Аннотация: Рассказ с "Кубка Старика-3" (КолФан). Обещала доработать, но, как всегда, зависла... Пусть пока так полежит :)
Вина в кубке оставалось - на донышке. Сверкало рубиново под косыми лучами солнца, что падало сквозь ажурный переплет окна, переливалось в тяжелом фамильном хрустале дона Альдо, согревало и толкало на подвиги. Чего бы такого сотворить? Лору приказать выпороть? Или жену дона Альдо соблазнить - уж больно хороша чертовка?
- Пей, дон Хосе, пей до дна! - приговаривал дон Альдо, сыто улыбаясь. Посидели неплохо, прямо скажем, хорошо посидели, и музыканты у Альды молодцы, играют, мерзавцы, так, что сразу убить кого-нибудь хочется. И кушанья нам подали отменные, так бы и выиграл повара в карты да повесил на старом вязе, чтобы мои знали, как господина кормить надо. И вино у него - будто не в наших виноградниках созрело, а колдуны постарались. Особенно последняя бутылка: как захмелели мы, и начал я супругу его за талию приобнимать да своего винодела нахваливать, помрачнел дон Альдо, жену услал, а слугам велел принести из погреба черную бутыль. Из обсидиана, значит. Нашел чем удивить, болван! Да мои мастера таких сколько хочешь нарежут, их только запугай хорошенько. Их если запугаешь, они и из алмаза нарежут, не то что из этих вулканических соплей.
Но вино в той бутыли знатное оказалось. И хотел бы придраться - а не к чему.
- Пей, дон Хосе, от души угощаю, - улыбается Альдо. И улыбка у него кривая какая-то, будто в вине том яду от души, и больше даже, а в рукаве у хозяина еще и кинжал заговоренный, для верности.
Я кубок на стол поставил и в глаза дону посмотрел со значением. Но тут вплыла в залу донья Альдо, молоденькая, беленькая, золотоволосая. Куда ему такая? Пользовал бы толстуху какую-нибудь, себе под стать, все равно он в красоте не смыслит ни бельмеса - нет, ему кто-то очень умный рассказал, что сейчас, дескать, мода на худеньких: мол, детей тебе и служанки нарожают, и выкормят они же, а на балах надо с куколками присутствовать, которые сами как дети. Мы, мол, богатые люди, можем себе это позволить - держать в замке бесполезное существо. Тем более что и едят куколки не много, и материи им на платье идет с гулькин нос, капиталы не пострадают.
Словом, подошла к нам донья Альдо: кожа будто твой фарфор, чуть прижмешь - синяк останется, голосок - колокольчик серебряный, шейка тоненькая - одной рукой переломить можно... красавица, в общем. Подошла и начинает у супруга спрашивать всякую милую ерунду: на сколько персон приказать ужин накрывать, да возьмет ли он ее с собой на охоту, да почему Луна то круглая, а то диадемой светится, кстати, не желает ли он к празднику подарить ей...
- Ступай, - хмуро приказал ей дон. И рукой махнул, как прислужнице какой. - Ступай, ступай, говорю. Не мешай нам.
Обиделась донья, губки поджала, развернулась и к дверям пошла. Даже слезы блеснули. Но развернулась слишком резко, зацепила мой кубок тяжелым рукавом, и не устоял он - прокатился по столу и на пол упал. Разбиться не разбился - в замке все полы толстыми коврами устланы, персидской работы, - а вино вылилось. Дон Альдо аж зашипел. А я красавицу донью взглядом проводил, размышляя, как бы мне ее у благородного соседа увести, в конце концов, я не менее благородный, да и покрасивее, кстати. Ей со мной даже приятнее будет... А что характер? Характер не сахар, ну так и она не сахарная. Смотрел ей в спину, пока двери за ней не захлопнулись, а потом к дону Альдо повернулся.
И оказалось - не он это шипел.
Вино шипело, пузырилось на ковре, и от него поднимался едкий дымок.
Покуда донья из зала выходила, на персидском ковре дырка образовалась, насквозь, до самого пола. И камень уж тоже шипит, пузырится, а воняет от него хуже, чем от дона Альдо, который сидит белый как мрамор и слова сказать боится.
- Ты чем это напоил меня, мерзавец? Отравить решил?! - мой голос отдавался эхом в голове, будто в пустом зале. А от гнева в глазах потемнело... или и не от гнева это, а от вина паскудного, что в коврах дырки прожигает? Вскочил я с места, размахнулся и ударил его в висок.
