Герцогиня лежала в кровати, той самой, что привезла из Тэмворта. Ее установили в самых роскошных покоях Сейлор-хауса, состоящих из трех комнат. Когда-то их использовали при визитах членов королевской семьи. Спальню освободили от большей части мебели, чтобы разместить ту, что доставили из Тэмворта. Портрет герцога висел на стене, в том месте, откуда она всегда могла видеть его.
Поднявшись на второй этаж, она проковыляла по комнатам (старые ноги болели от долгого путешествия в сырости и холоде), осмотрела каждый уголок и, пока лакеи вносили ее пожитки, не переставала бормотать себе под нос. Слуги собирали мебель, горничные разводили огонь в камине, разглаживали свежие простыни на кровати, распаковывали одежду.
Она открыла резную дверцу одного из шкафов и провела пальцем по корешкам книг. Пыли не было, но она заметила несколько пятнышек плесени на кожаных переплетах.
- Книжная плесень! - Сказала она громко.
Затем герцогиня подошла к окну и выглянула наружу. Ее внимание привлекла капля воска на бархате драпировки. Она коснулась его костлявым пальцем.
- Дом рассыпается на куски, - сказала она окну.
Наконец, постель была застелена, и она легла. Слуги все еще сновали туда-сюда, чтобы принести Анне с Шарлоттой горячий суп, по ее особенному рецепту, а ей самой успокаивающий чай. Затем она послала сообщить Абигейл и Диане, что слишком устала, чтобы говорить с ними сегодня вечером, но встретится завтра утром. Экономке же сообщили, что старая хозяйка желает осмотреть весь дом сверху донизу, тоже завтра.
Энни обрядила свою старую хозяйке в ночную рубашку, распаковала ее шкатулку с драгоценностями и спустилась вниз в людскую. К завтрашнему утру герцогиня получит все сплетни.
*
Когда Бейтс вел Энни в столовую для слуг, уже пили вечерниц чай. Бейтс, чья по-голубиному надутая грудь выпирала вверх еще больше (если это возможно), усадил ее в лучшее кресло, свое собственное, у камина. Для всех слуг было очевидно, что эта некрасивая худая женщина была важной персоной.
Экономка тотчас подала ей чашку чаю, а кухарка умоляла попробовать лимонное печенье, хранившееся в банке для особах случаев, таких, как вот этот. Энни принимала все знаки почтения, как должное. Она была личной горничной, чтицей, наперсницей и утешительницей великой герцогини Тэмворт. Она много лет жила в этой семье, знала и хранила все ее секреты, добрые и дурные.
Молодых слуг представили и отослали по углам, старшие собрались вокруг Энни. Для них она была живым символом тех лет, когда был жив герцог, и когда его резиденция была наполнена самыми влиятельными людьми Лондона. Со смертью герцога, когда герцогиня собрала свои вещи и передала дом внуку и его матери, закончилась великая эпоха.
Когда чай был выпит, у огня вместе с Энни осталось лишь несколько избранных. Бейтс принес из погреба и откупорил бутылку вина. Начались воспоминания. Слуги помоложе подкрались ближе, чтобы послушать о временах, когда слава этого дома гремела по всему Лондону.
Король Вильгельм с королевой Марией приезжали сюда о воскресеньям пить чай и играть в карты. В таких случаях их экипаж сопровождали несколько голландских и английских гвардейцев в своих лихих алых мундирах. Горожане выстраивались по обе стороны улицы, чтобы поприветствовать или освистать карету, в зависимости от новостей о войне в Европе. Принцесса Анна всегда прибывала на прием со своей любимой фрейлиной Сарой Черчилль. Став королевой, она не изменила своих привычек.
Когда умер Диккен, в течении нескольких недель к воротам приносили охапки перевязанного черным крепом розмарина. Год спустя то же самое повторилось с Уильямом. Герцог, воевавший в то время вместе с генералом Мальборо в Европе, привез домой части тела своего сына, те, которые смогли разыскать.
Он сильно переменился, но герцогиня была сильна. Каждая из смертей могла сказаться на ее теле, но не сломила дух. Именно она уговорила герцога не уходить на покой, а остаться на военной службе. Он был нужен на войне против великого тирана короля Людовика XIV.
И два года спустя, жители Лондона толпились перед украшенными цветами воротами, смеялись и плакали и приветствовали герцогиню, которая после новости о великой победе при Лилле, появилась у окна и приветствовала народ.
Королева приехала в своей карете, а толпа бросала цвты под копыта лошадей. С утра до позднего вечера дом был полон гостей. Герцогиня занимала место мужа при дворе.
Но потом умер Джайлс, и герцог вернулся домой. Все видели, что он болен. И тогда герцогиня увезла его в Тэмворт-холл. Большой дом на Пэлл-Мэлл пустовал, слуги жили в ожидании возвращения хозяев. Герцог так и не вернулся, это герцогиня привезла сюда его тело. И целых три дня оно лежало в Сейлор-хаусе, чтобы сотни и сотни людей могли пройти мимо, отдавая почести любимому герою Англии, человеку, известному своей добротой, честностью и щедростью.
Слуги работали до изнеможения - последний жест благодарности по отношению в своему возлюбленному господину. Каждая тарелка сверкала, каждый кусочек серебра сиял. Дом был великолепен, как никогда. Столы ломились от жареного и тушеного мяса, от рагу, пирогов, желе и пирожных. Каждая комната, каждое окно, каждая дверь были задрапированы черным крепом.
Каждому важному гостю была предложена еда, отдых и траурная книга для подписи. Хозяйство работало быстро, тихо и эффективно, как всегда хотела герцогиня. Когда ушел последний гость, а тело герцога подняли на катафалк, запряженный шестеркой лошадей с черными султанами на головах, хозяйка собрала всех слуг. Она поблагодарила их за службу и преданность. Она пожала руку каждому из них, дала им денег из собственного кошелька и назвала каждого по имени.
Она сказала, что поймет, если кто-то захочет уйти, но она надеется, что они будут так же честно и преданно служить молодому герцогу. И они остались. Они были верны и дому и семье. Сейлор-хаус принадлежал им наравне с Тэмвортами. Это был их дом.
