Аннотация: Ничего вернуть нельзя. Нет сил и времени оценивать поступки. За тебя уже все решили. Прячься если успеешь. Смерть идет за тобой.
ЗАЖИГАЛОЧКА.
Глава6.
ТРАФФИК.
Игорь вернулся к себе домой. Ему больше некуда было идти. Друзей и родных у него не было. Точнее, их не осталось. Он был один на всем белом свете. Творческие люди обречены на одиночество. Они самодостаточны, им ни к чему любое общество, потому что творчество им заменяет все - и общение, и любовь, и страсть, и переживания.
Однокомнатная квартира на третьем этаже прочной "сталинской" пятиэтажки была его домом. Его временным пристанищем и убежищем. По сути, лишившись своей квартиры в надежде хоть частично погасить свой долг, он приобрел в душе новое качество: отныне ничто на этой земле не принадлежало ему, он стал свободным от рутины и хлопот обладания вещами, все, чем он располагал теперь, было всегда вместе с ним, оно ютилось у него в душе, теплилось где-то в голове и жило, и принадлежало ему, пока он сам был жив. Еще, конечно, оставался долг и все связанные с этим фактом неприятности, но об этом думалось легко, хоть и с тенью грустного разочарования, совсем как о неминуемой смерти. Главное он стал свободен, и теперь как улитка носил свой дом с собой, огромное безразмерное жилище, которое всегда было под рукой и куда удобно было прятаться от неустроенности окружающего мира.
Квартира, которую он снял несколько месяцев назад, предусмотрительно заплатив хозяину за целый год, превратилась в его дом, как только он, скрипнув ключем, проникал внутрь. И вместе с его приходом сюда проникал его собственный мир.
Он бросил сумку с деньгами у порога и неторопливо обошел свои временные владения, давая возможность своему миру заполнить геометрически правильно выстроенное пространство, окутать каждую находящуюся внутри вешь дымкой милой, близкой сердцу узнаваемости. Его дом был там, где он сам находился, и поэтому родным и знакомым скоро становилось все, что его окружает.
Осторожно, боясь лишнего шума, он сел на старый продавленный диван. Пружины предательски скрипнули, нарушая тишину и превращая сладкий миг узнавания в нелепость. Пыльная шестиструнная гитара, притаившаяся в углу, с трепетным страхом ждала безжалостных рук и дерзких прикосновений. Она так же, как и все остальное в этой квартире, вдохнула часть мира Игоря и распознала его намерения.
Игорь закурил и открыл окно. Мыслями он унесся к оставленным им где-то за городом троим компаньонам. "Идиоты," - прошептал он. Сердце кольнула досада. Его не поняли, не оценили, не выслушали, пренебрегли его свободой и мнением. Как всегда. "Идиоты," - вновь прошептал он.
Гитара жалобно звякнула в его руках. Он уселся на диван и задумался. "Идиоты," - прошептали его губы. Это слово уже не относилось к его недавним товарищам, оно шелестело и шипело, обращенное ко всем людям на земле, с кем уже пришлось встретиться Игорю и особенно к тем, с кем ему предстоит встретиться. Гитара молчала. Отчего-то в эти мгновения Игорю больше хотелось ругаться, чем петь. Наболело. Вечная боль нереализованного дара, забродившего в обиженном на весь мир сердце.
Его взгляд упал на лежащую у входной двери сумку. Он долго и пристально всматривался, словно пытался увидеть в своем неожиданном богатстве знаки и симптомы приближающегося благополучия и известности. Но сумка - это только сумка, у нее есть цена и артикул, и нет даже намека на судьбоносность. А как же деньги? Та сама куча денег, призванных служить ему, стать ступенями в новый мир, в небеса, на самую вершину жизни, даже не подозревает о своем великом предназначении.
Слабость и хандра вдруг улетучились. Игорь ощутил, как закипает в нем желание немедленного действия. Он ни в коем случае не должен пренебречь открывшимися возможностями. Это должно было случиться, и теперь надо действовать, чтобы не упустить момент. Все очень просто - или сейчас, или никогда!
Вернув гитару на прежнее место, Игорь пошел на кухню, решив первым делом напиться чаю. Он не беспокоился о том, что его кто-то будет искать здесь. Разве что это мог сделать кредитор. Он мог бы прислать Бориса или другого курьера с требованием возвратить долг и проценты немедленно. Но теперь это уже не пугало его. Он готов к этому. Он с нетерпением ждет того момента, когда сбросит с себя кандалы зависимости от жестокого богатея, ссудившего ему когда-то "по доброте душевной" кругленькую сумму. Игорь готов вернуть долг, вот так вот сразу, по первому требованию. Нет, скорее всего посланный курьер не удивится такому повороту событий, ни один мускул не дрогнет на его лице, он возьмет деньги и уйдет навсегда из жизни Игоря, он унесет из его мира, из его дома мусор, мешавший дышать вольно и спокойно, полной грудью. И тогда останется одно лишь творчество.
Чайник вскипел, Игорь заварил чай прямо в чашке, накрыв ее сверху блюдцем. Неплохо было бы чего-нибудь перекусить, но кроме куска черствого батона другой еды в доме не оказалось. Пока заваривался чай, Игорь, подобно Кащею, решил почахнуть над своим богатством. Деньги он высыпал на кухонный стол, перебирал и взвешивал тугие пачки пачки на ладони, он впитывал энергию денег. Он, играя в необычную игру, складывал пачки то в одном, то в другом порядке, выстраивал пирамиды, раскладывал по столу как паркет, даже убрал чашку и кусок батона на подоконник, чтобы не мешали. Выстроив замысловатый домик, он, взяв из коридора телефон, притащил его на кухню и неуклюже прижав плечом к уху трубку, набирал номер, так и не поставив аппарат, держа его на весу.
- Алло, Семен, - голос Игоря дрожал от волнения, - это Игорь. Да, тот самый. Узнал? Я звоню спросить тебя - мой материал, он еще у тебя? Он сохранился? Да? Что ты говоришь? Целехонек! Да, да, решил. Нашел спонсора, собираюсь закончить старую и начать работать над новой. Нет, я никого не ограбил. С чего ты взял? Да, шутка, понимаю. Когда можно подойти? Хоть сегодня? Я буду, точно буду.
Игорь взмахом телефонного аппарата разрушил выстроенный из денег домик.
