Гречин Борис Сергеевич : другие произведения.

Майя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он, бодхисаттва, он, камень благий для мира В роде людском на радость людям родился В Шакьев стране, в деревне малой Лумбини, Вот потому-то и радость наша безмерна. Сутта-Нипата
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  МАЙЯ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  повесть
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  So bodhisattvo ratanavaro atulyo
  Manusaloke hitassukathaya jato
  Sakyena game janapade lumbineye
  Tenamha tuttha atiriva kalyarupa
   Sutta Nipata, Khuddaka Nikaya, Sutta Pitaka
  Он, бодхисаттва, он, камень драгий для мира,
  В роде людском, на радость людям родился.
  В Шакьев стране, в деревне малой Лумбини
  Вот оттого-то и радость наша безмерна
   Сутра отрывков, Собрание коротких текстов, Корзина Учения
  
  Мы чинно спустились по гранитовым ступеням Политехнического университета, оба в белоснежных рубашках
  Остановились. Обернулись, убедившись, что за нами никто не идет.
  Переглянулись.
  И заорали во всю глотку!
  - Суки! Паскуды! Выпустили, сволочи!.. Ур-ра!.. - орал Сашка. Я не отставал от него. Затем мы наградили друг друга сочными тумаками.
  Повод для такой бурной радости был самый серьезный: в наших портфелях лежал диплом об окончании сего высокочтимого учебного заведения.
  Вообще будущая жизнь была прекрасна и удивительна. Армия нам не грозила, а с осени обоих ждала неплохая работа: Сашку брали тестером компьютерного оборудования в "Тензор", крупную компьютерную фирму, меня - инженером в строительную фирму, обоих - с вполне пристойным окладом.
  Стоял июль, было два часа дня - до выпускного оставалось 4 часа.
  - Давай по пиву, что ли, - предложил я.
  Мы сели в летнее кафе и взяли по пиву. Затем еще по кружечке.
  Душевно посидели около часа, вспоминая все пять лет нашей учебы. И так получилось, что настроение наше к концу этого часа началось портиться.
  Причиной этому был, как ни странно, будущий выпускной.
  - Видеть не хочу эти рожи, - изрек Сашка прямолинейно. - Нажрутся все как свиньи... Суслик тебя лобызать полезет...
  Я согласился, зябко поежившись от перспективы быть облобызанным Сусликом.
  - А ты, может быть, морду Аграфона хочешь лицезреть? - все больше распалялся он. - Или Кирилыча?
  - Ни, что ты, боже мой... - передернулся я.
  Мы мрачно замолчали.
  - Давай не пойдем, - предложил я. - Завалимся домой, фильм посмотрим...
  - Тема! - повеселел Сашка. - Только вот... - Он снова помрачнел. - Найдут нас. Вызвонят. Приведут под белы рученьки. На авто привезут, ... - и прибавил характеристику тех, кто за нами должен был заехать, не для широкой печати.
  - Мы телефоны отключим, - предложил я простейшее решение.
  - Евгений, - торжественно молвил Сашка, - я не могу отключить телефон.
  - Почему? - удивился я.
  - Мне должны позвонить динозавры [родители, прим. авт.]. Поздравить с высокоторжественным днем. Смертельно оскорбятся, если выключу телефон. Кстати, мои динозавры собирались на выпускной.
  - О-о-о! - простонал я.
  - Хорош драматизировать, - оборвал он меня. - Поехали в центр.
  
  * * *
  
  Мы приехали в центр города и бесцельно шлялись по магазинам.
  Было солнечно и жарко. Торжественный час приближался. Настроение падало. Шурик живописал мне ужасы, что нас ожидают, один хуже другого. Я был настроен более конструктивно и предлагал варианты спасения.
  - Давай скажем, что у тебя расстройство желудка, - предлагал я.
  - Они приедут к нам домой. - отметал он. - Я буду лежать в кровати, симулировать, а они сидеть рядом. Картина!..
  Мы с Шуриком уже около года снимали однокомнатную квартиру на двоих.
  - Давай исчезнем куда-нибудь вне зоны действия, - выдвигал я новую идею.
  - Куда?!. - саркастически замечал он.
  - В "Европу", в игровой зал в подвале!
  - Это НЕ решение, - сурово мотал он головой. - Если я в городе, я должен быть доступен для динозавров. - Не миновать тебе объятий Суслика, Женечка, друг мой разлюбезный!..
  - Давай уедем за город, и ты скажешь им, что место торжества изменилось!
  - На чем ты уедешь, солнце ясное! Последняя электричка уходит в 17:00, то есть, - он посмотрел на часы, - через 5 минут.
  - Есть еще автобусы... - робко предположил я.
  Шурик иронически вытянул губы в трубочку и просвистел, и я вспомнил, что в связи со сменой собственника водители ПАТП забастовали и бастуют уже неделю.
  - Мы попутку остановим... - предположил я неуверенно.
  - Хорошо, - решительно заявил Сашка. - Попутку. Через полчаса нам звонит Кирилыч, узнаёт, где мы, говорит "Ай-ай-яй, мальчики, как нехорошо!" и приезжает за нами на своем "зубиле". Еще и нотацию прочитает по дороге.
  - Он не поедет за нами за город! - усомнился я.
  - Он ПОЕДЕТ за нами за город! - заявил Сашка без тени сомнения. - Ты не знаешь Кирилыча?
  Я вздохнул, отлично зная повадки этого добродетельнейшего мужа, преподававшего нам математический анализ. О его неподкупности и принципиальности ходили легенды и анекдоты. Говорят, он заставил своего студента жениться на соблазненной студентке, чему я вполне верю.
   - Чтоб я сдох, чтоб я сдох... - затянул я мелодию...
  - Трали-вали, чтоб я сдох... - присоединился ко мне Сашка.
  В 17:30 позвонили.
  - Да, да, - процедил Сашка в трубку. - Да, да, Алексей Кириллович, уже идем.
  Мы уныло повлачились в "Поплавок", ресторан, где должно было состояться торжество.
  Проходя мимо магазина "Спорт для всех", Сашка замер на месте.
  - Ты чего? - спросил я.
  Он безмолвно и выразительно указывал мне на витрину с велосипедами.
  - Лубино, - объяснил он наконец, еще более загадочно.
  - Ты о чём, Сашенька, радость?
  - Лубино, - повторил он уверенно, и в глазах его зажегся шельмовской огонек. - Деревня такая есть. У моих динозавров там дом. Ключ в собачьей конуре, пустой. Купим водки, я позову парней знакомых. Девок... Женька-а! - завопил он снова. - Ты не знаешь, что такое деревенские девки! Это сказка! Малина в ананасах, Женька, морда жидовская!..
  На "морду жидовскую" я не обиделся, потому что идея действительно была грандиозна.
  Мы, потные, веселые, вломились в магазин. В течение года мы зарабатывали, и у нас еще оставались деньжата.
  - Мы хотим два велосипеда! - гаркнул с порога Сашка.
  - О, молодые люди!... - оживилась девушка. - Вы предпочитаете спортивный стиль? Нет? Вам нужны маунтин-байки? Нет? Есть отличные модели с поднятым рулем, со спортивным рулем, с шестью режимами скорости, с фонариком...
  - Да х... с ним, с фонариком! - выпалил Сашка. - Нам самые простые, без наворотов!
  Девушка страшно обиделась и сухо показала нам самую дешевую модель.
  Мы и купили ее, за 1999 р., две штуки, весело потащили железных коней на улицу, оседлали их и - айда!..
  - Свобода, - вопил Шурик, летящий впереди меня по улицам, как заправский гонщик и распугивающий прохожих. - Свобода!..
  Нами действительно владело состояние какой-то дикой, безудержной, страстной эйфории. Как ловко мы убежали ото всех! Мы, взрослые люди, дипломированные специалисты, были похожи на двух первокурсников, сбежавших со скучной лекции. На двух школьников, убежавших с урока. На двух малышей, проделавших дыру в ограде детского сада, вырвавшихся на улицу и вопящих "Свобода! Свобода!"
  - Алло, мама?.. - орал Сашка в трубку. - Я не иду на выпускной!!. Куда?.. В Лубино!.. В ДЕ-РЕВ-НЮ, говорю!.. С ребятами!.. Конечно, хорошие!.. Ну все! Целую!.. Пока!..
  - А Кирилыч?.. - спросил я его, когда мне удалось на относительно широком участке пути с ним поравняться.
  - Кирилыч?.. - прокричал он в ответ. - КИРИЛЫЧ ОТ...ЕТ!!. - этот выразительный предикат обозначал, что субъект, к коему он относится, терпит фиаско. - Туда не проехать на машине!..
  - А вы как туда ездили?
  - НА ПАРОМЕ ЧЕРЕЗ ВОЛГУ, А ПАРОМЧИК-ТО ТЮ-ТЮ!..
  Я вспомнил, что в связи с благодатной, радость свет и новую жизнь среднему классу несущей приватизацией госсобственности речной трамвайчик, ходивший по Волге, в прошлом году сначала приватизировали, а затем рейсы его отменили за нерентабельностью, сделав из кораблика плавучее кафе.
  - ДА, АЛЕКСЕЙ КИРИЛЛОВИЧ! НЕТ, МЫ НЕ ИДЕМ! В ДЕРЕВНЕ У МОИХ РОДИТЕЛЕЙ! ЛУ-БИ-НО! НЕТ, ОТСЮДА НЕТ ТРАНСПОРТА! НЕТ, СЮДА, К СОЖАЛЕНИЮ, НЕЛЬЗЯ ПОДЪЕХАТЬ! - Мы только что пролетели через какой-то хлипкий бревенчатый мостик и теперь неслись по лесной тропинке. - ЗДЕСЬ ЛЕС!.. Страна чудес... НЕТ, ПРОСТИТЕ, НИЧЕГО!.. МНЕ ТОЖЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ!.. ВСЕГО ХОРОШЕГО, АЛЕКСЕЙ КИРИЛЛОВИЧ!..
  Положив трубку, он разразился щенячьими визгами восторга.
  Тропинка расширилась, и мы полетели наперегонки. Мы были здоровы, молоды и полны сил. Жизнь была чудесна. Природа цвела.
  Мы мчались по следу, оставленному редкими машинами, по опушке леса.
  Повернули, и я увидел девушку.
  Она беззаботно спала в двух метрах от тропинки, в опасной близости от мачты высоковольтной линии, лежа на спине, не беспокоясь ни о комарах, ни о клещах, которые, я прекрасно из своего опыта общения с природой, коварно впиваются в тело, стоит лишь вздремнуть в лесу или на поляне. У нее были русые волосы и смуглая, вернее, бронзовая кожа.
  Я так засмотрелся на нее, что въехал в Сашку и мы оба чуть не упали.
  - Кретин!.. - обругал он меня, но почему-то шепотом.
  Мы поравнялись, сбавили наш залихватский, казачий ход и остаток пути ехали молча, как будто боялись разбудить спящую.
  - Ты видел ее? - спросил он меня, когда мы спешились у его дома.
  - Кого?
  - Ту девчонку?
  - Ну да... - удивился я.
  - ЭТО МАЙЯ, - лаконично сказал Сашка.
  - Какая Майя? - не понял я. - В каком смысле? Иллюзия, что ли? Девушки суть майя, гуру Александр?
  А ведь не всякий выпускник Политехнического знаком с терминами индийской философии, правда? Но я был знаком не понаслышке и с философией, и с религиями, и с разнообразным мистицизмом. Откуда? - спросите вы. Это было моим хобби пять лет. Вернее, средством выжить, не сойти с ума после ежедневного матанализа, матстатистики, прикладной математики, логистики... Сашка спасался музыкой, но я попросту немузыкален. Открою вам секрет. Я знаю Сашку с 9-ого класса. Мы с ним оба - гуманитарии. Были гуманитариями. Но пошли в Политехнический, зная, как мало светит образованному гуманитарию в современной российской действительности. Мы не одни такие. В нашей группе были отличные поэты, такие, которые не снились ни одному Литературному институту. Они не выдержали, сломались. Где-то они теперь?..
  - Прошел в жопу, - огрызнулся гуру Александр. - Это просто Майя. Пойдем-ка со мной, я тебя сейчас с такими иллюзиями познакомлю...
  Нестройная толпа молодежи роилась у деревенского клуба, ожидая начала дискотеки.
  - Шу-урик!! - завопил кто-то, увидя нас, и добрая половина народного собрания двинулась к нам. - Шу-урик, друган! Это кто с тобой?..
  