Охнул он и осел.
И нет больше с нами дона Альдо.
Да и черт с ним, с поганцем.
***
Честно говоря, чувствовал я себя прекрасно. Зря прислушивался, зря пытался ощутить, что в моем теле не так. Нигде не шипело и не дымилось, в животе не жгло и дыхание не перехватывало. В церковь бежать не хотелось, леденцы сопливым детишкам раздавать тоже не тянуло. Так, в ушах шумело слегка, но мы ведь и выпили порядком. До утра сидели, тут не только в ушах, где хочешь зашумит! Я даже подумал, не надули ли дона Альдо с ковром - может, он и не из шерсти вовсе сделан, а из ерунды какой-нибудь, а то и вовсе видимость наведенная, которая от вина исчезает. Колдунячьей швали-то развелось в нашем королевстве хоть отбавляй. Взял то, что Альдо не допил - а ведь себе он не из черной наливал! - и плеснул рядом с дыркой.
Ничего не произошло. Нет, пятно, конечно, осталось. Хорошее пятно, яркое, кроваво-красное. Но новой дыры не появилось. Зато на месте моей лужи уже и ямка в камне образовалась. Я икнул, и мне захотелось на воздух. Началось... Сейчас умру здесь, в замке врага, которого считал добрым соседом, и ведь ни одно ничтожество из его челяди моим не сообщит, что случилось. Был хозяин - и нет хозяина. А может, они и страдать не больно будут. Обрадуются, наоборот. И так мне от этой мысли захотелось плетку взять да саморучно всех их отделать, что я сразу понял, что жив.
То есть ПОКА жив. Но сколько это еще продлится - неизвестно, и надо попытаться найти целителя. Потому что умирать совсем не хотелось. Вон и донья Альдо овдовела так кстати... Что ж я, и моментом не воспользуюсь?
В общем, в замок я возвратился в состоянии противоречивом и неустойчивом. Но черную бутыль прихватить с собой не забыл. Вдруг придется целителю показать, чтобы он скорей противоядие составил? Хотя в том, что меня отравили, я снова начал сомневаться. Настоящий яд действует сразу. О тех, что убивают медленно и коварно, я много слышал. О них все много слышали. Да только не видел их никто. А если б они и существовали... Альдо меня знает. Знает, что до того, как отбыть в мир иной, я могу успеть ой сколько всего. Так что если он хотел бы от меня избавиться, то выбрал бы стилет, мушкет или наемника с аркебузой. А вот травить меня надо так, чтобы я умер сразу. Не успев опомниться. Чем быстрее, тем лучше. А я до сих пор жив. Может быть, он вообще не желал мне зла? Ведь неплохой он все-таки был дон, мой сосед...
Поймав себя на подобной мысли, я несколько удивился. Такое благодушие посещало меня крайне редко. Если не сказать больше. "Я сегодня добрый", - подумал я и усмехнулся. Ничто так не настраивает на мирный лад, как несостоявшееся прощание с жизнью.
На лестнице мне встретилась Лора. Испуганно отпрянула к стене, спрятав лицо - помнила, что приказывал не попадаться на глаза. Все-таки надо велеть ее выпороть, пусть знает, что приказы господина не обсуждаются. Я шагнул к ней, резко взял за подбородок, поднял. Она дрожала, как олененок. Боится. И правильно! Я подумал, что бы такого сказать... построже и поувесистей. И сказал:
- Ну, ну, чего это ты испугалась? Таким лапочкам бояться незачем! Их красота сильнее всякой силы и всякого гнева. Посмотри-ка в мои глаза, малышка. Приходи ко мне вечером в спальню, почирикаем, - и поцеловал ее в пахнущие вишней губы.
Кто из нас сильнее удивился - не знаю. Но она вдруг заулыбалась и кивнула. А я похлопал ее по щечке - нежно похлопал! - и, насвистывая "Донну Розу", пошел дальше.
За обедом камердинер подал мне синюю салфетку.
- Какое сегодня число, Патрик? - любезно поинтересовался я.
- Пятое, мой господин, - поклонился он, побледнев.
- Пятое? Ты, видно, ночь не спал, дружок, - покачал я головой. - Шестое с утра было.
Патрик задрожал, словно лист.
