Бен Зеев Ариэль : другие произведения.

Пятнадцать дженовино

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Пятнадцать дженовино

Из серии "Сказки о Белокрылом Демоне"

  
   Пропавшая монета
   "Прямо наважденье какое-то с этой монетой! - всматриваясь в землю, бурчал себе под нос демон, расхаживая среди руин старинной генуэзской крепости, стоящей на берегу Чёрного моря. - Неужели она всё это время так и лежит себе в какой-нибудь щели? Это ж надо такое! Всё тогда перерыл, ну всё, под каждый камешек заглянул, в каждую трещинку влез... как сквозь землю провалилась! У-у-у, зараза... . Может так оно и было, сквозь землю? Н-да-а..."
   Он остановился в центре площади и устало опёрся о свой длинный посох эбонитогого дерева с костяным набалдашником в виде сидящей обезьяны.
   - Слышишь, Тилли, - обратился он к ней, - давай просыпайся. Эй, Тилли, ты что, не слышишь меня?
   Обезьянка нехотя повернула голову, зевнула и, протирая глаза маленькими ладошками, вопросительно на него посмотрела.
   - Слезай со своего постамента и пошуруй-ка в этой траве, может ты монетку ту найдёшь, у тебя быстрей получится.
   - Что ты к этой монете так прицепился, а?! Зачем мы вообще в это гиблое место притащились? Только-только обрели свободу, и ты тут же сюда рванул, как будто тебя в темя петух клюнул. Мало тебе в прошлый раз что ли досталось?
   - Это ещё что! - беззлобно прикрикнул на неё демон. - Ты с кем разговариваешь, а? Забыла, кто я?
   - Ничего я на забыла, - Тилли раздражённо передёрнула худенькими плечиками, - только объясни, шестьсот лет прошло, на кой ляд тебе старое ворошить-то?! Зачем тебе это, ну зачем? - она возмущённо подняла руки вверх. - Не понимаю.
   Демон лишь скривил губы и буркнул:
   - Хочу я так, достаточное объяснение?
   - О-о-о, вот с этого и начинать надо было. "Хочу!" Всегда у тебя так: "Хочу", как будто больше ничего не существует.
   Демон отрицательно покачал головой.
   - Нет, не существует.
   - Хорошо, - Тилли искоса взглянула на его угрюмое лицо и, обречённо вздохнув, продолжила - тогда надо сначала найти, где стоял помост, под который эта прокля...
   - Но, но, полегче тут!
   - ...тая монета могла закатиться, - не обращая внимания на его возмущение скороговоркой продолжила костяная обезьянка. - Больше ей пропасть было негде.
   - Помост, помост, да как же в этих развалинах это место вообще можно найти?
   - А как же ты тогда монетку-то найдёшь, смотри какая грязь кругом.
   Она посмотрела на понуро стоявшего демона и, подпрыгнув, постучала его пальцами по лбу.
   - Тоже ещё задача, найдёшь базарную площадь, найдёшь и помост. Посмотри на всё сверху, может и вспомнишь чего.
   "А что, идея неплохая, - подумал, усмехнувшись, демон, - как я сам до неё не додумался. Отупел видать. Шестьсот с лишним лет - это срок не маленький".
   Он распахнул крылья и взлетел высоко в воздух, где начал описывать круги, постепенно снижаясь.
  
   "Как летать-то хорошо, - рассекая тёплый воздух огромными крыльями, - думал демон, подставляя под лучи солнца своё смуглое лицо. - Почти забыл, как это делается. Шестьсот лет в этом гробу пролежал, думал, что крылья уже никогда меня в воздух не поднимут. Эх, красота-то какая! Сказочная! Так бы и летал всю жизнь..."
   - Вот, вот, - поймав его мысли, загундела обезьянка, - на кой тебе это всё надо-то? Давай, полетели отсюда, а?
   "Отвлёкся я, - не отвечая ей, подумал демон. "Так, порт был прямо здесь, - начал вспоминать он. - А вот, похоже, и остатки той улицы, по которой на базар вели невольников. Как раз их путь проходил мимо постоялого двора, у ворот которого я отдыхал. Двор должен был бы находиться где-то в этой стороне".
   - Ага! - воскликнул он, глядя на остатки какого-то строения. - Точно! Здесь! Вот он. Вот он, мой хороший!
   Обезьянка в ответ, сделав одобрительную гримаску, утвердительно качнула головой.
  
   "Рынок располагался напротив двора, - продолжал бормотать про себя демон, - а помост, на котором выставляли живой товар, находился в самой его середине".
  
   Он сделал ещё один круг, затем ещё и ещё, сужая каждый из них, и спускаясь всё ниже и ниже, внимательно вглядываясь во всё, что проплывало под ним.
   "Вот это место, будь оно неладно!" Демон совсем низко парил над заросшей сорняками и кустами площадью. Он поднялся высоко вверх, чтобы осмотреть все развалины вместе, и, злобно оскалившись, рассмеялся про себя:
   "Аха-ха-ха! Теперь я его даже нутром чую. Тут на помосте Айлин и лежала и три золотые монеты по пять дженовино каждая рядом. Две из них я забрал, а третья в той суматохе, скорее всего, провалилась в щель."
   - И всё это было вот здесь! - бросаясь вниз и резко приземляясь, крикнул он.
   - Хозяин, - обратилась к нему обезьянка, - не мучай себя, ведь за столько лет её уже давно кто-нибудь нашёл и продал .
   - Не умничай, я бы почувствовал, ещё лёжа в том гробу, если бы это было так. Она находится где-то совсем-совсем рядом.
   "Золото пахнет, может мне повезёт и я найду её по запаху?" Демон, как зверь, с силой повёл носом, пытаясь трепещущими ноздрями, обнаружить пропажу, но запахи моря перебивали все остальные, и от досады он лишь замотал головой.
   - Всё, приехали, хватит отдыхать, - обратился он к Тилли. - Вперёд, отсюда и до тех камней, дальше не надо. Ты маленькая, тебе в этих лопухах будет удобней её искать.
   - А если найду, что мне будет?
   - В Африку пущу развеяться.
   - В Африку! - мечтательно закатила костяные глазёнки обезьянка и вдруг зашлась в весёлом смехе. - Издеваешься? Чего мне там делать? Да и на кого я тебя тут оставлю, горе моё? Без меня ты такого наворотишь, ни один ангел не расхлебает.
   - Ангел не расхлебает! - передразнил её демон. - Ангелы в небесах, это мы, грешные, здесь, на земле. Перестань болтать, вторая половина дня пошла, а я ещё хочу посмотреть новый город.
  
   Тилли, торопливо соскользнув с посоха, пропала в высокой траве. Демон же терпеливо приготовился её ждать. Он повернулся в сторону моря, которое было видно сквозь пролом в старой стене крепости и всматриваясь в его серую чуть заметно колышущуюся массу застыл. Лоб демона был закрыт широкополой кожаной шляпой, из под которой волнами струились по худым, но широким плечам густые некогда чёрные, а сейчас больше седые, кудри; глаза скрывались за непроницаемыми очками; сложенные чёрные кожаные крылья, будто длинный макинтош до пят, прятали от посторонних глаз тощее, но энергичное тело.
  
   "Три монеты, по пять дженовино каждая, всего пятнадцать. Одна лежит... э-э-э, должна лежать под камнем в пещере. Не думаю, что эту глыбу кто-то решился сдвинуть с места, да и пещеру-то тоже найти надо суметь, ни с моря ни с суши она не видна. Туда я загляну попозже. Во второй я прожёг дыру и сделал из неё амулет, который повесил Айлин на шею. Я его заговорил, и он должен был защитить мою девочку от всех горестей и напастей, которые могли с ней случиться, после того как нас разлучили. Снять амулет без желания его владельца невозможно. Разорвать чёрную нить, скрученную из моих же волос, на которой он висит, тоже. Разыскать эти пять дженовино будет сложнее всего, но где-то они есть, и я найду их. Пусть мне для этого придётся перерыть всю землю, они всё равно будут у меня. Вот только сначала надо отыскать третью монетку ту, которая пропала в тот чёрный день. Тилли права, монетка явно закатилась под помост, больше некуда? Попала в какую-нибудь щёлку и ..." - размышлял он, машинально выписывая круги в пыли металлическим концом своего длинного дорожного посоха,
  
   Не прошло и пол часа, как обезьянка вынырнула из травы, держа в своём кулачке, грязную старинную золотую монету в пять дженовино.
   - Держи, - залезая на своё место, гордо сказала она и протянула монетку хозяину.
   - Я же говорил, что она здесь. Как в воду глядел. Где она лежала?
   - Застряла ребром вверх между двумя булыжниками и не разглядеть.
   Демон взял монетку и долго её рассматривал, оттирая от грязи, обнюхивая и поворачивая к солнечному свету то одной стороной, то другой.
   - Она это, точно она. Я даже запах его лап чую.
   - Ох и догадливый ты. Чует он. Можно подумать, тут по всей площади золотые раскиданы.
   - Ладно ёрничать, - он подул на монетку и своим дыханием прожёг в ней дыру.
   - Ты чего делаешь? - недоумённо спросила его спутница.
   - Держи, смотри не потеряй.
   - Я тебе потеряю, как же, - вдевая в монетку свой хвост и закручивая его петлёй, огрызнулась та.
   - Всё? - глядя на её действа, спросил демон. - Теперь, давай, поехали отсюда.
   - Как это - поехали? На чём? Ни лошадей, ни верблюдов.
   - На автобусе. Здесь за стеной остановка маршрутного автобуса, котороый идёт прямо в город. У нас есть пятнадцать минут до его отправления.
   - А это что такое - автобус?
   - Узнаешь.
   - И не скажешь, что тебя шестьсот лет не было на этой планете.
   - Ты всё-таки забыла, с кем дело имеешь?! Постарела; шестьсот лет даром не прошли. Ворчишь всё время, как бабка старая. Пошли и давай помалкивай, а не то всех пассажиров распугаешь.
   - А это ещё, что за звери такие?
   - Люди, люди.
   - Ах, люди, так их и попугать не грех... А чего это ты с посохом делаешь?
   - Пусть будет поменьше, чтобы внимания не привлекать.
   - А как же я?
   - Тебе места хватит.
   Так, тихо переговариваясь между собой, они двинулись к остановке, где сели в полупустой маршрутный автобус и уже через пол часа были в городе.
  
   Ресторан "Старая Каффа"
  
   Курортный город в разгар сезона постепенно закипал предобеденным ажиотажем. Коренные жители торопились поскорее поесть в различных его кафе и ресторанах, потому что вскоре, всего через пару часов, в эти же места неудержимым потоком хлынут приезжие, которые пока ещё жарятся на каменистых пляжах, хватая обгорелыми боками жгучее южное солнце.
  
   Демон шёл по улицам города и с интересом разглядывал всё вокруг. Старинная трость с ручкой, в виде гордо сидящей на корточках обезьянкой, размеренно цокала по асфальту в такт шагам своего хозяина. Этого города демон не знал. Всё здесь было ново, интересно, но в то же время настолько внутренне узнаваемо, что это его даже несколько обескураживало.
  
   "Наверное, это потому, - принюхиваясь, размышлял демон, - что запах тот же. Запах моря ничем не перебьёшь. К нему присоединились какие-то новые, незнакомые мне, но он сильнее их всех... А может быть потому что люди те же. Они тоже очень слабо изменились, хоть прошло так много лет. Говорят на другом языке, одеты по-другому, но, похоже, внутри какие были, такие и есть".
  
   Он уже несколько часов ходил по городу, с любопытством рассматривая дома, витрины, машины, людей.
   Его жёсткие кожаные крылья плотным, длинным до пят, плащом сложеные за спиной, переливались чёрными бликами на ярком зенитном солнце.
  
   "Сумасшедший старик, - думали прохожие, глядя на него. - Кто в такую жару ходит в кожаном плаще?"
  
   "Как много прошло лет с тех пор, как я был здесь последний раз? Пятьсот? Шестьсот? Нет, какие шестьсот, больше, почти семьсот. Лёжа в том гробу, я потерял счёт времени. Зачем я здесь? Почему мне так жизненно необходимо найти эти пятнадцать дженовино? Как только за мной закрыли крышку, появилось это странное чувство, что мне будет необходимо их разыскать. И все эти годы оно жило со мной. Более того, оно всё время росло, становилось сильнее и сильнее, убеждая меня в том, что, когда эти пятнадцать дженовино найдутся, свершится нечто, что наполнит мою жизнь смыслом, которого я ещё не знал и никогда уже не узнаю, если не отыщу эти монеты".
  
   Был ещё день, но солнце уже начало клониться к закату.
  
   "Что-то я подустал. Надо найти местечко, где можно просто посидеть и отдохнуть. Отвык я ходить так долго, ноги ноют. Первый день свободы, очень уж много всего. Хорошо бы устроиться где-нибудь возле воды. Можно будет смотреть на неё и слушать прибой. Как я соскучился по его голосам! Море - это мой друг, с ним всегда хорошо".
  
   Внезапно обезьянка дёрнула его за рукав:
   - Что это там за шум?
   - Где, - не понял демон.
   - Со двора, не слышишь, что ли? Дети кричат.
   Демон зашёл в одну из подворотен и остановился у входа в большой двор, в середине которого была натянута бельевая верёвка, а с двух её сторон стояли дети и перебрасывали через неё кожаный мяч
   - Эйс! - закричал один из них, когда мяч упал на землю.
   - Чего это они делают? - восторженно слядя за детьми, которые опять начали бороться на чьей половине ударится о землю мяч, спросила Тилли.
   - В волейбол играют, - после небольшой паузы, во время которой он переводил свой взгляд с одного ребёнка на другого, ответил ей демон.
   - Здорово! Ух, я бы тоже поиграла! Ну как, Лёшка, как ты подачу-то принимаешь?! Э-э-х, лапоть! - чуть не крикнула она, но демон вовремя закрыл ей рот рукой.
   - Тсс, - прошипел он, - ты что, с ума сошла?
   - Да что ж он... - начала было Тилли, но посмотрев на своего хозяина, улыбнулась и застыла в неподвижной позе. Они постояли ещё какое-то время с удовольствием наблюдая за игрой, но усталость в ногах демона дала о себе знать, и они в конце-концов отправились на поиски подходящего для отдыха места.
  
