Аннотация: У всех разная душа, разный характер, но это не значит, что кто-то имеет права хамить. За все воздастся по заслугам.
1.1
Я вошла в комнату и села перед зеркалом. Сначала повернула к нему левую половину лица, потом правую; придвинулась к нему вплотную и уперлась носом. Резко перекрутилась и оказалась к нему спиной, рядом стояли мои туфли на шпильках, в которых я хожу в филармонию, я взяла одну и ударила по зеркалу, оно рассыпалось. Я порезала ладонь и палец. Больно не было. Провела языком по руке - кровь соленая, терпеть не могу ее, терпеть не могу все, что меня окружает!..
Не знаю, как это произошло, но факт остается фактом: я - слепая. Я даже не знаю, были ли когда-то открыты мои глаза, могла ли я когда-то различать краски, видела ли я когда-то лицо своего отца... Всю свою сознательную жизнь я жила в пещере в окружении безликих теней, которые охали и вздыхали после каждого моего неловкого движения. А! Это очень тяжело! Несмотря на то что мне уже шестнадцать, я все еще не смогла привыкнуть к своему положению. Я знаю, что существует река, но я никогда не смогу ее увидеть, я знаю о том, что искусство - это красиво, но я никогда не смогу этого понять. Вот и сейчас я сижу на кровати, поджав ноги, и тихо вздыхаю. Мать спит в соседней комнате; слышу ее тихое сопение; она так несчастна, а все из-за меня: ей стыдно... Пушистый комок ползает у кровати; я люблю его гладить, ощущать его теплоту, мягкость, а главное он молчит и не пытается утешить... Мне и без всех "сожалеющих" и "сочувствующих" безумно прекрасно живется!
На мой взгляд, самое ужасное то, что я никогда не смогу увидеть себя. Интересно, приковываю ли я взгляды прохожих, когда иду под руку с мамой или Асей. Я ведь хожу, не шатаясь, и глаза закрыты темными очками. Интересно, я красивая... У меня всего два знакомых молодых человека: бывший парень Аси Федя и один ее одногруппник Тима. С Тимой у меня сразу сложились хорошие дружеские отношения, он очень общительный и подвижный, с ним не бывает ни грустно, ни скучно, я его обожаю; он помогает мне забыть о моей неполноценности. Правда, уже как год он живет в Америке вместе со своей невестой Ив. А Федя оказался последней скотиной; он всегда издевался надо мной, из-за того, что я не могу сама толком ничего сделать, вполне вероятно, что это был дружеский юмор, но мне смешно не было.
- Не спишь? - моя дверь тихо отворилась.
- Нет.
Ася вошла, если не ошибаюсь, зажгла свет (был слышен щелчок выключателя), а потом села рядом со мной, положила руку на плечо.
- Катенька, чего тебе не спится? - тихо спросила она.
- Не знаю, - я покачала головой, - я еще и не собиралась ложиться...
- Маме совсем плохо, - она уперлось головой в мое голое плечо; кожа почувствовала обжигающее прикосновение ее слез.
Я провела рукой по волосам:
- Нельзя отчаиваться, Аська, нельзя... - пролепетала я, сама не веря в свои слова.
- Ты думаешь, твои слова помогут, - вздохнула сестра.
Я ничего не ответила. Я очень люблю мою Асю.
Провела рукой по ее лицу, в который раз пытаясь почувствовать черты ее лица. Бесполезно, а ведь некоторые воспринимают картинку на звук...
- Катенька, я не знаю, что мы будем делать, когда ее не станет, я не смогу потянуть нас двоих, - она еще сильнее прижалась ко мне, - я не знаю, что будет, милая.
- Асенька, я верю, что все обойдется! - воскликнула я.
Она покачала головой, все еще не отнимая ее от моего плеча:
- Ты когда-нибудь слышала, чтобы люди выздоравливали, находясь в последней степени рака легких?! Не глупи! Не хочется верить, но придется...
Она разрыдалась. Слезы обжигали мое плечо, ее тело поддергивало. Боль передалась мне, горло защемило, но я не плакала, я просто крепче прижалась в сестре, помня, что через пол часа нужно дать матери лекарство. Ася уснула в моих объятиях, а я гладила ее волосы. Я знала, что любой пропуск может оказаться смертельным, я не могла уснуть...
- Аська, - спустя около полу часа, когда зазвонил ее будильник в телефоне, толкнула я ее, - сходи к маме...
Она протерла глаза и сонно посмотрела на меня:
- Чего?
- Маме пора принимать лекарство...
Она вылезла из моего объятия и, лениво передвигая ноги, пошла в маме в спальню.
1.2.
Прошло уже три месяца, как она умерла. До сих пор помню всю в деталях, если можно так сказать.
