Аннотация: Любовь и Трусость доводят до безумия. Как преодолеть этот комплекс, не убивая лошадей?
Стив Лукас.
Ужас Бенджамина Уайта
Steve Lucas
The Bind of Benjamin White
Это случилось, когда я был подростком. Помню лошадь, накрепко привязанную к дереву колючей проволокой. Она отчаянно била копытами по земле, нервная, с широко раскрытыми бешеными глазами. Из раздувшихся ноздрей во все стороны, как в аду, разлеталась кровавая пена. Треск разрываемой шкуры был невыносим. Прибежала мать и принялась кусачками резать проволоку, освобождая животное, а я стоял и смотрел. Но не столько картина происходившего, сколько звуковое сопровождение вгоняло меня в ужас.
Сейчас я смотрел на лезвие бритвы, занесенное над рукой, и ощущал себя чьей-то добычей. Я чувствовал, что за мной охотится огромная змея. Я видел ее раздвоенное жало, мечущееся в попытке уловить мой запах. Ей нужен мой страх, она хочет вдавить свою чешую в мою кожу. Через мгновение ее мощные кольца сожмутся. Я - кролик, у которого вот-вот затрещат кости в объятиях питона.
- Тебе не хватает смелости, - сказала мама отцу... - смелости бросить меня, либо жениться на мне.
Отец молчал. Мать заметила, что я смотрю на них через стойки перил. Должно быть, мне лет пять.
- Ты не станешь таким же, - сказала она, указывая на безмолвную тень. - У человека должен быть хребет. Мужество должно быть.
Я положил бритву и откинулся на спинку дивана. Мне не хватало мужества. Руки тряслись. Я заперся в своей душной комнате и развалился на подушках. В мозгу, как в волчьей стае, метались оглушающие мысли и отвратительные видения в борьбе за первенство. Лежа в темноте, я не мог это выносить. Я встал, стащил джинсы. За окном виднелась мрачная, пустая терраса. Я провел ладонями по коротко стриженым волосам.
Я отвинтил пробку с бутылки и сделал несколько маленьких быстрых глотков виски. Я сидел в плетеном кресле, пытаясь смирить бурю в сознании и пристально вглядывался в световой шар уличного фонаря; так, казалось мне, монах мог всматриваться в пламя свечи. Какая-то слабость овладела мной, пустота заполнила мое тело. Я продолжал сидеть у окна - невидимая сила удерживала меня в зачарованном состоянии.
Я вспомнил отца, ферму. Вспомнил, как вдвоем с братом мы чистили конюшни. Как прижимались к каменной стене, прячась от дождя. Я вспомнил, как лазал по раскидистым деревьям, как бегал по высокой траве. Где-то в тех краях отец начал сходить с ума. Я вспомнил день, когда к нам явились доктора, чтобы выяснить, не было ли у нас в роду душевнобольных.
Я пил до рассвета. Луч солнца дал возможность передохнуть. Сняв майку, я забрался в постель под грязное толстое одеяло. Я оставил шторы открытыми, чтобы солнце видело, как я сплю. Великое желтое око сбросило каплю с крыши в желоб, она проскочила в дренаж, а оттуда через сплетение труб и каналов вон из города.
Дверь распахнулась.
- Проснись, проснись! - Алиса ворвалась в комнату. На ней узкое изумрудное платье, серебристый лен волос туго перехвачен сзади и торчит как хвост пони. Она закрывает дверь ударом высокого каблука, запрокидывает назад голову и стоит как ветряная мельница, раскинув руки с бутылками красного вина. - Мне дали работу в книжном магазине - давай праздновать! - Тут же выбиваем пробки и осушаем одну бутылку. Алиса не может ждать вторую. Она быстро лепечет что-то и пускается в пляс.
- За удачу! - Мы чокнулись. Это было дешевое вино, из тех, что могут вывернуть наизнанку. Первый стакан был тяжек, потом пошло веселее. Когда мы опустошили обе бутылки, я почувствовал себя немного лучше.
- Почему бы тебе не сходить в магазин? - спросила Алиса, указывая на монетки, разбросанные по столу. Я сходил в угловой магазин. - Эту бутыль мы тоже прикончили.