   Не зная, куда ведут улицы города, демон пошёл на запах и шум моря и вскоре вышел на небольшую прибрежную площадь с расположенными по её периметру зданиями.
   Он обвёл глазами небо, землю, море, саму площадь.
   "А вот и..."
   - Ты на название погляди, - шепнула обезьянка.
   Демон присвистнул: - Ресторан "Старая Каффа." Надо же, а я и внимания вначале не обратил.
   - Пойдём отсюда, а? В прошлый раз, наше пребывание в Каффе добром не кончилось.
   - Да брось ты. Это же, когда было. Да и рабов здесь нет.
   - Ой ли! А я только их и вижу. Мало того, их стало ещё больше. Посмотри на их лица, загляни в души, разве это свободные люди?
   - Перестань, Тилли, время другое.
   - Можно подумать, будто время освобождает людей от рабства?
   Демон нетерпеливо махнул рукой, прекращая этот разговор.
   - К тому же мне просто надо передохнуть.
   - Хитришь.
   - Идём-идём, смотри, как много народа кругом, даже очередь стоит. Все с пляжа... Ой бедненькая, как же ты так сгорела-то? Неужели не знаешь, что в первый день на солнце долго сидеть нельзя. Да и вообще, лучше загорать или рано утром или под вечер. Придётся тебе помочь.
   - Ой, какой ты добрый сегодня, - съехидничала Тилли, - монетку нашёл, да?
   Демон только усмехнулся и, не отчечая ей, слегка подул прохладой в сторону молоденькой девчушки, идущей с подружкой ему навстречу. Та ещё не знала, что её будет ждать сегодняшним вечером: жжение и зуд только-только начинали её беспокоить, обещая превратить предстоящую ночь в кошмар. На её счастье, демон решил иначе, лёгкое его дыхание невидимым облаком обволокло девчонку, и её обгоревшая за день кожа вмиг успокоилась, потемнела и стала бронзовой.
   - Ой, Нинка, - услышал демон голос её подружки, - ну и здорово же ты загорела сегодня!
   - А то! - проходя мимо посторонившегося демона и удивлённо рассматривая свои потемневшие руки, отвечала та. - Я же знала, а ты всё волновалась: сгоришь, сгоришь.
   - Так ты, как рак, красная была. Первый день ведь на море.
   - Видишь, всё хорошо.
   - Удивительно...
   - Лен, я к тебе вечером перееду, ладно?
   - Так ко мне же Петюша приезжает послезавтра.
   - На пару дней всего, пока жильё найду.
   - А почему? Ты же устроилась у знакомых твоих родителей.
   - Да чего-то тёти Веры новый сожитель напился вчера. По всему видно, он алкаш, а я их на дух не переношу...
  
   "Какое чистенькое личико у этой девочки, - хмыкнул про себя демон, обернулся и посмотрел ей вслед, - и волосы огнём горят на солнце".
   Он усмехнулся, повернулся к кафе и провёл взглядом по длинной очереди впереди.
   "Проголодались. Тогда тоже было много народа. Базар. Не протолкаться. Меня пинали, кому ни лень. Хотя я никому не мешал, сидел в стороне. Но бездомный слепой нищий, почему не пнуть".
  
   Пока образы прошлого вразнабой вставали перед его глазами, ноги уже понесли его к открытому кафе. Трость, с помощью обезьянки, пыталась возражать, цепляясь своим острым металлическим концом за каждую трещинку в асфальте, но ноги были сильнее и из-под трости с недовольным скрежетом вылетали только искры.
  
   Демон прошёл в ресторан мимо очереди и, не обращая внимания на возмущённые возгласы, уселся за столик, стоящий несколько в стороне от остальных, и потому практически ни для кого не видимый.
  
  
   Старый Хрыч
   Алик, официант небольшого, уютного, открытого ресторанчика, расположенного на набережной курортного городка, с нескрываемым раздражением поглядывал в сторону, сидящего за столиком гражданина, одетого в немыслимый для такой жары, чёрный кожаный плащ. Этот тип вот уже второй час пил всё одну и ту же маленькую чашечку кофе по-турецки. Алик мог поклясться, что гражданин, которого он мысленно окрестил: "старый хрыч", именно пил кофе, хотя чашечка, размером чуть больше напёрстка, каким-то непостижимым для официанта образом, всё время оставалась полной.
  
   "Хрыч" занимал самый лучший столик, единственный поставленный в тени стены соседнего дома, полностью обвитой виноградом. От этой стены всегда шла прохлада; сидеть в такую жару, как сегодня, возле неё было естественным удовольствием, и днём этот столик никогда не пустовал. Как правило, люди не торопились из-за него вставать и сидели по долгу, заказывая много и оставляя щедрые чаевые. Все остальные столики, хоть и находились под зонтиками, всё же пропускали солнце, и посетители старались освободить их по возможности быстрее, что тоже было совсем неплохо. Те, кто за ними сидел, тоже оставляли хороши чаевые, вот только бегать официанту за те же деньги приходилось в три раза больше.
  
   Как этот хрыч вообще очутился в кафе, Алик не мог понять. Он отошёл от столика меньше, чем на минуту, только лишь для того, чтобы пригласить за него семью из трёх человек, - мужа, жену и ребёнка, - первыми ждущих своей очереди у входа в кафе. Какого же было его изумление, когда он вернулся к столику со своими посетителями, а "хрыч" уже восседал за ним, внимательно изучая меню, которое ему никто не давал.
   "Этот ещё здесь откуда? - подумал тогда официант, хотя вида не подал. - Мимо меня не проходил. Как он здесь оказался? Ну-ка давай, вали..." Алик хотел было возмутиться, сказать, что столик занят и даже открыл было рот, но тут его взгляд случайно упал на слоновой кости ручку старомодной, тонкой, длиннющей чёрной трости, поставленной хрычом у своего кресла. Ручка была сделана в виде сидящей мартышки. Официант отчётливо увидел, что обезьяна развернулась спиной к нему, нагнулась, показала свой отвратительный покрасневший прямо на его глазах зад, просунула голову между ног и, громко сказав:
   - Пшшшёл отсссссюда!
   приняла прежнее положение.
  
   Видимо, кроме Алика никто ничего не заметил, потому что семья стояла совершенно спокойно в ожидании, куда же он их посадит.
  
   "Показалось", - с облегчением вздохнул официант и, быстро перекрестившись, принялся усаживать семью за другой столик, стоящий как раз на самом солнцепёке. По тому как переглянулись и недовольно покачали головами муж и жена, официант понял, что чаевые будут грошовые, если вообще будут. Он горестно хмыкнул и вернулся к "хрычу", чтобы принять заказ.
   Тот уже закончил изучать меню и невозмутимо сидел теперь, читая, оставленную кем-то газету.
   - Вина. Бокал хорошего красного вина.
   Только и услышал официант.
   - Вам какое? У нас есть из молодых: французское Бужеле этого года, итальянское Кьянти, испанское... - начал было перечислять молодой человек, но посетитель жестом остановил его:
   - Домашнее вино есть?
   - Конечно, нескольких видов, - Алик собрался пройтись по списку вин, однако посетитель недовольно сморщился и буркнул:
   - Хорошего, я же сказал хо-ро-ше-го.
   Нетерпеливым жестом отсылая официанта, демон подумал: "Интересно, они мне нальют что-то похожее на то, что я пил шестьсот лет назад или какую-нибудь ещё худшую кислятину? А впрочем, вино я уже здесь пробовал. Надо бы что-то новенькое".
   - Постойте, - вычитывая что-то в меню, добавил он в спину уходящему официанту, - я передумал. Не надо вина, двойной кофе по-турецки.
   - А кофе это что? - беззвучно спросила его обезьянка.
   - Пока не знаю, но, думаю, понравится. Я тебе дам попробовать, - так же без слов ответил её хозяин.
   "Тьфу! - отходя, сплюнул про себя Алик. - Как чувствовал, хрен чего заработаю сегодня. Расселся тут".
  
   Вот тогда-то он и окрестил посетителя "Старый Хрыч". Как только это прозвище возникло в его сознании, официанту опять показалась, что ручка-мартышка ещё раз изогнулась в его сторону и начала медленно слезать с трости.
   Приговаривая: "Чур меня, чур меня", Алик спешно ретировался на кухню, откуда через несколько минут вынес турочку ароматного, свежесваренного на раскалённом песке, кофе по-турецки.
  
   Почему "Хрыч" старый, официант сказать не мог, так ему показалось. Скорее всего это было потому, что будучи двадцати двух лет от роду, Алик, как и все в его возрасте, считал людей старше тридцати, дремучими, ни на что не способными, стариками.
  
   На самом деле, какого возраста был этот странный посетитель, официант определить даже приблизительно не мог. Наверное из-за того, что тень от широкополой шляпы полностью закрывала лоб "Хрыча", а огромные в пол лица тёмные непроницаемые очки, полностью скрывали глаза, так что было непонятно окружены они морщинками или нет; губы же и подбородок прятались в небольшой, без намёка на седину, аккуратно подстриженной бородке. В тоже время, у него был какой-то усталый общий вид, нетипичный для человека молодого, щёки выглядели одутловатыми, да и сидел он несколько ссутулившись, как будто что-то давило тяжёлым грузом на его плечи. Вдобавок ко всему, из-под шляпы струились седые кудри, а его руки с длинными холёными пальцами, были покрыты тонкой сеточкой морщин. В общем его возраст Алик определить не мог:
   "Или тридцать, или пятьдесят или семьдесят, - рассуждал про себя официант, - всё равно "Старый Хрыч". Гляди, гляди, развалился, похоже, вставать не собирается! У-у-у, "Хрыч Старый"".
   А посетитель меж тем, делая вид, что читает газету, с неудовольствием краем глаза следил за вновь подходящим Аликом.
  
   "Надоел мне этот официант, опять семенит. Как он хочет, чтобы я ушёл. Кажется, сейчас из него пена пойдёт".
  
   - Может быть чего-нибудь к кофе? Сыр, лимон, фрукты, сладкое, мороженное, пирожное, торт? У нас продукты свежие, торты и пирожное домашней выпечки, всё сегодняшнее и выбор хороший, - заверещал тот, пытаясь привлечь к себе внимание Хрыча, который даже не повернул голову в его сторону, полностью уйдя в чтение газеты. Зато Алик вдруг увидел, что странный, сделанный в виде закрытого глаза, золотой медальон, висящий на шее этого, неизвестно откуда взявшегося клиента, открылся, заспанно проморгался и вдруг тяжело уставился прямо на него. При этом незадачливого официанта обдало жаром, идущим из глаза ярко-жёлтого цвета, такой силы, что ему показалось, будто он засунул свою голову в раскалённую топку паровоза.
  
   "О, Господи!" - непроизвольно отшатываясь, про себя воскликнул незадачливый официант. Поворачиваясь, чтобы уйти, он заметил ещё одно: губы обезьяны на трости растянулись в хоть и довольную, но несколько ехидную улыбочку.
  
   "Свят, свят, свят! Ну его к бесу, этого Хрыча, - чуть не отбегая, запричитал про себя Алик, - пусть уж сидит, сколько ему влезет. Прямо наваждение какое-то с ним. То обезьяна кажется живой, то глаз из медальона. Ну их к фигам всех".
  
   "Ну, всё, - подумал демон, - сейчас его ещё кондрашка хватит. Прекратите баловаться!"
   С этими его мыслями глаз немедленно закрылся, а обезьяна, подняв бровки и изобразив победоносную улыбочку, закостенела в своём невозмутимом образе.
   "Получишь ты свои чаевые, получишь, не дёргайся так", - продолжал думать демон, теперь уже мысленно обращаясь к официанту, и тот сразу же успокоился:
   "А чего это я к нему привязался? Сидит себе человек, пьёт кофе, не нажирается в зюзю, газету читает. Отдохнуть, видимо, желает. Ну и на здоровье. Я своё всё равно заработаю".
   Он включил музыку и над площадью понеслась тихая песня "LA NOTTE".
  
   "Хорошая песня, - вслушиваясь, подумал демон, - нежная как шёлк".
   Он посмотрел на монету, висящую на хвосте у обезьянки, и начал медленно погружаться в своё прошлое.
  
   "В тот день, - вспоминал он, - в Каффе звучала совсем другая "Музыка". Она вся состояла из воплей и криков. Продавцы, покупатели, стража, рабы - это был целый оркестр. Рабов было особенно много, взрослые и дети, семьи и по-одиночке. Стариков мало, в основном молодые... здоровые. Разные они все были. Белые, чёрные, жёлтые, коричневые. Разные и одинаковые в одно и тоже время. Грязные, обтрёпанные, безразличные ко всему, кроме еды и побоев. Высокие и нет, толстые и худые. Всякие. Выставляли их и продавали сразу по несколько или одного за другим. Их рассматривали, как рассматривают лошадей, щупали мышцы, заглядывали в рот. Детей били, если они начинали плакать, некоторых до крови... кнутами. Помню, помню, как же... Видел. Я сидел у выхода с постоялого двора, и меня постоянно пинали эти торговцы, покупатели, стражники - все кто только ни проходил мимо. А вонища кругом стояла стеной. Даже запах моря через неё не прорывался. Эта вонь от нечистот, пота, крови навсегда вгрызлась в мою память. Я не вмешивался, не моё это было дело, влезать в людские дела, сидел себе, ждал ночи, чтобы уйти из того поганого мира. А потом, потом привели..."
  
   Демон тяжело вздохнул. Далёкие картины того давнего дня заполнили всё его сознание. Он перестал обращать внимание на время и только сидел и качал головой, будто одновременно соглашаясь с чем-то и отрицая что-то и погружаясь в это что-то всё глубже и глубже.
  
