|
|
||
Предисловие
Шел башмак по дороге своим путем. Каким путем? Кому какое дело, пока не видно куда дорога ведет. Не видно и не видно. Дорога тянулась напрямик к горизонту и насколько хватал глаз у нее было все, что отличает проселочную дорогу от бульвара: выбоины, щебенка, сорняки и валявшиеся вокруг гвозди.
Это был башмак-одиночка, половина пары, вольный, порожний и стоптанный, поди определи правый или левый; раз два, раз два, шел своим путем; бесхозный башмак, дырявый и запыленный, когда-то черный, ныне выгоревший башмак; короче говоря башмак, как башмак. То ли он числился пропавшим без вести, то ли старался догнать родную пару, а может кого-то искал или спасался бегством.
- Гони ногу, - заорал башмак. - Ногу, черт побери!
- Никто призвал ногу и воткнул ее в башмак; одну единственную, не правую, не левую, не новую, не старую; короче говоря ногу.
- Башмак и нога шли некоторое время своим путем, шли вместе, но вразнобой, они еще не сроднились.
- Гони туловище, - заорала нога и повторил башмак. - Туловище, черт побери!
Никто призвал туловище и посадил его на ногу. Не старое, не молодое, не белое, не смуглое; короче говоря туловище.
Башмак, нога и туловище шли некоторое время своим путем, шли, как единое целое, но вразнобой, они еще не сроднились.
- Гони голову, - заорало туловище и повторили нога и башмак. - Голову, черт побери!
Никто призвал голову и посадил ее на туловище. Не молодую, не старую, не уродливую, не красивую; короче говоря голову.
Голова, туловище, нога и башмак шли некоторое время своим путем, шли, как единое целое, но вразнобой, они еще не сроднились.
- Гони руку, - заорало туловище, повторила голова, и слово в слово нога и башмак. - Руку, черт побери!
Никто призвал руку и укрепил ее на тулове. Не старую, не новую, не короткую, не длинную; короче говоря руку.
Голова, туловище, нога, рука и башмак шли некоторое время своим путем, шли, как единое целое, но вразнобой, они еще не сроднились.
- Гони причинное место, - заорало туловище, повторила голова и слово в слово рука и нога. -Причинное место, черт побери!
Никто призвал причинное место и приладил его к туловищу. Было видно, что это мужское причинное место. Не короткое, не длинное, не молодое, не старое; короче говоря причинное место.
Голова, туловище, рука, нога и причинное место шли некоторое время своим путем, шли, как единое целое, но вразнобой, они еще не сроднились.
- Гони одежку, - заорало туловище, повторили голова и причинное место и слово в слово рука и нога. - Одежку, черт подери!
Никто призвал портки, кафтан, шапку, один единственный носок; не ношенный, не новый, не бесцветный не пестрый.
Голова, туловище, рука, нога и причинное место оделись и пошли дальше своим путем, кому какое дело каким, пока не видно, куда дорога ведет.
К вечеру они добрались до ратуши, что стояла возле дороги. Перед ратушей сидел человек, чистый недоросток.
- Эй, Одноног, куда собрался? - закричал он
Они остановились и посмотрели на него.
- О чем это ты? - спросила голова, повторили тулово и причинное место, сказали рука и нога.
- Добро пожаловать, сводный брат Одноног, - сказал человек.
Они перепугались. Опознали друг друга, объединились, разладицы, как ни бывало, все задвигались слаженно, с этого момента они породнились. И пошел сводный брат своим путем, кому какое дело каким, пока не видно куда
дорога ведет.
1
Жизнь она и есть жизнь, а жить негде. Попробуй, поживи на улицах, не сводя концы с концами. В скверах, на лестничных площадках, в подвалах, в подсобках и новостройках. То ли ты есть, то ли тебя нет. Захотел и исчез. Косноязычный иностранец, собутыльник, уголовник, аферист.
Бродить по суверенному государству, жители которого, верь не верь, твердо стоят на двух ногах, Что он здесь потерял, и что нашел? В самом деле, что он здесь потерял?
Если бы этого можно было избежать, он выложился бы, но не стал жить в помойном ведре,. Он постарался бы, если бы это можно было сварганить, жить в четырех платных загодя оплачиваемых стенах и один раз в день жрать от пуза. Но чудес не бывает, и он обитает на окраине большого города, где одиночке обосноваться проще. Здесь он владелец - везет же людям - собственной одежды и башмака и знает чего ему ждать. Отныне его родной дом городские кварталы. Там, где кончаются бульвар, улица, дорога и начинаются досчатый забор, лужа и вытоптанная тропинка. Квартал, приют нечистот и дрожащих от озноба детей. Казармы, которые сдаются в аренду, сточные воды и кладбища автомобилей. Лачуги из гофрированного железа, забегаловки, провонявшие рыбой. Квартал, оказавшись в котором, любой самодовольный обыватель спешит прибавить шаг.
Здесь, под открытым небом, где уголовники и изгои жадно хапают ртом воздух, где едва сводят концы с концами и живут сегодняшним днем; где на текущем счету в банке шиш, и существование зависит от случая; где кладут зубы на полку, а спасение собственной шкуры равнозначно смирению; здесь, где быть человеком выше сил. Квартал, где все его обитатели одного поля ягоды.