  ... В настоящей крестьянской избе, пахнущей настоящей крестьянской избой, мы пили до трех ночи. Я пил мало, Сашка пил ведрами, но не пьянел. Здесь была не только молодежь: слетелись и мужики, и даже какие-то бородатые деды. Я, даром что ощущал к себе, ученому человеку из города в белой рубашке, осторожное подобострастие, стал уже побаиваться местных пейзанов. Но Шурик чувствовал себя как рыба в воде. Он всем самоуверенно "тыкал", в том числе и бородатым дедам, энергично распоряжался столом, бесцеремонно лапал самых красивых девок - те только визжали и хохотали, и никто их мужской половины не противился - сыпал плоскими шутками, говорил ко всеобщему ликованию тосты, изъяснялся на великолепном народном языке...
  Потом мы пошли на сеновал... Или никуда мы не уходили?.. В любом случае, были какие-то девушки, "малина с ананасами"...
  
  * * *
  
  Я проснулся в избе около полудня. Сашка безмятежно дрых рядом на раскладном диване. Между мной и Сашкой лежала одна из наших вчерашних гостий, курносая конопатая пейзанка. Она открыла один глаз и, увидев, что я проснулся, тут же зажмурилась снова.
  Голова болела.
  Я поморщился, натянул на себя брюки, рубашку и пошел во двор искать умывальник.
  Плескаясь в металлическом рукомойнике, я почувствовал, что на меня кто-то смотрит.
  И в самом деле: выпрямившись и обернувшись, я увидел ту, которую мой друг назвал Майей. Она стояла, прислонившись к забору, заложив руки за спину, и не отрываясь смотрела на меня.
  Она была в джинсах и майке без рукавов. Мне вновь бросилась в глаза ее удивительного, бронзового цвета кожа, ее ладная, точеная молодая фигура, ее высокая грудь, ее необычно высокий рост - Бог мой, она была с меня ростом, а я - немаленький человечек! - ее выразительное, удлиненное, как на полотнах Эль Греко, лицо и немного выгнутые вверх брови, ее русые волосы, которые она забрала в косу, так что высокий лоб оставался открытым, ее полуулыбка.
  Есть люди - в том числе и я - на которых не очень приятно смотреть, потому что в обычном состоянии они мрачнее тучи. С другой стороны, постоянная улыбка выглядит просто глупо. Полуулыбка - отличный компромисс между тем и другим.
  - Добрый день - сказал я.
  Она поманила меня рукой и вышла за ограду.
  Я догнал ее и пошел за ней.
  Дальше началось еще чуднее.
  Мы шли вровень. Она не говорила ничего, я тоже, боясь, что это будет выглядеть нелепо, засвидетельствует мою робость перед девушками, и, кроме того, заинтригованный.
  Мы шли долго, дошли до леса.
  Она непринужденно села в позу Будды, сохраняя прямую осанку.
  Я сел рядом, прислонившись спиной к сосне.
  И она, не говоря ни слова, продолжила смотреть на меня. Я попытался делать то же, но было нелегко смотреть в эти спокойные серые глаза, и я принялся изучать ее фигуру, зелень вокруг, букашек...
  Я молчал, с интересом ожидая, что последует дальше.
  Но что-то ждать приходилось долго. Мы сидели вот уже, наверное, минут пятнадцать. Мое терпение начало истощаться, романтических приключений не следовало, и голова болела.
  - У меня голова болит, - громко сказал я.
  Она села поближе и положила мне ладонь на лоб. У нее была приятная, сильная, теплая рука.
  Видимо, смена впечатлений подействовала, так что спустя пять минут голова уже не болела. Она убрала руку.
  - Спасибо, - сказал я из вежливости.
  - Интересный ты человек, - проговорила Майя. - Пить-то вот только зачем?
  Голос у нее был, пожалуй, немного низковат для голоса молодой девушки, но мягкий, бархатный, приятный.
  - Чем же я так уж особенно интересный? - буркнул я .
  - Это мы еще узнаем, - уклончиво сказала она. - Ты зачем сюда приехал?
  Спрошено было по-простому и по-доброму: смеяться она надо мной не собиралась, загадочную диву из себя не строила.
  - Я сбежал с выпускного, - признался я. - И из города вообще. Цивилизация погрязла во грехе, - это я произнес, разумеется, с мрачной иронией: нашими усилиями Лубино вчера также погрязло во грехе.
  - Правда? - спросила она чуть насмешливо, и дальше четко и выразительно проговорила:
   Сердцем, бьющимся блаженно
   В ожиданье высшей цели!
   Ваши лживые печали
   Мне о смерти надоели.
   Ухожу от вас я в горы,
   Где живут простые люди,
   Где привольно веет ветер,
   Где дышать свободней будет.
  Она хорошо прочитала, совсем не утрируя, не паясничая. Мне стало вдруг жутко стыдно, потому что я, во времена розовой молодости, помнил это стихотворение наизусть, а ныне не мог даже вспомнить автора.
  - Я знаю, знаю это стихотворение, - заволновался я. - Это... как его... Гейне! - выдохнул я с облегчением. Конечно же, Гейне, кумир 17-летнего пацана! Мне припомнился и его романтически-благородный еврейский профиль на книжке стихов.
  - Правда, - сказала Майя и поднялась. - Ты, пожалуйста, заходи ко мне. Я в восьмом доме по улице Светлой, он красный, сразу увидишь. Вечером я всегда дома. Поболтаем...
  - Мне очень приятно было с тобой познакомиться! - сказал я совершенно искренне.
  
  * * *
  
  - Ты где был? - хмуро поинтересовался Сашка, сооружавший яичницу на электроплитке; по внешнему виду невыспавшийся и злой как черт.
  - С Майей.
  Он застыл с разинутым ртом.
  - Сюда Майя приходила? За тобой?!.
  - Послушай, кто она такая?
  - Нет, постой... - он все не мог прийти в себя. - Она приходила сюда?!
  - Ну да, да! Почему ты ее так зовешь? Это метафора, что ли?
  - Какая, нафиг, метафора, ...! Зовут ее так!.. Ну парень, - в его глазах блеснуло восхищение, - ты крут!..
  - Ты мне расскажешь, кто она такая?!.
  - А?.. Да не знаю я!.. Каждый раз летом сюда с динозаврами приезжаем, вижу ее тут...
  - Она местная?
  - Едва ли... Ты местных-то вчера видел, небось... Она здесь просто живет летом. Садись жрать.
  Мы сели есть.
  - А сколько ей лет? - продолжил я расспросы
  - Зацепило парня, - с выражением сказал Шурик. - Ты погоди, еще и не таких цепляло! Эх, Женька, гусь ты лапчатый!..
  - Лет ей сколько, спрашиваю тебя, селезень копченый?!.
  Сашка пожал плечами.
  - На нее многие парни заглядывались, - сообщил он.
  - А она что?
  - Она ничего. Поди к ней подойди, попробуй! Есть такие женщины, - произнес он с мрачной отчетливостью, - в русских селеньях. - С спокойною важностью лиц,... С красивою, блин, силой в движеньях. Со взглядом цариц, ** твою мать...
  - Что ты матюкаешься, как на зоне! - не выдержал я. Он не ответил, сосредоточенно работаю челюстями. Похоже, он сам однажды относился к числу "многих заглядевшихся".
  
