Аннотация: Начало нового романа. Пинки приветствуются, как и предположения, что злодей-автор уготовил несчастной героине :)
ПРОЛОГ
- Она понравится тебе, повелитель...
Князь Александер подался вперед, сжав скрюченными пальцами подлокотники мягкого кресла. Из пронзенного лунным светом воздуха меж зеркалами свилась девичья фигурка.
- Тощая, - поморщился князь. - Ни груди, ни бедер. Такие горячи в любви, но матери из них выходят негодящие.
- Тогда вот эта, - колдун засуетился, подстраивая зеркала, фигурка растаяла и соткалась вновь, заметно прибавив в груди и бедрах. Правда, пышные кудри, у тощей падавшие ниже лопаток, у этой не доставали даже до плеч - а князь предпочитал длинноволосых.
Князь пожевал губами.
- У этой упрямый взгляд. С ней непросто будет сладить... а мне неинтересно доказывать свою власть глупым девкам. Поищи кого-нибудь еще.
- Больше некого, повелитель, - колдун суетливо протер ближнее зеркало мягкой тряпкой, и фигуристая кандидатка засияла лунным серебром. - Я могу выдернуть человека живым из единственного дома в том мире, и там лишь две девы.
- Так научись, - князь насупился. - Или мне пригласить на твое место кого поумнее?
- Повелитель, ты можешь приказывать людям, но не движению светил, - колдун притворно вздохнул. - Точка сопряжения миров не сдвинется, пока не нарушится путь нашего мира среди звезд. И то хорошо, что в доме, где властна моя магия, оказались сразу две девы. А если бы - ни одной?
- К ним могут прийти подруги.
- Прости мою дерзость, повелитель, но не так уж много осталось у тебя времени. Мне понадобится месяц, дабы подготовить перенос, да и потом...
- Старшую, - проворчал князь. - И начинай прямо сейчас.
Глава 1
Над ярко надраенным медным котелком серыми змеями извивается пар. Булькает варево, бормочет колдун. Ну да, конечно, колдун: в синей мантии, расшитой странными знаками, в глупом остроконечном колпаке, да еще и с седой бородой до пояса - как из мультика сбежал. Вот только глаза у колдуна не мультяшные. Злые и колючие. И взгляд тяжелый. Сейчас как зыркнет, как фыркнет: "Опять, Светлана, опаздываешь!"
Я тяну руку к будильнику: пять восемнадцать. Спать да спать еще. Поворачиваюсь на другой бок, думаю: "Всё Танька со своим Поттером!" - и проваливаюсь в тот же сон. Колдун зудит что-то непонятное на одной ноте, назойливо, как голодный комар. Я вдруг понимаю, что в первый раз видела только пар над котелком, а сейчас могу рассмотреть если не всю лабораторию, то довольно большой ее угол. Котелок стоит на обычной газовой плите, очень похожей на наш старенький "Брест" и так же заляпанной разнообразными пятнами (надо до приезда родителей почистить, вплывает в сон паническая мысль). Стена за плитой облицована мрамором цвета сливочного крема с чуть заметными серыми прожилками. Из такого же мрамора сделана столешница: мне виден ее угол, беспорядочно заваленный пучками трав. На самом краю опасно примостилась фаянсовая ступка.
Колдун мешает варево деревянной лопаточкой, по кухне плывет запах крови и розового масла. Начинает кружиться голова. Надо оглядеться, найти выход, или хоть окно открыть, но тяжелый запах обволакивает, я тону в нем, как мошка в киселе...
- Ты не бойся, - не оборачиваясь, кидает колдун, - спи себе. Мало кто может похвастать, что бывал в моей лаборатории, а уж застать великого Гоброна за работой... но во сне многое позволено...
Голос у колдуна скорее смешной, чем страшный: то хрипит, то взлетает вверх, делается тонкий и ломкий, как у мальчишки. Нет, нестрашный. Но почему-то мурашки бегают по коже, и в животе ворочается неприятный холодок. Нет, надо просыпаться...
- Спи, - хрипит колдун, - спи... нужно время, этот мир должен хорошенько тебя запомнить... спи... время...
- Время полвосьмого! Светка, соня ты ореховая, ты уже почти опоздала!
- Не тряси, - буркнула я. - Последние мозги вытрясешь.
- Ничего твоим опилкам не сделается, - отмахнулась младшая сестренка. - Ползи на кухню, чайник уже вскипел.
- Что б я без тебя делала...
- На работу бы опаздывала, - хмыкнула Танька. Нет, ну это ж надо, быть с утра пораньше такой отвратительно бодрой.
- Сделай бутерброд, - выдавила я сквозь зевок и почапала умываться.
- Уже, - фыркнула вслед Татьяна.
