Город медленно выходил из разлитой по узким улочкам ночи, нехотя сбрасывая остатки пленяющего сна. Где-то далеко на востоке скоро забрезжат слабые лучи восходящего солнца, подсвечивая пока еще темное небо, но за хлипкие заборы, стены и крыши с обшарпанной и облетевшей черепицей рассвет придет еще не скоро. По правде говоря, город никогда по-настоящему не спал, его обитатели разных мастей и интересов, осознано, либо же повинуясь одной лишь воле судьбы, то и дело шастали по залитым темнотой и освещаемым редкими светильниками проулкам. Куда-то спешили, торопливо перебирая ногами, дабы несколько секунд спустя быть до смерти напуганными такими же скитальцами, или же найти свою неминуемую гибель от чьих-то рук. Да, город это страшная сила и все кто не вписывался в общую картину, нарисованную власть имущими, на собственной шкуре ощущали ее вкус, отдающий металлом на губах, и одним лишь Высшим силам оставалось ведомо, что, когда и с кем должно произойти.
По Сестринскому кварталу торопливо двигались три темные фигуры, обходя внезапно выскочивших им прямо в лоб и уже готовых распрощаться со всем ценным прохожих. Иногда троица замирала на месте, когда в горящих в столь поздний час окошках мелькали еле заметные тени, и складывалось впечатление, словно все глаза, не поддавшиеся пленительным нитям сна, смотрят именно на них.
Из нескольких дымоходов слабо струились полоски дыма, теплого, пропитанного выпечкой, разными вкусностями и уютом. Такой он, Сестринский квартал, хотя откровенно говоря, не был он ни кварталом, ни районном, а представлял собой расположенный почти у самых городских стен разросшийся пригород, встречавший каждого путешественника, желающего войти в столицу с севера. Для многих этот путь оказывался предпочтительней, ведь именно здесь представлялась возможность скрыться подальше от ненужных глаз, вдоволь отведать местной снеди и остаться на постое всего за пару гильдаров. Десятки постоялых дворов и простых хибар открывали свои приветливые двери настежь, но помимо этого обитателям Сестринского квартала было еще чего предложить новоиспеченным гостям. Бабки-повитухи, народные целители и молодые доктора, туча шулеров и еще большее количество жриц любви, молодые авантюристы, разорившиеся аристократы, заядлые держиморды и профессиональные бандиты - малая часть представителей здешнего колорита, наперебой предлагавшего все, о чем только может мечтать усталый путник после дальней дороги.
И большинство из заявленных и тайных простых потребностей, естественно чужих, спешили воплотить в жизнь в основном представительницы слабого пола, посему и квартал стал именоваться сестринским, видимо на манер кочующим Сестрам милосердия, с той лишь разницей, что последние оказывали помощь исключительно по доброте душевной и абсолютно бесплатно, да и собственно говоря, помощь совсем иного толка.
Петляя по узким улочкам, разрастающимся в разные стороны подобно еловой ветке, троица, наконец, остановилась у дверей невзрачного домика с покосившимся крыльцом. В единственном окошке царила тьма, говоря о том, что хозяева спят, дым же тянувшийся из печной трубы и венчавший крышу с небом, свидетельствовал об обратном.
Один из троицы аккуратно вступил на видавшее виды крыльцо и несколько раз отрывисто постучал в дверь, а после в довесок еще и зарядил по ней ногой, отчего стоявшие неподалеку две темные фигуры торопливо переглянулись.
В округе повисла тишина, нарушаемая лишь шуршанием маленьких крысиных лапок и стрекотом насекомых. Где-то далеко протяжно и заунывно завыла собака, спустя мгновение ее подхватили еще пара животных глоток и под этот аккомпанемент три темных силуэта так и продолжали молча ожидать возле запертых дверей невзрачного домика, одного из сотен похожих друг на друга, затерянного в самом центре Сестринского квартала.
Время тянулось неимоверно долго и уже могло показаться, что дверь так никто и не отварит, а посему необходимо будет продолжать путь, избегая цепких взглядов одуревших от перепоя городских стражников, искавших хоть малейший повод, дабы в пустых карманах зазвенело несколько монет, пускай и добытых весьма прескверным способом. Но вопреки ожиданию послышался звук отпираемого замка, и дверь с давно не смазываемыми петлями, протяжно скрипя, приоткрыла узкую щель, обнажив темное нутро дома.
- Учтите, - донесся изнутри приятный, чуть низкий, женский голос, - если ваши дела покажутся мне не интересными, я спущу собак, а если они вдобавок никоем образом не связанны с хозяйкой этого дома, то я самолично погоню вас прочь, за прерванный сон. Погоню через весь Сестринский квартал. Усекли?
- Усекли, - спешно подтвердил один из троицы, стучавший в дверь. - Уверяю, наше дело непременно связанно с хозяйкой этого дома и я не припомню случаев, когда она бы не приняла на постой усталого путника. Да и за тобой, Вермина, я такого раньше не замечал.
