Бывают же дни, которые с самого утра состоят из сплошных случайностей. Как раз такой и выдался у Марии Алексеевны.
Накануне она легла позже, чем обычно - не смогла пропустить концерт старинного романса по каналу "Культура" - и решила спать, пока не выспится. Но ее разбудил телефон. Звонила подруга по далекому детству. Мария Алексеевна помнила про ее день рождения и собиралась просто позвонить, поздравить, но Людмила пригласила в гости. Пока погода хорошая, пока чувствуют себя нормально, пока вообще живы.
Они учились когда-то вместе в начальных параллельных классах и жили в соседних домах. Потом пути их разошлись - Мария Алексеевна с родителями переехала в новый дом, а Людмила до сих пор жила в старой квартире. Тогда это был самый центр города. Это теперь все изменилось - и центр переместился, и окраины заполнились, и сама карта города приобрела новые очертания. И чтобы добраться до Людмилы без пересадок, Марии Алексеевне надо было долго кружить по городу в автобусе. А пересадки она не любила.
Дома их стояли, как две слипшиеся на противне булочки - у них была общая стена. Но дворы - разные, как и номера домов. Несмотря на такую обособленность, дети из разных домов тогда были очень дружны. Никаких войнушек, соперничеств и ссор. Оно и понятно - начало пятидесятых, уставшие от вражды люди хотели мира и счастья и себе, и своим детям. Да и ходили дети из соседних домов в одну школу, в один и тот же кинотеатр, в единственный заново отстроенный Дворец пионеров, а зимой на общий для всего городка каток. Что же тогда говорить о дружбе детей с одного двора! О, это для Марии Алексеевны всегда были особые воспоминания.
Ее прямоугольный дворик образовывали строения в виде двух букв "Г". Одна такая буква - собственно сам дом, а другая - сараи к нему, с погребами и закутками для дров и угля - в послевоенных домах еще не было газа. Не было даже канализации, хотя водопровод уже провели, и Мария Алексеевна потом часто вспоминала, как не хотелось ей выносить помои в сливную яму в конце двора.
Жильцы в доме тогда делились на две категории: семьи военных и семьи гражданских. Военные жили в короткой, как бы головной части буквы "Г", которая выходила на главную улицу города, а гражданские - в другой, длинной части. Причем, главы семей военных были в званиях не ниже подполковника. Даже три генеральских семьи жили в этом доме.
Мария Алексеевна жила в длинной части дома. Ее отец, хоть и воевал, но был инженером-строителем. А отец Людмилы, чья семья жила в соседнем дворе, работал в той же строительной организации, что и отец Марии Алексеевны. Может, потому девчонки и сдружились вот так, на года. А что? Кроме того, что ходили в общую школу, отцы еще и на демонстрации брали их с собой. Да, детство... Хорошо тогда было. Весело, тепло, родители живы...
Автобус резко затормозил и остановился. Водитель открыл двери и выскочил на улицу. Из-под капота валил то ли дым, то ли пар. Люди в панике стали выбираться из автобуса.
- Что случилось? - не сразу пришла в себя погруженная в воспоминания Мария Алексеевна.
- Приехали! - рявкнул водитель и зло сплюнул. - Не видите? Сломались.
Наверное, впервые в жизни Мария Алексеевна порадовалась, что Людмила страдала такой странной аллергией: она не переносила яйца, а значит, торты и пирожные были не для нее. А еще она опасалась цветочной пыльцы, поэтому старалась держаться подальше от букетов. Но у нее совсем не было аллергии на шоколад, и она очень его любила. Мария Алексеевна помнила это и всегда покупала ей традиционный подарок - набор шоколада различных сортов. Вот и сейчас она ехала к подруге, можно сказать, налегке. Ну что там весят пять плиток? А вот если бы в руках был объемный торт и букет... Автобус ведь не доехал остановок пять. Но дворами через параллельную улицу идти было не так уж и далеко.
Все эти места Мария Алексеевна хорошо знала с детства. Когда-то здесь катались с горок, подложив под зад большие картонки. Тогда еще не было этих домов, да и самой улицы не было, а только большой пустырь с остатками разрушенных бомбежками строений. А когда его разобрали и отстроили улицу заново, Мария Алексеевна жила уже в другой части города. Но все равно приезжала сюда, чтобы побродить по знакомым местам. Даже свои свидания когда-то назначала именно здесь. Правда, в последние годы и тут все стало как-то по-другому. Вот и этот самопроизвольно возникший базарчик... Как же он портит образ этих мест и этой улицы!
