Аннотация: Это состояние неописуемого страха, который можно пережить только для того, чтобы рассказать о нем другим.
Бесовская ночь
Сумерки тронули тайгу, когда я вышел на зимовье.
Зимовье стояло в глухом местечке, пользующимся дурной славой. То человек здесь плутать начнет - бес водит, то стрелка компаса, словно сумасшедшая, крутиться вздумает вокруг своей оси. Вода в ручьях, бывает, булькать начинает , прислушаешься - словно голоса людские, гвалт, как от сборища немалого. Различаешь девичий крик. А вот мужик стонет, воет, будто с жизнью прощается. Временами чудился смех. Встречались здесь деревья уродцы. На таком дереве не дереве, кусту не кусту веток необычно много. И каждая чуть толще соломенки. Их ведьмиными метлами прозвали. Одним словом: "Чертовщина водится", - старики говорили.
Пушной зверек расплодился здесь в количествах немеренных: соболь в темно-коричневой шубке, пофыркивая от возбуждения, носился по деревьям, белка пышнохвостая то взлетала к самым вершинам, то стремительно скатывалась вниз, а черная норка с бусинками глазками шныряла в таежном полумраке. В брусничнике и голубичнике, разбросанных по склонам сопок и по широким таежным полянам, можно вспугнуть выводок рябчиков или темных, как сама ночь глухарей. Темно-вишневые и синие плантации лесных ягод - место лакомства медведя.
Это лесное жилище ничем не отличалось от подобных избушек, которые встречались мне в тайге. Рядом по глубокому и каменистому руслу бежал ручей. Зимовье было срублено не так давно. Стены из ошкуренного лиственничного кругляка еще не потемнели от времени, как и еловые драницы на крыше. Низкая дверь. Открыл ее и шагнул внутрь. Хозяина не было. Увидел нары,застланные изюбровой шкурой, стол, на нем стояла чашка и кружка. На полках вдоль одной стены лежала всякая мелочь, необходимая охотнику в лесу. Под потолком висел мешок с сухарями, спрятанный таким образом от мышей. Металлическая печка, плотно обложенная со всех сторон камнями- булыжниками, располагалась возле входа. Судя по всему, печь была совсем недавно выложена. Металл огнем не обожжен. Золы немного. Камни свежие, не потрескавшиеся и не потемневшие.
Я набросил ремень ружья на деревянный тычок, вбитый в стену у двери, и освободился от рюкзака. Поискал коробок спичек в кармане. Не нашел. Они куда-то запропастились. "Черт-черт поиграй и обратно отдай". После этих слов коробок нашелся за подкладкой куртки - то ли ткань прохудилась, то ли договорился с нечистью. Разжег огонь. Языки пламени вначале осторожно побежали по лучинам и вскоре уже весело пожирали смолянистые поленья. Запалил свечу. Вскипятил в котелке воду и заварил чай. Перекусил мясом рябчика, оставшимся от обеда. Вышел наружу. Немного постоял. Издалека доносился звериный рев, это изюбры скрещивались рогами в смертельной схватке за обладание самкой. Пронзительный вопль прорезал тишину ночи - крик совы. В отдалении откликнулась другая птица. Стояла ночь, полная до краев звезд. Звезды, складываясь в странные узоры, весело перемигивались через крону деревьев, рассыпались на множество слепящих созвездий. Северный порывистый ветер колыхал лес - трепал загривки сосен. Тайга - черная и величественная - глухо шумела. Меня бессознательно охватило абсолютное чувство истиной свободы. Бесподобная красота ночной тайги завораживала. Королева тайги - лиственница небо подпирает. Березняк светится в темноте корою белой. Большая береза. Маленькая. Снова большая и снова маленькая. Хоровод, да и только.
Осенние ночные заморозки были уже весьма сильные и, вернувшись в жилище, дров не пожалел. Совсем скоро от печи и раскаленных камней стала исходить сильная душная жара. Тепло быстро наполнило зимовье и сморило. Я задул свечу и прилег на нары. Немного повертелся на новом лежбище и уснул.
