Аннотация: По содержанию вещь похожая на "Злое золото", только короче. Ещё чуть-чуть мистики.
Потерянная долина
Охота не удалась.
Вроде бы грамотно сделанный загон не принес никакого результата. После, по следам увидели, стадо коз прошло всего в каких-то десятках метров от охотников. Загонщикам удалось подстрелить только пару рябчиков, слабое утешение для четверых мужиков.
Местный охотник, он дружил с одним из приезжих и на правах аборигена выступал в роли проводника, ушёл домой в глухую таёжную деревню.
Трое городских охотников остались ночевать в зимовье. В углу - топчан, застеленный старой медвежьей шкурой, достаточный чтобы разместиться и четверым. На стенах развешана верхняя одежда, ружья и патронташи. На грубо сколоченном столе - пустой котелок и три ложки, здесь же стоит допотопная керосиновая лампа, которая и освещает всю эту милую для настоящего охотника картину.
Рябчики съедены, выпита припасённая бутылка водки. После целого дня проведённого на морозе приятно расслабиться в уютном тепле. После сытного ужина, совмещенного с пропущенным обедом, двое закурили, третий - некурящий ворчал больше для порядка. Всё равно выгнать на мороз курящих ему бы не удалось.
Самый молодой из охотников на корточках сидит около печки и старается, чтобы дым уходил через дымоход. Он впервые в этих местах. Повернулся к сидящему с сигаретой в руке пожилому грузному мужчине, старшему из компании. Он и пригласил приятелей в эти безлюдные места, а сейчас с задумчивым видом смотрит в черноту зимнего вечера.
-Дмитрий Петрович!
Тот вздрогнул и недовольно посмотрел на молодого человека:
-Договорились ведь без церемоний! В тайге все равны!
Но молодой человек, который годился ему скорее в сыновья, чем в приятели, не мог побороть в себе уважение к солидному и уважаемому коллеге и игнорировал замечание:
-Чем здесь местные занимаются? У них, наверное, в советские времена колхоз был?
Дмитрий Петрович привычным жестом расправил роскошные седые усы и с тяжёлым вздохом ответил:
-Сначала колхоз, а в семидесятых его в охотничий совхоз преобразовали. Богатое хозяйство было! Коля Былдыгеров руководил, приятель мой. В прошлом году помер. Я думаю больше от переживаний. Когда его хозяйство стали растаскивать, у него первый инфаркт был, второй уже не перенес...- Он затянулся сигаретой, задумчиво через усы выпустил дым. - А сейчас чем занимаются... кто чем... Скотину держат, огород, охотятся, конечно, ну и "хищничают", что ещё здесь делать!
-В смысле? Браконьерствуют?
Третий собеседник, франтоватый худощавый мужчина средних лет, фыркнул:
-Ты, Петрович, выражайся точнее, Серега ведь у нас не местный. - Повернулся к молодому человеку и пояснил:
-Стараются они здесь, - и, видя недоумение на лице Сергея, пояснил: - Золото в тихую добывают.
-А разве здесь золото есть? - удивлённо спросил Сергей.
Двое с улыбками переглянулись, ответил Дмитрий Петрович:
-Где же ему быть как не здесь! Самые золотоносные места!
Михаил, так зовут третьего собеседника, попросил:
-Петрович! Ты уж просвети вьюношу, как местный уроженец.
-Что тут говорить! - обвёл вокруг себя рукой, - Здесь кругом золото! На рудниках всё Забайкалье стоит! И в советские времена потихоньку копали, а сейчас и подавно!
-Интересно!.. А сама технология? Как они, лотком моют?
На этот раз фыркнул уже Петрович:
-Ты ещё Джека Лондона вспомни! Много бы ты лотком здесь намыл! - с улыбкой сделал руками движение, как качают ребенка. Добродушно усмехнулся: - "Американки" ставят теперь редко, больше "проходнушками" моют. - Видя недоумение на лице Сергея, пояснил: - Две доски вдоль под углом сбивают, на войлок планки набивают, ставят под струю воды, около речки или ручья сей аппарат устанавливают, и лопатами грунт золотоносный кидают. Это в кино в какой-нибудь речушке занюханной самородки с конскую голову находят, а на самом деле... - безнадёжно махнул рукой, - Если с тонны породы грамм двадцать намыл - счастье!
-Но есть ведь золото как вон в "Пропавшей экспедиции" показывали...
-Я про это кино тебе и толкую! - сердито перебил Петрович. - Они, когда снимали хоть бы какого-нибудь знающего горняка привлекли консультантом, а то старатели в наших деревнях смеялись, когда этот фильм смотрели! Они же там в речке самородки как грибы собирают! Не бывает такого золота!
-Ну не скажи, Петрович! Может быть, именно такого как в кино и не бывает, но есть ведь богатые месторождения! - возразил Михаил. - Я ведь тоже местный! У меня чуть ли не все родственники по материнской линии в своё время старались, много чего рассказывали!
-Местные наплетут! Успевай только лапшу с ушей стряхивать! - добродушно усмехнулся Петрович. - Я-то ведь сам по молодости старался! Знаю что по чём!
Последний раз затянулся, загасил сигарету в старой консервной банке и продолжил:
-Всему верить...- махнул рукой. - Хотя некоторые легенды имеют под собой реальные факты. Поудобнее устроился на чурке, которая заменяет табурет, и начал рассказ:
История 1. Золотая жила.
История эта началась в тридцатые ещё годы, незадолго до войны. В одной таёжной деревушке, какой, название не скажу, чтобы не смущать юные умы, жил-поживал мужичок один. Жил крепко, многим на зависть. Не богатей, конечно, особенный, в те времена такому развернуться бы не дали, но и не бедствовал. Имел рессорную бричку, парой вороных запряжённую, скотину голов пять держал, тогда таёжников в этом деле ещё особо не ограничивали, охотился, "старался", но в тайге особенно никогда не вкалывал, хотя "презренный металл" сдавал, и план всегда выполнял. Даже купил ещё вначале тридцатых патефон, что в те далёкие времена в деревне роскошью считалось.
