Госсен Пауль : другие произведения.

Вл.Ксионжек: "Любовь к фантастике определила многое в моей судьбе"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Интервью с писателем-фантастом. Опубликовано: PDF-журнал "Разноцвет" - 2010, N5.

"Любовь к фантастике определила многое в моей судьбе"

Интервью с писателем Владиславом Ксионжеком

  
   - Владислав Христофорович, вот уже тридцать лет вы пишите фантастические рассказы. Рассказы, которые запоминаются, рассказы, которые время от времени хочется перечитать. Большинство авторов, начинавших на рубеже 70-80-ых и даже позже, либо давно пропали со страниц изданий, публикующих НФ, либо стали матерыми профессионалами, выдающими в месяц по роману о похождениях космических рейнджеров. У Вас же все иначе... Что это - верность любимому жанру? Что-то еще?
   - Так уж получилось, что любовь к фантастике определила многое в моей судьбе. Включая выбор специальности.
   На первых курсах университета, стиснув зубы, я продирался сквозь ряды Фурье и скопления интегралов. По примеру героев научно-фантастических романов мне хотелось открыть новые измерения и с их помощью попасть в новые миры.
   Общая теория относительности... искривление пространства и времени... черные дыры... - эти слова звучали для меня как музыка.
   А оказалось - для работы над дипломным проектом требовалось прежде всего умение хорошо считать. Результат - исписанные мелким почерком никому не нужные страницы, которые можно потом вложить в папку с такой же скучной и бесплодной будущей диссертацией по теоретической физике.
   И так вот, можно сказать, с тоски, я начал на последнем курсе писать фантастические рассказы.
   Вам интересно узнать, почему после долгого перерыва снова взялся за перо? Наверное, потому, что мы живем в циклическом мире, а при движении по спирали витки могут иногда непредсказуемо сходиться.
   - Первой Вашей публикацией был рассказ "Мальчик, Старик и Собака", вышедший в августовском номере журнала "Химия и жизнь" за 1980 год. "Химия и жизнь" в то время публиковал тексты высочайшего класса. Достаточно вспомнить, что в следующем - сентябрьском - номере появился мгновенно ставший культовым рассказ Бориса Штерна "Чья планета?", в том же году в журнале были опубликованы произведения Мюррея Лейнстера, Роберта Желязны, Клиффорда Саймака, Джеймса Блиша, Альфреда Бестера. Ну и, конечно, "Лешенька-Леонардо" Кира Былычева. Список впечатляет. Что Вы, начинающий в ту пору писатель, ощутили, оказавшись по соседству с такими корифеями? И тяжело ли было печататься в 80-ые, когда практически не было специализированных НФ-журналов?
   - Получив положительный ответ из своего любимого журнала, который я считал обителью "писателей-небожителей", я, конечно, не только обрадовался, но и очень удивился. Я в то время думал, что легче опубликоваться там, где с хорошей литературой напряг. Но из тех изданий, которые я считал подходящими для новичков, как раз пришли отказы.
   Вы спрашиваете, тяжело ли было пишущим в советское время? Думаю, что было и тяжелее, и легче, чем сейчас.
   Конечно, публиковаться тогда было намного трудней. Но если для автора имели значение не только гонорар и случай похвастать перед друзьями свежим номером со своим напечатанным типографской краской именем, тогда мы выходим на другой критерий оценки результатов. Я бы назвал его эффективностью или удельной полезностью творческой работы. Она измеряется силами, временем, затраченными на написание рассказа и продвижением его в печать, разделенными на число читателей этого рассказа, которые смогли найти в этом рассказе что-то интересное и нужное для себя.
   Вот по этому критерию достигнуть результата в советское время была несравнимо легче, чем сейчас. Тиражи журналов, печатающих фантастику, достигали двух и более миллионов экземпляров. Это почти то же самое в плане охвата аудитории, что и популярная телепередача.
   Теперь тиражи так упали, что для получения аналогичного эффекта придется опубликовать уже не один рассказ, а, скажем, сто. Или тысячу.
   - Есть ли среди писателей-фантастов те, кто оказал влияние на Ваше творчество?