- У меня столько идей. Такое дикое желание работать. Ты не поверишь, меня просто распирает... Веришь? Это хорошо. Ты говорил, у тебя есть связи на радио. Я понимаю, что об этом пока рано говорить. Просто спросил, хотел убедиться, что мое творчество в умелых руках. Я шучу, шучу. Как у меня дела? Нормально дела. Не могу ждать, спать не могу, есть не могу, хочется работать, работать, работать. До изнеможения, до смерти. Денег много, Семен, не беспокойся, на все хватит. Ну конечно, это мне надо беспокоиться. А я спокоен, ты не поверишь, спокоен как слон или верблюд. Работать хочется. Ладно, я сегодня буду. Все обсудим и вообще поболтаем. Всего!
Игорь нажал на рычаг. Настроение поднялось. Самое время сделать еще один очень важный, хоть и неприятный, звонок. Раз уж день сегодня достаточно удачный, нужно использовать его по максимуму.
- Алло, - Игорь замер, вслушиваясь в молчание, повисшее на том конце провода, - алло, я хотел бы поговорить с Рахметом.
- Ты кто? - голос в трубке звучал презрительно.
- Я Игорь. Он меня знает. Я звоню по поводу долга.
- Ты кто? - вновь спросил голос.
- Я могу поговорить с Рахметом? - Игорь взволновался не на шутку. Ему стало страшно.
- Слушай, ты зачем звонишь?
- Где Рахмет?
- Ты чего хочешь?
- Я Игорь. Я хочу долг вернуть. Я занимал.
- Я понял, ты Игорь. Ты кто?
Игорь резко нажал на рычаг. Руки его дрожали. Совсем не так он представлял себе этот разговор. Этот тон, ужасный презрительный голос - все говорило о предстоящих неприятностях. Но Игорь был уверен в одном, ему необходимо вернуть долг, иначе он не сможет ничего делать. Если он не отдаст деньги, он не будет чувствовать себя до конца свободным.
Он снова набрал знакомый номер, но не дожидаясь ответа, положил трубку на рычаг и и опустил телефон на кучу денег, разбросанных по столу. Дрожащей рукой он вынул из пачки сигарету и прикурил от прыгающей в руках спички. Этот день не может закончиться так ужасно. Сегодня великий день, но похоже, он может превратиться в кошмар. Вопрос с долгом требует немедленного разрешения, его нельзя отложить на потом, забыть или как-то изменить значимость. Игорь быстро перебирал в голове те места, где мог бы встретить Рахмета и обсудить с ним свои проблемы. Он залпом выпил горький чай. Мокрые теплые чаинки прилипли к языку и губам, Игорь отплевывался, размышляя о превратностях судьбы. Неужели этот день приготовил ему сюрприз, решил указать его место в жизни: его потолок, его планку, его подстилку у двери? Этого не может быть. Все что угодно, но только не это.
Игорь курил одну сигарету за другой. Он уже не радовался свалившемуся
на него счастью, его не забавляла куча денег, и он с ужасом представлял себе,
какие могут быть последствия этого телефонного разговора. Наверняка Рахмет
что-то задумал, видимо он решил, что может повелевать судьбой Игоря. Видимо,
он решил, что он бог. Только вот что он за бог? Он наверняка мусульманин.
А Крис, тот тоже возомнил себя всемогущим. Почему на пути Игоря в последнее время встречаются одни лишь боги? Может такова его истинная миссия? Может он антихрист или Иуда? Что за бред!
Игорь в бессильной злобе смахнул деньги на пол. Еще мгновение, и он заплачет. В исступлении он принялся топтать валяющиеся в беспорядке зеленые пачки, осознавая, что топчет сейчас еще одного людского бога.
Игорь взял себя в руки. Не надо паники! Он быстро собрал разбросанные деньги в сумку. Поднял и поставил на стол телефон. Но все-таки что же делать? Крис наверняка придумал бы выход из этой ситуации. Он такой. Игорь вдруг с тоской вспомнил о своем недавнем приятеле. Еще он вспомнил, как билось его сердце там, на платформе, где он ждал электрички. Ему все чудилось, что Крис следит за ним откуда-нибудь из-за кустов, ждет удобного случая, когда Игорь останется совсем один, чтобы расправиться с ним. Игорь держался поближе к людям. У него было оружие и были деньги, но еще у него был страх перед Крисом. Он верил в его решимость, в его силу и целеустремленность. Таких людей нельзя иметь во врагах. Но Крис был именно враг. Сев в электричку, Игорь медленно прошелся по вагонам, чтобы удостовериться в отсутствии преследователей. Приехав в Москву, он сначала хотел сдать сумку с деньгами и оружием в камеру хранения, но так и не решился. На вокзале было очень много милиции, и долго там оставаться было нельзя. Игорь нырнул в метро. Он досадовал на свою нерешительность, полагая, что на вокзале сумка была бы в большей безопасности, нежели у него дома. Деньги все равно прийдется гденибудь спрятать.
Зазвонил телефон. Игорь вздрогнул и испуганно уставился на оживший аппарат. Телефонная трубка была липкой и теплой, Игорь прижал ее к уху и замер.
- Чего молчишь? - раздался знакомый презрительный голос.
- Я слушаю.
- Эй, музыкант, Рахмет готов тебя выслушать.
Игоря покоробило подобное обращение. Оказывается, в определенных кругах ему уже дали кличку.
- Алло, - это уже голос Рахмета.
- Алло, Рахмет, это я, Игорь.
- Говори, - спокойно сказал Рахмет.
- Я готов отдать долг. Всю сумму.
Молчание.
- Деньги у меня, - сказал Игорь, подумав, что оппонент не расслышал.
- Я понял, - наконец отозвался Рахмет.
- Я хочу договориться о месте и времени встречи, - неуверенно пробормотал Игорь, озадаченный подозрительностью Рахмета.
- К тебе прийдут.
- Когда? - спросил Игорь в пищащую короткими гудками трубку.
В груди у него похолодело. Дернул же его черт связаться с этим Рахметом.
Но тогда другого выхода не было. Чушь, всегда есть выход.
Игорь решил спрятать деньги и о ружие немедленно. Пусть приходят люди
Рахмета, он назначит время и место передачи. Он сам назначит. Хватит подчиняться. Он свободная личность. Он будет ею, когда отдаст свой долг. А пока... Пока надо спрятать деньги.
