Свет едва проникал сквозь пелену, вырисовывая мелкие, еле заметные, капельки росы.
Красноватая ткань нехотя пропускала набирающее силу солнце, заливая темное нутро шатра мистическими огненными оттенками. Наступало утро. Очередное, как капля воды похожее на предыдущее, ничем не примечательное солдатское утро.
В шатре стоял затхлый запах перегара, солонины и грязных портков, и именно такой аккомпанемент заставил Готана Мира открыть левый глаз. Не в силах даже оглядеться, он лишь недовольно поморщился и, сложив руки на живот, захлопнул веки еще плотнее.
Шатер пустовал, ведь все находившиеся в нем давно уже изображали бурную деятельность. И Готану ничего не оставалось, как только досыпать в полном одиночестве, начхав на дисциплину. Сегодня можно, сегодня его, скорее всего, прикроют, как-никак он вчера встретил свою тридцать третью весну. По приблизительным подсчетам Готана именно столько ему и стукнуло, хотя, как и любой другой наемник - профессионал, без роду и племени, напрочь забывавший о своей жизни до вступления в ряды оных, он мог ошибаться.
К "приблизительным" тридцати трем годам Готан уже командовал ротой в сто сорок душ и ночевал в отдельном командирском шатре, так что гордиться, в принципе, было чем, но часто недовольный судьбой Готан, который, кстати, в нее нисколько не верил, плевал на все это с высокой ратуши. В его голове напрочь отсутствовало понимание того, что в столь неспокойные времена многие не доживают даже до двадцати.
Он с трудом приоткрыл глаза, стараясь не делать резких движений, отдававшихся колокольным звоном во всем теле. Веки, словно смазанные канцелярским клеем, то и дело стремились сомкнуться, и если бы не надоедливый солнечный свет, вовсю уже шаривший внутри шатра, и проникающий, казалось сквозь само умиротворение сна, то Готан явно бы дал храпака еще на пару часов.
Готан точно жаба выпучил глаза, стараясь сконцентрироваться хоть на какой-нибудь мелочи, дабы свыкнуться с хаосом, творившимся в голове. Перед его взглядом вырисовывалась вытянутая пара ног. Сквозь дырку в портках, наружу, вылез большой палец левой ноги. Готан, с неподдельным интересом, водил торчащим пальцем взад-вперед, попутно шаря руками в поисках фляги или меха. Отсутствие таковых очень сильно подорвало его боевой дух, а с ним и настроение на весь день грядущий.
-Ну и хрень, - буркнул Готан расстроено.
Конечно, пребывать в таком состоянии для него не было в диковинку. Скорее похмелье стало его обыденным спутником жизни, которое ложилось с ним спать и просыпалось гораздо чаще, чем, скажем, чистая рубаха, или изысканные манеры. И он уже начинал забывать, зачем все же начал пить. То ли для того, чтобы забыть из-за чего он пьет, то ли для того, чтобы забыть, что он все-таки пьет. По крайне мере, именно, в этом состоянии Готан не думал ни о чем. Единственные действительно заботящие его вещи, на данный момент, были, раскалывающаяся голова и желание испить еще чего-нибудь такого эдакого, ну или на худой конец просто рассола.
Он приподнялся на руках, ощущая, какой же все-таки тяжелый зад он сумел отъесть и, стараясь не делать резких движений, подобрал колени к груди. Полуосмысленный взгляд блуждал по шатру, пытаясь зацепиться хоть одной маленькой трепыхающейся мыслишкой за что-нибудь, дабы упомнить хотя бы где он. Насколько он помнил, жил он в шатре с парой коек, а здесь их насчитывалось ни менее десяти. Он стал ловить себя на мысли, что каждый раз происходит одно и тоже. Каждый чертов раз, когда он пытается что-то забыть происходит именно так. А, кстати, что же он все-таки пытается забыть?
Не найдя ответа на этот вопрос, Готан удовлетворено поднялся. В конце концов, если он не помнит, то, что старается забыть, значит, авантюра удалась. С этими мыслями он, преисполненный гордости, нырнул головой в бочонок с прохладной водой, возникший как по мановению длани прямо на его пути. И невдомек ему было, что с утра кто-то мог мыть в нем свои чресла.
Разлив добрую половину бочонка по всему шатру, Готан почувствовал, как силы возвращаются к нему. С ними, в обнимку, вернулись и здравые мысли, первой из которых оказалась весьма простой, но дельной - поиск чего-нибудь такого эдакого, или хотя бы просто - пожрать.
Он глянул на танцующую гладь воды в бочонке, с кислой миной рассматривая свое отражение. Поседевшие волосы, синяки под сине-серыми глазами, ни дома, ни семьи, тьфу... Он ударил ладонью по воде и, не дожидаясь манны небесной, стал шарить по шатру в поисках съестного.
Его недолгие поиски обернулись безоговорочной победой, когда он сам того не ожидая обнаружил раскладной стол с кувшином, чесноком, шматом сала, куском черного хлеба и еще чем-то. Нет, конечно, стол не ломился от яств, но на нем все было как надо. На нем стояло все, необходимое Готану именно сейчас.
Усевшись на неудобный стул, в неудобную позу, Готан увидел кусок бумаги, небрежно засунутый между пучками зеленого лука и глиняным кувшином, но доставать его повременил, первым делом ухватившись за кувшин.
Что-то теплое потекло по горлу, разливая хмель по всему телу. "Старый монах" - крепленное красное вино, подумал Готан, скотское пойло, но все-таки сойдет. Когда кадык перестал ходить вверх-вниз, Готан отставил кувшин подальше, поочередно засунув в рот вначале зеленый лук, а затем кусок черного хлеба, ощущая, отчасти, правдивость речей о высших силах, удаче и судьбе, но только отчасти.
Методично справляясь с дрожью в руках, он поднял кусок бумаги до уровня глаз, до рези в голове, пытаясь прочесть начертанные там каракули, благо выведенные крупными буквами. То, что это была записка - вне всякого сомнения, то, что она была адресована именно ему - тоже.
Для расшифровки клинописи Готан потратил почти полчаса, попутно отправляя в рот сало, чеснок, солонину и все до чего только дотягивалась свободная рука. К его разочарованию клочок бумаги оказался не тайным посланием или донесением, а всего лишь запиской от лейтенанта Веканта и содержала кучу грамматических ошибок, и два простых предложения: "КАПЕТАН МИР ВАС ОЧИНЬ ЖЕЛАЕТ ВИДИТЬ ЕГО ХУДОСЧАВОЕ БЛОГОРОДИЕ. НЕ ЗОБЫВАЙТЕ ЧТО СИГОДНЯ НАСТУПЛЕНИЕ. ЛИЙТИЙНАНТ БЕРГЕНОТ ВЕКАНТ".
Готан усмехнулся, спасибо лейтенанту, хоть имя свое научился писать без ошибок. Стоп... Наступление! Точно! Он хлопнул себя по лбу. Как же я мог это забыть!
Более или менее утолив голод, он уже сознательно без всякого интереса оглядел шатер, залитый теплым летним светом. Койки с подстилкой из соломы пустовали, пустовал и наспех сколоченный стеллаж для оружия и доспехов, и только у самого входа стоял деревянный манекен с накинутым поверх обмундированием - темно-коричневым гамбензоном, отполированной до блеска кирасой из вороненой стали, шлемом с бармицей и стальными сапогами. К манекену любовно притулились: меч с перевязью, кинжал, небольших размеров колчан, заполненный короткими стрелами, павеза и длинный увесистый арбалет.
При виде его Готан вздрогнул, покрывшись испариной. Страх крепко вцепился в душу, пустив свои липкие костлявые пальцы в самое нутро. Он резко зажмурился, гоня от себя это наваждение подальше, но оно, вовсе не желало отступать, заставив капитана Готана Мира протрезветь за считанные мгновения.
Открыв глаза, он вперил взгляд в тяжелое оружие. Крестовина арбалета, выполненная в виде волчьей головы, оскаленной пастью, смотрела на каждого, кто оказывался на мушке. Тетивы, как ни странно не было. Вместо неё в пазе для болта виднелась длинная трубка, заканчивающаяся глубоким отверстием с крючковатыми креплениями.