Вечер обдает его пылью и ветром. Он должен найти крышу. Что-нибудь найдется всегда: лачуга, покрытая гофрированным железом, обжитой угол пьянчуги, хибара с буржуйкой на ближайшей свалке металлического лома, газета, чтобы накрыться или разжечь огонь, если ему уже не на что надеяться, а в исчезающих языках пламени больше правды, чем в пророчествах и космосе. Он должен попытаться зашибить деньжат, заполучить работенку, обстряпать дельце. Когда-нибудь он врастет корнями в такую. жизнь, это точно. Коль скоро он один раз уже попробовал.
Брат клоп. Брат крыса, Сестра муха. Сводный брат Одноног.
2
Здравый смысл и здравый смысл Однонога.
Здравый смысл и любовь к ближнему. Здравый смысл Однонога и жизнь на улице.
Здравый смысл и крыша над головой.
Здравый смысл Однонога и газетный лист под задницей.
Здравый смысл и все, что у него есть, и все, что ему достанется впоследствии, солод и смалец, именные наклейки для конвертов, визитные карточки, номера автомашин, номера страховок, номера банковских счетов, номера домов, номера членских билетов, размеры башмаков и чистое белье.
Здравый смысл и все, что ему достанется впоследствии, и что он отстаивает, всяческие субсидии, вероисповедание, гибкость воззрений и постоянство лозунгов, гарантии на товары, автомобили, заработки, на среднюю
продолжительность жизни и исключительные разрешения на ежедневное потребление иллюзий, прибылей и льгот.
Здравомыслящий Одноног и все, что ему достанется впоследствии: кусок хлеба и мелочишка из вторых рук, уличные закоулки, развалюха, нажитой жизненный опыт, платные музыкальные ящики, свобода птицы и какой никакой лотерейный билет;
Ничегошеньки выиграть или ничегошеньки проиграть невозможно. То, что он имеет, он так и будет иметь, то, чего ему не достает, будет не доставать всегда Но всемирная история хоть и не поспешает, но слышит сказанное Одноногом во всеуслышание нет. Здравый смысл слышит его нет и качает головой, но здравый смысл Однонога знает: если его заметил Человек, он в состоянии распознать, что жизнь Однонога не надуманное, а реальное нет.
3
"Плоды-выкидыши счастья повсеместно выбрасывают, чтобы они воняли в закоулках земли."
Тот, кто сталкивается с Одноногом на углу улицы, ловит его взгляд, вспоминает эту фразу и прибавляют шаг. Одноног, однако, никогда не узнает, что подобная фраза существует и со своей стороны насвистывает песенку, которую он слышал в кабаке.
4
Зима на пороге. Вечер, словно набухшая губка, холодно. Все тучи выплескивают ливни.
Одноног держит путь под дождем. Ему чего-то не хватает, только он не знает чего. Ему чего-то не достает в жизни, и эта недостача мучает его. Монотонный шум дождя нагоняет на него непреодолимый страх. Словно в его утробе прорвало запруду, и чудовищная грязь поднялась от ступни через ногу в отекшую грудь, и оцепеневшая жизнь, спрессованная в мгновенье, еще не смеет извергнуться рвотой.
Бесцельно обходит он районы города, мосты, товарные станции, пивные, паромные переправы, благотворительные заведения, где можно разжиться похлебкой, старьем, получить совет на все случаи жизни и благословение, ночлежки. Здесь его родные места, но что с того. Если бы у него был хоть один раз независимо от погоды свой угол и непромокаемый плащ. Где-то между головой и башмаком
промокшая одежда, липкая кожа, отсыревший табак в мокром кармане. СВОЙ УГОЛ, об этом и говорить нечего. К нему прилепилась кличка "портовый вор".
Повсюду, где можно остановиться без разрешения, удостоверения личности и платы за вход - сараи для машин,
кладбища, сортиры пивных и промерзшие церкви -, Одноног, промокший насквозь, прячется от дождя и, стиснутый пешеходами, думает о том, что он мог выиграть и чего ему не достает. О жизни и речи быть не может. Чего ему не достает? Одно единственное слово и он был бы раскрепощен. Одно единственное последнее человеческое слово - и ущербности,
пришел бы конец. Он не старел бы ни с того ни с сего и не зная броду не лез бы в воду. Наконец-то он разобрался бы в себе. Одно единственное слово. Безвозвратно пропавшие слоги. Ему казалось, что оно уже звучит, но нет, глухо. Его слово не хочет встретиться с ним во мраке.
Единственное, принадлежащее ему слово, единственное слово, которое позаботится о нем, опознает и однажды может спасти, единственное слово, которое ему принадлежит всегда будет его имя Одноног.
Одноног и кличка "портовый вор".
Его имя для первого попавшегося паразита.
Ни разу по имени, по его собственному имени.
5
Впереди, не доходя до конца дороги, стоит человек. Он есть и с этим ничего не поделаешь. Одноног есть и с этим ничего не поделаешь. Разговора не избежать.
