Шри Ауробиндо : другие произведения.

Шри Ауробиндо. Савитри, Книга2, Канто 14

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
   Canto XIV
   Песнь четырнадцатая
   THE WORLD-SOUL
   Мировая Душа
  
  
   A covert answer to his seeking came.
   Скрытый ответ пришел на его поиски.
   In a far shimmering background of Mind-Space
   На дальнем мерцающем фоне Пространства Ума
   A glowing mouth was seen, a luminous shaft;
   Пылающий вход был виден, сияющий коридор;
   A recluse gate it seemed, musing on joy,
   Он казался тайными вратами, грезящими о радости,
   A veiled retreat and escape to mystery.
   Завуалированным убежищем и бегством в тайну.
   Away from the unsatisfied surface world
   Прочь из неудовлетворенного поверхностного мира
   It fled into the bosom of the unknown,
   Он убегал в недра неизвестного,
   A well, a tunnel of the depths of God.
   Какой-то колодец, тоннель глубин Бога.
   It plunged as if a mystic groove of hope
   Он уходил вниз, словно мистическое русло надежды,
   Through many layers of formless voiceless self
   Сквозь множество слоев бесформенного, безмолвного я,
   To reach the last profound of the world's heart,
   Чтобы достичь последних глубин сердца мира,
   And from that heart there surged a wordless call
   И из этого сердца поднимался бессловесный призыв,
   Pleading with some still impenetrable Mind,
   Умоляя с каким-то еще непостижимым Умом,
   Voicing some passionate unseen desire.
   Провозглашая какое-то невидимое страстное желание.
   As if a beckoning finger of secrecy
   Словно манящий палец тайны
   Outstretched into a crystal mood of air,
   Протянулся в хрустальную атмосферу воздуха,
   Pointing at him from some near hidden depth,
   Указывая на него из какой-то близкой скрытой глубины,
   As if a message from the world's deep soul,
   Словно послание глубокой души мира,
   An intimation of a lurking joy
   Намек на притаившуюся радость,
   That flowed out from a cup of brooding bliss,
   Что изливается из чаши погруженного в себя блаженства,
   There shimmered stealing out into the Mind
   Там мерцал, проникая тайком в Ум,
   A mute and quivering ecstasy of light,
   Безмолвный, трепещущий экстаз света,
   A passion and delicacy of roseate fire.
   Страсть и нежность розового огня.
   As one drawn to his lost spiritual home
   Как странник, влекомый к своему утраченному духовному дому,
   Feels now the closeness of a waiting love,
   Чувствует теперь близость ожидающей его любви,
   Into a passage dim and tremulous
   В неясном и трепетном проходе,
   That clasped him in from day and night's pursuit,
   Который принял его в себя и защитил от преследования дня и ночи,
   He travelled led by a mysterious sound.
   Он продвигался, ведомый мистическим звуком.
   A murmur multitudinous and lone,
   Шепот многоголосый и одинокий,
   All sounds it was in turn, yet still the same.
   Всеми звуками он был по очереди, и все же одним и тем же звуком.
   A hidden call to unforeseen delight
   Скрытый призыв нежданного наслаждения
   In the summoning voice of one long-known, well-loved,
   В призывном голосе кого-то, давно знакомого и любимого,
   But nameless to the unremembering mind,
   Но безымянного для непомнящего ума,
   It led to rapture back the truant heart.
   Он вел назад к восторгу загулявшее сердце.
   The immortal cry ravished the captive ear.
   Бессмертный крик очаровывал плененное ухо.
   Then, lowering its imperious mystery,
   Затем, снижая свою властную мистерию,
   It sank to a whisper circling round the soul.
   Он ослабевал до шепота, окутывая душу.
   It seemed the yearning of a lonely flute
   Он казался томлением одинокой флейты,
   That roamed along the shores of memory
   Скитающейся вдоль берегов памяти
   And filled the eyes with tears of longing joy.
   И наполнял глаза слезами жгучей радости.