Плеская в лицо холодной водой, я пыталась вспомнить, что за муть снилась мне всю ночь. Но от страшного сна остался только холодок в животе. И - это всплыло, когда я доползла до кухни, - вид замызганной донельзя печки.
- Печку надо почистить, - выдала я после первого глотка кофе. - В кошмарном сне мне сегодня снилась.
Танька оглянулась, поморщилась.
- Да, мать головы поотрывает... ладно уж, почищу. А на пляж вечером пойдем?
- Не знаю, - я дохлебала кофе, оставила на блюдце надкушенный бутерброд и побежала одеваться. Татьяна двинула следом. - Пойдем, если Эдуардовна опять на совещание не созовет.
- Крысючка ваша Эдуардовна, - припечатала Танька. - Давай я сумку соберу и тебя на остановке встречу. Только позвони, если задерживаться будешь.
- Ладно... подожди, где мой мобильник?
- Заряжается.
- Ах да, - я вечно бросаю телефон где ни попадя, бороться с этим бесполезно. Хорошо хоть заряжаю всегда с одной розетки. Я бросила мобильник в сумку, туда же полетели помада и тушь - подмажусь на работе, когда проснусь. Так, кошелек не забыть...
- И купи кефира, - крикнула я уже от дверей.
- Помню, - отозвалась Танька, - иди уже, пока взаправду не опоздала.
На работу я хожу пешком. Неплохой способ проснуться и взбодриться; но сегодня бодрости мне явно не хватало. Страшное дело недосып...
За поворотом на Вишневую, как всегда, чуть не врезалась в Игорька - я, даже когда сонная, хожу быстро.
- Привет, Рыжик, - Игорек окинул меня насмешливо-сочувственным взглядом. - Опять не выспалась?
- Не опять, а снова...
- Знаешь, ты по утрам такая забавная.
- Знаю, - буркнула я. - Как зомби.
И пошла дальше. Жаль вообще-то, что нам с Игорьком на работу не по пути. Он славный. Пять лет за одной партой - и до сих пор друзья... редкий случай. Других одноклассников я и видеть-то не хочу. Развела взрослая жизнь, и слава богу.
Рабочий день прошел в сплошном тумане. Как всегда... а ну-ка, просидеть восемь часов за компом, набивая никому кроме начальства не нужные таблицы. Да еще, как назло, Эдуардовна собиралась в командировку, цены утверждать, и сгрузила на меня обсчет себестоимости... и ведь ясно, что все это бред и липа, подгон под нужный процент! - а все равно нужно сидеть и делать. Не люблю я свою работу. Одна надежда, что после института, да с четырьмя годами стажа по специальности, найду что-нибудь поприличнее. Если, конечно, повезет... город у нас маленький, и с приличной работой плохо.
К счастью, обошлось без совещания. Правда, пришлось задержаться на полчасика, доделать клятую себестоимость... зато довольная Эдуардовна пообещала мне премию. Если утвердят. Ну-ну...
Танька ждала на остановке, с пляжной сумкой через плечо и яблоком в зубах.
- Наконец-то... ты что, и на работе спишь?
- Тебе бы так спать, - я потерла слезящиеся глаза, поморгала. - Заколебалась.
- Нет, - фыркнула Татьяна, - не пойду на экономический. Учту твой печальный опыт.
Тут подъехал автобус, избавив меня от необходимости отвечать ехидной сестренке.
Вечером на пляже шумно: многие выбираются сюда после работы. Опять же, отпуска-каникулы-приезжие... детвора с визгом носится, собирает ракушки, строит песочные замки; разгоряченные компании играют в волейбол; бродят продавцы с мороженым, вареной кукурузой, холодным пивом и соленой рыбкой; но пляж у нас просторный, так что мы с Танькой нашли укромное местечко под ивами, расстелились там, Танька пошла купаться, а я легла, прикрыв лицо ее бейсболкой.
И заснула.
Первое, что бросилось в глаза - оскаленная пасть. Из пасти натекла на мраморную столешницу лужица темной крови, и еще в пасти не хватает одного клыка. На почему-то знакомом широком столе лежит собака. Мертвая... убитая. Крупная лохматая дворняга. Я собак не очень-то люблю, но...
- Вот и хорошо, - хрипит над ухом надтреснутый голос. Я шарахаюсь в сторону, со всей дури вмазываюсь боком в край столешницы и только тогда оборачиваюсь. Дедулечка с седой бородой до пояса, в мультяшной синей мантии, зыркает колючими глазами, как иглы всаживает. Где-то я его видела...
В руках у дедочка бутыль темно-синего стекла, литров на пять, не меньше, явно полная: уж больно бережно обнимает. Невысокий и субтильный, выглядит он с этой бутылякой комично, но почему-то бежит вдоль позвоночника холодок и хочется попятиться.
- Пришла, - дедочек ощупывает меня липким взглядом. - Хорошо. Ты запоминаешь дорогу. Значит, древняя книга все-таки правдива.
