Самое трудное после войны столкнуться с тем, что то, что для тебя и многих важно и существенно, что ты был там, и там совсем другие правила игры, что в твоей душе навсегда выжгла свое тавро война и ты навсегда другой и отныне ты не сможешь смотреть ни на что в этом мире не сквозь призму прошедшей через твою душу грани между жизнью и смертью, для многих не только не важно, а скорее, они как тушканчики норовят скорее зарыться в свои норки.
Это, наверно, как в палате с обреченными больными, когда здоровые не могут смотреть в глаза лежащим, и стыдятся своего здоровья, своих дел и желаний. Объясняют себе, что неудобно перед ущербностью и обреченностью. Только боятся смотреть не от страха обидеть своим здоровьем, а от страха увидеть в глазах понимание того, что, то здоровье, которым ты кичишься и смерть, которой ты боишься - не более чем слова. Боишься же ты на самом деле не увидеть глаза смерти, а обжечься об понимание ничтожности и бессмысленности твоей сегодняшней значимости. Что мерило прочерченное предопределенностью конца покажет тебе, что все, еще отпущенные тебе годы ничуть не значимее одного последнего надрывно вырывающегося хрипа того, кто пусть даже только здесь, но осознал истинную цену жизни и ее форматов.
Так и те, кто не был, боятся прямого взгляда фронтовика, страшатся увидеть понимание, того, что вся твоя деловитость и суета его забавляет и цену ей он знает, как на самом деле знаешь и ты, только в отличие от тебя и твоих знакомых, он может и имеет право назвать вещи своими именами, сказать вслух эту правду, которой ты так боишься.
И наверно от этого линия фронта войны, после нее проходит незримо меж теми, кто знает, что это такое, и теми, кто струсил или не оказался. И для того, что бы быть по одну или другую сторону этой незримой грани не нужно формальной отметки в военном билете, а нужно иметь в сердце или не иметь маленький выключатель, этакий невидимый тумблер, который формулирует в жизни понятие "Наши". Который не даст тебе отсидеться в тылу или на дне окопа, когда придет час.
Который поднимет руку матери или жены не смахнуть слезу от жалости к себе глядя в сутулую спину уходящего на фронт, а перекрестит шепча непослушными одеревенелыми губами что-то большее, чем заклинание или молитву "... аси... ...ереги...". И горечь слезы так сильна и велика, что эти слезы высыхают и оседают комом в горле, а если вдруг прорываются, то проливаются вместе со зрением и глазами, забирают голос и слух, и навсегда впечатываются колдобинами на дорожке сердечного ритма...
Война, это кровь, грязь, копоть, смрад, все время скрипящий на зубах песок, заскорузлые узловатые пальцы, чувство постоянной немытости, тошнотворный запах тлена прорывающийся к обонянию даже сквозь обожженную известковой и пороховой гарью слизистую носа, словно стекающий по слезным каналам воспаленных глаз и снова кровь. Война, это дрожь пронзающая тело, когда понимаешь, что дрогнувший хруст под ногой, которой ты, не глядя, ступил, это может еще теплое тело, еще совсем недавно было живым и дышало. Война, это ошметки плоти стегающие по лицу, выбиваемые пулями предназначавшимися тебе и подбрасывающими тело твоего только что убитого товарища, который даже после смерти уберегает тебя как может, когда ты комочком страха вжимаешься в одеревенелый щербатый горячий асфальт и глохнешь от свинцового чавканья разгрызающего человеческую плоть. Война, это вскочить из-за укрытия и пробежать там, где только вчера у тебя на глазах сломалась перерубленная очередью полузнакомая мешковатая фигура, и этот шаг страшнее, чем шаг в пустоту из самолетного люка при парашютном прыжке. Война, это нелепая неправильность лиц детей, женщин и стариков, которых здесь не должно быть, потому, что война для защиты их, и они должны быть далеко в тылу, как можно дальше от взрывов, а раз они