Как стояли, так и стоят, человек от скуки или из любопытства, Одноног из вежливости или поневоле. Тот тоже обитатель послевоенных городских окраин, где жизнь не подарок. Он тоже знает, как выглядит нутро свалок. Куда от этого денешься, старина. Как говорится, тут тебе и настроение, и дырявый карман, голод, хвори, пинки и тощие подачки. Шлюхи, забегаловки по утру, полицейские ищейки и крысиные укусы. История про пьянчугу, заблудившегося в гардеробе и история про украденное манто. История про ковшик и пропавшее вино, и история про вино и пропавший ковшик. Даже плохой табак в окурках, куда денешься, опять же и холода, и ломота в суставах.
Можно поговорить друг с другом, можно и отмолчаться. Лучше поговорить. Кто знает, может какой навар достанется: обмен адресами, советы или предостережения, наводка на убежище и угол, а главное, успокоение от разговора.
Может ли он Одноног представить себе дом без дверей и окон?
С чего бы?
С того бы.
А сам он где, внутри или снаружи?
Предположим внутри, что тогда?
Внутри, оно и есть внутри, без дверей и без окон. Ничего хорошего. Даже представить себе невозможно.
Точно, внутри оно и есть внутри, в том-то и дело.
И в доме нет ни дверей, ни окон?
Ни дверей, ни окон.
Да, тут уж, как говорится, ничего не поделаешь.
А предположим снаружи?
А он-то тут причем, если снаружи. Если снаружи, то он никакого представления не имеет об этом доме и проходит мимо.
А то нет!. Причем тут тот, кто на улице.
А если внутри, был бы причем.
А то нет.
Ожидания так и остаются ожиданиями.
И то правда, так и остаются.
И что дальше?
Выше голову, мой дорогой Одноног. Выше голову, мой дорогой недоросток.
Человек идет себе и идет, и начинает сначала, начинает разговаривать с самим собой, бежит по кругу, как мышь в колесе, мышь в колесе, в колесе, колесо.
6
Ожидание длиною в жизнь. Все время он чего-то ждет, не сдается.
От зимы он ждет метелей, от жизни, что она пройдет. От волос, что они выпадут, от вина, что оно ударит ему в голову.
От ноги он ждет, что она стерпит башмак, который жмет, и перестанет обращать внимание на боль. От башмака, что он будет следовать движениям ноги и не развалится на ходу.
Никогда он не дойдет до того, чтобы ждать вторую руку, вторую ногу.
От головы он ждет, что она будет либо возражать двум видящим глазам и двум слышащим ушам, либо соглашаться с ними. От прошлого, что оно не будет лезть в глаза, от сегодняшнего дня, что он пройдет. Он ждет от дерева, что оно будет цвести, плодоносить, хиреть и занимать свое месте, не нарушая законов природы. От воды, что она будет течь. От невозможного он не ждет ничего.
От своей тени он не ждет никакой помощи, от своего имени никаких льгот. От своей надежды он ждет самую малость, еще меньше, ничего не ждет, еще меньше. От людей, что они либо раздеты, либо одеты, либо черные, либо нагие. От будущего, что оно подойдет поближе.
От слез он ждет, что они скрасят его существование.
От дыхания он ждет, что оно придаст ему сил пережить все, что происходит одним духом. От своих мозгов, что они объяснят ему его жизнь, его положение, его собственную и никакую другую одноногость. От собственного воображения он ждет дополнительных знаний. Когда он в тревоге, он надеется на перемены, а от своих радостей он ждет воспоминаний о летних днях и хорошем табаке. Он почти не надеется, что его ожидания сбудутся.
Но все-таки желаний у него слишком много. И от себя самого он ждет сытой жизни.
7
Слова, которые маршируют сквозь его мозг, пока он с ними не разделается.
СПРАВЕДЛИВОСТЬ! СВОБОДА! ОБЩЕСТВО! ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ! ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО! БОГИ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ!
Справедливость и пинок. Свобода и полицейские дубинки, как из мешка. Общество и поселки из бараков зимой. Планета земля и некто, кто нерешительно слоняется по ней. Человеческое достоинство и его выбитые зубы. Боги и он Одноног. Бесконечность и жизнь Однонога.
Красота! Да, красота и его лицо. Смеющиеся лица продавцов дынь на бульварах, мулатки в отеле Эксцельсиор, освещение в борделях и пашни вдоль длинной дороги к морю.
Красота! Да, красота и его лицо. Бесконечность! Да, бесконечность и жизнь однонога.
8
Начало осени, бабье лето в разгаре. Утро расцвечивает бараки серыми красками. Вечера благоухают БАГДАДОМ и СЛАДКОЙ ТЫКВОЙ. Улицы исчезают в дымке из бензина и солнечных лучей, фасады зданий караулят небо.
Oдноног приветствует короткие дни. Расслабляется, задирает нос, блаженствует. Никаких проблем, все идет своим чередом, вентиляторы закусочных источают аромат яичницы с ветчиной и кофе, Старики стоят и курят перед писсуарами.
Прозрачный воздух звенит голосами женщин и звонками велосипедов. Одноног запихивает шапку в карман и переваливается на ноге сбоку на бок.