   - Мне повезло познакомиться со многими мэтрами советской фантастики 80-х. Не без умысла познать секреты их мастерства я готовил для московского еженедельника с названием "Собеседник" беседы с Дмитрием Биленкиным, Киром Булычевым, Георгием Гуревичем, Аркадием Стругацким. Но больше всего мне запомнились беседы и встречи с Михаилом Анчаровым.
   Он был единственным из моей "выборки", кого ни тогда, ни сейчас не считали безусловным представителем жанра фантастики.
   Но я буквально до дыр зачитал номера "Студенческого меридиана", в которых была опубликована повесть "Прыгай, старик, прыгай!". Михаил Анчаров стал для меня таким же фантастом с большой буквы, как Михаил Булгаков.
   Ни у кого кроме Анчарова я не встречал такой гармоничной мелодики языка, такой способности выплавлять из полного сюра неожиданно яркие и живые, невозможно-возможные в реальной жизни образы героев.
   На завершающей стадии подготовки статьи я попросил Анчарова посмотреть мои напечатанные на машинке рассказы и сообщить свое о них мнение. Обычно я оставлял у мэтров подборки.
   К моему удивлению, Анчаров категорически отказался. Он объяснил мне, что его самого в свое время жестоко наказал один из "друзей-писателей", которому он дал прочитать свою новую повесть.
   Анчаров показал мне два текста с практически одинаковым сюжетом. Свой и "чужой".
   - С этих пор не читаю ничего не опубликованного, - грустно и почему-то виновато улыбнулся. - Не хочу пускай случайно и неосознанно позаимствовать чужую идею.
   Очень скоро я на собственном опыте убедился, насколько Анчаров отличался в лучшую сторону от некоторых своих коллег!
   Мне всегда было жаль, что я познакомился с Михаилом Анчаровым уже в последние годы его жизни. Я хотел бы считать себя его учеником.
   - Расскажите пожалуйста немного о себе - основные биографические данные.
   - По рождению я Сибиряк. Родился и вырос в Новокузнецке. А работой в Москве я обязан удивительной фантасмагории, невольной причиной которой стал один мой маленький рассказ. Далеко, на мой взгляд, не лучший. Может быть, немножко смешной.
   Сюжет его в том, что к герою рассказа, гулявшему по городскому парку, привязался какой-то неумытый неряшливый тип и стал упрашивать купить у него "ручные часы". Но просвещенный в технических вопросах прохожий сразу же понял, что ему предлагают совсем не часы, а немыслимо сложный, следящий за фазами спутников к Солнцу прибор.
   И вот, опустившийся до потери человеческого облика алкоголик признается в том, что человеком он то и не был. Он прилетел на Землю с далекой планеты на "летающем блюдце" для того, чтобы написать диссертацию о некоторых вызывающих удивление в научных кругах обычаях и особенностях поведения людей.
   Как настоящий ученый, он ставил опыты на себе. Но эксперимент вышел из-под контроля, и пришелец уже не мог остановиться. Сначала он пропил все суточные, квартирные и представительские, а потом дело дошло до навигационного оснащения корабля, без которого он уже не смог бы вернуться домой.
   Ну что в рассказе могло не понравиться "органам"? То, что рубаха-парень пожалел непутевого командировочного и дал ему три рубля с мелочью, которых в то время хватало на поллитра "андроповки"?
   Уже гораздо позже я узнал от своего бывшего руководителя, заведующего кафедрой физики Сибирского металлургического института Льва Борисовича Зуева, что вскоре после моего отъезда "на литературное покорение Москвы" его пригласили "поговорить по душам" в комитет. Тогда ведь в провинции не было настоящих диссидентов. А план по их выявлению был. Так что мое неосмотрительное зачитывание "Пришельца из блюдечка" в местном отделении союза писателей и в городском КЛФ решили засчитать за попытку расшатать основы советского строя.
   А я в это время СМУ за СМУ и ДЭЗ за ДЭЗом обошел почти всю Москву, и узнал, что даже без вмешательства органов меня не возьмут в столице ни разнорабочим, ни дворником, ни истопником. Вообще никем. Потому что у меня есть "волчий" диплом о высшем образовании.
   Те же правила для иногородних, принимаемых на работу "по лимиту", были по всей Московской области. Я, словно запущенный на высокую орбиту спутник, удалялся от столицы по эвольвенте, пока не вышел на 101-м километре на траекторию города Александрова.
   Там привыкли принимать всех отщепенцев и выселенцев из Москвы. Ну, и меня тоже зачислили инженером-технологом 2-й категории на полупроводниковый завод оборонно-стратегического значения.
