Аннотация: Не может быть счастливого конца там, где пролилась кровь. Тот кто выжил - залечивает раны. Но игра продолжается.
ЗАЖИГАЛОЧКА.
Глава8.
ГЛАЗ БИТВЫ.
После десяти минут ожесточенного боя на даче Грызлова потери со всех сторон составляли: один собачий труп и несколько раненных людей. В общем-то перестрелка выглядела как возня крыс на помойке. Противники стреляли друг в друга и куда попало, быстро перебегали от одного укрытия к другому, грохотали выстрелы, но пули не причинялиникому вреда. В середине огромного зала стоял черный дипломат. Взрывное устройсто не сработало. Первым это понял Кит и тут же выстрелил в собаку. Из всех противников это животное было самым непредсказуемым и поэтому наиболее опасным. "Вольные стрелки" открыли ответный огонь, но Кит и Грызлов успели скрыться в комнате, то есть в спальне. Зазвенели разбитые окна. "Стрелки" надеялись выбраться на улицу, но снаружи их ждали.
Шплинт на всякий случай лег на пол. Потом он осторожно подполз к своему пистолету, который Грызлов швырнул на пол, поняв, что он не заряжен. Шплинт,
то и дело прижимая голову к полу, очень медленно подбирался к оружию.
Бой понемногу стихал. Стреляли теперь редко и не целясь. Все попрятались и никто не решался выйти и подставиться под шальную пулю. "Вольные стрелки" державшие оборону в углу зала, имели возможность контролировать все имеющиеся в комнате двери, а также совсем небольшое пространство перед домом, ровно столько, насколько позволяла это делать рама выбитого окна. И все равно они считали свое положение наиболее выгодным.
Шплинту наконец удалось доползти до пистолета. Он тут же зарядил его, и, пользуясь моментом, пока о его существовании все забыли, быстро переместился в ту часть зала, где располагалась кухня и где была дверь, ведущая в подвал. Что находилось за этой дверью он не знал, но все же решил там укрыться. Едва открыв ее, Шплинт ощутил дуновение могильной сырости. Внутри было темно и тихо. Шплинт не боялся ни могил, ни темноты, нырнул во мрак, чуть не поскользнувшись на ступеньках, круто уходящих вниз. В спину ему светил электрический свет, и где-то внизу на цементном полу мелькнула его большая темная тень, которая по мере того, как он спускался все ниже, становилась все меньше.
- Эй, любители животных, забирайте деньги и своего четвероногого друга и валите отсюда, - прокричал из-за двери Грызлов.
Кит с тупым упрямством нажимал кнопку на самодельном дистанционном устройстве, но бомба, спрятанная в ручку дипломата, взрываться явно не хотела.
- Батарейки, что ли сели? - бормотал он.
Грызлов поморщился, наблюдая за потугами Кита. С кем только приходится работать! Десять профессиональных сорвиголов не в состоянии "замочить" трех обкуренных неформалов. В их руках даже бомбы превращаются в невинные безделушки.
- Эй вы там, живы? - снова прокричал Грызлов, обращаясь к "Вольным стрелкам".
Вместо ответа со стороны угла раздался стройный, почти парадный залп из шести стволов. Затрещала многострадальная дубовая дверь, приняв в свое твердое тело очередную порцию свинца.
- Надо что-то придумать, - шепнул Грызлов, невольно втянув голову в плечи.
- Да я и так делаю все возможное, - злился Кит.
Небольшой пластиковый пульт, который он терзал в течение последних десяти минут, наконец не выдержал столь грубого обращения, хрустнул и тут же развалился на мелкие кусочки.
- Надо попробовать попасть в ручку из пистолета, - предложил кто-то.
- Правильная идея. Дуй на улицу. Предупрпеди всех, как только бомба взорвется, мгновенно врываемся внутрь. Предупреди, чтобы все ворвались. Если я не досчитаюсь хоть одного, пусть после пеняет на себя, - сурово проговорил Грызлов.
- Я возьму винтовку.
- Давай, только скорее. Мне уже надоел весь этот цирк, - Грызлов в сердцах плюнул на пол.
Ни он, ни его люди не были новичками по части перестрелок и разборок, и поэтому они знали главный принцип любого уличного боя: исход боя решается в первые пять-десять минут, если не удалось сразу ошеломить противника, тогда результат может быть самым неожиданным. Они все были опытными стрелками и понимали, что, увязнув в бесполезной стрельбе наугад, тем самым увеличивают шансы своих противников уцелеть или даже спастись.
"Вольные стрелки" были не дураки и тоже имели кое-какой боевой опыт. Сидеть в этом уютном и почти безопасном месте было хорошей идеей только вначале, теперь необходимо было немедленно предпринять попытку выбраться на улицу и желательно остаться при этом невредимыми. Не произнеся ни слова, двое из них, положив пистолеты на сиденье дивана, служившего им прекрасным укрытием все это время и спасавшего их от пуль, уперлись обеими руками в его мягкие бархатные подушки и, поставив ноги в наиболее удобную позицию для предстоящего рывка, замерли и оглянулись на герра-главаря, который все это время тщательно, до отказа набивал патронами обоймы для своих пистолетов. В его задачу входило обеспечить прикрытие, он должен был практически безостановочно палить в окно - именно с этой стороны им угрожала максимальная опасность.
Зарядив пистолеты, герр-главарь переглянулся с товарищами и, резко встав, открыл огонь по двору. Его приятели, напрягая все свои силы, одним рывком сдвинув массивную махину дивана с места, практически не останавливаясь и не отдыхая, толкали его перед собой. Из-за гремевших выстреловне не было слышно, с каким истошным скрипом ползут по полу ножки дивана. Дипломат, стоящий посреди комнаты, подпрыгнул, пробитый пулей, и, отлетев в немного сторону, упал как раз перед движущимся диваном, успевшим своей широкой поверхностью подхватить тушку мертвой собаки и толкающей ее перед собой.
Попасть в ручку дипломата не удалось, бомба снова не взорвалась. Снайпер самоучка отложил винтовку и достал свой верный пистолет. Этот промах может ему дорого стоить, Грызлов не любит неудачников и мазил, но сейчас думать о возможных последствиях не хотелось.
Даже на первый взгляд было видно, что "вольные стрелки" обороняются
более слажено, и скорее всего уже скоро, собравшись с силами, смогут атаковать.
До двери, которую нужно было загородить диваном, оставалось всего метра два, когда из платяных шкафов, врезанных в стену, начали один за одним выскакивать люди Грызлова, прятавшиеся там все это время. Один из "стрелков" был убит на месте, даже не успев схватить лежащий перед ним на сиденьи дивана пистолет. Герр-главарь молниеносно среагировал на атаковавших. Все они были тут же сражены меткими выстрелами. Диван, двигавшийся до этого достаточно равномерно, потеряв одну толкательную силу, чуть было не начал описывать круги. Оставшийся в живых "вольный стрелок", толкавший его, не заметил гибели своего друга и не переставал продвигаться вперед, не обращая внимания, что двигается теперь вокруг неподвижно стоящего края дивана.