Что еще за...
Я хочу спросить, что за книга, а заодно - кто он, собственно, такой, и чего ему от меня надо. И о какой дороге речь: если я что и запоминаю, то разве что его дурацкую мантию и мультяшную бороду...
Но почему-то ни звука не могу из себя выдавить, горло сжалось, пересохло во рту, только сердце бьется о ребра, как будто хочет вырваться и убежать куда подальше...
- Стой тихо, не мешай, - командует дедок, бережно опуская бутыль в похожую на люльку корзину. - Начинается самое сложное. Немногие, знаешь ли, решались на это... честно говоря, никто не решался. Но у меня получится. Древняя магия абсолютной власти... тебе повезло, девчонка, ты проживешь жизнь не зря... представь только, войти в историю как...
Из-за спины послышался шорох, я обмерла от ужаса...
...и проснулась.
Танька, добрая душа, брызгала на меня водой.
- Пойди окунись, дома спать будешь!
- С тобой поспишь, - буркнула я. Сердце колотилось как сумасшедшее. Перегрелась, наверное. От короткой дремы остался неприятный привкус - не иначе что-то жуткое привиделось... Окунусь, решила я. А потом куплю холодной минералки.
Вода к вечеру мутная и теплая - расслабляет, а не бодрит. Но поплавать все равно приятно. А еще приятнее развалиться потом на полотенце, ощущать сквозь него жар прогретого за долгий день песка и потягивать ледяную минералку...
- Ого, - Танька ткнула меня пальцем в бок. - Обо что это ты?
Я вывернула голову и скосила глаза. На боку красовался длинный свеженалитой синяк. И правда, где меня угораздило?..
- В автобусе, наверное, - я пожала плечами. - В такой-то давке... напомни дома йодом намазать.
Танька достала из сумки парео.
- На, прикрой. А то вид, как у жертвы пьяной страсти...
Мда... предусмотрительная у меня сестренка. Ехидная, но предусмотрительная. Я завернулась в пеструю полупрозрачную ткань и предложила съесть по пицце. Чтобы дома ужин не готовить.
В дверях пиццерии я посторонилась, пропуская объемистую тетку с двумя детьми, и чуть не врезалась в выходящего парня... нет, ну почему я никогда не успеваю притормозиться?! Ой... да это Игорек, ну и ну!
- А я тебе звонил, - сказал он не то обрадованно, не то укоризненно. Я полезла в сумку. Мобильника не было. Видно, так и остался лежать на работе у компа, после разговора с Танькой. Вот черт...
- Хотел куда-нибудь пригласить, - продолжал Игорь. - Например, сюда.
Татьяна демонстративно хмыкнула.
- Молчи, мелкая, - привычно отбрил ее Игорек. - А то тебя с собой не возьмем.
- Кто еще кого не возьмет, - Танька гордо вздернула нос.
- Мы - тебя, - невозмутимо повторил Игорек. - Ну так что, идем?
- Идем, - кивнула я.
Игорек мне всегда нравился. А кроме того, он не из тех, от кого опасно принимать знаки внимания. Хотя я, признаться, и не против зайти с ним за рамки приличий... но мне приятно, что он не тянет туда силой. Кому еще после проведенного вместе вечера, после танцев, или лавочки во дворе, или попкорна в темном зале кинотеатра, после горячих многозначительных рук и мимолетных, будто-бы-случайных поцелуев можно сказать, улыбнувшись: "спокойной ночи!" - и разойтись? Таких нет.
Не то чтобы я так уж трясусь над своей невинностью: чего трястись над тем, что благополучно утрачено аж на первом курсе. Просто приятно, когда хороший парень относится к тебе как к человеку, а не объекту для секса.
Мы славно посидели - а с Игорьком иначе и не бывает. Пицца с креветками, апельсиновый сок - он знает, что я ненавижу пиво, даже хорошее; треп ни о чем, слегка приправленный школьными воспоминаниями, обещание сходить вместе в кино, перемывание косточек начальству... Потом гуляли по набережной, лениво отмахиваясь от голодных комаров и высматривая в темном небе летучих мышей; а потом погрузились в маршрутку и поехали домой. Каждый вечер бы так, думала я, притулившись к игоревому плечу. Танька клевала носом напротив. Мы чуть не проехали свою остановку, под бурчание водителя выползли в привычную темень военного городка, на автопилоте добрели до подъезда...
- Спокойной ночи, - сказал Игорек. - Хорошо, что встретились.
- Ага, - я зевнула и улыбнулась. - Здорово было.
Мы с Танькой, спотыкаясь, взобрались на свой третий этаж - и почти сразу завалились спать.