Дверь резко распахнулась, нарушая умиротворение ночи разнесшимся по округе скрипом. На пороге показалась невысокая девушка в белоснежной ночной рубашке, опускавшейся чуть ниже ягодиц и не сумевшей до конца прикрыть приятные глазу изгибы женского тела и худенькие ножки.
- Дан...- начала было девушка, но тут же осеклась глядя на две темные фигуры позади него. - Ваша светлость... Рада видеть вас в добром здравии...
- И я рад, Вери, - спокойно и тепло проговорил Данроу. - Извини, что без приглашения.
- Тебя так долго не было, - прошептала Вермина, не обращая внимания ни на царившую вокруг темноту, ни на сладко спящую округу, ни на застывших неподалеку Готана Мира и Богурана. Девушка неуверенно поднесла к его лицу горевшую на сломанном блюдце свечу, будто стараясь до конца убедиться, что перед ней не иллюзия. - Так долго...
Они говорили о чем-то еще, еле слышно, но Готан и не старался разобрать их слова, едва ощущая жизнь в теле. Заметив, как предательски дрожит свеча в хрупких руках девушки, заставляя беспокойное пламя плясать из стороны в сторону, Готан Мир лишь вопросительно взглянул на Богурана. Уловив его взгляд тот только и смог, что пожать плечами в ответ, мол, ничего удивительного, и такое бывает.
Наконец девушка исчезла в черном проеме входа и Данроу, поманив их жестом, скрылся за ней следом.
- Прошу простить меня, - проговорила Вермина, запирая за ними дверь. - Мы мало кого впускаем ночью, времена нынче не спокойные, в такую пору с добрыми помыслами чужие пороги не оббивают. Недавно отравили единственного сторожевого пса, бедненький, он так мучился, так мучился...
В доме стоял приятный полумрак, и запах чистоты перемешивался с запахом можжевельника, чеснока и еще чего-то, чего Готан никак не мог разобрать. Запах домашнего очага опьянял и манил своим теплом, но капитан всем нутром до ломоты в висках ощущал разлитую повсюду угрозу. С того самого момента как он переступил порог дома чувство тревоги не отпускало его и без того помутневший разум.
- Прошло столько времени, Ваша светлость, - пристально глянула на Данроу девушка. - А от вас не было и весточки. Ни одной.
- Затянувшаяся война, - сухо констатировал Данроу и тут же тяжело вздохнул, видимо пожалев о собственной недальновидности.
- Война? - глаза Вермины хищно сузились. - Насколько мне известно, Ваша светлость, вы триумфально возвратились в столицу еще две недели назад.
- Вери...
- Не надо, - девушка извернулась змеёй, стараясь избежать его прикосновений. - Мать Клемендия сейчас спустится. Но учитывая, что своим стуком вы переполошили полквартала, не ждите от нее...
- Теплого приема? - закончила за нее седая как лунь женщина, неторопливо шагая сквозь темноту в их сторону. Тени от пляшущего точно заблудившийся светлячок пламени длиной свечи глубоко вгрызались в ее лицо, отчетливо вырисовывая и без того заметные морщины. От нескольких грациозных движений Клемендии занялись тусклым светом масляные светильники, развешанные по стенам длинного коридора оканчивающегося массивными ступенями, уходившей на второй этаж лестницы.
- Девочка, я не верю своим ушам, - охнула женщина, встав рядом с ними. - Вот он перед тобой, Данроу из рода Гарона, командующий I экспедиционным корпусом, собственной персоны, тот самый Данроу про которого я слышу от тебя минимум сто раз на дню, и что за тон? Мигом приготовь гостям комнату, самую лучшую, хотя, надо признать, плохих-то мы и не держим. И будь так любезна, оденься поприличнее, в кой-то веки нас посетило солидное общество настоящих мужчин.
Вермина лишь фыркнула и, дернувшись, спешно пустилась прочь, юркнув, в левый проем в конце коридора.
- Ох, - наиграно вздохнула мать Клемендия, поправляя пояс на видавшем виды бархатном халате цвета пурпура. - Простите ее за недостойное поведение, Ваша светлость, она скучала, и все это время ждала, в наши-то дни, знаете ли, большая редкость. Понимаете? Но уж давай без официоза, хорошо? Ты так возмужал, Данроу. Дай обнять тебя, ведь желаннее тебя для меня гостя нет.
Она сгребла его в свои цепкие объятья, крепко прижав к груди, он и не думал сопротивляться.
- А кого это ты привел? - прищурилась Клемендия. - Ага, вижу. Все таскаешь за собой этого рыжего чертяку. Ну да что там, Богуран, без обид, и тебе я рада.
- Мир твоему дому, хозяйка, - ответил ей объятием Богуран. - Какие уж там обиды.