   Я приступил к работе, радуясь тому, что до любой московской редакции могу добраться всего за три или четыре часа. Но тут, очевидно, из Новокузнецка пришел ответ на запрос, и в дирекции завода схватились за голову.
   Меня попросили сдать паспорт якобы для того, чтобы прописать в новом комфортабельном корпусе заводского общежития. А вернули паспорт уже выписанным. Отобрали пропуск при входе на завод. В трудовую книжку добавили оскорбительную и незаслуженно-обидную запись о том, что я "не выдержал испытательный срок".
   Очевидно, предполагалось, что теперь я просто уеду домой.
   Но я не считал себя ни безропотно-покорной овцой, ни "продавшим родину" диссидентом. В ту пору я искренне верил в советскую власть. В Москве я пошел в редакцию газеты "Правда" и в приемную Верховного Совета СССР.
   Ничего хорошего не могу сказать о печатном органе ЦК КПСС. А вот в Верховном Совете мне "по секрету" дали ценный совет: подать на дирекцию завода (и тех, кто за ней стоял) исковое заявление в суд.
   Так я и сделал.
   Разбирательство в Александрове откладывали раз пять. Оказывается, заведующий заводской лабораторией Яков Миронович Хотомлянский (я обязательно хочу назвать его имя!) наотрез отказался подписывать сфабрикованную дирекцией фальшивку. Суд не начинался потому, что выиграть его завод не мог.
   И тогда я предложил обменять свое право быть простым советским инженером на право начать работать... простым советским журналистом. Мне кажется, что директор завода, который нашел, наконец, время для того, чтобы со мной встретиться, совершенно искренне пожелал мне творческих успехов. И оформил перевод в одну из редакций, где уже печатали мои рассказы.
   - Вы неоднократно публиковались в НФ-сборниках, выпускавшихся издательством "Молодая гвардия". Одно время было принято издательство это поминать лихим словом, теперь все чаще приходится слышать, что оно выпустило немало хороших книг. Сергей Павлов, Евгений Гуляковский, Зиновий Юрьев, Георгий Шах, Вячеслав Назаров, Аскольд Якубовский - список достойных авторов, публиковавшихся в "Молодой гвардии", можно продолжать и продолжать. Считаете ли вы себя "молодогвардейцем"? Как складывались Ваши отношения с этим издательством?
   - У меня скорее сложились отношения не с издательством, а с одним человеком, который там работал.
   Так получилось, что, заглянув в "Молодую гвардию" без предварительного созвона, "на огонек", я выбрал единственную дверь, на которой не было таблички. Я просто хотел узнать, кому можно показать мои рассказы.
   Меня удивило, что в непривычно просторном, не похожем на обычные редакционные кабинете находился всего лишь один человек.
   - Вы попали по адресу, - ответил он на вопрос. - Я составляю ежегодник "Фантастика".
   Хозяин кабинета сразу же начал просматривать мою папку. Когда минут через тридцать или сорок он сказал мне, что берет в сборник мой рассказ, я еще не знал, что познакомился с одиозной, по мнению многих, персоной. Это был заведующий редакцией фантастики издательства "Молодая гвардия" Владимир Щербаков, которого называли "идейным вдохновителем разгрома советской фантастики".
   Но я не могу относиться плохо к Владимиру Щербакову хотя бы потому, что не видел от него ничего плохого ни по отношению к себе, ни по отношению к тем, от кого видел что-то хорошее.
   Очень важно для меня, что мои рассказы в издательстве "Молодая гвардия" никто никогда не портил. То есть не редактировал.
   И еще. В общении с Владимиром Щербаковым была какая-то особая эмоциональная волна, которая напоминала мне встречи с Михаилом Анчаровым. Хотя трудно, наверное, найти двух более непохожих людей и писателей. Их объединяла видимо простота. (Во всяком случае, она ощущалась в нашем с ним общении.) Я, вчерашний провинциал, в обманчиво-улыбчивой Москве был к этому весьма чувствителен.
   Мне кажется, Щербаков тяготился затянувшейся литературной войной. А может быть и всей своей редакционной работой. Не раз бывало, что когда я к нему заходил, он закрывал кабинет и вел меня побродить по сущевским и самотечным переулкам.
