Я позволил себе предложить читателям две сказки. Одна, идущая как фантастическая поэма, написана мной в 1982 году, другая - в 1985. Они пролежали 'в столе' 30 и 27 лет соответственно.
Советская литературная система не приняла их. Беда сказок в том, что они не попали в сферу внимания Высокого Ума, издательского или писательского.
Правда, в моих сказках ощутимо Дыхание Творца. О Нем я не могу не упоминать во всех своих произведениях. Это тоже Причина, по которой их могли выпнуть из информационного пространства.
'Много архаики в языке', - было указано мне. - 'Архаичен стиль изложения и слова'.
Я же считаю, что не существует архаичных слов, которые не могли бы употребляться ко времени и месту, когда их ничем другим не заменить. Тем более, что темы сказок вневременные, надвременные.
Бог с ними, с рецензентами. Это не важно. Если произведение 'стоящее', оно найдет своих читателей, пусть с трудом и долго пробиваясь.
Обе сказки, на мой взгляд, 'стоящие' и даже гениальные. Отношение мое к ним не изменилось с момента возникновения замысла и окончания радостного творчества над ними.
Пишу об этом без всякого 'рисования', поскольку в мои теперешние лета не нужны слава и известность. Да и мелко это.
Но, думается, если бы люди, хотя бы изредка читали подобные 'перлы', они были бы чуточку мягче и чаще смотрели бы вверх, в высь, на звезды.
Человечество, зомбированное бесовским гипнозом Денег, неумолимо идет к Бездне, когда разрушится не только техническая составляющая цивилизации, но и может возникнуть Момент, ведущий к исчезновению человека как биологического вида.
Вера в Бога у людей 'деловых, реальных' атрофируется из-за ежедневного, ежеминутного ненахождению Его в реалиях той жизни, которую они ведут. Но она не зарождается и в новых поколениях, несмотря на нелегкую пропаганду ее Церковью.
Люди в жизненной спешке все меньше задумываются о смысле всего сущего, окружающего мира, в том числе и самих себя. А ведь это вопрос наиболее важный в ряду всех вопросов, ставящихся жизнью: бытием и разумом. Но стоит только задуматься о сущности самой 'простой' букашки, как влезаешь в такие джунгли сущностных вопросов, что понимаешь: без Начала ничего не могло произойти.
Но какое оно - Начало? Ответа на этот вопрос никто пока не дал окончательно.
Мне хотелось бы из своего жизненного опыта рассказать о двух ярких моментах, которые явили для меня однозначный ответ, в верности которого меня уже никто не переубедит.
К месту хочу сказать, что утверждение о феноменальности, унылого одиночества земного мира, в частности, жизни на планете, мне всегда казалось более чем сомнительным. К этому сейчас приходят и религии.
Не может такого быть, чтобы среди миллиардов миров Вселенной жизнь, какая бы она не была, существовала только на планете Земля в солнечной системе.
На мой взгляд, это полнейшая чушь, и нужно только время на доказательство Неизбранности земного мира. А то, что мы существуем во времени, исчисляемом миллиардами лет, доказывает Чье-то Бдение и Защиту.
'Бога доказать нельзя, но убедиться возможно'. Мудрая фраза.
Люди ищут доказательство присутствия Бога в мире в прекрасной нематериальной субстанции - любви, которая объясняется все же материальными причинами и рождается на вполне материальных субстратах. Несомненно, это Великое Изобретение Творца, но, думается, не главное.
ГЛАВНОЕ, что связывает нас с Богом, это СОВЕСТЬ. Эта нематериальная субстанция, продукт Бога и Разума, определяет жизнь каждого человека в Этом мире и Потом, в последующей эволюции души. Это единственная человеческая черта, указывающая на связь с Богом и выделяющая нас в животном мире как никакая другая.
Совесть дана нам Создателем как контрмера растлевающей сущности удовольствий, хотений, животного в нас начала и бесовского изобретения, особенно растлевающего душу человеческую - Денег.
Ни разумность, ни любовь не дают такого приближения к Всевышнему, как эта необъяснимая нематериальная субстанция.
СОВЕСТЬ - неотъемлемое свойство Высшего Разума, Высшего Интеллекта. Человек, ею обладая, приближается к Нему, становится ценностной категорией в бескрайном и неоднозначном мире мятущейся материи.
Но я увлекся. Перехожу к обещанному описанию моментов в своей жизни, которые привели меня к однозначному выводу участия в нас Высших Начал.
Начну со второго, не последнего, но такого же яркого, как и первый. И, похоже, связанного с ним.
Я уже работал врачом в небольшом северном городе, когда мне приснился Этот сон. Очень короткий, но такой яркий и значительный, что повлиял на мое душевное состояние после него в течение многих лет.