   Базарный день в Каффе
  
   Одетый в лахмотья с грязной тряпкой на глазах слепой нищий расположился на земле у входа в постоялый двор и руками ел из битой глиняной миски какую-то бурду, которую ему по доброте душевной налил из свиного корыта хозяин этого двора. Рядом с нищим лежал его, чёрного дерева, посох с костяной белой ручкой сделанной в виде обезьяны. Кругом толпился народ. Сегодня воскресенье, время торгов. Вся базарная площадь перед двором была заполнена продавцами и покупателями. Можно было купить всё: скотину, птицу, рыбу, зерно, овощи, фрукты. Люди суетились, кричали, спорили, торговались, менялись, доставали, пересчитывали и передавали деньги за купленный товар. Самая большая толпа была в том месте, где продавали рабов. Их вели неспешной вереницей к высокому помосту, на котором и выставляли по-одному или группами. Некоторых продавали по твёрдой цене, а за некоторых устраивали какое-то подобие аукциона. Стоящий на помосте работорговец выкрикивал начальную цену, и покупатели внизу, перебивая друг друга, предлагали свою до того момента, пока не оставался один из них. Он-то и уходил с покупкой. Перед торгами всем желающим разрешалось ознакомиться с товаром, они проходили между рядами выставленных на продажу, осматривали, ощупывали, примерялись, прежде чем принять решение, кого и за сколько они будут покупать. Торги были как торги: вопли, плач, смех, радостные и горестные вскрики - всё смешалось в общем гаме рынка.
  
   "Мразь, - думал нищий, - торгуют сами собой. Ничтожества! Хорошо, что сегодня мой последний день на этой дерьмовой планете. Зря я сюда приходил. Ничего на ней нет хорошего, ничего".
  
   - Эй ты, подстилка для блох! - услышал он чей-то голос, и кто-то сразу же больно пнул его в бок загнутым металлическим носком мягкого сапога, - уступи посох, хорошую цену дам.
  
   Какой-то приземистый кривоногий жирноватый человечек, заложив пухленькие ручки за расшитый серебром пояс, стоял над ним и, презрительно скривив губки под жидкими усиками, выжидающе смотрел вниз. Нищий отрицательно помотал головой и на всякий случай пододвинул свой посох поближе.
  
   - Продай, блохастый. Тебе не всё равно какой палкой землю щупать, а я не пожалею, одарю монеткой, нажрёшься вволю, а?
   Два стражника, стоящие рядом с человечком, положили руки на эфесы своих мечей.
   Нищий промычал что-то невразумительное, ещё раз помотал головой и запустил грязные пальцы в похлёбку.
   - Дурак, - сплёвывая ему в миску, сказал человечек и второй раз с силой пнул его ногой.
   Нищий промокнул своё пойло заплесневелым хлебным мякишем и старательно облизал тонкие пальцы.
   - Скот, - с отвращением буркнул кривоногий и со злостью пнул нищего в третий раз.
  
   - Зря наместник его так, - шепнул один стражник другому, - не доведёт это до добра. Этот нищий не простой, видел, какой у него медальон на груди блеснул.
   - А может просто забрать у него посох для наместника, да и дело с концом? И медальон себе возьмём, менялам продадим, а?
   - Народу полно...
   - Ну и что?
  
   Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы ни:
   - Девица! Девица! - раздалось со стоящего на площади помоста. - Продаётся девица для ваших утех! Не пожалеете, начальная цена... .
   Цену услышать не удалось за наступившем шумом. Кривоногий повернулся к площади и со вздохом: - Ох ты, кобылка для сыночка! - побежал на голос. Стражники помчались впереди него, раздвигая сгрудившуюся толпу пинками и зуботычинами.
  
   Демон поднял голову. То, что он увидел сквозь плотную повязку, заставило приподняться огромные крылья, скрытые под наброшенной на них дерюгой. Хорошо, что никто этого не заметил, все смотрели в сторону помоста, на котором, на фоне грязнобелого полотна, стояла молодая женщина. Её бледное лицо практически слилось с фоном, зато медные растрёпанные волосы до талии, переливаясь огнём в свете склоняющегося к закату солнца, казалось прожигали это полотно насквозь. Женщина пыталась отвернуться от всех, но прислужники продавца не давали ей это сделать. Они под замирающий, но одобрительный гул толпы поворачивали её то так, то этак, чтобы все могли убедиться в её красоте. Наконец рынок стих, так великолепна она была. Слышался только шум прибоя, крики чаек и шелест ветра. Однако эта тишина простояла совсем недолго, её разорвал резкий гортанный крик:
  
   - Эй! Снимите с неё платье! - демон узнал голос кривоногого. - Может она вся в коросте!
   - Правильно, пусть снимет платье!
   - Пусть!
   - Снимите, снимите!
   Мгновенным эхом раздалось со всех сторон.
   "А блохи-то чуму разносят", - вставая и беря посох в руки, неизвестно почему зло подумал демон. Обезьяна на посохе выгнулась и громко зашептала ему в ухо:
   - Господин, что с тобой? Нам нельзя вмешиваться. Да и не знают они ещё, что это такое.
   - Чума, что ли?
   Обезьянка согласно закивала головой.
   - Узнают...
   - Нет! Не смей! Это запрещено законом, и ты должен подчиниться. Сегодня полная луна и ни облачка, как по заказу ночь, когда мы можем и должны уйти из этого постылого мира.
   Демон немного подумал, сник и так застыл, обхватив посох двумя руками и опустив на него свою тяжёлую голову.
  
   Прислужники, в ожидании ответа, вопросительно смотрели на своего хозяина. Тот снисходительно кинул. Тогда они сорвали покрывало с извивающейся женщины и развели в стороны её руки и ноги.
   Гул восхищения пронёсся над площадью.
   - Я беру!
   - Я!
   - Я!
   - Я!
  
   Цена стремительно взлетала; торги шли долго; продавец радостно потирал руки. В конце концов девушку купил кривоногий в подарок своему сыну на его пятнадцатилетие.
  
   - Помогите!
   Услышал демон вопль её души. Скривившись и сплюнув, он сгорбился и пошёл под навес постоялого двора, где грузно сел за грубосбитый стол.
   - Ты куда?! А ну пошёл отсюда! - подскочил к нему молоденький слуга.
   - Вина! Хорошего вина!
   Приказал демон таким тоном, что слуга, невзирая на то, что перед ним всего лишь нищий слепец, мгновенно испарился и уже через минуту возвратился с кувшином хорошего домашнего вина.
  
   Насупившись и играя желваками, демон молча принялся пить.
  
   Так он просидел допоздна; слуга всё подносил и подносил кувшины с вином. Площадь уже давно опустела, только стражники да редкие путники пересекали её. Слуга и рад был бы прогнать этого позднего посетителя, но боялся даже заикнуться об этом. Какой-то непреодалимый страх охватывал его каждый раз, когда по требованию слепца он подносил тому очередную порцию вина. Ему всё время казалось, что на стоящем у стола посохе нищего оживала костяная ручка сделанная в виде обезьянки. Всякий раз при его приближении, она начинала кривляться, показывать язык и острые маленькие зубки, поэтому он только ставил кувшин на стол и тут же уходил.
  
   Наступила ночь. С площади исчезли последние путники, и город окончательно стих. Лишь раздававшиеся то там, то тут собачий лай да колотушки ночных сторожей изредка нарушали установившуюся влажную тишину. Беспокойно вертящаяся на посохе обезьянка всё время подсказывала демону, что пришло ему время покинуть этот город, эту планету. И он, бросив монету, уже поднялся из-за стола, к вящей радости молоденького слуги, чтобы выйти за ворота и навечно раствориться в окружающей тьме, как что-то заставило его насторожиться. Демон замер, прислушиваясь к тишине и, как дикое животное, начал водить носом, принюхиваясь и пытаясь понять, в связи с чем у него возникло это всё увеличивающееся чувство тревоги.
  
   Изрядно охмелевший, не в силах определить, что происходит, он только мычал, бесполезно мотая головой под осуждающим взглядом своей костяной обезьянки. Вдоволь насмотревшись на эту картину и наконец сжалившись над своим хозяином, она, плюнув с досады от предчувствия чего-то нехорошего, дёрнула его за рукав и указала своей тонкой ручкой на одну из прилегающих к площади улиц, откуда вскорости начал раздаваться странный шум. Демон застыл, опёршись на свой высокий посох и вглядываясь туда, куда показывала обезьянка.
  
   А шум всё наростал, с каждым мгновеньем становился всё ближе и ближе, и вот наконец на пустую площадь вывалила орущая и хохочущая толпа людей. Мужчины и женщины, совсем юные и уже достаточно старые, кто верхом, кто пешком, кто сам по себе, кто с гончими собаками, гнались за полуобнажённой девушкой, той самой, которую только днём купил кривоногий наместник города на забаву своему отпрыску. Сам наместник тоже был в толпе и подзадоривал своего сына, как загонщик пса на лисицу:
   - Ату её, сынок! Ату!
   - Ату!!! Ату!!! - радостно ревела толпа, окружая обессиленную, загнанную жертву, которой некуда было деться, только как взлететь на помост.
   Спрыгнув с коня, кривоногий вскочил вслед за ней.
   - Открываем торги! - сдирая с женщины остатки одежды, закричал он. - За право лишить её девственности!
   - Два денарио! - сразу же раздалось снизу.
   - Пять!
   - Восемь денарио!
   - Пять дженовино!
   - Семь!!!
   - Пятнадцать дженовино!!!
   - Молодец сынок, золотом надо платить за такое, не серебром!
  
   Коренастый сын наместника в сопровождении нескольких своих друзей грузно поднялся на помост. Не думая долго, он хлёстко ударил девушку ладонью наотмашь по лицу. Та упала и отчаянно забилась под навалившимся на неё телом, пытаясь высвободить руки и ноги от держащих их хохочущих приятелей молодца'.
   Айлин
   - Помогите!!!!
   Второй раз за сегодня услышал демон крик её души.
   Он зло осклабился, обнажая клыки, которые в свете луны начали быстро увеличиваться.
   - Хозяин! - предостерегающе вскрикнула обезьянка.
   - Заткнись, будешь делать, что велят! - рявкнул демон. В несколько больших прыжков, перепрыгивая через головы стоящих, он очутился на помосте. Как щенка, взяв сына наместника за шиворот, он сорвал его с женщины и бросил вниз в толпу. Туда же ногами сбил и его приятелей.
   - Ах, это ты, блохастый! Стража!!! - узнав слепого, взвизгнул наместник, прячась за спинами двух сопровождающих его рослых стражников, которые, как из-под земли, встали с обнажёнными мечами между ним и нищим. Эти двое одновременно бросились вперёд, одновременно нанесли рубящие удары мечами и одновременно же начали кататься по помосту прямо под ногами своего застывшего в недоумении господина, вопя от нестерпимой боли. Лишь только их мечи достигли тела демона, как мгновенно оплавились, заливая раскалённым металлом держащие их руки. А демон между тем повернул голову к застывшей в небе полной луне и взвыл так громко, что пробудившимся от этого воя жителям города показалось, будто огромная стая волков поселилась прямо в его центре. Огромные кожаные крылья демона, расправляясь для полёта, прорвали наброшенную на них мешковину, она задымилась и тут же истлела на распрямившейся могучей спине, вставшего во весь рост пришельца из потустороннего мира. Одним ударом он вбил свой посох в деревянный помост прямо рядом с головой потерявшей сознание рабыни. Обезьянка соскочила с посоха, а сам он с лёгким шипением покрылся серебристым металлом и раскрылся будто зонтик, закрывая как шатром лежащую в беспамятстве нагую женщину.
  
   С груди демона сорвался висящий на золотой цепи талисман, сделанный в виде закрытого глаза. Поднимаясь всё выше и выше, талисман увеличивался в размерах до тех пор, пока, наконец, не закрыл собой жёлтый лунный диск. Внезапно налетевший с моря сильный ветер пригнал огромные, низкие чёрные грозовые тучи, которые укутали своими мрачными телами всё небо. И когда кромешная тьма спустилась на площадь, золотой глаз поднял своё тяжёлое веко. Бледный мертвенный свет, исходящий из него, окружил толпу людей плотной стеной, не давая никому выйти за её пределы. Деревья и кусты, растущие вокруг площади, мгновенно полысели, а трава пожухла и засохла всего за пару секунд. Стало так холодно, что казалось, будто среди лета наступила зима.
  
   Демон с распростёртыми крыльями за спиной, дрожа от нетерпения скорой расправы, менял свой облик и превращался в монстра на глазах у застывших в ужасе людей. Длинные волосы на его голове встали дыбом и теперь раскачивались и шевелились, как змеи Горгоны Медузы. Его глаза, до сих пор скрытые грязной повязкой, сейчас прожгли её насквозь и излучали яркий рыжекрасный свет. С острых клыков стекала тягучая смоляная слюна, которая превращала в пепел камни, попадая на них. Руки и ноги этого исчадия Ада потеряли сходство с человеческими и стали похожи на лапы огромных хищников с выпущенными когтями. Обнажённое тело с тяжело поднимающейся и опускающейся грудной клеткой, источало из себя гнев и острое желание убийства. Жаркое дыхание обдавало всех трупным смрадом смерти.
  
   Похожий на огромного мифического зверя демон взмыл в воздух и закружил над заметавшейся под ним орущей толпой. Люди, пытаясь хоть как-то избежать неотвратимо надвигающуюся на них смерть, - а в том, что это смерть, никто из них уже не сомневался и секунды, - бросались на световую стену и падали навзничь отброшенные назад какой-то неведомой силой. Обезумевшие кони, сбрасывая своих седоков, диким табуном понеслись друг за другом по кругу вдоль стены, сбивая с ног и затаптывая тех, кто попадался им на пути. Гончие псы, словно стая голодных волков, бросались на упавших и рвали их на части. Обезьяна гримасничала, прыгала и кувыркалась снаружи стены, периодически заскакивала в круг, кусала и царапала всех без разбора. Она скакала по головам людей и животных, рвала волосы, впивалась в шеи, ещё более увеличивая всем этим наступившую панику.
  
