Он открыл глаза и тут же зажмурился от льющегося, пробивающегося сквозь широкие окна света. Просторное помещение, заполненное солнцем, играло утренними, оранжево-желтыми красками, покрывающими уютную домашнюю утварь.
- Готан, - вновь мягко раздался женский голос.
Его теплота захлестнула Готана Мира с ног до головы, заставив сердце сжаться, от нахлынувших внезапно чувств. Но вместе с тем, Готан ощутил некую тревогу. Четкое осознание скорой безвозвратной потери этих приятных ноток, и от этого осознания веяло чудовищной тоской и одиночеством, что так часто посещали Готана последнее время.
Готан подождал пока глаза свыкнуться с набирающим силу солнечным светом и во все глаза уставился на женщину, стоявшую совсем рядом.
Ее каштановые волосы свободно ниспадали на плечи, переливаясь от царившего за окном летнего рассвета, и не было в этом мире ничего прекраснее. Платье цвета багряной зари, подхваченное коротким кожаным корсетом и надетое поверх нижней белоснежной рубашки, закрывавшей руки по самые кисти, облегало фигуру до пояса, а ниже катилось до самого пола широкими и ровными волнами огненного цвета. Эти черты лица: тонкий аккуратненький носик, налитые весенней жизнью пухлые губы, высокий лоб, он помнил и ощущал в них что-то родное, давно утраченное. Глаза цвета молодой летней травы внимательно смотрели на него и всепоглощающая любовь, исходящая от них, обратила все попытки Готана встать в прах.
Мир попытался что-то сказать, но из горла донеслось лишь невнятное мычание, от невозможности собрать из букв застрявшие где-то в сердце слова. Оставив эти попытки, он просто стал смотреть в ее глаза, чувствуя, как больно зазвенели потерянные струны воспоминаний.
Сейчас хотелось одного - подойти и обнять ее, и никуда не отпускать. Готан сам поразился таким мыслям, но ничего не мог с ними поделать, а еще он чувствовал, что видит ее в первый и последний раз, хотя что-то внутри все-таки подсказывало ему, эта их встреча далеко не первая. Предательские ощущения тоски и одиночества подбирались все ближе, накрывая Готана темным непроницаемым куполом.
Он знал, что все происходящее здесь и сейчас всего лишь сон... Сон: цепкими нитями вцепившийся в явь, но, черт возьми, как же хотелось верить в него. Кто знает, может когда-то, он действительно был явью.
Странно, Готан помнил, кто он есть. Все до мельчайших деталей: свое боевое крещение, холм в Долине висельников и множество лиц. Но к своему стыду, он не мог вспомнить имени этой женщины. И стоило Готану Миру только отвести глаза в сторону, как черты лица незнакомки также предавались забвению, и лишь ощущения, подаренные ею, теплились где-то в глубине души. Она значила для него очень многое, когда-то давно, уже, наверное, совсем в иной жизни, но заполнить повисший в памяти пробел до конца Готану Миру так и не удалось.
Словно поддаваясь поселившимся в его сердце горьким мыслям, свет, так ласково льющийся из окон, стал постепенно меркнуть, увядая с каждой секундой. Рассветные краски зарябили, в неведомой агонии танца с тенями, бросая в помещение прощальные лучи.
Готан едва мог встать с места, во все глаза наблюдал, как из окон в комнату хлынули волны темноты, безжалостно поглощая все, до чего только могли дотянуться ее жадные щупальца. Отщипывая по кусочку от реальности, они, не спеша, будто смакуя каждое мгновение своего торжества, тянулись все дальше.
Мир плотно закрыл глаза, всем телом ощущая обуявший его всепоглощающий страх. Нет, бояться ему приходилось и раньше, столько раз его жизнь болталась на волоске, а то и вовсе на неведомо какой хреновине. Но тот страх хотя бы поддавался контролю, ведь его источник либо находился перед глазами, либо вовсе пролетал в опасной близости. Здесь же, пред ним предстало нечто иное, не поддающееся объяснению и от того пугающее еще больше. И самое странное оказалось то, что холод, источаемый пробирающимся в комнату нечто, показался капитану до боли знакомым.
Руки и ноги повисли безжизненными плетями, не реагируя на призывы Готана к действию. Он попытался что-то крикнуть, но горло сковали чья-то ледяная хватка. Ее он узнал сразу. Конечно, война с Альтенским королевством закончилась, и воспоминания о тех битвах и незваных беспардонных гостях, являвшихся, когда им только взбредет в голову, если таковая у них имелась, канули куда-то в неизвестность. По крайне мере на это, до сего момента, надеялся сам Готан. Слишком долго цепкие безжизненные пальцы скребли его нутро, не давая вздохнуть полной грудью. Слишком долго, дабы он с легкостью и ужасом не смог узнать их владельца.