В комнате стало тихо. Энни размякла от воспоминаний. Экономка утерла глаза. Они еще качали головами, когда те молодые слуги, что остались послушать, встали, зевнули, закатили глаза от этой неприкрытой сентиментальности и ушли спать.
Энни пообещала экономке дать заветные рецепты герцогини для стирки белого кружева и починки фарфора. Экономка кивнула. Они с Бейтсом, старшей горничной и кухаркой собирались рассказать Энни все, что знали о нынешнем кризисе с мистрес Барбарой и леди Дианой. Это было не то, что можно обсуждать в присутствии молодых лакеев, которые ничего не знают о настоящей преданности.
Но для тех немногих, кому было не все равно, семья наверху была их семьей. И мистрес Барбара покорила своей добротой и жизнерадостностью на только маленькую Мэри, но и этих стариков.
*
Герцогиня лежала в постели и думала. Огромные подушки подпирали ей спину, любимый кружевной чепчик, больше похожий на блинчик, покоился на голове. Одна ее рука поглаживала Дульсинею, измученную заточением в карете с двумя шумными детьми и необходимостью отправлять свои естественные надобности на мраморном полу холла. Другая лежала на золотисто-рыжих волосах Барбары, которые Энни лично расчесала до блеска. Девушка спала рядом, одетая в белоснежную ночную рубашку, ее волосы рассыпались по подушке, а рука сжимала край бабушкиного халата.
Герцогиня едва могла вынести одного взгляда на ее исхудавшее и покрытое синяками лицо. Ей пришлось держаться изо всех сил, чтобы не разорвать Диану и Абигейл на куски. Но это будет позже, когда она узнает больше, чем то, что среди рыданий успела изложить ей Барбара.
- Ну, юная леди! - Огрызнулась она, скрывая за раздражением свою любовь и беспокойство, а еще боль в ногах. - Как я понимаю, вы вели себя совершенно неподобающим образом.
Она наблюдала за лицом Барбары. Не слишком ли много свободы я дала этой девчонке? Правильно ли я ее воспитывала? Господи Иисусе, неужели это еще одна моя ошибка? С губ Барбары срывались обрывки истории. Она не щадила никого, и меньше всего себя.
- И вот я, бабушка... у его двери. И я вошла внутрь. Ох, бабушка, я знаю, меня нужно побить еще сильнее... но я так люблю его! Он такой добрый. Пожалуйста, сделай все правильно! Я знаю, ты можешь!
Герцогиня никогда не видела внучку такой не похожей на себя, когда девочка беспомощно всхлипывала и вздрагивала всем своим худым телом. Исчез счастливый, уверенный в себе ребенок, которого она вручила Диане, и на месте его было вот это...
- Я... я не знаю, что со мной, - говорила Барбара. Она пыталась вытереть текущие по лицу слезы. - Конечно, бабушка, я сделаю, как ты скажешь.
И она рыдала, прижавшись к герцогине. Старуха гладила ее по голове и размышляла. Что-то пошло не так с финансовыми договоренностями, да? И поэтому Барбара пошла поговорить с Роджером лично, так? Поведение девушки шокировало. Если бы она не выглядела такой жалкой и не плакала так горько, герцогиня сама бы ее высекла. Но вместо этого, она только тихо вздыхала, поражаясь импульсивности и пылу юности. И наивности Барбары. И отсутствию собственных моральных устоев.
Завтра она позовет повара и обсудил специальное меню для Бпрбары. Надо вернуть какое-то мясо на кости этой девочки. Она пройдет по дому, и послушает, что скажут остальные участники этой драмы. Она даже навестит Роджера, но не завтра. Нет. Еще рано.
Она улыбнулась при мысли о смущении и смятении остальных - Абигейл, Дианы... может быть, Тони, если у него хватило мозгов принять в этом участие. Если бы не разбитое сердце Барбары, она с удовольствием посмотрела бы, как они юлят перед ней. Господи милостивый, как же она ненавидела двурушничество! Ричард научил ее презирать ложи и обман. Она приняла его взгляды, хоть и не обладала его врожденной любовь и состраданием к ближним. Она была безжалостной и мстительной богиней. Ну и наплевать. Ни Абигейл, ни Диана, ни даже Роджер не имели значения.
Единственным человеком, кто имел значение во всей этой неразберихе, была Барбара, ее любимая и самая дорогая внучка. Боже милостивый, даже то, что Барбара пришла к Роджеру без компаньонки, не имело значения.
- Я слишком стара... - подумала герцогиня, - чтобы заботиться о мнении общества, в соответствии с которым воспитала своих детей.
Но не Барбару, нет. Барбару она любила всем сердцем. Эта девочка была даром, который Господь послал ей, чтобы помочь справиться с утратой Ричарда. И она сделает все, чтобы ее внучка была счастлива. И горе мужчине, женщине, ребенку, которые попытаются остановить ее. Сознание своей безжалостности принесло облегчение. Ее разум постепенно успокоился, и она расслабилась, лежа между кошкой и спящей внучкой.
Сон витал на краю сознания, укрывая всех своим большим теплым плащом. Ей казалось, что Ричард - не тот добрый и нежный незнакомец, с которым она прожила последние четыре года - но Ричард-мужчина, Ричард- любовник, молодой, красивый, пылкий, присел на край кровати и смотрит на нее.
Наверное, она задремала.
"Это наш дом, - подумала она на пороге сна, - дом нашей славы".
Она заснула с улыбкой на лице.
*
На следующее утро, задолго до того как Абигейл и Диана начали ворочаться в своих постелях, она уже проводила тайный осмотр дома. Абигейл не была его хозяйкой, она была управляющей, причем не очень радивой и умелой. Энни писала записки, которые сегодня днем лакеи Абигейл разнесут по всему Лондону друзьям и знакомым: герцогиня Тэмворт в Лондоне и она принимает посетителей.
Завтра днем колокольчик над дверью будет звенеть, не умолкая. Посланцы буду доставлять цветы и приглашения - все для нее.