- Бедняга, - я вытер губы, будто и не было заведено в моем замке по четным числам пачкать красные салфетки. Красные, черт возьми, а не синие! - Ты, кажется, слишком устаешь. Не хочешь взять недельку отпуска? Съездишь к родственникам, с внучкой повидаешься...
Камердинер, непрерывно кланяясь и крестясь, попятился вон из столовой.
Я был доволен произведенным эффектом. Кажется, это даже посильнее плетки - она приедается.
Призванный целитель долго вглядывался в бутыль, нюхал ее содержимое, переливал из бокала в бокал, капал на носовой платок... Попробовать, однако, не решился.
- Это не яд, - сказал он. - Вино. Только колдун над ним поработал. Сильный колдун, не из здешних.
- Чего хотел-то?
- Н...не зн... Чего-то хотел, - целитель оказался уклончив. - Я не колдун ведь... я целитель. Есть заклинание какое-то, про силу что-то и про жизнь долгую. А больше ничего сказать не могу, не вели казнить!
- Черт с тобой, ступай, - отмахнулся я. - Я сегодня добрый.
Он в ужасе грянулся наземь и отполз к выходу.
"Про силу". Вообще-то мне еще ни разу не удавалось убить человека одним ударом. Кроме как сегодня, после кубка этой дряни. Так что ж, выходит, Альдо мне подарок хотел сделать? Ой, сомневаюсь, ой нечисто что-то с этим вином...
Пришла Лора.
После любви (до-о-олгой, долгой, не как раньше) поцеловал ее в висок и нежно прошептал: "Спи, дорогая". Она удивленно посмотрела, обняла меня крепко и уснула. Кажется, служанок не принято оставлять на ночь? Глупый обычай. А вдруг мне снова захочется, что ж ей, ночью по холодному полу снова ко мне бежать?
Сам я уснул не сразу. Сначала немного полюбовался на то, как в лунном свете прорисовывается Лорин профиль, как тени от ресниц падают на ее щечки. Но потом и меня сморило. Спал плохо. Снился дон Альдо, качал головой, называл канальей и ворчал: "Ничем тебя, дьявола, не возьмешь". А я смеялся, хлопал его по плечу и отвечал: "Плохо, значит, пробовал. Ну что-то же хорошее во мне есть?" А потом обнимал его и говорил: "Эх, старик, прости меня, дурака, я ж думал, ты убить меня хочешь!"
А он сказал: "Я и хотел".
***
Утром я встал разбитый. Лору выгнал, ишь разлеглась, будто в своей постели, камердинера пригрозил уволить, если он еще раз в спальню сунется. Позову, когда надо будет! Но при этом что-то внутри царапалось, мешало что-то. Нехорошо мне было.
Сел я перед зеркалом и начал свое лицо изучать. Под глазами круги, меж бровей складка, и взгляд тяжелый. Все вроде как всегда. Да не так что-то.
Нахмурился я посильней. А отражение на меня смотрит и улыбается печально. Я зубы оскалил. А оно вздохнуло... и отвернулось.
Сказать, что тут мне страшно стало - это мало сказать. У меня ж дед с ума сошел к старости, и дядюшка по той же дорожке двигается! Что там этот лекаришка бормотал... про силу и долгую жизнь... Может, вино заколдованное усилило мою наследственную склонность? И долго-долго мне придется развлекать прислугу, надевая на голову ночную вазу? Ах мерзацвец дон Альдо, ах он негодяй! Я даже пожалел, что убил его вчера. Был бы он жив... я бы его еще раз убил.
Отражение оглянулось и снова отвернулось. Не нравится ему... ишь ты! Мне, может, тоже много что не нравится.
- Эй! - позвал я.
Оно с достоинством обернулось и поглядело строго:
- Я не "Эй".
- А кто ты?
- Я - твое лучшее "Я". Все то умное, доброе и светлое, что в тебе есть.
Приятно познакомиться. Умное, доброе и светлое безумство. Что ж, сходить с ума - так сходить. Я махнул ему, приглашая войти. И он вошел, будто стекла между нами и не было.
Я проверил, надежно ли заперта дверь. Вот теперь можно было и побеседовать. Интересно, что увидел бы Патрик, вздумай он зайти? Хозяин сидит в кресле и говорит сам с собой? Один? Или... Не стоит проверять, наверное.
