Голубев Сергей Владимирович : другие произведения.

Времена Амирана 2 (путь)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это продолжение. Вторая книга из трех.

   
 

  Времена Амирана
(книга 2: ПУТЬ)

 
   


        Если баобаб не распознать вовремя, потом от него уже не избавишься. Он завладеет всей планетой. Он пронижет ее насквозь своими корнями. И если планета очень маленькая, а баобабов много, они разорвут ее на клочки
            (А. де Сент-Экзюпери)


   

        Давным-давно, когда Земля была еще совсем юной, маленькой и плоской, и не успели еще устать три могучих слона, держащих ее на своих спинах, и не уплыла еще из-под их ног громадная морская черепаха, чтобы сгинуть безвозвратно в пучине бесконечного океана, жила себе страна под названием Амиран.

        Амиран заслуженно и по праву гордился своей самобытностью и неповторимостью. Как, впрочем, и любая другая страна, включая и те, которые мы с вами знаем. Но было там немало и того, что роднило его с соседями, даже и не вполне дружественными. Так, например, в Амиране, наряду с прочими живыми и не очень существами, жили люди. А некоторым людям свойственно думать. И среди них находятся и такие, которые думают непонятно о чем. Ну, там, о смысле жизни, о том, как все устроено и зачем. Такие люди встречаются везде. Лично я знавал парочку любителей поразмышлять об устройстве вселенной. Естественно, ни к чему хорошему это их не привело.
        Вот так и в Амиране. Нашлись там те, кто путем длительных размышлений пришел к выводу о том, что в мире есть два начала: Абсолютный Порядок и Абсолютный же Хаос. И весь наш мир есть результат их борьбы, а полем битвы является вселенная.
        Порядок дал мирозданию законы природы. Девизом его можно считать слово "предсказуемость".
        Хаос породил жизнь. И, соответственно, непредсказуемость.
        Обо всем этом написано так много, что жизни не хватит, чтобы прочитать даже сотую часть. А поскольку жизнь коротка, то не будем тратить ее время на эти глупости. Скажем только, что эта идея завладела умами, и решили люди, что самым ценным в нашей жизни является стабильность, равновесие в борьбе этих начал. А так как Порядок по природе своей пассивен, а Хаос - напротив, агрессивен и стремится пролезть в любую щель, то помогать нужно именно Порядку.
        Любые изменения в мироустройстве, если они действительно необходимы, произойдут независимо от нашей воли, а если в человеческих силах воспрепятствовать им, значит они и не нужны.
        Одним словом - жизнь хороша, а лучшее - враг хорошего!
        
           ***
        
        И вот, с осознанием этого постулата, продолжим наше повествование.

 
 

  Глава 1

1

 


        Дороги... Дороги, они - как реки. Тем более что именно реки были первыми дорогами, освоенными людьми. А реки, они - как люди. Человек, пробивший себе путь сквозь препятствия, наперекор судьбе, собственной лени и чужим амбициям, не будет менять свой путь. Всю свою энергию, ярость и талант он будет тратить в узких рамках отвоеванного у враждебного мира пространства. Зато уж там - не стой у него на пути!
        Другое дело - человек, легко идущий по жизни. Для него не вопрос, повернуть туда, или сюда. Возникло препятствие? Обойдем. Хоть справа, хоть слева. А завтра, если наскучит, поищем чего-нибудь новенького.
        Так реки, текущие по равнине, легко, после каждого половодья, меняют свое русло. А там, где они текли еще недавно, остается зарастающее ряской болото.
        Вот и дороги так же.
        
           ***
        
        Было время, когда гостиница "Золотой Ангел" стояла рядом с проезжим трактом. Там останавливались купцы, военные, чиновники, спешащие по казенной надобности. Деловой дух царил тогда в этих стенах. Наскоро перекусить, поменять лошадей, прикупить какую-нибудь необходимую в пути мелочь, про которую забыли впопыхах. Ночевать - только если уж сильно припозднились.
        А потом дорогу спрямили. Путь стал короче. А вот "Золотому Ангелу", который, кстати, в ту пору назывался иначе, не повезло. Остался он в стороне. И долго стоял, ветшая, выставленный владельцем на продажу, но никому не нужный, теряя каждый год в цене. Пока, наконец, не купил его за сущие гроши человек, до того никогда не то, что гостиницами, а и собственным домом не владевший.
        Владел тот человек кораблем, на котором и разбойничал помаленьку в далеких водах, пока не решил, что с него хватит. И осел он на суше, далеко от моря, чтобы не тянуло, и чтобы не встретить случайно кого-нибудь, кого случилось обидеть за долгую пиратскую жизнь. Осел он в городе Хамистополис, что не далеко от предгорий Хамаканского хребта. Сошелся с хозяйкой маленького борделя, да и купил бывшую придорожную гостиницу.
        Покупка оказалась удачной, права была его подруга, подбившая его на это. Вложить, правда, пришлось немало. Один только подъездной путь от нового тракта до гостиницы чего стоил. Ну, и прочее...
        Название, кстати, тоже не он придумал, а его соратница. И название подошло. Теперь преобразившееся - помолодевшее и похорошевшее здание стало пристанищем влюбленных парочек. И то, что погубило прежний постоялый двор, теперь стало именно тем, что привлекало клиентов: уединенность, незаметность, малолюдность...
        
           ***
        
        Обычно постояльцы "Золотого Ангела" завтракали ближе к обеду. Приезжали, как правило, в сумерках, ужинали - чаще в номерах, потом чем-то занимались всю ночь, засыпая только под утро, отчего и завтракали так поздно.
        Эта парочка приезжала сюда уже в пятый или шестой раз. Молодого человека официант знал - известная в городе личность. Звали его Корней, был он студентом местного университета и, по совместительству, сыном богатейшего мукомола - Гранта Амбассамана. Был Корней худ, даже тощ на взгляд официанта, одет скромно, скромнее, чем позволял его, надо полагать, гораздо более толстый кошелек. Вдобавок юношу украшали очки и длинные, до плеч, волосы при гладко бритом лице.
        А вот что из себя представляет девица - возлюбленная Корнея, этого официант не знал. Хотя познакомился бы охотно. Красивая девица. Несмотря на то, что официант, как истинный джентльмен, предпочитал блондинок, а эта была ярко выраженной брюнеткой, она, тем не менее, очень ему понравилась, хоть и пялился он на нее исключительно исподтишка. Потому, что зарабатывал он тут неплохо, и дорожил своим местом.
        А так бы...
        Девушку звали Ханна. Была ли она красива? А что такое красота?.. Давайте не будем занудствовать. Она нравилась мужчинам. Мало того, она знала, что нравится мужчинам. Да и этого еще мало - нравиться мужчинам было частью ее профессиональных обязанностей. Нет-нет, это совсем не то, что вы подумали, но об этом позже.
        - Дорогой, - спросила Ханна, заканчивая очень изящно обгладывать куриную ножку, - когда мы поедем?
        Корней, к которому был обращен этот вопрос, уже закончил завтракать, и теперь, отодвинув от себя тарелку, задумчиво и влюбленно рассматривал сидящую напротив девушку.
        - Вообще, нам надо к вечеру, - ответил он, - а ехать часа два. У нас еще масса времени.
        Говоря это, он имел в виду, что они успеют подняться в номер и продолжить то, чем занимались большую часть ночи. Известно ведь, что аппетит приходит во время еды. Но у Ханны были другие планы.
        - Отлично, тогда мы успеем съездить в город и купить твоему отцу подарок. Не так ли, дорогой?
        - А-а!.. Ну, да...
        В голосе молодого человека Ханне послышалось разочарование, но она предпочла его не заметить. Сейчас подходила к финалу длинная многоходовая операция, и было не до сантиментов.
        
           ***
        
        Корней, как уже было сказано, был студентом, и учился на юридическом факультете. Да, он был богат. Вернее, богат был его отец, но и сам Корней никогда не испытывал недостатка в средствах, чем, по правде говоря, больше пользовались его однокашники, чем он сам. Корней же был скромен, застенчив, не слишком высокого мнения о своих внешних данных, и поэтому, когда вдруг оказалось, что он отбил девушку у своего блестящего во всех отношениях товарища, сам был немало этим удивлен. Удивлен, но отнюдь не раздосадован.
        Ханна появилась в их компании где-то с месяц тому назад. Появилась в обществе как раз того самого - Виктора, души компании, забияки и заводилы. Они были прекрасной парой. Впрочем, это не удивительно, все подружки Виктора были на редкость хороши. Но, увидев эту, Корней влюбился. Естественно, безнадежно. Но, видимо, за месяц Ханна с Виктором успели надоесть друг другу. И, как-то раз, на очередной вечеринке, которую, как всегда, финансировал Корней, Ханна пригласила его на танец. Потом они танцевали еще, и еще, а еще потом Ханна попросила проводить ее домой.
        С тех пор они уже не расставались. И, что интересно, с Виктором у них не испортились отношения. Ну, вот нисколько! А Корней понял, что оставшуюся жизнь он хочет прожить в обществе этой очаровательной девушки. Он сказал ей об этом, и она не отказалась. Осталась сущая ерунда, познакомить их с отцом. Почему-то Корней был уверен, что отец не откажет.
        Визит они приурочили к отцовскому дню рождения. Поэтому, хоть Корней и был уверен, что Ханна будет лучшим подарком, но все же прикупить еще что-нибудь в дополнение не мешало. О чем и шла речь.
        
           ***
        По правде говоря, познакомилась с Корнеем Ханна отнюдь не случайно. В ее жизни вообще было мало случайного. Она родилась в семье военного - честного служаки и карьериста без признаков фанатизма. Она была единственным ребенком в семье. Ее любили и мать и отец, и она любила их, но отца все же больше. Чем старше она становилась, тем меньше общих тем было у нее с матерью. Та, хоть и получила необходимое образование, но все же так всю жизнь и провела в роли домашней хозяйки. У отца же была интересная, насыщенная и, что не мало, таинственная жизнь, полная, судя по всему, приключений. Она любила говорить с ним, и ему, похоже, было с ней интересно. И она решила, что материнская судьба - не для нее. И, как это ни удивительно, отец ее понял.
        Он занимался с ней, сколько ему позволяло время, и она не ленилась, в поте лица разучивая сложные упражнения, развивающие тело. Изучала языки сверх обязательной гимназической программы, для чего ей нанимали учителей. Училась рисовать. Отец сказал, что рисование портретов людей - прекрасная тренировка памяти на лица, а это очень полезно, если она хочет заняться чем-нибудь вроде того, чем занят он сам. И, вскоре, она, и правда, могла нарисовать лицо человека, один раз взглянув на него. Или описать словами. Или по описанию представить себе лицо, и потом опознать его в толпе. Это еще была игра, но игра полезная и интересная, гораздо лучше тех игр, в которые играли ее сверстницы. И Ханна постепенно отходила от общества себе подобных.
        Гимназию она окончила отлично, и могла, при наличии желания, поступить в университет, да хоть бы и в самой Миранде. Закончить его, а потом все равно провести жизнь на кухне и в детской. А что еще? Чиновничья карьера в Амиране женщине не светила, хоть ты тресни, хоть расшибись в лепешку. Наука - удел немногих, и бородатые профессора брали себе в ученики студентов опять-таки только мужского пола. Ну, и так далее...
        И вдруг!..
        Прорыв из этого патриархального устройства случился с приходом к власти нового монарха - Бенедикта Первого, да прославится его имя во веки веков!
        Очевидно, были тому объективные предпосылки, зревшие, зревшие, да и созревшие как раз ко времени. Но, так или иначе, но случилось неслыханное: вдруг открылись вакансии для желающих незамужних девиц в рядах доблестных Амиранских вооруженных сил. Нет, конечно же, никто не предполагал ставить девушек в строй и заставлять махать мечом. Но армия - громадный организм, и за спиной тех, кто с мечом и шпагой встает лицом к лицу с противником, всегда есть огромная прорва других, вооруженных - кто пером, кто поварешкой, кто скалкой.
        И отец пристроил ее к себе. Так Ханна, наконец, узнала, чем же он занимается. Прикоснулась военных тайн, научилась носить форму, достойно реагировать на грубость и приставания, как начальства, так и подчиненных, правильным языком составлять отчеты, доклады, рапорты, сводить воедино разнородные сведения и еще многому. Не забывая поддерживать себя в форме и обучаясь приемам как фехтования, так и рукопашного боя.
        А через год разрешили принимать лиц женского пола в недавно образованную полицейскую академию. И Ханну, с отличием закончившую гимназию и год прослужившую в армии, приняли туда с распростертыми объятиями.
        Это уже был путь наверх. И год за годом, ступенька за ступенькой, она упрямо карабкалась, преодолевая препятствия, главным из которых было то, что программа, все-таки, была рассчитана на мужчин. Сильных мужчин.
        И все же, как это ни печально, но путь к тому, чем она занималась сейчас, лежал через постель. Да, первая кровь, которую она пролила на алтарь Отчизны, была неизбежная при дефлорации кровь, пролитая на скомканную простыню в спальне загородного дома заведующего учебной частью академии, взявшегося поучаствовать в ее судьбе при распределении.
        Что ж, это можно было считать инициацией. И она прошла ее, и вступила в тесные и дружные ряды самой, наверное, засекреченной организации не только Амирана, но и всего остального цивилизованного мира.
        Она стала сотрудником Службы Сохранения Равновесия - тайного ордена, заботой которого было ни много, ни мало, а судьба мира и человечества, и чья история уходила в седую древность, а будущее, очевидно, простиралось далеко за пределы видимого горизонта лет. Поскольку человечество и существует-то только благодаря поддерживаемому изо всех сил Равновесию.
        Ну, а что до девственности, то все равно долго ее сохранять на этой работе было бы не возможно. Да что там - долго! Она потеряла бы ее в первые же дни, на первом же задании. Так что, можно сказать, она просто обрела необходимую форму.
        
           ***
        
        К усадьбе подъехали, когда уже начало смеркаться. Особняк приятно поразил Ханну. Большой и высокий - два этажа с мансардой и цоколем, так что на уровень первого этажа вела внушительная парадная лестница, дом этот, тем не менее, не казался громоздким. Построенный в современном стиле, лишенный ненужных финтифлюшек, вроде бы строгий и деловой, он так отлично вписывался во все то, что его окружало, что казался не построенным, а выросшим на этом, поросшим деревьями пригорке. Вдали, за ним, видны были подсвеченные уходящим солнцем снежные вершины хребта.
        Здесь было так хорошо, что девушку невольно посетила несвоевременная мысль: а не бросить ли все, вот взять и по правде выйти за этого вот замуж, и поселиться здесь. Мысль позабавила ее и она улыбнулась.
        Корней увидел эту ее улыбку, и сердце его отреагировало, ударив не в такт. И он радостно ответил ей такой же улыбкой.
        
           ***
        
        Невеста сына понравилась отцу. Ну и пусть этот брак не принесет полезных связей и денег. Зато Корней, кажется, счастлив. А зачем все это, если не для того, чтобы сделать его счастливым? А деньги - деньги будут!
        Ханна, удаляясь на ночлег в отведенную ей комнату, тоже была довольна. Во-первых, ей удалось расположить к себе этого Амбассамана. Расположить настолько, что завтра он возьмет ее с собой туда, где, собственно, и куется их семейное благополучие. В то тайное место, секрет расположения которого, согласно полученному заданию, и должна была выведать Ханна. Просто она отводила на это гораздо больше времени, а тут... Удачно это она заехала, иначе не скажешь! А еще большей удачей будет то, что, как она поняла из случайных обмолвок, там будет и тот, кто все это придумал и сделал, человек, охота за которым продолжалась уже который год. А тут все сразу!
        И еще хорошо было то, что здесь, в отцовском доме, Корней не притащится к ней в спальню. И, может быть, это обстоятельство радовало ее больше всего прочего.
   
 
 

 
2

 

        Увиденное впечатляло.
        - Вот так, наверное, и выглядит ад, - думала Ханна, выходя следом за Грантом и Корнеем из помещения, которые они называли кочегаркой. - Если ад и есть, то он именно такой.
        Там, в кочегарке, было страшно жарко. Она вспотела, и сейчас, на легком летнем ветерке, ее пробивал озноб. Перед глазами продолжало бушевать пламя в черных от копоти пещерах топок. Блестящие от пота тела кочегаров совершали непрерывные перемещения от угольной кучи к этим прожорливым пастям, куда они кидали и кидали лопатами уголь. И угольная пыль наполняла все помещение. И эти люди - да люди ли? - дышали этой пылью, покрытые ей снаружи, и пропитанные изнутри.
        Красное на черном. Черные стены, черные люди, черный металл - и на всем красные блики ревущего в топках яростного огня.
        Огонь нагревал воду. Вода превращалась в пар. Пар рвался наружу, с ревом вылетая через какие-то клапаны, как объяснил ей Грант, чтобы выровнять давление. Равновесие соблюдалось и тут, и если давление пара превысит норму, все взорвется, разлетится на куски. Ну, а если оно будет недостаточным, то все встанет, замрет, перестанут крутиться громадные железные колеса, двигаться блестящие штанги - та же смерть!
        - Прекрасная модель устройства нашего мира, - пришла ей в голову умная мысль. - И наша Служба это клапан, через который выходит лишний, вредный пар, иначе взорвавший бы нашу жизнь. Вот вроде того, что сейчас перед ней. Но, в то же время, и перестараться нельзя, а то жизнь замрет и остановится. Но это пусть беспокоит старших. Не ей решать - лишнее это вот, то, что ей сейчас с такой гордостью демонстрируют, или как раз необходимое. Лично ей это совсем не понравилось. Но это, разумеется, ничего не значит. Даже если бы это вот все ей показалось симпатичным, она все равно сделала бы то, что должна. Да, собственно, она уже и сделала. Теперь дело за другими. Этой ночью этот маленький филиал ада прекратит свое существование. Вместе с его хозяевами. Так надо, и так будет.
        
           ***
        
        - Производительность сумасшедшая! - С гордостью говорил Амбассаман. - Впятеро больше, чем на ветряках. Вдвое - чем на водяных мельницах. А затрат на хорошую водяную сколько? Это ж не просто колесо поставить - чего там такое колесо намелет!.. Это ж надо плотину возвести. А значит, землю затопить. А земля-то тоже денег стоит. А водяной опять же?.. С этими водяными лучше не связываться. Сволочной народ. И капризные - жуть! Чуть что не так, и, глядишь, речка-то обмелела. Или наоборот, в ближайшее половодье все снесет к чертям. Ну их...
        - Тут тоже, - продолжал он, явно довольный впечатлением, произведенным на эту почти невестку, - тут тоже есть, знающие люди говорят, какие-то свои духи. Но, с этими просто. Зарезали черного ягненка, побрызгали в топки перед тем, как разжечь там огонь, да и все... И вот, с тех пор горит и не гаснет, тьфу-тьфу!
        
           ***
        
        До места этого добирались часа три. Дорога была хитрая. Начиналась она на территории складов, огражденных высоким забором и хорошо охраняемых - а что вы хотите? Склады! Не подкопаешься, так и положено.
        Склады эти одним боком примыкали к гряде невысоких холмов, за которыми сразу начинался густой лес. Коляска их въехала в распахнутые ворота одного из каменных амбаров, в котором оказалось пусто. Противоположной входу стены в амбаре не было, там был, как выяснилось, въезд в тоннель, который шел через холмы и выходил в лесу на неплохую дорогу, укрытую кронами деревьев. За этой секретной дорогой ухаживали и надзирали. Они проехали несколько замаскированных постов, где их останавливали и пропускали только после того, как был произнесен пароль. И это несмотря на то, что хозяина-то уж охранники знали в лицо.
        Ханна сделала наивное лицо и спросила, зачем это?
        - Ну вот, допустим, - ответил Грант, - захватили меня, приставили нож к боку и заставили отвезти на новую мельницу. Я скажу особое слово, и меня освободят.
        - А если зарежут?
        - Ничего, у меня люди ловкие, тренированные.
        - А зачем вообще вас захватывать? - Не поняла Ханна. Да ей и не полагалось этого понимать. Откуда молоденькой городской дурочке знать про эти игры?
        - Понимаешь, - Амбассаман стал серьезен. Это была скользкая тема, но раз уж эта девица решила войти в их семью, она должна знать и некоторые нюансы их жизни. - Понимаешь, та мельница, куда мы едем, не совсем обычная. На ней можно молоть и получать муку - кстати, очень хорошего качества, - в гораздо большем объеме, чем на любой обыкновенной.
        - А это что, плохо?
        - Ну, лично я считаю, что хорошо. Но ведь есть разные люди. Одни завидуют. Другие считают, что если тот способ, который использую я, распространится, то будет очень плохо.
        - Кому плохо? Ведь если мука получается хорошая, то, что плохого?..
        - А-а... - Махнул рукой Грант. - Это долгая история. Церковь объявляет все новое кознями Врага рода человеческого. Я с церковью не спорю, но понять, что такого дьявольского в том, что я делаю, не могу. Поэтому приходится прятаться. И тебе нужно будет молчать обо всем, что увидишь. Иначе плохо будет не только нам, но и тебе. Потому что свидетелей они уничтожают.
        Грант взглянул ей в глаза и добавил тихо:
        - Может, передумаешь? Пока не поздно поедем назад, да и простимся. Ты нас не знаешь, мы тебя не знаем. А?..
        Ханна зажмурилась, подумала, тряхнула головой и сказала:
        - Нет уж. Я тоже буду молчать. Ничего...
        Навстречу им то и дело попадались возы, крытые рогожей.
        Муку везут. - Поняла Ханна.
        - Ну вот, - подумалось ей, - уничтожат они эту мельницу, и не будет этой муки. Что же в этом хорошего? Нет, в самом-то деле, а?..
        
           ***
        
        Теперь, посмотрев на то, как мололась эта мука, она нашла ответ на этот вопрос. В каждой крупинке муки, смолотой на этой мельнице, в каждой булке, испеченной из этой муки - скрыта частичка того ада, который ей с такой гордостью демонстрировали его хозяева. Нет уж!.. Не надо ей такого хлеба. Подумаешь, производительность! Ну, построят вместо этой пяток нормальных, ветряных. И плотникам хорошо. Заработают на кусок хлеба. Хорошего хлеба, не отравленного всем этим... Плохо ли?
        
           ***
        
        За обедом ее познакомили с человеком, который изобрел и сделал все то, что ей только что показали. С Халебом Букиным. Немолодой уже, высокий, с густой седой шевелюрой и короткой, не до конца еще поседевшей бородкой. Портрет его хорошо был знаком Ханне. Его разыскивали давно и повсеместно. Трижды ему удавалось как-то ускользнуть из рук ССР. Как? - А вот сейчас поймают, наконец, и спросят.
        Когда ее представили Букину, он ничего не сказал. Скользнул взглядом своих светло-голубых выпуклых глаз и кивнул головой, даже не улыбнувшись. Ханна повела себя, как положено - надула губки и обиженно отвернулась. Корней в утешение пожал ей под столом руку.
        Ну, и не очень-то и хотелось!..
        
           ***
        
        Нормального застольного разговора не получалось. Разговаривали между собой Халеб с Грантом. Остальные поглощали пищу молча. Разговор шел о каких-то технических деталях - деталях парового механизма, которые требовали ремонта или замены. Прикидывали, где лучше заказать ту или иную штуковину, названия которых Ханне не говорили ровно ничего. Это было не просто ненужное, это было вредное знание. Даже более вредное, чем знание того, в какую точку человеческого тела и с какой силой нужно ткнуть пальцем, чтобы лишить это тело жизни. Хотя вот это, как раз, Ханна знала хорошо.
        После обеда их с Корнеем оставили наедине. Возвращаться собирались утром, и Корней явно строил далеко идущие планы на предстоящую ночь. Следовало его как-то, не обижая, отшить. Месячные? Но они были недавно. Усталость? С чего бы?.. Не поверит. А может, и черт с ним? Что он ей? Игра-то закончена. А она по привычке... Пусть себе обижается.
        
           ***
        
        Перед тем, как отпустить на задание, ее привели к специальному человеку. Магу, как ей сказали. Маг был уже очень стар, седобород и сгорблен. В каком-то темном, засаленном халате и непонятном сооружении на голове - то ли шапке такой, то ли тюрбане. Он посадил Ханну на стул, сам сел, скрестив ноги, на коврик напротив. Сперва он просто молча и не мигая смотрел на нее, потом закрыл глаза. Он сидел неподвижно, и только ноздри его шевелились, словно он принюхивался. А, может, и правда?..
        Потом он с кряхтеньем встал и начал что-то варить в котелке. Что-то, похожее на суп. Он бросал в кипящую воду то одно, то другое, непрерывно помешивая варево, то вливал туда нечто из глиняных кувшинов, стоявших рядом. И все время шептал, шептал... шептал что-то неразборчивое.
        Варево начало источать запах. Пахло почему-то канализацией. Ханне пришлось как-то во время учебы посетить с ознакомительной целью городской коллектор сточных вод. Там пахло похоже.
        Наконец, что бы там не варилось, но сварилось. Маг провел несколько раз ладонями над исходящим паром котлом и пара не стало. Запах, правда, остался. Взяв длинную костяную иглу, маг уколол себе безымянный палец, и выдавил в котелок несколько капель крови, после чего, жестом подозвав к себе Ханну, проделал с ней то же самое. Она не возражала и не сопротивлялась. За то время, что она провела в Службе, она видела уже столько необычного, что удивить ее стало очень трудно.
        Аккуратно, ложечкой, чтобы не зацепить плавающие в этом компоте, ингредиенты, маг наполнил два керамических стаканчика, и протянул один из них Ханне. Она взяла. Что, пить что ли, эту гадость? Оказалось, что пить. Маг единым духом влил в себя содержимое своего сосуда и жестом предложил Ханне проделать то же самое. Она зажмурилась и проглотила. Да ничего страшного. Тот же кукурузный самогон куда как противнее, а ведь пила же...
        Интересно, что за время всей этой магической процедуры, не было произнесено ни единого слова.
        - Так вот они какие, маги, - думала Ханна. До сих пор она ни с одним еще не сталкивалась.
        Это был свой маг. Маг на службе Службы. Службы, борющейся, в том числе, и с магами. Ну и что? Службе можно многое из того, с чем она борется. Но можно только ей. Потому, что она использует зло во благо. Для более успешного искоренения того же зла.
        Да взять тот же воздушный корабль. Над ним потрудились многие плененные Службой мудрецы и изобретатели. И вот теперь с помощью этого невиданного сооружения можно в считанные часы и незаметно для противника оказаться у него над головой, где бы он ни прятался. Вот и сегодня ночью он прилетит сюда. И зависнет над спящими. И спустятся с него по тросам бойцы, и возьмут всех тепленькими. Букина свяжут - и на корабль. Он, если захочет жить, будет работать на Службу. Остальных предадут мечу. Всех. Всех, кроме нее.
        А приведет этот корабль тот самый маг, настроенный, как ей сказали, на нее. После всей этой процедуры он, оказывается, стал чувствовать, где она находится и что с ней происходит. Иногда ей было неприятно осознавать, что за ней не то, чтобы подглядывают, а чувствуют то, что чувствует она. А это даже хуже, чем простое подглядывание. Особенно в некоторые моменты.
        Но маг был такой старенький, и так давно уже перестал быть мужчиной, что это, в общем-то, даже и не слишком мешало. Зато сейчас он уловит ее призыв и приведет в нужное время корабль прямо сюда. Здорово!
        Теперь осталось только придумать, как избавиться от Корнея, и идти к себе.
        Ее миссия выполнена. Ну, почти.
   
 
 

 
3

 

        В первое время своей работы - кстати, очень непопулярное слово у ее новых коллег, они предпочитали говорить: "мы служим", - так вот, с самых первых дней ее служения, Ханна узнала много нового. И это касалось не столько профессиональных хитростей - этому-то неплохо учили и в Академии, а самого смысла существования Службы, ну, и мироустройства вообще.
        Девизом Службы Сохранения Равновесия были слова: "Лучшее - враг хорошего". Эти слова были начертаны при входе в головную контору Службы, вернее, ее Амиранского Отделения. Бронзовыми буквами впечатаны в гранитную плиту. Плита стояла в вестибюле и видна была сразу при входе, то есть даже тем, кто забредал туда случайно, и кому дальше входа идти все равно было некуда и незачем. Пусть видят, пусть знают. Слова эти в любом случае правильные, а что это еще и девиз - этого знать посторонним не полагалось. Как не полагалось знать и о наличии такой организации, чьим девизом являются эти правильные слова.
        Вторым девизом этой организации, если бы таковой понадобился, могло бы стать изречение: "Меньше знаешь - крепче спишь". Лишняя осведомленность тут не приветствовалась, а уж любопытство в отношении самой Службы...
        Поэтому, даже уже прослужив пять лет, и став Старшим агентом, Ханна многого не знала. Кому подчиняется Директор их Отделения? Кто финансирует их деятельность? Так, самые общие фразы, типа: "Мы служим всему человечеству". Но у "всего человечества" пока что нет столицы. А тогда - где расположена Главная контора? Ну и ладно. Кому надо - знают. Узнает когда-нибудь и она, а пока...
        А пока что она узнала, что такой организации, где ей предстоит служить, просто нет. В служебном удостоверении, которое она получила, значилось, что она младший делопроизводитель какого-то пятнадцатого департамента МВД. Здание, куда ее направили, имело на фасаде рядом со скромным входом табличку: Компания "Гранат Бомбило"; отдел транспорта и доставки.
         Перед зданием всегда не протолкнуться было от телег, тележек и фургонов. Слышалась ругань возчиков и ржанье лошадей. Мрачные дворники не успевали убирать навоз. Дверь, украшенная упомянутой табличкой, была вечно нараспашку, народ входил и выходил беспрепятственно. Ханне, чтобы попасть на рабочее место, тоже приходилось, лавируя между повозками, проникать в эту дверь, потом, минуя вестибюль, идти коридором до конца, где была еще одна дверь, ведущая во двор. Двор был огромен, огорожен по периметру конюшнями, складами и крытыми стоянками телег и фургонов. Там тоже полно было народу, и все они были честно заняты извозными делами упомянутой компании. А Ханна шла дальше, пересекая пространство двора по диагонали, подходила к незаметной деревянной двери в одном из сараев и стучала туда простеньким условным стуком: два раза, потом еще три.
        Дверь гостеприимно распахивалась. Дверной ручки, кстати, на ней не было, как не было и замка. Ханна входила, и попадала в тамбур. Дверь за спиной закрывалась, и открыть ее было невозможно. Вспыхивал яркий свет. Ханна долго пыталась понять, откуда он берется, но так и не поняла - одно из множества здешних чудес, к которым она со временем привыкла, перестала удивляться и научилась пользоваться, не задавая ненужных вопросов.
        В двери напротив, ведущей внутрь, открывалось маленькое окошечко, куда Ханна протягивала свое полицейское удостоверение. После чего и эта дверь отворялась. Там никого не было. Был столик, на котором лежало ее удостоверение, она забирала его и проходила дальше. Открытые двери подъемной кабины уже ждали ее. И она опускалась куда-то вниз. Как глубоко? Она не знала. Сколько там этажей? Как-то спросила - на нее посмотрели с интересом, и ничего не ответили.
        Ну, и потом - коридор, тоже чем-то освещенный, уже не так ярко. И, наконец, родная дверь, которую можно было открыть с помощью довольно хитрого ключа. В прежней жизни она таких ключей не встречала. Ну, и все. Она на месте. Засиживаться, правда, ей не давали. Вот и сейчас. Когда она была в этой комнате последний раз? Где-то месяца три тому назад? Где-то так. Вживалась в образ, искала подходы к Корнею, потом - роман с ним.
        
           ***
        
        Вчера был последний из пяти дней отпуска, которые ей дали после завершения операции. Возможно, дали бы и больше, но проклятый Халеб Букин опять ускользнул. Как он это делает? Может быть, он тоже маг? Но прочие все попались и были зарыты там же, рядом с взорванной мельницей. Да, взорванной! И, судя по тому, как рвануло, это был отнюдь не порох. Нашли, значит, какого-то умельца. Вот и хорошо, вот и послужат его ум и уменье на пользу людям. Травить змею ее собственным ядом - еще один из негласных девизов Службы. А ведь, страшно подумать - попади такая взрывчатка в руки кого-нибудь постороннего! Сколько бед могла натворить. А кто-нибудь, самый ушлый, непременно взялся бы ее производить в больших количествах, на продажу. И покупатели бы нашлись, уж будьте уверены!
        Да, самый страшный враг человека - он сам. И, пока за ним осуществляется пригляд, он может жить спокойно. Как ребенок, за которым смотрит нянька. Но, как ребенок все норовит от этой няньки убежать, так и люди, в массе своей, норовят вырваться из-под опеки. Ну, и что в результате? Попадут под лошадь, подожгут дом или утонут в речке.
        
           ***
        Вот ее комната, вот ее стол. Пыли нет, протирали в ее отсутствие, хорошо. Еще три стола и дверь в стене. Столы пустые, все на заданиях, а за дверью маленький кабинетик ее непосредственного начальника. Начальнику на вид нет еще и сорока. Он могуч как ярмарочный борец, носит парик, потому что стесняется обгорелой кожи на черепе, вставные зубы и один стеклянный глаз. Наверняка под одеждой у него масса шрамов, но их Ханна не видела. Интересно, неужели и она когда-нибудь станет вот такой же, покрытой шрамами боевой лошадью? И тогда ее тоже отстранят от живой полевой работы и посадят командовать более молодыми. Ну, что ж! Пока все как-то обходилось. Ни одного шрама, да и зубы все целы, и даже дырок в них нет.
        Дверь распахнулась, и на пороге появился он, начальник, Клим. Первые две недели, помнится, он очень старался понравиться Ханне, но, кроме дружбы ничего не получилось. Мужчин ей хватало в процессе исполнения своих служебных обязанностей. Уж так хватало, что крутить романы с кем бы то ни было еще, уже никаких сил просто не оставалось. А у Клима, вдобавок, еще и лысый череп, и вставной глаз... Нет, будь он объектом разработки, она не посмотрела бы и на это. Вон, недавно, попался один, страдавший метеоризмом. Как заснет, так и начинает пердеть, как лошадь. Так-то сдерживался, а во сне...
        Хорошо, что его уже нет. Совсем нет, как и большинства, с кем ей пришлось за эти годы работать.
        - Привет, - сказал Клим, с радостной улыбкой заключая ее в объятия и по-братски целуя в щеку, - как, отдохнула?
        - Да, съездила на Теплые озера. Там у подруги домик загородный, вот мы с ней там и позагорали.
        - Та-ак, подруга - это кто у нас? - Посерьезнел Клим.
        - Антуанетта Балай, ее проверяли.
        - Ну, вот и славно! А у меня хорошая новость.
        Ханна насторожилась. За этими словами, сказанными вроде бы веселым тоном и с добродушной интонацией, могло скрываться что угодно.
        - Работа тебя ждет. Серьезная работа. Ответственная.
   
 
 

 
4

 

        "Пусть они найдут этого учителя, и вот там - всех! Все это змеиное гнездо, предварительно вызнав у того же учителя, как все-таки этого бессмертного можно уничтожить. Потому что на самом деле нет ничего такого, чего нельзя было бы уничтожить!" - так сказал Старик. И это не подлежало обсуждению. Обсуждению подлежало другое - конкретный способ выполнения этого приказа.
        Итак, приказ получен, и выполнять этот приказ должен он, скромный раб Единого и верный слуга барона - Диксон. Так что - думай, Диксон, думай!
        И Диксон думал.
        Всякому человеку дал Единый две руки. Две руки были и у Диксона. Как положено - правая и левая. Правая - собственная служба, и левая - Служба Сохранения Равновесия, организация формально независимая, фактически же финансируемая бароном, а, стало быть, и, хочешь-не хочешь, а вынужденная делать то, что ей скажут. Но, все же, не совсем своя, а, стало быть - левая. Сейчас, решил Диксон, ему, скорее всего, понадобятся обе руки. Пусть на время оставят свою вечную грызню и поработают совместно. На общее благо.
        Они собрались в поместье Диксона, на острове посреди окруженного горами озера. На веранде большого бревенчатого дома вокруг круглого столика, заставленного кофейными принадлежностями, в плетеных дачных креслах сидели, кроме него, Стэн Давос - руководитель отдела спецопераций, и человек без имени, к которому нужно было обращаться - Генерал, и никак иначе, Генеральный Директор ССР.
        Разумеется, Диксон давно знал и то, как зовут Генерала, и всю его богатую событиями биографию, но предпочитал это знание не афишировать. Хотят играть в конспирацию - да на здоровье!
        И, конечно, каждый из высоких гостей прибыл не в одиночестве. И свиту их составляла не только охрана. Были там и люди, способные дать справку практически по любому вопросу из числа тех, что могли возникнуть в ходе беседы. А поскольку ни тот, ни другой не знали, о чем пойдет речь, то и запаслись соответственно. Все эти люди сейчас были в доме. Так, чтобы не мешать, но и быть под рукой. Сидели там, тоже угощались, чем Единый послал, и осторожно приглядывались и принюхивались друг к другу.
        
           ***
        
        - Ну, вот так обстоят дела. - Закончил Диксон вводную. - Давайте теперь подумаем...
        - Караван-Талда, говоришь, - задумчиво произнес Стэн, - слышал я про это местечко. К сожалению, только слышал, да и то - немного. Там у нас никого нет, да и не было никогда. Глухие края. Дикие.
        - Это точно. - Поддержал его Генерал. - Насколько я знаю, торговых путей через них нет. Были когда-то в древности, но потом пустыня все перекрыла. Скоро, наверное, и самой этой Талды не станет. Пустыня... Она растет.
        - Но там же кто-то обитает? - Поинтересовался Диксон.
        - Обитают. - Стэн пригубил свою чашку. - Пока обитают. С одной стороны горы, с другой - пустыня. Несколько оазисов. Выращивают там что-то, скот опять же... Короче, натуральное хозяйство. Дикари. До них даже наши миссионеры не добрались.
        - Нет, - возразил Генерал, - ходили туда. Было три экспедиции от Единой Правоверной. Все три пропали. Пока решено больше не посылать никого.
        - Во что же они там верят?
        - По слухам, у них там в ходу человеческие жертвы.
        - Да-а... - задумчиво протянул Диксон. - И как же туда этого Брюта занесло?
        - Ну, он же маг, если я правильно понял, - Генерал вопросительно взглянул на Диксона. Тот кивнул. - Вот он им пару фокусов покажет, так они его еще своим богом сделают. А раз он хотел спрятаться, то лучшего места не найти.
        - Ну ладно, - подвел черту Диксон. - Если наши друзья туда попадут, то найти там этого мага, я думаю, будет несложно. Вряд ли он будет заниматься там сельским хозяйством. Скорее всего, будет работать по специальности, а значит, слух о нем пройдет по всей этой Талде, не столь уж и великой, я полагаю.
        - Ну, если его не съедят до того.
        - Или если наших друзей не съедят.
        - Вы забыли, - поправил собеседников Диксон, - что наших друзей съесть затруднительно. Учитывая присутствие в их рядах этого... ожившего.
        - А-а... Ну, да!.. - Стэн вздохнул. - Нам бы такого. Да не одного!..
        - Вот именно, - решил внести ясность Диксон. - Нам десяток, им - он кивнул в сторону Генерала, - десяток. Красота!
        Он вздохнул, и сокрушенно покачал головой.
        - А потом мы - вне закона. Совсем, а не понарошку, как сейчас. И подумайте, чем это чревато. Вот так же, как мы сейчас думаем, как уничтожить этих нескольких человек, так же все человечество, объединившись, будет думать о том, как уничтожить нас. И придумает, будьте уверены!
        И, завершая дискуссию, сказал:
        - Во всяком случае, так считают Старик с бароном. Я думаю, для нас с вами этого должно быть достаточно. Давайте думать конструктивно. В рамках поставленной перед нами задачи.
        
           ***
        
        Стали думать конструктивно.
        - Им надо будет попасть в эту Караван-Талду. - Задал тон дискуссии Диксон. - И сейчас они двигаются в сторону Хамистополиса.
        - Ну, до Хамистополиса-то они доберутся, без проблем. - Отозвался Генерал. - И, естественно, упрутся в Хамаканский хребет. Интересно, как они думают преодолевать его?
        - Ну, проводников наймут. - Предположил Диксон.
        - Это вряд ли, - возразил начальнику Стэн. - Ничего не выйдет.
        
           ***
        Чтобы лучше понять проблему, решили пригласить эксперта. Стэн отлучился на минутку и вернулся в сопровождении человека характерной наружности, выдававшей в нем уроженца тех самых мест. Черные волосы, черные глаза, выдающийся клювообразный нос и гортанный говор - типичный житель Хамаканских предгорий, хамадиец, как они себя называли.
        - Профессор Искуп Балмаглы, - представил его Стэн, прошу любить и жаловать. Как раз уроженец Хамакана.
        
           ***
        Профессору предоставили место за столом, и он поведал много интересного.
        Так, по его словам, когда-то давным-давно через хребет шла дорога. Очень непростая дорога. Дорога, в значительной своей части проложенная в толще гор. Туннель, проще говоря. Пробили его йами. Был в доисторические времена такой народ. То ли люди, то ли - нет. Судя по останкам, найденным в древних захоронениях, по строению скелета они напоминали людей, но имели и значительные отличия. Ростом они были вдвое ниже нашего, но очень широкие в кости и с длинными руками. В Амиране и многих соседних странах бытуют легенды о гномах, вот на что-то подобное и были похожи йами. Куда они девались - никто не знает. Вряд ли они были вытеснены человеком. Достоверно известно, что человек заселил те края много позже, когда от йами остались только редкие могильники. И еще осталась та дорога.
        Дорога эта, - продолжал профессор, - использовалась не одну сотню лет, пока существовал путь на восток. Потом пустыня сделала этот маршрут нерентабельным, да и просто невозможным. И дорога исчезла.
        - Как это - исчезла? - Не понял Генерал.
        - Как происходило это исчезновение, я понятия не имею. Но сегодня никто не знает, где вход в тот туннель. Или знает, да не скажет. Есть пророчество, что однажды пустыня отступит, и дорога снова оживет. А пока она спряталась до поры.
        Профессор рассказал, что предки его народа были поселены в тех краях специально, чтобы охранять караваны, идущие той самой дорогой. Для них тогда эта дорога была не просто дорога - это воистину была Дорога Жизни, дававшая им пропитание в тех суровых местах. Ну, а когда дороги не стало, то пришлось хамадийцам изыскивать иные средства существования. И, естественно, самым популярным стал разбойничий промысел. Тем более, что все они были потомки воинов, охранявших Великий Восточный путь.
        И еще хамадийцы верят, что йами живут в горах и до сих пор, только очень хорошо прячутся. Но в любом селении есть человек, который контактирует с ними. Йами хорошие мастера и отличные бойцы. Их часто используют как наемных убийц. Тут им просто нет равных. Взамен же им нужно продовольствие и ткани.
        - Так эти йами, они есть, или нет? - Попробовал уточнить Диксон.
        - Я уехал из тех мест еще мальчишкой, - ответил профессор, - и сам, естественно, никого не видел. Когда я наведываюсь туда, то, не смотря на то, что у меня там осталось много родственников, меня все равно воспринимают уже как чужого. А с чужими на эту тему там никто говорить не станет. Но, по совершенно непроверенным мною слухам, есть то, о чем я вам уже сказал. То есть, да, общаются. Обмениваются товарами и услугами, если заказное убийство можно отнести к таковым. Говорят, иногда йами приносят на обмен драгоценные камни. Но, опять-таки, об этом с посторонним говорить не будут.
        - Очень интересно, - проговорил задумчиво Генерал, - а вражды между местными и этими йами нет?
        - Я не слышал. Нет, ни разу не слышал ни одной такой истории.
        - Хм-м... значит, сотрудничество и взаимопонимание.
        - А что ваши земляки говорят о той стороне хребта? Бывают они там?
        - На ту сторону попасть очень трудно. А делать там нечего. Так что даже и разговоров на эту тему я не слышал.
        - А в чем трудность? - Заинтересовался Стэн. - Горы, вроде, не так уж и велики. Есть в мире и повыше.
        - Особенность хребта в том, что с нашей стороны подъем, и в правду, такой, как и везде. Трудно, но можно. А вот та сторона... Та, что обращена на юго-восток, в сторону пустыни, она очень крута. Как так получилось? Не знаю, и никто не знает. Мы вообще ничего не знаем о том, как образовываются горы. Ну, и вот, с той стороны ни подняться, ни спуститься туда... Почему и была когда-то пробита та дорога. Вот по ней...
        - А ее нет?..
        - Может быть, йами знают.
        
           ***
        Из профессора долго еще выуживали информацию, а когда он иссяк и начал повторяться, отпустили. Взамен Генерал привел своего знатока. Он тоже был из хамадийцев, но представлял уже не науку, а исключительно практику.
        - Господа, - сказал Генерал, - действовать, наверное, будем по обычной схеме. Внедрим к этим путешественникам своего человечка.
        - А по другому и не получится, - согласился с ним Стэн. - Пока они шли предсказуемым маршрутом их отслеживали наши стационарные наблюдатели, а вот куда они пойдут дальше? Где их искать? С чем они столкнутся? Так что, да! Только внедрять.
        - У вас же там, в Хамистополисе, приличная база? - Обратился Диксон к Генералу.
        - Да, есть в тех краях народ. Работаем.
        - Найдется подходящий для внедрения?
        - Поищем.
        - Стэн, а как у нас обстоят дела со связями с тамошними разбойниками?
        - Есть связи. И у нас есть, и у Генерала имеются, верно?
        - Имеются, - согласился Генерал. - Да вот, знакомьтесь, - он кивнул в сторону приведенного, - большой спец в этом деле. Знает если не всех, то многих. А кое с кем, так и вовсе тесные контакты имеет. К взаимной выгоде, а?.. - подмигнул он своему человеку.
        Тот кивнул и уселся в кресло, ранее занятое профессором.
        - Ну, что? - Сказал Диксон. - Тогда перейдем к деталям?
   
 
 

 
5

 

        Карету немилосердно трясло. Караван задержался в пути из-за поломки одного из пяти грузовых фургонов, и теперь старался - нет, не уложиться в график, это было все равно нереально, - но, хотя бы сократить время неизбежной езды в темноте. Лошадей погоняли безжалостно, и они бежали, бедные, как могли. Отсюда и тряска.
        Трясло так, что разговаривать было почти невозможно. И это было хорошо. Всегда, даже в самом плохом, надо искать что-то хорошее. Этой истине Ханну научил еще отец. И потом она не раз прибегала к этой мудрости. Ну, вот, хоть сейчас. Достал ее уже ее попутчик: "...а как зовут?.. а куда едете?.. а к кому?.. а вам не душно?.. а вам не холодно?".
        Вот скотина! Не дает подумать.
        А подумать было о чем...
        
           ***
        - Работа тебя ждет. Серьезная работа. Ответственная. - Сказал тогда Клим.
        Ну, вот и она, родная. И это только самое начало. Все еще впереди.
        
        - Ты помнишь, у Государя дочь должна была выйти замуж за короля Эрогении? - спросил ее Клим.
        Ханна молча кивнула.
        - А свадьба-то так и не состоялась.
        - Да, ты знаешь, мне последние дни было как-то не до великосветских сплетен.
        - Почему?
        - Занята была. Да и не интересно. Слишком далеки они от народа, знаешь ли... Где я, и где они.
        Клим искренне и весело расхохотался. Это он умел. Ну, просто - душа-человек!
        - А хочешь кое с кем из них познакомиться?
        - Хм, ну, разве что по работе. Неужели Бенедикта застукали на занятии черной магией? Или министр двора на досуге создал-таки перпетуум-мобиле?
        - Почти. Слушай...
        
           ***
        Выслушав все, что Клим счел необходимым довести до ее сведения, она подумала, и изрекла:
        - Так. Ну, и?..
        - Что - ну, и... - рассердился Клим, - ты что, не представляешь, какое это мощное воздействие на сложившийся порядок? Ты представляешь, к чему это может привести?
        - Нет. - Коротко ответила Ханна. И она ничуть не врала. Ну, разве, чуть-чуть преувеличивала.
        - Подумай на досуге. А пока - слушай сюда! Продолжение истории...
        Ханна устроилась поудобнее, положив правую щечку на кулачок и, распахнув доверчиво свои прекрасные карие глаза, приготовилась слушать. Клим посмотрел, хихикнул, и, сказав:
        - Ты бы еще рот открыла. - Начал:
        - Четыре человека - наследник, несостоявшаяся невеста, придворный шут и тот самый маг решили покончить с этим безобразием. К сожалению, того, как покончить с ним, ни один из них не знает. Проблема... Но у мага есть учитель. Соответственно, есть надежда, что он знает, что нужно делать.
        - Подожди, - перебила его Ханна, - у нас, что, мало своих магов? Одного даже я знаю.
        - Их у нас полно. И к ним, естественно, обратились. Как только - так сразу. Вот только никто из них с подобными фокусами не знаком. Это что-то очень экзотическое. Так что, слушай дальше. На чем я остановился?
        - На том, что учитель знает...
        - А-а... точно! А ты больше не перебивай. Так вот, учитель! Он научил нашего фокусника этому аттракциону, так что, есть надежда, что он поможет и выпутаться из этой беды. Логично?
        Ханна горячо начала кивать, демонстрируя свое восхищение логикой шефа.
        - Ладно, ладно, хватит!.. Голова отвалится. - Оценил шеф ее неподдельный энтузиазм, и продолжил:
        - Беда в том, что никто не знает, где этот учитель скрывается. Он раньше жил в Кранахе, где, как ты помнишь, до недавнего времени магия не только не была под запретом, но ее даже преподавали открыто. А потом их там прижали основательно, и пришлось им всем разбегаться. И куда убежал этот учитель никто, естественно, не знает.
        - А что, теперь там магию запретили? - Перебила его, забыв про свое обещание, Ханна.
        - Да нет, там просто стало как и везде. Формально-то магию никто не запрещает. Потому как нельзя запретить того, чего нет. А ее же нет?
        - Ну, конечно! - Горячо согласилась Ханна. - Кто же верит в эти бредни. Только совсем уж отсталые люди.
        - Ну, вот видишь, а государствами управляют, как правило, люди высокообразованные, интеллектуально развитые - какая магия? О чем ты говоришь?
        - Так как же они собираются искать этого своего...
        - А-а!.. Интересно? Ну, так вот: есть зацепка. У нашего мага был приятель, он ушел вместе с учителем, но потом они расстались.
        - Почему?
        - Откуда я знаю?! Не сошлись во взглядах на лучший рецепт философского камня. Слушай, не перебивай, а!..
        - Извини, извини... Это я что-то...
        - Да!.. Так вот... Этот самый приятель, возможно... Я подчеркиваю, возможно!.. знает, где прячется учитель.
        - А где прячется приятель?
        - А приятель, по последним, возможно уже устаревшим, сведениям, прячется в какой-то жуткой дыре, которая называется Караван-Талда. Уже одно название... Да!..
        - Это где?
        - А ты знаешь, это неподалеку отсюда. Сразу за нашим Хамаканским хребтом. Поэтому они, кстати, взяв с собою и пациента - этого самого Эрогенского короля, которого зовут Геркуланий, все они двигаются сейчас к нам.
        - Подожди, они что?.. хотят пересечь хребет?
        - Похоже на то. Вот что значит, не знать географии. Подумаешь!.. Извозчик довезет! Вот он скоро их и довезет до Хамистополиса.
        - А потом?
        - Суп с котом! Откуда я знаю? Попрутся через горы, надо полагать.
        - Они что?..
        - Слушай, ну, они не местные. Одни и вовсе во дворце всю жизнь прожили, другой иноземец, а Геркуланию этому, я так подозреваю, вообще все равно. Я, знаешь, думаю - ну, судя по рассказам, что он не человек.
        - А кто?
        - Животное. Души у него нет. И разума, соответственно.
        - А что, разума без души не бывает?
        - Я думаю, нет. Иначе это был бы такой монстр!..
        