  * * *
  
  Вечером я пошел к Майе, причесав волосы и с превеликими трудами погладив рубашку дореволюционным утюгом, который разогревал на электроплитке, на что Шурик только выразительно покрутил пальцем у виска.
  Дом действительно оказался выкрашен в красный цвет и как-то выгодно смотрелся рядом с другими.
  Отрадно было, что никто не загремел цепью и не загавкал на меня во дворе.
  Я постучал, но не дождался ответа. Толкнул незапертую дверь, вошел.
  - Я наверху, - раздался ее голос.
  Осторожно ступая по крутой деревянной лесенке, я поднялся на второй этаж (который в деревенских домах правильнее назвать чердаком).
  Моему взору предстала крайне примечательная комнатка.
  Потолок был, против обычных чердаков, довольно высокий, а в нем - я сначала не поверил своим глазам - два евроокна, которые я привык видеть в крышах современных зданий в центре города, но меньше всего ожидал увидеть в крыше деревенской избы. Они давали достаточное, приятное освещение.
  У треугольной стены напротив меня, у небольшого обычного окошечка, выходящего на улицу, стоял письменный стол с несколькими книжками и керосиновой лампой на нем, сбоку - небольшой плетеный стульчик. Сама Майя сидела тут же, в великолепном кресле-качалке, тоже плетеном. Это все было похоже на "Доктора Живаго" в американской постановке.
  В остальном, кроме вороха приятно пахнущей травы, на чердаке ничего не было.
  - Хочешь молока? - спросила она меня приветливо. - На ней была зеленая блузка с короткими рукавами и те же джинсы.
  Я подошел и сел рядом на плетеный стульчик. Она протянула мне кружку с молоком.
  - Очень приятное молоко, - сказал я вместо благодарности
  - Козье, - пояснила она. - Правда, оно вкусней коровьего? Легче, что ли... Я тебя потом с соседями познакомлю, они дешево продают. Так все-таки, что тебе не понравилось в городе?..
  Она смотрела на меня так, что мне захотелось не разочаровать ее, и я уже не иронически, а вполне серьезно стал врать какую-то чепуху о том, что в городе другой ритм жизни, все бегут, нет времени остановиться, заглянуть в себя... Что-то очень похожее было, помнится, в рекламе одной турфирмы, продававшей поездку в Кижи, за порядочную сумму в долларах, между прочим...
  Майя слушала мен не перебивая, очень внимательно, и, даже если не верила, не показывала этого.
  - Приходи ко мне почаще, - сказала она наконец. - У меня все, что тебе надо: тишина, покой и простота деревенской жизни. Суп будем варить из крапивы... Супы-то ты варить умеешь?..
  
  * * *
  
  - Я уезжаю в город, - объявил мне Шурик решительно на следующее утро.
  - Я бы не хотел уезжать так сразу, Александр Иванович дорогой... - осторожно начал я.
  - Оставайся, мне-то что...
  - А твои динозавры?
  - У них велосипедов нет. Хозяйничай здесь, сколько влезет. Только знаешь что... Доехал бы ты до города со мной сегодня, купил бы, чего тебе надо...
  - А чего мне надо? - растерялся я.
  - Ты на рубашку свою погляди. герой-любовник, - сказал Сашка просто. Я поглядел на свою рубашку и покраснел до корней волос.
  
  * * *
  
  Следующие дни ознаменовались для меня удивительно спокойным и, можно сказать, счастливым течением жизни.
  Мой распорядок дня выглядел теперь следующим образом: до полудня я слонялся по окрестностям или читал, иногда брал книжку с собой. В полдень я отправлялся к Майе домой. Ее, как правило, еще не было. По дороге я заходил к соседям и покупал два литра молока, иногда творогу. До ее прихода я готовил обед, иногда и в самом деле суп из крапивы. В два или в три Майя возвращалась. Она всегда говорила, когда вернется, если же задерживалась, просила прощения за то, что опоздала. Куда она ездила на своем велосипеде каждый день, для меня так и осталось загадкой, впрочем, как и многое другое.
  Мы обедали, потом она ложилась отдохнуть на ворох из травы, удивительно быстро засыпала и спала полчаса. Спала он обычно на спине, дышала тихо и мерно, и даже в ее сне, как и во всем, что она делала, была красота и грация. Ее губы и во сне не покидала полуулыбка.
  Я это время читал - книжки мне привозила опять-таки Майя, и презанимательные книжки. Самых разных авторов, классических и современных, реалистов и фантастов, культовых и давно забытых... Сюжет был всегда увлекателен, как будто она не хотела, чтобы я скучал. Помнится, я прочитал на одном дыхании "Трудно быть богом" Стругацких, "Превращение" Кафки, "Обручение на Сан-Доминго" Клейста, "Раскрашенный занавес" Моэма, "Биографию" Макса Фриша, "Кроткую" Достоевского, "Generation X" Дугласа Коупленда, "Жизнь насекомых" Пелевина... Этот подбор литературы был как будто совершенно бессистемным; в любом случае, если здесь и была какая-то система, разгадать ее мне не удалось. Я начинал читать во время ее сна и брал домой, но с обязательным условием отдать назавтра, поэтому иногда зачитывался до трех часов ночи.
  Она просыпалась и мы отправлялись гулять: иногда пешком, чаще - на велосипедах.
  Потом мы возвращались и продолжали болтать на самые разные темы. Я засиживался порой допоздна.
  Майя была великолепным и очень образованным собеседником. Говорили ли мы о поэзии - она знала много больше меня. О философии - создавалось впечатление, что я говорю с магистром философских наук. О религии - Майя как будто по десять лет провела в православных скитах, католических костелах, индийских матхах, буддийских дацанах или исламских медресе. О политике - она высказывала свежие и очень точные взгляды на политиков и политику, от местечковой до общеевропейской.
  Мыслила она вообще удивительно.
  Помнится, как-то за обедом мы заговорили о русской национальной идее (какой же русский на кухне не рассуждал о национальной идее и судьбах России?), и я посетовал на то, что все наши беды от отсутствия этой самой идеи.
  Майя даже поперхнулась.
  - Какую ерунду ты говоришь, - сказала она, прожевав. - В России полно национальных идей. С десяток точно найдется. Одна другой лучше. Ты думаешь, от этого все беды? Ничего подобного. Хочешь знать, отчего?
  - Оттого. что никто не хочет их исполнять? - предположил я.
  - Да нет же, - едва поморщилась Майя. Даже хмурясь, она сохраняла полуулыбку, что придавало ее лицу удивительное выражение. - Оттого, что в России плоская шкала налогообложения, во-первых. Нет государственного контроля над недрами и ценами, во-вторых. И люди еще не почувствовали себя людьми, в-третьих. Вот и все.
  О чем бы мы ни говорили, если где-то начинала петь птица, она улыбалась шире обычного и мягким жестом просила меня замолчать, и, полузакрыв глаза, блаженно слушала ее в своем кресле-качалке, а я сидел рядом как совершенный идиот. Иногда открывал книжку. Ее вдохновение птичьим пеньем мне никак не передавалось.
  Был, впрочем, у нее и еще один недостаток, гораздо более существенный: она никогда не начинала говорить первая. Майя могла молчать часами и очевидно не испытывала от этого никакого неудобства. Мне приходилось инициировать диалог всегда самому. Зато она никогда не удивлялась, если после долгого молчания я вдруг начинал говорить о чем угодно безо всякого вступления. Она могла говорить на любую тему, часами, если у меня хватало изобретательности поддерживать разговор, никогда не показывая, что ей неинтересно. Ни разу я не услышал от нее: "Оставь, это ерунда, это мелочи". С другой стороны, ни разу не услышал и "Как ты думаешь?.."
  При этом ее ни в коем случае нельзя было назвать бессердечной, холодной или равнодушной: она с негодованием говорила о том, что ее возмущало, о других вещах - с нежностью; она шутила, она заразительно смеялась, если мне удавалось ее рассмешить, в ней не было ни тени рисовки или надменности. Это было просто олимпийское спокойствие, спокойствие Гёте в юбке (впрочем, я ни разу не видел ее в юбке).
  Иногда вечером она играла на флейте: не оркестровой, металлической, но и не на пластмассовой свистушке: на длинной деревянной свирели, которую держала поперечно. Майя владела ей мастерски, и меня охватывала зависть и сожаление, что я никогда не учился музыке. Я не узнавал ни одной знакомой мелодии.
  Иногда мы сидели молча, она качалась в своем кресле да так и засыпала. Я молча вставал, брал книжку и уходил на цыпочках.
  
  * * *
  
  Несмотря на самые теплые и доверительные отношения, которые сложились у нас, у меня и мысли не приходило перевести их в плоскость любовных. Мысли, вернее, приходили, но... "Ты вот подойди к ней, попробуй!" - вспоминал я Сашку.
  Вообще мое отношение к Майе определить было очень сложно. Меня влекло к ней, может быть, даже физически. Но, главное, я искренне восхищался ей. Пожалуй, несколько побаивался ее. И, конечно, пытался выяснить, кто она такая. Но не так то легко было это сделать!
  
  Именно из-за недостатка знаний этого рода я, какое бы уважение к этой странной девушке не испытывал, до ее прихода иногда рылся в ее личных вещах: любопытство в таких случаях перевешивает уважение.
  Но, увы, я не обнаружил не одной зацепки! Более того, появились новые вопросы.
  В ее верхнем ящике стола лежала целая груда всяких книжек, постоянно обновлявшихся. В один прекрасный день я нашел у нее у нее два томика, напечатанные причудливыми закорючками, свисающими, как гроздья винограда, с жирных черных линий, и, хотя и увлекался в школе всяческими алфавитами и экзотическими шрифтами, не смог прочесть даже названия, даже не вспомнил, что это за письменность такая.
  Впрочем, по-русски она говорила так, как может говорить только русский человек, живший в России все время.
  В двух других ящиках - одежда и белье. Вся одежда всегда была чистой. Куда она, простите за банальный вопрос, убирала грязную одежду и где ее стирала?
  Еще на ее столе стояла палехская шкатулка, которую я, как ни пытался открыть, не смог, и пришел к выводу, что эта шкатулочка вообще не открывается, как и ее хозяйка.
  
