Гра Максим : другие произведения.

Зажигалочка(глава 7)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Устали руки и ноги. Нет сил соображать. Но останавливаться нельзя. Смерть дышит в затылок. Ты понимаешь, на этот раз тебе не уйти. Но сдаваться пока рано...


   ЗАЖИГАЛОЧКА.
   Глава7.
   A HARD DAY'S NIGHT.
   Егор выскочил из переполненного автобуса как пробка из бутылки. Он и сам собирался сойти именно на этой остановке, но давление, созданное стиснутыми в узком пространстве автобуса многочисленными пассажирами, придало его выходу дополнительное, почти реактивное ускорение. Пробежав несколько метров по инерции и чуть было не споткнувшись о бордюр, он оглянулся, створки дверей дребезжали от натуги, но закрыться не могли, и вообще все механизмы этого общественного транспортного средства, казалось, работали из последних сил, на пределе, и только молчаливые пассажиры, не произнося ни звука, с портфелями и сумками, вжимались в плотную массу тех, кто был уже внутри, давили на них с упрямым усердием. После приобретения автомобиля Егор очень редко позволял себе роскошь сродниться с тысячами москвичей и нелегальных гостей столицы в салонах и вагонах, и стал уже забывать обо всех неудобствах, которые испытываешь, особенно вечером, когда основная масса работающих, отмотав рабочий день, стремится домой, и на пределе всех своих душевных и физических сил штурмует двери многострадальных автобусов и троллейбусов. От этой, воистину, борьбы за место под солнцем веяло военным романтизмом. Это когда участвовавшие и выжившие вспоминают об этом с гордостью, а те, кто был лишен этого удовольствия, тайно завидуют, хотя сами бы ни за что не согласились испытать подобное. Егор остался жив, видимо сказался многолетний боевой опыт, изрядно помятый и в прямом смысле слова подавленный, он смотрел, как створки двери наконец сомкнулись, и, покачиваясь, автобус отъехал от остановки. Вот вам и общественное, здесь очень трудно остаться человеком, надо быть прежде всего обществом, единым целым, чтобы пережить и на следующий день снова броситься под пресс, и так изо дня в день, всю жизнь.
   Егора совсем не тронул недавний инцидент, закончившийся угоном его авто. Из всего происшедшего с ним самым неприятным моментом было пробитое колесо. Он даже не почувствовал реальной угрозы для своей жизни - ни когда ему связывали руки, ни когда угрожали настоящим оружием. Он давно уже чувствовал себя персонажем какой-то игры. Он практически потерял самостоятельность, переходил с одного уровня на другой, зарабатывал или терял очки, управляемый кем-то находил выход из той или иной ситуации, опять же навязанной ему извне. Он по-прежнем не ждал ничего хорошего от сегодняшнего вечера, но понимать, что все решается помимо твоей воли, и в принципе выход всегда будет найден, было очень приятно.
   На данном этапе, после благополучного избавления от индивидуального транспортного средства, он должен отыскать в лабиринте огромного города своего приятеля. На всякий случай для экономии времени ему дана была подсказка. Следуя ей, он прошел через испытание автобусом, выжил и, без сомнения, готов пройти этот этап до конца, чтобы приступить к следующему.
   К счастью, долго искать не пришлось. Келдыш лежал на боку на скамейке, поджав ноги под себя. Егор узнал его сразу. Никогда раньше Келдыш не спал на скамейках, и поэтому Егор сразу заподозрил, что случилось что-то ужасное и непоправимое. То же самое заподозрил и проезжающий мимо наряд милиции. Когда Егор подбежал к лавке, у скрюченного тела Келдыша уже стояли два милиционера.
   - Ребята, ребята, это со мной, - выпалил Егор, втиснувшись между лавкой и блюстителями порядка.
   Он был окинут недоверчивым взглядом с головы до ног, к его дыханию внимательно принюхались, карманы вызвали особенно пристальное внимание. Но все было проделано очень быстро, буквально за доли секунды. Профессионельное чутье не признало в Егоре негативный элемент общества, но служба есть служба.
   - Документы?
   - Я сейчас, - Егор вынул из кармана водительское удостоверение.
   - Не твои, его документы.
   - У него их нет, - уверенно сказал Егор, зная отвратительную привычку своего друга всегда ходить без документов.
   - Чего он лежит?
   - Устал, спит, - Егору и самому хотелось, чтобы так и было на самом деле.
   - Спит?
   - Мы сейчас же домой. Вот и автобус.
   - Да какой автобус! Он же пьяный в дробадан.
   Один из милиционеров вежливо отодвинул Егора в сторону, ловко похлопал лежащего Келдыша по карманам и вдруг вытащил на свет паспорт. Этот факт обескуражил Егора окончательно. С его другом действительно что-то случилось.
   - Интересно! Значит, документов у него нет? А это значит не его документы? А чьи это документы?
   - Наверное его, раз они у него, - неуверенно предположил Егор.
   - Думаю, вам двоим прийдется проехать с нами.
   - А вы в какую сторону едете? - вырвалось у Егора.
   - Что? - не понял его вопроса милиционер и очень убедительно положил свою широкую сильную ладонь на рукоятку дубинки.
   - Забирай его, и катитесь отсюда, - неожиданно вмешался второй.
   - Ты чего, как это понимать? - первый даже обиделся.
   - Да ну их, поехали, - убеждал второй.
   - Ни куда я без них не поеду. У меня план горит. Если я всех пьяных буду домой отпускать, я без премии останусь. И в конце концов, это наша работа. Пьяный на лавке - типичное хулиганство. Здесь дети ходят, гости из заграницы гуляют. Москва - лицо России.
   - Да ладно, - второй отмахнулся, - этот же нормальный, - указал он на Егора. - Пусть едут. Документы у обоих в порядке.
   - А ты ему кто? - спросил первый у Егора.
   - Я - друг.
   - Друг? А почему он пьяный, а ты трезвый?
   Егор попытался подобрать нужные слова, чтобы объяснить ситуацию, и чтобы объяснение звучало хотя бы убедительно, но ничего толкового в голову не приходило. Вопросы милиционеров ставили его в тупик, отвечая, он тут же своими ответами давал повод для новых вопросов.
   - Чего молчишь?
   - Думаю, - медленно ответил Егор.
   - Вот в отделении и подумаешь. А может их сразу в вытрезвитель?
   - Зачем обоих? Этот же нормальный.
   - Ладно, нормального в отделение, а этого в вытрезвитель, - а затем уже обращаясь к Егору, - Бери его, так лучше будет. А то взяли моду жаловаться: превышение полномочий, неоправданное применение физической силы...
   - Я сейчас, - Егор склонился над Келдышем и некоторое время напряженно всматривался в лицо друга.
   Ему еще никогда не приходилось иметь дело с покойниками, но он был уверен, что сможет отличить лицо мертвого человека от спящего. Келдыш казался спящим, но дышал он как-то тихо и незаметно. Он не храпел и не сопел, ресницы его не вздрагивали, он был удивительно неподвижен. Егор все не решался коснуться его плеча, опасаясь, что прикосновение к окоченевшему телу он уже не сможет никогда забыть и будет ощущать его во сне каждую ночь, покрываясь холодным потом от страха. Милиционеры терпеливо ждали, стоя чуть поодаль, они внимательно следили за манипуляциями Егора, и им так не хотелось, чтобы этот в общем-то приличного вида молодой человек вдруг бросился бежать или начал оказывать сопротивление. Но на всякий случай они были готовы при малейшем намеке на попытку побега тут же броситься в погоню.
   Ни один мускул на лице Келдыша не дрогнул, но все же он выглядел слишком живым. Егор даже уловил легкий запах перегара, исходящий от него. Неужели это ему не снится? Его друга похитили, а затем позвонил этот псих и сообщил, что нашел Келдыша и готов доставить его в любое удобное время и место. Само по себе это было странно и неожиданно. Егор привык к сюрпризам, но не настолько. Звонивший так и не сказал, в каком состоянии он нашел Келдыша. Думать о худшем варианте не хотелось. Ясно было одно, если бы Келдыш в момент звонка мог говорить, он наверняка бы подал голос. Но Егор так его и не услышал. Он нашел его в непривычной позе, в непривычном месте, с документами в кармане, еще и выпившего, самое время растеряться и признать, что Егор Келдыша совсем не знает, хотя дружат они достаточно долго.
   - Тебе помочь? - раздался за спиной Егора голос одного из милиционеров.
   Егор вздохнул и тронул Келдыша за плечо, затем с силой толкнул, от чего тот чуть не свалился со скамьи. К великой радости Егора Келдыш ожил. Он резко сел и, не открывая глаз, сказал достаточно внятно.
   - Палец, - протянул вперед руку с выставленным мизинцем.
   Егор с облегчением вздохнул
   - Я вижу, - сказал он и, повернувшись к милиционерам, победно улыбнулся, мол, я же вам говорил, что все в порядке.
   Келдыш бессильно опустил руку и снова замер.
   - Келдыш, Келдыш, - ласково звал Егор.
   Милиционеры снова начали спорить. Один предлагал отпустить и Егора, и его друга, второй настаивал на их немедленном задержании.
   Келдыш разлепил веки и, пьяно уставившись в лицо Егора, некоторое время смотрел неотрывно, без всяких эмоций. Он словно бы продолжал спать, только
   теперь с открытыми глазами.
   - Это я - Егор, - подсказывал ему Егор, водя ладонью перед лицом Келдыша.
   Точно так же делают врачи, но никто толком не знает, зачем они это делают. Егор тоже не знал, хотя надеялся, что в какой-то момент стеклянный взгляд друга оживет и зрачки начнут следовать за ладонью.
   - Ну ладно, хватит, бери и тащи его, - скомандовал один из милиционеров.
   Егор взвалил себе на плечо Келдыша, тяжелого и неповоротливого как мешок картошки и не спеша потащил его к машине. Милиционеры услужливо распахнули дверцу и помогли уседить невменяемого на узкую лавку. Егор сел внутрь без посторонней помощи.
   Дальше произошло вот что: водитель еще издали узнал задержанных, их лица показались ему настолько знакомыми, что он мог бы поклясться в том, что видел их совсем недавно и при весьма приятных обстоятельствах. Он сосредоточился, наморщил лоб, но все никак не мог вспомнить, где и когда мог видеть этих ребят. И только когда грустное лицо Егора замаячило в небольшом окошке со стальными прутьями, водитель его узнал. Он радостно вскрикнул, дух захватило, и он долго не мог произнести ни слова, только глупо смеялся и издавал громкие резкие звуки, какие можно услышать разве что в зоопарке ночью. Старший группы не выходил из машины, он как бы прикрывал своих ребят и очень нервничал, наблюдая, как его бойцы карамельничают с молодыми алкоголиками, и когда дверь обезьянника громко хлопнула и послышалась возня задержанных, устраивающихся поудобнее, он практически перестал нервничать и крякнул, довольный результатом. Поведение водителя снова огорчило его, и начали даже появляться слабые подозрения в его профпригодности, но старший группы не любил делать скоропалительных выводов, он не спешил, присматривался, отчего в отделении прослыл человеком разумными опытным.
   - Что с тобой, Саша? - спокойно спросил он бьющегося в странной истерике водителя.
   Тут как раз подоспели два сотрудника, производившие задержание. Они были возбуждены, их принципиальные разногласия не нашли компромиса, поэтому тот, что предлагал отпустить ребят, чувствовал себя немного ущемленным. Сев в машину и стараясь не смотреть и не общаться друг с другом, они не обратили внимания на нетипичное поведение водителя и на беспокойный взгляд старшего.
   - Куда едем, в отделение или в вытрезвитель? - спросил один из спорщиков, обращаясь ко всем, но его оппонент точно знал, что это еще одна шпилька в его адрес.
   И тут водитель заговорил. Он перестал смеяться, звуки ночного зоопарка стихли, он хлопнул себя рукой по колену, щелкнул пальцами, как недобитый непман в кабаке, и сказал громко и радостно:
   - Мы едем к ближайшему банкомату. Я знаю тут один недалеко.
   Больше всех его реплике удивился Егор, который сразу подумал о дежа вю. Где-то когда-то что-то подобное в этом роде уже с ним происходило.
   - Объясни, - потребовал старший группы.
   - Это отличные ребята. С ними никогда проблем не бывает. Ну выпили, ну поспали на природе. Я уверен, они готовы искупить.
   - А! - до старшего стал доходить смысл сказанного водителем, понемногу он нашел объяснение его идиотскому поведению, вскрикам и смеху.
   Егор тоже все вспомнил и засмеялся. Ему было совсем не жаль денег.
   - Ну что, едем? - спросил старший у Егора.
   - Едем, - согласился Егор. Хорошо, что кредитка была с ним.
   Через полчаса все грехи перед обществом, перед гуляющими детьми и иностранными гостями столицы были искуплены полностью и по самому высокому курсу. Водитель, сумевший за два дня заработать неплохие деньги, предложил подвезти друзей домой, чтобы не искушать судьбу. Егор согласился. Келдыш был доставлен к дому Егора в целости и сохранности, его невменяемое состояние также осталось ненарушенным. Егор взвалил расслабленное тело друга на плечо и начал долгий мучительный подъем к своей квартире.

***

   Игорь не спешил выходить на улицу. Он стоял в коридоре возле открытого окна и курил. Взгляд его блуждал по стенам, по лицам и фигурам людей, быстро переходящих из одной комнаты в другую, громко хлопающих дверьми и производящих невообразимый шум и суматоху. Жизнь в студии "Топ-рекордз" кипела, и казалось, что к вечеру она текла более стремительно. Шла подготовка к ночной записи.
   Игорь сумел оторвать нужных ему людей от их насущных дел, но разговор с ними получился скомканный. В душе у него появился неприятный осадок, он как незванный гость явившийся в незнакомую компанию, чувствовал свою отчужденность и брошенность. Он знал, что эти люди - настоящие профессионалы, и больше всего их заботит результат работы, а не дружеские отношения с никому не известным музыкантом. Все это временно, скоро изменится отношение, и появится интерес, но это будет после, пока надо ждать и терпеливо сносить их невнимание и наивность.
   Игорь курил четвертую сигарету подряд. Из стоящей рядом огромной урны несло кислым зловонием, как из жерла потухшего вулкана. Над урной висела табличка: "Курить здесь!", и невольно взгляд Игоря упирался в эти два слова, и читая их снова и снова, он все курил и курил, словно на свете не осталось больше других мест, где можно курить свободно.
   Нужно было возвращаться домой. В принципе он был доволен результатом этой встречи. Главное, что сохранились его прежние, еще не законченные записи. Если со следующей недели они приступят к работе, старая пластинка будет готова уже через месяц. Все-таки процесс творчества захватывает человека целиком, глотает его с руками и ногами, внутри этого процесса бесконечный праздник, труд конечно великий, но и праздник. Предвкушение предстоящей работы избавило Игоря от гнета волнений, тревог и сомнений, ошибки и промахи забылись, пережитые опасности вспоминались как досадные мелочи, вроде укуса комара, казалось, что жизнь не имеет конца, и пока не спета последняя песня, она будет длиться и длиться.
   Игорь загасил сигарету, еще раз с отчаянной тоской посмотрел на табличку: "Курить здесь!" и пошел к широкой нарядной лестнице, застеленной огромной зеленой дорожкой.
   Выйдя на улицу, он направился к ближайшей станции метро. Пешком до нее было около получаса пути, на автобусе в три раза быстрее, но Игорю захотелось прогуляться, тем более, что вечер был теплым и спокойным, на небе уже зажглись первые звездочки, и идти, осененным их робким светом было приятно и романтично. Он совсем не смотрел по сторонам. Шел, глядя перед собой, погруженный в свои мысли, и не замечал, что его появление на улице заставило заволноваться некоторых людей, дежуривших уже больше часа перед входом в студию.
   Первыми вслед за Игорем направились Крис и Света. Следом за ними из подворотни выехал "Мерседес" с треснувшим лобовым стеклом и помятой крышей. Последними, ловко вырулив со стоянки, присоединились к слежке Тасс и Скрипкин.
   - Ты заметил, он стоял в подворотне. Номер записывай, - возбужденно давал указания Скрипкин. - Похоже, я знаю, кто может следить за нашим подопечным. Ну, ладно эти идиоты, которые не слушают мудрых советов, и ради принципов, съедаемые своим юношеским маскимализмом, готовы сдохнуть, но не уступить. Ты видишь? Он еще и девку с собой прихватил, честно, не удивлюсь, если где-то на другой стороне улицы в инвалидном кресле едет их раненная подруга. С этими-то все понятно, но зачем в это дело влезать таким серьезным людям? Номер записал? Проверь по картотеке своей.
   - Мне достаточно одного звонка, - уверенно сказал Тасс.
   - Держи телефон, - Скрипкин передал ему мобильный.
   Свету неожиданно захватило это преследование. Она не представляла себе, что на самом деле задумал Крис, но в ней слабой искоркой загорелся азарт, и она подчинялась только его неписанным законам, шла, увлеченная слежкой, не думая о последствиях, искренне веря в ум и силу Криса. Они держались на довольно большом расстоянии от спокойно шагающего Игоря, беспокоясь, что каким-то образом он сможет их заметить, узнать и выкинуть что-нибудь из ряда вон выходящее. Оба они знали и верили, что Игорь в экстремальной ситуации может быть непредсказуем. Кроме того, от поспешных шагов их удерживала уверенность в том, что Игорь держит пистолет при себе. Они шли за ним следом и молчали. Крис знал наверняка, куда направляется Игорь, и преследуя его, он лишь хотел убедиться, что тот благополучно сядет в метро, тогда они со Светой поймают такси и отправятся прямо к нему домой. Домашний адрес Игоря Крис раздобыл очень просто: сначала ему сказали его фамилию и номер телефона, а затем и адрес, и так выходило, что это не студия, а целое адресное бюро.
   Игорь все-таки оглянулся. Его что-то заинтересовало, вырвало из хаоса рассуждений и мечтаний, заставило повернуть голову. Может окрик, может смех, показавшийся очень знакомым, скрежет тормозов или звон трамвая, он и сам точно не мог сказать, зачем он сделал это. Оглянувшись, он продолжил свою неспешную прогулку, но вдруг внезапно остановился, и затем развернулся всем телом. Он узнал "Мерседес", тут же вспомнил все, что было связано у него с этой машиной. В груди поселился неприятный холодок, в горле тут же пересохло, и Игорь пустился бежать.
   Крис и Света не ожидали, что все произойдет именно так. Они были уверены, что он узнал их лица, несмотря на большое количество пешеходов, он увидел их, узнал, испугался, и главное теперь не дать ему уйти. Крис и Света побежали следом, причем очень быстро, изо всех сил, необходимо было срочно наверстать то расстояние, на которое они позволили ему удалиться во время слежки.
   Пассажиры "Мерседеса" были уверены, что Игорь их узнал. Особенно они не скрывались и считали, что теперь, когда он понял, с кем на самом деле он связался, от них он не скоро сможет избавиться. "Мерседес" значительно прибавил скорость и устремился вслед за убегающим Игорем. Свету и Криса пассажиры "Мерседеса" не заметили.
   - Вот и началось! - радостно вскрикнул Скрипкин, сильнее вдавливая педаль акселератора.