Рядом с арбалетом лежала кожаная сумка с закупоренными то ли флягами, то ли баллонами. Именно они крепились в это отверстие. Трубка пробивала одноразовый баллон, а затвор-предохранитель оставлял его на время мало-мальски герметичным. С помощью сжатого газа, арбалетный болт вылетал с такой силой, что утяжеленная деревянная палочка с металлическим наконечником, и балансом, приобретала способность прошить два, а то и три человеческих тела за раз, в тяжелой броне, да еще, и с весьма безопасного расстояния. И все бы ничего, но газ этот, на поверку, оказался весьма ядовитым для человека. Прямо сказать ядовитым, до смерти.
Каким образом ядовитый газ попадал в эти баллоны и не изливался наружу, убивая всех своих долбаных создателей, Готан не знал. Собственно говоря, ему это не особо было нужно. В конце концов, если бы каждый знал, как делать такие газовые баллоны, а вместе с ними и газовые арбалеты, то вряд ли он смог бы получать изрядную плату за свою работу. Все что он знал, так это то, что оружие это создано около четверти века назад, каким-то ополоумевшим чародеем, парой гномов и целой толпой цвергов, способных за пригоршню золотых заложить всю свою семью в рабство.
Тот чародей вместе с гномами давно уже сгинули со света честного, наверное, при помощи все тех же цвергов, а уж они-то прибрали к рукам выгодное дельце - с целой армией не отобрать. И по сей день цверги - маркитанты собирают с существующих десяти рот газовых арбалетчиков солидный оброк, за поставку газовых баллонов, за ремонт и изготовление новых тяжелых арбалетов. Жадные черные карлики, далекие сородичи гномов оказались настоящими торгашами смерти, а арбалетчики стали вроде как её слугами.
В этом мире, где слабеющие магические потоки сдавали позиции под ударами технократического прогресса и бунта религиозных фанатиков, очень удобно было иметь при себе сотню людей, способных за один залп превратить целую тысячу в гору обыкновенного мяса. И вот очередные коллаборационисты или курфюрсты, уставшие слыть таковыми, под заеденными вшами предлогами: "ЗА ВЕРУ, КОРОЛЯ И ОТЕЧЕСТВО" поднимают бунт, баламутя округу, на месте "истинного" короля естественно подразумевая именно себя, а они, отдельные роты газовых арбалетчиков, заставляют действующих монархов раскошелиться втридорога, дабы одним только своим видом отрубить гидре мятежа голову, пока еще безмозглую. Немногие знали, что больше половины полученного от монархов "втридорога", капитанам рот приходилось отдавать чертовым цвергам, будь они не ладны.
После слаженного залпа арбалетчиков, "Игристый мирт" - как называли ядовитый газ за темно-зеленый цвет, норовил попасть прямиком в лицо и легкие, укорачивая, и без того короткую и беспокойную жизнь солдата-наемника. Благо среди остатка, не особо благоразумных изобретателей, нашлись умельцы, способные создать кожаные маски со стеклянными вырезами для глаз и прорезями для дыхания, заполняемые особо пахучими травами, хоть как-то защищающими своих владельцев. Их так и назвали - маски против газа, или попросту противогазы. Поэтому когда рота газовых арбалетчиков делала залп, выглядело это так, будто карнавальная труппа пускает праздничный фейерверк, ибо у создателей противогазов с фантазией явно были проблемы.
Остальные материи Готана ни сколько не беспокоили. По крайне мере сейчас уже нет. Когда-то давно, когда он только-только попал в роту газовых арбалетчиков, он верил, что рыцари это такие благородные люди в сияющих доспехах, на огромных жеребцах несущие справедливость во все части света, а мир наполнен разноцветными красками и добром. На деле же все вышло иначе, рыцари - порой не отличимые от собственных коней, не гнушались макать руки по локоть в невинную кровь, а мир оказался не таким уж добродушным, по уши погрязнув в багровых и прочих внутренних жидкостях.
Готану Миру было очень жалко того молодого паренька, умершего однажды под натиском действительности... Он вспомнил. Вспомнил, отчего стал пить как проклятый. Вспомнил, когда часть его в муках умерла. И налетевший ураган воспоминаний выбил и без того шаткую почву из-под ног...
- Готан Мир?! - грузный капитан в тяжелом обмундировании надрывал глотку. - Ну что, готов услышать запах "Игристого мирта", а? Это твой первый боевой выход?
Крепкий юноша вытянулся по струнке смирно, не в силах сдержать волнительную улыбку:
- Так точно!
- Хорошо! Добрый настрой - залог победы! Не так ли, парни?
Строй отозвался одобрительными криками, потрясая руками в воздухе.
- Так, рота, слушай внимательно! Первой волной в атаку пойдут благородные Рыцари Серебряного щита, если конечно ихнему брату не будет прямой угрозы! Вон видите?
Капитан указал пальцем на группу всадников наглухо закованных в стальную броню. Две сотни конных ждали своего часа, прижимая круглые блестящие щиты к груди и поблескивая острыми лезвиями длинных пик, угрожающе смотрящих в небо. Белые попоны коней выделяли их из всего строя семитысячной армии, собравшейся этим утром под алыми знаменами Альтенского королевства.
Готан никак не мог отвести взгляд от могучих исполинов на конях, приоткрыв рот. Так не похожи они были на облаченных в серые, черные и красные тона людей и животных, собравшихся здесь.
- Ну, чего рты раззявили? - громыхнул басом капитан. - Красивые цацки еще не гарантируют вам жизнь. И кто эти рыцарьки без своих коней, попон и всего остального, а? Я вам скажу - никто! И, так как мы, так или иначе, соприкоснемся с ними в бою, я хочу, дабы каждый из вас приложил все усилия и даже больше чем все, и показал, что значит быть настоящим воином!
Арбалетчики радостно заулюлюкали. Подхватывая настрой боевых товарищей Готан вторил им радостным криком, не сводя с раскрасневшегося капитана глаз. Тот вскинул руку и, дождавшись момента, когда строй замолк, снизив тон, продолжил:
- Пред собой вы видите небольшую деревушку. В её окрестностях засел неприятель и ждет значительного подкрепления. Наша задача подойти так близко, как только сами мы сможем себе позволить и после флангового прохода тяжелой конницы, если такой, конечно, состоится, зачистить местность для дисма... диста... тьфу ты, для дислокации основных сил. Вопросы будут?
- Никак нет! - хором ответила рота газовых арбалетчиков.
- Так-то! Рота, товсь! Маски на лицо, арбалеты наизготовку.
Как только над армией пронесся вой боевого рога, с противоположной стороны, с места, галопом пустились кони в белых попонах, увлекая своих седоков вперед. Под тяжелый гул сотни копыт капитан газовых арбалетчиков скомандовал "Шагом марш!", и они двинулись прямиком к видневшейся впереди деревушке, состоявшей из пары десятков хибар окруженных жиденькими заборчиками.
Шагая в строю Готан на мгновение поднял голову вверх, глядя, сквозь запотевающие окуляры кожаного противогаза, как над ними величественно парит сокол. Хорошо ему, подумал Готан, он многое видит. И вправду, сокол видел многое, например как всадники с востока не спеша подступают к деревянным домам, сиротливо и бедно спавшим у рукава реки. Видел, как сотня людей с арбалетами двигается в том же направлении с юга. А еще он видел, то о чем Готан совсем не предполагал, как на севере, за рекой, поднимает снопы пыли приближающаяся армада, по численности превосходящая ту самую, собравшуюся под знаменами Альтенского королевства и оставшуюся уже позади роты газовых арбалетчиков.
- На месте стой! - заорал капитан, когда до деревушки осталось не больше ста пятидесяти футов.
Рота встала как вкопанная, держа арбалеты на плече.
- Заряжай! - прорычал капитан.
- Заряжай! - в такт ему повторили урядчики.
