Они просыпались, шумно передвигались по повозке, ели - ничего больше.
Крафт Лоуренс сидел на козлах, сжимая поводья. Шел уже седьмой год с тех пор, как он, восемнадцатилетний, стал бродячим торговцем.
Одиночество было вечным попутчиком бродячего торговца, и Лоуренс, бывало, начинал заговаривать с собственной лошадью. Были времена, когда такое случалось частенько. Но последние несколько дней путешествие проходило в молчании - он не произносил слов, которые стоили бы того, чтобы называть их словами.
Однако если бы кто-то спросил, одиноко ли ему, Лоуренс бы ответил "нет" - благодаря своей спутнице, сидящей на козлах рядом с ним.
Хотя его спутница укуталась в покрывала настолько тщательно, что по фигуре невозможно было определить, юноша это или девушка, на красоту ее лица обернулась бы любая голова, а длинные русые волосы, достойные аристократки, привлекали внимание всех прохожих мужского пола.
Если бы она держалась тихо и вежливо, то без тени смущения могла бы явиться на любой торжественный прием - однако имелась причина, почему для спутницы Лоуренса все было не так просто.
Ведь она обладала парой звериных ушей и хвостом, которые любому постороннему ясно говорили о ней как о порождении зла.
Звали его спутницу Хоро.
Истинным ее обличьем была волчица, настолько огромная, что она могла зараз проглотить человека. Волчица - а еще богиня урожая, обитающая в пшенице.
- ...
На мгновение Лоуренсу показалось, что Хоро сказала что-то; но, видимо, она просто открыла глаза. Почему - было, в общем-то, понятно.
Секундой раньше она шевельнула хвостом; значит, пришла очередь ушей. Лоуренс протянул руку, облаченную в перчатку из оленьей кожи, и чуть приподнял капюшон Хоро.
Его рука ощутила, как волчьи уши под капюшоном сдвинулись, принимая новую, более удобную позу. Секунду шевеление продолжалось, потом прекратилось. Хоро, похоже, осталась довольна. В воображении Лоуренса встала картина привередливой аристократки, тщательно выставляющей цветок в вазе, пока он не будет стоять в точности так, как надо. Хоро мягко вздохнула, затем слегка приклонилась закутанной головой к Лоуренсу.
Возможно, так она выражала свою благодарность.
Лоуренс вновь обратил взор на дорогу, и молчаливое путешествие продолжилось.
Прошли времена, когда они, случалось, не понимали друг друга.
Миновала неделя с тех событий в деревне Терео, когда их едва не казнили как преступников.
Сейчас Лоуренс и Хоро направлялись в Реноз, город, где, возможно, хранились еще истории о стародавних похождениях Хоро.
Реноз был крупным северным городом, известным своей древесиной и мехами.
Посещало его довольно много народу, так что Лоуренс и Хоро на своем пути встретили немало торговцев. Лоуренс и сам уже много раз сюда ездил; правда, на этот раз он ехал не по торговым делам.
Сейчас он собирал сведения о древней родине своей спутницы.
Поэтому повозка его, обычно заполненная товарами, была пуста.
Изначально Лоуренс намеревался продать часть той горы печений, которую ему в знак благодарности подарили жители Терео, но всю эту гору сожрала волчица, сейчас безмятежно спящая у него под боком. Если была возможность полакомиться чем-нибудь вкусненьким, она ела и ела, пока было что есть, и приходила в ярость, когда лакомство заканчивалось.
Есть, пить и спать она могла сколько угодно.
Впрочем, Лоуренс не мог не признать, что, одолеваемый холодом и скукой, он и сам бы заснул, если бы только не надобность постоянно держать вожжи. Но как бы там ни было, способность Хоро спать всю ночь, после того как она продремала весь день, поистине впечатляла. Не раз Лоуренс дивился про себя, не пробуждается ли она в ночные часы, чтобы слезть с повозки и повыть на луну.
Так, без особых событий, прошла неделя. А потом полил дождь.
Хоро каким-то образом ухитрилась предсказать дождь за два дня; может, из-за этого воспоминания, а может, из-за самого дождя... так или иначе, она поерзала под своим покрывалом и одарила Лоуренса сердито-обиженным взглядом.
Лоуренс отвернулся. Поделать с дождем он ничего не мог, как бы обвиняюще Хоро на него ни смотрела.