   A cricket's rash and fiery single note,
   Стремительная и огненная единственная нота сверчка,
   It marked with shrill melody night's moonless hush
   Отмечала пронзительной мелодией безлунную тишину ночи
   And beat upon a nerve of mystic sleep
   И била по нервам мистичного сна
   Its high insistent magical reveille.
   Своей высокой, настойчивой магической побудкой.
   A jingling silver laugh of anklet bells
   Звенящий серебряный смех ножных колокольчиков
   Travelled the roads of a solitary heart;
   Бежал дорогами уединенного сердца;
   Its dance solaced an eternal loneliness:
   Его танец утешал вечное одиночество:
   An old forgotten sweetness sobbing came.
   Снова рыдая вернулась старая забытая сладость.
   Or from a far harmonious distance heard
   Или казалось временами, как из далекой гармоничной дали доносилась
   The tinkling pace of a long caravan
   Зенящая поступь длинного каравана
   It seemed at times, or a vast forest's hymn,
   Или гимн обширных лесов,
   The solemn reminder of a temple gong,
   Торжественное напоминание храмового гонга,
   A bee-croon honey-drunk in summer isles
   Пчелиное приглушенное гудение, опьяненное медом летних островов,
   Ardent with ecstasy in a slumbrous noon,
   Пылающих экстазом в полуденной дреме,
   Or the far anthem of a pilgrim sea.
   Или далекий гимн паломника-моря.
   An incense floated in the quivering air,
   Фимиам плыл в дрожащем воздухе,
   A mystic happiness trembled in the breast
   Мистическое счастье трепетало в груди,
   As if the invisible Beloved had come
   Словно явился незримый Возлюбленный,
   Assuming the sudden loveliness of a face
   Раскрывая внезапное очарование любимого лица,
   And close glad hands could seize his fugitive feet
   И близкие радостные руки могли схватить его убегающие ноги
   And the world change with the beauty of a smile.
   И мир измениться красотою улыбки.
   Into a wonderful bodiless realm he came,
   Он пришел в прекрасное бестелесное царство,
   The home of a passion without name or voice,
   Дом страсти без имени и без голоса,
   A depth he felt answering to every height,
   Глубину он чуствовал, что отвечает каждой высоте
   A nook was found that could embrace all worlds,
   Был найден уголок, способный объять все миры,
   A point that was the conscious knot of Space,
   Точка, что была сознательным узлом Пространства,
   An hour eternal in the heart of Time.
   Вечный час в сердце Времени.
   The silent Soul of all the world was there:
   Безмолвная Душа всего мира была там:
   A Being lived, a Presence and a Power,
   Существо там жило, Присутствие и Сила,
   A single Person who was himself and all
   Единственная Личность, которая была им самим и всем,
   And cherished Nature's sweet and dangerous throbs
   Что сладостные, опасные вибрации лелеемой Природы,
   Transfigured into beats divine and pure.
   Превращала в божественные и чистые ритмы.
   One who could love without return for love,
   Та, кто мог любить, не ожидая взамен любви,
   Meeting and turning to the best the worst,
   Встречая и обращая в лучшее все худшее,
   It healed the bitter cruelties of earth,
   Она исцеляла горькие жестокости земли,
   Transforming all experience to delight;
   Преображая всякое переживание в восторг;
   Intervening in the sorrowful paths of birth
   Вмешиваясь в горестные пути рождения,
   It rocked the cradle of the cosmic Child
   Она качала колыбель космического Ребенка
   And stilled all weeping with its hand of joy;
   И утешала все плачущее своей рукою радости;
   It led things evil towards their secret good,
   Она вела все злые вещи к таящемуся в них благу,
   It turned racked falsehood into happy truth;
   Она превращала терзающую ложь в счастливую истину;
   Its power was to reveal divinity.
   В ее власти было раскрывать божественность.