           ***
        
        Я должна внедриться в их компанию, - думала Ханна, подпрыгивая на давно уже ставшем жестким сиденье кареты, - я должна помочь им. Провести через горы, найти того приятеля, а потом и учителя.
        Она выглянула в окошко. Ого!.. Уже стемнело. Уже скоро...
        - Я им помогу, я их буду оберегать. А потом уничтожу. Как и прочих... Они, конечно, совсем не плохие люди, и хотят только хорошего, как, впрочем, и все остальные. Как тот же Халеб Букин. Умный, надо полагать, дядька! Ишь, до чего додумался! И, ведь, невдомек ему, что все, что он изобрел, изобрели еще сотни лет назад. И не один раз. И еще будут изобретать. А мы их будем вылавливать. А свидетелей убирать. Чтобы никто не знал о самой возможности таких вещей. А эти все придумывают и придумывают, а потом, уже у нас, вдруг узнают, что все, что они считали чем-то новым - такое старье! Ну, ничего, умные люди быстро учатся. И включаются в действительно полезную работу. Работу по искоренению всего того, что может нарушить сложившийся баланс. Лучшее - враг хорошего!
        А мы - его спасители. Вот так!
        - И когда-нибудь, - продолжала рассуждать Ханна, убивая время, оставшееся до той минуты, когда начнется... - А, впрочем, никаких - когда-нибудь! Что есть, то и будет. Все. Кончилось время перемен. Стабильность в быту, стабильность в политике... Вон уже, сколько лет, никаких войн. Границы устоялись. Никто ни к кому не лезет, и уже не полезет впредь. Кто что имеет - то и имеет. И всем хватает, и все довольны. И школьники через сто и через двести лет на уроках истории будут изучать то, что было до нас. А больше им и изучать будет нечего. Кончилась история. Во всяком случае, в том виде, как мы ее привыкли воспринимать. История войн и насилия. История того, как кто-то, вдруг ставший сильнее других, начинает захватывать земли тех, кто рядом, а потом и тех, кто вдалеке. Не будет такого. Ну, и слава Единому! Каплями крови единиц мы потушим возможные пожары и не дадим пролиться крови миллионов.
        Карета дернулась и резко встала. Раздались крики. В темноте кареты белели лица попутчиков. Ханна разглядела открывшиеся рты и распахнутые в ужасе глаза.
        - Ну, вот, - сказала она себе, - началось!
        Крики стали громче. Послышалось звяканье железа. Предсмертный вопль раздался совсем рядом. Кого-то проткнули мечом. Блики огня мелькнули на стекле окна. Факелы. Много факелов.
        Дверца распахнулась, чья-то сильная рука ухватила Ханну за локоть и рывком выдернула из кареты. Она упала на колени, сильно ударившись. Это ничего. Синяки и ссадины были обязательными атрибутами этой разыгрываемой постановки. Придется потерпеть.
        Плохо было не ей одной. Кому-то было значительно хуже. Кого-то резали, и его печальный крик рвал душу. А Ханне уже связывали за спиной руки. Потом был сильный удар по голове, и она отключилась.
   
 
 

 
6

 

        Пока что все шло отлично. Накатанный тракт, местами даже мощенный, вел их от постоялого двора к постоялому двору. И не было нужды пока что распаковывать свои дорожные принадлежности и неприкосновенные запасы пищи, взятые с собой в дорогу. Они еще пригодятся. Наверняка. А пока что...
        А пока что путешествовать Ратомиру понравилось. Дорога - то стиснутая с обоих сторон деревьями, то радующая глаз открывшимся простором, дорога летящая прямо, и дорога, все время прячущая что-то за ближайшим поворотом... И, при всем однообразии, все время что-то новое.
        Приноровились как-то и к Геркуланию. На ночь его оставляли возле ворот очередного постоялого двора, вынеся ему барашка или поросенка, которыми он в темноте и перекусывал, никого не пугая. Днем же Ратомир уводил его подальше, выбирая какое-нибудь укрытое от посторонних глаз местечко. Смотреть на процесс было неприятно, но Ратомир быстро привык. Он отворачивался, слыша за спиной жалобное блеянье или истошные визги. Потом жертва замолкала, зато начинал довольно урчать Геркуланий.
        В процессе первого кормления, еще там, в Миранде, Геркуланий так уделал кровью свой костюм, что пришлось его переодевать. Теперь, перед тем, как отдать ему его обед, завтрак или ужин, Ратомир надевал на него добротный кожаный мясницкий фартук, взятый у хозяина того, первого, постоялого двора. Теперь достаточно было вымыть Геркуланию лицо и снять с него этот окровавленный фартук, и он снова превращался во вполне благопристойного джентльмена, выехавшего на конную прогулку.
        
           ***
        
        Принципия, естественно, не участвовала в этих сеансах кормления Геркулания. Но и того, что она видела изо дня в день, было достаточно, чтобы постепенно перестать отождествлять вот это дурно пахнущее существо, тупо и бессмысленно улыбающееся после кормежки, и тупо-злобно-мрачное через несколько часов после... Чтобы это существо перестало восприниматься как Геркуланий, хоть оно и отзывалось на это имя.
        Тот Геркуланий, которого она любила, с которым было так хорошо и интересно, который целовал ее там, в салоне де Селявиль, и вкус губ которого она до сих пор помнила - умер. Все-таки умер. Чтобы там ни говорили все остальные, чтобы там ни думал этот злосчастный маг. Нет, не сумел он воскресить Геркулания. Да и вряд ли это вообще возможно.
        И постепенно боль утраты уменьшалась, и, возможно, этот процесс шел бы быстрее, если бы перед глазами не маячил этот... это... это чучело Геркулания, даже и не пытающееся притворяться, что это - он.
        
           ***
        
        Злосчастный же, не оправдавший надежды маг, сидел на кучерском месте, жалея о том, что так неосмотрительно выдал свое умение управляться с лошадьми. И кто его за язык тянул? Сидел бы сейчас, развалясь на удобном пассажирском сиденье, рядом с этой... Неблагодарная тварь, а он-то за нее!.. Вот и сейчас, Пафнутий буквально спиной чувствовал, как сверлят его ее злые глаза. Да где ей понять!..
        Дорога не увлекала его. Насмотрелся он на эти пейзажи еще когда брел из родного Кранаха до Миранды. На всю жизнь хватит. Еще когда они шли втроем, было как-то веселее, а потом они расстались, и он совсем один брел в разваливающихся сапогах, боясь развести в темноте костер, чтобы не привлечь внимание разбойников или еще кого похуже.
        Брюту тоже пришлось нелегко. Тем более, что идти ему было, в отличие от Пафнутия, некуда и не к кому. И чего он поперся с этим бен Салехом? Все равно же расстались. Кстати, он так и не написал, почему. Похоже, учитель решил отказаться от занятий магией. Может быть, поэтому? И чем он тогда собрался заниматься?
        Пафнутий вспомнил письмо Брюта. Он столько раз перечитывал его, что помнил почти наизусть. Благо, оно было не длинное. Написал бы побольше, может быть это помогло бы теперь в поисках. А так...
        "Привет, Паф, - писал Брют, - как ты там? Я сейчас устроился в занятном местечке, которое местные называют Караван-Талда. Язык у них похож на наш, кранахский, Единый знает, почему, так как место это очень далеко от наших родных краев. Но, так или иначе, а освоил я его без особого труда.
        Добирался я сюда долго. Да, собственно, я никуда и не добирался, а так - шел себе и шел. Показывал на ярмарках фокусы, чем и кормился в дороге. Пару раз меня побили конкуренты. Есть один народец, который промышляет именно этим. Ездят большой толпой, сразу в несколько телег, с ярмарки на ярмарку. Кто фокусы показывает, кто поет, кто пляшет, кто будущее предсказывает, а в основном, конечно, живут за счет воровства. Вот с ними и были стычки. Ну, хорошо, что ноги у меня длинные, удавалось убежать.
        Вот из-за них-то я и попал в эту самую Караван-Талду. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Напали на меня эти в одном городишке - я и как называется-то, не помню. Ну, вломили мне, я - ходу! И вот, иду по дороге, а местность все пустынней и пустынней. А назад нельзя. Там эти. Ну, думаю, сейчас плохие места кончатся. Иду все дальше, а они только хуже. А у меня и воды-то с собой в обрез. В общем, плохо мне пришлось. И умер бы я там, в той пустыне, если бы меня какой-то караван не подобрал. И с ним я и пришел в эту самую Караван-Талду. Причем, мне повезло, караван был последним, да и то уже запоздавшим. Там путь был через горы. Через перевал, а перевал уже закрывался. И точно, помню, шли уже по снегу, метель была жуткая. Два верблюда в пропасть свалились. Но дошли. А оттуда - уже никак. Та дорога - единственная, соединяющая Караван-Талду с внешним миром. Вокруг нее совсем уж жуткая пустыня. Туда никто не ходит.
        Вот так я тут и застрял. А правят тут жрецы. Что за культ, я пока не разобрался. Главное - они все маги. И они признали во мне своего, и взяли к себе. Но к своим таинствам пока не подпускают. Я у них вроде прислуги стал. Но кормят хорошо. Одели во все свое. Голову мне побрили, так что ты бы и не узнал, наверное.
        Ладно, кончаю. Это письмо отдаю караванщику. Первый караван должен вот-вот пойти, так я письмо это с ним и отправляю. Авось дойдет. Люди здесь хорошие, и жрецов очень уважают, так что есть надежда.
        При оказии напишу еще. Жди. А то, при случае, заезжай. Буду рад.
        Ну, пока. Всех благ.
        Твой Брют."
        Пафнутий вздохнул. Вот и заеду, раз звал.
        
           ***
        
        Куртифляс ехал молча. Куда девалось все его шутовство? В этой инвалидной команде он ощущал себя старшим, и груз ответственности давил ему на плечи. Беда была в том, что дорога, по которой они с таким комфортом пока передвигались, похоже, кончалась. И, похоже, они упирались в тупик. Путем опроса владельцев постоялых дворов - и тех, что состояли на службе барона, и прочих, Куртифляс сделал вывод, которым пока что не спешил поделиться с остальными. Вывод был такой - дальше дороги не было. Через хребет не перейти.
        - Да-а... - расстроено размышлял Куртифляс. - Хорошенькая получается прогулка. Или переть наобум через горы, или пытаться обойти их - но в какую сторону? Направо? Налево? Причем, что туда, что сюда, дорога займет с полгода, наверное. И никто не знает этой проклятой Талды! Никому она не нужна. Но попал же туда этот Брют. Жаль, не пишет, как. Какой город был последним на его пути? А, впрочем, там все равно путь через горы, насколько я помню. Ладно, попробуем найти проводников у местных горцев. Не может такого быть, чтобы не было, пусть и каких угодно, пусть пешеходных, но, хоть каких, троп.
        - Ночевать будем уже в Хамистополисе. - Сказал он едущему рядом Ратомиру.
        Тот в ответ улыбнулся и кивнул. Еще один город. Хорошо!
        
           ***
        
        В Хамистополисе резидентом был не хозяин постоялого двора. Тут им, разнообразия ради, являлся сапожник, сидящий себе в скромной дощатой будочке на одной из центральных площадей. Но дело свое он знал. Он, услышав пароль и прочитав записку от предыдущего своего коллеги, проникся важностью мероприятия, объяснил дорогу к гостинице, дал записку к ее хозяину и пообещал, что вечером к ним зайдет человек, ориентирующийся в горах и их окрестностях.
        
           ***
        
        Знаток этот оказался кудлат, бородат, с темным, обветренным лицом. Говорил он с сильным акцентом. В общем, по всему было видно, что в горах он, действительно, свой человек. Куртифляс привел его в свою комнату и угостил вином, от которого тот, правда, отказался, мотивируя это тем, что его религия это запрещает. Вместо этого он насыпал себе на ладонь из кулечка каких-то зерен, которые с ладони перекочевали ему за щеку. Это было, как он объяснил, не хуже вина, но под запрет не попадало.
        Куртифляс пожал плечами, глотнул из своего стакана, и они приступили к беседе.
        - Да нету там никакой дороги, - упорствовал знаток местной географии, которого звали Ашан, - никто не покажет.
        - А если хорошенько заплатить? - Не отставал от него Куртифляс.
        Всю жизнь он придерживался той простой истины, что если нельзя, но очень хочется, то - можно. И это правило не раз выручало его. И, конечно, должно было сработать и на сей раз.
        - Если хорошо заплатите, то, конечно поведут. - Согласился Ашан. - Доведут до ближайшего ущелья, и там зарежут. А деньги заберут.
        - Нас не зарежут. - Возразил Куртифляс. Оптимизм его был воистину неисчерпаем. Как и терпение.
        - Почему не зарежут? Всех зарежут. И вас зарежут.
        - Нас - нет!
        - Почему - нет?!. Вы что?!.
        - Ты видел возле ворот всадника?
        - Ну, видел.
        - Он не даст.
        - Как это?..
        - Вот так! Ладно, поверь на слово. Попробовать, конечно, могут, но не зарежут. И вот тогда тем, кто захочет нас зарезать, придется выбирать - или они нас проводят на ту сторону, или их съедят.
        - Как съедят?! - Вскочил с места Ашан.
        - В сыром виде. И без соли.
        - Да нет туда дороги. - Пошел на второй круг Ашан.
        - А я слышал, что есть. Верные люди говорили.
        Куртифляс блефовал. Никто ему этого не говорил. Но попробовать-то стоило.
        - Ну, я не знаю, - зачесал затылок Ашан, - может, это они про старую дорогу говорили?
        - Старую, новую, мне без разницы, лишь бы вела куда надо. Значит, есть-таки?..
        - Говорят, есть. Только ее никто не знает.
        - А чего же говорят? Дыма-то без огня не бывает.
        - Да эта дорога тыщу лет назад была. А сейчас ее нет. А если и есть, то про то одни йами знают.
        - Какие еще... как ты сказал?
        - Йами. Это народ такой. Они тут еще до нас, до людей, жили.
        - А они, что?.. не люди?
        - Не-е... йами не люди.
        - Интересно... - протянул Куртифляс. - А ты их видел?
        - Нет.
        - А знаешь того, кто видел?
        - Не-е... я таких не знаю. Я знаю одного, который говорит, что знает. Но у него дырявый язык. Врать любит, - пояснил Ашан.
        Они замолчали. Куртифляс обхватил голову руками и задумался. Ашан тоже сидел молча, изредка причмокивая. Видимо, зерна за щекой еще не рассосались.
        - В общем, делаем так, - проговорил, наконец, Куртифляс, похоже, придя к какому-то решению. - Ты нас проводишь туда, в горы, к знатоку этих... как их? а, йами! То есть, к тому, кто знает... Ну, ты понял!
        - Далеко идти придется.
        - Ничего. Дойдем. Калек среди нас нет. Ну, как? Договорились? Мы заплатим. Хорошо заплатим. Сами. Не надо нас резать!
        И Куртифляс рассмеялся. Ну - шут!.. Что с него возьмешь?!.
   
 
 

 
7

 

        Они шли уже третьи сутки. Пешком. Ножками, ножками!.. - как выразился неунывающий Куртифляс. Ни о какой коляске тут и речи быть не могло. Какая коляска на карабкающейся вдоль склона тропе? Справа - склон, не отвесный, но крутой, и рядом, так, что до ближайших валунов можно было мимоходом дотронуться. Слева - а туда лучше было не смотреть. Там, где-то внизу, шумела речка, скрытая кустами. И лететь до этой речки, ежели чего, было далеко-далеко. А внизу ждали такие же валуны, только числом поболе.
        Из Хамистополиса-то выехали обычным порядком. Только дорога сразу за городом стала гораздо хуже, чем была до сих пор. Это уже была дорога сугубо местная, и пригляд за ней был соответствующий. Однако добрались до крупного селения, расположившегося у самых предгорий, без приключений. Хорошая оказалась коляска, крепкая. Но там с ней и простились, так же, как и с лошадьми. Проводник, которого нашел Куртифляс, помог продать их там же, а взамен купили парочку ослов. Эти животные не в пример лучше были приспособлены к горной местности. Одну лошадь, правда, пришлось оставить. Даже речи о ее продаже не возникло. И это понятно. Если ее и можно было продать, то только заочно, то есть так, чтобы покупатель в глаза не видел свое приобретение. Ну, а дальше - дальше, это была бы уже его забота. То-то было б весело, то-то хорошо! Но лошадей заглазно покупать как-то не принято, так что Геркуланий остался в их компании единственным всадником, и теперь поглядывал на всех свысока.
        В том же селении переоделись. То, что было на них до сих пор, и что, как нельзя лучше соответствовало передвижению по обжитой и цивилизованной местности, не годилось для гор категорически. Особенно это касалось Принципии, без капризов, впрочем, сменившей свое платье на повседневный наряд хамадийских женщин - шаровары, которые надо было заправлять в невысокие сапожки, вязаный шерстяной балахон, одевавшийся через голову и куртку из грубо выделанной кожи. Наряд мужчин был похож и отличался в основном деталями.
        Купили и по теплому малахаю и шапке каждому, учитывая возможность того, что придется пробираться среди вечных снегов, там, еще гораздо повыше, чем сейчас.
        Лишнее пришлось оставить на хранение хозяину постоялого двора, последнего, как им сказал проводник. В горах гостиниц нет. Там же остался и мешок с так пока и невостребованным магическим реквизитом Пафнутия. Как там дальше будет - неизвестно, а пока что мобильность представлялась более предпочтительной.
        
           ***
        
        Шли не сказать, чтобы быстро. Медленно шли. А как еще, если в горах до сих пор никто, кроме проводника, не бывал. А там вам - не тут! Там каждый шаг труднее дается, чем пять таких же на равнине. Это Пафнутий почувствовал в полной мере. Несмотря на то и дело налетавший пронизывающий ветер, пот заливал глаза. Хотя и тащил-то Пафнутий в своем заплечном мешке всего ничего. Так, чуть-чуть одежды, да харчей немного. Ну, еще воды флягу. Но отвык Пафнутий за время своего сидения в дядюшкиной аптеке от пешего хождения, обленился. И вот результат... И подъем-то вроде не слишком крут, а дышит уже как загнанная лошадь. Кстати, о лошадях, хорошо этому, Геркуланию, сидит себе в седле, хотя наверняка и пешком бы не устал. Пафнутий, при всей своей нелюбви к верховой езде, сейчас бы не отказался тоже... И чего решили пешком идти, спрашивается? Вот, идет же лошадь? Правда, она, скажем так, тоже не совсем обычная лошадь, под стать своему наезднику.
        Сладкая парочка!.. - ворчал про себя Пафнутий. Но только про себя, ибо помнил, кто явился первопричиной всех этих событий. И кого винить?
        - Эх, - думал он, вспоминая, как вешал лапшу на уши Ратомиру насчет духа, способного перенести их во дворец. - Конечно, хорошо бы!.. Да только где такого взять? А то что?.. топал бы он пешком до самой Миранды? Ну, уж, нашли дурака!
        Нет, в запасе у Пафнутия было немало приемов, которые могли пригодиться в многотрудной жизни мага. Но пока что он не находил ничего подходящего. Он вдыхал разлитую в воздухе силу, но она мало помогала в борьбе с земным притяжением, и не прибавляла сил в натруженных мышцах. Разве что делала чуть-чуть бодрее. Да и этот эффект с каждым днем ослабевал. Он мог, да хоть сейчас, на глазах изумленной публики, превратиться в... ну, скажем, горного орла. И воспарить!.. И полететь далеко-далеко, как настоящие горные орлы и летают. Но, вот беда, прилететь-то он никуда бы ни смог. А вернулся бы в то самое место, откуда вылетел, ибо только там он мог вернуться в свой истинный облик. Ибо, по правде говоря, никуда бы он не летал, а был бы там же. А это все - мираж, иллюзия. Тем качественнее сотворенная, чем опытнее и квалифицированней маг, сотворивший ее. Другое дело, что, поднявшись в облике орла высоко в небо, он мог обозреть окрестности. И увидеть то, что, скажем, вон за той горной грядой. И это было бы на полном серьезе, то есть он увидел бы вполне реальные вещи, находящиеся там.
        Только пока что это никому не надо. С ними проводник, знающий эти места как свои пять пальцев. И он быстрее и точнее подскажет, что там...
        
           ***
        
        Впереди отряда, погоняя перед собой осла, навьюченного хурджинами, шел проводник, тот самый, с которым Куртифляс имел беседу про древнюю дорогу и таинственных йами. Куртифляс шел следом. Своего осла он тащил за собой за уздечку. Идти самостоятельно, как у проводника, его осел отказывался категорически. То ли это был какой-то особо ленивый осел, то ли слишком умный.
        Идти рядом с проводником Куртифлясу не позволяла ширина тропинки. Впрочем, слово "ширина" тут было неподходящим. Применительно к этой тропе можно было использовать только слово "узость". Так что разговаривать было затруднительно. Можно было крикнуть какой-нибудь вопрос в широкую спину проводника, и получить нечто неразборчивое в ответ. Да зачем? Проводник знает, куда идти, сколько идти... Знает он теперь и зачем идти. В общем, на него можно положиться.
        Так думал Куртифляс. Если бы он знал, что в их последнюю ночь, проведенную в нормальных условиях, на приличных койках, этот самый человек, которого Куртифляс считал посланцем той силы, которой служил и сам, а, стало быть, заслуживающим безусловного доверия, имел тайную встречу с какими-то людьми... А если бы он еще и знал, о чем шла речь!..
        
           ***
        
        А в ту ночь Ашану было не до сна. Да и какой тут сон - он и так уже весь извелся, ожидая этих людей. Впрочем - не так! Из людей там был только один, но зато от самого Генерала. Второй же был одним из тех самых мифических йами, о которых Ашан якобы только слышал, да и то из недостоверных источников. Одет йами был вполне по-людски, и походил на сильно раскормленного карлика. Нет, пузат он не был, но силищей от него так и перло. Кулаки были размером с его собственную голову, вполне, кстати, прилично подстриженную. Да и вел он себя отнюдь не как скрывающийся от взора людского дикарь. Чувствовалось, что общение с людьми, даже с сильными мира сего, для него не в диковинку. И говорил он вполне нормально, не ломая язык. Говорил голосом сильным, звучным, слегка хрипловатым.
        Он говорил, обращаясь к Ашану:
        - Значит, заведешь их в долину Саюм. Там, ты знаешь, есть вполне неплохое место, где можно встать лагерем.
        Ашан кивнул. Он знал это место.
        - Ночью все и сделаем. Я выманю мальца из палатки...
        - Как это? - Удивился посланец Генерала.
        Посланец был не местный, и ему простительно было это недоумение. Вот если бы Ашан задал такой вопрос... Но он не задал. Кто-кто, а уж он-то знал этих йами. Они-то выманят!..
        - Я знаю, как. - Не удостоил ответа йами.
        И Ашан поспешил покивать головой в подтверждение того, что - да!.. знает! И выманит, не извольте, мол, беспокоиться.
        - Выманю, значит, - продолжал, между тем йами, - отведу его подальше, а там уж мы его примем. Спеленаем, как положено, на салазки его и протащим через заросли Живого Дерева.
        - А как же?.. - Тут уже даже Ашан удивился. Уж он-то знал, о чем говорит этот...
        Живое дерево, это было - да!.. Это было нечто, чего больше не было нигде. Так, во всяком случае, считал каждый хамадиец. И гордился этим! Было ли это и правда дерево, или что-то иное, только имеющее форму дерева - этого не знал никто, даже йами. Но, так или иначе, это нечто существовало, и пройти мимо него живым было невозможно. Огромное, просто невообразимое количество веток - от имеющих толщину в человеческий волос, до вполне себе солидных, в руку толщиной, опутывали неосторожного путника - будь то зверь, или человек, и в несколько минут выпивали его досуха.
        Поэтому удивление Ашана было вполне понятным. Представитель же просто ничего не понял, но решил не вмешиваться. Подробности - дело исполнителей.
        - Не бери в голову. - Важно проговорил йами. Но, все же снизошел, и разъяснил. - Все просто! Возьмем кого-нибудь, и прежде, чем самим соваться туда, пустим его вперед. Дерево его схватит, поднимет, как обычно, и внизу образуется проход. Нам хватит. А дерево, пока пьет, нас не заметит.
        - А этот, неуязвимый, вам не помешает? - Встрял представитель. Он был серьезным, ответственным человеком, и считал, что все должно быть предусмотрено.
        - А ты, - йами ткнул пальцем в Ашана, - намекни там, что тут горные козы пасутся рядом. Пусть он поохотится. Он же все равно не спит. Вот пусть и займется. А когда почует, будет уже поздно. Он прибежит к палатке, от нее пойдет по следу, да и попадет в ветки Дерева. Убить его это, конечно, не убьет - он же бессмертный, но вырваться оттуда ему не удастся. Мои предки так тигров извели. А тигр - тоже неслабое животное.
        - А кого вы собираетесь вперед пустить? - Поинтересовался посланец высоких инстанций.
        Оба - и йами, и Ашан посмотрели на него с укоризной. Вопрос был бестактен. Найдут кого.
        Йами так и сказал:
        - Найдем.
        - Надеюсь, это будет не человек? - Продолжал упорствовать в глупости посланец.
        - Хм-м... - отозвался Ашан.
        Йами выразился конкретней:
        - А кто же?..
        Представитель гуманистической цивилизации оторопело посмотрел на собеседников. Душа его протестовала, разум же советовал заткнуться и помалкивать в тряпочку.
        Разум победил. Посланец вздохнул, смущенно уперся глазами в стол и больше не встревал в обсуждение дальнейших деталей.
        
           ***
        
        Подъем, наконец, закончился. Тропа вывела их на седловину, и, пройдя еще немного - уже не вверх, а вниз, они вдруг очутились на широкой поляне. Трава, цветы в траве, лес неподалеку и кусты рядом, ручей, так славно журчащий в небольшой лощинке - ах!.. это же просто рай, - подумалось Принципии.
        Лечь в эту траву, и лежать, глядя в начинающее темнеть небо. Неужели они сейчас вот просто пройдут, оставив это все за спиной? И опять - через камни, мимо пропасти... Ах, как же жутко было идти по той тропе, и как же тянуло заглянуть туда, вниз. И как же она боялась, что возьмет и сделает это!..
        А тут так славно!
        
           ***
        
        - Все, - сказал проводник. - На ночь - тут.
        Разбили три палатки: одну - Принципии, другую - Ратомиру с Пафнутием, в третьей должны были ночевать Куртифляс и проводник.
        Разожгли костер, собрав по окрестностям валежник. Разжег проводник, опытный в таких делах. От помощи Пафнутия отказались после первого же раза. Разжигал-то он здорово, чик - и готово! Вот только еда, сваренная на таком огне была какая-то... Отдавала чем-то, не пойми чем. Съели, конечно, не выбрасывать же было, но потом долго ощущали в животах что-то похожее на то, как если бы проглотили живую лягушку, и она там, в желудке, медленно подыхала, конвульсивно дергая лапками.
        Впредь решили, пока есть такая возможность, от помощи Пафнутия в разведении костров воздержаться.
   
 
 

 
8

 

        Темнота, крутой склон, высокая трава, заросли кустарника - ничто не было помехой. Глаза Геркулания в темноте видели не хуже, чем на свету. Нос различал множество запахов и помогал ориентироваться. Ноги не знали усталости. Бежать было приятно. Ночной ветерок приятно холодил кожу обнаженного торса. Перед тем, как отпустить его на охоту, Ратомир велел снять с себя все, кроме штанов. Иначе никакой одежды не напасешься. Колючие кусты порвут ее в клочья, да и кровь отстирывать негде. Ну, а кожа у Геркулания не пострадает, и сам он не простынет, уж это точно.
        Геркуланий чуял добычу, вернее, то направление, в котором нужно бежать, чтобы найти ее. И он бежал, поднимаясь вверх по склону, огибая деревья, встававшие у него на пути и проламываясь сквозь кустарник. При этом он ухитрялся издавать очень мало шума. Движения его были одновременно и быстры и осторожны, и очень грациозны, как у какого-нибудь крупного хищника из породы кошачьих.
        Он чуял цель. Он шел к цели. И добыче не уйти от него.
        
           ***
        
        Поужинав, забрались в палатки и очень быстро угомонились. Все так устали, что ни у кого и мыслей не было посидеть у костерка, наслаждаясь красотой ночи и неспешным разговором за жизнь. Спать, только спать!
        А вот Ратомиру почему-то не спалось. И это несмотря на усталость. Когда ложился, казалось, что уснет сразу, но, стоило лечь и закрыть глаза, как стали одолевать всякие мысли, да и уставшее тело никак не могло найти подходящую позу, капризничало и заставляло ворочаться с боку на бок. А тут еще и Пафнутий начал храпеть. А будить его, чтобы он повернулся на бок, было как-то неловко.
        Как всегда бывает, когда долго не засыпаешь, захотелось по малой нужде. Но и вставать было лень, да и выползать из-под одеяла на холод не хотелось. Ратомир сел и уставился в сторону входа в палатку. Снаружи было чуть светлее, чем внутри и щель входа была видна.
        Вдруг полотно палатки в самом низу, у земли, шевельнулось. Краем глаза Ратомир увидел это движение и посмотрел внимательнее. И точно, словно кто-то трогал край этой палаточной "двери", шевелил его.
        Ратомир насторожился. Страшно ему не было - это явно было что-то мелкое и безопасное. Осторожно, стараясь не делать резких движений, и не шуметь, он снял с себя и аккуратно отложил в сторону одеяло, и подобрал под себя ноги. Встал на колени. Тихонько подобрался ко входу. Теперь, чтобы выйти, или, хотя бы, выглянуть наружу, следовало расстегнуть вход. И он, начиная сверху, чтобы не испугать то существо, которое, похоже, было внизу, стал расстегивать пуговицы.
        Расстегнув три, он высунул голову наружу, и посмотрел вниз. То, что он увидел, поразило его гораздо больше, чем это было бы, увидь он какое-нибудь неизвестное дикое животное. Потому что именно это он и ожидал увидеть. А тут...
        Маленький, пушистый, белый котенок смотрел на него большими, пронзительно синими глазами, задрав вверх мордочку. Котенок не боялся. Ему было любопытно. Он хотел играть, и играл с уголком палаточной ткани, трогая ее лапой. Сейчас он перестал играть и удивленно уставился на Ратомира.
        Когда-то, когда он был раза в два моложе, Ратомир гостил у бабушки и там, однажды, играя в довольно-таки запущенном дворцовом парке, нашел котенка. Когда его помыли, то он оказался точь-в-точь такой же, как этот. Такой же белоснежный и с голубыми, яркими глазами. Ах, как Ратомир упрашивал, чтобы ему разрешили взять его с собой. Увы, ему сказали, что котенок будет ждать его тут. Ждать его следующего приезда. Но, разумеется, в свой следующий визит Ратомир котенка не застал. Ему сказали, что котенок заблудился, потерялся, а мама его все искала, искала и, наконец, нашла, и он пошел к ней. Трогательно!.. А уж что там было на самом деле, оставалось только гадать.
        И вот этот самый котенок снова смотрел на него своими невероятными глазищами, и явно не отказался бы поиграть, а потом выпить немного молочка.
        Руки сами собой справились с остальными пуговицами. Ратомир раздвинул полы входа. Котенок отпрыгнул. Все так же стоя на коленях, Ратомир наклонился вперед и протянул руку. Котенок понюхал и отбежал на пару шагов. И сел, глядя на Ратомира. Он не боялся его. Да и чего бы ему бояться? Они же столько играли вместе... А потом он просто-напросто шагнул куда-то не туда, и вот, оказался тут! И он не грязный, и не голодный. Видно, что только что из дома.
        Тот самый котенок!..
        
           ***
        
        Геркуланий наслаждался. Он выследил добычу, он догнал ее, и какое-то время они бежали бок обок, и Геркуланий даже иногда дотрагивался до нее рукой, пока не убивая, а просто вдыхая запах разгоряченной плоти и смертельного страха. Предвкушение радовало и опьяняло его. Он растягивал удовольствие.
        Потом он повалил ее на землю и, удерживая руками за толстые рога, перегрыз ей горло. Ну, а после он руками разорвал ей мягкое брюхо, и рукам было радостно ощущать живое тепло. Тепло снаружи, тепло внутри. Зубы рвут податливую плоть, и уходит вечно мучающий его голод. И добыча была такая большая, что останется еще много, и, что останется, он принесет Ратомиру. И это тоже радовало его, и согревало - но уже не живот и руки, а что-то другое, что тоже было в нем, и тоже нуждалось в тепле.
        И вдруг что-то отвлекло его. И это был не звук, и не шевеление чего-то рядом. Это было внутри, и он, еще не понимая, разогнулся, встал, и через мгновенье уже бежал, делая гигантские прыжки вниз по склону. Он бежал туда, где был Ратомир, и где с ним что-то происходило. Что-то, что грозило ему опасностью. Он не знал, что это такое. Он не корил себя за то, что оставил его там одного. Он вообще ни о чем не думал. Он бежал, бежал как мог быстро, и был готов ко всему.
        
           ***
        
        Ратомир выполз из палатки и с радостной улыбкой, распрямившись, шагнул к котенку. Тот подскочил и резво отпрыгнул. Ну, все, как тогда! Сейчас они поиграют. Ратомир будет ловить - котенок убегать. Шаг - котенок отпрыгнул. Еще шаг - и снова прыжок. Лови меня! И смотрит так весело. И Ратомир смотрит на котенка. И ничего нет вокруг. Только этот белый пушистик, а вокруг - тьма, и только этот комочек света, притягивающий к себе взгляд. И приглашающий - вот он я!.. лови!
        Шаг за шагом, сам того не замечая, Ратомир удалялся от палатки. Он не заметил, как сгустилась тишина, и до сих пор нарушаемая только тихим шумом листвы, да стрекотом сверчков. И котенок стал как-то расплываться перед глазами, и возникло ощущение, что, на самом-то деле, он спит, и даже подушка под щекой. И стало так хорошо, уютно...
        
           ***
        
        Геркуланий появился возле палаток спустя где-то полчаса после того, как Ратомира навестил его, потерявшийся в далеком детстве, котенок. Геркуланию не надо было заглядывать в палатку, чтобы убедиться, что Ратомира там нет. Он знал это. Знал он и то, что Ратомиру грозит опасность. Лошадь его спокойно паслась неподалеку. В отличие от своего хозяина, ей не нужны были ни мясо, ни кровь. Она спокойно обходилась травой, как и все порядочные лошади. В этом она от них не отличалась.
        Геркуланий нашел свою сброшенную одежду, но взял только перевязь с мечом. Вскочил на лошадь и, ловя в воздухе след, пустил ее вскачь. Он торопился.
        Геркуланий не ошибся в выборе направления движения. С каждой минутой он все явственней чуял Ратомира. Он был на верном пути. Он нагонял.
        Путь его пролегал по ровному месту. Иногда лошади приходилось перепрыгивать через какие-то препятствия - она тоже хорошо видела в темноте. Иногда Геркуланию приходилось низко пригибаться, чтобы беспрепятственно миновать низко растущие ветви встречных деревьев. Он ехал молча, и только ноздри хищно раздувались у него, улавливая след.
        И вдруг, словно сеть накинули на него. На него, и на лошадь, потому что она вдруг остановилась. Геркуланий почувствовал, как что-то цепкое ухватило его сразу везде. Два голых, безлиственных дерева, между которыми он направил лошадь, склонились к нему и обхватили своими гибкими и прочными ветвями. И ветви эти - толстые, тонкие, совсем почти не видные, словно щупальца опутали все тело. Он попытался достать меч, но руки оказались слабее. Они были тоже схвачены, опутаны, прижаты к телу. Геркуланий зарычал от бессильной ярости, но, как он ни дергался, все было напрасно.
        Он почувствовал, что его поднимает вверх. Как ни странно, он продолжал сидеть в седле. Значит, их поднимала эта невиданная сила вместе. И его, и лошадь. Если бы Геркуланий умел удивляться, это его очень бы удивило.
        
           ***
        
        Принципия так устала, что заснула мгновенно, и сон ее был крепок и без сновидений. Пробуждение же было кошмарным. Кто-то волок ее за ноги, и она тут же оказалась лежащей лицом в мокрой холодной траве. Голову ее прижали к земле, а руки завернули за спину, и она почувствовала, как колючей веревкой обматывают ее запястья. Она закричала, и ее тут же перевернули на спину. В рот воткнули какую-то тряпку. Рядом шла возня, слышалось кряхтенье, стоны, резкие, грубые голоса произносили какие-то фразы на незнакомом языке. И было светло. Множество факелов разогнали ночную тьму, позволяя увидеть, как темные фигуры, склонившись, упаковывают ее попутчиков.
        Потом ее подняли и, как мешок, бросили животом на спину лошади. Она перестала что-либо видеть, кроме лошадиного бока и темной земли, и только чувствовала, как ее веревками привязывают к лошади, чтобы она не свалилась. Все произошло так быстро, что она даже и испугаться толком не успела.
        Лошадь пошла. Висеть так было очень неудобно и больно. Рот был по прежнему заткнут, а чтобы она не выплюнула тряпку, ее примотали к голове, попутно завязав глаза. Оставалось только слушать. Но слушать было нечего. Переговоры между теми, кто на них напал, прекратились, и Принципия слышала только лошадиное дыхание, шелест травы у нее под ногами, да биение собственного сердца.
        Внезапно откуда-то издалека донесся крик. Принципии показалось, что она узнала голос. Голос Геркулания. Но крик оборвался, и ничего больше не было.

 
 

  Глава 2

 


        Любое приключение, за исключением любовного, вначале всегда воспринимается как неприятность. Это потом уже, если вам удалось благополучно выпутаться из этой передряги, вы будете с удовольствием рассказывать друзьям об этом, с усмешкой вспоминая собственные переживания.
        Возможно, с этим многие не согласятся, но лично мне кажется, что любовь к приключениям возможна только платоническая. То есть когда на объект любви глядишь издалека, и только мечтаешь о встрече. И хорошо тому, у кого эта встреча так и не состоялась. Впрочем, если состоялась, и ты выжил, то тоже неплохо. Есть о чем вспомнить.
        И, вот ей богу, любя своих героев, и желая им только добра, я охотно оставил бы их дома. Ну, право, куда они поперлись?! Но, что делать? Они взрослые люди, и вправе поступать так, как пожелают. Мне же остается вместе с вами смотреть, как они героически преодолевают последствия собственных необдуманных поступков, вздыхать, и тихонько, про себя, говорить:
        - Ну, вот... я же предупреждал!

 
 

 
1

 

        Очнувшись, Ханна обнаружила себя лежащей на земле. Голова болела, связанные за спиной руки затекли. Рядом лежали ее попутчики. Справа и слева. Кто-то стонал, кто-то плакал. Сколько их - из ее положения, да еще в темноте, определить было невозможно. Судя по тем крикам, что она слышала, прежде чем ее привели в бессознательное состояние, оставшихся было меньше, чем выехало.
        Они все лежали в стороне от дороги, но не далеко. Видны были многочисленные огни факелов. Частично эти огни перемещались, частично оставались на месте. Видимо, эти факелы воткнули в землю, чтобы освободить руки. Руки же были заняты перетаскиванием тюков, мешков, сумок - короче, багажа пассажиров этого несчастного каравана, и того, что везли грузовые телеги и фургоны. Все это экспроприированное добро грузилось на спины лошадей. И это означало, для тех, кто еще этого не понял, что путь дальше лежал по бездорожью. То есть - в горы.
        Наконец, погрузка закончилась, и лежащих на обочине пленников стали поднимать и строить в колонну. Тех, кто не проявлял должной резвости, подбадривали пинками. Ханна встала, не дожидаясь особого приглашения. Подошедшему к ней бородатому звероподобному аборигену она шепнула: "Галамали". Тот сделал шаг назад и настороженно взглянул на нее.
        Что означает произнесенное ею слово, Ханна не знала. Может быть, это было даже какое-нибудь ругательство. Не важно. По этому слову ее должны были опознать в общей толпе, чтобы дальше она могла действовать по плану. В том случае, разумеется, если она не даст убить себя в горячке захвата. Всякое же возможно!..
        Но она не сделала никаких глупостей, осталась цела, если не считать шишки на голове, передала пароль, и теперь все должно было пойти так, как надо. Хотя...
        Абориген схватил ее за руку и потащил куда-то в сторону. Кажется, он хотел отделить ее от остальных пленников. Возможно, ей даже дадут лошадь, чтобы она не утруждала себя пешим хождением. А вот этого как раз не надо! Ханна замотала головой, и кивнула в сторону остальных, сгоняемых в какое-то подобие строя. Она недвусмысленно давала понять этому типу, что ей надо туда. Как всем. Абориген пожал плечами, но, видимо, понял. Он пробормотал что-то и подтолкнул ее туда, где уже топтались ее братья и сестры по несчастью.
        Пересчитать количество своих будущих попутчиков Ханна не смогла. На глаз - человек пятнадцать. Их выстроили в колонну по одному, в затылок друг другу. Руки так и оставались связанными за спиной. Затем хитроумно соединили одной длинной веревкой, так, что у каждого на шее оказалась петля. Дернись, попробуй выскочить из строя, и петля затянется. Причем не только у тебя, но, как минимум, у твоих соседей. Спотыкаться и падать тоже не стоило. Передний конец был привязан к седлу лошади. Еще пара человек сопровождала этот караван с живым товаром сзади. А прочие материальные ценности уже ехали впереди.
        То, что произошло, отнюдь не было чем-то из ряда вон. В этих краях нападения на караваны издавна были обычным делом. Недаром их караванщиков так обеспокоила задержка, чреватая ездой в темное время. Они вполне обоснованно опасались того, что, в результате, и произошло. Они не знали, что были обречены с той самой минуты, как эта красивая девушка заплатила за место в их пассажирской карете. Еще несколько капель крови на алтарь божества по имени "равновесие". Не слишком, кстати, и кровожадного божества. Есть и куда более страшные: "власть", "честолюбие", "справедливость". А уж такое божество, вернее - демон, по имени "прогресс", способно пожирать людскую массу целыми народами. Ханна знала это. Слава Единому, просветили в Службе.
        Они брели по неровному, поросшему высокой травой полю, преодолевая заметный уклон, поднимаясь вверх, туда, где рос лес, и куда нужно было успеть дойти, пока не рассвело.
        Ханна знала, что ожидает их дальше. Путь их будет долог - по лесным тропам, вдоль ущелья, через перевал, где будет чертовски холодно, по камням и снегу. Потом они придут в селение. Там несколько человек останутся. Отныне это будет их дом. Кто-то будет заниматься домашним хозяйством, кого-то отправят на отдаленные пастбища, кто-то будет занят на строительстве - преимущественно на земляных работах. Рыть здешнюю землю - занятие как раз для рабов.
        Это все те, кто, как говорится, родился в рубашке. Это везунчики. Еще так можно сказать про тех, кого, после тщательного осмотра, забракуют. Это старики, больные, беременные женщины - их отведут подальше и быстро, без мучений убьют. Убьют и зароют в яму, вырытую специально для этого другими рабами, из тех, что тут живут уже давно.
        Оставшихся же посадят в специально для этого предназначенные ямы, где они будут сидеть до тех пор, пока этого живого товара не наберется достаточно, чтобы можно было их вести на далекую ярмарку в долине Кабахум возле селения Кабыр. Ну, а там уже - кому как повезет. Большинство попадет на рудники. Серебряные рудники, свинцовые - в провинции Кабыр-Дормон их много и туда постоянно нужны люди. Попав на такой рудник, ты можешь быть уверен в своем завтрашнем дне: его у тебя не будет. Больше полугода там не живут.
        Молодые и красивые женщины имеют неплохой шанс пополнить гаремы тамошних ханов - владельцев тех самых рудников и пастбищ, куда, кстати, тоже периодически требуется пополнение, хотя жизнь там куда более здоровая, чем на рудниках.
        Все это было известно, и, хоть и не приветствовалось, но и не пресекалось. Это был сложившийся веками порядок вещей. Не хочешь попасть в рабство - соблюдай осторожность. Не езди лишний раз по здешним дорогам без особой нужды. А если уж поехал, не езди в одиночку, присоединяйся к каравану, да не скупись: дешевый караван означает плохую охрану. И старайся уложиться в светлое время суток. Если ты богат, и попал в рабство, попробуй договориться со своими похитителями, возможно, они согласятся на выкуп. Хотя это и редко бывает. Эти горцы предпочитают не связываться с хитрыми жителями равнин, и лучше иметь синицу в руках, чем доверять журавлю в небе.
        А, в общем, не так уж и много людей страдало от всего этого. И это вполне можно было отнести к разряду стихийных бедствий. В этих краях нередки землетрясения, от которых страдает гораздо больше народа. А ураганы? А наводнения? Засухи, с достаточной периодичностью выкашивающие целые селения? А жизнь, между тем, продолжается. Ну, и не лезь в нее неумелыми руками, не пытайся отучить волков питаться мясом.
        
           ***
        
        Хорошая физическая подготовка, а также то, что ее не били и не водили по ночам к себе конвоиры, помогла Ханне проделать путь до селения без особого напряжения. Тем более что ее, в отличие от остальных, не мучили мысли о дальнейшем. Ей это дальнейшее было известно. Ну, до определенных пределов, конечно. А кто может похвастаться большим?
        Поселок состоял из нескольких десятков домов, вернее, дворов, огороженных высокими, выше человеческого роста заборами, за которыми и скрывались невидимые снаружи дома и постройки. Дворы эти, примыкая один к другому, огораживали с обеих сторон единственную улицу поселка. Эта улица была продолжением той дороги, по которой они пришли сюда, и по которой погонят тех, кто не останется тут.
        Они шли все той же печальной вереницей вдоль заборов из камня, скрепленного глиной, а за заборами, как второй эшелон, возвышались отроги ущелья, по которому текла река, вдоль которой и был проложен их путь. Они шли не торопясь, а из дворов выходили люди и смотрели на них. Смотрели без любопытства и, уж конечно, без сострадания. Сейчас пленников проведут через селение и там, на поляне, вытоптанной тысячами ног их предшественников, построят так, чтобы удобнее было разглядеть пригнанное стадо и отобрать себе то, что глянется.
        Несколько человек отогнали от основной массы. Это были те, кого их конвоиры в любом случае планировали не оставлять тут, где, по традиции, пленников полагалось продавать по низким ценам. Как бы в уплату за гостеприимство. Ханна оказалась в числе этих избранных. Это никого не удивило. Эта молодая красивая девка будет украшением любого гарема, за такую заплатят не скупясь. Так не отдавать же ее за гроши?
        Зрителей было много, наверное, все мужское население поселка, включая даже сопливую пацанву. Но, видимо, целью, все же, было - не людей посмотреть, а себя показать. Ходили гордо, смотрели важно - не столько на товар, сколько по сторонам: ну, как я?.. перебрасывались короткими фразами, тыкали пальцами, щупали, смотрели зубы...
        В результате купили всего троих. Остальных присоединили к стоящим в стороне, и, всех вместе, погнали дальше. Дальше у них было нечто вроде базы, где и жили налетчики, и где коротали время до нового этапа большого пути пленные. База, как и все дворы в поселке, была огорожена забором. Лошадей с товаром давно уже завели туда, внутрь и, надо полагать, давно разгрузили, накормили и напоили. Лошадям было хорошо. Людям же пришлось подождать.
        Вместе с Ханой сюда пришло четырнадцать человек. Шестеро женщин и восемь человек мужчин. Внутрь базы их не пустили. Они так и стояли у стены забора, под приглядом двоих охранников, вооруженных мечами. Ханна стояла спокойно, хоть ей уже давно было невтерпеж, но, что делать?.. физиологию следовало перебороть психикой, то есть просто стиснуть зубы, и терпеть. А кому тут сейчас легко?
        База налетчиков располагалась посреди обширного пустого пространства. Деревьев не было. Были какие-то небольшие строения, вроде сарайчиков, в количестве шести штук. Строения эти были разбросаны по полю как попало, далеко один от другого. Что там - оставалось только догадываться.
        Наконец, трое коллег тех, кто их охранял, вышли со двора, утирая рукавами халатов губы. Успели перекусить, надо полагать. Они деловито отсчитали пять человек, причем, не делая различия - мужчины, женщины, и повели их к одному из этих непонятных сарайчиков. Что там происходило, Ханна не видела, но скоро стража вернулась без пленников и тут же начала отсчет следующей группы. Скоро увели последнюю четверку. Ханна осталась одна. Один из вернувшихся разрезал ножом ее веревки, и, согнувшись в поясе, проговорил на вполне понятном, хотя и несколько искаженном акцентом, языке:
        - Прошу в дом, госпожа.

 
 

 
2

 

        Вот так все и кончилось. Можно сказать, не начавшись.
        Их везли долго, весь остаток ночи. Когда, наконец, сгрузили с лошадей, стоять они не могли, повалились на землю. В освобожденные, наконец, от повязок глаза ударило утреннее солнце. Их подтащили к высокому каменному забору и усадили так, чтобы их спины опирались о стену.
        Принципия чувствовала себя ужасно. Все болело. Руки, стянутые веревкой за спиной, потеряли чувствительность. Она огляделась: вот рядом Пафнутий, за ним Куртифляс, почему-то мотающий головой. Чего это с ним? А, впрочем, неважно, плохо ему, наверное. Как и ей самой. А где Ратомир? И проводника их не видно что-то. И нет Геркулания. Вот это странно!.. Они-то - ладно, но Геркуланий?.. Неужели с ним смогли что-то сделать? Он же...
        Этот же вопрос мучил и Куртифляса, и Пафнутия. Как бы они не относились к этому существу, откликающемуся на имя Геркуланий, но они верили в то, что его присутствие рядом - да, неприятное, да, обременительное - делает их путешествие безопасным. Во всяком случае, люди-то им ничего плохого сделать не могли. С ними был Ратомир и тот, кто его защитит от чего и кого угодно. Его, а заодно с ним - и их.
        А тут - ни Ратомира, ни Геркулания!
        
           ***
        
        Солнце поднималось все выше. Светлело небо, ярче проступали на его фоне горные пики, но все так же ходил туда-сюда охранник, вооруженный кривой саблей. И все так же сидели они, прислонясь к этой стене. Видимо те, кто привез их сюда, сейчас ели и отдыхали. А эти вот, кого они привезли, могут и подождать. Не сдохнут. Да хоть бы и сдохли...
        Дочь могущественного монарха, шут, приближенный к этому самому монарху, и способный повлиять на самые ответственные кадровые решения, маг, обладающий знаниями и способностями, недоступными обычному человеку - ощутили вдруг себя ничтожными комочками трепещущей плоти, чье существование целиком и полностью зависело от вот этого грязного, бородатого, одетого в немыслимое тряпье человека. И от других таких же. И ничего они не могут противопоставить простой грубой силе. Выбор был прост и очевиден - подчинение или смерть. Хотя, впрочем...
        Куртифляс взглянул на Принципию. Может быть, выкуп? Грустным, конечно, будет их возвращение во дворец. Полное фиаско. Ну, да и черт с ним. В конце-концов, у него хватит средств на то, чтобы безбедно прожить до конца дней где-нибудь у ласкового синего моря. В тени пальм. С Принципией тоже ничего плохого не случится, а этот маг - да стоит ли вообще его выкупать? На кой он вообще?..
        - Ваше высочество! - Громким шепотом обратился Куртифляс к Принципии.
        Та услышала и повернулась к нему. Но услышала его не только она. Услышал и страж, остановивший свое движение - пять шагов туда, пять обратно. Он встал, грозно выпучил глаза и, прорычав нечто угрожающее, шагнул к Куртифлясу, кончик своей сабли приставив к его обнаженному, беззащитному горлу. Понятно стало, что в таких условиях обменяться мнениями будет затруднительно.
        Ладно, - подумал Куртифляс, - выйдет же кто-то из начальства. Тогда и поговорим. И, видимо, придется взять инициативу на себя. Вряд ли наша принцесса додумается сама... Ничего!
        
           ***
        
        Всю ночь Ханна провела в яме. На языке аборигенов яма назвалась "зиндон". Этакий номер для невольных постояльцев этой весьма оригинальной гостиницы. Яма была размером сажени две на три, и рассчитана на неопределенное количество постояльцев. От одного до... да сколько влезет. Об удобствах жильцов тут как-то не особо заботились.
        Яма была глубокой. Где-то в три человеческих роста, прикинула на глаз Ханна. Она пока что была единственной обитательницей этого номера. Но долго скучать в одиночестве, как она полагала, ей не придется. Этой ночью должны были взять ее будущих друзей. Так что скоро она с ними познакомится. Ну, а пока их нет...
        Ханна вздохнула и присела в уголочке. Никаких удобств тут не было предусмотрено, поэтому в яме нестерпимо воняло мочой. Ну, и прочим. А что делать? Поэтому, кстати, ночь она провела на ногах. Не садиться же было на этот загаженный пол. Но зато ее усталый вид, дополненный рваным платьем и солидным синяком, украшавшим левую половину лица, должны были вызвать как сочувствие, так и доверие.
        Синяк этот по ее просьбе ей соорудили накануне. Двое суток она провела в относительно нормальных условиях. Ну, со скидкой, естественно, на обычаи и привычки этих дикарей. Ей даже удалось помыться в большой деревянной лохани, и две девушки ухаживали за ней, подливая горячую воду, растирая мочалкой и вытирая большой простыней. Сейчас, после ночи, проведенной в этом вонючем зиндоне, это казалось никчемной роскошью, но, все же, было приятно.
        Вчера у нее, наконец, состоялась встреча с представителем Службы, курирующим эту операцию. Она ожидала, что это будет кто-то из своих, из Хамистополиса, но нет. Видимо этому делу придавали очень большое значение, потому что тот, кто с ней беседовал, был откуда-то с самого верха. Даже не из Миранды. Значит, он представлял собой верховное командование. Был этот господин весьма заурядной внешности, средних лет, с жидкими волосами и мелкими чертами лица. Эдакий клерк средней руки. И говорил он с заметным акцентом. А какой язык для него является родным, Ханна спросить постеснялась. Да какая разница, перед Службой все равны. Для Равновесия что миранин, что какой-нибудь эрогенец - все едино, и все едины.
        