   Расправа демона была короткой. Первой его жертвой стал наместник города. Демон убил его, медленно впиваясь своими огромными когтями в мясо и кости лица кривоногого. Он давил до тех пор, пока из хрустнущего черепа ни вылился мозг. Лишь после этого демон с размаху бросил изуродованное им, ещё судорожно дрожащее, тело вниз, прямо на головы бегающих в круге людей.
  
   Вслед за отцом демон расправился и с сыном. Не мудрствовая долго, он вырвал его мужские органы, а затем просто разорвал молодчика на двое.
   После него он одного за другим уничтожил всех его друзей: тех самых, кто помогал насильнику.
   Ну а вслед за ними демон уже ни на ком отдельно не задерживался, одним махом отрывал, или разбивал головы или вырывал внутренности всем тем, кого ещё не затоптали насмерть испуганные запахом крови и смерти кони или не загрызли взбесившиеся собаки.
  
   В живых он оставил лишь животных, подневольных участников охоты, да одного слугу приезжего гостя наместника, посланника хана Золотой орды, остановившейся в степях по соседству. Посланник тоже веселился вместе со всеми, и, как все, был убит. Слуга же, от ужаса всего увиденного, сошёл с ума и, обрывая пальцы в кровь, пытался вырыть яму в булыжной мостовой, чтобы в ней спрытаться. Демон поднял его в воздух и бросил поперёк одной из бегающих по кругу лошадей; стена открылась и весь табун, окруженный стаей собак, помчался в сторону городских ворот. Напуганные этим неожиданным нашествием стражники поспешили их открыть, и лошади вынесли безумца за крепостные стены. Уже далеко в степи они были остановлены кочевниками, которые сняли слугу с лошади и привели его в шатёр, разбуженного неожиданным шумом и разгневанного хана Джанибека, который сразу же пожелал узнать, что произошло, чтобы достойно наказать виновника. Однако из бессвязной речи сумасшедшего, хан с трудом разобрал лишь то, что его посланник был убит. Думая, что это дело рук горожан, грозный предводитель орды из мести решил снести город с лица земли.
  
   На площади не осталось ни одного живого человека. Туман поднялся; тучи рассеялись; ветер стих; стало тепло и тихо; золотой глаз закрылся; талисман повис на груди своего хозяина. Тилли успокоенно застыла в виде ручки на своём месте. Демон опустился на землю, принял прежний вид, вырвал из помоста посох, склонился над женщиной и какое-то время стоял так, внимательно её разглядывая.
   - Красивая... Молодая совсем...
   - Нам пора, луна заходит, скоро будет светать, - сказала обезьяна на посохе.
   - Я никуда отсюда не уйду. Монеты собери.
   Тилли спрыгнула со своего места, метнулась по помосту и через секунду протянула ему две монеты.
   - А третья?
   - Не знаю. Здесь нету.
   - Надо найти.
   - Какой найти? Посмотри, что здесь творится. И вообще нам здесь нельзя оставаться.
   - Они её убьют. Я остаюсь. К тому же, я хочу наказать этот город.
   Он полмолчал немного, вглядываясь в темноту, и глухо добавил:
   - И этот мир.
   - Хозяин, послушай меня, - умоляюще протянула к нему свои костяные ручки Тилли.
   Но демон только упрямо мотнул головой.
   - Не спорь, я так решил. Ты мне лучше скажи, куда могла деться третья монета? Этот выродок швырнул три, я это отчётливо видел. Куда делась одна?
   - Зачем она тебе?
   - Когда все три монеты будут вместе, никто этой девочке больше не причинит вреда.
   Обезьянка пожала плечами и, недовольно отвернувшись, ещё раз напомнила:
   - Светает.
   Демон подул на одну из монет, и своим дыханьем прожёг в ней дыру. Он провёл по металлу ногтем и начертал на ободе образовавшегося кольца какие-то странные знаки, затем вырвал у себя прядь волос и, скрутив из них плотную чёрную нить, продел её через прожжённую монету.
   - Что ты делаешь? - вскрикнула Тилли, предвидя худшее. - Зачем ты даёшь ей кольцо со своим именем?!
   - Ни одна живая душа, больше к ней не прикоснётся...
   - А мёртвая? Ты забыл: есть ещё мёртвые души.
   - Души нелюдей? - с сомнением спросил демон.
   Обезьянка утвердительно кивнула головой.
   - Всех тех, кто здесь лежит, да и вообще, души тех, кто никогда не был и не будет человеком.
   - Она им ничего плохого не сделала...
   - Как будто они сидят и ждут, когда и что им сделают.
   - Ну что ж, тогда мне придётся оставаться здесь, хотя бы до тех пор, пока я не найду третью монету, - завязывая нить из своих волос вокруг шеи молодой женщины, ответил демон.
   - Но она же смертна, ты её всё равно потеряешь. Одумайся, ты себя сейчас обрекаешь на вечные муки!!! - крикнула обезьяна, но было уже поздно, узел был завязан.
   - Мне всё равно...
  
   Глаза девушки приоткрылись. Взглянув на стоящего над ней демона, она вскрикнула и руками зашарила по помосту, пытаясь собрать остатки порванного платья, чтобы прикрыть ими свою наготу. Демон, не разжимая губ, рыкнул что-то нечленораздельное, и с посоха сорвалась мягкая, чашуйчатая, металлоподобная ткань, которая заструилась серебром по обнажённому телу, обволакивая его собой.
   - Как тебя зовут? - спросил демон женщину, которая, увидя растерзанные, валяющиеся повсюду тела, начала дрожать и судорожно всхлипывать, опасаясь худшего.
   - Ай-ли-н, - закрывая глаза и запинаясь, ответила она.
   Демон усмехнулся.
   - Вот видишь, - обратился он к своей обезьянке, - моя луна взошла, а ты боялась, что мы опоздаем.
   Он опять повернулся к Айлин и протянул ей руку, помогая встать.
   - Не бойся, Айлин, никто тебя больше не обидит.
   Айлин обвела глазами помост и площадь, которые были залиты ещё тёплой кровью и опять вскрикнула.
   - Не смотри туда, не надо, - ладонью закрывая ей глаза, шепнул демон. - Они сами виноваты.
   - Ты кто? - успокаиваясь от его тёплого прикосновения, спросила его Айлин.
   - Демон, - коротко ответил он и, крепко обхватив ещё не пришедшую полностью в себя Айлин руками, поднялся с ней в воздух.
   - А как тебя зовут?
   - Просто демон, - чуть замешкавшись, ответил он.
   - Не бойся, он не такой плохой, как кажется, - наклонясь к уху Айлин, шепнула обезьянка.
   - Мне кажется, я не боюсь. Он такой тёплый, у него так гулко бьётся сердце, что мне больше не страшно, - прижимаясь к горячему телу демона, ответила та.
   - У него нет сердца.
   - Есть. Вот же оно... бьётся. Я слышу. Вот только...
   - Они сами были виноваты, - угадав её мысли сказала Тилли.
  
   Демон перенёс Айлин в пещеру в скале, которая с несколькими метрами небольшого пляжа у основания подходила прямо к морю. Это место, невидимое ни с суши ни с воды, могло служить отличным пристанищем для всех, кто ищет уединения.
  
   Хильг
   - Ты мой ангел, - говорила Айлин демону, мягко перебирая пальцами густые волосы его головы, лежащей на её коленях, а он улыбался в ответ и возражал, что нет, он не ангел, а совсем наоборот, что ангелы все светлые, добрые, лучистые, а он тёмный, злой, поглащающий свет.
   - Не правда! - с грустью не соглашалась она. - Может кому-то ты и демон, но только не мне. Ты ангел. Я люблю тебя, и мне никто не нужен кроме тебя. Я хочу быть с тобой. Только с тобой.
   - Нельзя, пойми; ты человек, ты не можешь меня любить - я демон. Человек не может любить демона. Тебя накажут и ты исчезнешь из этого мира.
   - Пусть исчезну. Зачем мне этот мир, если в нём не будет тебя?
   Айлин заплакла.
   Демон прижал её к себе и распустил свои жёсткие кожаные чёрные крылья, чтобы закрыть ими её от этого жестокого мира...
   А затем, затем он поднимал её к самым звёздам, купал в радужных облаках, рассказывал, что находится на обратной стороне луны, и каждый день они наслаждались друг другом.
  
   Сколько так прошло времени, демон не знал. Дни и ночи для него смешались в один. Он не спал,- демоны вообще не спят. По ночам, когда Айлин забывалась спокойным безмятежным сном, он только смотрел на свою возлюбленную и любовался, как ровно поднимается и опускается её грудь. Он не оставлял её ни на минуту, лишь однажды ночью пропал на несколько часов. Вернулся, думал, что она не заметит его отсутствия, потому что ещё спит, а застал её, сидящей в самом тёмном углу пещеры. Обхватив коленки, обнажённая она, немигая, смотрела перед собой и, тихо постанывая, качалась из стороны в сторону, даже не оглянувшись на своего возлюбленного, когда тот вошёл. Весь её вид говорил о какой-то безнадёжности, будто случилось что-то непоправимое, что-то, что навсегда лишило её последней надежды даже не на счастье, а на саму жизнь.
   - Что с тобой, любовь моя? - взволнованно спросил демон.
   - Что ты сделал? Я знаю, что ты что-то сделал нехорошее и мне больно.
   - Я возвращался в город, чтобы найти третью монету.
   - Не ври мне, я чувствую, что это не так.
   Девушка наконец-то повернулась в его сторону и обдала таким холодным взглядом, что демону показалось, будто он физически видит голубоватые потоки струившиеся из всегда полных нежности прекрасных, но сейчас абсолютно пустых, глаз Айлин. Ему стало не по себе, но виду он не подал, а выпрямился и встал в горделивую позу.
   - Хорошо - это и так и не так. Помимо монеты, была ещё одна причина, почему я возвращался в город. Они хотели надругаться над тобой, и я решил их за это уничтожить. Всех.
   - Зачем? Ведь иначе мы с тобой никогда бы не встретились и не были бы счастливы. За что же ты их наказал? За наше счастье? - вставая, обречённо и бесстрастно спросила Айлин.
  
   Демон задумался. Такая простая мысль никогда не приходила ему в голову. Получалось, что он дал начало чуме, которая унесёт на Земле миллионы жизней, как оплату за своё счастье. Эти мысли, слова Айлин, пустота её глаз, так остро ударили его в то место, где у людей бьётся сердце, что у него перехватило дыхание. Он понял, что надвигается что-то неотвратимое, жуткое для него и, что было ещё страшней, для неё.
  
   - Прости меня, я... я не подумал об этом, - признался он, кидаясь перед ней на колени и прижимаясь головой к её животу, - и уже поздно что-то изменить: Джанибек сегодня начал бросать трупы в Каффу и никто не сможет его остановить. Даже я. Что же я наделал? Глупец!!
   Он затрясся от ужаса:
   - Они заберут меня. Пусть. Я должен быть наказан. Но ты... они не должны тебя трогать. Ты ни при чём. Жаль, что мне не удалось найти монету.
   - Какие монеты, о чём ты?
   - Ты не понимаешь: которые за тебя заплатили. Когда эти монеты, все три, будут у тебя, с тобой ничего плохого не случится. Даже тогда, когда меня не будет рядом...
   - Ты собираешься уйти? Я тебе надоела?
   - Ну что ты такое говоришь, мечта моя? Просто... - демон замялся и продолжил, - та монета, которая висит у тебя на шее, сохранит тебе жизнь, но не спасёт от всех испытаний, напастей, болезней или насилия. Это могут сделать вторая и третья монеты, но вторая ничего не даёт без третьей. Только, когда все монеты будут храниться у тебя, никто и ничто не сможет принести тебе горя. Ведь всё самое плохое, что с тобой могло случиться, заключено в этих пятнадцати дженовино. Хуже быть не может. Когда они будут вместе, зло не сможет прийти в твою жизнь...
   Он задумался на секунду и, чуть прищурившись, будто присматриваясь к чему-то, продолжил:
   - В твою или твоих потомков...
   Айлин попыталась что-то сказать, но демон нетерпеливым жестом остановил её.
   - Пока же у тебя есть только амулет и у меня вторая монета. Она будет храниться здесь, под этим камнем, до тех пор пока я не найду третью. Амулет же будет всегда с тобой. Его никто не сможет снять с твоей шеи, если только ты сама этого не захочешь. Когда все три монеты будут вместе, где бы я ни был, всегда приду на помощь тому, у кого будет амулет на шее. Ничто в мире не сможет остановить меня. Он только должен позвать "Хильг".
   - Хильг?
   - Меня так зовут.
   Айлин закрыла лицо руками.
   - Что с тобой?
   - Не думай, я не боюсь за себя. Мне сегодня ночью снилось, что у нас есть сын.
   - Я знала!!! Я знала, чем всё это кончится! - закричала Тилли. - Я предупреждала тебя. Я говорила, что нужно уходить из этого мира. И что теперь ты будешь делать?
   С её словами демон съёжился, поседел и постарел на много, много лет.
   - Что с тобой? - испуганно прошептала Айлин.
   - Не будет. Никого у нас не будет. Они не дадут. Я буду уничтожен раньше, чем наступит рассвет. Демону и человеку нельзя быть вместе, у них не может быть детей. Я знаю, чувствую, за мной уже идут. Как жаль, что мне не удалось найти монету. Тебя они убить не смогут, кольцо не даст, но и сыну не дадут родиться.
   - Но ведь... мы любим друг друга.
   - Нам нет прощенья...
   Айлин обняла его голову и, целуя, как безумная, запричитала:
   - Не говори так, не надо, пожалуйста. Ты же будешь рядом, правда? Я тебя никуда не пущу. Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо... .
  
   Увы! Демон был прав. В этом мире далеко не всегда всё хорошо. Даже у демонов бывает, что всё плохо. Ничего сверхестественного. Обычное дело: ранним утром у входа в пещеру возник ангел. Не из самых старших, но и не из самых младших. Этакий ангел-служака среднего звена.
  