  * * *
  
  Мое идиллическое существование продолжалось недели две.
  К концу этого времени мне стало казаться, что в моей жизни чего-то не хватает, что так не может длиться бесконечно, что я совсем пропаду для людей и мира на этом чердаке. Меня никто не держал, хочу подчеркнуть! Не обольщал, не томил никакой надеждой, не заставлял приходить сюда и уж тем более готовить обед. Я сам, как дурак, ввязался в это знакомство: как бы интересно оно ни было, но ведь все приедается в жизни!
  Однажды Майя, покачиваясь в своем кресле, как будто дремала, а я, захваченный этой мыслью, не смог уже сдерживать себя, встал и начал расхаживать по комнате.
  Она, не открывая глаз, вдруг спросила:
  - Тебе скучно?
  Никакого упрека в этом не было: просто вопрос. Я застыл как вкопанный.
  Затем собрался с мужеством и ответил:
  - Да, немножко.
  - А чего тебе не хватает? - спрошено снова было приветливо, безо всякого упрека.
  Я сел рядом.
  - Понимаешь, мы просто сидим здесь и разговариваем, а жизнь проходит мимо. Не подумай пожалуйста, что я тебя упрекаю...
  - Ты ведь можешь поехать в город и попытаться там что-нибудь изменить, Женя, - заметила она.
  - Что я могу изменить! - воскликнул я.
  Позвольте небольшое отступление в будущее. Майя никогда ничего не навязывала. Добродетель тактичности как будто была в ней воплощена в совершенной мере. Что, если бы я тогда воскликнул: "Я не знаю как жить! Научи меня! Покажи мне, что нужно менять в этом мире!". Может быть, она и научила бы меня тому, чему больше нигде не учат, чему не научили меня ни преподаватели, ни мои философы? Может быть, я стал бы делать вместе с ней то, что делала она? Может быть, она только и ждала, чтобы я это воскликнул? Но все это догадки, беспочвенные догадки. Теперь мне этого никогда не узнать.
  - Я тебя очень хорошо понимаю, - сказала Майя сочувственно. - Послушай-ка... Скажи: если бы у тебя была достаточная сумма денег, ты сумел бы что-нибудь предпринять?
  - Я не знаю... - ответил я ошарашенно, озадаченный таким поворотом разговора. - Да, наверное...
  Майя протянула руку к палехской шкатулке. Напрягла перекатывающиеся мускулы на своих молодых бронзовых руках. И вдруг открыла ее! Воистину посрамление мужской силы.
  Но я не сумел додумать эту мысль: в шкатулке лежала толстая пачка денежных купюр с большим номиналом!
  - Откуда у тебя столько денег, Майя? - спросил я самый очевидный вопрос.
  - Ну что ж, я честно их заработала, - ответила она невозмутимо и с долей юмора.
  - Чем, если не секрет?
  - Девушек и женщин не всегда прилично спрашивать, чем они заработали большие деньги, Женя...
  - Прости, пожалуйста...
  Она звонко расхохоталась. Смеялась так, что на глаза чуть не выступили слезы.
  - Нет, не этим, - сказала Майя, отсмеявшись. - В казино.
  - В казино?..
  - Смотри сюда, - она порылась в карманах джинсов, достала игральный кубик и бросила на стол. Выпала единица.
  - Я тоже так могу, - пробормотал я.
  Она бросила кубик еще раз. Двойка.
  Тройка.
  Четверка.
  Пятерка.
  Шестерка.
  Когда она подкинула кубик в седьмой раз, я почувствовал, как волоски у меня на коже встают дыбом: ОН ЗАВИС В ВОЗДУХЕ.
  Лишь потом я убедил себя в том, что здесь нет ничего особенно необычного, что, каждый, в сущности, может развить в себе долгой тренировкой такие умения.
  Майя повернула ко мне лицо, в глазах ее застыли задорные искринки, она ждала, что я скажу.
  - Это напоминает мне молодую Блаватскую, - сказал я, чтобы не выдать удивления, показать свою начитанность и одновременно сделать сдержанный комплимент.
  Она вдруг надула щеки и выпятила глаза, преуморительно изобразив Блаватскую, какой ее представляют старые фотографии. Кубик упал. Мы расхохотались оба.
  - Ты смеешься над духовными вещами, - сказал я слегка укоризненно.
  - Ну, в конце концов, я не теософ, - заметила Майя.
  - А кто тогда? - осторожно спросил я, имея в виду вероисповедание и вновь надеясь приоткрыть дверцу в ее внутреннюю кладовую.
  - Христианка, скорее всего.
  - Почему же не индуистка или буддистка, с твоим-то именем? Или это слишком личный вопрос?
  - Совсем нет. Именно поэтому.
  - Как это?
  - Как ты представляешь себе, Женя, - Майя сложила руки в замок, - чтобы, например, девушка по имени Мария стала бы сознательной христианкой? Тогда бы образ Богоматери, очень высокий образ, постоянно являлся бы ей укором, а она себя и всю свою жизнь ощущала бы как большую карикатуру.
  - Ах, вот оно что... - пробормотал я. Признаться, я ничего не понял из этого объяснения.
  - Мы отвлеклись, Женя - мягко заметила она. Достала всю пачку купюр и стала их пересчитывать. - Сколько тебе нужно?
  - Ты с ума сошла! - вскричал я. - Я... я никогда не возьму твоих денег!..
  - Почему бы нет: они мне не нужны ни капельки... - Она не глядя отделила от пачки стопку с мизинец толщиной и протянула мне. И, смотря в глаза, нежно, проникновенно проговорила, - Женя, возьми, пожалуйста. И потрать их, ради Бога, на что хочешь потрать. Мне абсолютно все равно, на что.
  Какой-то сон: обворожительная девушка предлагает толстую пачку денег и просит, ради Бога, потратить их. Не судите меня строго...
  - А... я смогу к тебе вернуться?.. - спросил я испуганно.
  - Когда угодно до конца лета, - ответила она невозмутимо. - Вечером я всегда дома. Ты уже пойдешь?
  - Нет, конечно! Я хотел бы посидеть с тобой еще немного... Сыграй мне на флейте, пожалуйста...
  Майя улыбнулась, нашла флейту, поднесла к губам и заиграла на ней. Удивительная и прекрасная мелодия...
  Я просидел у нее тогда до позднего вечера.
  
  * * *
  
  Утром я оседлал велосипед и поехал в город.
  По пути меня не оставляло в покое странное объяснение про Марию. Может быть, я чего-то не знаю? Может, есть в буддийской мифологии персонаж по имени Майя, этакая персонификация мировой иллюзии? Тогда при чем же здесь высокий образ? - уместнее было бы вспомнить тогда какого-нибудь Люцифера. Впрочем, буддийского Дьявола зовут, кажется, Мара...
  Я даже набрал на ходу номер Лены Новожиловой, моей бывшей одногруппницы, у которой дома имелась двухтомная энциклопедия мифов, но так и не дозвонился.
  Впрочем, эти мысли скоро забылись. В кармане моих джинсов лежали без малого 3500... угадайте, чего? Английских фунтов стерлингов!
  Национальность этой валюты меня самого повергла в большое удивление. Почему именно фунты стерлингов? И, самое главное, я понятия не имел, чему именно равен фунт стерлингов. Вдруг, как и швейцарский франк, трем-четырем рублям?
  Сашка встретил меня с радушием и юмором.
  - Проходи, проходи, мачо! Как твои успехи?..
  Я сокрушенно вздохнул, как бы имея в виду, что мне дали от ворот поворот. Сашка сочувственно похлопал меня по плечу своей пудовой компьютерной ручкой.
  - Сашенька, - огорошил я его с порога, не давая времени сочувствовать мне излишне, - ты не знаешь, сколько ныне дают за фунт стерлингов?
  - Понятия не имею... - изумился он. - Как за доллар, наверное...
  Я с наслаждением принял человеческий душ, поел и отправился гулять по городу.
  В городе ничего не изменилось: красивая жизнь и дорогие машины. Я ступал по улицам, чувствуя себя как спецагент, которому поручено важное задание.
  Во всех обменниках, которые я посетил, на меня поглядывали с уважением, но фунтов стерлингов не меняли. Оставалась надежда на обменник "Сбербанка": помнится, там можно было обменять самые экзотические валюты. Но "Сбербанк" сегодня был закрыт.
  "А вдруг они фальшивые?" - родилась неприятная мысль. - Вдруг это просто такая дидактическая шутка: ткнуть меня носом в землю, чтобы показать тщету презренного металла?" "Что ж, не очень-то и огорчусь!" - пришла с раздражением другая мысль. Но было все равно тревожно.
  Вечером я сидел и безо всякой определенной мысли просматривал "Из рук в руки". В голове у меня носились прожекты один фантастичнее другого. Купить дачный домик и устроить там бесплатную ночлежку для бедняков?.. Пожалуй, припрутся бомжи, все заплюют и испоганят... Финансировать городских анархистов, чтобы они свергли несправедливую власть, установили честное правительство, разобрались бы со взяткополучателями и т.п.? Крайне фантастично, и потом сомнительно, что эти люди с толком и бескорыстно распорядятся деньгами.
  Сашка ненадолго оторвался от своего компьютера.
  - Женька, а, Жень, слышишь? Давай машину купим?
  У Сашки регулярно возникали бредовые идеи.
  - Какую?
  - Ну, "Таврию" подержанную или "Оку"... Вместе сложимся, накопим через годик...
  - "Таврию". "Оку", - произнес я уничтожающе. Но тем не менее открыл страницу с автомобилями и стал просматривать, ища, конечно, не "бешеную табуретку". Вот подержанная Toyota Carisma, $8000. Вот Mercedes-600 за ту де цену. Побитый, наверное. Я поморщился, представив себе эти машины. Огромные, вульгарные, наглядно свидетельствующие о кичливом тщеславии хозяев. А сколько бензину жрут эти монстры! Купить вот что ли "Ниву" за $1500, дешево и сердито. Человек, покупающий внедорожник, должен, однако, и в остальном соответствовать имиджу: быть бородат и пахнуть навозом. А вот "Волга"... Нет уж, на "Волге", как говаривал в "Золотом теленке" Остап Бендер, пусть лучше ездит начальник уголовного розыска. А вот Daewoo Matiz, цвет "золотой песок", в идеальном состоянии, продается срочно, $4000. Хм! Как выглядит эта машинка, я представлял. Очаровательная машинка, небольшая, немного побольше "Оки", но просторнее внутри, и с более благородными формами. Обтекаемая капелька на четырех колесах с веселыми круглыми глазами. Смейтесь сколько угодно, но "лицо" машины для меня с детства имеет большое значение, и узким раскосым фарам "японцев" я доверяю еще меньше, чем квадратным тупым буркалам ковбойских джипов.
  Но ?3500, видимо, меньше, чем $4000. Жаль!..
  - Шурик, будь другом, - протянул я, - Ты все равно в сети, посмотри курс фунта стерлингов...
  - Дался тебе этот фунт! Наследство ты получил, что ли, от дядюшки-лорда?.. - Но просьбу мою Сашка все же выполнил. - 50 рублей 24 копейки по курсу ЦБ на сегодня, - объявил он мне 2 минуты спустя.
  Я так и подпрыгнул.
  50 рублей!
  Я бросился к своему телефону, нашел калькулятор. 30/50=0,6. $4000*0,6=2400!
  - Алло, девушка? - я уже набирал газетный номер. - Я по объявлению. К вам можно будет подъехать завтра, посмотреть машинку? Наличными. Да-да, говорите, записываю...
  Сашка смотрел на меня с видимым интересом.
  - Ты что это за машинку собрался покупать, Рокфеллер? - поинтересовался он. - "Запорожец", никак?
  - Стиральную, - схитрил я.
  - А-а-а... - разочарованно протянул он. - Ну, удачи...
  