***
Шелкнул замок. Дверь открылась. В темную пыльную кладовку ворвался ясный дневной свет. Келдыш прищурился, не в силах вынести резкого перехода от тьмы к свету. Он сидел, согнувшись, взгромоздив ноги на лавку, упершись подбородком в колени и привалившись боком к стенке. Странно что он даже не заметил, как невеселые мысли, словно переходя стремительную шумную реку, скакали как по камешкам к туманному и невидимому берегу, уводя его куда-то вглубь себя, убаюкивая. Келдыш спал. Видел быстрые бесформенные сны, что проносились мимо, их невозможно было запомнить. Он спал, пока в его импровизированную камеру не пришел непрошенный гость, принесший с собой невыносимо яркий свет. Келдыш осоловело хлопал ресницами, пытаясь навести резкость.
- Ты спал, что ли? - удивился кто-то с той стороны двери.
- Уснул немного, - вздохнул Келдыш.
Он потянулся, спустил ноги на пол и встал. Все те же лица, точнее, то же лицо - большое, круглое. Келдыш зевнул. Ему не было страшно, он был уверен в Егоре. Он знал его финансовые возможности и его доброе сердце. Рано или поздно друг прийдет на помощь, они выйдут из этого неприветливого дома и отправятся гулять или кататься, а потом соберут вещи и уедут куда-нибудь, ну хоть в Египет.
- Идем, с тобой говорить хотят.
Келдыш кивнул.
- Здесь что света нет? - рассеянно спросил он.
- Почему нет, есть. Так ведь день еще, - круглое лицо громилы удивленно вытянулось, превратившись в овал.
- Да? День? А я заснул. Снилось черт-те-что, - пожаловался Келдыш морде и вышел из кладовки.
- А зачем тебе свет? - продолжало удивляться круглое лицо. - Может ты хотел, чтобы тебе газетки сюда принесли или журнальчики?
Келдыш промолчал в ответ. В сопровождении громилы он прошел по длинному коридору с двумя большими окнами, выходящими на глухой кирпичный забор. Там, за забором, была воля, там осталась прежняя беззаботная жизнь.
- Мне руки за спиной держать? - спросил он, оглянувшись на верзилу.
- Топай, топай, - скомандовал сопровождающий, - вот сюда. Входи.
Келдыш вошел в большой просторный зал. Из-за отсутствия мебели помещение выглядело огромным до неприличия. Звуки здесь отражались от стен и вторили быстрым эхом где-то у потолка. Пахло краской, свежеструганными досками и еще другими неопределимыми запахами недавно прошедшего здесь ремонта. Паркетный пол блестел, пряча свой хитрый узор за бликами солнечных зайчиков, заскочивших сюда как на полянку через резные окна.
Прямо напротив двери раскрыл в бесконечном зеве свою широкую пасть
камин, обнажая для всеобщего обозрения свое черное нутро. Возле камина, спиной
к двери, на новеньком мягком стуле сидел главный тюремщик. Этот единственный
стул казался в таком огромном помещении маленьким и незначительным. Сидящий на
нем человек говорил по мобильному телефону. Но как и сам человек, его фигура и
голова теряли свои истинные размеры, находясь в плену у открытого пространства,
издали казалось, что человек разговаривает с камином, который замер и
отворил рот от удивления.
- Я никуда не прячусь, - говорил человек, - мне стало плохо. Я был у следователя. Что он мне может сказать? Что вообще они могут сделать? Я понимаю всю серьезность положения и не пытаюсь занизить свою ответственность. Все-таки клуб принадлежит мне. Где-то я просчитался. Где я? Да так, отдыхаю. Да я знаю, что не время. Нет сил, но мои люди работают над этим. Это моя проблема, и я приложу все усили...
Он неодижанно замолчал, удивленно посмотрел на трубку, затем на камин.
- Вот и поговорили, - со вздохом сказал он и оглянулся.
Келдыш кивнул в знак приветствия.
- Это ты, парень? - усмехнулся Болдин.
Он развернул стул и сел спиной к камину, закинув ногу на ногу. В руках у него оказался большой апельсин. Болдин, не сводя глаз с Келдыша, спрятал телефон в один карман, а затем из другого вытащил нож-выкидуху. Звонко щелкнуло лезвие, звук запрыгал по стенам и остановился в области потолка, растроившись, будто в этой комнате практически одновременно лезвия выскочили у трех ножей. Болдин не спеша начал чистить апельсин, сбрасывая кожуру прямо на пол.
- Как тебе мой дворец? - спросил он наконец у заскучавшего Келдыша.
- Большой и пустой дом, - отозвался Келдыш и оглянулся. Кроме него и сидящего у камина Болдина в комнате больше никого не было. Верзила незаметно ушел, даже не скрипнув дверью. Но Келдыш был уверен, что он там, совсем рядом, и готов в любую минуту войти сюда и нанести один из своих знаменитых ударов ребром ладони, тех самых, что совсем недавно он Егора...
- Извини, присесть не предлагаю, сам видишь, не на чем, - Болдин развел руки в стороны, в одной был недочищенный апельсин, в другой нож с мокрым от сока лезвием. - Ну, я думаю присаживаться тебе ни к чему, ты и так насиделся.
Болдин вернулся к своему занятию.
- Ты чем по жизни занимаешься? - спросил он, не поднимая глаз.
- Живу потихоньку, - отозвался Келдыш.
- Плохо, молодой человек, плохо. Нельзя жить потихоньку, для здоровья вредно. Надо жить так, чтобы стены в домах тряслись, чтоб земля дрожала, чтоб ветки гнулись и ветер чтоб в затылок дышал. Вот как надо жить. Ты знаешь, я уважаю дерзких и смелых людей, можно сказать, любуюсь ими. Может потому, что когда-то сам был таким. Теперь вот плоды пожинаю, - Болдин для убедительности показал Келдышу очишенный апельсин. - А ты говоришь, потихоньку. Проспишь свою жизнь, пройдет она мимо тебя, даже не подразнит, так пройдет. Плохо это.
- Я в институт собираюсь поступать, - соврал Келдыш.
- Вот это правильно. Сейчас без образования нельзя. Хотя... хотя можно и без образования. Но ты все равно учись. Куда собираешься поступать?
- Еще не решил, - пожал плечами Келдыш.
