Аннотация: ....одна из сказок на "сказочном" Царконе-2007
МОРЕ ЗЕЛЕНОЕ
Хочу сразу предупредить, что это не моя история.
Я услышал ее в ночном поезде, когда во втором часу, где-то между Брянском и Калугой в купе вошли парень и девушка. Они долго укладывали вещи под сиденье, стелили постели, шептались, целовались, но сон, видимо, не приходил, и он стал рассказывать.
Вполне допускаю, что не все, услышанное мною, запомнилось правильно, да и уверенности в том, что я сам, в конце-концов, не уснул, нет.
Помню точно, что начал он со слов "Жил был мальчик.....".
Обычно так начинают сказки. Может быть, это и была одна из них. Сказка на ночь.
Жил был мальчик.
Далеко за Уралом. В большом сибирском городе, на берегу такой же большой сибирской реки. Было у него все в полном порядке: мама - папа, бабушка - дедушка, младший братишка и пятерки в дневнике. Ходил он на плавание, посещал авиамодельный кружок в городском Доме пионеров и Клуб юных химиков.
Как и у всех маленьких мальчиков, была у него Мечта. Вернее, было их несколько, но даже он не смог бы сказать, какая из них главная.
Одна делала его Великим Строителем самолетов, другая - Открывателем новых Химических элементов, а третья.....в третьей он хотел поскорее вырасти и жениться на Таньке из 7-го "Б".
Рыжая Танька появилась в школе два года назад и сразу привлекла внимание доброй половины мальчишеского населения. Длинная коса, огромные зеленые глаза и такое нездешнее, завораживающее московское "ааа" любого могли свести с ума.
Зимой она надевала белую кроличью шубку и валенки, расшитые по верху цветной тесьмой, отчего становилась похожей на девочку - эскимоску с плаката "Народы Севера в дружной семье советских народов". Близость Севера и отдаленность Москвы играла в этом городе решающую роль, поэтому Танька становилась еще загадочнее и романтичнее.
Летом, когда тучи мошкары атаковали все живое, а солнце долго скользило на запад по вершинам сопок, в городе становилось скучно.
Танька уезжала с родителями в Крым, а потом возвращалась загорелая, пахнущая крабами, нездешней хвоей и рассказывала всякие небылицы о море.
Из Танькиных рассказов выходило, что, во-первых, море шумит, как тайга, окружающая город. Во-вторых, оно большое, - больше неба, потому, что еще есть такая линия, где небо упирается в море, но само море там не заканчивается.
А еще, море было зеленое, как Танькины глаза. Но это он придумал сам.
Олимпиаду по химии, традиционно, проводили в технологическом институте - был такой закрытый "ящик" в городе. Когда-то давно, в Сибири создали несколько научных центров и, даже, свою Академию наук, так что в комиссию входили сплошь академики и доктора. Они, конечно, для виду напускали на себя важность, а вообще относились к ребятам вполне нормально.
Одним словом, все было на высшем уровне.
.......Я слушал его монотонный голос, вернее, громкий шепот, иногда заглушаемый перестуком колес, и что-то мягкое, по-детски доброе окутывало меня и тянуло в сон, где кружилась голова, и рыжая Танька, и зеленое Черное море, и строгие усы академиков и еще что-то такое мое, забытое и щемящее.
На его лицо падал свет от ночника и на профиле блестели несколько капель пота.
В общем, все прошло хорошо. Задачи мальчик решил, и даже, помог кому-то из своей школы - олимпиада ведь дело коллективное.
А когда перешли к практической части, случилась беда.
Сотрудники института, которые готовили реактивы для опытов, что-то перепутали и, когда наш парень влил нечто во что-то, все это взорвалось......
Осколки, ожоги, шум, крики, паника.....но это чепуха. Глаза. Их спасти не удалось.
-Жуть, какая. Ничего себе, сказочка для засыпания. И ты думаешь, я теперь спокойно усну? - в ее голосе прозвучали совсем не сонные нотки.
- Слушай дальше, - он явно вошел во вкус, и, даже, создалось такое впечатление, что заторопился дорассказать историю. Отчего-то ему это было очень важно.
Академики и прочая ученая сила сделали возможное и невозможное, но все сложилось так неудачно, что спасать или лечить было просто нечего. Эта дрянь, которую перепутали не оставила никакой надежды.......
Но ты знаешь, парень держался молодцом. Не знаю, может быть от недопонимания того, что произошло, а, может, и от каких-то внутренних сил, но он продолжал учиться. Только теперь учителя приходили к нему домой. А сверстники избегали. Им было страшно.
Он часто вспоминал Таньку, ее рассказы о море и ее невероятные зеленые глаза.
Какой-то странный смысл приобрели для него эти воспоминания: казалось, что неведомая таинственная сила притягивает его к тому шумящему, большому, зеленому великолепию, которое однажды представилось ему таким и осталось в памяти навсегда.
Так у него появилась еще одна мечта - мечта увидеть море.
Шло время. Об этой истории стали понемногу забывать, но только в их семье так и не прижилось горе. Представь состояние родителей, и ты поймешь, как тяжело и неохотно они встречались с огромным количеством комиссий, следователей и прочих проверяющих. Поэтому, когда академики предложили поехать летом в Крым, они, конечно же, согласились.
Прямой поезд до Симферополя, такой же, как все тогдашние поезда, пахнущий смесью пластика и хлорки, вихляющий на стрелках, гремящий, с сонными проводниками, жидким чаем и очередями в туалет.
Казалось, все это время мальчик спасал родителей от попыток уйти в себя, остаться наедине с мыслями о безысходности, с отчаянием.
Своей детской душой он вряд ли понимал, что делает, но его странный оптимизм, его ожидание встречи с морем постепенно растворило страх родителей, вернуло их в реальный мир.
Они приехали в Симферополь вечером.
Автобус пансионата Академии дождался своих пассажиров, взял кого-то из местных, еще захватил пару отдыхающих до Гурзуфа и вальяжно покатил к перевалу.
Все время в автобусе мальчик не проронил ни слова. Он сидел, сжав руки, положив на них подбородок и, изредка, покусывал пальцы.
Никто не жаловался, как это часто бывает при подъеме на перевал, не комментировал серпантин дороги, южные запахи, стрекот цикад. Казалось, что в салоне сгущается воздух и становится тяжело дышать.
Все ждали, когда же, наконец, автобус спустится к побережью и откроется вид на море. Когда можно будет открыть окна и в них ворвется не духота южного вечера, а пьянящий и щекочущий бриз. Грудь наполнится долгожданным ожиданием свободы и каждый ощутит в первый раз невероятную вкусность воздуха, чтобы потом неделю, вторую, третью, делать это постоянно, и увезти с собой обещание вернуться сюда еще и еще.
И когда, на очередном повороте уже не осталось ничего такого, что бы закрывало море и оно, море, вдруг, внезапно, и, как будто неожидаемо появилось, и открылось сразу, до горизонта, во всей своей необъятной мощи и необъяснимой притягательности, -
все, кто был в автобусе....
все, кто уже переживал это появление не один раз....
все, кто прожил здесь всю жизнь и уже не обращал внимания ни на что ....
все АХНУЛИ.......
Было темно.
Море было зеленое.
Вспоминая его лицо в свете ночника и отблеск на профиле, я думаю иногда, что это блестели его глаза. А что? Порой наука делает чудеса.
И еще мне вспомнилось, буквально сейчас, когда я дописываю эти строки, что он называл ее Таней. Быть может, это случайное совпадение, а может быть, и нет.