  * * *
  
  Мое сердце тоскливо забилось, когда я положил купюры в узкий металлический лоток.
  Но фунты стерлингов оказались подлинными. Самое настоящее платежное средство, имеющее хождение в Великобритании. Спасибо, Майя!
  На права я сдал еще год назад.
  Машина действительно была в идеальном состоянии. Я не нашел ни царапины. Сама же она показалась мне еще лучше, чем я думал. Прелесть! Этакая резвая тыковка из сказки про Золушку...
  Предыдуший хозяин (вернее, хозяйка) была крайне небрежна и даже не позаботилась о сигнализации. В тот же день я поставил самую лучшую противоугонную систему.
  ... Так, Сашенька, хватит сидеть за своим дебилизатором, творятся великие дела. Пойдем-ка со мной.
  - Что за фигня?
  - Пойдем, пойдем... Вот твои ботиночки...
  - Ну, и дальше что. Далеко ты собрался?
  - Все, мы уже пришли. Видишь вон ту машинку?
  - Вижу. Daewoo Matiz. Ну, и дальше что?
  - А ты смотри внимательней.
  Я непринужденно достал пульт управления, отомкнул, широко открыл дверь и присел на мягкое сиденье ногами наружу.
  Сашка все стоял, и я отметил, что теперь понимаю смысл выражения "отвалилась челюсть".
  ...Когда мы омыли покупку, Сашка энергично выдвинул план действий.
  - Евгений, жизнь одна, - убедительно объяснял он мне, - И надо прожить ее так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Сегодня мы едем в "Ав@нгард". И возвращаемся назад с любой девочкой, какую только захотим. Двумя девочками, я хотел сказать. И, если мы ошиблись, мы делаем им ручкой и на следующий день повторяем ту же операцию...
  - Ты знаешь, - сказал я ему вместо возражения, - меня немножко мучает совесть. Я бы мог построить приют для бедных...
  - ДУРАК! - загремел он. - ТЫ СВЯТОЙ ДУРАК! ПРЕДЛАГАЮ ПРАЗДНОВАТЬ 29 ИЮЛЯ ЕЖЕГОДНО КАК ДЕНЬ СВЯТОГО КРЕТИНА БЕССРЕБРЕННИКА ЕВГЕНИЯ! - И, сбавив тон, он добавил, - Женечка, душа моя, идиот ты мой разлюбезный! Я ведь о продолжении рода твоего пекусь! О семье, мой милый, как ячейке общества! Сказано ведь в Писании Господом Твоим: "Плодитесь и размножайтесь"...
  Я подумал немного и с ним согласился.
  
  * * *
  
  В моей жизни были девушки. Всякие девушки. Но в ней никогда еще не было такой плотности красивых девушек на единицу текущего времени!
  Чтобы успокоить непосвященного читателя: "Ав@нгард" в нашем городе - это не бордель, а всего лишь молодежный ночной клуб. Конечно, не каждый день там были вечера, но ведь оставались еще и "Party-зан", и "Joy-Party"...
  Почти каждый вечер мы подъезжали к началу очередной party на моей золотистой тыковке, провожаемые завистливыми и восхищенными взглядами. Мы не просто платили за вход, но арендовали за 300 р. отдельный диванчик или V.I.P.-места. Мы не спешили бросаться в пляс: не тот возраст. Мы сидели на своем диванчике и высматривали девушек. Мы были гурманами. Искателями. Ценителями.
  Той иди иной уплясавшейся дамочке мы милостиво разрешали присесть - конечно, если она была в нашем вкусе. Иногда мы подходили и знакомились сами. Чаще мы выбирали двух подружек: с ними было веселее - хотя случалось по-всякому... О, девушки!.. Блестящие одежды, блестящие глаза, полуоткрытые губы, разгоряченные тела в капельках пота, груди, трогательно, но безуспешно прикрываемые одеждой...
  Ни одна из наших знакомых не отказалась оттого, чтобы ее подвезли домой (это еще и крайне неразумно в час или два ночи!). Иногда - если девушки попадались скромные - мы прощались на пороге (впрочем, это случилось только дважды). Чаще мы поднимались вместе с ними... Еще чаще Сашкина незаурядная смелость и хамоватое обаяние имели то следствие, что мы возвращались к нам домой - вчетвером.
  Вел машину тот, кому по жребию досталось не брать в этот вечер в рот ни капли.
  Так же мы кидали жребий о том, кто устроится в комнате, а кто на кухне...
  Мы не пугались возрастом. Так, у нас однажды - читателю это может не понравиться, но из песни слова не выкинешь - переночевали две одиннадцатиклассницы (к нашему оправданию, мы только в пути узнали их возраст: не высаживать же их было!). Другой раз я остался у замужней женщины, старше меня лет на пять (о ее замужестве я узнал лишь наутро).
  Помимо вечерних выездов, Сашка первый изобрел и "дневную охоту". Он брал у меня машину, которую я отдавал с замиранием сердца и при клятвенных обещаниях быть крайне осторожным, подкатывал к остановке рядом с каким-нибудь университетом в часы пик, высматривал хорошенькую девушку, опускал окошко и заманивал милашку к себе, пользуясь тем или иным банальным предлогом, например, просьбой показать ему всем известный мебельный магазин с обещанием потом довезти ее домой. Я вскоре тоже выучился это делать, и мы стали ездить попеременно. Дневная охота была более скромной и целомудренной, но таила в себе свое очарование.
  Я понял, что разговоры о философии или поэзии с девушками абсолютно излишни. Эти девушки не были Майей. Вернее, были ей, увы, только с маленькой буквы, в чисто ведантическом смысле. Вообще, я много осмелел, стал проще и естественней.
  Увы, дамочки не задерживались в наших сердцах долго. С утренними лучами солнца их лица и сами они оказывались несколько иными, чем минувшим вечером, а дневные знакомые, мало того, что держались пугливо и нахально, еще и обнаруживали при дневном свете множество недостатков: крашеные и неопрятные волосы, штаны, болтающиеся на бедрах так некрасиво, что лучше бы уж они их совсем сняли, желтые зубы... Мы не раздёргивали штор, чтобы красноречивый вид стадиона из окна не давал возможности определить место и найти нас вновь. Обмениваясь телефонами, мы оставляли только фальшивые номера: своих старых сим-карт, которые больше никогда не будем использовать. Лишь с одной мне захотело встретиться во второй раз - чтобы, к сожалению, не захотеть встретиться в третий.
  В погоне за чистыми и неиспорченными натурами мы однажды совершили поездку в "Фабрику развлечений" в старинный русский город Углич. Увы, с тем же успехом, а наутро барышень еще и пришлось возвращать домой: они сидели обе на заднем сиденье, надутые, и не разговаривали, ибо прекрасные принцы не пожелали делить с ними жилплощадь в областном центре.
  Я перестал высыпаться и чувствовать себя в форме. Кроме того, у меня начались проблемы с потенцией. Иногда выходило попросту конфузно. Сашка признался, что у него то же самое. Мы списали все на неправильную диету и стали кушать недешевые морепродукты.
  Параллельно я как автовладелец работал еще над одним направлением. Одна сигнализация не устраивала меня. Порою я просыпался ночью и в ужасе подбегал к окну.
  Вот если можно было бы сделать съемный руль!
  В автомастерских никто не взялся за такую работу: побоялись попортить.
  Что ж, я недаром заканчивал Политех. Задача имела три трудности. Первая: внутри шли провода от звукового сигнала и вынесенных на руль поворотных огней. Нужно было что-то вроде миниатюрной розетки. Вторая: нагрузка на руль существенна, и крепление должно быть прочным. И одновременно быстро фиксируемым: не болтами же его, в конце концов, каждый раз привинчивать! И третья: работу нужно делать было поэтапно, между выездами, и к каждому из них руль должен был находиться в рабочем состоянии.
  Я уже почти придумал, как это сделать - но устройство на поверку оказалась сложней и требовало незаурядного парения конструкторской мысли. Теперь я проводил в машине часа три каждое утро, включив радио. Я был, пожалуй, немного комичен, похож на того таксиста из "Такси-3", который вечно возится со своей машиной и не замечает беременности своей девушки.
  Впрочем, у нас так и не появлялось прекрасных половин, несмотря на все старания и немалые средства, которые мы инвестировали в будущую семейную жизнь.
  Одним прекрасным утром я, прилаживая контакты и на скорую руку подкрепляясь бутербродами, доработался до двух часов дня, когда по радио объявили "Время классики" (что-то новенькое!), спонсоров сего похвального начинания, а также то, что прозвучит Аранхуэзский концерт некоего Хоакина Родриго.
  "Бедняга, не повезло ему с именем - ухмыльнулся я. - Да и концерт не мешало бы по другому назвать...
  И замер с проводами в руке: теперь гитарное соло выразительно передавало ту мелодию, которую Майя играла последний раз.
  Я откинулся на спинку, прибавил звук и слушал этот чудесный концерт, эти мощные симфонические волны, которые пришли солисту на помощь, чувствуя, как у меня встают дыбом волоски на коже.
  А потом у меня, как у чувствительной барышни, покатились слезы по щекам.
  Когда меня отпустило, я, повинуясь какому-то новому импульсу, достал телефон, решив посчитать, сколько мы тратим на бензин и насколько одна поездка на "тыковке" выходит дешевле поездки на общественном транспорте.
  Полученный результат поверг меня в шок. Она выходила не дешевле. а дороже!!! И это учитывая то, что Matiz расходовал совсем не так уж и много топлива. Почему я не посчитал этого сразу? Как можно было так легко попасться на дешевую рекламную удочку?!
  Я прибавил к этому обязательную дань гаишникам, стоимость запчастей; количество нервов, потраченных, когда тебя подрезает какой-нибудь наглец, когда приходится то и дело тормозить перед светофором, когда дорогу перебегает пешеход; мои ночные бдения и ежедневные великие сидения - и схватился за голову. Нет, овчинка определенно не стоила выделки.
  Я припомнил все дни, когда был за рулем, и понял, что настоящее удовольствие от вождения испытывал только в первый день покупки.
  Господи, пришло мне в голову лишь тогда. Господи, какого дурака я валял все это время!
  Где это я собрался искать любовь на запряженной мышами тыкве цвета "золотой песок", я, Золушка, оставшаяся в результате принцессой на бобах? Если уж искать любовь, то я же отлично знал, где искать ее - не здесь и не в Угличе, не в "Ав@нгарде" и не в "Партизане"...
  Я наскоро затолкал провода внутрь, запер машину, вернулся домой, приготовил и съел нормальный обед. Принял душ. Оставил Сашке записку и ключи от машины: он скоро должен был вернуться и, если не передумает, отправиться на дневную охоту. Собрал в рюкзак смену белья и одежду. Вышел на балкон, проверил давление в велосипедных камерах, подкачал переднее колесо. Подхватил велосипед на руки и потащил его на улицу...
  