Двух сыновей поднял, оба уже взрослые и женатые, дочек замуж выдал, только младшая с родителями жила, но тоже уже невестилась.
В общем, как говорится, дом - полная чаша.
Но однажды заболел крепко. Что у него было не скажу, сам не медик, да и, за давностью лет, диагност уже не установить. По тем временам человек за шестьдесят уже глубоким стариком считался, а мужик тот, звали его, кстати, Иваном Ильичом, к шестидесяти годам подбирался. Это сейчас считается, что на пенсии жизнь только начинается, за то бабушки любят посудачить о том, что раньше люди чуть ли не до ста лет жили, давно ведь известно, что раньше и сметана была гуще и вода мокрее.
К болезни своей он отнёсся на удивление с философским спокойствием и смирением. Посчитал, что жизненное предназначение выполнил, Детей поднял, а чтобы его будущая вдова не пошла скитаться по чужим дворам, позвал к себе сыновей. Он тогда ещё ходил нормально, задыхаться, правда, уже начал.
Взял с детей слово, что не оставят они мать свою до самой смерти, и повёл сыновей в тайгу. Шли не долго, всего-то несколько километров.
Оказывается в том месте он нашёл золотую жилу, не в переносном, а в самом что ни на есть в прямом!
Нагребли они с сыновьями руды пуда два, дома промыли через войлок, а когда войлок сожгли* получилось у них около десяти грамм золота!
Вот такое золотишко в Забайкалье можно было намыть! Куда там Джеку Лондону с его Клондайком! Хотя мне в такой выход не особо верится, но люди заслуживающие доверия клялись, что с этой жилы и больше намывали, в общем, как говорится, за что купил - за то и продаю!
Взял Иван Ильич ещё с сыновей слово, что до его смерти дети эту самую жилу не трогают! Он сказал, что понимает, у детей свои на это месторождение виды, и после его кончины пусть делают с этим золотом, что хотят.
Он-то по уму этим богатством распорядился. Пуп не рвал, намоет, норму сдаст, да не лишку, чуть больше плана, а иногда и до нормы не добирал, не всё ведь фарт! На чёрный день, скорее всего у него тоже сколько-то было отложено, и жучкам, конечно, по тихому сдавал, вокруг рудников всегда этого воронья хватает, но и это с умом проворачивал, не выпячивался, крупными партиями не сдавал, если ни разу в поле зрения правоохранительным органам не попал.
Недолго он после этого памятного разговора прожил. Весной тридцать девятого приказал долго жить
Только успели они отца похоронить, поминки справили и начали хапать золото по полной программе!
Парни идейные оказались, старший в тот год кандидатом партии стал, младший комсомолец. Вот и начали себе карьеру на отцовском золоте делать. Заделались бригадирами, две бригады возглавили. Безо всякого ума пахали. Получили ордена, медали, в газетах о них статьи писали...
Тут война началась.
У нас ведь как: чем больше даешь, тем больше с тебя требуют! Они в две смены начали работать. Бронь получили. Конечно никаких разведочных работ, проходку варварски вели, как бог на душу положит, а начальство наседает, только давай - давай знает, на них сверху тоже давят, рудник на этом золоте в передовые вышел, переходящее знамя несколько лет в кабинете директора пылилось.
Вот этот директор и вызывает их как-то обоих. Я, говорит, взял повышенное обязательство по добыче, как, мужики, вытянем? Те затылки почесали, а куда деваться! Вытянем, говорят. Тогда лозунг один был: "Всё для фронта! Всё для победы!"
Начали они породу аммоналом рвать.
Раз рванули, два, а в один прекрасный день какой-то особо матёрый заряд заложили, взорвали и жилу благополучно потеряли! Она ведь по горе в четырёх измерениях петляет. Когда они кайлами то по ней шли, можно было легко её пролегание проследить, а после взрыва не так просто! Золото, конечно, шло, но в никакое сравнение не годилось, чем то, что они брали с отцовской жилы!
Тут-то начальство и забегало! НКВД подключилось: вредим потихоньку!? Мужики только руками разводят. Если бы планомерная разведка проводилась, химический анализ делали, знали бы состав, сопровождающие минералы, а когда спохватились, металл уже в переработку пустили, ищи ветра в поле! Конечно, могла и складка оборваться, ушла метров на сто вверх или вниз, но без химии это не доказуемо. Сейчас только гадать остаётся.
От мужиков отвязались. Бронь, правда, с обоих сняли, оба брата на фронт ушли. Младшего чуть ли не в первом бою убило, а старший вернулся в сорок пятом уже летом. В госпитале где-то в Германии лежал. Весь израненный пришёл, без левой руки.
Прожил не долго, где-то в начале пятидесятых умер. Пока ходил, всё на том месте пытался с сыном своим отцовскую жилу отыскать, но всё без толку. К тому времени добычу на этом месте прекратили, не рентабельно стало.
--------------------------------------
*сжигали войлок - войлок сжигали на металлическом противне, чтобы получить дополнительное золото, мелкие золотые песчинки застревали в ворсинках. (Здесь и далее примечания автора.)
Многие потом пытались на Ивановскую жилу выйти, но никому она больше не даётся! В той деревне, наверное, все фарт на ней пытали, а вдруг! Приезжали даже из Ленинградского горного института, научно пытались к сей загадке подойти и тоже фиаско потерпели.
Кое-кто и сейчас пытается, а может, кто умный и нашёл давно, и как Иван Ильич потихонечку золотишко качает. Кто знает?
-А ты-то, Петрович, сам-то не пытался Ивановскую жилу поискать? - ухмыльнулся Михаил.