- Ничего, даст бог, еще выберешь. Друг поможет. Как думаешь, поможет?
Келдыш хотел выпалить "да", но отчего-то сдержался. Ему начал казаться подозрительным этот разговор. Слишком он был откровенным, прямо по душам. Может с Егором что-нибудь случилось?
- Я не знаю, - выдохнул Келдыш.
- Я вот тоже не верю своим друзьям, - сказал Болдин, он равнодушно смотрел на очищенный апельсин, словно не мог придумать, что можно с этой штукой делать. Аппетит у него явно пропал.
- Апельсин хочешь? - спросил он.
- Можно, - согласился Келдыш, уже в следующую секунду он обеими руками поймал брошенный в его сторону мокрый плод.
- Я вот не могу понять, что за человек Егор Обломов?
- Человек как человек, - пожал плечами Келдыш, жуя апельсин.
- Нет, серьезно. С виду он мне не показался очень уж смелым или, как
это модно нынче говорить, крутым. Человек, как человек. Знать бы, что у этого
человека на уме. Я был уверен, что знаю. Оказалось, ошибался. Стар стал. Все
чаще и чаще ошибаюсь. Интуиция заржавела. И сила вроде есть, и ум, и память не
хуже, чем у двадцатилетьнего, а что-то не так. С возрастом пришла мудрость.
Недоверие и осторожность теперь мои главные союзники в любом деле. Но как я
в нем ошибся. Ты не думай, я хоть и опасный, но совсем не злой. Не бандит
какой-нибудь, без надобности и мухи не обижу. Разве что для дела могу
провернуть мокрое дельце. Нет, ты слушай, но не вслушивайся, это я так,
размышляю. Что, вкусный был апельсин?
Келдыш кивнул.
- Вот и хорошо, - Болдин помолчал. Достал из кармана носовой платок и вытер лезвие ножа. Бросив платок на кучку апельсиновых корок, разбросанных по полу, он сложил нож. - И главное что удумал, стервец! Поиграть захотел. Не наигрался. Ты понимаешь, смелых и дерзких уважаю, но ненавижу дураков. Просто не перевариваю человеческой тупости. Мы же договорились. Все было честно. Я человек незлой. Дела все делаю правильно. На Егора твоего зла не держу и вообще. Зачем он так со мной? Не уважает? Ну не дурак же он в конце-концов. Вот ты скажи, дурак Егор или нет?
- Не замечал, - пролепетал Келдыш. После монолога Болдина ему стало не по себе. Егор сделал что-то не так, и теперь должно произойти что-то страшное. И это произойдет имено с ним, с Келдышем. Проглоченный апельсин противно заворочался в желудке. Может он был отравлен?
- Ты не бойся, парень. Главное, ничего не бойся. Я не зверь. Все будет в порядке, вот увидишь.
- Я не боюсь, - дрожащим голосом сказал Келдыш. Внизу живота екнуло, словно кишки провалились в бездну.
- Вот и правильно.
- А что случилось?
- М-да. Случилось кое-что. Егор-то проявил себя не с лучшей стороны. Обманщик твой Егор. Приехал на встречу, а денег не привез.
- Как? - почти вскрикнул Келдыш.
- Что, не ожидал? Я тоже не ожидал, - усмехнулся Болдин. - Мои люди полчаса назад звонили из больницы.
- Он что, их ранил? - пронзительно вскрикнул Келдыш и прислушался.
"Ранил, ранил, нил, нил, ил, л-л-л," - отозвалось под потолком.
- Пытался, но у него ничего не получилось. Забыл оружие зарядить. Странно все это. Интересно, что он собирался делать дальше? Ну, убил бы он моих людей, потешил бы свои геройские инстинкты, а потом в милицию сдаваться? Вот сижу я и не могу понять, что он за человек. Думал, ты мне поможешь его узнать получше. Но ты подтвердил мои предположения. Человек, как человек, не дурак, да еще друг у него такой хороший, в институт собирается поступать. Не пойму я, чего он добивается?
Келдыш вздрогнул. Он почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Он оглянулся и встретился взглядом с холодными блеклыми глазами громилы.
- Ты уж извини, другого выхода у меня нет. Ты веришь, я искренне
хочу ему помочь, да и ты, я думаю, тоже, - продолжал громко говорить Болдин.
Он резко бросил нож, и стоящий за спиной Келдыша громила ловко подхватил его. - Я думаю, мы оба заинтересованы в результате. Ты поймешь меня, ведь выйти отсюда ты хочешь поскорее, живым и здоровым. - Болдин снова повернул стул и сел спиной к Келдышу. - Только не здесь! - крикнул он, не оборачиваясь.
Келдыш догадался примерно, что с ним будет дальше. Но мозг его отказывался принимать даже самую малую возможность насилия над ним.
- Я понял, - отозвался громила. - Идем по-хорошему, - обратился он к Келдышу.
На ватных ногах Келдыш вышел из комнаты и оказался вновь в коридоре с окнами, выходящими на кирпичный забор.
- Куда? - пролепетал он.
- Обратно, - отозвался громила.
Очень медленно Келдыш, словно пытаясь запомнить каждый прожитый миг, зашагал по коридору. Громила не подгонял его, видимо он проникся неким видом сочувствия, а может просто ему хотелось полностью насладиться этим моментом предвкушения расправы.
***
Он позвонит. Он обязательно позвонит. Ему ведь нужны деньги. Он точно позвонит. Они все мне будут звонить. Им нужны мои деньги. Только деньги и ничего больше. Они не хотят никому причинить вред. Они не будут никого убивать. Мама и папа, и Келдыш, с ними все в порядке. С ними ничего не может случиться. Разве их смерть может заменить сумку, полную денег? Нет, никто их убивать не собирается. А деньги я достану. Но пока, пока я буду тянуть время. Так размышлял Егор, бережно разрезая газету на ровные прямоугольники.
Он уже изготовил две пачки, которым в ближайшее время предстояло сыграть роль требуемых долларов. Пока это была лишь часть, самая маленькая доля, времени оставалось все меньше, а кипа приготовленных для исполнения задуманного плана все не уменьшалась. Егор пытался резать сразу несколько сложенных листов, но тогда края в пачке получались шершавые и с зазубринами. Если не дай бог одна из таких пачек ляжет боком, его план раскроется сразу же, как только бандит заглянет внутрь сумки. Невзирая на неумолимо скачущую по циферблату часов секундную стрелку, приходиться кропотливо резать листы и складывать ровные прямоугольники в сторонку, чтобы потом, подложив сверху и снизу по реальной купюре, превратить изрезанную газету в "куклу".