  * * *
  
  Я оказался в Лубино уже вечером, и немало волновался, подходя к знакомому дому. Сейчас я поднимусь наверх: стол пуст и ничто не выдает присутствие хозяйки.
  Но, слава Богу, еще на лестнице я услышал знакомое поскрипывание кресла-качалки...
  Здесь, в этом оазисе спокойствия, ничего не изменилось!
  - Привет! - воскликнула Майя как ни в чем не бывало, и у меня внутри все затрепетало. Добавила с улыбкой. - Не ожидала тебя увидеть так скоро...
  - Майя, - изрек я вместо приветствия сурово и покаянно. - Вот остаток твоих денег. Я сделал глупость. Я купил машину и полмесяца развлекался с девочками...
  Она залилась смехом как девчонка.
  - Прости, пожалуйста... Не подумай, что я над тобой смеюсь... - сказала она, отсмеявшись. - Ты собираешься сюда вернуться?
  - А мне можно?..
  - Можно. - Майя посерьезнела. - Только с тем условием, что ты ее продашь за любую цену и вернешь мне деньги в той же валюте. Это плата за возвращение. Сейчас я тебя напою чаем, и ты, дружочек, поедешь домой...
  Что ж, это было вполне справедливо.
  
  * * *
  
  Сашка огорчился до чрезвычайности, особенно учитывая то, что нашел-таки в тот день свою зазнобу, которая вообразила, что он будет "подбрасывать" ее домой каждый день.
  Но я объяснил ему, что машина не моя и я должен вернуть ее великодушному хозяину, уезжавшему в длительный отпуск. Он, кажется, поверил. Бедняга! Что ж, ему больше ничего не оставалось...
  
  Я поместил объявления с пометкой "СРОЧНО!" во все газеты и снизил цену до $3000. Все же мне пришлось ждать 4 томительных дня.
  
  * * *
  
  Снова я приехал в Лубино воскресным утром, и, хотя был уверен, что Майи еще нет, сразу отправился к ней.
  Но, против всяких ожиданий, я застал ее дома, вернее, рядом с домом: она поливала грядки, небрежно держа полную лейку одной правой рукой и широкими движениями щедро разбрызгивая воду. Мускулы упруго переливались под бронзовой кожей. Размах ее руки напоминал работу молоденького слоника. Вода стекала ей под ноги, о чем она мало заботилась, хотя сняла сандалии и ходила по междурядью босая. На ней была оранжевая безрукавка и джинсы, завернутые до колен, волосы собраны на голове в узел. Увидев меня, Майя улыбнулась и приветливо помахала рукой.
  - Ты продал свою машину? - спросила она.
  Я протянул ей деньги. Она кивнула, взяла их левой рукой и, не глядя, засунула в задний карман джинсов.
  - Тебе помочь? - спросил я.
  - Нет, что ты, спасибо... Это же просто удовольствие... Ты у Сашки собираешься остановиться?
  - Да, где же еще?..
  - А он не приехал?
  - И не собирался...
  - Тогда не стоит. Узнают деревенские, что ты один, и повадятся к тебе...
  Я вспомнил, что и прошлый раз ко мне заглядывали личности, с которыми мы пили - "Здорово, кореш!" - узнав, что Сашки нет, они обыкновенно одалживали у меня десятку и усиленно зазывали угоститься (за мой счет, видимо?).
  - Оставайся у меня! - предложила Майя. - Я тебе внизу постелю: хочешь? - и я тут же согласился.
  
  * * *
  
  Так снова продолжилось мое знакомство с этой удивительной девушкой.
  Моя жизнь вошла в то же русло, в каком она текла до отъезда - как будто не было этих ярких ночей, этого бурного, пестрого вихря, этих оглушающий, дурманящих, зовущих ритмов, этих ночных кошмарных пробуждений и выглядываний в окошко...
  Изменилось только одно, но этого "только" оказалось достаточным, чтобы чуть-чуть нарушить мое душевное равновесие, чуть-чуть сдвинуть центр тяжести, чуть-чуть разбалансировать прежнее устойчивое вращение...
  Я ночевал теперь дома у Майи, на первом этаже, на старой кровати с огромной чугунной спинкой. Сама она спала наверху, на ворохе сухих трав.
  Порою я просыпался раньше ее, шел на кухню и готовил простой завтрак на двоих: исключительно сам, по своей воле, хотя никогда не был большим любителем готовки. Я чувствовал себя чем-то вроде мальчика-пажа, но это отнюдь не было унизительным чувством. Я стал понимать, почему в Средние века многие мальчишки легко и самозабвенно исполняли эту службу.
  - Ты приготовил завтрак? - спрашивала Майя, спускаясь. - Спасибо тебе большое... Это так мило с твоей стороны... - Она как будто краснела и трогательно смущалась каждый раз. - Ты совсем не обязан этого делать, я сама могу это делать: мне привычней готовить...
  Это нахождение под одной крышей одновременно приближало меня к ней на один шаг и бесконечно удаляло, словно я понимал, что между нами ничто, никогда не может случиться.
  Одной ясной лунной ночью я на цыпочках поднялся к ней на второй этаж. Майя безмятежно спала раздетой. Я остановился, замерев дыхание.
  Майя была похожа... нет, не на спящую Венеру Джорджоне, изнеженную и пухлую (ваш покорный слуга занимался в художественной школе), а, скорее, на титаническую "Ночь" Микеланджело, тоже спящую - с той только разницей, что у "Ночи" крайне невыразительные груди, похожие на два сморщенных яблока. У Майи была прекрасная полная грудь.
  Безумный человек! Что проку стоять здесь? Эта девушка - не из тех, что пестрым карнавалом пролетели мимо, как причудливые и аляповатые станции проносятся мимо окон московского метро!
  
  * * *
  
  В тот вечер мы заговорили о "Замке" Кафки, который я прочитал накануне - самая естественная тема для наших разговоров. Мы лежали километрах в трех от Лубино на берегу речки Вонючки (так называют ее местные обитатели, почему - неясно: речка-то вполне чистая), я на животе, Майя на спине.
  - Ты помнишь этого служителя, посыльного? - забыла, как его звали...
  - Варнава, - подсказал я.
  - Да-да, Варнава. Варнава - это символ пророка, который получает вести из того мира, понимаешь?
  - Допустим. И что же?
  - Он уже в молодом возрасте достиг всего, чего хотел - но ему мало! У него свои страхи, свои заботы - не такие, конечно, как у обычного человека, но они есть. Если его повысят, придут другие заботы.
  - Майя, это ерунда: он не достиг всего, чего хотел!.. - Я сел на карточки, чтобы принять способствующую мысли и лучшей аргументации позу, и продолжил. - Он-то хотел быть уверенным, что его чиновник и есть Кламм, и что секретарь дает ему бумажку с приказами Кламма, а не с домыслами секретаря. Но этого-то он как раз и не знает!
  - Ты хочешь сказать: будь он уверен, что это тот самый чиновник и есть - он стал бы счастлив. - Майя широко улыбнулась. - Какой немецкий характер!
  - Майя, не запудривай мне мозги! Я-то прекрасно понимаю, что Кламм - это не чиновник... Проблема в том, что ни в один из моментов нашей жизни мы не получаем то, чего желаем.
  - И ты тоже? - спросила она.
  Внутри меня что-то задрожало. Если еще не догадалась, то легко могла догадаться: Майя вообще была удивительно догадлива.
  - И я тоже, - ответил я мужественно.
  Майя закрыла глаза и замолчала. Я упокоился, решив, что мы миновали опасную тему.
  - Давай проверим. Хочешь ли ты, Женя, чтобы я дала тебе слово, что ты можешь сделать все, что захочешь?
  Этот вопрос застал меня врасплох, и я промолчал около полуминуты.
  - Ты сдаешься? - поинтересовалась она, приоткрыв один глаз.
  - Нет, - уверил я ее, прокашлявшись. - Я продолжаю так думать.
  - Хорошо. Так и я не собираюсь отступать. Пожалуйста, возьми сейчас и сделай все, что захочешь.
  О лукавая женщина!
  Скажите пожалуйста, как бы вы поступили на моем месте?
  - Ну что? - спросила Майя чуть иронично. Она так и лежала на спине, не открывая глаз.
  Я протянул руку и расстегнул верхнюю пуговицу на ее упругой груди. Она даже не шелохнулась, только кончики губ ее чуть дрогнули. Я расстегнул вторую...
  
  * * *
  
  Теперь это происходило почти каждую ночь. Мы как ни в чем не бывало говорили друг другу "Спокойной ночи", а потом я поднимался на второй этаж...
  Майя никогда не говорила об этом, но и ничего не запрещала, не показывая ни одним движением, ни одним мускулом лица возмущение или неудовольствие. Я не сомневался в том, что, если что-то пришлось бы ей не по нраву, она легко остановила бы меня, как и всякого другого.
  Майя неизменно оставалась спокойной, закрывая глаза и улыбаясь. Но тем не менее она была живым человеком, а не статуей "Ночи": я чувствовал ее тело напрягающееся, изгибающееся, тянущееся ко мне, в каждой клеточке. Смею надеяться, я не чувствовал бы это, будь она ко мне равнодушна.
  В эти моменты я был безумно, упоительно счастлив. И все же на дне самого этого счастья лежала капля горечи. Отчего она происходила? Не знаю. Не оттого ли, что вообще каждое счастье имеет в себе каплю горечи?
  Каждый раз после этого я ожидал, что сейчас-то она и спросит меня с той же улыбкой: "Ты счастлив? Абсолютно, полностью?" Но она ни разу не сделала этого: возможно из чувства глубокой тактичности, так как знала, что я не смогу, отвечая, не солгать ей самую малость (из того же чувства), и ей было бы неудобно заставлять меня лгать.
  - Тебе... тебе не нужно предохраниться? - обеспокоился я после первого случая. - Хочешь, я съезжу в город, куплю таблеток: они действуют в течение 72 часов?
  - Не беспокойся, - ответила Майя с улыбкой. - Ты можешь абсолютно ни о чем не беспокоиться. Я обещаю: я сама обо всем позабочусь...
  Что ж, знающие Майю привыкли не переспрашивать ее два раза.
  Так прошел почти месяц. Я понимал, что эта сельская идиллия не может длиться бесконечно, мое существование мне и самому начало казаться несколько однообразным, но я никуда не порывался больше. От добра добра не ищут. В конце концов, я знал, что в середине сентября вернусь в город и поступлю инженером в "Спектр", и это будет куда более огорчительно и однообразно. Я предпочитал об этом не думать, надеясь, что мудрая Майя сама что-нибудь с этим придумает. В конце концов, оставалось еще две недели...
  