- Остаток дня я должна провести в магазине. У хозяйки встреча, которую она не может пропустить.
Алиса встала, но тут же боком завалилась в кресло.
- Ты не подменишь меня?
- Сочту за честь.
Она лежала, положив руку на глаза. Я почистил зубы, убрал с губ остатки помады и надел чистую рубаху.
Книжная лавка была загромождена. Я избегал приближаться к хозяйке, чтобы она не уловила запах алкоголя. Ей было под шестьдесят, и выглядела она так, будто большая их часть прошла в тиши, среди старых, покрытых пылью, книг. На ней были черный кардиган и длинная плиссированная юбка, которая, казалось, начиналась прямо из-под высокой груди.
- Алиса заболела, - сказал я.
- Вы сын Нормы?
Я кивнул. Она подняла свои густые брови: - Много читаете?
- Да, - соврал я. После школы я не прочел ни одной книги.
- Я заверила нашего клиента, что он сможет забрать нужные ему книги в четыре часа. В другом случае пришлось бы закрыть магазин. Она показала мне кассу, заказанные книги, прайс-листы, коробку под книги заказчика, и некоторые книги, которые надлежало расставить по местам. Она показалась приятной женщиной.
- Ну, мне пора, - сказала она и передала мне ключ от магазина.
Два часа пролетели незаметно. Заходили несколько человек. Старушка с просвечивавшейся кожей попросила погреться. В подсобке я наткнулся на бутылку старого рома. Я подумал, что если выпью чуть-чуть, никто не заметит. Я сделал глоток, - на вкус ром оказался очень неплох. Сделал еще глоток и вернулся в магазин. Покупателей не было. За кассой лежал конверт, подписанный "Алиса". Я не открыл его, но понял, что он полон монет. Я сложил конверт и сунул его в карман. Я сходил еще раз в подсобку и хлебнул рома. Я просмотрел книжные полки, нашел "Люди ущелья" Лондона, выключил свет и закрыл дверь ровно в пять часов. Клиент так и не появился. Я ушел, прихватив ром, книгу и ключ.
Идя домой, я ожидал увидеть, что Алиса спит на одеяле одетая. Так оно и было. Я положил книгу, конверт и ключ на прикроватный столик и устроился с бутылкой в кресле у окна. Я смотрел на улицу. Она была безлюдна. На скутере проехал подросток. Потом появилась молодая пара, они отчаянно спорили и, останавливаясь, тыкали друг в друга пальцем. Так они и шли. Алиса начала похрапывать. У меня оставалось еще треть бутылки, но я завинтил пробку. Я слушал дыхание Алисы. Затем лег рядом с ней. Немного полежал неподвижно, потом прижался к ее спине и обвил ее руками. Вскоре заснул.
Проснулся я, должно быть, в полдень. Не было ни Алисы, ни конверта, ни ключа. Моя голова гудела. Я спустился вниз и увидел конверт с штемпелем "Кардифф"; я знал, что это значило. Я взял письмо с собой наверх и забрался в постель. Некоторое время я просто держал письмо между пальцами. Оно пришло от Рикки.
С большой осторожностью я сорвал печать. Внутри лежал белый хрустящий лист бумаги. Я увидел нарисованный дом и несколько слов. Мои глаза метались от рисунка к словам и обратно. Там же я нашел и короткое письмо от брата Ли. Он писал, что Рикки ему не мешает и, что он все делает так, как надо. Он даже учится барабанить. Ли настаивал, чтобы я обратился за медицинской помощью в связи с моим пьянством.
В глазах у меня помутилось. Чистые соленые слезы побежали по немытым щекам. Я попытался написать ответ. Сочинив две-три убогие строки, я изорвал бумагу и принялся снова. Я откинулся на диван и уставился в потолок. Так я пролежал час или два.
Заставив себя встать, я вышел прогуляться и напротив почты столкнулся с Алисой. Она казалась просто веселой по сравнению со мной. Я выдавил из себя: - Рикки прислал мне письмо.