Они позвонят и спросят, что это было? Или ты, что охренел? А я скажу.
Я отвечу им, что деньги готовы, и все. И трубку отключу, отключу совсем.
Нет, пусть сначала назначат новую встречу. Эй, ребята, вы что, деньги при мне, вся нужная сумма, вот в сумочке. Адрес говорите, адрес. Жаль, что телефон нельзя отключить совсем. Могут позвонить те другие, у которых теперь мои папа и мама. А еще может позвонить тот третий, псих из машины. Ну и денек! Только бы все получилось как надо!
Егор замер. В его руке застыли ножницы. Со лба на газету упали несколько капель пота. Неожиданная мысль засветилась, словно лампадка, где-то в уголке его затуманенного сознания. Ведь и ослу ясно, что не все так просто, как он себе представляет. Боже, какой глупец! Ведь если им удалось узнать, что он получил наследство и не успел его благополучно растранжирить за это время, значит в банке у них есть свой человек! Ну конечно. Можно было бы и раньше догадаться. Стоит им сделать всего один звонок, набрать несложный семизачный номер, и гнусная банковская крыса тут же доложит о состоянии счета Егора Обломова, о его неизменности, о его величине и о преступном бездействии хозяина счета. Вполне возможно, что эти люди решили извести род Обломовых. Деньги - всего лишь предлог. Вот почему не удалось ему сразу снять необходимую сумму со счета. Большой преступный заговор! Таким образом из человека можно сделать шпиона, стукача, предателя. Кто же эти люди? Чем они занимаются? Зачем им нужен сломленный, жалкий, падший духом Обломов, таскающий за собою тяжелый рюкзак, наполненный до отказа грехами и муками совести? Тот в машине очень был похож на шпиона. Да это же вербовка, черт возьми! Неужели нельзя было это сделать как-нибудь помягче, поласковее. Можно, например, подкупить. Хотя вряд ли. Стоп. Родственники из Голландии. Что там сейчас в Голландии за режим? Ловко придумали. Нелепее наследства и придумать невозможно. Тоже мне - внук мужского пола. Деньги падают на счет в Москву. Теперь немного сладкой жизни. Только чтобы ощутить вкус, мазком по губам, поиграть в богатея. Сети расставлены, муха сама влетела, купившись на предательский запах. Как только увязли лапки, настало время для появления паука. Только их аж три. Три громадных жирных паучища на одну маленькую равнодушную муху. Они ее сожрут всю целиком, вместе с лапками и крылышками. Все эти куклы, обрезы, стрелки, похищения - это лишь мишура, говоря по-шпионски, прикрытие. Обломов в тупике, он загнан в угол и у него нет выхода. Значит предательство? Что там сейчас за это грозит? Пожизненное? Посмертное? Егор перевел дух и с ожесточением возобновил свое нудное занятие. Еще совсем немного и в сумке появится целая куча фальшивых пачек.
Странный способ вербовки. Довести человека до состояния раздавленного комара со сломанными крыльями, чтобы потом вырастить из него гаденького гнусного предателя. Что им в конце-концов всем нужно? Какого рода информация их интересует? Неужели им нужно, чтобы он совершил покушение на... Чур меня, чур.
При чем тут предательство! Вечно мерещится всякая дрянь. Ну есть у них человек в банке, ну и что, бандиты, как бандиты, зарабатывают, как могут.
Зазвонил мобильный. Егор посмотрел на монитор. Номер не был ему знаком. Он не сразу ответил, выжидал. Руки сами собой, как заводные, укладывали пачки в сумку. Только когда протяжно и хрипло закрылась молния, Егор решил ответить на звонок.
- Алло, слушаю.
- Эй, Егор, привет!
"Кто это? Почему голоса у преступников такие одинаковые?"
- Чего молчишь? Говорить можешь?
- Могу.
- Ты меня не узнал? Мы катались сегодня на машине, помнишь?
"Псих?"
- Помню, катались.
- Ты чем сейчас занимаешься?
- Бухгалтерию привожу в порядок.
- Привел?
- Нет еще.
- У меня для тебя сюрприз. Не знаю, обрадуешься ты или нет.
- Скорее всего, нет.
***
Заскучавшие милиционеры, подавляя зевки, поглядывали на часы. Митинг должен скоро закончиться. Пусть с импровизированной трибуны на головы собравшихся помитинговать все чаще и чаще обрушивались жесткие призывы к решительным действиям, аудитории явно наскучила эта чахлая рутина, видимость работы с массами, очередная попытка зажечь давно сгнивший фитиль народного гнева огнем перемен. После триумфального марша по улицам города, не нарушая регламента, утвержденного городскими властями и не пересекая границ дозволенного, протестующие поставили на землю древки своих транспорантов и флагов и разминали уставшие руки. Кое-где среди толпы разливали водку по пластиковым стаканчикам.
Милиция обеспечивала порядок на очередном псевдополитическом мероприятии. Кордон бравых ребят, казалось, защищал прогуливающийся и любопытствующий люд от дурного влияния, от безликой скучающей толпы добровольцев. Никто из посторонних так и не проник в тесные ряды митингующих. Приехавшая бригада журналистов, сняла двухминутный сюжет о новых политических веяниях. Скуластая длинноволосая девушка, держащая микрофон, как сигарету, быстро оттараторила заранее приготовленный текст, постоянно оглядываясь на стоящего за ее спиной милиционера. Его символическая спина с магическими буквами "ОМОН" должна была стать украшением кадра. Журналисты быстро уехали. Милиция скучала, с трибуны что-то кричали в охрипший микрофон, в толпе пили водку и протестовали, вообще все было, как обычно. Политика прочно вжилась в массы. Спекуляция, как спекуляция, и нечего об этом рассуждать. Чуть не врезавшись в толпу митингующих, из переулка проворно вынырнул черный "Мерседес". За ним, тяжело дыша, бежал постовой, угрожающе размахивая полосатым жезлом.
- Я говорю проезд закрыт! Закрыт проезд! Сюда нельзя! Проезд закрыт! - отдуваясь и проглатывая матерные слова, кричал он дерзкому водителю "Мерседеса".