  * * *
  
  И все же она спросила.
  - Скажи пожалуйста, Женя, - спросила Майя, подавая на стол завтрак, - теперь когда мы живем вместе, тебе больше ничего не хочется?
  Нож выпал у меня из рук.
  Она рассмеялась.
  - Да не пугайся ты так... Я имею в виду: тебе больше ничего не нужно? Ты бы так и прожил здесь всю жизнь?
  - Нет, конечно... У человека должна быть какая-то цель в жизни. У меня ее пока нет, впрочем...
  Она села напротив, сложив руки на коленях.
  - А что такое предназначение?
  - То, кем ты хочешь быть, но не можешь.
  - Ну зачем же так трагично... Ты мне просто скажи: кем ты всегда хотел быть?
  Я задумался.
  - Священником, - сказал я наконец.
  - Нет-нет-нет-нет! - спохватился я тут же. Священником - нет. Во всяком случае, не православным. Да и вообще едва ли... Может быть, этим... - я смущенно улыбнулся. - Преподавателем философии.
  Какая нелепая, прекрасная мечта! К тебе приходят студенты, ты вещаешь им о разумном, добром, вечном. Девушки восхищенно поглядывают на тебя, старшие когллеги при встрече уважительно здороваются и называют по имени-отчеству, в городе идет слух про талантивого преподавателя
  - Преподавателем философии? - переспросила Майя, как будто удивленно. Затем и сама улыбнулась. - В школах ее не преподают, ты знаешь?
  - Знаю, знаю... - досадливо поморщился я. - Мечтать не вредно, в конце концов...
  - Ты не против прогуляться со мной на велосипеде? - предложила она вместо ответа.
  
  * * *
  
  В конце августа ночь вновь потихоньку начинает отвоевывать у дня часы, наступая все раньше. Уже смеркалось, когда мы приехали в город.
  Мы остановились у дома в районе речного порта. Дом был мне знаком: здесь жил Гремлин, известный на весь город хакер. Про Гремлина ходили удивительные предания. Рассказывали, например, что он мог перепаять модуль BIOS с одной материнской платы на другую.
  Мы занесли велосипеды в подъезд, и я с удивлением обнаружил, что Майя звонит в его квартиру.
  Дверь открыл сам Гремлин, не брившийся, наверное, дней 10, в майке с Винни-Пухом, которая нуждалась в срочной стирке.
  - Здравствуй, коли не шутишь, - сказал он мне мрачно, заметив же Майю, произнес более уважительно, - Здравствуй, Майя, - и даже пожал ей руку.
  Окружающий мир таил много загадок и чудес!
  Мы прошли внутрь, в его логово, к компьютеру с огромным (37 дюймов) ж/к монитором. Я и раньше слышал про это чудо техники, теперь же видел его воочию. На полу вокруг стояли системные блоки с открытыми внутренностями, сами эти внутренности и еще множество удивительных вещей. Приходилось ступать крайне осторожно.
  - Взгляни, пожалуйста, - Майя протянула ему какой-то документ. - Ты можешь сделать такой же?
  Гремлин с тщательно изучил документ, чуть ли не обнюхал его.
  - И делают же люди, эх!.. - молвил он с восхищением. Затем с сомнением пробормотал, - Подсудное это дело... И аппаратуры нужной у меня сейчас нет...
  - А ее можно купить, эту аппаратуру?
  - Купить можно и зайца говорящего, - отозвался Гремлин. - Ты платишь? Эт-хорош-шо...
  Майя передала задаток.
  - На кого? - спросил Гремлин.
  Майя отчетливо назвала мою фамилию, имя, отчество.
  Гремлин глянул на меня одним глазком и ухмыльнулся. Но комментировать не стал. Более того, проявил для себя верх аккуратности: создал на рабочем столе текстовой документ и напечатал в нем мои фамилию, имя, отчество.
  - Чаю выпить не останетесь? - спросил он.
  - Нет, спасибо, - улыбнулась Майя.
  
  * * *
  
  Я ничего не спрашивал по дороге. Майя тоже молчала и загадочно улыбалась.
  - Слушай меня, Женя. - сказала она, когда мы прибыли. - Через три дня ты съездишь к Вове еще раз, отвезешь ему оставшуюся плату и заберешь свой диплом. Насколько мне известно, в Угличе, в филиале Университета, проблемы с кадрами.Ты вполне можешь попробовать туда устроиться.
  - Диплом кого?
  - Кандидата наук.
  - Кандидата философских наук?
  - Ну да: эка невидаль... Ведь ты же знаешь философию?
  - Нет-нет, как же так, мне нужно почитать, поготовиться... - разволновался я. И тут новая мысль мелькнула вспышкой. - Ты меня прогоняешь? Я должен уехать?
  -Помилуй Бог, миленький! - горячо, прочувствованно сказала Майя. - Я никуда тебя не гоню! Забери диплом и поступай как знаешь...
  
  * * *
  
  И все же искушение оказалось слишком сильным.
  Тем ранним утром я поцеловал Майю, спящую, в щеку и вывел велосипед на улицу.
  "В конце концов, у них может еще и не оказаться места, - утешал я себя по пути к Гремлину. - Тогда я немедленно вернусь".
  Снова одна мысль не давала мне покоя: откуда у Майи был диплом кандидата наук? Откуда, если только она не получила его сама? Кто же она все-таки такая?
  От Гремлина я заехал домой, где между прочим разыскал пиджачную пару, затем пробежался по книжным магазинам, после отправился на автовокзал - и поспел к самому отправлению.
  Автобус шел два часа. Все это время я лихорадочно читал учебник. В сумке у меня лежали три самых толстых пособия, которые удалось найти в магазинах.
  Замдекана филиала Татьяна Михайловна, низенькая женщина с круглыми щеками, обрадовалась мне чрезвычайно.
  - Конечно, конечно, мы вас возьмем! - тараторила она без умолку. - Скажите, вы ведь у Светланы Яковлевны защищались? А по какой теме?..
  Она бы вогнала меня в краску, не придумай я по дороге наукообразной темы. Татьяна Михайловна с уважением покивала головой.
  
  * * *
  
  Мне обещали дать комнату в общежитии, и я, пораздумав, согласился. На первое время этого было вполне достаточно.
  Оклад мне выходил чуть ли не вдвое меньше того, который был бы в "Спектре", но, в конце концов, и жизнь в Угличе была дешевле, а в свободное время я мог подработать.
  Моя первая лекция - по греческим натурфилософам - была, против моего ожидания, блестящей, вдохновенной, пожалуй, талантливой. Девушки поглядывали на меня с видимым удовольствием, молодые люди, из тех, что никогда ничего не пишут, задавали вопросы, да я и сам себе нравился. Я читал ее, впрочем, пять раз: в понедельник - двум курсам математиков, во вторник - историкам, в среду - биологам...
  В конце концов, не все ли равно, где я учился? Я честно заплатил государству свой долг в виде пяти лет.
  Подготовка к занятиям отнимала некоторые часы, но приносила удовольствие. Как приятно - заниматься хобби и еще получать за это деньги!
  В свободное время я бродил по Угличу, который оказался очень красивым городом.
  Это была новая, упоительная, неизведанная жизнь, которой я оказался так захвачен, что за неделю ни разу не вспомнил о Майе.
  Первый семинар прошел в пятницу (им поставили семинары вместе с лекциями с начала года, видимо, желая загрузить философией по полной программе). Девушки старательно, правильно и многословно отвечали, но их ответы поразительно напоминали мои лекции или - еще хуже - учебник Спиркина.
  Спиркин, конечно, мужик неплохой, да я про себя я дурного не скажу, но ведь нужно же и свое мнение иметь!
  "Наивный! - скажете вы. - Забыл время своей учебы?" Но в том-то и беда, что во время моей учебы я, технарь, с таким не сталкивался: основными предметами нас грузили по полной программе, но в математике, информатике, инженерном деле как раз требуется действие по программе, а собственная инициатива крайне нежелательна.
  Было, впрочем, у нас правоведение, которое читал один абсолютно невыразительный дед, настолько невыразительный, что в памяти даже не осталось его имени-отчества. Однако право само по себе предмет математический и также не требующий оригинальности.
  Но ведь философия - это готовность мыслить! И ведь я - не скучный дед! Я читал хорошие лекции!
  На мои просьбы не пересказывать учебник, а мыслить самостоятельно, проводить анализ, сравнивать размышлять отвечающие только пожимали плечами или говорили "Да-да, конечно, я поняла..." - и продолжали в том же духе.
  Было, впрочем, несколько молодых людей, как будто отличавшихся большей оригинальностью. Вся оригинальность их, однако, свелась к ядовитой, некорректной и непродуктивной критике - нет, не меня, а примитивных древних, которые думали, что мир стоит на трех китах, а все появилось из земли. Я ли не объяснял преступность буквального понимания древней философии! Это самоуверенное невежество рассердило меня еще больше, чем покорное начетничество. Скоро эти молодые люди вообще перестали появляться (к моему тайному облегчению).
  Но я не терял надежды.
  