   - Это люди Рахмета. "Мерседес" числится за его ребятами, - докладывал
   Тасс. - Ничего интересного. Ничего нового. Бандиты, как бандиты. Контроль над рынками, супермаркетами и банками. Промышляют наркотой. Рахмет имеет также и вполне официальный бизнес. Несколько производственных фирм, делают всякую ерунду, также вкладывают деньги в шоу-бизнес. Похоже, Игорь его должник. Да, не повезло парню, влип он серьезно.
   - С ними надо встретиться, - заявил скрипкин.
   - С кем? - Тасса передернуло. Он еще не успел прийти в себя после "встречи" с господином Болдиным, а тут... Похоже Скрипкин решил всерьез почистить столицу от всякой нечисти. Ну и пусть. А при чем же тут Тасс? Он-то ведь не очень стремится к этому.
   - Я знаю, что они мне скажут, - продолжал Скрипкин, не упуская из виду черный "Мерседес", - но все равно. Есть подозрение, что и Рахмет участвует в этом деле. Только участвует он с другой стороны. События приобрели неожиданный оборот, что скажешь?
   Тасс пожал плечами:
   - То и скажу, что им нужен Игорь. Это их дела. Рахмет не любит, когда кто-то вмешивается. Я про него слышал много хорошего. Он не беспредельщик, человек с понятием. Он слишком стар и опытен, чтобы играть в эти детские игры с ограблением. Не его стиль.
   - Может ты с ним лично знаком? - усмехнулся Скрипкин.
   - Нет, не знаком. Но лезть к ним не надо.
   - Мне нужны деньги, им, видимо, тоже. Ты сам видишь, этой встречи не избежать.
   Тасс вздохнул и замолчал, его даже не испугала скорость, с которой Скрипкин преследовал черный "Мерседес", ловко лавируя между испуганными прохожими, он просто думал о последствиях предстоящей разборки с людьми Рахмета, и мысли эти были весомее, чем банальная боязнь больших скоростей.
   ***
   Господин Грызлов не страдал гигантоманией. Любовь ко всему приземистому, компактному, неброскому была одной из главных отличительных черт его характера. При этом жадным его назвать никто не мог. Грызлов был из тех, кто любил гулять широко и богато, без меры ел и пил, шумел в ресторанах, нанимал катера и арендовал целые санатории для своих проказ. Все гулянки заканчивались грандиозным мордобоем, порчей имущества, своего и чужого, а позднее широким жестом возмещения ущерба. После таких, прямо скажем, купеческих выходок он возвращался либо в свою однокомнатную квартиру в одном из престижных районов Москвы либо на дачу, больше похожую на охотничий сруб, затерянный где-то в дремучем лесу. Сам себя он называл человеком практичным. Он дорожил каждой минутой своей жизни, и чем веселее и роскошнее она проходила, тем спокойнее он себя чувствовал. Жить долго он не собирался, поэтому-то и не стремился обременять себя нелепыми по его мнению дорогими и престижными вещами.
   Всего лишь раз, в нарушение всех своих принципов, он неожиданно стал обладателем шикарного дома. Это произошло по нелепой случайности. На одной из своих шумных вечеринок, кажется это был день воздушно-десантных войск (Грызлов, вообще-то не десантник), устроил показательные бои без правил, в которых сам принял активное участие. До сих пор остается неясным, как на этой вечеринке оказался тот хлюпик-дизайнер, кто его пригласил? С кем он пришел? Дальнейшее разбирательство не внесло ясности. Но речь не об этом. Этот архитектор попал под горячие руки и ноги Грызлова, даже пытался сопротивляться с помощью стула, но был повержен и покалечен. Вообще-то ничего серьезного, так, сотрясение мозга и несколько переломов. В отличие от других участников импровизированного турнира, его в бессознательном состоянии увезла скорая. Грызлову стало жалко парня. Он навестил его в больнице. Юноша от денег отказался и уже успел написать заявление в милицию. Нехорошо в общем-то получилось. И тогда Грызлов, расчувствовавшись, что иногда с ним бывало, сказал: "Не хочешь денег брать просто так? Тогда заработай." К его удивлению парень согласился. И еще находясь в больнице он составил примерный план и смету строительства будущего дома. Грызлов даже не взглянул на проэкт, он просто вывалил необходимую сумму итут же забыл об этом случае. Но неожиданно через год юный дизайнер снова объявился с полным отчетом о выполненной им работе. Об этом больше не знал никто. Так получилось, что Грызлов приобрел себе убежище, сам того не желая. Дом был прекрасен во всех отношениях. Он был одноэтажный, со всеми удобствами, окруженный деревьями, и в целом соответствовал исповедуемым Грызловым принципам. Этот дом Грызлов берег на самый крайний случай. Здесь он мог отсидеться некоторое время и чувствовать себя в некоторой безопасности. И вот неожиданно он пригодился. Здесь он собирался прятаться ближайшую неделю, именно сюда он пригласил "вольных стрелков" для расчета, уверенный, что они уже больше никогда никому не расскажут об этом тайном убежище.
   За домом был сад, в котором были вырыты три могилы, где должны были найти последнее пристанище трое из команды "вольных стрелков".
   Грызлов ждал их визита. Пил только пиво, чтобы оставаться в форме и в любой момент быть готовым к неожиданностям. Верные ему люди заняли ранее оговоренные позиции и теперь ждали только команды открыть огонь.
   "Вольные стрелки" прибыли точно в назначенный час. Их было трое, как и договаривались. Прогромыхав по сонным улицам тихого дачного поселка своими мотоциклами, задымив весь двор Грызловского дома, они в сопровождении пса с раскрашенной мордой сошли на землю. Включился счетчик, отсчитывающий отмерянные им последние часы жизни.
   - С собакой нельзя, - вдруг заартачился один из людей Грызлова.
   - Музей, что ли? - нагло поинтересовался гер-главарь.
   - Кунтс-камера, - отозвался вышедший встретить дорогих гостей сам хозяин дома. - Пусть идут с собакой. Кучи сами за ней убирать будете, - добавил он, обращаясь к "стрелкам".
   Когда Грызлов с приглашенными вошли в дом, охранник сплюнул в сторону и пробормотал: "Теперь четвертую яму копать."
   Грызлова беспокоило упрямое молчание Болдина. Его компаньон не брал мобильный, в клубе также не объявлялся и вообще вел себя слишком странно. Складывалось такое впечатление, что он провел собственное дознание и разыскал украденные деньги. Теперь он, наверное, попивал коньяк и ржал как конь над нерасторопностью Грызлова. Если это было так, тогда для окончательного их разрыва и последующего уничтожения Грызлова, как компаньона, ему необходимо сделать один лишь звонок и рассказать одну из сказочек об их суровом сотрудничестве, о коварстве Грызлова, о его замыслах и, естественно, о себе, любимом и благородном, сумевшем вовремя среагировать и предотвратить беспредел. Болдин, конечно, сволочь и старый козел или старая сволочь и козел, или сволочной козел, как говорится, от перемены мест слагаемых..., он хитрый, точно хитрый, но он не подлец. Грызлов был в этом уверен. Он в принципе допускал, что сработал плохо, и Болдин мог обскакать его и с грабителями, и с деньгами, мог даже успеть доложить об этом "папе" и сознательно держать Грызлова в неведении, мучать его, пытать сознанием собственной неполноценности и неспособности выпутываться из сложной ситуации. Как всякий жесткий человек, Болдин любил преподать урок сопливому несмышленышу. Только одной вещи он не мог сделать - начать собственную игру за спиной Грызлова. За все время их совместной деятельности у каждого из компаньонов была масса возможностей до смерти насолить друг другу, но ни одна из них не была реализована. Плохой мир лучше хорошей войны. Замышляя свой дерзкий план, Грызлов преследовал самую банальную цель - он хотел немного разжиться деньгами, получить наличку в обход бухгалтерии, на карманные расходы. Он и не хотел никого подставлять, это только потом, после случая на даче у Болдина, он понял, что хочет проучить этого стареющего гиббона и первым возвестить о том, что деньги найдены.
   Родители глупого Обломова томились сейчас в подвале, а их нерадивый сынок может быть уже выложил все Болдину и лежит теперь где-нибудь мертвый. Болдин может это сделать. Ему кокнуть человека ничего не стоит. Почему же Грызлов так нервничает? Он уверен, что Болдин при всей своей жесткости не желает его скорой смерти, почему же он так боится своего компаньона, который то и дело жалуется на здоровье и хватается за сердце? Неужели все из-за телефона, который молчит? Или может он наконец понял, что его план не удался? Да что там! Его план с треском провалился. Он нанял "вольных стрелков", продумал и проанализировал, казалось, все возможные варианты. Грабители сделали все по-своему. Они разрушили ровную цепочку событий, прогноз не сбылся, впрочем, как всегда. Денег нет, грабителей нет, Болдина нет, Шплинта и Пети нет, уверенности нет, завтрашнего дня - нет! А что же есть? Очень своевременный вопрос. Есть два перепуганных старика, сидящих в подвале среди всякого хлама и строительного мусора, есть имя, фамилия, описание Облмова - одного из грабителей, и есть еще "вольные стрелки", замучившие своими допросами или Петю, или Шплинта. Этого очень много для следствия, но очень мало для пользы дела. Грызлов, конечно, храбрился и убеждал себя в том, что он поступает правильно, но снова и снова у него в мозгу возникали назойливые мысли о бессмысленности всего, что он затеял. Обломов может плюнуть на своих родителей и смыться с деньгами. Никто ведь не знает, какие у них были отношения в семье. Он может сейчас пьет шампанское, сидя в кресле самолета. Болдин при всех своих положительных, точнее сказать, правильных принципах, мог и выкинуть что-нибудь этакое. Бес в ребро. Деньги могли взять Шплинт и Петя, и уж конечно их могли взять "вольные стрелки".
   Грызлов мучился и пил пиво, но пиво не спасало. День прошел, еще один день, а у него по-прежнему нет денег, и теперь он точно не знает, как ему поступить. Он убъет "стрелков". Зачем? Зачем из убивать? Он все-таки надеялся, что, видя приближающуюся смерть, люди становятся очень откровенными. Сегодня вечером он будет наблюдать, как умирают три человека, никчемных бесполезных человечишка, мусор, мешающий остальным нормально жить. Он будет слушать их откровенность, будет не верить, отворачиваться, уходить, снова возвращаться, чтобы увидеть в их гаснущих глазах, как предсмертную подпись, последний веский взгляд, искру истины.
   Грызлов прошел со своими гостями в просторный зал. Дизайнер-архитектор знал свое дело, жаль только, что хозяин дома никогда не сможет по достоинству оценить талант великого, но молодого мастера.
   Снаружи дом казался приземистым, небольшим. Со стоящими рядом трехэтажными домиками, поражающими своими хитрыми фасадами, он вообще выглядел убого и бедно. Прячущаяся в листве высоких деревьев крыша больше походила на крышу конюшни какого-нибудь богатого конезаводчика. Зато внутри вас просто разрывало на части, тянуло ваше тело по углам, нишам и закоулкам открытое до безобразия пространство. Словно в заколдованном дворце, нарушая земные законы, во все стороны от стены до стены была такая даль, как поле, и ближайшая дверь была так далеко, что казалось, бежать к ней нужно очень долго. Что там нахимичил дизайнер, какие силы он призвал себе в помощь, кто вдохновлял его при строительстве этого дома, можно лишь предполагать.
   Грызлов успел обжиться в этих "хоромах", и он очень быстро убедился, что огромное открытое пространство - это лишь обман зрения. До ближайшей двери каких-нибудь три-четыре шага, и вообще, домик так себе. Обилие ниш и закоулков раздражало поначалу, но после оказалось, что и к этому можно легко привыкнуть.
   Он даже ожидал, что "вольные стрелки", переступив порог этого дома, растеряются, и он сможет эффект искривленного пространства использовать в корыстных целях. Вопреки его ожиданиям гости остались равнодушными, даже скучающими. Их уже ничто на этой земле не могло удивить, и тем более поразить, заставить смутиться или испугаться. Даже их бультерьер не остановился и не осмотрелся. Вслед за хозяевами, он, как и подобает псу, высоко задрав морду, гордо ковылял на коротких сильных лапах. Разве что глаза его стали совсем маленькие, как две черные пуговицы, пришитые к плюшевой морде.
   Ну чтож, усмехнулся про себя Грызлов, перед смертью у них была уникальная возможность удивиться хоть чему-нибудь. Умрут они так, как и жили, скучно и грязно.
   Грызлов успел притащить в свой дом кое-какую мебель. Кроватей было маловато, для своих людей он купил самые простые раскладушки, что впрочем их нисколько не обидело. Лучше на жесткой раскладушке, чем в мягкой земле.
   - Ну что, я жду вашего рассказа, - с улыбкой нарушил молчание Грызлов, жестом приглашая "вольных стрелков" садиться и устраиваться поудобнее.
   Очевидно, в их планы не входило затягивать свой визит. Они стали треугольником. Вперед вышел гер-главарь, который, видимо, выбрал себе роль парламентера. Двое других стояли за его спиной. Один стоял к Грызлову боком и совсем не смотрел в его сторону. Другой, тот, что был с собакой, перебросил поводок в левую руку, отчего преданный пес, усевшийся и вытянувший вперед странно прямые лапы, был полностью скрыт от взгляда Грызлова телом стоящего перед ним предводителя.
   - Мы пришли за расчетом, - отрезал гер-главарь.
   - Разве я отказываюсь. Ты разве услышал, что я сказал: никакого расчета не будет? Мое правило вы знаете: работа - оплата. Все очень просто. Если вы сделали работу, значит я сделаю то, что обещал. Я человек серьезный. Если и были между нами всякие там недомолвки и недопонимание, то, как говорят, господа бизнесмены, это рабочие моменты. Ну, теперь поподробнее.
   - Что именно тебя интересует?
   - Меня интересует, что вам сказал мой приятель перед смертью. Я дал вам адрес. Вы туда пришли, и ...
   - Мы сделали все по плану. Он начал отстреливаться, ранил несколько наших.
   - Родина их не забудет, - не удержался Грызлов.
   Гер-галварь промолчал, он выдержал паузу, чтобы дать понять Грызлову, что его шутка была действительно глупой, а затем продолжил:
   - Он был в наших руках. Никакого второго там не было. Этот был один. Мы его взяли и увезли к себе.
   - Не надо этих подробностей, говори по сути. Мне интересно, что он вам рассказал.
   - Он сказал, что действительно он с приятелем должен был ждать в переулке, когда им передадут деньги. У него отставали часы, поэтому приехали они на час позже. И еще, у них в машине была какая-то баба.
   - Стервецы, - Грызлов разозлился, - я так и знал. Я знал, что на них нельзя положиться. Тоже мне профессионалы. А эту отмазку насчет часов я уже проходил, когда учился в первом классе. Значит, лохонулись. Очень хорошо! И денег у них,естественно, нет?
   - Естественно.
   - Ну конечно, какой же дурак будет торчать целый час в переулке ночью с сумкой на плече, полной краденных денег. Они идиоты! Они все провалили. Все! Боже, в этом мире ни на кого нельзя положиться. Ну я еще понимаю из корысти. Пусть бы лучше украли деньги, а после рассказывали такие сказки. Но я уверен, черт возьми, на сто процентов я уверен, что все было именно так, как он говорил. Конечно, часы отставали, прихватили бабу, выпили и забыли на хрен обо всем на свете. Ублюдки! Он что-нибудь еще сказал перед тем, как умереть?
   - Это и все.
   - А он сказал, где второй?
   - Ушел с бабой.
   - Что-о-о? - Грызлов так долго тянул букву "о", что бультерьер аж привстал, видимо почуяв в человеческой интонации что-то собачье.
   - Денег у них нет, - уверенно заявил гер-главарь, - если бы они их взяли, он бы рассказал. Ему было очень больно.
   - Да хрен с ним! - отмахнулся Грызлов.
   Почему-то он решил, что с бабой ушел Петя, он всегда недолюбливал этого молчуна с ангельским личиком. Значит, "вольные стрелки" пытали Шплинта, но тот парень крепкий. Если все, что они говорят, правда, а как это ни грустно, это очень похоже на правду, денег им все-таки не передали. Шплинт умер. Петя где-то с бабой, а родители Обломова сидят в подвале и ждут избавления. Деньги остались у грабителей - это ясно, и теперь Грызлову не осталось ничего другого, как надеяться, что у современной молодежи, какой бы гадостью ни была забита голова, еще сильны сыновние чувства и жива любовь. Если это не так, тогда кроме разочарования в молодом поколении Грызлову грозит другая более весомая неприятность: он разочаруется в самом себе. Для самолюбивого человека нет ничего хуже, чем обнаружить веские доказательства собственной несостоятельности.
   Некоторое время он замер в раздумьях. "Вольные стрелки", не нарушая повисшего молчания, терпеливо ждали, когда им наконец заплатят. Один лишь бультерьер, чуждый всякой солидарности с человеческими особями, сосредоточенно клацая зубами, пытался выловить у себя на задней лапе назойливую блоху. Грызлову тяжко было осознавать, что все неудачи связаны с его неправильными расчетами и решениями. И "вольные стрелки", и Шплинт, и грабители были частью его плана, поэтому винить во всем нужно прежде всего себя и свою самонадеянность. Болдин исчез. Кокнул несчастного Бориса и растворился в мутном дыме тлеющих торфяных болот. Когда теперь он отзовется, и отзовется ли вообще? "Папа" проводит собственное расследование и, в первую очередь, подозревает их, главных владельцев клуба. Но ему не составит труда копнуть немного глубже. "Вольных стрелков" наверняка видели у черного хода клуба. Эти ребята не будут молчать. Сколько бы им сейчас не заплатил Грызлов, никакое вознаграждение в денежном эквиваленте не сделает их преданнее. Это обячная сделка. Так и грызлов говорит: работа - оплата. И все. Дальше никаких обязательств. Не брать же с них подписку о неразглашении. Поэтому их надо уничтожить. Кроме прочего, это поможет ему избавиться от комплекса вины перед самим собой. Вместе с ними уйдет в небытие и его замысел обскакать Болдина, и вообще потеряет смысл и свое значение их преступный сговор. Пока деньги у грабителей, пока Шплинт (царство ему небесное) и "вольные стрелки" (царство им небесное) будут молчать, а в этом нет никаких сомнений, они будут молчать, им с Болдиным беспокоиться особенно не о чем, ни одна улика не укажет на их причастность к ограблению. И вроде бы все хорошо и правильно, но есть еще "механик" - мифическая личность, следствие, суд и палач в одном лице. Кто знает, как далеко ему удалось продвинуться в собственном расследовании? Как бы там ни было, с этими тремя придурками нужно кончать. Проблема может возникнуть только с собакой.
   Бультерьер словно почувствовал, что кто-то из присутствующих думает о нем, перестал чесаться и, вытянув морду вверх, принюхался.
   - Что еще ты хочешь узнать? - прервал затянувшееся молчание гер-главарь.
   - Мы сработали на совесть. Пока не нашлось ни одного человека, который мог бы обвинить нас в плохо выполненной работе. Мы действовали строго по плану, соглавно твоих указаний. нашей вины нет в том, что все так получилось. Я думаю, настало время для расчета.