           ***
        
        - Вы можете называть меня Хант. - Сказал при знакомстве этот куратор.
        Больше он про себя ничего не сказал, даже не уточнил, какую должность он занимает и в каком он чине. Хант, и все. Да и имя, наверняка было выдуманным.
        - Давайте обсудим некоторые детали того, что вам предстоит сделать, - сказал этот Хант, - причем сделать в ближайшую же ночь. Я думаю, затягивать не стоит.
        - А скажите, господин Хант, - обратилась к нему Ханна, - как вам все же удалось их...
        Хант поднял руку, останавливая ее.
        - Это не важно. Тем более, что еще пока ничего не удалось. Это случится этой ночью. Но мне обещали, что все будет как надо. Я вынужден довериться здешним э-э... специалистам.
        Пришлось довериться и Ханне. А жаль!.. Ей было чертовски любопытно, как они сумеют одолеть препятствие в виде того неуязвимчика. Ну, может, еще и узнает.
        Дальнейшие инструкции исходили из того, что все пройдет как надо, и к ней подселят всех четверых. И если все так и будет, как пока планируется, то ничего особо сложного ей не предстоит. Самое сложное будет - уговорить этих. А для этого они должны ей поверить. А значит, она, как минимум, не должна вызывать подозрений. И Ханна попросила своего собеседника:
        - Господин Хант, ударьте меня, пожалуйста.
        - Что?!. - воззрился на нее пораженный гость.
        - Мне нужно, чтобы было видно, что я такая же пленница и рабыня, как и они. Платье я порву сама, а вот приличный синяк на лице... самой трудно. Так что, пожалуйста...
        - Хм-м... - задумался Хант. - Наверное, вы правы. Сейчас...
        Он вышел из комнаты, где они беседовали, и вскоре вернулся с одним из местных разбойников. Видимо, воспитание и врожденная интеллигентность не позволяли ему ударить женщину, даже в силу служебной необходимости, и он решил переложить эту процедуру на одного из этих.
        - Как бы не убил. - Испугалась Ханна.
        Но этот мордоворот оказался мастером своего дела, и роскошный фингал - этот своеобразный знак отличия, вскоре засинел у нее на лице.
        - Сейчас уже, - думала Ханна, - сейчас их приведут.
        Она дотронулась ладонями до стены. Земля была сухой, со множеством камней. Выкопать в этой земле такую ямищу - вот это труд! Бедные рабы. Она потерла ладонями лицо. Слишком сухая земля. Одна пыль на ладонях. Видно ли будет что-нибудь? Да, все равно!.. Здесь так темно.
        Она почти что не волновалась. Столько раз ей уже приходилось лицедействовать. Сейчас хоть ей не предстоит вступать в любовную связь с кем-то из этих. Во всяком случае, пока. Там, дальше, видно будет. Это она будет решать по ходу этой пьесы, и решать сама.
        Вот уж никогда раньше Ханна не думала, что ей придется вести такую жизнь. Ни в армии, ни потом, в академии. Как она переживала по поводу той ночи на даче, перед распределением! Чувствовала себя чуть ли не шлюхой. Теперь это просто рабочие будни. И шлюхой при этом она себя совсем не ощущает. И никто из ее сослуживцев к ней так не относится. Хотя все всё прекрасно понимают. Но не презирают, и даже не жалеют. Да и нет причин для жалости. Ничего страшного не происходит. Надо просто уметь четко различать - когда она сама, а когда - на работе. И все в порядке.
        Это вот на что похоже, подумала она, это как хирурги - ведь прекрасные, добрые люди, а посмотришь, как они во время операции - по локоть в крови, с ножами... Их еще в академии заставляли присутствовать на операциях, чтобы не боялись крови. Вот там она и насмотрелась. Страшно!.. А потом с этими же хирургами распивали спирт, и болтали о всякой всячине. Милые, добрые, мухи не обидят. Вот и она так же. Недаром каждое из ее заданий так и называется - операция.
        Ей понравилось сравнение. Точно!.. Она - хирург! Она вырезает - с болью, с кровью, пораженную ткань. Чтобы жило все остальное тело. Оставаясь при этом все той же - доброй, нежной, и, не смотря на столь обширный сексуальный опыт, так еще и не любившей ни разу. Не любившей, но верящей в любовь. В то, что и у нее когда-нибудь это будет. Обязательно!
        Наверху залязгало железо. Ну, вот! Сейчас откроется крышка люка, сюда, вниз, спустится лестница, и... Добро пожаловать!

 
 

 
3

 

        Ну почему ничто никогда не проходит так, как запланировано? Ломаешь голову, ищешь варианты, утрясаешь, согласовываешь - а как только доходит до дела, обязательно находится что-нибудь, что все ломает! И начинаются импровизации. И все висит на волоске, потому что импровизация и есть импровизация. Все тяп-ляп, на скорую руку, на живую нитку... И ведь, как правило, именно вот это-то и получается в конце-концов. А вовсе не то, что было так хорошо спланировано и продумано.
        Человек, который назвал себя Хантом, тот самый посланник самого Генерала, глупо и бестолково таращил свои глаза. У забора, в ожидании того момента, когда их, наконец, поведут в приготовленный для них зиндон, сидели трое. Трое! Трое, а вовсе не четверо, как было договорено с самого начала. Не хватало... Хант присмотрелся - не хватало наследника, Ратомира.
        Ни хрена себе!..
        Ашан, их проводник, подтвердил, что все прошло, как было задумано, а где недостающий наследник могут сказать только йами, которые им занимались, и которые и должны были доставить его сюда еще затемно. И черт его знает, почему не доставили.
        Ах, йами, йами, сидеть бы вам в яме!.. Кстати, насчет ямы, сколько эти-то еще сидеть тут будут? Хант распорядился, чтобы пленников определили в положенный им зиндон. Пусть пока и не в полном составе. А тут, кстати, и йами появился. Как всегда, неизвестно откуда.
        Йами был хмур.
        - Плохо дело, начальник. - Сказал он.
        Хант приготовился внимать. Сейчас он, хотя бы, узнает, что произошло. Ну, а там...
        - Короче, так, - йами сжал кулаки и опустил голову, - наши выкатили новые условия. Чего вы там привезли, можете забрать себе. Сейчас им нужно совсем другое.
        - Что же?
        - Наш башкан, ну... главный, то есть...
        - Я знаю. - Хант говорил тихо и спокойно, проявляя поистине ангельское терпение.
        - Наш башкан при смерти.
        - Так, и...
        - Ну вот, короче, это неожиданно. Никто не... Ну, в общем, у нас так заведено, что душа башкана должна перейти в другого. В младенца. Младенец подрастает и становится башканом. А пока правит семья башкана.
        - Ага, - сообразил Хант, - вроде регентский совет. Понятно.
        - Младенец должен быть человеческий.
        - Как это? Зачем?
        - Так полагается. Из него сделают йами, а сначала он должен быть человек. И самое главное, - йами пристально взглянул на Ханта, - это должен быть сын какого-нибудь короля.
        - Короля?..
        - Ну, короля. Или, там, царя, князя, великого хана, султана - не важно! Главное монарха. В его жилах должна течь кровь властелина.
        - Ну, нормально... А скажи, вот этот башкан, который сейчас, он что, тоже королевских кровей?
        - Так говорят.
        - И чей же он сын?
        - Я не знаю, это было триста лет назад. Я еще не родился.
        - Так и что же вам надо? - Спросил Хант, догадываясь, впрочем, каков будет ответ, и холодея от этого предчувствия.
        - Нам нужен такой младенец. Срочно.
        - И всего лишь? А больше вам ничего не надо?
        - Больше ничего. - Не захотел понимать сарказм йами. - Остальное можете забрать. Будет младенец, отдадим вашего...
        Хант задумался. С этим народом ему уже приходилось иметь дело. Он их знал и, самое главное, они знали его. Поэтому и пошли на прямые переговоры. И он знал, что спорить с йами бесполезно. С ними невозможно торговаться. И затягивать нельзя. Тем более, у них в заложниках сам наследник амиранского престола. Случись с ним что, и ему, Ханту, как бы его там не звали на самом деле, головы не сносить.
        - И что, у вас уже есть кандидатура?
        - Нет, конечно. Я же сказал, что внезапно.
        - Может, он еще поправится?
        - Старики сказали, что нет. Еще дня два - и все.
        - И где же я вам найду подходящего младенца? Сколько ему, кстати, должно быть?
        - День, два, три - не больше. Потом - все. Душа не войдет. А где - ищи. У вас люди по всему свету. Мы знаем. Мы про вас больше знаем, чем вы про нас. А государств на свете больше сотни. Где-нибудь, да найдется.
        - Ладно, - решил взять тайм-аут Хант, - надо подумать. Ты иди, отдохни пока, перекуси. Я пока помозгую тут. Сам.
        
           ***
        
        Думать он будет, сказал Хант. Думать... Как говорится - думай-не думай, три гроша не деньги. Времени нет, возможностей нет. Эх, Диксона бы сюда, вот тот - голова!.. Разом бы что-нибудь придумал. Но где тот Диксон? И связи нет. Быстрой. Никто ж не думал...
        С кем бы посоветоваться? Эх-х!..
        И тут он вспомнил...
        
           ***
        
        Наконец, про них, кажется, вспомнили. Из ворот вышли трое, похожих на их охранника как родные братья. В руках у каждого был такой же кривой клинок. Эти трое подошли к тому брату, что все утро мозолил им глаза и о чем-то коротко переговорили. Потом повернулись к пленникам и жестами велели подняться.
        Когда ты сидишь, как говорится, на попе ровно, и у тебя связаны за спиной руки, то подняться не так-то легко. Сперва надо, постаравшись не упасть лицом вниз, извернуться, встать на колени, а потом уж, кряхтя... Да попробуйте сами!
        Первым встал Куртифляс, и тут же обратился к стоящему рядом разбойнику:
        - Слышь, друг, перетереть бы... По делу.
        И тут же получил кулаком в лицо. Он стоял рядом со стеной, и удар отбросил его к ней. Голова соприкоснулась с камнем, и бывший царский шут и наперсник грузно осел на землю.
        Потом все молча стояли и смотрели, как он возится, пытаясь подняться. На сей раз это у него выходило куда как не так ловко и быстро. Видимо, кружилась голова. Но он все же встал. Встал, посмотрел на ударившего его, сплюнул кровь и ничего не сказал. Попытка переговоров была сорвана в самом начале.
        
           ***
        
        Их подвели к одному из загадочных строений и открыли дверь. Сквозь открывшийся проем видна была тьма внутри. А больше там, кажется, ничего и не было. Хлипкое сооружение внушило робкую надежду. Кажется, отсюда не так уж трудно будет убежать.
        Двое подтолкнули Куртифляса к двери. Он вошел. Что там происходит, видно не было. Наконец, двое, бывших с ним там, внутри, вышли. Подошли к Пафнутию и проделали с ним ту же процедуру. Принципия осталась одна, ну, если не считать двоих конвоиров с саблями наголо.
        Ее завели внутрь, но далеко пройти не дали, удержав за локоть. Она почувствовала, как сзади стали перерезать веревки. Перерезали, наконец, и она стала растирать руки, пока не почувствовала боль. Ей не дали до конца насладиться обретенной свободой и, снова схватив за, так еще и не пришедшие в себя как следует, руки, подвели к черной дыре в полу. Из дыры торчала лестница. Похоже было, что ей придется лезть вниз, в кромешную тьму.
        Чтобы разрешить ее сомнения и придать дополнительный стимул, сопровождающие лица потыкали ее кончиками свих клинков, ободряя, так сказать, и направляя. Принципия осторожно, опершись ладонями о пол, нащупала ногой ступеньку, потом вторую...
        А потом, убедившись в том, что она благополучно достигла дна, братья-разбойники с шумом и грохотом затащили лестницу наверх и люк захлопнулся.
        
           ***
        
        В третьем спустившемся Ханна без труда опознала женщину. Даже несмотря на темноту и то, что та была не в платье, а во вполне мужских шароварах. Видимо, по каким-то характерным движениям. А что до шароваров, то тут их носят все. И правильно. Так гораздо удобнее. Надо будет и ей тоже озаботиться более практичной одеждой. Не в этой же хламиде, что на ней сейчас, да еще и рваной, пускаться в дальний и нелегкий путь.
        Так, трое есть. Сейчас спустится еще один, и будем знакомиться, и разбираться, кто есть кто. Но тут лестница поползла наверх. Это что - все?.. А где четвертый? Спокойно, только не выдать своего удивления. Я их не знаю. Я не знаю, что их должно быть четверо. А, вообще, интересно!..
        Вновь прибывшие сгрудились посреди ямы и пока молча сопели. Понятно, переживают. Еще бы, такой облом!.. А тут еще и одного из них недостает. Видно, с ним что-то случилось. Интересно, с кем?
        В темноте лиц было не видно. Впрочем, с портретами персонажей ее очередного спектакля Ханну все равно не познакомили. Ничего, разберемся.
        Она кашлянула, привлекая к себе внимание.
        - Здравствуйте.
        - Ой, кто это? - По голосу - та самая, последняя, стало быть царевна, как ее... Принципия.
        - Меня зовут Ханна. И я тут уже двое суток.
        Сказать, что они подошли к ней, было бы преувеличением. Они и так были рядом. Куда тут денешься? Они все просто обернулись к ней, стоящей в углу, куда она встала, чтобы не мешать их вселению на новое место жительства.
        - Куртифляс.
        - Принципия, очень приятно.
        - Пафнутий.
        Ну, вот, теперь ясно, кого не хватает. Где же это наследник потерялся? Похоже, какая-то накладка. Тогда Хант должен меня проинструктировать. В самое ближайшее время. Если, конечно, с ним самим все в порядке.
        - Вот будет забавно, - продолжала рассуждать Ханна, - если вообще все к чертям поломалось. Если мы теперь просто обыкновенные пленники. Не понарошку, а всерьез. Эх, с таким синячищем не быть мне звездой гарема!..
        
           ***
        
        - А как вы сюда попали? - Это Принципия.
        - Наш караван захватили. Тут со мной были еще четверо, но их вчера куда-то забрали.
        - Караван захватили? - Это, по голосу, Пафнутий, - Как это? Разве в наше время такое возможно? А что же правительство?!.
        Ишь, ты!.. Какое возмущение. Сразу видно, иноземец.
        - В этих краях такое случается. - Пояснила Ханна.
        - И что теперь? - Продолжал любопытствовать этот Пафнутий. Остальные молчали, но и им, наверное, было интересно - что же дальше?
        - Будем сидеть тут, пока не соберут достаточно народу. А как соберут, отправят на ярмарку, где и продадут.
        - Не понял... Как это - продадут?
        - Просто, за деньги. Как рабов. - Ханне было смешно, но голос ее был серьезен и даже печален. - Мы теперь рабы.
        - Мы не рабы! - Вскричал Пафнутий.
        - Ага, рабы - не мы. - Со смешком прозвучал голос другого, этого... Куртифляса. Ну и имечко. Действительно - шут!
        
           ***
        
        Делать, кроме как разговоры разговаривать, все равно было нечего, и вскоре сокамерники знали друг о друге все. Всю неправду. Про Ханну стало известно, что она ехала с мужем, и мужа убили во время нападения. Мужа звали Пиллий, он заступился за нее и его зарубили. А ехали они из Хамистополиса, где муж закончил университет, и начал было служить в компании отца своего товарища. Вот только компания обанкротилась. Они продали дом, имущество, и поехали в Махаткам - город такой, здесь, неподалеку. Там нашлась работа для Пиллия. И вот теперь - ни мужа, ни денег, ни дома, ни родных. Впору самой на невольничий рынок идти - авось кто купит. Хоть будет где жить и чем питаться.
        В свою очередь и Ханна узнала про своих товарищей по несчастью много нового и интересного.
        Оказывается, - если верить словам того же Куртифляса, - его дедушка сильно занедужил, и, по словам лекаря, его мог спасти отвар из одной травки, которая произрастает как раз в этих вот горах. Вот только тут, зараза такая - и больше нигде! Ну, и собралась небольшая экспедиция, состоящая из него, его двоюродной сестренки - не хотели брать, но напросилась на свою голову! - и приятеля, приехавшего на каникулы из Кранаха. Вот этого самого Пафнутия. Взяли они проводника, да и пошли искать ту самую травку. И нашли, да много! И в последнюю ночь их и захватили спящих.
        Вот такая грустная история. И что же теперь будет с дедушкой?..
        Ханна невольно улыбалась, слушая бредни этого экс-шута его величества. Все равно ее улыбку в здешней тьме увидеть было невозможно. Ну, что сказать? Для экспромта неплохо. А так... Надо было им озаботиться какой-нибудь более правдоподобной историей заранее. Да что с них взять - дилетанты!
        
           ***
        
        Наверху послышался шум. Там открывали крышку люка. Все заинтересованно подняли головы.
        - Это не еду принесли? - Спросил Пафнутий.
        Остальным пришла в голову мысль, что это, наконец, доставили припозднившегося Ратомира.
        Оказалось, ни то, ни другое.
        С грохотом сползла лестница, вслед за ней вниз опустилась рука с факелом, и грубый голос, коверкая язык, приказал:
        - Эй, девка, иды суда!
        Принципия, решив, что зовут ее, шагнула к лестнице.
        - Не ты, дыругая!
        Понятно, - сказала себе Ханна, - сейчас будет новая вводная.
        И молча полезла вверх.

 
 

 
4

 

        Про то, что черный кот - верный сигнал к грядущим неприятностям, знает каждый. А вот про белых котят как-то ничего такого до сих пор не было слышно. И, вот вам, пожалуйста!..
        Очень нехорошо закончились ночные игры для Ратомира. Он очнулся в кромешной тьме и спеленатый, как новорожденный младенец. По рукам и ногам. Естественно, ничего не понимающий. И только милая пушистая мордочка стояла перед глазами.
        - Вот же, с-сукин кот! - Выругался наследник престола. Видно общение с обслуживающим персоналом дворца не прошло бесследно.
        Ему недолго пришлось лежать в темноте и безвестности. Вскоре тьму разогнали чадные факелы и его окружили странные люди. Лиц их Ратомир не разглядел. Возможно, и физиономии у них были достаточно странны, но он увидел другое, и этого было достаточно. Люди были маленькие. Цирк лилипутов - пришло ему на ум. Видел он как-то, в Миранде, такое. Но, в отличие от тех, цирковых, эти были гораздо шире, и по тому, как легко его взяли и понесли куда-то, было понятно, что силой их Единый не обделил.
        Тащили его куда-то достаточно долго. Один раз он оказался под ночным небом и с удовольствием вдохнул немного свежего воздуха. Потом снова была тьма. Огни факелов позволяли видеть каменные стены, вдоль которых пробиралась их процессия. Были лестницы, неуклонно ведущие куда-то вниз. Потом послышался шум текущей воды, и слышался довольно долго, значит, дорога пролегала вдоль какого-то подземного ручья. В том, что он находится глубоко под землей, Ратомир не сомневался. Зато он терялся в догадках относительно того, что с ним будет дальше. Самые страшные мысли он гнал прочь, но они все равно с назойливостью мух лезли в голову.
        Наконец, они пришли. О том, что это конец путешествия, Ратомир догадался по тому, что его, наконец, поставили вертикально, слава Единому, не перепутав верх и низ, и сняли, наконец, путы.
        "Оковы тяжкие падут, - вспомнились Ратомиру слова из каких-то виршей, которые его заставляли разучивать в детстве, - темницы рухнут, и свобода..."...
        - Ну, свободой пока что не пахнет, - перебил себя Ратомир. - И темница, если и рухнет, то мне же на голову.
        Это была небольшая комната с невысоким сводчатым потолком. Окон, естественно, не было. Была дверь - та самая, в которую его и внесли сюда. Три стены были естественного происхождения, то есть, это был камень, грубо отесанный каким-то инструментом. Наверное, это была пещера, которую немножко расширили. Четвертая стена - та, что напротив двери, была кирпичной. Еще в комнате был стол из необструганных толстых досок, намертво врытый в пол, и скамья из такой же доски, только пошире. На столе стояла свеча в глиняной миске. Свечу зажгли и оставили его одного, не забыв закрыть за собой дверь и погреметь с той стороны щеколдой.
        Ратомир сел на скамью, положил руки на стол, голову - на руки, и закрыл глаза. Ничего другого ему не оставалось. Только ждать.
        
           ***
        
        По тому, как непроизвольно дернулись ноздри Ханта, севшего напротив, и слегка скривилось его лицо, Ханна поняла, что пахнет от нее не очень. Плевать!.. Сам бы посидел в этой яме. Она молча взглянула на куратора. Пусть разговор начинает он.
        Он и начал.
        - Произошла непредвиденная накладка...
        Из того, что Хант поведал ей дальше, Ханне стало ясно, что ее собеседник явно страдает излишней скромностью. Какая накладка? Катастрофа, вот как это называется.
        Хант замолчал. Он рассказал все. Все, что знал на данную минуту. Молчала и Ханна, переваривая услышанное. В голове был сумбур, из которого следовало, упорядочив, извлечь какую-то мелодию. Не хватало данных. Хант многого не выяснил, или почему-то утаил от нее, но это вряд ли. Не в том он сейчас положении, чтобы пренебрегать ее мозгами. Раз своих не хватает. Значит...
        - А этот ваш йами, который вам все это рассказал, он далеко?
        - Нет, он тут.
        - А можно его? Надо кое что уточнить.
        
           ***
        
        Кто такие йами, Ханна знала с детства. Это были персонажи сказок. Местных сказок. Полу-люди, полу-духи, живущие в пещерах под землей, скрывающие в этих пещерах сказочные же сокровища, и одаривающие героев чудо-оружием, с помощью которого означенные герои побеждали драконов, колдунов, людоедов и просто конкурентов в борьбе за трон и сердце какой-нибудь заколдованной принцессы.
        Теперь же вполне реальный йами сидел напротив и сверлил ее своими весьма неприятными глазками. Ханту с трудом удалось уговорить его побеседовать с нею. У йами не принято было посвящать женщин в свои дела. То, что у людей это было в порядке вещей, говорило не в пользу людей. Так, во всяком случае, считали йами. Хант был с ними отчасти солидарен, но в данном конкретном случае просил сделать исключение.
        Ладно, йами, так и быть, согласился. Ну, и что ей надо?..
        - Скажите, пожалуйста, уважаемый... как, кстати, к вам обращаться?
        - Называйте меня Бэр, - отозвался, подумав, йами, - на самом деле меня зовут не так, но мое имя слишком сложно для вас. Пусть будет Бэр.
        Пусть будет, согласилась про себя Ханна.
        - Итак, уважаемый Бэр, скажите пожалуйста, младенец, которого вам доставят... как вы определите, королевского он происхождения, или нет. Младенцы - они все одинаковы.
        - Узнают. - Бэр мотнул головой. - Это запросто. Я - не узнаю, а жрецы наши - спокойно. Есть у них ритуал. Если младенец простой, он от него умрет. А королевских кровей - выживет. Вы разве не знаете, что в жилах королей течет совсем другая кровь, чем в жилах простолюдинов.
        - Честно говоря, не знала. - Призналась Ханна.
        - Это вы просто забыли свою историю. Ну, ладно, сейчас не время говорить об этом. В общем - узнают, и если попробуете подсунуть какого-нибудь не того... У нас не любят обманщиков.
        - Понятно, - задумчиво протянула Ханна. Что ж, этот вариант отпадает. - Обманщиков никто не любит. Еще один вопрос...
        Бэр взглянул на нее и кивнул. Еще один вопрос, ладно, он потерпит.
        - Скажите, уважаемый Бэр, а вот если бы мы не подвернулись вам. Если бы нас не было, как бы вы и ваши уважаемые сородичи вышли из этого положения? Вот ваш башкан умирает, и... что? Младенца нет, и как тут быть?
        - Не знаю. Такого еще не было. Всегда о смерти башкана знали заранее, готовились, и башкан умирал только тогда, когда все было готово. То есть было куда ему вселить свою душу.
        - Так он, что, умирает обычно по собственному усмотрению? Вот все готово, он ложится и умирает?
        - Ну да. Я же говорю.
        - А что же сейчас-то случилось?
        - Я толком не знаю, - поморщился йами. Вопросов что-то было слишком много. Эта человеческая самка лезет куда не надо. А время-то... время идет! - Это знают жрецы и ближайшие члены семьи.
        - Ну, и ладно, - легко согласилась Ханна, - так вы мне не ответили. Что было бы, если бы нас тут не оказалось, и неоткуда было бы взять младенчика?
        Йами задумался. Он думал долго. Хант с Ханной терпеливо ждали. Хант досадовал про себя, что этот вопрос не ему пришел в голову. Но, что ж теперь?.. И что же он ответит? Этот...
        - Я думаю, в таком случае, - проговорил, наконец, Бэр, - башканом стал бы старший жрец.
        - Разумно, - согласился Хант, - а не подскажете, из какой семьи этот старший жрец?
        - Из Хайкатлоули-Ка.
        - Так это же... это же ваша семья? - Хант изумленно посмотрел на Бэра.
        - Ну, да... - нехотя, сквозь зубы, проговорил йами.
        - Тогда вы сразу переходите в вайрандары?
        Ханна непонимающе взглянула на Ханта.
        - Вайрандары - это аристократия ихняя. - Шепотом пояснил Хант.
        Ханна кивнула. Ну, да. Могла бы и сама догадаться.
        - А может, и не надо никакого младенца? - Искушающим тоном проговорил Хант. - Ведь такой случай бывает раз в тысячу лет.
        - Если вы его не достанете, - йами обвел собеседников тяжелым взглядом, - и башкану некуда будет излить душу, то так и будет. Но, тогда, мы убьем вашего этого...
        - И что тогда будет? Вы понимаете?
        - Да. Это будет плохо. Война с вами, с людьми. Этого не было тысячи лет. Вы делали вид, что не знаете про нас. И давали нам жить спокойно. Торговля, все такое... Пусть и в тайне, но...
        - Вот именно! И ваша семья, перейдя в статус вайрандаров, становится острием меча в этой войне. Вы все погибнете. Или почти все... - добавил, подумав, Хант. - В общем, не долго музыка играла, не долго йами танцевал.
        - Вы что-то хотите предложить? - Спросил Бэр, по очереди взглянув на собеседников. Кажется, он согласился с тем, что и от нее может быть польза, обрадовалась Ханна.
        - Давайте конкретизируем задачу, - сказала она самым серьезным тоном, на какой только была способна, - правильная формулировка вопроса - половина решения. Итак, нам нужно, чтобы наследный принц Ратомир остался цел, и при этом башканом стал старший жрец.
        Собеседники молча согласились с нею. Задача была сформулирована. Половина решения, таким образом, была у них в кармане. Осталась еще половина. Всего-навсего...
        
           ***
        
        - Интересно, - думал Ратомир, - ну, и что?.. Что со мной теперь сделают? Убьют?
        Умирать не хотелось. Жизнь только-только стала интересной. Геркуланий... А теперь еще это путешествие. За несколько дней он увидел столько нового. Как огромен и прекрасен, оказывается, мир вокруг. А ведь он проехал по нему совсем чуть-чуть. И все равно увидел больше, чем за всю прошлую жизнь.
        Если он не умрет, то постарается увидеть как можно больше. Пока не придется сидеть во дворце, как отец. А куда деваться? Отец должен там быть всегда. Ему нельзя отлучаться. Мало ли что? Всегда ведь может что-то случиться. И случается, то и дело. То где-то пожар, то наводнение... Засуха, саранча, бунт, холера. Надо срочно успеть принять меры, распорядиться. А ему, Ратомиру, хотелось бы сплавать к далеким островам. Там живут дикари. Какие они? Говорят, да и в картинках он видал, они там голые совсем ходят. И женщины...
        От этих мыслей Ратомиру стало как-то неловко, и он покраснел, будто его застукали за подглядыванием за этими самыми...
        А, ничего этого не будет. Сейчас придут и убьют. А зачем его еще держат?
        Подремать бы, но от этих мыслей сон не шел. Да и прохладно здесь было как-то. Неуютно. Уж скорее бы...
        И тут загрохотал отодвигаемый засов, дверь распахнулась, и в комнату вошел один из тех коротышек, что принесли его сюда. В руках коротышка нес что-то, закрытое тряпкой, а на локте у него висело ведро.
        Коротышка поставил ношу на стол и сдернул тряпку. Это оказалась кастрюлька, закрытая крышкой. Пришелец достал из кармана ложку и положил ее рядом с кастрюлей. Похоже, он принес еду, обрадовался Ратомир. Голода он не чувствовал, но то, что его решили покормить, говорило о том, что смерть на время откладывается. Уже хорошо.
        А коротышка поставил ведро в угол и, тронув Ратомира за плечо, чтобы обратить его внимание, жестами показал, для чего это ведро предназначено.
        Ратомир кивнул.
        Закончив с делами, коротышка подошел к столу, который доставал ему почти до подбородка и уставился на Ратомира. Ратомир, в свою очередь, посмотрел ему в лицо. Лицо все заросло волосами, и ничего интересного из себя не представляло, а вот глаза... Глаза были жуткие. Сплошь красные и словно бы светящиеся изнутри.
        Вытянув правую руку в направлении Ратомира, и указательным пальцем почти что упершись ему в грудь, коротышка что-то проговорил-прорычал, после чего распрямился, гордо вскинул голову, и вышел, не оборачиваясь.
        Опять прогрохотал засов, и шаги смолкли.
        - Это он показал мне, кто тут главный. - Понял Ратомир.

 
 

 
5

 

        Половина решения, это все же не решение. Но главное было достигнуто. Мысли этого сказочного персонажа потекли в нужном направлении. Если изначально йами был настроен только на одно - заставить этих людей побыстрее заняться поисками нужного младенца, то теперь он, похоже, сам отказался от этой бредовой затеи.
        Не знаю, - думала Ханна, - на что они рассчитывали. Неужели и правда думали, что это возможно? В таком случае, они сильно преувеличивают наш потенциал. У нас с Хантом сейчас и связи-то никакой нет, даже самой обыкновенной, не говоря уже о быстрой. Да и вообще, задачка!.. Был бы хотя бы месяц, да и то... Ну, можно найти какую-нибудь царевну-королевну на сносях. Дождаться родов, а потом?.. Как-то выкрасть этого младенца? Легко сказать! Ну, ладно, кажется, про этот бред забыли, слава Единому. Будем думать о другом.
        Давай, Бэр, за тобой слово!
        Но слово взял не Бэр.
        - А где держат принца? - Спросил Хант.
        Вот, правильный вопрос. Ханна взглянула на йами. Неужели сейчас скажет: - Не знаю?
        - Я знаю, где его держат, - сказал Бэр, - только как вам это объяснить?
        - Ничего, - быстро отозвался Хант. - у меня с собой подробная карта этих мест. На карте покажешь?
        Йами кивнул.
        - Попробую.
        Хант почти бегом выскочил из комнаты, и вскоре вернулся со сложенной картой, занявшей весь стол.
        - Смотри, - сказал Хант, обращаясь к Бэру, - вот здесь мы сейчас. Вот тропа. Вот селение. Так, - он замолчал, внимательно вглядываясь в значки и надписи, - ага!.. Вот, смотри, это долина Саюм. Посмотри, тут у них был лагерь, тут их всех захватили. Сориентировался?
        Йами ничего не ответил. Он молча смотрел на карту, возил по ней своим большим корявым пальцем с грязным ногтем, сопел, хмыкал...
        - А-га... - Наконец протянул он задумчиво. - Ну-у... Яс-с-сно!..
        Он откинулся на спинку стула и удовлетворенно сказал:
        - Хорошая карта!
        Кивнул головой, как в подтверждение собственных слов, и продолжил:
        - А то я, было, испугался. Ничего на ней нашего не обозначено. А то бы, я не знаю...
        - Ну, так что? Нашел то место, где прячут?..
        - А чего искать? Я и так знаю. А вам знать незачем. Вы же туда не пойдете. Это наша забота. А карту я смотрел - вдруг там чего ненужное нарисовано.
        - Так где же его прячут?
        - В одном месте, специально оборудованном для такого... Там все под ваш рост - стол, лавка. Это пещера, - пояснил йами, - громадная пещера, вернее целая система пещер, которые объединили в одно целое. Вот там он и сидит.
        - Его охраняют?
        - А как же!
        - Ваши? - С надеждой спросила Ханна.
        - Нет, там воины из семьи башкана. Их нельзя трогать. Придется зайти туда с другой стороны.
        - Как это?
        - Да так... Там, неподалеку, есть другая, тоже большая, пещера. Она с этой не соединяется. И выход у нее далеко. Вот, через нее.
        - А как же?..
        - Просто надо будет прорыть ход из одной пещеры в другую.
        - Ничего себе! - Воскликнул пораженный Хант. - Это сколько же вы рыть будете?
        - Да это быстро, - утешил его Бэр, - мы ничего рыть не будем. Пустим хочумару.
        - Кого?
        - Хочумару. Это такой зверь. Он большой и роет быстро. Если бы не хочумару, нам не удалось бы так хорошо прятаться. Мы их издавна используем. За ними только подчистить остается, и туннель готов.
        - А как вы ими управляете? - В голове Ханны возникла картинка, как некий зверь роет куда-то свой туннель, роет... И промахивается мимо той пещеры, где сидит сейчас Ратомир.
        - А мы не управляем. Они роют, куда хотят. Они лучше чуют - где пустоты, где вода.
        - А тогда, - Ханна была в полном недоумении, - как же он попадет сейчас туда, куда надо?
        - А-а!.. - Махнул рукой йами. - Попадет. Мы его только в нужном направлении пустим. Там есть огромное озеро. Он туда пойдет. К воде. А мы за ним - озеро-то уже в той пещере. В той, что нам надо, - пояснил он.
        - Так что, придут за вашим... А его там нет! Куда делся? А это хочумару дыру прогрызла, он и ушел. Пусть ищут. И никто не виноват! А то, если на охрану напасть - ох, что будет! Сразу все всё поймут. Кому выгодно? Хайкатлоули-Ка выгодно, чтобы их человек башканом стал, а они вайрандарами. А так...
        И йами расхохотался, отчего у Ханны побежали мурашки по спине.
        
           ***
        
        В кастрюле оказалась какая-то полужидкая каша. Непонятно, из чего, на вкус - гадость. Да еще и остывшая. Напрасно ее этот тряпкой прикрывал.
        Но Ратомир все-таки поел. Заставил себя. Мало ли, как там, дальше. Больше половины съесть все равно не получилось. Съел бы больше - наверняка бы стошнило. А так... А вот попить принести не догадались. Это жаль, он бы сейчас выпил чего-нибудь. Для того, хотя бы, чтобы запить оставшийся мерзкий вкус во рту. Ну, ладно, еще придут. А пока...
        Что же все-таки произошло? И что это за странные существа? Людьми их Ратомир не назвал бы. Не люди это были. А кто? Вот уже второй раз за короткое время он сталкивается с чем-то, что, будучи похоже на человека, человеком все-таки не является. Как тот же Геркуланий.
        Сколько ни бился с ним Ратомир, прежних черт, качеств, да той же памяти, хотя бы, в подопечном не проявлялось. Все оставалось на одном и том же уровне. Ум - где-то как у взрослой собаки, помнит только то, что было после воскрешения, инстинкты хищника и явное отвращение ко всем прочим людям и животным. Впрочем, это отвращение не мешало ему перегрызать глотку очередному барашку. Запросто перегрыз бы и человеку, но Ратомир строго-настрого запретил ему трогать людей без особого разрешения. И, пока что, Геркуланий этот запрет не преступал.
        Где-то он сейчас? Что с ним? Как так получилось, что он не спас его? - Эти вопросы все время лезли в голову. - А что с остальными? Если их тоже схватили, почему держат где-то отдельно?
        Ратомиру надоело ходить по комнате. Он сел, отодвинул подальше кастрюлю с остатками каши, снова устроил голову на руках, и незаметно задремал.
        
           ***
        
        Вроде обо всем договорились. Йами ушел, пообещав, что все будет проделано в течение предстоящей ночи. К утру Ратомира должны будут доставить сюда, где он, наконец, займет свое законное место в яме.
        Ну, а уж на следующую ночь, можно надеяться, что все пойдет по плану. А пока Ханна поела, раз уж представилась такая возможность, да и пошла обратно, туда, где темно и воняет.
        
           ***
        
        К ней подошла Принципия.
        - А зачем вас вызывали?
        Эх, бедная девочка. Ну, зачем ее могли вызывать? Ну, если не считать того, что было на самом деле? И Ханна, постаравшись говорить так, как если бы с ней действительно делали то, на что она намекала, сказала:
        - Ох, не спрашивайте.
        И от нее отстали. И даже между собой перестали разговаривать. И не потому, наверняка, что боялись, что она подслушает, а из сочувствия. Чтобы дать ей возможность отдохнуть и прийти в себя.
        Ханна почувствовала, как ее тронули за руку. Легонько так, нежно. Наверняка та же Принципия. Ханна обернулась и схватила эту маленькую руку, сжала, прижала к груди и сказала:
        - Спасибо. Все нормально.
        Типа утешила. Не надо, мол, переживать. И все такое...
        
           ***
        
        Где-то через месяц после начала службы Ханне устроили проверку. Как ей сказал Клим, где-то возникла утечка контрабанды опия. Так-то контрабанда шла, шла регулярно, через одни и те же каналы и в одних и тех же количествах. О ней знали и не мешали. Часть опия шла в притоны, часть - на лекарства и снадобья. И вдруг - где-то прорвало. Ханну сориентировали на одного типа, которого подозревали в том, что он имеет выходы на покупателей этой сверхплановой контрабанды. Она познакомилась с ним, закрутила роман, и он взял ее с собой, на встречу. Потому, якобы, что ему нужен человек, которому он может доверять, и который мог бы подменять его в случае нужды. И она, радостно развесив уши, пошла, в надежде раскрыть нечто серьезное, и разом доказать всем, что она тоже чего-то стоит.
        А ее схватили, связали, увезли куда-то, кинули в яму - еще похуже этой, а потом пытали. Ох, как пытали!.. Теперь, слыша шутку про иголки под ногти, Ханна непроизвольно морщилась, потому что помнила, что это такое. И иголки, и кое-что похуже. Насиловали толпой - как выжила? Непонятно... И все допытывались, на кого она работает. Причем, подозревали ее не в работе на государство, а в том, что она представляет интересы каких-то их конкурентов.
        А потом ее освободили. И только много времени спустя, уже будучи посвященной во многие секреты Службы, Ханна поняла, что это была проверка. Ее нарочно оставили в лапах ее мучителей, чтобы посмотреть, как она будет себя вести. Если бы она начала там рассказывать что-нибудь, ее руководители просто дали бы ей там же и умереть. А так - не дали. За что им большое спасибо. А догадалась Ханна об этом тогда, когда сама же, в свою очередь, организовывала такую проверку для новичка. Которая, как раз, и закончилась смертью от пыток. А не надо распускать язык. Нестойким не место в ССР.
        Так что то, на что Ханна намекала, она испытала на своей шкуре, пусть и не сейчас, и прекрасно представляла, как она должна себя чувствовать и вести.
        Ну, а пробыть еще одну ночь в этой яме - это такие пустяки, о которых и говорить-то не стоит.
        
           ***
        
        От неудобной позы тело затекло. Болела шея и никак не удавалось стряхнуть с себя муторное оцепенение. Сейчас бы лечь нормально, да поспать... Ну, хоть еще часок.
        Вместо этого Ратомир встал со скамьи и стал разминаться. Следовало прийти в себя. Так раскисать не годится. Того гляди придут опять эти.
        Ратомир не знал, что ему делать, когда за ним придут. Они, эти коротышки, хоть и доходили ему только до груди, но явно были сильнее. И, что?.. Просить их? Да понимают ли они человеческий язык? Нет, унижаться он не будет. Он должен помнить, кто он такой. И не уронить...
        Он чуть не рассмеялся. Ну, надо же, какая высокопарная чушь лезет в голову. Ладно, не уроню!..
        Он подошел к ведру. Пора было воспользоваться предложенными удобствами. Вонять, конечно, будет. Вентиляции никакой. Вон огонек свечи как горит ровно.
        Он помочился и вдруг, завязывая шнурок на шароварах, увидел, как ведро качнулось и поехало куда-то вбок. Пол дрогнул. Воздух стал внезапно мутным от непонятно откуда взявшейся пыли. Возникло ощущение движения, и одновременно с ним возник тяжелый гул. Мгновенная паника заставила Ратомира присесть на корточки. Он оглянулся, стол ходил ходуном, свеча качалась и грозила вот-вот упасть. Он кинулся к столу и схватил свечу в руки - еще не хватало остаться тут в кромешной тьме. На голову что-то сыпалось, пока мелкое, но вот рядом с ним упал большой камень. Хорошо, что мимо.
        - Как там? Темницы рухнут... - некстати вспомнилось Ратомиру, и он криво усмехнулся. Кажется, началось.
        Гул не прекращался, с потолка посыпалось интенсивнее. Та мгновенная паника, ни к чему не приведшая, так как бежать все равно было некуда, сменилась страхом. Он понял, что происходит. Это называется землетрясение. Он читал об этом. В горах это бывает. Если потолок рухнет, его просто раздавит. Как таракана.
        Еще толчок. Хорошо, что он стоял у стола, успел ухватиться. Падало уже не только с потолка - стены стали крошиться и из них вываливались куски. Раздался какой-то громкий звук, похожий на хруст, и Ратомир увидел, как по кирпичной стене пробежала кривая, как молния, трещина. Еще толчок. Вот камень ударил по плечу. Стол уже завален песком и каменной крошкой. Сейчас точно обвалится. Не надо стоять посередине, надо ближе к стене, там надежнее. Ратомир со свечой в руке подбежал к кирпичной стенке как раз, когда она начала ломаться и обваливаться. Кусок кладки, вывалившись здорово ударил его по ноге. Хорошо еще - успел отскочить, а то ведь могло и сломать.
        Внезапно все кончилось. Гул затих. С потолка продолжало сыпаться, но в целом он, пока что, держался.
        Ратомир огляделся. Кучи земли и камней по всей комнате. Он смахнул с головы то, что туда насыпалось. Хуже было с тем, что насыпалось за воротник. Но с этим можно было пока подождать. Интереснее было другое. В кирпичной стене образовался проем, достаточно большой, чтобы он мог туда пролезть.
        И, самое главное, оттуда явственно тянуло ветерком. Прохладным таким ветерком. Ратомир принюхался, пахло землей.
        - Так вот как пахнет воздух свободы, - пришло ему на ум, - темницы, значит, рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа...
        Он заглянул в образовавшийся проем. Темнота. Он засунул руку со свечой. Ветерок чуть не задул маленькое пламя. Все равно ничего не видно.
        - Пафнутия бы сюда. - Подумал Ратомир. - Он бы осветил тут... Ладно. Надо пойти посмотреть, что там.
        И Ратомир полез в темноту.

 
 

 
6

 

        Свобода встретила Ратомира прохладно. Слабый свет свечи едва-едва разгонял мрак, и самое большее, что можно было рассмотреть, это место, куда сейчас встанет нога. И из-за большого количества лежащих камней, лучше было сначала на это место посмотреть. Посмотреть, шагнуть, левой рукой держась за неровную стену, снова посмотреть...
        Так, шаг за шагом, Ратомир уходил все дальше от места своего заточения. Что там, впереди? Он, естественно, не знал. Но возвращаться не собирался. Уж там-то точно ничего хорошего не было.
        Коридор, по которому он шел, стал сужаться. Руку уже не надо было вытягивать, чтобы дотронуться до стены, а свеча, зажатая в правой руке, бросала яркое пятно света на бугристую поверхность противоположной. То и дело вспыхивали искорками какие-то кристаллы. Абсолютную, глухую тишину нарушали только дыхание Ратомира и звук его шагов.
        Очень скоро Ратомир перестал понимать, сколько он прошел. Казалось, что очень много, но, наверняка, это было не так. Просто пропало ощущение времени. И сильно донимал холод. Особенно мерзли руки. Ратомир вспомнил, как недавно он спросил у Геркулания, как тот себя чувствует. В процессе очередной попытки как-то разговорить его. Попытки эти раз за разом терпели неудачу, но Ратомир не оставлял их. Вот и спросил. А Геркуланий ответил:
        - Холодно.
        Это было днем, ярко светило солнце, ветра почти не было и сам Ратомир, помнится, даже вспотел. И все же Геркуланию было холодно. А вот сейчас холодно было Ратомиру.
        Освещая место для следующего шага - какого уже по счету? - он обнаружил ступеньку. За ней шла еще одна. Лестница, понял Ратомир. Это все же была не совсем дикая пещера. Кто-то тут ходил - люди ли, коротышки, не важно. Главное, тут можно было пройти и куда-то выйти. Это вселяло надежду на удачный исход. Правда, вопрос о том, что он будет делать, оказавшись на поверхности, по-прежнему оставался открытым. Где были его спутники, что с ними? Искать ли их, или идти вниз, прочь от этих гор, в долину, где живут нормальные люди, где большие города, где армия, полиция, где помогут и доставят до дома. И что он там скажет?..
        Потом, потом... Пока - вверх по этой рукотворной лестнице.
        Лестница оказалась очень длинной, Ратомир устал подниматься по ней и два раза останавливался, чтобы отдышаться. Но все проходит, все кончается. Кончилась и лестница. Ратомир немного передохнул, присев на верхнюю ступеньку, потом встал и пошел дальше. Но ушел он недалеко.
        Вначале он подумал, что ему показалось, но, с каждым шагом, он все отчетливей слышал звук текущей воды. Журчание ручья. И точно - путь ему преграждало русло маленькой речки, текущей поперек того хода, по которому он пробирался. Вода выходила из-под стены справа и уходила в узкую щель слева. Ничего, напоминающего мостик через этот поток не было. Видимо, его полагалось переходить вброд. Подойдя ближе, Ратомир обнаружил еще кое-что. Дальше, за этим потоком, ход раздваивался. Предстояло выбирать, куда идти. И подсказок никаких не было.
        
           ***
        
        Несмотря на то, что царь Амирана Бенедикт сам, пусть и негласно, благословил поход Ратомира и Принципии во главе - опять же, неофициально, с Куртифлясом, в поисках выхода из сложившейся кризисной ситуации, сейчас он сильно бранил себя за то, что поторопился.
        Случилось то, что и должно было случиться. Из этой, прости Единый, чертовой Эрогении прибыла с большой помпой внушительная делегация во главе с братом вдовствующей королевы - королевы-матери, герцогом Гордонским. Он, хоть и не был эрогенцем, зато был облечен доверием, и вел себя как истинный монарх. Бенедикт знал, что за ним, кроме поддержки матери Геркулания, стоит довольно уже многочисленная партия, считающая, что именно он должен возглавить страну, если то, о чем пока только шепчутся, и правда случилось. То есть трон опустел.
        Только что проводили на родину бренные останки несчастного Шварцебаппера, так некстати свихнувшегося и погибшего, как было объявлено, в результате несчастного случая. Но, судя по тому, какие взгляды бросали члены траурного кортежа, версия эта долго не проживет. Будут еще неприятности с воинственным рыцарством Арбокора.
        Прием был организован на самом высоком уровне, чего Бенедикт терпеть не мог. Но герцог настаивал, и вот, вместо того, чтобы сидя в мягких креслах у камина с бокалами чего-нибудь многолетней выдержки, спокойно и дружески обсудить возникшие сложности, приходилось во всем парадном облачении сидеть на жестком и неудобном троне. Вдобавок, вопреки обыкновению, места как справа, так и слева от трона были пусты. Бенедикт был один, а напротив него, заняв почти весь тронный зал, стояли весьма недружественно настроенные люди, числом где-то с полсотни.
        - Мы требуем, чтобы нам предъявили короля Геркулания! - Громогласно вещал герцог Гордонский, комплекцией напоминающий покойного Шварцебаппера, мир его праху.
        Здоровый, под стать владельцу, украшенный драгоценными камнями и золотом, посох при этих словах звучно ударил в мраморные плиты пола. Обычного в таких случаях эха не получилось. Слишком много собралось народу. Так что эффект оказался несколько смазанным. Смысл сказанного от этого легче все равно не становился.
        - Вот сейчас бы и вывести его к ним, - думал Бенедикт, - да дать ему живого поросенка. Пусть бы жрал в их присутствии. Все вопросы отпали бы сразу. Эх, поспешил!..
        - К сожалению короля Геркулания сейчас нет во дворце. Он на лечении.
        - Где он на лечении? - Продолжал свой допрос герцог. - Мы немедленно отправимся туда. Нам необходимо видеть его.
        - Это невозможно, - со вздохом проговорил Бенедикт, - он еще, насколько я знаю, в дороге. И где именно он находится в настоящую минуту, мне неизвестно.
        Гости зашумели. Этикет-этикетом, но когда тебе впаривают совсем уж откровенную чушь...
        - Этого не может быть, - выразил общее мнение герцог. - Как это - неизвестно?! Он что, один отправился на лечение? Кто его сопровождает? Куда именно он отправился?
        Разгоряченный герцог Гордонский вытер, сам того не заметив, рукавом лоб, и продолжил:
        - Мы должны это знать, ваше величество. Это не прихоть и не праздное любопытство. Речь идет о судьбе нашей страны.
        - Вы имеете в виду Гордонское герцогство? - Поинтересовался Бенедикт.
        - Я имею в виду Эрогению, которую все мы тут представляем! - Взревел герцог. - В том числе и я, о чем говорится в переданном вам послании.
        - Ах, извините, - всплеснул руками Бенедикт, - действительно, как же я забыл?..
        Пора было заканчивать этот балаган. Договориться все равно не получится. Нужно будет залучить этого герцога для разговора с глазу на глаз, - подумал Бенедикт, - а пока...
        Он встал. В зале стало тихо.
        - Господа, и вы, уважаемый герцог. Мне нечего добавить к тому, что я сказал. Ситуация, о которой вы, несомненно, осведомлены, ужасна и беспрецедентна. Мы ищем пути выхода из этой ситуации. Нет никаких гарантий, что выход будет найден. В том виде, и том состоянии, в каком пребывает король Эрогении, он, безусловно, недееспособен. Но мы надеемся, что нам удастся это исправить. Мы делаем то, что считаем необходимым и возможным. К вам же единственная просьба - запастись терпением, и не мешать. Как только появятся какие-нибудь сведения, вам будет немедленно доложено. Больше я пока ничего не могу добавить. Посему, позвольте откланяться.
        Он медленно спустился по ступенькам. Перед ним расступились. Царь Амирана завершил аудиенцию и пошел к себе.
        Прочь отсюда. Прочь от ненавидящих глаз.
        - Ох, что-то мне паршиво, - думал Бенедикт, гордо рассекая пространство зала, - Ох, как бы мне не того... Где там Ратомир? Хоть бы не припозднился.
        
           ***
        
        И опять, который уже раз, это уравнение с двумя неизвестными. Не в этом ли и заключается чистая, стопроцентная, рафинированная свобода? В том, что ты стоишь перед выбором, и не можешь его сделать. Никто тебе ничего не подсказывает, не навязывает, ты - свободен! И ты стоишь, как дурак, и не знаешь - направо? Налево?..
        Ладно, - решил Ратомир, - переберусь через ручей, там и посмотрим. Вполне возможно, что один из путей ведет в тупик. Посмотрю, как свеча будет реагировать. Если тупик - ветра не должно быть.
        Он подошел к желобу, который поток прогрыз в камне.
        - Интересно, какой он глубины? Ну, не утону - это-то точно, но хватит ли высоты сапог?
        Он взглянул вперед, на сколько ему позволял слабый свет свечи. Ширина небольшая, шагов пять. Ну...
        Вдруг нога его поехала. Обледенелый скат, нелепый взмах руками в неуклюжей попытке удержать равновесие, и вот он уже с головой погрузился в ледяную воду.
        Захлебнуться он не захлебнулся. Напился, правда, так он давно этого хотел. Свеча пропала, унесенная потоком, да если бы и была, то, что толку? Зажечь все равно было бы нечем. И пришлось Ратомиру выбираться на скользкий берег в кромешной тьме.
        Ну вот, - понял он, стуча зубами, - то, что было - это так, тьфу!.. Вот сейчас-то и начинается самое настоящее приключение.
        