Может быть, она и удалилась из города, но не совсем ушла от дел, и пора Абигейл это напомнить. После обеда она собиралась взять всех своих внучек - Барбару, Мэри, Анну и Шарлотту - и отправиться в Сент-Джеймс-палас. У нее было чувство, что Ее Величество, даже будучи очень занятой, найдет время повидаться с ней, и она была в ярости, что Барбара все еще не представлена ко двору. Это не будет официальным приемом, но напомнит всем о родственных связях девочки.
Затем они остановятся на Новой бирже и купят новогодние подарки. Завтра праздник, а у герцогини не было подарков для друзей и семьи... кроме одного иди двух, которые она намеревалась поднести Диане и Абигейл в ближайшее время.
Теперь она ждала Тони. Ей было что сказать молодому герцогу.
- Бабушка, - нерешительно произнес он, подходя к ее креслу.
Она вздохнула, наблюдая за ним. Он не унаследовал красоты отца и деда. Это был второй герцог Тэмворт, наследник всего достояния, что накопили они с Ричардом. Этот мальчик получил наследство Диккена и его маленького сына. Сын глупой Абигейл, наименее любимый из ее внуков. Не проворным достается успешный бег, не храбрым победа, думала она, глядя на Тони. Не мудрым - хлеб, и не у разумных - богатство, и не искусным - благорасположение, но время и случай для всех их (1). "Я не был добра к нему, - подумала она. - Ричард был добр..."
- Бабушка. Вы хорошо себя чувствуете?
- Конечно, хорошо. Не стой и не смотри на меня, мальчик. Поцелуй меня. Сюда!
Она властно коснулась пальцами рта. Тони с серьезным видом наклонился и поцеловал ее. Потом быстро отступил назад, словно боялся удара трости.
- Сядь, - приказала она. - Барбара рассказала, что ты для нее сделал. Благодарю. Я благодарна, тронута и удивлена. Ты лучше, чем я думала?
- Нет, бабушка. Я уверен, что нет.
К ее удивлению, он заговорил полными предложениями.
- Чушь. Ты внук Ричарда Сейлора. Не самый старший, но тем не менее, его внук. Я хочу поблагодарить тебя за заботу о Барбаре. Я думала, что ты под каблуком у матери. Я ошиблась насчет тебя, мальчик. Признаю это. Я горжусь тобой, Тони. Ты вел себя, как джентльмен. Ты вел себя как настоящий внук Ричарда Сейлора!
Лицо Тони с каждым ее словом становилось все краснее и краснее. Он пробормотал что-то, герцогиня расслышала лишь "сделал, что должен" и "Барбара тоже".
Она смотрела на него, прищурившись. Что он имел ввиду? Неужели... Барбара покорила его сердце, сердце, которое Абигейл хранила у себя под замком?
- Громче, мальчик, - приказала она. - Скажи уже.
- Люблю Барбару, бабушка, - сказал он. - Уже несколько недель. Сразу, как увидел. Женюсь на ней, если лорд Дивейн откажется. Будь он проклят, если этого не сделает.
"Боже милостивый, - подумала герцогиня, - и что здесь творится? Тони и Барбара. Они были кузенами, но это законно. И это сделает Барбару герцогиней Тэмворт. Но Тони и так был герцогом, ему нет выгоды в этом браке.
- А как к этому относится твоя мать?
Тони посмотрел на пряжки своих туфель.
- Понятно, - сказала герцогиня. - Ты же знаешь, что Барбара питает к лорду Дивейну глубокие чувства, не так ли?
Тони кивнул и в неожиданном порыве красноречия выдал:
- Я ее не виню. Красивый мужчина. Элегантный. Совсем не такой, как я. Но я люблю ее, бабушка, и могу позаботиться. Я буду.
- Тони, - улыбнулась герцогиня. - Поцелуй меня еще раз. В конце концов, ты сын своего отца. Нет, я не даю тебе разрешения ухаживать за Барбарой. Слишком рано. Но я люблю тебя за это. А теперь иди.
*
Абигейл в очередной раз вытерла потные ладони. За последний час в дом прибыла пятнадцать гостей, и это еще был не предел. После шести вечера стук в дверь не прекращался, всякий раз это было что-то для герцогини: цветы, подарки, приглашения, красные розы лично от короля. Как все узнали, что она в городе, если приехала она только вчера? А сегодня Абигейл пришлось потратить полчаса, выслушивая объяснения экономки, которая заявила, что сделала все, что могла, и если...
Если герцогиня Тэмворт не довольна ее службой, она подаст в отставку. И это перед главным приемом!
И мало ей хлопот, так еще Анна, Шарлотта и Мэри (Мэри!) пробрались на кухню и съели большую часть приготовленных на вечер засахаренный фруктов, так что кухарка потом ругалась на чем свет стоит минут двадцать. Ужин испорчен, и она не может работать в таком плохо организованном хозяйстве.
Абигейл успокоила экономку и кухарку. Затем послала за малолетними преступницами и поговорила с ними очень строго, но всякий раз, когда она бросала взгляд на Анну с Шарлоттой, у нее дергался глаз. Она не могла его контролировать.
Всякий раз, когда она вызывала лакея, чтобы доставить свою корреспонденцию, она обнаруживала, что он занят доставкой герцогини. Герцогиня отсутствовала весь вчерашний день, забрав с собой Барбару и Мэри, причем даже не сказала, куда едет. Но тем не менее, старуха нашла время поговорить с Тони и превратить экономку в отбивную котлету.
А теперь Абигейл вызывали в покои свекрови за час до прибытия гостей. Она снова вытерла руки и оглядела себя в зеркало. Она выглядела царственно, величественно, зрело. Темно-синее бархатное платье было украшено белыми кружевами вдоль выреза и на рукавах. Грудь была загримирована так же тщательно, как и лицо, а сапфиры красиво сверкали на белой коже.