Местные старушки, устроившись прямо на асфальте недалеко от гастронома, пытались продать свой товар. Ассортимент самый разнообразный - от пучков укропа и редиски до старых кукол и настольных ламп. Проходя мимо них, Мария Алексеевна осуждающе поморщилась и покачала головой, но вдруг резко остановилась и обернулась. Ее внимание привлекла маленькая вещица, выставленная отдельно на розовой бумажной салфетке. Продавщица вещицы цепким взглядом сразу определила потенциального покупателя и тут же затараторила:
- Дамочка, дамочка, не проходите, не упустите. Вещь-то у меня всего одна. Эксклюзив! Винтаж это называется.
"Слов-то каких набрались", - подумала Мария Алексеевна и подошла к продавщице.
- Можно посмотреть? - спросила она, и вещица, словно сама собой, тут же оказалась в ее руке.
Это была очень искусная скульптурная композиция из кости длиной всего в ладонь. По гладко отполированному рогу, изображавшему дорогу в пустыне, шел караван из пяти изящных маленьких верблюдиков, соединенных между собой золотистыми цепочками. Они шли к концу рога, на котором стояла резная пальмочка с раскидистыми листьями. Сердце Марии Алексеевны забилось. Она перевернула скульптурку и посмотрела на ее основание. Если это та самая вещь, то здесь обязательно должно быть чернильное пятно и отколотый кусочек рога. Но все было цело и чисто, без следов склейки.
- Вы не беспокойтесь, - заверила продавщица, - вещь в хорошем состоянии и стоит недорого.
- Сколько? - машинально спросила Мария Алексеевна, продолжая рассматривать караван.
- Двести прошу! - с вызовом сказала продавщица, но тут же заискивающе добавила: - А у меня и коробочка есть. Чтобы нести удобно было.
- Давайте, - кивнула Мария Алексеевна, - только салфетку тоже положите, чтобы помягче.... Они такие хрупкие...
- Это уж вы не беспокойтесь, это мы понимаем, - засуетилась продавщица, краем глаза улавливая завистливые взгляды товарок.
Всю оставшуюся дорогу до дома Людмилы, до самой ее двери, Мария Алексеевна вспоминала ту давнюю историю из детства.
Ее все называли Томочкой. Не Томкой, не Тамарой, а вот именно Томочкой. Она была младшей дочерью генерала. Он любил обеих своих дочерей, но вот Томочку особенно. Может, потому, что она, в отличие от старшей сестры, похожей на мать своей прозрачной бледностью и томными манерами, была вся в отца - румяная, рыжеволосая, пухленькая и очень подвижная.
Генерал часто устраивал своим дочерям праздники и при этом всегда приглашал всех дворовых детей, самого разного возраста. Особенно любили Новый год. В большой гостиной огромной - по тем меркам - генеральской квартиры под самый потолок ставилась елка, украшенная невероятно красивыми елочными игрушками, привезенными из Германии, и душистыми мандаринами. Развешивались также и конфеты, их даже разрешалось осторожно снимать с елки. Но этого почти не делали, потому что всех и так угощали вдоволь. Да и жалко было разорять такую красоту.
Генеральская жена садилась за казавшееся ей величественным трофейное пианино с двумя подсвечниками, и дети под музыку водили вокруг елки хороводы и играли в разные игры. А потом пили чай с вкусными домашними пирожными. И уже перед уходом все получали большие пакеты с новогодними подарками. Воспоминаний об этом празднике хватало потом не на один год. А другие праздники отличались обычно тем, что не было елки и подарков, но было не менее вкусное угощение, и все веселились от души.
Тот день, который на всю жизнь запомнился Марии Алексеевне, был днем рождения Томочки, и, как обычно, на него пригласили всех детей двора.