   Грызлов посмотрел на него удивленным взглядом, словно не понимая, о чем речь и каким образом сказанные слова относятся именно к нему. Пришло время для расчета. Не слишком ли они торопят события? После они умрут. Куда же они спешат?
   - Кит, неси деньги, - позвал Грызлов.
   Эта была условная фраза, что-то вроде: " На старт. Внимание". Люди Грызлова все это время были в доме, в этой же самой комнате и ждали сигнала открыть огонь. Также несколько человек были на улице, они прикрывали окна и входную дверь на случай, если кому-нибудь из "стрелков" повезет выскользнуть из мясорубки. Двое стояли за дверью в комнату, задуманную архитектором как спальню. У одного из них был в руках кейс с вмонтированной в ручку небольшой гранатой, взрыв которой должен будет деморализовать противника. Кит войдет в комнату, поставит дипломат перед гостями, и отойдет к Грызлову. Его широкая спина будет служить щитом. Более надежного укрытия Грызлов придумать не смог, кроме того он не собирался упускать возможность в очередной раз проверить беззаветную преданность своих людей и воспитанную в них, самим Грызловым готовность к самопожертвованию. Дальше должна будет прозвучать фраза: "Вот и расчет," - это сигнал к началу стрельбы. Больше всего Грызлова беспокоила собака. Массивный кожанный ошейник, болтавшийся у той на шее, мог содержать небольшую бомбу.
   Услышав команду, люди Грызлова приготовились к действию - совсем скоро им предстояло поработать на славу. Никто из визитеров не должен уйти из этой комнаты живым. Главное без паники, а то и своих положить можно за компанию.
   Кит с невозмутимым лицом вошел в зал. Он поставил перед герром-главарем дипломат и отошел. Грызлов оказался закрытым его широкой спиной. В руке Кит сжимал небольшой пультик дистанционного управления бомбой, спрятанной в ручку кейса. Теперь очередь за Грызловым. Вот сейчас он произнесет, как заклинание банальную фразу и на несчастных анархистов посыпяться веселые свинцовые циллиндрики. Но он отчего-то медлил. Молчание несколько затянулось.
   Герр-главарь смотрел на стоящий перед ним кейс и не делал никаких движений. Он был уверен, что это ловушка, но еще не решил, как ему поступить. Бультерьер, задрав голову вверх, протяжно и низко завыл.
   Ожил телефон. Грызлов ответил на звонок. Звонил Шплинт. И конечно, он звонил не стого света.
   - Кит, унеси, - вдруг приказал Грызлов.
   Ничего не понимающий Кит подобрал с пола кейс и вышел из комнаты, вернувшись на исходную позицию. Неожиданно собака перестала выть. Переговорив со Шплинтом, Грызлов воспрял духом.
   - Так говорите, часы отставали? - ухмыляясь, обратился он к "вольным стрелкам". - А знаете, кто сейчас звонил? Это звонил он, тот самый, которого вы замучили до смерти. Сейчас он будет здесь. С деньгами.
   - Ты знаешь, отчего только что собака выла? - невозмутимо заговорил герр-главарь. - Она натаскана на запах тротила. Что было в кейсе?
   - Деньги, - усмехнувшись, ответил Грызлов.
   - Мы не уйдем отсюда, пока не получим всю причитающуюся сумму, - с с расстановкой произнес герр-главарь.
   В этот момент в руке каждого из троицы появилось по пистолету.
   - Не надо с нами играть.
   - Я не играю с вами. Все-таки устраивайтесь поудобнее. Я не заплачу вам, пока не пообщаюсь с вашим покойником. Вам это тоже будет интересно. Оружие можете не прятать, если вам так удобнее. Выпить я вам не предлагаю, так как знаю наверняка, что вы откажетесь. Собачего корма для вашего волкодава у меня нет.
   Не обращая внимания на направленные на него стволы, он вошел в спальню, где прятался Кит.
   "Вольные стрелки" остались одни. Стоять посреди комнаты было неудобно, и кроме того, они порядком устали. Поразмыслив, они расположились у окна, при этом кресла расставили таким образом, чтобы в случае чего оказать сопротивление и еще успеть уйти через окно.
   Грызлов вернулся в зал. В руке у него было четыре бутылки пива. Посмотрев на расположение "стрелков", он усмехнулся, хотя про себя отметил, что с точки зрения опытного бойца, они заняли одну из наиболее выгодных позиций.
   - Пива? - предложил он им.
   - Сколько ждать? - вопросом на вопрос ответил герр-главарь.
   - По паре бутылочек выпить успеем, - пытаясь держаться весело и непринужденно, ответил Грызлов.
   Он сел напротив окна рядом с застывшими в напряженном ожидании гостями.
   - Пиво не отравлено. Если не верите, могу сделать по глотку из каждой бутылки, - пошутил он, поставив три бутылки с пивом возле спокойно сидящей собаки. - Видите, ваш Баскервиль не воет, мин нет.
   "Вольные стрелки" к пиву не притронулись. Грызлов открыл свою бутылку с помощью пистолета и, прихлебывая из горлышка горьковатый ароматный напиток, ждал, когда к нему заявится Шплинт. Шплинт везет деньги. Это очень кстати. В конце концов, может все не так уж плохо.
   В саду двое людей, сняв пиджаки, копали четвертую могилу, предназначенную для Шплинта. Труп собаки было решено похоронить с кем-нибудь из убитых. Не копать же ей отдельную могилку.
   ***
   Егор знал множество способов напиться, но не знал ни одного способа быстрого отрезвления. Кипучие термоядерные смеси, тяжелые, как ртуть и обжигающие, как жидкий азот, полученные опытным путем, рецепты которых скачут как блохи из одной безумной головы в другую, были давно ему известны, опробованы и доказали свою убийственную силу. К подобной механике потребления алкоголя их компания прибегала лишь в редких случаях. И применение их всегда было оправдано обстоятельствами: если было мало выпивки, если опоздавший желал мгновенно достичь состояния, в котором уже пребывали собутяльники, если было очень хреново на душе и доводы рассудка не спасали, если просто хотелось напиться без предисловия.
   Но за всю свою жизнь ему не пришлось столкнуться с таким человеком, который бы в разгар веселья попросил бы отрезвить его в одно мгновение. Это же кощунство! Хочешь быть трезвым - не пей! Если уж пьешь, зачем тогда трезветь?
   Однако Келдыш ему нужен был трезвым. За его неожиданное спасение стоило бы выпить, и Егор в глубине души простил своему другу эту слабость. Келдыш напился, сам, один, как заправский алкоголик, до стстояния нового веника, который невозможно поставить ровно и который валится то в одну, то в другую сторону.
   В квартире у Егора был самый настоящий бардак. Вещи валялись в таком немыслимом беспорядке, что при виде этой картины на ум сразу приходила мысль о существовании полтергейста. Но Егор знал виновника этого беспорядка. Все равно вид выпотрошенных шкафов, ниш, антресолей и тумбочек, и пола, сплошь заваленного их содержимым заставил его содрогнуться. Егор сбросил с плеча руку окончательно размякшего Келдыша и с тоской принялся осматривать результаты своих поисков отцовского ружья. Потерявший опору Келдыш с грохотом рухнул на пол. За все это время он так и не проснулся. Егор подобрал несколько вещей, хотел положить их в шкаф, но по пути споткнулся о кипу кассет, наступил на неровную горку из книг, чертыхнулся, отбросил в сторону свитера, что держал в руках, и отправился на балкон. Это было единственное место, где ураган не бушевал, и беспорядок, царивший здесь, имел давнюю историю и превратился в своего рода порядок.
   Постепенно радость, которую он испытал при виде своего друга живыми здоровым, куда-то исчезла, словно с Келдышем ничего и не происходило, словно он проспал там в коридоре со вчерашней ночи. Егор облокотился на балконные перила. Ему было страшно. Ледяной холод ужаса скользнул по его внутренностям, подбираясь к горлу и сковывая морозом все, что попадалось у него на пути. От страха могут замерзнуть и сердце, и легкие, а потом они могут остановятся. Кто тогда спасет родителей Егора? Пьяный Келдыш?
   Егор вернулся в квартиру. Тупо все, очень тупо! Он склонился над спящим другом. Зачем они взяли ту проклятую сумку, набитую куклами? Егор вспомнил по крайней мере три способа приведения пьяного в чувства.Он не знал, где он мог слышать о них раньше. Может в кино видел? Один способ - быстро и сильно потереть уши пьяного, кажется так делают врачи и милиционеры.
   Зачем он пытался убить тех двух бандитов? Ведь если бы не этот псих, который непонятно каким чудом вытащил Келдыша на свет божий, его друга или убили, или долго мучали, чтобы проучить Егора.
   Второй способ - вода, точнее холодная вода. Все что угодно, душ, ванна, просто из ведра прямо на голову.
   Зачем он неизвестно кому отдал свою машину и сумку, полную изготовленных собственными руками вот на этой самой кухне кукол?
   Третий способ был вообще из разряда мифов народов мира. Для пьяного готовили смесь состоящую из очень крепкого спиртного напитка, яиц и кучи острых специй, которую пострадавший должен выпить залпом.
   Все это хорошо, и что теперь, теперь, когда нет оружия, нет денег, нет машины?
   Егор усадил Келдыша, прислонив спиной к стене. Затем, передумав, уложил друга на спину и тут же начал тщательно и безжалостно терзать его уши. Келдыш открыл глаза, внимательно посмотрел на Егора и произнес очень трезвым голосом:
   - Ты что делаешь?
   Егор запыхался и устал, но он не знал, как долго нужно тереть уши реанимируемого. Чем дольше, тем лучше, уж покрайней мере хуже не будет. Келдыш вдруг вырвался и сел. Егор внимательно наблюдал за ним, но не мог определить, достигнут ли желаемый эффект. Келдыш говорил и смотрел по сторонам довольно осмысленно, но встать на ноги не решался.
   - Ты что со мной делаешь? Почему я на полу? Ты спятил, Егор. Егор?
   Егор?! Егор!!! - Келдыш вдруг бросился обнимать Егора. - Егорушка, друг,
   Егорчик, - бормотал он, и Егору на миг показалось, что Келдыш целует его в щеку.
   - Да ну тебя, - Егор освободился от пьяных объятий.
   - Это ты, ты, я не верю своим глазам. Спасибо, боже! Спасибо, Будда, спасибо, Аллах, спасибо, Вишну, - бормотал заплетающимся языком Келдыш, усердно стирая со щек катившиеся слезы. - Я жив. Я жив! Я их всех просил, всех. Ты понимаешь, Егор, бывают в жизни такие ситуации, когда надеяться больше не на кого. Я надеялся на них. Может быть я и переборщил, обращаясь ко всем сразу. Я просто перестраховался. Жить охота, просто мочи нет. Они мне помогли. Все помогли. Пить брошу. Я им всем обещал, что пить брошу.
   - Значит, тебя спас Аллах, - резюмировал Егор.
   - Почему? Объясни.
   - Мусульмане не пьют. Бросишь пить - будешь хорошим мусульманином.
   - Не пьют? А как же они балдеют? В чем же кайф?
   Келдыш не мог подняться, но трещал без умолку. Массаж ушей вернул ему голос, но и только. Егор видел, что глаза его друга снова посоловели и веки то и дело безвольно захлопывались. Настало время закрепить отрезвляющий эффект. Егор поволок Келдыша в ванную. Он включил холодную воду и терпеливо ждал, пока ванна наполнится, между тем слушая болтовню Келдыша и внутренне содрогаясь от ужаса.
   - Слышь, он мне и говорит, - лепетал тот. При виде наполняющейся ванны, у него проснулся инстинкт раздевания, и он с усилием пытался стащить футболку через голову, но запутался. Однако попыток обнажиться не оставил. - Говорит, Келдыш, ты смелый парень. Таких как ты единицы. Егор твой - негодяй, не привез денег, и ты теперь ответишь за его глупость. Говорит, умных людей не бывает. Умные - это те, кто ловко скрывают свою глупость и заставляют окружающих чувствовать себя еще глупее. Это он мне говорит. Ты слышишь?
   - Слышу, слышу, - отозвался Егор. Он автоматически окунул руку в воду и тут же отдернул. Вода была ледяной. Просто чудо! Летом в Москве из крана течет ледяная вода!
   - Он мне говорит, ты слышишь? Я, говорит, тебя уважаю, ты, Келдыш, мужик, мужик что надо. И Егор, говорит, тоже мужик, но глупый. Ты слышишь, он тебя глупым назвал, - Келдыш умудрился стащить с себя футболку и теперь принялся выбираться из штанов. - Я мужик, он это сказал. А раз я мужик, я должен его понять. Он ведь зла мне совсем не желал, он хотел проучить тебя. Ты ведь сделал все не так, как он просил. Почему ты сделал все не так, а, Егор?
   - Потом расскажу.
   Егор помог Келдышу снять штаны. Затем с трудом поставил его на подгибающиеся ноги, размышляя, стоит ли стаскивать трусы.
   - И тогда он мне говорит: калечить тебя не буду, бить тоже, но наказать Егора надо так, чтобы он понял, что все это не шутки. Говорит, выбирай или ухо, или палец. Понимаешь? Он хотел, чтобы я выбрал то, что мне больше нужно, чем я больше дорожу. Ухо или палец? Ножик достал такой здоровый. Подумай, говорит, хорошенько. Ухо или палец? Представляешь, я не мог сразу выбрать. И знаешь почему? Потому что и ухо,. и палец были моими. Не чьими-то, а моими собственными. Я не мог выбрать. Он, главное, и не торопил вовсе. Бутылку бах передо мной. Анестезия говорит. Я эту водку выпил вот так сразу. Всю бутылку до дна, одним махом. Хорошая была водка, легко пошла. Жалко мне уха, и пальца жалко. Тогда я начал молиться, а потом вырубился, и тут ты, а я выбирал все и выбирал.
   - Выбрал?
   - Да, палец, - вздохнув, ответил Келдыш и показал Егору мизинец.
   Егор толкнул друга в ванну, и пока тот, воя во все горло, барахтался в ледяной воде, он взял душ и принялся старательно поливать голову Келдыша. Первый шок от холода быстро прошел, Келдыш сидел в ванной и отмокал. Больше он ничего не сказал.
   - Ты как? - поинтересовался Егор, отведя душ в сторону.
   - Может надо было выбрать ухо? - задумчиво спросил Келдыш, не поднимая головы.
   Егор завинтил кран и подал Келдышу полотенце. Впереди третий этап. Для окончательного отрезвления необходимо было сделать чудо-коктейль. Келдыш выполз из ванны. Покачиваясь, но все же удерживая равновесие, он тщательно вытирался. Егор гремел на кухне посудой. Через три минуты коктейль был готов. Закутанный в махровый халат, Келдыш и это испытание перенес с достоинством. Он даже хотел произнести тост, но передумал и просто выпил залпом гремучую смесь.
   - А теперь кофе,- сказал Егор, убедившись, что рвотные спазмы у Келдыша прошли, и теперь тошнить его уже не будет.
   От опьянения, казалось, не осталось и следа. Руки, конечно, дрожали, и во рту было сухо, однако, самое славное то, что Келдыш мог довольно сносно соображать.
   - Что нужно лизнуть сзади, чтобы погладить спереди? - спросил Егор, чтобы убедиться, что с соображалкой у друга все в порядке.
   - Марку, - вяло отозвался Келдыш. Кофе источал запах горелой резины и был отвратительно безвкусен, но расстраивать Егора не хотелось. - Что случилось? - спросил он, только теперь заметив, что с другом что-то не так. - Все ведь закончилось благополучно.
   - Еще ничего не закончилось! - закричал Егор. - Я не знаю, что мне делать! Как поступить? Я на грани! Тупо все, тупо!
   От его крика Келдыш как-то сник. Егор вдруг осознал, что его друг не все знает. Про родителей он точно не в курсе. Но больше всего Егор злился на себя, поэтому кричал, выплевывая давившую его изнутри безнадегу. На чудо уповать бессмысленно. Келдыш спасен, но к его спасению Егор не имеет никакого отношения, зато к похищению - самое прямое.
   - Они забрали папу и маму, - тихо сказал он.
   - Куда?- не понял Келдыш.
   - Не знаю, - Егор пожал плечами.
   - Кто они?
   - Не знаю, не знаю, не знаю, не знаю, - Егор резко встал с табурета и выплеснул недопитый кофе в раковину. Затем принялся тщательно мыть чашку и не прекратил этого занятия даже после того, как она засияла чистотой.
   - Что вообще происходит? - осторожно поинтересовался Келдыш, безропотно прихлебывая черный горький кофе.
   - Они звонят. Говорят куда принести деньги. Денег - нет. В банке мне денег не дали. Я сделал куклы, у меня их украли. Нет, не спрашивай, ни о чем не спрашивай. Я тебе отвечу сразу на все вопросы лишь тремя словами: я не знаю.
   Егор вернулся к столу.
   - Келдыш, так хреново мне еще никогда не было.
   - Оружие лучший дипломат, - вставил свое слово Келдыш.
   - У меня нет оружия. Теперь нет, - вздохнул Егор.
   - У тебя есть я. Мы достанем оружие.
   - Времени в обрез. Они позвонят, и нужно будет ехать.
   - Давай сообщим в милицию? - предложил Келдыш.
   Зазвонил млбильный.
   - Это они, - прошептал Егор.
   ***
   Игорь ко всеобщему удивлению оказался очень прытким парнем. Лавируя между припаркованных машин, он то и дело менял траекторию своего движения, нырял в подворотни, пронзал сквозные подъезды и старался не оглядываться назад. Но все его тактико-стратегические ухищрения были тщетны. Люди Рахмета на своем пострадавшем "мерсе" хоть и выигрывали в скорости, зато проигрывали в маневренности, однако это нисколько не мешало им следовать за убегающим Игорем буквально по пятам. Этот район Москвы они знали особенно хорошо. Скрипкин безотрывно следовал за ними, справедливо полагая, что они в конце концов выведут его на Игоря. Тяжелее всего было Крису и Свете. Они еле поспевали за парнем, устали и дышали тяжело и сдавленно. Свете успела надоесть эта гонка. Ее сердце требовательно стучало в грудную клетку, предупреждая о возможных неприятных последствиях такого стремительного бега. В боку кололо. Нетренированные мышцы ног одеревенели. Если бы не Крис, вцепившийся в ее руку и буквально волочивший девушку за собой, она давно бы остановилась, чтобы отдышаться, а после, махнув рукой на Игоря и на деньги, отправилась домой. Крис же сдаваться не собирался. Его жгло желание немедленной расплаты. О деньгих он тоже вроде бы забыл, точнее, этот вопрос сам собой отступил на второй план, уступив место желанию справедливой мести за предательство и за ранение Алены. Удивительно, но Игорь так и не обратил внимания на бегущую за ним пару, его больше заботил поблескивающий капот и потрескавшееся лобовое стекло черного "Мерседеса", от которого, казалось, невозможно спрятаться.