-Зря смеёшься, - ответил со вздохом тот. - Может где-нибудь и лежит это золотишко и дожидается своего копателя.
Повисло задумчивое молчание. Нарушил его Михаил:
С нежданным богатством не только в Забайкалье сталкивались, я на Урале работал и интересные истории там наслушался...
История 2. Бабушкино богатство.
На северном Урале городок до сих пор стоит. И сейчас город небольшой, а до революции скорее даже на большую деревню смахивал. Всего производства-то - маленький металлургический завод, на нём большинство населения и добывало хлеб насущный. Говорят, на этом заводике какой-то особый чугун выплавляли, но не об этом речь.
Городок раскинулся на берегу пруда, здесь же завод. На окраине, подальше от заводских дымов, двухэтажный дом управляющего. Рядом два домика, в нем жили слуги. В первом от большого дома, выходившем двором в сад, поселились садовник и его жена, она работала кухаркой.
Во втором девушка-сирота, горничная в доме. Мать у неё утонула во время ледостава, когда Алёна была совсем маленькой, ей тогда исполнилось только шесть лет. Как погибла - так никто и не узнал. Труп её нашли весной и узнали только по платью в синий горошек. Отец работал конюхом при заводе. После смерти своей Наташи, так и не женился. Только перешёл работать на конюшню к управляющему. Мужик он был рассудительный, трезвого поведения, единственную дочку очень уж любил. В начале войны, после разговора с управляющим, ушёл на фронт, вместе с младшим сыном хозяина, молодым офицером. Об этом и просил его управляющий, обещавший за это присмотреть за дочкой конюха и не оставить её в случае чего.
Не знаю, он уберёг сына хозяина, или тот сам уберёгся, только с войны он живой и здоровый вернулся, а конюх Потап в Мазурских болотах сгинул.
Осталась Алёна одна-одинёшенька на всём белом свете.
Девушка выросла тихая и богобоязненная. Внешне уродилась не красавица, только фигуркой очень уж хороша! Ещё голос у неё хороший после семнадцати появился, в церковном хоре пела, батюшка очень хвалил. Так и работала горничной в доме управляющего, но скорее членом семьи была, чем просто прислугой. Семья хозяина жалела сироту и всячески опекала её.
Тут и революция подоспела.
Как красные начали к городку подходить, хозяин с ними ушёл, а потом и в Париж уехал, там у него старший сын на художника учился. Звали и Алёну, но страшно ей показалось от Родины отрываться и, сколько не уговаривали, осталась при доме.
Из дома, конечно, всё что можно растащили. Клуб для рабочих открыли, Алёна при нём в уборщицах состояла. Потом пришли белые, народ начал подумывать, что власть обратно возвращается, некоторые даже кое-что обратно принесли, опасались мести управляющего, да и уважали его, когда он начальствовал, порядка больше было, людей зря не обижал да и зарабатывали у него рабочие.
Белые недолго задержались, отступили.
Алёна продолжала жить в своём доме. Ненадолго вышла замуж, муж её, Андрей Семеновский, в прошлом разнорабочий завода, после гражданской войны в начальники выбился. Стал председателем горсовета, его собирались даже послать в Москву учиться, да не успели, в двадцать третьем его в пьяной драке убили. Алёна и горевала-то не сильно. У покойного голова от власти закружилась, пил горькую и жену колотил. Из-за этих побоев Алёна ребёночка раньше времени скинула. Больше ей бог детей не дал, замуж она тоже не выходила, да и предложений особых не было, после мировой и гражданской войны ещё долго недостаток мужчин ощущался. Работала при клубе уборщицей, в войну, правда пришлось на заводе поработать, мужиков на фронт забрали, а на заводе паёк военный, но после войны обратно в клуб вернулась, здоровье начало сдавать. Работала билетером, одно время даже кассиром, но однажды недостача у неё получилась, и больше она за кассу не садилась. Билеты только отрывала и убиралась после кино и танцев.
На работе за столько лет на одном месте считалась передовиком, её портрет висел на городской доске почёта, за работу на заводе в годы войны даже медалью наградили.
Начала стареть, полюбила в огороде копаться, кроме овощей и ягод разных весь участок свой цветами засадила. Все соседи её садом любовались, со многими семенами делилась, но кроме неё никто такую красоту устроить не смог!
В молодости звали просто Алёной, потом как-то незаметно начали тётей Алёной называть, а сейчас всё чаще стали бабушкой величать.
И вдруг в начале шестидесятых начала бабуля золотыми червонцами приторговывать!
Конечно, нашлись добрые люди, стукнули куда следует и поздним вечером пришли к ней домой люди в штатском с санкцией на обыск. Валютными делами в советские времена КГБ занимался.
Не смотря на естественный испуг, Алёна Потаповна категорически отказалась давать какие-либо показания. Сказала, что никаких золотых монет она не видела и ничего об этом не знает. Произвели тщательнейший обыск, но не нашли ровным счётом ничего. Обыскали всё ещё раз, ещё более тщательно, перевернули все вещи не на один раз, осмотрели огород и приусадебный участок, - безрезультатно! Провозились почти всю ночь, у соседей, их пригласили понятыми, уже глаза слипались, всё безрезультатно!
Оперативники уже уходить собрались, извинившись за вторжение, когда один из сотрудников обратил внимание на свежепобеленную печку. Пока шёл обыск, бабушка стояла около неё, скрестив на груди руки. Во всём доме у одинокой женщины до вторжения оперативников был идеальный порядок, но побелка на стенах и потолке уже изрядно потемнела, и только печь, занимавшая добрую половину кухни и одной стеной выходившая в комнату, выделялась яркой белизной. Конечно, любая хозяйка скажет, что печь чаще белить приходиться, но не летом ведь!