- Что они там делают? - изумился Грызлов, насторожившись при звуках вновь активизировавшейся стрельбы.
Взрыва по-прежнему слышно не было.
Герр-главарь заметил наконец, что диван движется совсем не в нужном направлении, и поспешил на помощь своему нерасторопному товарищу. Прекратив стрельбу, он опрометью бросился к неподвижному краю дивана, припал к нему всем телом, закричал от нечеловеческих усилий, и всего через миг диван с грохотом уперся в стену, забаррикадировав дверь в спальню, за которой прятались Кит и Грызлов. Таким образом обезопасив тыл, "вольные стрелки" смогли хоть немного успокоиться и перевести дух, притаившись у окнон, которые выходили во двор.
Грызлов попытался приоткрыть дверь. Не получилось.
- Дверь приперли чем-то, - предположил Кит.
- На улицу, - скомандовал Грызлов.
Словно опомнившись, сработало взрывное устройство. Взрыв прогремел глухо. Зажатый с одной стороны дверью, с другой диваном, дипломат вряд ли мог представлять опасность для кого-либо.
- Черт, - выругался Грызлов.
- Сам не понимаю, как получилось, - начал оправдываться Кит.
- После обсудим. Подробно все обсудим. А сейчас надо быстрее кончать с ними, - пробормотал Грызлов и первым выскочил на улицу.
Когда его догнал Кит, Грызлов уже умудрился выбраться из неглубокой свежевырытой ямы. Схватив Кита за грудки, он прошипел прямо ему в лицо:
- Какого хрена надо было копать могилы у дома?
- Три там, в саду, а эту, четвертую, ребята так, на скорячок вырыли, - тоже шепотом оправдывался Кит.
- Я вас всех так же, на скорячок закопаю тут, ублюдки! - Грызлов оттолкнул растерявшегося Кита в сторону так, что тот, не удержав равновесия, грохнулся на землю.
С ними он потом поговорит. Они все получат по заслугам, ровно столько, сколько каждый из них заслужил.
***
Огурцова проснулась от странного звука, словно что-то тяжелое упало на пол, то ли стул, то ли мешок, набитый книгами. Она рывком села на кровати и быстро осмотрелась. Пети рядом не было.
Алену положили в отдельную комнату, на Светину кровать. Все-таки она была ранена, а к подобным людям нужно более трепетное отношение. Нужно и чтобы удобно было, и чтобы тихо, и чтобы спать никто не мешал, чтобы рану ничто не беспокоило, все эти условия и были созданы. Света и Крис легли в зале на полу. Света долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок, и иногда тишину спящей квартиры нарушал ее долгий вздох. Огурцова даже начала беспокоиться, не плачет ли дочь, может стоит предложить ей немного корвалола, но незаметно для себя с этими мыслями и уснула, провалившись в гулкую, как пропасть, яму крепкого сна. И вот теперь этот звук. Грохот - не грохот, может щелкнул выключатель, а спросонок он показался настоящим взрывом. Но все-таки Пети рядом не было. Не было и Криса. На полу, завернувшись в махровую простыню, лежала одна Света. Снова грохот. Огурцова вынырнула из-под одеяла и, накинув халат, поспешила на кухню. Света тоже проснулась. Открыв глаза, она лишь увидела, как мелькнули полы маминого халата и тут же скрылись в коридоре. Свете показалось, что она лишь на миг сомкнула веки, даже сон не успел сплести свой безумный узор на сером холсте подсознания, душившие ее слезы только-только высохли, тоска и страх, дрожавшие в ее душе, подобно струнам расстроенной скрипки, только-только смолкли, и вот на тебе, нужно все начинать сначала. Света поднялась, завернулась в простынку и вслед за мамой вышла в коридор.
На кухне горел свет, слышалось частое надрывное дыхание и почти истеричный шепот Огурцовой. Света прошла на кухню, немного ослепленная, щуря глаза, она остановилась на пороге и со спокойным безразличием еще не до конца проснувшегося человека смотрела на сплетенных в тугой клубок двух парней и на Огурцову, говорившую что-то громким, чуть ли не звенящим шепотом, как судья в борцовском поединке, порхающую над катающимися по полу Крисом и Петей.
- Что вы тут делаете? - зевнув, поинтересовалась Света.
Быстро взглянув на дочь, Огурцова пожала плечами.
- Совсем с ума сошли, - прошептала она.
Ни Крис, ни Петя, казалось, не замечали появившихся на кухне женщин. С остервенением они боролись на полу, лица у них были красные, дышали они громко, руки со вздувшимися буграми мышц искали слабину в защите противника, хотели что-нибудь сломать, вывихнуть, придушить, сдавить замком. Но силы дерущихся были равны, и ребята возились по полу, не зная, что же предпринять, как одолеть противника или хотя бы выйти из этого положения достойно. Сдаваться никто не собирался. Казалось, они не слышат доводов о бессмысленности этой затеи, которыми Огурцова их пыталась убедить и остановить дурацкий спаринг.
Света зевнула, пошла в ванную и, набрав полное ведро холодной воды, вернулась на кухню, перегнувшись на один бок под тяжестью ноши. Огурцова тут же подхватила эстафету и, взяв ведро из рук дочери, вылила содержимое на дерущихся.
Крис и Петя вскочили на ноги. Мокрые с головы до ног, в одних трусах, уставшие, взъерошенные, они выглядели комично. Сначала засмеялась Света, потом к ней присоединилась мать. Скоро на кухню приковыляла разбуженная шумом Алена.
Стоявший спиной к женщинам Крис оглянулся. Петя воспользовался этим и залепил ему в скулу. Крис, выдержав удар, мгновенно отреагировал молниеносной контратакой, двинув в челюсть Пете. Два бойца замерли, оглушенные небольшим сотрясением. На помощь им пришли женщины. Огурцова подошла к Пете, Света к Крису.
- Иди ложись, я сейчас прийду, - в свою очередь пытался успокоить возлюбленную Петя.
- Сигареты есть тут у кого-нибудь? - вдруг громко спросила Алена и, не дождавшись ответа, попрыгала к единственному табурету, который умудрился во время драки устоять на своих четырех ногах.
Алена уселась, вытянув вперед раненную ногу. Взяв из лежащей на столе пачки сигарету, она закурила, выдохнув тонкую серую струйку табачного дыма.
- Сядем, - предложила Огурцова.