Он тащился мимо кабаков в западную часть города -пивные бары, где пьют стоя, запотевшие литровые кружки, румба-румба, хохот. Словно колокола гудят этажи универсальных магазинов и переходы подземки. Под стеклянной крышей галереи Гумбольдта летает заблудившийся голубь. Дымки уличных сосисочных вьются в воздухе. Он пил кофе у Бамбелли и слышал крики нищих у вокзала. Он смотрел на первые листья, парящие в воздухе, и слышал, как они ударялись об асфальт и скользили по нему, поток бумажек. Он пробирался сквозь толпу, вдыхал запах парфюма, останавливался вблизи витрин, заходил в туалет отеля "Зенит", попросил у швейцара огонька и выкурил пол сигареты. Он заговорил с девушкой, стибрил газету и выбросил ее, торопливо прошел по деревянной
прогулочной дорожке гавани, пересчитал влюбленные парочки, голубей, паромы, яхты, дымовые трубы и телефонные будки, съел украденные финики, постоял на солнце, и ни о чем не думая, потел, лежал в городском парке, дремал, жил -
и только.
9
Раньше, он слышал об этом в кабаках, все было лучше. Никакого сравнения. Человек был приветливее, земля просторнее, а страдания частично героическими и частично терпимыми. Что к чему было понятнее, балаганы на любой вкус, а женщины доступнее. Колбаса жирнее,
пиво не вызывало изжоги, а шнапс действовал дольше. Города чище, правительства более защищенными, а христианство преуспевало. Жизнь была легче, путешествия не такими утомительными, каждый мог использовать надежду бесплатно.
А что теперь. Стоит только оглянуться.
А он сам, Одноног? Все еще Одноног, сколько можно.
Вчера Одноног, сегодня Одноног, вчера и сегодня хорошо ли плохо, как уж придется. И все, что постигнет будущее безусловно постигнет и будущее Однонога. Хотя разница между вчера и сегодня очень мала, она останется такой же между сегодня и завтра. Одноног и слышать не желает о рае, и не подумает вляпаться в такое. Он не увидит никакой земли обетованной, может разочек...
Никаких милостей. Он будет отдыхать.
10
И вдруг все сгинуло, укусы клопов, город, улицы, времена года и ночь, и день.
Вдруг все осталось в прошлом и нога скинула башмак, и башмак обезножел, стал башмаком и только.
(Одноногим жил и босым помер!).
Внезапно все исчезло, и имя Одноног превратилось в слово, а слово забылось и ничего не значит.
(В одежде покойников жил и нагим помер!).
Живи дальше, старая гусиная кожа. Стибри и прихвати с собой все, что можно стибрить и прихватить. Набей до отказа все карманы, пфенниги, бутылочные пробки, ключи от комнат и чинарики, кратковременные отсрочки, времена года, шлюхи и названия отелей.
Оставайся здесь, старая гусиная кожа. Пей воду, выкручивай сигареты, сиди тихо, жди.
Смотри во все глаза, слушай в оба уха, как мельчает время. Покрывается инеем, становится более бесшумным, прозрачным. Тает. Оскудевает.
11
Болезни хапают его воздух. Кончики пальцев шевелятся, как волшебные палочки. Жуткие простудные боли в коленке, из-за них он целыми днями хромал. Боязливый взгляд, опухоли на ноге, башмак тут не при чем. Целыми днями он сидит в туалете, выдавливая из себя кровь.
Но это не все.
Боль в ноге, головная боль, но это не все.
Укусы прикормленных клопов и блох. Они прячутся в его одежде и не высовываются оттуда. Человек кормит свой мелкий скот, держит в тепле, и этот самый скот процветает, независимо от того голодает ли человек, мерзнет или стоит на голове. Он ежедневно тратит время на паразитов, но это не все.
Насморк носа, насморк уха, насморк глаза, но это не все.
Насморк живота, насморк шляпы. Но это все. Насморк мозгов, насморк сердцебиения, насморк дыхания. И насморк волос, насморк мочи, воздуха, дерева, воды, окружающих, мыслей и разговора с самим собой, куда ни глянь сплошной насморк.
Простуда, простуда. Весь мир болтается у многострадального носа, изнемогая от насморка. Насморк. И никакого сердобольного носового платка.
12
Лежать, полеживать, не вставать.
Глухим, немым, безвольным, в окружении нелепых надежд, Одноногом.
Лежать без особых причин, полеживать за здорово живешь среди свалок , крапивы, брандмауэров, дымящихся матрасов, ничем не отличаясь от тряпья и бурьяна; бесспорное право валяться всех живых и мертвых, гниющих крыс, картонных коробок, пивных банок, хлебных горбушек, Однонога.
Полеживать, пробуя разгрузить ногу и башмак. Ждать ночи, утренних сумерек, потом дня. Лежать пока не появится повод встать и ждать пока что-нибудь не произойдет. Потом лежать, коль скоро ничего не произошло и не было никакого повода встать. Лежать и ждать наперекор всему, лежать из-за лени, бессилия, презрения к самому себе и презрения ко всему, что воспринимает глаз и отчего не может отделаться память.