Когда оперативники планомерно начали осматривать печь, Алёна Потаповна заметно занервничала, что вызвало дополнительные подозрения. Сотрудники решили сбить глину, видно было, где недавно печь замазывали. Бабушка пыталась протестовать, и так весь дом разорили, но ей заявили, что если они ничего не найдут, то восстановят всё в прежнем виде и даже лучше.
В отбитой глине почти сразу же блеснула монетка, при ближайшем рассмотрении это оказался золотой царский червонец. Бабушка притихла и сразу как-то сникла. После в глине печки всего нашли сто девяносто три монеты. Больше всего оказалось десятирублёвых, несколько двадцати пяти рублёвого достоинства и совсем немного пяти рублёвых.
На допросе Алёна Потаповна рассказала, как к ней попало такое неслыханное богатство.
Ещё в девятнадцатом году, летом, когда белые только оставили Урал, а красные ещё не вступили в городок, поздним вечером, к ней домой пришли два молодых офицера. Сын хозяина и ещё какой-то, немного постарше. Они принесли обычное деревянное ведро, прикрытое рогожей. Когда Алёна открыла дверь, они с кряхтением поставили ведро на пол, ноша оказалась тяжёлой. Старший выглянул за калитку, осмотрелся по сторонам и только тогда вошёл в дом. Потом, словно спохватившись, спросил, есть ли ещё кто-то в доме. Алёна только отрицательно покачала головой.
Потом сын хозяина Антон повёл себя странно. Он вдруг снял с божницы икону и подошёл с ней в руках к Алёне. Самым серьёзным образом обратился к ней:
-Поклянись Господом нашим, что сохранишь тайну, что мы тебе доверим!
Алёна встала перед иконой на колени и поклялась.
Тогда мужчины сдёрнули рогожу.
Под рогожей оказалось золото, полное ведро золотых монет!
Офицеры спустились в подпол и выкопали яму. Спустили туда ведро с золотом, заложили досками, закопали и заровняли землю. После того, как затоптали ногами и размели землю веником, в подполе не осталось никаких следов.
Они ещё раз заставили Алёну поклясться, что она сохранит тайну до их возвращения и перед рассветом покинули дом. На прощание офицеры сказали, что в скором времени обязательно вернуться, по их мнению, эта голоштанная власть долго не продержится.
На этом золоте Алёна и прожила практически всю жизнь. Оставленное сокровище не трогала, даже во время войны, когда приходилось голодать, как и всем, она не взяла ни одной монеты. Со временем Алёна перестала ждать офицеров, как-то даже подумала, а не приснилось ли ей вся эта история?
Но год назад они вернулись. Постаревшие, но снова вдвоём, как в тот далёкий летний вечер.
Сразу же спросили о своём кладе, узнали, что всё на месте, принялись копать. Переложили золото в два рюкзака и уже когда собрались уходить, старший взял из одного мешка горсть монет, сколько вошло в две ладони, и высыпал на стол кухни:
-Это тебе! За сохранность!
И ушли в ночь.
Вот такая история! Этих бывших офицеров так и не нашли...
Надолго замолчали. Петрович тяжело вздохнул:
-Дура баба!
-А что она могла с этим золотом сделать? - ни к кому не обращаясь сказал Михаил.
Опять надолго замолчали.
-Если уж зашёл у нас такой разговор о кладах всяких... - Петрович поудобнее устроился на чурбаке. - Расскажу вам одну историю.
История 3. Мистическая.
На фронт я попал пацаном совсем, призвали уже в конце сорок четвертого. Два месяца в тылу поучили, маршевая рота, и в январе сорок пятого оказался на первом Белорусском.
В кино часто показывают, как солдаты в разведчики рвутся. Верно лишь то, что разведрота первыми себе пополнение выбирает, а желающих в разведке воевать среди тех солдат, которые со мной в полк прибыли не было. На фронте голову сложить много возможностей предоставляется, а разведчиков в рай вообще без очереди пускают. Хотя, конечно, у нас и паёк усиленный, и по вольнее, но я бы по собственному желанию туда попадать поостерёгся.
Построили нас. Разведчики вдоль шеренги ходят, к себе агитируют. Желающих не нашлось. Тогда командир, старший лейтенант Мысаков, хороший мужик был, уже в Чехословакии погиб, спрашивает:
-С Сибири есть кто?
Оказалось, что я с Забайкалья, и еще один мужик после ранения из Омска. Но его не взяли, ему уже далеко за сорок, в разведку помоложе старались брать, да он и не рвался. А ко мне сразу подходит старшина, лет на восемь меня постарше. Штаны от немецкого маскхалата на хромовые сапоги приспущены, финка на поясе, в пилотке суконной, в общем полный фронтовой шик! Сразу бросились в глаза два ордена Красной Звезды, две "Славы" и три медали на груди. Оказался земляк из-под Чикоя. Расспросил меня, откуда родом, охотник ли я. Так я в разведке и оказался.
Вдали от дома земляка встретить - большое дело! А с Тихоном мы как-то сразу подружились. Он воевал с июня сорок второго и даже ни разу ранен не был! К тому времени, как мы с ним встретились, он уже год как в нашем полку в разведке воевал, у командира правая рука! У нас его уважали.
О войне я не люблю вспоминать. Страх, кровь, пот и грязь. Конечно, есть на свете люди, которым нравилось воевать, но большинство просто исполняли свой долг.
Тихон вот точно для войны создан был. О таких говорят: прирождённый воин. В боевой обстановке никогда не терялся, мгновенно видел самый оптимальный выход в, казалось бы, безвыходной ситуации. До войны он охотником-профессионалом в таёжном колхозе был, но по настоящему себя на фронте нашёл и не просто на передовой, а именно в разведке. Когда мы с ним встретились, у него на счету уже тридцать восемь языков числилось, а это даже человек от разведки далёкий оценить может, не говоря о профессионалах. Его несколько раз в дивизию забирали, но он в нашем полку прижился и никуда уходить не хотел. Тихона даже к "Герою" представляли, но что-то там вверху не срослось. При мне уже вместо "Золотой звезды" ему орден "Боевого Красного Знамени" вручили.