Подобрав валяющиеся на полу табуретки и поставив их в нормальное положение, все уселись за стол и закурили. Крис старался не смотреть на Петю. Потасовка теперь казалась глупой выходкой. Обоим бойцам стало стыдно и отчасти обидно, потому что никто из них так и не успел доказать свое превосходство. Однако Петя был приятно поражен, встретив в лице Криса опытного бойца, за плечами которого угадывались годы тренировок. Крис тоже по достоинству оценил хватку и ловкость Пети. Как бы глупо или смешно эта драка ни выглядела со стороны, сами ребята ощущали теперь удовлетворенность мучившегося жаждой человека, которому удалось наконец вволю напиться холодной родниковой воды. По телам их разлилось теплыми волнами безмятежное спокойствие. Дыхание восстанавливалось, мышцы, пережившие настоящий стресс, расслабились, обмякли, и в общем-то было чертовски приятно чувствовать себя человеком, способным в случае необходимости оказать достойное сопротивление.
- Из-за меня мальчишки всегда дрались, - нарушила тишину Алена, - я у них была чем-то вроде приза. Идиоты! Всегда побеждал самый мерзкий. Такова жизнь. Женщины не имеют права решать что-нибудь самостоятельно. Так думают все мужчины. И чем мужик противнее, чем он уродливее, тем сильнее он хочет повелевать женщиной. А вообще-то мне нравилось, когда из-за меня дрались. Но я всегда уходила с третьим.
- История всегда недооценивала секундантов, - усмехнулся Крис.
- Свидетель чего-либо - это почти ругательство. Будь это дуэль или преступление, - сказал Петя.
Ребята посмотрели друг на друга и усмехнулись.
- Жаль, что вы дрались не из-за меня, - кокетливо передернув плечами, добавила Алена и закурила новую сигарету.
Крис засмеялся.
- Ничего смешного, - Алена поджала нижнюю губу.
- Да нет, не обижайся. Просто я вспомнил, что когда-то участвовал в дуэли из-за женщины, - успокаиваясь, сказал Крис.
- Из-за женщины? - переспросила Света.
- Из-за девочки, конечно. Я ее совсем не любил, то есть она мне нисколько не нравилась, но я хотел дать по морде ее воздыхателю.
- Дал?
- Угу, он потом своих приятелей позвал.
- Очень смешно, - скривилась Алена.
- Да,смешно. Мы стрелялись из рогаток.
- Что? - невольно вскрикнула Огурцова.
- Десять пулек. Резинку на две пальца натягивали, а стреляли согнутой проволокой. В общем, очень больно. Мы стрелялись в спортзале. Я обманул его. Вместо десяти пулек у меня было двадцать. Секунданты, оказывается, подсчитывали выстрелы. У него патроны кончились. Он бегал от меня, а я его добивал. Все знали, что я израсходовал положенный мне боезапас, но смолчали, дали возможность мне поиздеваться и победить. Я его загнал в угол, он просил пощады. Было смешно, когда он убегал. Все смеялись, не вру. А потом ему рассказали об обмане. Он собрал целую толпу. Встретили меня после школы, побили немного, я и отказался от этой девочки. Смешно ведь?
- Ты, Крис, авантюрист, - глядя на свою дочь, сказала Огурцова.
- Не-е, так просто жить интереснее.
- А девочка что же?
- Да ей плевать было на все это - и на него, и на меня. Она со старшеклассником встречалась. По-моему, поженились потом. Я не авантюрист, приятно чувствовать себя настоящим мужчиной.
- Какая это глупость - настоящий мужчина, - поморщилась Алена, - самая живучая глупость. Глупее нее может быть разве что настоящая женщина.
- Давайте пойдем спать, - предложила Огурцова.
Алена похромала к себе в комнату. Она очень долго устраивала поудобнее свою ногу, ворочалась, тихо ругалась и шуршала одеялом. Вскоре затихла.
Вслед за ней ушли спать Петя, Огурцова и Света. Крис остался один. На стене висели ходики. Маятник в виде тяжелой бабочки ритмично раскачивался из стороны в сторону. Крис курил и следил за беспомощным полетом железного насекомого, которое никак не могло улететь, а лишь металось, прикрученное стальной спицей к механизму часов. Было двадцать минут первого.
В кухню тихо вошел Петя. Он набрал в чашку воды из крана и выпил залпом.
- Зря ты мне не веришь,- грустно сказал он, - щеку вот разбил изнутри. Во рту постоянно вкус крови, словно железную карамельку сосу, а она ржавеет.
- Мы уезжаем завтра, - неотрывая взгляда от маятника часов, сказал Крис.
- Ну и уезжайте, кто вам мешает. А я работу найду, и вообще, все изменилось. Все теперь будет по-другому.
- У меня наоборот. Ничего не изменилось. Но все равно мы уедем. Документы, билеты, визы - все есть, самолет в девять. Может и не увидимся больше.
- Увидимся, - уверенно заявил Петя, поставив чашку на стол, и собрался идти спать.
- У Игоря нет ни машины, ни татуировки, - неожиданно сказал Крис.
Петя остановился в дверях, потом оглянулся:
- Мне все равно, - потом, помолчав, добавил, - теперь все изменилось.
Он ушел и тут же лег, попав в плен обжигаюжщих мягких объятий Огурцовой.
Крис еще покурил, думая обо всем, что случилось с ним за эти несколько дней. Он пытался смотреть на эти события как бы со стороны, словно из зрительного зала, но это ему не удавалось. Все переживания, страсти, неудачи и успехи были живы, и Крис снова и снова прокручивал каждый миг из хроники жуткого ограбления, начиная со дня знакомства с ребятами и заканчивая недавней дракой с Петей. Но ничего еще не закончилось, рано еще ставить жирную точку и подводить черту над надписью "Итого:".
- Ничего не изменилось, ничего, - сказал он железной бабочке, а потом, встав на табурет ногами, потянулся к висевшим на стене ходикам, поймал ладонью тяжелый маятник и остановил его.
Без десяти час. Ночь как ночь. И ничего не изменилось. Часы умерли, скорее уснули. Крис погасил свет на кухне и прошел в комнату. Петя похрапывал в объятьях Галины в соседней комнате. Света сидела на импровизированном ложе, которое соорудили для них на полу, укутанная по-прежнему в махровую простыню, она ждала возвращения Криса.
- Я тебя ждала. Боялась, что ты обидишься и уйдешь, - прошептала она.
- Надо поспать, - сказал он.
Они легли, прижались спина к спине и затихли.
- Я люблю тебя, - вдруг шепотом сказал Крис.
