1. старик

у меня зоркие глаза с кровавыми жилками

и ладони,

прикипавшие к линейке и к пулемёту

в том веке, когда созревали

изжёванные теперь яблоки,

а мы берегли их.

мои кости боязливей и дороже, чем скрипка.

мои мышцы ещё упругие, как смычок.

но я не хочу засыпать в футляре,

пока не понадоблюсь для чьей-нибудь песни

или вранья.

я пойду искать, где та добрая осень,

для которой мы берегли яблоки,

в своём ватнике и тёплых кроссовках внука.

2. ребёнок

я тянусь

ртом, глазами и пальцами

к лучикам и тайнам из лучиков,

мусорке, ботинкам, пахучам маслам.

я засыпаю, просыпаюсь,

переползаю из комнаты в кухню,

забираюсь на диван,

и вселенные меняются,

хрустя, как памперсы,

но нет такой,

где не было бы крика "опасность!",

и было бы вдоволь лучиков.

я подрастаю и выхожу во двор,

запинаюсь о лопнувшую верёвку,

и лучики улетают из глаз.

и на меня

катится тусклая вселенная прерванных игр.

но долговязый брат, мой отец,

путаясь, бормочет,

что ветер разносит слёзы,

и другие девчонки найдут нас по слезам

и помогут сражаться.

а как объяснить так, чтобы я понял, он не знает,

но ищет слова.

3. квир

и пузыри могут взяться за руки

и, если не повезёт,

разлетятся радужными каплями,

только и всего.

о, пузыри, исчезающие один за другим,

мы просто будем.

сколько бы ни толпились с битами

ошмётки старого мира,

будущее круче

даже в неумолимости и железном шаге.

а вечером на скамейке,

пустой и холодной,

как наступившие полночи

тщетного ожиданья,

когда цветы шатаются на ветру

и не находят замёрзшего далёкого носа,

мечтать согреть этот нос подмышкой,

мечтать уткнуться в горячую подмышку,

как все прохожие в разноцветных куртках.

4. кормящая

как ветер и солнце выходят, ничего не стесняясь,

так я задрала футболку.

не мадонна с картинки,

а молочница из общепита.

человек ест под моей футболкой.

ничего священного, только рабочее.

ничего материнского, только человеческое.

вот доест, и пойду на прайд.

5. крестьянин

если хлеб живой,

значит, мужчина, идущий за плугом,

женщина, женщина,

всепобеждающая женщина,

он тоже!

с кожей любого солнечного оттенка.

но солнце, как ни спешит к своим сёстрам,

не успевает к их серой побудке.

только молоко на пальцах

греет доярок.

а ещё, крестьяне - женщины потому,

что бегут на дон или в наксалбари, как в кризисный центр,

и поднимают косы,

чтобы сражаться с теми, кто бьёт их.

6. женщина

любой человек,

живущий в классовом обществе,

избит, сражается и прекрасен.

значит, он женщина,

но все по-разному женщины.

люди,

безъязыкие, как берёзы,

обязанные любить топоры,

пусть они хлещут ветками по глазам,

не видящим ничего такого в их ранах.

7. подросток

чего надо монаху в моих трусах?

и моём телескопе?

зачем динозавр проснулся?

монах его вываляет в общепринятом, красивостях, анекдотах,

научит затаптывать сердце

и клянчить, как собачонка, пачкая нас с любимым.

надо мыть динозавра, скоблить

и как бабочку защищать,

чтобы он поднимал с телескопом туда, где удобней болтать и смотреть.

а монах, его друг шаман, надзиратель

в гимназии, сосед у подъезда, рыцарь, патриот, семьянин,

пусть их мудрость дохнет в ушах, как микробы,

как они сами.

8. инвалид

конечно, кошки царапают всех.

конечно, любимые ранят всех.

конечно, наёмный труд уродует всех.

но

люди без ноги, или с ненужным влагалищем,

или с нервами - кошачьей игрушкой

бывают заперты от заката и понимания встречных,

пляжа, метро, пикника в лесу, ебли как хочется

в камере с уколами, ожирением,

болью и скукой.

нужно крушить эти стенки в труху

везде, где уже возможно,

долбить со всей силы

там, где пока нельзя.

9. наёмный работник

короли из учебника в своих битвах

как утопленники на отмели.

им всё равно, а живым противно.

буржуазия,

поджарая потому, что есть время в спортзал,

всё равно полумёртвая от лишнего веса:

страха, подлости, награбленного, филантропии.

а живые

это наши сёстры-крестьяне,

неунывающая, бесштанная мелкая буржуазия

и мы.

те, чья работа сделана из слякоти и обиды

(даже подсохшая слякоть всё равно не сухая)

те, кто просушит книги, втоптанные в канаву,

и узнает, что делать, и сделает

для всех!

это мы.

10. проститутка

нам повезло,

что нас признают пролетариями

только те, кто готов нас вооружить.

а других пролетариев

пытаются опекать этические "коммунисты",

нравственные "революционеры",

добрые "гуманисты"

и прочие наши клиенты.

11.нездешний

не за фиолетовую кожу,

а за их желание её потрогать.

