проект «ЭТНОГЕНЕЗ»

     Андрей Грехов

      «АФРИКА»

      часть I

     «КИЦЮМЭ»

     У меня дурацкая работа, дурацкая жизнь и дурацкая фамилия. Фамилию я получил в

     детском доме. Какой то шутник, у которого наверняка была тройка по географии, смог

     запомнить название только этого континента. Моя фамилия Африка, просто Африка. При

     этом меня зовут Александр. Саша Африка - звучит, правда? Бог не дал мне темных курчавых

     волос, приплюснутого носа или темной кожи. Вместо этого он послал мне шутника, который

     в свидетельство о рождении записал фамилию Африка.

     Ну пусть, хоть и фамилия дурацкая, в школе меня почти не дразнили. Как дразнить

     такого человека? Только Африка.

     После школы я ушел в армию, остался на сверхсрочную. Возвращаться не хотелось.

     Потом война в Чечне. Для меня война кончилась в мае 1995 года. Как говорит официальная

     бумага: «При осуществлении неконтролируемого подрыва мины ПМН-4 получено ранение

     левой руки». Какое к чертям ранение, если кисть левой оторвало начисто. А

     неконтролируемый подрыв случился тогда, когда снимали с антенны нашего распятого

     товарища. Разматывали проволоку, которой тот был прикручен к телевизионной антенне.

     Стечение обстоятельств. «Лепесток» рванул как раз в тот момент, когда я полез в его карман

     за документами. Вот так, после пяти лет военной службы, я снова приехал в свой город. И

     что я умею? Умею только воевать. Карабах, Таджикистан, Чечня. Звание прапорщика, пустой

     рукав и две медали. На работу с трудом удалось устроиться в типографию размотчиком.

     Работа как раз для меня. Получил от горисполкома комнату в общаге. Жизнь продолжается.

     Жалеть себя не привык. Пить водку, чтобы забыть войну? А зачем? Я за пять лет сжился с

     войной, и все воспоминания и друзья тоже связаны с ней. Если все это забыть, что останется?

     Детдом?

     Поначалу с одной рукой работать было неудобно, но заводские умельцы за пять

     бутылок водки сделали отличный протез. Не рука, конечно, просто крюк из нержавеющей

     стали. Крюк, когда нет одной руки, действительно очень удобно. Можно легко удержаться за

     поручень в автобусе, нести сумку или прижимать краем протеза стопу бумаги, подавая ее в

     резак, при этом, не боясь себе отрезать пальцы. И люди не смотрят на тебя с такой жалостью,

     когда видят неуклюжую руку, затянутую в черную перчатку. Блестящий крюк скорее

     вызывает интерес и любопытство. Хорошо, что левая, а не правая…

     Правда, девчонки шарахаются, видя такую красоту. Все девчонки, кроме Лидки

     Смирновой, с которой я просидел в школе за одной партой целых 6 лет. Я, детдомовский,

     совсем не знающий родителей, и она, рано потерявшая отца и живущая в маленьком домике

     на краю города с матерью-алкоголичкой. Короче, Лидка была настоящим другом, и даже

     "своим парнем".

     Этот вечер начался как обычно. Я доехал до общаги на автобусе и плюхнулся на

     кровать. Идти на общую кухню и готовить ужин совсем не хотелось. Пятница. По коридору

     уже ходили соседи, шумно отмечающие очередное окончание рабочей недели. Сосед справа

     уже начал выяснять отношения со своей мощной половиной. Как бы это позже не переросло

     в побоище. Евдокия Ивановна баба во всех отношениях прямолинейная и жесткая. Пару раз

     подвыпившего мужа увозила "Скорая" с сотрясением мозга. Если в такой день вмешивалась

     милиция, то доставалось и ей. Похоже сегодня как раз такой день.

     Я достал чайник, налил из бутылки воды и воткнул в розетку. Чайник деловито

     зашумел и забулькал. До кипения дело так и не дошло. Свет в комнате погас, а визгливый

     голос в коридоре мгновенно объяснил причину: «Опять пробки вышибло, козлы…» Ну и

     дальше, но уже с другими выражениями.

     Скрипнула койка, неожиданно в комнате потянуло холодом. Я поежился и медленно

     поднялся с кровати. Кровать снова заскрипела и я медленно выдохнул. Блин, накатило что то.

     На секунду показалось, что в комнате есть кто то еще. Свет зажегся, чайник последний баз

     булькнул и отключился.

     В двери настойчиво и очень громко постучали. Я вздрогнул. Стук повторился и тут

     же раздался знакомый голос:

     - Открывай, Сашка! Это я, Лида! Да я знаю, что ты дома!

     Я открыл двери. Лидка, несмотря на льющий на улице дождь, стояла в какой-то

     немыслимой меховой жилетке и высоких белых сапогах. Длинные темные волосы распущены

     по плечам. Да, красота, да и только! Ошарашенный, я посторонился и пропустил Ритку в

     комнату:

     - Ну, ты и расфуфырилась!

     Она, довольно покружившись на месте и окружив меня восхитительным облаком

     дорогих духов, быстро затараторила:

     - Привет, Саня! Я ненадолго. Как видишь, устроилась, работу приличную нашла. И

     квартиру с подругой сняли. А я к тебе с деловым предложением!

     Я подвинул ей стул, а сам уселся на кровать. Она на стул не села, оперлась на спинку

     одной рукой и продолжила:

     - Ты слышал, наверное, что моя мамаша умерла?

     Я кивнул.

     - Так вот. Предложение у меня такое. Я хочу подарить тебе наш дом. Будешь там

     жить. Свой угол и все такое…

     Я недоуменно на нее посмотрел:

     - С тобой, что ли?

     Она надула губу и ухмыльнулась:

     - Нафиг мне сдалось это болото! Просто ты тут в общаге мучаешься, а я тебе целый

     дом предлагаю. Правда отопление печное и край города... А я тебе уже машину дров купила!

     - и она торжествующе посмотрела на меня.

     - Ну как?

     Я пожал плечами. Очень неожиданное предложение. Я никогда не жил в частном доме

     и о печке, дровах и воде не из крана имел очень смутное представление. Видимо, все это

     отразилось у меня на лице, потому что Лидка мгновенно помрачнела и сбавила свой

     уверенный тон:

     - Сань! Да не могу я его продать! Давала объявление - никто даже под дачу брать не

     хочет. Ну не под бульдозер же! Поживи, вдруг понравится?

     Я опять пожал плечами:

     - Ладно, только из общаги я пока выписываться не буду, вдруг все таки квартиру

     дадут. Обещали ведь.

     Лидка хмыкнула и выразительно покрутила пальцев у виска.

     - Ладно, одевайся, поехали хозяйство смотреть. Я на машине. А то мне к вечеру дома

     нужно быть.

     На улице стоял большой темно-зеленый джип. Я влез назад и осторожно откинулся на

     сидение. Мне до этого никогда не приходилось ездить на такой огромной машине. Да, здесь

     места нисколько не меньше, чем у меня в комнате. Я вздохнул и убрал левую руку в карман.

     Как бы не зацепить шикарную обивку своим крючком.

     Дорога прошла незаметно. Это тебе не на автобусе трястись или пешком по лужам

     топать. Едешь себе в тепле, музыка тихонько играет, на ямках ласково так покачивает. Вот и

     последняя улица. Почему то я думал, что здесь побольше домов. Еще не стемнело, и было

     видно, что узкую дорогу перегораживает гора напиленных деревянных чурок.

     Круто! - подумал я. А ведь дрова еще нужно колоть, таскать и складывать...И это все

     нужно проделать с одной рукой… Позаботилась…

     Лидка сняла с двери массивный замок и махнула рукой:

     - Заходи, только сразу не пугайся.

     Я сделал шаг и с размаху врезался коленом. Ритка схватила мою руку и уверенно

     потащила через темный двор. Она что то недовольно проворчала, пошарила рукой по стене и

     во дворе зажегся свет. Сразу бросилась в глаза ровная поленница дров, сложенная от стены

     до стены. Дальше располагались большие сени, в которых стоял старый и облезлый буфет.

     Одной ножки не было, и ее заменяла подходящее по размеру полено. Мы зашли в дом, и под

     потолком зажглась тусклая лампочка, прикрытая грязным стеклянным колпаком. Кроме этой

     лампы и печи, которая занимала половину кухни, не было ничего. То есть совсем ничего.

     Грязный пол, печь и все. А нет, не все. Еще были стены с облезшими обоями и мутные окна.

     Лида помрачнела:

     - Не думала, что так все запущено. Хоронили прямо из морга. Я же сама давно здесь

     не была. Ну ладно, не хочешь – не живи. Сама вижу, что здесь жить невозможно…

     Она отвернулась к окну и ее плечи стали вздрагивать. Я огляделся еще раз и положил ей

     руку на плечо:

     - Ладно, Лид, наверное, это не хуже общаги. Делов то… прибрать немного.

     Она резко обернулась. В ее глазах стояли слезы:

     - Сань, спасибо, что согласился! Правда не знала, что с домом делать! Ты же знаешь,

     после смерти отца мама сильно запила. Любила она его сильно…

     Лидка вхлипнула и решительно вытерла нос кулаком.

     -Не хочу больше сюда возвращаться. Ненавижу этот дом! Я заеду на следующей

     неделе и привезу документы на дом. Мне в наследство вступать не нужно, мать его давно

     на меня переписала. А я тебе его подарю! Я знала, что согласишься, и взяла у коменданта

     твою копию паспорта.

     Она отдала мне ключи.

     -Закрывай, теперь ты здесь хозяин.

     ***

      Через неделю, как Лидка и обещала, я стал домовладельцем. Почему то на работе и в

     общаге мне никто не позавидовал. Дом на самом краю города, без водопровода и удобств.

     На ремонт денег все равно не было, поэтому я раздобыл ведро известки, ободрал старые

     обои и как смог, побелил стены, потолок и печь. За домом обнаружил бочку, полную

     дождевой воды и несколько дней отмывал, скоблил и чистил полы.

     У меня никогда не было своего угла. Сначала кровать и тумбочка в детском доме,

     потом кровать и тумбочка в казарме, дальше в общежитии. Когда я с третьей попытки

     растопил печь и оглядел белые стены, желтый пол и старую вешалку с курткой, я впервые

     почувствовал себя дома.

     Общажные соседи шумно отметили мое новоселье и подарили старую кровать, стол,

     два стула, кастрюлю, громадную сковородку, пару тарелок и шесть стаканов. Евдокия

     выбила у коменданта мою комнату и сразу пробила дощатую перегородку. Увеличив

     таким способ свою жилплощадь, она подарила мне кучу вполне приличных занавесок со

     словами: «Держи, Саня, я сейчас себе в эти хоромы новые куплю!»

     При доме нашлась даже миниатюрная баня, которая топилась игрушечной печью.

     Короче, с бытом я определился. И в настоящее время мои мысли занимал старый буфет,

     который стоял в сенях и занимал там немалое место. Дело в том, что подаренные кастрюльки,

     тарелки и стаканы стояли на подоконниках и на столе и просто просились на полки. Я взял

     складной метр и сравнил ширину шкафа и дверного проема. Шкаф явно выигрывал в

     габаритах. Причем нижняя часть с массивными выпуклыми дверцами. А вот верх мне бы

     подошел идеально. Я подсунул свой левый крюк и попробовал приподнять. Нормально, не

     очень тяжело, если убрать все пустые бутылки и вынуть полки, пожалуй, и в одиночку

     справлюсь. Перетащив во двор все бутылки, я открыл двери и поставил две крепкие доски.

     Может он и легкий, но рука то, как не крути, одна. Протез имеет одно противное свойство –

     отцепляться в самый нужный момент. Я осторожно сдвинул его на доски и скатил на пол.

     Вот так, а теперь волоком до нужного угла.

     Мой новый буфет, почему то отказывался стоять ровно, все время, стараясь упасть

     прямо на меня. Пол в этом месте неровный что ли? Вроде нет. Тогда как он вообще стоял в

     сенях и ни на кого не падал? Я прошел в сени и глядел нижнюю часть буфета. Так и есть.

     Сверху лежал небольшой деревянный брусок. Я схватил его и за ним потянулась прилипшая

     клеенка. А под ней, в небольшом углублении аккуратно лежала тетрадь в коричневой

     обложке, тощая пачка фотографий и небольшой мешочек. Я собрал все в кучу и потащил в

     кухню. Буфет встал на место.

     Конечно, некрасиво читать чужие тетради и разглядывать фотографии, но раз этот дом

     теперь мой, наверное, я имею полное право. Если что, позвоню Лидке. Странно прятать

     семейный архив в таком месте. И видимо положили это туда уже давненько. Тетрадь и

     мешочек тронули следы плесени, а фотографии стали тускло-желтыми и хрупкими. Ладно,

     сначала фотографии. Их всего три. На первом без сомнения Лидкины отец и мать, совсем

     молодые, со смехом обнимают с двух сторон огромный камень. На второй трое мужчин:

     Лидкин отец, и с ним еще двое, все в военной форме без знаков различия. Я перевернул фото.

     Еле видимыми чернилами было написано. Я, Железнов и Краско, полигон. Даты не было. На

     последней фотографии опять был отец, держащий в обеих руках по внушительному свертку.

     Сзади было написано: Лида и Лада. Интересно… Что то про сестру от нее я не

     слышал…Никогда. Вообще то вполне может быть, что это никакая не сестра, просто дали

     подержать еще какого-то ребенка. Но на заднем плане, хоть и совсем плохо видно, мать и

     явно медицинские работники. Спрашивать, как то не хочется. Семейная тайна. Скелеты в

     шкафу и все такое.

     Я раскрыл тетрадь. Вот здесь вообще было все непонятно. Большая часть тетради

     было исписано ровным, но совершенно непонятным почерком. Из понятного только цифры –

     видимо даты. Остальное – плавные линии, переходящие в закорючки, подчеркивания и

     палочки. Так, а что в мешочке? Мешочек явно из хорошей кожи и завязывался кожаным

     шнурком. От времени кожа высохла и развязать тугой узелок стало невозможно. Почему то

     мне представился огромный бриллиант, бережно хранящийся между половинками буфета. Я

     коротко хохотнул, отстегнул от пояса перочинный нож и, поколебавшись несколько секунд,

     разрезал шнурок. На стол выпала металлическая фигурка лисицы. Лисица не лежала, она

     стояла на задних лапах, опираясь на толстенный хвост. Фигурка была сделано удивительно

     красиво, на лапках были видны даже миниатюрные коготки и шерстинка лежала к

     шерстинке. На шее был заклепан блестящей ошейник, и от него тянулась прочная

     металлическая цепочка. Да, классная вещь! Я взял ее в руку и тут же уронил от

     неожиданности. Фигурка была холодной как лѐд, и руку свело так, как будто я только что

     ударился локтем. На лбу выступил холодный пот, и я нервно огляделся. На секунду мне

     показалось, что за спиной кто то стоит. Вот черт! Свихнуться не хватало в этом странном

     доме. Я тетрадью отодвинул фигурку на середину стола и занялся ужином. Трогать ее рукой

     совсем не хотелось. Поужинал, потом слушал приемник. Но мысли постоянно возвращались

     к странным находкам. Зачем вообще их нужно было прятать? Конечно, это совсем не мое

     дело. Но Лидке позвонить, наверное, стоит.

     На следующий день вечером я сидел перед телефонным аппаратом. Все утро и целый

     день я думал, что сказать Лиде. Она конечно свой в доску парень, но… Эти НО множились и

     мешали набрать номер. Совесть что ли мучает? Дела семейные, а тут я лезу… Я набрал номер

     и стал слушать гудки. Один, два, три…после шестого или седьмого трубку взяли и я услышал

     осторожное:

     - Алло?

     - Лида, привет! Это ты?

     - Нет, это ее соседка. Я сейчас ее позову. Но нам запрещено пользоваться хозяйским

     телефоном, так что недолго болтайте.

     Ну вот, нарвался. Из трубки доносилась музыка, перемешанная с взрывами смеха.

     Праздник у них там что ли?

     - Да! Алло! Это я!

     - Лид, привет! Это Саня Африка! Я тут в доме нашел кое что...

     - О, Саш, привет! Что нашел, брось в печку. Наверняка рухлядь, какая то.

     - Лид, я нашел фотографии и тетрадь, - почему то про фигурку я решил пока ничего не

     говорить.

     - Ну и что? Я же говорю, брось в печку. Какие мне нужно было фото, я забрала у

     мамы, когда уезжала учиться. Я вообще все тогда забрала.

     - Слушай, я хочу у тебя спросить одну вещь. У тебя сестра была?

     Лидка так захохотала в трубку, что в ухе зазвенело:

     - Сань, ты пьяный что ли? Я одна у папы с мамой, и двоюродных тоже нет, и

     троюродных. Ты решил про мою родню узнать? Есть мамина сестра, только она ее старше

     лет на 12 и насколько я знаю, у нее детей никогда не было. И вообще она старая, злющая

     карга. Меня отправляли несколько раз туда на лето. Жила как в казарме!

     - Просто я нашел фотографию, где твой отец держит на руках двух грудных детей и

     подумал…

     - Саш, перестань! Я же говорю тебе, я одна у родителей. Я бы ведь помнила. У тебя

     все нормально? Нам квартирная хозяйка не разрешает по телефону трепаться, он у нее

     параллельный. Слушай, приезжай в гости, я тебе такую экскурсию устрою!

     - Может и приеду…

     В трубке раздался чмок, совершенно меня оглушивший:

     - Ну ладно, пока, Саня, а то меня Толик заждался, - и короткие гудки.

     Ну вот и поговорили...

     В трубке раздались короткие гудки.

     - Чего это ты тут делаешь, а? Звонил куда то?

     Наш сторож дядя Миша ходил в войлочных туфлях и всегда подкрадывался

     абсолютно бесшумно.

     - Звонил, дядя Миша. Лиде Смирновой в Екатеринбург.

     Дядя Миша неодобрительно пошевелил усами и недовольно забурчал.

     - Ну вот, звонят все по межгороду, а директор потом с меня спрашивает. И чего ты,

     Саня, не как все люди. Подошел бы, попросил, я же не отказал бы.

     «Ага, попросишь тебя! Ты будешь час ломаться и намекать прозрачно, что спасибо в

     стакане не булькает, и благодарность хорошо видна на дне стакана. Знаем, проходили уже».

     - И чего ты не как человек, продолжал бурчать он. - Вон мужики собрались в пятницу,

     посидели, поговорили, душу отвели. А ты один как бирюк какой то. Знаю, что на войне был.

     Ну так что? Был и был. Ты к людям попроще, и они к тебе добрее будут.

     Я молча стал натягивать куртку. Это я уже слышал сто раз. И не только от дяди Миши.

     Все хотят устроить мою судьбу. Дают советы. Сочувствуют. Не помню откуда это: « Не

     учите меня жить, лучше помогите материально!» Я усмехнулся и дядя Миша тут же

     ощетинился:

     - Ты чего, парень, зубы скалишь? Слушай лучше старых людей! Давай топай уже, а то

     мне закрывать нужно!

     Через стеклянную дверь я видел, что к остановке уже подъезжает автобус. Если

     выбегу прямо сейчас, точно успею. Но вредный старик тоже увидел его и стал нарочно

     медленно возится с ключами. Автобус моргнул поворотником и отъехал. Дверь тут же

     открылась. А автобус последний. Теперь мне шесть километров домой топать. Хорошо, что

     грязь сегодня уже успела подмерзнуть. Я поглубже затолкал руки в карманы и зашагал по

     обледенелой дороге.

     «Значит, Лидка ничего не знает про эти фотографии. Может съездить к ней и показать

     все? А что показывать? Может действительно чужой ребенок, просто для хохмы сунули. А я

     приеду и скажу: «Здравствуй, Лида, познакомься, это твоя сестра!» Нужно прочитать как то

     эту тетрадь. Легко сказать, прочитать. А как? Можно конечно и со словарем, если узнать

     какой это язык. А как узнать то? Сходить к нашей классной руководительнице? Она точно

     подскажет. Завтра как раз суббота.

     Назавтра я с утра стоял возле знакомой двери, держа в руках пакет с конфетами и

     недорогой букет. Старую тетрадь я засунул во внутренний карман куртки. Сначала на звонок

     долго никто не открывал. Наконец в передней послышались шаркающие шаги. Щелкнул

     замок и дверь открылась.

     - Здравствуй, Саня! Проходи, раздевайся.

     Я смущено сунул ей в руки конфеты и цветы и стал стягивать куртку. Чтобы не

     смущать старушку, свой крючок я сегодня отстегнул и прикрутил к протезу неуклюжую

     руку, затянутую в черную перчатку. Сколько я уже лет у нее не был? Шесть или семь? А

     ничего не изменилось. Книги до потолка, маленькая комната со старым диваном и

     продавленными креслами, крохотная кухня.

     - На кухню! Проходи на кухню! Я чайник поставила, сейчас с тобой чайку попьем!

     Она суетилась, расставляя блюдечки с вареньем, доставая печенье, открывая коробку

     конфет. Ну, я и скотина! Не мог раньше прийти проведать. Просто так. Уши предательски

     запылали как в школьные времена. Пытаясь скрыть смущение, я хлебнул обжигающего чаю.

     Сколько она с нами намучилась… А она ведь с нами и в походы ходила, и в зарницу играла,

     хоть и тогда ей уже было за шестьдесят. Я даже пару раз у нее ночевал, а чай пил и не

     сосчитать. Она села напротив меня и посмотрела поверх очков:

     - Ну ладно, Сань, я же знаю, что ты по делу пришел. Вон у тебя и уши от нетерпения

     горят, - она тихо засмеялась.

     - Майа Николаевна, вы как всегда правы! – я метнулся в коридор и вытащил из куртки

     завернутую в пакет старую тетрадь.

     - Вот! Подскажите, пожалуйста, на каком языке тут написано. Мне бы только узнать, я

     и сам переведу, со словариком. Она сдвинула очки на самый кончик носа и открыла обложку.

     Несколько минут она медленно перелистывала тетрадь. Потом закрыла и отодвинула на угол

     стола.

     - А знаешь, Саня, я тебе и вправду смогу помочь.

     - А какой это язык?

     Она опять тихо засмеялась:

     - Ты не поверишь, но это русский.

     Я так растерялся, что даже рот открыл от изумления:

     - Как русский? Тут же ничего не понятно. Палочки, закорючки, подчеркивания. Как в

     прописях для первого класса.

     - И все равно это русский язык. Ты когда нибудь про стенографию слышал? Или

     скоропись по другому.

     Я отрицательно помотал головой.

     - Это такой способ письма, позволяющий записывать свои мысли намного быстрее,

     чем остальные люди. Естественно прочитать такие записи тоже могут только люди, которые

     владеют стенографией. Человек, который писал в этой тетради, владеет не просто

     стенографией. Мне кажется это фоностенография. Видишь, тут не просто сокращения букв и

     слов, а как бы нотки. В 70-е годы на одном из семинаров для учителей очень расхваливали ее

     преимущества. Я даже купила учебник, но научится так и не смогла. Может усидчивости не

     хватило, может времени. Но учебник у меня остался. Сейчас принесу.

     Она вышла в коридор и нагнулась очень близко к полкам, разглядывая корешки.

     - Вот держи. Книга старая, но хорошая, написано все очень понятно. Возвращать

     можешь не торопиться, она мне не нужна. Если сам увлечешься этим, вообще можешь

     оставить у себя.

     - Майа Николаевна, спасибо огромное!

     Она усмехнулась и долила мне еще чаю.

     Я пришел домой и открыл книгу. Александрова О.С. «Фоностенография»,

     издательство « Картя Молдавэнскэ», 1968 год. Пролистал вперед. Да, действительно, многие

     закорючки очень похожи. Решил попробовать расшифровать блокнот по буквам. Для этого

     выписал начертание согласных в столбик. Ха, а гласных то совсем нет, только различаются

     по высоте. Положил рядом блокнот и стал искать похожие символы. Где то через час я понял,

     что они все чем то похожи друг на друга. Простым наскоком справиться не получается,

     будем брать в осаду.

     Купил в киоске несколько школьных тетрадей в косую линию и сел за уроки.

     Выписывал упражнения, выполнял. Выучив написание и алфавит, стал переписывать

     короткие заметки из газет. Днем на работе переписывал, а вечером старался прочитать свои

     каракули. Ничего не получалось! Если я не могу прочитать собственные закорючки, про

     чужие и речи быть не может. Но меня это захватило. Расчертил дополнительно тетрадь

     наподобие нотной. И вот наконец прочитал первые слова. Пока только свои. В тетради слова

     написаны очень быстрым, почти летящим почерком. Приходилось копировать значки в свою

     «нотную» тетрадь, писать варианты слов. Удивительно, но стало получаться! Как будто

     запертая дверь начала потихоньку открываться…

      15 января 1976 г.

      С нового года я работаю в Главном управлении КГБ СССР. Два месяца назад я даже

      помыслить не мог, что меня, вчерашнего аспиранта института Азии и Африки, примет в

      свои ряды самая могущественная организация нашей страны. И не просто перевели, а даже

      выделили для нас с Лизой хорошую комнату, недалеко от работы, с прекрасной квартирной

      хозяйкой. Лиза долго сомневалась и не хотела переезжать в большой город. Все-таки

      шестой месяц беременности.

      Мне выделили стол и стул. Прямо напротив меня сидит довольно пожилой

      подполковник с шикарными седыми усами. Он мне представился как Краско Олег

      Степанович. Слева, около двери еще один стол. На стуле небрежно брошен капитанский

      китель, а за столом сидит крепкий рыжий парень чуть старше меня. Как только я вошел,

      он поднялся и крепко пожал мне руку.

      - Максим Железнов.

      Кабинет просторный, только уж очень захламлен подшивками газет. На шкафах,

      столах и даже на полу стопки прошитых газет. Хоть наш отдел и называется

      информационно-справочный, информации от него поступает совсем немного. Целыми

      днями я читаю газеты. Ладно бы газеты были новыми, так нет. В большинстве это

      старые, потрепанные подшивки, иногда и дореволюционные. Какую ценную информацию

      там можно почерпнуть? - я не понимаю. На моем столе газеты только китайские, у Краско

      лежат подшивки на китайском. английском, французском и даже японском языках. Он

      вообще интересный человек. Все детство и юность провел в китайском Харбине, куда

      бежали от Великой Октябрьской революции его отец и мать.

      Вообще, на работе мы общаемся исключительно на китайском. За русское слово –

      штраф 20 копеек, за неправильно построенную китайскую фразу – 5 копеек. Оказывается,

      мой китайский не так уж и хорош, и трехлитровая банка на подоконнике постепенно

      наполняется моими пятаками. Монеты по 20 копеек в банку кидает исключительно капитан

      Железнов. Пролистав очередную подшивку, он вполголоса матерится, естественно на

      русском, густо краснеет, и бросив монету в банку, уходит курить.

     На первую дату дневника у меня ушло вечер пятницы, вся суббота и почти все

     воскресенье. Разогнул затекшую спину, я прошагал по комнате. Интересно, то как! Но за

     своим интересом я незаметно подмел все свои продуктовые запасы. Надо идти в магазин, а то

     с утра и завтракать нечем будет. Я оделся и сунул металлическую фигурку лисицы в карман,

     в очередной раз получив ледяной заряд в руку. От моего дома до первого продуктового

     магазина ровно тысяча двести шестьдесят шагов. А если до остановки еще пятьсот с

     небольшим. Может и далековато, но мне нравится. Район тихий, машин вообще не слышно.

     Идешь утром на работу, вдыхаешь чистый, прозрачный воздух. Привычка считать шаги

     осталась с армии. Вот и первые многоэтажки. Но до магазина я дойти не успел. От темного

     подъезда отделились две фигуры и решительно направились ко мне. Один шагал прямо ко

     мне, второй заходил слева, отрезая мне путь к отступлению. Все ясно, «тихий» район

     закончился.