   Люди Рахмета, увлеченные погоней, тоже не обращали внимания на путающихся под ногами Криса и Свету, которые несколько раз умудрились столкнуться с "мерседесом". На это никто не обращал внимания, каждый был занят своим делом и был уверен, что действует в одиночку. Только Скрипкин, посмеиваясь, наблюдал с безопасного расстояния за суматошной погоней. Он видел раскрасневшиеся лица ребят, видел "мерседес", и иногда ему удавалось рассмотреть спину или плечо скрывающегося за поворотом Игоря. Тасс был безучастен. Больше всего он опасался за свою жизнь, и никакого дела не было ему ни до Игоря, ни до Криса со Светой, ни до людей Рахмета, даже до Скрипкина. Сильнее всего в этот момент он хотел оказаться где-нибудь в бильярдной, чтобы убаюканные мерным постукиванием шаров тревоги уснули и оставили его наконец в покое.
   Игорь чувствовал, что силы на исходе, и долго держать подобный темп он не сможет. Необходимо было придумать что-нибудь простое и гениальное. Он знал, что его может спасти большое скопление народа, где он мог бы спокойно затеряться, и если повезет, исчезнуть, оставив преследователей с носом. Но, как говорится, умные мысли всегда приходят потом. Если бы с самого начала он не начал метаться, как перепуганный пескарь, а побежал бы прямиком к ближайшей станции метро, он давно был бы в безопасности. А теперь, запутавшись в лабиринте дворов, похожих друг на друга, как две капли воды, как вообще все капли воды, он не мог даже представить себе, где находится и в какой стороне ближайшая станция метро. Он просто бежал, потому что останавливаться было нельзя. Он искал толпу, ту самую толпу, которой всю жизнь сторонился, опасаясь стать ее частью. Он искал людей, но не затем, чтобы попросить их о помощи, он знал, что это бесполезно.
   Неожиданно для самого себя Игорь оказался на широкой улице. Он остановился перед рекой проезжей части, испуганный, словно загнанный в тупик. Он привык бежать только вперед, а теперь путь ему преграждали ряды проносящихся мимо машин. Если повезет, можно проскользнуть на противоположную сторону и уцелеть. Но может не повезти. Сейчас не лучшее время для травмы. Нужно бежать, бежать.
   Перефирийным зрением Игорь заметил, как справа из подворотни вырулил "мерседес" и замер, ожидая его дальнейших шагов. Игорь тяжело дышал, пот струился по лицу, затекал под веки, обжигал губы и мешал думать. Глянув прямо перед собой на противоположную сторону проезжей части, Игорь замер, пораженный увиденным. От волнения он даже перестал дышать, просто замер, вытянувшись и разинув рот. Он не обратил внимание на хлопнувшие за его спиной двери подъезда, из которого сам выскочил всего пару минут назад. Крис и Света, увидев Игоря, тоже резко остановились и пытались отдышаться. Не было сил просто подойти и поговорить с ним. Света, глядя на Криса, смешно двигала губами, пытаясь что-то сказать, но не могла произнести ни слова, только шипела, как чахоточная змея. Крис прикрыл ей рот ладонью и кисло улыбнулся. Момент расплаты настал. Его смущало, конечно, что вокруг много свидетелей, но он надеялся, что сможет увести Игоря в более укромное место и там поговорить. Они осторожно, как кошки, завидевшие жирного беззаботного голубя, начали приближаться к стоящему столбом Игорю. Но тот неожиданно рванулся с места и побежал прямо через проезжую часть, лихо форсируя невысокие ограждения. Через несколько секунд он уже был на той стороне улицы.
   - Черт! - заорал Крис.
   Он подошел к самому краю тротуара и тяжело облокотился на ограждение, стоял и смотрел себе под ноги. Света же с вниманием разглядывала большой щит, прицепленный к фасаду здания, к которому и устремился Игорь. "2002 год. Фотовыставка. Окна в мир." - было выведено большими буквами на этом щите, чуть ниже более мелкими были перечислены спонсоры и совсем маленькими буквами были написаны имена и фамилии участников выставки.
   Возле здания было полно народу. Игорь вклинился в толпу и туж же исчез, словно утонул в телах.
   - Он там, на выставке, - охрипшим голосом сказала Света.
   Крис поднял голову, посмотрел на щит, затем глянул по сторонам, увидев подземный переход, он улыбнулся.
   - Никуда он от нас не денется. Время еще есть, - быстро проговорил он и, схватив Свету за руку, поволок ее к переходу.
   Черный "мерседес" припарковался у здания. Из машины вышли двое. Они качающейся походкой направились ко входу, у которого кишел народ.
   Игорь довольно нагло и бесцеремонно протискивался к дверям, не обращая внимания на ворчание и недовольные окрики. У дверей стояла охрана. Игорь смело шакгул к ним навстречу.
   - В очередь, - резко сказал один из охранников.
   - Сейчас, - довольно нагло заявил Игорь. - Я Сергей Мельников, мои работы тут выставляются.
   Охранники смутились.
   - Где ваш бейдж?
   - Да какой на хрен бейдж, я и так на открытие опоздал, видите, мокрый весь.
   Охранник вполголоса посоветовался со своей рацией и наконец впустил
   Игоря.
   Сергей Мельников был семнадцатым в списке участников фотовыставки. Всего их было двадцать восемь, но Игорь отчего-то запомнил только его. Правда, еще он запомнил Мишуру Гакоэ, но эти имя и фамилия не вязались с его внешностью. Войдя в зал, он немного расслабился. Потолки здесь были высокие, они тонули в темноте, отчего-то ассоциируясь со сводами в храме, за которыми непременно должны быть небеса. Ярко освещали только развешанные на стендах фотографии. Народу тут было еще больше, чем на улице. Игорь вздохнул с облегчением. Главное сейчас побыстрее найти запасной выход.
   В зале тихо играла музыка. Это было что-то ненавязчивое, спокойное, типа "new age". Видимо по замыслу организаторов выставки музыка должна была закреплять визуальный эффект, наполнять банальные процесс созерцания фоторабот восторгом и магическими вибрациями. Игорь, стараяся ни чем не выдать волнения и страха, брел вдоль щитов с фоторгафиями, скользя взглядом по снимкам большого формата. Ярко освещенные, они действительно казались окнами в мир, в другой мир, живущий иными законами. Там синий цвет был не просто синим, он переливался и волновался, как вода, красный - искрился, как огонь, белый цвет - пролитое молоко. Люди на этих снимках, замершие, с почти удивленными лицами, смотрели оттуда на зрителей, и в каждом незавершенном движении, в каждом недоповороте головы, в каждой недосогнутой руке было столько жизни, столько света, столько смысла, черт возьми, и фотографии уже казались иконами, а выставочный зал - храмом, а все вокруг - молящимися, и даже музыка звучала как-то религиозно, словно хор ангелов-неформалов. На миг Игорь забыл обо всем на свете, очарованный, подавленный, он не ощущал больше усталости и страха. Волны трепета и тихого блаженства омывали его лицо и тело. В нем возникло могучее желание простить всему миру его несовершенство и жестокость, простить людям черствость, грубость и слепоту души и после исповедаться и надеяться, что и ему самому будут прощены ошибки и тщеславие. Игорь остановился перед щитом, на котором были представлены работы того самого Сергея Мельникова, именем которого он открыл себе доступ сюда, в это убежище. Сергей Мельников родом был из Самары, о чем свидетельствовала надпись, венчавшая щит с его снимками. Гармонию и смысл жизни он искал в юных полуобнаженных моделях, преимущественно женского пола. Глядя на его работы, начинаешь верить в то, что самые красивые девушки Росии живут именно в Самаре. Сергей Мельников, похоже, знал толк в эротике. Игорь невольно представил себе лицо невозмутимого бородача с дымящейся трубкой в зубах, с ясными голубыми глазами, которые видят в женщине не просто объект желания, но в первую очередь красоту и тайну. Интересно, видели ли охранники на входе работы Мельникова?
   Игорь оглянулся на входные двери и увидел Криса и Свету. Он даже не испугался, в этот момент он как никогда чувствовал свою вину перед ребятами. В чем-то Крис был прав, убеждая его повременить с возвращением в город. Игорь смотрел на них открыто и прямо, но ни Крис, ни Света не замечали его. Они стояли, не решаясь с головой окунуться в толпу ценителей фотоискусства, опасаясь что внутри нее они никогда не отыщут Игоря. Дверь за их спинами отворилась, впустив в зал еще двух человек. Эти двое не стали терять времени на панорамный осмотр и тут же вклинились в волнующуюся гущу народа, по пути, правда, толкнув стоящего без движения Криса и бросив через плечо извинения; они были людьми прямого действия и были уверены, что отыскать Игоря можно только если искать его. Игорь же не узнал вошедших, так был поглощен своей дистанционной исповедью, что кроме Светы и Криса, к кому и были обращены душевные импульсы покаяния, он больше никого не замечал. Когда же, когда же наконец они посмотрят в его сторону? Он даже подумал, что вот сейчас их взгляды встретятся, Крис все поймет и все простит, и спасет его, сделает невидимым, выведет из зала на улицу, вместе они спустятся в метро и уедут далеко-далеко. Алена тоже простит его, пусть даже, если хочет, выстрелит ему в ногу, он и это готов был стерпеть. Только бы не видеть больше черный "мерседес"...
   Взгляд Криса, метавшийся по лицам и затылкам находящихся в зале людей, наконец остановился на встревоженном лице Игоря. Но Игорь уже не смотрел на них, он заметил "черных ангелов", спешащих к нему, бережно, но настойчиво протискиваясь через толпу посетителей. Он совсем забыл, зачем пришел сюда, одурманенный атмосферой, царившей в зале, ошарашенный внезапным появлением Криса и Светы, он потерял контроль, размяк, а ведь ему нужно было бежать, искать выход и бежать. Сколько времени потеряно! Игорь побежал.
   - Вот он, - кивнул головой Крис, взяв Свету за руку, он увлек ее за собой.
   Траектории преследователей пересеклись. Люди Рахмета и Крис столкнулись. От неожиданности они остановились и некоторое время смотрели друг на друга, не понимая, что происходит. Но каждый из них ощутил, что перед ним конкурент, которому тоже позарез нужен Игорь. Эта нелепая случайность дала Игорю возможность выиграть нескольно важных, спасительных мгновений. Он заметил боковую дверь, побежал к ней, рванул на себя и чуть не вскрикнул от радости - дверь оказалась незапертой. Пробежав по узкому коридору, он интуитивно выбрал из множества дверей ту самую, которая вела на улицу. В этом здании он был впервые, а о существовании этого коридора он вообще не подозревал, но это его нисколько не смутило, он упрямо бил ногой по закрытой двери, уверенный, что это и есть искомый спасительный запасной ход. Дверь оказалась крепкой, ей нипочем были ни удары пчечом, ни ногами. Игорь злился и громко ругался. Особенно мучительной была мысль, что он всего в семи сантиметрах от свободы, и нет способа преодолеть их. Сейчас, вот сейчас по узкому коридору загрохочут тяжелые шаги его преследователей, клацнут предохранители и затворы, прогремят выстрелы, и все закончится, среди кислого запаха горелого пороха будет метаться в поисках пути в небеса душа Игоря, он сам, то есть его многострадальное тело, останется валяться здесь, скрюченное и моркое от пота и крови.
   Игорь, что есть силы, ударил кулаком по двери, взвыл от боли, видимо выбив сустав на руке. Он готов был разрыдаться от сознания собственного бессилия, он крутился на одном месте, как волчок, и ждал, ждал, когда наконец зазвучат по коридору шаги. Безумный от страха его взгляд упал на висевший в стороне щит с пожарным инвентарем. Конечно, никакого инвентаря там не было, ни лопаты, ни топора, но прямо под щитом, рядом с небольшим ящичком для песка он увидел огнетушитель. Времени на раздумья не было, Игорь стремительно бросился к стоящему столбом огнетушителю...
   Люди Рахмета изучали стоящих перед ними парня и девушку. Крис нагло ответил таким же оценивающим взглядом. И те, и другие чувствовали опасность, исходящую от оппонентов. Затаенная злость и готовность к немедленному действию словно электрический ток пронизывала их тела. Они были прямолинейны и жестоки, они не знали друг друга, но чувствовали, что перед ними враги. Эта напряженность, возникшая между четырьмя заряженными электричеством телами ждала пика электрической активности, чтобы в своем извечном природном стремлении любой материи к равновесному состоянию освободиться от лишней энергии путем короткого замыкания, а проще говоря, взорвавшись. Крис внутренне подобрался, готовый к прыжку. Продолжая сверлить взглядом одного из противников, он ждал, когда тот сделает резкое движение, когда рука его скользнет за пазуху, и тогда Крис, словно сжатая пружина, получившая свободу, стремительно бросится на него.
   Внезапно прямо перед ними, вклинившись в поле особо опасной напряженности, возник некий субъект в плащеи в шляпе. Несмотря на летнюю жару и на духоту в помещении, его, видимо, знобило, тело его дрожало мелкой дрожью, и лицо казалось белым, вылепленным из снега. Ему было холодно, морозильник был у него внутри, и плащ со шляпой просто не давали ему возможности растаять. Личность не обратила внимания на четверку, и вообще она не обращала внимания ни на кого, она замерла и засунула руки в карманы. Люди Рахмета и Крис, ошарашенные внезапным и бесцеремонным появлением данного субъекта, растерялись. Человек из глубоких карманов своего плаща выудил два огромных пистолета. Этого вообще никто не ожидал. Крис и Света отпрянули назад, а люди Рахмета полезли за пазухи за своими "Стечкиными".
   Человек широким взмахом правой руки сбросил шляпу на пол. Череп его был лыс, широкая белая повязка с изображенными на ней загадочными символами туго врезалась в кожу лба и затылка, отчего славянский камикадзе напоминал робота. По-преднему кроме четверки, в центр которой он вклинился, его больше никто не замечал и не видел его нелепых манипуляций. Человек ловко скинул плащ и оказался совершенно голым. Из одежды на нем был лишь пояс со взрывчаткой. Происходящее больше походило на некий перфоманс, на эпатирующее шоу, призванное привлечь как можно больше зрителей на выставку. Но отчего-то голый маньяк казался действительно опасным, целеустремленным и каким-то диким. Он закричал. Протяжное "а-а-а" заглушило музыку, ворвалось под темные своды потолка и осталось там далеким и продолжительным эхом. Субъект что-то истошно выкрикивал, пытаясь привлечь к себе максимум внимания. Ему удалось напугать всех присутствующих.
   - Всем стоять на месте! Если хоть одна свинья шелохнется или хрюкнет, я разнесу на кусочки весь этот свинарник! - орал голый, все так же ни на кого не глядя и держа пистолеты прямо перед собой.
   И началась акция, которую он видимо давно запланировал. Пистолеты,
   что были в его руках, оказались не боевыми, но это не казались менее опасными.
   зх их дул тонкими струйками выбрызгивалась жидкость, кислота по всей
   видимости, которая, попадая на фоторгафии, мгновенно превращала их в пепел.
   Как ни странно, паники не возникло. Эффект был достигнут. Люди зачарованно следили за актом кощунства и не шевелились, то ли уверовав в искренность обещания разнести этот свинарник, то ли, снедаемые любопытством, прикидывали, хватит ли в его пистолетах кислоты на работы всех двадцати восьми участников выставки.
   Крис вдруг опомнился и бросился на голого. Потом он и сам не мог внятно объяснить, зачем он это сделал. Ему было плевать на выставку и на людей, торчащих здесь, просто сердце его требовало немедленного действия, и энергия, которую он готов был выплеснуть на людей Рахмета, была направлена на более благородное дело.
   Завязалась борьба. Голый был скользким и на удивление сильный. Он как змея выскользнул из объятий Криса, но все свои кислотные пушки растерял, слава богу, Крис сразу выбил их из его рук. Теперь главное не дать террористу воспользоваться своим смертоносным корсетом. Они повалились на пол. Люди по-прежнему с любопытством наблюдали потасовку, казалось, еще мгновение, и они зааплодируют. Крис продолжил борьбу с голым, пытаясь сковать его руки и не дать возможности активизировать адскую машину. Длиться это шоу могло бесконечно долго, сил у голого было более чем достаточно, но на помощь Крису пришла Света. Подойдя к дерущимся, она поймала момент, когда обнаженное тело стало более доступным для удара, и сильно пнула его в область шеи, потом еще и еще. Неизвестно, было ли голому в тот момент больно, а может он просто растерялся, не ожидая подобного приема, но только выходка Светы на миг ослабила его внимание, и Крис тут же воспользовался этим. Он захватил одну руку голого, провел болевой прием. А когда у того за спиной хрустнул локтевой сустав, и по искаженному лицу присутствующие поняли, что ему действительно больно, Крис ловко подхватил и вторую руку, которую так же, как и первую, завел за спину. Напоследок он уперся коленом между лопаток несчастного. Подоспела охрана. Голый плакал, хлюпая носом, повязка на его голове сбилась и теперь походила на бинт.
   Люди Рахмета ничего этого не видели, ворвавшись в узкий коридор, куда минут десять назад скрылся Игорь, они никого там не нашли. У распахнутой настеж двери запасного выхода шипел, исходя пеной, огнетушитель, видимо Игорь умудрился пробить его, когда выламывал дверь. Впереулке тоже никого не оказалось. Игорь сбежал.
   Люди Рахмета вернулись к своей машине в обход здания. "Мерседес" тронулся с места и тут же столкнулся с проезжающей мимо машиной. Ругаясь, из "мерса" выполз водитель и торопливыми шагами направился к "Subaru", в которой с невозмутимым лицом сидел Скрипкин.
   - Ты что, не видишь, мы выезжаем! - орал водитель, перемежая свою речь большим количеством нецензурных выражений.
   - Правила поучи, петух, - спокойно отозвался Скрипкин и с многозначительным видом начал набирать номер на своем мобильном.
   Обиженный водитель в ярости хотел было броситься на обнаглевшего водителя "Subaru", но ему помешали.
   - Ментов не надо. Возьми, - Скрипкину в окно сунули пять стодолларовых купюр.
   - Как хотите, - Скрипкин взял деньги и тут же уехал.
   Водитель "мерседеса" ругался ему вслед.
   - Поехали, хватит, - успокаивали его.
   Скрипкин смеялся от души, поглядывая на перепуганного Тасса. В эти мгновения в душе у него громко и радостно звучала знакомая мелодия. Жаль, что угрюмый Тасс не мог ее слышать.
   Крис и Света сидели на ступеньках у входа в здание. Голый умудрился в драке разбить Крису нос. Один из охранников дал ему платок и обещал вызвать скорую. Но вместо скорой появилась милиция. На голого натянули плащ и затолкали в машину. Крис сидел, запрокинув голову и держа платок у разбитого носа.
   - Крис, Крис, я же говорил тебе, - услыхал он знакомый насмешливый голос.
   Крис посмотрел прямо перед собой и вздрогнул от неожиданности.
   - Больно? - участливо спросил Скрипкин.
   - Не твое дело, - огрызнулся Крис.
   - Держи на лечение, - Скрипкин протянул парню пятьсот долларов, полученные от людей Рахмета.
   - Пошел ты, - Крис денег не взял и снова запрокинул голову.
   - Дурак ты, - ласково сказал Скрипкин и вложил деньги в руку сидящей рядом девушки, - береги его, - обращаясь к ней, сказал он и отошел.