На помощь коллеге пришли еще трое ребят из кордона. Они с невозмутимыми суровыми лицами без слов преградили автомобилю путь на площадь.
- Разворачивай! Разворачивай! - кричал милиционер с жезлом. Догонять автомобиль ему уже не хотелось, и он пытался урезонить неугомонного водителя издали.
У одного из замершей у каната троицы вдруг скрипнула рация.
- Что там у вас?
- Небольшое ЧП, - отреагировал один из ОМОНа, тихо ответив своему далекому коллеге.
- Помощь нужна?
- Пока не знаю. Вполне возможно, что это провокация.
- А что вы там знаете! - вдруг взорвалась криками рация. - Вы для чего там стоите? Выясните, в чем дело и немедленно доложите!
- Есть! - громко ответил милиционер и широкими уверенными шагами направился к дверце водителя.
- Ваши документы? - спокойно потребовал он.
Грызлов хмыкнул и передал через открытое окно свое водительское удостоверение.
- Думал проскочу, а тут, - пожаловался он милиционеру, пока тот тщательно сверял фотографию с оригиналом.
- Проезд закрыт, вы разве не видели запрещающих знаков? Здесь митинг, - возвращая документы, сурово сказал ОМОНовец.
- Видел, видел, - закивал головой Грызлов. - Думал проскочить. Мне очень надо. Может быть получится как-нибудь, а?
- Проезд закрыт. Разворачивайтесь!
- Разворачивайтесь, разворачивайтесь, - ворчал Грызлов, поднимая стекло на двери и со злостью выворачивая руль.
Прежде, чем машина начала разворот, он увидел в толпе митингующих знакомое лицо. Его разобрал смех. Грызлов засмеялся в голос и тут же забыл о том, что всего несколько минут назад очень торопился и готов был даже заплатить доблестным работникам правопорядка за право проезда.
Развернув машину и припарковав ее у обочины, он выключил двигатель. Милиционер с жезлом под мышкой прикуривал сигарету, искоса поглядывая на черный автомобиль, который мало того, что нарушил правила дорожного движения и въехал под запрещающий знак, так теперь он явно собирался здесь остаться.
Грызлов вылез из машины, окинул курившего презрительным взглядом и направился к троице бойцов, так и не сдвинувшихся с места после его маневра. Подходя к ним, он чуть замедлил шаг.
- Пройти я могу? - осторожно поинтересовался Грызлов у ОМОНовца с рацией.
- А зачем? - последовал вопрос.
- Мне нужно поговорить вон с тем молодым человеком в кожанке. - Грызлов махнул рукой в сторону митингующих.
- Вы его знаете?
- Если нельзя пройти, то хоть позовите его. Мы знакомы, - раздражаясь от обычной милицейской манеры вести разговор и видеть в каждом если не виновного, то подозреваемого, он отвернулся и посмотрел на свой припаркованный автомобиль, полагая, что столь невинным движением разрядит обстановку и надвигающаяся гроза пройдет стороной.
Когда он снова посмотрел с сторону скучающей толпы, он увидел, как один из остановивших его ОМОНовцев все же подошел к лохматому парню в кожанке и видимо передавал ему смысл просьбы, тыкал пальцев в сторону стоящего за кордоном Грызлова. Парень кивнул и заспешил навстречу.
- Отойдем, что ли, - все же опасаясь неадекватной реакции со стороны правоохранительных органов, предложил Грызлов.
- Валяй, - согласился парень.
Они отошли к машине.
- Чего вы здесь паритесь, митингуете? - с ухмылкой поинтересовался Грызлов.
- Парятся в бане, - зло ответил парень.
- Ладно, остынь. Где твой кореш с насморком? Слег?
Парень ничего не ответил на язвительный вопрос Грызлова, лишь с ненавистью глянул исподлобья.
- Чего вы все такие сердитые? - пожал плечами Грызлов. - Я же серьезно спрашиваю. Надеюсь, он передал тебе и твоим, как их там, "вольным стрелкам", смысл нашего разговора? Очень приятный разговор получился. Я думал, что вы серьезные люди, а не какой-то сброд, и ваше слово, ваши обещания значат кое-что. Возможно я погорячился, может где-то переборщил, со мной это бывает, но и ты меня пойми, ни один пункт из нашего договора вы не выполнили, а вознаграждение требуете. За что? Ты же серьезный парень, а прислал какого-то..., - Грызлов говорил очень тихо, то и дело поглядывая на курящего неподалеку милиционера с жезлом.
- Ты поступил неправильно, - просто сказал парень.
- Разве? Я не спонсор футбольной команды, я не собираюсь платить за кривляние. Мне нужен результат. Так теперь делаются все дела в этом мире. Ты ведь знаешь это не хуже меня. И вот снова от вас никаких известий. Я дал вам железную наводку, а вы ушли на дно. Ответь, вы делали что-нибудь, чтобы исправить положение?
- Это только твои дела. Нам абсолютно все равно. Если бы не деньги, ты вообще бы нас не увидел никогда в своей жизни.
- Деньги они такие. Деньги - они могут. Чтож, в этом мире совершаются и еще более ужасные вещи всего лишь за пару копеек. Я не виноват.. Такова уж человеческая природа.
- Я знаю это. О человеческой природе я знаю очень много.
- Вам нужно было только поговорить с этими людьми.
- Я не люблю разговаривать с людьми.
- Хороший ответ. Из какой брошюры вычитал?
- Они ничего не знают. Они не брали никаких денег.
- Что? - вскрикнул Грызлов скорее от неожиданности, чем из жалости. Он посмешно оглянулся кругом. Его крик случайно слился с воплями, звучавшими в тот момент в толпе в поддержку очередного передового лозунга.
- Он все нам рассказал.
- Ты говоришь, что денег у них нет. Я тебя правильно понял? Только оставь, пожалуйста, в стороне свои дурацкие ответы и "вольную" философию. Говори, как человек.
- Нет, денег у них нет и не было. Они опоздали на встречу на целый час. Никто денег им не передавал.
- И вы что его, того?
- Не вынес страданий.
- Царствие небесное, - Грызлов быстро перекрестился. - А второй? И вообще, о ком ты мне говоришь? Вы вообще того взяли? Их должно было быть двое.
- Только один был.
- Ну да, один, - Грызлов кивнул.
