эту глыбу кто-то решился сдвинуть с места, да и пещеру-то тоже найти надо суметь, ни с моря ни с суши она не видна. Туда я загляну попозже. Во второй я прожёг дыру и сделал из неё амулет, который повесил Айлин на шею. Я его заговорил, и он должен был защитить мою девочку от всех горестей и напастей, которые могли с ней случиться, после того как нас разлучили. Снять амулет без желания его владельца невозможно. Разорвать чёрную нить, скрученную из моих же волос, на которой он висит, тоже. Разыскать эти пять дженовино будет сложнее всего, но где-то они есть, и я найду их. Пусть мне для этого придётся перерыть всю землю, они всё равно будут у меня. Вот только сначала надо отыскать третью монетку ту, которая пропала в тот чёрный день. Тилли права, монетка явно закатилась под помост, больше некуда? Попала в какую-нибудь щёлку и ..." - размышлял он, машинально выписывая круги в пыли металлическим концом своего длинного дорожного посоха,
Не прошло и пол часа, как обезьянка вынырнула из травы, держа в своём кулачке, грязную старинную золотую монету в пять дженовино.
- Держи, - залезая на своё место, гордо сказала она и протянула монетку хозяину.
- Я же говорил, что она здесь. Как в воду глядел. Где она лежала?
- Застряла ребром вверх между двумя булыжниками и не разглядеть.
Демон взял монетку и долго её рассматривал, оттирая от грязи, обнюхивая и поворачивая к солнечному свету то одной стороной, то другой.
- Она это, точно она. Я даже запах его лап чую.
- Ох и догадливый ты. Чует он. Можно подумать, тут по всей площади золотые раскиданы.
- Ладно ёрничать, - он подул на монетку и своим дыханием прожёг в ней дыру.
- Ты чего делаешь? - недоумённо спросила его спутница.
- Держи, смотри не потеряй.
- Я тебе потеряю, как же, - вдевая в монетку свой хвост и закручивая его петлёй, огрызнулась та.
- Всё? - глядя на её действа, спросил демон. - Теперь, давай, поехали отсюда.
- Как это - поехали? На чём? Ни лошадей, ни верблюдов.
- На автобусе. Здесь за стеной остановка маршрутного автобуса, котороый идёт прямо в город. У нас есть пятнадцать минут до его отправления.
- А это что такое - автобус?
- Узнаешь.
- И не скажешь, что тебя шестьсот лет не было на этой планете.
- Ты всё-таки забыла, с кем дело имеешь?! Постарела; шестьсот лет даром не прошли. Ворчишь всё время, как бабка старая. Пошли и давай помалкивай, а не то всех пассажиров распугаешь.
- А это ещё, что за звери такие?
- Люди, люди.
- Ах, люди, так их и попугать не грех... А чего это ты с посохом делаешь?
- Пусть будет поменьше, чтобы внимания не привлекать.
- А как же я?
- Тебе места хватит.
Так, тихо переговариваясь между собой, они двинулись к остановке, где сели в полупустой маршрутный автобус и уже через пол часа были в городе.
Ресторан "Старая Каффа"
Курортный город в разгар сезона постепенно закипал предобеденным ажиотажем. Коренные жители торопились поскорее поесть в различных его кафе и ресторанах, потому что вскоре, всего через пару часов, в эти же места неудержимым потоком хлынут приезжие, которые пока ещё жарятся на каменистых пляжах, хватая обгорелыми боками жгучее южное солнце.
Демон шёл по улицам города и с интересом разглядывал всё вокруг. Старинная трость с ручкой, в виде гордо сидящей на корточках обезьянкой, размеренно цокала по асфальту в такт шагам своего хозяина. Этого города демон не знал. Всё здесь было ново, интересно, но в то же время настолько внутренне узнаваемо, что это его даже несколько обескураживало.
"Наверное, это потому, - принюхиваясь, размышлял демон, - что запах тот же. Запах моря ничем не перебьёшь. К нему присоединились какие-то новые, незнакомые мне, но он сильнее их всех... А может быть потому что люди те же. Они тоже очень слабо изменились, хоть прошло так много лет. Говорят на другом языке, одеты по-другому, но, похоже, внутри какие были, такие и есть".
Он уже несколько часов ходил по городу, с любопытством рассматривая дома, витрины, машины, людей.
Его жёсткие кожаные крылья плотным, длинным до пят, плащом сложеные за спиной, переливались чёрными бликами на ярком зенитном солнце.