Печка сияет чистотой - ай да Танька, полдня небось возилась. В медном котелке булькает пахнущее кровью и розовым маслом варево. Колдун в замызганной, неопределенно бурого цвета мантии, бормоча что-то себе под нос, помешивает вонючее снадобье деревянной лопаточкой и время от времени подсыпает туда щепотку соли - ну, может, не соли, а чего-то похожего. Он не смотрит в мою сторону, и этому остается только радоваться. У меня и так холодеет в животе и текут по спине мурашки; и я почему-то твердо знаю, что взгляд у колдуна острый, злой и колючий, под такой взгляд лучше не попадаться...
И потому я стою тихо, замерев, как мышь под веником - ни шевельнуться, ни почесаться... вот только босые ноги мерзнут на гранитном полу, и все сильнее тянет чихнуть. И наконец не выдерживаю - оглушительный чих разносится по лаборатории, отражается эхом от мраморных стен, звенит в ушах. Колдун оборачивается и тоненько смеется.
Я хочу попятиться, но ступни будто приморозились к полу.
- Помнишь меня? - спрашивает колдун.
Откуда бы... мотаю головой, он задумчиво почесывает кончик острого, как у крысы, носа. Колючий взгляд впивается в меня, как бабочку на булавку насаживает.
- Ну ничего... не все сразу. Пока и то хорошо, что находишь ко мне дорогу. Не так-то легко пробиться сквозь мирораздел...
Варево вскипает шапкой, колдун бросается к печке, снимает шумовкой розовую пену, небрежно стряхивая прямо на стол. Лаборатория наполняется вонью, начинают слезиться глаза, чешется нос...
Колдун звонко щелкает пальцами, и дышать становится легче. Теперь я различаю в буйстве отвратительного запаха отдельные нотки, почему-то вполне приятные: булочки с корицей, розовое масло, полынь под солнцем... кровь...
Рука невольно зажимает рот. Воздуха! Что угодно за глоток свежего воздуха!
- Так, теперь немного остудить, - колдун переставляет котелок в таз со льдом и швыряет мне тряпку: - Вытри стол.
Че-его?! Я тут ему кто вообще??!!
- Быстро, - рявкает колдун. Меня будто ветром сносит к столу. Вонючая пена оттирается неожиданно легко, не оставляя даже влажных разводов. Колдун выхватывает у меня тряпку и швыряет в огонь - на конфорку, где раньше стоял котелок. Тряпка вспыхивает новогодним фейерверком. Красиво.
Колдун пробует пальцем варево в котелке, кивает... и с размаху выплескивает его на меня, окатывает с живота и до лица тягучей волной. Даже зажмуриться не успеваю. Отвратительная слизь скатывается по коже неторопливыми струйками, я судорожно стираю вязкие капли с губ, мало ли что там за дрянь понамешана, запах бьет не в нос даже - в мозг...
Хватаю ртом душный, пропитанный вонью воздух - и просыпаюсь.
- Ты чего? - вскинулась Танька.
Я молча схватила ртом воздух.
- Водички дать? - не дождавшись ответа, сестренка пошлепала на кухню. По окну привычно стучала ветка акации, взлаивали собаки, выехала со двора машина, лизнув потолок светом фар...
- На, - Татьяна сунула мне кружку. Зубы позорно застучали о край. Кошмар отходил, тускнел, забывался... но липкое ощущение на коже осталось. Я выхлебала воду и пошла в душ. Долго стояла под холодной водой, дыхание постепенно успокаивалось, сердце билось реже... ну вот, теперь и заснуть смогу. Может быть...
Всю следующую неделю меня грызло ощущение какой-то неправильности. Будто мир вокруг сдвинулся, сместился - незаметно, но ощутимо, - и я не могу найти точку опоры на новом месте. Это чувство неустойчивости раздражало меня и тревожило - да так, что даже Эдуардовна с ее бесконечными совещаниями, накрывшая город удушающая жара и сверлеж дрели у затеявших ремонт соседей отодвинулись куда-то на задний план и казались тусклыми и невыразительными.
И еще - я никак не могла выспаться. Очень уж душно было, даже ночами. Я проваливалась в сон, как в омут - и выныривала с ощущением навязшего в зубах кошмара. Почему-то в кошмаре фигурировала наша печка, то сияющая чистотой, то заляпанная всякой вонючей дрянью, - и незнакомый голос, въедливый, как комариный зуд над ухом.
В субботу мы с Танькой проторчали весь день на пляже, а вечер я провела с Игорьком. Нет, ничего такого, погуляли чинно-культурно... Танька умотала на день рождения к подруге, а мы гуляли по парку, катались на колесе обозрения, ели мороженое... целовались, немножко... мне грустно было, что целый месяц не увидимся, и ему, кажется, тоже... ну что ж, зато прощальный вечер удался на славу.