   Скоро появился и обещанный врач, он бегло осмотрел Криса, пощупал нос и пульс, покурил, а затем уехал, признав состояние Криса удовлетворительным. Потом появился следователь, который пригласил проехать с ним в отделение для дачи показаний. Крис и Света согласились. Да пропади пропадом этот Игорь! Чертс ним!
   - Не беспокойтесь, после мои ребята отвезут вас домой, - пообещал следователь и, как ни странно, обещание свое исполнил.
   ***
   Шплинт лихо вкатил в разверстую пасть ворот. Он остановился у трех мотоциклов, выключил фары, затем заглушил двигатель. Ворота беззвучно захлопнулись. Шплинт узнал человека, закрывшего ворота, это был приятель Грызлова. Они поздоровались.
   Шплинт неловко вылез из машины. Он забрал с заднего сиденья сумку с деньгами. Прежде чем войти в дом он некоторое время стоял возле мотоциклов. Эти двухколесные монстры были так знакомы и навевали очень неприятные воспоминания. Легкая дрожь пробежала по его конечностям, затихшие было раны заныли с новой силой. Ему вдруг показалось, что его ждет еще один сюрприз, один из тех неожиданных поворотов в судьбе, которыми и так был полон весь сегодняшний день.
   На пороге возник Грызлов. Он с любопытством рассматривал перебинтованного Шплинта, лицо которого носило следы побоев. "Вольные стрелки" не соврали. Они действительно допрашивали его. Но зачем было врать насчет смерти? Неужели Шплинту удалось вырваться? Почему они скрыли этот факт? Что-то тут не так.
   Грызлов радушно улыбнулся и крепко пожал руку Шплинту. Только теперь он заметил сумку. Он не просто заметил ее, он узнал ее! Грызлов засмеялся. Шплинт его смех принял на свой счет.
   - Нечего ржать, - зло пробормотал он.
   - Извини, извини, - успокаиваясь, сказал Грызлов, поняв, что своей несдержанностью задел Шплинта. Он хотел объяснить, что смеялся не над его внешним видом, но передумал. Какая разница.
   - Я ждал тебя, - как можно доброжелательнее сказал он.
   - Я думаю, - усмехнулся Шплинт. - Чьи тачки? - кивнул он в сторону мотоциклов.
   - У меня для тебя сюрприз, - таинственно понизив голос, сказал Грызлов.
   - Проходи. Предупреждаю, в этом доме команду "пли" отдаю только я. Не надо дергаться.
   - А кто дергается? - почти обиделся Шплинт.
   - Я так, без обид. Предупреждаю просто, - пытался сгладить напряженность Грызлов.
   Шплинт хмыкнул.
   Они вошли в дом. Все сразу стало понятно. Воцарилась тишина. Долгая мучительная пауза, которую так любят к месту и так, без всякого смысла, демонстрировать театральные режиссеры, была здесь как раз кстати. Немая сцена получилась что надо, не хватало лишь зрителей, которые могли бы по достоинству оценить задумку Грызлова. Собака, как и положено животному, чуждая всякой человеческой сентиментальности и понимающая лишь тупые команды хозяев и приказы собственной всегда голодной утробы, увидев, что на пороге замаячила недоеденная еда, заволновалась, заворчала и, кажется, облизнулась.
   - Теперь поговорим, - нарушил тишину Грызлов.
   Шплинт боролся с желанием немедленно выхватить пистолет и уложить троих засевших у окна гадов на месте, не дав им возможности даже высморкаться. А потом он собственнозубно загрызет эту лысую тварь с разукрашенной мордой, она и гавкнуть не успеет. "Вольные стрелки" между тем были ошарашены появлением Шплинта еще больше. Страшно им не было, они просто не верили собственным глазам. В жизни такого быть не может, трупы не оживают, они лежат и гниют. Шплинт явно был жив. Осознание этого факта оказалось самым неприятным, чувство досады тут же начало, словно меленький червячек, точить их "вольное" самолюбие.
   - Чего разговаривать, пришить их надо, - отозвался Шплинт, продолжая сверлить взглядом "стрелков".
   - Не надо торопиться, - успокаивал его Грызлов. - Ты нашел деньги?
   - А что? - Шплинт с вызовом посмотрел ему в лицо.
   Он вдруг все понял. Наконец он собрал воедино отдельные части головоломки. События, участником которых он был несколько последних дней, приобрели наконец смысл и уже не казались несмешкой судьбы. Рок и дьявол были тут ни при чем. Шплинт с ненавистью смотрел на Грызлова. Вот значит как! Слов, выразить всю силу негодования и презрения к стоящему рядом ублюдку с нахальной бритой мордой, быть не могло. В таких ситуациях красноречивее любых выражений становятся звуки выстрелов и ударов. Шплинт готов был разорвать Грызлова на части, и начать он собирался с его головы. Злость плохой советчик, но прекрасный стимул к действию. Шплинт полез за пистолетом. Грызлов, гадина, похоже, все рассчитал заранее, он сильно наотмашь ударил его по лицу. Шплинт удержался на ногах, но от удара зашумело в голове и в глазах потемнело. Он позволил Грызлову забрать сумку и пистолет, безучастный к происходящему, он бессмысленно крутил головой по сторонам, пытаясь подстроиться под ритм закачавшейся вдруг комнаты.
   - Присядь лучше, - посоветовал Грызлов.
   Он отошел от Шплинта на безопасное расстояние и, открыв сумку,высыпал на пол содержимое.
   - Что вы на это скажете? - обратился он к "вольным стрелкам". - Давайте, говорите, говорите. Работа - оплата, ну же! Начните с извинений, что ли. Все вы недоделанные. Убили, говорите, мертвый? Это он-то мертвый? Он живее всех живых, любой Ильич позавидует. Я жду.
   "Стрелки" молчали. Шплинт понемногу приходил в себя.
   - Я скажу все за вас. Вот вам деньги, - Грызлов показал "вольным стрелкам" кукиш, - вся ваша работа - это одна большая лажа.
   Шплинт выудил из кармана сигареты и закурил. Нужно было обдумать, как поступать дальше. Грызлов поднял с пола одну из пачек, быстро сорвал резинку и замер, пораженный открытием.
   - Ты что, Болт, охренел? - он бросил быстрый как выстрел взгляд в сторону затягивающегося едким дымом Шплинта.
   - Я не болт, я - Шплинт, - невозмутимо отозвался тот.
   Грызлов швырнул в его сторону пачку, которая, не долетев, рассыпалась, листки бумаги взметнулись, словно ожив, и плавно закружились по комнате. Грызлов с неистовой злобой подхватывал с пола одну за одной куклы, срывал резинки и бросал пачки в сторону Шплинта. Скоро пол перед равнодушно курившим Шплинтом полностью покрылся плотным ковром из бумажных обрезков. Грызлов не мог остановиться. Он понял, что опять проиграл. И на этот раз его план оказался громадным мыльным пузырем,который, согласно всем законам природы, лопнул, напоровшись на что-то острое.
   Пачки, лежавшие у его ног, скоро закончились, превратившись в груду бесполезной бумаги у ног Шплинта.
   - Не может быть, не может быть, - бормотал Грызлов, вытирая проступивший на лбу пот.
   Шплинт захохотал. Грызлов замер, идиотский смех на миг лишил его всяких сил, он готов был разрыдаться или застрелиться. Какой позор! Перед его
   глазами возник вдруг Болдин, он так явственно увидел его небольшую коренастую
   фигуру, особенно реальной казалась правая рука, лежащая на груди, он все еще
   держался за свое старческое сердце. Сизое облако, сотканное из сигаретного
   дыма, выдыхаемого Шплинтом, путем метафизической метаморфозы превратилось в
   призрак Болдина, который улыбался и качал головой. Еще мгновение, и он скажет
   Грызлову что-то обидное, что-то такое, чего подточенное алкоголем и курением сердце Грызлова не выдержит и взорвется. Но призрак Болдина молчал, а после и совсем растаял. Грызлов, пораженный возникшим видением, стоял, и ему стало ясно, что Болдина уже нет в живых. Мало того, с болью в душе он понял, отчетливо понял, что мерзопакостный старикашка был послан из ада, чтобы намекнуть Грызлову о их скорейшей встрече в одном из почерневших котлов, наполненных смолой или чем там их черти наполняют. Болдин приходил за ним!
   Грызлов взвел пистолет и направил его в смеющееся лицо, безумное, искаженное гримасой дикой радости. Шплинт хохотал без остановки. Не опуская пистолета, Грызлов широкими шагами приблизился к нему. Сунул дуло в раскрытый рот парня. Зубы Шплинта, уцелевшие после недавних событий, тут же застучали по стальному дулу. Шплинт не мог остановиться, смеялся и смеялся.
   - Тварь, - прошипел Грызлов и нажал на курок.
   Выстрела не последовало. Шплинт взорвался новым приступом смеха. Грызлов отбросил в сторону оружие и громко позвал:
   - Кит, неси деньги. Время расчета пришло.
   ***
   Черный "мерседес" с потрескавшимся лобовым стеклом около часа колесил по району в надежде, что где-нибудь на улице пассажирам этой машины удастся заметить фигуру Игоря. Но похоже упрямый беглец учел все свои прежние ошибки и теперь стал осторожнее. Было принято решение вновь вернуться к его дому и ждать возвращения подопечного. На этот раз во двор заезжать не стали, резонно опасаясь, что Игорь может узнать машину. Автомобиль оставили в глухом дворике неподалеку. Водитель все еще сокрушался и нервничал из-за неприятной истории с "Subaru", пролоджал ругаться вполголоса и идти куда-либо отказался. Сейчас ему больше всего хотелось встретить того наглеца, что обозвал его "петухом". С ним никто не стал спорить. Кроме того, в таком состоянии он был бы помехой и мог выкинуть что-нибудь безумное, не сдержавшись, а это было бы весьма не кстати. Еще один остался во дворе, сев на недоломанные детские качели, он чинно раскачивался, полагая, что выглядит вполне буднично и не вызовет никаких подозрений у Игоря. Двое других поднялись в квартиру.
   Дверь была незаперта. Они вошли внутрь. Было темно. Похоже, Игорь еще не появлялся. Но он обязательно вернется. Почему? Потому что он лох. В этом люди Рахмета были уверены на сто процентов. Единственное, чего они не могли предвидеть, так это присутствие в квартире кого-то другого. Нет, не Игоря, а совершенно постороннего человека. С нервами у них все было в порядке. Напугать этих людей ничем нельзя, как собственно и развеселить. Нейроны и нервные окончания у них давно превратились в свинец, в тяжелый, но безопасный груз, растопить который можно было лишь в печи крематория. Они тупо уставились на сидящего на диване Скрипкина. Первый же вопрос, заданный ему, подтверждал гипотезу об отсутствии у них нервов.
   - Тебе что, мало? - спросили они.
   И хотя в комнате царил полумрак,они его сразу узнали, в их мозгах клацнули несколько реле, одинокая мысль булькнула в колодце их сознания. Связи Скрипкина с Игорем они не видели, поэтому предположили самое на их взгляд правдоподобное объяснение факту присутствия водителя "Subaru" в этой квартире.
   - Мало, - отозвался Скрипкин.
   Не говоря ни слова, один из людей Рахмета выудил из увесистого портмоне, в темноте смахивающего на томик "Нового завета", несколько купюр.
   - Бери и уходи. Мы ждем человека.
   - А сколько вы там даете? Темно. Я не вижу, - нахально заявил Скрипкин.
   - Вот еще, - из бумажника были извлечены еще несколько купюр, - уходи.
   - Э-э, да этого малова-то, - покачал головой Скрипкин. - Моя машина это вам не "фольксваген" какой-нибудь. Нечего путать ее со штампованным ширпотребом. Сотня японцев кропотливо трудилась над ней. Сотня! А ты даешь мне какие-то... Сколько там? Триста долларов! Нет, друзья, за японскую машину я беру исключительно йены. Мне ведь детали теперь в Японии заказывать надо. Сгоняй в обменку, а я пока тут подожду.
   Люди Рахмета замерли. С подобной наглостью со стороны сопливого фраера им никогда сталкиваться не приходилось. Но, видно, все бывает в первый раз. Вздохнув, они синхронно запустили руки за пазухи, и нащупали "Стечкиных". У Скрипкина в руках оказалось два пистолета.
   - Руки лучше не вынимайте. Почешите пока дулами своих пушек у себя подмышкой. Я скажу вам кое-что, а после вы сами решите, стоит ли умирать по-глупости, или лучше, оставив в покое оружие, просто поговорить.
   Люди Рахмета были очень понятливыми. Особенно у них хорошо получалось просчитывать свои шансы. В данной ситуации у пуль Скрипкина было гораздо больше преимуществ, которым они, эти пули, могли мгновенно воспользоваться.
   - Говори, - сказал кто-то из них, руки по-прежнему оставались за пазухами.
   - Вот и славно, - кивнул Скрипкин, - и ссориться нам совсем не обязательно. Умные люди всегда могут договориться, а в нашей с вами
   ситуации проблема не стоит даже того, чтобы снять пистолет с предохранителя.
   Сразу оговорюсь, что я не вторгся на вашу территорию и совсем не собираюсь как-то ущемить ваш авторитет. Если хотите, считайте меня своим гостем. И как гость я не имею права нарушать давно принятые у вас порядки, хотя, опять же как гость, я имею право хотя бы на более или менее радушный прием. Мне не нужна услуга, мне не нужны ваши жизни, и устраивать беспредел я не собираюсь. Вам нужен Игорь, мне тоже. И вот тут, как я понимаю, случилась маленькая нестыковочка. Мне он нужнее, причем, чем живее он будет на момент нашей с ним встречи, тем лучше. Можно сказать, что он мне должен деньги. Я не собираюсь продавать вам долг, да и вам это без надобности. Просто утолите любопытство незванного гостя из глубинки, и я клянусь, славу о группировке Рахмета, как о людях правильных, я разнесу по всем весям. Ссориться мы не будем. Поговорим, да?
   - Поговорим, - руки из-за пазух были вынуты и, о чудо, в ладонях не оказалось оружия.
   - Сколько Игорь был должен Рахмету? - спросил Скрипкин.
   - Не твое дело.
   - Согласен. Неясно другое. Зачем вы приперлись сюда?
   - Не твое дело.
   - Не разговор, а просто диалог из Шекспира. Самое время задаться вопросом: быть или не быть, но это, кажется, монолог. Неважно. Просто не получается у нас разговор. Не хочется убивать вас, а прийдется. Спорим, что убью я вас всего с двух выстрелов, одному в лоб и другому в лоб. Ну, с кем спорить? Обещаю, что тот, кто поспорит со мной, будет убит вторым. Но чур перед смертью он расскажет мне все, что знает. Идет?
   - Ты чей, фраер?
   - "У меня сестренки нет, у меня братишки нет", - запел Скрипкин, затем добавил, - я сын трудового народа, слышали про такого? Самая крутая и навороченная группировка в стране. Да еще и пролетарии других стран иногда присоединяются. Не совладать вам, братки, с такой силой. Не сила - силища. Вот только цепи капитализма сбросим, и воспрянем, обязательно воспрянем.
   - Ты псих?
   - Знакомый вопрос. Говорить будем, или умирать? Раз спорить не хотите, прийдется воспользоваться считалочкой. "Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, ты не будешь больше жить." Извините, сбился. Начну снова.
   Скрипкин вдруг выстрелил, люди Рахмета вздрогнули, но пуля, присвистав мимо их голов, впилась своим тельцем в дверной косяк.
   - Извините, случайно вырвалось. Давайте лучше еще раз посчитаемся.
   - Ты правда псих? - Неужели они испугались?
   - "Вышел месяц их тумана..." - не обращая внимания на вопрос, продолжил свою считалочку Скрипкин.
   - Хватит.
   - Ну, как хотите.
   - Что ты хочешь узнать?
   - Вот это разговор. Вопрос-то простой. И не вопрос даже, а так, вопросик. Какого хрена вы следите за Игорем?
   - Он нас обидел.
   - И это все?
   - Он нас сильно обидел.
   - Ценное уточнение. Думаю, что спросив вас снова: "И это все?", услышу:
   "Он нас сильно-сильно обидел", и так до бесконечности. Это не разговор.
   - Он убил нашего человека.
   - Игорь? За что? Хватит кривляться. Как говорится, этот разговор останется между нами. Хотите, напишу расписку? Да что там эта подписка. Слово пацана, ребята, слово пацана, крест на пузе. Ну смелее, диктофон и камеры давно выключены. Начнем с долга.
   - Он нам ничего не должен. Точнее, теперь он снова должен.
   - Ясно. За смерть надо отвечать, это можете не объяснять. Каким образом он вернул долг, ну тот, первый?
   - Он не возвращал. Его долг у нас купил Борис.
   - Понимаю. Но если дело было улажено, зачем вы опять открыли на него охоту?
   - Он сам объявился. Сказал, что готов отдать долг. Рахмет не любит, когда его впутывают в подобные игры. Он хотел разобраться. Мы пришли поговорить.
   - Игорь, Игорь, - покачал головой Скрипкин.
   - Он нам должен.
   - Да-да, конечно. Значит, деньги тут нипричем?
   - Какие деньги, смерть на смерть!
   - Закон стаи. Ценю и уважаю.
   - Ты уйдешь?
   - Уйду, только вы уйдете первыми.
   - Не понял.
   - Все очень просто. Сначала я поговорю с ним, а после он ваш. Идет? Да не сомневайтесь, не грохну я его. Будете уходить, захватите и своего деградирующего приятеля, а то он на этих качелях до тошноты докатается.
   Люди Рахмета не сдвинулись с места.
   - Ну, живее, - вдруг резко сказал Скрипкин, - а то вернемся к считалочке.
   Оба его собеседника ушли, хлопнув дверью. Скрипкин быстро вскочил с дивана и рывком достиг окна. Из кухни показалась фигура Тасса.
   - Зачем ты так? - жалобно спросил он у Скрипкина.
   - Уходят, - вместо ответа, произнес Скрипкин.
   - Отпусти меня, - вдруг попросил Тасс, для большей убедительности бухнулся на колени. - Ну зачем я тебе? Я может быть и сволочь, но живая сволочь. Если бы ты знал, как приятно быть живой сволочью. Если бы ты знал... Я ничего не хочу, ни гонорара, ни видеть тебя. Дай мне уйти, прошу. Я маленький человек, я даже меньше, чем ты думаешь. Это я с виду такой высокий, ошибка природы. У меня ведь даже души нет, а так, возится в груди душонка, как собака в конуре. Отпусти меня. Я ведь все сделал, что ты просил. Ночных кошмаров у меня будет достаточно. Можешь мне поверить, на всю жизнь ты меня напугал. Отпусти, а?
   - Тс-с, - Скрипкин приложил дуло к губам, - потом, потом, Игорь идет.
   - Черт! - вырвалось у Тасса.
   - Идет, идет, - поняв его выкрик по-своему, уверенно заявил Скрипкин, - никуда он не денется. Я его вычислил. Здесь он деньги спрятал. Встань с колен, ревматизм заработаешь. Хочешь поплакать - запрись в туалете, я тебя потом позову.