   Infinite, coeval with the mind of God,
   Бесконечная, ровесница уму Бога,
   It bore within itself a seed, a flame,
   Она несла внутри себя семя, пламя,
   A seed from which the Eternal is new-born,
   Семя, из которого Вечный все время рождается снова,
   A flame that cancels death in mortal things.
   Пламя, что отменяет смерть в смертных вещах.
   All grew to all kindred and self and near;
   Все стало всему родственным, своим и близким;
   The intimacy of God was everywhere,
   Близость Бога была повсюду,
   No veil was felt, no brute barrier inert,
   Никакого занавеса не ощущалось, никакого грубого инертного барьера,
   Distance could not divide, Time could not change.
   Расстояние не могла разделять, Время не могло ничего изменить.
   A fire of passion burned in spirit-depths,
   Огонь страсти горел в духовных глубинах,
   A constant touch of sweetness linked all hearts,
   Постоянное прикосновенье сладости соединяло все сердца,
   The throb of one adoration's single bliss
   Трепет одного единого блаженства обожания
   In a rapt ether of undying love.
   В восторженном эфире бессмертной любви.
   An inner happiness abode in all,
   Внутреннее счастье пребывало во всем,
   A sense of universal harmonies,
   Чувство универсальной гармонии,
   A measureless secure eternity
   Безмерная безмятежная вечность
   Of truth and beauty and good and joy made one.
   Истины, красоты, добра и радости, ставших единым.
   Here was the welling core of finite life;
   Здесь было бьющее ключом ядро конечной жизни;
   A formless spirit became the soul of form.
   Бесформенный дух стал душой формы.
   All there was soul or made of sheer soul-stuff;
   Все там было душою или сотворено из чистого вещества души;
   A sky of soul covered a deep soul-ground.
   Небо души покрывало глубокую душевную почву.
   All here was known by a spiritual sense:
   Все здесь было известно благодаря духовному чувству:
   Thought was not there but a knowledge near and one
   Мысли там не было, только знание непосредственное и единое
   Seized on all things by a moved identity,
   Схватывало все вещи подвижной идентичностью,
   A sympathy of self with other selves,
   Симпатия одного "я" к другим "я",
   The touch of consciousness on consciousness
   Прикосновение сознания к сознанию,
   And being's look on being with inmost gaze
   Взгляд существа на существо посредством внутреннего виденья,
   And heart laid bare to heart without walls of speech
   Сердце было открыто сердцу без стен речи,
   And the unanimity of seeing minds
   И единодушие видящих умов
   In myriad forms luminous with the one God.
   В мириадах форм, сияющих единым Богом.
   Life was not there, but an impassioned force,
   Жизни там не было, только страстная сила,
   Finer than fineness, deeper than the deeps,
   Тоньше тонкого, глубже глубин,
   Felt as a subtle and spiritual power,
   Чувствовалась как изысканная и духовная мощь,
   A quivering out from soul to answering soul,
   Трепетание души отвечающей душе,
   A mystic movement, a close influence,
   Мистическое движение, близкое влияние,
   A free and happy and intense approach
   Свободное, счастливое и интенсивное приближение
   Of being to being with no screen or check,
   Существа к существу без ширмы или проверки,
   Without which life and love could never have been.
   Без которого никогда бы не могло существовать жизни и любви.
   Body was not there, for bodies were needed not,
   Тела там не было, ибо тела были не нужны,
   The soul itself was its own deathless form
   Душа сама была своей собственной бессмертной формой
   And met at once the touch of other souls
   И сразу встречала прикосновение других душ,
   Close, blissful, concrete, wonderfully true.
   Близкое, блаженное, конкретное, чудесно истинное.
   As when one walks in sleep through luminous dreams
   Подобно тому, как тот, кто идёт во сне сквозь светлые грезы
   And, conscious, knows the truth their figures mean,
   И, сознательный, знает истину, которую выражают их формы,
   Here where reality was its own dream,
   Здесь, где реальность была своей собственной грезой,
   He knew things by their soul and not their shape:
   Он знал вещи через их душу, а не через форму:
   As those who have lived long made one in love
   Как долго прожившие вместе и ставшие едиными в любви,
   Need word nor sign for heart's reply to heart,
   Не нуждаются в словах, и знаках для ответа сердца сердцу,
   He met and communed without bar of speech
   Он встречался и общался без барьера речи
   With beings unveiled by a material frame.