Дождь шел не переставая с середины дня - не лил, а сыпал мелкими каплями, почти как туман; само по себе это была не беда, но вкупе с холодом складывалось ощущение, что тебя посыпают ледяной крошкой.
Руки Лоуренса мгновенно задубели, и он уже начал всерьез подумывать о том, чтобы спрятаться под пологом повозки, когда какой-то бог, видимо, заметил наконец его хорошее поведение.
Хоро тоже почувствовала; ее голова вынырнула из-под покрывала. Затем она зевнула во весь рот.
- ...Похоже, мы все-таки доберемся, не успев замерзнуть вконец.
- Тебе легко говорить - завернулась там в свои покрывала, а я мерзну тут снаружи с вожжами в руках.
- Пфф. Это все мое холодное сердце. Его надо держать в тепле, - ухмыльнулась Хоро.
Лоуренс просто не мог на нее сердиться.
Впереди виднелось их место назначения - неясная черная тень посреди белого пейзажа.
- Вот оно. Как подгоревшая рисинка в похлебке, - произнесла Хоро, и ее пустой живот предательски заурчал. Похоже, даже недовольная Мудрая волчица не ожидала, что ее живот выберет столь неподходящий момент для урчания. На мгновение она застыла, потом медово улыбнулась и отложила свои поддразнивания.
Реноз был крупным портовым городом, стоял он на широкой, медленной реке Ром. Значит, если город перед ними, то и река уже близко. Но сейчас ее не было видно из-за мороси. Будь небо ясным, они, несомненно, уже видели бы множество лодок, испещряющих водную гладь.
Подъехав к городу, они увидели, что, помимо лодок на реке, множество их было пришвартовано по берегам. Повсюду виднелись обожаемые Хоро палатки с едой и крепким алкоголем.
Если зимние снегопады помешают им двигаться дальше, то по крайней мере здесь Лоуренс с Хоро скучать не будут.
Однако кое-что Лоуренса все-таки грызло.
- Я должен сказать тебе одну вещь, просто чтобы убедиться, что ты понимаешь.
- Мм?
- Я знаю, ты уже была здесь когда-то, но, может, ты забыла, так что я повторю: Реноз - город дерева и меха.
- Ну да.
Пожалуй, поднимать этот вопрос было поздновато, но то, как Лоуренсу следовало в дальнейшем обращаться с Хоро, зависело от того, сумеет ли он сейчас донести свою мысль достаточно внятно.
- Ты не будешь сердиться, если среди этих мехов попадутся волчьи шкуры?
Лицо Хоро оставалось умопомрачительно непроницаемым; она потянула за шарф из лисьего меха, который служил ей воротником.
Шарф этот она получила в дар от Амати, юноши, пытавшегося ухаживать за ней в Кумерсоне.
В общем-то, в том, что она его носила, ничего такого не было, и, следует признать, в холодную погоду он был весьма полезен, так что Лоуренс обычно молчал. Сейчас, однако, при виде шарфа он поежился.
Хоро, несомненно, прекрасно понимала чувства Лоуренса и нарочито грелась об этот шарф; но сейчас она его сняла и уставила лисьей головой на Лоуренса.
- Я ела мышей, а меня съели волки! - пропищала она, голосом изображая, судя по всему, лису.
Лоуренс вздохнул.
Его противником была волчица Хоро Мудрая.
- Пфф, - продолжила Хоро. - Есть те, кто охотится, и те, на кого охотятся. И кроме того: вы, люди, делаете намного худшие вещи. Вы ведь даже покупаете и продаете себе подобных?
- Так и есть. Работорговля необходима и очень доходна.
- Как ты принимаешь это, считаешь нормальным обычаем твоего мира, так и мы спокойно смотрим на тех, на кого охотятся. И потом: что будет, если роли поменяются? - янтарные с красноватым оттенком глаза Хоро прищурились.
Лоуренсу вспомнился его разговор с Хоро вскоре после их первой встречи - когда она сказала, что волки становятся умнее, пожирая людей.
Даже Лоуренс понимал, что если путешественник забредает на волчью территорию и не выходит оттуда живым, вина лежит на путешественнике. Одно дело - бояться волков, но ненавидеть их за это - большая ошибка.
Уж это-то для Лоуренса было очевидно.
- Хотя, думаю, видеть своими глазами, как охотятся на твоих друзей, очень нелегко, - сказала Хоро.