"Сумасшедший старик, - думали прохожие, глядя на него. - Кто в такую жару ходит в кожаном плаще?"
"Как много прошло лет с тех пор, как я был здесь последний раз? Пятьсот? Шестьсот? Нет, какие шестьсот, больше, почти семьсот. Лёжа в том гробу, я потерял счёт времени. Зачем я здесь? Почему мне так жизненно необходимо найти эти пятнадцать дженовино? Как только за мной закрыли крышку, появилось это странное чувство, что мне будет необходимо их разыскать. И все эти годы оно жило со мной. Более того, оно всё время росло, становилось сильнее и сильнее, убеждая меня в том, что, когда эти пятнадцать дженовино найдутся, свершится нечто, что наполнит мою жизнь смыслом, которого я ещё не знал и никогда уже не узнаю, если не отыщу эти монеты".
Был ещё день, но солнце уже начало клониться к закату.
"Что-то я подустал. Надо найти местечко, где можно просто посидеть и отдохнуть. Отвык я ходить так долго, ноги ноют. Первый день свободы, очень уж много всего. Хорошо бы устроиться где-нибудь возле воды. Можно будет смотреть на неё и слушать прибой. Как я соскучился по его голосам! Море - это мой друг, с ним всегда хорошо".
Внезапно обезьянка дёрнула его за рукав:
- Что это там за шум?
- Где, - не понял демон.
- Со двора, не слышишь, что ли? Дети кричат.
Демон зашёл в одну из подворотен и остановился у входа в большой двор, в середине которого была натянута бельевая верёвка, а с двух её сторон стояли дети и перебрасывали через неё кожаный мяч
- Эйс! - закричал один из них, когда мяч упал на землю.
- Чего это они делают? - восторженно слядя за детьми, которые опять начали бороться на чьей половине ударится о землю мяч, спросила Тилли.
- В волейбол играют, - после небольшой паузы, во время которой он переводил свой взгляд с одного ребёнка на другого, ответил ей демон.
- Здорово! Ух, я бы тоже поиграла! Ну как, Лёшка, как ты подачу-то принимаешь?! Э-э-х, лапоть! - чуть не крикнула она, но демон вовремя закрыл ей рот рукой.
- Тсс, - прошипел он, - ты что, с ума сошла?
- Да что ж он... - начала было Тилли, но посмотрев на своего хозяина, улыбнулась и застыла в неподвижной позе. Они постояли ещё какое-то время с удовольствием наблюдая за игрой, но усталость в ногах демона дала о себе знать, и они в конце-концов отправились на поиски подходящего для отдыха места.
Не зная, куда ведут улицы города, демон пошёл на запах и шум моря и вскоре вышел на небольшую прибрежную площадь с расположенными по её периметру зданиями.
Он обвёл глазами небо, землю, море, саму площадь.
"А вот и..."
- Ты на название погляди, - шепнула обезьянка.
Демон присвистнул: - Ресторан "Старая Каффа." Надо же, а я и внимания вначале не обратил.
- Пойдём отсюда, а? В прошлый раз, наше пребывание в Каффе добром не кончилось.
- Да брось ты. Это же, когда было. Да и рабов здесь нет.
- Ой ли! А я только их и вижу. Мало того, их стало ещё больше. Посмотри на их лица, загляни в души, разве это свободные люди?
- Перестань, Тилли, время другое.
- Можно подумать, будто время освобождает людей от рабства?
Демон нетерпеливо махнул рукой, прекращая этот разговор.
- К тому же мне просто надо передохнуть.
- Хитришь.
- Идём-идём, смотри, как много народа кругом, даже очередь стоит. Все с пляжа... Ой бедненькая, как же ты так сгорела-то? Неужели не знаешь, что в первый день на солнце долго сидеть нельзя. Да и вообще, лучше загорать или рано утром или под вечер. Придётся тебе помочь.
- Ой, какой ты добрый сегодня, - съехидничала Тилли, - монетку нашёл, да?
Демон только усмехнулся и, не отчечая ей, слегка подул прохладой в сторону молоденькой девчушки, идущей с подружкой ему навстречу. Та ещё не знала, что её будет ждать сегодняшним вечером: жжение и зуд только-только начинали её беспокоить, обещая превратить предстоящую ночь в кошмар. На её счастье, демон решил иначе, лёгкое его дыхание невидимым облаком обволокло девчонку, и её обгоревшая за день кожа вмиг успокоилась, потемнела и стала бронзовой.