     - Закурить не будет?

     Пропитый, гнусавый голос. Понятно, что за этим сейчас последует. Если ты куришь,

     то почему угощаешь только меня, а друга нет. А если не куришь, значит, жлоб и не хочешь

     поделиться с хорошими парнями. Грабят короче. Я отодвинулся поближе к стене. Отвечать

     им совсем не обязательно. С двоими мне все равно не справится. Денег в кармане немного.

     Даже если отдам их сразу, отгребу по полной. Ладно, повоюем!

     - Чего нужно?

     - Сигаретой угости! – парень улыбался во все свои двадцать два гнилых зуба. Второй

     сделал шаг вперед: - Ага, и спичками тоже…

     Так, второй шатается и еле стоит на ногах. Но бить нужно того, кто начал разговор.

     Правой рукой я сжал лисицу в кулаке. Ледяной укол и фигурка стала теплеть и тяжелеть в

     моей ладони. Конечно, до полноценной свинчатки ей далеко, но все равно…

     - Ты чего молчишь, чушок!? – надрывно заорал парень и рванул меня за рукав. Все,

     погнали! Я коротко размахнулся и ударил его в лицо. Попал удачно, кровь хлынула из

     разбитого носа, и он отступил назад. Слева раздался щелчок. А вот это уже плохо.

     Выкидуха… Порежут…Ладно, подставлю левую руку. Только бы протез не соскочил с

     ремней. Эй, влепить бы этим козлам по девять граммов свинца… Я медленно потянул левую

     руку из кармана. И тут я почувствовал. Они меня боятся! Первый, вытирая с лица рукавом

     кровь и сопли сделал два судорожных шага назад, но не удержался и упал задницей на

     асфальт.

     - Ты чего, парень…Опусти волыну то…

     И вот тут я почувствовал в своей руке пистолет. Реально тяжелый, удобно сидит в

     ладони и готовый для стрельбы. Вот только с левой руки стрелять не очень удобно…

     Большой палец потянулся и взвел курок. В тишине звук получился резкий и сильный. Парни

     дернулись и попятились. Сделали несколько шагов вперед спиной, потом резко повернулись

     и скрылись за углом дома. А я стоял и смотрел на свою руку, в которой секунду назад лежал

     пистолет. Ничего нет - только блестящий крюк протеза.

     Я купил хлеба, пачку чая и небольшой кусок колбаски и двинулся домой. Что это

     было? Неужели они до такой степени залили свои шары водкой, что не смогли отличить мой

     крючок от ствола пистолета. Один может быть, но сразу оба? Маловероятно. Да я и сам

     ощущал в руке тяжесть пистолета. Указательный палец лежал на курке и готов был

     выстрелить. Но все дело в том, что руки то как раз и нет! Всем примерещилось?

     Галлюцинация? Мираж? Вот и дом. Я запустил руку в карман и вместе с ключами вытащил

     лисицу. На этот раз ледяного удара не было. Теплый, нагревшийся в кармане металл. Я

     поставил чайник на плитку и углубился в расшифровку, оставив себе для сна четыре часа.

      22 января 1976 г.

      Сегодня Краско подошел к банке и демонстративно бросил туда бумажный трояк.

      - Владимир, давайте я объясню, что мы ищем в этих газетах.

      Он ухмыльнулся в усы и продолжил:

      - Если ты заметил, газеты чаще всего не центральные с шикарными передовицами, а

      провинциальные, где печатают помимо партийной линии всякую ерунду. Знаю, читать эту

      галиматью иногда просто нет сил. Но читать нужно! Ищи в этих газетах необычное. Если

      хоть что то тебе покажется странным, повторяю – только покажется, делай выписку и

      ложи мне на стол. Потом вместе будем думать. Но читай все! Даже частные объявления и

      происшествия.

      И добавил уже на китайском:

      - Все, пошли в спортзал.

      Физическая подготовка здесь на уровне. Три раза в неделю, с полной отдачей.

      Стрельба, бег, рукопашный бой и даже скалолазная подготовка. Можно подумать, что мы

      не кабинетные работники, а какой то спецназ. Подполковник, несмотря на свои

      шестьдесят, в отличной форме. У меня глаза на лоб вылезли, когда он лежа стал жать

      штангу за сто килограмм. Капитан Железнов вообще все делает на высшем уровне: бегает,

      дерется и стреляет. Только секунду смотрит на мишени, а потом начинает стрелять,

      почти не целясь, и всегда в десятку. Скидку на то, что я новичок мне никто не делает.

      После спортзала слова расплываются и теряют свой смысл. Я сосредотачиваюсь и читаю,

      читаю, читаю…

     Будильник дребезжал и подпрыгивал. Как хочется схватить его и с размаху запустить

     в стену. Голова разламывалась. Перед глазами мелькали черные точки. И палочки и черточки.

     Ну и ладно, зато дело пошло. Я стал и направился к умывальнику. Потер подбородок.

     Побриться бы совсем не помешало. Ладно, если останется в чайнике вода. Солнце заглянуло

     в окно и по стенам забегали солнечные зайчики. Лисица стояла на столе, и лучи играли на

     металлической шерсти. Они не просто отражались как от зеркала, а как будто вспыхивали и

     повисали в воздухе. Удивительная вещь. Я пил чай и любовался игрой света. Потом

     помедлил секунду и решительно надел цепочку на шею. Ласковое тепло разлилось по груди,

     как будто согретая солнцем фигурка сейчас отдавала мне свое тепло.

     Подморозило, лужи сверкают таким нестерпимым блеском, что глазам становится

     больно. Автобус, тяжело переваливаясь на ухабах, подъехал к остановке, и я прошел к задним

     местам. Ехать минут двадцать пять, так что успею еще подремать. На следующих остановках

     народу набьется битком. Левый глаз щурится и чешется, как будто песка туда насыпали.

     Ладно, приеду на работу, гляну. Наверное, четырех часов для сна маловато… Я закрыл глаза.

     Поплыли разноцветные пятна, гул голосов, ругань, завывание двигателя и вонь дизеля…

     …Дорога спускается круто под гору. Из под колес фонтанчиками вылетает щебенка.

     Пыль лезет в нос и глаза. Сижу прямо у заднего борта. Вот проплыл расстрелянный

     дорожный указатель. Дорога уплывает и тонет в сплошном облаке пыли. В глубине кузова

     стоны и негромкий, тихий плач. Вывозим раненых. Не наших, местных. Женщина с

     посеченными осколками ногами, дед с оторванной рукой. Маленький мальчик с замотанной

     грязноватым бинтом головой. Когда же все это кончится? А на дороге обгоревшие и

     сброшенные вниз машины. Не повезло кому то. А что будет, когда нас отсюда уведут.

     Постоянно ведутся разговоры, что мы здесь на птичьих правах. Поступил приказ о выводе, но

     наши отцы командиры не торопятся. Может и правильно. Без нашего сопровождения эту

     колонну расстреляют в два счета. Мимо проплыл дорожный указатель. «Зара». Буквы

     потрескались, металл перекосился от множества пулевых отметин. Где то слева раздался

     резкий стук пулемета и прямо надо мной в брезенте появились круглые ровные просветы.

     Грузовик резко затормозил, я валюсь на спину и дергаю затвор автомата. Глухой взрыв

     ударил по ушам…

     Я проснулся. Автобус стоял на месте, а кругом шумели люди.

     - Колесо, что ли лопнуло? Не, выхлопная труба бабахнула! На работу бы не

     опоздать…

     В стекло я видел озадаченное лицо водителя. Он с хмурым видом пинал заднее колесо,

     обошел автобус кругом. Поехали.

     Автобус остановился и типографский народ вывалился на морозный воздух. Странно,

     но двери типографии были закрыты. Рядом топтался дядя Миша, переступая на бетонном

     крыльце своими серыми подшитыми валенками.

     - Дядь Миша, ты чего не пускаешь?

     - Ключей нету.

     - Вот те раз! Ты же сторож! Неужели умудрился и ключи пропить?

     Дядя Миша зло сплюнул себе под ноги:

     - Директор вчера забрал, а меня домой отправил. Сказал, что срочной работы много,

     засидится до утра. Вот стою и жду. И вы постойте!

     Мужики загомонили и дружно закурили. Женская половина отошла в сторону.

     Печатник Пашка Обухов передвинул папиросу в угол рта:

     - Слушай, анекдот. Пришел как то раз в чум к чукчу геолог и удивляется:

     - Чукча, у тебя консервов полный чум, а ты с голода пухнешь и тощий как палка! А чукча ему

     отвечает: - Однако, газету открыл – там Ельцин, радио включил – снова Ельцин. Теперь,

     однако, боюсь консервы открывать!

     Столб табачного дыма на секунду завис, а потом раздался дружный хохот. Окурки

     полетели в урну.

     - Холодает что то, мужики! Где этот директор долбанный?! Зарплату не платят, да еще

     на работу погреться не пускают!

     На этот раз никто не засмеялся. Возле ворот тормознула серая «восьмерка». Темное до

     черноты стекло опустилось. Бритый парень в спортивном костюме нетерпеливо посигналил и

     выкрикнул:

     - Директор кто из вас?

     - Нет его. Сами ждем!

     Стекло поднялось. «Восьмерка» выбросила камешки из под передних колес и с ревом

     скрылась за поворотом.

     - Не нравится мне это что то… - с нажимом произнес Пашка и направился к

     женщинам.

     - Людмила Ивановна, сходи, позвони ему что ли? Долго здесь мерзнуть будем?

     - А чего я то?

     - А кто у нас бухгалтер? Не Мишу же посылать…

     Она недовольно кивнула и медленно направилась в сторону проходной мебельного

     цеха. Через пятнадцать минут она появилась из проходной красная и взволнованная.

     - Позвонила я ему домой. Жена ревет, милиция там у них. Полина говорит, что кредит

     на оборудование в пятницу вечером получил. Да я и сама видела, как он деньги в сейф

     складывал. Газету же цветную печатать собирались. Ой, вдруг всплеснула она руками , -

     теперь и меня по милициям затаскают! А я еще и поручителем выступила в банке - она

     грузно опустилась на скамейку.

     - Все…кина не будет – подвел итог Пашка. Увѐл наш директор денюжки! Пошли по

     домам. Если нужны будем – вызовут. Эх, вмазать бы сейчас грамм по сто с такой радости…

     - Неплохо. А деньги есть?

     - Нет, конечно. Но можно на товарную станцию зайти, разгрузить вагон по быстрому,

     а потом и выпить с устатку с хорошим настроением. Еще и на жизнь останется.

     Женщины пытались протестовать, а мужики уже потянулись нестройной колонной,

     оживленно переговариваясь и окутывая себя облаками дыма. Посмотрел на часы. До

     следующего автобуса целый час, а за это время я пешком до дома дошагаю. Потеря работы не

     радует, но если экономно, то и пенсии хватит. Я не успел сделать и десяток шагов, как сзади

     скрипя подвеской, подъехал желто-синий УАЗ.

     - Саня! Погоди, разговор есть!

     Из-за руля медленно вылезал наш участковый Пал Палыч. Точнее пытался вылезти.

     Мешал живот. Через несколько секунд борьбы Палыч сдался и указал на пассажирское

     сидение:

     - Садись, давай!

     Я открыл дверцу и плюхнулся на продавленное сидение.

     - Ты домой, что ли направился?

     - Ага, типография закрыта.

     - Давай тогда до дому довезу, по дороге и поговорим.

     УАЗ несколько раз чихнул и медленно покатил по обледенелой дороге.

     - Резина старая, лысая совсем. Новую не дают, говорят проще эту машину в утиль

     списать. Мы вчера ночью у киоска двух гопников задержали, пока они двери там ломали.

     Так они утверждают, что ты их чуть из пистолета не застрелил, когда они взаймы у тебя

     попросили. Никакую игрушку себе с войны не принѐс?

     Я вытянул руку из кармана.

     - Нет, только это.

     - Я так и думал. Но опера у нас молодые и ретивые, все бандитов ищут. Написали мне

     поручение, чтобы я с тобой поговорил и с твоего согласия помещение осмотрел на наличие

     оружия, наркотиков и валюты. Ну как, приглашаешь в гости?

     - Приглашаю. И даже чаем могу угостить.

     - Чай это хорошо. Кто же в такой холод от чая отказываться будет.

     Минут через пятнадцать Пал Палыч с кряхтением вылезал из-за руля.

     - На пенсии уже. Вес, давление, сахар подскакивает, а начальство пока не отпускает.

     Некому говорит, работать. Видимо спишут подчистую меня только с моим УАЗом.

     Он оглядел мою панцирную кровать, облезлый буфет, решительно отодвинул в

     сторону стул:

     - Не держит меня в последнее время мебель. Разваливается. Сань, будь другом,

     принеси со двора чурбак. Бумагу здесь напишу, ты распишешься и поеду.

     Я принес чурбачок и положил на него газету. Пал Палыч надел очки, достал из

     потертой папки бланк, ручку и стал старательно писать. Вопросов он больше не задавал. Ну,

     ему и виднее. Смотреть на него было интересно. Он хмурил брови, таращил глаза за

     толстыми стеклами очков. Иногда подпирал языком щеку или дергал себя за ус.

     Закончил писать не скоро. Чайник успел закипеть даже на моей слабенькой плитке. Он

     подвинул ко мне исписанный лист, а к себе кружку с чаем.

     - Внизу напиши: «С моих слов записано верно, мною прочитано» и распишись на

     обеих сторонах. Только прочитай сначала, а то вдруг я тебя в разбойники записал.

     Я пробежал глазами, накорябал две строчки, расписался и протянул ему. Он убрал

     лист в папку и с шумом втянул в себя кипяток.

     - Бедновато живешь.

     - Ну все равно лучше, чем в общаге толкаться.

     - Это точно. Сань, ты пьешь что ли?

     - С чего бы?

     - Да глаза у тебя ненормальные. Красные и разноцветные что ли… Наркотиками не

     балуешься?

     Я отрицательно помотал головой:

     - Это после контузии у меня. На погоду, наверное.

     Пап Палыч смешался и в два глотка выпил чай.

     - Ладно, провожай. Поеду в отдел, отдам этим ретивым твое объяснение.

     УАЗ, скрипя подвеской, так же медленно двинул по дороге. Я подошел к зеркалу.

     Точно. Один глаз голубой, другой зеленый. Чертовщина какая то…

      1 марта 1976 года

      За чтением газет прошел январь и февраль. Иногда я ловлю себя на мысли, что в

      голове крутятся только имена партийных руководителей всех уровней и их многочисленные

      лозунги. Китай вроде наш, коммунистический, но не поймешь враг или друг. Чего только

      стоит такой плакат, отпечатанный в одной из газет: «Долой советский ревизионизм!».

      Подпись снизу — «Разобьѐм собачью голову Брежнева! Разобьѐм собачью голову Косыгина!»

      Хотя в одной из старых газет встречался другой, совсем противоположный плакат:

      «Русский с китайцем братья навек!» Политика…

      7 марта 1976 года

      Сегодня Лизу увезли в роддом прямо во время моего дежурства. Я сижу в кабинете,

      каждые полчаса поднимаю трубку телефона и накручиваю номер родильного отделения.

      Наконец усталая медсестра тихо шепчет в трубку:

      - Не звоните сюда. Ночь ведь. Спят все. Давайте телефон, я сама позвоню, как

      Смирнова родит.

      Я продиктовал телефон и уселся за газеты. Газета «Жиньмин Жибао», вчерашняя.

      «Активисты вышли на уборку улиц», «Критикуй Линь Бяо и Конфуция!», «Курс партии

      неизменен!»…. А вот это уже что то интересное… Крестьянин провинции Шэньси Ян Джи

      Вон, при копке нового колодца, обнаружили древнее захоронение. Были подняты на

      поверхность земли голова и части скульптур, сделанных из обожженной глины.

      Председатель уезда остановил работы и огородил место. Я отчеркнул заметку и положил

      газеты на стол Краско.

      В 7.30 телефон зазвонил. Радостный голос прокричал в трубку:

      - Смирнов? Радуйтесь папашка, близнецы у вас!

      Еще два часа до окончания дежурства! Скорей бы! И в роддом! Ерунда, что не

      пустят. Просто постоять под окнами, побродить по небольшому парку вместе с такими

      же очумевшими папашами.

      7 марта 1976 года, вечер

      Но дежурство на этом не закончилось. Утром Степаныч быстро прочел

      подчеркнутую заметку и бросил в этот раз по-русски:

      - Никому пока не уходить! Я к начальству!

      Железнов, сбросив пальто, несколько раз подряд прочел газету и я увидел, как глаза

      его заискрились:

      - Слушай, Володька, а ты везунчик!

      И ничего не объясняя, уселся за свой стол.

      Краско вернулся в кабинет только через час. Бросив папку в ящик стола, он пожевал

      седой ус:

      - Максим, ты прямо сегодня едешь в командировку в Китай. Вылетаешь спецбортом

      через два часа, все уже подготовлено. Поедешь прямо в эту провинцию, и постараешься, как

      следует все разузнать. Там есть чиновники, которым наша контора немного доплачивает.

      Если там понадобятся землекопы, становись землекопом! Вообще начальство очень

      недовольно нашей работой. И прошу тебя, без самодеятельности. Как только что то

      узнаешь, немедленно обратно! Ты все понял?

      - Теперь ты, Володя. Ты должен в кратчайшие сроки собрать весь доступный нам

      материал про этот район. Мы должны точно знать, что там раскопали китайцы.

      Абсолютно весь, включая легенды и сказки! Я тебе дам пропуск в академический зал в

      Ленинку. Там уже в курсе, готовят материал. Все ребята, за работу!

      Степаныч несколько раз прошагал кабинет из угла в угол:

      - Стоп! Володя, отставить! В Ленинку завтра, а сегодня к жене в роддом. И

      поздравляю с рождением дочек!

      Я выскочил из управления и побежал в сторону роддома. Сейчас мне не нужно было

      ни такси, ни автобуса. К своей милой Лизе я бы добежал и на край света. Купив за трешку у

      пронырливого мужичонки букет темно-бордовых гвоздик, я подбежал к приемному покою.

     - Мне бы к Смирновой!

      Старушка в толстенных очках на секунду оторвалась от своего вязания и небрежно

      проронила:

     - Приема нет.

     - Да знаю, что приема нет. Мне на службу. Разрешите повидать ее или хотя бы

      врача.

      Санитарка отложила в сторону свой недовязанный носок и поглядела на меня сквозь

      очки в старомодной черепаховой оправе:

     - На службу ему…А документ есть какой?

      Я достал служебное удостоверение и молча протянул старухе. Лень и небрежение

      сразу куда то улетучились. Она выскочила из-за стола и кинулась со всех ног в коридор. Я

      услышал сдавленный испуганный шепот:

      - Ольга Сергеевна, тут к вам товарищ из главного управления КГБ. У него жена

      утром родила. Просит посещения, говорит, что на службу… А я ему говорила…

      Из кабинета вышла высокая худая женщина в белом халате.

      -Елизавета Николаевна утром только разродилась. Сейчас отдыхает. Роды прошли

      без осложнений. Девочки и мама чувствуют себя хорошо. Я могу разрешить пройти в

      порядке исключения, но только на одну минуту. Ну и конечно, придется переодеться! Баба

      Таня, дайте ему чистый халат подлиннее и тапки. И цветы у него заберите, а то он не

      знает, куда руки деть, - и доктор от души рассмеялась.

      Мы шли по коридору, мне было стыдно, что я воспользовался своим служебным

      положением. Женщины в коридоре тихо ойкали и убегали в палаты. Войлочные тапки были

      такие огромные, что я пару раз чуть не оставил их на ступеньке. Дверь со стеклянным

      окошечком открылась, и я увидел Лизу. Она лежала на высокой кровати и улыбалась:

      - Неугомонный ты, Володька! Сюда то зачем пробился? Тут женщины рожают. Ты

      наверное всех запугал тут.- И она тихонько засмеялась. А я стоял как дурак , перебирая в

      руках стебли гвоздик и чувствовал, как краска от ушей медленно сползает на лицо и шею.

     - А цветы лучше доктору отдай.

      Я повернулся и протянул цветы докторше. А она уже тянула меня за рукав.

     - Все, пойдемте! Вашей жене отдых нужен!

      Потом я долго еще бродил по маленькому парку, подставляя лицо ласковому

      весеннему солнцу. Рядом стояли мужики, выкрикивая имена своих жен, поминутно

      спрашивая «на кого похож» и требуя показать родное чадо хотя бы через окно.

      9 марта 1976 года

     

      На следующий день я с утра уже сижу в Ленинской библиотеке и делаю выписки по

      представленному мне материалу. По всему выходит, что китайский крестьянин

      натолкнулся ни больше не меньше, а на гробницу первого императора династии Цинь – Цинь

      Шихуанди. Того самого, что объединил Китай и достроил Великую китайскую стену.

      Странно, почему этим так заинтересовалось наше управление. По всем источникам

      выходило, что этот повелитель построил себе огромную гробницу, чтобы «властвовать во

      вселенной вечно». Странно, что эту гробницу обнаружили только сейчас.

      Хотя…гробницами фараонов ученые всерьез заинтересовались только тогда, когда уже

      большинство из них было разграблено. Да и материал весь какой то односторонний.

      Исторические справки, географические карты, схемы. Ну вот например, Сыма

      Цянь сообщает, что через год после восхождения на престол в 246 году до н. э. 13-летний

      Ин Чжэн (будущий Цинь Шихуанди) стал строить свою гробницу. Как то не вериться, что

      в голову подростка могла придти такая идея. Ладно, диссертации мне на эту тему писать

      не нужно, поэтому обзорных записок, я думая, хватит. Я собрал книги и свои записи и

      покатил тележку к столику выдачи.

     

      - Владимир Васильевич, вас просит подойти профессор Румянцев. Он говорит, что

      знаком с вами. Ему трудно передвигаться и он просит спуститься к нему в отдел

      литературы зарубежного Востока. Вы же знаете где это?

     

      Я кивнул. Когда то я много часов провел там, готовясь к лекциям и семинарам. И

      профессора Румянцев я знал очень хорошо. Замечательный китаевед, он долгое время

      преподавал у нас на кафедре филологии. Профессор ждал меня у входа в секцию, опираясь на

      палку.

     

      - Володя, я рад тебя видеть! Пойдем ко мне в кабинет, у меня есть к вам разговор.

      Он впустил меня в маленький кабинет и указал на кресло в углу:

     

      - Присаживайтесь, а я пока поставлю чайник. Признайтесь, как давно вы не пили

      настоящий китайский чай?

     

      - Я его вроде вообще не пил никогда.

     

      - Я слышал, что вы собираете справки по периоду правления императора Шихуана?

      Интересно, почему сотрудники комитета занялись такой древней историей? – и он лукаво

      улыбнулся.

     

      Я рассказал, что нашел крестьянин в провинции Шаньси. Это все равно уже было в

      китайских газетах и думаю, что никакой тайны я не раскрыл.

     

      - Глиняные обломки воинов говоришь? Да, несомненно, это некрополь императора

      Шихуанди. Вообще, в Китае последние годы происходят странные вещи. Одни отряды

      хунвэйбинов чего стоят. Ну ладно, разговор не об этом. Так вот. Император Цинь Шихуан.

      С одной стороны материала много, а с другой стороны все исследователи опираются в

      основном на труды придворного историка Сыма Цаня. Правда? Да и другие историки

      далеко от него не ушли. Во всех трудах прославляют ум, величие и прозорливость

      императора. А я хочу тебе рассказать о человеке, без которого Шихуан вообще бы ничего не

      добился. Ты слышал о советнике Ли Сы?

     

      Я покачал головой.

     

      - Интереснейшая личность, скажу я тебе! Ли Сы родился в местности Шанань и был

      простым дровосеком. Потом что то с ним происходит, он становится сначала младшим

      чиновником, а потом стремительно делает карьеру до главного советника императора. И

      вот за несколько лет царство Цинь превращается в жестокую военизированную машину.

      Пока император совершает завоевательные походы, Ли Сы усиленно и старательно что

      то ищет. Он рассылает своих агентов по всей Поднебесной и они пытают и убивают

      наиболее выдающихся ученых мужей того времени. Ли Сы даже предлагает запретить все

      школы и сжечь все книги, кроме отдельных исторических, медицинских и гадальных книг.

      Дорого бы я отдал, чтобы все таки узнать, что он искал.

      В этой библиотеке богатейшее собрание рукописей Древнего Китая. Когда то наши

      купцы, торгуя с Востоком, брали за бесценок письмена с «червячками». Старинщики

      собирали все, с надеждой выгодно продать. И вот, здесь, разбирая рукописи, которые

      написаны еще доцинским письмом, я обнаружил интереснейший документ. Позвольте,

      прочитаю вам мой перевод:

      «Мой господин Ли Сы! По вашему приказу мы прибыли в Цзянчжоу царства Ба и

      спрашивали его о черном храме. Он молчал, пока мы не убили его мать и перебили колени. Он

      плакал и молил. Вот что он поведал нам. За страной мертвых, за двухголовой горой, следуя

      тропой лисиц, в горах Мин,черный храм хранит зверей. Свет луны стрелой поразит и

      красный камень поглотит без остатка, и девитихвостая сожрет твою душу. После этого

      он бездыханный пал на землю. Посылаю с Лю Ваном. Ваш преданный Ю.» - Ну как?

      Интересно?

     

      - Очень! А что они искали?

     

      - Вот! И я очень хотел бы это знать! Из всей этой докладной записки я понял очень

      мало, хоть и сидел над ней ни один день. Цзяньчжоу сейчас называется Чаньцин.

      «Девятихвостая» это скорее всего мифическое существо – лисица с девятью хвостами. А

      что означает остальное, в толк взять не могу. Может это конечно и обычный бред

      умирающего, насмерть испуганного человека. А может быть и нет. Вообще то Ю, это

      наверное старший сын советника Ли Сы и начальник области Саньчуань.

      - И еще одно. После смерти императора перед казнью Ли Сы сказал своему сыну: Как

      хотелось бы мне снова выйти с тобой из восточных ворот Шанцая, держа на поводке

      серебрянного зверя и отправиться на охоту за зайцами. Увы, это недостижимо». Странно,

      не правда ли? Долго думал и над этим тоже, но додуматься ни до чего не мог. Я передам

      тебе фотокопии этой рукописи, тут еще есть какие то пометки, в которых я не смог

      разобраться. Думаю, что твое начальство знает намного больше. Я попрошу тебя только

      об одном. Если разберетесь, расскажи мне, что все таки искал этот Ли Сы. Договорились?

     

      Я снова кивнул.

     

      - А за что казнили Ли Сы?

     

      - За преступления против государства. Его разрубили пополам на базарной площади

      Саньяна и истребили всю его семью в трех поколениях. Ну ладно, до закрытия библиотеки

      осталось полчаса и у нас есть еще время на чашку чая.

     

      11 марта 1976 года

     

      Я опоздал на работу. В первый раз за всю свою сознательную жизнь. Причина проста

      и банальна. Просто проспал. До поздней ночи моя квартирная хозяйка, узнав, что у меня

      родились девочки близнецы, втолковывала что и где нужно купить для малышей и мамы. К

      двум часам ночи я уже одурел от количества и характеристик покупок. В конце концов я

      передал ей деньги, попросив купить все что нужно. Наверное, этого она и добивалась.

      Победно улыбнувшись, она милостиво отпустила меня спать.

     

      - Опаздывайте, молодой человек! – подполковник Краско глянул на меня из-за

      очередной газеты.

     

      - Извините, товарищ подполковник, первый раз в жизни проспал!

     

      - Во первых, положи 5 копеек в банку, а во вторых хватит официальщины. Олег

      Степаныч, я! Ну рассказывай, что ты в Ленинке нарыл.

     

      Я выложил свои записи по императору Шихуанди, а сверху приложил фотокопию

      письма и перевод профессора.