Готан нащупал в коротком колчане первый попавшийся болт и, придерживая арбалет за плечо, присел на одно колено. Тяжелое оружие становилось совсем неподъемным, если его взять за неподходящее место, в неподходящей позе. Он хорошо помнил про это, чувствуя, как на лице образовалась испарина. С опаской смотря на газовый баллон, он с силой вставил арбалетный болт в металлическую трубу. Та со скрежетом вошла по самый наконечник.
Раздался щелчок - это болт, закрепившись в трубке, пробил газовый баллон заостренным металлическим балансом, о чем свидетельствовали зеленоватые пары газа, хлынувшие прямиком в лицо Готана. Он задержал дыхание, и так с трудом втягивая воздух через узкие прорези кожаного противогаза.
- Готан, чего копаешься? - спросил стоящий рядом солдат. - Да не боись ты старину мирта, ты ж в маске! И пальцы убери со спуска, от греха подальше, да затвор поставить не забудь.
Готан Мир поднялся на ноги, держа арбалет перед собой. Переполненный неимоверной решимости, он ощущал, как тело пробирает легкая дрожь волнения перед его первой настоящей битвой. Он всегда представлял, каким будет этот момент. Когда он увидит в лицо неприятеля - жестокого захватчика несущего за собой смрад разрушения и погибели, он непременно выстрелит дабы освободить этот мир от черноты и привнести в него лучи справедливости. Кто же мог предположить, что мечта и само её исполнение окажутся диаметрально противоположными понятиями.
- О! - воскликнул капитан неподалеку. - Стремглав понеслись! Значит, угрозы особой нет, ну и пускай, нам в крови копаться меньше.
Нарастающий тяжелый топот копыт свидетельствовал об одном, две сотни Рыцарей Серебряного щита скоро хлынут в деревушку с востока, давя и кромсая неприятеля, а им газовым арбалетчика только и останется, что добивать оставшихся и зачищать местность. Пусть так, подумал Готан, главное, они делают это во благо страны, название которой он, правда, выучил только вчера.
Где-то справа раздались яркие блики солнца. Даже сквозь стекло противогаза Готан сумел разглядеть, как блестит отполированная до блеска сталь тяжелых лат рыцарей. Исполины на конях, облаченных в белые попоны, плотнее прижали круглые щиты к груди и, приближаясь к дороге, ведущей аккурат между деревянных хаток, амбаров и нескольких постоялых дворов, опустили пики с острыми как иглы наконечниками.
Несколько секунд ничего не происходило, и Готан уже успел приуныть от нескончаемого монотонного топота копыт, как-никак момент боевого крещения вновь откладывается на неопределенный срок, но колокол забивший тревогу, вновь вселил в него надежду.
Только сейчас он разглядел некое подобие каланчи, слегка возвышающееся над домами и мелькающий неистово звонящий человеческий силуэт. Звон разносил по всей округе тревожные вести. Началось, подумал Готан. Началось, подумали солдаты, стоявшие рядом.
Рыцари Серебряного щита ринулись прямиком в деревню к одной только им ведомой цели. Блестящие силуэты, то показывались, то вновь скрывались за деревянными стенами домов. За стихшим колокольным звоном и гулким топотом копыт, послышались истошные человеческие вопли и лязг металла.
- Рота, боевая готовность!- крикнул капитан.
- Боевая готовность! - подхватили его урядчики.
Строй мгновенно пришел в движение, готовясь следовать исконной тактике арбалетных соединений - караколированию или в простонародье "движению улитки", когда походу стрельбы ряды сменяют другу друга, дабы разрядившие смертоносные болты могли спокойно перезарядить арбалеты, за спинами товарищей.
Сквозь дома прямиком на них хлынул поток людей, с перекошенными от страха лицами. Неприятель был плохо вооружен и представлял собой не что иное, как простое, наспех сформированное ополчение, без особых знаков отличия. Перемазанные чужой и своей кровью, одетые кто, во что горазд, они бежали прочь от острых пик и тяжелых копыт, на ходу бросая жалкое подобие оружия - заточенные с одной стороны четырехфутовые деревянные палки, дубины да ржавые мечи. Лишь на некоторых можно было разглядеть кольчужные рубашки и кожаные шлема, но они становились первоочередными целями для всадников, которые цепными псами мчались по пятам.
Перемежаясь с криками и запахом крови, в воздухе повисло напряжение. Казалось еще какое-то мгновение и его можно будет коснуться рукой. Готан еле заметно переминался с ноги на ногу, ожидая команды к стрельбе. Ожидала и сотня солдат рядом с ним, глядя как конные рыцари, сметая все на своем пути, гонят на них человеческую дичь.
- Товсь! - скомандовал капитан, вскинув арбалет; первые ряды роты под вскрики урядчиков мгновенно последовала его примеру.
Рыцари Серебряного щита, выдавив основную часть ополчения из-за укрытий, дабы не попасть под обстрел понеслись дальше, по пыльной дороге делящей деревеньку на две части. Вместо пик у многих в руках блестели длинные мечи уже успевшие собрать изрядную кровавую жатву.
Где-то в центре деревни заполыхала одна из хаток. Треск набирающего силу костра неумело вклинился в общую какофонию хаоса, творившуюся в округе. От обилия звуков кружилась голова, к горлу то и дело подступал тяжелый ком, будто сама смерть цепкими пальцами обвила простую смертную шею. Жадно хватая ртом воздух, Готан хотел одного, поскорее сделать то, к чему его так долго готовили, а позже зажав уши, со всех ног пуститься прочь от этого безумного, проклятого смешения вскриков, хлюпанья, гула копыт и человеческой агонии. Раздавшаяся над строем команда "Пли!" выбила последние очаги сознания, едва теплящиеся под стальным шлемом и кожаной маской - противогазом. Все погрузилось в туман, обволакиваемый едким запахом дыма заигравшего рыжими всполохами пожара.
Он плохо помнил, как убрал затвор-предохранитель, как нажал на спуск, и боек, высвободив газ наружу, пустил короткий болт в неприятеля. Как раздался громкий хлопок, и арбалет едва не вылетел из рук, а ядовитое облако "Игристого мирта" повисло перед самым носом. Ватные ноги, увлекли его за шагнувшими назад товарищами, на их место встали другие. Но он этого не помнил. Впрочем, не помнил он и как увидел, сквозь уносимое ветром зеленоватое облачко, кучу тел прошитых насквозь, с оторванными конечностями громоздившихся в сотне футов от них.
Тяжело дыша, Готан видел, как разгулявшийся огонь начал поедать одну хату за другой, переходя по крышам плотно стоящих деревянных строений. Из домов с визгом повыскакивали женщины и дети, бросившись прочь, прямиком под арбалетные болты.
Откуда-то, словно издалека, бухнуло тяжелое "отставить", Готану показалось, что это всего-навсего его разыгравшееся воображение, запутавшееся в нитях сна, забирает последние остатки рассудка. "Против бабья с детворой не воюем" погремел голос еще раз.
Странно, мелькнуло у Готана где-то в глубине, ведь все должно было случиться совсем не так. Не было в полыхающей вовсю деревне и лежащих на её фоне изуродованных телах той поэтической красоты, описываемой в книгах и романтических историях. Видимо те, кто творил их, попросту никогда не видели ни единой капли крови, а если и видели, то с диким визгом тут же падали в глубочайший обморок. Никто и предположить себе не мог насколько все это дешевый и никому не нужный акт устрашения, в сценах разыгранных полным неудачником, не нюхавшим жизни и ни разу не видевшим, как истекая кровью, корчится в муках умирающий человек.
Готан невесело усмехнулся, собирая все силы, дабы не потерять сознание. Резко хватая ртом воздух, он стянул с себя маску, кинув арбалет под ноги. В нос тут же ударил едкий запах, смешав в себе нотки "Игристого мирта", дыма и пота. Глаза заполнили слезы, и Готан, так до конца и не понял, что же послужило тому виной, ядовитый газ или что-то иное.
Бегущие женщины в купе с детьми, словно подхваченные слабыми порывами ветра, метались из стороны в сторону, от всадников, от пожара и от лежавших повсюду тел. Часть Рыцарей Серебряного щита, вернувшись с неимоверной удалью, добивали остатки ополчения, без разбору рубя всех, кто только попадался под руку.
