Аннотация: Смесь философии, эзотерики, мистики, религии и эротики. Всего по чуть-чуть. Короткое эссэ про две сущности в одном замкнутом пространстве.
Да, а ты снова будешь снимать своими белоснежно-хрупкими пальчиками тонкую черную бретельку шелкового платья, снова будешь подносить к уху музыкальную шкатулку и смотреть пронзительно-пустыми глазами куда-то вдаль, будто хочешь узреть непонятно-красивое зрелище. И снова будет звучать грустно-табачная мелодия скрипки только для нас - двух последних, предсмертных записок непризнанных гениев и бойцов невидимого фронта, таких себе дон кихотов, живущих в чьих-то мозгах и мыслях, а они не знают, что мы на самом деле есть. Ты эротичной походкой подходишь к столу и достаешь длинную тонкую сигаретку из портсигара, подкуриваешь от свечки, и затягиваешься - потом тебя окутывает фиолетово-сизый узор дыма, и я уже ничего не вижу-слышу, только ощущаю твои холодные руки у меня на шее, пальцами пробегаешь за ушными раковинами, дыханием сжигаешь тонкий шелк своих же ресниц.
Тоненькая черная свечка горит темным пламенем и разметает искры в темноту и пустоту комнаты - ты слишком тяжело дышишь, я ведь уже говорил тебе, дыши легче-легче-легче, касаясь языком пересохших губ, а я буду смачивать их холодным виноградным соком. Ты слишком картинно-неуклюжая и неловкая, но я хочу любить тебя и такой.
Ты некрасива на самом деле, но это и хорошо, мне нравится твой неправильный носик,
неправильная фигурка и пепельные волосы.
Да, а ты снова спустила своими белоснежно-хрупкими пальчиками тонкую черную бретельку шелкового платья. Только на этот раз мы не утонем в облаке табачного дыма, я на этот раз не разрешу тебе курить, не разрешу делать все эти театрально-критичные представления, сегодня не будет манерности, глупых записок и прочих элементов нашей картинно-сломанной жизни, будет только воздух и тепло и черные свечи, а ты опять будешь тяжело дышать. А я буду снова балдеть от этого и от твоих сожженных шелковых накладных ресниц, а потом мы будем вместе смеяться над нелепостью собственных ошибок и пить горький кофе, который я, так и быть, принесу нам в постель.
Тоненькая темная свеча погаснет ближе к утру, и ты снова загрустишь и умолкнешь - ты почему-то всегда затихаешь к рассвету, а я так люблю рассвет. Но, может ты тоже его любишь, а?
Да, ты не можешь его не любить, мы ведь вместе, мы ведь одно целое, одно дыханье, одна душа, одна личность, да, мы слишком похожи, моя хорошая не_красивая девочка с пустыми глазками.
Просто однажды ты грустно вспорхнешь на подоконник, обхватив коленки руками, спрятанными в рукавах моей черной рубашки и прошепчешь, что где-то там внизу пролетают вечности чужих жизней, а мы просто чужие образы. А я подойду к тебе, обниму и скажу, что так и должно быть, потому что всегда должен быть образ любви, образ вечной любви, или просто любви, а мы и есть эти образа, и, неужели мы не любим друг друга? А ты улыбнешься, и скажешь - конечно.
Иногда меня раздражает такая покорность судьбе, особенно когда ты слушаешь свою музыкальную шкатулку, когда я вижу, как ты хочешь убежать и улететь вдаль, я так хочу тебе крикнуть - лети в неизвестность, только ты все равно остаешься в нашей прокуренной квартире, остаешься... Ради меня?
Да, а ты снова начала спускать своими белоснежно-хрупкими пальчиками тонкую черную бретельку своего шелкового платья, а я ее аккуратно подхватил и вернул на место - прошептал, чтобы ты уходила, а ты смотришь пустыми глазами, дождливо улыбаешься, и скидываешь платье без томительной процедуры по спуску шлейки.
И мы снова тонем в тяжелом дыхании и глубоком свечении тоненькой черной свечки. И уже забываем о человеческих вечностях там далеко внизу.