- Нам надо выпить, - ответила она и поволокла меня за руку к себе домой. Мы поднялись в спальную комнату, и она открыла бутылку водки. Мы уселись в изножье кровати и по очереди отхлебывали прямо из бутылки, передавая друг другу пакет с соком. Она говорила безудержно. Я, между тем, заметил мужские серебряные часы на ночном столике. Сделал большой глоток из бутылки. Часы были не мои. Алиса рассмеялась и заявила: - Я понятия не имею, откуда они взялись. - Я посмотрел на нее. - Ты ревнивый?
Я встал и побрел домой.
Я слышал звон в ушах. Окинул взглядом бардак, что творился в моей комнате. Кругом валялись недопитые банки, грязное белье, скомканная бумага, неоплаченные счета. На ковре большое свежее пятно. По углам разбросана одежда, тут же три ломтика черствого хлеба, забытая пивная бутылка, поломанные авторучки, старая фотография моей мамы. На полках толстый слой пыли. Я почувствовал себя здесь чужим.
На какую-то долю секунды я смог взглянуть на себя со стороны.
Я проводил свою жизнь, напившись, пялясь из окна, расшвыривая деньги, а потом разыскивая мелочь, просиживая дни в пивнушках, размышляя о смерти, дурея от одиночества, выходя на пустые прогулки, не заводя новых знакомств, рыская по магазинам в поисках вина. Я ложился на кровать и наблюдал, как потолок кружится, стены плывут, я просыпался с неизвестно откуда взявшимися синяками, смотрел на себя в зеркало, в карманах нащупывал немного мелочи, долго пытался заснуть, пил до утра, жадно хлебал из-под крана воду, плескал холодной водой в распухшее лицо - и все это в каком-то немом отупении. Вот все, что я мог. Так я жил в Ньюпорте.
Я пристроился у окна с упаковкой холодного пива. У меня нашлись зачерствевшие крекеры. Голова была свободна, как обычно. Мозги расслабились, как уставший родитель, слишком утомленный для того, чтобы придержать капризное дитя. Я допил первую бутылку.
Я открыл ящик стола и вынул маленькую серую коробочку, которая принадлежала маме. Я поднял крышку и посмотрел на обручальное кольцо.
Потом погладил твердый, чистый алмаз. Я держал кольцо против света и восхищался преломлением света, идущего из окна.
Я ненавидел эту улицу, мне осточертела эта комната. Я устал от этого беспробудного пьянства, бесконечного тумана в голове, серости, бездеятельности. Я устал от себя, своих мыслей и чувств. Я закрыл коробку и сунул ее во внутренний карман. Кончилась вторая бутылка.
Я лег на постель, время от времени открывал и закрывал глаза. Почитал Джека Лондона. Я чувствовал себя одним из его героев. Пока не заболела голова от чтения. Я положил книгу и свернулся как еж.
Я закрыл глаза, сделал глубокий вздох носом, задержал дыхание на три секунды и медленно выдохнул. Я хотел, чтобы мой сын вернулся. Я хотел выкарабкаться из депрессии. Мне нужна была квартира с двумя спальнями и постоянная работа с полным рабочим днем. Нужно меньше пить или перестать пить вовсе. Нужно наладить нормальные отношения с Алисой и строить совместное будущее.
Я не имел ни малейшего понятия, как все это может произойти.
Дверь распахнулась. В правой руке Алиса держала красную сумку Ацтек, в левой - сигарету.
- У меня сюрприз для тебя, Бен. Надевай башмаки.
Мы вышли из квартиры. В сумке Алисы что-то позвякивало. Она повела меня
вниз к реке, мимо моста в парк, где мы устроились среди цветов.
Алиса открыла сумку, достала две бутылки вина, помятые бутерброды, два маленьких пирожка, термос с кофе и одеяло. Мы начали болтать, и на мгновение показалось, что мы попали в оазис.
- Скучаешь по деревенской жизни? - спросила Алиса.
- Иногда, - протянул я.
Мы заговорили о времени, когда я и мой брат росли на ферме. После того, как госпитализировали моего отца, к нам стала наведываться Алиса в те дни, когда мама посещала занятия в вечерней школе. С Алисой мама подружилась в группе поддержки. Первый раз она утешила меня, когда мне было тринадцать лет.