Игорь собрался в отпуск. В горы. Я и завидовала - вырвется из этой жары, и боялась - мало ли альпинистов разбивается. Он смеялся: там не те горы, чтобы разбиться, маршруты для самых зеленых новичков, могла бы и я поехать. Но я и здесь-то умудряюсь обо все углы стукаться и в людей врезаться, куда меня в горы...
Утром я обнаружила очередной синяк на боку. И еще один - на руке, повыше локтя. Ну вот... какие, в самом деле, горы! Прокляв от души битком набитые автобусы, я принялась разрисоваться йодными сетками.
- Дуй в свою аптеку, - буркнула я. - Нашлась тут... будет еще в каждом синяке пьяную страсть видеть...
Нет, ну как же задолбало это ощущение незапомнившегося кошмара!
- Это все жара, - буркнула я себе под нос и поплелась в душ.
Танька проскользнула в комнату, зашуршала... когда я вошла, она закинула в рот таблетку и с грохотом задвинула ящик стола.
- Ты чего это? - спросила я. - Заболела, что ли?
Танька покраснела.
Вот тут я почуяла неладное. Краснеет моя сестра не просто редко, а очень редко. Я подошла к столу и открыла ящик. На коробке с карточками "Гарри Поттер" лежала упаковка таблеток. Тех, что в народе просто и без затей называют "утренние". Та-ак...
- И с каким козлом ты связалась? - злобно поинтересовалась я.
- Почему сразу "с козлом"?! - окрысилась Танька. - Он ничего, нормальный.
- Нормальные, - я почти зарычала, - используют презервативы. И не вынуждают девчонок сбивать себе цикл. Это ж убойная штука! Слоновья доза гормонов, оно тебе надо?!
- Он сказал, они безопасные...
- Больше верь, - отрезала я. Кажется, пора читать сестренке лекцию по физиологии. - И чему вас биологичка учит?..
- Зачем их вообще тогда делают, раз это так... серьезно? - Татьяна, похоже, решила поймать меня на вранье с запугиванием? Ну-ну.
- Я тебе скажу, зачем. Специально для жертв изнасилования.
Танька покраснела еще больше. Побурела даже. И прошептала:
- Ой...
- Что - "ой"?
- В аптеке... там баба Зоя вату покупала... еще так на меня глянула...
Я без сил опустилась на диван. Баба Зоя, "глаза и уши советской авиации", возглавляла наше "дворовое радио".
- Ну, всё. Не отмоемся.
- Да пошла она в тазик, - буркнула все еще малиновая Танька.
- Ты это ей скажи. И матери с отцом.
- Может, пока они вернутся, она забудет, - потерянно прошептала Танька.
- Ты сама-то в это веришь?
Танька всхлипнула - и разревелась.
- Ну вот... поздно пить боржоми. Караван уже ушел. В другой раз умнее будешь.
Я скосила глаза на тот синяк, что на руке, и убито подумала: никакой блузкой не прикроешь, в такую-то жару. Вот уж будет бабе Зое пищи для ума. Это ж надо, как мы с Татьяной вляпались...
На пляж идти расхотелось. Мы просидели воскресенье дома. Навели порядок, наготовили хавки на неделю, кино посмотрели... в общем, создавали видимость нормальной жизни. Вытрясти из Таньки подробности о бойфренде я решила завтра, на спокойную голову. На сердце скребли кошки. Оно конечно, наши родители дворовых сплетен не слушают, да и услышат, не поверят... но все равно...
Измаявшись, легли рано. Я провалилась в сон, как в избавление.
- Это она и есть? - голос за моей спиной звучит отрывисто и властно. Густой и жесткий... настоящий полковник, невпопад думаю я. Оборачиваюсь - и замираю.
Мужчина, развалившийся в мягком кресле у стены, если и похож на полковника, то давным-давно в отставке. Грузный... нет, даже не грузный, а какой-то расплывшийся. Как большая, отъевшаяся жаба. Лицо одутловатое, щеки обвисли, двойной подбородок... складочки-перетяжечки на запястьях и рыхлый живот, неприятно колыхающийся под тонким шелком свободной рубахи. И - необыкновенно твердые, властные, волевые губы. Красивые. Будто у другого человека украл. За одни такие губы можно втюриться по уши... будь они на ином лице.
И глаза - как два наглых неторопливых таракана. Хотела же ночнушку надеть, вспоминаю запоздало... и тут же приходит понимание - не помогло бы.
- Она здорова?
- Да, повелитель, - поспешно отвечает колдун. - Я проверил. Совершенно здорова и сможет стать матерью.
Вот еще, хочу ответить я, какой такой матерью. Я и замуж-то пока не собираюсь... но из сжавшегося горла вырывается только слабое "ик".
- Подойди, - кидает он в мою сторону. Колдун прищелкивает пальцами, и я, сама себе удивляясь, медленно подхожу к креслу. Останавливаюсь в двух шагах. Кожа горит под пристальным взглядом, я тихонько всхлипываю.