В эту минуту ему показалось, что он понял, что происходит. Петя или Шплинт, кого они там замучили, неизвестно, но это безразлично, он мог рассказать этим уродам о том, где были спрятаны похищенные деньги, и скорее всего вся сумма теперь у этих ублюдков. Комедию ломает! Наверное сейчас еще будут гонорар требовать. Скорее всего они ворвались в квартиру по названному адресу, деньги могли быть там, забрали одного из ребят, замучили его, проведя свой сатанинский ритуал, и теперь строят из себя крутых и независимых.
- Хорошо, я все понял. Садись в машину, - приказал Грызлов. Он решил действовать немедленно. Представилась уникальная возможность получить деньги обратно и рассчитаться за убиенного.
- Я не могу сейчас.
- Что? - вопрос Грызлова заставил напрячься трех расслабившихся было бойцов ОМОНа.
- Я на работе. После, - парень, не оборачиваясь, побрел обратно к толпе.
- Нет, ты видел, он на работе, - зло усмехаясь, сказал Грызлов стоящему неподалеку милиционеру.
- Я их знаю, - отозвался тот. - Это их внутренняя охрана. Поддерживают порядок на митинге. Но с головой не дружат, это точно. Платят им, собакам, как генералам, не то что нам.
- Садись, довезу, - предложил Грызлов.
Милиционер с радостью запрыгнул в машину, до того места, где находился его пост, было метров пятьсот, но после стремительной погони ему уже совсем не хотелось делать лишних движений.
- Наверное они все у вас на учете? - спросил Грызлов.
- Как же, учтешь их, они же на одно лицо, - покачал головой милиционер. - А вообще-то, если эти ребята охраняют митинг, у нас как правило не бывает эксцессов. Вот спасибо, что довез.
- Угу, удачи.
Милиционер вернулся на свой пост.
- Езжай не сворачивая, здесь целый квартал оцеплен. Зачем тебе лишние проблемы? - посоветовал он Грызлову.
- Да, проблемы мне действительно не нужны. Спасибо.
Грызлов выехал на проезжую часть. Он боролся с желанием немедленно развернуть машину и вернуться на площадь. Он привык никому не доверять. Он знал людей такого рода. Вот у них нет денег, и они готовы на все, сделают все что им прикажешь, но вот деньги у них есть, теперь они знают себе цену. Они начинают врать, изворачиваться, наглеть на глазах, забывая свои прежние повадки. И ведь этот ублюдок издевался, ничего не сказал о гонораре, о своем побитом сопливом друге. Он вел себя так, словно выиграл в лотерею. И если деньги у этих кожанных гадов, тогда почему так спокойно и равнодушно реагировал на его появление Обломов? Он реагировал так, словно у него действительно есть деньги. Как замечательно получается: и у "вольных стрелков" и у Обломова есть украденные деньги, а у Грызлова их нет. Неужели за всем этим стоит Болдин. "Старая хитрая крыса! Он ведь мог переиграть меня!" Грызлов горько усмехнулся. Шплинт и Петя пока остаются в стороне. Но это пока. Их судьба еще до конца не известна. Но можно предположить, что они скрываются не просто так. Деньги могут быть и у них.
Грызлов понял, что окончательно запутался. Оказывается, никому не верить - очень трудная задача и плохая привычка. Если все врут, и даже сам Грызлов, то где же правда? Где деньги? У тех или у других? А может их вообще не было? Точнее, они-то может и были, но никогда не покидали стены клуба. Но сумка, которую он нашел у Егора, он ведь опознал ее сразу. Какая путаница!
Грызлов включил радио. Нужно было срочно выпить, а потом все обмозговать. В конце-концов вполне возможно, что настала пора пересмотреть свои старые принципы и начать верить. Ну хотя бы самому себе.
***
Тасс чувствовал себя прескверно. Впервые за годы его сотрудничества со Скрипкиным он стал свидетелем настоящего дознания. Раньше от него требовалась лишь информация. Он получал задание, рылся в базе компьютера, звонил нужным людям и при встрече со Скрипкиным добросовестно делился всем тем, что ему удалось нарыть. Скрипкин или сразу платил, если полученных сведений было достаточно, или давал новое задание, а уж потом вознаграждал за труд. Теперь все было иначе. Тасс сидел в его машине и отлучался всего минут на пятнадцать, максимум на полчаса, для того, чтобы получить новые сведения.
Подобное внимание к своей персоне воспринималось им как предвестник скорой беды. Работа Скрипкина была грязной и опасной. Тассу совешенно не хотелось погибнуть от шальной пули очередного допрашиваемого. Он конечно молчал и изо всех сил старался не показывать своего недовольства, все-таки Скрипкина он боялся больше, чем людей, о которых собирал сведения. Эти люди при встрече с хладнокровным взглядом "уборщика" морщились и съеживались как лопнувший воздушный шар, и Тасс нет-нет, да и ловил себя на мысли, что и он сам может оказаться на их месте и протухнуть под взглядом холодный серых глаз. Скрипкин знал свое дело. В его голове работала целая фабрика по производству различных методов ведения допроса, подавления и уничтожения. Тасс был далек от всего этого. Понимая, что его собственная деятельность носит легкий налет криминала и вряд ли сможет когда-нибудь послужить на благо человечеству, все же гордился чистотой своих мыслей и совести, не загружал себя фантазиями о судьбах людей, чью биографию, адреса и связи он выкладывал Скрипкину. У каждого свой удел и свой срок. Уж по крайней мере за всю свою жизнь Тасс никого даже пальцем не тронул. Наоборот, жестокость и агрессия всегда вызывали в нем внутренний протест. Он понимал, что так быть не должно, что любой даже самый мерзкий субъект в этой стране имеет право на суд, ну хотя бы на справедливость. Скрипкин то ли не знал об этом, то ли намеренно игнорировал. Иногда он разговаривал, как обычный нормальный человек, и в такие минуты Тасс расслаблялся, поддавшись внутреннему желанию сдружиться, но уже через мгновние он трезво смотрел на вещи и видел в отходчивости Скрипкина тайный умысел, финт, уловку, направленную только на одно - заманить в ловушку, подавить и уничтожить. Тасс не знал, как на самом деле к нему относится Скрипкин, и полагал, что в данном случае неведение предпочтительнее.