здесь, то значит ты - солдат не выполнил свое предназначение, не защитил, и испуг в их глазах жжет душу и лишает рассудка. Война, это запекшиеся потрескавшиеся сухие губы, закопченные и запыленные лица с коричневой каймой на нечищеных зубах хрипящих оскалов улыбок, и кругом железо, крашеное и вороненое, или рваной иззубриной торчащего из стены снарядного осколка, пропитанного злобой на то, что не нашел свою кровавую цель. Напоминающий, что смерть так близко, что становится естественнее чиха, над ней можно бравировать, можно бояться, но от этого она не станет ни ближе ни дальше, только выбор ее неподвластен никакому осмыслению, поэтому фатальность пропитывает все вокруг. А близость смерти делает жизнь четкой и полнокровной. Нет нужды думать о завтра, если его может не быть и каждый день живется весь, до донышка и цельно, без запасов и оглядки, радость от сегодняшней ромашки чудом уцелевшей на бруствере или от беззвучно плывущего на дне бесконечной небесной синевы перелетного клина охватывает все существо, как и горе от потери не оставляет места ничему кроме боли и желания покарать. И каждый новый шаг, каждый миг, это подарок, за который надо не забывать мысленно благодарить судьбу и каждый шаг и миг пропитаны значимостью, жизненной полнотой, и жизнь настоящая, во всех красках и полноте, контрастна и однозначна во всех проявлениях!
Я люблю памятники и монументы солдатам. Мне нравится, что может хоть мельком мелькнет в душе прохожего смутный образ солдата. Мне нравится, что по какому-то неписаному закону все памятники и монументы где изображен солдат так безлики своей академической правильностью и грубой стилизованностью скул угловатостью челюстей. Мне нравится это, потому, что нельзя говоря о солдате на войне говорить об отдельном пехотинце или артиллеристе. Не из-за его незначительности, а оттого, что солдат в принципе по самой логике своей не единица, он часть гораздо большего, он мазок на картине строя. И как не может быть лица у строя, так и монументы солдатам прекрасны своей безликостью, которая и должна ускользать, что бы каждый мог увидеть лицо того, кто был солдатом и кому может быть посвящен этот монумент.
Погибший на любой войне солдат, как и просто воевавший, не наемник- "солдат удачи" без рода и племени ошалевший от крови маньяк, а солдат, идущий в бой по приказу, взявший в руки оружие по присяге своей стране и народу, обязан быть почитаем и уважаем!
И слово "ЗАЩИТНИК" приложимо к нему и смысл его не в банальном удержании географических координат условной линии границы или фронта, которых зачастую и нет вовсе. Ведь милиционер или коп пытающийся со своим несчастным пистолетом или без такового противостоять нападающему и подготовившемуся с автоматом бандиту, как и пожарник лезущий в огонь или спасатель выколупывающий из руин заваленного не смотря на готовую сорваться и нависшую над ним самим еще только чудом не упавшую балку, тоже солдаты. Они тоже защитники.
И когда пытаются вопрос отношения к защитникам, а это понятие гораздо шире наличия фуражки или бескозырки на голове, переводить в политическую плоскость, в оценки статуса войны, в то, было ли это защитой от агрессии внешнего врага, и если было, то честь и хвала, а если не было, то этого солдата приравняем к бандиту и благодари, что тебе публичного "А-Та-Та" не делают. Ненавижу, когда солдата покровительственно называют "солдатиком", потому, что только дурак может это делать, потому, что только дурак не понимает, что солдат не проигрывает ни одной войны. И солдат исполнивший свой долг всегда победитель, а победитель никогда не нуждается в покровительственности или снисхождении.
Кто может не с высоты истории, а в гуще самих событий, не после анализа всех документов и хронологии событий, а когда вокруг хаос, кровь и взрывы развесить ярлыки о правости или неправости?