Лоуренс кивнул в знак понимания. Хоро продолжила:
- И ты был такой милый, когда на меня охотился другой самец, ты так суетился, - с напускной скромностью произнесла она; сейчас ее настроение было абсолютно не таким, как секундами раньше.
- О да, еще как, - с небрежным видом ответил Лоуренс и обратил взгляд на лошадиный круп.
- Откуда такое безразличие?
- Ну... - глаза Лоуренса неотрывно смотрели вперед. - Мне стыдно.
И признаваться в этом стыдно, подумал он.
Но для сидящей рядом с ним волчицы подобные мелочи были сущим лакомством, так что поделать ничего было нельзя.
Хоро расхохоталась, и белое дыхание в холодном воздухе затуманило ее лицо.
- Стыдно, да?
- Угу.
В холодной монотонности долгого странствия разговоры быстро увядали. Хотя Лоуренс и Хоро прекрасно понимали друг друга и могли общаться без слов (что было для Лоуренса большим облегчением), все же настоящий разговор было ничем не заменить. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Лошадь дернула хвостом, словно желая сказать "хватит!", но это лишь вызвало новую волну смеха у обитателей повозки.
Все еще хихикая, Хоро вновь обернула лисий шарф вокруг шеи; Лоуренс повернулся и начал рассматривать Реноз, к которому они подъезжали.
По размеру он был, на глаз, вдвое больше языческого города Кумерсона. Его окружала стена, возведенная, должно быть, лет сто назад; дома за этой стеной давно уже заполнили все отведенное им место. В ширину строиться было некуда, и здания постепенно уплотнялись и становились все выше и выше.
Сцена, открывшаяся глазам Лоуренса сейчас, заставила его в первое мгновение подумать, что город выплеснулся-таки из собственных стен. Дюжины палаток выстроились по обе стороны дороги, по которой сквозь туманную морось повозка приближалась к городу.
- Это что, то, что называется "привратным городком"? - поинтересовалась Хоро.
- Такое часто случается возле церквей, да; особенно если церковь построена где-нибудь в глуши. Однако устроить постоянный рынок за пределами городских стен - это странно.
Чтобы город процветал, он должен собирать пошлины, а чтобы собирать пошлины, нужно, чтобы люди шли через городские ворота.
Разумеется, были города, запруженные домами настолько, что им приходилась устраивать рынки за городскими стенами; но эти рынки всегда ограждались временными заборами.
- Хмм. Непохоже, чтобы эти люди торговали.
Как раз когда Хоро это произнесла, повозка подъехала к палаточному городку, и Лоуренс с Хоро смогли разглядеть, что его обитатели, все в дорожном платье, занимались разными делами - кто готовил еду, кто беседовал. Да, все они были в дорожном платье, но стили и фасоны разнились. Часть людей, судя по одеянию, прибыла из еще более северных краев, другие были с запада или с юга. На глазок здесь было десятка два палаток, и в каждой жили три-четыре человека.
Единственное, что их объединяло, - все они, похоже, были торговцами, специализирующимися на том или ином товаре. Примерно половина из них была с тяжелыми грузами; на некоторых повозках даже стояли громадные бочки.
Лица у всех торговцев были запыленные и усталые от долгой дороги; иногда глаза вспыхивали раздражением.
Лоуренс подивился, не происходят ли в Ренозе какие-нибудь беспорядки; но на это было не похоже с учетом того, что лишь часть собравшихся здесь людей обитала в палатках. Были здесь крестьяне с ослами в поводу, а также люди, похожие на торговцев, с мешками за спиной; все они либо торопились в Реноз, чтобы поскорее укрыться от дождя, либо, наоборот, шли куда-то из Реноза.
Насколько Лоуренс мог судить, город более-менее жил своей обычной жизнью.
- Возможно, опять какие-то проблемы? - задумчиво произнесла Хоро с ударением на "опять" и ухмыльнулась под своим капюшоном.
Лоуренс искоса глянул на Хоро, словно спрашивая: "А по чьей именно вине все это было?" - однако Хоро метнула в ответ точно такой же взгляд.
- Это верно, что после встречи со мной ты время от времени попадаешь в переделки; но едва ли было бы справедливо утверждать, что все они случились по моей вине.
- Я...
- Я соглашусь насчет первой - да, пожалуй, отчасти это была моя вина, но истинной причиной послужила твоя алчность; и она же целиком и полностью была виной второй катастрофы. Ну а последняя наша неприятность - это нам просто не повезло. Или я неправа?