Вот он-то любым оружием владел, меня учил, как трофейными пулемётами и автоматами пользоваться, куда и как ножом человека ударить, чтобы сразу наповал. Все науки солдатские мужик на фронте превзошёл. Тихон меня воевать учил, от него я больше навыков солдатских получил, чем от всех командиров вместе взятых, хотя у нас и командиры воевать умели, особенно, кто на передке сумел выжить.
Посмотришь кино о войне, хоть сейчас снимают, хоть в советские времена, так там немцы прямо, как оловянные солдатика у пацанов валяться, а наш герой если уж погибает, то чуть ли не полчаса корячится под душещипательную музыку. Я хоть войну на излёте застал, но видел, воевать немцы умели!
А как наши солдаты в кино ножи бросают, прямо цирк! У нас в роте один грузин тоже в доску финку здорово втыкал, даже метров с восьми, но в боевой обстановке я этого ни разу не видел.
Любой человек если головой чуть-чуть подумает, сразу поймет, что убить противника, бросив в него нож с приличного расстояния очень и очень не просто. Особенно в поиске ночью, когда боишься лишнее движение сделать, чтобы не нашуметь, а здесь нужно подняться, приноровиться, да ещё попасть в движущую мишень, противник ведь как истукан стоять не будет.
Вот, представьте: идёт человек. Куда в него нож бросать, чтобы наверняка, да еще, чтобы не вскрикнул. В сердце? Оно сравнительно небольшое, к тому же защищено ребрами. В горло? Это циркачом надо быть, чтобы попасть между подбородком и ключицей! Тело ведь у человека упругое, одежда, амуниция, оружие, всё это мешать будет при броске. Конечно, снимают часовых ножами, но только в непосредственном контакте, а все эти трюки для кино и придуманы.
Я за всю войну только одного немца ножом убил. Конечно, до этого мне ребята показывали куда бить, как. С Тихоном все движения до автоматизма довели, для этой цели у нас нож деревянный ребята сделали. Но тренировки одно, а когда до дела дошло, мандражировал я здорово!
Немец у склада на часах стоял. Пожилой такой, небольшого росточка, под конец войны Гитлер всех подряд под метёлку загребал. Сделал, как учили. Когда рот ему зажал, под руками щетину и морщины почувствовал, одновременно со всего маху финку ему в печень засадил. Он дернулся и тут же обмяк. Вдруг мне на пальцы слёзы у него из глаз побежали! Я потом после поиска дня три пытался руки отмыть, всё казалось, что пальцы у меня от его слёз мокрые.
После войны, где-то в семидесятых, я на статью одного психолога-немца наткнулся. Он у себя в Германии исследовал психику фронтовиков, своих немцев, конечно. Выяснилось, почти у всех психические отклонения, в той или иной степени. Не знаю, работал ли кто с нашими солдатами с передовой, но думаю, результаты примерно такие же получили бы. Постоянный стресс, страх смерти, потеря друзей, всё это на психику человека тяжелейшим камнем ложилось.
Мы с Володей Корнаковым, водителем, ехали в командировку. Я и фронт тогда не вспоминал, о войне не думал. Прикорнул в кабине, знаете, бывает так, и спишь и не спишь, какое-то пограничное состояние. Вдруг в кабине со мной появляются немцы мёртвые! Один, второй, третий... и все руки ко мне тянут... Я чуть из кабины не выпрыгнул! Очнулся, головой трясу, оглядываюсь, один шофёр рядом со мной, никаких немцев. Володя потом говорит, что орал я здорово, он даже испугался. Потом, когда я ему рассказал, он с пониманием отнёсся, сам воевал, говорит, что и с ним подобное бывало.
С Тихоном я в последний раз в поиск ходил. Натерпелся тогда страха! Уже по возвращению на немцев напоролись. Ранило меня. Сначала не понял, чувство, как кувалдой по ноге ударило! Тихон меня вытащил. Хотя закон в разведке жесткий: сколько солдат в поиск ушли, столько должны вернуться!
Меня хотело начальство в госпиталь отправить, но ребята упросили командира, чтобы я в санчасти лечился. Насчёт того, что многие старались в госпиталь не попадать тоже писатели разное на придумывали. Тут дело не в патриотизме, хотя и это чувство, несомненно, присутствовало, но в основном в госпиталь не хотели ехать, потому что всячески старались в своей части остаться. Когда ты уже с людьми сдружился, знаешь что от кого ждать, и попадать в другое подразделение совсем не хочется, тем более в боевой обстановке.
Тихона ранило уже в Чехословакии. Вообще по глупому случилось, хотя про кого можно сказать, что его ранило или убило по умному, но с ним действительно несправедливо вышло. Надо ведь так случится! Шестого мая, уже боевые действия почти закончились, мы стояли в одном городке на границе с Германией, он шёл с кухни с обедом, а тут какой-то пацан из фолькштурма с перепугу гранату бросил. Тихон успел очередью его буквально пополам перебить, но два осколка в живот получил.
Вечером принесли его к нам в санчасть. Видно было, не жилец парень! Сразу как-то осунулся, бледный, нос заострился, на себя не похож. В госпиталь Тихона перевозить доктор запретил. Я тогда уже ходить начал, только на больную ногу ещё не наступал. Ухаживал, как мог за земляком. Врач и медсёстры старались его успокоить, но Тихон понимал, что долго не протянет. Жалко его было до слёз!