     

      - А это что такое? Написано вроде по-китайски, но я не разбираю.

     

      - Это доциньское письмо, до введения общего стандарта. И вообще древнекитайский

      стиль сильно отличается от современного языка…

     

      - Ага, ты мне еще лекцию по филологии прочитай! – буркнул в усы Степаныч.

     

      Он прочитал перевод, отодвинул все бумаги на край стола и перечитал еще раз и еще.

      Потом снял очки и вытер вспотевший лоб.

     

      - А Максим прав, ты настоящий везунчик! И нам повезло видимо тоже.

     

      Он поднялся и достал из сейфа готовый бланк. Быстро заполнил его и подвинул ко

      мне.

     

      - Это допуск к государственной тайне особенной важности. Распишись и напиши

      полностью фамилию и имя, отчество.

     

      И продолжил уже по-русски:

     

      - Пора тебя ввести в курс дела. До этого ты работал вслепую. Постарайся

      проникнуться и поверить. Мы ищем фигурки. Как бы тебе сказать… Это не простые, а

      даже волшебные фигурки…

     

      Я с недоверием посмотрел на него.

     

      - Да, это фигурки зверей, птиц или насекомых. Вообще у нас принято называть их

      просто предметами. Вот каждая такая фигурка дает человеку определенные способности,

      часто даже магические. Наше ведомство узнало о них слишком поздно, практически в

      разгар войны. Сколько их в мире, где находятся, когда и почему они появились, я не знаю.

      Наш маленький отдел занимается только Востоком, по большей части Китаем. Сложно

      поверить, да?

     

      - Не разыгрывайте?

     

      Подполковник даже поморщился:

     

      - Ничуть. Дело очень серьезное и на карту поставлено очень многое. А отряды

      «хунвейбинов»? Та же тактика Ли Сы, только масштаб покрупнее. Они громят и жгут

      храмы и монастыри, снесли часть Великой китайской стены, употребив вынутые из нее

      кирпичи на постройку «более необходимых» свинарников. Ничего не напоминает? А для

      маскировки идут на разные крайности: отрезают косы и сбривают крашеные волосы у

      женщин, раздирют слишком узкие брюки, обламывают высокие каблуки на женской обуви,

      разламываот пополам остроносые туфли. Они останавливают прохожих и читают им

      цитаты Мао Цзэдуна, обыскивают дома в поисках «доказательств» неблагонадѐжности

      хозяев, забирая при этом деньги и ценности. Ты что думаешь, им бы кто позволил творить

      такое без указки свыше? Да их бы расстреляли тут же возле Великой китайской стены.

      Сделаем так. Тебе когда забирать жену из роддома?

     

     

     

      - Сказали, что через два-три дня.

     

      - Нормально. Лежала эта записка сотни лет, и еще полежит, не страшно. Зайдем к

      этой задаче с двух концов. Ты берешь на себя историко-филологическую часть. Идешь к

      своим бывшим преподавателям и задаешь им разные наводящие вопросы. Про эту записку ни

      слова! И профессора своего предупреди. Он умнейший старик, может, что-то еще

      подскажет. Я разрабатываю географическую часть. Беру генштабовские карты и ищу

      ориентиры. В управление можешь не заходить. Встречаемся у роддома.

     

     

      Я даже растерялся:

     

      - Как у роддома?

     

      - Нормально! Помогу тебе твоих девчонок забирать. Или ты пешком хочешь двух

      малышек тащить?

     

     

      14 марта 1976 года

     

      Следующие два дня я носился по Москве, задавая вопросы историкам, географам и

      филологам. Понял одно, историки в нашей стране хорошо разбираются в роли

      коммунистической партии в современной истории, и совсем ничего не знают о

      малоизвестной истории Древнего Китая. Забежал и в свой родной институт. У нас в

      библиотеке работал старый географ, который казалось, знал все на свете. За прошедшие

      годы здесь ничего не поменялось . Шторы были приспущены и не пропускали солнечного

      света. За старинной конторкой стоял наш библиотекарь и ожесточенно спорил:

      - А я тебе говорю, что нет такой книги!

      Рядом стоял студент и поглядывая в бумажку твердил:

      - Как так нету?! Я же вот точно записал. «Жан жушу». Там документы всякие,

      описания должны быть, справки какие то!

      - Да не «жан жушу», а «Шан шу»! Это Шанские документы, а не Жанские! Сейчас

      принесу.

      И ворча и шаркая ногами скрылся за стеллажом.

      Студент радостно расписался в карточке и вышел.

      - А что вам нужно, молодой человек!

      - Виктор Тихонович! Это я, Володя Смирнов. Можно вопрос вам задать как географу.

      Старик моментально расцвел и нацепив очки, довольно устроился на стуле с

      жесткой спинкой.

      - Здравствуй! Давно никто не обращался ко мне как к географу. Вот мучаюсь с

      первокурсниками. Задавай хоть два!

      - А где в Китае находится страна мертвецов?

      - На реке Янцзы. Вообще-то это не «страна мертвецов». Слишком много чести.

      Есть там город такой Гуйчэн, или по другому «город чертей» . Вот его действительно

      можно назвать городом мертвых. В окрестностях очень много захоронений. Говорят, что

      там есть захоронения, которым уже больше двух тысяч лет. Помню, я все хотел

      посмотреть на висячие гробы. Так и не довелось. Странные там места… Глубокие,

      прорытые рекой ущелья, прекрасные долины и поросшие лесом горы. Рай на земле, да и

      только, а у китайцев это место почему то ассоциируется с адскими вратами. В 1940 году,

      перед самой войной отправляли туда экспедицию. Одни картографы и военные

      специалисты. Я тоже должен был пойти, вот только воспаление легких подхватил. Из этой

      экспедиции никто не вернулся. Ни один человек. А экспедиция была большая – больше

      тридцати человек. Вот так то! Вообще многие области Китая толком не нанесены на

      карту. И это в наше время! Да что Гуйчэн! Я вот сейчас тебе расскажу…

      И он пустился в длинный и пространный рассказ о малоизвестных географических

      открытиях. Неизвестно сколько я бы просидел с этим милым человеком, если бы дверь не

      открылась и девушка со смешными косичками авторитетно заявила:

      - Виктор Тихонович! На совете только вас и ждут!

      Старик засуетился, я быстро попрощался и вышел. Ну вот, отправная точка уже

      есть.

      15 марта 1976 года

      Я вышел из дома за два часа до назначенного времени. Больше не мог выслушивать

      наставления Клавдии Ивановны. Вот приедет Лиза, и пусть обсуждают бутылочки,

      кормления и способы купания.

      По дороге я купил букет роз и три коробки конфет. Подумал и добавил несколько

      плиток шоколада. Зайдя в больницу и оставив сумку с вещами и цветами, я вышел в парк.

      Несмотря на довольно ранний час и будний день в парке уже стояли несколько мужиков, от

      волнения и легкого мороза превратившись в неподвижные колоды. Подъездную дорожку не

      торопясь разметала старая дворничиха. На минуту она остановилась и махнула в мою

      сторону метлой:

      - Твои близняшки то?

      Я утвердительно кивнул. Дворничиха торжествующе улыбнулась, а мужик в ватнике

      деловито спросил:

      - Парни?

      - Нет, девочки.

      - У меня тоже три девчонки. Отправил жену за парнем. Сказал, что если и в этот

      раз будет девка, будем рожать парня до победы.

      - Ну и как?

      - Ничего. Жду пока. Троих вечером родила, так, что мне рано еще. Так забежал. На

      всякий случай.

      И он добродушно погрозил кулаком стоящей во втором этаже женщине. Она

      засмеялась и задернула штору.

      Неторопливо на дорожку въезжал правительственный «ЗИЛ-114». Дворничиха

      почтительно посторонилась и взяла метлу в положении «смирно». С пассажирского места

      вышел Краско:

      - Ну как тебе экипаж?

      Я только потрясенно развел руками.

      - Ну ты, Степаныч, даешь!

      - Старинный приятель на такой машине рулит. С руководством договорились, так

      что три часа он в нашем распоряжении. Ну что, скоро мамочку забирать будем?

      - Где то через полчаса.

      - Тогда нечего задницу морозить. Пойдем в машину, там и поговорим.

      Мы сели в машину и подполковник достал небольшую папку.

      - Я посмотрел все твои записи. Что бы мы делали без наших старых учителей.

      Точных карт по этой местности нет. В этом отношении твой географ прав. Нам дают

      проводника, так что не заблудимся. Начальство считает, что мы наткнулись на

      Хранилище. Всей информации присвоен гриф «совершенно секретно», так что больше никто

      об этом знать не будет. Так что готовься к командировке.

      Я кивнул на водителя. Краско в ответ подмигнул:

      - А ты разговор фильтруй. И не делай такое кислое лицо. Во-первых, нужно

      подготовиться, а для этого нужно время. А во вторых, тебе полагается три дня отгулов.

      Потом отработаешь. Через три дня вернется Максим. Вот тогда все вместе и навалимся

      на эту проблему. Ну ладно, пошли встречать мамочку! – и он достал из сумки

      внушительный фотоаппарат.

      И вот из-за застекленной двери вышла Лиза. Я шагнул к ней и протянул букет. Она

      засмеялась и показала глазами на занятые руки:

      - Ну и как я цветы возьму? Не в зубы же…

      Я совершенно растерялся. Рядом медсестра хихикнула и забрала малышей. Я наконец

      смог вручить ей букет. Она погрузила лицо в бархатные лепестки и глубоко вдохнула.

      - А ну, папаша, держи!

      Медсестра пристроила мне на руки два спеленутых свертка. Дыхание перехватило.

      - Спасибо вам всем!

      Толстая врачиха улыбнулась:

      - А вы приходите еще!

      Санитарочка придержала двери, и я осторожно ступая, вышел на крыльцо.

      - Стой на месте, Володя! Памятное фото! – и Степаныч защелкал затвором

      фотоаппарата.

      И когда садились в машину, он по-дружески толкнул меня в бок:

      - А шампанское купил, папаша?

      И обратился уже к Лизе:

      - Как назовете?

      Лиза посмотрела на меня:

      - Лида и Лада. Близняшки же. Пусть и имена будут похожи. Ты не против?

      Потом в квартире мы пили шампанское, которое предусмотрительно захватил

      подполковник. Вполголоса, чтобы не разбудить малышек, поздравляли маму. Клавдия

      Ивановна постаралась на славу: огромный пирог с рыбой, гора ватрушек с картошкой и

      творогом, и трехлитровая кастрюля с кашей. Минут через двадцать Степаныч,

      извинившись, ушел. Потом мы с Лизой долго стояли, обнявшись и смотрели на два сопящих

      чуда.

      19 марта 1976 года

      Три дня пролетели незаметно. Я попеременно держал на руках своих дочек, пока Лиза

      кормила их грудью. Мне нравилось вдыхать этот детский, чудесный запах, целовать их

      пушистые волосики. И даже грязные пеленки меня нисколько не смущали. Уже лежа в

      постели, я тихонько сказал Лизе, что возможно скоро уеду в командировку.

      Она долго ничего не говорила. Потом как то тихо заплакала, уткнувшись в мое плечо:

      - Володька! Как же я одна то?

      Слова оправдания застряли в горле. Я покрыл мокрые Лизины щеки поцелуями:

      - Ну, что ты, маленькая… Тебе пока Клавдия Ивановна поможет. И если хочешь,

      можешь Ольгу в гости позвать. Я не против.

      Лиза приподнялась на локте и серьезно посмотрела на меня:

      - Я то позову, и думаю, она с радостью приедет. А сам то ты долго выдержишь?

      Я тихонько засмеялся. Да, отношения со старшей сестрой у меня с самого начала не

      складывались. Ольга, в прошлом мастер спорта по парашютному спорту, при прыжке

      неудачно сломала ногу. Болезнь совершенно испортила ее характер. Смешливая девчонка в

      летном шлеме вдруг превратилась в угрюмую женщину с полированной тростью. Обычную

      палку она не признавала, поэтому заказала себе шикарную трость из красного дерева с

      серебряным набалдашником. Почему то, обращаясь ко мне, она рукой всегда опиралась на

      стул и махнув в мою сторону тростью желчно произносила:

      - Вот вы!… Дальше следовал выговор и губы превращались в две тонкие ниточки. Ну

      ничего, думаю мои малышки растопят эту снежную королеву.

      Я пришел на работу, захватив все оставшиеся ватрушки, которые уже начали

      черстветь. Краско и Железнов сдвигали на середину кабинета два стола и раскладывали

      карты. Уловив запах из сумки, Максим повернулся ко мне:

      - Шанежки! Давай их все сюда!

      - Они чуть подсохли, так что зубы не сломай.

      - Я питался одним рисом с папоротником и теперь готов есть постоянно и что

      угодно!

      Он впился зубами в ватрушку и аппетитно захрустел. Еще две он взял в руку и

      поставил чайник.

      - Все в сборе. Максим, можешь начинать рассказывать.

      Максим отрицательно помотал головой и откусил еще один огромный кусок.

      - Ну что рассказывать? Я же все изложил в рапорте.

      - А ты своими словами.

      - Если вам лень читать, то так и скажите. По видимому, китайцы действительно

      откопали гробницу императора Цинь Шихуанди. Это место оцеплено и стоят в охране

      армейские части. Я конечно побывал на месте раскопок. Достают на поверхность части

      глиняных скульптур. Воинов в амуниции, части оружия. Похоже, что всю свиту скопировали

      в глине и похоронили вмести с ним. Зачем это нужно было ни имею ни малейшего

      представления. Но вылеплены все они с величавой точностью. Не поверите, при мне достали

      из ямы части ноги и там даже рисунок на подошве скопирован. Никогда такого не виде!.

      Китайцы явно знают больше нашего. У меня сложилось ощущение, что они копают там

      больше для вида. Тем более, что саму гробницу вскрывать явно не собираются. Мало того,

      правительством на это наложен строжайший запрет. Между прочим, там работают

      археологи из Англии и США. Американцев ни с кем не спутаешь, но и им дают копать

      только в определенных местах, под строгим надзором и далеко от предполагаемой

      гробницы. Вот об этом и все. То, что нашел Володя, перспективнее в сто раз. Познакомили с

      проводником. Говорит, что знает эти места и сможет нас туда провести. Молодой и

      скользский тип. Улыбается и кивает, как заведенный.

      - Чем он занимается?

      - По моему, он тихонько производит опий и переправляет его в Гонконг.

      Способствует так сказать дальнейшему загниванию капитализма.

      Краско недовольно поморщился:

      - Контрабандист, значит. С одной стороны это хорошо. Они знают все тропки в

      обход патрулей. С другой, если это наркотики, то здесь может замешана гонконгская

      триада. Ладно, придется рискнуть. Что он просит в оплату?

      - Две тысячи американских долларов.

      - Неплохо.

      Железнов взял еще одну ватрушку:

      - Его понять можно, он тоже многим рискует. Вот скажи мне, Степаныч… Ты с

      детства жил в Китае. Как понять врет человек или нет? Вот мы изучали физиогномику

      человека, но там почему то не действует.

      - Даже не знаю, Максим. С китайцами все непросто. Знаю одно: пока ему что то

      нужно, то он твой друг. Но если ему это не выгодно, если ты показал слабость или в чем то

      обманул его, тут же поворачивается спиной.

      - Скорее задницей! - и Максим от души расхохотался.

      25 марта 1976 года

      Планирование экспедиции продвигается с трудом. Железнов хочет взять все и в

      возможно большом количестве. Мы стоим за умеренность, ведь все это предстоит

      тащить на своих плечах.

      - Ты знаешь, сколько продляться поиски? – раздражался Максим. Я молча составлял

      списки и плюсовал килограммы. Подвигал свои расчеты ему, он матерился и выходил в

      коридор. Мы снова перешли на китайский и банка на подоконнике стремительно

      наполняется монетами.

      29 марта 1976 года

      Тренировки стали ежедневными и более изнурительными. Инструктора учат нас

      работать двойками и тройками, постоянно страхуя и прикрывая друг друга. От

      автоматического оружия отказались сразу. Вооружились пистолетом Стечкина.

      Степаныч выбил у начальства несколько новых комплектов АПБ для малошумной стрельбы.

      «Стечкин» довольно тяжелый пистолет, с непривычки дрожит рука и ломит запястье. А

      так очень хороший пистолет – отдача мягкая, с прицельной линии увода практически нет.

      Оружейник добавил на рукоятку резиновую накладку, чтобы не скользило в руке. От

      стандартной кобуры тоже пришлось отказаться. Подогнали наплечную. Максим ездит по

      оружейным заводам и заказывает противопехотные мины собственной конструкции в

      легких алюминиевых корпусах.

      3 апреля 1976 года

      Сегодня была первая ночная тренировка. Весна вступает в свои права. Снег под

      ногами разъезжается, в норматив не укладываемся, мишени не поражаются. В раздевалке

      подполковник Краско успокаивает:

      - Я как то читал американское военное обозрение. Так вот там один спец писал, что

      идеальный расход боеприпасов для современной войны – это сто единиц на одного убитого

      противника. Так что у нас результаты для этого совсем не плохие.

      В свободное время, которого честно говоря, совсем мало, мы с Лизой просто гуляем.

      Прохожие, увидев большую двухместную коляску, улыбаются и оглядываются. Лиза

      отвечает на улыбки, и мы совершенно счастливы. Но каждый вечер она неизменно задает

      один и тот же вопрос:

      - Когда уедешь?

      Я отшучиваюсь, целую ее и потом долго баюкаю в своих объятьях. Когда она

      засыпает, я подхожу к кроватке и долго смотрю на таких одинаковых, но совершенно

      разных дочек. Почему то утром первая всегда просыпается и начинает тихонько хныкать

      Лада. Лида, смешно сморщив носик, молчит пару минут, а потом присоединяется к сестре.

      18 апреля 1976 года

      Сегодня подполковник Краско объявил:

      - Суточная готовность. Заканчивайте все дела, еще раз проверяйте оружие и

      снаряжение. Двадцатого ночью вылетаем. Завтра нас вызывает к себе высокое начальство,

      - он поднял указательный палец вверх, – Всем быть при параде и в начищенных ботинках!

     

      19 апреля 1976 года

      В девять часов мы уже стояли в приемной. Дежурный, выбритый до синевы, офицер

      отдал честь и указал на ряд стульев у стены.

      - Прошу немного обождать. Юрий Владимирович пока занят. Мы послушно сели на

      предложенные стулья и уставились на небольшую дверь, обитую темной кожей. Ждать

      пришлось недолго. Дежурный щелкнул клавишей на селекторе и сделал приглашающий жест

      рукой.

      Кабинет обстановкой не поражал. Рабочий стол, стол для заседаний и два ряда

      стульев с жесткими, почти прямыми спинками. За столом сидел рыхловатый человек в

      хорошем костюме и чуть затемненных прямоугольных очках.

      - Юрий Владимирович, группа прибыла для представления и постановки задачи.

      Старший группы подполковник Краско.

      Андропов поднял взгляд от бумаг и внимательно на нас посмотрел.

      - Хорошо. Присаживайтесь товарищи.

     

      - Так вот, товарищи китаеведы, ваша экспедиция кажется мне чистейшей

      авантюрой.

     

      Я видел, как Краско под столом крепко сжал руку Максима.

     

      - Повторяю, это авантюра! Я прочитал ваш рапорт, подполковник. Он целиком

      построен на домыслах двух выживших из ума профессоров и ваших рассуждений. Вместе с

      этим, я понимаю, что точные данные в таком деле к нам поступают крайне редко. Я даю

      добро на эту экспедицию, но с одним условием! Персональная ответственность возлагается

      на вас! Это значит, что на территории Китая вы действуете на свой страх и риск. В

      случае обнаружения и захвата вашей группы советское правительство на помощь не

      придет. Мы не сможем признать, что на территории страны, с которой непростые

      дипломатические отношения, действует диверсионная группа. Для усиления вашей группы

      решено включить Казимира Дораева…

     

      - Так он же не говорит по-китайски и вообще не из нашего ведомства… выпалил

      Максим.

     

      Глаза за стеклами очков мгновенно заледенели:

     

      - Спокойнее, капитан. Ваше дело исполнять приказы, а не обсуждать их. Так вот. С

      вами летит майор Дораев. Если он не говорит по китайски, значит он будет немой китаец.

      Это не обсуждается! И вообще, из всех вас он больше всех похож на китайца. Вашей группе

      совсем не помешает силовая поддержка. Ведь вы с сущности кабинетные работники…

     

      Степаныч с силой наступил Максиму на ногу.

     

      - Повторю еще раз! В случае провала и захвата группы никто на помощь не придет!

      И не стоит откровенничать с китайскими товарищах об истинных целях. Думаю, они еще

      больше нашего заинтересованы в обретении новых предметов. Все, свободны!

     

      Мы встали и вышли в коридор. Железнов шел по коридору, натянутый как струна,

      сжимая кулаки. И только зайдя в кабинет, разразился бранью, но на этот раз на китайском.

      И таком богатом, что некоторые обороты я даже и не слышал.

     

      - Зачем нам в группе Казик? Что, черт возьми, вообще происходит? Этот упырь

      снова все испортит! Вот…

     

      Степаныч с силой усадил его на стул:

     

      - Сядь и успокойся! Ты же слышал – это не обсуждается. Так что перестань

      сотрясать воздух. Как нибудь справимся!

     

      - Ты не понимаешь…

     

      - Я все прекрасно понимаю. Не стоит портить себе нервы перед вылетом. Кто

      предупрежден, тот вооружен.

     

      Максим пару минут пыхтел и шепотом матерился, потом резко встал и махнул

      рукой:

     

      - Степаныч, ты как всегда прав, а я опять погорячился. Ладно, фиг с ним. До вылета

      часов восемь. Все собрано и упаковано. Предлагаю разойтись по домам.

     

      Предложение меня обрадовало. Хоть эти последние часы поводиться с дочками. Да и

      Лиза будет рада.

     

      - Пойдем, Володя, я тебя подброшу до дома. Я сегодня на машине.

     

      Мы вышли из управления. Максим показал на серенький «Москвич».

     

      - Залезай, прокачу с ветерком!

     

      Но «с ветерком» не получилось. Машина вырулила со стоянки и медленно покатила по

      Театральному проезду:

     

      - Хочу рассказать тебе про этого Казика. Это настоящая сволочь, так что будь с

      ним поосторожнее. На вид он совсем не похож на боевика. Маленький, лысенький, но

      опасный как гадюка. Три года назад мы пытались добыть один предмет во Вьетнаме.

      Хороший и важный предмет. Так этот гад подставил всю группу, убил курьера и доставил

      предмет сам. Он герой, а мы в полной заднице! Из шести человек вернулось только двое.

     

      Максим надавил на акселератор и повернул на Моховую.

     

      - В семье все уладил?

     

      - Да, все нормально. Вчера приехала Ольга, сестра Лизы. Так что помочь есть кому.

     

      Машина еще несколько раз повернула, лихо вкатила во двор и остановилась у

      подъезда.

     

      - Жене ничего не говори. Меньше знает, крепче спит. Я заеду за тобой в восемь

      тридцать. Заходить не буду, так что будь готов к этому времени.

     

      Лизы дома не было. Двери мне открыла Ольга и отошла в сторону, тяжело опираясь

      на палку:

     

      - Здравствуй, Володя!

     

      Мы прошли в комнату и уселись за стол. Ольга смотрела прямо перед собой, обеими

      руками сжимая свою трость:

     

      - Владимир, скажи мне честно. Твоя командировка опасна?

     

      Я пожал плечами. Что я ей мог сказать…

     

      - Ладно, можешь не говорить. Я ведь все понимаю… Буду помогать Лизе сколько

      нужно.

     

      Тонкие губы раздвинулись в улыбке:

     

      - У вас прекрасные девчушки. Я так за вас рада.

     

      И вдруг по ее лицу покатились слезы. Я смутился. Никогда не видел, чтобы Ольга

      плакала. Но она быстро взяла себя в руки, достала из кармана большой клетчатый платок и

      шумно высморкалась.

     

      - Расчувствовалась, старая дура! Ладно, пойду накрывать на стол. Лиза скоро

      придет. Не расстраивай ее.

     

      Наверное, это был не самый радостный и счастливый вечер в моей жизни. Мы

      сидели за столом, пили чай с нескончаемыми маленькими пирожками и говорили вполголоса

      обо всем, старательно обтекая тему моей командировки. Когда дочки проснулись, брал их

      попеременно на руки, ходил по комнате, вдыхая и запоминая детский запах. Лиза в мое

      отсутствие выплакала все слезы и сидела за столом с красными глазами и распухшим носом.

      Вот и сейчас я сижу за столом, записываю и постепенно успокаиваюсь.

      20 апреля 1976 года

      Прощание вышло быстрым и совсем не тягостным. Прозвенел будильник, Ольга тяжело

      поднялась и принялась упаковывать оставшиеся пирожки. Мы присели на несколько секунд

      по старой традиции, я обнял Лизу, поцеловал девочек и пожал крепкую узкую руку Ольги.

      «Москвич» уже стоял во дворе. Максим потянул носом, но ничего не сказал, нажал на

      акселератор и улыбался всю дорогу. Через час мы уже грузились в самолет. Возле самого

      трапа стоял маленький узкоглазый человек в защитной куртке и смешной вязаной шапочке.

      Он без улыбки подал нам руку:

     

      - Казимир!

      Мы с подполковником пожали предложенную руку и тоже представились. Железнов

      руки не пожал и сделал вид, что занят прилаживанием лямок рюкзака. Я увидел, как

      мгновенно напряглась у Казика спина, и нервно дернулся угол рта.

     

      Перелет проходит без осложнений. Мы жуем пирожки, время от времени

      погружаемся в дремоту. Разговаривать невозможно – все перекрывает тяжелый,

      надсадный гул самолета. Почти семь часов полета . У меня заложило уши – самолет идет

      на посадку.

      21 апреля 1976 года.

      Когда открылся люк самолета, в лицо сразу пахнуло теплым и влажным воздухом. На

      аэродром это не походило. Поросшая травой взлетная полоса, топливозаправщик и

      полуразвалившийся сарай у леса. К нам подошел смуглый человек в заляпанных белых

      шароварах.

     

      - Руси? - и махнул в сторону небольшого крытого грузовика. Потом посмотрел на

      Краско и что то прощебетал ему необычно тонким голосом.

     

      - В грузовик. Рассаживаемся на мешки. Дорогая дальняя, так что можно поспать про

      запас.

     

      Легко сказать поспать. Дорога не просто тряская, ее не было вообще. Ветви

      хлестали по изодранному тенту, под колесами постоянно слышался треск веток и хлюпанье

      грязи. Мы крепко держались за веревочные петли, которые были прикручены к бортам

      ржавыми болтами. Какой тут спать? Язык бы не откусить! Солнце мелькало, то справа,

      то слева и казалось, что машина мчится по кругу. Скоро двигатель завыл на низких

      оборотах – мы поднимались в гору. Еще два часа сумасшедших подскоков и зубодробильного

      воя и машина остановилась на небольшой площадке.

     

      - Выгружаемся! Дальше машина не пойдет.

     

      Мы выпрыгнули из кузова, разминая ноги и растирая ушибленные бока.

     

      - До темноты еще пошагаем.

     

      Степаныч сверился по карте, и мы взвалили на себя рюкзаки и проверили оружие.

     

      - Двигаемся молча, все вместе. Здесь места тихие, вероятность наткнуться на

      пеший патруль маленькая. Как только переходим границу Казик, как самый опытный,

      переходит в боевое охранение и движется в пятидесяти метрах впереди нас. Сигнал

      тревоги- крик совы. А теперь марш!