  * * *
  
  На следующей неделе, в четверг, когда студенты ушли, а я еще собирал бумаги, в смежную, через дверь, аудиторию (в любом перестраивавшемся здании найдутся такие: в одну можно зайти только через другую) зашли студенты и начали готовиться к лекции (не моей). Они и не подозревали, что я нахожусь от них через дверь.
  Парни и девчонки шутили, смеялись, я отчетливо слышал голоса.
  - Слушайте-ка, девки! - раздался звонкий голос местной заводилы. - Как вам этот, новенький,...? (Она назвала мое имя).
  Я встрепенулся. Вот он, момент истины! Оценит ли кто мой самоотверженный труд?
  - Чудной он какой-то, - отозвалась другая. - Рвется все что-то, изображает чего-то из себя... Наташку как на прошлом семинаре достал, а?..
  - Да он вообще придурок... - Голос принадлежал парню. Смех.
  - Нет, вы неправы: он лучше... (она назвала фамилию моей предшественницы). - Он по крайней мере списывать дает на тестах...
  - За ним записывать невозможно: шпарит и шпарит! - возмущенное возражение. - Хоть бы говорил, когда писать!
  - Молодой такой... - мечтательный девичий голосок.
  - Молодой, да из ранних, - прокомментировал второй голос, мужской. - Снова смех.
  Я густо, мучительно краснел все это время. Помимо всего прочего, я оказался в глупейшем положении. Они, конечно, сразу бы все приумолкли, стоило бы мне как ни в чем не бывало пройти через их аудиторию в коридор. Посмотрел бы я тогда на их лица! С другой стороны, это показалось мне верхом бестактности. Они-то в чем виноваты, что им по барабану моя философия? Еще подумают, что я буду мстить...
  Я, однако, нашел выход. Открыл окно (аудитория была на первом этаже) и спрыгнул во двор.
  В один миг на меня накопилась бессмысленность моей работы, еще большая, чем бессмысленность той, которой я занимался бы в "Спектре".
  Моя нынешняя работа заключалась в самоудовлетворении за государственный счет, том самоудовлетворении, которое больше не нужно было ровным счетом никому, даже тем единицам, которым теоретически были интересны мои лекции, ибо эти единицы могли купить книжки и прочитать их самостоятельно. В конце концов, я не считаю себя талантливее Спиркина.
  
  * * *
  
  Татьяна Михайловна ахала и охала.
  - Я им задам, вы не бойтесь... Это 133-я группа, поганцы... Я уж их пропесочу...
  - Татьяна Михайловна, - сказал я глухо. - Не надо никого песочить. Не думаю, что они виноваты. Я действительно собираюсь уходить, я это серьезно.
  - Евгений Владимирович!.. Из-за такой мелочи!.. И потом - как же вы нас бросаете в начале года... Вам, может быть, где-то еще предложили место, вы скажите прямо... Может быть, в вашем окладе дело...
  - Нет, нет, - уверил я. - Дело не в зарплате. Просто я, к сожалению, оказался не на своем месте. Я очень сожалею. Я не думал, что так выйдет. Простите меня...
  
  * * *
  
  В тот же день, получив расчет за две недели, я выехал домой и, утомленный, уснул в автобусе.
  Меня разбудил телефонный звонок. Лена Новожилова! С чего это она мне звонит? Ах, да...
  Я сбросил ее и позвонил на ее номер сам: телефонная этика, кому нужен звонок, тот пусть за него и платит.
  - Ленка, привет! Как ты?
  - Женька, привет! Ты мне звонил? Я тут на Кипр уезжала, а телефон дома забыла...
  "Зачем она, собственно, уезжала на Кипр, - подумалось мне. - Чего она искала на Кипре, что нельзя найти здесь?"
  - Да, звонил. Слушай-ка, Ленка, не в службу а в дружбу... ты не можешь посмотреть в Энциклопедии мифов, что такое "Майя"?
  - Так я тебе и так скажу, дурачок!
  - Нет уж, ты погляди, пожалуйста...
  - Ну как знаешь... Пожалуйста, читаю. "Майя. 1. В религиозно-мифологической системе индуизма (см. индуизм): представление о мировой иллюзии как космическом начале...".
  - Пропусти это, что там дальше, под вторым номером?
  - "2. В мифологии буддизма (см. буддизм): мать Гаутамы Будды (см. Будда)... "
  - Ах, вот оно что...
  - Дальше читать?.
  - Нет, Ленка, спасибо. Очень выручила меня. Гуд-бай!
  - Чао!
  Я дал отбой. Ну что же, хотя бы одной загадкой меньше. Майя, Майечка, солнце мое ясное! Сейчас я приеду, поужинаю дома, потом оседлаю велосипед...
  Я вдруг так и подпрыгнул.
  - С вами все в порядке? - осведомился благообразный старичок слева от меня.
  - Да-да, все в порядке, простите... - ответил я.
  Прошлый раз Майя обещала оставаться в Лубино все лето, но сейчас - 13-ое сентября!
  
  * * *
  
  ...Как безумный, я ворвался домой.
  - Здорово, пропащая душа! - услышал я голос Женьки. - Эй, эй, ты куда?.. - Я уже выносил велосипед с балкона.
  ... Раз, два, раз, два... Пот катился с меня ручьем. Вот деревянный мостик. Вот и Лубино. Вот красный дом. Я взлетел по крутой лесенке.
  Никого!.. И даже кресло-качалку увезла...
  
  * * *
  
  ...Когда я нарыдался вдоволь, у меня хватило ума осмотреть стол. Ура! - я обнаружил записку:
  "Жене. Лермонтова, 10/8".
  Человеческое существо очень быстро переходит от радости - к горю, от горя - к надежде и воодушевлению.
  Я приехал назад в город глубокой ночью. Совсем стемнело. Рубашка моя была мокрая, хоть выжимай, и это оказалось очень некстати, потому что неприятно похолодало.
  Самое скверное, что я понятия не имел о том, где же находится эта чертова улица Лермонтова!
  Делать нечего, я отправился домой. Чтобы выспаться, думаете вы? Как бы не так!
  - ...Сашенька, миленький, выйди в Сеть, будь добр, помоги ближнему...
  - Постой, постой, чумовой!.. Где хоть ты пропадал, расскажи? Есть-то будешь?
  - Некогда, Саш, потом... - Шурик смотрел на меня абсолютно круглыми глазами. Может быть, он и впрямь решил, что я тронулся рассудком?, не случайно он так быстро выполнял мои просьбы...
  - Вот молодец, умница... А теперь найди мне карту города... Нет, мне не нужна фотография ВВС США из космоса, мне нужна карта города. Отлично... А теперь улицу Лермонтова... О, черт... - Улица оказалась на "Пятерке", древнем и абсолютно неизвестном мне районе. - Распечатай мне этот листочек, пожалуйста. Так, спасибо. Потом рассчитаемся...
  - Постой, постой, оглашенный, куда ты?..
  
  * * *
  
  Глубокой ночью я, наконец, нашел 10-ый дом по улице Лермонтова. Это оказался древний двухэтажный домишко, как и все его соседи. В кромешной тьме подъезда я не видел номера квартир, но, если доверять простой логике, 8-ая квартира была последней на втором этаже во втором же подъезде.
  Я поднялся по лестнице на цыпочках, как поднимался к Майе когда-то. С радостью обнаружил (на ощупь) на двери, соседней к предполагаемой, цифру семь. Постучался в восьмую квартиру.
  Не дождавшись ответа, наудачу толкнул дверь, которая поддалась, и вошел сам.
  Майя спала на кровати, на спине, как обычно. Красавица моя!
  Я осторожно, чтобы не разбудить ее, пододвинул стул, сел рядом и стал смотреть на нее.
  Она улыбнулась чуть шире и вдруг открыла глаза, встретившись со мною взглядом.
  - Майя! - выдохнул я.
  - Женечка! Постой, постой, сумасшедший, задушишь ведь...
  
  * * *
  
  ...Я лежал в постели и слушал пение птиц, не спеша просыпаться и пытаясь вспомнить удивительный сон, который мне только что снился.
  Майя категорически настояла на том, чтобы я ложился спать. Это и правда оказалось мудрейшим решением: я был чудовищно измотан. Так или иначе, когда я открыл глаза, уже давно рассвело. Теперь она сидела рядом и с улыбкой смотрела на меня.
  - Который час? - спросил я.
  - Полдень, - ответила она невозмутимо.
  - Я ведь никуда больше не поеду? - спросил я, полусонный, беспомощно.
  Майя рассмеялась. Как давно я не слышал, как она смеется!
  - Ты знаешь, я хочу на тебе жениться... - пробормотал я, сладко потягиваясь.
  Майя перестала смеяться. В первый раз я увидел на ее лице какое-то детски-беспомощное выражение.
  - Я буду только рада, - сказала она тихо. - Тем более, что у тебя будет сын.
  Я резко сел на кровати.
  Майя, увидев мою реакцию... как будто что-то дрогнуло у нее в лице. Она помолчала немного.
  - Я же сказала, что тебе совершенно не о чем беспокоиться. Это мое решение и мое дело. - сказала она, наконец, все так же мягко. Бог знает, какими трудами далась ей эта мягкость.
  Я не отвечал ей. Дело в том, что в тот миг, как она сказала это, я вспомнил свой сон!
  По широкому полю уверенно шел человек в изумрудном, с черными, как смоль, волосами, прекрасной наружности. А за этим человеком, в некотором отдалении, шла огромная толпа, по-настоящему огромная, ей не было видно конца. Некий голос говорил мне: "Это твой сын". Одновременно я сознавал, как это бывает только во сне, что человек этот... Боже мой!
  - Ты не понимаешь, - сказал я. - Я просто боюсь.
  - Чего ты боишься, мой милый?
  - Пока я не проснулся, мне снился сон... - И я стал рассказывать ей мой сон.
  Едва я дошел до того, что мне говорил голос, как она жестом приказала мне замолчать, и поднялась. Она уже все поняла.
  - Подожди, подожди, - прошептала она. - Это просто мысль. Ты просто думал об этом, вот тебе и приснилось. Такого не может быть. Я же человек, простой человек, Женечка, что ты!..
  И это Майя говорила, что она - простой человек!
  - Может быть, - ответил я, подумав. - Может быть. Даже скорее всего. Но все-таки, если это возможно, если есть хоть сотая доля вероятности, то мне... Миленькая, мне просто страшно. Я не могу воспитывать... - я промолчал о том, кого я не мог воспитывать.
  Майя горестно покивала головой. Она понимала меня.
  - До октября я останусь здесь, - проговорила она, наконец. - Потом, может быть, перееду. Но я дам тебе номер моего телефона. Я обещаю, что не буду его менять, этот номер, Женечка, дорогой мой...
  
  * * *
  
  Моя повесть близится к концу.
  Я вновь обращаюсь к читателю и спрашиваю его: что было тогда самым правильным? Что я должен был сделать?
  Ах, разумеется, обвинить меня может даже пятиклассник. Ах, разумеется возможность того, о чем подумали мы оба, равняется единице к миллиарду. Но понять!..
  Могли бы вы повысить... вернее, могли бы вы жить, зная, что можете повысить голос на ребенка, от формирования личности которого зависит...?
  Но, с другой стороны...
  
  С тех событий прошло всего четыре месяца. Я выучил ее телефон наизусть. Я повторяю его как молитву.
  Скажите, что мне делать?!.
  
  31.05.05
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"