- Ой, Нинка, - услышал демон голос её подружки, - ну и здорово же ты загорела сегодня!
- А то! - проходя мимо посторонившегося демона и удивлённо рассматривая свои потемневшие руки, отвечала та. - Я же знала, а ты всё волновалась: сгоришь, сгоришь.
- Так ты, как рак, красная была. Первый день ведь на море.
- Видишь, всё хорошо.
- Удивительно...
- Лен, я к тебе вечером перееду, ладно?
- Так ко мне же Петюша приезжает послезавтра.
- На пару дней всего, пока жильё найду.
- А почему? Ты же устроилась у знакомых твоих родителей.
- Да чего-то тёти Веры новый сожитель напился вчера. По всему видно, он алкаш, а я их на дух не переношу...
"Какое чистенькое личико у этой девочки, - хмыкнул про себя демон, обернулся и посмотрел ей вслед, - и волосы огнём горят на солнце".
Он усмехнулся, повернулся к кафе и провёл взглядом по длинной очереди впереди.
"Проголодались. Тогда тоже было много народа. Базар. Не протолкаться. Меня пинали, кому ни лень. Хотя я никому не мешал, сидел в стороне. Но бездомный слепой нищий, почему не пнуть".
Пока образы прошлого вразнабой вставали перед его глазами, ноги уже понесли его к открытому кафе. Трость, с помощью обезьянки, пыталась возражать, цепляясь своим острым металлическим концом за каждую трещинку в асфальте, но ноги были сильнее и из-под трости с недовольным скрежетом вылетали только искры.
Демон прошёл в ресторан мимо очереди и, не обращая внимания на возмущённые возгласы, уселся за столик, стоящий несколько в стороне от остальных, и потому практически ни для кого не видимый.
Старый Хрыч
Алик, официант небольшого, уютного, открытого ресторанчика, расположенного на набережной курортного городка, с нескрываемым раздражением поглядывал в сторону, сидящего за столиком гражданина, одетого в немыслимый для такой жары, чёрный кожаный плащ. Этот тип вот уже второй час пил всё одну и ту же маленькую чашечку кофе по-турецки. Алик мог поклясться, что гражданин, которого он мысленно окрестил: "старый хрыч", именно пил кофе, хотя чашечка, размером чуть больше напёрстка, каким-то непостижимым для официанта образом, всё время оставалась полной.
"Хрыч" занимал самый лучший столик, единственный поставленный в тени стены соседнего дома, полностью обвитой виноградом. От этой стены всегда шла прохлада; сидеть в такую жару, как сегодня, возле неё было естественным удовольствием, и днём этот столик никогда не пустовал. Как правило, люди не торопились из-за него вставать и сидели по долгу, заказывая много и оставляя щедрые чаевые. Все остальные столики, хоть и находились под зонтиками, всё же пропускали солнце, и посетители старались освободить их по возможности быстрее, что тоже было совсем неплохо. Те, кто за ними сидел, тоже оставляли хороши чаевые, вот только бегать официанту за те же деньги приходилось в три раза больше.
Как этот хрыч вообще очутился в кафе, Алик не мог понять. Он отошёл от столика меньше, чем на минуту, только лишь для того, чтобы пригласить за него семью из трёх человек, - мужа, жену и ребёнка, - первыми ждущих своей очереди у входа в кафе. Какого же было его изумление, когда он вернулся к столику со своими посетителями, а "хрыч" уже восседал за ним, внимательно изучая меню, которое ему никто не давал.
"Этот ещё здесь откуда? - подумал тогда официант, хотя вида не подал. - Мимо меня не проходил. Как он здесь оказался? Ну-ка давай, вали..." Алик хотел было возмутиться, сказать, что столик занят и даже открыл было рот, но тут его взгляд случайно упал на слоновой кости ручку старомодной, тонкой, длиннющей чёрной трости, поставленной хрычом у своего кресла. Ручка была сделана в виде сидящей мартышки. Официант отчётливо увидел, что обезьяна развернулась спиной к нему, нагнулась, показала свой отвратительный покрасневший прямо на его глазах зад, просунула голову между ног и, громко сказав:
- Пшшшёл отсссссюда!
приняла прежнее положение.
Видимо, кроме Алика никто ничего не заметил, потому что семья стояла совершенно спокойно в ожидании, куда же он их посадит.