   - Идём, - просто сказала эта светлая во всех отношениях личность, - ты нарушил законы и пойдёшь со мной.
   - А она? Что будет с ней? - показывая на Айлин, для которой посланник неба оставался невидимым, и вставая, спросил демон. - Её нельзя обижать. Она ни при чём. К тому же она не сама меня полюбила, я ей внушил эту любовь, я наколдавал, она не виновата.
   - Не мои заботы, что с ней будет. Я пришёл за тобой.
  
   Не слыша, что происходит, Айлин сразу же поняла, что ей больше никогда не видеть своего "ангела". Он кому-то говорил что-то неслышное ей и уходил, отчаянно жестикулируя, поминутно на неё оглядываясь и растворяясь с каждым шагом в наступающем рассвете. Она бросилась за ним, пытаясь схватить его ноги, чтобы хоть как-то удержать, но подскользнулась и упала, и её руки лишь хватали мокрые камни лежащие на земле, а, тот, кого она любила, таял у неё на глазах, будто туман с восходом солнца.
   Последнее, что слышал демон - это отчаянный крик его возлюбленной:
   - Хильг!!!!!!
   Последнее, что он видел - это то, что лежащую на земле Айлин накрыла белая густая пелена.
   Последнее, что услышала Айлин:
   - Я найду...
   Последнее, что она увидела - это горько качающая своей головой маленькая костяная обезьянка повисшая в воздухе. С первым коснувшимся её головы солнечным лучом пропала и она.
  
   Демона доставили на одну из миллионов небольших планет во Вселенной, где не было ничего, кроме специально сооружённого для него ящика, похожего на гроб. В нём он должен был провести следующие шестьсот пятьдесят земных лет. Ящик был сделан так, что его крышка опускалась и поднималась при оборотах огромного колеса на винте. Он лёг в этот гроб, который за ним плотно закрыли. С этого дня раз в неделю на планету прилетал всё тот же ангел-служака и делал один оборот колеса. Всего один, но он сжимал и сплющивал тело заключённого, так, что кости входили в кости, а их обломки протыкали мясо и кожу. Боль была нестерпимой, и, когда она чуть утихала и демон находил в себе силы вновь набрать воздух в продырявленные лёгкие, опять прилетал ангел и вновь делал один поворот колеса.
  
   Всё проходит, прошло и это. Срок его наказания истёк, ангел появился в последний раз и выпустил демона на свободу.
   - Ничего личного, - сказал ангел безразличным тоном.
   - А? - попробовал было спросить его о чём-то демон, но тот лишь отрицательно покачал головой, повторил: - Ничего личного, - и растаял без следа.
   Вслед за ним, взяв свой посох в руку, исчез и демон.
  
   Сейчас, сидя в кафе, он пытался понять, почему сразу же отправился в место, где для него ничего кроме горьких воспоминаний нет.
  
  
   "Четверо смелых"
   - Да ладно, Толян, что ты так распереживался, ну не эта так другая. У них у всех и спереди и сзади всё одинаковое.
   - Нет, ты скажи почему?
   Четверо молодых ребят, расположившись на детской площадке в небольшом скверике, допивали вторую бутылку.
   - Потому что ты ведёшь себя с бабами, как динозавр какой. Сразу в койку, а если нет, то по морде и раком, - раскачиваясь на качелях, говорил один из них.
   - Я её любил, а она... .
   - А она уехала отсюда, сбежала, сучка.
   - Ты мне за сучку...
   - Ой-й-й! Заткнись уже, лубов, лубов... пить будешь?
   - Угу.
   - С бабами надо нежно, по-доброму, с лаской, так чтоб она сама захотела. Понял, мастодонт?
   - Ну да, ты знаешь, ты же, Владик, у нас этот, как его? Философ, во.
   - Не философ, а филолог.
   Владик приостановил качели, отхлебнул из горлышка и, протягивая бутылку Толяну, мечтательно качнулся:
   - Вот мой папаша состарится, я на его место сяду, он меня уже сейчас готовит. Буду мэрить, заживём. Тебя, Толян, поставлю мусорами руководить. Ты кто щас по званию?
   - Капитан, - поперхнувшись ответил тот. Видно было, что из всех четверых он был наиболее пьян.
   - Во, уже капитан! Батя двинул?
   - А то ж!
   - А будешь полковником, как предок твой. Они с моим вась-вась, и мы так будем. Жить-то надо. У нас город ого-го, тут токо греби. Да и баб хватает. Они сюда чего едут? Вот именно: оторваться хотят на курорте. Что им эти Москвы задрюканные или Питеры промозглые? Им тепла надо, тепла. А у нас его хоть отбавляй. Дай хлебнуть.
   - А Мамед кем будет? Мамед, ты чё спишь, ты кем будешь?
   - Нэ сплю я, нэ сплю. Просто лежу, нэбо смотрю. Пойду с горки кататься.
   - Ты ещё куличики в песочнице налепи, деятель. У тебя же задница такая, что никакая горка не выдержит, - захохотал Владик.
   - Слюшай, жоп, как жоп...
   - Ладно, ладно, проехали. Ты кем хочешь быть-то?
   - На ринке буду, как отэц, ничего болше нэ нада.
   - Почему магазин не хочешь открыть, бабла ведь хватает?
   - Зачем, слюшай? Магазин товар надо, покупатель надо, купят, не купят, никто нэ знает, а ринок все продать хотят, тэбэ платят, голова не болит.
   - А ну как бандюги наедут?
   - Какие бандюги, Владык? Ми здэс "четверо смэлых", ещё со школы, кто нас тронэт, э? Ми хозяин, ми. Этот городишко наш. А ещё ты жэ сам сказал, Толян начальник будет, никакой бандюг нэ сунется. Слюшай, я ринок директор буду, все жить хорошо будэм, всем хватит.
   - "Городишко" - уважение надо иметь, старинный город - Каффа, порт, курорт, чурбан, - сказал четвёртый спортивного вида, худощавый парень, который делал какие-то тренировочные движения толи каратэ, толи другого вида боевых искуств чуть поодаль от остальных.
   - Спит, спит, а всё слышит. Вот ведь, чурка не русская. Директором рынка его поставишь, Владик? - хлопая Мамеда по плечу, усмехнулся Толян.
   - А то. Спи Мамедик.
   - Да нэ сплю я.
   - А чего в небо смотрел, мечтаешь о чём?
   - Мнэ бы бабу.
   - Во, ещё один! Чтобы с ней с горки кататься? На фига, мы что плохо сидим? В кои веки собрались на нашем месте, не в кабаке. Прям, как в школе. Хорошо! И Костян, глядите, точно как в детстве, опять отливает на дерево. Слушайте, это же всё тоже дерево! Как выросло-то, а? Видать Костика моча на пользу идёт. Лей, родной, лей.
  
   Вечерело, редкие прохожие, завидев эту шумную группу, торопливо переходили на другую сторону, стараясь не привлекать к себе внимания.
   - А может рожу кому набить? В торец бы воткнуть, - мечтательно сказал Костян, застёгивая ширинку.
   - Здрасьте вам, Чак Норрис ты наш доморощенный. Мне ещё за прошлый раз мозги вправляют, а ты уже: к бою готов.
   - Так скучно... Толян дай мне. Тут же нет ничего.
   - Кончилась.
   - Тогда точно надо кому-то в табло всадить, руки чешутся.
   - Ты лучше, Костян, скажи, кем будешь?
   - Ты чего Владик до всех до**ался сегодня? А то сам не знаешь?
   - Ну а всё ж?
   - Я тебе ещё в школе говорил: судьёй.
   - Может прокурором, как папаша твой.
   - Не-а, судьёй. Это круче. Сам решать хочу, когда кого, и от кого и скока.
   - Выпадаешь из обоймы, все как папани и ты давай, - заплетающимся языком пробормотал Толян.
   - Водка кончилась, кэп, а ты мне про папаню. Сын должен идти дальше отца.
   - Я не хочу дальше, мне и так хорошо. Нет, мне плохо, Настюха ушла, вообще ушла, врубаетесь? Мамедик, сгоняй за водкой, а?
   - Потому что ты троглодит. Привык из обезьянника девиц трахать, а они на всё согласны, лишь бы вы, менты, от них отвяли, вот и не знаешь, как с ними надо.
   - Настюха...
   - Да что ты заладил Настюха, Настюха, а то мы не знаем... - Владик гаденько засмеялся. - Такая же сучка, как и все остальные. Все они твари.
   - Что ты знаешь, гад?! - Толян подскочил к Владику и схватил его за грудки.
   - Да я её во все дыры, пока ты на дежурствах болтался, - вырываясь и брызгая слюной, заорал тот в ответ.
   - Ах ты ж!!! - Толян замахнулся, но сзади его руку перехватил Константин. Он рывком завёл её назад так, что капитан МВД сразу же согнулся в пояснице и заревел от боли.
   - Угомонитесь, - мрачно сказал будущий судья, - оба. Иначе сейчас обоим же и напихаю. - И, уже обращаясь к Владику, добавил:
   - Извинись, баран, не видишь, что с ним. Мэром он будет. Да тебя близко подпускать ни к кому нельзя.
   - А что он не видит, что я шучу, нужна мне ещё эта доска, я люблю, чтобы в теле.
   - Ну у тебя, мля, и шуточки.
   Владик потоптался немного на месте, словно решая, извиняться ему или нет и, наконец, пробубнил:
   - Слушай, Толян, не трогал я её, не трогал, извини. - Он тяжело вздохнул и потянулся к пустой бутылке. - Кончилась, надо бы добавить. Мамед!
   - На, на, у меня ест, - доставая бутылку коньяка из портфеля и протягивая её своему товарищу, сказал тот.
   - Отпусти, - прохрипел согнутый пополам доблестный работник правоохранительных органов...
   Костя отпустил руку и Толян разогнулся.
   - Всё равно надо тебе в морду дать.
   - Толян, я знаю с кем твоя Настюха из города смотала, - не давая развернуться новой потасовке, Костя сплюнул и встал между своими друзьями.
   - С кем?!! - одновременно спросили те.
   - С Мишкой.
   - С как-к-ким? - заикаясь от волнения, Толян подскочил к нему. - С жидёнком, что ли?
   - Угу.
   - Ах, падла, нашла с кем. А ты чего молчал?!!
   - Откуда знаешь? - Владик недоумённо посмотрел на Костяна.
   - Да, откуда? - подхватил Толян.
   - Оттуда. Откуда? Валька сказала, она их на питерский поезд провожала. Мишка в отпуск приезжал, Настюхе твоей предложение сделал, она с ним и укатила, в чём была рванула, даже ничего не взяла с собой из дома. Ты там сидел как раз весь в форме парадной, с цветами... джентельмен хренов. К Вальке только залетела, чтобы та родителей успокоила и всё. Так хотела отсюда свалить. Достал ты её, видать.
   - Так сразу и предложение, да они же не встречались даже.
   - Видать встречались, когда никто не видел. Валька говорит, Мишка в курсе всего был, а любил он её ещё с первого класса, и она его, это все знают.
   - Во дают!
   - Мишка башка всегда работал.
   - Найду сучонышей в Питере, урою.
   - Заткнись! Уроет он... Мишка в ящике работает, ты к нему и на пушечный выстрел не подойдёшь. А подойдёшь, так тебя и твоего папашу тут же к ногтю прижмут, не посмотрят на заслуги.
   - Это из-за жида-то?
   - А когда они нужны, то жидами не считаются, - Костян сплюнул в сторону и уточнил, - пока нужны.
   Толян злобно выругался, вырвал у Владика бутылку и долго булькал, проглатывая её содержимое.
   - Э-э, оставь, ишь присосался, - возмутился тот.
   - Найду какую бабу, - отдавая бутылку, зло прищурившись, процедил капитан сквозь зубы, - поставлю её раком, напишу на заднице Настюха и оттрахаю в эту самую задницу так, что брызги будут во все стороны лететь!
   - А чего её долго искать? Вон идёт. Гляди какая краля, - усмехнулся Костя. - Как говорится: "на ловца...".
   - Где?!
   - Да вон же, вон, торопится куда-то с чемоданчиком, приезжая видать. Ты зенки-то протри.
  
   Как раз в этот момент мимо сквера, в котором распивала компания, с чемоданчиком на колёсиках и небольшим рюкзаком за плечами торопливо проходила молодая девушка.
   - Тури-тура-туристочка моя! - фальцетом спел Владик.
   - Сука...
   - Увидел наконец, - засмеялся Костя и тут же закричал вслед сорвавшемуся с места офицеру внутренних дел: - Эй, ты куда помчался-то, а?!!! Ну всё, киздец девчонке!
   - Мамедик, ты где? Залез-таки на горку, сцука. Застрял там что ли? Давай спускайся, поможем другу!
   Владик дёрнул своего приятеля за ногу и тот кубарем свалился с детской горки, правда, тут же вскочил, схватил пустой портфель и они втроём помчались вслед за Толяном, который уже перемахнул через невысокий заборчик, отделявший скверик от улицы, и, пытаясь схватить увернувшуюся девушку за руку, промахнулся и упал носом в тротуар.
   - Ах ты ж паскуда!!! Врёшь, не уйдёшь!!! - заорал он, вставая и бросаясь вслед за девушкой, которая попыталась скрыться на одной из отходивших от сквера улиц.
  
   Дежавю?
  
   Стемнело. В ресторане никого не осталось. Всё стихло. Было ещё достаточно рано, но казалось, будто наступила ночь. И всё же, эта охватившая город тишина, не приносила успокоения. Наоборот: у одиноких прохожих само собой возникло какое-то дребезжащее внутреннее ощущение общего напряжения и опасности. Возможно, это происходило от того, что люди в большинстве своём попрятались по своим домам, что было удивительно, всё-таки курортное место и вечерняя погода была замечательная. И хоть город сам по себе не самый большой, однако со своей историей и культурой, в нём проживает достаточно жителей, да и курортников в сезон всегда приезжает немеряно и можно было бы ожидать, что по вечерам улицы его будут запружены отдыхающими людьми. Но увы - с наступающей темнотой все они старались из домов не выходить, сидели по своим местам, как забившиеся в норы мышки, которые боятся выйти из своих убежищ, чтобы не попасться а лапы какой-нибудь проголодавшейся кошке. Только немногие местные, у которых "всё схвачено", да неприкаянные "дикари", у которых кроме гитары ничего нет, отваживались выходить на пустынные мрачноватые улицы. Так что наступившая нездоровая тишина нарушалась не говором людским, не смехом, а только стрекотанием цикад да беззлобным гавканьем бездомных собак.
  