Она делала то, что считала правильным, то, что будет лучше для всех. Она просто предположила, что условия Роджера несправедливы. Не больше, не меньше. Она предложила найти мужа лучше и моложе. Она была - и вполне естественно - оскорблена поведением Барбары. Но она не поднимала руку на девушку. Ей не в чем себя обвинить. Не в чем! Конечно, чувства Тони к Барбаре были результатом родственной близости. Они пройдут, когда девушка вернется вместе с бабушкой в Тэмворт.
Слава Богу, герцогиня не могла знать ничего такого... Абигейл в очередной раз вытерла ладони. Ей не в чем себя винить. Она сделала все, что было в ее силах.
- Я поступила так, как считала нужным, матушка Сейлор, - сказала она, остановившись перед герцогиней, царственная и спокойная в своем синем платье.
Ее мясистое лицо ничего не выражало. Но ее бесило, что герцогиня восседает за столом, как королева, а она сама должна идти к ней через всю комнату и, как ребенок, ждать, пока с ней заговорят. Но она ничем не выдавала своего раздражения. Это сыграло бы на руку герцогине.
Она спокойно и рационально объяснила свою позицию. Монтджоффри был слишком старым. Он имел репутацию распутника. Она верила, что Барбара не готова к его образу жизни, что она будет сломлена.
- А Бентвуд? - Рявкнула герцогиня.
- Бентвуд? - Эхом отозвалась Абигейл, и в животе у нее что-то сжалось.
- Ты не имеешь никакого интереса к Бентвуду? - Темные глаза старухи словно стремились прожечь Абигейл насквозь.
Абигейл постаралась не думать о том, что эти глаза видят ее душу до самого донышка. Она осторожно объяснила, что просто предложила Диане провести более тщательную оценку и не продавать землю дешевле ее реальной стоимости. Не больше, не меньше. У нее не было личного интереса к земле. Совсем никакого. Она пыталась исполнить свой долг по отношению к племяннице. Абигейл украдкой вытерла руки и платье, каким-то чудом ей все еще удавалось смотреть на свекровь невозмутимо.
- Как ты думаешь, Абигейл, что теперь будет с Бентвудом?
Она пожала плечами. Конечно, это не ее дело.
- Незастроенная земля немногого стоит. Диане следует продать ее и использовать наличные деньги для приданого Барбаре.
- Если земля ничго не стоит, зачем ты советовала Диане отказать Роджеру?
Она хотела, чтобы Диана получила за землю твердые деньги. Она не хотела, чтобы переговоры зашли в тупик. Но опять же, она не слишком расстроилась, потому что не считала Роджера Монтджоффри подходящим для Барбары мужчиной. Он тоже...
- Спасибо, Абигейл. - Перебила герцогиня. - Передай Диане, что я устала. Пусть зайдет вечером. Передай своим гостям мои поздравления и скажи, что я желаю им благополучия в новом году. Сегодня я не спущусь вниз.
Герцогиня откинулась на спинку кресла. Абигейл при всей своей недалекости и жадности обладала толикой здравого смысла. Роджер, каким бы богатым он ни был, являлся не самым подходящим мужем для Барбары. На ум ей снова пришли обрывки сплетен. В прежние времена он легко переходил от одной женщины к другой - любезный, смеющийся, очаровательной, но неверный.
Диана сказала, что он успокоился. Кто знает. Будет ли правильно для Барбары выйти замуж за этого человека? Он слишком стар для нее. Слишком стар, чтобы измениться. Возможно, такова воля Господа. Может быть, ей следует увезти Барбару обратно в Тэмворт и дать ей еще год, чтобы выплакать свое разочарование.
Кто-то поскребся в дверь. Энни взглянула на герцогиню. Вид у той был усталый, служака покачала головой, но хозяйка сделала знак открыть дверь. Вошла Барбара с пакетом в руках, он был завернут в ткань и перевязан лентой. Сегодня на взгляд герцогини девочка выглядела лучше. Все еще худая и бледная, но лицо ее посвежело. Но, когда Барбаре казалось, что за ней не наблюдают, в глазах ее появлялось такое тоскливое выражение, которое насквозь пронзало старое сердце герцогини.
Герцогиня распахнула объятия, Барбара подбежала и уткнулась лицом ей в плечо.
- Ты идешь на праздник к Абигейл? - Старуха нежно погладила лицо внучки.
Барбара покачала головой:
- Тетя все еще сердится на меня. И, честно говоря, бабушка, мне не очень хочется праздновать. Я сделаю реверанс перед гостями и уйду к девочкам. Я пришла, чтобы одать тебе подарок, просто не хотела, чтобы он затерялся среди остальных. Вот, бабушка, с Новым годом!
Внутри была пара темно-зеленых перчаток, мягких, как розовые лепестки.
- Понюхай их, бабушка.
Герцогиня поднесла их к носу. Кожа пахла жасмином.
- Это любимый запах Роджера.
Опять Роджер. Герцогиня отложила подарок, жестом велела Барбаре наклониться, обхватила лицо девушки руками и поцеловала в обе щеки. Она еще несколько секунд смотрела в темные глаза девушки, прежде чем отпустить ее.
- Ваша бабушка устала, - проворчала Энни со своего стула.
- Выйди, Энни, - приказала герцогиня. - Мне нужно поговорить с Барбарой наедине.
Они подождали, пока Энии закроет за собой дверь. Затем Барбара повернулась и посмотрела на герцогиню. В ее глазах светилось такая надежда, что старуха опешила.
- А что, Барбара, если я скажу тебе, что лучше оставить все, как есть?
Прежде чем она успела закончить фразу, девушка упала перед ней на колени.
- Нет, бабушка! Я так его люблю. Я умру без него.
- Ты его не знаешь, дитя мое! - Сказала герцогиня, взяв Барбару за руки.
У той в уголках глаз уже стояли слезы. Она упрямо покачала головой.
- Отпусти его во Францию, - настаивала герцогиня. - Вернись со мной в Тэмворт. Я договорюсь о вашей переписке. Это даст тебе время узнать...
- Если он уедет, я потеряю его, бабушка! Я это сердцем чувствую. А если я его потеряю, наверное, я умру.