Света затаила дыхание, прислушалась, не приснились ли ей эти слова. В комнате по-прежнему было тихо, только сопел Петя, и Свете показалось, что это он сказал, обращаясь к ее матери. Сердце ее дрогнуло, она плотнее вжалась в широкую спину Криса и снова услышала те же слова. Тело ее охватила дрожь, и она вдруг заплакала, сама не понимая отчего, то ли от волнения, то ли от радости. Крис давно уже уснул, так и не решив, как будет впредь называть Свету: как и прежде или Тамарой, согласно новым документам. Она же, удивляясь отсутствию такого привычного щелкания ходиков, ждала утра, не в силах заснуть, ей хотелось, очень хотелось убедиться, взглянуть в глаза Крису и прочесть в них: "Люблю тебя", пусть даже фразу эту он говорил во сне, обращаясь к другой, к той однокласснице, из-за которой стрелялся. Ну и пусть так, все равно из его уст это звучит так пьяняще и сладко, так могут, нет, должны говорить только ей, Свете, и никому другому. Когда тихий свет приближающегося рассвета лизнул шторы и подоконник, чуть погодя заглянул через открытую форточку в комнату, Света крепко спала, на губах ее играла улыбка. Небрежно отброшенная в сторону левая рука с подрагивающмим пальцами заинтересовала голодного предрассветного комара, тут же лихо спикировавшего и приземлившегося на бархатную кожу локтевого сгиба. Кровь влюбленных - настоящая медовуха. Набив пузо божественным нектаром, комар тяжело стартовал и неспешно вылетел через форточку. Он был романтиком, встречать рассвет с набитым животом - самое главное удовольствие в его жизни, и он боялся пропустить момент, когда первый солнечный луч ворвется в спокойную лазурь, и мир притихнет всего на мгновение в иступленном благоговении перед красотой и величием природы. А люди пусть себе спят, часть этого величия живет и в них, но рассветы, подобные этому, в их жизни бывают крайне редко.
***
Скрипкин заглушил двигатель и погасил фары. Машина легко, по инерции, катилась к дому Грызлова. Вот уже показался забор, и чуть вдали в темноте угадывались большие ворота. Дачный поселок на удивление был полностью погружен во тьму, ни горящих фонарей, ни светящихся окон, даже луна спряталась где-то в тени Земли. Звезды хоть и вспыхивали на небе, но свет их был робок и далек, осветить он мог разве что души влюбленных и поэтов. Настоящая светомаскировка, того и гляди из-за горизонта послышится нарастающий гул тяжелых бомбардировщиков.
Возле дома Грызлова также было темно и тихо. Скрипкин почувствовал легкое разочарование. Если хозяина сейчас нет дома, прийдется его ждать. Сидеть в машине возможно всю ночь - не самая приятная перспектива. Лучше было бы все решить сейчас, закончить расследование, отзвониться "папе", получить гонорар и вернуться к своим любимым книгам и картинам.
Машина проехала мимо плотно закрытых ворот, потом дальше накатом съехала с пригорка, оставив забор перед домом Грызлова далеко позади, проползла еще метров пять-шесть и остановилась.
Скрипкин успел привести свой пистолет в боевое положение, но теперь вертел его в руке, играясь, в такой ситуации он вряд ли будет полезен: стрелять-то не в кого.
Игорь заворочался на своем кресле. Его пугала неизвестность. Он не знал, зачем его привезли в это темное глухое место, и почему нужно было последних сто метров пути ехать с неработающим двигателем и погашенными фарами. Скрипкин ничего не говорил, не давал никаких пояснений и, казалось, совсем не замечал присутствия рядом пассажира.
- Закурить можно? - спросил Игорь.
- Кури, - разрешил Скрипкин. В руках у него был пистолет, и он от нечего делать щелкал его предохранителем.
- У меня и сигарет-то нет. Дома забыл, - спохватился Игорь, несколько раз тщательно обшарив все свои немногочисленные карманы.
Покурить было хорошей мыслью. Это помогло бы немного расслабиться. Игорь отчетливо вспомнил, как тогда, всего за полчаса до ограбления он выбросил пустую пачку из-под сигарет. Он еще подумал, что это плохая примета. Сколько же времени прошло с того момента? День? Два? Три? А кажется, что это случилось всего секунду назад, и если выйти из машины, то где-то среди черной травы он сможет отыскать ту смятую пустую пачку. Самое время бросить курить, перестать надеяться на защитные свойства глупой и вредной привычки и поверить наконец в себя и свои силы. Но мысли мыслями, а курить хотелось зверски. Игорь кусал губы, чтобы хоть немного обмануть никотиновый голод, но успокоить его могла лишь очередная порция ароматного табачного дыма.
Наконец Скрипкин решил пойти разведать обстановку. До возвращения хозяина дачи нужно было внимательно, насколько конечно это можно сделать в условиях полной темноты, осмотреть дом и окрестности. И все-таки тишина была странной, неужели Грызлов все-таки дома дрыхнет?
- Посиди здесь, - приказал Скрипкин Игорю и выбрался из машины. Очень аккуратно он прикрыл за собой дверь, осмотрелся, прислушался. Все было спокойно.
Он медленно приблизился к невысокому забору. Опершись руками о темные кирпичи, он заглянул во двор. Растущие во дворе деревья не давали возможности увидеть за ними даже намека на то, что где-то за ними есть жилое строение. Невысокая покатая крыша так ловко вписывалась в контуры крон, что на фоне более светлого неба ее практически невозможно было различить. Но дом там, Тасс не мог ошибиться, не такой он был человек.
Скрипкин рассмотрел во дворе очертания стоящих у ворот машин. Значит, в доме все-таки кто-то есть. Он быстрым ловким движением перемахнул через забор и мягко приземлился в траву. Ступая по-кошачьи, с носка на пятку, Скрипкин подкрался к стоящим машинам. Потрогав бампер, который оказался холодным, он понял, что хозяин уже давно дома и скорее всего спит сейчас, пьяный. Это хорошо, значит шума будет не много, сопротивления еще меньше, и такое легкое расследование завершится быстро и благополучно.
Игорь, оставшись один, не смог усидеть в машине и, стараясь производить как можно меньше шума, вышел на улицу. Вдали он увидел фигуру Скрипкина, замершую у забора. Дурацкая мысль вонзилась в голову, словно жало пчелы, Игорь вынул из-за пояса пистолет, взвел его, стараясь дышать как можно спокойнее, прицелился в сереющую рубашку, под которой было живое пока тело Скрипкина. Игорь теперь считал себя человеком конченным, даже возникло в голове модное нынче слово беспредельщик. Он сам, этими вот руками убил человека. Он ступил на скользкую дорожку преступлений, которая, согласно классику, непременно должна привести его к наказанию. Страшно - это только в первый раз, да и не особенно страшно-то было. Оружие все сделало само. Пуля - дура, не зря ведь говорят, Игорь, стрелявший всего несколько раз в своей жизни, не имел достаточного опыта, он ведь мог и промахнуться. Но не промахнулся. И тогда, в клубе, и потом, когда целил в Алену, и у себя в квартире. Значит, ему просто везло. Хоршенькое везение! Ну что же ты, стреляй!