- Так, - посерьезнела мать Клемендия, глядя на мертвецки бледное и припухшее от побоев лицо Готана. - Данроу, где твои манеры, может быть, уже представишь нас?
- О, прошу прощения - отвлекся Данроу, следя за тем как мелькнувший силуэт Вермина, бесшумно скрылся в темноте окутавшей лестницу. - Матушка, позволь представить тебе капитана роты газовых арбалетчиков Готана Мира, того самого капитана, благодаря которому война с Альтенским королевством бескровно завершилась в Долине висельников.
- Интересно, - оценивающе глянула на него Клемендия, - за все время существования нашего, так сказать приюта, здесь побывали все, кто только мог, но вот кто-нибудь из газовых арбалетчиков, увы. И правда, даже на моем веку, жизнь не перестает удивлять. Наслышана, капитан, и весьма польщена. Капитан Мир, благодаря вам было сохранено тысячи жизней, жены узрели мужей, а дети отцов, живыми и невредимыми, за это, как женщина, не дождавшаяся своего мужчины с войны, я от всей души благодарю вас. Капитан, вы что-то бледны, не захворали часом ли?
Она коснулась его руки, и тут же отпрянула, словно угодив пальцами в жерло раскаленной печи. В ее взгляде вспыхнула неприкрытая ненависть, что не смогло остаться незамеченным для Готана. На секунду ему даже показалось, что зрачки желтых глаз Клемендии, совсем по-кошачьи, сузились в две вертикальные полоски, но едва удерживая себя на ногах, он лишь отогнал эти мысли подальше, списав все на бред рожденный усталостью.
- Что бы поднять капитана на ноги, - поспешил объяснить Данроу, - пришлось прибегнуть к вытяжке из сумеречного дерева.
- Сумеречного дерева? - недобро проговорила женщина, не спуская с Готана прищуренных глаз. - Весьма интересно. Ну что ж, в ногах как говорят правды нет. Вермина, небось уже все приготовила, так что не смею больше вас задерживать. Для тех, кто не знает, гостевые комнаты у нас в "Приюте матушки Клемендии" - прямо по коридору и налево. А персонально для тебя Данроу, - Клемендия понизила тон, - комната Вермины на втором этаже, там, где и была всегда. И, Данроу, будь с ней помягче, она не виновата. Впрочем, никто не виноват.
Данроу коротко кивнув, спешно помчался через коридор, громыхая, как подкованный жеребец на мостовой, Богуран пойдя следом, лишь хмыкнул, видя, как Его светлость стремглав несется вверх по лестнице, и все также неторопливо свернул в конце коридора налево, насвистывая себе под нос незатейливую мелодию.
Готан Мир, едва уняв напавшую на него внезапную головную боль и дурноту, поклонился Клемендии не найдя в себе сил, дабы выразить почтение как-то иначе, и стараясь избегать ее цепкого и враждебного взгляда, уверенно, насколько позволяли силы, заковылял вслед за Богураном, ежесекундно ощущая свербящее чувство между лопаток.
Когда чувство жжение достигло своего пика и стало невыносимым, Готан не выдержав, обернулся, пристально оглядев пожилую женщину, встретившую их в столь поздний час. В облике Клемендии не было ничего необычного, а тем более угрожающего, все тот же потертый пурпурный халат, седые волосы и трясущиеся от прожитых лет морщинистые ладони, но вперенный в него взгляд заставил нутро Готана предательски сжаться.
Готан Мир обладал хорошей памятью на такие вещи, коллекционирование враждебных до смерти взглядов и всякой чертовщины уже начинало входить у него в привычку. Несколько мгновений назад на него вскользь глянули два кошачьих глаза, все же ему не показалось, как не показалось и, то, что они вновь смотрят на него, но уже по-хозяйски, нагло, пронизывая насквозь. Два желтых кошачьих глаза с вертикальными полосками зрачков не отпускали его из виду и отчего-то принадлежали человеческому существу.
"Странно" - испуганно подумал бы каждый нормальный человек и пустился бежать, но не Готан. Капитан Мир, выдержав взгляд Клемендии, какое-то время оставался на месте, справляясь со слабой дрожью, возникшей в неконтролируемом теле то ли от навалившихся за последнее время событий, то ли от банального страха и резко развернувшись тяжелой поступью, направился дальше по коридору, куда и шел.
Кого встретил Готан в ту ночь, так и осталось не до конца раскрытой тайной. Хотя преодолев страх и хаотичное чувство беспокойства, капитан четко определил для себя, что это по большому счету не имеет особо значения, ведь, по словам Данроу, надолго задерживаться здесь они не собирались. Единственное волнующая Готана мысль была лишь участь его парней, а также возможные пути, способствующие эту участь обойти и чем дальше, тем лучше.
С этими мыслями Готан скрылся в левом дверном проеме в конце коридора в "Приюте матушки Клемендии" и почти на ощупь, отыскав свободную кровать, не помня себя, рухнул в объятия беспокойного сна.