В ночь, когда о капитуляции Германии объявили, Тихон умирал. В сознании был до самой кончины. Вот тогда-то он мне и рассказал о золоте староверов, а ему об этот кладе прадед рассказал. Он старший из мужиков в роду у них оставался, дед боялся, что до его возвращения не доживёт и перед тем, как Тихону на фронт уходить, рассказал ему всё. Дед Тимофей действительно в сорок четвёртом умер.
Если бы Тихон жив остался, он, может быть, и не тронул золото это. Как он рассказывал, какое-то предание нехорошее о кладе прадед говорил. Но он о семье своей беспокоился, несмотря на молодые годы у Тихона трое детей было, последний сын родился, когда он уже воевал. Я дал слово, что если клад найду, то разделю его по совести; половина мне, половина его жене отдам. Конечно, я как мог успокаивал его, говорил, что вместе этот клад отроем, но земляк только головой покачал, даже рукой махнуть у него уже сил не оставалось.
Под утро Тихон преставился. Я сам ему глаза закрыл. Тогда на фронте мне это золото чем-то далёким и нереальным казалось.
Слова земляка о том, что за кладом надо обязательно вдвоём идти, приметы, которые Тихон перед смертью заставил меня повторить, да и сама родина, всё это было там, далеко на востоке...
И действительно, в Забайкалье я попал не скоро. Пришлось ещё с Японией воевать. Потом ещё дослуживать действительную, так что домой я вернулся только в сорок девятом году.
С фронта я написал вдове Тихона, рассказал, как он умер, где похоронен. Потом, когда домой вернулся, съездил к нему в деревню, повидался с родными. Вопреки опасениям жили они по тем временам не плохо. Конечно достатка особого не было, но многие гораздо хуже жили. Семейские* вообще дружно живут. Семье Тихона его родня помогала, да и со стороны вдовы тоже подкидывали. Тайга под боком, все охотники, без мяса не жили. Сама она в колхозе работала, на трудодни тогда особо-то не давали, но всё равно кое-что перепадало, да и огород подспорье в хозяйстве хорошее. Корову они держали. Сено братья её косили, да и старший сын уже с литовкой мог управиться.
Меня приняли хорошо. За столом посидели, хоть алкоголь староверы не приемлют, но со мной фронтовые сто грамм выпили, да и за помин души Тихона грех было не выпить.
Я, конечно, не забыл о завещанном мне золоте однополчанина и, когда разговаривал с его родными, попробовал осторожно навести справки, но безрезультатно. Понятно было, что вряд ли они будут откровенничать в таком щекотливом деле с незнакомцем, хоть и с фронтовым другом своего ближайшего родственника, да и я не мог рассказать им всё, что знал, но похоже они об этом кладе не знали ничего. Получалось, дед Тимофей кроме Тихона никому свою тайну не доверил.
Вырваться в тайгу на поиски у меня долго не получалось. Главное препятствие - расстояние. Староверы всегда старались жить в труднодоступных местах, а это место вообще - у чёрта на куличках. По самым скромным прикидкам на дорогу я должен был затратить не меньше двух недель, это в лучшем случае. Нужно ещё учесть всякие неожиданные препятствия. Вот и получалось, чтобы иметь запас времени мне нужно было никак ни меньше двадцати дней. К тому времени я поступил в институт и свободного времени катастрофически не хватало.
Второе препятствие - спутник. С кем идти? Нужно найти человека, которому можно довериться в таком серьёзном и щекотливом деле, а Тихон настаивал, чтобы я один не ходил!
Летом пятьдесят третьего вышел в отпуск. Срочных дел - никаких, и я решил - пора!
После долгих раздумий решил всё-таки идти один. Такую тайну всякому не доверишь, а единственный друг, с кем можно было решиться на такое дело лежал в больнице, очередной осколок из него выходил.
------------------------------------------------
*Семейские - В Забайкалье в восемнадцатом веке высылали староверов. Прибывали они на новое место жительство целыми семьями, отсюда название "семейские". До сих пор часто такие деревни живут обособленно от остального населения, хотя, конечно, и на них влияет современная действительность и не всегда благотворно.
Вообще-то золото вещь страшная и никто не знает, как себя человек поведёт в той или иной ситуации. Конечно, о товарище, ныне уже покойном, ничего плохого сказать не могу, но был не единожды свидетелем, когда лучшие друзья становились злейшими врагами, когда дело касалось денег. Человек сам себя плохо знает, а здесь огромное богатство и только ты и спутник и захочешь ли ты с ним делиться - большой вопрос!
Автобусы в те годы ходили плохо и не везде. Я ехал сначала на грузотакси, существовал в те годы такой вид транспорта, потом договорился с шофёром бензовоза, у развилки вышел, мне даже удобней получилось, что до деревни не добрался, что бы я аборигенам сказал, зачем в тайгу в такое неурочное время собрался? Туризм тогда в моду ещё не вошёл, а граница под боком!
Вылез я из кабины. Забайкальская тайга в июле! Только что дождик прошёл. Запахи какие! После городской пыли и вони запах хвои и листьев мне таким ароматным показался, что дышишь дышишь и надышаться не можешь.
Шёл я четыре дня. Палатку не ставил, погода стояла жаркая, но хоть ночью температура и падала, у костра можно нормально ночевать, особенно если хороший пожог и нодью сделать. На четвертый день к зимовью вышел.
В наших деревнях зимовья ведь из поколения в поколение передавались, от отца к сыну переходили. Это сейчас многие из деревень в города побежали, а раньше бывало и прадеда забудут, как звали, а зимовьем, что он поставил, всё его род пользуется. Когда такой порядок соблюдался народ и пакостить остерегался. В деревне-то все на виду, всё равно дознаются кто таёжные обычаи соблюдать не желает, пакостника быстро утихомиривали, ладно если просто бока наломают, а если на месте преступления поймают, могут ведь и листвянку в рукава засунуть*! Потом выбирайся, как хочешь, хорошо если жильё недалеко, а то можно и не дойти.