Скрипкин скрылся из виду, и Игорь опустил пистолет. Это невыносимо! Он снова сел в машину, прикрыл глаза и замер. Через мгновение он поднес дуло к своему виску и нажал на курок. В полной тишине выстрел прозвучал настолько неожиданно, что Скрипкин на мгновение растерялся, замешкался, пригнул голову. Внутри у него все напряглось и сжалось. Кажется, даже сердце в страхе остановилось. За первым выстрелом, разрывая тишину глубокой летней ночи, прогремела целая серия. Скрипкин уже пришел в себя. Ладонь его крепко сжимала рукоять пистолета, и в любой момент он готов был защищаться. Но стреляли не в него, стреляли в доме и возле дома. Значит, Грызлов все-таки не спит. Хорошо, что он дома.
Пригибаясь, Скрипкин подбежал к той из машин, что стояла ближе к дому. Открыл дверь. Ключи торчали в замке зажигания. Через миг фасад здания осветился слепящими яркими лучами зажженных фар. Все, что хотел увидеть Скрипкин, он увидел.
Люди были у дома. Они прятались за деревьями и кустами. В доме, видимо, тоже кто-то был. Скрипкин не понимал, что происходит, но на всякий случай выстрелил в фигуру, маячившую в окне, и в нескольких человек, находящихся снаружи.
- Что за черт! - раздался гневный крик.
Еще несколько секунд Скрипкину понадобилось, чтобы переместиться от машины к деревьям. Он не хотел упустить момент. Придуманный им трюк с фарами нужно было использовать по максимуму, поэтому он, словно зайцев, одного за другим отстреливал засевших в саду бойцов. Он настолько увлекся этим занятием, что даже забыл о цели своего появления здесь. В какой-то момент до него дошло, что среди убитых и раненных им людей мог оказаться и Грызлов. Он прекратил огонь, но к ужасу своему понял, что в живых, похоже, никого не осталось.
- Грызлов, - негромко позвал Скрипкин.
Никто не ответил. На двор снова навалилась тяжелая тишина. Скрипкин досадовал сам на себя, на свою несдержанность. Он встал во весь рост и направился в сторону сраженных его выстрелами людей, нисколько не скрываясь, в надежде разыскать Грызлова.
- Грызлов, Грызлов, - шепотом звал он, переходя от одного к другому, пятался нащупать биение пульса, вздыхал и шел дальше.
Среди убитых Грызлова не было.
- Этого еще не хватало, - вслух произнес Скрипкин и только теперь обратил внимание на разбитое окно.
Кажется, там тоже кто-то был. В тот момент, когда зажглись фары, в темном квадрате окна очень отчетливо была видна фигура человека. Именно в эту хорошо освещенную мишень он и выстрелил. Скрипкин приближался к дому. Он пытался восстановить в памяти лицо человека, которое видел мельком, когда целился в него. Нет, не вспомнить. Пистолеты в обеих руках - помнит, но вот лицо представлялось ему блестящим белым пятном, и не лицо вовсе, а словно большая белая мишень.
Скрипкин подошел к окну, и тут перед ним в черном оконном проеме, освещенная лучами фар, возникла фигура человека. Скрипкин выстрелил два раза, фигура скрылась в доме. Тогда он залез через окно в комнату. На полу были распростерты два тела. Скрипкин осмотрел их. Один был еще жив. Взяв из слабеющих рук герра-главаря пистолеты, он отложил их в сторону, затем наклонился к самому лицу умирающего.
- Где Грызлов? - спросил он.
Герр-главарь не открывал глаз. Душа его потихоньку стекала в ад, а угасающее сознание не хотело последние минуты своего существования тратить на глупые разговоры.
- Где Грызлов? - повторил вопрос Скрипкин.
- Сука, твой Грызлов, - спокойно ответил герр-главарь, глубоко вздохнул и умер.
- Это я знаю, а вот где он, не знаю, - разочарованно пробормотал Скрипкин и выпрямился.
Взревел мотор одного из стоящих у ворот автомобилей.
- Вот где он! - радостно воскликнул Скрипкин.
Он снова выскочил на улицу.
Судя по доносившемуся со стороны ворот металлическому скрежету, их кто-то отворял. Скрипкин открыл стрельбу в этом направлении, не целясь. Бегал он быстро, и всего за считанные секунды оказался у машины. Сквозь стекла он увидел горящую магическим голубоватым светом панель со спидометром и тахометром. Еще через миг он уже сидел в салоне машины, приставив пистолет к голове ошарашенного водителя.
- Приехали, Грызлов, - сказал он и удовлетворенно вздохнул.
Грызлов молчал. Он был вооружен, но пистолет его был за поясом, а руки покоились на рулевом колесе, и расстояние между руками и оружием равнялось без малого четырем выстрелам в голову. Шансов оказать сопротивление не было никаких, нужно было сдаваться.
- Ну я Грызлов, - глухо отозвался он, - что дальше?
- Конечно ты Грызлов. Извини, я тут пошумел у тебя немного.
К машине подошел Кит.
- Он нам не нужен, - капризно заявил Скрипкин и быстро ударил Грызлова по горлу, затем выстрелил в ничего не подозревающего Кита прямо из машины, через боковое стекло.
Грызлов закашлялся, пытаясь отдышаться. Когда он немного пришел в себя, первым делом он постарался незаметно для Скрипкина левой рукой дотянуться до своего пистолета. Но его там не оказалось.
- Пистолет не ищи, он у меня, - небрежно бросил Скрипкин, он набирал номер на мобильном телефоне и, казалось, не смотрел на Грызлова. - Никуда он не денется, твой пистолет. У меня, как в сейфе. Но только не плачь, я потом тебе его верну. С "папой" давно не говорил?
- О чем? - поглаживая ушибленную шею, сдавленно спросил Грызлов.
- Да все о том же. О том, как кинуть "папу" хотели. Ты и Болдин придумали ограбление. О том, как Борис нанял для вас грабителей. Сопляков несмышленых. И как они вас кинули - все денежки себе забрали. Ну, я думаю, ты и сам все знаешь лучше меня. Доложишь, так сказать, из первых уст.
- Где Болдин?
- У меня в машине.
- Я так и знал! Старый козел! - вырвалось у Грызлова.
- Подожди, сейчас, сейчас, - Скрипкин приложил трубку к уху.