Готан хлопая глазами, точно оглушенная жаба, преодолевая творившийся внутри и снаружи хаос со злорадством отметил, что за небольшой отрезок времени сумел встретить двух старых друзей, чтоб этим долбанным ублюдкам провалиться на ровном месте! Как там, в народе говаривали? Старый друг лучше новых двух? Готан и раньше относился к поговоркам с осторожностью, а теперь и подавно понял, что брешут.
Тьма тем временем пустилась в наступление, поглощая деревянный пол, заползая на потолок и прочую деревянную утварь. Вот черные щупальца поглотили сервант и пару стульев, почти вплотную приблизившись к незнакомке, продолжавшей все также неподвижно стоять у стола. В ее зеленых глазах читалась неимоверная боль и тревога, но по едва тронувшей губы улыбке, Готан понял, эта тревога была исключительно за него. Губы незнакомки что-то шептали, а глаза, одарив капитана очередной волной теплоты, наполнились влагой и чуть погодя плотно-плотно захлопнулись.
Готан непонимающе смотрел на нее. Почему она не бежит прочь? Почему не подает ни единого звука, ведь это так несвойственно для женщин, по крайне мере для тех из них, кто еще находится в сознании. И что значил этот ее взгляд? Чертовски знакомый взгляд.
Темные сгустки, не спеша, точно упиваясь собственной безнаказанностью, принялись поглощать тело незнакомки. Готан дернулся, ощущая жгучее чувство стыда, прожигающее даже сковавшие тело цепи страха. Он, так самоотверженно помогавший людям в Долине висельников, оказался просто-напросто бессилен перед поступью неизвестных сил, чуждых этому миру.
Не в силах смотреть, как резавший память образ женщины бесшумно погружается во мрак, Мир крепко сомкнул глаза, бурча себе под нос проклятья. Сейчас он желал одного - сбросить оковы проклятого сна и наконец-то уже проснуться, пускай от пинка или заточки нажравшегося вусмерть стражника, неважно, главное не видеть творившегося здесь действа. Но нахлынувший сквозь все безумие сна порыв ярости все же заставил распахнуть глаза, дабы хоть как-то не остаться безучастным к судьбе невинной женщины.
Единый монолит темноты, возникший перед взором Готана, поверг его в еще большее замешательство. Преодолевая повисший внутри отчаяние и желание впасть в безвольное забытье, он часто заморгал, с ужасом осознавая, что от того закрыты его глаза или нет, повисшая вокруг картина не меняется. Сплошная стена мрака словно поглотила его, точно также как до этого обошлась с незнакомкой. Что же с ней стало? Жива ли она? Он попытался подняться на ноги, но внезапно понял, что не чувствует под ногами твердой опоры, только изредка подрагивающую вязкую субстанцию. Если бы не события, случившиеся с той женщиной, Готан явно бы решил что он вновь спьяну свалился в сточную канаву.
Кто-то или что-то больно дернуло его за руку, вцепившись в кисть мертвой хваткой. Готан Мир громко выругался, предприняв попытку вырваться, но хватка не поддалась. Сию же секунду неведомая сила ухватила его за оставшиеся члены, сомкнув вокруг него свои объятья.
Молчавшая доселе тьма пришла в движение, зашелестев, точно рой огромных насекомых. Тело Готана, зажатое в неведомых тисках, резко заметалось из одной стороны в другую, едва не выворачивая руки и ноги из суставов. Складывалось впечатление, что схватившие его твари, именно так прозвали их Готан и не иначе, не желая делиться свежей добычей, решили силой разорвать его на части, вовсе не желая знать мнение самого Готана.
От метаний и одергиваний сознание Мира помутнело и притупилось, настолько, что треск в жилах был едва различим сквозь кровавую пелену, а боль стала привычной, словно никогда и не проходила. Силы стали стремительно покидать Готана, и он с головой рухнул в повисшую вокруг темноту, на мгновение, становясь ее неотъемлемой частью. В последних обрывках сознания мелькнуло лицо незнакомки, отвратная харя Гумфора. Картины прошлого замелькали с такой скоростью, что в скором времени превратились в единый хаотичный поток, подхвативший его - капитана роты газовых арбалетчиков и унесший прочь к берегам небытия.