Об этом зимовье мне Тихон рассказывал, по его словам отсюда до клада уже совсем недалеко остаётся.
На следующий день вышел я на перевал. С хребта думал увидеть долину, где когда-то староверческая деревня стояла, но подножие всё березняком заросло, а лезть на скальную вершину я не захотел, подъём и так вымотал меня порядочно.
Июль в Забайкалье достаточно жаркий месяц, но тут природа переборщила. Жара стояла несусветная, и не раздеться. Пауты как "Мессершмитты" носятся, не успеешь хлопнуть, он прямо кусок мясо вырвет, и только жужжание слышно. Пока с хребта спускался, думал до костей обглодают!
От деревни мало что осталось. Несколько покосившихся домов с проваленными крышами, да полуразвалившиеся печные трубы. Всё дурниной заросло. Крапива, полынь, лебеда в таких вот местах всегда растёт. Вдоль с трудом угадываемой улочки речушка петляет, рядом когда-то огороды, видно, садили. Покинутые деревни всегда у меня, да, наверное, не только у меня, тоску вызывают.
Давным-давно истлели косточки тех, кто строил эти дома и с любовью возделывал эту землю, в неё и легли строители и сеятели этой забытой уже в поколениях деревни.
Я держал путь именно туда, где нашли свой последний приют люди, которые не оставили о себе даже памяти, и даже потомки не помянут их, и никто не придёт на их заброшенные могилы.
Тихону дед рассказывал, что клад закопан на кладбище, между двумя крестами из лиственницы под белым камнем.
-------------------------------------------------
*засунуть в рукава листвянку - Вид таёжного наказания за тот или иной проступок. Преступившему закон заталкивали в оба рукава тонкую лиственницу, застёгивали на все пуговицы и отпускали. В таком положении человек не может ничего сделать руками. Вытащить дерево невозможно, сломать тоже, у лиственницы очень прочная древесина.
Для погоста на Руси всегда выбирают весёлую полянку где-нибудь повыше, благо в нашем таёжном краю сопок и гор предостаточно. Я прикинул, осмотрелся, выбрал место, которое сам бы под кладбище подобрал и увидел за деревней взлобок Точно, в бинокль даже крест рассмотрел!
На поляне уже вырос кустарник, но больших деревьев не было. Может место для берез и сосен не подходящее, или по иной какой-нибудь причине. Только в одном углу молодая осина своей вершиной к солнышку тянется. Угадывается прямоугольник ограды, от самого забора даже следов не осталось, только два столбика сохранились, но деревенские, видимо, камни выкапывали, когда могилы рыли и вдоль ограды складывали, поэтому границу кладбища хорошо различить можно.
Только эти камни я и нашёл, никакого белого не увидел. В разных местах кладбища стояли три скособоченных креста. Один чугунный и два деревянных. Ориентиров, о которых говорил Тихон со слов деда, я не нашёл. Ломал голову до вечера, и так прикидывал и этак, но так ни до чего не додумался.
Ночевать на бывшем, но кладбище мне совсем не хотелось. Поднялся повыше, набрёл на местечко открытое с говорливым ключиком, там по чаёвничал и на боковую.
С утра разбил всю территорию на квадраты и начал планомерные поиски. Только к полудню нашёл злополучный камень. В кустах он оказался, почти весь в землю врос, да к тому же трава прошлогодняя его со всех сторон закрыла. Камень не совсем белый, но тех, что вокруг ограды лежат, гораздо светлее.
Пообедал всухомятку, запил холодным чаем из фляжки, покурил и принялся за работу.
Сначала пришлось кусты вокруг камня вырубить, потом обкопал его и кое-как перевернул, только потом копать начал. Я опасался, что староверы камней для пущей сохранности клада в грунт набросают, но нет. После того, как дерн вынул, песочек пошёл. Копай - не хочу. Лопата на весь штык в землю уходит. Только знай успевай выбрасывать.
К вечеру погода начала портиться. За всё время пока я шёл по тайге, не выпало ни капли дождя. А сейчас всё небо затянули плотные серые облака, и только на западе небольшой почти правильный прямоугольник подсвечен розовыми красками уходящего солнца. Как сцена в театре. На этой небесной сцене можно рассмотреть, при развитом воображении, туманных актёров. Серые, розовые, лиловые облака причудливо клубились, поминутно меняя формы, действие небесного спектакля всё не мог прикрыть занавес тучи.
Только раз в жизни я видел такое небо, это небесное представление природа ставила только для единственного зрителя, и этот спектакль смотрел только ваш покорный слуга, но меня ждали земляные работы.
Меня уже скрыло с головой, когда лопата упёрлась в неожиданное препятствие. Это оказался настил из тонких, с ладонь, бревен. Дерево на удивление хорошо сохранилось. Настил из лиственницы, а не ошкуренные бревна оказались именно из неё, под моим весом не прогибался, но посредине явно чувствуется пустота. Пришлось расширить яму, чтобы расчистить весь настил. С одной стороны я сразу вышел на спил, с другой - пришлось повозиться. Обрушил где-то на штык поперечную стенку и, когда выкинул грунт, вышел на концы бревен и с этой стороны.
Покурил около кучи земли. Солнце скрылось за хребет, призрачный сумеречный свет.
Спустился в раскоп, поплевал на ладони и ломиком попытался приподнять центральное бревно.
Тяжёлый человеческий вздох!..
В растерянности я опустил бревно...
Выдох!.. Как будто рядом тяжело вздохнул и выдохнул человек. У меня спина похолодела.
Вдруг надо мной голос:
-Ты зачем сюда пришёл!?
Поднял голову, ноги подогнулись и я сел на брёвна. Прямо надо мной стоит поп. Высоченный, метра три ростом. Восьмиконечный крест на груди золотом горит, в рясе чёрной...