Во сне мне явилась звезда над дорогой, которая вела в лес моего детства. Она была очень яркой и показалась на мгновение, но во сне пробудила во мне такую радость и свет в душе, что я проснулся. Эта радость жила во мне долгое время и принесла такую творческую энергию, что я вдруг, до этого не задумывающийся, за два месяца написал поэму 'Человек, твой волен выбор ...'
Эта радость не похожа ни на какую другую: свет в душе, вера в доброту и ее же излучение. Напоминает радость большой взаимной любви, но еще более сильную и необъяснимую.
Первый же момент встречи с такой же необъяснимой радостью я до сих пор не могу себе однозначно объяснить. То Невероятное, что поневоле возникает в голове в раздумьях, слишком невероятно, чтобы поверить окончательно. Очень обычный я человек, чтобы удостоиться Такой чести. Но этот случай так же реален, как и второй. Я поместил его в свой роман 'Божественные императивы или аберрация абсурда', над которым пока работаю.
Это произошло в 1953 году, осенью. Наша семья: мама и пятеро ее детей жили в довольно большом селе с железнодорожной станцией. Отец погиб в 1945. Старший мой брат учился в горном институте. Я же, младший, начал учиться в 5-м классе. В двенадцати километрах от села в деревне Гаешка жила мамина двоюродная сестра Дарья, которая часто прибаливала. Я нередко бывал у тети: мы с ребятней ходили в те места рыбачить. Путь до деревни пешком занимал около трех часов.
В тот год в моем пятом классе начали учиться несколько ребят из Гаешки: в деревне была лишь школа-четырехлетка. Однажды в субботу они, зная о моей тете, предложили пойти с ними в деревню. Путь в село и обратно ими совершался еженедельно: в субботу они шли домой за продуктами на следующую неделю. Возвращались в воскресенье. Обычно несли хлеб, картошку, крупы.
Шла вторая половина сентября. Картошка у тети Дарьи еще не была выкопана. Мама беспокоилась, и мне не составило труда уговорить ее отпустить с ребятами в деревню, чтобы помочь тете.
Учились мы во вторую смену. Я договорился с ребятами встретиться через час после уроков в условленном месте, чтобы вместе пойти в деревню.
Закинув за плечи 'сидорок' со скудными мамиными гостинцами тете, я отправился на место встречи. Но, на беду, увидел в одном из дворов, где жила татарская семья одного из моих одноклассников, толпящихся людей. Приехал родственник из Казахстана на телеге, запряженной верблюдом. Поскольку верблюд вызвал во мне неподдельный интерес, как и у других зевак, среди которых было много моих сверстников, я и сам зазевался и около часа обсуждал случившееся и редкое в наших местах 'чудо-юдо'.
Когда опомнился и прибежал на место сбора, было уже поздно: ребята ушли без меня. Я кинулся догонять, но вскоре понял, что догнать не удастся.
Дорога шла через все село и через поля постепенно поднималась на возвышенность, где начинался густой смешанный лес, который тянулся почти до Гаешки.
День был ясным, но теперь уходящим. Солнце почти достигло горизонта, когда я вошел в лес. Становилось прохладно. Быстро темнело, но поднималась Луна.
Я шел очень быстро, почти бежал. Становилось страшновато. Луна светила все ярче, и вскоре появились тени и туманные призраки. Под ногами начинало хрустеть: легкий морозец покрывал землю едва заметной изморозью.
Я боялся волков. Они, размножившиеся в военное и послевоенное время, при безмужичьи, бывало, 'шалили' на дорогах. Кроме того, проведенная после смерти Сталина амнистия ввалила в страну многие тысячи уголовников, значительная часть которых продолжила когда-то начатое 'дело'. Случаи их рецидивной 'деятельности' были уже и в нашем селе и окрестностях.
Луна и туман явили в пространство моего пути столько 'призраков', что я, пионер, молился, как мог. Подобрал на дороге крепкий сук и, 'вооруженный', почувствовал себя уверенней.
Два раза, неожиданно и шумно, взлетали с дороги глухари, заставляя сначала вздрагивать, а затем радоваться встрече с этими крупными птицами - бесполезной ребячьей мечтой как о добыче. Они клевали камешки на дороге для зимнего переваривания хвои.
Так, в страхах и любопытстве, прошел полпути. Странно, но во мне росла уверенность в себе и какая-то внутренняя радость, светлая, наполняющая оптимизмом. Свет Луны становился все ярче, туман становился гуще, но старенькие послебратовские сапожонки все звонче стучали по холодеющей дороге.
Вдруг я услышал дробный топот быстрых ног, и три тени мелькнули в кустах и явились передо мной, окружив! Волки! Слева, справа и спереди! Почувствовал чье-то присутствие сзади. Оглянулся. Четвертый волк, не спеша, бежал по моим следам!
Я не помню страха, который, несомненно, должен был бы возникнуть во мне. Мысли мои метались хаотично в поисках выхода. Залезть на дерево? Дождаться людей, которые наверняка поедут в село на базар в воскресный день? А если не дождусь, замерзну? Бежать? Но разве убежишь?