           ***
        
        Сильной стороной Куртифляса было то, что он никогда не отчаивался. Он умел принимать жизнь такой, какой она была. Какой она была в данную минуту. И, трезво оценивая обстоятельства, искать и находить наилучшее, опять же, в данную минуту, решение. Однажды в детстве, когда ему было где-то лет десять, а Бенедикту - Бене, соответственно, двенадцать, во время шуточной потасовки вдали от глаз взрослых, он нечаянно сломал Бене палец. Бене, надо полагать, было очень больно, он стоял на коленках, баюкая поврежденную руку и плакал. Другой бы впал в отчаянье от перспектив, открывающихся перед ним - суровое наказание и изгнание прочь, в мир, который давно стал для Куртифляса чужим. В лучшем случае побежал бы звать на помощь, с тем же для себя результатом. Куртифляс же, взвалив на себя старшего, но более тщедушного товарища, поволок его прямо в обитель лекарей, где уже и тогда хозяйничал молодой еще Панкратий. И этот подвиг заставил всех напрочь забыть о поисках виновного - ну, мало ли как мог сломать себе пальчик двенадцатилетний сорванец, зато он, Куртифляс, сразу стал чуть ли не звездой.
        Кстати, этот случай явился причиной того, что Куртифляс стал задумываться о том, как он, в случае чего, будет существовать вне дворца. Мало ли что может случиться. В учебе он составлял компанию Бенедикту, царственные родители которого считали, что некоторые элементы соревнования пойдут их отпрыску только на пользу. И Куртифляс учился. И учился значительно прилежней своего - как сказать, товарища? А не будет ли это фамильярностью по отношению к сыну наследника престола? Но старался свои успехи не выпячивать.
        Особенно Куртифлясу, кроме акробатического владения собственным телом, давались языки. Он и потом их учил, уже с одобрения Бенедикта, зачастую служа ему переводчиком в конфиденциальных беседах с представителями иных держав. На сегодняшний день он хорошо изъяснялся на шести языках, кроме родного. Что позволяло ему надеяться найти общий язык со своим будущим хозяином. Ибо понимал Куртифляс, что миссия их накрылась медным тазом, а про работорговлю, в отличие от той же Принципии, он знал прекрасно. Он вообще был на редкость информированным человеком.
        Ни на чью помощь Куртифляс не рассчитывал. Барону он, учитывая проваленную миссию, уже не нужен, а Бенедикт - ну что может Бенедикт? В этом мире, куда они сейчас попали, Бенедикт не хозяин. И Принципия ему уже ничем не поможет, раз эти не захотели говорить. Там, на невольничьем рынке, их пути разойдутся, и каждый будет сам за себя. Надо будет ей сказать, чтобы она обратилась к своему будущему хозяину с предложением выкупа, но сделает ли она это, получится ли у нее - это уже не его забота.
        - Эх, - вздохнул он про себя, - лишь бы на рудники не направили. Как-то надо проявить себя еще там, на рынке. Обратить на себя внимание. Ничего, придумаю. Время еще есть.
        - А ведь это проводник, - пришло в голову Куртифлясу, - это он, сука, завел нас и предал. Эх, обидно, не придется поквитаться! Что она там бормочет?..
        - Что же, все-таки, с Ратомиром? - Уже который раз вопрошала неизвестно кого Принципия.
        Интересно, про Геркулания она уже не вспоминает. - Подумал Куртифляс. - Все, умер, наконец, Геркуланий. По крайней мере, для нее. А Ратомир?.. Да, это интересно. Узнать бы, что с ним? Возможно, это что-то прояснило бы и в нашей судьбе.

 
 

 
7

 

        Двигаться, надо двигаться! - Больше ни о чем Ратомир в эту минуту думать не мог. Холодно!.. Мокрая одежда облепила тело. Двигаться - все равно куда! Пусть и в этой кромешной тьме. Двигаться, чтобы согреться.
        Он помнил, что тут два коридора. Фокус со свечой уже не выйдет, придется выбирать дорогу вслепую, наугад. Вот именно, вслепую. Ничего не видно. Ратомир сделал несколько осторожных шагов вперед. Вперед - это прочь от этого ледяного ручья, вдоволь напоившего его, но взявшего за это так дорого. Напряженно вытянутая рука коснулась неровной поверхности. Так, стена... Отсюда направо вход и налево вход. Куда идти?
        Он шагнул вправо, и очень скоро рука провалилась в пустоту. Ясно, тут он. Заглянем...
        Тьма давила на глаза. Она была материальна. Именно из нее состоял мир, в котором он очутился. Из тьмы были сделаны стены, тьма была над головой и под ногами - та же тьма, только более плотная. Тьма глядела на Ратомира из выбранного им коридора и слегка обдувала лицо, леденя нос и губы. Тьма звала его: иди ко мне, я возьму тебя, ты сам станешь мной.
        И Ратомир отказался от приглашения. Он отпрянул от этой невидимой, жадно раскрытой голодной пасти. Сделал шаг назад. У него было оправдание:
        - Пойду, гляну другой... - прошептал он, и вдоль стенки стал пробираться налево.
        
           ***
        
        О том, что он выбрал именно левый проход, Ратомиру вскоре пришлось пожалеть. Он шел, шел долго, движение и правда помогало переносить холод, да и одежда постепенно высыхала. Он шел себе, и шел, пока не наткнулся на кучу земли и камней. Похоже это был совсем недавний обвал, земля еще не слежалась. Наверное, недавнее землетрясение оставило свой след.
        Очень не хотелось идти назад. Ужасно не хотелось. Ратомир решил попробовать перелезть через это препятствие, размеров которого он, естественно, не видел и не представлял. Он начал карабкаться вверх по куче земли, и земля - рыхлая, сыпучая, проваливалась под ногами, и он вместе с ней сползал вниз. И снова лез вверх, стараясь утрамбовывать подошвами сапог то, что было под ногами. Лез, пока головой не ударился о камень.
        И все-таки куча, как выяснилось, не доходила до самого потолка. Оставалось с пару локтей свободного пространства, где можно было ползти. И Ратомир пополз, надеясь не застрять.
        Он не застрял. Вскоре куча стала понижаться, и он съехал на животе вниз. Отряхнулся, и пошел дальше, стараясь не думать ни о чем.
        Через какое-то время впереди обозначился поворот. Стоп... Ратомир удивленно остановился. Как это он определил, что будет поворот? И вдруг понял - он видит!
        Да, каменная поверхность стены впереди была чуть-чуть, но все же видна. Где-то там, куда сворачивал этот подземный коридор, был свет!
        
           ***
        
        Маленький человечек сидел на освещенной луной поляне. Он терпеливо ждал, хотя и его, поистине безграничному терпению подходил конец. Перед ним бесформенным силуэтом стояла купа Живых Деревьев. Они держали на весу свою добычу - на сей раз это был человек на лошади. У человека был меч, и юный йами надеялся разжиться им, когда Деревья насытившись, выбросят остатки жертвы.
        Если бы у него был меч, он мог бы попробовать вступить в отряд Стражи. Могли, конечно, и не взять - он еще слишком молод, но с мечом...
        Он сидел тут уже давно. Он не понимал, в чем дело, обычно деревьям надо совсем немного времени, чтобы выпить попавшуюся им жертву досуха. А тут...
        Он видел, как еще прошлой ночью этого всадника заманили в эту ловушку. Увязался за старшими братьями, всячески старался помочь, тащил на салазках связанного человека сквозь эту группу Деревьев, пока они ели другого - раба, купленного и приведенного сюда как раз для этого. Того раба Деревья съели-выпили совсем быстро. Но они с братьями все же успели проскочить со своими салазками. А потом сюда же поехал и этот вот, на коне. Ну, и попал, конечно. Вот только почему-то он там так и застрял.
        А юному йами так нужен его меч!
        
           ***
        
        Место, куда попал Ратомир, было совершенно фантастическим. Он тут же забыл про все - холод, синяки и ссадины, полученные им, пока он, спотыкаясь и падая, бежал на свет, забыл про то, почему он вообще попал сюда, и зачем...
        Это было огромное пространство, границ которого было не видно. Они терялись, растворялись в светящейся, переливающейся дымке. Огромный свод этой пещеры был весь усеян мириадами крохотных светлячков, сверху свисала бахрома нитей, и эти нити тоже светились, как и светлячки, вокруг которых они и росли - нежным бирюзовым, синевато-зеленым светом.
        Ратомир застыл, не пройдя и нескольких шагов. Это было невероятно, такого просто не могло быть. Забыв дышать, он смотрел вокруг, и видел, как эти огоньки - там где-то, высоко, шевелятся, словно бесчисленные глаза, глядящие на него сверху. Оно все было живое - и эти светлячки, и свет, который они излучали. И оно не несло в себе опасности. Нет, Ратомир не чувствовал в этом струящемся свете какой-то теплой доброты. Оно было чужим и равнодушным к нему, случайно забредшему на их праздник. Но и опасности это не представляло. Он мог уйти, он мог остаться, им, этим огонькам, этому пространству было все равно. Оно жило до него, и будет жить после него, а он был здесь не то, чтобы лишним - он был посторонним и ненужным.
        Наконец, сердце успокоилось, оглушение прошло, Ратомир пришел в себя и более внимательно огляделся. Пространство было не совсем пусто. Кое-где росли, уходя вверх и теряясь в нежной дымке света, каменные столбы причудливых форм. Пол пещеры был неровен, темнея провалами впадин и вздымаясь невысокими холмиками. Камни различной величины лежали повсюду, своими гранями отражая разлитый в воздухе свет. А сам свет ближе к центру терял свою бирюзовость и становился каким-то другим, более теплым, что ли...
        Ратомир пошел туда и вскоре понял причину этого странного феномена. Оказывается, большую часть пещеры занимало озеро, на берегу которого он сейчас и стоял. И это озеро тоже испускало свет, но другой. Оно светилось изнутри, и, чем дальше к центру - тем интенсивнее. Светилось так, как будто где-то в его глубинах спряталось ушедшее за горизонт солнце. Свет был именно такой, красновато-оранжевый, и он не уходил высоко, не мешал свету, льющемуся сверху, с высоких сводов. Но и понять, где кончается одно, и где начинается другое, было невозможно.
        Ратомир подошел к спокойной и гладкой поверхности озера, присел на корточки и зачерпнул рукой пригоршню воды. Вода была самая обыкновенная, она не светилась, ничем не пахла, и на вкус тоже не отличалась от той же воды, что текла в том ручье, куда он так неосторожно свалился.
        Он шел вдоль кромки воды, глядя то наверх, где была ночь с мириадами живых звезд, то на воду, из глубин которой готов был родиться день. Он не искал выхода отсюда. Ему не хотелось отсюда никуда уходить.
        И вдруг он услышал далекий крик. Крик человека. И Ратомир посмотрел в ту сторону, откуда кричали - туда, где ярче всего был свет спрятанного под водой солнца. Крик повторился, и Ратомиру послышалось, что кто-то зовет его по имени. И он встал, напряженно вглядываясь в даль. Там возникла какая-то темная, еще не различимая, фигура. И она приближалась. Он снова услышал этот голос, и на сей раз явственно разобрал: - Ратоми-и-ир!..
        
           ***
        
        Дело подходило к вечеру, а в горах сумерки наступают быстро. И сразу воздух становится холоднее.
        Когда стали замерзать, Пафнутий зажег огонь. Точно так же, как он зажигал его под котелком. Ни Куртифляса, ни Принципию это уже не удивило, но вот их новую соседку, похоже, озадачило, и не слабо.
        - Ой, как это?.. - Она не видела и не знала, кто сотворил это чудо, и поэтому обратилась сразу ко всем.
        - Не бойтесь, - успокоила ее Принципия, - Пафнутий у нас маг. Ему это несложно.
        - Маг? - Удивилась новенькая, вернее, наоборот, старенькая - она же тут раньше их сидела. Кажется, ее зовут Ханна, вспомнил Пафнутий.
        - Вы маг? - Обратилась к нему Ханна, и Пафнутий взглянул в ее освещенное огнем лицо. Лицо ему понравилось.
        - Да, маг. - Коротко ответил он.
        - Это здорово! - Обрадовалась Ханна. - Я ни разу еще не видела мага. Так, может, вы...
        - Нет, - перебил ее Пафнутий, понимая, к чему она клонит, - это пока что все, что я могу.
        - Жалко. - Разочарованно сказала Ханна. - Ну, что ж, и за это спасибо. Погреемся.
        Пафнутию стало досадно. Все, почему-то, думают, что маги всемогущи. Ведь, окажись он, к примеру, художник-портретист, не пришло бы ей в голову тут и сейчас просить изобразить ее портрет. Поняла бы и без объяснений, что для этого нужны как минимум холст, кисти и краски. А тут... Вот вынь, да положь!..
        И, чтобы отвлечься от этих неприятных мыслей, Пафнутий начал думать о том, что он действительно может сделать в таких вот условиях.
        Ну, во-первых, - прикидывал он, - он может, путем подкачки силы, держать себя если и не в физической форме, то, хотя бы в приличном расположении духа. Что тоже немало. Когда же их поведут на продажу...
        Пафнутий слабо представлял себе процесс их доставки на невольничий рынок, да и сам этот рынок виделся ему как-то смутно, без подробностей. Что-то из читанных в детстве книжек. Звероподобные работорговцы, щелкающие бичами, прекрасные невольницы, вот, вроде этой самой Ханны, стыдливо кутающиеся в лохмотья. Вальяжные покупатели, почему-то все в белоснежных тюрбанах, в окружении головорезов с саблями наголо. Ну, и так далее...
        Может ли он, скажем, тем же огнем ликвидировать охрану их невольничьего каравана? Как тогда, этого бандита? Пожалуй, что нет. Окажись тогда этих бандитов хотя бы, скажем, пятеро - вряд ли бы что у него получилось. Ну, может, тоже, если бы все так же сильно испугались, как тот... Он и второго-то не тронул отнюдь не из излишнего человеколюбия, а исключительно потому, что после первого ему пришлось бы минут пять подзаряжаться. А там был совсем маленький заряд. После даже такого вот костерка, который требуется, между прочим, поддерживать, ему надо будет долго втягивать в себя силу. А про Большую Силу - ту, что ему требуется для вызова духа, и говорить не приходится. Без заряженного амулета и кое-каких снадобий это просто невозможно. А все это добро осталось там, на последнем их постоялом дворе.
        - Эх, сюда бы этот мешок, - вздохнул Пафнутий, - доберусь ли я когда-нибудь до него?

 
 

 
8

 

        - Ратоми-и-ир!.. - Сердце юного наследника провалилось куда-то вниз, плеснув кровью в виски. Он замер на полувдохе. Руки непроизвольно сжались, и кулаки поползли вверх, туда, где положено быть сердцу.
        Ратомир напряженно вглядывался в переливающуюся дымку, сквозь которую все явственней проступал силуэт человека. Видна была голова, грудь, руки, протянутые вперед, к нему. Это был жест мольбы о помощи. И точно:
        - Помоги-и!..
        Да кто же это?!. Голос такой знакомый. И тут он понял... Сперва понял, а потом уже и глаза подтвердили - Геркуланий!
        Геркуланий брел к нему по пояс в воде, явно преодолевая какое-то сопротивление, более сильное, чем обычное сопротивление воды.
        - Геркуланий? - Крикнул Ратомир.
        - Помоги мне! - Отозвался Геркуланий.
        - Что с тобой?
        - Не знаю. Не помню! Скорее!..
        Как он оказался тут? Что с ним? Почему он... - впрочем, все потом, а сейчас...
        Ратомир растерялся. Он рванулся было туда, в воду, на помощь, потом вдруг решил разуться, и на самом краю воды заскакал на одной ноге, стягивая, некстати оказавшийся слишком тугим, сапог. При этом он никак не мог оторвать взгляд от медленно бредущего Геркулания.
        Вдруг горизонт качнулся, и Ратомир полетел в воду, оступившись на скользком камне.
        Холод, боль... Секунду-другую он барахтался в воде, потом сел на корточки и снова обернулся туда, где был...
        Геркулания уже не было. Что-то огромное, длинное возвышалось над водой, склонившись в его сторону.
        Мгновенный ужас, охвативший Ратомира, изгнал все мысли и чувства. Тело само, совершая какие-то нелепые и, на вид наверняка потешные, движения, отскочило от воды, приподнялось, и, даже не до конца распрямившись, бросилось прочь. Прочь от воды и таящегося в ней чего-то ужасного.
        Он налетел на растущий из земли столб, ударился, от боли немного пришел в себя, и, заскочив за эту каменную защиту, выглянул в ту сторону, откуда только что убрался. Сердце колотилось, и дыхание никак не могло успокоиться. Однако видел он все хорошо, и он разглядел как из воды, совсем недалеко от того места, где он только что был, торчит чья-то длинная, похожая на толстенную змею, шея. А в конце этой шеи, на самом ее верху - голова. Голова была чем-то похожа на лошадиную, но больше на змеиную. И у этой головы была огромная пасть с большими, и явно острыми, зубами.
        Голова эта двигалась, оглядывая то место, где только что была добыча. Добычи не было, и голова издала сиплый рев. Это был горестный крик обманутого существа. Голод, обида, недоумение и разочарование были в этом звуке. И, несмотря на все пережитое, Ратомир рассмеялся.
        Голова, все так же мотаясь из стороны в сторону, стала удаляться. Видно ее обладателю было как-то комфортнее там, на глубине.
        
           ***
        
        Решив на всякий случай держаться подальше от воды, Ратомир шел вдоль стены этой сказочной пещеры. Он искал выход из нее. Оставаться тут, в этой обманчивой красоте, он больше не хотел. За ширмой этого великолепия, оказывается, таился смертельный ужас.
        - Но как же - Геркуланий? - Думал Ратомир, механически переставляя ноги. - Я же видел!.. И слышал... Он же отвечал мне.
        - Да не было никакого Геркулания, - возражал он самому себе, - это был просто морок.
        - Но откуда этому чудовищу было узнать про Геркулания? Ведь чтобы внушить мне именно его...
        - Да никто мне ничего не внушал. Я сам себе внушил. А будь на моем месте кто-нибудь другой, ему бы что-то свое показалось. Просто я много и часто думаю про Геркулания, вот и...
        - А вдруг Геркуланий все же был? Вдруг, пока я не видел, эта... это съело его? Геркуланий убегал от него, а оно его догнало, и...
        
           ***
        
        Он шел и шел, а выхода все не было. Так он скоро придет к тому месту, откуда он сюда и попал. И что тогда? По нему - обратно? Туда, где был другой коридор? Тот, который он отверг после падения в ручей...
        И он, действительно, вышел к тому входу. Он узнал его. Он достаточно долго топтался тут вначале, и запомнил.
        - Нет, - сказал себе Ратомир, - пойду, поищу еще. Не может быть... Такая большая пещера.
        Действительно, возвращаться не стоило. Ведь те коротышки, что посадили его туда, в ту комнату, они же могли вернуться. Ну, хотя бы, чтобы посмотреть, как он там, после землетрясения. Может быть, его завалило? И, не найдя его там, пойдут его искать. Пойдут по тому же коридору, которым шел он, и он вполне может наткнуться на них. А они - на него. Ведь там же не разминуться, в той тесноте.
        Он посидел, отдыхая. Хотелось есть. Пожалуй, он сейчас доел бы ту кашу. Значит, решил он, он тут уже давно, раз успел проголодаться. А интересно, чем питается это чудовище? Ведь, наверное, не так уж часто сюда забредают люди. Может быть, в озере водится рыба?
        
           ***
        
        Он брел, внимательно оглядывая стены и стараясь не терять надежды. Надежда эта иногда вспыхивала, и он бросался туда, где, как ему показалось... Но это опять, в который раз, оказывалась просто ниша, или щель, резко сужающаяся и никуда не ведущая. Порой он смотрел в сторону озера. Там, далеко, едва видная в дымке волшебного света, все торчала шея едва не сожравшего его чудовища. Видимо, оно тоже не теряло надежды.
        Звук, нарушивший мертвую тишину этой сказочной пещеры, напомнил Ратомиру о недавнем землетрясении. Где-то, не так уж и далеко, послышался звук падающих камней и осыпающейся земли. Правда, страшного гула не было, и перед глазами ничего не поплыло. Это было что-то другое.
        На всякий случай Ратомир спрятался в как раз подвернувшуюся только что расщелину, очередной раз одарившую его надеждой, сменившейся разочарованием. Высунувшись оттуда, он увидел, как из стены, довольно высоко, выше его роста, на пол сыплются камни. Кто-то лез сюда, проделывая сам себе проход в толще земли.
        Показались чьи-то громадные лапы, снабженные чудовищными когтями - такими только и дробить эти каменные стены. Потом, вслед за лапами, высунулась черная остроносая морда, а за ней и вся голова. Поворочавшись еще, и устроив еще один маленький обвал, на поверхность выползла туша, размером, наверное, с корову, и тоже вся черная. Туша сползла по вываленной ею же земле на пол, и, сделав несколько шагов на коротких ногах, остановилась, ворочая во все стороны головой.
        Больше всего это существо напоминало крота. Кротов Ратомир видел. Они встречались в их дворцовом парке, садовники пытались избавиться от них, но безуспешно. Но те кроты были маленькие, а этот был громаден. И, похоже, как и те кроты, слеп.
        - Ага!.. - Обрадовался Ратомир. - А вот и путь! Откуда-то шел же этот крот. Возможно, и мне как раз туда...
        Оставалось дождаться когда этот крот-переросток уберется куда-нибудь подальше. А может, он захочет попить, и тогда это будет подарок еще и озерному чудищу. Ратомир отнюдь не собирался спасать крота, хоть и был благодарен ему за столь своевременный визит. Он даже, несмотря на все пережитое, несколько сочувствовал той твари, чья шея так и продолжала маячить в отдалении. Она, эта тварь, тоже была узником подземелья. К тому же голодным узником. Как и он сам. Но у него, кажется, появились шансы на спасение. И он смотрел на нюхающего воздух крота, и мысленно подбадривал его:
        - Ну, вперед! Вперед, скотина! Вон сколько воды...
        И крот, точно, видимо, уловив запах влаги развернулся неуклюже в том направлении.
        Но ему помешали. Из проделанного им отверстия вылезли и попрыгали с высоты на пол пещеры пятеро коротышек. Увидев их, Ратомир вжался в свою расщелину. Вот уж с кем ему не хотелось больше сталкиваться.
        Коротышки же окружили крота. В руках у них были длинные палки, напоминавшие копья. И они тут же пустили эти копья в ход. Крот недовольно рявкнул что-то, оборачиваясь на своих обидчиков, и поспешил убраться от них подальше. Что, собственно, этим коротышкам, видимо, и было надо. Они не пустили крота к озеру, оставив очередной раз с носом водяное чудовище. Они гнали крота, пихая его остриями своих палок в покрытые короткой черной шерстью бока. Они гнали его туда, куда им было надо. А надо было им, как вскоре увидел Ратомир, в тот самый коридор, откуда он сюда и вышел. Зачем? Этого он не знал, да и плевать ему было на их намерения. Главное, чтобы они поскорее убрались отсюда.
        
           ***
        
        Идти по проходу, проделанному кротом, было неудобно. Под ногами был не ровный, хотя бы приблизительно, пол, а сплошь камни и земля, а высота заставляла не столько идти, сколько ползти на карачках. Хорошо, хоть это продолжалось не слишком долго.
        Этот свежепроделанный в толще земли проход вывел Ратомира в коридор, носивший на себе следы вмешательства человека - ну, или там, коротышек, в слепое творчество природных сил. Тут был ровный пол, высота позволила, наконец, разогнуться, вдобавок этот коридор хоть и слегка, но освещался. Через равные, достаточно большие, промежутки здесь горели факелы, закрепленные специальными держателями на стенах. Идти по такому коридору было несравненно удобнее, но и опаснее. Нужно было как можно скорее убираться отсюда.
        И Ратомир прибавил ходу.
        Теперь он бежал по освещенному коридору, игнорируя темные провалы входов в ответвления. Куда они заведут? Единый знает. А так - есть надежда все же выбраться на поверхность. Ему везло, тоннель был пуст. Он не шел по прямой, он был извилист, и, всякий раз перед поворотом, Ратомир осторожно выглядывал из-за угла. Но и следующий отрезок, видный ему, был безлюден, и слух не улавливал никаких голосов или шагов, и Ратомир бежал до следующего поворота.
        Потом была темная лестница. Он долго карабкался, обливаясь потом и тяжело дыша. Эту лестницу надо было преодолеть как можно быстрее. А ну, как встретится кто-то, спускающийся по ней. В коридоре была надежда, вовремя услышав шаги или голоса, спрятаться в каком-нибудь темном отнорке, а тут...
        Зато лестница вела вверх. Это значило - к солнцу, к небу, к свободе. И чем дольше по ней приходилось карабкаться, тем ближе все это было.
        А когда уже и она закончилась, Ратомир попал в большой, очень скудно освещенный, но все же освещенный зал. И тут уже явно были видны следы человека, или, ну... сами понимаете. Лежали ошкуренные бревна, доски, мешки с каким-то непонятным содержимым. Большой горой высилась куча песка с воткнутой в нее лопатой. Ратомир даже постоял рядом, примериваясь к этой лопате, как к потенциальному оружию - вдруг придется отбиваться. Но оставил эти мысли, тем более, что лопата была неудобна для этого. А тащить с собой неизвестно зачем лишнюю тяжесть не хотелось.
        Здесь он обнаружил массу входов в туннели, коридоры, узкие щели, куда надо было протискиваться боком. Выбор был богат. И, наверняка, только один из этих путей вел к долгожданной цели.
        Покрутившись по залу, Ратомир решил долго не искать, не искушать судьбу, пока благоволившую к нему, а просто выбрал наиболее широкий ход. Он же был и освещен лучше других.
        И вот, наконец, он вышел. Вход в туннель, выпустивший его на волю, оказался замаскирован густым колючим кустарником. Отойдя на несколько шагов, Ратомир обернулся, и не нашел никаких следов входа в подземное царство.
        А на воле было утро! На воле было солнце! На воле было так хорошо, что несчастный пленник, вырвавшийся, наконец, на свободу, чуть не заплакал. Но, хоть это и были бы слезы счастья, и хоть его все равно никто бы не увидел, Ратомир сдержался.
        Не время было расслабляться и предаваться разгулу эмоций. Место это, судя по тому, что он видел в последней пещере, было весьма посещаемым. Нарваться же на обитателей подземелья очень не хотелось. И Ратомир, как только мог быстро поспешил покинуть это место.
        Приходилось петлять. Открытые пространства не привлекали беглеца. А сплошного леса тут тоже не было. Так он и пробирался, перебегая от одной группы деревьев к другой. Пока не почувствовал, что больше уже не может. Решив, что убежал уже достаточно далеко, Ратомир выбрал местечко поуютнее, среди кустарника и высоких стеблей травы, которая, по идее, должна была скрыть его от глаз случайного прохожего, лег, и уснул так быстро, как умеют засыпать только молодые, здоровые, но смертельно уставшие люди.
        И он был прав. Если тут и проходил кто-то, то совершенно не обратил на него внимания. К сожалению, он забыл, что люди не только ходят пешком, но еще и ездят на лошадях. А с лошади обзор совсем другой, и высокая трава тут нисколько не защищает.
        
        
           ***
        
        Бахир и Кабан возвращались домой. Из поселка Докунчи они выехали еще затемно, и к обеду планировали быть уже дома. Неделю они проторчали там. Но напрасно. Сигнала о подходящем караване так и не поступило. Теперь их сменили двое таких же, как они. А они пока отдохнут. Жаль, конечно, что не довелось им порадовать родню известием о приближающейся добыче, ну, да ладно! Еще будет и у них.
        Правда, старики говорят, что сейчас гораздо хуже стало, чем раньше, в их годы. Караваны стали ходить большие, с хорошо вооруженной стражей из бывших солдат. Ага, войны-то нету. Солдат отпускают, вот они и нанимаются караваны сторожить. А воевать с ними!.. Ладно, ездят и сейчас еще подходящие. Да вот, совсем недавно, взяли один. И очень даже легко. И хороший был караван, богатый.
        Ехали молча. О чем говорить? За неделю обо всем переговорили. Даже надоели друг другу. Коней не торопили. Куда спешить? Раньше приедешь, дольше обеда ждать придется. А так - хорошо! Тут уже совсем знакомые места. И соседи сюда не забредают. Опасаться нечего. Правда, это ненадолго. Скоро придется проехать через Калымдар - чужое село, но с калымдарцами они не враждуют. А там, рядом, караван-сарай. Можно будет заехать, коней напоить, самим горячую лепешку съесть на двоих, совсем хорошо будет. Там, правда, и из чужих семей останавливаются, но в караван-сарае никакая вражда не приветствуется. Там - мир.
        Душа просила чего-то. Песни, например. Эх, жаль, комдуна под рукой нет, но можно и так. И Бахир запел. Свою любимую, самую сейчас популярную:

             Я встретил девушку,
             Полумесяцем бровь,
             На щечке родинка,
             В глазах - любовь!..

        - Эй Бахир, - окликнул его едущий впереди Кабан, - когда тебя женят, наконец?
        Это была старая, надоевшая уже, подначка. Семье Бахира никак не удавалось скопить на калым своему младшему. То одно, то другое. Вот и недавно, Кардай, старший брат, повздорив, нечаянно зарезал одного из Бачиардана. Эти бачиарданцы - это ж такие скоты! И вечно напрашиваются. Вот и этот... Сам виноват, но старейшины присудили заплатить его родне. И опять Бахир остался без калыма, а значит, и без невесты.
        Вдруг что-то привлекло внимание певца, и он замолчал, пристально вглядываясь в тень под недалеко растущими кустами. Там что-то лежало. Бахир подъехал ближе, сойдя с тропы.
        Человек, одетый в обычную хамадийскую одежду, но по виду явный хаям, то есть житель равнины, крепко спал, устроившись в тени на мягкой, густой траве.
        Кабан, увидев, что его спутник остановился, сам придержал коня, и крикнул:
        - Эй!..
        В ответ Бахир приложил руку к губам, и затем махнул, приглашая товарища подъехать ближе.
        Некоторое время они молча любовались на спящего, затем переглянулись и одновременно спешились. Кажется, им повезло. Они вернутся с добычей. Домой этого вот везти было не обязательно. Там, конечно, поблагодарят, но и все. А вот в том же караван-сарае всегда купят невольника. Пусть и незадорого, но зато ни с кем делиться не надо будет.
        Кабан достал из седельной сумки веревку, и они осторожно, стараясь не потревожить сон жертвы, подошли вплотную.
        
           ***
        
        Пленника, хорошо связанного и с надежно заткнутым ртом, положили поперек седла. Самим предстояло ехать верхом на одном коне. Неудобно, но оно того стоило, тем более, что и ехать-то предстояло всего ничего. Бахир вертел в руках какую-то штуку, поблескивавшую в лучах утреннего солнца. Кабан заинтересовался.
        - Что это?
        - Да вот, была у этого. На лице.
        - Дай посмотрю. - Кабан забрал у младшего товарища его находку и принялся вертеть, изучая.
        - А-а!.. Вот это что... Видел я такое. Это вот так надо.
        И он одел очки себе на нос.
        - Ну, как? - Бахир не смог сдержать улыбки при виде преобразившейся физиономии Кабана. Стекла блестели, бросая зайчики во все стороны. Кабан вертел башкой и корчил рожи.
        - Дерьмо! - Наконец высказал он свое мнение. - Ничего не видно.
        - А зачем тогда они?
        - Не знаю, но пусть носит, раз нравится.
         С этими словами Кабан надел очки на лицо будущего раба, тщательно зацепив их за уши, чтобы не упали.
        - Поехали. - Сказал он, и первым сел в седло, предоставляя напарнику карабкаться и устраиваться за своей спиной.

 
 

 
9

 

        Если бы кто-нибудь сказал человеку, назвавшему себя "Хант": Доброе утро! - он бы не согласился. Утро добрым не было. Оно было ужасным. То, что случилось, и о чем ему сейчас докладывал этот гнусный йами, просивший называть его "Бэр", заставляло его, человека просвещенного и прагматичного, поверить в судьбу, Единого - Враг его побери! - самого Врага и его дьявольские козни.
        - ...И вот, значит, - рассказывал этот самый Бэр, - заходим мы туда, а его нет. Ну, отпустили хочумару - пусть себе роет теперь, куда хочет, а сами думаем, что дальше делать? Может его те увели? Но зачем? Или он сам сбежал? Землетрясением-то стенку сломало, которым это помещение от остальной пещеры было огорожено, он и - туда!.. Стоим, значит, думаем, а тут вдруг дверь открывается, и заходят трое из стражи. Очухались, наконец. Пришли, видать, проведать, живой или нет. Ну, что делать? Пришлось их того... в ножи.
        Рассказчик остановился, перевести дух и глянуть, какое это все производит впечатление на слушателя. Впечатление было подходящим. Хуже не бывает.
        - Ну, мы - что делать? - подхватили этих, убитых, да и поволокли обратно.
        - Зачем? - Машинально спросил Хант.
        Вот уж ему было не интересно, чем руководствовались эти йами, уволакивая трупы своих сородичей. Но спросил. И получил ответ.
        - Так, а что делать? Не оставлять же? Сразу же на нас подумают, а так... Нет и нет. Пленник сбежал, они пошли искать-догонять, да и пропали. Там, в подземелье, иногда пропадают. Это бывает.
        - Ну, вот, - продолжил он свое подробное повествование, - мы их к озеру притащили, да и бросили Несси на съедение...
        - Кому?
        - А-а... Несси. Живет там, в озере, такая громадная зверюга. Ее Несси прозвали, давно... Она страшная тварь. Она что делает - она может любого, зверь, там, человек, йами - подманить, подманить и съесть.
        - Как подманить? - Продолжал задавать ненужные вопросы Хант. Он был очень расстроен, и, из-за этого, мысли его слегка путались.
        - А вот - как? - этого никто не знает. Кого подманила, уже не расскажет. А кого не подманивала, тот и не знает. Мы вот ей бросили этих вот, в воду, да и бегом оттуда.
        - И я, вот, думаю, - добавил он, помолчав, - что парня этого, вашего, эта самая Несси и съела. Она обычно под водой сидит, и вылазит только если кто-то там появляется. А тут, когда мы к озеру еще в первый раз подошли, она из воды-то башку свою высоко так держала. Видать, кто-то ее потревожил, и недавно. Мы тогда-то внимания не обратили, а сейчас я думаю - кто ее мог потревожить, кроме него? Да-а, съела, видать, Несси, вашего парня.
        
           ***
        Ушел этот проклятый йами. Ушел, сволочь. Ушел решать свои вопросы. У них там сейчас лихие времена начинаются. Будут власть делить и переделивать. А ему теперь что делать? За проваленную операцию наказание одно... И в эмиграцию не уйдешь. Из ССР не эмигрируют. Потому что - некуда. Разве что куда-нибудь, докуда еще не дотянулись щупальца цивилизации. Куда-нибудь в джунгли. И пусть меня лучше тамошние людоеды сожрут. Или пойти, эту Несси навестить? Чтоб не мучиться. И узнать, заодно, как же она, все-таки, зараза такая, людей подманивает?
        Предаваться и дальше самобичеванию и суицидальным мечтам Ханту помешал шум за окошком. Он выглянул и ничего не увидел. Шумели за углом. Жизнь, несмотря ни на что, продолжалась, хоть теперь, похоже, и без него. Ханту стало любопытно. Он вышел во двор.
        Ничего особенного. Два местных вахлака привезли какого-то своего соплеменника - видимо из чужой семьи, и теперь пытались загнать его хозяину караван-сарая. Шел обычный в таких случаях торг. Стороны кричали друг на друга, махали руками и призывали в свидетели высшие силы. Предмет спора стоял со связанными сзади руками. Лица его Хант не видел. Пленник стоял к нему спиной. Вдруг один из спорящих подскочил к стоящему и протянул руку к его голове. Тот отпрянул, но, видно, поздно. В руке его пленителя оказался какой-то предмет. Хант решил подойти поближе. В этот момент рука с непонятным предметом совершила резкое движение, и то, что было в ней, полетело в сторону подходящего Ханта.
        Реакция у оперативника Службы должна быть хорошей, иначе ему просто не выжить. Вот и у Ханта она была вполне себе ничего. Машинально, одной рукой он поймал летящий в него предмет, и, взглянув на добычу, обомлел. Это были очки!
        Хант быстро подошел к спорящим, и, не обращая на них никакого внимания, встал рядом с предметом их оживленной дискуссии. Взглянул в лицо и одел на него очки, только что сдернутые с этого вот носа. Горячая волна счастья затопила Ханта. Жизнь возвращалась! Перед ним стоял Ратомир. Живой, не съеденный никакой Несси, не пропавший в бесконечных лабиринтах пещер. Стоял и смотрел на него, хлопая глазами.
        Спорящие заткнулись и так же молча воззрились на него. Хант радостно и облегченно улыбнулся и сказал хозяину этой ночлежки, агенту Службы, а, стало быть, своему подчиненному:
        - Этого, - он кивнул в сторону Ратомира, - в зиндон, к тем трем.
        Он говорил на местном языке. Ратомир не должен его понять. Он и не понял. Зато поняли эти двое. Поняли и рассердились. У них вот так просто, за здорово живешь, отнимали их законную добычу. Отнимали бесплатно.
        - Ты кто такой?! - Заорал один, а другой молча попер грудью на Ханта.
        Хант отпихнул наглеца и требовательно взглянул на хозяина. Хозяин был в замешательстве. Отнять так просто добычу у этих двоих он не мог. Это было не по правилам. А ему еще тут жить. Пленника следовало выкупить, а потом уж - хоть в яму, хоть в казан и съесть за ужином. А так... Платить же он тоже не желал. Живой товар, даже с дисконтом, стоил дорого. Если бы он покупал с целью дальнейшей перепродажи, это одно. А тут - никакой перепродажи. Чистая потеря денег. А этот, который приехал, денег, разумеется, не даст. Да и нет у него с собой столько денег. И что делать бедному караван-сарайщику и агенту по совместительству?
        - Покупай, - кричал один из этих, - покупай, и делай с ним что хочешь!
        Хозяин двора шептал что-то побелевшими губами. Начиналась нездоровая суета. Хант, пришедший в себя после внезапно свалившегося на него счастья, огляделся, и понял, наконец, что все не так просто. Этот самый Ратомир, как пришел, так может и уйти, и ничего он, Хант, не сможет сделать, чтобы этому помешать.
        - Сколько они хотят? - спросил Хант у хозяина.
        - Пятьсот.
        - Пятьсот дублонов? - Уточнил Хант.
        - Да, дублонов, в Кабыр-Дормон ходят дублоны.
        - Та-ак... это сколько же будет в пересчете на наши?..
        - Около двухсот, - пролепетал хозяин.
        - Заплати. Я тебе дам расписку. Тебе вернут эти деньги.
        - Но у меня нет столько! - Хозяин расстроено развел руками. Мол и рад бы...
        - А чего ж ты торговался?
        - Да я и не собирался покупать, я - так...
        И хозяин виновато взглянул на неудачливых продавцов.
        Хант все понял. Деньги у хозяина, конечно, есть. Никто тут не станет торговаться без намерения купить. Поэтому, как бы ожесточенно не спорили продавец с покупателем, но так просто они не разойдутся. Один непременно купит, другой - продаст. И никак иначе. А то с тобой потом просто дела никто не захочет иметь. А сейчас хозяин врет, потому что боится, что денег ему не вернут. А если и вернут, то очень нескоро, и за ними еще придется побегать. А оно ему надо?
        А у самого денег осталось раз в пять меньше, чем хотят эти. И Ратомира отпускать нельзя. Это просто исключено. Он должен обеспечить прохождение всех четверых через эти проклятые горы. Да еще всунуть им своего агента. Вот так - четверо, и без никаких! Приказ...
        Выхода не было. Вернее был, только один...
        Хант огляделся. На шум, вышли несколько человек. Все, к счастью, слуги хозяина. Посторонних - постояльцев, - на данный момент, по счастью, в караван-сарае не было. Но и эти...
        - Скажи всем своим, - обратился Хант к хозяину, - чтобы убрались в дом и сидели там.
        Хозяин встрепенулся.
        - Эй, идите в дом! - Заорал он, маша рукой. - В дом, в дом!
        Хант сунул руку в карман. Там был спрятан последний аргумент в любом споре. То, за одно владение чем карали смертью в любом государстве. И даже Служба, хоть и обеспечивала своих сотрудников этими штуками, и обучала владению ими, отнюдь не поощряла их использование. И далеко не всегда ей удавалось отмазать своего сотрудника, пойманного с этим, тем более, использовавшего его. Так что это было воистину оружие последнего шанса. Но, похоже, выбора у него не было.
        - Ребята, - обратился он к этим двоим, - мне нужен этот человек. Я вам дам десять золотых, и давайте разойдемся мирно. Иначе...
        - Что?!. - Взъярились эти. - Что - иначе?! Да ты!.. Да мы!..
        Нет, - понял Хант, - не получится миром.
        - Иначе вам придется умереть.
        - Да лучше я этого, - один из этих выхватил саблю и замахнулся, явно целя в Ратомира, - лучше я его сам!..
        Раздался громкий звук, и сабля выпала из руки несостоявшегося работорговца. Тут же прогремело еще раз. Хант спрятал пистолет в карман. Вот так! Из двух зол он выбрал меньшее. Теперь оставалось надеяться на то, что хозяину удастся сохранить все это в тайне. Он сам в этом кровно заинтересован. Вот только, будет ли он после этого продолжать сотрудничать? Ладно, время покажет. Пока что требовалось избавиться от трупов, желательно, не прибегая к помощи прислуги, и отправить Ратомира в яму. То, что вся эта сцена произошла у него на глазах, Ханта волновало меньше всего.

 
 

 
10

 

        Тупое безразличие и усталость давно овладели узниками подземной тюрьмы. Лечь бы, поспать, но куда тут ляжешь? В эту грязь? Поэтому стояли, прислонясь к стенам ямы, а когда стоять становилось совсем уж невмочь, садились на корточки, погружаясь на несколько минут в тяжкую дремоту. Да тут же и просыпались, когда тело начинало опасно крениться, теряя равновесие и грозя упасть в эту самую грязь.
        Огонь, периодически возжигаемый Пафнутием, немного помогал переносить холод, а вот о том, что будущим рабам нужно еще и есть, вспомнили за все время только однажды, спустив на веревке ведро с каким-то остывшим варевом. Ложек, конечно, ни у кого не было, так что есть пришлось руками. Ничего, приспособились, ладонью зачерпывали жижу, а редкие куски непонятно чего, вылавливали пальцами. Поели...
        И мысли всякие по поводу грядущей своей судьбы и ближайшего будущего перестали крутиться в головах, тоже устав, видимо, бегать все по одному и тому же кругу. О чем тут думать? Что будет, то и будет.
        Поэтому, когда снова отворился люк, и спустилась лестница, никого это особо не взволновало. Может, уже наверх? Вот и хорошо. Но наверх их не пригласили, а напротив, добавили им еще кого-то в компанию. Придется потесниться.
        Кто там спускается к ним, было не видно. Что там увидишь в темноте, да со спины. А потом лестницу вытащили и люк захлопнулся. Вновь прибывший, судя по едва различимому силуэту, так и остался стоять там, где и оказался, сойдя с последней ступеньки. Видимо, привыкал к темноте, особенно густой после яркого дневного света. Вглядывался во тьму и прислушивался. И слух ему подсказал, что он тут не один.
        - Тут кто-то есть? - Раздался его голос. Знакомый голос. - Здравствуйте. Меня зовут Ратомир.
        
           ***
        
        Обмен впечатлениями был краток. Ратомир, к примеру, только и рассказал, что его держали где-то в пещере, откуда ему удалось сбежать, а потом он снова попался, и его привезли уже сюда. Остальным же рассказывать было вообще почти что и нечего. Даже обычно бодрый и неунывающий Куртифляс был очень немногословен. И даже внимания не обратил на то, что его легенда про дедушку, травку и их пленение рассыпалась с приходом нового постояльца, явно из их компании. Впрочем, Ханна не стала уличать его во лжи. Какая разница? Главное, все в сборе, а значит, все идет по плану.
        И опять потекли часы.
        Ближе к вечеру люк опять отворили, и, как это было сутки назад, возникла рука с факелом, и голос - тот же, или очень похожий, опять возгласил:
        - Дэвка! Эй, дэвка!..
        На сей раз Принципия даже не шелохнулась, предоставив Ханне лезть вверх, отрабатывать плату за их пребывание в этой гостинице. За то, что они вообще еще до сих пор живы.
        
           ***
        
        - Ну, что, готова? - Спросил ее Хант, и Ханна заметила, как подозрительно блестят его глаза.
        Она принюхалась. Ее обонятельные рецепторы основательно притупились за время, проведенное в яме, но, несмотря на это, она уловила запашок, исходящий от куратора.
        - Чего это он?.. - В голове Ханны шевельнулось подозрение.
        - Как все прошло?
        - Нормально!.. - Оскалил рот в кривой усмешке Хант.
        И ей стало ясно, что ничего не нормально. Но это были не ее заботы, и не ее печаль. Операция продолжается и с этого момента все пойдет по плану. Уж она постарается.
        Два часа она проспала. Просыпаться не хотелось, но когда, все-таки, проснулась и встала, почувствовала себя значительно лучше.
        
           ***
        
        - Держи. - Хант положил перед ней маленький кухонный ножик с деревянной ручкой.
        Ханна потрогала пальцем лезвие.
        - Нормально, - успокоил ее куратор, - хватит петли перерезать.
        - Дай мне вина. - Попросила Ханна.
        - Зачем? - Удивился Хант. - Для храбрости?
        - Чтобы от меня пахло, - пояснила Ханна. - Тут праздник. Пьянка. Вот меня и напоили. Нужно чтобы шум был соответствующий, огни горели. Как там с часовым?
        - С часовым будет порядок, я ему снотворного в вино подсыплю. Можно не убивать.
        - Нет, - возразила Ханна, - это будет выглядеть неестественно. Лучше убью. Заодно и в его тряпье переоденусь. Не в этом же мне прикажешь?..
        - А-а!.. Ну, да.
        - Теперь так. Где этот?.. Который неживой? Как его?.. Геркуланий?
        - Сейчас, - Хант развернул и расстелил на столе карту. - Вот, смотри.
        Ханна посмотрела, вчиталась в карту и кивнула.
        - Ясно. А как он там? Где его там держат?
        - А вот этого я сам не знаю. Не понял. Со слов йами - ну, ты его знаешь, - так вот, с его слов там какое-то Живое Дерево. Не знаю, что это за хрень, но оно его держит.
        - А как его освободить?
        - Не знаю. Сама сообразишь, на месте. Одно только - близко к нему чтобы никто не подходил! Учти, оно опасно, очень!
        - Хм-м... - Ханна с сомнением взглянула на собеседника. - Очень интересно. Ну, ладно... А как мы его найдем? Я же, по идее, ничего не знаю. И никто ничего не знает. Вряд ли я сразу смогу возглавить эту компанию. Кто я им?
        - Ну-у, - не согласился с ней Хант, - ты же будешь, вроде как, освободительница.
        - Нет, все равно, нужно, чтобы кто-то показал дорогу. Иначе все будет шито белыми нитками. И освободила-то я их, и дорогу нашла, ни разу не заблудившись. Детский лепет! А там, между прочим, не одни дураки. Этот их шут, Куртифляс, производит впечатление весьма умного человека.
        - Та-ак... Ну, тут у меня только один человек знает это место. Это их проводник, Ашан. Между прочим, наш сотрудник. Жалко. Эти, твои, они же, небось, захотят посчитаться с ним, а?
        - Очень может быть. Я бы посчиталась. А ты?..
        - Я бы тоже. - Вздохнул Хант. - Жалко.
        - Ну, и как нам его заполучить?
        - Ладно, тогда сделаем так...
        Хант порылся в складках своей бесформенной одежды и извлек маленькую коробочку.
        - Вот, возьмешь с собой. Смотри.
        Он развернул коробочку одной стороной к ее глазам, что-то нажал, и круглое отверстие в днище коробочки засветилось ровным и сильным красноватым светом.
        - Вот на это нажимаешь, оно загорается. Поняла? - Ханна кивнула. - Значит, слушай дальше. Разберешься с часовым и посигналишь мне в сторону ворот. Я буду на крыше и увижу. Тогда я пошлю, ну, где-то, через полчасика этого Ашана проверить часового. Вы как раз успеете вылезти. У часового возьмете саблю. А Ашан будет без оружия. Ну и все... Только не убейте сразу, сгоряча. Ты уж проследи.
        
           ***
        
        Перед уходом Хант дал ей выпить местного зелья. Отвар листьев дерева "кака", - пояснил ей Хант.
        - Какого-какого дерева?
        - Ну, что ты смеешься? - Обиделся Хант. - Дерево так называется, - кака. Потом этот отвар еще настаивают на коре этого же дерева. Ты пей. Он силы придает.
        Она выпила. Вкус странный, но не противный. Ну, посмотрим...
        
           ***
        На сей раз, когда она спустилась, никто не кинулся ее утешать. Даже Принципия. Не сказать, чтобы Ханна нуждалась в их сочувствии, но это ее немного задело. Вскоре кто-то, кажется, Куртифляс спросил:
        - Ну, что там у них?
        - Веселье там. - Со вздохом отозвалась Ханна. Понятно, - кому веселье, а кому... - Празднуют что-то. Пьют, веселятся.
        - А разве им можно пить? - Все тот же голос. - Насколько я знаю, им религия запрещает.
        - Ну, я не думаю, что эти-то так уж религиозны. К тому же они придумали себе такое - ночью, мол, бог все равно не видит.
        - Правильно, - согласился Куртифляс, - ночью спать надо. Всем, даже богу.
        - А что, сейчас ночь? - Это Принципия.
        - Да, ночь. А смотрите, что я принесла.
        Ханна почувствовала, как к ней придвинулись.
        - Пафнутий, зажгите, пожалуйста, огонь.
        Они потеснились, освобождая место, и волшебный костерок разогнал мрак. Ханна достала ножик.
        - Вот.
        Разочарованное молчание в ответ. Потом кто-то, кажется, тот же Пафнутий, сказал:
        - И что?..
        - Как, что?! - не удержался от ерничанья шут. - Будем драться за свободу. Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Не так ли, уважаемая Ханна?
        - Именно так, - согласилась Ханна, - и это вот, - она повертела ножик, и его сточенное лезвие сверкнуло в свете костра, - это ключ.
        - А нельзя ли...
        - Вы не обратили внимания, как устроен люк? - Голос Ханны окреп и звучал хоть и тихо, но твердо. - Так вот, там ременные петли. И нам достаточно добраться до них, и - все! Этим вот ножом их спокойно можно перерезать. И открыть люк. А лестница там всегда лежит рядом, на полу.
        Ответом ей было тихое сопение. Слушатели переваривали неожиданную информацию.
        - А как же туда добраться? - Подал голос Ратомир.
        - Да легко! - Это уже Куртифляс. - Один на плечи другому.
        - Значит, согласны? - Спросила на всякий случай Ханна.
        - А когда? - Поинтересовалась Принципия.
        Правильно мыслит девочка, одобрила вопрос Ханна. И сказала:
        - Подождем еще немного, часа три-четыре. Они там угомонятся, тогда и...
        
           ***
        
        Первым, в самый низ поставили Пафнутия. Он встал спиной к стене, присел, сделал руки ковшиком и принял в них подошвы сапог Куртифляса. После чего стал подниматься сам и поднимать шута. Утвердившись на плечах мага, Куртифляс вытянул руку, рука не доставала, как, впрочем, и ожидалось. Нужен был третий.
        Ханна схватила за руку сунувшегося было Ратомира.
        - Лучше я. Я легче.
        Куртифляс осторожно развернулся, придерживаясь за стену, и встал спиной к ней, как и Пафнутий. Теперь он тоже готов был помочь карабкаться тому, кто полезет на самый верх. Пафнутий снова стал осторожно приседать. Ханна скинула туфельки. Каблуки тут были не нужны, лучше босиком. Поставила ноги в готовые поднять ее ладони, и оперлась о широкие плечи мага. Поехали...
        
           ***
        
        Подъем совершился благополучно. Ханна легко нащупала петли, а ножик и правда оказался достаточно острым. Она головой приподняла не столь уж и тяжелый люк, выбралась по плечи, и, подтянувшись, вытащила себя всю на свободу. То есть в сарай.
        Она подошла к двери и прислушалась. Тихо. Сторож, наверное, уже уснул, но лучше подстраховаться. Она осторожно выскользнула наружу.
        Сторож сидел рядом с дверью, прислонившись к стене охраняемой темницы, и спал, откинув голову и похрапывая. Ханна взглянула на ножик и качнула головой, отвергнув вариант с кровопролитием. И правда, зачем? Не нужно крови, можно же так...
        Сделав два легких, неслышных шага, Ханна оказалась возле спящего, и, ребром ладони по как будто нарочно подставленному горлу, сделала сон охранника максимально глубоким. Обычно после такого уже не просыпаются.
        Теперь, - решила она, - пора задействовать коробочку.
        
           ***
        
        Пафнутий выбирался последним. Он оглянулся вокруг, послал прощальный плевок на стену узилища, и, погасив костер, полез вверх. Ждавший его наверху Куртифляс подал ему руку и буквально выдернул его из ямы. После чего, поинтересовавшись самым серьезным тоном, не забыл ли Пафнутий там, внизу, чего-нибудь, вытащил лестницу.
        Все они теперь были тут, внутри сарая, и в голову Пафнутия пришла мысль о том, что их могут караулить снаружи. И когда они сейчас начнут выходить...
        Тут до его плеча дотронулись. Ханна. Обратив на себя его внимание, она пальчиком позвала его, и сама двинулась к двери. Пафнутий понял, что она приглашает его следовать за собой.
        - Занесите его внутрь.
        Ханна показывала на безучастно сидевшего, привалившись к стене, человека. Наверное, это и был тот самый сторож, мысль о котором посетила его только что. Похоже, что он спал.
        - Он же проснется. - Шепотом сказал Пафнутий.
        Ханна отрицательно покачала головой.
        Дотронувшись до сторожа, Пафнутий понял, что тот, пожалуй, и вправду не проснется. Удивившись, впрочем, не очень, этому обстоятельству, Пафнутий поднял тяжелое тело.
        