Все любители демагогии сразу хватаются за пример Отечественной войны. Гитлер плохой! Он напал вероломно и агрессивно! Но в корне всей этой камарильи лежит главное, он "НЕ НАШ"! Сейчас рассекречиваются документы, что Сталин тогда сам планировал встречную агрессию, генштаб был завален разработками планов "Нах дранк" на запад, и что не пошли бы советские войска на Вислу и Одер сами, первыми, получи они такой приказ? И это все политика.
А война в Афганистане? А погибшие в Вильнюсе? А Чечня с Дагестаном? А Вьетнам и Корея? А Фолк-Лендская операция в Атлантике? Практически вся внешняя разведка? А весь бурлящий не переставая ближний Восток?
Я о солдате. Которому "до дверцы" вся эта геополитика. Из танка не увидеть всю страну Израиль или Афганистан. Его рубеж не северный фронт, а этот конкретный бугорок, хоть через час могут объявить, что бугорок оказывается "Ихний", мол ошибочка вышла. Ошибка или не ошибка, только кровь на него сейчас может пролиться самая настоящая и красная. И от оценки правильности приказов и решений политиков не зависит плач невесты или горе родителей. Солдат "de facto" безгрешен, самим своим статусом. И он защитил других не только тем, что враг не будет попирать своими погаными ногами нашу землю, а уже тем, что занял место, на котором мог быть кто угодно из тех, кто даже оружие видел только в кино. И вместо пролитой крови этого солдата, могла быть кровь любого другого, кому бы так же дали в руки автомат и научили его заряжать, и этот другой так же был бы обязан этот бугорок защищать и поливать своей кровью такой же красной! Солдат- безликая, обезличенная статистическая единица, статист истории или ситуации, заложник социальной игры, где у него есть только одно право, следовать своей участи в пешечном ряду, случайно погибнуть или не менее случайно уцелеть, без права хоть что то решать. Но при этом в каждом частном случае, солдат это человек, такой же, оказавшийся здесь и сейчас статистом волею случая. И именно участие в распределении постов и мест ее величества Судьбы с подачи слепого случая, делает его защитником именно в том, что ты или любой из самых дорогих или знакомых тебе людей мог быть на его месте. И невозможно пенять на судьбу или пытаться избежать уготованного, никто не застрахован от попадания в единицы списка жертв или потерь. И нелепо убитая маньяком девушка, тоже защитила собой всех девушек, которые могли так же случайно оказаться сегодня на ее месте. Она такая же защитница, как солдат или пожарник, потому, что на месте спасаемого мог оказаться и ты. Вот почему я говорю о безусловном уважении и почитании погибших солдат.
Потому, что за монументом солдату я вижу всю шеренгу защитников, живых и погибших, избранных судьбой на этот подвиг!
Это не всем дано умереть "за что-то" или "потому что"! И величия и уважения достойно уже то, что никто из защитников не хотел умирать, всех их роднит то, что их смерть жертвенна. Это жертва должная насытить кровавую утробу случая, должная уберечь других от этой участи, и часто одна смерть защитника уберегает сотни и тысячи других. Наверно в этом святость солдата и подвига защитника! Потому, что всегда гибель солдата, это смерть невинной жертвы, жертвы случая и обстоятельств. И только величия добавляет то, что солдата обучают и готовят к этой жертвенной миссии.
Уважайте и почитайте солдата павшего или чудом уцелевшего в бою! Уважайте и почитайте всех защитников своих, уберегающих нас от жестокости ненасытной утробы случая, любой ставший невинной жертвой или спасающий ее- защитники-солдаты, подарившие тебе жизнь часто потеряв свою.
Помни об этом. Наша память то немногое, что можем дать мы им и их родителям и потомкам, как можем выразить свою благодарность. Помните и уважайте эту память! Уважайте себя, ведь ваша жизнь должна быть достойна этой памяти!
Я люблю памятники и монументы солдатам, это напоминание в суете дня о памяти, как единственного, чем мы можем ответить злобным ужимкам судьбы...