Я проснулась от крика. Завернувшись в одеяло, я на ощупь пошла в соседнюю комнату - к маме. Раздавались всхлипывания и рыдания, но я не могла понять чьи: этот голос был так не похож на мою сестру. Когда я подошла к комнате, голос смолк. Я слышала только спокойное дыхание и больше ничего. Я хотела войти в комнату, но не смогла. Остановилась на пороге.
- Она умерла, - тихо сказал кто-то
- Ася? - прошептала я.
- Она умерла, - так же тихо ответил кто-то.
- Ася? - повторила я.
- Катя, она умерла! - громко повторил кто-то.
- А кто вы?
- Я - Надежда Николаевна, врач твой мамы.
- А где моя мама, - медленно присаживаясь на пол, спросила я.
- Она умерла, - спокойно ответила врач.
- И Ася тоже? - ноги подкосились, я опустилась на пол.
- Да, - таким же спокойным тоном ответила Надежа Николаевна.
- АСЯ! - громко взвыла я. - Где она?! - я на четвереньках двинулась в сторону кровати. - Где она?!
- Она уже отвезена в морг...
- Я хочу увидеть ее!
- Милая Катенька, - раздался другой голос, голос, так похожий на тот, что минут пять назад разбудил меня, - милая Катенька, все будет хорошо.
Никто ничего мне не ответил. К ноге подполз пушистый комок, я взяла его на руки.
- Вы не дадите мне с ней попрощаться?.. - вздохнув, спросила я.
- Нет, и Асю, и твою маму уже отвезли я морг, - ответила мне врач все тем же спокойным тоном.
- А что будет со мной? - снова садясь на пол, спросила я.
- Тебе уже есть шестнадцать лет, ты останешься здесь, тебе назначат опекуна, кандидат ждет тебя в другой комнате - безразлично ответила Раиса, - государство должно будет платить, наверное, какие-то денежки за инвалидность...
Я подошла почти вплотную к Раисе, мои слепые глаза были открыты, я наклонилась ближе к ее лицу (я чувствовала ее дыхание) и спросила:
- Вы уже все наши деньги из шкафов вытащили? - я придала голосу оттенок наглости.
Раиса ударила мне по щеке; я пошатнулась, но комок не выпустила, наоборот, прижала его ближе к себе.
- Вы правильно поступаете, - ухмыльнувшись, сказала я. - Как же можно удержаться от соблазна ударить беззащитного слепого человека, тем более девушку.
Мое лицо снова обожгла ее рука.
- А вы, - обратилась я к врачу, - поступаете как типичный человек: вы не обращаете внимания на неприятности окружающих.
Надежда Николаевна поднялась с кровати и сказала:
- Рая, я не намерена выслушивать оскорбления этой хамки. Здесь есть человек, который позаботиться о ней, а нам можно уйти.
- Отведите меня к Асе! - закричала я.
Мне никто не ответил, были слышны шаги, потом хлопок входной двери, щелкнула защелка. У нас в квартире еще кто-то был. Страшно. Неизвестно кто в моей квартире, я ничего не вижу, даже труп матери уже унесли. Не хочу умирать. Да, у меня нет смысла в этой жизни, у меня никого не осталось, но... Я еще ничего не знаю о взрослой жизни, я вообще ничего не знаю. В коридоре раздались тяжелые шаги, я зашла за шкаф.
- Катя, ты здесь? - спросил знакомый голос.
Я молчала.
- Катя, - снова повторил кто-то.
"Кто же это? - думала я. - Я ведь знакома с очень малым количеством людей и не могу узнать голос..."
- Кто это? - не выходя из-за шкафа, спросила я.
- Тима. Я вчера вернулся из Америки, а утром Ася позвонила и сказала, что я срочно должен приехать...
Я слышала, как дрожал его голос.
- Почему ты вернулся, где твоя невеста? - все также из-за шкафа спросила я.
- Мы с Ив расстались...
Я вышла из-за шкафа, он прошел в комнату.
1.3
Он обнял меня за плечи, я уткнулась ему в плечо и расплакалась. Я тяжело дышала, с каждым вздохом мое тело вздымалось, когда я выдыхала, оно расслаблялось. Пыталась вдохнуть воздух, но в горле ком, а легкие забиты пластилином. Я вся дрожала. Темнота сгущалась надо мной, давила на меня, не давала мне дышать.
- Катечка, - тихо сказал он, проведя рукой по волосам.
Я продолжала вздрагивать и молчать.
- Катечка, - повторил он, - я помогу тебе...
Я оторвала голову от его плеча и посмотрела на него: темнота, только темнота.
- От чего она умерла? - вытирая слезы, спросила я.
- Она... она просто ушла...
- Это неправда! - воскликнула я. - Она... она не могла оставить меня... Она ведь любила меня...
- Она попросила меня позаботиться о тебе.
- Что она сделала с собой?!
- Она ушла.
- Ты уже об этом говорил! Конкретней! Что произошло?