           ***
        
        - Можно попросить мужчин выйти? - Ханна обвела взглядом собравшихся. - А вас, Пафнутий, я попрошу зажечь тут маленький костерок. Мне нужно переодеться.
        Через несколько минут она вышла. Теперь она была одета так же, как и все остальные. Сапоги оказались великоваты, но тут уж выбирать не приходилось.
        Торчать на улице, хоть и в темноте, не хотелось, и все зашли снова в сарай. Куртифляс с Пафнутием сбросили тело сторожа в люк и закрыли крышку.
        - Ну, что? Пошли, что ли? - Выразил общее мнение Куртифляс.
        - Сейчас пойдем. - Сказала Ханна. - Сейчас, я только гляну...
        Она вышла из сарая и спряталась за углом. Сейчас должен был подойти этот, проводник, как его... Ашан. Если, конечно, у Ханта все в порядке.
        
           ***
        
        У Ханта все было в порядке. Если, конечно, не считать, что он недавно совершил такое, за что ему, безусловно, грозила смерть.
        Тела этих двоих зарыли в подполе, да что толку. Эти двое еще днем должны были быть у себя, в своем селе. Завтра с утра поедут их искать. Приедут и сюда, будут спрашивать - хозяина караван-сарая, его слуг. Они, конечно, скажут, что никого не видели. Им не поверят, но поедут дальше, проверяя их путь. Ничего не найдут и вернутся сюда. И снова возьмутся за тутошних. Крепко возьмутся. Кто-нибудь да расколется. Это неизбежно. И расскажет, и покажет. И найдут зарытые тела с маленькими дырочками.
        И начнется!..
        Убираться надо отсюда, - думал Хант, - как можно скорее. А что делать с этими, со свидетелями? Хозяин знает, откуда я. Поэтому и слушается, а начнут пытать, что он скажет? А если всплывет название Службы? Служба начнет большую зачистку. Всех, кто причастен к этому, кто слышал. Ну, и меня, конечно. Можно отделаться малой кровью. Пожертвовать хозяином - все равно он не жилец. Сейчас же, ночью, вместе с ним, поехать вниз. Прочь отсюда. Он будет проводником. А там, где-нибудь поближе к городу, я его и того...
        - Жаль, конечно, - горестно вздохнул Хант, - разом обоих агентов. А самому после этого можно уходить на пенсию. Больше мне в этих краях делать будет нечего. А куда еще? Хорошо еще, если эта операция закончится удачно. Если у Ханны и тех, четверых, все выйдет, помогай им Единый. Тогда еще ладно, и со мной все как-то обойдется. А если у них что не так - ну, тогда и мне каюк! Всех собак повесят. И тогда уже не о пенсии думать придется, а о том, как вообще выжить.
        Кстати, чуть не забыл!.. Время же. Пора этого, Ашана пускать.
        Хант зашел в большой зал, где обычно подкреплялись путники. Как он распорядился, все слуги во главе с хозяином сидели за сдвинутыми столами, и пили вино. Горели все светильники, на столах стояла закуска, кувшины, но радости на лицах веселящихся не было. Они не понимали, что за праздник такой. И подозревали, что это все не к добру.
        Что ж, в чем-то они были правы.
        - Ашан, - окликнул Хант своего агента, - выйдем.
        Ханна внимательно наблюдала. И дождалась. Ворота караван-сарая приоткрылись, и оттуда вышел человек. Ханна, пригнувшись, чуть ли не ползком юркнула в дверь.
        - Сюда идет человек. - Обратилась она к ожидавшим ее. - Наверное, проверить или сменить сторожа. Куртифляс, умеете пользоваться мечом?
        - Учился одно время.
        - Тогда берите его, - она кивнула на лежащую на полу саблю.
        - Что, убить? - Спросил Куртифляс.
        - Нет-нет! Ни в коем случае. Только взять, и тихонько. Нам нужен проводник и заложник. Пафнутий, тушите свой огонь. Все встаньте у стеночки, а я выйду, подстрахую сзади.
        
           ***
        
        Ашан шел, освещая себе путь факелом. Дурь какая-то пришла в голову командиру. Зачем проверять? Зачем там вообще какой-то охранник нужен? Как оттуда выбраться? Никогда тут пленников не сторожат, и никто еще ни разу не сбегал. Ну, ладно, ему не трудно, ничего. Не спорить же по пустякам. Вот то, что днем случилось - это беда! Как теперь выкручиваться? Мало того, что убил, так еще как убил? Чем убил?!.
        Ох, не кончится это добром.
        Факел давал возможность видеть на шаг вперед, зато вокруг из-за него темнота становилась совсем непроглядной. Но до того зиндона путь известный, не заблудится.
        Ашан подошел к сараю.
        - Эй, Каим! - Окликнул он сторожа.
        Никто не отозвался.
        - Спит, скотина, - решил Ашан, - ну, кто бы сомневался. Сейчас я его...
        Он посветил факелом справа, слева, Каима нигде не было. Ну, значит, внутри устроился. Ашан потянул на себя створку двери, и, выставив перед собой факел, шагнул внутрь. Вдруг факел вырвался из руки, и его пламя обожгло лицо, сжигая на нем растительность. И тут же удар по голове опрокинул его во тьму.
        
           ***
        
        Все происходило так внезапно, так неожиданно - как пленение, так и этот побег на свободу. Принципия чувствовала себя какой-то щепкой, плывущей по течению и захваченной водоворотом. Она была в полной растерянности и совершенно не представляла себе, что делать, что будет дальше.
        Погас костерок, хоть как-то освещавший это убогое помещение, где они все стояли, сгрудившись. Эта женщина, Ханна, вышла на улицу, прикрыв за собой дверь. Кажется, только она одна и знала, что делать. Остальные просто делали, что она скажет, и все. И, вроде, пока все получалось.
        Кто-то подтолкнул ее к стене. Ах, да!.. Она же сказала всем встать сюда. Принципия прижалась спиной к доскам. На улице кто-то крикнул что-то неразборчиво, вроде позвал кого-то. Дверь распахнулась. В глаза ударил свет факела. Факел дернулся, метнулся, раздался громкий вскрик, а за ним шум падения. Следом в дверь вошла Ханна.
        - Как тут? - Раздался ее голос.
        Факел в руках Куртифляса осветил лежащую на полу фигуру.
        - Порядок.
        - Он живой? - Поинтересовалась Ханна.
        - Живой, живой. Живее всех живых.
        - Надо его связать. Как они нас. Руки за спиной.
        - Хм, веревок-то у нас нет.
        - Вон там лежит мое платье, - подсказала Куртифлясу Ханна, - порвать его...
        - А!.. Точно!
        Платье было с треском разорвано, превращено в жгуты и пленник был надежно связан.
        Куртифляс приподнял его, подвинул к стенке и посадил. После чего звонкими пощечинами с удовольствием привел в чувство. Ашан открыл глаза, и, похоже, увиденное им ему не понравилось.
        - Что, узнаешь, скотина? - Факел в руках Куртифляса подпаливал Ашану остатки бороды.
        - Ну, - отозвался тот, стараясь вжаться в стену.
        Куртифляс протянул факел назад и его перехватил Ратомир. Сам же Куртифляс вооружился саблей. Потрогав лезвие пальцем, сказал:
        - Тупая. Тем хуже для тебя. Острым резать - чик! и все, а тут пока отрежешь... С чего бы начать? Что посоветуешь? - обратился он к пленнику. - Что задумался? Тогда - с ушей. Для пробы, а?..
        - Слышь, кончай. - Отозвался Ашан. - Если чего надо, говори, а так...
        - Ты за сколько нас продал, а? - Продолжал шут. - Почем за штуку?
        - Я не продавал, так вышло.
        Подошла Ханна и шепнула что-то Куртифлясу на ухо. Тот согласно кивнул.
        - Ладно. Если хочешь жить, отведешь нас к нашему... Ну, тому, на коне. Ты понял...
        - Я не знаю...
        - А не знаешь, значит, ты нам не нужен. Горло перережу, да и в яму.
        - Ладно, ладно. Проведу. А потом?
        - Проведешь, и гуляй! С ним нам уже ничего не страшно. Так что мы тебя отпустим. Можешь бежать к своим и рассказывать им, где нас оставил. Нам все равно.
        - Хорошо, только руки развяжи.
        - Ну, ты клоун! Я уж на что - шут, и то таких смешных вещей ни разу не говорил. Пойдешь так. Упадешь, поднимем. А вот когда приведешь, там и поговорим.
        Он поставил проводника вертикально и слегка подтолкнул в сторону двери.
        - Пошел. Дорогу осилит идущий!
        
           ***
        
        Пафнутий вышел последним. Тщательно прикрыл за собой дверь и остановился. Что-то не давало ему покоя. Что-то было не доделано. Что-то важное. И он забыл про это, и все на радостях забыли, а что-то надо сделать, прежде чем они покинут это проклятое место. Он встал и осмотрелся в надежде, что увидит то, что подскажет ему причину его беспокойства. И он увидел.
        Остальные уже успели отойти, и теперь тоже встали, глядя, как он топчется у сарая. Они хотели уйти отсюда как можно скорее, и их можно было понять. Вот Куртифляс махнул ему рукой, подзывая, торопя. Пафнутий отмахнулся, он понял, что ему надо сделать. Понял, и теперь готовил себя к этому. А это не так просто, и не так быстро. Ничего, успеем!
        Он отключился от всего лишнего, ощущая, как насыщается силой то место, внизу груди, где она должна сконцентрироваться в достаточном количестве, чтобы потом, пройдя через его руки, сделать то, что должно.
        Он мерно дышал, раскинув руки, пока не почувствовал - пора. И он начал медленно сводить ладони. Вот между ними зародилась искорка, тут же, увеличившаяся в размерах, превратившаяся в маленький, размером с горошину, яркий, раскаленный шарик. Какая температура этого шарика Пафнутий не знал. Никто этого не знал. Нечем измерить его температуру, но железо любой толщины этот шарик способен прожечь за секунды.
        А шарик рос, рос прямо на глазах. Те, что стоят сейчас за его спиной, уже, наверное, могут видеть его. Пусть смотрят. Сейчас он закончит, и пойдем. Обычно в таких случаях говорят: уйти, хлопнув дверью. Сейчас он хлопнет!
        И Куртифляс, и Ратомир, и Принципия, и Ханна, и даже этот предатель Ашан - стояли и смотрели, и увидели, как раскаленный огненный шар размером больше человеческой головы, взлетел в воздух и плавно поплыл туда, где чернела ограда караван-сарая, за которой был дом, в котором им так и не пришлось побывать. Никому кроме Ханны, которая знала, что в том доме сейчас находится руководитель всей этой операции. Человек, который ей представился как Хант, и который, конечно, носил другое имя. И который сейчас погибнет, а она ничего не может сделать, потому что операция должна продолжаться, несмотря даже на гибель ее руководителя.
        А значит, она должна стоять и смотреть, как стоят и смотрят все остальные.

 
 

  Глава 3

1

 


        Как уже было сказано, дороги - они как реки. А реки не умирают. Да, бывает, что вода, которая текла по ним извека, исчезает. Так то - вода. А реки - реки живут. Они ждут.
        И если когда-нибудь в мире что-то изменится, и вновь появится невесть когда и бог весть куда девавшаяся влага, то она вновь заструится по тем же руслам. А куда ей деваться?
        Вот так и дороги. Забытые, древние, тайные, из ниоткуда в никуда - они не умерли, они ждут.
        И когда-нибудь непременно дождутся.

 
 

 
1

 

        Шесть человек шли по неровной грунтовой дороге. Они шли быстро. Несмотря на глубокую ночь, они не боялись оступиться. Пламя, бушевавшее за их спинами, освещало им путь, и они шли, благополучно минуя все кочки и впадины, а впереди них бежали по дороге их мятущиеся тени.
        Самым первым шел человек по имени Ашан. Он шел со связанными за спиной руками, отчего походка его была не совсем обычна. Веревка, которой были связаны его руки, была тоже не совсем обычна. Она была сделана из разорванного на лоскуты женского платья, и конец этой веревки был в руках другого человека, идущего следом. Этого человека звали Пафнутий.
        Третьим в этой маленькой группе был высокий мужчина с мрачным лицом профессионального остряка. В руке он держал кривую саблю. Такими саблями предпочитали пользоваться представители многих народов, в том числе и хамадийцы, в чьи национальные одежды были облачены все шестеро. Человека с саблей звали Куртифляс, а сабля ему нужна была в основном для того, чтобы идущий впереди Ашан не расслаблялся и, как завещали древние, помнил о смерти.
        Следом за этими тремя шли две женщины, издали, впрочем, вполне, благодаря одежде, похожие на мужчин. Одну из них звали Принципия, другую Ханна. Обе были молоды, обе красивы, обе только что бежали из плена, и это было то, что их объединяло. И, в общем, этого достаточно, чтобы идти рядом в кромешную тьму и неизвестность.
        Замыкал группу брат Принципии по имени Ратомир. Самый молодой из всех, моложе сестры на год. Из всей этой компании Ратомир был единственным человеком, носившим очки. И, что уж совсем невероятно, ухитрившимся, несмотря на все приключения, так их и не потерять.
        
           ***
        
        - Там, впереди, село. - Сказал Ашан, обернувшись к Куртифлясу. - Вам бы лучше его обойти.
        - Хорошо, веди. - Согласился Куртифляс.
        И они сошли с дороги.
        
           ***
        
        Они шли в темноте до самого утра. И до самого утра видели отблески зарева пожара, свет которого отражался где-то высоко в небе. Может быть, это было и зря. Возможно, это было глупо и опасно, но никто не попенял Пафнутию за это.
        Как ни тяжело было идти в темноте, но все же в темноте можно было идти. Когда же стало светлее, беглецам пришлось искать укрытие, и они его нашли среди могучих каменных валунов, заросших кустарником. Пафнутий развел костер, который легко было поддерживать уже и без его участия, просто подбрасывая сухие ветки. Все уселись на два поваленных дерева, рядом с огнем. Ужасно хотелось лечь, ужасно хотелось есть, но лечь было некуда - мокрая от росы трава как-то не манила, а есть было нечего.
        Куртифляс отошел в сторону. Туда, где росли молодые ели. Саблей он нарубил лапника и приволок к костру. Места хватило троим. Легли Принципия с Ханной, поколебавшись, рядом с Принципией устроился и Ратомир. Куртифляс, Пафнутий и Ашан остались сторожить их сон.
        
           ***
        
        Куртифляс задумчиво ворошил угли в костре. Он думал. Он думал о том, что же им делать дальше. О том, что произошло с Геркуланием, ему только что рассказал Ашан. Рассказать-то рассказал, но вот о том, как же вытащить этот живой труп из лап таинственного Живого Дерева, он ничего не поведал. Поскольку не знал сам. Из всего услышанного Куртифляс сделал только один вывод, весьма неутешительный - соваться к этому вот Дереву, что бы оно там из себя не представляло, не стоило. Ни в коем разе!
        Но до Геркулания еще предстояло добраться. И сколько это займет времени? Днем идти опасно. Ночью, правда, тоже опасно, хотя и по другой причине. Можно в темноте руки-ноги переломать, а то и шею. А, значит, идти придется медленно, вот как шли и этой ночью, когда сошли с освещенной пожаром дороги.
        Куртифляс покосился на сидящего рядом Пафнутия. Как он, а?!. Даже фокус с оживлением Геркулания отошел куда-то в сторону по сравнению с продемонстрированной магом разрушительной мощью. Может быть, потому, что разрушение всегда зрелищней созидания? Так или иначе, но экс-шут был впечатлен. Если бы еще вытащить Геркулания из лап того чудовища, то они с Пафнутием составили бы такую пару, что уже можно было бы никого и ничего не бояться. Хотя... Хотя взяли же их недавно, тепленькими. И, если бы не эта вот, Ханна, вели бы, наверное, уже на ярмарку. Ну, или сидели бы они еще в той зловонной яме.
        Да, Ханна... Молоденькая, вроде, хорошенькая такая, овечка-овечкой, а какая ушлая! Похоже, она не так проста, как кажется. Как она тогда там всем грамотно распорядилась. И, если бы не она, так и этот вот, - Куртифляс покосился на сидящего Ашана, - им бы не попался. И что бы они тогда? Куда бы пошли? А она - ну, прямо, словно предчувствовала. Или знала?.. Откуда? Кто она такая на самом деле? Нет, определенно, к этой девушке стоит присмотреться.
        Да, но все это потом, а пока... В животе заурчало.
        Вот именно.
        Куртифляс ткнул в бок задремавшего Ашана.
        - Слушай, надо где-то еды раздобыть.
        Ашан молча пожал плечами. Будто его это не касалось. Будто он сам может и без еды. Дескать, взяли, связали, сами теперь и думайте. Ага, как же!..
        - Ты давай, без этого... - сердито сказал Куртифляс. - Вы нас ограбили, деньги все забрали, и как мы теперь?
        - Деньги все там остались. - Отозвался пленник. - Сгорели деньги.
        - Ладно, деньги еще будут. Дожить бы до них. Что жрать-то будем?
        - Откуда я знаю? Можно было бы поохотиться, так лука нету. Рыбы поймать - тоже нечем. Купить? Сам говоришь, денег нет. Чем я могу помочь?
        Ашан помолчал, грустно глядя в догорающий костер.
        - Мои все там остались, в караван-сарае. Сгорели, значит. И некуда мне идти. Никто меня кормить так просто не станет. Хотите, попробуйте продать меня. Только никто у вас не купит. У чужаков... хаямов.
        - И что? Будем голодать? Ведь и ты с нами...
        - Ну-у... ладно, - процедил нерешительно Ашан, - тут, неподалеку, живет один... отшельник. Дервиш. Ему местные носят еду.
        - Что, что-то вроде колдуна?
        - Ага. Его местные боятся. Вот и задабривают. Он вообще не наш. Когда-то забрел, давным-давно, да и остался. Говорят, он с йами водится. Он так давно уже тут, что никто и не помнит, как он тут появился, и когда. Боятся...
        - А чего боятся-то? Что он делает?
        - Не знаю. Наверное, когда-то что-то делал. Вот с тех пор и боятся. Только еду носят, и все.
        - А ты его тоже боишься?
        - Ну, я бы сам к нему не пошел. Просто больше некуда. А у вас свой колдун есть. Может, он поможет. По крайней мере, этот отшельник никому про нас не расскажет. А может, и покормит.
        
           ***
        
        Пафнутию не спалось, и даже не дремалось. Какой тут сон, когда сидишь на корявом стволе - сплошное ерзанье. И он слышал все, о чем тут, рядом с ним разговаривали. Дервиш, говоришь? Знаем мы таких дервишей. А насчет поесть, это он был согласен. Когда же это он ел в последний раз? Ну, так, чтобы нормально? Даже и не вспомнить.
        Надо бы взглянуть, что за дервиш такой, и где, - думал Пафнутий, не открывая, впрочем, глаз. Глаза тоже устали, как, впрочем, и все остальное. Но, пожалуй, надо...
        Пафнутий встал, потирая настрадавшееся седалище.
        - Я сейчас. - Сказал он. - А где, кстати, этот твой отшельник проживает? В какой стороне?
        Ашан махнул рукой, указывая направление.
        - А далеко?
        - Ну, отсюда час-два ходу, я думаю. А что?
        - Да ничего.
        И отошел за ближайший валун. То, что он собирался сейчас сделать, он хотел сделать без посторонних глаз. На всякий случай. Потому что боялся опозориться.
        
           ***
        
        Как у него вышел тогда этот фокус с деревом, да так лихо? Пафнутий сам не понимал этого. Должно быть, стресс помог. Говорят, так бывает. А вообще, этот предмет давался ему с трудом. Зачеты по нему приходилось пересдавать. Порой даже и не по одному разу. Последний раз, помнится, он озверел, и, как проклятый, учил и учил формулы, осознав, что фокусы со шпаргалками у Старого Фрица категорически не прокатывают.
        Ну-ка, посмотрим, застряло что-нибудь в памяти после того аврала?
        Он присел на корточки и сосредоточился, приводя себя в подобающее состояние. Сейчас можно было не спешить. Зато и мозг не торопился выдать то, что у него там хранилось в его темных кладовых. Так, как там начало?..
        
           ***
        
        Земля, усыпанная валунами и поросшая всякой древесной мелочью, была далеко внизу. Там же текла почти неслышная отсюда речка в ущелье. Крылья послушно ловили потоки воздуха. Ими можно было почти не шевелить. Исчез голод, прошла усталость, ощущение полета было сродни ощущению счастья. И почему он пренебрегал этим? Это же так здорово!
        А вот, наверное, и то, что он ищет. Пафнутий сделал круг над укромной лощиной, спрятавшей в тени деревьев маленький домик. Рядом ничего не было. Интересно, почует хозяин его присутствие рядом с собой? Если достаточно сильный маг - должен.
        
           ***
        
        Старый человек сидел на крылечке под навесом козырька, и строгал ножом тонкую веточку. Он только что сытно покушал, и ему нужна была зубочистка, поковырять в пожелтевших, но еще крепко сидящих зубах. Похлебки из барашка осталось еще много, и дня два можно было не утруждать себя приготовлением пищи. Разве что рыбки половить... У него, наконец, начало получаться подманивать рыбу. Подманивать и заставлять ее выбрасываться на берег. Года два ушло на это. Вот уж воистину, без труда не выловишь и рыбки... ну, пусть, и не из пруда, а из этой горной речки. Какая разница? Мысли текли медленно и вяло. Тянуло поспать после обеда, а почему бы и нет? Жизнь устроилась, можно особо не суетиться. Захотелось поесть - поел, захотелось поспать - поспал. Это ли не счастье? Не к этому ли нужно стремиться?
        А то ведь, когда-то, годы тому назад, как же он нервничал, как переживал... И из-за чего? Сейчас все это выглядит таким ненужным. Вся эта суета, все эти интриги. Ах ты, господи, обошли его!.. Не стал он деканом! Да и хорошо, что не стал. А стал бы? Сколько бы сразу свалилось на его плечи! И все ради минутного удовлетворения и радости от победы. И эта радостная минута вылилась бы в годы тяжких забот, волнений и новых желаний, мешающих радоваться тому, что уже есть.
        Ну, а сейчас? Много ли надо немолодому уже человеку. Да, сперва пришлось-таки побороться за место под здешним солнышком. Но, честно говоря, это была борьба не на равных. Кто он, и кто - эти здешние дикари? Испугал несколько раз, и им хватило. И им, и детям их, и внукам.
        Внезапно он оторвался от своего занятия. Плавному течению привычных мыслей помешало что-то. И это что-то, вторгшееся в его - даже не сознание, а, скорее, ощущения, было где-то снаружи. И походило это на давно забытое присутствие магии. Когда-то это окружало его со всех сторон, и он не обращал на это внимания, настолько это было обыденно и привычно. Но вот уже многие годы пространство вокруг него было чисто, и, хорошо еще, он не совсем забыл, как это ощущается.
        И пожилой человек, отряхнув колени от стружки, встал и вышел из-под навеса. Вышел, огляделся и задрал голову вверх. Туда, где над ним кружила большая белая птица, каких здесь, вообще-то, не водилось. Последний раз таких птиц он видел давным-давно, еще там, в Кранахе, на берегу залива. Чайки - это же, все-таки, морские птицы.

 
 

 
2

 

        - Зря вы приняли этот облик, - говорил Пафнутию низенький седобородый старец, сидящий напротив. - Я имею в виду чайку. Чайки тут не водятся. Выглядит подозрительно.
        Пафнутий уже доел, то, что было в его миске, и, поэтому, был настроен благодушно, и даже готов был воспринимать критику.
        - Я, в общем-то, случайно... Я сам не знал, что у меня конкретно получится. Просто нужна была птица. Вот, видимо, этот образ и всплыл из подсознания.
        Старик сочувственно покивал. Ему это было знакомо и понятно. Как же он, оказывается, соскучился по обществу себе подобных.
        
           ***
        
        Ашан не подвел. Да Пафнутий и не дал бы ему это сделать. Дорогу, пусть и в общих чертах, он запомнил.
        - Вон там, - кивнул Ашан в сторону невысокого холма, - за ним его хижина.
        Тропинок сюда никаких не было. Пришлось брести по колено в высокой траве, хорошо - уже подсохшей под ярким солнцем. Да еще пришлось переходить вброд довольно бурный ручей, дно которого сплошь было из больших и скользких валунов. Пафнутий и Куртифляс по очереди помогли переправиться сначала Ханне, потом Принципии. Следом за ними чуть не на руках перетащили связанного Ашана, ну, а Ратомир, дважды поскользнувшись, но гордо отказавшись от помощи, перебрался сам.
        И вот перед ними встал холм, поросший кустарником. За этим холмом их ждал кто-то, кого боялись местные жители, которых, в свою очередь, боялись они сами.
        - Вы подождите, - сказал Пафнутий, - я схожу. Потом, если что, приду за вами.
        - Ты думаешь, он маг? - Спросил Куртифляс.
        - Возможно.
        
           ***
        
        Пафнутий решил идти вокруг холма. Пусть подольше, зато надежней, и карабкаться не надо. А если еще и кусты колючие... Нет уж, как говаривал один древний полководец: - Нормальные герои всегда идут в обход!
        Вот и мы - в обход. - Подумал Пафнутий, и услышал сзади шелест травы.
        Он обернулся. Его догоняла Ханна.
        - Я с вами. - Это был не вопрос, это была констатация факта.
        Да, в общем, Пафнутий и не возражал бы. Общество этой симпатичной брюнетки было ему приятно. Хотя, конечно, в этих шароварах, грубой кожаной куртке и черной шапочке на голове, под которую она ухитрилась как-то запихать свои роскошные черные волосы, она выглядела отнюдь не так сексапильно, как в платье.
        Они шли долго, шли молча, и, наконец, перед ними открылся вид на группу высоких деревьев, за которыми явно скрывалось что-то, напоминающее хижину. Пора было придумать какие-то слова для начала разговора с этим удалившимся от людей магом.
        Возможно, у него скверный характер, - думал Пафнутий, замедлив шаг, - скорее всего, он не слишком обрадуется гостям. Но можно попробовать найти каких-то общих знакомых.
        Мысли отвлекли Пафнутия от окружающего мира, испуганный вскрик Ханны вернул его в его суровые реалии. Он встрепенулся, и увидел, как им навстречу мчатся два кошмарных существа. Они были похожи на огромных собак, но не добродушных пастушьих или охотничьих, а той, специально выведенной породы, предназначенной для охраны и боев. Только эти были еще страшнее. Разглядывать их особо не было времени - они стремительно приближались, но и то, что успел ухватить взгляд, впечатляло. Горящие глаза, дыбом вставшая на загривках короткая шерсть, разинутые клыкастые пасти.
        Ханна, судя по тому, как судорожно вцепилась ему в плечи и прижалась сзади, была впечатлена не меньше.
        Вариант был только один. И если он не прокатит, смерть была неизбежна. Пафнутий сложил в щепоть пальцы правой руки, вытянул ее навстречу приближающемуся ужасу и, одновременно читая вслух помертвевшими губами заклятие, сделал рукой движение - сперва сверху вниз, а потом справа налево, словно зачеркивая этих оживших демонов.
        Но они, эти демоны, были столь стремительны, что, пока он совершал все это, они уже оказались рядом. Лицо обдало их горячим дыханием, передние лапы взметнулись в прыжке, и Пафнутий ощутил толчок в грудь. И не упал только потому, наверное, что стоящая сзади Ханна удержала его.
        И тут же все пропало. И только бешено колотящееся сердце, да прерывистое дыхание свидетельствовали о том, что что-то вообще только что происходило.
        Наконец Пафнутий перевел дух. Он правильно все сделал, и он успел. Он прошел этот экзамен. Можно идти, получать свой зачет.
        - Пошли, - стараясь говорить спокойно, пригласил он спутницу к продолжению их путешествия, - все в порядке.
        
           ***
        
        Невысокий седой длиннобородый старичок встретил их, стоя на крылечке. Он приветливо улыбался, и глаза у него были добрые-добрые.
        - День добрый, - приветствовал он их, - проходите, пожалуйста. Рад, рад гостям.
        Испытавшие уже его гостеприимство, Пафнутий с Ханной улыбнулись в ответ, постаравшись сделать это как можно приветливее и искренней.
        - Спасибо, спасибо. Очень приятно.
        - Пафнутий, - назвал себя Пафнутий, осторожно пожимая маленькую сухонькую ладошку.
        - Ханна, - сделав какое-то подобие книксена, что в ее облачении выглядело скорее забавно, представилась девушка.
        - А меня зовут Леннивортмахер, можно просто: дедушка Ленни.
        
           ***
        Когда выяснилось, что гостеприимства дедушки Ленни ожидают еще четыре человека, улыбка хозяина чуть-чуть увяла, но разрешение на визит остальных было получено.
        - Я схожу. - Вызвалась Ханна.
        - А больше животных не будет? - поинтересовался Пафнутий у гостеприимного хозяина. - А то, может, лучше я?
        - Нет-нет, идите спокойно.
        И Ханна ушла.
        
           ***
        
        - Фантомы? - спросил Пафнутий, усаживаясь на ступеньку крыльца рядом с хозяином.
        - Фантомы. - Согласился тот. - Приятно встретить понимающего человека.
        - Но какие качественные!.. - Восхитился Пафнутий. - Они кого-нибудь загрызли?
        - Нет, обычно все ограничивается сердечным приступом. Одного я даже откачал.
        Старик покрутил головой и захихикал.
        - Да ко мне давно уже никто не пробует забраться. Вы первые за... даже не скажу, сколько лет.
        Они замолчали, и так и сидели молча. Пафнутий предвкушал скорый обед, а о чем думал дедушка Ленни остается только догадываться. Может быть, вспоминал последние визиты непрошенных гостей, и того, кого удалось откачать.
        А потом пришли и прочие гости, настороженно поглядывавшие по сторонам. Должно быть, Ханна успела рассказать им о своих впечатлениях.
        
           ***
        
        - Мы вас совсем объели? - Застенчиво улыбнувшись, спросила Принципия.
        - Нет-нет, ничего, - утешил ее дедушка, - будет день, будет пища. Размещайтесь как-нибудь, отдохните.
        Куртифляс подошел к Ашану с веревкой в руках и встал за спиной.
        - Руки.
        - Что это вы? Зачем? - Удивился хозяин.
        - Чтобы не сбежал, пока будем спать.
        - А ты что, сбежишь? - Дедушка Ленни удивленно посмотрел на Ашана. В самом деле, сбегать от такой хорошей, дружной компании... Какая глупость!
        Ашан пожал плечами.
        - Нет...
        - Ну, вот! - Обрадовался старый колдун. - Спать со связанными за спиной руками неудобно. А знаете, что?.. Хотите, я сделаю так, что он безо всяких веревок никуда от вас не денется?
        - Это как? - Заинтересовался Куртифляс.
        - Это очень просто. Я приготовлю одно зелье - это недолго, и дам ему. После этого он, если отойдет от вас дальше, чем шагов на пятьдесят, почувствует себя неважно, а еще чуть подальше - умрет.
        Стало тихо. То ли все разом задумались, то ли были в шоке от услышанного. Впрочем, за последние дни все тут присутствующие видели и пережили столько, что шокировать их чем бы то ни было стало довольно трудно.
        - А что, - согласился Куртифляс, это, пожалуй... это довольно удобно.
        Ашан сидел, низко опустив голову. Его мнением никто не интересовался.
        
           ***
        
        На приготовление зелья ушло где-то с полчаса. Быстро охладив несколькими пассами полученный продукт, Ленни снял котелок с плиты и поставил на стол, за которым продолжали сидеть его гости. Всем было интересно. Вот недавно нечто подобное проделал Пафнутий, и чем все кончилось?..
        Ну, а что будет сейчас?
        А сейчас было вот что. Старик взял руку Ашана, и, уколов его палец иглой, выдавил в котелок несколько капель крови.
        - Теперь вы, - обратился он к Куртифлясу.
        И кровь тюремщика смешалась с кровью арестанта. После чего жидкость была процежена через ситечко, налита в две кружки и выпита.
        - Сейчас проверим. - Сказал Ленни. - Вставай, - обратился он к Ашану, - пойдем, прогуляемся.
        Ашан хмуро посмотрел на него и не сдвинулся с места.
        - Пойдем, пойдем. Не бойся, я буду рядом.
        Ашан нехотя поднялся и вышел из-за стола. Следом поднялся Пафнутий, которому было любопытно, а за ним и Принципия с Ратомиром. Ханна с Куртифлясом остались сидеть. Ханне было все равно, а Куртифляс сидел, так как этого требовали условия эксперимента.
        Вскоре экспериментаторы вернулись.
        - Затошнило и заболела голова. - Доложил Ратомир.
        - Слушайте, - обратился к старику Ашан, - так я теперь что, так всегда и буду к нему привязан?
        - Нет-нет, ну, что вы?! Какие глупости вы говорите! Когда можно будет отпустить вас на свободу, достаточно ему, - он кивнул на Куртифляса, - прочитать заклинание, которое я ему дам... да вот, на бумажке напишу, чтобы он не забыл, и ничего не перепутал. Вот, он прочитает, значит, его, и вы, уважаемый, свободны, как ветер. Как ветер... да!..
        - Давайте спать, что ли, - сказала, поднимаясь с места, Ханна. - У меня тоже голова, хоть, вроде, и не пила ничего.
        Пошли устраиваться. Кто где, большей частью на полу. У хозяина нашлись какие-то шкуры, вот на них и легли. Хозяйскую кровать уступили Принципии.
        - А вас, Пафнутий, - сказал дедушка Ленни, ласково положив ему руку на плечо, - я попрошу остаться... Еще на чуть-чуть.

 
 

 
3

 

        Если кому-то из читателей этой, безусловно правдивой, истории показалось, что жизнь йами ужасна, то он ошибается. Он, разумеется, не прав. Но виноват в этом, разумеется, не он. Виноват автор.
        Да как же, - скажет уважаемый читатель, - как же не ужасна, если эти бедные йами вынуждены, подобно крысам, прятаться и ютиться по всяким щелям. Подобно кротам бояться солнечного света, и жить в темных лабиринтах подземных пещер.
        Все это, безусловно, так, но вы возьмите и спросите у любой знакомой вам крысы, а что она думает по поводу того, что она - крыса? Так ли уж она несчастлива из-за этого? А не мечтает ли она стать человеком?
        И, может быть, вас это удивит, но ни одна знакомая вам крыса не захочет поменяться с вами местами. Потому, что крысы гораздо лучше знают нас, и то, как мы живем, чем мы знаем крыс.
        Вот так же и с йами. Что мы о них знаем? И не лучше ли пожалеть нас самих, которым не только не дано увидеть чудеса подземного мира, но не дано ни взлететь в небо, подобно птицам, ни нырнуть вглубь, подобно рыбам. Но тяжкое бремя этой несвободы привычно, и не угнетает. И не будет угнетать, поверьте, до тех самых пор, пока кто-нибудь - один из нас, не сумеет без крыльев и ревущих моторов летать под облаками. Вот тогда нам станет обидно. И мы постараемся сделать все, чтобы он не мозолил нам глаза, дразня свободой. Вплоть до применения систем ПВО.
        А потом постараемся забыть об этом, и жить дальше счастливо, не отрываясь от родной, данной нам Единым, земли.
        
           ***
        
        Сотни йами, вооруженных и безоружных, одетых в роскошные парадные хитоны и в откровенное рубище, теснились в Зале Торжеств. Еще тысячи - те, кому не хватило места, заполнили все прилегающие гроты и коридоры, стремясь оказаться ближе к тому месту, где сейчас творилась история. У одних захватывало дух, у других сжималось сердце.
        В центре зала, окруженная цепью бойцов из числа перешедших на сторону восставших гвардейцев Стражи, стояла группа йами. Вожди восстания, надежда народа. Один из них вещал, обращаясь, даже не столько к собравшимся тут, в Зале, сколько ко всем йами, сколько их есть на земле. Есть, было и будет.
        - Отныне мы - свободные личности! - Голос его, отражаясь от базальта стен, доносился до самых дальних рядов. - Хватит подчиняться произволу и насилию со стороны тех, кто, непонятно почему, считает себя избранными. Отныне голос каждого будет услышан!
        Его-то голос был услышан, точно. И рев сотен глоток был ему ответом и поддержкой. Свобода!.. Йами - свободолюбивый и гордый народ! Так что, и правда - доколе?!.
        А тот все продолжал:
        - Тех, кто попытается встать у нас на пути, мы сметем! Мы уничтожим! Уничтожим всякого!.. Тех, кто уже!.. Предать мучительной казни!..
        И слитный голос народа подхватывал его слова, и нес дальше, во тьму и глубину, в самую толщу тектонических плит и народных масс.
        
        
        
        
        
        - А вас, Пафнутий, - сказал дедушка Ленни, ласково положив ему руку на плечо, - я попрошу остаться... Еще на чуть-чуть.
        Пафнутий вздрогнул. В ласковом тоне хозяина их недолгого пристанища ему почудилось что-то угрожающее. Скорее всего, это просто разыгралось воображение, но ему показалось, что в этой фразе присутствует какой-то подвох. Или где-то когда-то он ее уже слышал. Но где, и когда? Нет, память решительно отказывалась помочь. Наверное, обычное дежавю.
        - А скажите, дорогой Пафнутий, - продолжал старик, дождавшись, когда они остались одни, - я ведь не очень ошибусь, если скажу, что вы уроженец Кранаха?
        - Да, я оттуда.
        - Ну вот, - удовлетворенно улыбнулся Ленни, - все-таки некоторые оттенки произношения остаются на всю жизнь. Я ведь тоже оттуда.
        - Вот как? - Сказать, что Пафнутий был поражен, встретив земляка, было бы преувеличением. Все же Кранах достаточно давно стал прибежищем магов и кузницей магических кадров. - Очень рад!
        - Я не уроженец Кранаха, но около трехсот лет прожил там. Правда, последние сто живу вот тут. Так уж сложилось. - Добавил он со вздохом.
        Пафнутий сочувственно покивал. Он ведь тоже вынужден был оставить родные края. Правда, совсем недавно.
        - Пойдемте во двор, - предложил хозяин.
        Они вышли. Тут, и правда, было хорошо.
        - Вы как, не скучаете по Кранаху? - Спросил дедушка Ленни. - Ностальгия, а?.. Как?
        - Бывает. - Согласился Пафнутий.
        - Я вот, иногда, закрою глаза, и так и вижу... У вас, наверное, тоже так бывает?
        Пафнутий опять согласно кивнул. К чему спорить с очевидным?
        - А вот, давайте, вы сейчас закроете глаза, и попробуйте представить себе место, ну... В общем, какое-нибудь любимое место. Место, где вам часто приходилось бывать, и по которому вы скучаете. Ладно?
        - Хорошо, а зачем?
        - Да вы не опасайтесь. Попробуем кое-что.
        Ну, что ж... Пафнутий закрыл глаза и расслабился. Темнота за закрытыми веками, тишина... И в эту тишину вплетаются тихие ритмичные звуки, то ли шум крови в голове, то ли... то ли шелест маленьких волн, накатывающихся на прибрежную гальку. Резкий крик чаек, суетливо снующих над водой... Далекий горизонт и вертикаль маяка на его фоне. А за маяком чей-то одинокий парус. Чего он там? Зачем? Пафнутия всегда занимал этот вопрос, когда он видел подобную картину. Чего, собственно, он ищет в далеком краю, от чего бежит?
        Влажный йодистый воздух заполнил легкие. Ах, как же давно он не вдыхал его! Он открыл глаза. Вода чуть-чуть не доходила до его сапог. В светлом вечернем воздухе и правда носились чайки, своими резкими криками нарушая тишину.
        Пафнутий тряхнул головой, прогоняя наваждение. Нет, все оставалось как есть - берег, чайки, знакомый силуэт маяка вдали, и даже белоснежный парус ярко белел в лучах заходящего солнца.
        Сзади кто-то деликатно кашлянул. Пафнутий оглянулся.
        - Не помешаю? - Поинтересовался дедушка Ленни.
        
           ***
        
        Они не торопясь шли по пустому пляжу.
        - Я так давно мечтал об этом, - говорил старик, сейчас, по правде говоря, выглядевший помолодевшим и счастливым. - Ах, как же мне хочется снова вернуться сюда!
        - А почему?..
        - Ах, дорогой Пафнутий, я, конечно, живу в глуши, но кое-какие вести достигают и меня. Есть способы связаться со старыми друзьями. Вы, наверное, и сами знаете?
        - К сожалению... к сожалению мои познания пока что весьма ограниченны. Я же только начинаю.
        - Ну, ничего. Все у вас впереди. Короче, вы сами-то ведь не по своей воле покинули эти чудные края?
        - Нет. Пришлось...
        - Ну, вот!.. Так чего бы и мне туда соваться?
        - А скажите, - поинтересовался Пафнутий, - это же все не по правде?
        - Что значит, не по правде? - Рассердился старый маг. - А что такое правда? А вы, когда летали над моей головой, это было по правде? Если бы вам вздумалось угостить меня пометом с высоты, мне пришлось бы оттирать следы вашего визита.
        Он замолчал. А потом, грустно вздохнув, признался:
        - Конечно, не по правде. И остаться тут нам с вами не светит. Вот, подышим немного этим славным воздухом, да и назад. К сожалению, в одиночку это никак не получается. Я имею в виду такие вот путешествия. Я не могу одновременно быть и внутри себя, и снаружи. Ну, вы понимаете..
        Пафнутий внезапно обратил внимание на странный феномен. За все то время, что они тут пробыли, нисколько не стемнело. Как были легкие предвечерние сумерки, так и продолжались. Чайки летали, волны накатывали с легким шелестом на берег, дул ветерок, подгоняя далекий парусник, который никак не мог уплыть в манящие дали, а вот времени тут не было. И, значит, можно было хоть вечность ходить тут туда-сюда по кромке воды, ни прийти никуда было не возможно, ни сюда никто не придет. Это была картинка. Картинка, взятая у него из головы. И если он что-то не совсем правильно помнит, то тут это будет так, как помнит он, а не так, как на самом деле.
        Да, делать это, то, что проделал старый Ленни, Пафнутий не мог. И научиться этому было бы интересно. Вот взять бы, да остаться с этим старым, опытным магом. Всяко лучше, чем готовить порошки в дядюшкиной аптеке. Жаль, что сейчас это не возможно. Надо идти дальше. Может быть, потом? Вернуться сюда? Поучиться?..
        Но Пафнутий спросил совсем о другом.
        - А что вас заставило уехать отсюда?
        - Многое, мой юный друг, многое...
        Старик заметно погрустнел и задумался. Может быть, он вспоминал о делах давно минувших дней, а, может быть, думал, стоит ли вот этому... этому вот, рассказывать о них. Потом, решившись, поведал:
        - Видите ли, Пафнутий... Вы ведь учились, надо полагать, на Высших Курсах?
        - Учился, только диплома не получил...
        - Ну да, ну да... Но это не беда, это не главное... Да, так вот, я, в свое время, был преподавателем... Тогда, правда, это были не Курсы. Тогда еще магия преподавалась в составе Университета. Было два факультета: факультет фундаментальной и теоретической магии и факультет прикладной магии.
        - А-а!.. У нас они тоже были, - перебил его Пафнутий, - а еще...
        - Да!.. Так вот, я и говорю... Я работал на факультете фундаментальной магии. Нас называли теоретиками, и относились, надо сказать, несколько пренебрежительно. Но, если вспомнить, сколько выдающихся магов вышло из стен нашего факультета... Да!.. Но я не об этом. И тогда, и сейчас господствует теория о внеземном происхождении магов. Ну, вы в курсе... Наверняка вам это вдалбливали в головы. Я всегда был в числе противников этой теории. Я считал и считаю, что маги - не представители какой-то иной расы, а продукт нашей, земной эволюции. Этому есть немало подтверждений и доказательств. Да!.. Но сейчас - не об этом. В общем, как это часто бывает, сугубо научный спор перешел на личности, начались дрязги, подсиживания, грязные интриги... Не погнушались даже пойти на сотрудничество с... скажем так, некоторыми органами. И вот, однажды, ко мне пришли и сказали, что я могу претендовать на должность декана факультета, но, в качестве ответной любезности, я должен буду информировать их обо всем... Да!.. И обо всех! А?.. Каково?
        - И вы отказались?
        - Я сказал, что мне надо подумать, а сам... Понимаете, согласиться я не мог. А если бы я отказался... Скорее всего, они просто не оставили бы меня в живых. Случались уже, знаете... Один покончил с собой, другой угорел, несколько человек просто пропали. Короче, в тот же вечер я дал деру. Благо, семьи уже не было, зато были документы на чужое имя. Как-то достал по случаю. Вот и пригодились.
        - А сюда?..
        - Сюда случайно. Скитался, жил то там, то тут. Ученики бывшие помогали. Не все, конечно... Ну, я их понимаю. И вот, услышал я, что есть такая страна, Оранда. И в этой стране правят жрецы, они же - маги. И решил я направить свои стопы туда. В надежде, что до той сказочной страны не дотянулись щупальца этой... этих... Ну, в общем, никто ничего толком мне подсказать не мог. Никто не знал, где эта Оранда, и как в нее попасть. Прознал я как-то, что она где-то за Хамаканским хребтом. Ну, я и пошел. А уже тут, на юге, добрые люди сказали мне, что через Хребет не перейти. Ну, я решил-таки попробовать. Чудом уцелел вначале. Чужие тут, знаете ли, не ходят. А если и ходят, то недолго. Вырвался я из рук местных работорговцев, убежал - вот, прямо, как вы. Тоже драматическая история. А места мне понравились. Горы... они, знаете, впечатляют. Не меньше, чем море. Ну, и решил я, что, пожалуй, поживу тут. Попугал жителей нескольких сел хорошенькими фантомами, а когда они созрели, пришел к ним, а когда меня, естественно, схватили, сказал, что могу их избавить от чудовищ. Показал несколько простеньких фокусов - они народ-то дикий, темный. Им много-то и не надо. Ну, поверили. Устроил я им зрелище издали.
        Ленни хохотнул. Видимо, вспоминать об этих проделках ему нравилось.
        - Ну, там - вспышки, дыму побольше. Принес отрубленную голову одного этого... Сам же потом ее на глазах у всех и кремировал, чтобы вопросов не оставалось. Остальные, сказал, убрались пока. Раны залечивать. Сделал вид, что хочу уйти, так они мне в ноги кинулись, чтобы, значит, остался. Я поломался для виду. Они мне дом обещали построить, и снабжать всем необходимым, только чтобы я жил тут, и защищал их от чудовищ. А то, ведь, подлечатся, да вернутся, еще злее прежнего!
        - И вам тут нравится?
        - Нравится. Привык. Люди, если считают тебя своим - хорошие, добрые. И не надоедают. Вначале, правда, совались со всякими пустяками, вроде полечить кого... Но я - сразу к старикам. Они тут все решают, да... Говорю: так, мол, и так, уйду я, ну вас совсем. Пристаете, жить мешаете, думать... Те побожились, что больше никто не сунется. Пусть только я остаюсь. Вот... уже и стариков тех нет, и внуки их от старости померли, а про тех чудовищ детям сказки рассказывают, да меня издали показывают, как подтверждение того, что не сказки это вовсе, вон же, мол, видите...
        - А нам же тоже через эти горы надо перейти. - Сказал Пафнутий. - В ту же самую страну. Там есть такое место - Караван-Талда... Не слышали?
        Старик покачал головой. Настолько его сведения в географии не простирались.
        - Ну, в общем, это в этой же стране. В Оранде.
        - А вас-то что туда потянуло?
        - Ну, это целая история. Вы, кстати, такого преподавателя, бен-Салеха, не знавали?
        При имени учителя лицо доброго дедушки Ленни стало хмурым, и даже злым.
        - А как же! Еще бы не помнить, если это был мой главный противник. Я думаю, он-то и натравил на меня этих... Да!..
        - Бен-Салех - мой учитель, - начал Пафнутий свою печальную повесть, решившись довериться этому человеку. А почему бы, собственно, и нет?..
        
           ***
        
        - Да-а... занятная история, - задумчиво протянул старый маг, когда Пафнутий дошел в своем повествовании до сегодняшнего дня. - Признаться, о таком я не слышал, и даже не представлял себе, что такое возможно.
        - Однако, - возразил Пафнутий, - со слов духа, это далеко не первый его опыт. Однажды он оживил даже комнатную собачку. Правда, кончилось это плохо.
        - Конечно, плохо. Природу вообще нельзя насиловать. Ей можно только помогать. Так я считаю, и на этом, если хотите, зиждется вся фундаментальная магия. Это только сугубые практики, вроде этого вашего бен-Салеха, считают, что мы должны не ждать, пока природа сама даст нам что-то, а стремятся вырвать, выгрызть у нее то, что им здесь и сейчас понадобилось. Прагматики, понимаешь!.. И, значит, вы считаете, что бен-Салех поможет вам?
        В голосе Ленни было столько скепсиса, что отвечать ему было бы даже и невежливо. Пафнутий и не стал.
        - Ну, пусть посмотрит. Может, это ему ума прибавит. Да!.. А, значит, найти его вы надеетесь через этого вашего друга... Ну, может быть, может быть... Вот только как вам через хребет перейти? Это только йами знают.
        - Йами?..
        - Это такой народец. Не люди, сразу скажу.
        Пафнутий вспомнил рассказ Ратомира про его приключения.
        - А они не маленького роста?
        - Ну да, вам по пояс будут, примерно. Но сильные. Не стоит с ними связываться. Они не то, чтобы злые... Они просто давно уже ушли от людей, и не хотят иметь с людьми никаких дел. Ну, почти...
        - А вы их видели?
        - Я-то видел. За столько лет они ко мне привыкли. Считают чем-то вроде детали здешнего пейзажа. Я даже подружился с несколькими.
        - А попросить их вы не могли бы?
        - Боюсь, что нет. Они и дружат-то со мной только потому, что мне ничего от них не надо. Редкий такой человек, который не пристает к ним с разными глупостями, так что... Кроме того, у них как раз сейчас какая-то буча происходит. Какая-то междоусобица. Меня, понятно, в эти дела не посвящают, но я же вижу...
        - Жаль, что же делать?
        - Лучше всего вам сейчас было бы плюнуть на все, оставить этого вашего, воскрешенного, нечистый с ним... Да!.. Пусть себе висит на том Живом Дереве, что его поймало. Знаю я эти, так называемые, Деревья - гадость та еще. А сейчас они друг друга как бы нейтрализовали, понимаете? Это дерево будет держать его, и держать, пока само не сдохнет. А произойдет это еще очень не скоро. Годы пройдут. А сами - домой. Скажете, пропал в горах. Лавиной засыпало. Ну, или в пещере где-нибудь. Вот недавно землетрясение было, вполне могло вашего этого... засыпать. А что?.. Запросто.
        - Наверное, вы правы, - Пафнутий грустно усмехнулся и пожал плечами. - Надо будет предложить нашим. Только вряд ли они на это согласятся.
        - Тогда я не знаю, что вам еще и посоветовать. Только одно - уходите отсюда. Ищите путь к своему другу в другом месте. Есть же он где-то. Наверное, не близкий, но...
        Он замолчал, оглянулся и с шумом вдохнул в себя воздух.
        - Ах, какая благодать! Жаль, на всю жизнь не надышишься. А то остались бы... Мы бы тут с вами славно пожили. Посещали бы памятные места в Кранахе - у меня же тоже есть хорошие местечки. Я бы вас научил. Да я многому мог бы вас научить.
        И, вздохнув, добавил:
        - Но не останетесь же.