А ноги делали свое дело. Я быстро шел в окружении четырех огромных сильных псов в нескольких метрах от меня, которые как будто меня не замечали. Но в то же время чувствовал их напряженное внимание к себе.
Вспомнил про 'грозное' оружие у себя в руках и, потрясая суком, стал кричать на волков, извергая угрозы в их адрес. Будь на их месте собаки, они бы взлаяли на дурачка, зная боль от палки. Но ЭТИ бежали спокойно, молча, не обращая внимания на 'страшные' угрозы. Любой из этих мощных зверей мог бы перекусить пополам мое 'могучее' от постоянного недоедания детское тело.
Инстинктивно я не чувствовал угрозы от волков. Их спокойный мерный бег родил во мне успокоенность и уверенность в том, что это 'хорошая человека', как бы, возможно, выразился Дерсу Узала. Во мне рождалось какое-то веселое бесстрашие и огромная радость от происходящего, случившегося воочию со мной. Мозг еще рождал 'страшилки', но росла уверенность, что все обойдется.
Я не замечал времени, но по приметам на дороге чувствовал, что 'в дружной компании' мы прошли минут сорок. Скоро должен кончиться лес, и начнутся луга. А там и деревню видно.
Вдруг лес отпрянул. Волки странно рванулись в серебристый луг. В неистовом свете Луны я увидел идущую навстречу человеческую фигуру. Странно белая, в тумане она могла бы сойти за туманный призрак, сгусток, но просматривались руки, держащие посох или палку. Звук от ее соприкосновения с землей был слышен явственно.
Я увидел странную картину: огромные темные псы окружили человека, забегали вокруг него как щенки и, вроде бы, ласкались, припадая к земле и повизгивая.
Человек что-то тихо говорил им, взмахивая палкой. Вскоре мы сблизились.
Я ожидал увидеть мужчину, но это была ЖЕНЩИНА! В белом странном балахоне, с покрытой белым платком головой и струганной палкой в руках.
Красивое женское лицо с темными спокойными глазами. Средних, очевидно, лет, как и моя мама в этот период.
- Не бойся, сынок, - произнесла она мягким красивым голосом. - Они тебя не тронут. Они уйдут со мной. А ты помоги Дарье.
Ошеломленный, я ничего не мог сказать. Яркая, невозможная радость охватила все мое существо, и я смотрел им вслед, ничего не соображая. Человек и четыре играющий зверя удалялись в туман, в ту сторону, откуда я шел.
Опомнился тогда, когда их силуэты растаяли в белесой дымке, но еще был слышен мягкий голос женщины и повизгивания псов.
До деревни оставалось пройти полкилометра. Я бодро, почти бегом, двинулся к ней, но потом, как гром, прозвучала в голове мысль: - Как же она рискует? Почему идет одна? Откуда она знает про тетю Дарью? Кто она? В деревне, я знал, она не жила.
Была полночь, когда постучался в дом тети. Узнав, что я пришел один, она отругала меня. Когда же я рассказал о встреченной женщине, она забеспокоилась, собрала мне поесть и побежала к леснику: он жил рядом.
Вскоре лесник с соседом верхом на лошадях и с ружьями ускакали спасать женщину. Они проскакали почти до села, но никого не встретили. Вернулись под утро. Следы волков и мои на покрытой инеем дороге они видели, но следов женщины не обнаружили. Каких-либо следов насилия тоже не увидели.
А я уснул на печке в час ночи крепким светлым сном, но, все же, слышал, как молилась, стоя на коленях перед иконой Божией Матери тетя Дарья.
Утром проснулся с огромной радостью в душе. День был солнечным, Дарья уже возилась в огороде. Выпив кружку молока, я бросился ей на помощь. Вскоре подошли школьные друзья, и мы вместе выкопали всю картошку, просушили на солнце и сносили в подпол. Во мне жила бесконечная непонятная радость, и я заражал своим настроением окружающих. Не обижался, когда они, в некоторой досаде на мое вчерашнее опоздание, называли меня верблюдом.
Подходил лесник и несколько недовольный, расспрашивал меня о ночной встрече. Качал головой, но ушел успокоенный. Сказал на прощание, что эта женщина, скорее всего, из поселения ссыльных, которое находилось в восьми километрах от Гаешки. Тетя Дарья женщину, которую я описал, не знала.
Когда мы собрались уходить из деревни в село компанией почти в десять человек, к нам подошел подросток, дошкольник, и сказал: - Витька, моя бабка сказала, что тебя спасла Матерь Божия.
Вот так, не больше, не меньше. Все деревня уже знало о моем приключении и каждый, исходя или из жизненного опыта, или из идейных убеждений сделал свой вывод.
Я же вывода для себя до сих пор не могу сделать. Феномен волков для себя объяснил впоследствии: волки осенью сыты. Но явление женщины осталось загадкой. Но что было, то было. А как, на самом деле, было, надеюсь узнать в другом месте в другое время.