С утра мама повела Марию в самый большой универмаг за подарком. Ну, как же, все-таки день рождения дочки генерала. Видно, очень не хотелось ударить в грязь лицом, да еще и надо показать, что не так уж и сами они просты. И после долгих поисков из казавшегося тогда великим множества хороших, красивых и полезных вещей была куплена эта изящная поделка из кости. Удивительным было то, что практичная мама такие вещи обычно называла безделушками, а эта безделушка была еще и дорогой.
Они вернулись с покупкой домой, и мама стала собирать Марию на праздник. Пока она гладила платье, Маша рассматривала подарок для Томочки. Но чем больше она им любовалась, тем сильнее в ней нарастало горькое чувство, что она вот-вот должна отдать эту вещь в чужие руки. А ей так полюбились эти хорошенькие верблюдики! Она теперь тоже хочет такие.
- Мам, а давай Томочке подарим что-нибудь другое, а верблюдиков мне оставим.
- Это подарок для Томочки, - отрезала мать, и тут Маша вдруг разревелась.
Она поняла, что мама ни за что не согласится. Об этом говорило все - и ее решительный тон, и то, с каким терпением она стала дожидаться, когда дочь, наконец, успокоится, и то, что мать ничем не аргументировала свой отказ - ведь это означало, что Маша и сама прекрасно знала, почему ей ни за что не добиться своего. Объяснялось-то все очень просто: семья жила тогда очень стесненно, так как работал один отец, обеспечивая всю семью, а мама воспитывала детей - у Маши был еще и младший брат.
Ревела Маша долго. Было ясно, что праздник уже давно начался, что дети там вовсю веселятся, а она все рыдала, не в силах остановиться. А когда истерика все же закончилась, то пришлось еще ждать, чтобы покрасневшее лицо и опухшие глаза хоть немного приняли нормальный вид.
Смирившаяся Маша попала на праздник уже к самому его концу. Она сунула подарок Томочке в руки и жадно смотрела, как та тут же пристроила его на немецкое трофейное пианино. Что было потом, Мария помнит плохо. В память врезалось только то, что на следующем празднике в генеральской семье она сразу подбежала к пианино, чтобы посмотреть на этих верблюдиков. То, что она увидела, ее потрясло.
Хрупкую композицию было не узнать: на тонких ножках стояли только два верблюдика, другие жалко висели на кое-где уцелевших цепочках. Пальмочка, в сторону которой шагал караван, была сломана, да и острый кончик рога - дороги, по которой шли верблюдики - тоже исчез.
Вот тогда и сделала для себя маленькая девочка Маша первый взрослый вывод: не надо привязываться к вещам до такой степени, чтобы портить себе настроение и здоровье, ведь все может сломаться или исчезнуть в один момент. Лучше держать это в памяти, тогда эта вещь всегда будет при тебе, и ты в любое время и в любом месте сможешь ею любоваться. Надо только научиться это делать. Наверное, она этому научилась, потому что тот караван всю жизнь стоял у нее перед глазами, когда только ей этого хотелось. Она видела его и только что купленным, и растерзанным, да еще и с темным чернильным пятном внизу. И вот когда случайно увидела его наяву по дороге на день рождения подруги, не смогла удержаться, чтобы не купить вещь, которую помнила столько лет.
- Смотри, что я купила! - вместо приветствия сказала Мария Алексеевна, когда Людмила открыла ей дверь.
- Боже мой! Откуда же ты узнала? - поразилась та.
- Что узнала? - удивилась Мария Алексеевна.
- Да как же! Я всю жизнь мечтала о такой штучке. Увидела ее у Томочки из вашего двора. Помнишь Томочку? Мы же с ней учились в одном классе, но жила она в вашем дворе. Я однажды была у нее в гостях и увидела этих верблюдов. Ой, как они мне понравились! Я ей так завидовала! И мечтала, чтобы и у меня был такой же. Даже по магазинам искала. Спрашивала у нее, откуда взялся этот караван, но она сказала, что уже не помнит, кто ей его подарил. И всегда, когда бывала у нее в гостях, играла с ним. Правда, он очень быстро сломался, а потом и вообще потерялся. Так было жаль! А тут ты с этим подарком. С ума сойти! Вот спасибо! Вот уж на память, так на память. Разве сравнишь с шоколадом?
- Да у меня и шоколад припасен, - улыбнулась Мария Алексеевна. - Так что с днем рождения, Людочка!