   Алик зло следил за своим последним гостем.
   - Ну что ты тут торчишь, зараза?! Неужели не видно, что всё, конец, финита, гуд бай, аста луего, арривидерчи рома, все свалили, никого нет, Гитлер капут, аувфидерзеен. Сидит, как пень! Это ж надо такое, а!
   Ресторан давно пора было закрыть, ушли и кухня и официанты. Хозяин, брат Алика матери, оставил племяннику ключ ещё с утра и поручил закрыть ресторан, хотя раньше такого не случалось. Он ещё наказал, чтобы Алик забрал всю выручку и принёс к нему домой, что тоже было странно.
  
   "Не к добру это, ох, не к добру", - подумал тогда молоденький официант, однако перечить дяде Мише, - на работе Михаил Александрович, - не стал. Отношения у них хоть и были родственными, но дядюшка ещё никогда не доверял Алику заниматься выручкой.
   "Молод ещё, а их молодых пойди пойми, ничего в голове кроме развлечений, - говорил, делая строгие глаза, хозяин ресторана, - не надо искушать денгами".
   А Алику так даже и спокойней было; чаевых в сезон хватало с избытком, чего ещё надо?
   Сейчас же он явно начинал нервничать: темно, идти ему надо будет через весь город, придётся такси брать, что в общем-то была не такая большая проблема, но время шло и шло, а этот "чёртов Хрыч" и не думал вставать со своего места, подходить же к нему Алику вовсе не хотелось.
   "Будь что будет, встанет же он когда-нибудь, вот только дяде Мише надо позвонить и объяснить, чего я тут так долго делаю. Сейчас и позвоню, чтобы он не дёргался... - подумал официант, протягивая руку к телефону. Но рука не проделала и половину пути, как застыла на короткое мгновенье и затем невольно опустилась, будто в ответ на неожиданно разорвавшуюся криками и хохотом тишину. Алик удивлённо наморщив лоб, прислушался к этим звукам доносившимся из приоткрытого окна. "А что это там за гогот?" - промелькнуло в его голове.
  
   "Это ещё что такое? - одновременно с Аликом подумал и демон. Он уже было привстал, чтобы уйти, но услышав шум, с тяжёлым, но не ясным предчувствием чего-то мрачного, неумолимо на него надвигающегося, обречённо плюхнулся обратно в своё кресло.
   -- У меня такое чувство, будто мы здесь уже были, -- шепнула Тилли.
   -- У меня тоже, -- ответил демон, -- сейчас такое чувство называют дежавю, но нас ведь здесь никогда не было...
   - Или были? -- продолжал он уже про себя. - Что со мной? Это уже было. Я уже слышал что-то подобное в своей жизни. Будто вчера... Тогда... Тогда в той крепости был постоялый двор; в нём я и остановился, сел у входа, мне принесли какую-то бурду. Тот слуга был похож на этого мальчишку официанта, - он прищурился, вспоминая, - надо же, как близнец. Тогда... Тогда на площади рядом был невольничий рынок. На нём продавали мужчин, женщин, детей. Тогда... Тогда на нём продали её".
  
   Картины прошлого вновь настолько отчётливо замелькали перед его глазами, что у него возникло ощущение, будто всё это происходит сейчас.
   Вот Она на помосте,- ещё совсем девчонка,- выставлена на продажу.
   Вот Её продали наместнику города. Так он решил сделать подарок своему отпрыску в его день рождения. Хороший подарок. Сынок и его друзья смогут позже позабавиться и разогнать горячую молодецкую кровь.
   Вот поздним вечером наместник, его сын, их гости гонят эту девчонку, раздев почти донага, через весь город, хохоча и издеваясь.
   Вот они загнали её на тот же помост, где продали с утра, и начали торговаться, кто будет насиловать первым. А он, демон, стоит у входа на постоялый двор, и ему нельзя вмешиваться. Ведь это закон - ни во что не вмешиваться.
   Победа за сыном кривоногого наместника.
   Вот парень ударом валит Её на землю под крики и хохот своих товарищей, которые бросаются держать ей руки и ноги, чтобы их другу было легче справиться с бьющимся и извивающимся телом. Потом они эту рабыню убьют, просто убьют, вспоров живот, и бросят в море, в ту лунную дорожку идущую по волнам прямо к скале, с которой бросали преступников и просто неугодных властям людей.
   Вот Она кричит... Беззвучно... но так громко, что содрогнулась мироздание.
   Всё это было тогда, а сейчас...
   -- Сейчас из-за того угла она должна выбежать, -- подумал демон.
  
   "Дождался! Только этих выродков здесь не хватало! - выглядывая в окно, подумал Алик, не зная, что ему делать. - Хрен бы это Хрыча побрал".
   В тусклом круге света болтающегося на ветру фонаря, стоявшего неподалёку, показалась четвёрка кривляющихся молодых парней, окруживших одинокую явно испуганную девушку, отчаянно пытающуюся выйти из их круга.
   "Опять эта орава ублюдков. Что ж за непёр такой сегодня, а? Что же делать? Звонить? Кому? Я в прошлый раз позвонил. Так мне же наряд и рёбра сломал. Дяде ресторан разнесли. Он смолчал, понял, но мне наперёд сказал, чтобы, чтобы ни случилось, я не связывался. Правды всё равно никому не докажешь. Её в нашем городе отродясь не было. Сыночки своих папаш, смелые, пока те у власти. "Это наш город!" - как они говорят, вот и делают в нём всё, что захотят...
   ... а девчонку жалко, замучают гады".
  
   Ночные торги
  
   - О! Кабак! - заорал Толян, - Ещё свет горит!
   "А, мля-а-а! - про себя выругался Алик. - Как это я свет в зале забыл выключить. Сейчас начнётся..."
   - Слышишь, Влад, может вовнутрь пойдём, спокойней будет, - Костя подлетел к закрытой двери и начал колотить в неё кулаком.
   - Зайдом, а? Кушить хачу.
   - Да нет. Костик, скажи им, чтобы сюда несли. Погода шикарная, пусть только музон включат, оторвёмся по полной,- ответил Влад.
  
   - Чего вам? - открывая, обречённым голосом спросил Алик.
   - Чего вам? - передразнил его Костя. - Водки давай! Две. Не видишь, мы с дамой. И пожрать. И мухой, а то мы тебе прошлый раз напомним. Да и музон поставь, такой клёвый.
   - У нас кухня уже ушла... - попробовал что-то сказать незадачливый официант, но будущий судья так саданул ему кулаком под ребро, что он, скривившись от боли, спешно ретировался вовнутрь.
  
   Скрипя зубами, Алик прошёл в подсобку и через несколько минут вынес две бутылки водки, хлеб и нарезанные мясо, колбасу, сыр.
   - А что икры нет?!
   С издёвкой спросил Костя, забирая поднос из рук официанта. Тот только отрицательно помотал головой.
   - Ну ладно! - притворно смилостивился сын городского прокурора. - А теперь вали отсюда и дверь за собой закрой. И попробуй только сказать кому, я тебя на куски порву, падаль. Музон поставить не забудь.
   - Так ночь же уже, спят все...
   - Кого это е...
   Официант закрыл за собой дверь, поднялся на второй этаж, включил музыку на улице и прошёл в кабинет своего дяди, где сразу же бросился к сейфу, спрятанному в стене за небольшой картиной.
   "Скотина! Счас я тебя, гад. Где этот грёбаный пистолет? - думал он, лихорадочно шаря впотьмах по полочкам сейфа. - Убью сволочь! Где же он? Дядя, холера бы ему в живот, его домой забрал что ли? Пушки нет, зато мой вымпел по плаванью, который я сто лет назад получил, тут болтается. На какого хрена он его здесь держит?! Где пушка, твою мать?!!! Вот, блин, денёк! Придётся всё же звонить ментам, - хлопнув в сердцах металлической дверцей и подходя к телефону, решил он, - а вдруг поможет?"
   Он позвонил в отделение и сказал, что в ресторане происходит дебош и срочно необходим наряд милиции, затем сел на пол и закрыл уши руками, чтобы не слышать того, что происходит снаружи.
  
   А Владик, тем временем, начал издевательски разыгрывать из себя кавалера.
   - Вот учитесь, как с ними надо, - сказал он и, галантно поклонившись, спросил у девушки: - Вы, мадам, какую музыку предпочитаете? -
   - Отстаньте от меня! Что вам надо?!! Отпустите, пожалуйста, - со слезами в голосе, оглядываясь по сторонам, в надежде найти хоть какую-нибудь помощь, вскрикивала девушка, которую до этого чуть ли не волоком подтащили к одному из столиков.
   - Что вы так волнуетесь? Посидим, как культурные люди, выпьем, поговорим за жизнь. Вы нам о себе расскажете, мы вам о нас. Поверьте, мы вам понравимся.
   - Ребята, пожалуйста, я на поезд опаздываю.
   - Вы уже опоздали. Ночью никакие поезда здесь не ходят. Так что завтра уедете. Какие проблемы? Вот он, - Владик указал на Толяна, - заведует железной дорогой.
   - Заведуешь, Гена?
   - Где Гена? Ах, да... Заведую, я здесь всем заведую.
   - Вот видите, всё будет хорошо. Вам налить или так, как истинная лэди, из горла предпочитаете?
   - Не надо, я не пью.
   Будущий мэр вырвал рюкзачок из рук судорожно прижимающей его к груди девушки, и отдавая его Мамеду, улыбаясь сказал:
   - Ну что же вы его всё время комкаете? Пусть полежит. Понимаете ли в чём дело, нам нужна ваша помощь, вот у начальника железной дороги проблема с девушкой. Бросила она его и из города слиняла, а ему приспичило и срочно, - закончил он под общий смех.
   - Я капитан, а Настюха сука...
   - Во, а я тебе о чём.
   - Если эта сучка не выбрита, я её в зад..., - икая, выдавил из себя работник правоохранительных органов.
   - Он у нас гурман, - захохотал Владик, - только что по Настюхе умирал, а тут на тебе!
   - На дэржи.
   - Это что?
   - Памада нэ выдишь что ли? Ти жэ сам говорил... Напышешь на жоп "Настюха сука" и давай...
   - Все они суки, пора бы уже это знать! Ты помаду где взял?
   - Эта сумка, гдэ ещё?
   - Положи на место, нельзя брать чужое, - обращаясь к девушке, Владик сделал невинное выражение лица, - не так ли? А давайте познакомимся, вас как зовут? Неудобно иметь интимные отношения и даже не знать как кого зовут. Меня Петя.
   Он приблизил своё лицо к ней и умильно вытянул губки:
   - Ах ты ж красавица наша!
   Девушка взвизгнула от отвращения и ужаса.
   - Янина её зовут. Из Москвы приэхал, - раскрывая паспорт, прочитал Мамед.
   - Ну, Нинка - ты же наш человек. Прямо из столицы? Надо же! А визжишь так, как будто из деревни какой, - весело проговорил Владик, - предлагаю тост за Нинку! Нинон, за тебя! Гусары пьют стоя! - Он встал и, картинно отставив локоть в сторону, выпил рюмку водки.
   - Никуда она не уезжает, она толко вчера приэхал, вот, - раглядывая проштампованный билет, сказал Мамед.
   - Ай, ай, ай, а врать не хорошо. Что ж тебя этому родители не научили? Придётся платить. Чем платить будешь, а? - засмеялся Владик. - Да ты расслабься, старуха; поиграем чуток, потом катись на все четыре стороны. Нужна ты нам! Ты чего в наш город приехала? Трахаться? Да ладно, рассказывай. Вы сюда все за этим приезжаете, а то мы не знаем. Ну, вот, Нинон, твои мечты сбываются. И девочку из себя не строй. Это же про вас, москвичек, говорят: "Ох эта Нинка, её трахтибидах вся Ордынка!" Тебе что кисло подкинуть пацанам клёвым? А ещё из столицы. Да брось ты. И ещё совет хочу дать, - он посерьёзнел, - из опыта: ты монашку тут из себя не строй, если будешь очень долго ломаться, тебе же хуже. Лучше удовольствие получать, чем кулаком по морде. А если стукнуть кому на нас сдуру решишь, мы тебя за проституцию в обезьянник упакуем, там тебя быстро научат жизнь любить. Мамедик, ты свой триппак уже залечил?
   - Завтра к врачу надо. Паслэдний раз.
   - Вот, видите, что вы, проститутки, творите, болезни венерические распространяете, а это статья. Не так ли, товарищ юрист.
   - Сто двадцать первая, до двух лет, - отозвался Костя и вдруг взорвался бешенной бранью. - Слушай, мне надоела эта возня мышиная, не пьёт она. Пей, паскуда! - он подскочил к столу, схватил бутылку и всунул её прямо в рот девушки, которая отчаянно пыталась вырваться.
   - Да лежи ты уже тихо! Дёргаешься, как блоха на сковородке! - рявкнул Владик. - А ну, ребята, навались!
   Вчетвером они повалили девушку на стол и начали вливать водку в её искажённый страхом булькающий, вливающейся в него жидкостью, рот. Девушка попыталась выплёвывать её, но ей зажали нос и она, захлёбываясь и откашливаясь, поневоле сглатывала обжигающую водку и только изгибалась и судорожно сжимала оголённые коленки.
  