- Ничего я не буду рассказывать. Хочешь убить меня? Давай, валяй. Ни про какое ограбление я ничего не знаю. Точнее, знаю, но я ни при чем. Пусть эта предынфарктная гнида сам отдувается. Вот гад, и меня сюда приплел.
- Так и говори, - Скрипкин протянул Грызлову трубку.
Тот нехотя взял аппарат в руку, подержал его на весу в нерешительности, словно совсем забыл, для чего предназначена эта штука, а потом резко и сильно ударил Скрипкина кулаком с зажатым в пальцах мобильным. Затем он ударил еще. Голова Скрипкина безвольно мотнулась в сторону. Грызлов, не соображая, что делает, попытался выбраться из машины. Сделать это быстро ему не удалось. Человек он был габаритный, а салон машины слишком узок, да и руль мешал, не давал возможности развернуть тело. Те спасительные мгновения, когда Скрипкин был в отрубе и можно было беспрепятственно сбежать, Грызлов потратил на борьбу с узким пространством салона. Он не видел, как пришел в себя Скрипкин, и не мог знать, что у всех "уборщиков" и подобных им людей первым в себя приходит инстинкт, а уж потом - сознание. Охая и чертыхаясь, Грызлов наконец пролез на улицу, но тут же вздрогнул, не успев сделать шаг в сторону. Пуля раздробила позвоночник и разворотила внутренности. Маленькая такая, горячая пуля нанесла непоправимый вред такому большому и сильному человеку. Грызлов упал лицом вперед и мысленно приготовился к долгой мучительной смерти. Скрипкин выстрелил второй раз, попав точно в затылок лежащего ничком Грызлова.
- Идиот! - вдруг закричал Скрипкин и ударил рукояткой пистолета по торпеде. С громким хлопком сработала подушка безопасности, но Скрипкин уже вышел из машины. - Болван! - вновь крикнул он.
Следствие зашло в тупик. Ему было интересно, отчего в доме нет света, и с кем воевал Грызлов, но теперь он этого никогда не узнает. Никогда! Скрипкин подошел к машине, которая своими фарами освещала дом, выключил свет и сел в кресло.
- Старею, старею. Нервы ни к черту. Хм, дознался. Идиот! Всех на чистую воду вывел? Всех! Все теперь чистенькие, отдуваются за свои грехи на небесах. И-ди-от! Тасса угробил? Угробил. Болдина угробил? А как же. Грызлов? Не только Грызлова, но и десяток бойцов. Медаль тебе, Скрипкин, от "партии зеленых" за помощь в очищении земли от всяких отходов. Идиот. Впрочем, деньги у меня. Есть еще Игорь - свидетель как-никак.
Скрипкин умолк. Автоматически он перезарядил пистолеты, поменял обойму. Движения его были четкие и слаженные, он сам не заметил, как сделал это.
- Хорошо, давай так, - Скрипкин размышлял вслух, - Болдин и Грызлов не хотели отдавать долг "папе" и организовали ограбление своего клуба. Они должны были остаться при своих деньгах и получить беспроцентную отсрочку на погашение долга. Борис подготовил команду. Ограбление прошло гладко, но вот только денег им никто не вернул. Грабители забрали добычу себе, передали курьеру сумку с фальшивыми деньгами и поспешили убраться из города. Болдин Бориса кокнул, как и полагается. А я убрал всех остальных. Можно докладывать, все получается достаточно складно. Деньги при мне, виновные наказаны. Но... С кем воевал здесь Грызлов? Неведомая третья сила? Свет потушили они сами, это точно. Где-то возле дома есть рубильник. В принципе, потушить свет было стратегически верным решением, если находиться в доме, конечно. А где был Грызлов? Он за тех, кто снаружи, или за тех, кто внутри? Наверное, за тех, кто внутри, он же хозяин дома.
Скрипкин отправился на поиски рубильника вокруг дома. Разговор с собой успокоил его подорванное самолюбие. Высказавшись, он словно почувствовал, что рано ему еще думать о покое и пенсии. Он ведь точно все рассчитал, а ошибки - они ведь в любом деле случаются.
Обойдя вокруг дома, рубильника он не обнаружил. Зато увидел четыре аккуратно вырытые неглубокие могилы. "Значит, Грызлов хотел избавиться от четверых," - сделал вывод он. Стало ясно, что противники Грызлова находились в доме. Двоих он убил сам лично, а где же еще двое? В доме?
Скрипкин стал осторожнее. Прежде чем войти в дом, он некоторое время рассматривал темную комнату через окно из укрытия. Кто же эти четверо, кого хотел похоронить в своем саду Грызлов?
Никакого движения в комнате он не заметил, но все равно через парадную дверь войти не решился, а запрыгнул в окно, как и в первый раз. Выключатель он нашел быстро. Загорелся свет, и перед изумленными глазами Скрипкина предстала картина изуродованной недавним боем комнаты. На полу лежало трое. Все трое были мертвы. Скрипкин осмотрел зал. Внимание его привлекла полуоткрытая дверь, ведущая в подвал. "Ага, вот где червертый!" - усмехнулся он про себя.
***
Егор и Келдыш чудом успели на последнюю электричку. В пустом дребезжащем вагоне они сидели друг напротив друга, глядя перед собой. В окно смотреть смысла не было, все равно ничего не видно, кроме собственного отражения на грязном стекле. На лавке рядом с Егором лежал полиэтиленовый пакет с двумя пистолетами и с обоймами.
Егор совсем забыл, что у него с собой мобильный, наручных часов у ребят не было и спросить было не у кого, но знать точное время Егор хотел каждый миг. Он боялся не успеть к назначенному часу. Решимости действовать у него поубавилось, наличие оружия тяготило, и что-то подсказывало, что он стоит всего в двух шагах от очередного облома. Он обдумывал, как заговорить с бандитами, что сказать. Уже здесь, в электричке, он, внутренне противясь необходимости вооруженного конфликта, мысленно отстранялся даже от самой возможности использования оружия, хотел договориться с ними, рассказать всю правду, попросить об отсрочке. Зачем он вообще купил пистолеты?
Келдыш дремал, мотая головой в такт раскачивающемуся вагону. О предстоящем деле он совсем не думал. Он верил в мужскую дружбу, осознавал необходимость помочь другу и, в принципе, был готов пожертвовать собой. Но лучше бы эта электричка ехала бы себе без остановок, и так до самого рассвета. Келдыш не мог себе представить, чтобы с родителями Егора могло произойти что-нибудь плохое. Это успокаивало, он верил, что утро вечера мудренее, и если ночью они не встретятся с бандитами, то это произойдет утром или днем, а тогда банк может все-таки выдаст Егору денег для выкупа.
Выйдя на нужной им станции, они спросили у мужчины в оранжевой безрукавке дорогу, заодно и о времени, и побрели по темной, ничем не освещенной дороге к дачному поселку.