- Вот этого чтоб не было, - брезгливо морщится "полковник в отставке". - Девчонка не должна брыкаться. Сколько тебе нужно времени?
- Еще две или три ночи, повелитель... на самом деле больше, но это уже не имеет значения. Основное сделано, а окончательно привязать ее к нашему миру можно и после...
- Хорошо, - хозяин колдуна встает, тяжело опираясь ладонями о подлокотники. - На третью ночь, не считая нынешней, я жду ее у себя.
Что это значит, хочу заорать я... хлопает дверь, колдун переводит дух и оборачивается ко мне. Я снова икаю.
- Ну-с, приступим, - бормочет колдун. Два шага - и холодные пальцы щупают мою грудь, скользят по животу мерзкими гусеницами... словно заевший намертво переключатель наконец-то проворачивается внутри меня - шарахаюсь и визжу что есть мочи, аж в ушах звенит.
- Что ж ты такая беспокойная, - дедуля качает головой. - Надо тебе это притушить.
Его ладонь проворачивается в воздухе вьюном, замирает против моего лица. Медленно, завораживающе плавно опускается. Я снова могу только икать. Руки бессильно свисают... мерзкий старикан оглаживает мои плечи, спину... суетливые ладони соскальзывают на поясницу... ниже... ползут по бедрам...
Я икаю особенно резко, дергаюсь - и просыпаюсь.
Весь день я вздрагивала от любого громкого звука. Смутно помнилось, что ночью, во сне, после стука двери было что-то не просто страшное, а жуткое. Такое жуткое, что по сравнению с этим кошмаром даже совсем озверевшая перед командировкой Эдуардовна казалась белой и пушистой. Вечером я боялась даже подойти к своему дивану. Предложила посмотреть кино (от такого Танька фиг откажется!), потом взяла журнал и пошла на кухню - "чайку попить"... лишь бы не спать. В конце концов, уже под утро, я отрубилась прямо на кухне, уронив голову на журнал.
- Наконец-то, - колдун поднимает голову от лежащей на столе толстенной книжищи, пронзительно смотрит мне в глаза. - Думала не спать? Глупо. Перенос почти завершен... осталась малость, сущая малость.
- Что вам от меня надо? - сиплю, как полузадушенная, но уже шаг вперед, хоть такой голос прорезался!
- Пустяк, - хихиканье колдуна катается по лаборатории перестуком сухих горошин, - пустячок. Ничегошеньки такого, чтобы бояться. А теперь постой спокойно...
- Не буду я стоять спокойно, - я шарахаюсь от колдуна, жмусь к стене. - Не смейте меня трогать!
- Цыц! - пальцы колдуна звонко щелкают перед моим носом, и... я замолкаю. Остается только все плотнее вжиматься в стену, тщетно пытаясь сглотнуть закупоривший горло комок, и следить за руками колдуна. Прикоснется - лягну, решительно думаю я. Шевелиться вроде получается... на всякий случай переминаюсь с ноги на ногу и уже с полной уверенностью обещаю мысленно: запинаю нафиг! Но на сей раз дедок и не думает распускать руки. Он только что-то бормочет, то хрипло, то пискляво, и временами, смешно приподнимаясь на носочки и прищелкивая пальцами, выдерживает драматическую паузу. Скоро мне становится так скучно, что я решаюсь рассмотреть ту часть лаборатории, что видна за спиной колдуна: раньше я туда не глядела. Ого, да там окно! Сначала мне кажется, что оно забрано густой решеткой, но, приглядевшись, понимаю: рама такая, средневековая. Квадратики стекла сидят в решетчатом переплете, как в координатной сетке. А что, думаю я, экономично: влетит в такое окно камнем, - только одно стеклышко и менять.
Жаль, не разглядеть, что на улице: ночь... постой-ка, спохватываюсь я, что-то мне здесь лампочек на глаза не попадалось! Оглядываю стену рядом с окном: слева полки, справа - доски с крючочками. На полках - книги, коробочки, кувшинчики, бутылочки, бутылки и бутыляки, ряд ступок разного размера - фаянсовые, медные, деревянные. На крючочках - пучки трав, набор ножей: от маленького, похожего на скальпель, до тяжеленного тесака... а рядом - деревянная лопаточка, привычная алюминиевая шумовка (кажется, та самая, которой он пену снимал...), стальная двузубая вилка, три разнокалиберных половника и ложка на длинной ручке. Хоть сейчас борщ вари да картошечку жарь.
Мой взгляд останавливается на висящей у дверей замызганной бурой мантии, когда дедуля вдруг замолкает. Я вздрагиваю, напоминаю себе: "запинаю!" - а он выдыхает севшим, явственно усталым голосом:
- Ну вот, а ты боялась. - И добавляет снисходительно: - Глупая ты девчонка...