   С существами, не завуалированными материальною формой.
   There was a strange spiritual scenery,
   Там был странный духовный пейзаж,
   A loveliness of lakes and streams and hills,
   Красота озер, потоков, холмов,
   A flow, a fixity in a soul-space,
   Течение, фиксированность в пространстве души,
   And plains and valleys, stretches of soul-joy,
   Равнины, долины, протяженности душевной радости,
   And gardens that were flower-tracts of the spirit,
   И сады, что были цветочными трактами духа,
   Its meditations of tinged reverie.
   Его медитациями расцвеченных грез.
   Air was the breath of a pure infinite.
   Воздух был дыханием чистой бесконечности.
   A fragrance wandered in a coloured haze
   Аромат блуждал в цветной дымке,
   As if the scent and hue of all sweet flowers
   Словно запахи и краски всех сладостных цветов
   Had mingled to copy heaven's atmosphere.
   Смешались, чтобы воссоздать атмосферу небес.
   Appealing to the soul and not the eye
   Взывающая к душе, а не к глазам,
   Beauty lived there at home in her own house,
   Красота жила там в своем собственном доме,
   There all was beautiful by its own right
   Там все было прекрасным по своему собственному праву
   And needed not the splendour of a robe.
   И не нуждалось в роскоши одежд.
   All objects were like bodies of the Gods,
   Все объекты были как тела Богов,
   A spirit symbol environing a soul,
   Духовным символом, окружающим душу,
   For world and self were one reality.
   Ибо мир и дух были единой реальностью.
   Immersed in voiceless internatal trance
   Погруженные в безмолвный транс между рождениями,
   The beings that once wore forms on earth sat there
   Существа, что когда-то жили во плоти на земле, сидели там
   In shining chambers of spiritual sleep.
   В сияющих палатах духовного сна.
   Passed were the pillar-posts of birth and death,
   Пройдены были почтовые столбы рождения и смерти,
   Passed was their little scene of symbol deeds,
   Превзойдена их маленькая сцена символических дел,
   Passed were the heavens and hells of their long road;
   Преодолены небеса и ады их долгой дороги;
   They had returned into the world's deep soul.
   Они возвратились в глубокую душу мира.
   All now was gathered into pregnant rest:
   Все сейчас было сконцентрировано в полном содержания отдыхе:
   Person and nature suffered a slumber change.
   Личность и природа переживали изменение во сне.
   In trance they gathered back their bygone selves,
   В трансе они собирали назад свои прошлые я,
   In a background memory's foreseeing muse
   В предвидящем размышлении памяти, скрывающейся позади,
   Prophetic of new personality
   Что грезила о новой личности,
   Arranged the map of their coming destiny's course:
   Вычерчивалась карта курса их грядущей судьбы:
   Heirs of their past, their future's discoverers,
   Наследники своего прошлого, открыватели своего будущего,
   Electors of their own self-chosen lot,
   Избиратели своего собственного самоизбираемого жребия,
   They waited for the adventure of new life.
   Они ожидали авантюры новой жизни.
   A Person persistent through the lapse of worlds,
   Личность, упорствующая сквозь ошибку миров,
   Although the same for ever in many shapes
   Хотя вечно одна и та же во множестве форм,
   By the outward mind unrecognisable,
   Не узнаваемая внешним умом,
   Assuming names unknown in unknown climes
   Принимающая неизвестные имена в неведомых климатах,
   Imprints through Time upon the earth's worn page
   Отпечатывает во Времени на истрепанной странице земли
   A growing figure of its secret self,
   Растущую фигуру своего тайного я,
   And learns by experience what the spirit knew,
   И изучает на опыте то, что знал дух,
   Till it can see its truth alive and God.