Я и Алиса пошли в конюшни посмотреть лошадей. Брат разложил пасьянс. Пошел сильный дождь, и мы укрылись в амбаре. Мы сидели на тюке соломы, тесно прижавшись друг к другу, и говорили о том, как скучно без отца и как мне одиноко на ферме. Она положила руку на мою ногу, и в следующий момент мы уже целовались. Вот так это началось. Так я в первый раз влюбился в нее.
- Солнце село, - сказала она. Мы быстро собрались и направились домой. Алиса достала деньги из кармана пальто. - Давай возьмем виски и пойдем к тебе. - Мы так и сделали, теперь со мной кто-то мог посидеть у окна. Мы выпили полбутылки и легли в постель.
- Так чудесно, - она зевнула. Я смотрел на луну и улыбался, Алиса спала в моих объятиях. Я проснулся рано, но ее уже не было. Она оставила бутылку, но не содержимое.
Прогулка должна освежить меня. Я стоял на мосту у самой стены замка и гладил лица херувимов. Моя задумчивость была прервана хозяйкой книжной лавки. У нее было красное лицо, челюсть выдвинута вперед. Не разжимая зубов, она выдавила:
- Вчера вечером ты был у меня в магазине и использовал его, как притон. Верни мне ключ.
- Ключ у Алисы, - ответил я. Она смерила меня взглядом, полным негодования.
- Это точно? - она сжала костлявые кулаки и, тяжело ступая, ушла.
Я должен был отметиться для получения пособия по безработице и заявил, что две недели не мог ничего найти. Как только я поставил роспись, сотрудник агентства шумно выдохнул.
- Пересядьте за соседний стол.
Это было необычно. Я пересел. В комнату вошел еще один сотрудник.
- Есть свидетели того, что вы работали в книжном магазине. Что вы скажете?
У меня открылся рот, щеки налились кровью. Я не мог говорить.
- Ваше пособие будет приостановлено на период расследования .Возможно уголовное преследование.
Я вышел, не сказав ни слова, и пошел домой; Алиса ждала у дверей. Она ощетинилась, широко раскрыв глаза.
- Одолжишь десятку?
- Я встретил даму из магазина. Она требовала ключ.
- Ну, да. Он все еще у меня.
- Ты не была на работе?
- Не то, чтобы...- она пожала плечами. - Я впустила парня в подсобку. - Она задрала подбородок. - У меня есть право делать то, что я хочу, в любое время. - Ты что о себе вообразил? - Она начала расшвыривать чашки, книги и одежду по комнате. - Ты любитель покомандовать! - Она металась вокруг и кричала. Я почувствовал, что хочу выпить. Но поборол желание и решил просто прогуляться.
Я пошел к ломбарду и долго рассматривал часы, цепочки, всякие дорогие безделушки под стеклом. Я пощупал коробку в кармане. Прикинул, сколько могу получить за нее. Я толкнул дверь, где-то раздался звон колокольчика. Из-под занавеси с бахромой появился мужчина и смерил меня взглядом. Я поставил коробку на прилавок посреди всяких торговых принадлежностей и открыл крышку. Торговец нахмурился, поднес к хитрому глазу увеличительное стекло, держа кольцо перед своим римским носом. Затем он спросил хриплым голосом:
- И сколько вы хотите?
К горлу подошла тошнота, глаза заполнились слезой. Я схватил кольцо и коробку, сунул их в карман и вышел.
Я услышал вой автомобильного гудка с другой стороны улицы. Ко мне спешила Алиса, не глядя по сторонам. Сигнал подал водитель, которому пришлось резко нажать на тормоза. Алиса показала ему палец.
- Я хочу помочь тебе. И отвезу кое-куда, - сказала она. Мы направились на железнодорожную станцию. Небо затянули тучи, но приближение дождя не чувствовалось. Пока Алиса покупала билеты, я заскочил в туалет, поэтому не знал, куда мы направляемся.
- Откуда деньги?
Но она только усмехнулась и ответила:
- Об этом не беспокойся.
Мы зашли в вагон, и Алиса уселась прямо напротив меня, хотя все места были свободны. Она хотела держать в своих руках мои. Я был совсем не против. Мы смотрели, как дома сменяются фермами, полями, зелеными насаждениями, Алиса прошептала:
- Где-то должны быть кролики и прочая дичь.