"Показалось", - с облегчением вздохнул официант и, быстро перекрестившись, принялся усаживать семью за другой столик, стоящий как раз на самом солнцепёке. По тому как переглянулись и недовольно покачали головами муж и жена, официант понял, что чаевые будут грошовые, если вообще будут. Он горестно хмыкнул и вернулся к "хрычу", чтобы принять заказ.
Тот уже закончил изучать меню и невозмутимо сидел теперь, читая, оставленную кем-то газету.
- Вина. Бокал хорошего красного вина.
Только и услышал официант.
- Вам какое? У нас есть из молодых: французское Бужеле этого года, итальянское Кьянти, испанское... - начал было перечислять молодой человек, но посетитель жестом остановил его:
- Домашнее вино есть?
- Конечно, нескольких видов, - Алик собрался пройтись по списку вин, однако посетитель недовольно сморщился и буркнул:
- Хорошего, я же сказал хо-ро-ше-го.
Нетерпеливым жестом отсылая официанта, демон подумал: "Интересно, они мне нальют что-то похожее на то, что я пил шестьсот лет назад или какую-нибудь ещё худшую кислятину? А впрочем, вино я уже здесь пробовал. Надо бы что-то новенькое".
- Постойте, - вычитывая что-то в меню, добавил он в спину уходящему официанту, - я передумал. Не надо вина, двойной кофе по-турецки.
- А кофе это что? - беззвучно спросила его обезьянка.
- Пока не знаю, но, думаю, понравится. Я тебе дам попробовать, - так же без слов ответил её хозяин.
"Тьфу! - отходя, сплюнул про себя Алик. - Как чувствовал, хрен чего заработаю сегодня. Расселся тут".
Вот тогда-то он и окрестил посетителя "Старый Хрыч". Как только это прозвище возникло в его сознании, официанту опять показалась, что ручка-мартышка ещё раз изогнулась в его сторону и начала медленно слезать с трости.
Приговаривая: "Чур меня, чур меня", Алик спешно ретировался на кухню, откуда через несколько минут вынес турочку ароматного, свежесваренного на раскалённом песке, кофе по-турецки.
Почему "Хрыч" старый, официант сказать не мог, так ему показалось. Скорее всего это было потому, что будучи двадцати двух лет от роду, Алик, как и все в его возрасте, считал людей старше тридцати, дремучими, ни на что не способными, стариками.
На самом деле, какого возраста был этот странный посетитель, официант определить даже приблизительно не мог. Наверное из-за того, что тень от широкополой шляпы полностью закрывала лоб "Хрыча", а огромные в пол лица тёмные непроницаемые очки, полностью скрывали глаза, так что было непонятно окружены они морщинками или нет; губы же и подбородок прятались в небольшой, без намёка на седину, аккуратно подстриженной бородке. В тоже время, у него был какой-то усталый общий вид, нетипичный для человека молодого, щёки выглядели одутловатыми, да и сидел он несколько ссутулившись, как будто что-то давило тяжёлым грузом на его плечи. Вдобавок ко всему, из-под шляпы струились седые кудри, а его руки с длинными холёными пальцами, были покрыты тонкой сеточкой морщин. В общем его возраст Алик определить не мог:
"Или тридцать, или пятьдесят или семьдесят, - рассуждал про себя официант, - всё равно "Старый Хрыч". Гляди, гляди, развалился, похоже, вставать не собирается! У-у-у, "Хрыч Старый"".
А посетитель меж тем, делая вид, что читает газету, с неудовольствием краем глаза следил за вновь подходящим Аликом.
"Надоел мне этот официант, опять семенит. Как он хочет, чтобы я ушёл. Кажется, сейчас из него пена пойдёт".
- Может быть чего-нибудь к кофе? Сыр, лимон, фрукты, сладкое, мороженное, пирожное, торт? У нас продукты свежие, торты и пирожное домашней выпечки, всё сегодняшнее и выбор хороший, - заверещал тот, пытаясь привлечь к себе внимание Хрыча, который даже не повернул голову в его сторону, полностью уйдя в чтение газеты. Зато Алик вдруг увидел, что странный, сделанный в виде закрытого глаза, золотой медальон, висящий на шее этого, неизвестно откуда взявшегося клиента, открылся, заспанно проморгался и вдруг тяжело уставился прямо на него. При этом незадачливого официанта обдало жаром, идущим из глаза ярко-жёлтого цвета, такой силы, что ему показалось, будто он засунул свою голову в раскалённую топку паровоза.
"О, Господи!" - непроизвольно отшатываясь, про себя воскликнул незадачливый официант. Поворачиваясь, чтобы уйти, он заметил ещё одно: губы обезьяны на трости растянулись в хоть и довольную, но несколько ехидную улыбочку.