Готана сотряс тихий ужас при виде того, как конь в белой попоне уже измазанной кровью топчет бегущую от него девочку, а его седок, извернувшись в седле, наотмашь рубит длинным мечом пробегающего мимо светловолосого подростка. Пронзительный визг, затмивший остальные звуки, огласил округу, и оставшиеся в живых люди, бросились в рассыпную, невольно кидаясь под копыта и пахнущую смертью сталь.
- Ублюдки! - раздалось еле слышно рядом.
Готан узнал голос капитана, из последних сил продолжая держаться на ногах. В строю кто-то крикнул, его тут же подхватил слаженный гул множества голосов. Солдаты указывали куда-то пальцами, тревожно переглядываясь между собой. И тут, Готан увидел причину их беспокойства.
Прямо к ним, сквозь весь этот ужас со всех ног бежал ребенок. По щекам, перемазанным копотью, текли слезы, оставляя на лице две ровных белых полоски. Готан Мир не мог отвести взгляд, что-то внутри просто заставляло его, не опуская головы смотреть, как петляя меж тел, бежит маленький человек. Не помня себя, он бросил маску и что было мочи, до треска в жилах рванулся вперед, расталкивая товарищей из передних рядов.
"Мир! Куда?! Стоять!!!" - вспыхнули и тут же потухли, где-то в тумане небытия, слабые очертания реальности.
Взволнованные крики раздавались еще и еще, но он не обращал на них внимания, прямиком глядя на ребенка, которому едва исполнилось четыре весны, несущегося к тем, кто разрушил весь его мир до основания.
"Готаааан!!!" - его имя витало то тут, то там, больно жаля уши, пытаясь вырвать заблудшего во тьме человека. Он отмахивался от него, точно забыл кто он и где он. Должен успеть, просто обязан успеть - твердил себе под нос Готан. Ведь среди всего увиденного и сделанного сегодня, должно же быть место чему-нибудь иному кроме смерти. А если нет, то ради чего еще жить? Ради чего?
Зарево красных языков пламени, на мгновение прервалось. Готан поднял глаза, видя, как за ребенком возникла огромная живая гора, символизирующая слияние человека и животного. Тяжелый боевой конь, встал на дыбы и, обезумев от запаха крови, дико заржал, заставляя седока плотнее сжать колени. Складки некогда белоснежной попоны покрытые кровью создавали жуткое впечатление, словно с животного заживо содрали кожу, оставляя оголенными напряженные мышцы. Вовсю полыхавший пожар вырисовывал темный силуэт всадника, создавая пугающую картину, будто сам бог войны вышел из своего обиталища, дабы вдоволь насладиться здешним действом.
Готан хотел крикнуть, но смог выдавить только приглушенный хрип из сдавленного горла. С замиранием сердца он глядел, как конь ударил передними копытами о землю, и с шипением, разрезав воздух, блеснула острая пика, пронзая тело, вдавливая маленького человека в землю.
Последнее, что Готан Мир запомнил в этот день, это перекошенный от боли рот и взгляд тухнущих детских глаз устремленных только на него. В этих глазах в один миг истлело все человеческое. Два жерла. Бездонные как пропасти, влекущие в пустоту, полыхающие неизмеримым огнем презрения и ненависти такой силы, что волосы на затылке непроизвольно пришли в движение.
Готан почувствовал, как ноги подкосились, и белый свет внезапно померк, затянув его в черные объятия небытия...
-Капитан Мир? - раздалось снаружи.
Он открыл глаза, обнаружив себя сидящим на том же стуле, в той же неудобной позе, смотрящим на тот же газовый арбалет, но уже совсем другим. День как обычно так хорошо начинался и получил такое поганое продолжение.
- Капитан Мир сейчас занят.... Да, черт возьми, я в курсе! Ага, и тебе не хворать, что б тебя на обратной дороге на суку подвесили.
Готан не слышал второго голоса, а первый, если честно не узнал вовсе, хотя из-за пустоты повисшей внутри, ему просто не хотелось никого узнавать. Добрый хмельной настрой, царивший еще несколько мгновений назад, улетучился окончательно, оставив только горечь послевкусия - вечный его спутник, которого он не желал видеть рядом, впрочем, как и головную боль вкупе с засухой, царившей во рту.
Давно эти события произошли или недавно, для него уже не имело значения, собственно говоря, как и многое другое. Ведь все произошедшее тогда, к неудовольствию для себя, он мог спокойно вспомнить, так подробно, что становилось просто тошно.
Он молчал, и окружение, не решаясь нарушить эту тишину, трепетно молчало вместе с ним. Лошади на мгновение перестали фыркать и бить копытами, а солдаты суетливо бегать и материться.
Яркое солнце, царившее снаружи, просвечивало красный шатер почти насквозь, бросая на его стенки отчетливые тени проходящих мимо людей. Готан, с какой-то неподдельной тоской, рассматривал темные силуэты, угадывая род войск и звания по одним только едва различимым изгибам мимолетных теней. И казалось, не будь у него других дел он смог бы просидеть за этим занятием целую вечность, молча и тихо теряя, и без того отсутствующий интерес к жизни.
Краем глаза Готан заметил какое-то движение слева от себя. Он знал, что здесь только он один и посему не сразу перевел задумчивый взгляд в угол шатра, где коим-то образом смогли сохраниться остатки темноты. Лоскуты тьмы, словно ожидающие этого пришли в движение, интенсивно завертевшись и стараясь достать сидящего неподалеку человека маленькими, почти детскими, когтистыми ручонками.
Сердце судорожно забилось. Готан привык находить себя и в дичайшем похмелье, то в грязи, то в сточной канаве, но заставить себя привыкнуть к такому, он никак не мог. Волосы непроизвольно встали дыбом и благо лучи разгулявшегося солнца служили преградой, отделяя Готана от этого мрака, ведь кто знает, чем могли обернуться для него эти холодные цепкие объятья.
Тем временем тьма, не желая сдаваться, набирала силу, расползаясь, покуда хватало сил. Готан мог руку отдать на отсечение, что в этой непроглядной черной толщи он увидел слабую, но наглую ухмылку и сам ужаснулся таким мыслям. Тьма, точно почуяв это, направила свой взор на него, и Готан, почувствовал, как горло стали сжимать ледяные липкие пальцы. Он не в силах оторвать взгляда смотрел на пульсирующий сгусток мрака, обретающий формы силуэта с двумя бездонными провалами в тех местах, где у всех известных Готану Миру существ должны располагаться глаза. Он узнал эти два испепеляющих жерла, вечно ненавидящие, вечно голодные. Они сияли первозданной тьмой, вырисовываясь на темном силуэте, словно пятна крови на белом снегу.
Этот взгляд поглощал его, погружая длинные щупальца, в самое нутро, стараясь вцепиться в его душу. В обретшем форму темном силуэте Готан узнал того невинного маленького человека, когда-то изуродованного тьмой и перемолотого в жерновах жестокости и времени. Последним его подарком оказался этот взгляд, не отпускавший Готана ни на секунду его бренного существования. Человеческий взгляд не может быть наполнен такой темнотой и злобой, Готан отчетливо знал это. Он чувствовал, это сама смерть смотрит на него, принимая в ряды своих слуг, и вместе с тем предупреждая "однажды и ты будешь на его месте".
Готан переборов холод, расползающийся внутри, окоченевшими руками схватился за маленький столик и с диким ревом, вскакивая на ноги и опрокидывая стул, и всю стоящую рядом утварь, швырнул его в клубящийся мрак.
- Будь ты проклят!!! - приглушенно вырвалось из его засохшего оледеневшего горла. - Будьте вы все прокляты...
Последние еле различимые слова затухли где-то внутри, и Готан не в силах терпеть порывы всепоглощающего мрака, устало опустился на колени.
- Капитан?! Капитан Мир, ты в порядке?!