   Тасс послушно поднялся с колен.
   - Живыми они нас не выпустят, - сказал он уже на пороге.
   - Иди, иди.
   Скрипкин видел из окна, как Игорь приближался к подъезду. Вид у него был жалкий. Набегался, наверное, за целый день. Вышел он откуда-то со стороны гаражей. Местные автолюбители путем самозахвата, а иногда и с разрешения соответствующих инстанций воздвигли домики для своих любимых коней, и неровный ряд коробок различных конструкций замыкал двор, превращая его в тупик. Скорее всего где-то среди этих будочек была тропинка, которой пользовались старожилы и о существовании которой Скрипкин даже не подозревал. Не знали о ней и люди Рахмета, иначе Игорь не смог бы сейчас так спокойно, в смысле не бегом, идти к своему подъезду. Голову он понурил, руки плетьми болтались вдоль тела. Скрипкин невольно сравнил его с увядающим цветком.
   Игорь шел не оглядываясь. Возле самого подъезда
   он закурил и посмотрел на окна своей квартиры. Смотрел он долго, забыв даже о
   сигарете, которая со временем догорела до фильтра.
   Скрипкину вдруг стало жаль парня. Ему захотелось как-то помочь ему. Но единственное, что он мог сделать для него - не дать на растерзание людям Рахмета. Все равно деньги он отдаст. Наверное даже вздохнет с облегчением и будет рад и счастлив, что сумеет так благополучно избавиться от тяжелого смертельно опасного бремени.
   Игорь вошел в подъезд. Скрипкин, замер у входной двери квартиры, приложив ухо к гладкой полированной поверхности. Наконец он смог услышать неторопливые, но удивительно звонкие шаги, просто оглушительно громкие шаги, казалось это приближается сам Командор. Скрипкин на всякий случай затаил дыхание и продолжал вслушиваться.
   Игорь поднимался неспеша, словно обдумывал каждый свой шаг, словно лестница эта вела не в его квартиру, а на эшафот.
   Скрипкин недовольно обернулся, услышав странный хлюпающий звук, донесшийся из туалета. Тасс плакал. Ему было так жаль себя, что он не в силах был сдерживать разлившуюся в душе горечь и тоску. Он изо всех сил старался жалеть себя молча, но тихо плакать умеют только животные. Тасс был человеком, и ему в этот момент так хотелось стать тараканом, забиться в щель и сидеть там до лучших времен.
   Игорь остановился у входной двери. Затем он позвонил. Скрипкин одобрительно кивнул - парень-то головы не потерял! Игорь постучал в дверь, еще и еще. Он перестраховывался. Все-таки ему очень страшно. Наконец дверь открылась. Медленно на темном полу полоска электрического света, падающего с лестничной площадки, превращалась в прямоугольник. Он все ширился и ширился, дверь скрипела протяжно,токним таким скрипом, как скрипка в руках пьяного барабанщика. Игорь шагнул в освещенный прямоугольник. Он стоял и ждал. Ничего не присходило. В квартире у него было тихо. Скрипкин стоял за дверью и выжидал. Он был уверен, что Игорь уже все для себя решил, понял, что оставаться здесь опасно и деньги нужно непременно забрать, а после уйти. Скрипкин ждал.
   Стараясь шагать бесшумно, Игорь направился на кухню. Послышался шелест полиэтилена. Скрипкин ударом ноги закрыл входную дверь и включил в коридоре свет. Игорь был на кухне. Он стоял спиной к Скрипкину, согнувшись. Рядом с ним лежал пакет с мусором.
   - Все-таки в мусорном ведре, - удовлетворенно констатировал Скрипкин. - Деньги ведь не пахнут, да, Игорек?
   Парень выпрямился и медленно обернулся. Он без страха посмотрел прямо в глаза Скрипкину. В руках он держал полиэтиленовый пакет с деньгами.
   - А, они в кулечке? Пахнут,значит, - Скрипкин подмигнул, - эй, Тасс, ты только посмотри.
   Игорь вдруг резко развернулся и встал на одно колено, совсем как в учебных фильмах по стрельбе. В правой руке у него был пистолет. Скрипкин этого не ожидал. Подобного поворота дел не ожидал и заплаканный Тасс, вывалившийся в этот момент из туалета. Игорь выстрелил четыре раза. Тасс упал. Четвертая пуля вонзилась в распахнутую дверь туалета, которая невзначай закрыла стоящего в коридоре Скрипкина. Магазин опустел, а Скрипкин, чудом спасшийся, не умел прощать ошибок и промахов. В мгновение ока оказался он перед Игорем, целясь ему прямо в лицо, но отчего-то стрелять передумал.
   Парень все так же стоял на одном колене, но руку с пистолетом он опустил и как-то доверчиво, совсем по-щенячьи, пялился на направленное в его лицо дуло.
   - Дурак, - коротко сказал Скрипкини тут же бросился к лежащему на полу Тассу. - Стасик, Стасик, ну что ты, что ты, - шептал он, склонившись над телом компаньона.
   Он взял ставшую тяжелой голову Тасса в ладони, приподнял, но через мгновение он все понял. Стеклянный взгляд говорил о наступившей смерти. Глаза, полные удивления, еще не высохшие от слез ресницы, ускользающая теплота кожи произвели на Скрипкина сильное впечатление. Он остро ощутил, что потерял в одно мгновение часть своей жизни, еще говорят, постарел. Жалость в любом виде, в любых проявлениях раздражала его, он презирал само это чувство, смеялся над людьми, подверженными состраданию по поводу и без повода, и вот неожиданно он поймал в себе ниточку ненавистного ему чувства. Поймал, ухватился, а она, тонкая, заскользила, потянулась внутрь, в отвратительные глубины, в саму душу, в омут человечности. Казалось еще миг, и он, поддавшись минутной слабости, потеряет голову, может даже завоет, а может, как и подобает настоящему мужчине, проглотит горький комок застрявших в горле слез.
   - Стасик, Стасик, Стасик, - шептал Скрипкин. Ладонью он закрыл удивленно вытаращенные глаза и осторожно опустил голову на пол. От этого движения в шее Тасса что-то хрустнуло. Звук этот был настолько живой, что Скрипкин невольно вздрогнул и тут же приложил два пальца к шее,к тому месту, где у живых отдается в артерии ритм биения сердца. Но Тасс действительно был мертв.
   - Я убил его, - не то вопрошая, не то утверждая, произнес Игорь. Он отбросил в сторону пистолет и подошел к склоненному Скрипкину.
   - Сейчас они прийдут, - спокойно отозвался Скрипкин.
   - Кто? - не понял Игорь.
   - Твои друзья. Игорь, ты по уши в долгах. К сожалению подобные долги нельзя погасить никакими деньгами.
   Игорь со злостью швырнул пакет с деньгами на пол.
   - Да пропади они пропадом, эти деньги! Я так устал! Я ненавижу себя! Ненавижу! - кричал он.
   Скрипкин поднялся и задумчиво продолжал рассматривать распростертое тело Тасса.
   - Вы теперь меня убъете? - дрожа всем телом, спросил Игорь.
   - Нет, я нет, - покачал головой Скрипкин. - Сейчас прийдут ОНИ. Мне нужны только деньги. Здесь все? - он кивнул головой в сторону валявшегося на
   полу кулька с деньгами.
   - Все до копейки. Я даже ничего потратить не успел.
   - Как глупо. Столько денег, и ничего не потратил. Не ценишь ты жизнь, дружище.
   - Они - это люди Рахмета?
   - Они - это они, - неопределенно ответил Скрипкин. Он подобрал с пола пакет с деньгами и направился к выходу. Возле двери он остановился в нерешительности. Похоже в этот самый момент его посетила мысль, такая вся из себя особенная мысль, подобных мыслей у него никогда и не было прежде. Скрипкин остро ощутил потребность в дружбе. Возможно впервые за целый день он наконец смог внятно ответить на витавший все это время где-то над его головой вопрос: зачем он таскает за собой Тасса. Скрипкин истосковался по живому человеческому общению. Ему нужен был друг или что-то вроде этого, Скрипкин и сам еще не мог точно определить, что же он хочет на самом деле, чего боиться. Но одно он понял точно жить в окружении своих потенциальных жертв стало не выносимо. Нельзя же все время убивать. Скрипкин, он ведь в сущности неплохой мужик, но об этом кроме него самого никто не знал, пока.
   - Ты со мной? - спросил он Игоря, которого бил озноб, казалось, за этот день он растерял девяносто процентов своих чувств. Оставшиеся десять - это страх со всеми его производными. Но от этого чувства, о человек-животное, тебе не избавиться никогда!
   Они торопливо сбегали по ступенькам.
   - Ты пришел со стороны гаражей, там есть проход? - не оборачиваясь, спрашивал Скрипкин.
   - Да, есть, - ответил Игорь, еле поспевавший за ним.
   За целый день он так набегался, что теперь ноги, казалось, перестали слушаться, одеревенели, налились и совсем не хотели сгибаться в коленях. Он до конца еще не осознавал, что всего несколько минут назад своей собственной рукой убил человека, но одно ему было ясно: не будет больше Игоря-музыканта, не будет ни старой, ни новой пластинки, ничего не будет. В лучшем случае его ждет тюрьма, в худшем - смерть, но кто знает, что для творческого человека лучше, что хуже. Обратно пути нет. Да его и не было никогда. Всю жизнь Игорь шел вперед, но все какими-то окольными, нехоженными путями, и тропинки эти в один миг привели его к бесконечно глубокой пропасти, где нет моста, и остался лишь один путь - вниз, и вниз, и вниз.
   - Если пройти гаражи, где мы окажемся? - продолжал расспросы Скрипкин, легко и стремительно преодолевая ступени.
   Игорь неуклюже тащился за ним.
   Возле дверей на улицу они остановились. Скрипкин чуть отворил дверь и быстро, почти мгновенно заглянул в образовавшуюся щель.
   - Идут, - шепнул он Игорю, - держи пистолет.
   - Зачем? - Игорь опешил.
   - Застрелишься, - съязвил Скрипкин и сунул в ладонь парня один из своих пистолетов.
   Они быстро спрятались под лестницу. В то же мгновение дверь в подъезд распахнулась, и трое взбешенных людей со "Стечкиными" в руках загремели подошвами дорогих туфель по ступеням. Игорь даже дыхание затаил. Очень не хотелось встречаться с Рахметом. Что бы ни удумал этот чудак, ясно было одно, пока убивать его он не собирался. Он ведь за деньгами приходил.
   - Идем, - шепотом распорядился Скрипкин и первым выбрался из укрытия.
   Игорь немного отстал. Скрипкин выскочил из подъезда и тут же лицом к лицу столкнулся с водителем черного "мерседеса".
   - А, петух, - радостно вскрикнул Скрипкин, - выучил уже правила?
   - Ты, падла, - гнев не давал водителю высказать наболевшее. Через миг он уже не мог этого сделать чисто физически. Нокаутированный отработанным апперкотом, он свалился на бампер своего покореженного стального друга, а после со стоном съехал по гладкой, даже ночью блестящей полировке на землю и уткнулся разбитым ртом в густую дорожную пыль.
   Ничего этого Игорь не видел. Выскочив из подъезда чуть позже Скрипкина, он заметил мелькнувшую вдали фигуру своего спасителя и не обратил внимания на стоявший в двух шагах "мерседес" и лежащего водителя. Скрипкин суетился, бегая туда-сюда. В темноте, да еще не зная местности, он все никак не мог найти спасительную лазейку, спрятанную где-то среди гаражей.
   На одеревеневших ногах Игорь подбежал к проходу между гаражами.
   - Эй, сюда, - позвал он Скрипкина, все еще блуждающего в потемках.
   - Слава богу, а я думал, что ты мне соврал, - причитал Скрипкин, подбегая к Игорю.
   Со стороны дома послышалась стрельба и крики. Люди Рахмета очень злились. Для них так и осталось непонятным, кто же им отдаст долг Игоря. Тасс для этой роли подходил не сильно. Бедный Тасс-Стас, царство тебе небесное.

***

   Петя встал под тугие струи душа. Сначала подставил лицо. Обжигающие плети хлестали по щекам, по лбу, по носу. Он задержал дыхание, замер, отдавшись целиком этой пытке, крутил головой, подставляя под струи то левую, то правую часть лица. Воздуха не хватало, голова кружилась, но не замечая этого, он терпеливо задыхался. Может быть в эти мгновения он хотел заглянуть в глазницы смерти. Умирать он не собирался. Он знал, что будет жить несмотря ни на что. Искушая свое сознание возможностью подобного исхода здесь и сейчас, он изо всех сил старался возбудить в себе чистые и нетронутые до сих пор помыслы и стремления, которые благополучно прятались внутри него всю жизнь, о существовании которых он и не догадывался, пока не встретил ЕЕ. Люди не врут, когда умирают. Им незачем лукавить. Петя перерождался, он смывал со своего лица липкую грязь прошлого и надеялся, что игра в смерть вывернет наизнанку его душу, все черное, негативное выступит на щеках и на лбу в виде склизкого пота, который тут же смоет вода, унесет по трубам куда-то к земле, которая всегда и всем все прощает и принимает грехи людские так же безропотно, без мук, как священник на исповеди. Все гадкое смоется, и останется странное сладкое ощущение жизни, новой жизни, победившей жизни, искреннее желание тела существовать, причем как можно дольше, и хранить в себе обновленную душу.
   Петя покачнулся, оперся руками о скользкую стену. Вот он, долгожданный вдох. В его грудь вонзился порыв острого как нож ветра, закружил, заметался в легких, вырвался хриплым кашлем и тут же растворился во влажном воздухе. Петя снова дышал. Голова кружилась, ноги ослабли, колени дрогнули и подогнулись, хрустнув суставами. Сердце билось неровно, спотыкаясь, пытаясь подстроиться под ритм новой жизни. Это было нелегко, но возможно.
   Петя сел, душ хлестал теперь по спине, эти удары взбесившихся капель монотонно дробили дыхание, отзвук их отдавался в в ушах, и слышалось в этой интонации злое нетерпение, обида на свое бессилие, каждая капля как несостоявшаяся пуля, отпрыгивала от упругой кожи, не причиняя вреда.
   Он готов был так сидеть долго, очень долго. Ему так хотелось дождаться стука в дверь. Его непременно должны были позвать с той стороны и ждать этого он готов был бесконечно.
   Что же изменилось? Руки и ноги остались прежними. Лицо? Все то же. Сердце? Как его можно изменить? Может быть мысли? Что такое мысли? Электрические импульсы. Ток. Он изменил направление? Заряд? Предполагать подобное глупо и скорее всего безграмотно. Ничего, в сущности, не изменилось, Петя остался Петей, человек как человек. Что вообще может сделать человек? Где границы его полномочий? Существуют ли вообще подобные границы? Поиск пути для реализации собственных идей, стремление использовать все возможности своей души и разума, воля к власти, ради этого живет человек? Цепляясь за собственные амбиции и за чужое мнение о себе, он подобно альпинисту без страховки, покоряет вершину своего существования. Он боится оглядываться назад, смотрит только вверх и по сторонам. Мышцы его напряжены до предела. Тело ломит от усталости. Разум, взбудораженный осознанием бесполезности затеи, мучительно ищет оправдания для каждого нового движения вверх, и что действительно странно, он находит его. Снова и снова вверх, все выше, невзирая ни на что, просто потому, что нельзя по-другому, иначе быть не может, в покорении вершин есть хоть какой-то смысл, лучше вверх, чем вниз. Какие бы сладкие песни о красоте свободного полета к земле ни пели кружащиеся за спиной коршуны, ни в коем случае нельзя расслабляться, крепче вжимаясь в почти вертикальную стену, нужно искать следующий выступ, ухватившись за который можно продвинуться вверх, хотя бы на милиметр.
   Петя тщательно намылился. Горькая пахучая пена лезла в рот и в нос, щекотала глаза. Все тело стало скользким, покрытое белыми воздушными хлопьями, оно словно вынырнуло из облака и тут же попало под проливной беспощадный дождь. Петя хотел побриться, но вспомнил, что бритва осталась на его прежней квартире. Светлые короткие волоски, ощетинившись, кололи ладонь, но делать нечего, говорят, что так даже модно. Теперь неопрятность возводят в ранг стиля, ею подчеркивают свою самобытность.
   Завинтив краны, Петя выбрался из ванны. Он встал мокрыми ногами на колючую циновку, вдохнул запах чистого махрового полотенца и с остервенением принялся растираться.
   - Это наверное странно звучит, но я совсем не жалею о случившемся. Мне было больно и страшно, но все равно, я будто обретала свою новую сущность. Жила, как могла, и вдруг такое. Еще и ранение. Теперь я даже думаю, что мне необходима была встряска. Шок. Я наверное поседела, добавились морщины.
   - Какие глупости ты говоришь, - Огурцова покачала головой, - ты еще совсем девочка.
   Алена отхлебнула из чашки крепкий чай. Забинтованную ногу она держала перед собой и то и дело невольно бросала взгляд на белый кокон, пленивший ее лодыжку.
   - Потом мама мне устроила настоящий скандал. Даже ударила по щеке. Я была пьяная, возбужденная, мне так хотелось убежать от кошмара, который творился у меня дома. Эта пощечина, словно выстрел стартового пистолета, она была такая звонкая. Я оглохла от этого звука. В ушах стоял звон, я даже перестала реветь, стояла, как дура, пялилась на зеленые обои, на книжную полку, в последний раз, я знала, что уже никогда не вернусь. Вместе с этой пощечиной закончилось мое детство и начался бег. Я побежала. Сбежала из дома, сбежала из детства, все бежала и бежала. Страшно мне никогда не было. Когда бежишь, главное, не оглядываться, а то споткнешься, упадешь и можешь разбиться.
   Петя слушал молча. Иногда он поглядывал на Огурцову, словно хотел убедиться, что она все еще рядом, что это не сон. Алена ему не нравилась. Ее плаксивый рассказ о своей жизни звучал неестественно грустно. Тоска, сквозившая в ее голосе, казалась наигранной и не вызывала даже намека на жалость. У нее было красивое лицо, а у красивых людей не может быть дерущейся матери, не может быть пьяных оргий, не может быть скучных зеленых обоев. Петя был уверен, что Алена врет. Нет, она говорит правду, но ее собственая оценка этих событий - настоящая ложь. Красивые люди даже горе свое пытаются приукрасить, изобразить его как сверхгоре. Его раздражала манера Алены макать печенье в горячий чай, а после откусывать распухший край, со свистом вдыхая воздух через рот. Точно так же она рассказывала о себе, брала кусочек из своей жизни, мокала его в свои горькие слезы, а после смаковала, рассказывала, пытаясь навязать слушателю тот кислый вкус обиды на весь мир.
   - Я начала курить в шестом классе, - говорила она, закуривая, - мне нравилось. Это было так таинственно, настоящая игра в шпиков. Прячешься то в подъезде, то сидя на лавочке где-нибудь в детском садике, и чувство было такое, словно совершаешь что-то преступное, против всего человечества. М-да, во взрослых играли. Сейчас смешно вспоминать об этом. Глупая была. Взрослыми нас делают не сигареты и не спиртное, а горе, настоящее горе, всякие маленькие несчастья и обиды. В детстве у меня их было очень мало. На то оно и детство, чтобы жить беззаботно. А потом, когда все это пришло, когда взрослая жизнь грохнулась мне на спину тяжелым мешком, так что в голове затрещало и ноги подогнулись, стало ясно, что ни сигареты, ни спиртное тут ни при чем. Теперь глупые забавы, вроде курения теперь напоминают мне о детстве. Вот так вот все перевернулось.