- Зачем ты ищешь правду? Легче тебе ведь от этого не станет. Правда не сможет помочь Асе, не вернет ее... Господи, это так ужасно, - он тяжело вздохнул.
Я прикоснулась рукой к его теплой щеке и повернула его голову так, чтобы он смотрел не меня. Ладонь чувствовала его слезы. Ему тоже, как и мне, не хватает Аси, она тоже была ему дорога. А теперь я - обуза, крест, который будет до конца жизни напоминать ему о смерти дорогого человека. Я должна отпустить его. Я просто не имею права портить жизнь еще кому-то. Хватило уже мамочки и Аси. Я не имею права! Я буду жить сама... Абсурдно звучит, но я научусь... или умру, но не трону его жизнь.
- Пожалуйста, скажи мне, - сказала я, не убирая руки с его щеки.
- Она... ты даже не представляешь, как это тяжело говорить... она воткнула себе нож в живот, увидев, что мать умерла. Она умирала около двух минут, две минуты ее одолевали мучительные боли. Она молчала, обнимая мать, а из глаз текли слезы, слезы, по размеру равные горошинам. До конца ее глаз оставались ясными. До конца она думала о тебе и просила прощения. Она сожалела, но в тоже время была довольна своим поступком. Ей было больно оставлять тебя, но она не могла жить здесь. И ее больше нет... И ее больше не будет...
- Тебе тоже больно.
Он наклонил голову, я убрала руку, отодвинулась от него, села на диван.
- Почему ты не позвал меня тогда, когда она умирала?
- Я не могу оставить ее...
- Но я хотела с ней попрощаться! - крикнула я и тут же осеклась. Я не хотела повышать на него голос.
- После завтра будут похороны, ты попрощаешься с обеими, - грубо сказал он и вышел.
Наверное, он обиделся. Но он вполне может меня понять! Он ведь все-таки уже не ребенок! Большой ком воздуха выкатился у меня из груди.
Потом, где-то через два дня, он разбудил меня в шесть утра.
- Катя, скоро подъедет машина, - тихо сказал он.
- Машина? - переспросила я, закрывая голову одеялом.
- Сегодня похороны, - еще тише сказал он. - Ты есть будешь? - после несколько секундной паузы спросил он.
- Нет, - я откинула одеяло.
Интересно, что он думал, увидев меня в почти прозрачной майке и трусиках... Он встал с кровати и вышел из комнаты. Надо было одеваться, вещи были приготовлены. Но просто категорически не хотелось никуда ехать. Я все равно не увижу их... А мне дадут их обнять? Дадут последний раз прикоснуться к их лицам? Наверное, это плохо, но я больше не чувствую боли, я даже особо не скучаю по ним... Может, я никогда их не любила... Я не имею права так говорить о людях, посвятивших свою жизнь мне...
Он держал меня за плечи, я плакала. Мне дали обнять их, я хотела понять, как они выглядели, но моя рука не смогла ничего прочитать на их лице, даже формы носа. Они были холодные. Они просто ушли. Они обе мучались. Они счастливы? Мое тело вздрагивает, а он пытается меня поддержать. Сказал, что будем жить у него, котика тоже возьмем к себе. С какой стати он взял заботу обо мне на себя? Я и сама нормально бы справилась. Нет, не справилась, и кроме него никого не знаю, но все равно, я чувствую себя несколько неправой. Может мне тоже следует умереть? Да и вообще кому я нужна? Я могу помыть посуду, застелить кровать, ну почистить ковер. Это все. Я даже яичницу сготовить не могу. Интересно, я случайно не блондинка?..
2.1
И вот уже три месяца я живу у него. Квартира двухкомнатная, раньше здесь жила его сестра, но она уехала жить к парню, поэтому одну комнату он отдал мне. Перевез вещи (когда мы перевозили комок, он сбежал), рассказывал про каждые закоулки и углы, хотел рассказать, как мне найти выключатели, но я так подумала, что это конечно очень важно, но мне от этого ни горячо, ни холодно: что так сплошная чернота, что так... Он извинился, тогда ему было стыдно. Как глупо. Мне то наоборот приятно, что он забыл о том, что я - урод. Целыми днями он где-то пропадал, а я слушала музыку, пытаясь подавить чувство голода, ела хлеб (единственное, что было на кухне). Вскоре он осознал, что, несмотря на то что я ничего не вижу, я все же питаюсь. С вечера покупал мне различного фастфуда. К музыке прибавились еще и спортивные упражнения. Целую неделю я прозябала от скуки, привыкла, что хотя бы два-три часа в день Ася со мной разговаривала. Рассказывала про книги, про фильмы, а я пыталась представить, как выглядит зеленый цвет, как выглядит трава и насколько она зеленая. А сейчас? Я переслушала всю музыку, что была у него в квартире, а заниматься спортом десять часов в день не очень реально. Срочно надо что-то менять, потому что я становлюсь депрессивной, меня это губит...