Сколько проспал, не знаю. Проснулся от удушья. Голова шумела. В обьятом жаром мозгу стоял гул странных голосов. Хватал ртом воздух, но дышать было почти невозможно. Вдыхал в себя, а выдыхать не мог. Что-то тяжелое придавило грудь, раздавило легкие. Я не мог пошевелить телом. Руки и ноги отнялись и не слушались. Веки стали чугунные и я с трудом разомкнул глаза. В маленькое оконце зимовья заглядывала желтая луна с мутными, будто кровавыми прожилками. Зловещий свет луны растекался по стенам, выхватывал из омерзительной темноты предметы. Стол. Дверь. Нары. Предметы растворялись в свете, который был везде и нигде. Страх приходил отовсюду. На потолке сплетались причудливые тени. Они перемещались, немыслимо закручивались в клубок, распрямлялись, сливались в одну загадочную и мрачную фигуру. Обнимали меня. Обвивались змеей. Мир бликов. Игра света и пустоты. Столкновение ужасных миров. И вот тень, в виде черной птицы с длинным клювом, оторвалась от потолка зимовья и нависла прямо надо мной. Грудь и горло хищной птицы были окрашены кровью. Темно-красная капля упала мне на лицо и боль в середине лба едва не расколола череп. Вдруг птица из потустороннего мира преобразилось в бесшумное пятно светящегося неведомого паукообразного плоского существа. Затем неясный силуэт зловещего странного существа заколыхался, принял облик по подобию человеческого, переместился в угол зимовья, уселся на печку, чтобы наблюдать за мной уже оттуда. Нога на ногу. Тварь выталкивала из себя с посвистом какой-то гнилой, дурно пахнущий воздух, который долетал до меня. Простирала вальяжным жестом одну руку, будто бы обращаясь ко мне. Эта рука вытягивала из меня жизнь и леденила кровь. Глаза из чужого мира выплескивали негасимую злобу. Пара огненных зрачков то ярко вспыхивали, брызгали пламенем, то едва тлели, излучая смертельное мерцание. То вместо глаз было два тумана, и как в тумане, плавали желтые зрачки. Причудливая фигура совершенно не двигалась и сидела в той же позе с вытянутой вперед рукой, пристукивая в воздухе грибоподобными пальцами. Цок-цок! Цок-цок! Эти звуки долбили в барабанную перепонку, взрывали мозг, и он в любой момент готов был рассыпаться на мелкие кусочки, разлететься по сторонам. В самой позе, неестественной, напряженной, с торчащим начесом на голове, была какая-то звериная хищность. И вот вытянутая рука сморщилась, как печеное яблоко и загорелась, за ней пламя перекинулось на голову, и вся она запылала, медленно оседая. Мое тело все это время оставалось скованным и неподвижным. Мурашки бежали по нему, как острые иголки кололи. И мороз по коже. Сознание продолжало угасать. Я умирал каждую минуту, цеплялся за свой последний шанс с каким-то предсмертным отчаянием. Жестокая мистерия неодолимо затягивала меня в темноту и глубину омута. Судороги раздирали грудную клетку, покушаясь на сердце. Оно всякий новый раз сжималось все в меньший и меньший комочек и все с большим трудом разжималось, захлебываясь кровью. Затем непонятное равнодушие охватило меня и потащило во тьму, в бездонный провал, откуда назад хода нет. Вдруг вспышкой перед глазами пронесся дом, лица матери, жены и сыновей. Я погрузился в приятные воспоминания детства: играл с друзьями, носился с криком по берегу реки, собирал землянику и лазил по деревьям. Жужжание мошкары, верещание белки, плеск воды на перекате, крик птицы все эти звуки были внятны, отчетливы. Опять тьма. Снова родные лица. Дьявол продолжал свое ужасное дело. Цок-цок! Цок-цок! Назойливый звук напоминал удары тяжелого молотка о наковальню и с каждым ударом, лица теряли очертания и пропадали. И все же мое стремление к жизни сберегло, сохранило. Как мне удалось справиться с этой напастью и скатиться с нар, доползти до двери, толкнуть ее и из последних усилий выползти наружу, помню смутно.
Очнулся от холода. Сердце так стучало, что можно было расслышать удары. Ощутил полное отсутствие звуков, немую тоску от страшного потрясения, перенесенного организмом. Тяжелая голова, будто налита свинцом, сильно болела. Искусанные в момент беспамятства губы кровоточили. Ночной кошмар стоял перед глазами и не отпускал. Сознавал себя живым мертвецом. Черт знает что такое! Здравый смысл убеждал, что подобного в реальности быть не может. Бог весть, что мерещилось мне. Собравшись с духом, заставил замолчать внутренний голос, который нашептывал мне ужасные вещи и волевым усилием выщелкнул из себя пронзительное ощущение страха. Шок прошел и навождение развеялось. Я поднялся с земли и вошел в зимовье, оставив открытым дверь. Дыхание замерло, каждый мускул напряжен. Нащупал в темноте ружье. Взял его в руки. Знакомый холодок ствола вселил уверенность. Запалил свечку, и свет от нее разогнал густые тени зимовья. Огляделся - темный квадрат окна, печь, нары, проем двери. Где же враждебные мне сверхьестественные существа? Пусто. Никого... Ничего... Взглянул на часы. Стрелки показывали два часа ночи. Печь остыла, и в помещении тепла особого не было - вытянуло через открытую дверь. "Что же произошло со мной?", - подумал. Чуть не надел погребальную деревянную рубашку на вырост и не застыл навеки! И тут вспомнил, как знакомый охотник рассказывал мне историю про подобный случай, произошедший с его другом. Ночью, как и меня, его разбудил кошмар и волок в пропасть безумия. Перед глазами тоже плясала и кружила нечисть. Страшный, невыразимый ужас чуть не лишил тогда человека рассудка, и ему пришлось долгое время лечиться от расстройства нервной системы. Навязчивая вера в сверхьестественное с болезненным упорством цепляло бедолагу много времени. Виной всему был дикий камень - медный колчедан. Этот природный камень, содержащий медь, выделяет при сильном нагреве дурманящее вещество опасное для жизни, способное помутить, отнять рассудок человека, ум вышибить. Таким камнем и была обложена печь в зимовье. Разгадка жуткого бредового видения успокоила меня. Я раскидал дикие камни и выбросил их наружу.
После этого разжег на улице костер. Пара обезболивающих таблеток привела через какое-то время мою голову в порядок. Легкие, накачанные дурью, прочистились. Глоток спирта - он все же не помог окончательно расслабиться и, я, мучаясь бессонницей, просидел в полудреме у огня до того времени, пока на тайгу лег неуловимый переход от предрассветной серости к краскам восхода. Только после этого вновь зашел в зимовье, прилег на нары. Сон навалился на меня.
Когда проснулся и открыл глаза уже вовсю светило солнце, оно сочилось в окошко и заглядывало через открытую дверь. Блики золотыми мальками гуляли по потолку, по стенам зимовья. Доносился веселый щебет лесных пташек - нежный и звонкий. Сон окончательно избавил потрясенную до дна душу от ночных кошмаров и былое чувство радости жизни опять достигло моего сознания.
***
Перед тем, как покинуть зимовье я написал записку охотнику, в которой поведал о диких камнях.