Я сглатываю. Снова бежит по спине мороз, я вдруг вспоминаю, что этот вот мультяшного вида дедуля снился мне всю неделю... может даже больше... каждую ночь...
- Самое трудное сделано, - колдун потирает сухонькие ладошки. - Теперь связь будет крепнуть... я бы сравнил это с цементом: чем дольше, тем сильней схватывается, тем нерушимей. Впрочем, тебе вряд ли интересны мои рассуждения. Ступай, на сегодня всё. Завтра проверим, насколько хорошо у меня получилось... подправлю, если слабо. И успокойся, - голос его меняется, полнится странной силой: - Слышишь, девчонка? Я, Гоброн, велю тебе успокоиться.
Я проснулась спокойной и умиротворенной. Странно: никогда не подозревала, что на кухонном столе, с журналом вместо подушки, можно так хорошо выспаться! Смутно помнились бормочущий колдун, клетчатое окно и набор ножей на стене. Приснится же такое, усмехнулась я.
И день прошел на удивление спокойно - если не считать того, что бабки у подъезда проводили меня рентгеновскими взглядами и зашушукались. Ну и ладно... я прошла мимо с гордо поднятой головой, а на работе весь день раскладывала пасьянсы и болтала с девчонками. Хорошо, когда начальница в командировке!
Вечером уставшая нервничать Танька умотала на дискотеку, а я решила нажарить блинчиков. И нажарила. Не люблю готовить, но под настроение у меня неплохо получается. А уж такого настроения, как сегодня, сто лет не было! Его не испортила даже Татьяна, заявившаяся домой во втором часу. Я, посмеиваясь, кивнула сестренке на блинчики и заявила, что теперь с чистой совестью могу отправляться спать. И легла, в полной уверенности, что сейчас увижу что-то очень хорошее...
Я понимаю, что уже видела этот сон. Вот эти ступки на полке, и разноразмерные бутыли, и координатную сетку окна, и украшающий стену набор ножей. И колдуна, что снимает сейчас с крючочка самый маленький, похожий на скальпель ножик. Вчера он обозвал меня глупой девчонкой и велел не бояться.
Я и не боюсь.
- Дай руку, - приказывает колдун, и я протягиваю ладонь без тени страха. Спокойно смотрю, как острое лезвие чиркает по запястью: резкая мгновенная боль заставляет вздрогнуть, но не пугает; с отстраненным интересом наблюдаю, как дедуля в мультяшной синей мантии собирает в стеклянный флакон брызнувшую кровь, проводит ладонью над порезом - и на месте ранки остается саднящая ярко-розовая полоска.
Так успокаивают незнакомую собаку, и, будь дело наяву, я бы оскорбилась. Но я помню, что это сон... наверное, здесь так надо...
- Пей, - колдун сует мне в руки простую белую чашку, и я пью - медленно, не отрываясь. Питье пахнет корицей, лавандой и чуть заметно - кровью. А на вкус - вода водой.
- Ты ведь уже привыкла здесь? - спрашивает колдун. Киваю: да. - Вот и хорошо, вот и умничка. Сейчас ты выслушаешь меня очень внимательно, поняла?
Снова киваю.
- Завтра ты взойдешь на ложе нашего повелителя, сиятельного князя Александера. Это великая честь. Ты должна быть ласковой и послушной. Поняла?
Киваю: ласковой и послушной, чего ж тут непонятного... далеко на задворках сознания мелькает мысль: а что, где поближе князь никого найти не мог?
- Это великая честь, - выделяя каждое слово, повторяет колдун. - И награда будет немалой. Только помни: ласковой и послушной. Поняла? Запомнила?
- Да, - шепчу я.
- Правильно, - кивает колдун, - самое верное слово. Только вот... говоришь ты его не так. Погоди... сейчас...
Дедуля отходит к полкам, позвякивает скляночками.
- Иди сюда. На, выпей.
Пью. Два глотка, разбавленная водой спиртовая настойка, прохладно-жгучая, терпкая...
- Вот так, вот и хорошо. Завтра твое "да" будет звучать как должно.
Я проснулась в тяжелой истоме. Вставать не хотелось... а хотелось, если честно, мужика. Да уж... засиделась ты, мать, в одиночестве, ехидно подумала я. Вот бы Игорька сейчас в гости... а Татьяна тем временем пусть валит на дискотеку. Эх, не вовремя он уехал. Ну ничего, вот приедет... в самом деле, сколько можно в друзей играть, ну прям как пионеры, честное слово!
- Ты встаешь или нет? - закричала из кухни не подозревающая о моих коварных планах Танька. - Время полвосьмого, опоздаешь!
- Иду, - простонала я, - ползу... что б я, блин, без тебя делала, солнце ты наше раннее...