Кто-то назойливо тормошил его за плечо. Знакомый голос комариным писком врывался в голову, пытаясь отыскать в ней зачатки разума. Странно. Он думал, в этот раз точно все закончится и она, наконец, заберет его с собой, но, по всей видимости, эта игра будет длиться до тех пор, пока Готан не сбрендит или не кинется на меч, или не сделает и то, и другое сразу.
- Ох, ты ж! - не унимался голос, набирая силу. - Капитан, ты чего тут устроил? Стол опрокинул, посуду побил. И кувшин вон, недопитый кстати. Фу... Это же не вино, а монашечья сака, не иначе. Ничего удачней, конечно же, Векант достать не мог... Тьфу ты!
- Все хорошо, Отто! - не узнав собственного голоса, проговорил Готан, приходя в сознание.
- Да уж, лучше некуда! - хохотнул Отто, помогая капитану встать на ноги и резко посерьезнев, спросил. - Что, опять они приходили?
Готан долго всматривался в лицо старшего лейтенанта, пытаясь убедиться, не морок ли перед ним. Старину Отто Фунтьера часто дразнили за вздернутый нос, совсем как у поросенка. Но вряд ли в этом лагере нашелся бы человек вернее и искреннее чем Отто. Всем обидчикам он отвечал лишь широкой улыбкой и только в самых редких случаях клинком меж ребер. Как говорили в роте, за душой у Отто не было ничего, а вот на душе очень многое, именно за это его и любили. Готан Мир несказанно был рад, что этот человек являлся в роте газовых арбалетчиков вторым после него.
Готан лишь кивнул, молчаливо отвечая старшему лейтенанту. Почти никто не знал про странных гостей, являвшихся к капитану, когда им заблагорассудится, и Отто, как раз входил в число этих "почти никто".
- Поможешь? - Готан кивнул на стойку с доспехами.
- А то ж! - широко улыбнулся Отто, оставив неудобные расспросы на потом.
Кираса из вороненой стали, местами с небольшими вмятинами, как влитая села поверх темно-коричневого длинного гамбензона. У бедра послушно лег меч, и холод его рукояти, после столь угнетающего утра, придавал Готану уверенности в своих силах.
- Ну, вот и все. - Отто довольно закрепил последнюю застежку составного сполдера на плече капитана, отличавшего его от остальных газовых арбалетчиков. - Командование заждалось уже.
- Значит, не будем попусту тратить время.
С этими словами капитан Готан Мир, бряцая сапогами, двинулся прямиком из шатра, щурясь от яркого солнечного света и впуская в легкие ароматную свежесть растелившегося вокруг лета.
Шли, молча, и Готану иногда казалось, что старший лейтенант, давно уже убежал по своим делам, но каждый раз оборачиваясь, он находил его бредущим позади. Мимо проплывали тяжелые телеги и группы всадников из разных кавалерийских рот, мелькали суетящиеся перед боем новобранцы из рядов пехоты и лучников, сновали сомнительные темные личности особенно любящие мародерствовать, как после боя, так и до его начала. Всюду вились разноцветные знамена, и все говорило о прекрасном и героическом походе, оставляя позади горы тел, над которыми возвышались эти самые цветные полотнища.
- Вот, кажись, и пришли. - Буркнул Отто из-за спины.
Они остановились возле огромного командирского шатра цвета индиго даже снаружи наблюдавшего за кишащим муравейником лагеря свысока.
- Дальше мне одному, - не оборачиваясь, бросил Готан.
- Ладно, капитан! - также добродушно ответил ему старший лейтенант. - Бывай!
Но чуть погодя капитан все же обернулся, меря спину Отто взглядом:
- Эй, старлей! Спасибо тебе.
- Ничего капитан, - на ходу махнул ему Фунтьер. - Прорвемся!
Добрый настрой Отто Фунтьера оказался заразительным, и Готан, позабыв об ужасном утре, хладнокровно шагнул мимо стражи, отодвигая полог шатра. Что сказать, тот с кем ему предстояло общаться, был ему неприятен, если не соврать, а если на чистоту, то отвратителен до безобразия. Готан не исключал, быть может, и к нему здесь не все дышали ровно, но он хотя бы давал для этого гораздо меньше повода.
Преодолевая забитые офицерами и знатью маленькие комнаты, сквозь стук металлических бокалов и гомон голосов, он стал различать обрывки тяжелых фраз, плотно вгрызающихся в сознание...."Эти полунаемники еще сыграют свою роль"... И, чем ближе подходил он к заветной импровизированной зале, тем отчетливее чей-то язык чеканил слова. ..."Понимаешь?! Мы лишим их будущего! Что может быть страшнее этого, а? Когда на твоих глазах..."...
- Капитан! - сухо кивнул караульный, не дав услышать окончание пылкой речи. - Его благородие Тур Гумфор давно ожидает вас.
Нагнувшись под низко нависшей тканью полога, Готан шагнул в просторную комнату. Отсутствие света из-за плотной ткани слегка компенсировали вовсю чадящие масляные светильники на небольших треногах. Черный дым уносился вверх к отверстиям, сквозь которые еле виднелось синее небо. Готан усмехнулся, наверное, впервые за несколько дней, ведь стоит перевернуть хотя бы одну такую лампу и от командирского шатра со всеми его обитателями не останется и следа.
- А-а-а-а-а, - сидящий возле стола высокий человек всплеснул руками. - Явился командир полунаемников. Ой! Прошу прощения. Капитан газовых арбалетчиков Готан Мир. Хм. Мир. Какая поэзия, не правда ли? Зваться миром и нести только смерть и войну. Ха!
- Ваше благородие. - Безучастно пробубнил Готан, наклоняя голову, но стараясь, что б это выглядело так, словно у него просто свело шею.
В этой части шатра, в воздухе, стоял затхлый запах пота и гари, придавленный сверху духотой, и после свежести лета, едва зарождающееся желание Готана Мира находится здесь, умерло окончательно.
- Один из героев штурма Волчьего замка, - глухо раздалось откуда-то из темноты. - Нет, Ваше благородие Гумфор, здесь нет никакой поэзии, лишь жестокая ирония судьбы. Поверьте, уж я-то видел этого цепного пса в деле.
Готан спокойно наблюдал, как из темноты к столу шагнул коренастый человек. Его голос был знаком Готану, но это лицо с широким носом и маленькими поросячьими глазками, ловящими блики огня, он узнал не сразу.
- А, лорд Хамертодд, - парировал Готан, ненавидящий когда о нем говорят в третьем лице за спиной и в двойне приходящий в бешенство когда это же самое делают, но уже при нем. - Тела под стенами Волчьего замка еще не остыли, а вы уже, как я вижу, стоите по другую сторону баррикад. Весьма умно.
- Это ветер свободы, - стараясь изображать спокойствие, хмыкнул лорд Хамертодд. - Он, кстати говоря, в силу твоего положения в обществе, тебе недоступен.
- Уж больно переменчив этот ветер, - фальшиво улыбнулся Готан. - Если так судить о свободе выбора, и свободе вообще, то она будет по душе, а главное по карману даже портовым проституткам.
Хамертодд вцепился в него взглядом, в мыслях скорее всего уже не раз четвертовав Готана. Искорка ярости, зародившаяся как неясное чувство, уже полыхала ярким огнем, и под нотки этого самого чувства его рука медленно поползла к болтавшемуся у бедра шестоперу.
-Господа! Господа! - Встал с единственного стула молчавший доселе Гумфор, - Вы прямо повеселили меня. Но время делу потехе час. И пришло как раз время делу, и делу государственному. Лорд Хамертодд, прошу, оставьте нас наедине.
Готан проводил перебежчика долгим взглядом. Тот, видимо, ощущая свербящее чувство между лопаток, задержался у полога залы, бросив на капитана полный ненависти взгляд и оскалившись, вышел вон.
- Ну что, капитан, - начал Тур. - Могу тебя огорчить, на сегодня наступление откладывается. Но позвал я тебя не только ради этого. Помнишь Волчий замок? Конечно, помнишь, чего я спрашиваю. Захваченная там Альтеснкая знать представляет реальную угрозу для нашего похода и страны в целом. Посему, от них не должно остаться и следа. Это должно послужить примером для других. Смекаешь к чему я это? - он вопросительно воззрился на Готана Мира.