Вскоре поезд остановился на какой-то станции. Теперь мы вышли, и Алиса повела меня по заросшей тропе. Я был доволен, что надел плащ цвета овсяной каши, потому что он прекрасно защищал от крапивы. Скоро я почувствовал жажду и был раздосадован отсутствием какой-нибудь сумки в руках Алисы. Это означало, что никакой выпивки не запланировано. Мы вышли на сельскую дорогу, и в конце ее я заметил паб. Денег у меня было мало, но достаточно на один короткий визит, если Алиса добавит. Мы присели у настоящего очага, хотя он и не горел.
- Мне нравятся старые бревенчатые балки, каменный пол и шаткие потолки, - сказал я. Алиса пошла еще за пивом. Настроение значительно улучшилось. Мне было наплевать, что она кокетничает с разговорчивым малым за стойкой. Она была права, когда заключила, что деревенский воздух пойдет мне на пользу. Мы чокнулись. Алиса рассказывала безумно интересные истории.
- Тебе надо бы записать их как-нибудь.
- Жизнь надо прожить, а не прочесть о ней в книгах.
Она опустила голубые глаза и прошептала:
- Некоторые вещи лучше забывать.
- Важно помнить о них, не терять навсегда.
- Важно потерять их в прошлом, - она отвернулась. - Как я жалею, что так долго оставалась в стороне после смерти твоей мамы. Я не знала, что делать, и просто спряталась.
- Я чувствовал себя брошенным всеми. И был так зол. Я начал ненавидеть ферму, семью... - Мой голос сорвался. Я возненавидел даже лошадей.
- Хорошо, все это в прошлом, - Алиса подняла стакан. - Давай выпьем за будущее.
Мы чокнулись и выпили до дна. Какое-то время мы сидели в безмолвной тоске.
В шутливой манере Алиса шлепнула меня по заду, и мы отправились в путь. Мы перешли вершину холма, перелезли через ограду и пошли по дороге, огибающей поле. Я услышал змею, но Алиса сказала: "Тебе просто показалось". Она повела меня вокруг небольшой рощи деревьев и протянула мне фляжку. Я сделал глоток. Вкус бренди ощущается намного лучше, если ты на свежем воздухе.
- Какой обзор! - мои глаза отвыкли от перспективы. Мы прошли еще немного. Алиса показала на длинные линии, сделанные мелом. Я пытался разобрать, что это. Она смеялась. Осторожно мы спустились на дно оврага, чтобы лучше разглядеть рисунок.
Это была белая лошадь.
Вся моя внутренняя легкость улетучилась, ушла через ноги в землю. К своему ужасу, я услышал в голове скрежет зубов, стук копыт о землю, страшное ржание надвигающейся смерти. Я произнес: "Мне надо убраться отсюда".
Алиса взяла меня за руку и повела на станцию. Мы сидели на лавочке и ждали. Надо было что-то сказать.
- Мне все надоело, - сказал я. - Придет время, когда я захочу жить с Рикки в хорошем доме, настоящей семьей. Зарабатывать достаточно денег и не пьянствовать от зари до зари. Я не знаю, чем один день отличается от другого.
Алиса слегка улыбнулась и, казалось, посмотрела сквозь меня:
- Какой ты хочешь видеть жизнь?
- А вот и наша электричка, - сказала Алиса, повернувшись ко мне спиной. Обратно в Ньюпорт мы ехали молча. По домам разошлись, не договорившись о следующей встрече.
Я пошел вокруг Тредегарского парка, чтобы прояснить голову. И наткнулся на старого друга моего отца, - он наблюдал закат. Иногда он приезжал к нам, чтобы помочь с лошадьми. Я не видел его лет сто. Это был крутой бывший шахтер, покрытый наколками и пятнами экземы. На его лице сияли два синих глаза, прикрытых полями сдвинутой фетровой шляпы. Казалось, в Ньюпорте он знал всех.
- Мне нужна работа, - сказал я.