     

      Мы протопали еще часа четыре. Пот заливал глаза, ноги гудели. Хорошо, что еще

      рюкзаки специальные, на прочной алюминиевой раме с широкими лямками. Обувь была в меру

      разношена, так что за ноги можно было не беспокоиться. Раз в час делали пятиминутные

      привалы. Приваливались к деревьям и молча пили воду маленькими глотками. Уже поздно

      вечером остановились и разбили лагерь. Поделили вахты. Мне досталась первая. Я

      привалился к небольшой сосне и с наслаждением вытянул ноги. Лес как в Подмосковье. Так

      же тихо шумит ветер, трекочут сверчки и цикады. Вот где далеко свистнула птица,

      треснул сук. Я поднялся и встал. Не хватало еще уснуть в первую ночь похода.

     

      24 апреля 1976 года

     

      Не встретив по дороге ни единого человека, мы без всяких приключений вышли к

      мутной речушке. Казик всю дорогу добросовестно шагал впереди, но сил на разговоры все

      равно не было. Все шли, стиснув зубы и изредка вертя затекшими шеями.

     

      - Дальше дороги нет. Отдыхаем и ждем здесь Чэня.

     

      Впервые Казик нарушил молчание:

     

      - Когда он должен прибыть и как мы его узнаем?

     

      Краско пожал плечами:

     

      - Скоро, наверное. Мы вышли к точке встречи даже с некоторым запасом.

      Маскируемся и ждем небольшой сампан. Опознавательный знак – полосатый шест на

      корме. Китаец должен быть один.

     

      25 апреля 1976 года

     

      Ждали до самого вечера, поочередно сменяясь, и осматривая кусок реки в бинокль.

      Стало смеркаться.

     

      - Черт, если он не приплывет в течении часа, в темноте мы его не увидим.

     

      - А как мы должны опознаться?

     

      - Три раза прокричать сойкой. Подожди-ка, дай мне бинокль.

     

      Степаныч забрал у меня бинокль и долго вглядывался в темнеющую реку. Потом

      неожиданно и громко свистнул и затрещал. Не знаю, как кричит сойка, но на обыкновенную

      сороку очень было похоже. Сампан тихонько повернул к берегу. Теперь и я мог его

      разглядеть. Довольно большая лодка с широким травяным навесом. На корме стоял

      довольно молодой китаец и выжидающе смотрел в сторону леса.

     

      - Вперед!

     

      Мы быстро забрались в лодку и забросали рюкзаки тряпьем. Из этого же тряпья что

      то натянули на себя и превратились в заурядных китайских крестьян. Издалека, без оптики

      и такая маскировка сойдет. Степаныч подал ему тощую пачку денег:

     

      - Остальное на обратном пути.

     

      Китаец заулыбался и закивал. Ловким движением весла он направил лодку на середину

      реки.

     

      - Всем спать! Чэнь будет плыть до рассвета. Он уверяет, что в этих местах

      патрули не встречаются.

     

      Говорил он больше для Казика, мы с Максимом китайца поняли и без перевода.

     

      - И еще! С этого дня ни слова по-русски! Даже во сне!

     

      Казик сделал движение, как будто закрыл рот на замок, а ключ выбросил в реку. Я

      лежал на носу лодки, между расставленных корзин и смотрел на темное небо. Волны

      тихонько били в борт, и я не заметил, как уснул.

     

      Утром мы вытащили лодку на берег и тщательно замаскировали. Чэнь улегся спать.

      26 апреля 1976 года

      Вот так бы и плыть спокойно до цели. Но спокойствие кончилось этим же вечером.

      Я проснулся от резкого толчка. Лодка стояла в маленькой протоке. Максим накручивал на

      ствол пистолета АПБ.

     

      - Кто то плывет за нами. Хорошо так плывет. Будем надеяться, что это не

      патруль. Очень не хотелось бы…

     

      Сквозь шум ветра и шелест листвы я услышал стук мотора. Звук приближался и

      через минуту по притоке, где мы спрятались, хлестнул луч прожектора. Медленно прошел

      он по веткам, скользнул по воде. Вдруг лодка ощутимо качнулась. Луч заметался по

      зарослям, потом снова заскользил по воде. Обнаружили? Ладони у меня мигом вспотели и я

      крепче сжал пистолет. Послышался смех, прожектор переместился на другую сторону. Я

      расслышал только одно слово – «байцзи». Флажок? При чем тут флажок? Прямо напротив

      нас стоял небольшой серый катер с будкой и крупнокалиберным пулеметом на носу. Около

      прожектора суетились два китайца. Луч еще с минуту пометался по воде и катер медленно

      поплыл дальше.

     

      - Патруль. Охотятся за контрабандистами. Дальше плыть опасно. Они сделают

      вид, что уплыли, а сами встанут в засаду, - сказал китаец и достал из корзины лист с рисом.

     

      - А что это они про флажок какой то толковали?

     

      Степаныч негромко рассмеялся:

     

      - Это дельфин местный. У него на спине плавник своеобразный, как флажок, отсюда

      и прозвание.

     

      - А разве в реках водятся дельфины?

     

      - Здесь водятся.

     

      Китаец оказался прав. Часа через два катер показался снова, на этот раз он шел без

      прожектора. За кормой у них была привязана лодка, похожая на нашу. Наш проводник

      довольно кивнул и вывел лодку из протоки. Остаток ночи прошел спокойно. С рассветом мы

      зашли в очередную протоку. Чэнь достал из тряпья огромный тесак и стал рубить низко

      нависавшие ветви.

     

      - Дальше плыть опасно. Пойдем пешком. Горы Минь совсем рядом. Дальше лодку не

      спрятать – сплошные скалы.

     

      Мы опять взвалили на себя поклажу. На рюкзаки натянули мешки, накрутили тряпок

      и превратились в носильщиков – кули. В этот раз никого в охранение не послали. Чэнь идет

      впереди, изредка прислушиваясь, и как мне кажется, принюхиваясь. Ритм рваный. Китаец

      то идет быстрым шагом, то неожиданно останавливается и переходит на осторожную

      поступь. Часа через два Чэнь неожиданно поднял руку и резко остановился:

     

      - Впереди кто то есть!

     

      Мы замерли, прислушиваясь. Казик еле слышно щелкнул затвором, а Краско молча

      погрозил ему кулаком. Через несколько минут китаец снова двинулся вперед.

     

      - Ну и слух у него, - прошептал Максим, - как у собаки.

     

      Солнце поднялось и стало ощутимо жарко. Дорога шла в гору. Шею и лицо облепили

      противные мошки. Пока не кусали, но ощущение очень неприятное. Опять остановились. На

      этот раз надолго. Разложили припасы и не спеша пообедали. Стараюсь все записать на

      привалах. Никто кроме меня это все равно прочитать не сможет.

     

      Степаныч инструктирует:

     

      - Километров через пять лес кончится. Придется идти по открытой местности. Мы

      хоть и одеты соответствующе, рожи у нас откровенно славянские. Конечно места здесь

      дикие, народ здесь появляется редко, но… Передвигаемся предельно осторожно. Я передал

      Чэну бумаги, что он является сотрудником Главного следственного управления Китая. Но

      если нарвемся на случайный патруль НОАК… Могут и не поверить. Одновременно крутим

      головой на 360 градусов. Понятия не имею, что такое лисья тропа, так что идем, думаем и

      ищем. Идем с китайцем до Гуйчэня, потом расстаемся. Не нужны лишние глаза… И уши…

     В двери барабанили. Не сильно, но настойчиво. Я оторвался от тетради и глянул в

     окно. Справа, возле рамы прикручено зеркало заднего вида, оторванное очень давно от

     грузовика. В мутном, желтоватом стекле появилась маленькая фигурка девушки. Она

     закончила барабанить кулачком, повернулась к двери спиной и несколько раз ударила ногой.

     «Нетерпеливая какая…». Я прошел через двор и отбросил крюк.

     - Привет! Чего барабанишь?

     - Ты Саша?

     Я кивнул и тут заметил, что эта нелепая маленькая девушка дрожит от холода.

     - Проходи, давай! Ты же синяя совсем! Печь недавно протопил.

     Она стянула шубу, но сапоги не слушались. Замки смерзлись. Я опустился на колени и

     снял тонкие сапожки. Ноги как лед. Ну кто зимой так ходит?

     - Ты вставай спиной прямо к печке, а то тебя колотит.

     - Саня?

     Зубы выбивали дробь.

     - Ну чего?

     Я поднял голову. На меня смотрели два зеленых глаза заполненных слезами.

     - Сань, Лидка в больнице. Она на машине в аварию попала. Все очень плохо! Она

     попросила, чтобы я тебя вызвала. Весь день вчера звонила тебе на работу, и сегодня с утра.

     Не отвечает у вас никто. Приехала на электричке, потом долго дом искала. Ты поедешь со

     мной?

     - Типография третью неделю не работает. Дома сижу. А насчет поездки – это глупый

     вопрос. Расписание знаешь?

     - Ага, электричка через час.

     - Ладно, греем твои лапки у печки еще десять минут. Потом ты одеваешь мои валенки

     и быстро топаем на станцию. По дороге все расскажешь!

     Так, в сумку все чистые футболки и носки. Тетрадь и записи туда же. Документы.

     Черт, денег мало! Три бутылки водки. «Русский стандарт». Эквивалент денег в России. В

     рюкзак!

     Я достал с печки старые, с заплатками, валенки и с сомнением глянул на маленькие

     ножки девушки.

     - Ничего, сейчас газетами набьем! Будет даже теплее.

     Я навертел ей портянки, набил бумагой свободное место. Не вовремя мороз ударил. А

     в своих тонких сапожках, она ноги отморозит. Ладно, в электричке переобуется в сапоги, а

     валенки и выкинуть можно будет. Невелика потеря.

     Ветер завывал и бросал в лицо холодную, царапающую крупу. В валенках она

     двигалась с трудом, пыхтя и отдуваясь. Теперь уже точно не замерзнет. Вот и щеки

     разрумянились. До станции добрались одновременно с электричкой и влезли в пустой вагон.

     Я прошел вперед, ощупывая сидения, и нашел рабочую печку.

     - Садимся! И давай рассказывай! А вообще, как тебя зовут? Даже познакомится, не

     успели.

     Она поправила прядь волос, выбившейся из вязаной шапочки, и протянула мне руку:

     - Саша!

     - Нормально…и я тоже. Рассказывай!

     - А чего рассказывать? Лидка моя подружка. Вместе работаем и вместе снимаем

     квартиру. Она часто не приходила ночевать домой. Оставалась у Толика. Позавчера не вышла

     на работу, и я забеспокоилась. Потом позвонили из милиции. Сказали, что машина Толика

     врезалась в опору моста. Он погиб на месте, а Лида в больнице, в реанимации. Меня вчера

     еле пропустили. Не могу рассказывать, разревусь. Когда приедешь, сам увидишь. Она в

     сороковой больнице. Сразу поедем? Поздно уже. Могут не пропустить. Но у меня пропуск

     есть.

     - Поедем сразу, а там посмотрим. Думаю, что пустят.

     Мы так и ехали в пустом вагоне, изредка перекидываясь парой фраз. И о чем говорить,

     если познакомились всего час назад. Да из меня и рассказчик хреновый. Одичал я немного от

     одиночества, отвык от людей.

     Электричка остановилась на далекой восьмой платформе. Подземный переход вонял

     мочой и бомжами, которые не спешили выползать на морозный воздух. Последний раз

     катался сюда почти год назад, когда оформлял инвалидность. С тех пор по моему бомжей

     только прибавилось. Инвалид – это у нас в стране как приговор. Да и сама процедура

     признания инвалидом, нудная и унизительная. Вот скажите, зачем мне, каждые два года

     проходить это снова? Рука что ли за два года отрастет? Маразм…

     Ночной вокзал и привокзальная площадь оккупирована разными темными личностями

     и таксистами. Киосков тоже прибавилось и запахи…пахнет лапшой, жареным мясом и

     выхлопом работающих машин. Почему пахнет? А потому что я пожрать забыл. Вот и

     принюхиваюсь ко всему.

     - Больница далеко?

     - Далеко, на Волгоградской, в медгородке. Такси возьмем. Я заплачу.

     Я помотал головой:

     - Давай пополам.

     Таксиста на фиолетовой «семерке» подрядили быстро, и через минуту машина уже

     медленно катила по ночным улицам. Печка жарила на всю, ароматизатор заполнял салон

     удушливой волной, я снял шапку и откинулся. И меня накрыло…

     Небо…Темно синее небо. Вершины гор незаметно уходят в небеса, сливаясь и

     растворяясь в них. Я лежал и смотрел на звезды. Почему в горах звезды светятся по другому,

     ярко и разноцветно? Красиво…Не помню, откуда это вычитал… Звезды – окошки ангелов,

     которые смотрят на нашу грешную землю. Смотрят, как мы с каждым годом

     совершенствуемся в убийстве друг друга.

     Надо мной возникло озадаченное и хмурое лицо взводного.

     - Африка, ты чего это тут? Замечтался что ли? А духи подкрадутся и ножичком по

     шее. А все! Аллах Акбар!

     - Красиво тут, Мишаня… Задолбало уже все… Домой хочу.

     Мишка присел рядом на корточки и приставил к глазам монокуляр:

     - И я хочу…Ладно, не гунди, а неси службу как положено. Не кури, не спи, и о бабах

     не думай. Осторожней тут… Он не успел договорить, боком завалился в траву и захрипел.

     Одновременно со свистком сигналки, долетел звук выстрела…

     Я дернулся. Мать… уснуть успел. Машина стояла у ворот, пропуская «скорую

     помощь». После жаркой и душной машины мне сразу стало холодно. Ветер бросил в лицо

     колючую горсть снега и в голове снова прошелестел голос Мишки:

     - Осторожней тут…

     Приемный покой. Две медсестры отчаянно удерживали подвыпившую девушку с

     пропитаным кровью рукавом пальто. Старуха сидит на каталке с безразличным лицом. Два

     парня, явно кавказкой внешности в одинаковых кожаных куртках стоят у стены.

     Саша протиснулась вперед и подала свернутую бумажку:

     - Мы к Смирновой, вот пропуск.

     Я не увидел, а скорее почувствовал, как парни сзади напряглись и сделали шаг вперед.

     Одновременно с этим пронзительный голос заставил их отступить обратно к стене:

     - Посторонись!

     Крупная тетка повезла каталку с бабулей по коридору. Народ расступался и жался к

     стенам. Она с размаху саданула каталкой по дверям так, что они раскрылись на всю ширину,

     а старуха шлепнулась на спину.

     Медсестра кивнула нам:

     - Проходите. Налево по коридору. Там разденетесь, халаты возьмете и на обувь

     бахилы наденьте. За бахилы двадцать рублей. Сейчас доктора позову.

     Не нравятся мне больницы. Хоть и моют постоянно, а стены и пол пропитываются

     запахом лекарств, хлорки и боли. Пожилая санитарка выдала нам халаты и горестно вздыхая

     проводила на пост.

     Доктор подошел сразу. Молодой, чуть старше меня. Усталое, помятое лицо и красные

     от недосыпа глаза:

     - К Смирновой? Документы привезли? Идите за мной.

     Он повернулся и медленно пошел по коридору. И уже глядя ему в спину, я понял, что

     мы опоздали. Много раз видел такие опущенные плечи, сутулость врачей, когда нужно

     сказать о том, что человек умер. Как будто сама смерть идет сзади, давит и пригибает их.

     Он толкнул двери с надписью «ординаторская». Саня тоже все поняла, села на первый

     стул возле двери и шапкой закрыла лицо. Плечи мелко и быстро вздрагивали.

     - Она умерла сегодня в восемь часов вечера. Травмы, несовместимые с жизнью. Мы

     сделали все, что могли.

     Вроде бы дежурные фразы, но они действительно делают все, что можно, а часто и

     больше. А что он еще может сказать. Вошла медсестра, взяла за локоть Саню и бережно

     вывела за двери. Врач топтался на месте, не решаясь сказать еще что то. Я сделал шаг вперед,

     открыл сумку, достал из нее бутылку водки.

     - Помянем?

     Врач кивнул, достал из холодильника две рюмки, хлеб, сало и банку консервов.

     - У меня смена закончилась. Могу себе позволить.

     Водка замерзла основательно и проскочила легко, согревая желудок и ударяя в голову.

     Сразу налили по второй. Доктор сделал два небольших бутерброда:

     - Давай за знакомство. Виктор!

     Я протянул ему руку:

     - Александр!

     Быстро выпили.

     - Сань, а ты где руку потерял?

     - В Чечне год назад.

     - Ясно, тогда давай третью молча. За тех, кто уже там. Я три месяца там же солдат

     штопал. Больше не смог. А товарищ у меня вообще с медициной завязал. Говорит, что увидел

     столько боли, что до конца жизни хватит.

     Я налил по третьей, мы встали и молча выпили. Глаза доктора нехорошо заблестели,

     лоб покрылся бисеринками пота:

     - В госпитале парню молодому обе ноги ампутировал. А он домой не поехал. «Куда,

     говорит я с этими культями?» Так при госпитале и остался. Сделали ему мужики каталку,

     должность санитара выбили. Хороший парень оказался. Лежит например раненый, осколками

     посещенный или с контузией легкой, он подъедет к нему и тихо так спрашивает: «Хреново

     тебе, браток? А мне еще хреновее, а я не жалуюсь!». Вот такая военная психология, б… Он

     мне часто снится. Слушай, Саш, то что я тебе сейчас скажу, только для тебя. Понял? Никому!

     Я кивнул.

     Доктор долго молчал, теребя в руках кусочек хлеба:

     - Короче, я не верю, что она попала в ДТП. Тут что то другое. Да, ее привезли на

     скорой с дорожного. Водитель погиб, врезавшись в опору. Вроде все как обычно. Вот только

     переломы… У нее сломаны все пальцы на руках. Понимаешь? Все! И не просто сломаны, а

     все фаланги, до одной! Так просто не бывает! Полное ощущение того, что ее пытали. И

     пытали вдумчиво. Сначала сломали кости на руках, потом ноги, и в заключение проломили

     грудную клетку. Я многое видел, но такое…

     Он нагнулся ко мне ближе и понизил голос:

     - А самое главное – мягкие ткани вокруг почти не повреждены, если не считать

     торчащих осколков костей! Давай еще по одной!

     Доктор схватил бутылку, налил и мы снова выпили.

     - Наш патолог тоже разводит руками. Короче странно все это… Очень… Водитель

     тоже у нас в морге лежит. У него просто грудная клетка и позвоночник сломаны . Как будто

     по нему катком прошлись. Тут парни подъезжали, серьезные, сказали, чтобы мы не

     поднимали волну. Так что в заключении будет написано, что она погибла в результате травм

     полученных в ДТП. Предупредили, что хоронить их будут вместе. Вот держи, это телефон,

     который они оставили. Сказали, если родственники появятся, пусть обязательно позвонят.

     Ладно, давай по последней, и я домой.

     Выпили. Он поставил остатки водки в холодильник:

     - Вдруг завтра с утра поправится нужно будет. Слушай, а чего у тебя глаза разные?

     Гетерохромия?

     - Ага, с детства.

     - Первый раз полную гетерохромию своими глазами вижу. До этого только в

     учебнике. Надо же, один глаз голубой, а другой зеленый… Как у кошки, блин!

     Он пьяно усмехнулся и стал натягивать пальто.

     Саня сидела на кушетке, сцепив руки и глядя прямо перед собой. В воздухе

     смешивался запах валерьянки и сердечных капель.

     - Ты как?

     - Нормально.

     - Хоронить их будут завтра на Северном кладбище. Доктор телефон дал.

     - Ладно, из дома позвоним.

     Маленькая, в своей серой шубке и вязаной шапочке, она походила на маленького

     нахохлившегося воробья.

     - У тебя точно все нормально?

     Она кивнула и вдруг неожиданно вскочила, уткнулась лицом в куртку и тихо, по-

     детски заплакала.

     Потом мы долго ехали на тряском, высекающим искры трамвае, ели яичницу с

     колбасой.

     - Я на работу, у меня смена в магазине. Тети Маши, нашей квартирной хозяйки нет,

     она на две недели к сыну уехала, с внуками поводится. Вернусь поздно. Еда в холодильнике,

     если захочешь спать – ложись вот на этом диванчике. Пей чай, а я уже не успеваю.

     Она быстро оделась и звонко хлопнула дверью. Я осторожно прошел по квартире.

     Небольшая вторая комната закрыта на ключ. Вернулся на кухню. Поставил чайник. Так, что

     мы имеем? Ясно, что просто так пальцы не ломают. Узнать что-то хотели? А что? Зверские

     методы какие-то. Хотя, говорят, что паяльником и утюгом пытают. Может это у Толика что-

     то хотели выяснить таким способом? Не понимаю я ничего в бандитских разборках.

     Свист чайника и звонок в двери раздался одновременно. Я чуть не разлил кипяток.

     Потом налил воды в большую кружку и пошагал к двери. Саня что-то забыла? Или это кто-то

     другой? А если Саня, чего она ключом двери не открывает? Тоже забыла?

     - Кто там?

     - Это я, Саня! Открой, я ключи оставила.

     Голос тоненький и испуганный. Глазок в двери закрыт.

     - Открываю, я из ванной, штаны натяну!

     Оттянул защелку замка и сделал два шага назад. Зашел за угол. Дверь открылась,

     потом звонко лязгнула, закрываясь. Шаги. Не одна она, это точно. Удар и Саня, пролетев

     коридор, с размаху врезалась в стену. Как только показалась фигура в куртке, я плеснул ему

     в рожу кипяток и тут же ударил тяжелой глиняной кружкой в висок. Оп-па, старый

     знакомый! Это же те самые, кто встречал нас в больнице!

     Саня отползла в сторону кухни. Молодец!

     - Э…порэжу тебя!

     Точно, их же двое. Я стоял, держа в руке пустую кружку. Не разбилась. Здоровый,

     густо заросший черным волосом детина медленно поворачивал в руке нож.

     - Бросай это…и железку в другой руке тоже! Поговорить пришли, а ты дерешься…

     При этом он сделал маленький шаг вперед. Сзади раздался лай собаки и стукнула

     дверь. Он даже не дернулся, а успел сделать еще полшага. Рука вылетела вперед, и клинок

     полоснул по левой руке, разрезая крепежный ремень и кожу. Протез гулко упал на пол. Он

     растерялся и даже опустил нож. Я швырнул в него кружку и с размаху ударил по яйцам.

     Может некрасиво и нечестно, но очень действенно. Он заскулил и упал на пол, прижимая

     колени к животу.

     - Саня, полотенце из кухни, живо!

     Сейчас продышится и устроит нам тут танец с саблями. Ну, где она там! Раздался

     треск и грохот. Саня подскочила с длинной тюлевой шторой. Я перевернул его на бок, пнув

     со всей силы в печень.

     - Заводи вторую и завязывай!

     - Как завязывать то?

     - Неважно, главное покрепче и узлов побольше!

     Минута и руки связаны за спиной.

     - Снимай ему штаны!

     - Зачем это еще?

     - Снимай, я тебе говорю! Ноги не успеем связать, а со спущенными штанами много не

     побегаешь!

     Она коротко хихикнула и быстро справилась с ремнем и пуговицами.

     - Переворачиваем на спину!

     Черт, как же не хватает второй руки! Я схватил его нож и уселся ему на грудь. Он уже

     начал приходить в себя. Поскуливал, но дышать стал ровнее. Ну ладно, теперь поговорим!

     - Кто ты?

     Он недовольно зашипел, и я несильно стукнул рукояткой в основание носа.

     - Мага я…

     - Магомед значит…Дагестанец?

     Он кивнул.

     - Зачем пришли?

     Мага опять недовольно засопел и задвигался. Я придвинул кончик ножа к самому

     глазу.

     - Говори, а то я тебе глаз выколю!

     Он поверил, вжался в пол.

     - Рахим велел тэбя привезти. Поговорить хотел…

     Я провел лезвием по щеке. Хороший нож, острый. На щеке показалась кровь.

     - Ничего не понял. Понятнее говори!

     Мага посерел и уже не отводил взгляда от ножа.

     - Брат, не убивай, да! Все скажу! Китаец нас послал. Сказал, что в больнице тебя

     нужно ждать. Фото дал.

     Так.. Все чудесатее и чудесатее..

     - Что за китаец?

     - Не знаю!

     Я снова провел ножом по щеке.

     - Плохой китаец! И глаза у него такие же как у тебя. Он к Рахиму пришел. Рахим его

     боится и уважает, поэтому нас послал. Сказал, кто привэдет, машину подарит!

     - А девушку кто убил?

     Мага снова задергался и я снова стукнул его рукояткой в нос.

     - Не знаю, я не убивал! Не убивай меня, брат!

     - Заткнись, гнида! Сань, обшарь карманы у обоих.

     Саня вывернула карманы куртки. Ого, тэтэшник у него. И три обоймы. Но с одной

     рукой мне его не проверить. У этого только нож. Первый по прежнему не шевелился. Убил я

     его что ли? И что дальше делать? Грохнуть второго? А трупы куда? Не в подъезд же их.

     Телефон же есть! Если это друзья Толика, то наверняка бандиты… Или как они себя сами

     называют…

     Я нагнулся к связанному:

     - Магомед, ты жить хочешь?

     Глаза у него большие, черные, я даже зрачок не различаю. На лбу капли пота и губы

     дрожат.

     - Ты тихо лежи! Мы сейчас тебя перевернем и ноги привяжем. Если ты дернешься, я

     твои причиндалы к полу твоим же ножом прибью! Ты мне веришь?

     Его снова перевернули, и ноги привязали у рукам, сделав классическую «ласточку».

     Телефон находился рядом, тут же в коридоре. Я набрал семизначный номер. Трубку долго не

     брали, и когда я уже решил повесить раздался хриплый и недовольный голос:

     - Слушаю…

     - Я знаю, кто убил Толика и его девушку. Вам интересно?

     - Говори…

     - Я друг Лиды, девушки Толи и у меня сейчас на полу лежат два тела. Один еще может

     говорить.

     - Говори адрес, сейчас подъедем.

     Продиктовав адрес, я сел на пол.

     - Сань, собирай вещи. Здесь оставаться опасно.

     Она метнулась из коридора в комнату. Еще раз обшарил все карманы. Забрал все

     деньги, даже мелочь, ключи. Лишнее потом выкину. Документы оставил. Протянул руку к

     фигурке и перевесил ее поверх футболки. Толку от нее нет, а привлекать к себе внимание

     разноцветными глазами не хочется. Запахло аммиаком… Не выдержал храбрый горец,

     обоссался… Ладно, займемся рукой. Протез ремонтировать некогда, в сумку его. Царапина

     почти не кровит, попозже обработаю. Пистолет тоже в сумку, пригодится. На лестнице

     раздались неспешные шаги и в двери негромко постучали.

     - Кто?

     - От Толика.

     Я открыл двери и в квартиру протиснулись двое спортивных парней. Один из них

     протянул мне руку:

     - Кеша Сиплый. Это ты мне звонил.

     - Как?

     - Иннокентий, мама так назвала. Вот и мучаюсь. Андрей, посмотри второго.

     Парень в синей куртке приложил два пальца к шее:

     - Этот готов, кажется.

     - Ладно, грузим всех и уезжаем. Вдруг еще кто-то пожалует. Потом поговорим, и

     уважительно посмотрел на мой пустой рукав: - Здорово ты их уделал, бандит однорукий!

     Десять минут и мы уже катили по заснеженному, забитому машинами городу. Магу

     зажали между трупом и мной, Руки его по-прежнему были связаны за спиной. Он ерзал по

     сидению и тихонько подвывал. Саня ехала в другой машине.

     - Сиплый, вся машина мочой провоняла!

     - Фигня, ребят высадим, потом отмоем. Чисто-чисто. Так что сиди спокойно и рули. И

     не подрезай никого! Машина хоть и тонированная, и номера блатные, но ты не забывай, что у

     нас полтора жмурика.

     Мы проехали через плотную пробку и помчались по широкому проспекту.