Лежать чтобы предотвратить приступ голода, Чтобы убить время, побыстрее его потратить, чтобы не чувствовать, не вызывать интереса к своей особе, экономить, в конце концов, ни о чем не думать и уснуть.
Лежать, полеживать по привычке за неимением ничего лучшего, полеживать, взирая на горы мусора обитаемого мира, куда никто не придет, не потревожит, ни в чем не заподозрит, кроме стариков с мешками и лопатами, которые его не заметят или не захотят заметить.
Лежать, чтобы не иметь забот, обзавестись пристанищем, быть в безопасности, чтобы происшествия наконец -то обходили тебя стороной, Чтобы примириться с окружающей средой и при этом как следует от нее отгородиться.
Лежать, чтобы попасть в хорошее общество из дерева, земли, металла и сырости, не мыкаться , освободиться от одноногости.
Одноног, отсортированный людьми, как мусор, войди, пошел вон, невредный сон, спасительное отсутствие.
Лежать, полеживать вместе со сводным братом или без него. Полеживать, не вставать. Напоследок лежать.
13
Что всем постоянно представляется самым важным! Эпохальным, имеющим решающее значение, знаменательным, памятным, грандиозным. Что ставит долг выше поступка; подсказывает, что именно лучше увидеть, а не довольствоваться слухами, это послать подальше, то опробовать, тут ввязаться, там либо присутствовать, либо нет. Вопрос куда пойти для него ничего не значит или почти не значит, поэтому он уходит из своей конуры. То, что он делает, он может и не делать, а то, что он мысленно оставляет на после смерти, он может сделать и сам, пойдет ли это ему на пользу или во вред ему нипочем.
Он видит, куда только он смотрит, что люди, готовые ежедневно пихать земной шар из одного угла вселенной в другой, сносно относятся к его поступкам, которые помогают ему существовать и выжить. Кегельбан, где кишмя кишат люди. Необъяснимый галдеж братьев по кегельбану. Деликатничать незачем. И вообще насколько важно для него уметь где-либо деликатничать.
И тем не менее нет, абсолютно неважно; конечно ничего не изменится и каждый угол вселенной также хорош или плох для него, как любой другой. И все-таки он знает: от него ничего не зависит. Он должен стремиться выжить. Он не имеет права надеяться, что ему пофартит, как игроку в кегли. Он все время чего-то ждет.
Однажды вечером он увидел на ростокском бульваре двух мужчин в цветных куртках и чистых брюках. Широкополые шляпы затеняли их лица. У них была легкая походка, казалось, что они только что вышли из борделя.. Один из них сунул руку в карман и извлек на свет божий кошку. Они ее почесывали, разговаривали с ней, спорили кому ее нести. Позднее он увидел их с двумя женщинами в пивном баре. Они сняли шляпы, кошка сидела на столе между пивными кружками и обнюхивала их пальцы, которые они макали в пивную пену.
14
Он каждый раз должен был говорить, что помогать ему не надо. Его ставят на ногу из соображений гуманности, увещевают и участливо расспрашивают, поскольку это он по ночам падает навзничь на лестнице винного погребка, когда напьется вдрызг. Его поднимают и ставят на освещенное место, хотя он охотнее остался бы в темноте, где кошка погребка жрет шпроты в масле, и легче добыть сигаретные окурки.
Нет, его надо оставить там, где он лежит, его смиренные кости в темном углу на ступеньках до утра. Не надо расхваливать его молчание. Он желает молча лежать там, где свалился, и чтобы никто к нему не приставал. У него нет никакого права отказываться от ада, так кто вправе сказать ему: встань.
Он встанет, как только сочтет это возможным.
15
Стоять с пустыми руками. Прикуривать сигарету, чтобы не стоять с пустыми руками слишком долго. Нахлобучить шляпу набок, чтобы потом надеть ее как следует. Снять с крючка чужую шляпу, чтобы потом вернуться, сравнить шляпы, поменять шляпы и наконец сказать: извините я в спешке взял чужую шляпу.
Пить воду, чтобы представить себе, что такое вино или вишневая настойка. Переночевать в лачуге около железнодорожной насыпи, чтобы представить себе постель в отеле, перьевые перины и льняные простыни, пахнущие лавандой. Шлепнуться по гололедице, чтобы представить себе сияющий летний день без гусиной кожи.
Ровным счетом ничего не иметь, никакого насиженного места, где можно посетовать на судьбу, дармового пива, норы с койкой. Энциклопедия знает имена богов и героев, память не знает ничего. Любовь к людям изжила себя, а слово счастье отдает прошлым. Стоит задуматься, и оно отступает в ничто и снова в ничто и растворяется там. До чего было бы здорово использовать какую-либо радость из воспоминаний в качестве наживки для другой. Насколько разумно было бы выпустить на промысел добровольный отказ в качестве
наживки для другого. Насколько мудро и правильно было бы отказаться самому и обрести удовлетворение, быть Одноногом и не иметь выбора.
Возможно. Хватит давить на интеллект.