Он улыбнулся и ответил:
- Есть у меня один должник. - Мы прошлись к большому отелю, и он исчез внутри. Спустя пять минут он появился опять и сказал:
- Ты только что получил работу. Завтра с утра, - мы пожали руки. - Следи за собой, Бен.
В первый день я разобрался со столами, расставил стаканы, разложил ножи, салфетки. Затем обслуживал клиентов, помогал убрать со столов. Я суетился на кухне, бегал в подвал за продуктами. Шеф-повар накормил меня, но мне перепали еще кое-какие крохи. Я не мог представить, сколько еды и напитков выбрасывается. Огромные круги сыра плесневеют, открытые бутылки с вином выдыхаются, тушки жареных цыплят остаются невостребованными.
Я разговорил одного официанта, молодого боксерского фаната по имени Карл.
- В штате огромная текучка. И есть небольшое ядро сотрудников, которые трудятся здесь годами. Большинство здесь не задерживается. Некоторые приходят, чтобы воровать, другие, кажется, просто исчезают. Карл побоксировал с тенью и поиграл ногами. - Самая большая проблема - босс. У него отсутствует "человеческий синдром", как у Наполеона. Мы его для краткости зовем "Нэппи". Каждый день Нэппи выбирает себе новую жертву.
На следующий день я опять был на работе. В конференцзале собирались люди. Это были многочисленные и разнообразные представители бизнеса, отличавшиеся хорошими костюмами и натянутыми улыбками. Я должен был прислуживать за столами. Три блюда и вино. Официантов не хватало. Закуска появлялась крайне медленно. Клиенты нервничали. Персонал отчаялся. Все те, кто не успевал поесть, быстро хмелели. Атмосфера накалялась.
Я наливал вино толстяку в канареечном пиджаке, поднял глаза и увидел Алису. Она была сильно накрашена, в узком платье и пила с кем-то шампанское. Она искоса глядела на меня, сощурив глаза. Ее вид потряс меня. Я решил игнорировать ее и заниматься своим делом. Каждый раз, когда я поглядывал на Нэппи, он смотрел на меня.
Когда мы подавали на стол основные блюда, Алиса сидела, скрестив ноги. Она смеялась, играла с галстуком толстяка. Я почувствовал, что кровь во мне закипает. И выбросил ее из головы. К тому времени, когда стали подавать десерт, она напилась, танцевала и заигрывала с каждым и со всеми. Я начал ревновать. Я готов был взорваться. Когда я увидел, что она целует одного из тех бизнесменов, я выскочил из зала. Я спрятался в кладовую и несколько раз глубоко вздохнул. Руки тряслись.
- Как ты? - спросилКарл.
- Мне что-то нездоровится, - я схватил бутылку красного вина и сделал хороший глоток. Про себя я подумал, что вернусь и буду там до конца смены. Мне бы удалось. Я сделал еще глоток и поставил бутылку. Я повернулся к выходу и увидел Нэппи. Он стоял в дверях и смотрел на меня. Подняв голову, он потянул шею и тяжело выдохнул. Через секунду он пожал узкими плечами.
- Вы уволены.
Очнулся я на центральной улице; вокруг ходили люди, разглядывая витрины. Я зашел в агентство недвижимости, просмотрел предложения по аренде. Сдавались несколько комнатушек в коммуналках и переоцененная до неприличия квартира. Потом нашел старый двуспальный коттедж, недавно выставленный на аренду. Он был мал и ветх, но выглядел аутентично и привлекательно. Сам бы я его не потянул. Я двинул дальше по улице, чувствуя, как греет пробивающееся сквозь тучи солнце.
Я зашел в дешевое кафе и долго пил мутный, чуть теплый кофе. Ко мне подошел крупный мужчина в заляпанной оранжевой жилетке:
- Работенку ищешь? Товарищ у меня сбежал куда-то. А тут надо за день подъездную дорожку уложить.
- Уложим, - мы допили кофе и отправились работать. По улице Портленд, затем по тропке к месту, где, как он гордо сказал мне, использовалась его собственная технология по изготовлению битума по цене вдвое меньшей, чем обычно.
Я трудился упорно, не поднимая головы. Громила спросил меня:
- Почему ты все время молчишь?
Не успел я ответить, он добавил:
- Ну, ты здорово поспеваешь.