   Пока не сможет увидеть свою живую истину и Бога.
   Once more they must face the problem-game of birth,
   Снова они должны столкнуться лицом к лицу с игрой-проблемой рождения,
   The soul's experiment of joy and grief
   Экспериментом горя и радости души,
   And thought and impulse lighting the blind act,
   И мысли, и импульса, озаряющих слепое действие,
   And venture on the roads of circumstance,
   И риском на путях обстоятельства,
   Through inner movements and external scenes
   Через внутренние движения и внешние сцены
   Travelling to self across the forms of things.
   Путешествуя к себе через формы вещей.
   Into creation's centre he had come.
   Он пришел в центр творения.
   The spirit wandering from state to state
   Дух, странствующий от состояния к состоянию,
   Finds here the silence of its starting-point
   Находит здесь тишину своей отправной точки
   In the formless force and the still fixity
   В бесформенной силе и безмолвной фиксированности,
   And brooding passion of the world of Soul.
   И созерцательной страсти Души мира.
   All that is made and once again unmade,
   Все, что делается и снова разрушается,
   The calm persistent vision of the One
   Спокойное постоянное видение Единого
   Inevitably re-makes, it lives anew:
   Неизменно переделывая, он живет снова:
   Forces and lives and beings and ideas
   Силы, жизни, существа и идеи
   Are taken into the stillness for a while;
   Уводятся на какое-то время в тишину;
   There they remould their purpose and their drift,
   Там они выплавляют заново свое назначение и свое направление,
   Recast their nature and re-form their shape.
   Переделывают свою природу и вновь формируя свою форму.
   Ever they change and changing ever grow,
   Вечно они меняются и, изменяясь, вечно растут,
   And passing through a fruitful stage of death
   И, проходя через плодотворную стадию смерти
   And after long reconstituting sleep
   После долгого перестраивающего сна,
   Resume their place in the process of the Gods
   Восстанавливают свое место в процесии Богов,
   Until their work in cosmic Time is done.
   Пока не будет сделана их работа в космическом Времени.
   Here was the fashioning chamber of the worlds.
   Здесь была формирующая палата миров.
   An interval was left twixt act and act,
   Интервал был оставлен между двумя действиями,
   Twixt birth and birth, twixt dream and waking dream,
   Между одним рождением и другим, между грезой и другой бодрствующей грезой,
   A pause that gave new strength to do and be.
   Пауза, что дает новую силу делать и быть.
   Beyond were regions of delight and peace,
   По ту сторону были регионы восторга и покоя,
   Mute birthplaces of light and hope and love,
   Безмолвные родные места света, надежды, любви
   And cradles of heavenly rapture and repose.
   И колыбели небесного восторга и отдыха.
   In a slumber of the voices of the world
   В дремоте голосов мира
   He of the eternal moment grew aware;
   Все больше он осознавал вечное движение;
   His knowledge stripped bare of the garbs of sense
   Его знание, сбросив одежды чувства,
   Knew by identity without thought or word;
   Знало благодаря тождественности без мысли иль слова;
   His being saw itself without its veils,
   Его существо видело себя без своих покровов,
   Life's line fell from the spirit's infinity.
   Граница жизни отпала от бесконечности духа.
   Along a road of pure interior light,
   По дороге внутреннего чистого света,
   Alone between tremendous Presences,
   В одиночестве между огромными Присутствиями,
   Under the watching eyes of nameless Gods,
   Под наблюдающими глазами безымянных Богов,
   His soul passed on, a single conscious power,
   Его душа продвигалась вперёд, одинокая сознательная сила,
   Towards the end which ever begins again,
   К концу, который вечно начинается снова,
   Approaching through a stillness dumb and calm
   Приближаясь через неподвижность, безмолвную и спокойную,
   To the source of all things human and divine.
   К источнику всех вещей, человеческих и божественных.