Старуха молчала. Эта девочка стала совсем другим человеком, кем-то незнакомым. Когда-то она знала каждый уголок ее сердца. Или нет? Глубина и искренность чувств пугала старую женщину. Очевидно, что было одно решение - то, которое хотела Барбара.
Прошлой ночью все казалось легким. Сегодня возражения Абигейл вызвали в душе герцогини сомнения. Женщина принадлежит мужу телом, душой и всей своей собственностью, как только они поженятся. Если он окажется пьяницей, развратником, жестокой скотиной, жена должна будет смириться со своей участью. Заботливые родители старались выбрать человека вменяемого и разумного, который мог быть добр к их дочери. Однако, многие согласны были продать своих дочерей тому, кто больше заплатит, тому, у кого выше титул и больше денег. Это было соревнование за лучшую сделку.
Сейчас заплаканное лицо Барбары неприятно напоминало герцогине молодую Диану, которая много лет назад так же настаивала на своем выборе.
- Бабушка, пожалуйста! Я знаю. Что ты можешь все исправить...
- Ба! Иди, Баб. Я утомила меня своими слезами.
Утомила и напугала. Она приехала сюда, чтобы помочь своей девочке, но теперь... она не знала, что будет лучше. Очевидно, следует увидеть Роджера собственными глазами, прежде чем принять решение.
Она действительно устала, а ее ноги... эти предательские ноги, которые вечно напоминали о ее слабости, старости и болезнях, уже начали ныть. Сегодня она весь день прыгала, как девочка. Придется расплачиваться за это ночью и завтра днем. Придется провести почти весь день в постели.
Но это было хорошо, потому что она нуждалась в передышке.
*
По всему Лондону и Вестминстеру звонили церковные колокола, возвещая приближение года 1716 от рождества Господа нашего. Колокола будут звонить и в полночь и завтра утром, призывая людей праздновать Новый год. Все, кто мог позволить себе новую одежду, наряжались для посещения королевского приема, для визита к друзьям и родственникам, для карточных и прочих вечеров.
Ровно в полночь люди распахнут двери по всему городу, чтобы выпустить старый год и впустить новый. Все будут ждать знаков, указывающих, каким будет этот год - если первым гостем будет темноволосый мужчина, это к удаче, если женщина - к неудаче. По старой традиции гадали на семейной Библии, пытаясь в наугад названном стихе распознать приметы успеха или убытка.
Роджер с друзьями стояли вокруг огромной серебряной чаши. В ней приготовили традиционный эль "овечья шерсть", сдобренный мускатным орехом, сахаром и жареными яблоками. Ножку чаши оплетала гирлянда из розмарина, украшенного синими и золотыми лентами.
Уолпол и Карлайл, Уайт и Монтроуз, Таунсенд с женой, Кэтрин Уолпол, герцог и герцогиня Монтегю, а так же Карр Херви подняли вверх кружки с дымящимся элем и воскликнули:
- Васс Гейл, олд Сакс!
Смысл этого жеста никто уже не помнил, люди просто следовали старинному обычаю. Все уже были навеселе и к полуночи собирались напиться еще больше.
Кэтрин Уолпол попыталась поймать взгляд Роджера, но он говорил с ее мужем. Тогда она повернулась к улыбающемуся Карру Херви и подняла кружку. За Новый год пили без тоста. Никто не упоминал о провале брачных планов Роджера.
Казалось, ему было все равно, словно Бентвуда никогда не существовало. Он говорил только о Франции.
- Я могу уехать на несколько лет, - заявил он. - Возможно, я захочу исследовать мир.
- Это в тебе говорит "овечья шерсть", - ответил Уолпол.
- Какое разочарование, - заметил Карлайл, но его никто не слушал.
*
Барбара сидела на кровати. За окнами звонили колокола. Ее личная Библия, изготовленная специально для нее, лежала рядом. На мягкой коже ее переплета золотом были вытиснены гербы Тэмвортов и Олдерли. Мэри, Анна и Шарлотта с широко открытыми от волнения глазами, сидели напротив нее. Барбара обещала в полночь погадать им и заверила, что всех ожидает только счастье.
Сейчас ей просто хотелось упасть и закрыть глаза. На сердце у нее лежала такая тяжесть, что каждый его удар болью отдавался во всем теле. Если она переживет это, если не умрет, они никогда-никогда не будет любить снова. Это было слишком больно. И не важно, за кого ей придется выйти замуж; пройдут годы и годы, прежде чем она поправится.
- Баб, теперь очередь Мэри, - сказала Шарлотта.
Барбара протянула Библию Мэри, которая, зажмурив глаза, открыла книгу и ткнула в страницу пальцем.
- Блаженны кроткие, - прочла Барбара, - ибо они наследую землю.
Мэри выглядела разочарованной. В стихах Анны говорила о блуднице, и это ужасно их всех шокировало и взволновало. У Шарлотты были огонь и змеи - очаровательно и страшно. И непонятно.
- Теперь ты, Баб, - сказала Шарлотта. - Давай.
Барбара закрыла глаза, пошуршала страницами и ткнула пальцем.
- Все суета сует, сказал Екклесиаст, все суета.
Она едва смогла дочитать до конца. У нее перехватило горло. Ей так не хотелось омрачать девочкам новогоднее веселье, но она упала на постель и прикрыла лицо рукой. Девочки переглянулись.
- Роджер, - одними губами произнесла Мэри.
Две других кивнули. Все они были наполовину влюблены в Роджера, просто за компанию с Барбарой. Анна подобралась к Барбаре и положила ее голову к себе а колени.
- Я люблю тебя, Баб, - тихо сказал она, вытирая слезы со щек сестры.
Мэри и Шарлотта гладили ее руки. Барбара чувствовала, как слезы струйкой стекают из уголков ее глаз на платье Анны. Когда же пришла эта боль? Всего несколько месяцев назад она смотрела, как плачет Джейн и не понимала ее горя.
Тогда она была ребенком. А теперь нет. Роджер, подумала она. Мне понадобится много времени, чтобы разлюбить тебя.