- Смекаю, - безучастно проговорил капитан. - Только мы не палачи, мы солдаты...
Гумфор залился хриплым смехом, изредка срываясь на кашель.
- Не палачи? Не смеши меня, Мир! Эта грань настолько тонка, что почти не заметна. Сегодня вы входите в город под фанфары, победителями, а уже завтра врываетесь в соседний. Калечите и насилуете там все, до чего только могут дотянуться руки.
- Мои люди никогда...
- Да что ты как маленький, в самом деле?! - вышел из себя Гумфор. - Твои, нет, а вот другие с троекратным да, с большим пребольшим удовольствием! И помни, кто тебе платит, и кому ты служишь!
Он кричал что-то еще, но Готан уже перестал разбирать слова, взглянув на этого человека со стороны. Длинного, худого и сгорбившегося от собственного крика и груза маниакальных мыслей. Пусть все силы этого задыхающегося мира уберегут нас от таких командующих, а если уж суждено таким как он встать у руля государства, то Готан первый вздернется на суку, хотя они могут опередить его, и вздернут первыми.
- Завтра на холме! - покраснел распыляющийся Тур Гумфор. - Сделаете дело, на рассвете, и двинемся в наступление. Я все сказал. Можешь идти на все четыре стороны, до завтра ты и твои люди свободны.
На горизонте забрезжил свет, пока слабо касаясь округи. Далеко впереди маячили огоньки, пугая отступающую мглу. Там, как и позади Готана, под покровом темноты мельтешили люди, не спеша, формируя боевые порядки.
Готан с интересом рассматривал выдыхаемый им горячий пар, изредка поглядывая на несколько десятков гвардейцев Тура Гумфора, направленных вместе с ними, по всей видимости, из-за вчерашнего не очень доброго разговора. Он боится и не доверяет ему. Ну и пускай. Капитан сплюнул себе под ноги, разминая уставшие плечи от дополнительного веса павезы, закрепленной за спиной.
Между ними и остатками армии Альтенского королевства не такое уж и большое расстояние, и сблизятся они примерно, когда солнце уже покажет косматую голову над горизонтом. Именно до этого момента роте газовых арбалетчиков необходимо добраться до холма, на котором, кстати говоря, уже кто-то вовсю орудовал. Готан удивленно сложил ладонь "козырьком", пытаясь разглядеть пляшущие темные сгустки, и лишь передернул плечами, стараясь забыть вчерашних незваных гостей, и последовавшую за ними бессонную ночь.
- Капитан, - вырвал его из раздумий Отто. - Рота готова.
Готан оглядел Фунтьера, в полной боевой выкладке, с ног до головы. Коричневый гамбензон, кираса, шлем с бармицей, павеза, меч, газовый арбалет, болты, баллоны с "Игристым миртом", противогаз и это все несет на себе такое хрупкое создание как человек, не способное выдержать даже удара того же самого меча. Пусть в роту принимали физически развитых мужчин и юношей, и строго следили за поддержанием формы, все равно в голове не укладывалось, как способен кто-то из плоти и крови нести на себе такой вес, да еще порой не один день. Не услышав ответы на этот и другие вопросы, капитан отдал короткий приказ:
- Выступаем.
Рассветные краски уже ласкали суровые лица арбалетчиков, слаженно двигающихся к маячившему впереди высокому холму, единственному на ближайшие несколько тысяч футов. На холме кипела работа, и в свете зарождающегося дня, был различим высокий эшафот с пятью столбами - виселицами. Готан едва сдерживая смех, шагал в такт со строем. В такой глупости он не участвовал, пожалуй, за всю свою жизнь. Ведь до чего же нужно иметь больное воображение, дабы посреди поля брани устроить публичную казнь. Вся их работа это одна большая публичная казнь! С той лишь разницей, что невольные зрители сами норовят убить палачей, а заодно и друг друга. И благо один из гвардейцев удосужился сообщить капитану о дружественных силах на холме, состоящих из таких же гвардейцев, а то капитан непременно применил бы силу, придавая этой трагикомедии кровавую нотку.
Конечно, гвардейцы лишь укрепляли полуистлевшее дерево столетней давности, ну, а строили же этот эшафот совсем другие люди. И места эти безжизненные, даже для голой равнины так и назывались - Долиной висельников. Все здесь напоминало о смерти, словно она никогда не покидала этих мест, обосновавшись здесь вкупе с тысячами повешенных и убиенных. Кому понадобилось делать это деревянное сооружение, сумасшедшим культистам или правителям-самодурам, капитан не знал, и мысли его скользнули в иное русло.
Когда-то он совсем молодой вот также шагал к известной ему одному цели, но только под знаменами нынешнего врага. Полный решимости и гордости, за дело, которое вот-вот будет сотворено его руками. Он в очередной раз почтил память того умершего юноши, коим сам когда-то являлся, принимая всю свою жизнь ежесекундно делающую солидные повороты в попытке выбраться из выгребной ямы. Перед ним вновь возникло лицо того мальчика. Тогда он опоздал, не успел всего чуть-чуть. Одно мгновение и его будущее было бы спасено... Готан слабо вздрогнул. Где-то он уже слышал это, кажется Тур Гумфор, что-то говорил о будущем... "Мы лишим их будущего"... Точно. Но что это значило.
- Старший лейтенант! - встревожено гаркнул он.
- Капитан?! - пробился сквозь строй Отто.
- Отто. Как думаешь, что для человека будущее?
Фунтьер недоверчиво глянул на капитана, неуверенно пытаясь ответить:
- Ну не знаю...
- Ты не думай, просто скажи, что первое в голову придет.
- Дети, - буркнул Отто. - Наверное, так. Они самые и есть будущее.
Последние слова отдались в голове Готана тяжелым набатом. "Будущее, будущее, будущее..." - про себя повторил капитан, когда они уже почти вплотную подошла к выросшему посреди Долины висельников холму.
Пока рота вкупе с гвардейцами взбиралась вверх, на пяти столбах уже появились бездыханные тела, слабо покачиваясь от ветра. Полураздетые гвардейцы толпились у виселиц, довольно оглядывая эшафот.
- Ну, вот и проверили! - заревел кто-то из толпы под одобрительный возглас остальных. - Смотри-ка, почти век простоял в ожидании, а все равно помнит свою работу.
Готан остановился, пропуская своих людей вперед. Очень уж капитан желал заглянуть в глаза кому-нибудь из тех невольно радовавшихся, но все кто ловил его взгляд, не выдерживали и секунды. Бессильно и постыдно они отворачивались, и ухмылки пропадали с их лиц. Одно Готан запомнил тогда, мимолетный взгляд оголтелой толпы ничем не отличался от безжизненного взгляда болтавшихся в петле. Кто знал, может и его взгляд сейчас был именно таким.
За эшафотом на небольшой полянке лежало множество холщевых мешков. Изредка мешки вздрагивали и пытались отползать прочь, не разбирая направления, но гвардейцы, то и дело пинком возвращали их в общую кучу. По тянувшимся стонам и плачу Готан сделал вывод, что это никто иной как люди, ждавшие своей участи. Вот только мешки отчего-то были не очень большими, и вряд ли туда мог поместиться взрослый человек.
- Прошу пустите их!- повис над холмом женский визг. - Умоляю, вы обещали...
- А ну заткнись, сука! - истерику оборвал звонкий удар.
Только сейчас Готан заметил копошащихся среди кучи мешков изможденных людей. В остатках окровавленной одежды они едва могли подняться с колен. Трое мужчин и та самая кричавшая женщина. Ее некогда тонкие черты лица превратились во вспухшее месиво, прикрытое обгорелыми, грязными, местами вырванными целыми клочьями черными как смоль волосами. Над ней, распластавшейся на земле, горделиво возвышался низенький гвардеец, ненавистно играя желваками.
- Ваша смена следующая! - довольно заорал он. - На эшафот этих паскуд. Живо!