   Из-за угла выехала милицейская машина с проблесковыми огнями.
   - Владык, мэнты! - сказал Мамед.
   - Да хрен с ними! Толян, поди выясни, чего они припёрлись?
   Капитан оторвался от важного дела и, шатаясь, подошёл к остановившемуся газику, из которого вышли двое милиционеров.
   - Старшина, какого хрена? - развязно обратился он к старшему наряда.
   - Так вызов был, в ресторане драка.
   - Какая драка, вы чё? Здесь всё тихо-тихо. Езжай, скажи, что ложный, - буквально по слогам начал он и вдруг зло зачастил. - Давай, валите отсюда!!! И быстрее. И огни выключите, нечего народ баламутить зря.
   - Музыку сделайте тише, люди жалуются.
   - Кто конкретно жалуется?
   - Я фамилий не записал.
   - Значит никто не жалуется. Ладно, ладно сделаем. Езжайте отсюда.
   Старшина и рядовой исчезли в тихо урчащей машине.
   - Сссссволочь! - процедил сквозь зубы рядовой.
   - Папаша его, начальничек наш грёбаный, завтра ещё и взбучку даст, что на ложный вызов напоролись. А ведь испортят, гниды, девку, - бурчал пожилой старшина, выключая проблесковые огни.
   - Хоть бы живой оставили и то хорошо. А то потом и не найдут. Пропала да и всё, как в прошлом годе, - зло ответил рядовой.
   - Угу! Поехали, Славка, отсюда. Падлюки! А хотя знаешь что?
   - Чего, Петрович?
   - За угол заедем, посмотрим чего и как. Если что, я их сам отмордую.
   - Угу, Костика отмордуешь, чемпиён хренов.
   - Не ссы и не таких ломали.
   - Петрович, ты чего сбрендил? У тебя жена, дети, на хрен тебе это надо?
   - Вот именно жена, дочь, а ну как с ними так же? Мало ублюдков на свете? Достали твари!
  
   Машина, отъезжая, осветила фарами угловой, стоящий у стены столик и одинокого, неподвижно сидящего за ним посетителя, который казалось застыл с газетой в одной руке и чашечкой кофе в другой.
   - Костян, гляди, - указывая на посетителя, осклабился Толян, - сидит козёл, не уходит. Вот тебе есть и кому в морду дать.
   - А? Что? - повернулся Владик, - Иди, Костик, займись им. Чтоб духу его здесь не было через минуту, - и тут же вернулся к еле живой жертве, - ну что, ща Костик этого придурка вырубит и мы поиграем. Ты, Толян, первый пойдёшь. Жалко тебя, исстрадался весь, а потом мы по очереди. А хотя, Толян, ты подожди чуток, я сначала, разведаю, чего у неё там и как. Ишь как извивается, сучка. Щас, щас... .
   - Нэт, давай пэрвый будэт, кто болше даст. Даю тысча.
   - Дам три, Толян, а ты?
   - У меня с собой денег нет.
   - Пролетаешь.
   - Дам пять, - отходя, бросил Костян.
   - Слюшай, - притворно обращаясь к лежащей, спросил Мамед, - ти девушк? Если девушк, дэсять дам.
   -Пятнадцать!!!
   - Слюшай, сматри какой у ней интересный кольцо на шеи, - сказал Мамед, и попробовал снять с шеи девушки выкатившийся из разреза платья медальон висящий на толстой чёрной нити, - залатой, наверное... Ай! - обжёгшись, заорал он дуя на свою ладонь, - Слюшай, раскалёный совсем, как она его носит, а?
  
   Алик, увидев через окно, что бобик отъехал, и ничего не изменилось, взял стоящую в углу бейсбольную биту и обречённо повернулся к дверям, чтобы идти вниз. "Лучше самому сдохнуть, чем знать, что там происходит и слышать эти вопли", - подумал он. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как зазвонил телефон. Он подумал секунду, потом снял трубку.
   - Алло...
   ***
   - Да я это, кто здесь ещё может быть-то? Нет, пока уйти не могу.
   ***
   - Да знаю я...
   ***
   - Не кричи. Не могу и всё! Здесь эти - "четверо смелых". Уроды. Девчонка с ними. Вернее, она не с ними... но с ними. Ну ты понимаешь...
   ***
   - А что мне делать?! Я ментов вызывал, они крутанулись и слиняли.
   ***
   - Ой-й-й-й! Дядя, не шуми ты; итак всё в дерьме.
   ***
   - Что значит: не лезь?
   ***
   - Ну и что, что их четверо?
   ***
   - Да ладно. Ты мне лучше скажи, куда пушку дел?
   ***
   - Жалко. Ладно, пойду я, не могу больше это слышать. Освобожусь, приду. Извини.
  
   Алик положил трубку; телефон через пару секунд зазвонил снова, но официант только помотал головой и, упрямо сжав зубы, пошёл вниз.
   Телефон потренькал немного и затих, а в городе то там, то здесь начали зажигаться огни в окнах. Это дядя Миша обзванивал всех, кого знал, и просил прийти на помощь. Люди по одному, по двое, по трое выходили из своих домов и со всех сторон спешили в сторону порта, к ресторану "Старая Каффа".
  
   Костя, мускулистый, высокого роста пацан, коротко подстриженный, одетый в обтягивающую футболку и узкие джинсы вихляющей походкой, с силой разминая кулаки, подошёл к столику, где неподвижно сидел, внимательно наблюдающий за всем, что происходит в ресторане, одинокий посетитель. Парень перегнулся через столик и, сделав звериное лицо, заорал, брызгая слюной:
  
   - Чё уставился, дедуля? Ресторан закрыт! Домой двигай отсюда! Таблетки принял, на горшок сходил и к бабке под бочок! Чё смотришь?! Давай топай, покуда топалки не открутили! Не расчитался что ли? Торчишь тут. Не ссы, мы за тебя заплатим. Вали, вали, быстренько.
  
   Видя, что "дедуля" остался сидеть всё в той же неподвижной позе, Костя взялся за край стола с явным намерением опрокинуть его и уже тише, но с неприкрытою злобой, проговорил сквозь зубы:
  
   - Тебе чё не ясно, козёл старый?! Я не посмотрю, что ты ветеран какой, в табло всажу, вмиг мозги выльются. Шуруй отсю...
  
   Последний слог застрял в его горле. Он вдруг увидел, как ручка трости, сделанная в виде небольшой мартышки, искривившись в лице и, соскочив на стол, сделала весьма непристойное движение своими руками. Будучи, однако, далеко не робкого десятка, Костя быстро овладел собой и прошипел, переворачивая стол и занося руку: - Ну получай, циркач! Сам напросился, фокусник. -
  
   Молниеносный удар должен был сломать ключицу сидящего, но вместо этого будущий городской судья сам скрючился от нестерпимой боли. Его кулак был сжат, как тисками, сухонькой ручкой, только не старика, а маленькой обезьянки, которая, подпрыгнув, перехватила удар со словами: "Молодой человек, вы совершенно не умеете себя вести. Никакого уважения к старшим. И удар этот делается иначе, вы ошиблись на два градуса. Тренироваться надо тщательней и чаще. Энергии, как я вижу, у вас с избытком, может потанцуем? Чур, я веду!" - и, сделав на краю стоящего на боку стола сальто, вывернула кисть Костиной руки так, что тот согнулся пополам от боли.
  
   - Хозяин, - повернулась Тилли к демону, - а ведь ничего не изменилось. Столько лет прошло и ничего. Они всё такие же рабы, как и были. Всё также веселятся, убивая друг друга.
   - Да уж, - прорычал демон. - Дураки. Ничего их не учит; какие были, такие и есть.
   - Может поучить их ещё немного?! - спросила обезьянка.
   - А что это даст? Ничего это не даст. Их можно только уничтожить... всех. Жаль, тогда не доделал.
   - А вот этого нам никак нельзя, хотя, по правде говоря, я тебя сдерживать не буду. Не хочется, конечно, но что, что делать-та?!!! - возбуждаясь всё больше и больше, заверещала Тилли, глядя, как в нескольких метрах от неё стонала, пытаясь освободиться от навалившихся на неё тел девушка.
   - Тра-та-та, тра-та-та! Кому они нужны - эти ничтожества?! Тра-та-та! Давай повеселимся, размолотим здесь всё в пух и в прах! - перебираясь со стола на спину Кости, тарахтела, не останавливалась, Тилли и, притворно покачав головой, продолжила, обращаясь к своему пленнику: - Ну что, красавец, жалко мне тебя. Ты даже не представляешь, как мало тебе жить-то осталось.
  
   В этот момент у затихшей было девушки, как будто, прибавились силы, она опять начала так отчаянно сопротивляться, что трое молодых парней с трудом могли её сдержать.
  
   - Костян, ты там что, сдох? Дай в лоб этому барану и иди сюда, - заорал, не оборачиваясь Владик.
   - Иди быстрей, а то опоздаешь. Ути-пути лапонька царапается, - заржал капитан.
   Демон, тяжело вздохнув, снял со своей шеи золотой, похожий на закрытый глаз, медальон и плавно подбросил его в воздух. Медальон взлетел вверх и, раскрывшись и многократно увеличившись в размере, осветил кругом бледно-белесого цвета всё происходящее внизу. В середине этого круга был столик с лежащей на нём девушкой, и держащими её тремя молодыми парнями.
   - Двадцать, двадцать тысяч, если дэвушк.
   - Поздно, Мамед, иди к чертям!
  
   Владик, задрав у отчаянно брыкающейся девушки платье, спустил с себя брюки и торопливо зашарил по её бёдрам, пытаясь сдёрнуть трусики.
   - Это ещё что? - заметив, что всё вдруг осветилось бледным светом идущим сверху, подняв вверх голову, спросил, ни к кому не обращаясь, Толян. От удивления он выпустил руку девушки, которая тут же вцепилась когтями в щёку Владика.
   - Ах ты, сука!!! - заорал тот и с силой ударил её кулаком в лицо.
  
   Мы не рабы! Рабы не мы!
   - Владик, слышь Владик, - дёргая его за плечо и всё также глядя вверх, испуганно зашептал Толян.
   - Иди ты, Толян, к херам! Держи её! Костян, сволочь, тебя долго ещё ждать! Иди помоги этим двум долба*бам подержать эту шлюху, а то она брыкается, - ещё раз с силой ударив девушку по лицу, заорал в ответ Владик. Девушка обмякла и уже окончательно затихла, потеряв сознание от страха и боли.
   - Ну, вот, другое дело, - удовлетворённо процедил сквозь зубы Владик, - а то ломалась, как целочка. Сейчас, сейчас, детка.
   - Владык! - изо всех сил затряс его за плечо Мамед. Он так же как и Толян неотрывно смотрел вверх. - НЛО, Владык! К нам прилетел НЛО!
   - Мамед, я всегда знал, что Толян идиот, но чтобы и ты тоже... - с этими словами Владик всё же повернул голову, чтобы посмотреть, что происходит вокруг. Только сейчас он обратил внимание, что ресторан и его площадка находятся в центре освещенного круга, и сам свет льётся откуда-то сверху. Он задрал голову и увидел огромный глаз, который, немигая, смотрел вниз.
   - О Господи! - только и сказал он.
   В это же мгновенье всё небо заволокло тучами, на горизонте грохнула гроза, откуда-то подул холодный, продирающий до костей, ветер, который погнал по площади облетающие с деревьев пожелтевшие листья.
  
   - Уййййй, помогите!!! - раздалось сзади.
   Все трое друзей одновременно посмотрели назад и увидели скрюченного от боли Костю, на согнутой спине которого, гордо стояла маленькая обезьянка. Одну свою сухую ручонку она с видом победительницы подняла вверх, другой же продолжала сжимать и выкручивать руку Кости, который с каждым движением его мучительницы стонал и кланялся. Она же, ехидно засмеявшись и сделав элегантный полукниксен, спрыгивая на землю, отпустила его .
   - Фу-у-у, - облегчённо распрямляясь, сказал он, надеясь, что его мучения прекратились. Не тут-то было. Обезьянка внезапно с поразительной лёгкостью оторвала его от земли и подбросила метра на два вверх. Костя, ничего не понимая, огромной раскорякой, выпучив глаза и широко раскрыв рот, взмыл и тут же застыл в самой верхней точке своего взлёта всего на какую-то долю секунды, что оказалось достаточным для обезьянки, которая с криком: "Подача!" подпрыгивая, гасанула им, будто волейбольным мячиком, с такой силой, что он перелетев через несколько столиков, упал прямо к ногам его остолбеневших друзей.
   -Эйс! - победоносно сказала Тилли, запрыгивая на плечо своего господина. - Что уставились? Принимать надо подачу-то! Или вы в волейбол не играете? Ах да, вы же играете в другие игры. Жаль.
   - Ребята, - промычал Костя, вставая и раскрывая объятия.
  
   Первым пришёл в себя Мамед.
   - Бежим!!! - заорал он и бросился в сторону.
  
   Увы! Они смогли сделать всего несколько шагов и сразу же уткнулись в какую-то невидимую стену, через которую невозможно было пройти. Эта стена, вдоль которой они забегали, пытаясь найти брешь, чтобы выбраться наружу, проходила точно по границе света, идущего из повисшего в воздухе глаза, и тьмы опустевшей площади.
  
   - Хильг, - еле слышно прошептала девушка, не приходя в себя.
   Огненный смерч взвился высоко в небо с того места, где за столиком продолжал сидеть демон. Грянул оглушительный гром, и всё, что находилось в освещённом золотым глазом круге, замерло; демон остановил время.
   - Что она сейчас сказала? - шёпотом спросил он у своей костяной помощницы.
   - Мне кажется, она назвала твоё имя.
   - Показалось. Этого не может быть.
   Он сорвался со своего стула и одним прыжком очутился у стола, на котором лежала девушка.
  