После работы он заплатил мне наличными и пожал руку. Когда я уже уходил, он окликнул меня и сказал:
- Мне бы пригодилась еще пара рук для нового контракта.
- К вашим услугам.
- В понедельник можешь начинать, - он дал мне визитку. - Нам предстоит построить дорогу до Института офтальмологии. - Мне это подходило.
Я вернулся в агентство недвижимости и спросил молодую женщину в хлопковой блузке:
- Двуспальный коттедж у моста еще свободен?
- Да, ответила она.
- Я сниму его.
Она ослепила меня широкой улыбкой и вручила бланк для заполнения. Я достал визитную карточку моего нового работодателя и переписал его данные. В качестве депозита я оставил свою дневную выручку.
- Нам нужно сверить кое-какие детали, и завтра я дам вам подтверждение.
Я вышел в каком-то странном возбуждении. Я не был уверен, что могу арендовать коттедж, но что-то подсказывало мне, что я выкручусь. Я хотел позвонить брату, но, подумав, решил, что будет лучше, если я обрадую его, когда все утрясется. Я подумал, что нужно взять бутылку и отпраздновать это дело. Одну. Потом я подумал, не стоит. Я воспарил, думая о жизни, о будущем. Я шел по улице и думал, что все у меня отлично.
Навстречу мне шла Алиса. В своем голубом коротком платье она выглядела очень здорово. И она выглядела несчастной. Я почувствовал, что надо проследить за ней. Мы прошли до конца улицы, где она завернула в паб. Я смотрел, как она устраивается за стойкой, ждет мужчин, которые купили бы ей выпить. Я поборол желание подойти к ней. Начался легкий дождь. Он намочил щеки, попал за воротник. Я подумал еще минуту и присоединился к Алисе.
Я не знал, приспело время или нет. Но что-то мне подсказывало: сейчас или никогда. Я почувствовал мощный призыв к действию. Я сунул руку в карман и сжал маленькую коробку. Толчком я открыл дверь в таверну "Риверсайд" и вошел. Постояльцы уставились на меня. Но я их не замечал. Алиса восседала на высоком табурете перед стойкой, скрестив ноги. Толстяк в заляпанной краской спецовке рассказывал ей какую-то историю, широко размахивая большими руками. Алиса улыбалась, медленно перебирая пальцами по ножке бокала с вином. Я протопал через зал и оглушенный остановился перед ней. Она взглянула на меня, нахмурила брови и повернулась к рабочему. Я опустил правое колено на деревянный пол и полез в карман. Я достал коробку и поднял крышку. Кольцо легонько блеснуло. Рабочий замолчал и повернулся ко мне. Алиса широко открытыми глазами уставилась на меня. Зал смолк. Я помолчал, откашлялся:
- Алиса, выходи за меня.
Бармен застыл на месте. Рабочий скрестил на груди свои мускулистые руки.
Алиса поменяла ноги местами. Почтальон чуть не вылез из кресла, щупая седеющие усы. Домовладелец сделал шаг вперед и уставился на бутылку шампанского, выглядывающую из холодильника. Женщина из книжного магазина опустила газету. Алиса закрыла ладонью рот. Рабочий скроил хитрую ухмылку. Я не отрывал глаз от глаз Алисы. У меня возникло такое чувство, будто на меня смотрит мама.
Я стоял на одном колене и чувствовал сильнейшую дрожь внутри. Я стоял и ждал ее ответ. Алиса сверху смотрела на меня. Казалось, она застыла, как восковая фигура. Я слышал, как в ушах начинал пробуждаться низкий гул, а в голове опять застучали копыта, стонала окровавленная пасть, скрипела шкура, раздираемая колючей проволокой. Призрак той лошади раздавил меня своим гневным ржанием и непристойными жалобами. О том, как долго она была привязана к дереву, медленно умирая в одиночестве, раня себя все глубже каждым рывком к свободе.