*
Герцогиня лежала в постели, Дульсинея свернулась калачиком рядом с ней. Она поводила ушами всякий раз, когда снизу доносился взрыв смеха и крики. Должно быть, гости Абигейл опустошили уже третью чашу "овечьей шерсти". Новый 1716 год. Воспоминания наполняли ее, как "овечья шерсть" наполняла гостей Абигейл.
Вот уже пять лет как нет Ричарда. Тогда Барбара была маленькой девочкой. Теперь она стала женщиной с женским сердцем и женскими потребностями. Дети, дом и - если повезет - муж, которого она сможет полюбить. Но это случалось так редко. Она с Ричардом были особенными. Господи Иисусе, какими особенными.
Лежа в этой постели, она вспоминала молодого Ричарда, таким, каким увидела его в первый раз. Что она делала? Она была во дворе. Кажется, была весна. Память отразила голубое небо, пение птиц, зеленые деревья. Ей было восемнадцать. Не замужем.
Она утешала ребенка. Какие-то мальчишки дразнили мальчика помладше, и она увидела, что он плачет. Со внезапной вспышкой ярости - она была та еще колючка, вспыльчивая, сердитая; а что делать, если она мечтала вырасти красавицей, как мать, а зеркало упорно показывало ей худую некрасивую женщину - она прогнала их и встала на колени, чтобы утешить малыша. Она и сама чуть не плакала от сострадания и тут почувствовала чей-то взгляд.
Она вскинула голову и увидела молодого человека, который смотрел на нее сверху из окна. Он улыбнулся, и улыбка его была прекрасна, такая нежная и добрая. Она смутилась, вскочила и пошла прочь. У него был красивый рот, прямой нос, чистая кожа - на такого мужчину любая посмотрит дважды.
В тот день она впервые увидела его, а он ее. Через два года они обвенчались. Родственники предупреждали, что он охотится за ее приданым, что она дура. Они шептались и смеялись у нее за спиной. Этот брак ничего не принесет семье, говорили другие. Отец был шокирован. Потом он злился. И, наконец, смирился. Ее отец, который никогда и никому не доверял, полюбил Ричарда, как собственного сына.
Ричард обещал отцу, что восстановит состояние и власть своей семьи, а она...? Она видела его честолюбие и честность, но правда была в том, что она была безумно влюблена. Ее подруги были замужем по пять-шесть лет, имели детей. По правде сказать, ей ужасно хотелось переспать с ним.
Когда Ричард поцеловал ее в первый раз, губы его были как огонь и мед. Тогда она знала, что должна быть осторожна и не давать ему слишком много власти над ней. Но он любил ее, и в этом была его сила.
Чего она хотела для Барбары? Такого же мужчину, как Ричард. Но к тому времени, когда они решили пожениться, она уже понимала, каков он: добрый, честный, преданный. Барбара же ничего не знала о Роджере, и все же ее сердечко тосковало по нему.
Возможно, герцогине следовало поверить сердцу Барбары. Время покажет. Она хотела бы, чтобы Барбара была старше, а Роджер моложе, и чтобы Ричард дожил до этого дня.
Но Ричард был уже стар, очень стар. Человек, которого она похоронила, заботился о розах в саду. Он каждый день ходил на могилы сыновей и плакал. Сколько раз ей приходилось отправлять Перримана, чтобы тот нашел хозяина и привел обратно домой. Тот человек ничем не мог ей помочь, да и никто не смог бы.
Ей придется верить в себя и Господа. Больше ничего не оставалось.
*
Герцогиня попросила членов семейного совета собраться в библиотеке. Был полдень первого дня нового года. Она приняла решение. Или, по крайней мере, часть его. Остальное зависело от Роджера. Его очередь придет следующей.
Она ждала их, сидя в кресле с Дульсинеей на коленях. Под библиотеку отвели небольшую комнату, выходящую на длинную галерею, что проходила на уровне третьего этажа вдоль всего северного фасада дома. Книги в кожаных переплетах, как маленькие солдатики, выстроились ровными шеренгами на полках. Ричард очень гордился ими. Встроенный в углу набор ящиков с откидывающейся крышкой легко превращался в письменный стол.
Сейчас этой комнатой почти не пользовались. Тони не увлекался чтением, а у Абигейл были другие интересы. В угольной жаровне горел огонь, но теплый воздух не мог изгнать запаха плесени. Герцогиня сидела рядом со встроенным бюро. Она опустила крышку и провела пальцами по его краю, где Ричард перочинным ножом вырезал ее имя, Алиса. Смешной и по-школьному глупый поступок для мужчины сорока с лишним лет.
Кто-то нервно кашлянул. Дульсинея спрыгнула с колен и подошла к сэру Перси Уилкоксу, старшему партнеру адвокатской конторы, которая много лет обслуживала Сейлоров. У сэра Перси было сухое вытянутое лицо и бородавка на кончине длинного носа.
Дульсинея потерлась о его ноги, сэр Перси снова закашлялся. Герцогиня жестом предложила ему сесть. Он так и сделал, а кошка запрыгнула к нему на колени. Он небрежно погладил ее, а потом столкнул на пол. Явились Абигейл, Тони и Диана со все еще припухшими веками. Слишком много "овечьей шерсти".
Герцогиня, однако, чувствовала себя хорошо. Она провела в постели весь предыдущий день, распечатывая свои письма. Все хотели ее видеть: Луиза, Лиззи, Сара Черчилль, леди Честерфилд, миссис Клейтон. А еще были подарки: ленты, мушки, коробки с румянами, цветы, духи, булавки. Все очень красивое и дорогое.
Герцогиня ждала, пока не закончатся приветствия, поклоны, рукопожатия. Затем все уселись и уставились на нее. Чувствуя, к кому приковано общее внимание, Дульсинея вернулась к хозяйке.
- Документ у тебя, Диана? - Спросила герцогиня.
В комнате сгущалось напряжение. Диана кивнула. Она не сделала ни единого движения, чтобы отдать матери сложенный вчетверо желтоватый лист пергамента. Абигейл смотрела на герцогиню, как зачарованная.