- Тебе скучно? - как-то вечером спросил он.
- Что ты хочешь услышать в ответ? - грубо спросила я и осеклась.
Я - идиотка, курица лысая. Какое я имею право так грубо говорить с этим человеком?! Он, этот человек, он тратит свое время и деньги на меня, а я, я еще что-то требую, еще чем-то недовольна. Кошка облезлая!..
- Тимочка, - грустно сказала я, - я безмерно тебе благодарна за все...
Я вздохнула.
- Мне жаль, что я не могу проводить с тобой целые дни! - грубо сказал он и вышел из комнаты.
Громко хлопнула входная дверь - он пошел курить. Я его разозлила. Ну и что? Он ведь сам спросил. Я не имела права грубить ему! Я обязана ему по гроб жизни, я ведь умерла бы с голоду... Я одна из дома выйти не могу, а я еще и что-то требую. Идиотка!
Дверь снова хлопнула, он вернулся обратно. Я вышла в коридор, по звуку половиц было слышно, что он пошел на кухню, не обратив на меня никакого внимания.
- Тима, - еле слышно окрикнула я его, - Тим, подожди.
Я направилась в кухню. Я наизусть знала все стены.
- Чего? - глухо сказал он.
- Посмотри на меня пожалуйста, - тихо сказала я и встала на колени.
- Что ты делаешь?
- Я была не права, просто мне без них одиноко, - соврала я, - я ни в коем случае не хотела тебя обидеть! Прости меня!
- Кать, зачем это представление? - безразлично спросил он.
- Ты очень дорог мне как человек! Я не хотела тебя обидеть и уже сто раз прокляла себя...
Он хмыкнул:
- Ну, ты чувствуешь себя виноватой, а толку?
Я поднялась с колен:
- Я просто хотела принести свои извинения.
Он пошел на кухню, я отправилась обратно в комнату. Он настоящая свинья! Я унижаюсь перед ним, а он ведет себя безразлично. Это не по-человечески! Тем более я неполноценная. Он понимает, что я завишу от него, и думает, что только из-за этого я пришла извиняться. Но это не правда! Не совсем правда... Может, он прав... Сама не знаю. Если так подумать, то мне обидно, но я ему благодарна. Я должна вести себя по отношению к нему почтительно, ведь... Да даже без "ведь", я действительно ему благодарна по гроб жизни. Ах, Ася, почему ты покинула меня? Как мне плохо, Асенька, как мне плохо без тебя! Я легла на кровать и громко разревелась. Мне было так одиноко, чувство вины уже давно испарилось. Минут через пять почти бесшумно скрипнула дверь, ведущая в комнату, что я занимала.
- Катенька, я не хотел тебя обидеть, - грустно сказал Тима. - Откуда я знал, что тогда, в коридоре, стоя на коленях, ты не лицемерила?
- Высокого ты обо мне мнения, - глотая слезы, сказала я, надеясь, что мой тон не звучит высокомерно.
- Просто Ася предупреждала меня, что ты ради своей цели готова пойти на любые унижения и на любую низость...
- Ася?! - выкрикнула я.
Он ничего не ответил.
- Я думала, что она меня любила, - заикаясь, сказала я.
- Она любила тебя больше жизни, но еще больше она любила меня, - удрученно сказал он и громко выдохнул воздух. - Я знаю о тебе все...
- И размер груди? - грубо спросила я, а потом опомнилась. - Она тебя любила?! Почему никогда не говорила?! С чего ты взял это?!
- Это не важно, я просто знаю.
2.2.
Еще до того, как мама оказалась при смерти, Ася была очень несчастной. Я не знала почему, не знала от чего, но слышала, как по ночам она плакала. Наверное, она думала, что я сплю и ничего не слышу, но это было не так. Она была всегда самой сильной в нашей семье, на ней всегда все держалось, а тут я поняла, что Асенька тоже может быть слабой. Две ночи подряд, целых две ночи она, уткнувшись в подушку, взывала к Господу. Тогда не предала этому особого значения, а теперь потихоньку мои глаза начали открываться, хотя этот сравнительный оборот немного задевает меня.
- Значит это из-за тебя она так много ревела? - спросила я, сморщившись.
- Какая теперь разница? Это все равно ничего не изменит.
Я ударила ему пощечину:
- Ты заставлял ее страдать!
Он вздохнул:
- Ты - ребенок, маленький и ничего непонимающий в жизни.
- Ой, зато ты очень умный!
Он пошел в кухню, ничего не ответив.
Как моя сестра могла любить такое самовлюбленно существо?! Он же не думает ни о ком кроме себя! А! Это так противно. Ходит такой важный, типа самый лучший здесь! Терпеть не могу таких людей!
Вернулась в комнату и легла на диван. Скучно! Мне не хватает общения; мог бы прийти и поговорить, а то надулся и сидит на кухне... Хочу услышать Асин голос... хочу потрогать ее теплую руку... провести рукой по ее лицу, может быть наконец мне удастся понять как выглядит ее лицо, нос, губы. Мне так ее не хватает. Она поступила так эгоистично по отношению ко мне, взяла и бросила меня.