 
 

 
4

 

        Спалось хорошо. Ах, как же хорошо спалось на этих грубых, плохо выделанных и, вдобавок, вонючих шкурах после всего, что было. И спала бы еще, если бы что-то - какой-то шум, не проник в сознание.
        Ханна подняла голову и огляделась. Было уже светло. Никого рядом не было, видно, все уже встали. Ханне стало неловко за свою сонливость, но вставать все равно не хотелось. Она потянулась, и в этот момент за окнами жилища старого отшельника раздался крик. Видимо, такой же крик и разбудил ее. И сразу сон - как рукой! Ханна вскочила и шагнула к окну. Окно с частым переплетом, затянутое какой-то пленкой, наверное, бычьим пузырем, пропускало свет. Но и только. И Ханна быстро направилась к двери.
        Во дворе собрались все. Плотно сбившись, они стояли спинами к крыльцу, загораживая то, на что смотрели сами. Пришлось обойти их, после чего Ханне открылась причина переполоха. Ситуация была стандартной. Ей в полицейской Академии отводилось несколько часов практических занятий. Захват заложника.
        Гуманизм очередной раз доказал свою несостоятельность. Зря развязали этому Ашану руки. Поспал бы со связанными, всем бы, в том числе и ему, было бы хорошо. Но, как известно, лучшее враг хорошего. И сейчас этот самый Ашан, прижавшись спиной к стене сарая, стоял в классической позе, удерживая локтем за горло несчастную принцессу. Он нервничал, и, видимо из-за этого пережимал горло слишком сильно. Их в Академии учили не только освобождать, но, на всякий случай, и захватывать заложников. Ханну саму однажды так вот чуть не задушил ее же однокашник. Вот и Принципии сейчас приходилось несладко. Она уже хрипела, и могла вот-вот потерять сознание.
        Рядом топтался Куртифляс со своей саблей. Что делать, он не знал. Сабля тут помочь ему никак не могла. Ашан был хорошо защищен, вдобавок он держал ножик острием у горла заложницы. Ножик был не тот, что в свое время помог им выбраться из темницы. Ашан, видимо, спер этот кухонный инструмент со стола их хозяина. Но и им вполне можно было вспороть нежную кожу несчастной жертвы.
        - Читай свое заклинание! - Кричал Ашан. - Читай, и мы уйдем. Я отпущу ее, клянусь! Дайте только уйти подальше.
        Что ж, ясно. Не поверил вольнолюбивый сын маленького, но гордого народа обещаниям. Разве сам бы он когда освободил пленника? Да еще предателя? Да ни в коем случае, ни за что и никогда! Вот и от них он не ждал подобной глупости. Ну и, понятно, решил взять свою судьбу в собственные руки. Разумно. Он же не знал, что милая барышня, по всему годная лишь для танцулек и постели, способна за пару минут лишить его не только планов на дальнейшую жизнь, но и самой жизни.
        Тянуть, однако, не стоило. Все нервничали, особенно этот злодей Ашан, да и Куртифляс того гляди, сдастся, а это чревато непредсказуемыми последствиями. Никогда нельзя выполнять требования захватчиков. Это Ханна усвоила прочно. И в теории, и из последующей практики.
        
           ***
        
        Принципия, чье спальное место было наиболее комфортабельным из всех, предложенных гостеприимным хозяином, выспалась просто прекрасно. Каких-то пятнадцати часов хватило ее юному и здоровому организму, чтобы полностью восстановить утраченные в непосильной борьбе за существование силы.
        Она возвращалась в дом из маленького домика со стенками из переплетенных веток, укрывшегося в дальнем углу хозяйского двора, когда кто-то грубо схватил ее за горло, явно подкравшись сзади. Она попыталась крикнуть, но широкая, шершавая ладонь накрепко запечатала ее уста.
        Принципия почувствовала, что ее тащат назад, и ей не осталось ничего другого, как просто перебирать ногами, чтобы как-то ослабить нажим на горло. Дышать было и так трудно, а малейшая попытка воспротивиться насилию приводила к полному перекрытию поступления воздуха в организм.
        Она даже не успела толком испугаться, так внезапно все произошло. Наконец, ее похититель остановился. И чуть не оглушил ее громким криком:
        - Эй, там!.. Выходи! Быстро!..
        Дальше, и правда, все происходило быстро. Выглянула из двери дома бородатая голова хозяина. Выглянула, и тут же спряталась обратно. На ее месте оказался всклокоченный Пафнутий, явно не понимающий, что, собственно, происходит. Тут же Пафнутий соскочил с крылечка, чуть не упав от толчка в спину, а на его месте уже стоял Куртифляс с неизменной саблей в руке.
        Пафнутий, уже разобравшийся в происходящем, двинулся в сторону Принципии. Шаги его были неуверенны, и его обогнал Куртифляс, остановившийся неподалеку. Куртифляс тяжело дышал, лицо его было напряжено и покраснело, но глаза смотрели растерянно.
        - Чего тебе надо?
        Принципия поняла, что, хотя Куртифляс и смотрел на нее, вернее в ее сторону, вопрос обращен не к ней. И тут же почувствовала, как что-то больно кольнуло ее в горло.
        - Отойди. - Раздался голос сзади.
        Куртифляс отошел на пару шагов назад. Рядом встал Пафнутий, а от крыльца уже спешил Ратомир.
        - Я хочу, - сказал из-за спины Принципии похититель, - чтобы вы отпустили меня сейчас. Прочитай то заклинание, которое дал тебе колдун. Прочитай, и я отпущу ее, а сам уйду. Дерево найдете сами. Тут недалеко.
        Принципия узнала голос. Да тут и так было нетрудно догадаться. Единственным человеком из их компании, которого она не видела сейчас перед собой, за исключением Ханны, был их проводник. По имени, кажется, Ашан. Тот самый, что завел их в ловушку и продал работорговцам. А потом попался сам.
        - А больше тебе ничего не надо? - Самым насмешливым тоном, на который он сейчас был способен, спросил Куртифляс.
        - Я ее сейчас зарежу! - Заорал Ашан.
        И Принципия зажмурилась. И даже не столько от страха, сколько от этого крика прямо ей в ухо. Дышать стало еще труднее. Этот Ашан непроизвольно все сильнее сдавливал ей горло.
        На крыльцо вышла Ханна. Вышла, посмотрела, и двинулась куда-то в сторону. Потом, выйдя из-за Ратомира, растерянно стоящего сбоку, показалась вновь, уже тут, рядом. Внимательно и хмуро посмотрела на то, что происходило перед ее глазами, и взглянула на Принципию. Прямо ей в глаза. И улыбнулась. И еще - подмигнула ей, дескать, сейчас все будет в порядке.
        Подмигнула, и тут же отступила куда-то прочь, назад, за спины остальных, оставив Принципию со слабой надеждой, и сильным недоумением.
        
           ***
        
        Ханна сделала шаг назад, шаг в сторону, еще шаг назад, пока не оказалась скрыта спинами Пафнутия, Ратомира, дедушки-хозяина. Хорошо, - решила она, - тут уже можно. И быстро стала стягивать с себя сапоги.
        
           ***
        
        Если мы, люди, стараемся, по возможности, запихнуть своих узников куда-нибудь под землю - в подвалы, ямы вроде тех же зиндонов, то йами - наоборот. Подземелье - их мир. Там они дома. А вот то, что выше - мир им чуждый и враждебный. И их темницы по большей части находятся в строениях, расположенных выше поверхности земли. И это понятно. Даже сумев каким-то образом убежать, узник оказывается в малознакомом и неприятном, а порой и опасном, окружении. Многие йами страдают, к тому же, тем, что люди называют агорафобией, то есть боязнью открытого пространства. И у них это распространено даже больше, чем у людей клаустрофобия, то есть - наоборот, страх перед пространством замкнутым. Поэтому те немногие из йами, которые лишены этой особенности, ценятся и, как правило, делают хорошую карьеру, становясь посредниками между своим народом и племенем людей. Такие и сбежав, не пропадут. Но до таких ли мелочей в пору грандиозных революционных перемен?
        Йами, который не так давно представился Ханне как Бэр, относился как раз к таким. И, если бы ему удалось выбраться на волю, на воле он уж не растерялся бы. Не заплутал бы, не впал в депрессию и нашел бы, чем и как прокормиться.
        Если бы удалось... Но надежд на это было крайне мало. Стены были прочны, замки надежны и охрана отнюдь не беспечна. И ничего другого не оставалось бедному йами, которого на самом-то деле звали вовсе не Бэр, но которого мы будем по-прежнему называть так, поскольку настоящее его имя просто непроизносимо для нас, так вот, ничего не оставалось Бэру, как готовиться к смерти.
        Казнь должна была свершиться на рассвете, то есть жить ему оставалось меньше суток. Этого времени, конечно, слишком мало, чтобы жизнь успела надоесть. Но для того, чтобы приготовить себя к переходу в иной мир, вполне достаточно. И Бэр пытался представить себе, что же ждет его там...
        Он не боялся смерти. Йами вообще не боятся смерти. Они знают, что смерть - это всего лишь дверь в иной мир. И в том мире им предстоит жить долго. Вот как долго - этого никто не знает. Там живут все, кто жил и ушел туда раньше. Все родные, все друзья, все те, кому ты сделал что-то хорошее. Но там живут и те, кто ждет тебя, чтобы поквитаться за все плохое, что ты сделал им тут, при их жизни, в этом мире. И кого окажется больше? Вот в чем вопрос. Сумеют ли отстоять тебя те, кому ты дорог, от тех, кто зол и жаждет мести? А это - у кого как. Смотря по тому, как жил ты тут. Сколько добра ты сделал, сколько зла.
        И, прикрыв глаза, пытался Бэр припомнить всех, кто мог ждать его с той стороны. Он честно вспоминал свою жизнь, перебирая в памяти тех, кому сделал плохо. Пусть даже заслуженно. Ведь всякому свойственно ошибаться. И, потом, а что хорошо там? И что там считается - плохо?
        Вот сейчас, например, его приговорили к смерти за то, что он считал хорошим. Они, эти... которые сейчас захватили власть!.. И как же так получилось? Кто предал? А ведь кто-то же предал. И почему большая часть жрецов оказалась на стороне этих?.. На что они рассчитывают? Ах, какие дураки!
        И Бэр, вместо того, чтобы угомониться, наконец, и готовить себя к жизни вечной, снова и снова мысленно возвращался к событиям последних часов. И снова перед глазами вставали дикие, оскаленные морды, яркий, бьющий по глазам свет факелов, разъяренная толпа, пьяная, готовая разорвать на месте. Откуда их, таких, столько взялось? Ведь все же было хорошо? Чего им не хватало? Они просто не понимают...
        Нет, не дано понять этим вот, орущим и беснующимся, что их просто заманивают в ловушку. Что их купили на обещание того, что принесет им скорый и бесславный конец. Если все пойдет так, как задумали те негодяи, что стоят за всем этим, то не пройдет и каких-то двух сотен лет, как от народа йами ничего не останется. И конец их будет долог и жалок. Рабство, вот что их ждет. Да, сперва-то будет все хорошо. Снимут запреты, откроют границы, и посыплются на головы бедных глупых йами те многочисленные игрушки, побрякушки и безделушки, которых так много у людей. То-то будет весело, то-то хорошо! А то, что за это все придется расплачиваться, так это - потом...
        А хотеться будет все большего и большего, все нового, благо люди умеют представить товар лицом. А люди - люди давно зарятся на эти горы и то, что в них скрыто. И очень скоро они это получат, а добудут им это йами. Они будут ковырять стены своих жилищ не потому, что это им надо, а потому, что так надо людям, запутавшим их в долгах, запутавшим их в паутинах своих законов. И одни йами будут погонять бичами и палками, а то и мечами, других, чтобы те работали и работали, вынимая из земли ее душу.
        А для этого нужно отменить законы, существовавшие извека. Законы, запрещающие йами общаться с людьми, договариваться с ними, вести с ними торговлю сверх самого необходимого. А чтобы отменить законы, нужно убрать тех, кто их защищает. Убрать совсем и навсегда, представив их как жадных до власти узурпаторов. Как тех, кто боится прогресса. Тех, кто не хочет отдать власть народу.
        Как будто у народа когда-нибудь была эта власть. Как будто она у него когда-нибудь будет.
        Вот поэтому и казнь поутру. В Долине Позора, где казнят самых страшных преступников.
        
           ***
        
        Ханна вышла из-за спин своих стоящих в понятном ступоре сотоварищей и танцующей походкой направилась к тому месту, где творилось безобразие. Идти босиком по бугристой земле двора было не очень приятно, но необходимость ступать осторожно как раз и придавало ее походке необходимый шарм и сексуальность. Плюс к этому она достаточно вызывающе покачивала бедрами, слегка скрытыми длинной рубахой. Эти нелепые шаровары были сняты, и ничто не скрывало ее ног по всей их длине и во всей привлекательности.
        Волосы ее были освобождены из-под шапочки, на лице играла улыбка, а глаза были широко и доверчиво распахнуты навстречу глазам этого взбесившегося чучмека. Она шла неторопливо, на ходу расстегивая пуговицы на груди.
        Ханне не раз приходилось посещать стриптизные заведения, она вполне представляла как нужно вести себя, чтобы полностью завладеть вниманием мужчины. И, похоже, ей это удалось. У Ашана приоткрылся рот. Обычно, в таких случаях, говорят - отвисла челюсть, но это, конечно, преувеличение. Челюсть у него не отвисла, зато все остальное... Ханна представила себе, что сейчас чувствует эта бедная овечка - Принципия, тесно прижатая своим задом к невольно возбуждающемуся Ашану, и чуть не хихикнула.
        - Я тебе нравлюсь, дорогой? - Проворковала Ханна, неотрывно глядя в застывшие зрачки террориста. - Я же лучше, правда?
        Ох, поздно спохватился этот бедный малый. Ханна была уже буквально в двух шагах от него, когда его лицо вдруг исказилось, и рука с этим нелепым хлебным ножиком взлетела вверх.
        - А-а шайтан!.. - заорал он. - Сука!..
        Поздно, дорогой. Левая рука Ханны, согнутая в локте плавно поднялась навстречу, блокируя это несерьезное оружие. Легкий наклон влево и правая рука с грацией жалящей кобры взлетела на уровень головы. Два пальца - указательный и средний, обретшие твердость если не железа, то уж дерева-то точно, стремительно пошли вперед и вошли сразу в оба, не успевших даже моргнуть, глаза.
        Этот прием отрабатывали на трупах. Надо было превозмочь значительное психологическое сопротивление, чтобы воткнуть пальцы в глаза, преодолеть упругую мягкость глазных яблок и, не останавливаясь, проникнуть дальше, до самого мозга. Это получалось не у всех, и не сразу. Зато теперь было легко.
        Рука, держащая Принципию за горло, разжалась, и ее бледное лицо скользнуло в сторону и вниз, высвобождаясь из плена этого человека, который сейчас оседал вдоль стенки. Оседал в лужу, которая образовалась под ним. Должно быть, ему уже давно хотелось, но он сдерживался. Нервы, ничего не поделаешь... Сдерживался, сдерживался, да и расслабился, наконец.
        
           ***
        
        Пафнутий с Куртифлясом, избавившимся, наконец, от своей сабли, под предводительством дедушки Ленни, отволокли труп Ашана подальше от хижины. Дедушка знал какую-то яму, куда труп можно было бросить. Бросили, засыпали слегка землей, да и все. Речей говорить не стали.
        Потом их гостеприимный хозяин предложил попариться в баньке. Оказывается, у него и банька была. Предложение приняли с благодарностью. Всем хотелось как-то расслабиться и прийти в себя. Стресс-то, в той или иной мере пережили все. Кто, понятно, больше, кто - меньше. И смыть с себя еще и это напряжение хотелось всем.
        
           ***
        
        Все сегодня были как-то необычно молчаливы. Даже после бани, чего всем так не хватало, не возникло чувства легкости. Ханна ловила на себе брошенные украдкой взгляды. Настороженные взгляды. Так смотрят на постороннего, чужого человека, вдруг попавшего в тесную компанию друзей. Похоже, что своим поступком она не столько вызвала чувство естественной благодарности, сколько заставила всех насторожиться. Это было неприятно. Но что же было делать? Возможно, подумав, можно было поступить как-то иначе. Но думать-то было некогда.
        Ну, и плевать, - решила Ханна, - стерпится-слюбится. Зато можно теперь вести себя раскованней. Еще долгий путь впереди. Привыкнут, никуда не денутся, и начнут воспринимать ее именно такой. А то все время корчить из себя кисейную барышню - тоже нелегкая задача. И все равно, рано или поздно, где-нибудь проколешься. Надо просто придумать себе какую-нибудь подходящую легенду. Впрочем, тут особо и придумывать не надо. Все, как есть: отец офицер, воспитывал, спуску не давал. Обучал на досуге, ну, и все такое, - решила она. И хватит об этом!
        За ужином, наконец, негласное табу было преодолено. Да и правильно. Пора было начинать думать конструктивно. Сколько можно рефлексировать?
        - Как же мы теперь, - сказал задумчиво Куртифляс, - проводника нет, куда идти?
        - Вы же хотите найти Живое Дерево? - Спросил Ленни. - Я тут знаю только одно место, где растет эта гадость.
        - А вы могли бы нас туда проводить?
        - Я даже хотел напроситься к вам в попутчики. Еще вчера. Очень, знаете, хочется взглянуть на этого вашего... Да!.. Так что...
        Он развел руками и слегка поклонился, обводя взглядом присутствующих.
        - Буду только рад.
        - Тогда, - Куртифляс явно возвращал себе роль лидера, чуть было не потерянную в последнее время, - выйдем пораньше.
        - Да-да, - согласился хозяин, - ложитесь, а раненько-раненько я вас разбужу. Я не просплю, - добавил он со вздохом, - сплю я в последнее время что-то не очень...
        
           ***
        
        Перед самым отбоем старый маг перехватил мага молодого.
        - Что? - Спросил Пафнутий, - еще разок?
        - Да нет. Перед смертью, знаете ли, не надышишься. А вчерашняя прогулка меня и вовсе лишила сна. Воспоминания, то, се... Хорошенького помаленьку.
        Он грустно взглянул на Пафнутия, вздохнул и продолжил:
        - Я вот что хотел сказать, пока есть такая возможность. Вот я вам вчера говорил про некоторые научные разногласия, помните?
        Пафнутий кивнул.
        - Так вот, одним из следствий того направления научной мысли, которого я придерживаюсь, является то, что потенциальных магов на самом деле гораздо больше, чем это принято считать. Вот вы же знаете, как происходит отбор среди желающих учиться на ваших Курсах... Ну, происходил, извините, я помню о печальной судьбе... Да!.. Так вот, сито, как мне кажется чересчур мелкое. За бортом оказывается слишком много тех, кто мог бы учиться, и вполне успешно. Но, видимо, кто-то сознательно ограничивает количество нашего брата. А теория, о которой я вчера говорил, подводит под это ограничение, так сказать, теоретическую базу.
        - Может быть, - Пафнутию хотелось идти спать, и не хотелось углубляться в эти академические дрязги, которые его совсем не касались. И, увы, теперь, наверное, уже и не коснутся.
        - Ладно, - согласился дедушка Ленни, поняв скрытый смысл слов, произнесенных его собеседником, - я, действительно, что-то разболтался. Перехожу к тому, что, собственно, и хотел сказать. Я наблюдал за этой девушкой, за Ханной. Обратите на нее внимание. Я уверен, она латентный маг. И, может быть, даже сильный. Попробуйте ее на досуге проверить. Вы, конечно, не сможете устроить ей то испытание, которое проходили у вас абитуриенты, да и не надо. Если вы уделите мне еще минут десять-пятнадцать вашего времени, я покажу вам разработанную мною методику. Она проста, доступна, не требует никаких специальных средств, снадобий и прочего. Вам она будет вполне по силам, даже в условиях, так сказать, полевых. А?.. Как?..
        - Ну, почему же... Почему бы и нет? Конечно. Давайте.
        - Что ж, тогда отойдем в сторонку. Вон, хотя бы, за угол.

 
 

 
5

 

        - Интересно, все же, что они решат там? - Думал Бэр, сидя на корточках, возле каменной стены.
        Приговорить-то его приговорили, и, конечно, к смерти. И, уж разумеется, к мучительной. Ну, а как же?.. Такого опасного врага прогресса и демократии ничто другое и не ожидало. Вот только - маленький нюанс! Забыли в спешке конкретизировать, как именно его собираются лишать жизни. Ведь есть варианты, и их судьи обязаны учитывать в приговоре. Можно отрубить голову, можно забить палками, можно повесить, можно предать огню - так это формулируется в официальных документах: был предан огню! Красиво и торжественно.
        А они забыли, скоты...
        - А может быть лучше не дожидаться всей этой позорной процедуры? - Размышлял Бэр, тратя последние капли отпущенного ему времени на столь печальные размышления. - Может быть, взять, да и наброситься на стражу, когда придут за мной? Умереть в бою?
        А что? В битвах ему приходилось участвовать, и не раз. Опьянение схваткой ему было знакомо. Смерть придет быстро и почти безболезненно. Не то, что при, скажем, сожжении. Вот чего бы не хотелось. Да и повешенные, говорят, мучаются...
        А так... Бэр представил себе: вот открывается дверь, сумеречный свет раннего утра врывается в его темную камеру, и вместе с ним входят вооруженные охранники. Его, притаившегося рядом с дверью, они не видят. Их глаза, привыкнув к свету, вообще несколько секунд будут приспосабливаться к тьме. А он бросается на ближайшего, бьет его кулаком в лицо, валит на пол, начинает душить, и тут ему в спину впивается клинок меча другого охранника. Не будет же тот смотреть, как убивают его товарища. Мгновенная боль, и мгновенная смерть. И то, что после нее...
        Да, это будет хорошо! Они там соберутся, чтобы поглазеть на его мучения, а зря! Он их обманет. Он уйдет раньше, не дав насладиться зрелищем. Ха-ха!.. Ах, как они все будут разочарованы. И стоило тащиться сюда, выползать на поверхность, ждать... Вот вам!..
        Бэр улыбнулся.
        - Интересно, - перескочила мысль на другую тему, - а как они там обойдутся без меня? Кто будет контактировать с людьми? Кого и к кому они пошлют? Ведь тех, кого знаю я, не знает больше никто. И им придется искать того, кто был бы в состоянии жить тут, на поверхности достаточно долго, а ему, в свою очередь, придется заново искать тех, среди людей, кто не побоится пойти на контакт. Они же в большинстве даже и не знают о нашем существовании.
        А вдруг?.. А вдруг, приговорив меня для видимости, они решат, что лучше использовать меня для этих контактов? Мало ли в истории случаев, когда пользовались услугами заведомых врагов? И ничего! И все были довольны. И вдруг придут не для того, чтобы вести меня на казнь, а поведут меня на тайную встречу с кем-нибудь из нынешних вождей? И мы будем обговаривать условия этого сотрудничества. А у меня будут условия, уж будьте уверены!..
        А ведь, и правда, такой вариант вполне возможен. А тогда... Тогда, пожалуй, не стоит сразу кидаться на охрану.
        Да, пожалуй, не стоит.
        
           ***
        
        Четверо йами в боевом облачении - кольчугах, шлемах и при обнаженных мечах, вошли к нему, и он не торопясь, встал. Один из вошедших подошел и встал напротив, сохранив, впрочем, достаточную дистанцию. Еще один обошел Бэра и встал сзади. Оставшиеся двое встали по бокам. Вот так... Теперь, что будет, то будет. Дергаться поздно. Ну, посмотрим...
        - ... к смертной казни через предание огню. - Закончил чтение окончательного приговора тот, что стоял напротив. И тут же те, что стояли по бокам, схватили его за руки, а стоящий сзади зафиксировал горло.
        Ну, вот... Решили, значит, обойтись. А его - на костер. Очищающим пламенем очистить от грехов. Значит, кто-то из жрецов постарался. Какая же сука, интересно? А, впрочем, какая теперь разница. Встретимся там, по ту сторону. Все там будут, ничего... Всех дождусь!
        
           ***
        
        Со связанными сзади руками Бэра вывели наружу. Еще не рассвело, но уже скоро свет станет слишком ярок для большинства. Но им хватит времени. Тут недалеко. Его подтолкнули в спину, и он сделал шаг. Потом еще, и еще... Туда, где у Позорной стены стояли каменные столбы, к которым привязывали приговоренных к огню.
        Дровишки, надо полагать, уже заготовили. Бэр глубоко вздохнул и поднял голову. Он смотрел вперед, в ту сторону, откуда скоро взойдет солнце. Он не боялся его. Ему даже нравилось греться в его лучах. И было жалко, что больше он его не увидит.
        
           ***
        
        Вышли и в самом деле рано. Может быть, даже слишком рано, можно было бы и подождать, пока не рассветет по настоящему. Но сами же вечером договорились выйти пораньше, вот дедушка Ленни и расстарался, видать его снова мучила бессонница.
        Путь их лежал опять по бездорожью, к тому же все время на подъем.
        - Ничего, - сказал старик, - уже не долго. Скоро подъем закончится. Пойдем по гребню налево. Будет легче.
        - Там, кстати, - добавил он, - открывается вид на одно примечательное местечко.
        - Какое же? - Больше из вежливости, чем из интереса поинтересовался Куртифляс, шедший рядом.
        - Это место, где иногда, правда, очень редко, можно увидеть йами. Оно у них называется Долиной Позора. Там казнят самых страшных преступников. Ну, или самых знатных. Но это бывает очень редко.
        - А вы видели? - Спросила услышавшая его слова, и подошедшая ближе Ханна.
        - Сам - нет. Слышал только от самих йами. Это же надо знать, когда будут казнить. Кто же мне скажет?
        
           ***
        
        Не доходя совсем немного до верха подъема, старый Ленни остановился.
        - Подождите, я сейчас выгляну на всякий случай. Йами не любят...
        Он не договорил, но, в общем, и так все было ясно. Лучше с этими йами не встречаться.
        - О-о!.. - Раздался удивленный возглас. - Нам, кажется, повезло. Хотя, как знать...
        - Что такое?
        - Если хотите посмотреть, то только ползком. Не высовывайтесь. Чтобы не увидели. Тут как раз...
        Естественно, всем стало любопытно. Прячась в траве, проползли несколько шагов, и оказались на краю не очень высокого обрыва. Сажени три, но крутого. Вдали стояло какое-то строение, откуда в их сторону шло несколько человек. Ну, или йами, если это были йами. Отсюда, сверху, их было не отличить от людей. Еще с дюжину или чуть побольше фигур полукольцом окружили площадку почти прямо под ними.
        Ханна высунула голову и глянула вниз. Видно уже было совсем неплохо. Свет наступающего дня с излишней даже добросовестностью предъявлял для обозрения подробности и детали. Рядом, буквально в двух шагах от почти вертикальной каменной стенки обрыва, возвышался каменный же столб толщиной со ствол старого дерева. Верхушка столба была чуть ниже края обрыва. Внизу, у его подножия, были свалены наколотые дрова.
        - Все понятно, - решила Ханна, - это называется аутодафе. Давненько такого даже наша Единая Правоверная не практиковала. А тут - пожалуйста! Что ж, посмотрим. Полезно для общего развития. Пусть полюбуются, что такое настоящая жестокость. А то, ишь...
        И она покосилась на пристроившуюся рядом Принципию.
        Процессия, между тем, приближалась. Ведут приговоренного, - поняла Ханна.
        Из небольшой толпы, окружившей площадку, вышел один и приблизился к столбу. Приблизился, и встал, видимо, ожидая, когда приведут того, кто сейчас будет предан публичной казни.
        Те, кто стоял вокруг, расступились, и пятеро йами вышли в центр. Четверо явно были солдатами - в кольчугах, шлемах и при мечах, а один - тот самый преступник. Преступник шел со связанными за спиной руками. Шел, тем не менее, гордо, расправив могучие плечи и высоко держа голову.
        Отсюда уже можно было рассмотреть лицо осужденного, и Ханна всмотрелась пристальней. Может быть, йами и не люди, но лицо преступника было вполне человеческим, и даже, вроде бы, знакомым. Хотя знакомых йами Ханна могла перечесть с помощью пальцев одной руки. Да ей хватило бы и одного. Она вспомнила, как беседовала в присутствии бедного Ханта - мир его праху, с заносчивым и гордым представителем этого загадочного племени. Да, они еще обсуждали, как вызволить Ратомира. Как же он велел называть себя? Бэр, кажется?.. Точно, Бэр!
        И вот, похоже, этот самый Бэр стоит тут, и жадно вдыхает сладкий утренний воздух. Ну, еще бы, не сладкий!.. Все-таки, последний раз. Хотя, перед смертью, говорят, и не надышишься. Жаль парня! За что это его? Да, впрочем, какая разница! Их-то эти их разборки точно не касаются. Видимо, не вышел у него план стать местным аристократом, вот и...
        Тем временем тот, что дожидался их тут, возле столба, приосанился, выставил вперед ногу, и, развернув какой-то свиток, стал читать. Что он там произносил своим резким, громким голосом, Ханна, естественно, не понимала, но смысл был ясен. Вот этот самый, условно говоря, Бэр, или как его там, за то-то и то-то - должно быть, что-то очень ужасное, приговаривается к смертной казни, путем сожжения на костре. Каковая казнь должна состояться немедленно.
        Точка.
        - А вот, если бы... - пришла в голову Ханне шальная и совершенно безумная мысль, - как бы он был нам сейчас полезен. Он же тут все знает, и что, если байки про древнюю и затерянную дорогу не совсем уж байки, если в них есть немного правды... Он-то знает!
        И что же делать? Одной не справиться. Нужен помощник. Кстати!.. У нас же есть маг! Даже два, но один не в счет, он уже старенький, а вот Пафнутий!.. А ну-ка, Пафнутий!
        - Пафнутий, - громким шепотом подозвала Ханна к себе мага.
        Тот удивленно поднял голову, посмотрел на нее, кивнул, и, все так же, на брюхе, перебазировался к ней поближе.
        - Скажите, Пафнутий, - спросила Ханна, - вы как насчет отвода глаз? Насколько я знаю, это же не очень сложно?
        - Отвести глаза? - Удивился Пафнутий. - Кому? Зачем?
        - Видите этого? - Пояснила Ханна, кивком головы направляя внимание Пафнутия вниз. - Вот этого, которого сейчас будут поджаривать? Я его знаю.
        Брови Пафнутия начали подниматься, демонстрируя недоумение и готовый сформулироваться вопрос. Ханна опередила.
        - Не важно. Знаю. Если его спасти, он нам поможет. Я могла бы сейчас, вот когда начнут запаливать костер, и пойдет дым, спуститься к нему и перерезать веревки. А потом мы с ним поднялись бы сюда. Но надо, чтобы кто-нибудь на несколько минут отвел глаза всем этим, особенно тем, кто будет рядом. Как?..
        Как - как?.. Понятно, как. Страшно. Но, после вчерашнего, когда он позорно жевал сопли, глядя как тот тип держит Принципию, а она вот взяла, да освободила ее, Пафнутию хотелось как-то реабилитироваться, если не в ее глазах, то, хотя бы, в своих. В принципе, в ее просьбе, действительно, ничего особо сложного не было. Обычное дело, послать отвлекающий сигнал. Им всем покажется что-то. Они посмотрят туда. Не поймут, посмотрят пристальней... Потом в таких случаях, обычно говорят: померещилось что-то. Вот только, отсюда... Далековато будет. Надо бы спуститься вниз.
        - Надо бы спуститься вниз, поближе. - Сказал Пафнутий, стараясь говорить уверенно.
        - Ага... А вон там, смотрите, там вроде обрыв положе и пониже, а?..
        Пафнутий глянул в указанном направлении.
        - Попробую. Какой порядок действий? А то ведь это ненадолго. Я имею в виду...
        Ханна кивнула, давая понять, что поняла.
        - Сейчас же, как только они начнут поджигать хворост, вам надо будет начать спуск. Они все смотрят сейчас сюда. Вас никто не увидит. А как только спуститесь, я - сразу вниз. Это секунды. А вы тоже сразу начинайте. Получится синхронно. И тоже, сразу наверх. Постарайтесь, чтобы они смотрели вон туда. - Ханна показала в сторону того домика, откуда вывели Бэра. - Ну, договорились? Я сейчас, только скажу остальным, чтобы отошли подальше. На всякий случай.
        
           ***
        
        Приговоренного привязали к столбу и поднесли факел к куче хвороста, наваленного у подножия. Пора. Пафнутий ползком спустился так, чтобы его голова не маячила над краем обрыва, и, согнувшись, побежал к намеченному месту.
        Место это было в тылу разворачивающейся драмы. Это было хорошо. Это позволяло действовать, особо не скрываясь. И Пафнутий перевалил ноги через кромку обрыва, и, обдирая живот, пополз по камням вниз, цепляясь за выступы. Через несколько секунд он уже стоял на земле. Дым, и правда, ленивыми прядями поднимался над кучей дров.
        Отсырели, дровишки-то, - пришло в голову Пафнутию.
        Пора было действовать. И он привычно, почти автоматически, начал подготовку, настройку себя к работе.
        
           ***
        
        Женственные и нежные с виду, кисти рук у Ханны обладали десятком пальцев, могущих при необходимости, как становиться грозным оружием, так и способных, опять же, при необходимости, зацепиться за выступ, трещину, любую неровность, помогая их обладательнице легко преодолевать как подъемы, так и спуски. А пройденные курсы скалолазания дали необходимый опыт, позволяющий легко находить те самые выступы, трещины и прочие неровности. Стоящий же рядом столб был дополнительной страховкой. Кроме того, он защищал Ханну от глаз тех, кто собрался тут, внизу, чтобы насладиться зрелищем чужих мучений.
        Начавший подниматься дым мешал, затрудняя дыхание и вызывая болезненные ощущения в глазах. Но он же и прятал ее, давая возможность проделать все задуманное.
        Босым ногам становилось уже горячо. Огонь еще только-только разгорался, в основном там, по ту сторону столба, к которому был привязан стонущий и дергающийся во все стороны йами. Он-то уже был целиком скрыт облаком дыма. Так он скоро потеряет сознание, и ему будет уже не помочь.
        Следовало поспешить.
        - Бэр! - Окликнула его Ханна. - Бэр, ты меня слышишь? Держись, я сейчас разрежу веревки.
        Ножик, тот еще, который помог им выбраться из заточения, помог и тут. Он и правда был остро наточен. Спасибо Ханту, прибери Единый его грешную душу. Узнал ее Бэр, или нет, разбираться и представляться было некогда, как некогда было интересоваться тем, как дела у Пафнутия. Оставалось только надеяться, что все у всех получится. Что у того же Бэра получится проделать путь наверх. В этом, впрочем, Ханна намерена была ему помочь.
        Она присела на корточки.
        - Быстро становись мне на плечи.
        Бэр, превозмогая кашель, вскарабкался туда, куда ему было сказано, и Ханна поднялась во весь рост.
        - Давай дальше, я за тобой. Если что, вставай на меня. Быстрей!
        Вверх подниматься было легче. Вот тут очень помогал столб. И Бэр оказался не таким уж беспомощным. Иногда нога у него соскальзывала, и больно била по плечу Ханну, но она терпела. Терпела, и сама изо всех сил вцеплялась во все неровности, служащие сейчас ей ступенями.
        Они поднимались, и дым поднимался следом, мешая дышать и видеть. Слезы катились из глаз, и еле сдерживаемый кашель грозил неминуемым падением, если только дать ему вырваться из груди.
        Но вот Бэр достиг верха, и страшным, последним усилием втащил свое грузное тело на край, а потом и за край обрыва. Но он тут же развернулся, и его рука протянулась навстречу его спасительнице. И Ханна отцепила пальцы левой руки, и взметнула ее вверх. Ладонь Бэра, широкая, как лопата, и такая же твердая, успела схватить ее и Ханна вылетела на поверхность, выдернутая могучим йами.
        Пару секунд она просто корчилась на земле, позволяя, наконец, кашлю делать с ней то, что ему хотелось. Потом заставила себя прекратить это. Она села на колени и взглянула вниз. И обомлела.
        Одинокая фигура неуклюже, но быстро бежала к стоящему строению, а за ним, сокращая дистанцию, мчалась толпа преследующих ее йами.
        
           ***
        
        Ощутив в себе знакомое движение токов силы, и предоставив им дальше наполнять его самостоятельно, Пафнутий взглянул в сторону костра. Он заметил, как мелькнула наверху обрыва фигура Ханны. Мелькнула, и тут же исчезла из глаз, скрытая столбом и начавшим подниматься кверху дымом.
        Ханна действовала стремительно, следовало поторопиться и ему. И он уже, кажется, был готов. Он произнес несколько положенных слов и направил сформировавшийся сигнал в сторону толпы. Сигнал ушел. Сейчас они начнут поворачиваться в нужную сторону. А сам Пафнутий начнет карабкаться вверх. Прочь отсюда.
        - Что такое?.. - Недоумение и растерянность были в его голосе.
        Никто не поворачивал голов. Никто!.. Сигнал ушел, и любой бы его услышал. И ему показалось бы, что что-то или кто-то промелькнул мимо. А дальше в дело вступают рефлексы. Сколько раз он это проделывал, как сам, так и с однокашниками, промышляя на рынке и воруя таким образом что-нибудь съестное. И никогда никаких срывов и неудач.
        А что же тут?..
        - Они же сейчас... - прошептал Пафнутий.
        Сейчас они увидят, увидят и сквозь дым... Увидят - и столб им не помешает, увидят, как Ханна возится там, освобождая этого несчастного. И что-то надо делать. Она же рассчитывает, что он отвлечет их внимание. Она же верит, она же надеется...
        И Пафнутий понял, что отвлечь их он может только одним, только самим собой.
        - Эй, вы, придурки! - Заорал Пафнутий, и затрусил в сторону костра. - Эй, что вы там делаете?! Вы с ума сошли?
        Он орал первое, что приходило в голову, не заботясь о смысле. Все равно, наверняка его никто не понимает. Важно было привлечь их внимание. И это у него получилось.
        
           ***
        
        Это просто какой-то дурной кошмарный сон. И он повторяется. И никак не проснуться. Он опять бежит, и ему опять некуда деться, и опять его, как он ни старается, догоняют.
        Каменный сарай все ближе. Единственное место, куда можно спрятаться. Ну, хоть на минутку. А там... А там он как-нибудь, только бы успеть!..
        Человек проник на их церемонию. Невероятное и недопустимое событие. Человека следовало поймать и жестоко наказать. Да что там - его следовало убить. Никто не смеет!..
        Он забежал в дом для приговоренных. Это он зря, тут-то ему и конец. Сейчас, сейчас... Первые, самые быстрые, подгоняемые праведным гневом и яростью, преодолевая одышку, подбежали к двери. Запереться ему там не получится. Эта дверь запирается только снаружи.
        
           ***
        
        Быстро в угол. Темно тут, вот и отлично, ничто не будет отвлекать. Организм привычно начал накачиваться силой. Она - везде, даже в этом сарае. Так, быстро, и что же... А губы, тем временем шепчут, шепчут слова нужной формулы...
        - Зря вы приняли этот облик, - сказал ему старый маг.
        И Пафнутий сбился. Нет-нет, это совсем не то, что нужно. А что нужно? А как на него те страшилы набросились! Чуть не обделался со страху. Вот... Вот!
        
           ***
        
        Вот, вот, вот она, дверь! А за ней этот негодяй. Ну-ка, дверь настежь! И - вперед!..
        И вдруг, забежавшие первыми, самые быстрые, самые сильные, самые смелые - отпрянули и попятились. Что такое?!. Остановились и остальные. И вот уже это, что бы оно там ни было, увидели все.
        Из темного проема, сверкая глазами, большими и такими же яркими, как светлячки в пещере Несси, только багрово-красного цвета, выходило нечто. Огромная голова с этими яростно и кровожадно горящими глазами, и пастью, полной острых и беспощадных зубов. Прижатые к черепу уши, как у разъяренного барса. Короткая мощная шея, переходящая в мускулистое туловище на крепких и когтистых желтоватых птичьих ногах. И на спине этого чудовища топорщащиеся перьями короткие крылья. Расправленные крылья, но явно не способные поднять своего хозяина в воздух.
        И оно переставляло эти свои ужасные ноги, царапающие когтями пол. Оно шло, оно приближалось, и на клыках блестела слюна.
        Тот, кто шел впереди всех, отпрыгнул, споткнулся и сел на задницу, суча ногами, отталкивая ими себя от пола, отползая в ужасе и силясь встать. И тут это чудовище подняло голову и издало рев. И этот звук, в котором были и торжество хищника, и злоба, и голод - этот звук окончательно помог всем, кто еще не все понял, принять правильное решение. И йами помчались, подхватывая под руки изнемогающих и помогая подняться упавшим. Да, внешний мир всегда был опасен, здесь водятся хищники, с которыми лучше не сталкиваться, но такого... О таком даже никто и не слышал!
        Скорее прочь отсюда! Тот, на костре, как-нибудь догорит и без них, куда ему деться! Прочь, прочь, вниз, в спасительный мрак пещер и уют подземных гротов. Поверят ли им их друзья и родичи? А хоть бы и не поверили, главное, что они, кажется, остались живы!
        
           ***
        
        Ханна стояла на кромке обрыва, а рядом с ней стоял, переводя дух, Бэр. К ним спешили Ратомир, Принципия и Куртифляс. А там, внизу, йами, уже загнавшие Пафнутия в ловушку, вдруг отпрянули от двери темницы, куда Пафнутий и забежал только что, отпрянули, застыли, и сорвались с места. Уже оттуда. Будто ветром дунуло и смело всех, кто только что был там.
        Ханна и все остальные смотрели, как йами бежали прочь от этого сарая, бежали едва ли не быстрее, чем бежали только что к нему. А из сарая выскочило что-то, и двинулось за ними. Но йами были быстрее, куда быстрее, и скоро на всем пространстве Долины Позора не осталось никого. Одиноко дымил костер, сжигая остатки поленьев.
        Завтра среди остывших углей и золы будут искать обгорелые кости. Не найдут, конечно. И это будет лишним подтверждением того, что все было так, как рассказывают очевидцы. Было на самом деле.

 
 

 
6

 

        - Я и сам не знаю, что у меня там получилось, - рассказывал Пафнутий, - но, похоже, что-то страшное. Ох, как они чесанули! Просто пятки засверкали.
        Воссоединившись, и имея в своих рядах теперь на одного члена больше, они быстрым шагом часа за два удалились от места их неожиданного приключения, и теперь отдыхали, спустившись к горной речке. Разожгли небольшой костерок, Бэр накопал каких-то корешков, которые, в запеченном виде, оказались вполне съедобны, и теперь слушали невероятную повесть о том, как Пафнутий избежал грозившей ему мучительной смерти.
        Пафнутий прожевал то, что было у него во рту, и продолжил.
        - Я, по правде говоря, запаниковал. Мысли путаются, руки дрожат, в голове шум и туман какой-то. Я, вообще, трансформации-то эти... плохо у меня всегда с ними было. Даже там, на курсах. А тут... за последнее время - третий раз. И все - какая-то ерунда. Один раз от полиции бежал. Спрятался на минутку и думаю, что делать? А там деревья росли, во дворе. Ну, невысокие такие, липы, вроде, не знаю... Ну, я и того... деревом решил... И вот чувствую, пошло, вроде. А потом чувствую, не могу остановиться, расту и расту. Ну, и вымахал, надо полагать... Полицейские, наверное, удивлялись...
        Пафнутий хихикнул, вспомнив тот случай. И продолжил:
        - Ну, ладно, тогда все же прокатило. Как-то... Наверное, испуг помог. Потом - с этой чайкой. Почему - чайка? - Пафнутий взглянул на Ленни, заинтересованно слушающего его рассказ, и пожал плечами. - Я и сам не знал, что я за птица такая. Мне же не видно. Ну, а тут... тут - вообще!.. Я и сейчас сначала хотел птичкой от них упорхнуть, а потом вспомнил про чайку, и, в последний момент, передумал. Но, по моему, поздновато. Процесс уже пошел. А я как раз вспомнил про тех ужасных псов, что вы на нас тогда напустили, - снова обратился он к старому магу, - ух, какие страшные, помнишь, Ханна?
        Ханна улыбнулась и кивнула.
        - И что там, в результате, вышло - самому бы взглянуть. Но сработало.
        - И это самое главное. - Поддержал его дедушка Ленни. - А вот с попыткой воздействовать на йами - это была ошибка. Жаль, что я не в курсе был вашей затеи. Я с этим столкнулся еще когда только обживался в этих краях. Они все же не люди, верно, Бэр? На них наши сигналы не действуют. А вот они на нас очень даже... Верно? - снова обратился он к представителю племени, о котором шла речь, тоже увлеченно слушавшему эти разговоры.
        - Ты вот расскажи-ка, Бэр, - продолжал Ленни, - как ты вот этого молодого человека выманил.
        Он кивнул на Ратомира.
        - Помнишь, Ратомир? Он мне все рассказал. Очень здорово получилось. Или это был не ты? - он снова посмотрел на йами.
        - Это был я. - Не стал отпираться тот. - Мне приказали, я и сделал.
        Бэр посмотрел на Ханну. И Ханна поняла, что надо срочно менять тему.
        - Но как вы вообще, - обратилась она к Пафнутию, - рискнули пойти на это? Я имею в виду, когда поняли, что отвести им глаза не получается. Это же просто какой-то героизм. Какое-то самопожертвование. Вы же так рисковали.
        И в ее голосе было такое искреннее восхищение, что Пафнутию стало неловко.
        - Не знаю. Надо же было что-то... Ничего другого не пришло в голову.
        
           ***
        
        Потом был еще двухчасовой переход. И снова они устроились малость передохнуть в укромном местечке. И как-то так получилось, что освобожденный ими, недосожженный йами, охотно откликавшийся на придуманный им же псевдоним Бэр, так и шел с ними. И было непонятно, то ли ему по пути, то ли просто больше некуда податься.
        - Так что у вас там случилось, уважаемый Бэр, - обратился к нему дедушка Ленни, не так уж, кстати, и уставший, несмотря на возраст, - почему ваши соплеменники так на вас ополчились? Кстати, насколько я знаю, предание огню - способ, которым казнят по большей части государственных преступников и жрецов, впавших в ересь. А вы же не жрец?
        - Нет, я не жрец, - отозвался Бэр. Присущая ему раньше спесь куда-то девалась, и теперь он охотно разговаривал с людьми. - Я не жрец, я - то, что у вас называют чиновник. У нас таких организаций, как у вас, нет, но, приблизительно, вроде сотрудника министерства иностранных дел. Видите, я хорошо владею языком. Я могу долго и без вреда находиться на солнце. Я осуществлял контакты с некоторыми людьми, которые, в свою очередь, были на это уполномочены. Вот так, примерно.
        Он замолчал. Подождав, и не дождавшись продолжения, Ленни решил все-таки докопаться до истины.
        - Так все же, за что вас так? Так жестоко?..
        Бэр молчал, опустив голову. Ему явно не хотелось говорить на эту тему. Но старый маг был настойчив.
        - Вы поймите, я не из любопытства спрашиваю. Я тут живу. И собираюсь жить дальше. Я знаком с некоторыми йами. Мне трудно будет жить, не зная... ну, вы понимаете... линия поведения...
        - Ладно, - согласился Бэр, - в самых общих чертах.
        Чувствовалось, что ему трудно, что он подыскивает слова, и боится ошибиться в их выборе. Но эти люди спасли его. И, пока, по крайней мере, ему действительно некуда было идти, и он не знал, что делать дальше.
        - У нас тут произошла революция, - проговорил он чуть ли не сквозь зубы, и сморщившись, - а я - я контрреволюционер. Сторонник отживших порядков и прогнившего режима. Ну, и я попытался как-то сорганизовать таких же реакционеров. Сплели мы, знаете ли, - он горько усмехнулся, - монархический заговор. Но - не вышло. А так как я считаюсь главой, организатором этого заговора, то меня и приговорили к такому вот...
        - Так, а чего хотят революционеры-то? В чем суть?..
        - Хотят они одного, призывают к другому, - Бэру явно не хотелось говорить на эту тему, но Ленни настаивал, и уходить от прямо поставленных вопросов было трудно. - Хотят того, чего и всегда - власти. А народу морочат голову тем, что, дескать, власть должна быть как-раз-таки у народа. Они раскопали такой термин - демократия, и сейчас вовсю им пользуются. А народу нравится. Сейчас они собираются провести выборы в совет племен, и будет этот совет принимать законы. И, самое главное, чего они хотят, это отменить то, веками сложившееся положение, когда люди ничего о нас не знают, считают исчезнувшим народом, и никаких контактов между нами нет. Они примут закон, по которому мы, йами, пойдем к людям, а люди придут к нам.
        - И что в этом плохого? - Спросил Ратомир. - Будем дружить. Мы же общаемся с разными народами, торгуем, и все хорошо.
        - Мы не люди. Что для людей хорошо, для нас - смерть. Было уже, когда-то, несколько сот лет назад, пришли от вас какие-то. Поселились рядом, стали общаться, рассказывать про своего бога, которого вы называете Единый, пробовали лечить нас. Проникли в наши пещеры, ну, и, конечно, ужаснулись. Ах, как же вы, бедные, тут живете, - Бэр усмехнулся, - да света божьего не видите, да поэтому вы и такие маленькие! И многие, особенно молодые, им поверили. И решили выйти и жить на поверхности. И детей с собой взяли. Мы, мол, такие же люди, как все. Это, мол, гадкое суеверие, что йами должны прятаться под землей. Некоторые даже, я слышал, собирались спуститься с гор и жить в городах. Им те люди такого наплели!.. Про прекрасные города и веселую жизнь там. У них с собой было вино, и они давали тем йами, что им поверили и пошли за ними, пить его, говоря, что в городах его - сколько хочешь! И те пили, дураки, и от него становились еще дурнее.
        - И чем же это все кончилось? - Спросила Ханна. Она ничего такого никогда не слышала, и ей, и правда, стало интересно.
        - А-а!.. - Махнул рукой йами. - Подохли все. Одни от болезней, других хищники задрали, в общем - кто от чего. Тех, кто захотел вернуться, оставшиеся не пустили. Хотели жить там, снаружи, вот и живите, а не можете - подыхайте! Вот они и подохли.
        И. помолчав, добавил:
        - Вот и сейчас то же самое. Только вместо глупых людей, наверное, и правда, хотевших только хорошего, сейчас хитрые йами, желающие власти. И они ее получат, а люди помогут им ее удержать. И будут эти революционеры служить у вас, у людей, надсмотрщиками над прочими йами. И будут жить хорошо. А до остальных им и дела нет.
        
           ***
        
        Уже смеркалось, когда они, наконец, пришли. Бэр лучше знал то место, куда заманили Геркулания, поэтому уже он вел отряд.
        - Ну вот, - сказал он, - почти пришли.
        Смотрели издали. Бедный Геркуланий вместе с лошадью был настолько плотно закутан в кокон из ветвей этого, притворяющегося деревом, чудовища, что разглядеть его было практически невозможно. Просто большой темный клубок.
        - Герула-аний! - Крикнул Ратомир.
        - Ратоми-ир!.. - Раздался знакомый голос.
        - Геркуланий! Я пришел за тобой! Скоро мы освободим тебя. Как ты себя чувствуешь?
        - Плохо! - Пришел честный ответ. - Хочу есть!
        Итак, Геркуланий был тут. Вот он, болтается между небом и землей. И хочет есть. И что дальше?..
        Хмуро отвернулся Бэр. Честно пожал плечами в ответ на невысказанный вслух вопрос дедушка Ленни. У Ратомира, Пафнутия, Принципии и Куртифляса до сих пор была одна задача - найти Геркулания. Она была решена. Программа-минимум, так сказать, выполнена. Что дальше - никто не знал. Посмотрели на Ханну. Как-то в последнее время именно от нее исходила инициатива в решении встававших перед ними задач. Но, похоже, тут и она была бессильна.
        И, как часто бывает в подобных ситуациях, проблему положили под сукно.
        - Давайте устраиваться, что ли, - предложил Куртифляс.
        Это было разумно. Это было конструктивно. В этом предложении явно было рациональное зерно. Поэтому возражений не последовало.
        - Есть хочется, - вздохнула Принципия.
        Это была правда. Есть хотелось всем, не только Принципии и Геркуланию. Прогулки на свежем воздухе способствуют появлению аппетита.
        К сожалению, есть было нечего. То, что было припасено дедушкой Ленни - их гостеприимным хозяином, на несколько дней, дружными усилиями было уничтожено еще вчера. Сегодня утром доели скудные остатки ужина. Днем пообедали найденными Бэром съедобными корешками. Да что с них толку? Сошло бы в качестве закуски...
        Бэр походил кругами вокруг их стоянки и вернулся с пустыми руками. Тех растений, что он почитал за съедобные, не попалось. И не наступающая темнота была причиной его фиаско. Йами же прекрасно видят в темноте. Просто ничего здесь такого не росло.
        - Ладно, - сказал Бэр, - я сейчас.
        Он ушел, а остальные остались, грустно уставясь в сгущающиеся сумерки.
        Наконец, вернулся долгожданный йами. Все встали в нетерпении. Бэр шел явно не с пустыми руками. В руках он нес большой узелок, сделанный из собственной рубахи, и в нем что-то было. Много было!
        - А что вы огонь не развели? - Поинтересовался Бэр. - Вам же темно. Надо, чтобы вы видели, а то...
        - Что?.. - Спросил кто-то.
        - А то поесть не получится.
        Пафнутий не заставил себя долго уговаривать, и скоро сухие ветки весело затрещали в костре, согревая и освещая.
        Все сгрудились вокруг йами в предвкушении ужина. Кто из присутствующих что ожидал увидеть - бог весть. Йами не торопился развязывать свой узелок. Угощение он решил предварить некоей инструкцией. Его довольный вид позволял надеяться на что-то хорошее.
        - Это шепильги, у нас их так называют - шепильги, - сказал он, присев на корточки, и держа узелок перед собой. Он улыбался. - Ел кто-нибудь шепильги? По-моему, у вас их не едят. Я что-то ни разу не видел. Очень вкусно! Их лучше всего есть не по одной, а сразу горстями. Так лучше ощущается их неповторимый привкус. Просто повезло! Я наткнулся на их гнездо, и набрал, поэтому, много. Редко такое бывает. Обычно собираешь, собираешь по одной, аж спина начинает болеть. А тут - сразу!.. Так что, всем хватит.
        Он начал развязывать узел, и добавил:
        - Значит, прямо руку туда, в горсть их, и - в рот. Вот так...
        Он засунул руку, достал что-то и поднес ко рту. И начал жевать. Сидевшие рядом люди переглянулись в поисках самого смелого. Куртифляс тряхнул головой, резко выдохнул и полез следом.
        - Э-э!.. - тут же раздался его громкий возглас.
        Он вытащил руку и поднес ее ближе к свету. В горсти и правда что-то было, и это что-то сейчас расползалось по руке. Куртифляс с ужасом уставился на свою руку все больше покрывавшуюся какими-то мелкими существами. Ленни сунулся поближе, проявляя естественное любопытство натуралиста.
        - Да это же... Позвольте, да это же мокрицы.
        - У нас их называют шепильги, - прокомментировал это заявление Бэр, прожевавший уже то, что было у него во рту. Прожевавший и проглотивший. - Очень вкусно. Берите.
        - Мокрицы? - Отшатнулся Пафнутий.
        Куртифляс тряс рукой над костром. Шепильги падали в огонь и сгорали там, как обыкновенные мокрицы, каковыми, похоже, и являлись.
        Сзади раздались странные звуки. Ханна обернулась, и обнаружила отбежавшую к кустам Принципию. Ее тошнило. Сама Ханна крепилась, но аппетит пропал.
        Куртифляс вскочил на ноги и, приплясывая, стряхивал расползшуюся пищу. Остальные предпочли отодвинуться от него подальше. От него, и от Бэра с его узелком. А Бэр, невозмутимо отправлял в рот следующую порцию. В конце-концов, ест же он иногда человеческую еду, почему бы и им не попробовать то, что так любят йами?
        