В яблочко, по-другому и не скажешь.
Лоуренс погладил бородку - та отросла в последнее время, поскольку он не хотел бриться без горячей воды, - и решил, что сдаваться рановато.
- Я, в общем-то, понимаю, что ты имеешь в виду...
- Мм.
- Но согласиться с тобой не могу. Это верно, что не всегда именно твое присутствие непосредственно приводило к нашим неприятностям, но...
Лоуренс просто не мог заставить себя признать, что Хоро права.
Он хотел сказать ей, что во всем виновата она.
Его ворчливая речь увяла на полуфразе; Хоро кинула на него такой взгляд, словно не могла поверить, что они вообще разговаривают.
- Я прекрасно вижу, что ты просто не желаешь со мной соглашаться, несмотря на то, что я отнюдь не корень всех наших проблем.
Лоуренс нахмурил брови, пытаясь понять, какой еще фокус она затевает. Хоро заметила это и хихикнула. Затем продолжила:
- Это потому что ты всегда действуешь с оглядкой на меня - потому тебе и кажется все время, что это я тебя тяну то туда, то сюда.
Лоуренс ощутил, как у него дернулась бровь.
Она была права.
Но признать это означало признать, что волчица его превзошла.
Иными словами -
- Хех. Упрямый, как всегда, - сказала Хоро; ее голос колол не хуже сыплющейся с небес ледяной крошки.
Улыбка ее была чистой, и ненадежной, и холодной - словно волчица готова была уйти навсегда.
Он должен был ее поймать.
Вопреки рассудку от этой улыбки Хоро ему хотелось кричать в голос.
И в следующее мгновение ее хрупкое тело оказалось бы в его объятиях.
Это казалось самым естественным, что только может быть на свете.
- Ммпф.
Желание одолевало его не дольше, чем четыре шага лошади, влекущей повозку.
Сохранив самообладание, Лоуренс направил повозку в очередь, ожидающую досмотра перед въездом в город.
Причина его сдержанности была проста.
Вокруг них толпилось множество людей.
Встречаясь на пересечении торговых путей, бродячие торговцы обожали сплетничать, даже о себе подобных. Если Лоуренс будет открыто заигрывать со своей спутницей, слухи разнесутся, в этом сомнений не было.
Хоро со скучающим видом огляделась.
Определенно ей было скучно.
Некогда Лоуренс считал, что все женские улыбки одинаковы; теперь, однако, он мог различать малейшие оттенки чувств на лице Хоро. Сейчас, помимо скуки, присутствовала еще толика беспокойства.
Увидев это, Лоуренс вдруг кое-что осознал. Все его действия были вызваны двумя основными побуждениями.
Во-первых, Хоро.
Во-вторых, торговля и прибыль.
Хоро боялась одиночества еще сильнее, чем Лоуренс. Неудивительно, что иногда ее пугало, что она и торговля находятся на разных чашах лоуренсовых весов. В конце концов, лишь богам ведомо, в какую сторону качнутся эти весы - или насколько шатким будет равновесие.
И конец их странствия был не так уж далек.
Не решит ли она влезть в новые неприятности как раз тогда, когда Лоуренс наденет на себя личину торговца, - просто чтобы проверить, какой путь он изберет и что для него важнее, она или кошель?
Впрочем, едва ли она настолько мелочна, чтобы о подобном стоило беспокоиться.
Повозка медленно продвигалась вперед вместе с очередью; клуб белого тумана вырвался из-под капюшона Хоро, когда она раздраженно взглянула на Лоуренса.
- Горяченького бы сейчас, - сказала она.
Несомненно, она имела в виду ужин. И явно ждала от него согласия.
- О да, после такого холода. Зависит от цены, конечно, но я бы взял рагу с хорошим таким, густым мучным соусом.
- Да, да! Сладкий молочный запах... иногда он лучше, чем запах хорошего вина.
При виде того, как Хоро восторженно кивает, спрятав пол-лица в лисий шарф, Лоуренс мгновенно забыл все ее раздраженное бурчание последних нескольких дней.
Хорошо иногда заказать какое-нибудь блюдо, где много разных вкусных вещей.
- Рагу из сезонных овощей было бы особенно неплохо, - продолжил Лоуренс.
- Из овощей? Неужели тебя не привлекает запах тушеного мяса, которое плавает в сливочном соусе?