     - Ну все, минут пять еще. Значит так, вот тебе ключи. На брелке адрес. Отдыхайте, а

     завтра заедем за вами на кладбище. Похороны назначили на два часа. Хоронить будем на

     Северном. Приеду раньше, поговорить нужно.

     Машины резко остановились у троллейбусной остановки.

     - До завтра. Пойдешь по этому проулку. Третий дом по левой стороне. Зеленый такой.

     Найдете. Никуда не ходите! Жрачка в холодильнике есть.

     Сиплый пожал мне руку и полез на заднее сиденье. Машины резко рванули с места,

     выбросив из под колес грязный снег.

     Квартира просто крошечная. Комната, в которой с трудом уместился диван, кресло и

     тумбочка с телевизором. Наверное, здесь тоже общага раньше размещалась. А вот кухня

     радовала. Размером больше комнаты, большой импортный холодильник забит продуктами.

     Шкафы заполнены кашами и крупами. В углу, накрытый полиэтиленом стоит начатый мешок

     сахара. Здесь можно выдержать многомесячную осаду, особо не напрягаясь.

     - Здорово! Давай чаю попьем. А то я так и не успел.

     Поставил чайник на плиту и уселся на табурет. Саня села напротив.

     - А ты кто по жизни?

     Ну и вопросики у нее.

     - В смысле? Человек.

     - Не, я не про это. Чем ты вообще занимаешься? Когда меня схватили у подъезда, я

     жутко испугалась. А ты за минуту их вырубил. Меня все еще потряхивает, а ты, кажется,

     спокоен как танк.

     - Да ничем я сейчас не занимаюсь. На инвалидности. Раньше в армии служил. Сильно

     потряхивает? Может тебе водки налить? В медицинских целях. Там в холодильнике целая

     батарея стоит.

     - А давай! – она весело и бесшабашно улыбнулась.

     - Только открывать сама будешь. Одной рукой неудобно.

     Открыли бутылку. Стопок не нашли, поэтому плеснули в обыкновенные чашки.

     Выпили. Саня сморщилась, закашляла и замахала руками:

     - Первый раз в жизни водку пью! Давай лучше чай!

     Я сполоснул чашки и налил кипятка.

     - А вообще, повезло нам сегодня, это точно!

     - Что им было нужно?

     Я молчал, отхлебывая обжигающий чай. И что я мог сказать? Что у меня на шее висит

     непонятная фигурка, меняющая глаза? Ф игурка, за которую уже убили двух человек. Нафиг

     я им сдался, и Лидка тоже. Им фигурка нужна, и к бабке не ходи!

     - Не знаю, Сань. Дурдом какой то.

     - Ой, а у тебя глаза просто серые сейчас! Интересно то как! Почему с тобой так?

     Я проигнорировал ее вопрос.

     - Тебе есть куда уехать?

     - В смысле? У меня здесь работа нормальная, платят прилично. Это ерунда, что день

     прогуляла. Продавцов везде не хватает, не думаю, что выгонят.

     - Дура! Ты что не думаешь, что тебя грохнуть могут?!

     Она на минуту задумалась:

     - А сам не боишься? Похоже, что охотятся не за мной, а за тобой!

     - С чего ты взяла?

     - Слышала ваш разговор с этим…Магомедом.

     Крыть нечем. Я пожал плечами и замолчал. Что скажешь, она права. И как

     выкручиваться из этого пока тоже не понимаю.

     - Мне нужно руку починить. И ту и другую.

     Задрал рукав и осмотрел глубокую царапину. Протез, даже если удастся зашить

     ремень, не оденешь. Натирать будет жутко. Но с одной рукой тоже плохо.

     Достал из сумки протез. Осмотрел. Хороший нож. Прорезал не только ремень, но и

     кожаное основание. Черт, осталась только бесполезная железка. Починить, даже кое-как, не

     удастся. А второй протез вообще дома остался.

     Аптечка на кухне имелась и серьезная. Не просто коробка с лекарствами, а

     фельдшерская сумка войсковая. Плюс бутыль с перекисью и десятка три широких бинтов. Да

     тут взвод можно перевязать! Полил немного перекиси. Ранка чистая, почти не шипит. Залил

     зеленкой. Намотал бинт. Может и царапина, но привести в порядок и еѐ нужно. Справился

     сам. Саня сидела за столом и откровенно клевала носом. Интересно, как бы она в магазине

     работала?

     - Сань, ложись на диван, ты же сейчас лицом на стол рухнешь!

     - Ага, вторую ночь не сплю, разваливаюсь на ходу. А ты спать не хочешь?

     - День на дворе. Я немного дремал в электричке и такси.

     - Ладно, подремлю часа два-три. Но на обед ты меня разбуди!

     Пару минут слушал, как она вертится с бока на бок, устраиваясь. Достал тетрадь с

     записями. Уже привык к этим каракулям. Конечно, читается медленно, но все-таки уже

     читается. Не расшифровывается…

      27 апреля 1976 года

     

      Мы разговаривали по русски и Чэнь напряженно прислушивался к нашему разговору.

      Не нравится мне этот китаец. С чего бы он стал нам помогать? Даже за определенную

      плату… как то особенно мерзко он прислушивается и тихонько улыбается каким то своим

      мыслям. Да и для мелкого контрабандиста речь довольно грамотная.

     

      - Значит, патрулей стоит опасаться только в пригороде Гуйчэна, а до него еще

      километров двадцать, - Степаныч водил пальцев по карте. – Двинемся в обход города вот

      здесь возле реки. Потом резко сворачиваем к западу прямо к предгорьям Минь Ду. Дальше

      глухие деревушки. Двинули?

     

      Мы поднялись, взвалили на плечи рюкзаки и углубились в лес. Местность стала

      меняться. Под ногами сыпались мелкие камни, а еще через пару километров лес стал

      сменяться каменистой пустошью. Лес окончательно отступил, и мы оказались в довольно

      глубоком ущелье. Как то непривычно тихо было здесь. Замолчали птицы, не стало слышно

      шелеста листвы, и даже ветер утих. Тишину нарушали только наши шаги и шелест

      катившихся мелких камешков. Ущелье постепенно сжималось, и казалось, скалы нависают

      прямо над нами. Вдруг на одной скале я разглядел темные прямоугольники. Потом еще и еще.

      Они прилепились к скалам со всех сторон, опираясь на вбитые прямо в скалу внушительные

      колья.

     

      - Висячие гробы,- прошептал Чэнь , и хотя он сказал это совсем тихо, мы все

      расслышали и невольно ускорили шаг. Я обшаривал глазами скалы и всюду , куда падал глаз,

      темнели темные прямоугольники гробов. Выдолбленные из цельного ствола дерева,

      громоздкие и неуклюжие, они облепили все скалы до самого верха. Как китайцы умудрялись

      затаскивать своих покойников на такую высоту? Вид смерти, выставленной на всеобщее

      обозрение, невольно угнетал. Все теперь шли молча, опустив голову, но при этом не сбавляя

      шаг. Через час странное ущелье закончилось и мы снова вышли в лес.

     

      Железнов приблизился к Чэню:

     

      - Что это за место?

     

      Чэнь сделал знак рукой, как будто отводил что то в сторону, потом тихо сказал:

     

      - Висячие гробы народа Бо. Очень давно здесь жил смелый и мужественный народ Бо.

      Они хоронили своих воинов высоко над землей, так как верили, что так они будут в

      безопасности от зверей – демонов и станут ближе к небу. Династия Мин истребила этот

      народ. Никто не помнит зачем. Сейчас только эти гробы напоминают о народе Бо. Такая в

      этих краях легенда.

     

      - А как они умудрялись затаскивать свои гробы на такую высоту?

     

      Чэнь хищно улыбнулся и повернулся ко мне:

     

      - Старики говорят, что народ Бо умел летать.

     

      Чэнь поправил лямки своего мешка и ускорил шаг. В сумерках прошли еще одно ущелье

      и остановились в небольшой рощице.

      28 апреля 1976 года

     

      Сижу на неудобном камне и записываю прошедшее сегодняшнего дня.

     

      Мы с наслаждением растянулись на траве. Уснул я незаметно и так быстро, как

      будто щелкнули выключателем. Проснулся оттого, что кто-то сильно тряс меня за плечо:

     

      - Володя, вставай! Нашего китайца нигде нет! – Степаныч сильно ущипнул меня за

      плечо. Рядом уже стояли Железнов и Казик. Вокруг стена темноты еле подсвечивалась

      тусклой луной.

     

      - Казик, ты уснул что ли?

     

      Казик посмотрел на нас мутными глазами:

     

      - Ничего не помню! И башка трещит!- он дотронулся до затылка и зашипел от боли.

     

      - Ясно… Степаныч помрачнел. Уйти наверняка не успеем. Здесь лес редкий. Делаем

      так. Достаем из рюкзаков «леших» и рассредоточиваемся левее этого места метров на

      двести. Там заросли погуще и обнаружить нас, в случае чего будет затруднительно.

      Дальше действуем по обстановке. Максим, ты выдвигаешься вперед метров на пятьсот. В

      случае чего будешь прикрывать наш отход. Потом по маяку нас найдешь. При

      необходимости валим этого Чэня и всех кто будет с ним. Но это совсем на крайний случай.

      Всем накрутить АПБ и ножи под рукой. Казик, ты как?

     

      Казик заматерился и махнул рукой:

     

      - В норме.

     

      Мы быстро достали лохматые камуфляжи, в просторечье именуемые «лешими»,

      намазали лицо зеленовато-черным гримом и молча отползли в кусты. На востоке показалась

      едва видимая светлая полоска. Деревья стали проявляться как на черно-белой фотографии.

      А может, мы зря паникуем? Может этот китаец просто побоялся, что мы его прихлопнем

      в лесу, и предпочел удрать? А может, нужно было уходить дальше, только и всего? Но тут

      за пригорком послышались тихие шаги и показалась смятая зеленая фуражка, потом еще

      одна, и еще… Я насчитал двенадцать человек.

     

      В середине отряда двигался Чэнь. Солдаты медленно растягивались в полукруг и

      поводили автоматами. Двигались очень тихо. Я смотрел на них и никак не мог понять, что у

      них на ногах. Кеды! Натурально, кеды! Только один, с жестким лицом, постарше, был в

      пыльных сапогах.

     

      - Чэнь, ну и где они? Куда делись?

     

      Чэнь завертел головой по сторонам и стал напряженно прислушиваться.

     

      - Здесь они были, товарищ капитан.

     

      Капитан недовольно дернул плечом и ткнул пистолетом прямо в грудь Чэню.

     

      - Ну и где же они? А тебе случайно не примерещилось? Может ты наплел нам

      сказочку про русских, а тем временем по реке прошли лодочки с твоим гребаным товаром! А

      я повелся на твои байки и увел патруль?! – капитан распалялся и махал пистолетом.

     

      - Да здесь они! Они далеко идти не могли уйти. Искать нужно!

     

      - Хорошо! Прочешите кругом, вдруг он не врет. Разрешаю стрелять во все

      подозрительное! – и капитан крепко схватил Чэня за рукав. Солдаты медленно пошли в

      нашу сторону, нехотя раздвигая кусты стволами автоматов. Вот сто метров до нашего

      укрытия, пятьдесят, двадцать. Я уже могу разглядеть лицо китайского красноармейца –

      молодое, с едва пробившимися несколькими волосками на подбородке. Он нервно сжимал

      руками цевье автомата, бессмысленно водя им из стороны в сторону. Где то далеко

      неожиданно и как то очень громко раздался взрыв, потом еще один. Солдат нервно

      оглянулся на капитана, который рвал из кобуры пистолет. Чего он его дергает туда-сюда?

      Держал бы в руке… Коротко размахнувшись, он ударил Чэня прямо в висок, что то

      прокричал солдатам и побежал в сторону реки. Весь отряд стремительно рванул за

      командиром и только два солдата подхватили обмякшее тело и потащили.

     

      Через минуту слева послышался шорох и шепот Степаныча:

     

      - Отходим назад к ущелью.

     

      Мы поднялись и медленно двинулись в обратную сторону. Через час утомительного

      марш-броска мы снова были в ущелье со странными висячими гробами.

     

      - Ищем укрытие и ждем Максима.

     

      Укрытие долго искать не пришлось. Совсем недалеко вверх по склону небольшая

      расщелина в скале расширялась и переходила в небольшой грот. Мы сбросили рюкзаки и

      привалились к прохладным камням.

     

      - Степаныч, твою мать! Где вы отыскали этого китайца? – Казик расстегнул свой

      рюкзак и достал ИПП. Потом, шипя от боли, промокнул ссадину на затылке.

     

      Степаныч невесело усмехнулся:

     

      - Как ни странно, этого китайца нам предоставила ваша епархия. Сказали, что очень

      надежный и проверенный человек.

     

      Казик снова зашипел как змея и глухо заматерился.

     

      Я снял рюкзак и присел на камень:

     

      - Что дальше будем делать?

     

      - Все зависит от того, что предпримет этот капитан береговой охраны. Если он

      поверит Чэну и вызовет подмогу, тогда нам несдобровать. От сплошного прочесывания нам

      не уйти. Если он ему не поверил, то мы сможем спокойно продолжить наш путь.

     

      Казик свернул тампон и сунул его в кармашек рюкзака:

     

      - Есть еще и третье. Если этого китайца действительно подтянуло наше

      ведомство, то он может знать больше нас и неприятностей тогда следует ждать за

      каждым деревом.

     

      Луч фонаря переместился на него:

     

      - А ты действительно ничего не знал?

     

      Казик недовольно поморщился и закрыл глаза рукой от слепящего света:

     

      - Ничего. Никаких инструкций.

     

      Фонарь погас.

     

      - Ладно, ждем Максима и будем думать, что делать дальше.

     

      - Я маяк не запеленгуют?

     

      - Вряд ли. Он работает в очень узком диапазоне и периодично.

     

      Максим появился часа через три, мокрый, но довольный:

     

      - Еле отыскал вас. Сигнал искажается и уходит. Я увел от пристани две

      задержанные лодки и потопил их дальше по реке. При этом я взорвал их патрульный катер.

      Представь, у них подсумок с гранатами лежал прямо в рубке! Так что свою взрывчатку я не

      потратил. Может получится списать на налет и выиграть время?

     

      - А что Чэнь?

     

      Максим пожал плечами:

     

      - На берегу его видно не было. Будем надеяться, что его уже засадили в кутузку или

      просто пристрелили по дороге. Как действуем дальше?

     

      - Как начнет темнеть, уходим лесом в сторону гор, как и планировали с самого

      начала. Конечно, следовало бы идти от Гуйчэна, но об этом сейчас не может быть и речи.

      Лишь бы не было преследования… Ну как?

     

      Мы с Максимом почти синхронно кивнули, а Казик зажег свой фонарь и укрепил его в

      камнях. Из рюкзака он начал доставать части оружия и скручивать вместе. Последним на

      свет выплыл крупный, необычного вида прицел и громоздкая труба глушителя. Заметив

      наши заинтересованные взгляды, он самодовольно ухмыльнулся:

     

      - Новая разработка наших оружейников. Патрон стандартный, 7,62. Держал на

      крайний случай…патронов не очень много. Как то в этот раз он очень быстро наступил.

     

      Максим при его словах нахмурился и отошел к выходу. Через минуту Казик встал и

      протянул ему винтовку:

     

      - Держи! Я знаю, что ты мне не доверяешь, и у тебя для этого есть все основания.

      Доказательств у меня нет, а тыловое охранение нам необходимо. С маяками я обращаться

      не умею, так что эта винтовка для тебя.

     

      29 апреля 1976 года

     

      Мы поделили груз Максима и взвалили на себя потяжелевшие рюкзаки. Выходили из

      ущелья уже в полной темноте, только неяркий свет луны пробивался сквозь деревья. Идти

      было неудобно и тяжело. Ноги путались в траве, одежда цеплялась за сучья и колючки.

      Перед рассветом остановились, поели и устроились на привал. Часового решили не

      выставлять, только рассредоточились и замаскировались.

     

      Мы шли всю ночь не сбиваясь и не петляя. Такое ощущение, что маршрут проложен

      заранее. Но если Степаныч точно знает куда идти, почему скрывает от нас? И зачем

      тогда нужен был этот китаец?

     

      30 апреля 1976 года

      Проснулся от резкого крика птицы и осторожно перевернулся на бок. В тридцати

      метрах стоял Казик. Я медленно поднялся.

     

      - Хорошо замаскировался. Пошли, тут недалеко хорошее место нашли для общего

      завтрака.

     

      Мы прошли несколько сот метров и спустились в неглубокую котловину, на дне

      которой блестела вода. Степаныч сидел у самой воды, с разложенной на коленях картой и

      недовольно хмурился:

     

      - Мы уже в предгорьях. К вечеру нам нужно выйти в деревне Ляньшао .Или как она

      тут правильно называется? Не могу прочитать. Максим говорит, что преследования нет.

      Короче, то, что нашел профессор это в действительности карта. Непонятная,

      запутанная, местами неточная, но карта. Володя, ты помнишь пометки в документе?

     

      Я кивнул и с интересом уставился на него.

     

      - Так вот. Наши аналитики предположили, что пометки на карте это и есть тропа

      лисицы. Начинается тропа как раз недалеко от города Гуйчэн, потом уходит в горы. Других

      версий нет, так что мы следуем пока этой тропой. И думаю, что нам нужно

      поторопиться.

     

      Он в упор посмотрел на Казика:

     

      - Ты точно ничего не знаешь? У меня есть подозрение, что по нашему следу должна

      пойти еще одна группа. Зачем и кому это нужно – понятия не имею. Но раз этого китайца к

      нам приставили, значит это кому-то нужно. Так что наша задача на ближайшие дни – это

      двигаться быстро, найти что нужно и остаться в живых.

     

      Мы идем целый день, делая маленькие привалы по десять минут каждые два часа. Не

      садились, а просто прислонялись к деревьям, чтобы перевести дух и сделать несколько

      глотков воды. Если присядешь, заставить себя встать очень тяжело. Но ходу делать

      записи очень неудобно. Руки дрожат и перед глазами круги плывут.

      Лес поднимался в гору, но реже не становился. Странный лес, не наш. Зеленые рощи

      бамбука сменялись высохшим буреломом, деревья переплетались лианами, образуя

      причудливые тоннели. Часам к четырем я начал выдыхаться. Лямки рюкзака врезались в

      плечи, пот заливал глаза, от постоянного подъема в гору мышцы горели. Стал отставать.

      Было стыдно, я шел, пошатываясь, сжав зубы. Через полчаса Степаныч объявил привал.

      Большой привал! Есть совсем не хотелось. Голова кружилась, в глазах мелькают зеленые

      пятна, а рот наполнился тягучей слюной. Казик подошел ко мне и сунул в руку упаковку

      таблеток.

     

      - Устал? Держи, это стимулятор. Только не злоупотребляй. Как говорили в

      «Бриллиантовой руке» достаточно одной таблэтки! – и он от души рассмеялся.

     

      Я бросил в рот и разжевал таблетку с легким мятным вкусом. Запил водой. Через

      пять минут почувствовал, что головокружение ушло, затекшие плечи расправились. Чудеса,

      да и только! Степаныч тоже заметно устал. Лицо потемнело и как то осунулось. Но от

      стимулятора он отказался наотрез.

     

      30 апреля 1976 года, вечер

     

      Следующие три часа я прошагал на одном дыхании, не замечая тяжести рюкзака за

      спиной, любуясь природой. Бамбук постепенно уходил, уступая место привычным соснам,

      пихтам и березкам. Солнце уже не пекло, ветерок обдувал. Короче, легкая прогулка.

      Устроились на большой привал за корнями большого вывороченного дерева. Я с аппетитом

      поел и тут меня накрыло. Голову оглушила волна боли, мышцы ног стало подергивать и

      колоть ледяными иглами. Желудок скрутило спазмом. Я сделал усилие и удержал пищу

      внутри, но легче не стало.

     

      - Ну как, Володя, тебе чудо-таблетка? За все приходится платить.

     

      В голосе Красно не было издевки, только констатация факта и усталость.

     

      - Отдыхай. Через пару часов отпустит. Устраиваемся спать. Максим передал, что

      погони по прежнему нет. Но не расслабляться! Тщательная маскировка и оружие наготове!

     

      Стараюсь делать небольшие пометки каждый день, благо это не отнимает много

      времени.

     

      1 мая 1976 года

     

      Утром к нам присоединился Максим. Он забрал свою часть груза и идти стало легче.

      Дорога идет все время в гору. Задача на сегодня – дойти до деревни Шу-лин, и по

      возможности расспросить местное население. Удивительно, но деревня существует с

      доцинских времен. Не каждый город может похвастаться такой историей. Около шести

      часов вечера мы поднялись на плато и увидели деревню. Странно, но в деревню ведет

      мощеная камнем дорога. Прямо на входе стоят два каменных столба с оскаленными лисьими

      мордами на вершинах. Камень потрескался и стерся от времени, дождей и ветра, но

      определенно, это лисьи морды. Вокруг не видно ни души. Только ветер свистит. Входим в

      деревню.

     

      Деревня пуста. И пуста очень давно. Дома, сложенные из серого камня, покрылись

      зеленоватым мхом, истлевшие двери и расколотая черепица валяются на улице. Деревню

      окутывает холодный туман и от этого становится особенно жутко. Только наши шаги по

      старинной брусчатке заставляют гулять гулкое эхо. Деревня довольно большая и дорога

      ведет на мост, перекинувшийся через пропасть, и дальше в горы. Сумерки сгущаются и

      идти дальше в горы небезопасно. Вдруг где то слева загорелся и почти сразу погас огонек. Я

      посмотрел в монокуляр. Точно. В одном из домов зажегся свет и потянуло дымком.

      Степаныч поднял кулак и несколько раз показал им в сторону дома. Щелкнули

      предохранители. В метрах тридцати остановились. Максим, мягко, как кошка, подошел к

      окну и быстро в него заглянул. Потом показал один палец. Один человек.

     

      - Заходим втроем! Казик несет фишку снаружи!

     

      Степаныч подошел к двери и тихонько постучал. Дверь немедленно открылась, как

      будто нас уже ждали. На пороге стояла древняя старуха с головы до ног замотанная в

      засаленное тряпье. На темном лице выделялись, слепые, затянутые мутной белой пленкой

      глаза. Старуха махнула рукой и двинулась вглубь комнаты.

     

      - Здравствуйте, лао! Мы сбились с пути и увидели ваш огонек. Дорогу не подскажите,

      лао?

     

      Старуха повернулась к нему и часто закивала. Затем протянула руки с желтыми,

      изломанными ногтями к лицу Краско и стала медленно его ощупывать. Он не шевелился, и

      мы затаили дыхание.

     

      - Вы не худзе, и вообще не нашей крови. Но садитесь у огня, отдыхайте, вот только

      еда у меня скудная.

     

      Честно говоря, едой в доме и не пахло. В потемневшем чайнике, висящим над огнем,

      булькала вода, с потолка свисали пучки трав и кореньев.

     

      Старуха медленно присела на низкую скамейку и плеснула себе воды в чашку.

     

      - Вы ищете дом Тамамо?

     

      Старуха говорила на странном наречии, так что я понимал ее с большим трудом. Но

      решился спросить:

     

      - Лао, мы ищем дом, к которому приводит лисья тропа.

     

      Старуха, казалось, не слышала. Она вдыхала пар, идущий от чашки, и негромко

      бормотала себе под нос.

     

      - Да, вы ищите Тамамо, как все, кто приходил до вас. Но тело ее давно истлело, и

      превратилось в прах, но проклятый дух ее жив и поныне…

     

      Старуха замолчала и шумно втянула в себя воздух. Молчали и мы. Прошло наверное

      минут двадцать, когда старуха зашевелилась и стала напевно выговаривать слова:

     

      - Живет в лесах прекрасная Тамомо. Живет за горой девятихвостая Тамомо. Луна

      блестит на ее серебряном одеянии и свирепые лучники охраняют ее. Душа ее темна, как

      глубокие пещеры Гу. Берегись ее! Она иссушит тебя, полюбит тебя, возненавидит тебя,

      поможет тебе и убьет тебя в тебе!

     

      Старуха замолчала, а Максим недоверчиво хмыкнул. Но Степаныч был серьезен, как

      никогда.

     

      - Как нам пройти в дому Тамамо, лао?

     

      Старуха подняла на него мутные белые глаза.

     

      - Зачем тебе Тамамо? Ты хочешь умереть?

     

      - Ты как хочешь, Степаныч, а в доме я спать не буду. Пусть на улице сыро и холодно,

      но эта старуха мне совсем не нравится, - проговорил Максим шепотом по- русски. Я вдруг

      уловил, что старуха прекрасно слышит и как мне кажется, понимает.

     

      - Нет. Дежурим по очереди, двое здесь, двое снаружи. Не спим. Я не верю в призраков

      и ведьм, но все равно, здесь твориться какая-то чертовщина.

     Я оторвался от тетради, когда на улице совсем стемнело и часы показывали восьмой

     час. Засиделся… С обедом мы не успели, так что теперь ужин на очереди. Решил особо не

     мудрить. Морозилка забита пельменями. Вода закипела, и я высыпал в кастрюлю весь

     килограммовый пакет.

     Пельмени только начали всплывать, когда в кухню вошла Саня.

     - Ты чего меня на обед не разбудил? От голода проснулась, живот подвело.

     - Жалко было будить, сейчас наверстаем за ужином.

     - Есть много на ночь вредно, в талии распухнешь!

     Я с сомнением оглядел ее маленькую тонкую фигурку:

     - Думаю, тебе это не грозит!

     - Сама знаю! А майонез есть? Здесь, в Свердловске ужасно вкусный майонез!

     - Есть. Большое такое ведро. Сама доставай. И тарелки тоже.

     - Я вообще с майонезом могу что угодно есть!

     С пельменями расправились быстро. Саня, проглотив свою немаленькую порцию,

     снова заклевала носом:

     - Сейчас посуду вымою и спать! Как диван делить будем?

     - Ложись сама, я в кресле прекрасно устроюсь. Все равно плохо сплю в незнакомом

     месте.

     - Ты просто стесняешься меня! Но настаивать не буду!

     Когда я умылся, она уже сопела в две дырки, свернувшись калачиком и спрятав обе

     руки под подушку. Устроился в кресле, положив ноги на табурет и укрывшись пледом. Рядом

     положил нож и пистолет. Может нам ничего и не угрожает, но пусть будет. Прямо перед

     глазами висела луна. Огромная. Полная. Бледно-желтая. Совсем тонкая тюлевая штора.

     Какой притягательный, мягкий и ласковый свет. Тут я вспомнил, как переливались

     шерстинки лисы в лунном свете и потянул за шнурок. Свет луны стал ярче и распался на

     отдельные сверкающие нити. Они подчинялись моим рукам. Я могу играть на этих нитях как

     на гитарных струнах. Одно движение и нити сплетаются в человеческую фигуру. Взмах руки,

     и она распадается на отдельные лучики. Я могу превратить маленькую мышку в

     разъяренного тигра. Могу… Могу… Я все могу, мне все подвластно…

     И тут меня ударило в грудь. Сильно, горячо и очень больно. Так пули впиваются в

     тело. Сначала только обжигающий удар, а потом приходит резкая боль. Боль, накатывающая

     резкими и удушливыми волнами и тихий, успокаивающий голос, который раздается где то

     совсем рядом:

     - Осторожнее…Осторожнее тут…

     Я по-прежнему сидел в кресле. Луна переместилось почти к углу соседнего дома.

     Сердце выскакивало из груди, по лбу стекал холодный пот. Что это со мной? Сон?

     Осторожно, стараясь не разбудить Саню, я прошел в ванную. Включил холодную воду и

     засунул голову под кран. Тысячи ледяных игл впились в затылок. Стало легче. Глянул в

     зеркало. На меня смотрело бледное, перекошенное лицо с разноцветными глазами. Зеленый

     и голубой. Я тронул зеркало, и изображение смазалось и поплыло. Как будто камешек бросил

     в воду… Я сплю все еще? Вроде нет…Так… Как говорил наш ротный: «Над нашей

     психбольницей гордо реет вертолет». Зеркало затуманилось и помутнело. Черты отражения

     смазались и побледнели.