Я вспомнил себя подростком. Я вспомнил, как тот подросток смотрел на лошадь, на то, как она боролась за каждое последнее дыхание на этой земле. И я мог вспомнить те полные ужаса, широко раскрытые карие глаза, глядящие на нас обоих, беспомощных и взбешенных. Я вспомнил кровь, стекающую по мощным ногам, собирающуюся в грязные лужи, разбиваемые копытами яростного животного. Это было самое страшное зрелище в моей жизни. Вы можете сказать, что я был еще мал, для того, чтобы отличать добро от зла. Я отличал. И в этот момент, когда мое правое колено неуклюже уперлось в липкую половую доску, когда все присутствующие таращились на нас и ждали ответа Алисы, я, наконец, нашел в себе мужество простить себя за то, что я сделал с той лошадью.
The Bind of Benjamin White by Steve Lucas
Steve Lucas tells the story of a hopeless drunk who longs for a better life, but must first face his demons.
I was a teenager when it happened. The horse was tightly bound to the tree with barbed wire. Its hooves stamped at the dusty ground, alive, wide-eyed and violent with madness; its blubbery nostrils foamed and snorted bloody bubbles that spluttered like red froth from hell. The noise of that horse's plight against the barbs was unbearable. My mother arrived with wire-cutters and began to snip the beast free while I just stood there. It was the sound, rather than the sight of the horse, that powered my horror.
Now, as I watched the razorblade hover above my forearm I felt like I was being hunted. I was prey to some enormous snake. I sensed its forked tongue flicking, tasting my sweat in the air. The serpent would feed on my fear and press its scales against my skin. In a flash those squamous coils would tighten. I'd be the rabbit caught by the looping python as the bones began to snap.
'You haven't got the guts,' my mum said to my dad, '...the guts to leave me or marry me.' My dad said nothing. Then my mum saw me watching through the banisters. I must have been about five years old. 'Don't you grow up like him,' she said, pointing at my silent father. 'Have some backbone. Have courage.'
I put the razor down and lay back. I didn't have the courage. My hands shook. I was in my stuffy room, lying across the subtle peaks and valleys of the mattress. My mind raced with noisome thoughts and ugly pictures that fought like wolves for prominence. I couldn't bear it, lying there in the darkness. I got up and took off my jeans. The window showed me nothing but sad and empty terraces. I ran my palms over the suede of my cropped hair.
I unscrewed the cap from the whisky and took a succession of quick drinks. I sat in the wicker chair trying to slow my brain down. I stared into the glow of the street lamp like I thought a monk might stare at a candle flame. A strange inertia had come over me, filling me with emptiness. I sat by the window. Some unseen resistor to my energy held me in a constant state of flatness.
I thought about my father and the farm. I thought of cleaning out the stables with my brother. I thought of the stone walls we used to lean against to hide from the rain. I remembered climbing oak trees and running through the long grass. Somewhere in those fields my father started to lose his mind. I remembered the day that the doctors came and wondered if the madness was genetic.
I drank until the sun came up. The sunrise brought a glimmer of something close to repose. I took off my T-shirt, crawled into bed and pulled up the musty duvet. I left the curtains open so that the sun could watch me sleep. The big yellow eye dripped something warm that flowed from the rooftops to the gutters and ran down the drains to the sewers and out through the intestines of the city.
________________________________________
My door flew open. 'Wakey, wakey!' Alice wore a tight emerald dress with her bleached blonde hair tied back in a high pony-tail. Closing the door with a kick from her high heel, she threw her head back and stood there like a windmill with a bottle of red wine waving in each hand. 'I've got a job at the bookshop, let's celebrate!' Out popped the corks and one bottle was left to breathe. Alice couldn't wait for the other. She was talking fast and dancing around.
'Cheers!' I said. We knocked our glasses together. It was cheap wine, the kind that seemed to strip the lining from your insides. The first glass was rough then it got easier with every mouthful. By the time we'd drunk both bottles I felt a little better.
'Why don't you go out and get us another bottle?' she asked, pointing at the coins on my bedside table. I went to the corner shop and back. We drank that bottle too. 'I'm supposed to work for the rest of the day. The owner has an appointment which she can't miss.' Alice stood up and fell sideways against the chair. 'Will you go instead?'
'You'll owe me a favour.'
Alice lay on the bed and draped an elbow over her eyes. I brushed my teeth, picked the red spittle from my lips and put on a clean shirt.