не за 7 пар глаз,

а за любопытство в них.

обывательская мудрость

летит в меня, как гнилые ошмётки.

я строю дома

и будущее ложится кирпич к кирпичу

с каждым моим движением.

я подметаю улицы

и прошлому не спрятаться в щелях

на этой планете.

12. человек не из чистой публики

я смеюсь лучше всех,

потому что знаю, зачем мне смеяться.

просто, если плевать вместо этого,

придётся смывать с наших улиц плевки, кмпкв.

наверное, знаете, как спать, объевшись?

моя жизнь такая же муть.

только я просыпаюсь,

потому что пекло и грозы

чувствую кожей,

или футболкой, которая как кожа уже.

и тогда я могу учиться,

но только у тех, кто видит меня бойцом.

мне не лень убираться,

я же сгребаю мусор не с улицы,

про которую все забыли,

не из конуры,

которую хозяйка с такой щедростью за мой счёт

подарила клопам,

а со старта

нового мира.

13. человек в других странах

нас большинство.

и сосед - другой,

но другой -

почти всегда не сосед.

и луна у нас в небе видна по-другому.

и хлеба у нас - не то, что у вас.

но я тоже есть

и пытаюсь не забыть,

что есть ты.

14. белый гетеросексуальный

мужчина титульной нации

я не хочу

вечно натаскивать собак,

чтобы со мной никто не разделил

даже самой маленькой молекулы

запаха луговых цветов.

для этого их надо

сорвать и бросить в миску собаке,

поставить на стол в вылизанной комнате,

словом, украсть у себя и спрятать.

я хочу,

чтобы у меня всё было по-настоящему.

то, что я хочу,

а не то, что не зазорно показать

приличному человеку.

15. эльф

фехтовать - или сидеть, обхватив колени.

ты тоже любишь тех,

кто дрался за свободу.

просто не веришь,

что надо драться тебе

или с тобой.

но всё равно дерёшься, товарищ

мелкобуржуазный ревдем.

пусть твоя сказка вырвется,

лезь за ней в крапиву,

не удерживай её.

даже, если ты - бывший.

впрочем..

не удерживай сказку.

16. встреча

ждать всегда так холодно

потому что ветер

летает туда сюда

с обрывками "вот, выхожу из метро",

"стою на углу".

ждать всегда так жарко

потому что тянешь даль

за наждачный канат со всей силы к себе.

аморфную тушу встречи,

которая не хочет сбываться.

а потом встреча

пёрышком касается пальцев и дальше летит.

17. чудо

приземляется летающая сосиска.

крылатик выглядывает из лепестков.

хочется чуду сказать

из человеческой любовной лирики:

hey okaywont u stay another dayif it feels alrightu stay another night?

как в тамбуре на стыках рельс

бросает друг к другу.

не только любимых,

а корабли иников к земле,

минуты сосредоточенности землян

к звёздам.

принимать легко.

кузнечики стрекочут громче антенн

и мирят деревню с электричеством,

прыгают, как любопытство.

18. город

ты трава.

ты меняешься, как плечи,

когда на них вылезают веснушки,

или они облупились на речке.

ты трещина в собственном асфальте.

все идут по тебе

босиком и навстречу

даже, если в ботинках,

в магазин и в ноябрьский дождь.

с холма виден ветер.

из скорлупок в лужах видна земля.

зайцы, бобры и кошки

едят сосиски и фрукты.

ты вырос когда-то

как борщевик,

плотоядная орхидея,

засыпанный пылью куст у бензоколонки

и пахнущая свободой полынь.

она отвоюет себе весь дождь у борщевика

и заразит своим запахом

просто траву вокруг.

19. прохожий

быть чьей-то получасовой любовью в метро.

в летнюю грозу

ловить чьи-нибудь босоножки

в гольфстриме напротив кафешки.

и хмурые,

и полуизглоданные,

люди золотятся на солнце

даже, если они чёртовы памятники.

и на пустых улицах по ночам

кроссовки как моцарт и луи армстронг.

20. друг

главное богатство - это другой.

ты.

и ты.

а больше всего меня обжигает цветами,

когда я думаю, что ты.

там, где до нас была просто поляна,

растёт земляника.

одобрительные лица,

похвалы родственников,

умиление,

нам - пивные банки в лесу.

растерянность,

дикий восторг от темы тупых анекдотов,

закушенные губы,

одеяло, прожжённое вдвоём,

одиночество, тоска, объятия в 6 или 8 рук -

это подарки фей под каждым кустиком

для стайки, компании, коллектива, парочки, партячейки.

мы - земляника друг для друга,

перемазанные раздавленной земляникой,

все,

товарищ, незнакомец, ты и ты.

главное - другой.

бонус:

мёртвые - слепоглухонемые.

хочется трогать, а нету пальцев.

мёртвые - такие же мы,

но пока тихие, не взбунтовались.

им повезло, что нет раёв

и прочих перерождений в начальника,

что борьба не кончается, и любовь

добирается и выручает.

что человечество среди своих битв

не будет никого "воскрешать",

а просто выковыряет мёртвых сюда,

чтобы видели, как их любят, знали: люди добились

поражения капитала и победы труда.