Готан отвернулся не в силах смотреть, как давно уже распрощавшихся с жизнью людей ведут на встречу со смертью, которая быть может, в данную минуту являлась настоящим даром, избавляющим от мучений. Упавшую женщину, так и не пришедшую в себя, волочили по земле, и кто знает, осталась ли она жива после того удара. Пускай увиденное Готаном всего лишь малая доля привнесенного войной в обыденную жизнь, как солдат он прекрасно это понимал, но все же. Но все же...
Остатки армии Альтенского королевства трещали по швам, но пока представляли реальную угрозу. Арбалетчики, построившись в несколько рядов, наблюдали, как впереди выстраивалась ало-красная линия под знаменами такого же цвета. Усталые бесцветные глаза альтенцев в бессилии смотрели на эшафот, к которому уже тащили новые жертвы этого времени.
Они все прекрасно видят, с горечью подумал Готан, морщась, каждый раз, когда позади раздавались крики бесчинствующих гвардейцев, нагонявших еле передвигающих ногами висельников. Они видят, но ничего не смогут поделать, сил на это у них не осталось. Хотя им, скорее всего и не придется ничего делать, стоит просто осыпать холм стрелами, и прекратить мучения соотечественников. Холодно смотря на тяжелые арбалеты в руках своих солдат, Готан про себя отметил, что на это-то у них ответ найдется.
Среди строя армии альтенцев мелькали солдаты с окровавленными от ран повязками, некоторые вообще едва держались на ногах, но поразило капитана совсем не это. Альтенцы видели виселицы и видели, кто стережет их, и это привело всю эту потрепанную армаду к одному общему чувству - тоскливому смертельному отчаянию. Оно исходило от этого алого воинства, создавая некое подобие воронки засасывающей в себя всех, кто оказывался поблизости. И Готан Мир, явно, угодил в нее, ощущая, как в голове повис, еле различимый, тяжелый гул незримых воздушных потоков.
Рота газовых арбалетчиков пришла в полную боевую готовность. Надев противогазы, они выставили павезы перед собой, установив сверху арбалеты. Одного залпа будет достаточно, дабы отнять жизни у сотен и отбить всякое желание штурмовать холм у тысяч.
Готан медлил надевать безликую кожаную маску, рассматривая горизонт, заполняемый ало-красной армией. Позади него кто-то дико вопил, но капитан старался не обращать на это внимания. Ставки уже сделаны.
- Капитан! - возник рядом встревоженный Отто. - С правого фланга собираются лучники, не менее тысячи.
- Значит, держите их на мушке, - сухо ответил он. - Пусть Векант возьмет тот фланг. И, Отто, пока арбалеты не заряжайте, нечего старину мирта беспокоить. Вот когда...
Внезапно над холмом повис пронзительный крик, прерывая разговор и заставляя даже бранящихся и орущих гвардейцев прикусить языки.
Готан и Отто резко обернулись, молча наблюдая как изувеченная женщина, придя в себя, пыталась вырваться из металлической хватки двух гвардейцев.
- Пощадите!- различили они утробный рев еле собранный в слова из-за разбитых губ. - Пощадите ... Вы же люди!
Сердце Готана забилось сильнее. Глаза еще не успели отдать отчет увиденному, но грудь уже сдавила, чья-то до боли знакомая, мерзкая и холодная рука. Жадно хватая воздух, он смотрел, как к одному из столбов на эшафоте подводят ребенка. Мальчик весен шести отроду не спеша брел, понуро опустив голову и теребя что-то в руках. Босые ноги неуверенно ступали вперед, неминуемо приближая свою гибель. И словно чувствую пристальный взгляд со стороны, ребенок обернулся.
На грязном перемазанном сажей лице, вырисовывались две светлые борозды от слез. Но не это заставило Готана затаить дыхание, а взгляд совсем юных глаз, наполненных всепоглощающей мольбой и страхом. Они словно две лодочки во тьме пытались отыскать спасительный маяк, отыскать хоть какую-нибудь пристань - угол для защиты от внезапно нахлынувшего на них в этом мире зла. Совсем как тогда. Сколько раз он видел такое же лицо во снах и жутких образах тьмы, являвшихся к нему на протяжении многих лет. Оно не отпускало его ни на секунду, и вот именно сейчас он мог поклясться, что это ни морок и не сон.
Голова пошла кругом, привнося дикую какофонию в мирно дремавшие мысли. "Мы лишим их будущего... Они еще сыграют свою роль... Дети и есть будущее". Голоса смещались в один сплошной визг и треск, ощущение было такое, словно кто-то пытается прогрызть виски, находясь внутри головы. Готан еле держась, бросил газовый арбалет на землю, схватившись за голову. "Готан, чего копаешься? Да не боись ты старину мирта...". Голоса не унимались, бросая в лицо яркие образы из тускло прожитой жизни. Среди сцен прошлого, он иногда мог различить пугающие сгустки мрака. Те самые, что наведывались к нему незваными гостями, нагло, совсем по-хамски пуская корни в самую душу. "Мир! Куда?! Стоять!!!". Он вновь ощутил себя желторылым юнцом, несущимся вперед во спасение невинной души. Только бы успеть. Еще немного. Тяжелая пика, грозя небесам, поднялась ввысь, вырисовываясь на фоне плотного дыма и пожарища.... Дико заржал жеребец, обезумевший от запаха крови.... Свист стали разрезал воздух надвое, и землю огласил предсмертный стон, напившийся нечеловеческой, чуждой силой, способной заглушить само падение небес...
Внезапно все стихло. В голове повисла пустота, а перед глазами стояла все также картина. Эшафот. Люди. Ребенок. Готан глубоко вдохнул пропитанный тяжестью воздух, осознавая, зачем он здесь. Понимание пришло внезапно, словно обух секиры встретил свою ни о чем не подозревавшую жертву где-то в подворотне. Все начало становится на свои места.
Гумфор, Гумфор. Старый ты ублюдок. Вот чего ты добивался. Готан едва сдерживаясь от всепоглощающей ярости, с силой сжал кулаки. А ребенок, по всей видимости, не один. Вот откуда столько "живых" холщевых мешков за эшафотом. И весь этот маскарад понадобился, дабы до поры до времени скрыть происходящее от ненужных глаз, ведь кто согласится пойти на такое. Никто. Кроме Тура Гумфора. Все это представление с казнью не более чем дешевый фарс и роте газовых арбалетчиков в нем отведено главное место. Это точно. Трупам платить не зачем, а именно в них они превратятся, если рискнут вздернуть, хоть одного ребенка на глазах у альтенцев. Пусть те лишены сил и боевого духа, но чести их никто не лишал. Гумфор решил убить двух зайцев одновременно. Деморализовать и без того загнанных в угол людей, и сэкономить солидный оброк на контракте с ротой газовых арбалетчиков. Готану Миру стало обидно до боли и вовсе не за себя, он солдат, и видеть чужой отдающий смертью эгоизм ему не в новинку. Действительно страшно стало за осознание того, что кто-то может с легкостью приказать загубить совсем юную еще душу, не замаранную пока жизненной грязью. Без толики сожаления, без промедления, кто-то принял решение подвести черту под десятком не прожитых жизней. Гумфор. Пусть считает, что они овцы на заклании. Но именно сейчас эти овцы, сбросив одеяния безобидной жертвы, стали обретать форму хищника.
- Сучий потрох! - сквозь зубы процедил Готан, глядя на то, как люди Гумфора собираются завершить начатое. - Отто! Старший лейтенант!
- Да, капитан! - не в силах оторвать взгляд от пугающей картины, буркнул Фунтьер.
- Три десятка в боевой готовности ко мне, - заговорщицки наклонился он к старшему лейтенанту. - У десяти арбалеты должны быть заряжены...
Молодой мужчина в составном доспехе, с трудом сдерживая ретивого жеребца, пристально пытался разглядеть действо, творившееся на холме. Но чувствуя жгучую резь в глазах, повернулся к конному отряду и крикнул:
- Богуран!
- Я здесь, Ваша светлость!
Мужчина смерил рыжеволосого война, оседлавшего такого же рыжего коня, пристальным взглядом.
- Богуран, глаз у тебя острый, - он прервался, вновь пытаясь что-нибудь разглядеть. - Скажи, там, на эшафоте, не ребенок часом ли?