За поворотом на Вишневую я невольно притормозила. Резанула тоска. Он сейчас отдыхает... а тут будь добра топай на работу, майся дурью целый день... я чуть не заплакала.
День прошел мимо, как в вязком сне. Какие-то глупые разговоры, сломанный кондиционер, небывало длинная очередь за кефиром, странные вопросы тети Нади из второго подъезда... ну да, небось баба Зоя уже наплела версий... Танька вернулась злая, улеглась носом к стенке... в общем, одни сплошные неприятности. Как оно обычно и бывает, если уж с утра пошло наперекосяк.
Я долго ворочалась, ругательски ругая духоту, комаров и умотавшего в горы Игорька - пока не приказала себе или успокоиться, или найти кого другого, на один вечер. Тоже мне задачка, если так уж разобраться...
И заснула с чувством наконец-то решенной проблемы.
- Вовремя, - тяжелый взгляд колдуна уже не пугает меня, мне даже интересно, что будет дальше. - Ласковой и послушной, помнишь?
- Да, - выдыхаю я. Вся истома этого дня накатывает разом, захлестывает с головой... колдун, зыркнув колючим рентгеновским взглядом, достает с полки широкогорлую пухленькую бутылочку. Выдергивает плотно притертую, увенчанную пошлым сердечком пробку, выливает на сложенную лодочкой ладонь мутно-белесую вязкую жидкость.
- Стой спокойно.
Я все-таки вздрагиваю от первого прикосновения. Просто эта штука такая холодная... но колдун хмурится и, коротко что-то бормотнув, прищелкивает пальцами.
Теперь я не могу пошевелиться. Ладони колдуна, несущие обжигающий холод и неистовый жар, по-хозяйски скользят по моему телу: грудь, шея, плечи... руки... спина... живот... бедра... оооо! Из меня рвется стон, в глазах темнеет, я хочу еще, еще, еще... хочу, чтобы крепкие мужские руки швырнули меня на кровать... даже нет - на пол... о да, я буду ласковой, еще какой ласковой... и послушной... я хочу быть послушной... хочу быть игрушкой сильного, добычей, хочу покорной жертвой расстелиться перед мужчиной, исполнить любую его прихоть, любой каприз... что угодно, лишь бы чувствовать на себе его руки!
Колдун снова щелкнул пальцами, и я упала на колени.
- Хочешь? - хмыкнул он.
- Дааа, - прохрипела я.
- Вот теперь звучит как должно. Вставай, пойдем.
За дверью - узкий, как кишка, коридор. Каменный пол, каменные стены, едва разгоняющие темень светильнички. Поворот, другой... дверь отворяется неслышно, колдун подталкивает меня вперед. И я вхожу в комнату, какую может, пожалуй, счесть роскошной человек с большими деньгами, но без тени вкуса.
Яркий - слишком яркий! - свет. Пушистый ковер - красно-синий, с золотым лебедем посередке, рисунок смазан, конечно, - какой может быть рисунок при таком ворсе?! Размалеванные красно-синими цветами стены и золотая лепнина у потолка. Изумрудно-зеленое (пфе!) шелковое покрывало с золотыми кистями по углам свисает с огромного дивана... я перестаю рассматривать комнату, что мне до ее безвкусной роскоши, я горю, во мне полыхает желание, и я пришла сюда, чтобы оно исполнилось. Рядом с диваном - низенький круглый столик, на нем серебряное блюдо с виноградом и абрикосами... сидящий на диване "полковник в отставке" - о да, я сразу его вспоминаю! - неторопливо причмокивая, поедает абрикосы. И сплевывает косточки прямо на ковер.
- Плод созрел, повелитель. Она твоя.
Колдун подает князю широкий тонкостенный фужер, до краев полный темным вином. Князь неторопливо отхлебывает, плямкает губами. Кивает мне:
- Подойди.
Я замечаю солдата у дверей... интересно, князь что, на глазах у подчиненных трахается? А, плевать... мне сейчас все равно.
Ковер щекочет ступни, и каждый шаг пробивает будто током. Швырни меня на этот ковер, ну же, плевать, что ты похож на переевшую жабу, а глаза твои - как два наглых таракана... я хочу быть послушной, хочу, чтобы сильный мужчина показал мне свою власть... хочу ощущать крепкие руки на горящей от желания коже.
- Ну, станцуй для меня, - цедит князь.
Я замираю. Что?..
- Ну?
- Я... не умею...
- Не умеешь танцевать для мужчины? Что за никчемная девица!
Сам ты никчемный, с неожиданной злостью думаю я. Будто мало, что я стою перед тобой, стонущая от страсти... разжигать тебя еще, импотент зажравшийся!
Князь, словно в задумчивости, кидает в рот виноградину, плямкает... кашляет, хватается руками за горло...