- Как она могла меня бросить?! - громко сказала я.
- Ты такая эгоистка, - сказал Тима, стоя около двери.
- Я не слышала, как ты вошел, - недовольно сказала я.
- Ну так ты слышишь только себя, - буркнул он. - Ты хоть раз задумывалась о ней? Если она ушла, значит так было лучше... Зачем я тебе это говорю?..
- Вот именно, - перебила я его.
- Тебе все равно ничего не понять! - сказал он и прошел к письменному столу.
Стул со скрипом отодвинулся, он сел. Перьевая ручка громко скрипела, пока он писал. В его квартире вес скрипит! Двери скрипят, ручки скрипят, пол скрипит, да и он не прочь поскрипеть. Ненавижу это место, а жить больше негде. За что со мной так? Что плохого я сделала? Разве я недостаточно любила Асю? Разве я плохо заботилась за умирающей матерью, да даже если плохо, ей все равно было не выжить... Я не пила и не курила никогда, ведь я забочусь о своем здоровье, но почему-то мне не досталось глаз, а теперь я еще и живу здесь... Нет, я не привередничаю, просто такая жизнь не возможна!
- Ты не пробовала хоть что-то поделать?
Я повернула голову в его сторону:
- Ты забыл? Я - слепая.
- Я прекрасно это помню, - спокойно ответил он, - но я могу купить тебе книг, ты можешь попробовать научиться готовить... Я не знаю, если ты хочешь, я могу устроить тебе курсы вокала.
- Да, купи мне цветные книжки для слепых, что ЮНЕСКО предлагает! Буду цвета разглядывать! Можно еще немое кино посмотреть, я так его люблю! - крикнула я.
- Как Ася тебя выносила? - недовольно сказал он. - Я начинаю понимать, почему она предпочла смерть. Я всегда думал, что ты нормальная, а ты избалованная, привередливая, наглая... Как вообще с тобой можно общаться?!
Я сидела, раскрыв рот и не зная, что сказать, я задыхалась от гнева, меня трясло:
- Как ты смеешь так говорить!
- В этой стране я имею полное право говорить то, что думаю, а тебе следует прислушаться к моему мнению.
- Может мне еще сидеть конспектировать?
- Ты не умеешь писать, - совершенно спокойно сказал он, - тебе ведь лень занять себя хоть чем-нибудь. Привыкла, что все вертятся вокруг, словно ты - Солнце, а ведь ты не единственный человек на этой планете, ты никогда об этом не думала? - он рассмеялся. - Я был о тебе такого высокого мнения, - а потом грустно добавил, - а ты оказалась такой...
- Не тебе меня судить!
- Но и не тебе тоже! - он вышел из комнаты и прикрыл дверь, она скрипнула.
2.3
Если все то, что он говорит - правда, то я отъявленная стерва! Наверное, он просто чем-то расстроен и сорвался на мне. Нет, он не такой. Но откуда я знаю, что он не такой, он ведь сам сказал, что я не такая, какой он меня знал... Значит он сказал правду? Ведь, в принципе, его же никто не тянул за язык. Я вздохнула. В чем я была не права, чтобы вывести его из себя? Но он был спокоен... Значит я действительно такая? Нет, он меня просто оклеветал. Зачем? Он не стал бы просто так портить со мной отношения. Ни одни нормальный человек, не стал бы портить отношения просто так с тем, кто является его сожителем (очень надеюсь, что не до конца жизни). А то, что он сказал про Асю... А! Это все выводит меня из себя. Я опять вздохнула. Нет, этого не может быть! Что же во мне не так? Мое лицо недовольно скривилось. Я сцепила руки и поднесла их ко рту, закрыла глаза. Я не хочу, чтобы люди были обо мне такого мнения. Хотя, мне в принципе все равно, что они все думают. Кто они такие, чтобы судить меня? Никто! Совершенно никто! Ну так кого они из себя строят? Я громко выдохнула воздух. Он меня разозлил. Кто он такой, чтобы так вести себя со мной? Приличные люди... Нет, я сижу и сама себя убеждаю в том, что он не прав, но он, он сказал правду, а я пытаюсь ее не видеть. Мне нужно меняться. Надо завтра извиниться - он не поверит. Может помыть посуду? А поможет? Хочу научиться читать, как это делают слепые, по дыркам. Я скривила губы. Надо подойти и сказать, что исправлюсь. Раньше я ведь была хорошей. И он ведь раньше ко мне хорошо относился. А сейчас я мучаю его, уже три месяца я мешаю ему жить. Я все-таки уже не маленький ребенок, я все-таки уже могу контролировать свои мысли, свои действия, свои