- Хорошо, что мы вооружены, - вполголоса сказал Келдыш.
- Почему?
- Место безлюдное, темно вокруг, мало ли что может случиться. Знаешь, дай мне пистолет, я его в карман положу.
Егор вынул пистолет и обоймы, дал один Келдышу, другой взял себе.
Вставив обоймы, они спрятали оружие в карманах. Егор хотел выбросить ставший ненужным пакет, но Келдыш не позволил ему.
- Это же улика, - назидательно сказал он и сунул скомканный кулек в другой карман.
- Почему они в городе не назначили встречу? В городе же удобнее? - Келдыша пугала безлунная ночь, и он решил поговорить.
- Не знаю, - Егор пожал плечами.
- Они точно что-то задумали. Хорошо, что мы вооружены. Темень, хоть глаз выколи. Как тут люди живут? Я без электрического освещения не могу. Даже сплю со включенной лампой. Хоть бы луна была. Вон, смотри, табличка.
Друзья подошли к дорожному указателю. Подсвечивая монитором мобильника, им удалось прочесть название поселка.
- Вот почти и пришли, - прошептал Келдыш. - Ты как? Боишься?
- Нормально. Боюсь, - отозвался Егор.
Меньше всего сейчас ему хотелось разговаривать.
- Адрес помнишь? - не унимался Келдыш.
- Помню.
- Как только мы найдем этот дурацкий дом, если тут темнота собачья?
Показались первые постройки. Ребята, подсвечивая себе мобильным, искали нужную улицу и номер дома.
- Что им, свет за неуплату отключили? - кипятился Келдыш. - Так еще батарейка сядет.
Наконец им удалось найти нужную улицу.
- Ты не знаешь, сколько времени сейчас? - спросил Егор.
- У тебя же мобильный, посмотри, - удивляясь вопросу, ответил Келдыш.
- И то правда, - согласился Егор, но так и не посмотрел, который час.
- Какой там дом?
- Сто пять.
- Это только тридцать первый, топать еще и топать.
Зазвонил мобильный. Электрический звук прозвучал как вызов ночной
тишине. Стало еще тише, словно в уши натолкали ваты. Мобильный зазвонил снова,
наполняя темное безмерное окружающее пространство незатейливой мелодией.
- Да пришли мы уже. Скажи им, что мы идем, - нетерпеливо воскликнул Келдыш.
Егор вынул из чехла телефон.
- Это не они, - сказал он.
- А кто? - удивился Келдыш.
***
Игорь выбрался из машины. Скрипкин оказался сволочью, дал ему незаряженный пистолет. И этот факт обидел Игоря до глубины души. Он был уверен, что сделано это было нарочно, чтобы в очередной раз доказать музыканту-неудачнику, что все в этом мире решается за него. Игорь не подумал о том, что отсутствие патронов - это признак недоверия к нему и страх получить пулю в спину. Ну откуда, откуда Скрипкин мог знать о появившейся у Игоря с недавних пор склонности к самоубийству. Акт лишения жизни, который был осознан и с треском провалился из-за предусмотрительности человека, вручившего ему этот пистолет, казался жалким и унизительным. Когда боек клацнул вхолостую, Игорь даже покраснел. Он не обращал внимания на оглушающе грохочущие в ночной тишине звуки выстрелов. В голове у него крутилась украденная у кого-то фраза: "Обречен на жизнь," и он с руками и ногами ушел в томительное, мучительное обсасывание этой проблемы.
Он вышел из машины, сжимая в руке пистолет, потому что не мог находиться в закрытом пространстве наедине со своей идеей о немедленной смерти, бесполезное оружие в данном случае только подчеркивало комичность ситуации, в которой он оказался.
На улице было еще хуже. Манящее далеким светом звезд небо укоризненно качнулось и, кажется, стало чуть выше, отодвинув свой купол от дерзкого безумца на безопасное расстояние. Разочарованно молчали кусты и деревья, листва их замерла, словно перед бурей аплодисментов, приготовив ладони, но вместо яркого трагического финала случился обыкновенный казус, и восторг вместе с ветром улетел неизвестно куда. Сверчки и всякая живность презрительно скрипели и посвитывали. Мир по-прежнему неценил своего героя, и Игорь очень отчетливо почувствовал, насколько он чужой, лишний для всего живого и мертвого в этой жизни. То-то бы все обрадовались, если бы пистолет все-таки оказался заряженным. Если все против него, отчего же он до сих пор жив?
Игорь прошел вдоль забора, остановился у открытых ворот. Прямо перед ним стоял автомобиль с включенным двигателем. Мотор работал тихо, устало и очень ровно, напоминая огромное спящее животное, страдающее астмой.
Скрипкина нигде видно не было. В доме горел свет. Игорь заметил разбитое окно, полуприкрытую входную дверь, и еще возле дома он увидел лежащих на земле людей. Возле машины также лежали два человека. В том, что все лежащие мертвы, Игорь не сомневался. Неужели судьба дала ему еще один шанс продлить свое жалкое существование только ради того, чтобы показать всех этих покойников и дом, мертвый дом, наполненный искусственным светом? Какой урок он должен вынести для себя после путешествия по этому царству мертвых?
У одного из лежащих в руке был телефон. Из безжизненной ладони заструилась, музыка и, озаряя мертвые пальцы, сиял зеленоватым светом включившийся монитор. Игорь подошел к убитому, забрал телефон и ответил на звонок.
- Алло, где ты? - послышалось в трубке.
- Здесь, - невозмутимо ответил Игорь.
- Узнал что-нибудь?
- Узнал, - во вздохом ответил Игорь.
- Ну, говори, чего молчишь? - раздраженно потребовал голос.
- Я чуть не умер только что, - доложил Игорь и замолчал, не зная, как выразить словами ужас своего безнадежного положения.
- И все?
- Здесь люди. Они мертвые, а я живой.
- Что это значит?
- Наверное, мне повезло, - вздохнул Игорь, он нисколько не сомневался, что его телефонный собеседник - Люцифер.
Он разжал ладонь, трубка, глухо стукнув, упала на землю. Игорь обошел дом вокруг. В саду он обнаружил четыре ямы. Лег в одну из них, вытянулся и, не мигая, уставился в небо. Сырой запах казался ему эталоном свежести. Он мог бы так лежать бесконечно долго, вдыхать аромат земли, смотреть на небо и больше ничего не делать, не пробовать, не совершать, не ошибаться, не мечтать.
По небу покатилась звезда. Она падала очень медленно. Игорь проследил весь ее путь. Вот онав спыхнула, как искра. Она горела очень ярко, значительно ярче других звезд, свет которых на ее фоне казался блеклым, утонувшим в легкой дымке тумана. Потом она начала падать. Нехотя катилась она среди своих тусклых собратьев, видимо никуда не торопилась или хотела дать им всем возможность полюбоваться своим ярким вызывающим светом. А потом она исчезла, утонула в небе, как брошенный в темную воду камешек.