   "Это же та девчонка, что встретилась мне днём, - разглядывая её и оправляя задранное платье, подумал он. - Она мне ещё чем-то напомнила Её, но я подумал, что это мне только показалось. Может просто забыл, как ОНА выглядела, а может не успел разглядеть эту девочку. Нет, не может такого быть. Я, наверное, схожу с ума; она похожа на НЕЁ, как две капли воды... А".
   - О-о, - сказала Тилли, показывая ему пальцем на оголённую ногу лежащей.
   Демон скользнул взглядом по левой икре, и его верхняя губа хищно поднялась, обнажая белые крупные зубы. Прямо на узком сохожилии находилась небольшая, точно такая же как и у него, родинка в виде буквы "D".
   - О-о, - повторила мартышка.
   Её хозяин побагровел так, что это стало заметно даже в бледно-белёсом свете.
   - Что они там говорили про кольцо? - прерывисто прорычал он. Обезьянка спрыгнула на стол, осторожно сняла с шеи девушки кольцо, висящее на чёрной нити, и дала его своему господину. Демон взял кольцо в руку и сразу же на ярко вспыхнувшем металле отчётливо стали видны какие-то угольные знаки.
   - "Хильг", - вглядываясь в них, еле слышно прошептал демон.
   - Сын, у меня был сын! Они оставили Айлин жить!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   В исступлении заорал он.
   -О-о, - приседая и закрывая уши, в третий раз сказала его спутница.
   Демон отпустил время.
  
   Алик, стоящий на одной ноге в дверях ресторана и поневоле наблюдающий за всем, что происходит, выронил биту и тоже закрыл свои уши руками, такой вой пролетел над городом.
  
   Демон склонился над девушкой, провёл своим крупным носом вдоль её безжизненно лежащего тела, втягивая её запах, затем взвыл ещё громче, закрутился волчком и начал перевоплащаться: его скулы заострились, ровные зубы деформировались в жуткие, острые, как наточенные кинжалы, клыки, голова покрылась гривой спутаных волос, огромные кожаные крылья распростёрлись за спиной, руки и ноги обросли клочьями шерсти, пальцы скрючились, а ногти трансформировались в огромные загнутые когти падальщиков. Он поднялся в воздух, и оглушительный вой в очередной раз понёсся над городом.
  
   ***
  
  
   - Ух, как воет.
   - Это что, Петрович?
   - А кто его знает.
   - Волк, что ли?
   - Откуда у нас в городе волки?
   - Да у нас одни волки и живут, волчары.
   Петрович помолчал, прислушиваясь к вою, летящему над городом, и вдруг сказал:
   - Слышь, Славка, я, когда пацанёнком был, у бабки в деревне летом обитался. Так там мужики волчицу убили за то, что она телка задрала.
   - Правильно, а чего ж.
   - Так ейный волк каждую ночь к деревне приходил, садился и выл, жутко так. Собак на него спускали, а они только ложились и уши лапами закрывали. Стреляли, а он, как заговорённый какой; не могли попасть. Белкам в глаз всаживали, чтобы шкурку не попортить, а в него никак.
   - Ну и что?
   - Каждую ночь. Долго. Никто спать не мог, жить перестали, пока дед один, дряхлый такой, лет сто ему было, Пахомом звали... кажется. Не вспомню уже.
   - Так что?
   - Он говорит: похоронить надо волчицу-то, по людски, чтобы было.
   - И?
   - А мужики его послали, и волчицу в овраг бросили, воронам на съеденье.
   - А волк?
   - Волк ушёл.
   - Видишь, всё правильно. Ты к чему это всё рассказывал?
   - Правильно, то правильно... вот только в деревне мор начался; вся скотина сдохла и птица. Кошки ни одной не осталось. Да и люди все ушли, кто куда разбрелись. Кто остался, тот заболевал не пойми чем и через недели две конец. Веришь, нет? Вот так-то, парень. А ты говоришь "к чему", - вылезая из машины, сказал старшина.
   - Петрович, ты куда это собрался? - открывая дверь и выходя вслед за ним, спросил его несколько обескураженный партнёр.
   - Куда, куда? На кудыкину гору. Всё, Славка! Достало! Девку надо из-под них вытаскивать. Это не волк и, кумекаю я, скотиной с кошками мы здесь не отделаемся.
   Старшина направился к ресторану.
   - Точно, Петрович, будь он неладен, воет, гад, душу рвёт. Ишь ты, ишь ты, как завывает!
   Поспевая за ним, бормотал Славка.
   Они вышли на площадь и одновременно замерли, уставившись вверх.
   - Гляди, Славка.
   - Свят, свят, свят! Стрелять что ли?
   - Я те щас стрельну, мудила. Эта зверюга нам здесь весь город разнесёт. Ты хоть понял, кто это?
   - А чего делать-то? Это же... ё... а людей-то...
   Со всех улиц, ведущих к площади, выходили люди. Они тоже останавливались и смотрели на кружащего над кафе демона.
  
   - Ты посмотри, Славка, на этих уродов, знают, что им кранты, ишь как бздят-то... -
   Старшина кивнул в сторону четверых парней, тщетно пытающихся вырваться из круга. Видно было, что они что-то кричат в ужасе, бросаясь на какую-то, не видимую никому из пришедших, стену, поднимаясь и вновь падая, но до людей на площади не доносилось ни звука. Слышно было только свистящее дыхание парящего в высоте демона. Его тяжёлые веки полуприкрыли глаза, рот приоткрылся, верхняя губа несколько приподнялась, клыки обнажились, сквозь зубы вырвался на свободу змеевидный язык... Он выбирал, кого из четверых уничтожит первым, и решал как.
   - Мне кажется, я знаю, что нам надо делать, Славка. Пошли в круг.
   - Ты чего, командир, рехнулся?! - хватая Петровича за рукав, заорал рядовой.
  
   - Хозяин, - зашептала демону в ухо обезьяна, - посмотри, посмотри вниз, здесь чуть ли ни весь город. Может они сами всё сделают? А то тебе больше её ни видать. Никогда. Ты уже терял однажды, легко тебе было?
   Демон содрогнулся и взвыл от охватившей его боли.
   - Рабские души...
   - И тех мальчишек и девчонок, что во дворе в волейбол играли? Подумай, прошу тебя. Смотри, смотри, они идут в круг. ВСЕ!
  
   - Мы должны сами, Славка, понимаешь сами. Он этих-то уничтожит, но что изменится-то? Ничего. На их место придут другие такие же или ещё хуже. Нет, мы должны сами от них избавиться.
   - Ну ты, Петрович, даёшь, убить их что ли?
   - Нет, убить - это не избавиться. Мы должны показать им всем, что не они, а мы здесь хозяева, что это не их, а наш город, и кто бы они ни были, им придётся жить по нашим законам, не по своим.
   - Да когда ж такое было-то?
   - Никогда, но если мы так и будем сидеть, то никогда ничего и не будет. Пошли, доставим этих в участок. Гляди, сколько нас здесь, неужели не справимся, Славка, если вместе-то?
   - Да у нас в городе... да чего там в городе, в стране никогда ничего по закону не было. Окстись, Петрович. Старый, вроде, мужик, а лепишь хрен знает что. Да у нас всегда вор на воре сидит да вором погоняет. Зенки протри, оглянись, чего мы исправим-то? Ну уконтропупим этих папенькиных сынков, даже папаш их, а дальше? Поставят новых, и всё пойдёт по-старому.
   - А так лучше, что ли? - хватая его за грудь, закричал Петрович. - Сидеть всю жизнь в этом дерьме, лучше? Они, суки, будут наши жизни калечить, а мы терпеть? А твою Любашку так где-нибудь на столе разделают, а ты и рот заткнёшь, потому что у нас всегда вот так, и правды нет?!!! Всю жизнь нам сливают всякую дрянь, и мы верим им, верим, а они растят этих ублюдков. Не-е-т, рабом жить нельзя!
   - Да иди ты! Рабы не мы, мы не рабы... Помню. Достал уже! Правду он найти хочет. Свободы он захотел. А пропади оно всё...
   Славка передёрнул плечами, оттолкнул старшину и вошёл в круг. За ним, крестясь, Петрович, а следом и многие, многие другие.
  
   - Ты же знаешь, - глядя на то, что происходит внизу, говорила обезьянка, - в круг могут войти только те, у кого чистые мысли.
  
   Демон замер в воздухе и посмотрел на то, как в круг входит всё больше и больше людей. Одни из них вместе с Петровичем и Славкой окружили четвёрку молодых парней, которые только несколько минут назад ещё чувствовали себя хозяевами города, а сейчас ползали у всех в ногах и молили о пощаде. Другие во главе с официантом Аликом и его дядей, подошли к столику, на котором лежала девушка. Несколько человек попробовали взять её на руки, но демон камнем рухнул вниз, и они отбежали в сторону, оставив девушку лежать на том месте, где она была. Демон приземлился рядом с официантом, искоса посмотрел на расступившихся людей, изрыгнул короткое пламя, снял девушку со стола, надел ей на шею старинный амулет и, взмахивая своими жёсткими крыльями, поднялся в воздух. Большой золотой глаз, горящий в небе закрылся, круг света пропал и демон исчез.
  
   Солнце, Небо и вся Жизнь
  
   Бережно прижимая девушку к своей груди, демон нёс её в ту самую пещеру, где когда-то скрывался со своей возлюбленной.
   - Ты кровь моя, - говорил он, летя над морем и взмахивая своими огромными кожаными крыльями. - Спи хорошим крепким сном. Пока ты будешь спать, я расскажу тебе, что это за талисман на твоей шее. Меня ты увидишь только один раз и то во сне, а больше никогда, но зато будешь знать, что с этого дня я всегда буду рядом. Никто не посмеет даже волос вырвать из головы твоей. Я не ангел, но для тебя буду даже больше, чем ангел".
  
   В пещере всё обросло многовековой пылью с того дня, как демону пришлось подчиниться приказу и покинуть это место.
   Тилли сорвалась со своего места и молнией засверкала то там, то здесь, захлопотала, убирая и приводя всё в порядок. Через несколько секунд всё вокруг сверкало чистотой и новизной. Постель из душистых свежих трав наполнила своим благоуханием это бывшее убежище демона и Айлин.
  
   Не успел демон положить свою драгоценную ношу на приготовленную постель, как услышал знакомый голос:
   - Идём. Я следил за тобой. И дня не прошло, а ты уже готов сделать тоже самое, что и в прошлый раз. Оставь её здесь и иди за мной, - это ангел, всё тот же, сейчас стоял у входа, пренебрежительно разглядывал демона и его спутников, - всего один день, и ты опять здесь. Я знал, что ты не изменишься, знал, что так и будет.
   Демон неспешно укрыл девушку одеялом, выпрямился, взял в руки свой посох и набычившись мрачно процедил:
   - Я никуда не пойду. Хватит. Никто не заставит меня от неё отойти, никто.
   - Но-но. Не смеши меня. Ты же знаешь, чем для тебя это кончится, даже праха не останется. Не то, чтобы я переживал по этому поводу, но всё же...
   Ангел вытащил свой огненный меч из ножен и сделал шаг вперёд. Демон пригнулся и готов уже был броситься на него, как услышал чей-то голос обращённый к своему противнику:
   - Оставь его.
   - Он нарушил закон.
   - Оставь его, я сказал!
   Ангел, повинуясь, качнул головой, вложил в ножны свой меч и исчез.
  
   Демон поднял голову вверх, затем склонил её, и из благодарности постоял так некоторое время. Затем он сел рядом со спящей девушкой, прислонился к каменной стене и начал рассказывать ей всю свою историю. Он откатил большой камень, достал золотую монету лежащую под ним и прожёг её своим дыханием. Обезьянка сняла со своего хвоста монету, которую утром нашла на площади в старой крепости, и Хильг присоединил к висящему на шее девушки амулету эти две.
  
   ****
  
   Утром, когда луч солнца проник в пещеру и разбудил Янину, она вышла к морю и поплыла в его спокойно дышащей воде. Она плыла, а над ней, распростав белоснежные мягкие крылья, летел её демон.
   - Что-то она не очень уверенно плывёт, - с тревогой в голосе бормотал он.
   - Ой, скажите пожалуйста, он уже дедушка, - с ехидством ответила обезьянка, - пра, пра, пра, пра... Я сбилась со счёта, сколько раз пра- дедушка.
   - Тилли, паразитка, издеваешься?!
  
   В этом момент девушка с набежавшей волной хлебнула воду и закашлялась. Демон камнем рухнул вниз и быстро приподнял её голову над водой, а затем, подув, сделал в море зеркальную дорожку.
  
   - Может лучше будет научить её плавать, а то ты теперь всё время будешь с головой нырять? У неё ещё весь отпуск впереди.
   - Я могу её научить летать, плавать - это не ко мне.
   - Да я не про тебя.
   - А про кого? Уж не про себя ли? Сама, как топор...
   - Я же из кости сделана, конечно, утону. Правда, потом по дну и выйду. Ей такое не светит.
   - Типун тебе на язык. Ещё раз такое ляпнешь...
   - Я про официанта из кафе.
   - Да? Только этого не хватало. Ты у меня договоришься сегодня.
   - А что ты сразу надулся? Парень он неплохой. Сам видел, как он шёл с этими ублюдками разбираться.
   - Они бы его искалечили.
   - Ну и что? Главное ведь, что шёл. Страх свой поборол - это много. Да и люди все собрались благодаря ему.
   - Ну, а плаванье-то тут при чём?
   - Так он это, занимался им. Даже какой-то там разряд имеет, - не знаю, что это такое, - думаю, научит.
   Девушка повернула к берегу и опять хлебнула воды. Демон бросился ей на помощь.
   - Фу ты, - отряхиваясь, отдуваясь и поднимаясь вверх, выдохнул он.
   - Не устал? Крылышки не замочил? Ты не поднимайся высоко, сейчас опять бултыхнуться придётся. Во гляди, эта чемпионка ещё раз пить собралась.
   - Ладно, я подумаю...
  
   Так они и продолжили свой путь: девушка в золотой дорожке, а её демон с его обезьянкой над ней.
   Впереди их ждали Солнце, Небо и вся Жизнь.
  
   AbZ
   Racine/Mequon 01/08/2014
  
   PS Над нами есть только Бог, рядом с нами - Люди и Весь Мир, под нами... под нами... под нами...
   Под нами ничего нет. Там нет ни-че-го и ни-ко-гда ни-че-го не будет!
  
  
  
  
  
   Эйс (от английского en:Ace) -- очко в волейболе, выигранное непосредственно с подачи, когда мяч доведён до пола.
   Айлин - тюркское имя "лунный (Ай) свет"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   23
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"