слова. Могу! Если захочу, то смогу! Я привыкла отвечать на грубость грубостью, на оскорбление оскорблением, на неудачную фразу десятью обидными, так нельзя себя вести. Аська все время говорила, что надо держать негатив в себе, а не выдавать его окружающим, тем более людям, которые близки, которые помогают. Я была так не справедлива. Я вела себя настолько неправильно. Тимочка, он жертвует своей личной жизнью ради меня, а я, считай, плюю на него. Какая я... Не хочу себя обзывать. Я просто откровенно не права - и в данной ситуации это настоящее свинство. Уже три месяца. У меня начинают гореть уши. Какое право я имею на жизнь, если люди, окружающие меня несчастны? Но я то счастлива. Нет, я не могу быть счастливой. Я действительно эгоистка. Это губительно, но зато я точно знаю то, что хочу от жизни. Я слишком требовательна. Я хочу, чтобы окружающие вели себя идеально, делали так, как хочу я, а к себе я отношусь довольно лояльно. "Когда-нибудь ты потеряешь все и останешься одна, близкие люди отвернуться, потому что им надоест твое постоянное недовольство. Они ведь не железные. И что ты тогда будешь делать? Тебе будет больно, потому что ты их любила, но они то ушли и их уже не вернуть. Думаешь, я шучу? Нет. Я на своей шкуре знаю, что люди чувствуют, когда им плюют в душу. Не повторяй моих ошибок", - как-то сказала мне Ася, а я не прислушалась к ее словам. Я не имею права быть свиньей. Либо я живу по-человечески, либо я вообще не живу. Я простонала. Я - обуза. Не могу жить с таким камнем на шее... Для начала должна научиться молчать; я смогу себя изменить! А сейчас я должна извиниться перед Тимочкой. Больно. Нет, не больно, просто я унижена сама собой. Я сама себя втоптала в грязь. Это глупо! Если я так думаю, то я точно помешанная на себе эгоистка! Не хочу такой быть, хотя и полностью себя устраиваю. Какая разница какая я на самом деле? Сейчас я должна все кардинально изменить, другого варианта нет, а еще я должна извиниться, ведь я была не права, крича на него. Он ведь желал мне добра все эти три месяца...
Я встала с дивана и пошла в соседнюю комнату, где он сейчас должен был работать. Я открыла дверь, она скрипнула. Неужели ему нравится этот звук? Он стучал по клавишам клавиатуры. Как странно, что они не скрипят. А ведь когда-то я его любила. Получается, что мы с сестрой скрывали друг от друга эти чувства, боясь, что не поймем друг друга. Но откройся мы друг другу, наша дружба бы сразу иссякла.
- Тима, - тихо сказала я, - мне откровенно не все равно, как ты отнесешься к моим словам. Я хочу, чтобы ты смотрел на мое лицо и видел, что я абсолютно искренна с тобой.
- Да, - сказал он, перестав стучать по квадратикам с буквами.
- Я виновата перед тобой, виновата за все три месяца моего ужасного поведения, за все мои капризы и недовольства. Ты только не думай, что я это говорю только потому, что хочу помириться. Я унизила себя, прейдя сюда, но я действительно считаю себя виноватой и действительно испытываю стыд за свое поведение. Я хочу измениться, хочу стать добрее и приятнее, хочу научиться читать, как это делают слепые... Но больше всего я хочу, чтобы ты поверил мне и простил... Вот.
- Я удивлен слаженностью твоей речи, - хмыкнул он, - но я не могу тебе верить. Ты говоришь мне нечто подобное каждый вечер после нашей ссоры, тебе так не кажется?
- Но я действительно решила измениться, - грустно сказала я.
- То есть ты готова на все только для того, чтобы заслужить мое прощение?
Я подошла к окну и отдернула штору. Открыла его.
- Какой это этаж?
- Пятый, - удивленно ответил он.
Я залезла на подоконник, благо он был широкий, и подошла к краю, держась рукой за стену.
- Что ты делаешь? - испуганно спросил он.
- Хочу доказать, что говорю правду. Ты ведь знаешь, чем я дорожу больше всего...
- Жизнью, - прошептал он, поднимаясь со стула.
- Я выйду в этот проем, а ты, я надеюсь, поверишь, что я говорю правду.
- Ты - сумасшедшая! - воскликнул он, стащив меня за руку с подоконника. - Ты помешанная эгоистка!
Не знала, что его стол располагается так близко к окну. Оттолкнула его от себя:
- Тима, думай, что хочешь!