   There he beheld in their mighty union's poise
   Там он увидел в их позе могучего объединения
   The figure of the deathless Two-in-One,
   Фигуру бессмертных Двух-в-Одном,
   A single being in two bodies clasped,
   Единое существо в двух обнимавшихся телах,
   A diarchy of two united souls,
   Двоевластие двух объединенных душ,
   Seated absorbed in deep creative joy;
   Сидело, поглощенное созидательной глубокой радостью;
   Their trance of bliss sustained the mobile world.
   Их транс блаженства поддерживал движущийся мир.
   Behind them in a morning dusk One stood
   Позади них в утренних сумерках стоял Та,
   Who brought them forth from the Unknowable.
   Кто вынесла их из Непознаваемого.
   Ever disguised she awaits the seeking spirit;
   Всегда скрытая, она ждала ищущего духа;
   Watcher on the supreme unreachable peaks,
   Наблюдатель на верховных недосягаемых пиках,
   Guide of the traveller of the unseen paths,
   Гид путешествениика на незримых путях,
   She guards the austere approach to the Alone.
   Она охраняла суровый подход к Единому.
   At the beginning of each far-spread plane
   В начале каждого далеко распростертого плана,
   Pervading with her power the cosmic suns
   Пропитывая своей силой космические солнца,
   She reigns, inspirer of its multiple works
   Она царит, вдохновитель его многочисленных работ
   And thinker of the symbol of its scene.
   И мыслитель символа его сцены.
   Above them all she stands supporting all,
   Над всеми ними она стоит, все поддерживая,
   The sole omnipotent Goddess ever-veiled
   Одинокая всемогущая Богиня вечно скрытая,
   Of whom the world is the inscrutable mask;
   Чьей непостижимой маской является этот мир;
   The ages are the footfalls of her tread,
   Эпохи - это звуки ее поступи,
   Their happenings the figure of her thoughts,
   Их события - фигура ее мыслей,
   And all creation is her endless act.
   И все творение есть ее нескончаемый акт.
   His spirit was made a vessel of her force;
   Его дух был сделан сосудом ее силы;
   Mute in the fathomless passion of his will
   Безмолвный в бездонной страсти своей воли,
   He outstretched to her his folded hands of prayer.
   Он простер к ней свои сложенные руки молитвы.
   Then in a sovereign answer to his heart
   Затем в суверенном ответе его сердцу
   A gesture came as of worlds thrown away,
   Жест пришел, словно от миров, отброшенных прочь,
   And from her raiment's lustrous mystery raised
   И поднявшаяся из сверкающей мистерии ее одеяния
   One arm half-parted the eternal veil.
   Одна рука разделила пополам вечную вуаль.
   A light appeared still and imperishable.
   Свет показался, тихий и нерушимый.
   Attracted to the large and luminous depths
   Привлеченный обширными и светлыми глубинами
   Of the ravishing enigma of her eyes,
   Восхитительной загадки ее глаз,
   He saw the mystic outline of a face.
   Он увидел мистическое очертание лица.
   Overwhelmed by her implacable light and bliss,
   Ошеломленный ее неумолимым блаженством и светом,
   An atom of her illimitable self
   Частица ее безграничной индивидуальности,
   Mastered by the honey and lightning of her power,
   Захваченный медом и молнией ее силы,
   Tossed towards the shores of her ocean-ecstasy,
   Брошенный к берегам ее океанического экстаза,
   Drunk with a deep golden spiritual wine,
   Опьяненный глубоким золотым духовным вином,
   He cast from the rent stillness of his soul
   Из разорванной тишины своей души он испустил
   A cry of adoration and desire
   Крик желания и обожания
   And the surrender of his boundless mind
   И сдачи своего безграничного ума,
   And the self-giving of his silent heart.
   И самоотдачи своего безмолвного сердца.
   He fell down at her feet unconscious, prone.
   Он пал ниц к её ногам, бессознательный и распростертый.
   Конец песни четырнадцатой
   End of Canto Fourteen
  
  
  
   World - мир, царство, весь свет, вселенная
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"