У Скрипкина по отношению к Тассу был свой интерес. Может быть он устал от одиночества, и ему требовался умный и деятельный напарник, готовый в любой момент прикрыть спину, обеспечить отход, пожертвовать собой и конечно, если нужно, поддержать беседу. Тассу было неприятно наблюдать за процессом. Его насильно втянули в эту историю и по-видимому ему не удастся никуда скрыться, пока дело не будет завершено. И все, что ему оставалось - это выполнять все распоряжения Скрипкина и по возможности не дрожать от страха. Последнее ему удавалось с трудом.
Жаль что встреча с грабителями клуба не принесла ожидаемого результата. Может быть Тасс и не поверил им, но Скрипкин видел людей насквозь, его трудно было провести, и если он был уверен, что и девчонки, и Крис сказали правду, и деньги у их четвертого компаньона, решившего в последний момент кинуть своих друзей и смыться со всеми деньгами, то значит так оно и было на самом деле. Скрипкин был жесток, но делая свое кровавое дело, всегда оставался в белых перчатках и не трогал людей, которые не представляли для него никакого интереса и не угрожали его безопасности. Он сразу раскусил этих молодых людей, отдавших долг таким странным способом, они были гениальны в своей простоте. Их погубила доброта и дружба. А впрочем, может благодаря этим двум добродетелям, сплотившим их в тяжелый жизненный момент, они до сих пор живы и будут жить еще долго.
Разборку с Игорем Скрипкин отложил на потом. Тассу свое решение он объяснил как обычно: "Я знаю людей, Тасс, Игорю от нас некуда деться. Он слишком хочет остаться в городе. Не знаю, что это, может амбиции, а может глупость. Он уверен в себе только потому, что мало знает жизнь. Это его погубит. Деньги будут у нас уже вечером, увидишь. Сейчас меня больше волнуют Болдин и Грызлов. У меня такое предчувствие, что ограбление было совершено не без их участия. Крис придумал все замечательно, но это был его собственный план, о котором никто из организаторов ограбления не догадывался. Вот я и хочу спросить у господ владельцев клуба, каков же был первоначальный план. И куда они дели Бориса? Это и все."
Тассу не оставалось ничего кроме как согласиться с предложением Скрипкина. Болдин и Грызлов - это конечно не молокососы, так просто с ними поговорить, как с Крисом на даче у Парфенова, не удастся. Они тертые люди, видели жизнь, знают себе цену и наверняка уже ждут их визита.
Скрипкин выглядел очень спокойно. Прежде чем поехать на тайную дачу Болдина, он предложил Тассу перекусить в кафе. Ел с аппетитом и посмеивался, глядя как Тасс давится горячим кофе. По улице мимо кафе сновали люди, в помещении тоже было людно, но вся эта житейская суета и виртуальная озабоченность окружающих были такими далекими и нереальными, сладким миражем, дымом из чужой зеркальной реальности. Тасс не мог есть, он очень волновался и особенно нервничал, когда Скрипкин замечал его волнение и улыбался так хитро и мерзко, растягивая жирные от салата губы.
- Чего же ты не ешь? Съешь хоть что-нибудь. Теперь неизвестно когда нам удастся перекусить. Сейчас все закрутится, закрутится. Обожаю эту работу, - Скрипкин вытер салфеткой губы и попытался что-то напеть, но видимо сбился, тряхнул головой и принялся за кофе.
- Не хочется, - стараясь говорить равнодушно, ответил Тасс. В голове у него был другой ответ. Он уже сомневался, что после сегодняшних визитов к Болдину и Грызлову сможет когда-нибудь поесть. Мертвые - они ведь не голодные, и кушать никогда не просят, им бы полежать...
- А говорил, что голод тебе противопоказан. Двуличный ты, Тасс, - хмыкнул Скрипкин и подозвал официантку для рассчета.
Скрипкин никогда не смотрел на часы. Тассу казалось, что внутри этого человека вмонтирован будильник прямо в нервную систему, и он знает и чувствует, как текут секунды и минуты, когда полдень, а когда полночь, время
- это часть его существа. Безумная фантазия Тасса была скорее результатом внутренней неприязни и страха перед совершенством Скрипкина. Это не человек, это монстр, и пускай он может элегантно есть и небрежно завязывать шнурки на туфлях, чихать и икать, пускай он обладает полным набором человеческих слабостей и повадок, все это еще больше подчеркивает несоответствие его внешних качеств с поступками. Нормальный человек не может поступать так, как Скрипкин. Он - сумасшедший.
Тасс размышлял всю дорогу до дачи, где прятался со своими людьми Болдин, о превратностях судьбы, позволивших ему увидеть настоящего Скрипкина и ужаснуться. Он знал его как серьезного делового человека, обладающего неограниченными финансовыми возможностями. В те короткие встречи, во время которых Скрипкин преимущественно молчал и больше слушал, задавая иногда короткие вопросы, он производил на Тасса благоприятное впечатление. На него было приятно работать и брать из его рук деньги. Но теперь... Зачем, спрашивается, понадобилось именно в эти дни сблизить их, соединить неразрывной цепью пресловутого дознания, поиска украденных денег и людей, причастных к этому? Судьба явно подавала знаки, сигнализировала о чем-то, но Тасс так и не мог понять, в чем же дело. Думать об этом было так же неприятно, как и участвовать в дознании. На его лицо словно легла черная тень от крыльев то ли ангела, то ли ворона, и он никак не мог избавиться от этого наваждения. Что-то обязательно должно случиться сегодня. Что-то очень важное и страшное, поэтому все происходящее Тасс воспринимал как подготовку к этому будущему событию. Судный день или судный час? А может судная секунда или судное мгновение? Боже, какой бред! Судное мгновение - это скорее термин из больничного стационара. Вот так всю жизнь! Зри в корень - старо как мир и как мир постоянно. В корне все и дело. Зри в корень.
- Ты чего смеешься? - Скрипкин потрепал за плечо Тасса. От его прикосновения Тасс вздрогнул и с испугом глянул в лицо Скрипкина.
- Чего смеешься? Анекдот вспомнил? Расскажи.
- Не могу запомнить ни одного. И так всегда. Помню, что было смешно. Даже героев могу вспомнить, но все остальное - туман.
- Скучный ты, Тасс. Тебе бы дома сидеть у компьютера своего. В интернете по порнухе шастать. А ты лезешь в такие вещи, в такие серьезные дела. Устроился бы на работу куда-нибудь.