"Свят, свят, свят! Ну его к бесу, этого Хрыча, - чуть не отбегая, запричитал про себя Алик, - пусть уж сидит, сколько ему влезет. Прямо наваждение какое-то с ним. То обезьяна кажется живой, то глаз из медальона. Ну их к фигам всех".
"Ну, всё, - подумал демон, - сейчас его ещё кондрашка хватит. Прекратите баловаться!"
С этими его мыслями глаз немедленно закрылся, а обезьяна, подняв бровки и изобразив победоносную улыбочку, закостенела в своём невозмутимом образе.
"Получишь ты свои чаевые, получишь, не дёргайся так", - продолжал думать демон, теперь уже мысленно обращаясь к официанту, и тот сразу же успокоился:
"А чего это я к нему привязался? Сидит себе человек, пьёт кофе, не нажирается в зюзю, газету читает. Отдохнуть, видимо, желает. Ну и на здоровье. Я своё всё равно заработаю".
Он включил музыку и над площадью понеслась тихая песня "LA NOTTE".
"Хорошая песня, - вслушиваясь, подумал демон, - нежная как шёлк".
Он посмотрел на монету, висящую на хвосте у обезьянки, и начал медленно погружаться в своё прошлое.
"В тот день, - вспоминал он, - в Каффе звучала совсем другая "Музыка". Она вся состояла из воплей и криков. Продавцы, покупатели, стража, рабы - это был целый оркестр. Рабов было особенно много, взрослые и дети, семьи и по-одиночке. Стариков мало, в основном молодые... здоровые. Разные они все были. Белые, чёрные, жёлтые, коричневые. Разные и одинаковые в одно и тоже время. Грязные, обтрёпанные, безразличные ко всему, кроме еды и побоев. Высокие и нет, толстые и худые. Всякие. Выставляли их и продавали сразу по несколько или одного за другим. Их рассматривали, как рассматривают лошадей, щупали мышцы, заглядывали в рот. Детей били, если они начинали плакать, некоторых до крови... кнутами. Помню, помню, как же... Видел. Я сидел у выхода с постоялого двора, и меня постоянно пинали эти торговцы, покупатели, стражники - все кто только ни проходил мимо. А вонища кругом стояла стеной. Даже запах моря через неё не прорывался. Эта вонь от нечистот, пота, крови навсегда вгрызлась в мою память. Я не вмешивался, не моё это было дело, влезать в людские дела, сидел себе, ждал ночи, чтобы уйти из того поганого мира. А потом, потом привели..."
Демон тяжело вздохнул. Далёкие картины того давнего дня заполнили всё его сознание. Он перестал обращать внимание на время и только сидел и качал головой, будто одновременно соглашаясь с чем-то и отрицая что-то и погружаясь в это что-то всё глубже и глубже.
Базарный день в Каффе
Одетый в лахмотья с грязной тряпкой на глазах слепой нищий расположился на земле у входа в постоялый двор и руками ел из битой глиняной миски какую-то бурду, которую ему по доброте душевной налил из свиного корыта хозяин этого двора. Рядом с нищим лежал его, чёрного дерева, посох с костяной белой ручкой сделанной в виде обезьяны. Кругом толпился народ. Сегодня воскресенье, время торгов. Вся базарная площадь перед двором была заполнена продавцами и покупателями. Можно было купить всё: скотину, птицу, рыбу, зерно, овощи, фрукты. Люди суетились, кричали, спорили, торговались, менялись, доставали, пересчитывали и передавали деньги за купленный товар. Самая большая толпа была в том месте, где продавали рабов. Их вели неспешной вереницей к высокому помосту, на котором и выставляли по-одному или группами. Некоторых продавали по твёрдой цене, а за некоторых устраивали какое-то подобие аукциона. Стоящий на помосте работорговец выкрикивал начальную цену, и покупатели внизу, перебивая друг друга, предлагали свою до того момента, пока не оставался один из них. Он-то и уходил с покупкой. Перед торгами всем желающим разрешалось ознакомиться с товаром, они проходили между рядами выставленных на продажу, осматривали, ощупывали, примерялись, прежде чем принять решение, кого и за сколько они будут покупать. Торги были как торги: вопли, плач, смех, радостные и горестные вскрики - всё смешалось в общем гаме рынка.