     - Ты не спишь и не сошел с ума. Это все предмет. Кицюмэ – древний и капризный

     предмет. Осторожнее с ним…

     - Ты кто? … «блин, я говорю с собственным отражением…» Отражение в стекле

     заколыхалось и дрогнуло:

     - Отражение твое… А кого ты хотел увидеть в зеркале? Будь осторожен и

     внимателен… Осторожнее…Осторожнее тут…

     Я крепко зажмурил глаза и изо всех сил ущипнул себя на руку. Открыл. Передо мной

     обычное зеркало и моя перекошенная, знакомая физиономия. Я постучал пальцем по стеклу.

     Обычное зеркало. Прошел из ванной на кухню. Достал из холодильника водку, щедро

     плеснул в чашку. Выпил. Теплая волна разлилась, выметая из головы все мысли. Вернулся в

     комнату, уселся в кресло и сразу вырубился.

     Проснулся от шума и плеска воды. Утро или еще ночь? Вот ведь дворик, напротив ни

     одного окошка не горит. Что это было ночью? Приснилось? Вроде нет. На руке разливается

     синяк от щипка. На секунду в комнате стало светло от света фар. Во двор въехала машина и

     через пару минут в двери тихо, но настойчиво постучали. Они что, вообще дверными

     звонками не пользуются? Я встал и открыл двери.

     - Дрыхните все еще что ли? Десятый час уже.

     Сиплый крепко пожал мне руку и стал расшнуровывать высокие ботинки из рыжей

     кожи.

     - Хорошие ботинки, вот только снимать и одевать проблема. Все ребята надо мной

     потешаются. А мне нравятся. Всю жизнь мечтал такие купить. Чаем угостите?

     Он прошел на кухню и сам поставил чайник. Саня выглянула из ванной с полотенцем

     на голове:

     - Я сейчас! И чай я уже пила!

     Чайник закипел быстро. Сиплый с каким хлюпанием и причмокиванием осторожно

     отпивал крутой кипяток:

     - Хорошо! На улице холодина градусов двадцать с лишним, наверное. Ну, слушай!

     Зачем убили нашего Толика и его подругу нам непонятно. Это загадка номер один. И этот

     Магомед тоже ничего толком рассказать не мог. Дебил какой то…Плачет и причитает… Все

     про какого то страшного китайца лопочет. А мне говорили, что кавказцы крутые…

     - Они толпой крутые.

     - Ладно. Слушай дальше. За твою голову платят хорошие деньги. Но им нужен ты

     живой. Понятия не имею зачем. Это загадка номер два. Вообще, в последнее время этот

     Рахим силу почувствовал и потихоньку борзеть начал. А ты что сам про это думаешь?

     Я молча пожал плечами. Что ему сказать?

     - Я так и думал. У нас есть одна задумка, но нужно поговорить с глазу на глаз.

     Саня вскочила из-за стола:

     - Пойду за хлебом схожу. Где тут булочная недалеко?

     - В конце улицы. Но одна не ходи. Там в машине Таксист сидит, он тебя проводит. И

     задержись потом в машине. Посидите, музыку послушаете…

     Саня громко фыркнула и через несколько минут вылетела из квартиры, громко

     хлопнув дверью.

     - Не девчонка, а ураган!

     - У нее голова мокрая. Сам говоришь, что на улице мороз.

     - Таксист ее в машине придержит, там тепло. Слушай, а давай пельмешек сварим?

     Чаем только аппетит раздразнил.

     - Я еще не умывался. Да и пельмени с утра как то не хочется.

     - Так иди, сполосни маску. Там в шкафчике слева новые зубные щетки должны быть.

     А я пока воду поставлю. Ты сколько осилишь?

     - Ну, штук десять с утра.

     - Значит тебе штук тридцать. Я больше смогу.

     Когда я вышел из ванной, большая кастрюля уже стояла на огне.

     - Короче, разговор такой. Нам нужен человек, который смог бы убрать Рахима. Рчень

     нужен! Он лезет на нашу территорию, а теперь его ребята Толика замочили. А он в нашей

     организации не последний человек. Был. Новая война нам не к чему, а ты человек со

     стороны. Возьмешься?

     - Нет.

     Сиплый рассмеялся и бросил в кастрюлю щедрую горсть соли.

     - Я так и думал, что ты откажешься. Не хотел тебе аппетит портить, но ладно. Сам

     виноват.

     Он бросил на стол темно-зеленый конверт. Я выложил фотографии, и у меня

     потемнело в глазах.

     - Что это?

     - Это твоя подруга Лида и наш Толик.

     Сине-багровые тела…Крупное фото руки. А что это торчит? Мать, твою, это же кость

     сломана, торчит наружу. Вот грудная клетка, с вывернутыми торчащими ребрами… Кисть

     руки с раздавленным простеньким колечком…Я сглотнул и дрожащими руками запихнул

     фотографии в конверт.

     - Ну как? Пельмени еще хочешь?

     Я промолчал. Проглотил комок в горле.

     - Как они это сделали?

     - Я не знаю. Сам недоучившийся медик, а такое вижу впервые. Ты же понимаешь, что

     при аварии так пострадать они не могли. Ребят в ритуальном агентстве заставил фотки

     сделать. Они тоже в шоке. Так что подумай над моим предложением. Недолго только. С

     нашей стороны поддержим, как сможем. Если согласен, обсудим все после похорон. Тянуть

     не хочу с этим делом. Такая мразь вообще не должна по земле ходить!

     - А с протезом можешь помочь?

     Сиплый помешивал ложкой кипящие пельмени:

     - А знаешь, могу! Есть у меня один знакомый «Кулибин». Для афганцев руки и ноги

     на заказ делал. Классный мужик и рукастый. Доставай тарелки, завтракать будем. Я Таксисту

     позвоню, пусть девчонка тоже нормально позавтракает. День тяжелый будет.

     Саня влетела через минуту, раскрасневшаяся, вкусно пахнущая морозом.

     - А хлеб где?

     - Где, где? В магазине остался. Андрей мне объяснил, что до ближайшего магазина

     топать минут двадцать. Так что обходитесь тем, что есть.

     - Да ладно, чтобы вы без меня делали. Хлеб я прихватил свой. А то пельмешки без

     хлеба кушать, только продукт переводить!

     Ели молча. Сиплый методично обмакивал каждый пельмень в сметану и отправлял в

     рот. Небольшой холм на тарелке стремительно убывал. А у меня совсем пропал аппетит.

     - Ладно, слушайте оба. Вот вам денег немного. На такси. Подъезжайте прямо на

     кладбище. Там народу много должно быть много, так что не ошибетесь.

     Саня попробовала недовольно пискнуть, но наткнувшись на колючий взгляд, быстро

     стихла.

     - Прощание будет там же. Саня, после похорон, Андрей отвезет тебя на другую

     квартиру. Поживешь пока там.

     - Да мне на работу из этого района часа полтора добираться!

     - Какая, блин, работа? Ты что, хочешь лишнюю дырку в голове?

     Саня уже не бурчала, только наклонила голову, перед этим свернув своими зелеными

     глазищами.

     - А ты после похорон идешь до улицы Новаторов. Там недалеко. В семнадцатом доме

     спустишься в подвальчик. Там рюмочная и все свои. Там и встретимся.

     Саня довольно прыснула:

     - Ага, и ты там свой?

     - Я везде свой, так что не юродствуй, а то получишь ложкой по лбу. Ну ладно, до

     встречи. Посуду сами помоете. Такси я вам вызову, так что в окно поглядывайте.

     Сиплый, тихонько матерясь, зашнуровал свои шикарные ботинки, и мы остались одни.

     - Саш, а что происходит?

     Она смотрела на меня озадаченно и встревожено. Напускная веселость и

     бесшабашность исчезли без следа.

     - Ты о чем?

     - Я же не дурра! Что вы задумали? Мне страшно как то. Я когда вернулась, у тебя лицо

     другое стало.

     - Какое?

     - Не знаю, но другое. Чужое. Окаменевшее. Решительное.

     - Сань, ты знаешь меня меньше двух суток. Может я всегда такой?

     Она обиженно отвернулась к раковине и включила воду:

     - Дурак!

     Бежевая «пятерка» остановилась перед подъездом и долго, настойчиво просигналила.

     - Ладно, выходим.

     Саня с сомнением посмотрела на объемную сумку.

     - А вещи куда?

     - Здесь оставляй. Уверен, что ребята смогут ее потом забрать.

     - Ладно, как скажешь.

     Водитель сигналил, пока мы одевались и спускались по лестнице. Уселись вместе

     сзади на продавленное сидение.

     - Куда?

     - На Северное кладбище.

     Водитель стукнул кулаком по козырьку, и не стесняясь выматерился:

     - Триста и высажу за два квартала. До ворот не поеду, там дороги не чищены и братки

     кого то хоронить собираются. Машины наставили кругом, уроды!

     Водитель резко перестраивался из ряда в ряд и постоянно сигналил. Выехали за

     город, потянулись однообразные, занесенные снегом садовые домики. На обочине толстая

     цыганка в цветастом платке, увидев такси, замахала рукой. Машина остановилась.

     - Все, вылезайте, дальше не поеду. Тут недалеко, все прямо, не заблудитесь. Сотню

     вам сэкономлю!

     «Черт, как же холодно!» Рукав выпал из кармана и внутрь немедленно забрался

     ледяной ветер.

     - Нужно его было заставить довезти до кладбища.

     - А он бы сказал, что машина сломалась и все равно выходить пришлось. Ладно,

     пошли побыстрее, а то околеем.

     Саня согласно кивнула и потуже затянула шарф. Первая машина на обочине появилась

     только через километр. Еще метров через триста машины потянулись сплошной темной

     полосой. Дюжина здоровенных парней молча толкала застрявший автобус. «А дороги точно

     не чищены!». Мы протиснулись между забором и черным джипом, и пошли дальше по аллее,

     огибая и проходя сквозь группки парней в темных куртках и пуховиках. Они негромко

     переговаривались и притоптывали. Разговоры постепенно смолкали, и их заменял напевный

     густой голос:

     - …Ты видишь нашу скорбь из-за того, что внезапная смерть унесла из жизни нашего

     брата Анатолия и нашу сестру Лидию. Яви свое безграничное милосердие и прими их в свою

     славу. Через Христа, Господа нашего. Аминь.

     Прямо перед нами на низких подставках стояли два полированных гроба. Слева

     парень, который приезжал с Лидкой почти полгода назад в наш город. А справа, в белом

     свадебном платье – Лида. Страшное, застывшее и жутко напудренное лицо. Темные волосы

     аккуратно разложены… И снег… Снег падал на это родное лицо и оставался, собираясь в

     маленькие сугробики. Священник перестал говорить и сухая старушка во всем черном,

     большой неуклюжей кистью смахнула с лица снег. Снег задержался на секунду на бровях, но

     старуха еще раз яростно махнула кистью, сметая остатки и оставляя неширокие темные

     полосы в гриме. Мороз проник через пустой рукав, и меня заколотила крупная дрожь. Только

     в голове кровь стучала яростными молоточками. Силуэты людей стали нечеткими и

     расплывчатыми. Я вытер лицо рукавом куртки. Вот к гробу Толика медленно подходят по

     одному, останавливаются на секунду и двигаются дальше. Конвейер, конвейер смерти. Рядом

     с гробом Лиды стояла Саня, низко опустив голову и вздрагивая всем телом. Таксист

     придерживает ее под руку. Это хорошо… Вот двое рабочих опустили крышки. Все…Не могу

     смотреть…

     Я повернулся и медленно пошел назад. Шел, постепенно ускоряя шаг и размахивая

     рукой. Потом побежал. Остановился, когда в боку закололо и стало трудно дышать. Присел

     прямо на ступеньку магазина и обхватил голову руками. Мысли из головы пропали. В голове

     стучало, и перед глазами стояла кисть, смахивающая снег с мертвого лица Лиды.

     - Вам плохо?

     Ко мне наклонилась пожилая женщина в старом, потертом пальто.

     - Нет, спасибо. Сейчас уже лучше. Пожалуйста, подскажите, где тут у вас улица

     Новаторов?

     - Это совсем недалеко, сейчас пройдете по этой улице прямо, потом свернете налево и

     еще раз налево.

     - Спасибо, мать.

     Я с трудом поднялся. «Найду этих гадов! Сам сдохну, а найду!» Нащупал на груди

     лисицу и сдавил ее в кулаке. Боль и ненависть отодвинусь в сторону, впитываясь в

     металлическую фигурку.

     На Новаторов я вышел быстро, но найти рюмочную никак не удавалось. Два раза

     прошел мимо указанных домов. «Черт, ну и где она?». Никаких подвалов и вывески. Из

     переполненного автобуса вылез сильно подвыпивший мужичонка и нетвердой походкой

     двинулся в мою сторону.

     - Стой, мужик!

     Он остановился и испуганно попятился:

     - Чего тебе?

     - Где тут выпить можно?

     Испуг мгновенно исчез. На лице появилась живая заинтересованность.

     - Ты не местный что ли? Пошли покажу. Тут же два шага всего! Угостишь, может?

     Он ввел меня в арку и показал на маленькую, не больше альбомного листа вывеску.

     Кафе «Трое». Сто раз прошел бы мимо, не заметил. Спустился по скользким, не чищеным

     ступенькам. Толкнул тяжелую деревянную дверь с дымчатым стеклом и огляделся. Да… На

     кафе это как то не очень тянет. Низкое, полутемное помещение, но с добротно сколоченными

     столами и лавками. Сиплый сидел за вторым столиком, что то аппетитно жуя.

     - Не боишься отравиться?

     - Брось, тут кухня нормальная. Выпьешь?

     Я помотал головой.

     - Крепкий парень. А я тебе целую бутылку приготовил. Ладно, тогда давай сразу о

     деле. Сейчас съездим, подберем тебе руку. Тут недалеко, я звонил уже. Мое предложение

     принимаешь? Может еще пожелания есть?

     - Предложение принимаю. Хочу сам посмотреть в глаза этой сволочи. Мне еще нужно

     о Рахиме побольше узнать и пистолет трофейный проверить не мешает.

     Сиплый бросил в рот тонкий ломтик картошки:

     - Рахим крышует часть киосков в центре. Еще у него ломбард есть. Но это только для

     вида. Через него идет неслабый поток наркотиков. Потом этот поток расходится по городу

     через таджиков и цыган. Да и живет Рахим в цыганском поселке. Достать его сложно.

     Гаражные ворота открываются автоматически, так что в дом он въезжает на машине. В

     остальное время он сидит в своем офисе, даже еду ему туда носят из ближайшего кафе. По

     моему, его можно достать только когда он садится в машину, или как то проникнуть к нему в

     дом. Если придумаешь какой то другой способ – хорошо.

     - Сиплый, а ты не можешь конкретно меня вывести на цель?

     - Если бы мог, сам бы убрал давно. Очень осторожный, гад! Как будто чувствует что

     то. Но у тебя есть преимущество.

     - Это какое?

     - Во-первых, он сам тебя ищет. И тут дело в том, кто найдет первым. А во-вторых, он

     то не думает, что ты тоже начнешь охотиться за ним. И вот тут у тебя есть шанс. Совсем не

     маленький. Пятьдесят на пятьдесят. Они ты его пристукнешь или он тебя. Ну не пятьдесят,

     чуть меньше. Думаю, что тебя много народу ищет. Еще вопросы?

     - Ага. Как ты умудряешься оставаться худым, если ты жрешь столько?

     Сиплый довольно рассмеялся и протер тарелку кусочком хлеба:

     - А у меня работа нервная! Ладно, поехали. Иди за мной, выйдем через кухню.

     Прямо возле дверей стояла маленькая темно-зеленая машинка.

     - Это что? «Ока»?

     - Ага. Просто ласточка! Кататься по городу одно удовольствие. Гаишники не

     донимают, да и приткнуться можно в любом месте.

     - Да у тебя ботинки, по моему, дороже стоят!

     Сиплый нажал на кнопку брелка. Машина мигнула фарами.

     - Забирайся.

     Я открыл двери и остановился.

     - Давай садись, по дороге полюбуешься.

     Дверь мягко закрылась. Шума двигателя почти не слышно. Чудеса… Внутри, как в

     современной иномарке. Широкая панель, куча кнопок, деревянный руль. Сидения удобные. Я

     оглянулся назад. Заднего сидения не было. Вместо него торчали две внушительные колонки.

     - Ни как тебе отечественный автопром?

     - Нет слов. От «Оки» вообще что то осталось?

     - Конечно. Кузов и стекла. Все делал под себя. Ребята ржут, а мне нравится. Про

     преимущества я тебе уже говорил. Затонированную наглухо иномарку сто раз остановят и

     прошмонают. Я уж лучше на этой.

     Машина резво запетляла по улицам. Минут через десять остановились возле

     небольшого частного дома с внушительными коваными воротами. Сиплый трижды

     просигналил и калитка приотворилась.

     - Пошли!

     За воротами никого не было. Сама она что ли открылась? В доме нас встретил

     немолодой мужик сидящий в необычного вида инвалидной коляске.

     - Привет! Давненько не виделись! Ты по делам или чайку попить? Да не разувайся,

     снег на улице.

     - Я к тебе , Федорыч, человека привел. Ему рука нужна. Левая. Давай что-нибудь

     подберем из готового. Так чтобы было хорошо и быстро.

     - Из дешевого?

     - Да ладно тебе, я же знаю, что хорошего и одновременно дешевого в природе не

     существует. Я же не Леня Голубков.

     Мужик деловито объехал вокруг меня на коляске. Вытащил из кармана портняжный

     метр.

     - Куртку снимай. Мерку надо снять.

     Я сбросил куртку на стул. Он деловито пощупал культю, измерил ее окружность,

     потом расстояние до плеча. Задумчиво почесал седую щетину.

     - Кеша, измерь ему окружность груди, то мне не очень удобно.

     - Грудь то зачем ему мерить? Рука ведь нужна!

     Но послушно измерил. Федорыч откатился к столу и открыл небольшой блокнот.

     - Значит так, - сказал он через минуту. Есть две руки. Одна стандартная, другая не

     совсем. Какую дать?

     - Давай обе примерим. Пусть сам решает.

     - Ладно, поехали в мастерскую.

     Он повернулся и покатил в другую комнату. Мы двинулись следом. На стенах висели

     руки, по виду неотличимые от настоящих, если не принимать во внимание ремни. У стены

     стояли два десятка заготовок для ног. Насмотрелся я на протезы, а такого не видел.

     Блестящие, металлические, с шарнирными соединениями и реалистичными ступнями.

     - Ноги мне лучше удаются. Вот только себе не могу ноги придумать. На, примеряй!

     Палкой с крючком он снял одну из рук и подал мне. Протез подошел точно по мерке.

     И крепление удобное и мягкое. Пальцы чуть согнуты. Как настоящая…

     - Это стандартная?

     - Точно. Другую будешь примерять? Или эта с первого взгляда полюбилась?

     - Буду. Вдруг другая еще лучше.

     Федорыч достал из шкафа что темное, опутанное ремнями.

     - Ты с солдатской подвесной знаком? А с наплечной кобурой? Тут принцип тот же.

     Одевай сначала ремни, я помогу подогнать как нужно.

     Протез походил на оторванный рукав рубашки, который оканчивался тонкими

     пальцами, затянутыми в черную кожу. Я застегнул карабины и поднял руку.

     - Черт! Тяжеленная какая! Из металла что ли?

     - Точно. Легированная сталь. Тут еще один секрет небольшой есть. Ты фильм

     «Терминатор смотрел»? Видишь рычажок? Тяни вверх.

     Я потянул и пальцы протеза мягко сложились в кулак.

     - Ну как? Когда испытания проводил, стакан этими пальцами давил. А ремни, чтобы

     эта конструкция с руки не свалилась в случае чего.

     - А пальцы не разожмутся в самый неподходящий момент?

     - Нет. Чтобы сдвинуть рычаг в обратную сторону, нужно уже усилие приложить.

     Кулаком даже ударить можешь. Если не по бетонной стене со всей дури, то конструкция

     выдержит. Ну как? Берешь?

     Я несколько раз поднял и опустил руку.

     - А по деньгам дорого?

     - Обычная рука стоила бы дорого. А эта – опытный образец. В обычной жизни носить

     не очень удобно, так что забирай так. А Кешка мне потом бутылку хорошей водки поставит.

     - Без проблем!

     Мы сели в машину.

     - Спасибо за руку! Давно хочу спросить: А почему Сиплый?

     - Фамилия такая потому что.

     - Серьезно, что ли?

     - Могу права показать. У тебя же тоже фамилия не Иванов, а Африка. Даже не

     Африканов. Ну ладно, поехали твой пистолет проверять.

     На этот раз мы ехали долго, через весь город. Сиплый не разговаривал. Включил

     негромко музыку и шустрил между тянущимися потоками машин. Город кончился,

     потянулись ангары за бетонным забором. Въехали в ворота. Ангар с большой синей

     надписью на боку: «Стройматериалы».

     - Никодим здесь?

     Рабочий в засаленной спецовке кивнул. Мы прошли через склад. Вокруг громоздились

     штабеля свеженапиленных досок. В стеклянной конторке сидел мужичок в круглых

     старомодных очках и перебирал счеты. Увидев нас, он поднялся и вытянулся почти по стойке

     «смирно». Наверное, Сиплый здесь уже большое начальство.

     - Никодим, нужно машинку проверить.

     Мужичок снял со стены ключи и открыл дверь в противоположной стене.

     - Заходите, сейчас свет включу.

     Стойка, два стола и пара металлических ящиков. Защелкали, разогреваясь, ртутные

     лампы.

     - Тут у нас тир на двадцать пять метров. А в подвале еще и сауна есть. Никодим из

     старых прапоров. Оружейник. Очень нужный человек в наше неспокойное время.

     Никодим вернулся уже в чистой синей спецовке, с черными нарукавниками и

     небольшим ящичком.

     - Давай сюда. Так что у тебя? ТТ?

     Он ловко разобрал пистолет, заглянул в канал ствола, потрогал пружину. Выщелкнул

     патроны.

     - Почти новый. Но это не ТТ, это югославский М57. Тот же Токарев, но

     модернизированный. Видишь предохранитель слева. И рукоятка немного длиннее. Хороший

     пистолет. Читал про него, но в руках держать не приходилось. Спуск немного туговат. Но это

     на любителя. Ты из пистолета стрелял?

     - Из такого нет. Из Стечкина.

     - Военный? Разведка?

     - Ага.

     - Тут патроны с экспансивными пулями. Оставь себе. Я тебе сейчас практические дам.

     Он достал из кармана небольшую коробочку и сам снарядил магазин. Поднял трубку

     телефона:

     - Семеныч, ты пошуми там полчасика. Мы стрелять будем.

     На стеной, на высокой ноте, взревела циркулярная пила.

     Я отстрелял два магазина. Никодим сходил со мной к мишеням.

     - Нормально стреляешь, пули чуть вверх уходят, но это нормально. Просто при

     стрельбе учитывай. Чего у тебя паря, глаза разного цвета? Ранение что ли?

     - Ага. Контузия.

     - И рука одна… Б.. .мало мы раньше воевали…

     Я вышел из ангара. После запаха пороха, воздух наполненный ароматами сосновых

     опилок казался свежим и чистым. «Нужно очки какие то купить что ли, чтобы вопросов не

     возникало».

     - Сейчас куда?

     - Я сейчас отвезу тебя на квартиру. Квартирка так себе, сразу говорю. В бардачке

     папка лежит. Там все, что у нас есть по Рахиму, сам почитаешь. Плюс небольшой монокуляр

     для наблюдения, телефон. Светится с тобой больше не буду. Город – миллионник, значит

     лишний миллион глаз за нами наблюдает. Завтра в двенадцать у магазина «Свет»

     встретишься с парнем. Костя зовут. Он наркоман в завязке, все ходы знает. Ты осторожнее с

     ним, бывших наркоманов не бывает. А они сам знаешь, маму родную за дозу продадут. Там в

     папке еще деньги. Это на текущие расходы. Так сказать небольшой аванс. Если получится эту

     мразь убрать, денег тебе еще подкинем. Чувствуешь себя уже шпионом?

     - Нет пока.

     - Это хорошо. Нормальный ты парень, Саня! Смотри не вляпайся! Ты сам понимаешь,

     если что-то пойдет не так, тебе надеяться не на кого.

     - Кеш, я все понимаю.

     - Ладно, вот ключи. Вон тот серый дом, третья квартира.

     - А как с тобой потом связаться?

     - Никак. Если уберешь Рахима, я первый об этом узнаю. Если уберут тебя, тоже

     известно будет. Давай, удачи тебе!

     Я вылез из машины. После теплого салона снова стало холодно. Прохожие кутали

     свои носы и щеки в шарфы, поднимали воротники. Если квартирка так себе, то наверняка там

     пожевать не найдется. Да и на магазин «Свет» не мешает взглянуть, чтобы не искать завтра с

     утра. Время шесть, народ после работы идет в продуктовые магазины. Прямо за углом

     двухэтажное здание носило гордое название «Торговый центр». А по мне рынок – рынком.

     Все пространство поделено на небольшие клетушки, где современные коробейники

     выкладывают свой товар. Прямо у входа стояла стойка с очками. Девушка- продавец

     уставилась в телевизор. Глаза приметные, может, удастся под очками цветными скрыть.

     Перемерил десяток и отказался от этой мысли. Если синий глаз и менял цвет, то зеленый

     казался еще ярче. А ходить зимой в зеркальных очках… Не похож я на крутого. Не выгляжу

     как Чак Норрис.

     Тут же в продуктовом ларьке купил булку хлеба, две банки тушенки, чай. Подумал и

     купил сразу пару десятков батончиков «Сникерс». Что там не говорит реклама, но если есть

     захочешь – лучший заменитель – это шоколад. Вышел на улицу и уткнулся глазами в

     светящуюся вывеску «Свет». Вот и магазин. Хотя вывеска такая, что днем, не зная, фиг

     найдешь. Все, домой.

     Квартира поразила своей спартанской обстановкой. Узкая кровать, на кухне стол и

     табурет. На окне толстенная решетка, дверь тоже из металлического листа сделана. Крепость.

     Хорошо еще, что на плитке чайник стоит и пара кружек на подоконнике. Поставил чайник и

     открыл банку тушенки. Черт, как сухпай. Ну ладно, нам не привыкать. Кто понимает,

     толстый кусок тушенки на черном хлебе самая классная еда. Достал тетрадь. Время есть,

     почитаю дальше, осталось уже совсем немного…

      2 мая 1976 года

      За ночь туман опустился еще ниже и затянул все вокруг сплошной белой стеной.

      Странно, но старуха, как только рассвело, уже стояла возле двери, опираясь на высокую,

      сучковатую палку. Она рывком открыла двери и показала прямо в белую пелену. Потом

      выставила из под накрученных тряпок острое ухо, покрытое седым волосом и быстро

      пошла вперед. Дробный стук ее палки отражался от домов и превращался в нескончаемую

      барабанную дробь. Странная старуха… Мы шли за ней. Деревня кончилась, дорога перешла в

      каменистую тропу, уходящую в гору. Минут через пятнадцать старуха остановилась,

      оперлась спиной на столб, густо поросший мхом и резко взмахнула рукой.

      Удивительно, но тут же снизу подул ветер, унося за собой туман. Перед нами

      возвышалась гора, разрезанная пополам. Гора с двумя вершинами!

      - Идите! Тамомо ждет вас…

      И старуха громко и мерзко захохотала, обнажив гнилые зубы и запрокинув голову к

      небу. Жуткое зрелище. Солнце всходило, заливая каменный столб алым светом. Лисья голова

      на вершине стала огненно- рыжей и казалось, что капли крови капают с оскаленной пасти.