16
На вопрос, что он делает, Одноног по обыкновению отвечает: Я, я ничего не делаю. Однако, он все-таки стоит на Alliance-Platz, закуривает сигарету, начищает рукавом шляпу, проверяет содержимое карманов, сплевывает, озирается, зевает, топчет окурок, идет дальше, часами стоит на мостах, перекрестках и вокзалах, машинально спешит за прохожими, за приглянувшейся женщиной, рассматривает витрину, где-нибудь южнее в лачуге отгораживается от всего в холодные вечера, в ненастную погоду, в мертвые полуденные часы, в ненастные октябрьские ночи, когда небо сотрясается приступами лихорадки, и горы листвы скользят по сточным канавам. Он почитывает иллюстрированный журнал и ловит блоху, потом еще одну, потом еще одну, разве это пустяк?
Конечно, если угодно, его существование неслыханное событие. Если угодно, он всегда очень занят. Если угодно, достаточно голого существования, чтобы держать его в напряжении, достаточно обнаженной жизни, чтобы его в корне потрясти.
Что из этого следует? Сводный брат Одноног, как он ведет себя? Не придет ли время прекратить разговоры о сводном брате и ноге.
Не могу. Ведь одна нога у меня есть..
17
Совершенно естественно, что муравьед жрет муравьев.
Не ломай голову, каждому свое.
Совершенно естественно, когда тебя лупят, высмеивают, дают пинка в зад. Наконец, всего лишь справедливо, если человек возмещает свои убытки за счет ближнего, а сильный за счет
слабого. Совершенно естественно, в порядке вещей, закон общества.
Прекратить! Немедленно ПРЕКРАТИТЬ!
18
В его имени столько же слепой удачи, сколько солнца под хвостом у крысы.
Однако имя это не все, что он имеет. Надо закрыть глаза на имя, шляпу и башмак, палку и носок, и старое платье, чтобы понять его, однонога.
Разве не все его затеи до сих пор кончались добром? Разве он не промотал все надежды и теперь свободен? Разве он не настолько свободен, что ему незачем все время мусолить слово свобода? Разве он не живет через силу, одним днем, без корысти, тяп ляп?
Разве он не веселый сводный брат вместе с сводным животом, сводной рукой сводной головой на собственной ноге!
Не будь высокомерным: один из разбойников был проклят.
Не унывай: один из разбойников был спасен.
Но он, которого не прокляли правые и не спасли левые - куда
податься ему?
19
Он сидит у городского канала и колотит палкой по воде. Медленная вода, окрашенная грязью в коричневый цвет, кажется ему тишиной, которая обрела текучесть. Он погружается в собственные трудности, в зримую тяжесть тишины и представляет себе, что когда-нибудь этой тишине придет конец. Поток воды исчезает в высокой волне, течет вниз по каналу и только. Канал остается вонючим, полный ведер, башмаков, утопленников и прогнивших лодок. Рыбы
мечутся в иле, рыбьи морды жадно ловят тишину. Когда это уйдет, исчезнет и ветер в воздухе, и можно будет увидеть кладбища птиц невооруженным глазом.
Одноног, страж воды, страж тишины. Ничто так не успокаивает, как вода канала; ничто - кроме воздуха - так естественно и приятно. Здесь он может сидеть и забывать;
здесь в любое время, он у себя, здесь он обретает покой.
20
Иногда Однонога спрашивают, чаще случайно, чем из любопытства, как ему живется. Пропустить вопрос мимо ушей невозможно. Деваться некуда: как ему живется?
Учитывая, что у него в одном кармане вошь на аркане, а в другом блоха на цепи и может быть бредовые планы в голове; учитывая, что он живет, дышит, а поэтому прекрасно понимает, что каждый очередной день он заново зависит от времени, и его бытие ежесекундно и все быстрее увядает (истекает кровью, от фактов никуда не денешься); учитывая, что ему может быть еще хуже, если ему живется хорошо, ему живется одноногово. Он мог бы обливаясь кровью лежать на задворках, его могли бы избить в полицейском участке, растоптать в толпе, все это уже было. Какой-нибудь шутник
мог бы ткнуть ему в глаза его бесправие, сказав ВСЫПЬТЕ ЕМУ КАК СЛЕДУЕТ. Обычные условия жизни
могли быть хуже, его одноногость могла быть еще более бесперспективной. Нет, ему живется хорошо, даже если ему живется плохо. Ему живется хорошо уже потому, что он может запретить себе принять какую-нибудь мерзость на свой счет.
Потому что так же, как живется ему, живется всем сводным головам с чувством отчужденности в глубине души, когда приходишь в себя и пустота, объективно зараженная страхом, СИДЯ В ЕГО СОБСТВЕННОЙ ШКУРЕ становится опасной. В этом он разбирается, он знает, как кому живется по рассказам, немногословных недовольных бормочущих себе в бороду. Он слушал это каждую ночь в пивных, это ничего не стоило. Ночи напролет, хватит с него этого ора, никогда больше он не будет спрашивать кого-нибудь, как ему живется. Слишком много жалоб, каждый раз слишком много
потрепанной правды. Лучше держать язык за зубами, чем доверять непрошеным ушам собственные ошибочные рассуждения в виде сводных анекдотов.