Герцогиня протянула руку. Диана уставилась на эту руку, словно не понимая, чего от нее ждут. Всем в комнате было очевидно, что она не хочет этого делать. Затем она медленно наклонилась вперед и вложила документ в пальцы матери. Герцогиня передала пергамент Уилкоксу, который мельком проглядел ее, снова откашлялся и начал читать вслух.
- "Я, Алиса Маргарита Констанс Верней Сейлор, баронесса Верней, графиня де Лермонт и герцогиня Тэмворт, передаю землю, именуемую Бентвуд, моей внучке Барбаре Алисе Констанс Олдерли в приданое при заключении ее брака. Подписано ноября седьмого дня 1715 года в присутствии Энни Смит и Джеймса Перримана"
Он закашлялся и замолчал. Герцогиня протянула руку, Абигейл и Диана затаили дыхание, а сэр Перси вернул документ. Дульсинея перевернулась на другой бок и ударила пергамент лапкой.
- Эта земля, - медленно произнесла герцогиня, - принадлежит Барбаре. Не тебе, Диана. Не тебе, Абигейл. Не тебе, Тони.
- Б-бабушка, - пробормотал Тони. - Меня не интересует.
Абигейл на мгновение прикрыла глаза, словно моля Бога о терпении. Затем раздался тихий стук в дверь и с разрешения герцогини в библиотеку вошла Барбара. Она сразу прошла к креслу старухи и встала за спинкой. Теперь все смотрели на нее. Интерес к пергаменту угас.
- Баб, - мягко сказала герцогиня, - я только что сказала, что эта земля... Бентвуд... твое приданое. Есть возражения, Уилкокс?
- Нет, все верно. - Сэр Перси встал, готовый исполнять свои обязанности.
- Ты хочешь продать эту землю, скажем, твоей тете? - Спросила старуха.
Абигейл прикусила губу. Тони озадаченно посмотрел на мать.
- Нет, - сказала Барбара. - Не хочу.
- Ты хочешь вернуть землю мне? Я в пределах своих законных прав, не так ли Уилкокс? Я передала землю Барбаре, но ею не воспользовались.
Уилкокс откашлялся. Все четыре женщины смотрели на него. Он вдруг почувствовал себя голым и безоружным в окружении четырех львиц, вроде тех, что жили в Тауэре в зоопарке - худых, жестоких зверей, которые могли одним ударом лапы вырвать сердце у человека - и эти львицы смотрели на него, готовые сожрать в любой момент. Но герцогиня была из них самой опасной и грозной. Он прочистил горло.
- Ах, да. Ну, ваша светлость, что касается этого имущества...
- Что касается этого имущества, - перебила его Абигейл, - то Барбара еще несовершеннолетняя...
- Нет, - отрезала герцогиня. - Ей пятнадцать. Для девушек возраст согласия двенадцать лет.
- Только для брака, матушка Сейлор, - сказала Абигейл. - Сейчас, как незамужняя женщина, она не может решать, что делать с этой землей. Решение принимает Диана, как ее опекун.
- Кто из нас прав, Уилкокс?
- Ах да, конечно. Вы обе имеете серьезные доводы, ваша светлость. Обе стороны правы. Мистрис Олдерли женщина... это так...
Одним быстрым движением старуха разорвала пергамент пополам, затем еще пополам и еще. Абигейл ахнула. Уилкокс поперхнулся. Тони вытаращил глаза. Барбара поднесла руку к губам. Дульсинея азартно колотила лапками по падавшим на пол обрывкам. Одна Диана, холодная и неподвижная, наблюдала за матерью без единого звука и жеста.
- Я забираю свой подарок, - сказала герцогиня. - Если хочешь его обратно, можешь идти в суд.
- Никогда, бабушка, - быстро сказал Тони.
Абигейл закусила губу.
- Что это значит? - Спросила Барбара дрожащим голосом.
- Бентвуд больше не твой, моя милая. Он мой, и я могу делать с ним, что захочу. Давай вернемся домой, Баб, и решим...
Барбара выбежала из комнаты. Тони вскочил со стула и бросился за ней. Абигейл поднялась на ноги. Герцогиня столкнула Дульсинею с колен и потянулась за тростью.
- Оставайтесь здесь! - Прошипела она Абигейл, которая уже стояла в дверях.
Она проковыляла по галерее. В дальнем конце стояла Барбара, согнувшись и держась за живот, словно ее рвало. Тони топтался рядом и пытался говорить с ней. Герцогиня поджала губы и медленно вернулась в библиотеку. У нее снова болели ноги. Абигейл что-то яростно шептала Уилкоксу. Оба обернулись на входящую герцогиню.
- Выйдите, - приказала старуха. - Все, кроме тебя, Диана. Ты останешься.
Уилкокс, не глядя на женщин, поклонился направо и налево и заторопился к двери. Руки Дианы методично сжимались и разжимались на подлокотниках кресла. Это было единственное движение, которое она сделала с того момента, как герцогиня порвала дорственную.
- Ваша театральность неуместна, матушка, - сказала Абигейл. На ее мясистом лице упрямо выдвинулась вперед квадратная челюсть. - И я была бы признательна, если бы вы проявили к нам немного вежливости! Я не прислуга, чтобы рычать на меня, как собака. А теперь я иду к себе. И не потому, что вы приказываете, а потому, что сама хочу. У меня болит голова!
Герцогиня не сказала ничего, но когда дверь за Абигейл закрылась, она опустила голову и посмотрела на дочь.
- Я разорена, мама. Ты знаешь это? - Сказала Диана.
Ее голос был бесстрастен, но лицо говорило о другом.
- Почему ты не сказала мне о размерах твоих долгов? Я думала, что предложение Роджера более, чем щедро.
Диана уставилась на свое платье.
- Так и есть. Но его денег недостаточно.
- Не достаточно? Чего именно недостаточно?