   Она замолчала, ожидая видимо, что сейчас все ее начнут жалеть и уговаривать не относиться к себе так трагично, ведь все у нее еще впереди. Но Огурцова и Петя молчали в унисон, будто сговорившись, и похоже, думали в этот момент о своем, нет, не о своем, они думали друг о друге. Алена разочарованно уронила печенье в чай.
   - Теперь все будет иначе, - раздраженно сказала она. - Я поняла, что могу что-то изменить в своей жизни. Перемены пойдут мне на пользу. Покрашусь, наверное, в бордовый цвет, сделаю татуировку.
   Петя быстро посмотрел на нее. Их глаза встретились. Алена почти испугалась. По спине побежали мурашки. Она быстро отвела взгляд и принялась сосредоточенно вылавливать печенье из чашки, неуклюже подхватывая чайной ложкой разваливыюшееся на куски набухшее тесто. У Пети чуть не вырвалось: "А разве у тебя нет татуировки?" Он заставил себя промолчать. На душе у него стало беспокойно. Он вспомнил перебинтованного Шплинта, вспомнил о своих терзаниях, о выборе, который он все-таки сделал, невзирая ни на что, и еще он вспомнил о деньгах. Эта девушка ограбила клуб, ранена, будущее от нее скрыто ширмой неизвестности, и несмотря ни на что она сидит тут и разглагольствует, несет всякую тоскливую чушь, жалуется, хнычет, словно она ни при чем, словно ничего и не было. Мечтает о переменах, но ее жизнь и так изменчива, нет в ней ничего постоянного, кроме этих перемен, которые будут всегда терзать ее существование и не оставят ее в покое никогда.
   - Скоро вы уедете, и все изменится... к лучшему, - со вздохом изрекла Огурцова. - Ты сама не заметишь, как вдруг вокруг тебя все успокоится, жизнь потечет неспешно, день будет похож на день, утро на утро.
   Алена поморщилась.
   - Ну уж нет. Наверное, я не такая, как все. Я никогда не успокоюсь. Меня тошнит только от одной мысли, что когда-нибудь я прилеплю к стене полоски зеленых обоев и прицеплю ненавистную книжную полку, пусть мои щеки никогда не остынут от пощечин, я буду бежать, сломя голову, прочь от этого..., - она замолчала, подыскивая нужное слово.
   - Счастья, - подсказала Огурцова.
   - Я знаю, что не такая как все. Это же не преступление?
   - Все образуется.
   Хлопнула входная дверь.
   - Света пришла! - радостно закричала Алена.
   Она встала с табурета и, держа раненную ногу на весу, поскакала в коридор. Огурцова посмотрела на Петю. В его теплых голубых глазах она пыталась найти поддержку, импульс, придавший бы ей сил, чтобы она наконец стала действительно уверенной в себе. Сейчас должно состояться знакомство Светы и Пети, и этот страшный момент, мгновение молниеносной паники, не должен никак ей помешать, ничто теперь не сможет задушить робкий еще огонек счастья, который тлеет как лампадка и возможно никогда не разгорится до степени пожара, но от этого он не становится менее желанным.
   Петя нервничал. Это было заметно. Чем больше он пытался скрыть свое беспокойство, тем очевиднее оно становилось. Потусторонняя улыбка блуждала на его губах, руки, как беспризорники, не могли найти приюта - то он гладил себя по голове,то хватался за ремень на брюках, то снова начинал приглаживать стоящие торчком волосы на голове. Огурцова по-своему поняла его нервозность, поняла, и сама стала дерганной, резкой. Ей вдруг стало нестерпимо стыдно, хотелось спрятаться, закрыть дверь кухни и никого сюда не впускать. Она ничего не могла поделать, это происходило само собой, вне ее желания, вне ее доводов, которые она не переставая твердила сама себе: любая женщина имеет право быть счастливой.
   Петю заботило совсем другое. Ему было плевать на ее дочь, на все, чем жила Галина до встречи с ним. Как человек, покончивший со своим прошлым, он наивно полагал, что и Огурцова сделала то же самое. Все было бы ничего, если бы дочь Огурцовой не была одной из НИХ. Это было самое ужасное. Нелепая случайность, помешавшая Пете и Шплинту исполнить приказание в соответствии с задуманным планом, перевернувшая всю их жизнь, теперь, словно в насмешку, делает попытки исправить свою оплошность. Пете никуда не деться, он сделал свой выбор, но от этого он не стал дальше от событий ужасного вечера и всех последующих событий. Получается, что грабители сами настигли его. Они сами пришли к нему, жуткий намек на то, что ничто нельзя забыть, как бы ты ни обманывался насчет чудес, на которые способна человеческая память. Вот они, здесь. Их трое. Вполне возможно, что тип из "фольксвагена" - это их четвертый компаньон. Как все неправильно! Как все нелогично! Что же делать, если окажется, что деньги по-преднему у них? Тогда Петя становится не просто любовником Огурцовой, он, черт возьми, становится соучастником ограбления. Те, кто ищет украденные деньги и желает наказать всю эту компанию, вряд ли станет дотошно разбираться в перипетиях чьей-то судьбы, им будет наплевать, до или после ограбления оказался Петя в этой компании, их не будет интересовать, были ли они знакомы, был ли сговор, они увидят лишь результат, и Петя, он нисколько в этом не сомневался, моментально попадет в черный список причастных к ограблению лиц. Все доводы, все оправдания будут напрасны и бессмысленны. Их соберут всех вместе, вот просто позволят собраться сейчас в этой кватрире, а после, выломав дверь, всех перестреляют - и его, и Огурцову, и ее дочь, и эту хромую дурочку, и вот этого высокого парня.
   - Крис, - представился высокий парень и протянул Пете руку.
   - Петя.
   Мужчины впились в ладонь друг друга, и каждый сейчас изучал своего нового знакомого, пытался определить степень опасности для своего авторитета, которую представлял каждый из них. Хорошего, доброго рукопожатия не получилось. Если бы случайно между двух напряженных ладоней по волшебству возник бы небольшой камешек, он мгновенно бы превратился в пыль.
   Света на кухню заходить не стала. У нее кружилась голова и болело в груди. Она прошла в большую комнату. Следом за ней прыгала на одной ноге Алена.
   - Он такой странный, постоянно молчит. В ванной целый час сидел, я засекла время. И смотрит он недобро, словно зверь. Вот увидишь, в его взгляде есть что-то звериное. Конечно, он ничего, симпатичный, но все равно. Он и твоя мама... Она же старше. Такого не бывает, он пришел за нами. Он или убийуа, или провокатор. Он из них, из тех. Нам надо уходить, срочно уходить.
   Света ее словно не слушала. Как сомнамбула, не понимая, что делает, она включила телевизор, быстро пробежала несколько каналов, отбросила пульт, пошла в свою комнату и со всего размаху рухнула на свою кровать.
   - Ты понимаешь, они нас все-таки нашли, как те, что были на даче. Я же говорила, говорила, что не надо ввязываться в это дело. Сделали бы так, как нам говорилось, сейчас бы спали себе спокойненько в своих постельках. А кстати, я совсем забыла, а Игорь, вы его нашли? Удалось поговорить с ним? И деньги?
   Света громко заплакала. Алена очень удивилась, села рядом с содрогающейся от рыданий подругой, погладила ее по спине, и неожиданно расплакалась сама.
   - Мы были в милиции, - отрывисто, превозмогая спазмы гортани, бормотала Света. - Это было так ужасно. Я чувствовала... Они словно все о нас знают... Я чуть не созналась во всем. Это ужасно. Нам не уйти отсюда. Никогда нам не избавиться от этого чувства, мы всего лишь жалкие грабители, поймать которых дело чести для всей Москвы. Здесь мы никогда не будем в безопасности. Нас найдут, обязательно найдут. И тогда...
   Пораженная услышанным, Алена перестала плакать. Она быстро вытерла слезы и теперь пыталась привести в чувство бьющуюся в истерике Светлану.
   - Алло, какая милиция? Где Игорь? Что вообще происходит? - сыпала она вопросами, пытаясь не сорваться на крик.
   - Я не могу так больше, - отозвалась Света и вдруг затихла, иногда шмыгая носом, плакать ей больше не хотелось.
   Крис с Петей вышли на балкон. Закурили.
   - У тебя это серьезно? - вдруг спросил Крис.
   Петя пожал плечами.
   - Угу, понятно. Мы раньше нигде не встречались?
   - Вряд ли, - лениво отозвался Петя. Он поднял глаза и тут же вздрогнул. В свете, льющемся из комнаты через широкие окна, он ясно, как днем, увидел плечо Криса. - А татуировка? - вырвалось у него, и он сам испугался.
   Но Крис все и так понял.
   - Татуировка? - переспросил он и погладил свое плечо. - Не было никакой татуировки, Петя, или как там тебя, не было. Обман зрения.
   От волнения Петя готов был прыгнуть с балкона. Этого еще не хватало - он не сдержался, он выдал себя! Он уже не тот Петя, не друг Шплинта, тот Петя не позволил бы себе выкинуть подобной штуки. Нервишки расшатались! Любовь подточила силы!
   - Меня зовут Петя, - он пытался говорить спокойно, но сам не заметил, как, не докурив, выкинул сигарету и тут же достал новую.
   - Ты чего здесь? Ты пришел за нами?
   Петя не отвечал.
   - А ты не боишься, что я тебя сейчас ударю очень сильно, а потом подхвачу за ноги и сброшу с балкона? Не боишься?
   - Ты хочешь, чтобы я ушел?
   - Ну, если честно, да, очень хочу, но ты ведь не уйдешь?
   - Нет, - признался Петя.
   - Значит ты просто голову ей задурил, чтобы добраться до нас?
   Преклоняюсь, ловко. Ну вы, ребята, и работаете! Одного не пойму, если вы такие умные и умелые, почему это ограбление поручили таким лопухам как мы?
   - Ты зря так нервничаешь, мне плевать на ваши деньги.
   - Ну так уж и плевать. Кстати, это один из многих вопросов, на которые я могу ответить, не задумываясь. Вот спроси у меня: "Крис, а где деньги?"
   - Мне плевать.
   - Их нет у меня! Спроси: "Крис, а где же они?" Я отвечу: "А хрен его знает?"
   - Они у вашего четвертого?
   - Что? Ты и про Игоря все знаешь?
   - Знаю. Синий "фольксваген", большая спортивная сумка, татуировка на плече, знак вопроса со стрелкой сниз.
   - "Фольксваген"? Татуировка? Игорь? - Крис опешил и некоторое время не мог произнести ни слова.
   Воспользовавшись молчанием, Петя решил убедить его в своих добрых намерениях.
   - Мне не нужен ни ваш Игорь, ни ваши деньги, ни вы сами. Я люблю ее, понимаешь, я люблю эту женщину. И я останусь рядом с ней. Вы можете идти куда вам вздумается. Можете ограбить хоть все клубы в городе или в стране, я буду с ней. Ты не сможешь меня понять. Я, это так странно, я влюбился. Мы с тобой не знакомы, конечно, точнее, знакомы, конечно, но мы не знаем друг друга. У меня был товарищ, он не понял меня. Я ушел, чтобы остаться с ней, я бросил его в минуту опасности, я предал его, и что самое ужасное, меня это совсем не трогает. Я сделал свой выбор. Что ты знаешь обо мне? Кем я был, кем я стал? Ты видишь только то, что хочешь видеть. Заглянуть в мою душу ты не в состоянии, и слава богу. Я выбрал, правильно я поступил или нет, я не знаю, но буду рядом с ней, и ни ты, ни кто другой, не сможет помешать мне. Думай что хочешь, подозревай, презирай, убей меня, наконец, но ты ничего не сможешь изменить. Ничего.
   Петя замолчал. Он тяжело дышал. Мысли путались. Ему хотелось добавить еще что-то. Все сказанное прозвучало так глупо и неубедительно. Просто бред, поверить в который может только сумасшедший, но других слов, другий выражений не нашлось. Он выплескивал наболевшее, волновался и сбивался, не мог остановить поток рвущейся наружу правды.
   Крис неожиданно пожал его плечо. Это вышло само собой, иногда жесты красноречивее слов. Какой смысл пытался вложить в это прикосновение Крис, он и сам не знал. Ему просто захотелось поддержать этого парня, показать, что он совсем не напрасно мучил себя этим монологом, что слова его дошли до души Криса, что они были понятны. Петя снова выбросил недокуренную сигарету.
   - А, да что говорить, - он, резко развернувшись, поспешно вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
   Оставшись один, Крис усмехнулся и покачал головой. Не то, чтобы он не поверил в искренность чувств Пети, просто слишком все это походило на действие из никому неизвестной пьесы. Главное, за всеми этими событиями угадывался скрытый смысл, так сказать, замысел драматурга. Можно бесконечно долго мусолить все эти надуманные фразы о превратностях судьбы, о роке, о человеке, подчиняющемся высшей инстанции, следующем путем, указанным божественным перстом провидения, кроме тоски и грусти ничего из этих рассуждений не получится. Кто-то скажет - так устроен мир, человек - часть мира, его жизнь подчиняется незыблемым постулатам и безликим формулам божественных законов. Значит так было нужно, чтобы враг перестал быть врагоми уже почти превратился в друга, чтобы дурацкие гормональные психозы, прозванные в народе дюбовью, способствовали этому перевоплощению. Разве Крису судить об этом? Что, собственно, он понимает в жизни? Теперь уже точно ничего. Он запутался окончательно. Главное - выехать из страны. Пусть хоть в этом, пусть хоть в малом его желание уложится в эти постулаты и формулы, совпадет с ними и исполнится.
   ***
   Егор отчаянно надеялся, что его отец забыл ключи от машины в замке зажигания. Ведь такое могло случиться, если предположить, как бы ужасно это ни звучало, что во время их захвата бандитами они с мамой были в машине, и последнее, о чем они могли думать в этот момент, так это о ключах, да и вообще о машине, о ее сохранности и о сигнализации.
   "Волга" была беззащитна перед хищными намерениями автоугонщиков, но для Егора она оказалась почти такой же неприступной, как тот сейф на даче. Двери были незаперты, сигнализация не включена, и ключей, естественно, не было.
   Келдыш очень по-деловому с видом знатока распахнул капот и, напевая себе под нос, принялся дергать всякие проводки и рычажки. Егор не остановил своего друга, хотя знал, что все манипуляции бессмысленны, и без ключей им не удасться завести машину.
   - Если отверткой замкнуть здесь, а потом здесь, машина скорее всего заведется, - авторитетно заявил Келдыш, не глядя на Егора. В руках у него была тряпка, которой он тшательно вытирал ладони.
   - Какая отвертка, Келдыш? Какое зажигание? Ты хочешь, чтобы мы взорвались от искры?
   - Ну, - протянул Келдыш, - надо же что-нибудь делать. От искры ничего не взорвется. Тут все продумано. Я видел, пацаны так заводили, вот тут на стартере и еще здесь вот. Поискрит, конечно, но заведется.
   Егор резко захлопнул капот.
   - Ерунда все это. Ничего у нас не получится.
   - Но я же видел... - попытался возразить Келдыш.
   Егор вырвал из его рук тряпку и швырнул ее в сторону.
   - У нас нет времени возиться с этой машиной. Без ключей мы ее не заведем, это ясно. А ломать я ее не дам.
   - Как хочешь, - Келдыш пожал плечами. - А твоя машина? Ты так и не рассказал мне ничего.
   - Это неинтересно, - отмахнулся Егор.
   Он заглянул в салон автомобиля, все еще надеясь, что ключи где-то здесь. Но ни на сиденьях, ни под ними обнаружить их не удалось. Отец все-таки успел их вынуть из замка зажигания. Это событие Егору показалось плохим знаком.
   Еще одно препятствие пристроилось в ровный ряд аналогичных провалов и глупостей, которые преследовали Егора весь сегодняшний день.
   - Скоро стемнеет, - глядя на небо, тихо сказал Келдыш.
   - Да, времени совсем не осталось. Но нужно успеть точно в срок, иначе..., - Егор не договорил, к горлу подкатил комок, помешав закончить предложение.
   Келдыш и так его понял.
   - Ладно, пробежимся немного. Здесь ведь недалеко. Идем, - сказал он.
   Они бежали не спеша, стараясь экономить силы, которые и так были на исходе.
   - Ты же Чеба помнишь? Он учился с нами. Потом в училище пошел. Помнишь? Невысокий такой, плотный. Его еще называли "чечен", думали, что он с чеченцами заодно. Его даже в уголовку забирали и в прокуратуру, - пыхтя, как закипающий чайник, говорил Келдыш. - Настучали друганы, чуть террористом не сделали. Но он чистый, его и отпустили сразу.
   - Дурак он, - отозвался Егор, - его "чеченом" называют, а он и рад. Тоже, наверное, приключений хотелось, романтики. А может думал, что раз он с чеченцами, его бояться все будут. Да какой он чеченец. У него отец осетин.
   - Не все ли равно? - удивился Келдыш.
   - Кому-то все равно, а кому-то нет. А мама у него еврейка, по-моему. Еще когда в школе учились, я помню, как он мне жаловался, что его в Америку хотят сплавить. Тетка там у него, сестра матери.
   - Я этого не знал. Почему ж не поехал?
   - Наверное "чеченцем" быть приятнее, чем осетином, евреем и американцем.
   - Чушь собачья, - Келдыш сплюнул.
   - Я и говорю, что он дурак. Тогда в школе он был крутым, а теперь его не слышно и не видно.
   - Я видел его, видел. Стал еще шире. На морде щетина, ну настоящий абрек, папахи и кинжала не хватает.
   - Дурак он, - отозвался Егор и остановился, чтобы перевести дух. Разговаривать и бежать одновременно оказалось весьма утомительно. Келдыш
   остановился рядом.
   - Я тоже думаю, что он плохо кончит. Не доведет его до добра эта романтика. Но если честно, я всегда думал, что он чеченец. Как прозвали его в первом классе чебуреком, так он и стался им до сих пор, - сказал Келдыш.
   - Прямо "команданте Че", - усмехнулся Егор. - Откуда у него оружие?
   Из Америки прислали?
   - Как откуда? От чеченцев.
   Егор махнул рукой и снова побежал. Келдыш трусил рядом с ним. Иногда они сталкивались плечами, но не замечая этого, продолжали бег.
   - Ты, Егор, глаза мне открыл, - признался Келдыш. - Я-то всегда верил в его легенду. Вот и получается, что человек - это то, что о нем знают окружающие.
   - Так может у него нет оружия?
   - У него может и нет, но он людей знает, у которых оно есть. Он нас с ними сведет, не бесплатно, конечно. Во всяком случае ничего другого, кроме "Чеба-Чебурека-чечена" я предложить не могу. Проверим заодно насколько он крут. Хвастаться перед другими своими связями и знакомствами он может, всю шпану местную запугал.