Как ему живется?
Спасибо, хорошо.
Поговорим о чем-нибудь другом.
21
Тот, кто верил в выигрыш, обманывал себя.
Тот, кто верил, что можно словчить, обирал себя.
Тот, кто верил в проигрыш, обманывал себя.
Тот, кто верил в одиночество, обирал себя.
Одноног, Голиаф неудачник, Давид счастливчик балансирует всю жизнь на этом острие ножа и знает: было бы неправильно отрицать, что он кровоточит и было бы ошибкой портить ему кровь. Он научился жить с заблуждениями, как со злыми собаками, сидеть на солнце, не виня в этом солнце, не пренебрегая им и не бросая в него камни. Итак, он обливается потом и блаженствует.
Несговорчивая скромность, непреодолимое терпение.
Сколько можно?
22
Мало, очень мало достается одиночке людских радостей. И еще меньше, если он Одноног. Так как он Одноног, почти все вещи ему не знакомы, так будет и впредь. Слова и имена - - извечные тайны, бессодержательные красивые мелодии.
Ай, ай. ай цветочки туфельки, ай, ай, ай милосердный монах. Красивые слова-бездельники.
Обеденное серебро, макияж, гамаши, повышение жалованья, болонки - что связывает их с Одноногом. Только то, что он их знать не знает. Вероятно это не имеет почти никакого значения, они не так уж необходимы, а для него и подавно. Но было бы лучше, если бы он мог сам убедиться в этом. Вместо этого он стоит на улице и строит догадки о том, о чем он и понятия не имеет. Мир, вещь, созданная на основании слухов, ни разу не встретившаяся ему и неправдоподобная.
Недовольство, сомнение, корысть.
То в мире, за что он может поручиться, это городская окраина, квартал бараков, писсуары подземки, ярмарки, временные пристанища и ночлежки, и нет ему от этого никакой пользы, когда какой-нибудь его приятель, рассказывает, что Patzukaro выглядит точно также, с той только разницей что там есть игуаны и огненные мухи. Однако, эта разница - огненные мухи, все дело в них. Все дело в этих огненных мухах. Никто не должен придти и сказать, что это не главное. ОГНЕНЫЕ МУХИ! Если бы он побывал в стране огненных мух.
Страна огненных мух! Страна полей овса и черепах! Реки, пустыни и высокие горы, он не увидит их никогда. Птоломей,
скарабей, пуд, борщ, Колумбия, Тьмутаракань. С течением времени такие слова пускают корни в его памяти, пока он не заметит, что они, которые были его жизнью, не имеют содержания и такими останутся. Кладбище слов в его голове, и он могильщик. Они отравляют его мозг, трупы, и он не может вышвырнуть их из могил. Денно и нощно они звучат у него в ушах и требуют, что бы он претворил их в жизнь. И он не в состоянии это сделать, не в состоянии. Вопиющая несправедливость.
Из мести, когда он чувствует себя одиноким, он говорит о невероятных вещах, переиначивает замечательные слога и словно невзначай роняет слова, которые можно взять с собой в сновидения. Если его никто не понимает - тем лучше.
Огненные мухи! Огненные мухи!
Хорошо бы сотворить такое, чтобы самого черта стошнило.
23
Во дворе среди хозяйственных построек он видит осла. Осел на веревке, щиплет траву, рядом ведро. Когда Одноног стоит у калитки, надеясь, что, осел его заметит, животное поднимает голову, замечает Однонога и продолжает щипать траву. Осел щиплет траву во дворе даже во время дождя. Хруст травы смешивается с шумом дождя.
Со временем Одноног изучил животное до тонкостей. Его радует, что осел существует на самом деле. Он рад, что осла можно увидеть в любое время, некоторым образом добраться до него, и что он его современник и живет также, как Одноног.
24
Если бы у него был свой собственный дом!
Даже во сне он не стал бы предъявлять требований, касающихся месторасположения, конструкции и количества комнат. Какой-нибудь дом все равно на каком месте, он стерпит даже клопов, вычерпает грунтовые воды и заменит черепицу на дырявой крыше.
Если бы у него был свой собственный дом, он запер бы окна и двери, чтобы непрошеный гость не мог к нему проникнуть. Он сделал бы огромные запасы дров и угля, и запасся фунтами спичек. Он заполнил бы холодильник и спокойно ждал наступления старости.
Если бы у него был свой дом!
Нет, все было бы по-другому. Если бы у него был свой собственный дом, он немедленно снял бы замки и засовы. Он не смог бы отплатить той же монетой, чтобы весь уличный мир исчез без остатка. Его двери были бы открыты и днем, и ночью. Окна настежь!
Что за непрерывное движение в его доме. Ночью башмак бродит вокруг дома, Одежда превращается в моль, он открывает шкаф и выпускает ее на свободу, она вылетает в окно и влетает в дверь, созданья величиной с Однонога с красивыми крыльями, которые заставляют ветер засыпать на ходу. Деревья, у него есть свой сад, сообщают через окно о дожде и ветре; он сидит под собственной крышей и развлекает гостей. Осенняя темнота проникает в прихожую, приносит запах листвы окутывают туманом газовое освещение. Деревья переступают через порог, приносят землю и стряхивают плоды. Груши, орехи, сливы на столе. Голубая бузина входит через окно, Одноног собирает ягоды в кастрюльку. Приходят звери и спят под лестницей. Приходят девушки, живущие поблизости, содержанки. негры и бродяги, Одноносы, совы. В его доме есть место для всех, окна настежь!