Я вышла из комнаты, сильно толкнув дверь. Надеялась, что он придет, но он не пришел. Он, наверное, крупно обиделся. А я в этом не виновата! Я приходила извиняться, а он меня не послушал. Я в этом не виновата? Он не умеет слушать людей, а не я. Разве я виновата в сложившейся ситуации. Это он мне не поверил. Без его помощи я вряд ли смогу стать милым существом. А это значит, что я слабая. Но я ведь сильная! Я смогла пережить утрату матери и Аси, я и с этим справлюсь, я надеюсь. Я закусила нижнюю губу. Может, мне просто уйти, и меняться не придется. А он ведь даже, наверное, не заметит, просто испытает странную легкость. А куда мне идти? Некуда. Мамину квартиру продали. У меня нет дома. Из глаз потекли слезы. Я совсем слабая, раз не могу измениться. С каждой минутой все сильнее пытаюсь уверить себя в том, что мне это не нужно. А мне это нужно, я ведь не могу постоянно находиться под опекой Тимы. Ему нужен простор, а мне нужна любовь, чтобы расцвести...
3.1
Все же он меня простил и мне поверил. Я очень удивилась, когда на следующее утро, перед уходом на работу, он разговаривал со мной, как ни в чем не бывало. Мне было так приятно, я откровенно была рада. С того дня я себя перевоспитываю: уже прошел месяц, а мы еще ни разу не поссорились (тьфу-тьфу-тьфу). Я держу негатив в себе, хотя и жду не дождусь возможности его выплеснуть. Это меня радует. Я теряю эгоистические черты или, вернее, учусь держать их глубоко в себе. Но вместе с ними я теряю себя, теряю свою индивидуальность и даже, в какой-то степени, уверенность в себе. Тима завел для меня маленького котенка. Он пушистый и очень ласковый, все время лезет на руки, любит спать прижавшись к моему плечу. За пол месяца я освоила чтение, и теперь Тима носит мне книги. Оказывается это так интересно. В восторге от Блока и Маяковского, в их стихи вложена такая сила. Как жаль, что я не могу смотреть кино на ощупь.
Мне так нравятся обновления моей жизни. Мой досуг скрашен теперь не только спортом, про который я не забыла, и современной музыкой, но и литературой. Книги - одно из лучших изобретений, хотя и не все. Попалось пару книжек, которые откровенно меня усыпляли, но это не важно. Важно то, что мне становится интересно жить. Я погружаюсь в выдуманный мир и переживаю события вместе с главными героями, сопереживаю им, пытаюсь понять их эмоции, влюбляюсь в прекрасных принцев...
Скоро у Тима день рождение. Я даже не знаю сколько ему будет. В принципе это не очень для меня важно, я ведь не собираюсь ему ничего покупать: каталогов для слепых не придумали, а идти в магазин - ну уж нет! Мне очень комфортно в мире маленькой квартиры.
Тимочка вообще не пьет и уже бросил курить, а вот мне было бы интересно попробовать. Герои Мураками (который Харкуки) пьют и курят и, наверное, получают от этого удовольствие. А еще они занимаются сексом. Размышляя, я выпятила губки и поводила ими в разные стороны. Ведь действительно можно получать огромные удовольствия от этого? Я улыбнулась. Честно говоря, на данном этапе у меня возникает возбуждение от одной мысли. Правда, как я вообще могу об этом говорить? Я никогда в жизни не целовалась, а от этого люди тоже получают удовольствие. Но, если подумать, у меня поцелуй никогда не вызывал у меня таких эмоций. Мне нельзя сидеть дома - я не хочу умереть старой девой. Хочу стать подругой главного героя Мураками, хотя все китайцы очень маленькие... А! О чем я думаю! Я поджала губы. Интересно, а Тима... Стоп, мне еще не исполнилось восемнадцать! О каких восемнадцати я говорю? Мне только месяца четыре назад исполнилось семнадцать... Мне нельзя думать о таких вещах! Я закрыла лицо руками.
- Ты не занята? - спросил Тима, войдя в комнату.
Я покачала головой:
- Нет. Чего тебе?
- У меня скоро день рождение...
- Я помню, - перебила его я и осеклась. Несмотря на все его терпение, он терпеть не может, когда его перебивают. Решила не извиняться. Зачем?
- Ты не будешь против, если ко мне придут друзья?
Я удивленно подняла брови:
- А почему должна быть против?
- Ну, они о тебе ничего не знают, могут тебя обидеть случайно, не хотя...
- Мне все равно, как они будут себя вести, - вяло сказала я, пытаясь придать своему голосу тень отстраненности, - день рождение ведь твой, а я не хочу его портить. Тем более, твои друзья, как и ты, наверное, не пьют, поэтому вряд ли они смогут меня обидеть...
- Ты такая наивная, - рассмеялся он, - но это тебя красит. Спасибо, - он чмокнул меня в щечку и вышел из комнаты.
Эй, молодой человек, что вы только что сказали?! Как наивность может украшать? Я провела рукой по лицу. Нельзя вам, молодой человек, быть таким доверчивым. Я тихо рассмеялась. Неужели я смахиваю на дуру?! Меня это пугает. Я то и хотела услышать этот ответ - его друзья пьют, а значит, мне срочно надо в магазин! Хотела позвать Тиму, но передумала. От него толку? Он дарил мне какие-то шмотки...