   - Дурак он, - отозвался Егор.
   - Мы тоже дураки. Надо было сначала позвонить, а потом бежать.
   Егор не ответил. Он неожиданно прибавил тепм. Земля больно лупила по ногам, видимо надеясь, что Егор не сможет удержить равновесие и свалится прямо в ее пыльные объятия. Но он упрямо бежал вперед. Бег его становился все стремительнее. Келдыш остался далеко позади. С недоумением смотрел он вслед удаляющемуся другу. Откуда только силы взялись? Егор ощутил, что после такого рывка у него открылось второе дыхание или третье, или четвертое. Сколько их у человека? Может быть девять, как жизней у кошки?
   Келдыш не спешил. Ему еще было плохо, терзало похмелье, и резкие движения тело отвергало напрочь. Егора он встретил уже возле подъезда дома, где жил Чеб.
   - Говорить буду я, а ты молчи. Особенно молчи о том, что у него отец осетин, а мать еврейка, - учил Келдыш Егора, когда они поднимались вверх по лестнице. - Ты можешь его презирать, но не показывай этого.
   - Давай я тебя внизу подожду, - предложил Егор.
   - Не надо, вдвоем солиднее. Если вдвоем, значит оружие нужно для дела. Понимать надо, психология. Если я прийду один, он мне не поверит. Подумает, что я собираюсь его сдать в милицию с поличным. Его ведь подставляли, и не раз. Человек осторожнее стал. А вдвоем другое дело. Так что молчи и будь очень серьезным. Вот увидишь, это сработает. Как его зовут, кстати? Совсем забыл.
   - Не знаю, - Егор пожал плечами, - Чебурек, Чеб, Чеченец, всегда так звали.
   - Ладно, я что-нибудь придумаю.
   Чеб оказался дома. Он был в трусах и в майке. Как и говорил Келдыш, Чеб стал круглее, но вот с небритостью вышла промашка. Щеки и подбородок были гладкие, лоснились, поблескивали и умиляли своей округлостью и плавными очертаниями. Егор лет пять его не видел, в памяти он оставался дерзким Чебуреком, коренастым парнем с приглушенным баском, опередившим в половом развитии почти всех одноклассников, бравировавшим своей куцой бородкой и душившим окружающих запахом отцовского одеколона, которым щедро поливал свою шею. Он был непримиримым борцом со всеми школьными законами, казался взрослым, умным и сильным. Его действительно боялись. Курил он, не скрываясь и не зажевывая едкий запах, как это делали другие. Его крутости завидовали все и втайне пытались быть похожими на него. Он не был классическим хулиганом, каких принято описывать в книжках, он больше походил на Аль Капоне в ссылке, по крайней мере держался он всегда с достоинством, даже когда посылал физрука куда подальше, выглядело это очень по-взрослому, словно разборка двух мужиков, а не дерзость раздухарившегося ученика. Чеб за всю свою школьную жизнь умудрился подраться со всеми пацанами, которые окружали его, и даже с некоторыми деквочками.
   Несмотря на свою очень впечатляющую внешность, драться он совсем не умел, хотя когда-то занимался и боксом, и самбо. Егор лично сам видел, как дубасили Чеба, как неуклюже он двигался, пытался отбиваться, наваливался тушей на своих противников. Да, драться он не умел, но побеждал почти всегда. Бить его можно было бесконечно. Казалось, он не замечает ни ударов, ни ссадин, ни разбитого носа. Он ни разу не падал. Стоял и брал своих врагов измором. Они уставали, а он их бил, так бил, неумело, несильно, часто не попадая по лицу, но его несокрушимость, невосприимчивость к боли, стойкость могли довести избивавших его противников до истерики. Руки их сами собой опускались и им становилось так страшно, что чаше всего они просили пощады или убегали.
   А потом начались боевые действия в Чечне. Эти кровавые события добавили Чебу авторитета, поползли слухи, что он как-то связан с боевиками. Ругаться с ним стало равносильно самоубийству. Хотя доказательств его причастности не было, но в эту сказку верили все. Чего только о нем ни говорили. Он знал все это и как опытный менеджер раскручивал свою PR-кампанию до вселенских масштабов. Он ушел в училище и вдруг исчез. В школе о нем еще вспоминали, хвастались дружбой с ним, пугали своих врагов его тенью. И оказалось, что его действительно боялись. Егор его никогда не боялся. Чеб раздражал его, иногда злил, но Егор старался не замечать людей такого рода, словно их и нет вовсе. Он игнорировал ужас, который испытывала вся школа, если того требовали обстоятельства, мог тут же полезть в драку с каким-нибудь выскочкой, бравирующим своей дружбой с Чебуреком, требуя к себе почтительного отношения.
   Как складывалась жизнь Чеба, Егор не знал. Ему было все равно. Он старался держаться подальше от него в школе, а уж потом и вовсе перестал думать о нем. Если бы не Келдыш, отличавшийся своим беспокойным характером и стремлением быть постоянно в гуще районных событий, он может быть и вовсе позабыл этого Аль Капоне на пенсии и никогда б не вспомнил о том, что учились они в одном классе.
   Чеб с ног до головы осмотрел непрошенных гостей, почесал жирную голую ляжку и эту же руку протянул для рукопожатия. Поборов брезгливость, Келдыш и Егор ответили на приветствие. Чеб сейчас больше походил на разожравшегося домашнего кота, которому отрезали хвост, одели в трусы и майку, и который от сладкой жизни в тепличных условиях облысел, отторгнув ненужный теперь атавизм в виде серой с черными полосками шерсти, и вобщем-то в итоге он превратился в человека.
   - И - здорово, дорогой. Входи, дорогой, - наконец выдавил из себя Чеб, обращаясь неизвестно к кому.
   - Мы к тебе, Чеб, - вкрадчиво начал Келдыш, когда входная дверь была заперта на замок.
   - В моей комнате, дорогой, - Чеб рукой показал, куда нужно идти.
   Словно две тени Егор и Келдыш проскользнули в указанном направлении, боясь встретить кого-нибудь на своем пути. В комнате, где обитал Чеб, было уютно, и обстановка в ней не вязалась с тем ореолом славы ее хозяина, что витал по дворам и улицам этого района. На письменном столе стоял компьютер, рядом со светящимся белым светом монитором валялась груда учебников по программированию. Егор был неприятно удивлен, заметив все это. Дерзкий Чеб, будущий опасный преступник Чебурек, гроза местной шпаны Чечен добросовестно грыз гранит науки, как заправский ботаник. Чудеса!
   Келдыш хорошо умел говорить только когда был наедине с Егором или когда рассказывал очередную глупость. В те редкие моменты, когда от него требовались действительно ясность мысли и простота изложения, когда тема разговора была серьезной, когда нужно было договориться о каком-нибудь деле, Келдыш враз терял все свои ораторские способности. Язык его начинал заплетаться, слова в предложениях подло менялись местами, запутывая смысл сказанного до абракадабры, и тогда Келдыш становился жалким и сразу терял несколько лет своего возраста, но не молодел, а глупел.
   Разговор с Чебом, на который, согласно их уговору с Егором, он должен был потратить от силы минут десять, растекся, расплылся, превратился в жуткое месиво, в молочный кисель и, потеряв свою первоначальную направленность, извращал смысл их визита.
   Чеб изменился очень. Он собирался уехать в Америку, так и сказал:
   "Хочу в Америку." Вот только решил подучиться как следует, а то там у них
   образование дорогое. И вообще Егору показалось, что о своих планах Чебурек
   говорит с большой охотой, даже хвастливо. Аль Капоне несчастный.
   Келдыш хихикал, мигал Егору и, казалось, забыл о цели посещения. Чеб мало спрашивал и много говорил. Скорее всего он целый день просидел у компьютера и теперь очень рад представившейся возможности отвлечься от учебы и поболтать.
   Егор не выдержал и нарушил слащавый диалог.
   - Чеб, мне говорили, у тебя есть знакомые, серьезные люди. Одним словом, нам нужно оружие, - Егор сразу перешел к делу.
   - Откуда у меня, дорогой? - улыбаясь, Чеб развел руки.
   - Нам очень нужно. Для дела, - последнюю фразу Егор добавил, чтобы подчеркнуть серьезность ситуации.
   - Нет, у меня нет оружия, - Чеб поднялся и прикрыл дверь в комнату.
   - Понимаешь, Чеб, случилось несчастье. Ты один нам можешь помочь. У тебя ведь были знакомства с..., - Егор чуть не сказал "с бандитами", но в последнее мгновение передумал. - Нам угрожает опасность. Вот мне и Келдышу, и еще дорогим мне людям. Другого способа помочь им у меня нет.
   - Что ты такое говоришь! - Чеб, кажется, обиделся. - Что за оружие? Я уже документы все сдал на ПМЖ. Что за друзья? Никого не знаю, я в Америку еду. Работать там хочу. Что говоришь, дорогой?
   - Я заплачу, - сказал Егор. Это был его последний аргумент, - тебе ведь деньги понадобятся, там. В Чикаго жизнь не дешевая.
   Чеб задумался. Наверное, если бы ему дали время подумать хорошенько, он тут же бросился с остервенением сочинять программу расчета целесообразности утвердительного ответа и анализа сравнения его с отрицательным.
   - Чеб, времени совсем нет, - поторапливал Егор.
   - Подожди, дорогой, я думаю, - он снова почесал свою жирную ляжку.
   - Мы договоримся, - подал голос Келдыш, молчавший все время с тех пор, как Егор взял инициативу в свои руки.
   - Не могу, - наконец со вздохом ответил Чеб. - Вас заметут, меня подставите, людей подставите. Не могу. Я в Америку хочу.
   - Счастливого пути, - Егор резко встал и вышел из комнаты.
   Он не помнил, как открывал дверной замок, как шлепал по ступенькам лестницы, спускаясь, как громыхнула за его спиной дверь подъезда, как бабули, сидевшие на лавочке, при виде его тут же повскакивали со своих мест и словно куры в курятнике, суетливо подталкивая друг дружку, скрылись в подъезде. Егор топтался на месте, со стороны казалось, что он пританцовывает, он никуда не собирался идти. В доме зажглись окна, небо еще беззвездное, но уже поражающее своей темной глубиной, всасывало весь город в ночь. Стоять под этим небом в одиночестве было невыносимо страшно. Кругом бурлила жизнь: из распахнутых окон доносились шумы и звуки, кто-то, стоя на балконе, курил, вспыхивая зажженной сигаретой, слышались голоса невидимых людей, смех, кашель, а над всем этим пиршеством человеческого бытия черным вывернутым нутром нависала ночь. Она беззвучно, одним своим пугающим бездонным пространством манила Егора вверх, а ему все никак не хотелось расставаться со светящимися окнами, с покосившейся лавочкой у подъезда, и он, потерявшийся во времени и пространстве, запрокинув голову, играл в гляделки с бездной и ждал, когда же наконец небо моргнет, не выдержав острого человеческого взгляда.
   - Пойдем, - услыхал он за спиной голос Келдыша.
   "Куда? Зачем идти? Все бесполезно," - мелькнуло в голове Егора. Он наивным детским взглядом проводил фигуры двух людей, которые прошли мимо него.
   - Чего встал? - недоумевал Келдыш.
   До Егора только теперь начало доходить, что это разговаривают именно с ним, и что это именно ему надо куда-то идти за двумя молодыми людьми, один из которых был Кедлдыш, а второй Чеб.
   - Что с ним, дорогой? - стараясь говорить как можно тише, спросил Чебурек у Келдыша.
   - Не понимаешь? Волнуется человека, я же тебе все рассказал. Ты бы не волновался? Сейчас он прийдет в себя. Отъехал немного. Мозгам тоже передышка нужна. Егор, он такой, помедитирует на звезды, и вроде как заново родился. Смотри, идет. Я же говорил.
   - Правда, идет, - согласитлся Чеб.
   Егор удивился, увидев Чекбурека. Келдыш его все-таки уговорил.
   - Ты как? - участливо спросил Келдыш.
   - Нормально,- кивнул головой Егор, - так, на небо засмотрелся. Глаз не сомкнул, а будто спал все это время. По-моему, даже сон видел.
   Попетляв по темным безлюдным дворикам, они наконец очутились у здания бывшего детского садика. Теперь здесь редко можно было услышать детский смех и милый для каждого потенциального родителя лепет несмышленых чад. Всех детей отсюда рассовали по другим детсадам, а прочное двухэтажное здание практически разорвали владельцы различных коммерческих фирм. Словно оккупанты, вторгшиеся на чужую землю, они смело ломали и крушили прежний детский мир и возводили, чуть не сказал возрождали, зыбкие основы капитализма, строили офисы и в них "рубили капусту", беспощадно, до последней капли крови. "Компьютерному салону" отвели место в подвале. "Контрал страйк" работал круглосуточно, имел гибкую систему скидок и путанную систему оплаты.
   Все здание было погружено во тьму. Рабочий день уже закончился. На высоких бетонных ступенях курили охранники, беседуя о каких-то дачах, картошках и урожаях. Они даже не посмотрели на проходящих мимо троих парней. Вход в логово компьютерных игр располагался в торце здания, и все любители поубивать и поуничтожать виртуальных противников всегда проходили мимо центрального входа. Несущие свою нелегкую службу часовые просто привыкли к бесконечному крестному ходу в компьютерный клуб и давно перестали обращать на идущих мимо людей хоть какое-нибудь внимание. Так, разве что иногда, бросят равнодушный взгляд в спину худому костлявому подростку, спешащему в очередной полет по мирам фантазии.
   Мало того, что зал компьютерных игр находился в глубоком подвале, сомнительна была также законность его существования не только в этом помещении, но и вообще в стране. Но юные любители компьютерных игр редко пытаются вникнуть в скучные проблемы взрослых. Законно, незаконно - не все ли равно, главное, недорого, круглосуточно и рядом с домом.
   Возле входа в "Конртал страйк" стояла группа ребят. Они что-то возбужденно обсуждали, давились пивом и табачным дымом и, похоже, они ждали своей очереди сесть за боевую машину.
   - Я здесь подожду, - сказал Егор.
   Келдыш и Чеб не возражали. Они тут же скрылись за тяжелыми некрашенными стальными дверьми, на которых размашисто белой краской было написано "Вход". С обратной стороны двери, естественно, красовалась надпись "Выход".
   Егор вдруг испугался, что нестойкий ко всякого рода приключениям Келдыш тут же увлечется какой-нибудь дурацкой игрой и вообще никогда не вылезет из этого подвала.
   Но вскоре Чеб, Келдыш и некто третий вышли на улицу, Егор даже не успел развить свои тревожные предчувствия до состояния безумной паники. Этот третий, которого Егор, естественно, не узнал, потому что никогда прежде не встречал, обнимал Чеба за плечи и рьяно жестикулировал. Несоответствие спокойного тона, с каким он произносил слова, и этой жесткой, даже агрессивной жестикуляции тут же бросилось ему в глаза. Понять, о чем говорит этот человек Егор не мог, Келдыш, видимо, тоже, засунув руки в карманы, он настойчиво плевал на землю. Наконец Чеб подошел к Егору.
   - Слушай, дорогой, есть два ствола. Они чистые. Просят недорого, - шепотом сказал он прямо в ухо.
   - Я согласен, - Егор кивнул.
   От дыхания Чебы в ухе стало жарко и мокро, и Егору отчего-то вспомнились жирные голые ляжки и натянуая до предела ткань семейных трусов на них. Его передернуло, и он быстро вытер ухо носовым платком, который тут же выбросил.
   Чеб снова начал вполголоса обсуждать что-то со своим знакомым.
   - Я его уговорил. Обрисовал ситуацию. Он проникся. Чеб - свой человек, денег никаких не возьмет. Говорит: "Я в Чикаго свои заработаю." Что и говорить, Чечен он и есть Чечен, - ухмыляясь, сказал Келдыш.
   Чеб снова подошел к Егору.
   - Сейчас он принесет. Деньги у тебя с собой?
   Егор кивнул утвердительно.
   - По двести за ствол. Ладно, я пошел, вы тут сами, без меня? - Чебурек попрощался.
   Пожимая его холодную скользкую руку, Егор с тоской подумал, что поспешил с платком, не зная, что тот еще может пригодиться.
   - Гуд бай, - сказал он.
   Чебурек улыбнулся, кивнул и ушел.
   - Что теперь будет, - потирая руки, шептал Келдыш, - я так волнуюсь. У меня все дрожит. Вот это я понимаю. Тебе страшно?
   - Нет, - соврал Егор.
   - А мне страшно. Умирать не хочется.
   - Рано пока об этом думать, - Егор вдруг вспомнил Париж, ночной Париж.
   Там было скучно, но спокойно и совсем не страшно. Какие они разные, эти города­миры ночью! Вроде бы ночь одна и та же, а все совсем по-другому!
   Приятель Чеба действительно очень скоро вернулся, неся в руке полиэтиленовый пакет.
   - Смотреть будете? - спросил он и оглянулся.
   Этот его поворот головы словно подчеркнул опасность данного мероприятия. Покупка оружия - это не хухры-мухры, это, во-первых, статья, во-вторых, срок, пусть даже и условный, при всяких смягчающих обстоятельствах, а в-третьих, согласно Чехову, если купишь его, то непременно выстрелишь.
   - Будем, - твердо сказал Егор, подавив волнение.
   - Не стреляйте здесь только. Там охранники, как бы чего не вышло, - предупредил продавец и полез в сумку за пистолетами.
   Примерно такими и представлял себе Егор пистолеты Макарова: девять миллиметров, пятьдесят метров прицельная, девятьсот грамм веса с пустой
   обоймой.
   - Двести за каждый. Обойма беслатно, - продавец постоянно оглядывался. Заметив, как неуверенно ребята сжимают в руках оружие, как проверяют удобство рукоятки, он хмыкнул, - пользоваться умеете?
   - Эх, пальнуть бы сейчас, - восторженно заявил Келдыш и тут же принялся целиться из пистолета, наводя мушку на стволы деревьев и на окна близлежащих домов.
   - Так что подвести, такая цена, - словно бы извиняясь за столь высокую стоимость оружия, пробормотал продавец. Хорошо еще, что курс доллара и падение цен на нефть на мировых биржах сюда не приплел.
   - Берем, - решительно ответил Егор, вынимая из кармана деньги.
   - Подождите, обоймы, а впрочем берите и кулек - бонус, так сказать, - продавец взял деньги, передал ребятам кулек и, не говоря больше ни слова, не попрощавшись, вернулся в компьютерный зал.
   - Ты куда ходил? - спросил его приятель.
   - Вот, заработал четыреста зеленых.
   - Вот прямо сейчас? За пятнадцать минут?
   - Уметь надо.
   - Научи.
   - Да и учить-то нечего. Ты же знаешь, мой предок был военруком в школе, списал себе домой несколько стволов. Сам даже не знаю зачем, бойки у них сточены, патроны в обоймах с пробитыми капсюлями. Время было такое - каждый крал что только мог украсть. Вот и мой батя тоже.
   - Они что, не боевые, эти пушки?
   - Ну, если по башке дать, тогда, наверное, убить можно.
   - Врешь ты все.
   - Нет, не вру. Вот деньги.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"