Что за движение в его доме. Господин Одноног здесь, господин Одноног там. Еду и питье запасает он, подает он.
В сумерках его кровать выезжает из дома. Одноног спит, ночью его будят. Кровать возвращается домой, в кровати женщина - спящая и раздетая, она знает, что ее вот-вот разбудят.
25
Одноног и рвотные массы на лестнице винного погребка.
Одноног и вопящая официантка в сортире. Одноног и оголодавший нищий. Одноног и прогнившая шлюха, которая валяется на лестничной площадке.
Одноног и рвотные массы на лестницах винных погребков.
Одноног и вопящие официантки в сортирах. Одноног и оголодавшие нищие. Одноног и прогнившие шлюхи, которые валяются на лестничных площадках.
С Божьей помощью, Одноног, с Божьей милосердной жалостью. Одноног может сказать, что конец света его не пугает. Все путем. Ничто на своем месте.
Сводный! Сводный! Сводный!
Все, как всегда. Жестокость паче бессмысленности.
26
В заключение, когда сказано все что только можно сказать про клятвы, ложь, вымогателей, босяков, старых холостяков - когда все различия разобраны заново с учетом справедливости, мерзости или пригожести, смерти или надежды, помочь ему больше нечем -
когда боль оставит его. когда его гуманность и гуманность каждого станет больше проявлять себя (не потому, что ему живется лучше, чем ему подобным)- когда он забудет от чего он живет, он сядет на обочину дороги и будет ждать незнакомого сводного брата, который однажды придет, что бы передать ему привет из страны Пунт.
Кто станет утверждать, что он сыт по горло? Кто бросит в него первый камень?
Одноног должен заговорить.
Послесловие
Одноног шел по дороге своим путем. Каким путем? Не все ли равно каким, пока не видно куда дорога ведет. Но конца дороги не было видно, Она шла прямо к горизонту и насколько хватал глаз у нее было все, что отличает проселочную дорогу от бульвара: выбоины, камни, сорняки и валявшиеся вокруг гвозди.
Одноног ушел из города навсегда. Один без поклажи , как в прошлый раз. Его нога устала, устала и рука; устали туловище, голова и причинное место, устал башмак; Одноног состарился. Он попал в мир и попробовал в удержаться нем. Теперь он был наедине с собой и временем.
-Долой имя, - заорал Одноног, повторили рука и нога, закричали туловище и причинное место. Долой имя!
Никто послал имя на все четыре стороны и заменил его в мозгу пустотой. Голова, туловище и причинное место, рука и башмак некоторое время шли своим путем связанные друг с другом движением, но вразброд, они больше не были родственниками.
- Долой голову!, - заорал башмак, повторили туловище и причинное место, четко прокричали рука и нога: - Долой голову!
Никто оторвал голову, и она сгинула. Шляпа скатилась в придорожную канаву. Туловище, рука, причинное место, нога и башмак шли какое-то время своим путем, но вразброд, они уже не были родственниками.
- Долой руку, - заорало туловище , повторили нога и причинное место, отчетливо прокричал башмак. Долой руку!
Никто оторвал руку от туловища, рука и куртка сгинули. Туловище, причинное место, нога и башмак шли некоторое время своим путем, связанные движением, но вразнобой, они уже не были родственникам.
-Долой причинное место, - заорало туловище, повторили нога и башмак: -Долой причинное место!
Никто отделил причинное место, и оно сгинуло. Туловище, нога и башмак шли некоторое время, связанные движением, но вразнобой, они уже не были родственниками.
- Долой туловище, - заорала нога, повторил башмак. Долой туловище!
Никто отделил туловище от ноги, и оно сгинуло. Нога и башмак шли некоторое время своим путем, связанные движением, но вразнобой, они уже не были родственниками..
- Долой ногу, - заорал башмак.
Никто вытащил ногу из башмака, выбросил носки и портки в придорожную канаву.
И снова башмак остался в одиночестве, и шел своим путем, стал обыкновенным башмаком, пустым и ничего не значащим. Раз-два, раз-два, шел свои путем. Башмак-одиночка, сам по себе, стоптанный, поди определи правый или левый. Когда-то черный, ныне выгоревший башмак; короче говоря башмак, как башмак. То ли он числился пропавшим без вести, то ли старался догнать родную пару, а может кого-то искал или спасался бегством.
Он шел по дороге, не все ли равно по какой, пока дороге не видно конца.
Иди своим путем башмак, башмак одиночка.
Иди своим путем.
Перевод И.И. Городинского
Christoph Meckel. Из сборника Ein Roter Faden Fischer Taschenbuch Verlag Cmbh, Frankfurt am Main, April 1985 Рассказ впервые опубликован в 1961 г.