      А внизу стояла сумасшедшая старуха, трясла палкой, что-то выкрикивала и хохотала.

      Смех переходил в тявканье и подвывание, эхо разносило его и казалось, что нас окружили

      полчища визжащих и хохочущих призраков. Вдруг Казик выхватил пистолет и несколько раз

      выстрелил в сторону старухи. Я слышал, как пули взвизгнули, ударившись о камень. Смех

      оборвался. Я ударил по стволу. Казик смотрел на меня совершенно бешеными глазами.

      - Отставить! – Степаныч подскочил к нам и одним движением вывернул пистолет.

      - Нервишки шалят?

      Казик тяжело дышал:

      - Прости, Олег Степаныч. Не сдержался. Никогда ничего не боялся, а тут просто

      волосы дыбом! Страшно как то, даже жутко…

      - Мы все устали. Переходим через гору и в лесу делаем большой привал.

      3 мая 1976 года

      Остановились на привал. Странные тут места, глухие. Лес стоит стеной. И

      никакого ветра, никаких звуков. Только листья медленно кружатся, опускаясь к земле.

      Странно, весна ведь, а листья опадают. Такое ощущение, что здесь вообще времени нет.

      Только движение луны показывает, что ночь все таки движется. Спим по очереди,

      вполглаза. Несмотря на абсолютную тишину, мне постоянно кажется, что кто-то

      смотрит мне в спину и переступает мягкими лапами. Слышу, как шуршит под ногами

      листва. Резко оборачиваюсь – и ничего.

      У меня не проходит уверенность, что Степаныч знает куда идти. Он как стрелка

      компаса, которая нацелена только в нужную сторону. Но как тогда объяснить старуху,

      странную деревню… Не могу понять. Да и пометки в послании… Ну никак они не подходят

      как привязка к карте. Вот опять шорох и настороженный взгляд в спину. Никого…

      Без даты…

      Останавливаюсь на привалах и записываю. Катастрофа. Все пошло к черту Но по

      порядку… Ничего не упустить, ничего не забыть…

      Поднялись рано утром. Степаныч, как охотничий пес, натасканный на дичь. Он

      останавливался только на несколько секунд, прислушивался к чему-то внутри себя и снова

      бросался вперед. Жарко и душно. Удивительно, но разменявший шестой десяток Степаныч

      задает темп, а мы, трое молодых мужиков, еле поспеваем за ним. Неожиданно он так резко

      остановился, что я налетел на него.

      - Мы почти у цели. Смотри.

      Он раздвинул кусты и показал остатки каменной стены.

      - За мной…

      Метров через двести кусты расступились, и перед нами открылось удивительное

      зрелище. Огромные каменные ступени, поросшие ковром из мха и ползучих растений,

      поднимались круто в гору.

      - Мы почти на месте! Приготовить оружие, но без команды не стрелять! Двинули…

      Мы стали медленно подниматься. Кто и когда сложил ее? Лестница не вырублена в

      скале, а именно сложена из широких каменных блоков. Ноги ступают по мху, как по

      толстому ковру. Мы прошли уже четверть пути, как на две ступени выше нас, из кустов

      выпрыгнула лисица. Роскошная, ярко рыжая шуба, крупная голова и глаза… Я видел лис в

      зоопарке. Таких глаз у них не бывает! Большие, чуть раскосые, зеленоватые… Она сидела на

      ступеньке и смотрела на нас. И не просто смотрела, казалась, она разглядывала, переводила

      взгляд от одного к другому. Как будто изучает, или запоминает. Степаныч сделал шаг

      вперед и лисица подобралась. Глаза сузились, стали злыми, хвост нервно заметался из

      стороны в сторону. Я подумал, что она сейчас бросится и поднял пистолет. И тут же

      столкнулся с яростным, совсем не звериным взглядом. Лиса стремительно развернулась и

      одним движением отпрыгнула в кусты.

      - Кицумэ…, прошептал Степаныч и судорожно что-то поправил на груди. Кицумэ?

      Оборотни? Ерунда какая то…

      - Не стреляйте в лисиц…, хрипло проговорил Казик и первым двинулся вперед.

      Лестница вывела нас на прямоугольную площадку. Впереди ворота, окованные когда-

      то медью, а теперь позеленевшие и покосившиеся. Мы протиснулись между створок и

      прошли во внутренний двор. Мне показалось, что пламя перебегает по камням прямо к нам.

      Лисицы…десятки лисиц. Под ногой хрустнуло и я машинально опустил глаза. Кости,

      человеческие кости! Двор просто усыпан выбеленными ветром, временем и дождями

      костями. Прямо под ногой череп, суда по размеру, детский. Твою мать! Что это вообще за

      место? Лисицы уселись по краю площадки и не отводили от нас настороженных глаз.

      Ненависть просто изливалась из них и рука сама стала поднимать пистолет. Эта звериная

      ненависть как будто перетекала в меня, заражала. Я готов был стрелять в этих рыжих

      тварей, пока всю эту площадку не зальет их кровью.

      Мою руку с оружием мягко, но сильно, опустили.

      - Не стрелять! Двигаемся дальше.

      Я огляделся. Казик нервно теребил ремень винтовки, по лбу текли крупные капли

      пота. Максим стоял с закрытыми глазами и часто дышал. Только Степаныч выглядел как

      обычно.

      - Вперед! К храму!

      Мы медленно пошли вперед. Лисицы двинулись вслед за нами, при этом, не переходя

      какую-то невидимую границу.

      Странный храм, вырубленный прямо в скале. Дверей не было. Вместо них стояли ряды

      колон, затеняя и дробя солнечный свет. Черные массивные колонны.

      - Заходим. Думаю, что лисицы туда не пойдут.

      Мы протиснулись между колонн и оказались в огромном зале. Темно, только в центре,

      каменный колодец выбрасывает из себя сполохи синего пламени. Газ горит, что ли?

      - Обыскиваем здесь все! Не торопясь, по секторам. Казик и Максим, вы движетесь по

      часовой стрелке, мы против.

      Включили фонари и медленно пошли вдоль стен. Стены абсолютно гладкие, черные.

      Но свет фонаря совсем не отражался от гладкой поверхности, а тонул, увязал, терялся.

      Вдруг справа раздался выстрел, приглушенный. Потом еще и еще один. Я развернулся. Луч

      фонаря выхватил фигуру в лохмотьях. Грязно белая борода и всклокоченные волосы.

      - Не стрелять! Это хранитель! Брать живым!

      Еще один выстрел.Максим вдруг опустился на колени. Пистолет гулко стукнул о

      каменный пол. Степаныч одним прыжком оказался возле него и удержал падающее тело.

      Максим по-детски всхлипнул и завалился на бок.

      Мы целили в старика из трех стволов. А он стоял возле колодца с синим пламенем,

      опираясь на посох и с усмешкой смотрел на нас. Что за чертовщина? Он безоружен, но нас

      совсем не боится!

      - Значит, вам помог пес… По другому вы бы не прошли…

      Он говорил с трудом, тщательно подбирая слова. Его губы почти не размыкались, но

      в голову е меня отчетливо раздавался его голос.

      - Что вам нужно здесь? Вы тоже наслушались сказок и решили испытать меня?

      - Нам нужны предметы…

      Старик перевел взгляд на Степаныча и я заметил, что глаза у них до странности

      похожи. Один синий, а другой зеленый.

      - Так у тебя уже есть один предмет! Пользуйся им. Зачем тебе еще что то? Мир не

      меняется…Я храню предметы, а не раздаю их разным разбойникам.

      Старик рассмеялся лающим смехом.

      - Вы же видели, сколько людей пытались получить частичку силы. Где они сейчас?

      Они мертвы…Или ты думаешь, что какой то жалкий пес сможет справиться с духом

      Тамамо? Никто не отдает предметы по доброй воле…

      Старик по-прежнему стоял перед нами, но рядом с ним прямо из призрачного света

      вырастали фигуры воинов с луками и изогнутыми мечами. Их желтые глаза горели огнем

      ненависти, руки уже вкладывали стрелы и поднимали мечи. И я не выдержал. Дома меня

      ждут Лиза с дочками. Пистолет в моей руке забился автоматическим огнем. Я видел, как

      пули пролетают сквозь воинов, не причиняя им не малейшего вреда. А в голове в такт

      очереди билась только одна мысль: «Я должен вернуться!» Стрелы сорвались, мечи

      опустились. У Казика в горле торчала темным оперением стрела. Он хватался за горло и

      темная кровь била изо рта. Степанычу сразу две стрелы попали в грудь, и он упал на пол.

      Сверкнул меч и пистолет глухо упал на пол, стукнувшись отрубленной кистью. Моей

      кистью! Лучники опустили луки и растаяли так же быстро, как и появились.

      Голову затопило болью. Я смотрел на хлещущую рану и судорожно рванул ремень.

      Перетянуть, остановить кровь! Кровь перестала хлестать, и только тяжелые капли

      разбивались о каменный пол. Я прижал изуродованную культю к боку и почувствовал, как

      теплая и липкая кровь пропитывает штанину.

      И все-таки я попал! Пистолетная пуля быстрее стрелы. Старик лежал на полу в

      темной луже крови. Минимум три пули попали в него. Снаружи послышался вой. Он

      поднимался, нарастал, врывался в уши. Он походил на плач сотен женщин. Женщин,

      бьющихся от горя в страшной истерике. Он поднимался и поднимался, до самой высокой

      ноты. Казалось, что моя голова разорвется от этого плача. И тогда я зажал голову

      окровавленными руками и что было силы заорал, срывая связки.

      Когда я отнял руки от головы, вокруг стояла тишина. Я сидел на полу в полной

      темноте. Сколько прошло времени? Я зашарил рукой по полу. Где то здесь должен быть

      фонарь… Рука наткнулась на ногу в ботинке. Нет. Так я ничего не найду. В левом кармане

      зажигалка. Я с трудом дотянулся до кармана и вытащил металлический цилиндрик.

      Крутанул колесико. Вылетел сноп искр. С третьего раза зажегся маленький огонек. Ага, вот

      и фонарь. Я нажал кнопку. Вспыхнувший свет на мгновение ослепил меня, и я закрыл глаза

      рукой. Рука была на месте! Кисть не двигалась, болела, вокруг запястья тонкий розовый

      рубец. След от удара меча. Но я же видел, как лезвие меча легко перерубила кость! А что с

      ребятами? Я подполз к Казику. Мертв. Темно-багровое лицо. Распухший язык торчит из

      открытого рта. Степаныч? Я перевел фонарь левее. Он лежал на спине. Тяжело дышал, изо

      рта бежала кровь, но по крайней мере он был жив.

      - Володя… Я же говорил, что ты везунчик… А мне вот стрела легкое пробило и

      видимо…позвоночник. Не могу двинуть ни рукой не ногой…

      - Да какая стрела? Это мираж! Воины, стрелы, мечи…это все нам привиделось. Это

      же не произошло на самом деле? Старик нас просто пытался одурачить!

      - Реально то, что осознаешь. Если твое тело и мозг говорят тебе, что ты мертв,

      значит, ты мертв. Посмотри, что с Максимом и возвращайся ко мне… У нас мало

      времени…

      Я отошел к стене и нашел Максима. Никаких повреждений, если не считать того,

      что его голова свернута на 180 градусов.

      Я вернулся к Степанычу и усадил его спиной к рюкзаку. При этом на грудь

      выплеснулась струя крови.

      - Слушай меня внимательно. Про предметы ты уже знаешь. На груди у меня висит

      предмет на цепочке. Доставай.

      Я потянулся рукой и вытянул металлическую цепочку. На ее конце в

      импровизированном ошейнике висела серебристая фигурка собаки. Я с трудом расстегнул

      одной рукой тугой замок и цепочка соскользнул на грудь.

      - Что с рукой?

      - Отрубили мечом.

      - Смешно,- Степаныч закашлялся, и на грудь выплеснулось еще немного крови. – А

      почему ты стрелял с левой руки?

      Действительно. В правой руке у меня был фонарь, а в левой пистолет. И отрубили

      левую – не главную руку.

      - Если бы ты стрелял с правой, старик уцелел. Ладно, что сделано, то сделано.

      Никто не знал, что мы столкнемся с подобным. Так вот. Этот предмет – пес, приведет

      тебя туда, куда ты захочешь. Но ты должен сильно этого хотеть. Доберешься домой и

      скажешь, что все погибли и ничего не нашли. Запомнил? Мы ничего не нашли! Скажешь, что

      нарвались на патруль НОАК. Тебе все равно не поверят… Захотят – пошлют еще одну

      группу. Теперь найди предмет у старика…

      Я подошел к старику. Он лежал в луже крови. Лохмотья пропитались и стали

      скользкими. Преодолевая отвращение, я зашарил рукой по шее. Ничего. Рыться в вонючем

      тряпье не хотелось. Сначала посмотрю в руках. В правой - посох. Я попробовал его поднять.

      Тяжелый, металлический. Левая рука сжата смертельной хваткой. Я пытался разжать

      пальцы – не получалось.

      - Раскрывай руку ножом...послышался хриплый голос Степаныча. – Если не получится

      – руби пальцы!

      Левая рука по прежнему не слушалась. Я достал нож и наступил ногой на руку.

      Орудуя ножом как рычагом, я отогнул два пальца и вытащил металлическую фигурку. Вдруг

      старик дернулся…

      - К-к-кхе…, вырвался последний вздох. Кожа мгновенно потемнела и натянулась как

      барабан. Передо мной лежала иссохшая, зловонная мумия. Посох выпал из сухой руки и со

      звоном покатился по каменному полу.

      - Покажи мне предмет…

      Я подошел к Степанычу и направил луч фонаря на фигурку. Таких животных я точно

      не видел. Если смотреть спереди – лисица, стоящая на задних лапах, грациозно изогнувшись

      и оскалившись. Но сзади...не один хвост как у обыкновенной лисицы, а переплетение

      множества хвостов.

      - Значит все таки кицумэ… девятихвостая лисица… Что нибудь чувствуешь? Тепло

      или холод?

      Я отрицательно помотал головой.

      - Это и хорошо и плохо. Спрячь эту фигурку подальше. Отдавать ее или нет, решай

      сам. Это твой трофей, хоть на тебя он и не действует. Теперь возьми пса в руку.

      Я взял фигурку с груди и пальцы пронзил ледяной холод. Он прокатился по руке, и

      фигурка стала теплеть.

      - Нормально. Этот предмет дружелюбный и с ним обычно проблем не бывает. Вот и

      у тебя глаза стали менять свой цвет. Это побочное действие всех предметов. Пес будет

      указывать тебе правильный и кратчайший путь. Но все равно, не злоупотребляй им.

      Определился с точкой и двинул. Эти предметы как бы высасывают из нас силы. Не все

      вроде, но многие. Я отмечу на карте точку, где нужно будет выставить маяк. Там тебя и

      заберут. И последняя просьба. Перед тем, как ты уйдешь, ты должен произвести контроль.

      Во всех, начиная с меня! Потом собираешь у Максима всю взрывчатку и подрываешь вход.

      Ясно?

      Я опять отрицательно помотал головой. Из глаз потекли слезы. Вот так своей рукой

      дострелять всех своих товарищей? А если они еще живы и им можно помочь?

      - Это приказ! Кто-то должен добраться до дома и все рассказать. Пусть не всю

      правду, но рассказать! И…это… Не хочу, чтобы нас лисицы рвали на куски, ты это хоть

      понимаешь! Максим и Казик мертвы уже несколько часов. Да и мне недолго осталось. Я

      пожил свое…, он опять закашлялся, на этот раз дольше и тяжелее. На грудь хлынул целый

      поток крови.

      - Давай же…

      Я его даже не расслышал и увидел это в глазах. Заменил обойму, помогая себе

      недействующей рукой. Вытер слезы рукавом, приблизил пистолет вплотную к голове и

      выстрелил. Из головы вылетел фонтанчик крови и Степаныч повалился на бок. Сжав зубы,

      по одному разу выстрелил в голову Максима и Казика. Потом подтащил их к стене. Достал

      все мины и толовые шашки. Уложил все вокруг нескольких колонн, вставил взрыватели и

      отмотал два метра шнура. Вышел из храма и огляделся. Лисиц не было. Достал зажигалку,

      поднес к шнуру и побежал к лестнице. Рвануло так, что площадка вздрогнула. По внешним

      воротам забарабанили камни. Выглянул и подождал, пока рассеется пыль. Вот и все. Вход

      завален. Несколько колонн обрушилось.

      Иду четвертый или пятый день. Голова отключилась. Не хочу думать. Как так

      вышло, что из четырех человек остался я один? Сегодня пришла в голову мысль, что ведь

      только у меня есть семья. Странные мысли, но из всей нашей группы жена и дети только у

      меня. Может мысль о них и спасла меня…

      До точки на карте еще километров восемьдесят. Вымотался так, что не помогает

      даже пес. Он старается, тащит меня, но сил остается мало. В последние два дня сильно

      болит рука. Покраснела и распухла. Кажется у меня температура. Эта лисица

      удивительна. То, что я вначале принял за огромный хвост, причудливое переплетение девяти

      хвостов. Почему мне казалось, что она скалится. Нет, она грациозно изогнулась и как будто

      танцует с полуулыбкой на лице…

      26 мая 1976 года

      Не помню ничего… Как меня подобрал наш вертолет, как доставили в военный

      госпиталь. От левой кисти осталась туго забинтованная культя. Врач сказал, что руку

      спасти не удалось, началось заражение. Я спросил: «Выше или ниже розового шрама на

      запястье?» Врач на меня странно посмотрел и оставил мой вопрос без ответа.

      27 мая 1976 года

      Сегодня приходил суровый майор с толстым блокнотом и подробно обо всем

      расспрашивал. Кивал, хмыкал, но записывал быстро. Думаю, что он не поверил ни одному

      слову. Да и вообще, было ли это на самом деле? Ладно, пусть считает горячечным бредом.

      Пса на мне нет, как впрочем, и лисицы тоже. Еле упросил санитарку принести из моих

      вещей мой блокнот и карандаш. На ночь ставят укол, и я сплю почти без снов.

      2 июня 1976 года

      Сегодня ко мне пропустили Лизу. Она остановилась в дверях и заплакала. Наверное,

      выгляжу я скверно. Отведенные полчаса прошли незаметно. Я поминутно вытирал ей слезы

      и слушал ее сбивчивые рассказы о девочках - как они кушают, спят, гуляют. Поскорее бы их

      увидеть. Врач, сказал, что выпишут меня через три дня. Стоит подумать, что мне делать

      дальше. В управление мне дорога закрыта. Майор в конце беседы не просто намекнул, а

      сказал прямо. В Москве мне уж точно делать нечего. Лиза предложила поехать в свой

      родной город. Свой дом, огород, свежий воздух – как раз то, что нужно маленьким

      девочкам. Вот только как управляться со всем этим с одной рукой…

      3 июня 1976 года

      Прочитал вчерашнюю запись. И чего я разнюнился? Жизнь ведь не закончилась! Я

      нормальный здоровый мужик. Живой! Ну ладно карьера не сложилась, но не все же люди в

      нашей стране работают в управлении КГБ. Все будет хорошо!

      12 июля 1976 года

      Вот мы и дома. Совсем неплохо. Дом старый, но очень крепкий, сложен из массивных

      бревен. Я полный профан, и Лиза часто подшучивает надо мной. Никогда не жил в своем

      доме с печным отоплением. С работой тоже все устроилось. Работаю в методическом

      отделе местного горкома. Хотя в чем суть моей работы понять не могу. Только и

      занимаюсь тем, что переписываю передовицы столичных газет для местной небольшой

      газеты. Странное занятие, но начальство довольно. По вечерам вожусь со своими

      девчонками. Расстилаем на полу для них большое лоскутное одеяло и наблюдаем, как Лида и

      Лада ползают по цветному узору и дружно тянут друг к другу понравившуюся игрушку.

      Соседка баба Валя приносит нам вкуснейшее козье молоко, и мои дочки на глазах

      превращаются в двух упитанных розовощеких ангелов. Сам постигаю науку колки дров. Все

      прошедшее кажется страшным сном.

      6 сентября 1976 года

      Завтра едем на «картошку». Это шефская помощь местному совхозу. Спросил у

      Лизы как происходит уборка. Она бросила : «Идешь за мацепурой и все». И потом долго

      хохотала, глядя на мое недоуменное лицо. Завтра посмотрю, что это за страшный зверь. Из

      какой-то коробки Лиза достала мою полевую форму и высокие ботинки. Так и не получилось

      до конца разобрать все вещи.

      - На поле грязно, а это хоть стирается легко. Вещи в госпитале отдали, я прибрала,

      да с переездом забыла.

      Я обшарил карманы. Ничего. Пусто. А собственно, что я хотел найти?

     

      7 сентября 1976 года

      На «картошку» ехали весело. Старый автобус бойко подпрыгивал на ухабах, а мы всю

      дорогу распевали песни под гармошку. Места на сидушках не было, я сидел на ведре и как мог

      подпевал. «Мацепурой» оказался картофелеуборочный комбайн, который выкапывал

      картошку и немного отрясал ее от земли. Мы собирали картошку в ведра и вываливали в

      мешки. С одной рукой я не мог угнаться за остальными и ко мне поставили Савельича –

      словоохотливого и вкусно пахнувшего водкой мужичка. Он моментально опустился на

      корточки и быстро стал собирать картошку. Савельич как радио – его вроде никто не

      слушает, но выключить невозможно. Так под неторопливые, обстоятельные разговоры мы

      добрались до края поля. Во время последних походов к мешкам с картошкой, в правом

      ботинке что-то мешало. Решил дождаться обеда. Расшнуровывать и зашнуровывать

      одной рукой ботинок – дело совсем не быстрое. На небольшом костерке булькало и

      распространяло дразнящие запахи походное варево. Мне навалили полную тарелку

      картошки с мясом и положили сверху толстый кусок хлеба. Запах и вкус просто

      изумительные! Достали стаканы и налили по полстакана водки. Не напиваться – а чтобы

      спина не болела. Так сказать в целях профилактики.

      Вспомнил я о ботинке, когда все уже стали собираться на поле. Крикнув Савельичу,

      что вытряхну камень и сразу приду, я стал быстро расшнуровывать ботинок. Снял, потряс

      – ничего не выпало. Провел рукой по стельке . В пятке где то колет. Отодрал стельку – и у

      меня потемнело в глазах. В углублении каблука стояла металлическая лисица. Рука

      затряслась. Я нервно оглянулся по сторонам и взял ее в руку. Руку пронзило металлическим

      холодом. Как я ее умудрился спрятать? Да так, что и сам не помнил. Я держал ее в руке, а

      по металлическим шерстинкам бежали и переливались солнечные лучи. Первым желанием

      было закинуть эту проклятую фигурку в кусты или просто вдавить в мягкую землю. С поля

      раздался призывной клич Савельича. Я опустил фигурку в карман. Савельич уже стоял возле

      мешка с двумя ведрами картошки и укоризненно глядел на меня:

      - Где был то?

      - Ботинок одной рукой неудобно завязывать, - сказал я почти правду и стал

      высыпать картошку в подставленный мешок.

      Этот же день, вечер.

      Значит, я снова нашел фигурку. Или, скорее всего это она меня нашла. Ну и что мне с

      ней делать? Странно, но выбросить я ее не могу. Вроде не жалко, а все равно не могу. И

      страшно, что Лиза найдет ее. Почему то невольно перед глазами вставала эта старая

      грязная старуха, которая хохотала лающим смехом и грозила нам кулаком.

      Когда берешь ее в руки, кисть на мгновение немеет от холода, а потом фигурка

      теплеет, как будто забирая тепло из тела. А вместе с теплом забирает тревогу и

      усталость. Все-таки это удивительная вещь!

      10 сентября 1976 года

      Чтобы не потерять, посадил лису на цепь. Какой каламбур. Сделал что-то типа

      ошейника, который видел на фигурке пса и подобрал цепочку. Сначала хотел одеть на шею.

      Но когда брился сегодня утром, заметил, что глаза стали стремительно менять свой цвет.

      Левый становился ярко- синим, а правый – зеленым. Не пойдет… Лиза сразу заметит, и

      начнутся ненужные вопросы. Решил спрятать лисицу в протез, пропустив цепочку в один из

      ремней креплений. Так, наверное, будет надежнее.

      Интересно, какие способности могут быть у девятихвостой лисицы? Пес указывал

      путь и вел по нему. Старик в храме с помощью этого предмета вызывал призраков и

      управлял ими как хотел. Почему я не могу ничего подобного? Естественно, к предмету

      никакой инструкции не пприлагалось. Предмет в руке теряет свой металлический холод,

      иногда наливается тяжестью, но больше ничего не происходит. Но фигурка красивая – нет

      слов.

      12 октября 1976 года

      Я убийца… Я убил собственную дочь…

      В этот день Лиза ушла в магазин и оставила меня с девчонками. Я расстелил на полу

      большое одеяло и бросил пару диванных подушек. Я валялся на полу, почитывая газету, а

      девчонки ползали вокруг меня и дергали за пуговицы. Мой протез – неуклюжее изделие с

      множеством шнурков и ремней. Неудобный, натирает руку, но и без него тоже плохо. Я

      максимально распустил шнурки и использовал эту эрзац-руку как подпорку для газеты. И как

      я не заметил, что проклятая фигурка выскользнула из протеза и закачалась на

      металлической цепочке?! Лида, теребившая газету, выпустила край и как то тонко и

      страшно завыла. Я дернулся. Лада схватила предмет своей пухлой ручонкой и застыла,

      широко раскрыв глаза. Один пронзительно зеленый, другой – ярко синий. На меня поплыли

      странные, искаженные образы, добрые, но вместе с тем и пугающие. Они волнами

      накатывали на меня, растягивались и все более искажались. Вот мой протез с

      болтающимися шнурками превратился в жуткую, шевелящуюся фигуру с ползающими

      шнурками – змеями. Сколько прошло времени? Секунды, минуты или больше? Я очнулся от

      надрывного плача Лиды. Трясущимися пальцами я разжал маленький кулачок, и лисица

      закачалась на цепочке. Волны страха отступали, я смотрел в широко раскрытые глаза

      дочери. Цвет почти исчез. На меня смотрели темные, громадные провалы зрачков… И белое

      искаженное лицо…

      Дальше все как во сне. Врачи в белых халатах, рыдающая Лиза. Синдром внезапной

      младенческой смерти… Нелепейший диагноз. Но я знаю, что мою дочь убила странная

      металлическая лисица, которая сейчас мирно лежит в моем протезе, в указательном

      пальце…

      23 октября 1976 года

      Не могу есть, не могу спать. Как только закрываю глаза, передо мной возникают

      удивленно распахнутые глаза Лады. Один зеленый, другой синий. Когда я бросал первую

      горсть земли на маленький гробик, хотелось завыть и бросить проклятую фигурку в эту

      глубокую яму, а следом кинуться самому. Но кто-то другой спокойно бросил горсть

      влажной земли и обнял рыдающую жену. Я как будто раздвоился… Одна половина плачет и

      хочет умереть, другая спокойно разглядывает и размышляет. Она знает, что у нее есть

      тайна. Я один дома. Жена и дочь у Ольги. Спокойной и рассудительной. Они не знают, что

      я могу на время оживить свою дочь. Лисица на груди теплеет и вот в маленькой кроватке

      лежит маленькая Лада. Она жива и я могу взять ее на руки и ходить с ней по комнате.

      Шептать ей ласковые слова и петь ей тихие песни. Я ощущаю тяжесть в руках и вдыхаю

      прелестный детский запах. Но не могу долго удерживать ее образ. Он расплывается,

      уходит… И я раз за разом вижу искаженное бледное лицо с распахнутыми разноцветными

      глазами…

      Я сижу за столом и медленно перевожу взгляд с металлической лисы на стоящую

      рядом двухстволку. Глубина и темнота ее стволов притягивают и завораживают. Они как

      темные зрачки моей дочери в последние секунды жизни. Как все просто… Один миг, одна

      вспышка, и боль уйдет навсегда. Как просто…

     Я закрыл тетрадь и поймал себя на мысли, что руки дрожат. Посмотрел на часы.