Несмотря на то, что Хоро провела несколько столетий в пшеничных полях, ее вкусы были аристократичнее, чем у любого аристократа.
Уже перед самой стеной Реноза Лоуренс предпринял последнюю контратаку. Он жалел, что дал слабину прежде.
- Говорят, изысканная пища вредна для глаз и для языка.
- О? А как ты думаешь, насколько вредно для моего сердца было провести столько столетий, вообще ничего вкусного не пробуя? - и Хоро кинула на него пронзительный, сердитый взгляд.
Она была непреклонна, янтарные с красным отливом глаза сверкали, как два драгоценных камня.
Перед этими драгоценными камнями оставалось лишь упасть на колени.
Лоуренс, однако, был торговцем, не какой-нибудь аристократкой, помешанной на драгоценностях. Если цена не устраивала, сказать можно было лишь одно, даже стоя перед прекраснейшим из брильянтов.
- Только после того, как я посоветуюсь со своим кошелем.
Хоро отвернулась, как упрямый ребенок.
Лоуренс знал, что, скорее всего, в итоге на ужин у них будет мясное рагу. И Хоро явно была уверена в том же.
И все-таки они притворялись, что спорят.
Лоуренс шевельнул вожжами и направил повозку вперед.
Когда они въезжали на досмотровую площадку, Лоуренс поднял глаза на каменную стену, поросшую мхом под долгими дождями.
Тут же он вновь опустил голову; но вовсе не для того, чтобы попытаться скрыть что-то из товаров от пошлины. Нет, он хотел всего лишь спрятать в бороде улыбку.
Видимо, холодный зимний дождь был виной малолюдности улиц города.
Те немногие, что все-таки оставались снаружи, - в основном это были дети; они носились туда-сюда, прижав руки к груди и оставляя позади себя облачка белого дыхания, - несомненно, по поручениям городских лавочников и ремесленников. Некие призрачные фигуры, закутанные в тряпье, судя по всему, выполняли ту же работу.
Ларьки, обращенные к улице, были безлюдны; легкий туман собирался на краях крыш и стекал с них. Нищие собирались под крышами ларьков, пользуясь отсутствием торговцев, которые бы их прогнали. Типичная картина дождливого дня.
Но палаточный городок, выстроившийся вне города у самых ворот, и его обитатели, готовящие себе там еду, давали понять, что что-то происходит.
Лоуренс держал в руке деревянную пластинку, полученную во время досмотра (пластинка удостоверяла, что ее владелец - иностранный торговец), и вполуха слушал недовольное брюзжание Хоро.
- Не сказать чтобы я считала это чудом мироздания, но разве это не что-то недостижимое, разве это не достоинство? Как ты считаешь?
- Да, конечно.
- Если мы сравним что-то, что лишь чуть-чуть недотягивает до абсолютной грандиозности, и что-то, что, несмотря на скромное происхождение, достигает все же величия, - последнее заслуживает большего уважения, ты согласен?
- ...Ты права.
Должно быть, всему виной усталость от долгого путешествия. Гнев Хоро был не похож на ее обычную пылающую ярость. Свое недовольство она выражала тихим, непрерывным брюзжанием.
Лоуренс мысленно обругал болтливого стража, чьи слова навлекли на него все это; но тут же он осознал, что если и дальше будет отвечать Хоро односложными репликами, ее гнев обратится уже на него самого.
- В общем, да; если выбор стоит между аристократом, у которого нет ни славы, ни обаяния, ни денег - ничего, кроме знатного происхождения, и умным простолюдином, который своим умом достиг славы и богатства, - конечно же, я буду уважать второго, - согласился Лоуренс.
При обычных обстоятельствах такое поддакивание лишь ухудшило бы настроение Хоро, но сейчас оно казалось вполне удачной идеей.
Хоро картинно, почти пьяно кивнула, затем фыркнула подобно разъяренному быку.
На въезде в город их подвергли необычайно тщательному досмотру, и страж обнаружил хвост Хоро.
Разумеется, Хоро осталась невозмутима, как всегда; она заявила, что это часть нижней юбки, и страж поверил. Но затем он брякнул вот что:
- А, дешевая волчья шкурка.
Будучи стражем в городе, специализирующемся на древесине и мехах, он, конечно, без труда мог отличить волчий мех от собачьего или лисьего.