- Пособия, мама. Немного денег для меня лично. На слуг, на одежду... Поместье разрушено, у Гарри уйдут годы, чтобы выплатить мою долю. Мне просто нужны лучшие условия. Я думала, Роджер предложит мне наличные. Я думала, что могу... использовать Абигейл в игре против него, и в любом случае оказаться в выигрыше.
- А Барбара? Что насчет нее?
- Абигейл обещала подыскать ей подходящего мужа.
- Подходящего!
Диана наклонилась вперед. Ее лицо было холодным, бледным, жестоким.
- Я могла получить деньги прямо сейчас! Я была бы в безопасности!
- Почему ты не попросила денег у меня, когда была в Тэмворте?
- Я думала, ты откажешь.
- Я бы так и сделала.
Диана рассмеялась. В этом звуке не было веселья.
- Сердце ребенка - это драгоценность, Диана. Нельзя злоупотреблять им, как нельзя швырять жемчуг под ноги свиньям. И все же я отдала тебе свою внучку.
- Она моя дочь, мама!
- Нет, она моя дочь! Это я вырастила ее! Она моя плоть и кровь, больше чем была ты.
- Почему ты всегда ненавидела меня?
Герцогиня закрыла глаза. Только Диана могла задать вопрос таким ровным тоном, что сердце в груди превращалось в камень.
- Я не ненавижу тебя, Диана. - Впервые ее голос дрогнул.
- Но ты и не любишь меня.
Герцогиня запустила пальцы в шерсть Дульсинеи, чтобы почувствовать тепло животного. Тепло, которого никогда не было в душе, в глазах, в голосе ее прекрасной дочери.
- Ты мое дитя. Я не верю, что женщина может ненавидеть дитя, выросшее у нее под сердцем. Но дети покидают тело матери. Они вырастают и уходят. Ты никогда не нуждалась в моей любви, Диана. И все же я люблю тебя. Ты не можешь ничего чувствовать ни к кому, кроме себя самой. Я знаю, что твоя душа далеко не так красива, как твое лицо, и все же я тебя люблю. Твоя красота... я была рада. Я думала, что ты можешь дарить радость людям уже тем, что они будут смотреть на тебя, что ты используешь этот дар всем на благо. Всегда быть любимой и чувствовать восхищение - это благословление Божье, но, вероятно, мы не можем ценить то, что получили без труда. Ты была эгоистичной и жестокой, Диана. Всегда. Даже в детстве. И я не могла простить тебе это себялюбие. И до сих пор не могу.
- Какая длинная речь, мама. Но она не согреет меня зимой. И не поставит еду на мой стол.
- Я буду выплачивать тебе пособие, Диана. До конца твоей жизни.
Диана уставилась на мать. Это было последнее, что она ожидала услышать. Герцогиня сидела с закрытыми глазами, положив руку на спину Дульсинеи, в чьем зверином сердце было больше доброты, чем в человечьем. Но пока Диана была красива, ей прощали ее жестокость. До поры до времени, пока ее красота не исчезнет. Это было небольшое удовлетворение, но тем не менее, удовлетворение.
- Почему, мама? Почему?
Герцогиня встала, уронил кошку на пол. Она чувствовала себя очень старой, очень уставшей. Ноги болели, а до ее комнаты, до постели было так далеко. И еще нужно было разобраться с Роджером.
- Если ты не знаешь, Диана, я никогда не смогу тебе объяснить. Иди, дитя мое.
*
Ее древний дребезжащий экипаж остановился перед домом Роджера. Вчера вечером она послала ему записку, в которой сообщала о желании посетить его, и Роджер ответил, что будет рад и очарован ее приездом.
Очарован. Она помнила его обаяние. И его худое загорелое лицо, и его смех, когда он во времена безденежья ужинал у них дома. В последние годы жизни Ричарда он несколько раз навещал их в Тэмворте, вместе с ними горевал об их сыновьях и затем вместе с ней оплакивал самого Ричарда. Изменился ли он?
Ее немедленно провели в гостиную Нептуна и предложили освежиться, она отказалась. Она рассматривала искусно вырезанный рыб и ракушки, когда дверь открылась. Герцогиня обернулась, но это был не Роджер, а молодой человек со странной высохшей рукой. Улыбаясь, он шел к ней. Улыбка делала его почти красивым. Герцогиня сразу узнала его.
- Уайт! Цезарь Уайт! Иди сюда и поцелуй меня, мальчик!
- С радостью, ваша светлость.
Он расцеловал старуху в морщинистые щеки. Он предложил ей руку и помог добраться до кресла.
- Я думала, ты умер с голоду, - сказала она.
- Почти умер. Но, как видите, я приземлился на ноги. - Уайт обвел здоровой рукой нарядную комнату. - Я служу лорду Дивейну в качестве библиотекаря.
- Ты пишешь?
- Я не отказался от поэзии. Она меня кормит. И должен добавить, неплохо. Я пришел сразу, как только узнал о вашем визите. Я так и не поблагодарил вас за присланные деньги. Это в буквальном смысле спасло меня от голодной смерти на улице.
- Это были прекрасные стихи, - тихо сказала герцогиня. - Ты уловил истинный дух Ричарда. Я использовала несколько строк для могильной надписи.
- Я польщен и благодарен.
- Чушь. Истинный поэт не должен быть никому благодарен. Как ты оказался у Роджера?
- Кажется он тоже прочел стихотворение и связался со мной. Он купил библиотеку в старом поместье Арундел и попросил меня составить каталог. Поскольку к тому времени я уже потратил ваши деньги, его предложение было кстати. Одно привело к другому, так что я до сих пор здесь. Но я должен вас покинуть. Лорд Дивейн будет здесь с минуты на минуту. Он опаздывает, потому что не может решить, в каком пальто предстать перед вами. Ваш визит много для него значит.
- Я вижу, он все так же тщеславен.
Уайт рассеялся и склонился над ее рукой. Старуха дернула его и заставила посмотреть ей в глаза.
- Ты видел мою внучку на днях? - Она произнесла эти слова со сдержанной яростью. - Не смотри на меня так! Я знаю большие дома. В них ничего невозможно скрыть. Неужели она опозорила себя безвозвратно? Роджер в ярости?