           ***
        
        Когда, наконец, все пришли в себя, выяснилось, что есть уже никто не хочет. Бэр подкрепился найденными им шепильгами, а остальные просто потеряли интерес к еде. Другое дело - попить. Но тут всех выручил Ленни. Ножиком он срезал ветку с дерева - раздваивающуюся ветку, и, объявив себя лозоходцем, пошел искать какой-нибудь ключ. И, что странно, и в самом деле нашел.
        - Это тоже магия? - Спросила Принципия.
        - Да ну, - отмахнулся старик, - это так...
        Его находка обрадовала всех. Напились, а потом, вооружив Бэра саблей, отправили его за лапником. За него можно было не бояться, что заблудится в темноте. На сей раз Бэр не подвел. Он нарубил такую кучу еловых веток, что хватило на всех с избытком. Куртифляс хотел организовать дежурство часовых, чтобы опять не попасться сонными, но тот же Бэр заверил, что он почует опасность. Все могут спать спокойно. По крайней мере, пока он с ними. И зря они отказались от его угощения. При этих словах Принципию что-то снова начало мутить.
        Они устали, они были голодны, одного из них чуть не сожгли на костре, другой чудом спасся от разъяренных преследователей, рядом висел их товарищ, которого неизвестно как будут освобождать, если это вообще получится...
        Но об этом они будут думать завтра, а пока они спали, и сон их был крепок и спокоен. Их не мучили ни совесть, ни сомнения, и они были уверенны в завтрашнем дне. Они точно знали, что завтрашний день будет нисколько не легче сегодняшнего.

 
 

 
7

 

        Утром проснулись рано и замерзшие. Утренняя свежесть побуждала к активным действиям. Пафнутий сразу развел костер, к которому и потянулось большинство. Куртифляс для согрева прошелся на руках, вызвав выразившееся в рукоплесканиях со стороны Ханны восхищение его талантами. Ленни очень самокритично бранил себя за непредусмотрительность. Ну, в самом деле, неужели трудно было догадаться захватить с собой хотя бы котелок? Было бы в чем хоть воды вскипятить. В общем, каждый развлекался, как мог.
        Бэр снова вызвался пойти поискать чего-нибудь съестного. Ему в помощь отрядили дедушку Ленни, как местного жителя. Ну, и как эксперта в области человеческих предпочтений. Во избежание повторения вчерашнего, так сказать. Оставшимся же не оставалось ничего другого, как продолжить думать над вызволением Геркулания из цепких объятий хищного Дерева.
        Куртифляс решил попробовать подобраться к Дереву так близко, как сможет. Он вооружился трофейной саблей рассчитывая потихоньку обрубать ветки с того расстояния, с какого сможет дотянуться. Пафнутий и Ратомир двинулись следом.
        Смотреть на то, как осторожно, крадущимися шагами, Куртифляс приближается к чудовищу, было бы даже забавно, если бы не было так страшно. Страшно было и ему, и всем, кто за ним наблюдал. Когда он приблизился к Дереву на несколько шагов, Дерево словно проснулось. Видно было, как дрожь пробежала по всей паутине его ветвей. Куртифляс остановился и выставил саблю перед собой. Он ждал нападения, и готов был отразить его. И все же голодный хищник оказался проворней.
        Сразу несколько щупалец буквально выстрелило навстречу нарушителю границы, и одна из них дотянулась и обвила предплечье Куртифляса. Ту самую руку, которая сжимала саблю, лишив его возможности действовать ею. Он дернул руку, потом попробовал перебросить оружие в левую, но поймать не сумел, и сабля упала в траву. Следом за ней рухнул на живот и он сам.
        Уже целый пучок этих ветвей-щупалец жадно тянулись к нему. Некоторые доставали, но их длины все же не хватало, чтобы схватить, обвиться подобно той, что схватила его за руку. Куртифляс лихорадочно шарил рукой в траве, и нашел-таки, нащупал упавший клинок. Подбежали Пафнутий с Ратомиром и, схватив Куртифляса за ноги, стали тащить прочь. Но Дерево держало прочно. И Куртифляс все-таки ухитрился, взяв, наконец, рукоять сабли в левую ладонь, рубануть по захлестнувшей руку ветке. С первого раза перерубить не получилось. Замаха не было. Он ударил еще, потом еще.
        - Брось сюда! - Закричал Ратомир. - Дай ее мне!
        И Куртифляс, поняв намерение товарища, швырнул саблю себе за спину.
        Ратомир подбежал и сверху рубанул по щупальцу. На сей раз получилось. Куртифляс был свободен, и только на запястье у него осталось нечто вроде браслета - обернувшийся несколько раз вокруг руки хвост щупальца.
        - Да, - пробормотал, отдышавшись, и несколько придя в себя, Куртифляс, - это будет потруднее, чем я думал.
        
           ***
        
        Потом просто сидели кружком вокруг костерка, и ждали. То ли когда придут с какой-нибудь добычей Бэр и Ленни, то ли когда кого-нибудь из них посетит счастливая идея. Йами с магом появились раньше, и не с пустыми руками. Бэр опять накопал корешков, а Ленни, тоже в узелке из собственной рубахи, принес несколько выловленных им рыбин. Не так уж и много, но заморить червячка хватит. Бэр восхищался рыболовными способностями мага:
        - Как он их!.. Я такого не видел. Надо же, палец в воду - и пожалуйста! Раз!.. Гляжу - выпрыгивает! Сама выпрыгивает на берег. Я ее - хвать!.. Потом - еще! И еще... Молодец!
        За неимением посуды и рыбу, и корешки пришлось снова запекать в углях костра. Ничего, съели. Все же это были не мокрицы. Поели и снова стали думать.
        Ханне представлялась толпа, вооруженная длинными баграми с крючьями на концах. И этими крючьями зацепляют ветки, тянут, отдирают от пленника, и самого его как-то вытягивают оттуда. Бессмысленный и бесполезный бред. Она и сама это прекрасно понимала.
        Бэр представлял себе, как было бы здорово подобраться к этому Дереву из-под земли, подрыть его корни - должны же быть у него корни, убить его таким образом... Ну, и как все это сделать? Здесь и сейчас?
        И так каждый, каждый что-то представлял себе, фантазировал, сам же отбрасывая эти фантазии как несусветную глупость. Единственный реальный, доступный им способ был уже использован Куртифлясом и привел только к тому, что его самого чудом удалось спасти.
        Думал и Пафнутий. Постепенно неясные и смутные мысли, в общем-то, тоже не имеющие ничего общего с реальностью, перескочили на воспоминания. Он вспомнил, как оживлял этого самого... с которым теперь столько хлопот. Вспомнил духа и его перевоплощения. Вспомнил и свой разговор с этим самым духом относительно неуязвимости Геркулания. Да, помнится, он еще спросил тогда духа - что, он в огне не горит, и в воде... Да-да, точно! Дух сказал, что обычный огонь ему не страшен. А вот магический!..
        Значит - не страшен. А Дереву? Оно же - дерево. Значит, должно гореть. Как бы проверить? У Куртифляса остался кусочек на руке, можно попробовать. Правда, тот огонь, что горит сейчас, это как раз - магический огонь, во всяком случае, зажег-то его он, Пафнутий. Стало быть, надо как-то зажечь огонь без его помощи. Самым обычным способом.
        - Послушайте, - сказал Пафнутий, встав на ноги, - нужно разжечь костер.
        - Так вот же, - Куртифляс кивнул в сторону догорающего костерка.
        - Нет, я имею в виду разжечь без помощи магии. Обыкновенно, как все разжигают.
        Все переглянулись. Кажется, приспособлений для разжигания огня ни у кого не было.
        - А зачем? - Спросила Ханна.
        - Надо посмотреть, горит ли это проклятое дерево в огне. И, если горит, поджечь его. Геркуланию ничего не будет. Дерево сгорит, а Геркуланий будет освобожден.
        - Мысль! - Одобрил Куртифляс. - А этот чем плох?
        - В магическом огне, то есть в том, что зажигаю я, сгорит и сам Геркуланий. Это мне дух сказал, тот, с чьей помощью я его и оживил.
        Интересно, - вдруг пришло в голову Ханне, - вот я тут, с ними, как и все участвую в вызволении этого бедолаги, а интересно, у нас был уже на эту тему разговор? Что-то я не помню, чтобы мне кто-нибудь рассказывал эту историю. Да и сама я не спрашивала ни о чем. И сейчас ни о чем не спрашиваю. Не подозрительно ли такое мое отношение к происходящему? Я же по идее ничего вообще понимать не должна. И что же делать? Продолжать все это воспринимать молча, или начать истерику на тему - да объяснят ли мне, наконец, что тут вообще происходит?!.
        Ладно, - решила она, - пусть пока идет, как идет. Но потом нужно будет обязательно к кому-нибудь подкатиться с расспросами. К кому только? Ну, ничего, решу по ходу...
        
           ***
        
        Да что же это за беда такая, куда ни глянь - везде проблемы! Вот и огонь зажечь, оказывается, нечем. Ратомир безучастно смотрел на попытки йами высечь искру путем стуканья камень о камень. Летели крошки, даже искры вылетали, но кусочки мха, набранного с камней, и, казалось бы, достаточно сухих, не загорались, и даже не тлели, как ни старался Бэр. И Ленни, участвовавший в этих попытках, напрасно дул, раздувая щеки. Из этих редких искр не возгоралось пламя.
        - А еще трением огонь как-то добывают, - грустно произнес Куртифляс.
        Ему ничего не ответили. Хочет добывать трением - пусть добывает.
        В голове Ратомира забрезжила идея. Он посмотрел в небо. Солнце стояло уже высоко, небо было чисто, и, в принципе, могло получиться... Он снял очки. Как тут крепятся стекла? И получится ли вставить их обратно? А если не получится, то как он без них?
        Принципия, стоявшая рядом, заинтересовалась его намерениями.
        - Понимаешь, - сказал он ей, задумчиво вертя очки в руках, - я читал в одной книжке... Там один попадает на необитаемый остров. И тоже огонь зажечь нечем. Так он что придумал - у него тоже очки были... так он вынул стекла, вот так сложил их, - Ратомир показал, как, - склеил и между ними налил воды. Понимаешь?
        Принципия вопросительно взглянула на него. Наверное, она этой книжки не читала.
        - Получилась линза. - Пояснил Ратомир. - А через линзу... солнечные лучи, понятно? Ну, как через увеличительное стекло.
        Уставший стоять на коленках, Ленни поднялся на ноги. Удивленно воззрившись на Ратомира, он сказал:
        - Гениально! Как же я сам-то не додумался? Ну, конечно, линза. - Из чего следовало, что он не только пытался раздуть пламя, но и, попутно, не сходя, так сказать, с места, подслушивал разговор. Впрочем, Ратомир и не пытался сохранить свою идею в тайне.
        - Не надо разбирать свои очки, молодой человек, - продолжил между тем маг, - все можно сделать проще. Сейчас я этим займусь.
        Он подошел к роднику, найденному им же вчера вечером, и зачерпнул пригоршню воды. То, что он делал с этой водой дальше, безусловно, было профессиональным секретом, воспользоваться которым мог, впрочем, только такой же маг, как и он сам. Так или иначе, а вернулся он уже с кусочком льда, по форме представляющим как-раз-таки линзу.
        - Давайте быстрее! - Крикнул он. - А то растает!
        Впрочем, все уже было готово. Тот же самый мох и щепочки, не желавшие загораться от высекаемых искр, охотно занялись от концентрированного солнечного луча. И никакой магии, вот что важно!
        И запылал костер. Настоящий костер, с настоящим огнем, таким огнем, в котором сгорит все, что должно сгореть, и не сгорит то, чему сгореть не полагается.
        Как же все-таки удобно путешествовать в компании с магами, - пришло в голову Ханне, - пусть они и не так всемогущи, как хотелось бы, но выход из почти любого положения с их помощью всегда найдется.
        Сняли кусок ветки с запястья Куртифляса. С трудом, надо сказать, сняли. Сняли и бросили эту гадость в костер. А потом с радостью смотрели, как она быстро занялась, а потом и вспыхнула, и стала корчиться, сгорая.
        - Горит! - Радостно объявил Ратомир.
        - Горит. - Согласился с ним Пафнутий.
        Он был доволен. Кажется, ему в голову пришла неплохая идея.
        - Горит. - Подтвердил Ленни.
        В этом достижении была и его доля. А как же?!.
        - Горит, сволочь!.. - Злорадно сказал Куртифляс, потирая руку. Она еще болела.
        Осталось развести огонь посильнее, а потом горящие ветки, сучья и прочие дрова бросать в эти проклятые Деревья, чтоб им сгореть!
        
           ***
        
        Но, к сожалению, все оказалось не так просто. Впрочем, как и всегда. Горящие ветки по большей части тухли, пока долетали до цели, а те, что продолжали гореть, те все равно тухли, ничего не поджигая. Оказалось, что устроить пожар тоже не так-то просто.
        - Факелов бы сюда. - Сказал Бэр.
        Бедный йами, он тоже как-то проникся, и тоже переживал за то, как же разрешится эта, далекая от его собственных забот, задача. Впрочем, какие у него теперь заботы? У него, у приговоренного к мучительной смерти изгоя? Только одна забота - выжить. Вот он и выживал. А с этими все же лучше, чем совсем одному.
        - Факелы? - Спросил Ратомир.
        Он вспомнил эти чадящие огни в подземелье. Там их было много.
        - Да, факелы. Они со смолой. - Пояснил Бэр.
        - Или подуть, чтобы разгорелось, - Принципия вспомнила, как дедушка Ленни раздувал огонек, пока он не стал полноценным костром.
        - Эх, ветра нет! - Вздохнул Куртифляс.
        Ветра и в самом деле не было. Воздух был почти неподвижен, и становилось жарко.
        - Ветра? - Пафнутий оглянулся, будто что-то забыл или, наоборот, что-то вспомнил. - А что?.. Пожалуй.
        Только бы не перестараться, - подумал он, - только бы дождя нечаянно не сделать.
        
           ***
        
        Две фигуры маячили в отдалении. Одна, та, что повыше, производила руками странные манипуляции, то разводя их в стороны, то поднимая вверх. Было такое впечатление, что Пафнутий делает утреннюю зарядку, только в больно уж замедленном темпе. Стоящий рядом коллега, похоже, что-то подсказывал ему, на что Пафнутий иногда согласно кивал головой.
        Вскоре и правда дохнуло прохладой. Небо перестало быть таким прозрачным. Похоже, его затягивали тучи. Ханна с Куртифлясом сходили и принесли еще дров. И чтобы их костер не погас, и чтобы было, что бросать туда, к этим Деревьям.
        Ветер усиливался. Костер уже не горел ровно, как только что, языки пламени бросались в разные стороны, норовя укусить неосторожного. Пафнутий и Ленни подошли и стали рядом.
        - Я думаю, достаточно. - Сказал Пафнутий.
        И снова начали швырять горящие палки.
        Расчет оказался верен. Ветер и правда помог, и скоро костер под тем местом, где завис Геркуланий, стал больше исходного. Очень скоро загорелось и само Дерево. Оно горело молча. Если бы у него было что-то, чем оно могло бы издавать звуки, оно бы кричало. А так оно корчилось молча. Огонь пошел вверх. Кокон, в который был завернут Геркуланий со своей лошадью, вспыхнул. Вспыхнул, и стал медленно опускаться.
        
           ***
        
        Зрелище было фантастическое. Из огромного, раздуваемого ветром костра выезжал огненный всадник. И Геркуланий, и его верное животное были облеплены присосавшимися ветками разной толщины, и все они горели. Горели прямо на нем. Невероятным усилием воли Принципия удержалась от того, чтобы не броситься ему на помощь. Да, может быть, и бросилась бы, но рука брата помогла ей. Заставила вспомнить, что Геркуланию сейчас не нужна помощь. Все, что они могли, они уже сделали, а то, что на нем горит - оно догорит. Догорит и потухнет. И облетит с него, не оставив на нем следа.
        - Надо было тебе остановиться, когда я сказал, - сердито выговаривал Пафнутию старый маг, - ну, смотри, что ты наделал. Сейчас еще дождь начнется, да с таким ветром... Так и до простуды недалеко.
        Геркуланий стряхивал с себя горящие остатки Дерева. Он соскочил с лошади, устав, наверное, сидеть на ней. Впрочем, свойственна ли ему усталость? Этого никто не знал. Во всяком случае, он сам на нее не жаловался. Он стряхивал с себя горящие и уже сгоревшие ветки, стряхивая при этом и превратившуюся в пепел одежду. Все больше и больше обнажалось его голое тело, черное от золы и копоти. Стряхивала с себя следы пожара и лошадь, стряхнув заодно и седло. Седло-то почти не пострадало - так, дымилось немного, а вот подпруга сгорела начисто. И как теперь Геркуланий будет существовать дальше - без одежды и без седла, было непонятно.
        А погода, кажется, стараниями Пафнутия, разгулялась не на шутку.
        - Ты можешь остановить это? - Спросил его Куртифляс.
        Пафнутий отрицательно покачал головой. Тут же как?.. Тут как с тюбиком. Выдавить-то легко, а вот загнать обратно - попробуйте на досуге.
        
           ***
        
        Ветер помог огню разгореться. Ветер же вызвал ливень, этот огонь потушивший. Вереница людей, впереди которой бежал маленький йами, а замыкала которую лошадь, послушно трусившая за своим хозяином, бежала сквозь стену дождя. Бежала туда, где, как казалось бегущему впереди Бэру, могла безопасно укрыться от хлещущих холодных струй.
        Да, Бэр и правда неплохо знал окрестности, часто бывая на поверхности по своим служебным делам. Вместительная ниша в скалах смогла дать укрытие всем, кто в нем нуждался. Геркуланий с лошадью остались снаружи. Им было все равно.
        - Ничего, - сказал по этому поводу Куртифляс, - заодно и помоются.

 
 

 
8

 

        Когда тучи, наконец, стали расходится, выглянувшее солнце оказалось так далеко ушедшим к западу, что стало ясно, до вечера уже недалеко. Кончился ливень, не предусмотренный естественным природным расписанием, выжав из воздуха влагу на много дней вперед. Стих ветер, вызванный грубым магическим воздействием, и стало тихо.
        Перед выходом из грота разлилась огромная лужа, прямо посреди которой стояли Геркуланий с лошадью. Ливень, и правда, смыл с них следы огня, и теперь Геркуланий стоял мокрый, но чистый. И совершенно голый. Только седло да меч, которые он так и держал в руках, мешали в полной мере насладиться созерцанием красоты и совершенства его тела. Ханна невольно залюбовалась им, впрочем, совершенно невинно, как любовалась бы талантливо изваянной скульптурой какого-нибудь древнего мастера. Таких скульптур, найденных при раскопках древних городов, полно в музеях.
        Принципия тоже бросала взгляды в сторону своего жениха, но тут же смущенно отводила глаза в сторону. Ей было неловко. Воспринять Геркулания как произведение искусства ей что-то мешало, возможно, то, что он был сделан все-таки не из камня. Как, впрочем, и она сама.
        Осторожно обходя лужу по краю, путешественники выбрались наружу. Это странно, но почему-то за все время, что они провели в убежище, пережидая непогоду, им не пришла в голову мысль о том, что неплохо было бы обсудить свои дальнейшие шаги. А ведь, казалось бы, время было. Может быть, помешали завывания ветра, или шум струй дождя, но только сейчас, оказавшись под открытым и все более проясняющимся небом, им стало ясно, что они совершенно не представляют себе, куда же двигаться дальше.
        Ночевать на мокрой земле как-то не хотелось, и Ханна спросила у Ленни:
        - А до вашего дома отсюда далеко?
        - До ночи, пожалуй, не успеем. - Разочаровал ее старый маг.
        И добавил:
        - А у меня там все равно еды никакой не осталось, а принести должны только дня через два, не раньше.
        И тут, неожиданно, инициативу проявил Ратомир.
        - Давайте, - сказал он, - никуда не пойдем. Везде сейчас сыро. А там, где мы сейчас были, хорошо. Сухо. Натаскать туда веток, развести огонь, и прекрасно переночуем, а завтра с утра уже и пойдем. А я сейчас отпущу Геркулания на охоту. Он и сам поест, и нам принесет. А?..
        По некотором размышлении предложение было принято единогласно, при одном воздержавшемся. Воздержался Геркуланий, охотно, впрочем, отправившийся на поиски пищи. Остальные пошли к ближайшему ельнику, который и ободрали, готовя себе ложе на ночь. Хуже было с водой. Тот родник, который нашли вчера, был далеко, а чего-нибудь похожего поблизости не обнаружилось. Дедушка Ленни на сей раз отказался быть лозоходцем, мотивируя это тем, что слишком много влаги вокруг после дождя. В конце-концов нашли выемку в камне, заполненную дождевой водой. Выемка была большая, вода была чистая и ее было много. Решили пока что обойтись этим. Опять взгрустнули по поводу отсутствия какого-нибудь котелка, чтобы эту воду вскипятить, но, где ж его взять?
        Наконец с устройством быта было покончено. Костер, который вначале было устроили в глубине грота, перенесли к выходу. Там дым от него выходил наружу. Правда, при этом, уходило и тепло, но ведь совершенство вообще недостижимо. Поэтому просто расселись кто как смог поближе к огню, и стали планировать дальнейшую жизнь.
        - Лично я, - сказал Куртифляс, - считаю, что нужно вернуться обратно, в тот поселок, где остались наши вещи и лошади. Там и деньги наши. А там уже будем думать, как попасть в эту самую Караван-Талду.
        Пафнутий, памятуя о том, что там же остался и мешок с его инвентарем, поддержал предложение. У Ратомира и Принципии просто своих соображений по этому поводу не было, так что они готовы были присоединиться к любому выбранному варианту. Да хоть бы и к этому.
        Молчали пока Ханна и йами. Молчали, но время от времени бросали друг на друга взгляды, незаметные окружающим. Бэру спускаться вниз, к людям, было совсем не с руки, Ханна же считала, и, наверное, оправданно, что ее старания по спасению этого йами должны же быть чем-то вознаграждены. Что же, так и отпустить его восвояси, не услышав даже простого спасиба?
        - А скажите, уважаемый Бэр, - нарушила она, наконец, молчание, - вы-то, что собираетесь теперь делать? Вам-то есть куда идти?
        - Некуда мне идти. - Буркнул, насупившись, Бэр.
        Умеют же некоторые наступить на самое больное место!..
        - Всех моих друзей, которых не убили сразу, сейчас держат в одном месте. Под охраной. Будет суд.
        - Суд? - Удивилась Ханна. - А разве?..
        - Ну да!.. - Злобно ощерился Бэр. - Не было у нас такого. Хватало решения башкана. Так теперь же нет башкана. Теперь демократия! Теперь они будут стараться сделать все, как у людей. Они это очень любят повторять - мы не хуже людей! Будто когда-то мы были хуже! И будто кто-то когда-то в этом сомневался.
        - А где их держат? - Не отставала Ханна. - Где-нибудь глубоко под землей?
        - Ну, вот еще! Это у вас, у людей, считается, что под землей плохо. У нас и казнят тут, на поверхности - да вы сами видели, и преступников держат.
        - А это уже интересно! А где?
        - Да есть одно место. Там провал большой. Стенки высокие, почти отвесные. В общем - не выбраться. А наверху - охрана. Большинству йами трудно долго на поверхности находиться. Некоторым так вообще, невыносимо. Есть такие, что и с ума сходят.
        - А как же охрана?
        - Ну, служба, конечно, не сахар. Но они сменяются, через каждые четыре часа.
        - А много там сейчас сидит?
        - Не знаю, наверное, с полсотни наберется.
        - И это все ваши друзья?
        - Нет, там и других держат. Но немного. До всего этого там трое сидело. Кто за что. Один - за убийство, другие... другие - не знаю.
        - А сколько охранников?
        - Не больше десятка. Нет, на самом деле-то их там много, они же меняются. Десять - это те, что стоят вокруг. А остальные - там вход в пещеру, они там сидят.
        Пока шел этот диалог, остальные сидели, не встревая, и с интересом прислушивались. Им не совсем понятно было, с какой целью эта девица, которая, впрочем, пока что все делала на редкость правильно, с какой целью она мучит бедного йами всеми этими вопросами. Не понимали, но слушали с любопытством. Благо, делать все равно больше было нечего.
        Ханна помолчала, видимо что-то прикидывая, а потом продолжила:
        - Так вы знаете это место? Туда можно подобраться незаметно?
        - Совсем незаметно? Нет, не получится. Там большое открытое пространство вокруг. А что?
        - Предположим, ваших друзей удастся освободить. Что вы будете делать?
        - Хм, - йами усмехнулся и потер лоб, - как-то я об этом не думал. Что толку думать о том, чего не будет? Просто так? Помечтать?
        - А давайте помечтаем. И что же, все-таки?..
        - Нас захватили врасплох. Сейчас мы были бы осторожнее. Мы бы могли сами захватить главарей.
        - А оружие?
        - Есть несколько тайных складов. О них те не знают. А те, кто знает, сидят. Если бы им удалось освободиться, у нас было бы все!
        Куртифляс давно уже понял, что все эти вопросы неспроста. Она хочет чего-то от этого йами. Чего? Что он может? Йами знают дорогу. Так говорил этот Ашан. Может, и правда знают? А она-то откуда это знает? Она же, вроде, как и все, включая и его, Куртифляса, впервые встретилась с живым представителем этого племени. Ах, да, Ратомир еще их повидал. Но он-то молчит. А эта?..
        А эта, между тем продолжала совершенно спокойным и деловым тоном, словно на переговорах о торговых поставках:
        - Значит, если они освободятся, в ваших руках будет сила. Это хорошо. Для вас хорошо. Да и для людей хорошо. Поверьте, уважаемый Бэр, люди заинтересованы в том, чтобы все было так, как было. Ведь все же было хорошо?
        - Хорошо, - вздохнул Бэр.
        - Ну, вот, а лучшее - враг хорошего. Допустим, мы сделаем так, что ваши друзья окажутся на свободе. Чем вы согласны за это заплатить?
        Бэр удивленно взглянул на нее. О чем это она? Впрочем... Впрочем, освободили же его. А он даже, кажется, и не поблагодарил ее. Ладно, это потом.
        - А чего бы вы хотели от нас? Мы все же не люди. Даже еду нашу вы не едите. Что мы можем?..
        - Вы можете показать нам ваш тайный ход на ту сторону хребта.
        - Ах, вот оно что... - протянул Бэр. Как же он забыл? Об этом же с самого начала и шла речь. И даже, вроде, договорились. Потом, правда, столько всего случилось, что немудрено и забыть. И смерть башкана, и освобождение этого вот, в очках - как он, интересно, спасся? Но об этом лучше не спрашивать, спасся и спасся, повезло, значит. Ну, а главное, революция эта, будь она неладна! Предательство, нападение, приговор, казнь, спасение... Да тут как самого-то звать забудешь!
        - Дорога, значит. Понятно. А что по ней уже тыщу лет никто не ходил, это ничего? Рискнете?
        - Рискнем, - кивнула Ханна. - Так что?
        - Ну, что ж... это можно. Там, правда, могут возникнуть некоторые сложности.
        - Да? Какие?
        - Об этом после. На месте поговорим. Может, еще и не захотите по ней идти. А так - покажем.
        - Договорились. И кое-что еще, так, по мелочам.
        - Что за мелочи?
        - Да так... ну, вот, одеть надо нашего... этого, ну, которого с Дерева спасли. Он же голый. Ему-то все равно, а люди будут удивляться.
        - У нас размеры-то... того, немного не подходящие. - Хохотнул Бэр.
        Он встал и продемонстрировал на самом себе, насколько неподходящие эти размеры.
        - Надо что-то придумать, - не уступала Ханна, - подобрать, перешить, ну, не знаю... Но надо! И еще. У нас совсем нет с собой денег. Так что - или мы спасаем ваших друзей, или возвращаемся вниз. Там деньги у нас есть. Решайте.
        - Так и у нас нет ваших денег. Не держим. Если хотите, дадим вам несколько камешков. Они у вас очень ценятся. Поменяете на деньги. Как?
        Ханна задумалась. Посмотрела на остальных. Как? Действительно, откуда у этих деньги? Они же тут все больше бартером... А камни... С другой стороны, а какая валюта в ходу на той стороне, в этой самой Караван-Талде? Может быть, камни-то как раз и предпочтительней будут?
        
           ***
        
        Геркуланий появился, когда уже стемнело. И это было хорошо. Не так видна была его измазанная засохшей уже кровью довольная физиономия. Он притащил с собой тушу косули. У бедного животного были вспороты горло и брюхо, отсутствовали потроха и обе задние ноги. Но того, что осталось, должно было хватить.
         Начали готовить припозднившийся ужин. Куртифляс и Ханна, вооружившись саблей и ножом, стали разделывать тушу, кромсая ее на небольшие кусочки. Местные старожилы - Бэр и Ленни, пошли искать листья, в которые эти кусочки потом будут завернуты, помещены в угли и запечены. Ленни обещал самые лучшие впечатления от этого блюда.
        Ну, а после еды - спать! О том, как именно будут выручать Бэровских соратников по борьбе, договорились решить завтра. Почему-то ни у кого не возникло сомнений в том, что подобное вообще возможно. Почему-то пока что у них все получалось. А к хорошему быстро привыкаешь.

 
 

 
9

 

        Они шли долго. Бэр старался вести их кратчайшим путем, поэтому все время приходилось то карабкаться в гору, то, рискуя сломать шею, спускаться вниз. Один раз вышли на хорошо протоптанную тропу, на которой можно было встретить местных жителей. Встреча такая была весьма нежелательна, и они шли по ней чуть ли не бегом. Тропа эта привела к висячему мосту через ущелье. Идти по этому хлипкому, раскачивающемуся сооружению было мучительно и страшно. Но прошли и по нему, и даже лошадь как-то прошла, ухитрившись не провалиться своими копытами в какую-нибудь из многочисленных щелей в дощатом настиле. Прошли и тут же свернули прочь, снова на трудное, но безопасное бездорожье.
        Солнце давно уже перевалило за полдень, когда, наконец, они достигли того места, откуда открывался прекрасный вид на арену предстоящего сражения. С поросшего лесом склона видна была долина, а в долине тот самый провал, о котором говорил йами. Как образовался этот провал, он не знал, вряд ли эту громадную яму кто-то выкопал, просто земля осела, провалилась - почему? Ну, раз даже йами этого не знают...
        Словно след остался от чьей-то громадной ступни.
        Дна провала с того места, где они были, видно не было. А по краям его, и правда, стояли фигурки сторожей. Тех, что стояли по дальнему краю обрыва, было почти не разглядеть. Тех же, что охраняли ближний край, было четверо.
        - А где прячутся остальные? - Спросила Ханна.
        Бэр указал на маячивший в отдалении утес с нагромождением каменных глыб у подножия, заросшего кустарником.
        - Там вход в пещеру.
        - Пещера эта - как?.. соединяется с другими?
        - Нет. У нее только один выход.
        Ханна присела и, обхватив голову руками, задумалась. Остальные молчали, поглядывая в ее сторону. Почему-то так получилось, что руководство этой операцией негласно, но без возражений, перешло в ее руки. Да и вообще, она все больше и больше занимала позиции лидера. И ни у кого, даже у Куртифляса, это не вызывало протеста. А ведь изначально лидером был именно он. И он не спорил, но все чаще и чаще с немым вопросом поглядывал в сторону этой юной и красивой женщины. Что-то в ней было не так. Но он понимал, что, во-первых, она все делает правильно, а значит, спорить с ней - это только подрывать свой авторитет. А во-вторых, от любых заданных ей в лоб вопросов она уйдет, ускользнет, опять же оставив его в дураках.
        - А скажите, Бэр, - нарушила, наконец, молчание Ханна, - как вам предпочтительней, оставить охрану в живых, или...
        Она замолчала, пристально глядя на йами.
        - Если их оставить, они донесут. Слишком рано... Не надо, чтобы о побеге узнали раньше, чем мы вооружимся.
        - Значит?.. - Ханне нужна была определенность. Приговор своим соплеменникам должен был произнести этот йами. Сам и без всяких иносказаний.
        - Лучше, если они умрут.
        - Хорошо, - согласилась Ханна, - тогда так и сделаем.
        Она обернулась к остальным.
        - Нас мало, - сказала она, - поэтому надо использовать те возможности, что есть по максимуму. Я предлагаю вот что. Ленни, у вас превосходно получается делать страшных чудищ, я помню как вы нас тогда... Хорошо бы повторить это. Тех стражников, что по ту сторону, надо заставить прибежать сюда. Эти ваши ужасные псы, как мне кажется, превосходно бы с этим справились. Нужно только добавить жути, чтобы у тех даже мысли не возникло махать мечами. Только бежать! Вы понимаете? - она строго, как учительница на провинившегося гимназиста, взглянула на старого мага.
        Тот задумчиво кивнул, видимо, прикидывая свои возможности.
        - Да, - добавила Ханна, - естественно, надо, чтобы эти ваши ужастики подобрались к ним незаметно с той стороны. А то они еще убегут туда, - она махнула рукой, показывая, куда не надо дать убежать стражам, - ищи их потом. Сюда, только сюда. А здесь - здесь придется дать порезвиться Геркуланию... я правильно произношу его имя? Ага, вот он тут их всех и прикончит. Как, Ратомир? Пустишь его на охоту?
        - Вообще-то, я с самого начала запретил ему нападать на людей. - Нахмурился Ратомир.
        Ханна хмыкнула, и совсем было уже собралась возразить юному принцу, что это, мол, не люди, но посмотрела на Бэра и воздержалась. Сказала только все тем же серьезным тоном:
        - На сей раз придется сделать исключение. На войне, как на войне. Привыкайте.
        - Теперь вы, Пафнутий. - Пафнутий встал, демонстрируя готовность. - У вас лихо получилось с поджогом караван-сарая. Вам надо будет незаметно подобраться ко входу в пещеру - Бэр вас проводит, и проделать то же самое. Куртифляс со своей саблей вас подстрахует на тот случай, если кто-то сумеет выбежать оттуда. Согласны, Куртифляс?
        В ответ тот только воинственно крутнул саблю в воздухе. Вот так он им всем!
        - Тогда приступим. Ратомир, вам с Геркуланием вступать в бой только когда солдаты с той стороны добегут сюда. Чтобы все в одной куче. Вы, Ленни, давайте, начинайте. Пока ваши создания доберутся до места... Ну, а Бэр, Пафнутий и Куртифляс - вам тоже надо подойти незаметно, как-нибудь по кривой, кустиками. И смотрите, как те прибегут на эту сторону... Хотя нет! - перебила она сама себя. - Так не пойдет. Они же будут орать. В пещере могут услышать. Так что, Пафнутий, ничего не дожидайтесь. Как будете рядом со входом, так кидайте им туда свой огненный мячик. Договорились?
        Бэр ушел, уведя с собой Пафнутия с Куртифлясом. Им предстояло пройти-пробежать-проползти немалое расстояние. Ратомир, позвав с собой Геркулания, стал спускаться со склона, чтобы выйти на стартовую позицию. За ними зачем-то пошла и Принципия. Ей-то туда зачем? Впрочем, как хочет!..
        Отошел и дедушка Ленни. Маги не любят, когда кто-нибудь подсматривает за их действиями. Сотворение волшебных фантомов - интимный процесс, требующий уединения и сосредоточенности.
        Ханна осталась одна. В том, что все получится, она не сомневалась. Ну, разве что какая-нибудь случайность... Сейчас ее одолевали совсем другие мысли.
        Зачем это все? Ну что она лезет? Сидела бы, молчала... Как та же Принципия. Ведь это же, наверняка, по ее инициативе все началось. Весь этот дурацкий поход. А сейчас - тихо, как мышка. Ведут - идет, не ведут - сидит. Вот и ей бы так же. Она же тут вообще - случайно. Ее дело - сторона. И вообще... Они тут все - славные люди. А найдут этого своего учителя, будут уничтожены. Все. Кроме, может быть, того самого учителя, которого они так стараются найти. Учителя, надо полагать, попытаются взять живым. И никуда ему не деться. В группу захвата по такому случаю обязательно включат боевых магов. А это не чета нашему малохольному Пафнутию. Эти ребята умеют... И нужно ли так уж из кожи лезть, помогая им в их пути к собственной гибели? Ну кто ее за язык тянул? Сделали бы так, как предлагал тот же Куртифляс, а потом бы искали пути в эту, как ее... Караван-Талду. Еще, может, наоборот, как-нибудь сбить их с пути. Да что б им заблудиться!... А она вылезла - дорога, понимаете ли, древняя! Да никто бы и не вспомнил. Уж этот, Бэр, он-то точно молчал бы в тряпочку. А что до ихних заморочек - ее-то какое дело? Пусть там служба решает, нужна эта самая революция, или нет. А может, и нужна? Откуда ей знать?
        Ханна вздохнула и поднялась. Как там?..
        
           ***
        
        Вот с чем повезло, так это с лестницей. Об этой мелочи как-то никто не подумал. И чуть было все не накрылось. Из-за такой ерунды!..
        Когда все закончилось, и гордый Куртифляс вытирал пучком травы окровавленный клинок, и счастливый Геркуланий, утробно ворча, сидел над одним из обезглавленных им трупов - видно кровь йами по вкусу не намного хуже человеческой, когда уже и Принципия убежала в далекие кусты избавляться от обилия негативных впечатлений, остальные собрались у кромки обрыва и глянули вниз.
        Обрыв был почти отвесным, и глубина была весьма приличной, уж всяко побольше, чем в их приснопамятной яме. А народ, что там сидел, и, действительно, в большом количестве, ростом поменьше.
        Это сколько же их надо поставить одного на другого, - чуть не со смехом подумала Ханна, - чтобы добраться до верха?
        Бэр подошел к краю и стал кричать что-то своим. Должно быть, спешил порадовать тем, что пришел дать им волю. Естественно, те, что внизу тоже стали что-то орать в ответ. Ну, надо полагать, нечто радостное. Несколько минут так все и продолжалось. Каждый был чем-то занят, все при деле, и подумать о том, как выбираться несчастным из их темницы, если, конечно можно так назвать залитый ярким солнечным светом провал, было просто некому.
        Но, видимо, недаром Бэр был вожаком у этих. Он первым прекратил издавать кличи и принялся вертеть головой. Не обнаружив, вот так, прямо сразу, ничего интересного, он снова начал общаться с собратьями и соратниками, но в уже более деловом ключе. Что-то спросил, ему ответили. Что именно ему ответили, выяснилось, когда он продублировал этот ответ в собственном переводе.
        - Тут была веревочная лестница, - сказал Бэр, - они по ней спускались.
        И тут же Ханне пришла в голову мысль, что эту самую лестницу наверняка держали в пещере, как это сделали бы все порядочные люди, как это сделала бы она сама. Она подумала так, и расстроилась, представив себе, какая морока им теперь предстоит, ведь лестница наверняка сгорела вместе со всем содержимым пещеры.
        Выручил всех на сей раз Пафнутий. Он задумчиво брел по краю провала, поглядывая вниз, и, вдруг, вскрикнув, и неуклюже взмахнув руками, ухитрился-таки упасть не вниз, где и сломал бы себе шею, а рядом. То, обо что он споткнулся, оказалось свернутой в рулон той самой лестницей. Выяснилось, что один конец ее был прихвачен крючьями, забитыми в твердую землю. Потому-то ее и не убирали.
        Тут же ее сбросили вниз, и теперь оставалось только ждать, пока узники по одному выберутся из своего узилища. Они и выбирались, испуганно оглядываясь на голого, испачканного кровью Геркулания, и, узрев неподалеку призывно машущего руками Бэра, радостно устремлялись к нему.
        Наконец, вся эта контрреволюционная армия, включая и трех уголовников, была в сборе. Геркуланий привел свою заждавшуюся хозяина лошадь, йами построились в колонну с Бэром во главе, те, кто их вызволил, скромно пристроились в хвосте, поставив Геркулания замыкающим, и вся кавалькада двинулась вперед.
        Очень скоро светлый и радостный мир поверхности сменился мраком подземных катакомб. Йами, наконец, оказались в родной стихии. Чтобы не потеряться пришлось взяться за руки.
        - Возьмемся ж за руки, друзья, - воскликнул при этом повеселевший Куртифляс, входя во мрак, - чтоб не пропасть по одиночке!
        - Это у него профессиональное. - Шепнула Принципия, крепко схватив руку Ханны. - Не обращайте внимания.

 
 

 
10

 

        Все-таки, брести одному во мраке наугад, и идти, пусть и в такой же кромешной тьме, но с теми, кто знает дорогу, это две большие разницы. И если бы кого-то заинтересовало его мнение, то Ратомир так бы прямо и сказал: ничего общего! Иди себе и иди, только поднимай ноги повыше, да ставь их осторожно, чтобы не споткнуться, и обязательно придешь.
        И правда, хоть шли и долго, и дорога была отнюдь не простой - видимо, йами предпочли какой-то окольный путь, но все же пришли. Причем, пришли именно туда, куда и хотели. На какой-то известный им оружейный склад. С охраной проблем не возникло. Охрана, как понял Ратомир, хотя им никто ничего и не объяснял, предпочла перейти на сторону пришедших, чем сохранила себе жизнь. Ну, а как там повернется дальше, этого ведь все равно никто не знает. И никогда не поздно и снова перейти на другую сторону, а то и на третью. В этом и прелесть любой гражданской войны, что на чьей бы стороне ты не сражался, ты всегда будешь защищать идеалы - не те, так другие, но всегда священные и единственно верные.
        Чтобы пришедшим людям было что-то видно, йами зажгли свои чадные факелы. На территорию самого склада всю толпу не запустили. Собравшиеся сгрудились перед массивной железной дверью, и ждали. Их запускали по пять штук за раз. Заходили, одевались, вооружались, и выходили, чтобы дать проделать то же следующей пятерке. Людей туда, внутрь, в святая-святых, вообще не пустили, и правильно! И нечего! Но зато вынесли пять мечей и пять шлемов. У Геркулания меч был свой, а шлем и вовсе не нужен. Ему бы просто одеть чего-нибудь, о чем Ханна не преминула напомнить Бэру, опять заставив того глубоко задуматься.
        - Ну что ж вы такие тупые-то! - Сердито воскликнул Куртифляс, слышавший их разговор. - Не делайте из мухи слона! Ну, неужели трудно послать несколько этих ваших бойцов, чтобы они нашли кого-нибудь, с кого можно снять подходящую одежду. Тут же живут люди. Они же ходят, ездят, и если им можно грабить, почему не ограбить их?
        - Йами не нападают на людей. - Возразил Бэр. - Мы не нападаем на вас, вы не нападаете на нас.
        - Так убейте свидетелей, никто и не догадается.
        - Это не по закону, - нахмурился Бэр, - так нельзя. Но, если ничего другого не придумаем...
        Внезапно закончившие вооружаться радостно загомонили.
        - Зовут обедать, - сообщил Бэр, - пошли.
        - Опять мокрицы? - Раздался испуганный голос Принципии.
        - Нет, - ответил Бэр, - то был деликатес. Сейчас будет простая солдатская еда.
        
           ***
        
        Девизом барона Рупшильта было - лучшее враг хорошего, что один в один совпадало с девизом Службы Сохранения Равновесия. И нет в этом ничего удивительного, если учесть, что девиз этот был подарен Службе им самим.
        Нет, Служба была всегда и барон тут ни при чем. Корни ее уходят в седую древность, в ту мифическую пору, когда человечество, согласно древним легендам, чуть не покончив с собой, начинало жить заново. И, якобы, именно тогда люди и дали себе слово не гнаться больше за всем новым и лучшим, согласившись довольствоваться тем, что имеют. Хватит, мол, побаловались, и будет!
        Но, как ребенок не любит, когда у него отбирают новую игрушку, так и люди вполне взрослые и сильные не любят, когда им не дают делать то, что, как им кажется, улучшит их жизнь и облегчит их труд. Поэтому, чтобы гнев прогрессивно настроенного человечества не обрушился на головы тех, кто спасает это самое человечество от самого себя, деятельность эта всегда была тайной.
        Тайной, но не от всех. И барон, выйдя на определенный уровень, вполне сопоставимый с уровнем средней руки монарха, был, как и все монархи, в эту тайну посвящен. И идея пришлась ему по душе.
        К тому времени организация барона была вполне отстроена, отлажена и действовала так же четко, как хорошо сконструированный механизм. Без сбоев. Нужен был только постоянный пригляд, смазка, да периодическая замена износившихся деталей. На точно такие же. Это вполне устраивало барона. И когда где-то что-то случалось, такое, что требовало переналадки всего механизма, он всегда предпочитал это что-то просто ликвидировать. Так было проще и значительно эффективней, чем подстраиваться. Не надо, считал барон, прогибаться под изменчивый мир. Надо, считал он, чтобы он просто не был столь изменчив.
        И знакомство барона со Службой Сохранения Равновесия положило начало их долгому и счастливому сотрудничеству. В отличие от других сильных мира сего, согласных, так и быть, закрывать глаза на существование этой, неподвластной им организации, барон взял службу под свое покровительство. Плоды были налицо: эффективность слаженных действий возросла многократно. А если учесть еще одного естественного союзника и единомышленника - церковь во всех ее видах и проявлениях, то вполне можно было сказать, что место пребывания барона и было подлинной столицей мира.
        Барон Рупшильт отнюдь не был домоседом. Часто его личное присутствие было необходимо то там, то здесь. И он был там, где нужен. Но, где бы он ни был, возвращался он всегда в одно место. На свой остров.
        Остров этот находился вдали от торговых путей. На тех картах, что были в распоряжении капитанов судов, как, впрочем, и на любых общедоступных картах, его не было. Поэтому, наверное, он так и оставался безымянным. Те, кто о нем знал, называли его между собой просто Остров, а в разговорах с теми, кто о нем не знал, его не называли никак, потому что просто о нем и не говорили.
        С некоторых пор на этом Острове располагалась и штаб-квартира Службы Сохранения Равновесия, организации изначально экстерриториальной, а сейчас находящейся в теснейшем симбиозе с организацией барона. Так им было удобно. Там же были и представительства всех легальных конфессий, ухитрявшихся в этих условиях сосуществовать вполне мирно - а чего ссориться? Задача-то одна, все та же: мир на земле и в человецех благоволение. А, стало быть, все, что этому способствует - во благо.
        Раз в неделю, обычно по средам, в доме барона, в той ее части, что была отведена под общественную жизнь, собирался Совет. Кроме самого барона и его ближайших помощников там обычно присутствовали и Генеральный Директор ССР, предпочитавший, чтобы его называли просто и без затей - Генерал, а также полномочные представители всех основных религиозных конфессий. Конфессий этих благодаря тысячелетнему внутривидовому отбору осталось не так уж и много, всего-то пять, и с ними легко можно было договориться почти по любому вопросу.
        Заседания эти в своем кругу называли планерками. Это не от слова - планер, это от слова "планировать". Потому что там обычно говорилось о том, что сделано из того, что было запланировано ранее, и намечались планы на ближайшее время. Собирались за большим круглым столом - типа "все равны". Перед каждым стояли его любимые напитки, безалкогольные, разумеется, и какие-нибудь фрукты. Все участники были друг другу известны, давно знакомы, и вкусы каждого тоже давно не были ни для кого секретами, и никого давно не шокировали, даже если кто-то любит, к примеру, свежую кровь - да на здоровье!
        Иногда на планерки наведывался и отец барона. Но не часто. Он предпочитал более узкий круг. Текучка его интересовала мало.
        - Господа, - выдержав приличествующую паузу, сказал, вставая, барон, - если ни у кого не возникло вопросов к докладчику, то давайте мы тогда уже и отпустим нашего уважаемого господина Резинского.
        Уважаемый господин - тощий и длинный тип со скучным выражением лица, только что зачитал финансовый отчет за последний месяц. Показатели соответствовали прогнозу, дивиденды ожидались не меньше прошлогодних, статистика показывала уверенную стабильность всех основных параметров. Поводом для радости это не было - привычное не радует, а вот его отсутствие огорчает.
        Резинский кивком головы попрощался со слушателями и вышел вон. То, что будут обсуждать оставшиеся, его не касалось. То есть, не касалось напрямую, но непременно найдет отражение в тех цифрах, что он будет озвучивать в следующий раз.
        
           ***
        
        Как ни торопились, но гостеприимством подземных жителей пришлось злоупотребить. Йами, надо отдать им должное, постарались окружить своих гостей всем возможным в данных обстоятельствах комфортом. Пища, если не задумываться о том, из чего она была приготовлена, оказалась съедобна, матрацы были набиты чем-то мягким, как и подушки, а одеяла вполне защищали от вечного холода подземных недр.
        Пока гости отдыхали - Геркуланий не в счет, хозяева решали свои наболевшие вопросы, заодно раздобыв Геркуланию одежду, а также новое седло и сбрую для его лошади. Геркуланий, кстати, тоже поел под присмотром Ратомира, при этом выяснилось, что ложкой он может орудовать не хуже любого прочего. Навык к этому как-то не потерялся. Что лишний раз доказывает то, что некоторые жизненно необходимые привычки не покидают нас даже после смерти.
        Наконец, дождались. Пришел Бэр и объявил:
        - Если вы еще хотите идти старой дорогой, то пошли.
        
           ***
        
        Идти пришлось по поверхности. Снаружи была ночь, и можно было надеяться, что их передвижение останется никем не замеченным. На что, собственно говоря, сопровождающие их йами и рассчитывали.
        Ханна спросила дедушку Ленни, так пока и шедшего с ними:
        - Вы хотите пойти с нами? По той дороге? На ту сторону?
        - Нет, - со вздохом отозвался старик, - увы!.. Когда-то я очень хотел попасть туда. А сейчас... Нет, вот провожу вас, помашу вам вслед, да и пойду к себе.
        - Так вам же далеко.
        - А-а!.. Ерунда! Дойду. Что мне пара дней пути. Погода вон какая стоит хорошая. Самое то для прогулки.
        
           ***
        
        Они шли всю ночь. Последние часа два их путь пролегал по дну ущелья. Рядом с шумом текла какая-то бурная горная речка. Потом пришлось какое-то время карабкаться по склону вверх. Когда, наконец, остановились, начало светать. В сером сумраке, пришедшем на смену мраку ночи, хорошо была видна огромная скала, преградившая им путь. Черная, местами покрытая мхом и лишайником глыба надежно сидела, откинувшись, как на спинку кресла на поросший кустами склон. Сидела и созерцала вечно текущую и неизменную в своем непостоянстве воду. Презрительное превосходство вечного над сиюминутным и преходящим.
        - Сейчас нам откроют проход, - сказал подошедший Бэр.
        Один из йами полез куда-то вверх и скрылся в кустарнике.
        - Все не так просто, - продолжил Бэр. - Однако, скоро сами увидите. Хорошо, что удалось найти жреца, знакомого с таинствами. Это знание передается по наследству. Больше никто не знает. Да оно и не нужно. Йами никогда не пользовались этой дорогой. Говорят, они помогали ее строить, отсюда и знание... Но пользоваться - нет. Но ведь все не вечно, и, может быть, когда-нибудь мир настолько изменится, что и нам пригодится этот путь. Кто знает? Поэтому и передают...
        Раздался странный звук, шедший явно из-под земли. И подошвы ощутили вибрацию. Ратомир вспомнил пережитое землетрясение. Как тогда задрожали стены и поехало в сторону ведро... Сейчас ведра не было, сейчас дрогнула и поехала скала.