Голос как будто не ушами, а всем телом ослабевшим слышишь:
-Иди отсюда! Не тобой положено, и брать не тебе!
Я когда за золотом собирался слово себе дал, половину вдове Тихона отдать. Хотел об этом батюшке сказать, да язык отнялся. Из ямы вылез, его уже не видно.
Смотрю, а внизу огоньки, деревня стоит. Дома видно, людской гомон слышится, где-то корова мычит. По улочке, видно уже плохо, темнеет, лошадь телегу везёт, рядом с конём мужик идёт, за ними процессия движется, вроде как гроб к кладбищу везут. Но не слышно ничего, ни шума колёс, ни топота коня, как будто плывут они по дороге.
Испуга как такового не было, просто чувств никаких, мозг только фиксирует, а я, как сторонний наблюдатель.
Потом провал у меня, ничего не помню.
Очнулся, стою на перевале, дождь идёт, светает. Как собрался, как на хребет поднимался, ничего не помню. Палатка, топор, нож, ружьё - всё при мне, только лопаты и лома нет.
Вот тогда я понял, почему дед Тимофей наказывал обязательно вдвоём за кладом идти! Хотя кто знает... Может он предполагал, что внук с таким же кержаком пойдёт, об этом мы уже никогда не узнаем...
Конечно, всё можно объяснить галлюцинациями, ещё как-нибудь, но я ведь с другом ещё раз туда наведался.
Шли точно также, я дорогу хорошо запомнил, но деревни не нашли! Ни речки, ни долины! Тайга и всё!
Поднялись на хребет, спускаемся, а внизу болото! Я решил, что правее взял, пошли влево, болото кончилось, начался ерник непролазный, потом вышли на гарь старую. Вернулись. Поднялись обратно на хребет, вышли прямо на костровище моё старое. В прошлый раз, перед тем как спускаться, я обед себе здесь варил, место приметное, скала и огромная сосна царицей стоит. От костровища уже чётко как по линейке по моим следам шли. Спустились опять на болото!
Я перед другом недоумком себя почувствовал, он меня ещё и утешал.
Не могла ведь эта местность за пять лет так измениться! Сосна вон стоит, скала, хребет тот же, спускаемся, - болото!
Поднялись на скалу, в прошлый поход я туда подниматься не захотел, сейчас пришлось.
Представьте: нет ни долины, ни речки! Про деревню я и не заикаюсь! Ну, положим, речка узкая, её и из деревни не всегда видно, ивняком заросла, но долина-то куда делась!?
Напротив вершины хребет видно, и не голубой, а зелёный! Деревья можно различить. А там, я хорошо помню, широкая долина, километра четыре, если не все пять, а здесь падь метров шестьсот шириной! Ниже ерник с багульником и болото, а где повыше - лес. Тайга вековая. За пять лет такие деревья, никак вырасти не смогли бы!
Дмитрий Петрович замолчал. Во время его монолога собеседники несколько раз порывались прервать его рассказ вопросами, но сейчас молчали оба. Петрович открыл печку, подбросил пару поленьев, заодно прикурил от уголька.
Михаил, покачивая головой проговорил:
-Да-а!.. Вот это история! - посмотрел на Петровича: - Ты кому-нибудь ещё про этот клад рассказывал?
Тот усмехнулся:
-Думаешь, поверили бы? - затянулся табачным дымом, в полумраке зимовья рубиновым огоньком светился кончик сигареты. - Вот вы поверили? Однажды в компании выпивали, рассказал... Меня на смех подняли, потом полгода подначивал один с бойким язычком, больше не заикался. Сегодня что-то стих на меня нашёл...
-А я вот поверил! - Сергей с некоторым вызовом посмотрел на Михаила, тот усмехнулся:
-Это в вас, молодой человек, юношеский максимализм возопил.
Сергей протестующе махнул рукой:
- Не мог ведь Дмитрий Петрович для красного словца такую историю придумать, да и если ещё раз в те места с товарищем ходил, ради правдоподобия что ли!?
-Петрович, с кем ходил-то? - спросил Михаил. - Не с Антиповым?
Тот молча кивнул. Михаил, поглядывая поочерёдно на собеседников, принялся рассуждать:
-Ладно бы ещё деревню не нашли... но долина-то куда делась? - посмотрел вопросительно на невозмутимо курящего Петровича: - Может всё-таки блуданули вы во второй раз?
Отрицательное движение головой:
-У меня на местность память хорошая, не мог я ошибиться, потом мы ведь на старое костровище вышли, а это место я хорошо запомнил, приметное.
-А по карте не смотрели? - спросил Сергей.
Петрович глубоко вздохнул:
-В том-то и дело, что смотрел, правда, позже намного, лет через восемь после последнего похода, в те времена все карты топографические секретили, - повозился на чурбаке, меняя положение тела. - Нет на карте в том месте долины. Южнее километров на двадцать - есть, восточнее, там правда немного подальше, тоже есть, даже с речкой, а на том месте, нет! Я по карте весь путь свой просмотрел. Не мог ведь я лишних двадцать верст отмахать и не заметить!
-Тайна века какая-то! - Михаил развёл руками. - Чертовщина, да и только! Опять же какая чертовщина, если там батюшка клад стережёт!
-Ладно! Поговорили и хватит. - Дмитрий Петрович тяжело поднялся с чурбака. - Я себе сегодня весь зад отсидел. Спать давайте ложиться, завтра Виктор с собаками утром придёт. Выспаться надо.
-А всё-таки интересно бы попытаться попасть в эту заколдованную долину...- мечтательно проговорил Сергей.
-Если хочешь, расскажу координаты, даже на карте место на хребте покажу, попытайся.
В сумраке лунной зимней ночи искрится снег на крыше таёжного зимовья, и снится его временным обитателям загадочная долина, в которую невозможно попасть наяву.