   - 90-ые годы. Кризис отечественной НФ. Прилавки забиты часто посредственными переводами англоамериканской НФ. Как Вы, писатель с уже сложившимся стилем, преодолели это время? Писали в стол? Вообще не писали? И каково Ваше отношение к современной российской НФ? Есть ли среди нынешних авторов те, чью творчество вызывает у Вас интерес?
   - В 90-м году мне как раз предложили издать первую книгу. Я уже отобрал для нее все свои любимые рассказы, но... захотел написать хотя бы еще один, стержневой, тематически объединяющий содержание сборника.
   Да только когда я начал писать этот завершающий рассказ, его идея сначала превратилась в идею повести, а потом и в идею романа. Наверно так случилось потому, что идея была очень банальна: о смысле жизни.
   Работа над романом растянулась не на многие месяцы, а на долгие годы. Потому, что писал я его уже совсем в других условиях.
   Писать долго - не обязательно писать хорошо. Ведь если журналистика (как оказалось) мало чем помогает литературному творчеству, то бизнес, к которому я имел неосторожность приобщиться, погружает его в летаргический сон.
   Так прошли и девяностые, и почти прошли нулевые. Пока жизнь не подтолкнула меня к тому, что деловую активность пора сворачивать. Или, по крайней мере, переводить ее в максимально связанные с творчеством формы.
   Когда я недавно перечитал свой роман, то понял: все здорово. Только все нужно переписывать заново. А пока... ну вот, очевидно, снова захотелось писать рассказы.
   Так я и оказался в роли улетевшего в будущее путешественника на машине времени. Я с опозданием обнаружил, что вслед за миром реальным до неузнаваемости изменился и мир фантастической литературы.
   Свое отношение к некоторым не очень радующим меня тенденциям в современной фантастике я постарался выразить в одном из рассказов ("Ловушка", "Техника-молодежи" N12, 2008). На эту же тему у меня состоялась беседа с Дмитрием Громовым и Олегом Ладыженским (коллективным писателем по имени Генри Лайон Олди), а также с главным редактором киевского журнала "Реальность фантастики" Ираклием Вахтангишвили (последняя беседа частично была опубликована в следующем за "Ловушкой" номере "Техники - молодежи", а обе беседы собирались, кажется, разместить на сайте журнала).
   Я очень надеялся на то, что мои опасения и сомнения будут развеяны людьми, работающими в жанре намного дольше меня. Но... оказалось, что не только меня посещают скептические мысли.
   Вы спрашиваете, кто мне нравится из новых авторов? Не могу сказать, что знаю всех очень уж хорошо. В моем литературном образовании накопилось немало белых дыр. Но среди тех писателей, кого особенно выделяю - Сергей Лукьяненко.
   Я с удовольствием прочитываю его книги и по-здоровому завидую его качественной плодовитости. Но нередко после завершения чтения (от которого трудно оторваться) его очередного романа, у меня возникает ощущение, что автором недопоказано, недораскрыто что-то очень важное, что могло бы сделать роман не беллетристическим, а просто шедевром. С большой буквы. Вневременным и внежанровым. От подавляющего большинства других современных авторов я этого не жду.
   - В последние несколько лет Ваши рассказы регулярно появляются на страницах журнала "Техника-молодежи". Можно ли говорить о Вашем возвращении в НФ или публикуемые тексты написаны прежде? Ваши творческие планы?
   - Ну, кроме "Техники - молодежи" есть еще пара-тройка журналов, где меня теперь печатают. Тексты там публикуются свежие. Но о полноценном возвращении в НФ я говорить пока бы не стал. Для этого ведь нужна серьезная мотивация.
   Для меня она уж точно не имеет материального характера. Но даже когда пишешь именно о том и так, как хочешь, не заморачиваясь тем, сможешь ли прожить на литературные гонорары, остается проблема востребованности, нужности кому-то.
   Я уже говорил о том, что тиражи в журналах теперь маленькие. Законы больших чисел не срабатывают, и я уже не знаю, насколько, в чем и кому мои новые рассказы могут помочь. А может быть, правда, нельзя дважды войти в одну реку?
   - Владислав Христофорович, спасибо за содержательные и, главное, искренние ответы. Спасибо за Ваше творчество. Мы, Ваши читатели, ждем новых замечательных рассказов.
  
   Июнь, 2010 г.
  

С Владиславом Ксионжеком беседовал Пауль Госсен

Владислав Ксионжек []
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"