Аннотация: Сэй-Сенагон. Записки у изголовья, Война и мир, Zамуж за миллионера или брак высшего сорта, Духless: Повесть о ненастоящем человеке
АЛЬФОНСА ПОКИДАЯ УТРОМ...
Покидая на рассвете возлюбленного, внимательно всмотрись в лицо своего избранника и попробуй прикинуть, есть ли у твоего потенциального противника в деле принесения удовольствия хотя бы крохи совести? Ведь известно, что он работает дворником в твоей конторе и его официальная зарплата - двести долларов. Не то беда, если он небрежно завяжет шнурки на ботинках, если прическа и одежда будут у него в беспорядке, пусть даже фрак сидит на нем косо и криво, -- кто увидит его и осудит? Ведь попав в женский плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, светское и невольно возвратился к прежнему, мужицкому, народному складу.
Когда ранним утром наступает пора расставанья, мужчина должен вести себя красиво. Полный сожаленья, он медлит подняться с любовного ложа. Дама торопится от него уйти: -- Уже белый день. Ах-ах, нас увидят!
Мужчина притворно тяжело вздыхает. Типа, о, как бы он был счастлив, если б утро никогда не пришло! Сидя на постели, он не спешит натянуть на себя шаровары, но, приподнявшись к своей деловой богатой подруге, шепчет ей на ушко то, что не успел сказать ночью. И не провожает до двери... Как будто у него ничего другого и в мыслях нет, а смотришь, тем временем он незаметно завязал на себе пояс. -- Как томительно будет тянуться день! -- говорит он даме и тихо выскальзывает из дома, а она провожает его долгим взглядом, но даже самый миг разлуки останется у нее в сердце как чудесное воспоминание.
Он неохотно говорил про свое прежнее время, хотя не раз жаловался, часто повторяя, что он всю службу ни разу мужьями бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний 'христианского', как он выговаривал, служения ближним. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати. Он любит говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными словечками, от которых млеет в груди.
Но ведь случается, иная дама вскакивает утром как ужаленная. Поднимая шумную возню, суетливо стягивает поясом юбку-брюки, закатывает рукава кофточки или "охотничьей одежды", с громким шуршанием прячет что-то за пазухой, тщательно завязывает на себе верхнюю опояску. Стоя на коленях, ползая на четвереньках, в поисках того, что разбросал накануне: -- Вчера я будто положила возле изголовья мобильник? В потемках ничего не найти. -- Да где же это, где же это? -- лазит она по всем углам. С грохотом падают вещи. Наконец нашла! Начинает шумно с кем-то ругаться по мобильному, вешает на шею на шнурок, и бросает на прощанье только: -- Ну, я пошла!
И она пошла... А что она? Она любит слушать сказки, которые рассказывает он ей по вечерам (всё одни и те же), но больше всего она любит слушать рассказы о настоящей жизни в баре и ресторане. В основном ответы других там никто не слушает и сразу переходят к рассказу о собственном отдыхе. За те двадцать минут, что становятся известны все самые горячие сплетни и все самые актуальные темы этого лета. Обсудили отдых на Сардинии, последнюю коллекцию Гальяно, нашествие русских моделек в нижний бар "Plaza Athenee" в Париже, объявляется что ресторан "Nobu" стал хуже, а в Лондоне сейчас слишком холодно, порицается всеобщее помешательство на футбольном клубе "Челси" и гонка Малкина с Овечкиным, решается, что "Prada" уже несколько demode. Также топчутся по всем мало-мальски раскрученным светским персонажам столицы: радуются за Сашу, которая спит теперь не с Федей, посмеялись над очередным замужеством Ксюши, осудили Антона, который бросил такого замечательного Толю (кто то при этом вполголоса назвает Толю шлюхой в штанах). Фоном проходит тема о надвигающемся банковском кризисе в России, но поднявшего ее сразу успокаивают фразой "А не хер держать деньги на родине ". Никто не хочет говорить о неприятных вещах, это слишком пошло и слишком нагружает. Особенно мужчина, который сидит со своей подругой за соседним столиком, говорит ей комплименты и с ужасом ждет ночь...
И лишь днём, пока она на работе он может заглянуть в контору, которая нашла ему клиентку и сказать шефу:
- Старухе явно за восемьдесят. И знаете, шеф, она действительно напоминала краба или сплющенную запятую, как вы и говорили. Вчера я стоял у неё со спины, я смеялся в лицо, говоря ей всякие приятности, как с ней хорошо, я бросал ей песок в глаза... И тут старуха самодовольно рассмеялась, попытавшись горделиво приосаниться, - даже скрюченную поясницу свою слегка распрямила. Я прямо оцепенел. Только представить: я, прежде кормивший всю семью, теперь вынужден жить на её иждивении... Это же для нее как острый нож в сердце! И тут мне представились американские старухи с "Мерседесами", жаждавшие моей смерти, чтобы внуку купить машину, а внучке - "взрослое" платье...
Шеф мудро улыбнулся, посмотрел в окно, на открывающийся с восемьдесят пятого этажа вид Шанхая, и произнёс сакраментальное:
- Не легко русскому найти работу в Харбине...