Рыжий воин какое-то время еще смотрел на него и чуть помедлив, вцепился взглядом в лежащий прямо посредине Долины висельников холм.
- Ну, он, - неопределенно буркнул рыжеволосый.
Мужчина на какое-то время погрузился в размышления, изредка морщась. Свет солнца, набиравшего силу, обжигал и без того уставшие глаза, не позволяя подтвердить или опровергнуть слова рыжего война.
- Какого лешего он там делает?! - буркнул мужчина себе под нос.
- Кто? - непонимающе воззрился на него рыжеволосый воин, стараясь не быть безучастным.
- Кто-кто. Конь в яблоках.
С этими словами мужчина пустил жеребца в галоп. Черный как крыло ворона конь только и ждал этого, являя миру неистовую и необузданную животную силу. По правую сторону мелькали каменные лица, знамена, руки, крепко-накрепко вцепившиеся в оружие и тысячи глаз, не знавших жалости. В каких-то пока еще читался страх, но это только до первого боя, до первой пролитой капли крови. После и они утратят это чувство.
Завидев впереди наглухо закованных в броню конных, он натянул поводья.
- Ваша светлость, Данроу, - учтиво наклонил голову Тур Гумфор, возглавляя ряды тяжелой конницы. - Чем обязан?!
- Гумфор, - без лишних слов начал Данроу. - Пусть в этом походе государь отдал предпочтение вам, а не своему брату, но все же постарайтесь объяснить, что происходит на этом гребаном эшафоте?
Гумфор потупил глаза, как-то безобидно меря взглядом свои руки, облаченные в стальные объятья доспеха.
- Казнь государственных изменников...
- Я вижу, что не карнавал, с игрищами и потаскухами, - прервал его разозлившийся Данроу. - Что на эшафоте делает ребенок!? И, не те ли это люди из Волчьего замка, что брат еще три недели назад приказал помиловать?
- На какой вопрос прикажете отвечать первым? - лукаво улыбнулся Гумфор.
- На все сразу! - рявкнул Данроу.
Внезапно лицо Тура переменилось, легкая улыбка спала, словно прошлогодняя листва, а глаза заблестели неизмеримыми до безумия возможностями представленной власти.
- Мальчик, никто не позволяет себе общаться со мной в таком тоне. Пока я старший здесь....
- Мне плевать, - процедил Данроу, глядя прямо ему в глаза. - Я старший по крови всех здесь вместе взятых! Я повторю вопрос, и молитесь всем силам, темным и светлым, дабы мне не пришлось оглашать его в третий раз! Что ребенок делает на эшафоте?
- Они... - Гумфор неловко осекся. - То есть он...
Данроу опешил, вцепившись в соломинку в виде невольно брошенного слова. Его глаза расширились в ужасе, а голос сдавил подступивший к горлу камень.
- Они? Гумфор... В голове не укладывается.... Этих детей ведь с таким трудом удалось спасти. Их же в столицу велели отправить. Безумец.... Ради чего?
Данроу недоверчиво смотрел ему в глаза и не мог понять, прикидывается ли человек, стоявший перед ним слабоумным с проржавевшей от маразма головой, или же так есть на самом деле.
- Ваша светлость, - приблизился к ним еще один конный. - Эта вызвано острой необходимостью. Ничто не может оправдать ужасы войны. Но победителей, как водится, не судят.
Данроу обескураженный и раздосадованный, молча, приоткрыл рот, узнав лицо всадника, сподобившегося, наконец, снять шлем.
- Хамертодд. Ты?!
Придя в себя, Данроу выхватил из ножен короткий меч, отводя коня чуть в сторону. Увидевшие это солдаты, конные и пешие, громко зароптали, кто-то и вовсе поспешил приготовиться к бою, обнажив оружие.
- Брат узнает, что за змею пригревал все это время, - отрывисто бросил Данроу. - Якшаться с предателями, и творить такое не позволяли себе даже самые отъявленные отбросы этого мира. Взять этих двух под стражу!
Генералитет и высшая знать, собравшаяся позади Данроу, одобрительно зашептались, никто не желал препятствовать воле второго в государстве человека. Полетели короткие приказы, и уже через несколько секунд лошадей Гумфора и Хамертодда окружило порядка двух десятков солдат. Копья и алебарды угрожающе оскалились отточенными лезвиями, голодно смотря на своих возможных жертв.
- Я принес не одну победу, - заорал в ответ Гумфор, насильно стягиваемый с седла. - Я сберег сотни жизней на этой долбанной войне, а ты смеешь обвинять меня?! Меня?
- Пусть он заткнется и издохнет где-нибудь по пути в свою клетку, - зло буркнул Данроу кому-то из солдат, убирая меч в ножны. - Жизни он сберег, командир хренов.
Приняв приказ за должное, кто-то из гвардейского полка с удовольствием зарядил оравшему Гумфору по морде. Худое тело дернулось и не в силах больше держать себя на бренной земле, бездыханно рухнуло в крепкие солдатские объятья.
- Командование я беру на себя! - оповестил окружившую его конную знать Данроу, пристально следя за тем, как лорда Хамертодда выдернули из седла и уволокли следом за Гумфором. - Кто там сейчас на холме?
- Рота газовых арбалетчиков, Ваша светлость, под командованием капитана Готана Мира, - пробасил седовласый полководец, выезжая из толпы на огромном пепельном жеребце, - и гвардейцы Тура Гумфора.
- Немедленно отошлите туда гонца. Пусть всех пленных ведут обратно.
- Хорошо, Ваша светлость. Но как быть с неприятелем? Альтенцы уже подступают к той стороне.
- Жабье вымя! - выругался Данроу. - Про них я совсем забыл. Тогда, в довесок, снарядите отряд поддержки. Нам ни в коем случае нельзя терять этот холм.
Полсотни. Точно. Именно столько гвардейцев Гумфора насчитал Готан, ожидая, пока Отто не поднимая шума, соберет три десятка из державших оборону арбалетчиков. Правда, так как кроме них на холме не было никого, попытка сделать это совсем незаметно - провалилась.
- Эй, капитан!
Готан Мир обернулся на окрик, увидев недовольную рожу того самого низкорослого гвардейца с таким упоением до этого избившего женщину. Он торопливо шагал к нему, иногда бросая пугливые взгляды в сторону вражеской армии.
- Чего твои молодчики засуетились? - гвардеец пригладил засаленные русые волосы. - Никак, помочь хотите?
Капитан глянул за спину гвардейцу, с удовлетворением отметив, что на время казнь приостановилась. Столб эшафота оказался слишком высок для ребенка, и как подвесить его на петле пока никто сказать, так и не смог.
- От неприятеля до нас - не больше одного полета стрелы, - простодушно произнес Готан, - и скоро, они этими самыми стрелами, засадят весь холм, так что, надо быть готовыми ко всему.
- Ну-ну, - вздрогнул гвардеец, видимо представив летящий смертоносный рой. - А помочь-то не хотите?
- Вы уж как-нибудь сами, - хмыкнул Готан, и чуть погодя спросил. - Детей вешать, кто приказал?
Гвардеец хитро улыбнулся, потирая руки:
- Детей говоришь? Догадался никак? Смышлен, нечего сказать. Мы думали, утаим от вас, а когда казнь начнется, там, как говориться и дело с концом, уже бы поздно возражать стало.
- А кто это, Мы? - глянул ему в глаза капитан.
- Не твое собачье дело! - дернулся гвардеец. - Твое собачье дело, без лишних вопросов, стоять и сторожить нас, а нам дела делать.
Пока низкорослый гвардеец распинался, пытаясь указать капитану его место в этом мире, со спины к Готану, молча, подошел Фунтьер и что-то неразборчиво крякнул на ухо. По одним испуганным глазам гвардейца Готан понял, что за спиной у него стояли тридцать рослых арбалетчиков в противогазах, а зрелище это, надо признать, весьма пугающее. Капитан злорадно улыбнулся и отвесил низкорослому добрую оплеуху.
- А теперь, гаденышь, я расскажу тебе, какое мое собачье дело...