"Мразь, - думал нищий, - торгуют сами собой. Ничтожества! Хорошо, что сегодня мой последний день на этой дерьмовой планете. Зря я сюда приходил. Ничего на ней нет хорошего, ничего".
- Эй ты, подстилка для блох! - услышал он чей-то голос, и кто-то сразу же больно пнул его в бок загнутым металлическим носком мягкого сапога, - уступи посох, хорошую цену дам.
Какой-то приземистый кривоногий жирноватый человечек, заложив пухленькие ручки за расшитый серебром пояс, стоял над ним и, презрительно скривив губки под жидкими усиками, выжидающе смотрел вниз. Нищий отрицательно помотал головой и на всякий случай пододвинул свой посох поближе.
- Продай, блохастый. Тебе не всё равно какой палкой землю щупать, а я не пожалею, одарю монеткой, нажрёшься вволю, а?
Два стражника, стоящие рядом с человечком, положили руки на эфесы своих мечей.
Нищий промычал что-то невразумительное, ещё раз помотал головой и запустил грязные пальцы в похлёбку.
- Дурак, - сплёвывая ему в миску, сказал человечек и второй раз с силой пнул его ногой.
Нищий промокнул своё пойло заплесневелым хлебным мякишем и старательно облизал тонкие пальцы.
- Скот, - с отвращением буркнул кривоногий и со злостью пнул нищего в третий раз.
- Зря наместник его так, - шепнул один стражник другому, - не доведёт это до добра. Этот нищий не простой, видел, какой у него медальон на груди блеснул.
- А может просто забрать у него посох для наместника, да и дело с концом? И медальон себе возьмём, менялам продадим, а?
- Народу полно...
- Ну и что?
Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы ни:
- Девица! Девица! - раздалось со стоящего на площади помоста. - Продаётся девица для ваших утех! Не пожалеете, начальная цена... .
Цену услышать не удалось за наступившем шумом. Кривоногий повернулся к площади и со вздохом: - Ох ты, кобылка для сыночка! - побежал на голос. Стражники помчались впереди него, раздвигая сгрудившуюся толпу пинками и зуботычинами.
Демон поднял голову. То, что он увидел сквозь плотную повязку, заставило приподняться огромные крылья, скрытые под наброшенной на них дерюгой. Хорошо, что никто этого не заметил, все смотрели в сторону помоста, на котором, на фоне грязнобелого полотна, стояла молодая женщина. Её бледное лицо практически слилось с фоном, зато медные растрёпанные волосы до талии, переливаясь огнём в свете склоняющегося к закату солнца, казалось прожигали это полотно насквозь. Женщина пыталась отвернуться от всех, но прислужники продавца не давали ей это сделать. Они под замирающий, но одобрительный гул толпы поворачивали её то так, то этак, чтобы все могли убедиться в её красоте. Наконец рынок стих, так великолепна она была. Слышался только шум прибоя, крики чаек и шелест ветра. Однако эта тишина простояла совсем недолго, её разорвал резкий гортанный крик:
- Эй! Снимите с неё платье! - демон узнал голос кривоногого. - Может она вся в коросте!
- Правильно, пусть снимет платье!
- Пусть!
- Снимите, снимите!
Мгновенным эхом раздалось со всех сторон.
"А блохи-то чуму разносят", - вставая и беря посох в руки, неизвестно почему зло подумал демон. Обезьяна на посохе выгнулась и громко зашептала ему в ухо:
- Господин, что с тобой? Нам нельзя вмешиваться. Да и не знают они ещё, что это такое.
- Чума, что ли?
Обезьянка согласно закивала головой.
- Узнают...
- Нет! Не смей! Это запрещено законом, и ты должен подчиниться. Сегодня полная луна и ни облачка, как по заказу ночь, когда мы можем и должны уйти из этого постылого мира.
Демон немного подумал, сник и так застыл, обхватив посох двумя руками и опустив на него свою тяжёлую голову.
Прислужники, в ожидании ответа, вопросительно смотрели на своего хозяина. Тот снисходительно кинул. Тогда они сорвали покрывало с извивающейся женщины и развели в стороны её руки и ноги.
Гул восхищения пронёсся над площадью.
- Я беру!
- Я!
- Я!
- Я!
Цена стремительно взлетала; торги шли долго; продавец радостно потирал руки. В конце концов девушку купил кривоногий в подарок своему сыну на его пятнадцатилетие.
- Помогите!
Услышал демон вопль её души. Скривившись и сплюнув, он сгорбился и пошёл под навес постоялого двора, где грузно сел за грубосбитый стол.