     Третий час. Конец истории. Что это за фигня? Отец Лидки спятил, что ли? Какие волшебные

     фигурки? Но глаза в самом деле меняют свой цвет. А дальше что? Этот старик убил их с

     помощью этой лисицы? И как он это проделал? А сестра Лидки умерла от ужаса, которую

     вызвала та же фигурка… И отец… Я вытащил фигурку на свет и она закачалась на цепочке.

     Выпить бы сейчас грамм сто. Вроде в рюкзаке еще осталось немного водки. Ладно,

     неизвестно, что сегодня будет, нужно хоть немного поспать. Хотя, уснешь после такого…

     Но почему я не могу воспользоваться этим предметом? Что во мне не так? Ведь когда

     я встретил на улице этих выпивох, предмет сработал. Я почувствовал пистолет, а они его

     увидели. Тогда почему ничего не произошло, когда в квартиру ввалился Мага с приятелем.

     Или сработал? Я же уложил их… Или просто повезло? Я закрыл глаза и представил в руках

     автомат. Автомат, с которым я не расставался последние пять лет. Не получается…Левая

     рука ощущает только тяжесть нового протеза. Отстегнуть его что ли? Слишком долго

     снимать. Даже не верится, что всего два с половиной дня назад я жил скучной жизнью, а

     сейчас должен убить одного из крупных наркоторговцев. Два с половиной дня…

     … - Товарищи курсанты, сегодня вам предстоит выполнить упражнение номер два по

     огневой подготовке. Вам предстоит поразить одну грудную и две ростовых мишени. Шесть

     патронов, двенадцать секунд.

     - Двенадцать секунд на стрельбу?

     - Нет, за двенадцать секунд вы должны пробежать десять метров, присоединить

     магазин, дослать патрон и поразить три мишени тремя очередями по два патрона.

     Взвод заколыхался от смеха.

     - Смирно! Если вы думаете, что это шутка, то здорово ошибаетесь! Взвод, слушай мою

     команду: отрабатываем изготовку к бою по отделениям. Сержанты, занимайтесь!

     … К бою! Я срываюсь с места и вырываю магазин из подсумка. Послекунды, чтобы

     его присоединить, движение, чтобы отбросить предохранитель и дернуть затвор. Секунда и я

     уже целюсь. Палец на спусковом крючке… Двадцать два… И два патрона в цель. Двадцать

     два и снова два патрона… Цели поразил, и осталась секунда, чтобы вдохнуть.

     - Африка, упражнение выполнил. Отдыхай…

     Я сел рывком на кровати и посмотрел на свои руки. На коленях лежал мой автомат.

     Точно мой! Вот и царапина на цевье. Оранжевый пластиковый магазин. Не один, два

     магазина соединены вместе изолентой через дощечки. Все как учили. Я повернул автомат,

     опустил предохранитель и дернул затвор. Звук и ощущения знакомы до боли. Значит ли это,

     что этот автомат реален и я смогу из него стрелять? Или я все еще сплю? Я закрыл глаза и

     выпустил автомат из рук. Не услышал звука падения и снова открыл глаза. Ничего… Так я

     спал или нет? Включил свет. На пальце остался след. Этим пальцем я опускал

     предохранитель. Посмотрел на часы. Десятый час. Ладно, будем считать, что опыт прошел

     удачно. Я встал, прошел на кухню и поставил чайник на плиту. Пора посмотреть то, что

     оставил мне Сиплый.

     Я высыпал содержимое на стол. Несколько фотографий, листок с адресами, деньги,

     монокуляр с восьмикратным увеличением. Может для них это маленькие деньги, но я на них

     могу прожить как минимум пару месяцев. Так, фотки. На фотографиях небольшой человек

     явно восточной наружности в темных очках. Узкое, какое то вытянутое лицо, тонкая бородка.

     На крысу похож… Наверное это и есть Рахим. Черный автомобиль. Джип чероки. Номер

     крупно. В666ОР. Ясно. Блатной номер. Бумажка с адресами ничего мне не говорит. Черт,

     нужно карту купить и как то сориентироваться. Ладно, пью чай, проверяюсь на

     «погремушку» и выхожу.

     По сравнению со вчерашнем днем здорово потеплело. Вот такая у нас

     непредсказуемая уральская погода. Я уже сделал два круга вокруг магазина, когда заметил

     худую, сутулую фигурку в затертой серой куртке. Он настороженно озирался, руки нервно

     шевелились в карманах. Надеюсь, что там у него оружия нет.

     - Костя?

     Парень вздрогнул и обернулся:

     - Это ты от Сиплого? Он поручил мне провести тебе экскурсию по Цыганскому

     поселку. Двинули?

     - Далеко?

     - Не очень. Пешком минут пятнадцать. А тебе что там нужно? Трава, ханка, или что то

     покруче?

     - Ничего пока. Осмотреться хочу.

     Костя заметно сник. Плечи опустились.

     - Ладно, пошли.

     Он двигался по улице очень быстро, сжавшись, как пружина и опустив голову к земле.

     Странный парень. Он быстро скользил взглядом по прохожим и тут же утыкал глаза в землю.

     - Ты это…не отставай от меня. Тут чужих сразу просекают.

     Мы зашли в частный сектор. Деревянные развалюхи соседствовали с новыми

     особняками из красного кирпича. Около одного из домой стояла небольшая очередь.

     - Это зачем они стоят? Не магазин вроде…

     - Ясно зачем… Не за колбасой, конечно. Это Розы дом. Она всем торгует.

     В соседнем доме прямо в окне на куске картона кривыми буквами выведено. «Товар

     будет через час». Черт, и в самом деле, как в магазине!

     - Это они так в открытую наркотой торгуют? А милиция что?

     - Ты что с луны свалился? Какая милиция?! Они приезжают только дань собирать, а

     некоторые и сами в этом бизнесе. Поймают наркош, отберут у них товар, потом сами

     цыганам и сдают. Вот здесь дом Тани Морозовской, она больше герычем торгует. А вот здесь

     «колясночницы» живут. Только их в последнее время не видно что то стало. Менты видимо

     прихватили. Сейчас одна «фитюлька» сто рублей стоит. Козырный бизнес! А вот смотри,

     Червоня к Рахиму побежал.

     Из дома выбежал парнишка и быстрым шагом перешел через дорогу. В руках у него

     была обыкновенная садовая лейка из черной пластмассы.

     - А в лейке что?

     - Как что? Деньги. Ну ты вообще, чувак, дремучий!

     Парнишка добежал до дома и толкнул калитку. Открыто. Неужели так просто? Костя

     перехватил мой взгляд:

     - Думаешь у Рахима всегда открыто? Фиг там. Это они ему позвонили, и он

     пронаблюдал через камеру. Год назад пробовали деньги отжать, из ворот выскочили два

     амбала и отметелили налетчиков до полусмерти. Ты возле этого дома не останавливайся,

     двигаем дальше. Вот здесь дом Наташи, тоже торгуют всем. У нее цены чуть подешевле.

     Давай мне сотню, я тут возьму для вида, а ты осмотрись. А то прошагаем всю улицу, ничего

     не купив, подозрительно будет.

     Я протянул ему деньги, и Костик примостился в конец небольшой очереди. Я отошел

     чуть в сторону. Да, дом Рахима даже штурмом взять проблематично. Кирпичный забор,

     металлические ворота, камеры на углах. Если Костик не врет, там внутри еще и охрана. Здесь

     его уложить действительно нереально. Через такие ворота только на броне прорываться.

     Ладно, этот Костик мне больше не нужен, пора сваливать. Оглянулся на очередь. Костик уже

     о чем-то увлеченно болтал. Рядом парень деловито закатывал рукав.

     Посмотрю, как выглядит этот дом с другой стороны. Двинулся дальше по улице.

     Костик уже видимо совсем забыл про меня. Странная улица. Бесконтрольный рынок по

     продаже наркотиков. Неужели милиции все по фигу? И тут из–за угла показался

     милицейский «УАЗ» . Он медленно двигался по улице, изредка останавливаясь у некоторых

     домов. Из машины выскакивал человек, ему протягивали прямо из окна купюру, и машина

     двигалась дальше. Все понятно. Контроль есть.

     Я повернул за угол и пошел по параллельной улице. Здесь новых домов не было

     совсем. Старые обшарпанные дома, некоторые с выбитыми стеклами и распахнутыми

     воротами. Земельные участки маленькие и соседние дома как на ладони. Ага, вот и дом

     Рахима. А с другой стороны он выглядит уже не таким грозным. Прямо напротив него

     заброшенный дом. Двери сорваны с петель и прислонены к одному из столбов. Я шагнул во

     двор. Грязь, разбросанные тряпки и мусор. Прошел в комнату. Планировка такая же, как у

     меня дома. Печь наполовину кухни, но уже с вывороченной плитой. Охотники за металлом

     постарались. В сенях стоит еще крепкая лестница, ведущая на чердак. Поднялся по лестнице

     и поднял тяжелый люк. А вот здесь бардака намного меньше. Даже чердачное окно целое.

     Осторожно выглянул. Дом Рахима как на ладони. Обширный двор, мощенный тротуарной

     плиткой. Достал из рюкзака монокуляр. Приложился. Из задней двери вышла девушка и

     выплеснула содержимое таза прямо на землю. Чего у них канализация тут не действует?

     Прислуга, наверное. Интересно, а эта дверь закрывается на ночь? Ладно, остаюсь здесь до

     вечера, понаблюдаю.

     Я сидел на ящике у окна, изредка откусывая от шоколадного батончика. Девушка

     выходила еще три раза. Не похоже, что эта дверь закрывается. Таз она держала обеими

     руками и двери открывала ногой. Рядом с дверью из трубы поднимается облако пара.

     Наверное тут у них кухня. Выезжал и снова заехал черный автомобиль. Один раз возле забора

     прошел здоровенный детина. Интересно, сколько там человек охраны. Два или три? Или это

     не охрана? Рискнуть и попробовать проникнуть в дом? Если обнаружат, смогу выстрелить?

     Если они будут с оружием - точно смогу. Через забор я потихоньку смогу перелезть. А вот

     сматываться будет уже проблематично. Ладно, как стемнеет, попробую…

     … - Африка, слушай задачу. Видишь вон тот каменный дом. Бывшая комендатура. В

     подвале чехи держат наших шестерых бойцов. Точнее не наших, из комендантского взвода,

     но какая, к черту, разница! Попробуем вытащить?

     - Давай попробуем. Не думаешь, что как только мы начнем атаку, они гранату в

     подвал кинут?

     Взводный потер щетинистый подбородок.

     - Так и будет. Поэтому ты с Кабаном тихонько обходите в сумерках этот дом. Там с

     другой стороны еще одна дверь. Там же вход в подвал. Твоя задача удержать их в

     помещении, не дать сунуться в общий коридор.

     - Не получится по-тихому.

     - Сам знаю. Но давай попробуем. Может тебе больше народу нужно?

     Я посмотрел на дом. Массивный, сложенный из серого камня. В двух окнах горит

     мигающий свет. Электричество здесь уже редкость.

     - Ладно, давай попробуем. А точно наши там есть?

     - Точно. Летѐха молодой смог удрать, говорит, что с ним было восемь бойцов. Одного

     положили сразу, один раненый в ноги, его чехи добили. Шестерых спустили в подвал.

     - А он то откуда знает?

     Взводный нервно оглянулся и поправил автомат.

     - Там это. Сынок одного из крупных чиновников. Нормальный парень, сам в армию

     пошел. А офицерика этого они сами, похоже, отпустили. Ну, ты же знаешь. К родителям

     съездить, о выкупе договорится…Он прибежал к нам весь в слюнях и соплях. «Пиджак», что

     с него взять.

     - Ладно, попробуем. Ты правильно решил. Двинем с Кабаном, никого больше не

     нужно. Он хоть и «срочник», голова на месте. «Чехов» сколько там?

     - Много, пятнадцать или семнадцать.

     Я присвистнул.

     - Ладно, работаем. Темнеет уже. Серега! Кабан!

     От темной громады БТР отделилась крупная фигура.

     - За мной.

     Пока мы тихо оползали дом, и обкладывали двери пластидом, совсем стемнело.

     - Кабан, ты понял задачу? Как рванет, ждем две секунды и двигаем вперед. Держи

     коридор под огнем, не давай никому высунуться. Только осторожнее, они могут гранату в

     коридор швырнуть

     Кабан красноречием не отличался, и я утопил кнопку подрывной машинки. Ночь

     прорезала красно-желтая вспышка. Секунда и мы полетели к двери. Кругом затрещали

     автоматы, лупя со всех сторон по окнам, несколько раз ударили очереди из КПВТ.

     Коридор просматривался плохо. Помогало то, что на полу горели какие-то бумаги. Из

     угловой комнаты вылетела темная фигура и я нажал на спусковой крючок. Автомат забился в

     руках. Один готов. Из комнат, перекрывая стрельбу, разносились крики и ответная стрельба.

     Вошли в коридор. Похоже справа, что типа ленкомнаты. Показал Кабану два пальца потом,

     еще два, Он кивнул и отстегнул от разгрузки две гранаты. Мы одновременно закатили две

     гранаты, а через секунду еще две и бросились вон из коридора. Одна граната вылетела

     обратно и заскакала по коридору. Три выбросить не успели. Огненный смерч вынес остатки

     окон, и обвалил часть крыши. Стрельба смолкла…

     Я сидел на земле и потирал уши. Звон. Передо мной раскачивался взводный и орал.

     Кажется, орал, потому что до меня доносились только смутные слова:

     - Африка, б…! Ты дураком родился и дураком помрешь! Мать…Я же сказал тебе не

     соваться! Сорвал двери и держи коридор под огнем! Ты б… команды не понимаешь?! Сам

     подохнешь и солдат мне угробишь! Рэмбо….еб…!

     - Ребят нашли?

     Взводный скис и опустился рядом на землю.

     - Нашли. Четверо даже сами идти могут. И наши все целы. Да ладно, молодец ты!- и

     он дружески ткнул меня в плечо:

     - Нам бы десяток таких «контрабасов», глядишь и салаг меньше погибло бы…

     Я открыл глаза. Совсем стемнело. Сон…а как будто снова там побывал. И чувствую

     себя также. Дожевал шоколад, подумал и допил водку. Водка ухнула в желудок, прогоняя

     мандраж и разгоняя тепло по всему телу. Достал из рюкзака пистолет и нож. Сунул в карман

     запасные обоймы. Дослал патрон в патронник и поставил на предохранитель. Бросил почти

     пустой рюкзак в угол и накрыл его ящиком. Все, вперед! Во дворе прихватил короткую

     доску. Прислонил к забору и легко перелез.

     Похолодало. Небо очистилось, и двор освещала неполная луна. Слева на втором этаже

     два окна еще светятся. Я потянул заднюю дверь. Не заперта. Хорошая дверь – даже не

     скрипнула. Опустил предохранитель. Впереди длинный коридор. Почти как во сне… Слева

     двери. Толкнул. Судя по запаху - кухня. В доме темно – слух и обоняние обострились до

     предела. Чувствую – на первом этаже никого нет. Из достаточно большого холла ведут две

     лестницы. Одна в подвал, другая на второй этаж. Окна светятся на втором этаже, так что

     двигаю туда.

     Я медленно и осторожно двигался по лестнице, держа пистолет в вытянутой руке.

     Коридор, слева двери. Около второй двери остановился. Приглушенные стоны и возня. Снова

     стон, звук удара. Вздохнул и ногой толкнул дверь. На полу лежала девушка в белом

     переднике. Сразу бросились в глаза белые, закинутые за голову руки с синяками от уколов.

     Маленький человек, густо заросший черным волосом, медленно повернул голову в мою

     сторону:

     - Ты чего здесь делаешь?

     И сразу замолк, отполз в сторону. Я захлопнул дверь. Жаль замок не блокируется.

     Потом с силой ткнул стволом пистолета в голый живот:

     - Поговорим?

     Он быстро закивал, уселся на пол и прижал руки к низу живота.

     - Если мне не понравятся твои ответы, я тебе выстрелю в ногу. Пули тут разрывные,

     так, что будет очень неприятно. Ты меня понял? Лишних слов говорить не нужно. Если ты

     попробуешь заорать и позвать кого-то на помощь, я тут же выстрелю тебе в башку. Все

     понятно?

     Он снова кивнул и вжался в пол.

     - Ладно, давай начнем. Вопрос первый. Кто ты?

     - Рахим, я! Не убивай меня, ладно?

     - Зачем вы меня ищете?

     - Это не я! Честное слово не я! Это все Чэнь. Это он велел привезти девушку и ее

     парня. Он думал, что предмет у нее! Я ничего не делал! Он мне платит, я выполняю!

     - Не ори, говори тише, спокойнее. Что ты вообще знаешь о предметах?

     Рахим снова заерзал на полу.

     - Ничего не знаю! Знаю, что у тех, кто носит предметы, разноцветные глаза. У Чэня

     тоже разные глаза. Я просто привез девушку и ее парня сюда. Он мне много заплатил. Я

     могу отдать тебе все! Не убивай меня, брат! Потом мои ребята вынесли тела и устроили

     аварию. Я не знаю больше ничего!

     Рахим захлебывался слезами и начинал повторяться. Испугался, гаденыш.

     - Как вы их убили?

     - Я не знаю! Это сделал Чэнь! Он может причинять людям боль и ломать кости не

     прикасаясь к людям. Я не убивал! Поверь мне!

     - Где мне его найти?

     Рахим снова заерзал, и я заметил, как его правая рука скользнула за пуфик. Рука

     сработала раньше, чем мозг дал ей команду. Пистолет грохнул и Рахим пронзительно, по-

     заячьи завизжал. Пуля попала в живот и там раскрылась, наматывая на себя кишки. Я снова

     поднял пистолет и выстрелил в голову. Голова взорвалась как переспелый арбуз. А я ничего

     не почувствовал. Не страха, не жалости, не сожаления. Война…

     Девушка на полу открыла глаза и медленно села.

     - Ты кто…

     Я перевел пистолет на нее. Несколько секунд она тупо смотрела на меня, потом

     махнула рукой и повалилась на пол. В ушах звенело. Запах пороха смешивался с медным

     запахом свежей крови. Знакомые ощущения. Прислушался. По лестнице кто-то не торопясь

     поднимался. Погасил свет и встал сбоку от двери. Шаги добрались до площадки, дверь

     медленно открылась.

     - Рахим, Рахим! Ты чего тут?

     Девушка снова подняла голову на голос.

     - Ты кто?

     Охранник вошел в комнату, и я не раздумывая, выстрелил еще два раза и с удовольствием

     отметил, как тяжелое тело грохнулось в проем. Израсходовал четыре. Еще осталось столько

     же. Я стал медленно спускаться по лестнице, водя пистолетом. Никаких звуков. Дело

     сделано. Нужно уходить. Я вышел в коридор и тут все тело пронзила резкая, ломающая

     боль…

     Прямо на голову капала ледяная вода. Холодно… Все тело болело и ныло, словно

     меня пропустили через гигантскую мясорубку. В голову, казалось, сунули огромный

     жужжащий улей. Перед глазами мелькают черные точки. Чем это меня так шарахнули? Я

     потянул руку к голове. Не получилось. Металл звякнул о металл. Прикован наручником к

     трубе. Погано… Значит, взяли меня…Зажегся свет и ударил по глазам. Я зажмурился и

     отвернул голову.

     - Очухался? А то я уже подумал, что ударил тебя слишком сильно.

     Голос шел со стороны. Мягкий, ласковый, с чужеродными незнакомыми нотками.

     Свет бил прямо в глаза. Ничего не видно. Фигура чуть сместилась и заслонила слепящий

     свет.

     - Ну, будем знакомы, я Чэнь. А кто ты, я и так знаю. Давай пообщаемся.

     Говорил он по-русски очень чисто, только немного растягивал слова. Он шагнул в

     мою сторону и подвинул ко мне стул.

     - Садись, на полу сидеть холодно и неудобно. Думаю, что ты не запустишь этим

     стулом мне в голову.

     - Уверены? – но на стул сел. Голова продолжала кружиться. Чэнь отодвинул в сторону

     лампу и уселся в низкое кресло. Он долго ничего не говорил, просто сидел и внимательно

     рассматривал меня.

     - Значит, лиса попала в капкан. Странно конечно, что предмет выбрал именно тебя…

     Для китайца он достаточно большого роста, хороший темно-синий костюм, тщательно

     зачесанные набок волосы. Вот только глаза. Яркие, внимательные. Один зеленый, другой

     синий. Он откинулся на спинку кресла.

     - Ну ладно, это все неважно. Наверняка у тебя накопилось много вопросов ко мне.

     - За что Лиду убили?

     Чэнь вздохнул и чуть подался вперед.

     - Признаюсь, это моя трагическая ошибка. Почему то я был уверен, что предмет где-то

     спрятан у нее. Чаще всего лиса – это женщина и расстаться ей с предметом очень непросто.

     - Почему?

     - Почему…повторил он. - Наверное потому, что я в детстве наслушался много сказок и

     страшных историй про оборотней и странных животных. Лиса – соблазнительница. Странное

     существо, принимающее вид прекрасной женщины…В жизни оказывается все по другому и

     еще страшнее.

     - Почему тебе просто не отобрать у меня предмет?

     Чэнь улыбнулся, неприятно и хищно.

     - Не все так просто. Сначала я так и хотел сделать. Найти владельца и заставить

     подарить мне его. Если не получится – просто убить владельца и присвоить себе.

     Действовать просто и решительно. Но время грубой силы проходит. Повторюсь еще раз – я

     был неправ. Теперь мне мало предмета, мне нужен владелец предмета. Тот, которого лиса

     приняла. Тот, которому она начала служить…

     Рука порядком затекла. Я пошевелил пальцами, и наручники звякнули о трубу.

     - Прости за неудобство, но освободить тебя я опасаюсь. Лиса коварное и опасное

     существо. Вот ты проник в дом и застрелил двух человек. Честно говоря, не ожидал от тебя,

     что ты начнешь действовать так быстро. Думал, что у меня в запасе будет день или два. Ты

     что то чувствуешь?

     - В смысле?

     - Ну сожаление, угрызения совести. Ты какой то час назад убил двух людей.

     Совершенно незнакомых тебе людей. А вдруг это были хорошие и честные люди? Может мы,

     просто разыграли спектакль?

     Я прислушался к себе. Ничего я не чувствовал. Даже боль постепенно собиралась в

     одно место и исчезала.

     - Ничего не чувствую? А должен?

     Чэнь пожал плечами и подвинул кресло на полшага ближе.

     - Есть разные предметы. И действуют они по-разному. Вот, например мой предмет…

     Он раскрыл ладонь и показал блестящую металлическую фигурку.

     - Морской конек. Разрушение. Простой и очень действенный предмет. У него только

     один недостаток. Когда им пользуешься, он выкачивает у тебя силы.

     Он убрал предмет в карман.

     - Знаешь, предметы это не просто волшебные фигурки, которые наделяют людей

     необычными способностями. Это, скорее всего инструмент. В умелых руках скрипка

     поражает слушателей, а в неумелых заставляет затыкать уши. Говорят, что с помощью моего

     предмета, когда то разрушили стены Трои. У меня способности куда более скромные. Но есть

     и другие предметы. Сложные, с неясными свойствами. Этими инструментами нужно учиться

     пользоваться, иногда долгие годы. Твой предмет очень непростой. Он сам выбирает себе

     хозяина. Мало того, он питается не твоей жизнью, а чужими. Сначала он служит тебе, а

     потом ты служишь ему… Ты уже выяснил, что может лисица?

     Я медленно покачал головой.

     - Лисы странные существа. Один мудрец сказал: «Есть пути живых, и есть пути

     мертвых. Путь лисы лежит где то посередине…». Ты юная и неопытная, но все-таки уже

     лиса. Я чувствую… Ты нужен мне. Я хочу, чтобы ты поработал на меня.

     - Очень смешно! – я брякнул наручником. А если я не соглашусь?

     Чэнь снова хищно улыбнулся.

     - А у тебя есть выход? Я могу насильно забрать у тебя предмет, вызвать милицию. Два

     трупа, оружие и киллер в неблагополучном районе. Думаешь, они долго будут разбираться?

     В конце концов, я могу просто снять предмет с трупа. Всегда есть вероятность, что найдется

     человек с нужными способностями. Незаменимых людей нет!

     - А если я сейчас соглашусь, а потом сбегу?

     - Прямолинейно… Но на этот случай у меня есть несколько способов гарантировать

     твою сговорчивость.

     - Например?

     Чэнь поднял вверх руки и несколько раз театрально хлопнул в ладоши. Лязгнула

     металлическая дверь и в проеме показались еще два силуэта. Один из них споткнулся и упал

     в пятно света.

     - Саня?!

     Прямо у ног китайца лежала девушка. На подбородке красовался свежий синяк, из

     носа на светлую кофточку стекала тонкая струйка крови.

     - Это моя первая гарантия. Конечно, есть вероятность, что эта девушка тебе

     безразлична. Но вы русские до ужаса сентиментальный народ. И кроме того я привык

     отрабатывать все варианты. Ну как?

     Меня захлестнула такая волна жгучей ярости, что я готов был вырвать руку и забить

     проклятого китайца насмерть голыми руками. Лиса послушно приняла и рассеяла мою

     ярость, успокаивая.

     - А ты хорошо держишься!

     - Ладно, я согласен. Что я должен сделать?

     Чэнь рассмеялся:

     - Ничего страшного. Никого убивать тебе не придется. Нам предстоит совершить одно

     небольшое занимательное путешествие, а ты выступишь моим проводником. Извини, но

     тропой лисицы может пройти или сама лисица или пес, который ее выслеживает.

     - Непонятно.

     - Думаю, что со временем ты все поймешь.

     - Отпускай девушку, я согласен!

     Чэнь коротко рассмеялся и поднялся с кресла.

     - Не так быстро. Она составит нам компанию. Как, впрочем, и господин Сиплый.

     Из тени выступила знакомая фигура:

     - Чэнь, мы так не договаривались. Тебе нужен был парень – ты его получил. Я бы мог

     передать тебе его из рук в руки еще вчера. Но тебе понадобился этот спектакль! Я не

     согласен! Гони мои деньги, а дальше разбирайся сам. Твой долг и так вырос с нашей

     последней встречи!

     Чэнь медленно повернулся к нему:

     - Ты уверен?

     Сиплый плюнул себе под ноги и его рука метнулась к поясу. Но пистолет он

     выхватить не успел. Точнее почти успел, но в следующее мгновение пистолет выпал из руки,

     а Сиплый застонал, прижимая к груди вывороченную руку.

     - Ты думаешь, почему о предметах знают так мало людей? Не потому ли, что

     ненужные свидетели вовремя убираются? Прошу прощения, Иннокентий, но наш контракт

     разрывается! Ты жадный и очень непорядочный человек!

     Сиплый закричал, но крик сразу смолк, захлебнулся, потом перешел в приглушенный

     хрип. В наступившей тишине я услышал хруст ломающихся костей. Несколько секунд и на

     месте человека бесформенная груда одежды, под которой растекается кровь. Чэнь сдвинулся,

     переступая кровавый ручеек, и повернул ко мне побледневшее лицо. Лицо из желтого

     превратилось в пепельно-серое, на лбу выступили крупные капли пота, рот изогнулся.

     - Ну как? Вы принимаете мое предложение?

     Я кивнул. Из темноты вышел еще один китаец и я почувствовал, как тонкая игла

     воткнулась мне в шею слева. Уже проваливаясь в темноту, я успел подумать: Ладно,

     поиграем в твои игры. Я убью тебя… Попозже… Если получится…