И насчет цены он был прав. Волчьи шкуры ценились дешевле собачьих. Каким бы прекрасным ни было качество, как бы ни исходил слюной торговец мехом, факт оставался фактом: никогда волчья шкура не будет стоить столько, сколько, например, оленья.
Проблема возникала, если гордость волка оказывалась дороже, чем его шкура; а в этом отношении Хоро была очень и очень недешева.
Это и послужило причиной ее по-детски сердитого бормотания. Лоуренсу было ее так жалко, что хотелось приласкать, погладить по волосам.
Будь они в пути, он знай себе держал бы поводья и обменивался с Хоро короткими репликами; но сейчас он лишь поглядывал на нее искоса. Почесав подбородок уголком дощечки иностранного торговца, он подумал: интересно, улучшит ли еда настроение Хоро?
По правде сказать, гораздо больше Лоуренса волновало значение этой деревяшки.
Похоже, изготовили ее в спешке, и на ней не было никакой официальной печати.
Ему сказали, что если он захочет купить что-либо в городе, никто не будет с ним торговать, пока он не покажет эту дощечку.
Никакого другого объяснения он не получил. Затем его быстро отправили дальше через досмотровую площадку вместе с другими путешественниками; очередь извивалась, словно угорь.
Подобную ситуацию не вынес бы ни один торговец.
Впервые в жизни он столкнулся с чем-то подобным - не только в Ренозе, вообще где-либо.
- Да, и еще, - произнесла Хоро.
- О, э, что? - получив тычок в ногу, Лоуренс вышел из своего задумчивого состояния и встретился с пристальным взглядом Хоро.
У него мелькнула мысль, не пропустил ли он какую-то ее фразу; но не успел он переспросить, как она продолжила:
- Скоро уже постоялый двор?
Она замерзла, она была голодна, и она явно не собиралась оставаться в повозке минутой дольше, чем это было необходимо.
- Прямо за углом, - заверил Лоуренс. Хоро вздохнула, раздраженная тем, что постоялый двор не находился прямо здесь, перед ее носом, и натянула капюшон еще ниже.
Придется очень тщательно обдумать, сколько мяса должно быть в сегодняшнем рагу. С этой мыслью Лоуренс продолжил направлять повозку, и совсем скоро она достигла наконец места назначения.
Это было обычное четырехэтажное здание; однако каким-то образом оно казалось почти изящным.
Посреди фасада виднелась двустворчатая дверь. Нижняя створка открывалась вбок, и на ней можно было выписывать названия товаров; верхняя створка открывалась вверх и могла использоваться как навес. Сейчас обе створки были плотно закрыты, добросовестно не пуская внутрь холодный воздух.
Лицо Хоро потемнело еще больше. Видимо, она ожидала, что ее отведут на постоялый двор с более правильным фасадом.
Лоуренс не стал объяснять, что даже если они потратят больше денег, это еще не значит, что они найдут лучший постоялый двор. Он слез с козел, старательно не замечая мрачного взгляда Хоро, и, подойдя к двери, постучал.
Перед постоялым двором не было чего-то наподобие объявления, так что вряд ли он был переполнен; но существовала реальная возможность, что владелец закрыл постоялый двор из-за холодов.
Поэтому когда Лоуренс услышал за дверью шарканье, а потом она чуть приоткрылась, он испытал облегчение.
Дверь он закрывать не стал - значит, свободные комнаты были.
Лоуренс обернулся к повозке и спросил:
- Какую комнату предпочитаешь, теплую или светлую?
Этот вопрос явно стал для Хоро неожиданностью. Она изогнула бровь.
- Как можно сомневаться? Конечно, теплую.
- Хорошо, я пойду отведу лошадь в стойло. А ты пока зайди внутрь и поговори с владельцем - это тот старик - и скажи ему это. Он тебя проводит в комнату.
- Мм.
Лоуренс поменялся местами с Хоро - поднялся на козлы и взял вожжи, а она слезла. Лошадь, словно осознав, что совсем скоро покинет холодную улицу и окажется в теплом стойле, тряхнула головой, поторапливая своего хозяина. Шевельнув вожжами и поглядывая уголком глаза на заходящую в здание Хоро, Лоуренс пустил лошадь шагом.
Ее запыленное многослойное одеяние он без малейшего труда распознал бы в любой толпе, будь там хоть сто человек
Ведь во сколько бы одежек она ни закуталась, он всегда мог заметить колыхание ее хвоста.