Игорь выполз из могилы, отряхнул одежду и вернулся к парадному входу. Лежащие тут и там тела и царившая над всем этим бесконечным сном атмосфера спокойного оцепенения напомнили ему о его недавней фантазии. Тогда, на даче у Парфенова, он чувствовал себя единственным оставшимся в живых человеком, бродящим по земле, переходящим из дома в дом и втречающим на своем пути лишь море покойников. Отчего они умерли? Вселенская катастрофа? Страшная эпидемия? Массовое самоубийство?
Почему он выжил? В чем смысл?
Игорь услышал приглушенный хлопок, донесшийся из дома. Там стреляли.
Кто в кого?
Дверь со скрипом открылась, и он шагнул в ярко освещенное помещение. Здесь было еще три трупа. Игорь задрожал. Такого не может быть! Его фантазия вдруг становилась реальностью. Везде одни только мертвые, а он жив. На полу у стены он увидел початую бутылку пива. Проснулась жажда, на уровне рефлекса - ведь пиво пьют, когда хотят пить, почему же не может быть обратного хода: увидел пиво - возникла жажда. Неужели все вещи, созданные человеком, так взаимосвязаны с ним самим, с его существованием? Подняв бутылку, Игорь сделал несколько больших глотков. Пить ему все-таки хотелось.
***
Шплинт надеялся, что глаза его со временем привыкнут к темноте, и он сможет наконец осмотреться. Наверху, в доме, грохотали выстрелы, кто-то кричал, кто-то ругался, слышалась возня и шум, природу которого Шплинт определить не мог. Он сел на пол, прислонившись спиной к стенке. На всякий случай перезарядил пистолет и попытался расслабиться. Пусть повоюют без него. Разберутся, что к чему, постреляют друг в дружку, а там посмотрим. Может быть в пылу боя о нем забудут, и можно будет, когда все закончится, благополучно выбраться из этого подвала и незаметно смыться хоть пешком, хоть на машине - это неважно.
Глаза, как назло, не хотели привыкать к темноте. Очень ясно и отчетливо Шплинт по-прежнему видел лишь яркий прямоугольник света, падавший из комнаты через неприкрытую дверь на ступени и на пол. Скоро темнота съела и этот освещенный лоскут, погрузив подвал в кромешную тьму. Кто-то наверху выключил свет или прикрыл дверь в подвал. Какая разница! Пусть воют псы войны и крысы разборок, которые не успокаиваются, пока вдоволь не нахлебаются крови своих врагов. Интересно, собака с разукрашенной мордой еще жива? А Грызлов?
Шплинт заворочался на месте, устраиваясь поудобнее. Неровная стена, изобилующая острыми выступами, давила в спину, приходилось постоянно менять положение тела. Неожиданно для себя он уснул. Пистолет выпал из ослабевших пальцев. Шплинт так крепко спал, что не заметил, как свалился на пол, скользнув по стене, как поджал под себя ноги и положил руку под щеку. Снов не было, только черное забытье, прохладное, как стена в этом подвале.
Спал он недолго. От бетонного пола тянуло морозом, сначала замерзла нога, потом рука. Шплинт проснулся от ощущения холода, облепившего все его конечности, как студень. Он проснулся, но подниматься не спешил. Кроме него в подвале кто-то был. Он слышал шаги и голоса. Пистолета рядом не было. Поза, в которой лежал Шплинт, была очень удобна для сна, но не годилась для немедленного нападения или защиты. Если бы он лежал на спине, тогда другое дело, а так, на боку, с поджатой под себя ногой и с рукой под головой, да еще спиной к лестнице - более неблагоприятное положение трудно было себе представить. Его можно было брать практически голыми руками. Зачем он вообще проснулся? Издевательство какое-то! Шплинт был сторонником мгновенной смерти и непременно во сне, все другие варианты были ему глубоко несимпатичны, и он старался никогда не думать о чем-нибудь подобном. Но ничего не поделаешь. Он проснулся. За его спиной стоит некто. В этом доме у него нет друзей, как и вообще в этом мире. Все друзья вывелись, как перхоть, остались одни враги. У лестницы стоял враг. "Вольный стрелок", Грызлов, другой ублюдок, не имеет значения, хоть пес со светящейся мордой, главное - ничего нельзя сделать, сопротивление бессмысленно, пленных здесь не берут, значит, никаких альтернатив, только долгий путь по белому светящемуся коридору.
Шплинт не шевелился. Он все еще ничего не мог различить в темноте, ни предметов, ни очертаниЙ помещения, ничего другого не оставалось, как полностью обратиться в слух. Шаги, шаги, легкие шаги, дыхание, учащенное дыхание уставшего от бега человека. Шорох одежды, смачное сглатывание.
- Здесь есть кто-нибудь живой?
Нет, голос незнакомый. Чужак? Милиция? Почему в этом подвале должен быть кто-нибудь живой? Невзирая на то, что руки и ноги давно затекли и практически превратились в ледышки, Шплинт терпеливо сносил все неудобства, связанные с вынужденной позой эмбриона, выпавшего на цементный пол.
- Мы здесь.
А это еще кто?
- Где здесь? Тут темно. Справа или слева от лестницы?
- Слева. Кладовка. Там дверь, замок.
- Слева, слева. Ничего не видно. Я сейчас.
- Мы ждем. А вы кто?
Человек остановился на полпути к комнате.
- Еще не знаю, то ли ангел-спаситель, то ли смерть с косой.
Бред какой-то!
Еще два шага наверх, и снова остановка.
- Послушайте. Фамилия Обломов вам ничего не говорит?
Пауза. Какой Обломов? Что за хрень? Ресторан такой есть.
- Говорит. Он наш сын.
- Ваш? Вас что там, двое?
- Двое.
Человек, стоящий на лестнице, громко и весело рассмеялся.
Что тут смешного?
- Я сейчас прийду, фонарь возьму, и прийду. Ничего не бойтесь. Надо же, Обломов. Егор-Егор!
Шаги на леснице стихли. Незнакомец ушел в комнату. Шплинт воспользовался его отсутствием. Не торопясь, он выпрямился, затем, стараясь не делать резких движений, встал. Нога, на которой он лежал, совсем перестала слушаться, онемела и казалась протезом. Шплинт огляделся, но, как ни напрягал зрение, не смог разглядеть лежаший на полу пистолет. Неуклюже присев, он пошарил вокруг себя отекшими замерзшими, поэтому непослушными, словно чужими, руками. Одеревеневшие пальцы скользнули по холодной стали. Наконец-то!