- И какая польза была дону Альде от того, что ты появишься? - спросил я, как только мое отражение уселось в то кресло, что вытянуло с собой из-за зеркала.
- Я всегда существовал, пока существовал ты.
- Нет, что ты ТАК появишься?
- Я должен был тебя убить.
Весело. Чужими руками, значит, убрать меня хотел. Вот как был трусом сосед, так и остался.
- Повтори еще раз, что ты говорил до этого. Умное, доброе и светлое? И убить?
- Добро всегда побеждает зло, - пожал он плечами.
- И что же тебе помешало, Добро?
- Ну... - он смущенно почесал в затылке, совсем как я. - Ты не допил немного. Если бы выпил все зелье, силы твои сначала удвоились бы, а потом разделились на двоих, потому что для одного их стало бы слишком много. И со всем добрым ко мне отошло бы немного больше сил, я бы убил тебя и занял твое место. Никто б и не заметил. И я жил бы долго и счастливо... Практически вечно, потому что хорошие бароны - они на вес золота. Но для правильного разделения пары глотков не хватило. Я не сильнее тебя... да и убивать мне тебя не хочется.
- Зато меня от этого ничто не удерживает, - порадовался я, поднимаясь.
- Самоубийство - страшный грех, - поспешно напомнил он, отступая.
- А ты бы, значит, не согрешил.
- Выпей ты всё, мы стали бы разными людьми. Это не считается. А так мы пока - один в двух лицах.
- Мне и одного лица хватит, - многообещающе сказал я.
- Подожди! - он остановил меня. - У меня есть предложение получше.
- Ну?
- Делиться надо. Не бойся, я твоего богатства не требую, мне твоих денег не надо, у меня свои есть, - он махнул в сторону зеркала. - А все остальное - пополам. Веселье, женщины... а то там все холодные какие-то, как стекляшки. Зато и тебе половина моего достанется. Сила пополам. И жизнь вечная - пополам.
- Это по сколько на брата получается?
- Раздели бесконечность на два... Что получишь? А, извини... Много, в общем.
- А донью Альдо мы как делить будем?
- А мы не будем ее делить! - заухмылялось Добро. - Мы с ней вином колдовским поделимся. Люблю стервочек!
Вот так мы и договорились.
Ударили по рукам, и появился у меня брат. Так вдвоем и вышли из моей опочивальни. Нас ждала долгая интересная жизнь. Очень долгая - пока не надоест. И очень интересная. Это мы друг другу гарантировали.
Эпилог
Полицейское отделение гудело.
- Не могу больше, - пожаловался напарнице сержант Швилер, отхлебывая остывший кофе. - Этот засранец меня с ума сведет! Ни слова из него не вытянешь, а ведь знает, чувствую, что все знает, негодяй!
- Щелкунчикам отведи, - не отрываясь от бумаг, бросила через плечо Дорис. - Они его мигом расколют.
- До, ты гений! - обрадовался Швилер. - Я скажу, что это было наше общее решение.
...Ему пришлось ждать. Долго. Хотелось воды, и сигарету, и яркий свет так нещадно бил в глаза, что они начали слезиться. Кажется, прошла вечность. Они вошли - двое, у одного волосы собраны в хвост, у другого свободно лежат на плечах. В остальном - похожие как две капли воды.
- Ну что, сволочь, будешь рассказывать? - нехорошо улыбаясь, сощурился хвостатый. - Мы тебя на чистую воду выведем. Свидетель, бля! Какой ты свидетель, твои отпечатки на ноже, вся ручка заляпана! Ты знаешь, что тебе светит? Ты думаешь, тебе лампа эта светит? Вышка, стул электрический, вот что тебя ждет! Так что можешь дальше молчать сколько хочешь, тебя никто и не спросит даже, нахрен спрашивать, когда и так все ясно! Что ты морду свою разбитую воротишь, мало тебе навесили, еще надо было! А я добавлю еще. Замочил девчонку, и ответишь по полной программе. Еще матери твоей фотки покажем. Пусть полюбуется, какого урода вырастила.
- Перестань, Джо, - мягко прервал хвостатого второй. - Парень, может, и не виноват ни в чем. А его сразу - в тиски, давят, угрожают...
Он достал зажигалку и щелкнул, высекая язычок пламени:
- Покурить не желаете?
За тонированным стеклом две секретарши-близняшки, прозванные в отделении Сукой и Лапой, готовились записывать показания...