Улыбнувшись себе под нос, Лоуренс направил лошадь в сарай; там дежурили двое нищих. Они окинули Лоуренса оценивающим взглядом.
У таких людей всегда хорошая память на лица, так что, естественно, они вспомнили Лоуренса и движением головы показали, где ему следует оставить лошадь. Не имея причин возражать, Лоуренс подчинился. Вдруг он заметил, что рядом с отведенным ему местом стоит другая лошадь - горная, с широкими копытами; из-под длинной косматой челки на него уставились холодные глаза.
- Ну, надеюсь, вы подружитесь, - произнес Лоуренс, сойдя с повозки и похлопав по боку своего жеребца. Затем он дал нищим по медяку и, забрав свои пожитки, отправился в здание постоялого двора.
Это здание некогда было кожевенной мастерской. На первом этаже делали кожаные ремни, так что здесь было просторно - мало стен; кроме того, пол был каменный. Сейчас он использовался как склад; то тут, то там виднелись товары, которые многочисленные торговцы оставили на постоялом дворе на длительное хранение.
Пробравшись мимо нагромождения товаров, возвышающихся башнями выше его роста, Лоуренс добрался наконец до единственного места на первом этаже, которое содержалось в порядке, - комнаты владельца.
На маленьком столике стояла железная чаша на трехногой железной же подставке. В этой чаше владелец подогревал на древесных углях вино и целыми днями его потягивал, мечтая о далеких странах. "В будущем году я отправлюсь в паломничество на юг", - частенько говорил он.
Владелец заметил Лоуренса и окинул его пронзительным взглядом голубых глаз из-под кустистых бровей.
- Третий этаж. Оконная сторона.
- Понятно, третий этаж... постой - оконная сторона?
Постояльцы могли платить за себя по желанию либо вперед, либо уже при отъезде, однако настроение владельца заметно улучшалось, если ему платили вперед. Лоуренс поэтому положил на стол умеренно щедрую сумму денег; но слова владельца застали его врасплох, и он развернулся.
- Оконная сторона, - повторил тот и закрыл глаза.
Старик явно не собирался обсуждать этот вопрос.
Лоуренс кивнул. Ну и ладно, подумал он, выходя из комнатушки.
Держась за перила, потемневшие от времени и частого использования, он поднялся по лестнице.
Как положено жилому помещению при любой мастерской, на втором этаже располагались общая комната с очагом, кухня и спальня владельца. Это конкретное здание несколько отличалось от других тем, что очаг здесь находился посреди общей комнаты, а комнаты на третьем и четвертом этажах были выстроены так, чтобы как можно лучше улавливать тепло от дымохода, идущего вверх через весь постоялый двор.
Расположение комнат, благодаря которому это достигалось, было несколько странным; в придачу обслуживать дымоход, чтобы дым не шел в комнаты, было довольно-таки непросто. Прежний владелец заведения, однако, ставил превыше всего удобство своих подмастерьев, живших на третьем и четвертом этажах.
Нынешний владелец постоялого двора был человеком добрым и тихим. Звали его Арольд Эклунд, и прежде он занимал пост главного ремесленника в кожевенной мастерской.
Ближе к ночи общая комната на втором этаже наполнится дружелюбной болтовней - там соберутся постояльцы, каждый со своим каким-нибудь вином. Сейчас, однако, слышалось лишь потрескивание огня.
На третьем этаже было четыре комнаты.
В те времена, когда здесь располагалась мастерская, на четвертом этаже жили новопринятые подмастерья, и там же хранилась всякая всячина; поэтому комнаты на третьем этаже были просторнее, чем на четвертом.
Но не всем из этих комнат доставалось тепло от дымохода. Одна из комнат третьего этажа выходила на улицу, и ради окна, через которое вливался свет, доступом к дымоходу пришлось пожертвовать.
Иными словами, хочешь комнату с окном - пожертвуй теплом.
Лоуренс совершенно точно слышал слова Хоро, что она предпочитает теплую комнату. Едва войдя, он обнаружил, что она уже поснимала с себя и раскидала повсюду свою сырую одежду и лежит, свернувшись калачиком, под одеялом в своей кровати.
Лоуренс подумал, уж не плачет ли она от такого унижения; но, судя по тому, как Хоро свернулась, она уже спала.
Видимо, она устала из-за того, что долго сердилась, мысленно предположил Лоуренс.