3.2
Раздался звонок в дверь. Но ведь гости должны были подойти еще через два часа. Кто же это мог быть? Встала с кровати. Может, какая-нибудь девчонка пришла помочь ему с приготовлением? Я вышла из комнаты, остановившись на пороге. Мой взгляд был направлен на входную дверь, хотя я ничего и не могла увидеть. Слышала, как Тима открыл дверь. Потом слышала прерывистое дыхание. Молния на куртке была расстегнута. Я все еще ни о чем не думала, не меняла выражения лица, а оно, я думаю, выражало любопытство.
- Чего она на меня смотрит? - спросил севший мужской голос недовольно.
- Миш, она на тебя не смотрит, - возразил Тима.
- Ну да, - недовольно сказал он, насмехаясь, - ты еще скажи, что она слепая.
- Так и есть, - сказала я, мой голос не выражал никаких эмоций. Мне действительно были совершенно не интересны его слова, ну или те мысли, что он в них вкладывал.
Интересно, как выглядело его лицо. Ему вообще было стыдно за сказанные слова? Висело молчание.
- Вы еще не ушли? - спросила я, скорчив недовольную гримасу.
- Нет, Катя, мы еще здесь, - тихо ответил Тима.
- Катя, - сказал пришедший, - прости за неудачную реплику.
Я удивленно вскинула брови:
- Тим, о чем он говорит? Я что-то пропустила?
Тима ничего не ответил. Я ушла в комнату. "Прости за неудачную реплику", как это мило. Я недовольно сморщила нос. Глубоко вздохнула. Что я вообще здесь делаю? На глазах появились слезы - горячие и большие. Подошла к двери и плотно ее закрыла, потом задвинула щеколду. Сегодня меня здесь не будет. Легла на диван и уткнула лицо в подушку. Стоны сдерживала в себе - стены тонкие, много что слышно. Что я здесь делаю?
- Где ты ее нашел? - раздался Мишин голос на кухне.
- Помнишь Аську? Это ее сестра.
- А Ася где?
- Не важною. Суть в том, что я обещал Асе, что помогу Катьке. Она совсем одна.
- С какой стати ты решил помогать Асе? Уж не для того, чтобы Ив не узнала о твоих с ней похождениях?
- Ив всегда знала, что у меня был секс на стороне с такими, как Ася...
"С такими как Ася..."! Что он имеет ввиду? Нет! Это клевета! Клевета! Какое он имеет право порочить честь мертвого человека?
- Нет! - громко закричала я, а потом опомнилась. Они же сейчас придут сюда, увидят мое заплаканное лицо. Поймут, что я все слышала.
Дернулась дверная ручка, еще раз.
- Катя, что с тобой? - раздался немного взволнованный голос Тимы.
- Все хорошо. Нет! Не хорошо! Как ты смеешь говорить такое о моей сестре?! Она ведь доверяла тебе! В конце концов, она уже умерла!
- Открой дверь, Кать, мы нормально поговорим, - попросил Тима.
- Нет! Иди вон! Ты, я ненавижу!.. Как ты мог такое сказать! - я начала задыхаться. Слезы потекли очень быстро, нос забился. Тело дрожало.
- Кать, - сказал Миша, - мы не хотели задеть твои чувства.
Его голос звучал так искренне. Я продолжала вздрагивать, тяжело дыша.
- Кать, - продолжил гость, - открой дверь. Неужели ты не хочешь узнать правды?
Я ничего не ответила. Открыла окно, потом открыла дверь. Они вошли, слышала их шаги. Кто-то из них хотел закрыть окно.
- Не трогайте его! Оставьте мне воздух! - крикнула я, вытирая рукой слезы.
Чьи-то теплые руки вложили мне в руки платок.
- Это удобнее, - сказал Миша.
Я ничего не ответила.
- Катенька, - Тима сделал глубокий вдох, - ты сама прекрасно знаешь, что твоя мама не работала, ей не платили пособия, а деньги вашей семье были очень нужны. Мы с Асей были очень хорошими друзьями, очень много общались. У нее не было квалификации, а лекарства были дорогостоящие. Тебя нужно было кормить. Она знала о моей страсти. Я платил ей (в этот момент Миша положил мне руки на плечи), она спала со мной. Это не испортило наших отношений, мы не обращали на это внимание. Я познакомил ее с другими парнями. Она была очень красивой: смуглая кожа, ярко голубые глаза, чуть полные губы, светлые волосы, она была востребована, она могла прилично заработать, она так и зарабатывала...
- Нет! - крикнула я. - Это ложь!
Вновь поползли слезы. Миша обнял меня. Почему он это сделал? Хотел показаться хорошим, или он такой и есть? Я прижалась к нему, хотела, наоборот, отодвинуться, но нужна была чья-то поддержка, все равно искренняя или нет, все равно чья.