 
 

 
11

 

        После ухода Резинского все присутствующие позволили себе несколько расслабиться и принять более непринужденные позы. Традиционно-официальная часть заседания была завершена, и можно было несколько расслабиться. Если бы в моде были галстуки, их непременно бы чуть-чуть приспустили. Но не более, чем чуть-чуть, поскольку, хотя и оставались только свои, но темы обсуждения всегда были серьезными, и слишком уж расслабляться не следовало.
        - Господа, - голос председателя легко перекрыл легкий шум из шепотков, перемещения стульев и движения локтей по поверхности стола, - у меня просил слова наш уважаемый Стаффель. Я думаю, мы не будем возражать? Нет?.. Ну, тогда, мы слушаем вас, дорогой Фалль.
        С места поднялся весьма представительный мужчина. Фалль бен-Стаффель был представителем старейшего течения религиозной мысли на земле. Именно его религия, именуемая элоизмом, впервые на земле, во всяком случае, в известные времена, пришла к единобожию. Потом уже эту идею подхватили и творчески развили и другие конфессии, считавшиеся среди элоистов еретиками и ревизионистами. Но, как уже было сказано, здесь, на Острове, подобным разногласиям места не было. Тут все были равны. Равны перед бароном.
        - Есть информация, - начал Стаффель, поглаживая густую черную бороду, совершенно скрывавшую грудь и ниспадавшую на выдающийся живот, - что в провинции Биа-Гудея появился очередной сын божий. Как вы помните, такое уже бывало, и не раз. Каждое появление такого самозванца сопровождается как беспорядками, так обязательной волной очень трудно подавляемых ересей. Поэтому я...
        - А что, чудеса он творит? - перебил его куратор науки де Колонь. Голос его был полон сарказма.
        - А как же, - ответил Стаффель, - это уж, как водится. Иначе о чем бы и говорить?
        - Наверняка, - вклинился Диксон, - это один из тех магов, что разбежались из Кранаха. Я же говорил, что нельзя там события пускать на самотек. Воля народа - это, конечно, хорошо, но профессионалы все равно не помешали бы. А так - разбежались, вылавливай теперь по одному.
        - И что же за чудеса? - Продолжал любопытствовать мэтр де Колонь, борец с чудесами, волшебством и суевериями. - Мертвых воскрешает?
        - Нет, по счастью до этого пока не дошло. Мертвых не воскрешает, а больных лечит, и по воде туда-сюда шлындает у всех на виду. Говорят, уже двое утонули, из тех, что попытались идти вслед за ним. А недавно на храмовой площади скандал учинил совершенно неприличный. Там у нас киоски стоят, торгуют всякой разрешенной едой, напитками, книгами, там, сувенирами - все с разрешения церковных властей. Так этот тип начал их там вначале просто поносить всяко, а потом разошелся - и давай эти киоски громить. Естественно, тут же подключились всякого рода хулиганы, мальчишки - им же только повод дай!.. отребье всякое. Стража, конечно, вмешалась, похватала там... Но этот ушел. Он вообще, скользкий, как угорь, всегда уходит.
        - Ладно, ясно, - прервал оратора барон. - Это надо давить. У кого есть предложения?
        - Да что там? - Встал Диксон. - Делов-то... Он же шляется без охраны. Грабителей везде полно. За грош зарежут. Вот и все.
        - Э-э!.. Так не надо! - Взволновался бен-Стаффель. - Так-то мы бы и сами... Тут ума не надо. Только он же и против церковных властей проповедует. Погрязли, мол... и все такое. И, говорит, если что, мол, со мной - то они сделали. И в нашу сторону указывает. Не надо так. И, потом, с ним всегда толпа учеников и поклонников. Он один-то не ходит.
        - Да, - согласился Генерал, - Фалль прав. Тут надо не столько его самого, сколько веру в то, что он сын божий. Чтобы ясно стало, что никакой он не сын, а так - сирота. И у меня есть идея.
        - Так-так, мы вас слушаем.
        - Сам Бог, как бы кто его не называл, - поклон в сторону бен-Стаффеля,- должен покарать самозванца. И сделать это с помощью именно своего, ему одному присущего инструмента.
        Он помолчал, как бы в задумчивости. Он вообще был хорошим оратором, и умел в нужных местах вставлять паузы.
        - Представьте себе такую картину, вот он выступает перед толпой. Разогревает ее, толпа беснуется, он, апеллируя к своему небесному отцу, тянет кверху свои блудливые ручонки, и тут...
        Он опять замолчал, и обвел присутствующих грозным взглядом, словно бы сам Отец небесный, взирающий на подобное непотребство.
        - И тут в него бьет молния, испепеляя негодяя!
        - Здорово, - согласился бен-Стаффель. - Зрелищно и поучительно. Вот только откуда молния?
        - Подумаешь, молния!.. - Парировал неуместный скептицизм Генерал. - А вот, скажите, маэстро Блюм, как вы на это смотрите?
        Поднялся низенький плешивенький старичок в круглых очочках и с мордочкой, заросшей неопрятными волосами. Маэстро Блюм был настолько выдающимся магом, что ему была доверена вся магическая часть немалого инструментария Службы Сохранения Равновесия.
        Блюм ненадолго задумался, снял очки, покрутил их зачем-то в пальцах, и, наконец, выдал вердикт.
        - Я думаю, вполне. Особым образом обработанная смола дерева святого Яго в сочетании с внедренной туда частицей заговоренного зуба василиска, притягивает атмосферное электричество. Такие опыты недавно проводились в нашей лаборатории номер шесть. Так что мы можем сделать бусы навроде янтарных, и даже с как бы мушками внутри, что особенно ценится любителями. Сделать, значит, и... Ну, надо, чтобы кто-то подарил тому пророку эти бусы. И пусть они, значит, будут на нем. А наш человек в толпе в подходящий момент прочтет нужную формулу - она тоже есть, и - все!.. Даже и туч не надо.
        - Отлично! - Воскликнул барон. - Представляю себе!.. Диксон, сможете обеспечить?
        - Внедрить человека в окружение этого типа? Легко.
        - Ну, вот. - Подвел черту барон. - С этим, можно сказать, решили. Отлично! Переходим к следующему.
        
           ***
        
        Скала отъехала, обнажив огромный портал входа, ведший вглубь того склона, по которому они только что шли. Вперед прошли сопровождавшие их йами. Через некоторое время Бэр предложил двигаться за ним.
        Первым в подземное пространство вошел Куртифляс. Помещение, куда он попал было явно рукотворным. Темнота, едва разбавляемая слабым светом начинающегося дня, проникавшим сюда из-за спины, не позволяла рассмотреть детали. Но видно было, что это полукруглый в сечении тоннель, и что этот тоннель идет куда-то вдаль. Там, вдали, уже светились огни факелов, зажженных ушедшими вперед йами. Стены тоннеля были ребристыми. Такое впечатление, что оказался, подобно герою древней легенды, во чреве кита. Кит, правда, давно сдох, и потому был безопасен. Кажется...
        Последним попал в это чрево Геркуланий. Он въехал верхом, благо размеры проема позволяли это, а верховая езда ему нравилась. Тем более что и лошадь не возражала.
        Тоннель привел в огромное пустое пространство, его можно было бы назвать залом, если бы кто-нибудь когда-нибудь видел залы подобной величины. Своды этого зала поддерживались циклопическими колоннами, уходившими вверх, к невидимому из-за темноты потолку. Потолок, конечно же был, но о его существовании можно было только догадываться, как и о том, на какой высоте он находится.
        - Все, - сказал Бэр, - дальше пути нет.
        - Как нет? - Вырвалось у Принципии.
        Действительно... А зачем же тогда они шли сюда? Просто, чтобы полюбоваться на очередное чудо?
        Вместо ответа Бэр повернулся и пошел, махнув рукой. Он приглашал следовать за ним. В противоположной стене этого зала обнаружились огромные ворота. Железные ворота. Наглухо закрытые ворота.
        - И что? И все?
        - У нас, - сказал Бэр, сделав виноватое лицо, хорошо видное в свете факела, - не получилось...
        - Что? Что не получилось?
        - Не получилось захватить кого-нибудь живым, когда добывали одежду этому, вашему... Хотели, но не вышло. Пришлось убить.
        - Ну, и что?..
        - Дело в том, что для открытия этих ворот, по древнему ритуалу, нужно принести жертву.
        - Как это? Зарезать кого-то?
        - Нет, там другое.
        - А что, иначе никак?
        - Во всяком случае, наш жрец говорит, что нужно. Он знает обряд. Он, правда, знает его только со слов того, кто его обучал. Сюда не заходили уже, наверное, тысячу лет. Но обряд все время сохранялся. И для его проведения нужно чтобы кто-то пожертвовал собой.
        - Добровольно?
        Бэр пожал плечами.
        - Не знаю. Об этом ничего не говорится.
        Все понуро молчали.
        - Надо было сразу идти вниз, - сказал, наконец, Куртифляс.
        Да, вниз, как он и предлагал изначально. Нет, вот нашлась... нашлась эта... Бэр, йами, древняя дорога!.. Вот она! Только время потеряли. Или, может, пожертвовать собой? Ну уж, спасибо!.. Я уж, как-нибудь...
        - Вниз мы всегда успеем пойти, - медленно, словно через силу, словно сомневаясь в том, что сам же и произносит, сказал Пафнутий, - мы уже здесь. Мы уже потеряли много времени. Можно потерять и еще полчасика. Бэр, - обратился он к отрешенно стоящему йами, - можно попросить вашего жреца начать проводить этот ритуал? Если там магия, то мы с Ленни попробуем понять, что там. А вдруг получится? Может, мы сможем чем-то помочь? А, Ленни?..
        Дедушка Ленни кивнул. Ему тоже было обидно уйти, не посмотрев на столь древнюю диковину. Ведь, что хорошо забыто, то ново. А ум старого мага тянулся к новому. Несмотря на старость.
        
           ***
        
        Процедура была странной. Приглашенный Бэром жрец, специалист по открыванию дверей, облачился в какой-то странный балахон, то ли сохранявшийся в течение тех самых тысячи лет, то ли спешно сооруженный для сегодняшнего случая. Куртифляс, впрочем, со свойственным ему скептицизмом, предположил, что одеяние это вообще взято случайно, и предназначено для какой-то другой церемонии. А им, соответственно, просто вешают лапшу на уши.
        Потом их выстроили в ряд перед некоей деревянной тумбочкой, припертой помощником жреца откуда-то из темных и мрачных недр. Геркуланию тоже пришлось спешиться. Его лошадь стояла крайней. Видимо ее это все тоже касалось. Впрочем, почему бы и нет? Ей же тоже предстояло пройти через железные врата.
        Пока их выстраивали, помощники жреца возились возле странной тумбы, стоящей у стены неподалеку. У тумбы открылась дверь, и жрец что-то там показывал помощникам, после чего вновь подошел к кандидатам на право прохода этой дорогой. Несколько минут заняло у него выполнение странного комплекса упражнений. Он молча вздевал и опускал руки, наклонялся вперед, даже присел несколько раз. Одним словом - размялся. Бэр стоял рядом и молчал. Молчал и жрец, а, стало быть, и Бэру переводить было нечего. Один из помощников подбежал к жрецу и сказал ему что-то, на что жрец согласно кивнул головой. Помощник убежал, крикнул что-то другому помощнику, так и стоявшему возле тумбы с открытой дверцей. Тот сунулся туда и вдруг вспыхнул яркий свет, заставивший сморщиться не только жреца, но и всех остальных. Ханне это напомнило ее прохождение на рабочее место. Там тоже вспыхивал неизвестно откуда берущийся свет. Там все было, правда, несколько скромнее, камернее как-то.
        Пафнутий молча переглянулся с Ленни. Магией тут пока что и не пахло. Тогда - откуда свет? И что за странные телодвижения?
        А жрец вооружился листом бумаги и начал читать что-то на незнакомом языке. Видимо, Бэру он тоже знаком не был. На вопросительный взгляд Ханны он только пожал плечами. А чтение продолжалось, но, опять-таки, никакого движения силы Пафнутий не ощутил. Либо это была какая-то высшая, недоступная ему, магия, либо не магия вовсе. А что? Комедия? Шарлатанство? Ну-ну... посмотрим.
        Принципия стояла спокойно, но в душе у нее бушевала буря. Налетавшие вихри то раздували огонек надежды, превращая его в ревущий огонь, то задували его напрочь, оставляя холодную золу и черную копоть. Получится или нет? Она была уверена в одном - если придется отсюда уйти, то уже ни у кого не хватит ни сил, ни решимости начать все сначала. Руки у всех опустятся, надежда будет утрачена, здравый смысл - будь он проклят! - возобладает. И - что тогда? А Геркуланий? С ним-то что? Так и будет злой и вонючей собакой бегать за Ратомиром? А когда и тому надоест возиться с ним? Что тогда?..
        Нет! - Решила она. - Все должно решиться здесь и сейчас. Потому что иначе не решится нигде и никогда.
        А жрец все читал, тщательно и неторопливо выговаривая не знакомые, видимо, ему самому слова и звуки. Это могло сойти за чтение заклинания, или, как принято говорить у магов, формулы, но магии тут не было, все-таки не было! Пафнутий готов был в этом поклясться. И Ленни, что немаловажно, считал так же.
        А потом началось, похоже, самое главное во всей этой дурацкой процедуре. Жрец закончил читать и поднял свою грамоту в вытянутой руке, повернув ее текстом к слушателям. Текст занимал большую часть большого листа, но внизу оставалось еще довольно много пустого пространства. Тыча туда пальцем, жрец что-то сказал. По тону было ясно, что он что-то объясняет. Что? Все повернули головы к Бэру, стоявшему в стороне.
        - Значит, так, - откашлявшись, проговорил Бэр, - только что вам прочли Соглашение.
        - С кем? - Не удержалась Ханна.
        - Не знаю. С Дорогой, наверное. Вы должны принять это соглашение, или идти прочь.
        - А что там, в этом соглашении?
        - Не знаю. И никто не знает. Этого языка давно нет. Но соглашение должно быть принято. И, в знак принятия Соглашения, вы должны поставить свои подписи внизу того листа.
        - Ага... - задумчиво протянул Куртифляс. - Отличная сделка. Надо согласиться неизвестно с чем, и неизвестно, на что. Великолепно! Нет...
        - Я согласна! - Выкрикнула Принципия, и шагнула к жрецу. - Я распишусь. Где тут?..
        Бэр подошел к жрецу и сказал ему что-то. Наверное, перевел. Жрец, в свою очередь, сказал нечто Бэру, приведя его в замешательство. Жрец вертел в руках перо и требовательно смотрел на Бэра. Тот, наконец, решился.
        - Хм-м... - промямлил он, - подписывать надо не чернилами. Подписывать надо кровью. Своей. - Добавил он.
        И посмотрел на Принципию. Как она?..
        Принципия молча кивнула и протянула руку жрецу.
        - Давайте перо.
        Бэр опять обратился к жрецу, хотя, казалось бы, чего тут переводить? Все и так ясно. Жрец кивнул и пальцем поманил Принципию подойти ближе. Она сделала еще шаг. Жрец взял ее за руку и больно уколол чем-то в палец. После чего выдавил капельку крови на кончик пера. И протянул перо Принципии.
        И Принципия, царапая плохую бумагу, расписалась. Расписалась в том, что она согласна со всем и на все. И будь что будет!..
        И встала в строй.
        Остальные как-то не спешили. И Принципия поняла, что это - конец. И от этого понимания ей стало так горько, что все как-то расплылось перед глазами. От слез, наверное.
        И вдруг, сразу двое шагнули вперед. И остановились, и растерянно посмотрели друг на друга, и улыбнулись оба такому забавному совпадению. И Ратомир, как галантный кавалер, пропустил даму вперед. Ну, а потом, когда Ханна поставила свою неудобочитемую завитушку, расписался и сам.
        Пафнутий и Куртифляс переглянулись и пожали плечами. Пафнутий шагнул, ощущая себя шагающим в бездну, следом, скептически ухмыляясь, но, по правде сказать, чувствуя себя достаточно неуверенно и скверно, шагнул и Куртифляс.
        Ленни смотрел на них с жалостью. Ну, в самом деле, не дураки ли? Пошли бы сейчас спокойно назад. Пожили бы у него. Может быть, ему удалось бы уговорить Пафнутия остаться... Ах, как было бы славно! А они!..
        Жрец снова выстроил их всех в ряд перед собой. И опять что-то начал говорить.
        - Пришла пора жертвы. - Перевел Бэр. - Вы все подписали свое согласие, в том числе и с этим. Сейчас откроется пасть, и один из вас должен будет шагнуть туда. Обычно туда, наверное, бросали раба, но сейчас его нет. Кому-то придется...
        Жрец сказал что-то еще.
        - Да, он говорит, что когда пасть откроется, то ждать она будет недолго. Если там никого не окажется, Дорога очень расстроится, и дверь для вас не откроется никогда.
        - Ну, и что? - Спросил Куртифляс. - Ну и хрен с ней, с этой дорогой. Мы пойдем другим путем.
        - Если получится. - Помолчав, с мрачной миной выдавил из себя Бэр. - Если получится. Чтобы идти другим путем, сначала надо уйти с этой дороги. А вы уже ступили на нее, подписав Соглашение. Боюсь, что другого пути у вас уже нет.
        - Я-то, хотя бы, могу уйти? - Испуганно прошептал Ленни.
        - Не знаю. Я не знаю. Он тоже. - Бэр кивнул на жреца.
        На этом разговоры закончились. Жрец отвернулся и направился прочь.
        - За ним! - Скомандовал Бэр.
        И все пошли. Вот что странно - все пошли!
        
           ***
        
        - Так, что там у вас, мэтр? - Барон отставил стакан и строго взглянул на ученого.
        - Вы помните, ваша светлость, - встал главный ученый, - примерно с полгода назад была тема... ну, опять эти бредни о шарообразности земли? Там еще этот... забыл, как зовут, из Эрогении, астролог, ну, помните?.. Он еще брошюру на эту тему хотел опубликовать. Вы тогда еще распорядились типографию ту, ну... сжечь. Совсем сжечь, со всем тиражом, пока он не разошелся. И автора - того... Тоже... Пресечь, в общем, эти бредни.
        - Так!.. Ну, и что?
        - А как-то все равно разошлось. И там сейчас собирается на частные пожертвования целая экспедиция аж на двух кораблях. Хотят, видите ли, обогнуть землю. Чтобы доказать, что она круглая.
        - А она круглая?
        - Да что вы такое говорите? Да это же обычная схоластика, основанная на вольной трактовке древних текстов. Их неверной интерпретации. Один вон, договорился даже до того, что она не только круглая, но и полая внутри, и мы все живем на ее внутренней поверхности.
        - И что с ним?
        - Ну, этим-то вовремя психиатры занялись. А ведь тоже всякие доводы приводил. С виду даже разумные. А сам...
        - Так, если она не круглая, пусть плывут, а?.. как думаете? - Барон оглядел высокое собрание.
        Высокое собрание издало вежливо-одобрительный шум.
        - Ну, вот!.. Ну, подплывут к краешку, да и сгинут в бездне. Мало таких было что ли?
        - А, может, все же того?.. Превентивно, так сказать?
        - Чего превентивно? Утопить, пока сами не утонули? Или вы боитесь, что, может, и не утонут? Может, и правда - доплывут, а?.. Не того ли вы боитесь, уважаемый де Колонь, что у них получится? Вернутся - и?.. И что? И окажется, что земля - и правда, шар? Вы этого боитесь?
        Страдающий избыточным весом и одышкой мэтр заморгал, задышал и покрылся пунцовыми пятнами.
        - Ладно, - утешил его барон, - не так важна форма земли, как неизменность представлений об этой форме. Так что об этой экспедиции, и правда, надо будет подумать. Как вы думаете, Генерал? Насколько будет нарушено общее равновесие, если вдруг окажется, что земля имеет форму шара? И пойдет цепная реакция - шар, значит, вращается. А как вращается? А Солнце? А Луна? О, боже, сколько сразу возникнет ненужных и вредных вопросов. Вредных именно потому, что ответ на любой из них тут же, автоматически, порождает десяток других. Это явление в ученых кругах и называют цепной реакцией. Я прав, мэтр? Так что, присмотритесь внимательнее, Генерал. Тут тоже желательно сделать так, чтобы не просто угробить десяток искателей приключений на свою задницу, а чтобы дискредитировать саму идею. Подумайте, а через неделю мы вернемся к этому вопросу. Договорились?
        Возражений не последовало. Значит, договорились.
        - Диксон, раз уж зашла речь об экспедициях, что там слышно о тех, которые пошли искать некоего учителя? Вспоминаете, о чем речь? Оживление...
        - Да-да! - Вскинулся Диксон, переглянувшись с Генералом. - Я держу ситуацию под контролем.
        - Да? А вы, Генерал, что скажете?
        - Последнее, что я знаю - наш человек внедрился в эту компанию. Там были какие-то сложности, но, в конце-концов внедрение прошло нормально. Но потом мой человек, назначенный контролировать все это на месте погиб.
        - Что случилось? - Встревожился барон.
        - Сам толком не знаю. Это такие места... Край цивилизации. До меня дошла информация, что сгорел.
        - Да-а... Ну, что ж, значит, в некрологе так и напишите, мол, сгорел на работе. И это будет, как обычно, чистая правда, которой, как всегда, никто не поверит.
        Барон пошутил, но, кажется, этого никто не понял. Так и не дождавшись соответствующей реакции, барон продолжил.
        - Вашего человека должны отслеживать магически. Маэстро Блюм, вы в курсе, жив еще наш человек?
        - Жив, ваша светлость. Больше не скажу. Сейчас временно связь потеряна. Вероятно, человек этот, как и предполагалось, идет под землей. А горные породы экранируют даже магический сигнал. Увы... Как появится, доложу.
        - Ладно, что у нас дальше?..
        
           ***
        
        В том углу этого огромного пространства, куда привел их жрец, было довольно сумрачно. Сумрак, скрывавший ненужные детали и подробности декораций той сцены, что должна была сейчас разыграться, проник и в души героев. А может, и не героев. А может, только актеров, каждый из которых по своему изображает героя.
        Жрец опять сказал что-то, и отвернулся. Он стоял рядом со стеной. Гладкой стеной, облицованной каменными плитами, часть из которых отвалилась.
        - Сейчас, - сказал Бэр, - сейчас откроется пасть. Ну, и... вы знаете.
        Они знали. Они знали, что сваляли дурака, что загнали себя в ловушку. Выхода не было.
        Жрец, так и стоя к ним спиной, опять начал непонятные телодвижения. Он словно шарил руками по стене. Что-то искал? Кого-то ловил? Может быть, он сошел с ума, и все это фантазии больного сознания? Но реальна же была скала, загораживающая вход, и уехавшая прочь, в сторону. Реален был туннель, соорудить который не под силу никаким йами. Реален был свет, вспыхнувший в нереально огромном зале, свет ярче света тысяч факелов. И реален был звук, внезапно возникший непонятно откуда.
        Звук рос и приближался. Тоскливый протяжный вой, голос тысячелетнего одиночества и бесконечного, неутоленного голода. От этого воя сами собой подгибались ноги, и Ханна вдруг обнаружила, что стоит, скорчившись, на коленях, обхватив руками голову. А рядом - один за одним, опускаются остальные.
        Сверлящий мозг звук прекратился и что-то лязгнуло. С жутким неживым скрежетом распахнулась пасть, источая нездоровый красноватый свет. Плоские вертикальные губы разъехались в стороны. Зубов видно не было. А что было?
        Не было ничего. Это был конец. И не только пути - конец всего. Отсюда им не уйти. Ведь никто не принесет себя в жертву.
        И вдруг рядом обозначилось движение. Ханна покосилась в ту сторону и увидела, как распрямляется согбенное, как и у остальных, тело этой юной принцессы, этой соплячки, чей каприз и привел их ко всему этому, самого бесполезного и ненужного члена их бесполезной и ненужной экспедиции.
        - Прощайте! - Крикнула Принципия, встав во весь рост. - Прощай, Герк!..
        Она сделала шаг, еще один, потом, закрыв ладонями лицо бросилась в источаемый жадно ждущей пастью, свет.
        Все вскочили на ноги. Чья-то рука протянулась ей вслед, чья-то нога шагнула вдогонку, но поздно. Она успела, остальные - нет.
        Снова раздались скрежет и лязг. Пасть сомкнулась и это жуткое нечто, опять взвыло, и вой удалялся. Дорога получила свое.
        - Идемте, - скомандовал Бэр оставшимся.
        
           ***
        
        Ворота были открыты. Открыты во тьму и неизвестность. В купленное такой страшной ценой будущее. Открыты в то, чего еще только предстояло достичь. И какая цена будет запрошена за это?
        - Вот, - сказал Бэр, - я обещал...
        Он протягивал на ладони несколько сверкнувших гранями кристаллов.
        - Держи, - он протянул их Ханне, - камни. Вместо денег. А это - он показал на два мешка, лежащих на полу, - еда, вода, так, кое-что по мелочи в дорогу.
        Они не стали благодарить Бэра. Не за что. Махнули рукой старому Ленни, утиравшему слезы, и пошли.
        Дорога приняла жертву. Теперь ей предстояло исполнить свою часть подписанного между ними Соглашения.
        - Скатертью, скатертью
         Дальний путь стелется, - мурлыкнул про себя Куртифляс, но махнул рукой и заткнулся.
        Видно, и ему было не до песен.
        

 
 

  Глава 4

 


        Если бы мне, как автору, взбрела бы в голову блажь обозначать главы этого повествования не цифрами, как это делают все порядочные люди, а буквами, я оказался бы в затруднительном положении. Вроде бы логика обязывает в таком случае ставить эти самые буквы в том порядке, в каком они расположены в алфавите, то есть - А, Б, В и так далее. Но, как ни бейся, не найдется ни единого слова, начинающегося с буквы А, которое хоть как-нибудь выражало бы суть первой главы. Акация, апатия, антенна, ангина... нет, ничего не подходит. Не встает в начало буква А. Зато хорошо смотрится буква П.
        П - это Путь. И верно: герои идут, едут, бредут, спотыкаясь. Славная девушка Ханна проделывает свой Путь, пока он не пересекается с Путем остальных персонажей.
        П - это Плен. И верно, героев пленяют.
        П - это Провокация, потому, что плен этот не взаправдашний, он придуманный и срежиссированный, и только для того, чтобы Пути Пересеклись.
        Итак, первая глава - П.
        А вот второй главе вполне подошла бы вторая буква - Б.
        Потому, что
        Б - это Беда, Б - это Борьба, Б - это Бегство.
        Для третьей главы подходит буква Н. Потому, что Н - это не только Нет, не только - Напрасно, и отнюдь не всегда - Никогда.
        Н - это еще и Надежда. И это именно то, что получают герои в процессе преодоления этой главы. Как изящно выразился Джордж Савиль, маркиз Галифакс: Надежда - плохой проводник, хотя хороший попутчик.
        Ну, а для четвертой, дай бог, не последней, возьмем насекомообразную букву Ж - ишь, как лапки разбросала, но от нас не уползешь!
        Потому, что Ж - это Жертва. Жертвой она начинается, а чем закончится - посмотрим. А пока, забегая чуть-чуть вперед, вспомним слова Станислава Ежи Леца: Спектакли истории дешевы: массовый герой получает ставку статиста.

 
 

 
1

 

        Руки болели. Болели и саднили от бесполезных и бессмысленных ударов кулаками в мертвый камень. Поздно. И гадкая мысль, от которой, однако, никак не избавиться - а не потому ли поздно, что испугался успеть? Медленно вставал, медленно шагал, медленно тянулись руки, а тело - тело вообще осталось где-то сзади.
        И - что?.. И все! Ратомир сидел на холодном полу, слизывая кровь с ободранных костяшек. Соленая кровь, соленые слезы...
        - Вставай, - протянул ему руку Куртифляс, - сейчас путь откроется. Нам надо идти.
        Протянутая рука осталась висеть невостребованной. Ратомир не смотрел ни на нее, ни на шута. Какой путь? Куда? Зачем теперь? Это же ей надо было...
        Вон он, опять вскарабкался в седло, - Ратомир с ненавистью глянул на безучастного Геркулания, - это ради него все. А ему - все пофиг!.. Безмозглое животное.
        - Ратомир, - кто-то присел на корточки рядом, - Ратомир, - ну, кто там еще?.. а-а, Ханна, - Ратомир, она сделала это, чтобы мы шли дальше. Она хотела, чтобы у нас все получилось. Ну, давай!.. А то - все зря.
        Зря? А зачем это все, если ее нет? Кому тогда это надо? Ладно, черт с вами, пошли...
        
           ***
        
        Она зажмурилась - крепко-крепко, чтобы не видеть. Не видеть эту багровую пасть, жадно раззявленную в предвкушении жертвы. Жертвы - жратвы, пищи. Эта голодная тварь просто хотела жрать. И она, Принципия, это для нее кусок мяса.
        Вбегая, она споткнулась и упала, не чувствуя боли. Предчувствие другой боли, гораздо более сильной, заглушило эту, маленькую, ерундовую. За спиной лязгнуло, загремело, сухо щелкнуло, и пол под ней качнулся, словно падая вниз. Снова раздался вой, громче, чем там, снаружи. Принципия сжалась в комочек, до боли напрягая все мышцы. Страшно уже не было. Все уже свершилось, чего боялись там... А теперь - только мучительное ожидание. Ожидание и готовность. Сейчас будет больно. Недолго. Она стиснула зубы, чтобы не закричать. Ну, а если и закричит?..
        Боли почему-то не было. И сознание никуда не уходило. Вообще, не происходило ничего. Только пол, на котором она так и лежала, съежившись, подобрав ноги, продолжал мелко вибрировать. И Принципия открыла глаза.
        Желтый, а вовсе не красный, как показалось там, свет. Ровные стенки. Металл. Да, это, несомненно, металл. Так что же, это не живое? Живое же не бывает из металла.
        Опять тряхнуло, а она еще не осмотрелась, она еще ничего не поняла. Все, что ли? Раздвинулись створки - их она приняла за разинутые челюсти, а это, похоже, просто двери. И эти двери открылись, приглашая ее выметаться отсюда. Все, приехали...
        Ничего не видя, кроме темнеющего проема, Принципия шагнула вперед. И тут же ее голову облепило что-то. Это было не больно, но очень противно. Паутина. Свет из-за спины, из того места, где она только что была, помог разглядеть лохмы свисающих тенет, в которые она и влезла. И Принципия поспешила вперед, прочь из этого места. Скорее содрать с себя, оттереть с лица, с волос эту гадость.
        Она пробежала недлинным узким коридорчиком, заросшим этой паутиной, и вышла в темное пространство. Она ничего не понимала. Похоже, ей еще предстояло жить, а она уже готова была принять смерть. К жизни она оказалась не готова.
        
           ***
        
        Темнота и беззвучие. Спертый воздух. Под ноги то и дело что-то попадает, что-то, что лежит на полу. В темноте не разобрать. Твердое. Камни? Кирпичи?..
        Руки шарят вокруг, ничего не находя, в пустоте. Где она? Что это? Какое это имеет отношение к той дороге, по которой они собрались идти и с которой заключили какое-то соглашение, подписавшись кровью? Или все это обман? Надувательство? И что там сейчас? Ратомир?.. Остальные?.. Открыла дорога свои двери, или зря это она?..
        Хоть бы что-нибудь. Хоть намек...
        
           ***
        
        Тележка легко катилась, толкать ее, пустую, было одно удовольствие. И там, в Крылатском, все прошло хорошо, гладко. Жизнь, кажется, налаживалась. А что до всяких там личных проблем, то к ним можно будет вернуться потом, когда доберутся до Строгино. Главное - добраться. Ничего, АК на груди, два запасных рожка в подсумке. Есть шанс.
        А пока - тихо. Фонарь освещает рельсы на пять метров. Ноги пересчитывают шпалы. Дойдем!
        - Сейчас Троице-Лыково будет.
        - Ага, ну и что?
        - Не боишься?
        - Чего там? Пустая же. И недавно проходили.
        - А мне вот, каждый раз не по себе. Уже сколько ходил, а все равно. Мурашки по спине.
        - Да брось. Это ты Хмыря наслушался. Он же трепло. Язык без костей.
        - Да нет, про нее давно говорят. Еще до всего тут страшновато бывало. Я слышал.
        Что-то слышал, что-то придумал, да сам же и поверил. Как рождаются легенды?
        - Ну, на всякий случай, посматривай.
        - Да я и так...
        
           ***
        
        Рука на что-то наткнулась. Что?.. Кажется, столб. Ровный. А за ним опять пустота. Может, крикнуть? Нет, что-то не хочется.
        Стена, до которой она, наконец, дошла, принесла облегчение. Теперь Принципия брела в темноте имея опору не только под ногами, рука касалась неровной шероховатой поверхности. Вполне осязаемое и достаточно веское доказательство ее присутствия в материальном мире. И вообще - стена означает людей. Люди же ее сделали, эту стену. Иди только вдоль нее, и уж куда-нибудь непременно придешь.
        В стене обнаружился пролом. Это явно была не дверь. Судя по неровным краям, это был пролом. Но ведь он куда-то ведет? Несомненно. И она шагнула туда.
        Маленькое помещение, полное каких-то угловатых и жестких предметов, о которые Принципия и споткнулась, и ударилась в темноте, но там же оказалась и дверь, которая, как ни странно, отворилась от толчка. А за дверью - коридор, освещенный каким-то далеким светом. И Принципия пошла на этот свет.
        Пока она шла, свет куда-то пропал. Погас? Унесли? Так или иначе - опять тьма. И она в этой тьме, как муха в паутине. Опять пустое пространство, и стойки в нем, похоже железные, протянувшиеся от пола куда-то вверх. А потом бедро коснулось чего-то. Вроде как поручень. И тоже железный. Держась за него Принципия пошла вперед. А может, назад, в этой темноте не поймешь. Но она все еще была жива, и шла куда-то. Шла, пока чуть не свалилась, кое как удержавшись за тот самый поручень. Осторожно пощупала ногой пространство перед собой. Похоже - ступенька. Лестница?
        Пять ступеней вниз. И снова - пустота. И, осторожно, вперед. Опять споткнулась, но сумела устоять. Похоже, тут, куда она сейчас попала, надо идти осторожно. Ноги надо поднимать, а потом ставить их аккуратно. Спешить-то куда? Она не знала.
        Шаг левой, шаг правой... Туннель, о котором она ничего не знала, и которого не видела, принял ее и повел куда-то. Он знал, куда, но молчал. Наверное, ждал, когда его спросят. Напрасно.
        
           ***
        
        - Смотри, там кто-то есть!..
        - Точно. Подожди.
        Тележка остановилась. Те, кто ее катил, два молодых парня в темных одинаковых плащах с капюшонами, напряженно всматривались в темное горло туннеля, туда, куда почти не доставал свет их фонаря. Там действительно что-то было. Или кто-то...
        Один из них поправил висевший на груди автомат. Какая-никакая, а все же защита. Не всегда, и не от всего, но - все же...
        - Стоит.
        - Ага, не двигается. Ты видишь?..
        - Не пойму.
        - Может, ближе?
        - Не суетись. Сделаем так...
        Тот, что был с автоматом, прошел вперед и забрался на тележку. Передернул затвор.
        - Кати потихоньку. Если что...
        Они тронулись.
        - Я ж тебе говорил. Дурная это станция. Ну, посмотрим...
        
           ***
        
        Глухую тишину нарушил звук. Принципия в испуге обернулась и посмотрела назад в ту сторону, откуда она шла, и откуда послышался этот звук. Звук усиливался, в нем слышалось железо. Железный звук. И возникла яркая точка где-то вдали. Точка тоже приближалась вместе со звуком, превращаясь в пятно. А потом остановилась. Металлический звук сменился еле слышными голосами. Там были люди. И, похоже, эти люди сейчас тоже стояли и смотрели на нее. И, тоже, не знали, что им делать.
        
           ***
        
        Это был не демон, и не призрак, и на спятившего людоеда это тоже не походило. Это был человек. Очень странно одетый, но все же человек. Тот, что сидел на тележке, не снимая незнакомца с прицела, спросил:
        - Эй, ты откуда?
        Незнакомец молчал.
        - Давай-ка поближе, - распорядился впередсмотрящий.
        Тележка двинулась вперед. Медленно. Стоящий на путях сделал шаг назад, оступился и чуть не упал, охнув при этом. Голос прозвучал неожиданно.
        - Слышь, да это баба, кажется.
        
           ***
        
        Принципия не знала, что ей делать. Как ей себя вести. Люди - это хорошо, или плохо? Кинутся к ним, или от них? А куда? Все равно же догонят. Она стояла.
        Наконец, то, что ее догоняло, подъехало совсем близко. Это сооружение катилось на колесах. На нем стоял человек. Это был явно человек, хотя Принципии и виден был лишь неясный бесформенный силуэт, сужавшийся кверху. Но все же это был человек, и окликнул он ее вполне человеческим голосом. Что-то он ее спросил. Что? Она не поняла, но догадаться было не сложно. Что-нибудь типа - кто она такая, что тут делает, ну, или что-то вроде. Главное, она не знала, что отвечать. Поэтому молчала.
        Сооружение двинулось на нее, она рефлекторно отступила, зацепившись каблуком за что-то и чуть не упав. Она испугалась, что на нее сейчас наедут, но то, что ехало, опять встало. Сейчас уже было видно, что кроме того, кто стоял на этой телеге, был и еще один, сзади. Он толкал это сооружение, эту телегу. Кажется, больше никого не было, только эти двое. Они что-то сказали - не ей, друг другу, и тот, что ехал, спрыгнул и подошел к ней.
        
           ***
        
        - Куда идешь?
        Молчание. Да что, она глухая, или немая? Чего она?..
        - Что молчишь? Испугалась, что ли? Не бойся, не тронем.
        Он сбросил с головы капюшон, и стало видно, что он еще очень молод, едва ли старше самой Принципии.
        - Что это на тебе? - Он показал пальцем на ее роскошные шаровары. Прекрасные белые хамадийские шаровары, которые до сих пор никого не смущали и не удивляли. Обычная повседневная одежда горцев. Принципия поняла, что спрашивающий спрашивает именно про них. Она дотронулась до них и удивленно пожала плечами.
        - Штаны, - сказала она.
        
           ***
        
        Она сидела на тележке. Ее везли. Куда?
        - Куда ее?
        - Старому покажем. Пусть решает.
        - Он решит...
        
           ***
        
        Несколько человек собрались в комнате Старого. Совет общины Строгино. Настроение у собравшихся было хорошее. Отношения с крылатскими, испортившиеся было после недавнего досадного инцидента, вроде бы налаживались. Во всяком случае, там благосклонно приняли их подарки и разрешили торговать. Можно было надеяться на то, что прежние добрососедские отношения возобновятся. Это радовало. На повестке оставался последний вопрос.
        - Так, друзья, - проскрипел Старый, - что нам с этой находкой-то делать?
        Совет молчал. Находка была странной и вызывала вопросы. И ответ на вопрос: что с ней делать, мог быть дан только после ответа на некоторые другие.
        - Откуда она вообще свалилась? - Был озвучен один из них, возможно, главный.
        - Хрен ее разберет. Она по-русски-то не кумекает, как выяснилось. Как же она скажет?..
        - Жора, - спросил Старый, - ты ее смотрел?
        - Смотрел. Вроде, здорова, даже вшей нет. Чистая.
        - И как же она, такая чистая, тут оказалась? Накормили ее?
        - Накормили.
        - И как она? Ест?
        - Ха!.. За ушами трещало. Видать, голодная была.
        - Так, чистая, но голодная. Видать, недолго пропадала. Только и успела, что проголодаться.
        Опять возникло задумчивое молчание. Старый оглядел собравшихся, почесал бороду и сказал, вздохнув:
        - Вы же знаете, я родился и вырос на Новокузнецкой. Ну, вы в курсе, что там было. Я живу давно, и видел побольше многих. Много видел, короче, но это... Еще когда все только случилось, тогда, конечно, иностранцев было полно. Но все они научились разговаривать по-людски. Рано или поздно. А кто не смог - умерли. Сейчас такого вот, чтобы балакал на каком-то чужом языке и не знал русского, не сыщешь, даже среди глубоких старцев. А она же молодая. Молодая же, Жора? Ты же ее внимательно смотрел...
        - Молодая. Совсем молодая. Лет так шестнадцать-семнадцать, не больше.
        - Ну вот...
        Глубокомысленные рассуждения, ни к чему пока не приведшие, были прерваны громким стуком в дверь. Стучавший, не дождавшись разрешения, ввалился в комнату, принеся с собой острый запах беды.
        - Старый, - вошедший был взволнован, - Старый, там... - он махнул рукой куда-то в сторону, - там, короче... херня такая, слушай!
        - Да что такое?
        - Там, слушай, Серега Звонаря порешил.
        - Как? Как порешил? Что?.. - Раздались голоса.
        - Да вот так, - вестник несчастья несколько успокоился, и был готов к эпическому повествованию, - зарезал он его. Они схлестнулись, вот и...
        - Да они давно!.. - Проговорил один из сидевших за столом. - Это у них... Надо было их как-то...
        - Да!.. Верно. - Загомонили остальные участники собрания. - Они все время... Как что, так сразу!..
        - Спокойно! - Прикрикнул Старый. - Так... Сейчас-то из-за чего?
        - Да из-за этой, новенькой. Звонарь к ней полез. Хотел... ну, в общем, потащил ее, а Серый встал, и говорит, мол, я ее нашел, и, короче, пошел, мол, и не трожь. Ну, а тот, Звонарь, короче, сразу тоже в бутылку. Вот и...
        - Да Звонарь давно нарывался. Совсем нюх потерял.
        - Тихо! - Старый стукнул ладонью по столу, призывая собравшихся к порядку и соблюдению регламента. - И что? Что там Сергей?
        - Ну, что?.. Скрутили его. Да он не особо и рыпался. Сейчас сидит в кондейке.
        - Чуяло мое сердце, - медленно проговорил Старый, - чуяло... Ох, не к добру эта находка. Твою же мать!.. Начинается. Нам только этого и не хватало. Звонарь, конечно, сукин сын, но он командир, и сейчас за него все его бойцы встанут. Начнут горло драть. Да и сам он, тоже, хороший боец был, полезный, короче, человек для общины. Ну, а что характер - так что ж теперь? Резать? Так мы вообще без людей останемся. Приходи, кто хошь, да ешь нас, бери голыми руками.
        - Ну, и чего? Выдать Серого этим, звонаревым? Пусть сами?..
        - Ага!.. А как же! Мало - Звонаря потеряли, так теперь еще и Серого?
        - Так, а чего? Что делать-то?
        - Что до Серого, то, я думаю, надо его наверх отправить. Пока - бессрочно. Выживет, подумаем. К тому времени и страсти улягутся. А наверху - там как раз ему будет. Ничего, остынет. Пусть поймет, как тут хорошо. Другой раз думать будет.
        - А с этой?..
        - Я думаю, не нужна она нам. Что с нее?.. Жили без нее, и дальше проживем. Она пока что никто, и звать ее - никак, и никому не нужна. Одна беда от нее.
        - Так!.. - Согласно покивали головами собравшиеся.
        - Давно нам пора, мне кажется, праздник Благодарения Старших провести. А то как бы Старшие нас не забыли и не оставили своими заботами. А?.. Как думаете, друзья.
        Похоже, с этим все были согласны. А как же!.. Праздник!.. Праздник, это мы завсегда!
        - Ну вот, и туда ее, в дыру. Жертвоприношение по первому разряду. А с ней, заодно, и Звонаря туда же. Много - не мало. Нам для Старших ничего не жалко. Пусть знают. Как вы?
        Похоже, дух согласия и братского единения витал в этот час в этой комнате. Никто не спорил, все были только за. А, значит, решение можно было считать принятым и утвержденным. А что до этой - да кому она нужна, и в самом деле? Как пришла, так и уйдет. А зато - польза!
        - Леха, - переждав изъявление единодушия, снова подал голос Старый, - ты тогда скажи своим девкам, пусть ее подготовят. Ну, там, оденут в нормальное и покрасивше, помоют, причешут - ну, там они сами сообразят, чтобы празднично было. И все остальные тоже, готовимся к празднику. А Звонаря туда, поглубже, чтобы не протух пока.
        Старшие - они такие, они не любят тухлого. Им свежак подавай!

 
 

 
2

 

         Дорога, взявшая такую дорогую цену, свои обязательства, вроде бы, выполняла. Темноту разгоняли взятые с собой факелы, спокойно горевшие в неподвижном воздухе. Пахло пылью, плесенью, тысячелетней заброшенностью и скукой. Толстый слой пыли доходил до щиколоток, пыль лениво поднималась невысоко вверх и тут же снова оседала.
        Шагали без особой спешки, но и без частых остановок. Шли себе и шли. Молча. Не острил и не строил планов Куртифляс, не фонтанировала идеями Ханна, молча переживал Ратомир, угрюмо месил сапогами пыль Пафнутий, ну а Геркуланий - что с него взять? Геркуланий ехал, как всегда сзади, привычно ощущая грызущий голод и мерзкий холод изнутри своего естества. Светлое пятно в этом скверном мире - Ратомир, шел впереди, и он ехал за ним, нисколько не заботясь тем, зачем это все нужно.
        Дорога была не то, чтобы приятной, но легкой. Не возникало препятствий, которые с риском для жизни приходилось бы преодолевать, никто не нападал из-за угла, да и углов тут не было. Дорога шла прямо, не давая поводов для сомнений в правильности избранного пути. Вот они и шли, совершенно не представляя себе, сколько уже идут. Времени тут не было, как не было вообще ничего. Ничего лишнего.
        Если судить по тому, сколько раз укладывались спать - прямо на мягкое покрывало пыли, то шли уже трое суток. И уже как-то потерялась в этой тьме цель их пути. Мир сузился до размеров пятна света, отбрасываемого горящим факелом. И, как оказалось, этого вполне достаточно. Оказывается, в мире так много лишнего, без чего совершенно свободно можно обойтись.
        И, когда, наконец, впереди забрезжил свет, это не вызвало такой уж бурной вспышки радости, как можно было бы ожидать. Кончался тот покой и ясная определенность, к которым только-только начали привыкать. Там, впереди, опять маячила неизвестность и досадная необходимость все время выбирать направление движения, которая и есть то, что мы привыкли называть свободой, будь она неладна.
        
           ***
        
        Место, куда привезли Принципию, было странным и ни на что не похожим. Не похожим ни на что, виденное ею ранее. Впрочем, судить о нем ей было трудно. По большей части все тонуло во мраке. Свет фонарей выхватывал из этого мрака отдельные фрагменты окружающего мира, и эти фрагменты пока что никак не складывались во что-то цельное.
        Был ровный пол, на полу стояли матерчатые палатки, иногда освещаемые изнутри светом находящихся там светильников. Иногда эти светильники были снаружи. Проходили мимо люди, тоже несущие в руках какие-то то ли фонари, то ли лампы. Ничто не видно было целиком - только частями. Если видно лицо, то терялась в темноте фигура, и наоборот - шли какие-то безликие силуэты.
        Довольно быстро Принципию взяли в оборот. Куда-то повели, где некий высокий бородач в сопровождении двух женщин внимательно ее осмотрел, подсвечивая себе сразу аж тремя фонарями. Она не сопротивлялась. Скорее всего это были местные лекари и их интерес был вполне объясним. Потом ее, взяв за руку, отвели в какое-то помещение с длинным столом и лавками. Там стоял запах пищи, и Принципия ощутила острый приступ голода. Предложенную ей еду она приняла с благодарностью и уничтожила все, что было с похвальным усердием и приличной скоростью.
        А потом случилась беда.
        Она сидела там, куда ее отвели. Там тоже неподалеку стояли палатки. Она сидела на чем-то, что ей дали - то ли ящик какой-то, то ли еще какой предмет, подошедший для этой цели. Сидела, прислонившись к толстому гладкому столбу, и потихоньку впадала в дремотное оцепенение. Тут в лицо ей ударил свет. Она открыла глаза. Стояли какие-то люди, светили на нее, переговаривались между собой, кто-то опять обратился к ней. Она молчала. Чья-то рука сняла с головы ставшую уже привычной шапочку - черную вязанную хамадийскую шапочку, какие носили они все с тех пор, как попали в горы. Шапочку сняли и растрепали упавшие из-под нее волосы. Раздался смех, голоса зазвучали громче, возбужденней. Этот, который снял шапочку, сел рядом на корточки. В одной руке у него был фонарь, которым он светил Принципии прямо в лицо, другой рукой он потрепал ее по щеке и засмеялся.
        Потом он встал, громко сказал что-то тем, кто был с ним, похоже - отдал какое-то распоряжение. Те несколько человек, что окружали его, а, вместе с ним, и Принципию, дружно и громко рассмеялись и пошли прочь. А этот остался. Остался, опять сказал что-то с явно вопросительной интонацией, естественно, не получил ответа, встал и взял ее за руку. Потянул, приглашая встать. Она встала, не понимая, что ему нужно. Но она и вообще ничего не понимала, а чтобы от чего-то отказываться, надо хотя бы знать, от чего ты отказываешься.
        Они пошли. Он вел ее за руку. Она послушно следовала за ним. Пока что все было хорошо, и она не ожидала подвоха, доверившись этим людям, к которым каким-то чудом попала. Во всяком случае, это совсем не походило на то, чего она ждала, ринувшись в ту раззявленную пасть. Если это и есть та жертва, о которой говорил жрец, то и ничего страшного. И пускай!..
        Они прошли недалеко. Кто-то встал у них на пути. Лица было не видно. Этот, преградивший путь, что-то сказал. Тот, что вел ее за руку, рассмеялся и шагнул вперед, но тот, другой, не пустил его. Принципия не понимала, о чем они говорят, но то, каким тоном они разговаривали, явно не предвещало ничего хорошего. Подошли и встали вокруг несколько человек. Принципии стало страшно. Рука, державшая ее, разжалась, и она отступила в сторону. Кто-то взял ее за плечи и подтолкнул назад, дальше, за спины собравшихся вокруг спорящих, людей. Теперь она могла только слышать. Голоса становились громче, злее, поднялись до крика, а потом резко смолкли, сменившись звуками борьбы, ударов, приглушенных стонов и яростного рычания, заглушаемых голосами тех, кто стоял вокруг и загораживал от Принципии все происходящее.
        А потом был вскрик, и стоящие перед ней люди разом ринулись вперед. Там что-то случилось. Что именно, она поняла, когда толпа, сперва сгрудившаяся, подалась назад и начала расходиться. Она увидела человека, лежащего на полу. Рядом сидел другой, которого держали трое. Впрочем, сидящий не вырывался, спокойно давая связывать себе за спиной руки.
        На смену тем, кто ушел, бежали другие. Движения фонарей стали быстрее и хаотичней. Громко звучали голоса. Где-то в стороне послышался истеричный женский плачь. То и дело кто-то подбегал к Принципии, освещал ее лицо, и уходил, иногда говоря при этом что-то, чаще явно злое. Видимо, эти люди считали именно ее виновницей всего того, что только что случилось.
        Ну, а она - она просто не знала, что же ей делать дальше.
        
           ***
        
        Земля была черной. Ну, не совсем, конечно, черной, но очень темной, как темен бывает след, оставленный костром. Как будто и правда, какой-то огонь, некогда бушевавший на этой земле, или над ней, выжег ее. Темный песок, темные камни - а больше ничего и не было. Вплоть до горизонта. Плоская выжженная земля. А за спиной, если обернуться - стена гор. Они прошли эти горы. Прошли насквозь. Прошли невероятно длинной кротовьей норой, прорытой некогда сквозь них. Прошли, и оказались тут, на этой выжженной земле.
        На этой земле ничего не росло, и делать тут, на этой мертвой земле, было абсолютно нечего. Нечего, кроме одного - как раз того самого, зачем и шли сейчас Пафнутий с Брютом, и еще несколько человек в белых плащах.
        
           ***
        
        Вот эта плоская выжженная равнина и встретила их у выхода из тоннеля. Яркое солнце, стоявшее в зените, ослепило их успевшие привыкнуть к мраку глаза. Жара обрушилась и как-то сразу обессилила. А пустое пространство вокруг, куда ни глянь, лишило желания идти куда бы то ни было. И они стояли, молча оглядываясь вокруг. И как-то понятно стало, почему этой дорогой бросили пользоваться. Вокруг них было ничто. Дорога вела в никуда. А кому нужна такая дорога?
        Идти в жару под этим слепящим, режущим глаза солнцем, и, главное, неизвестно куда, никому не хотелось. Решили уйти в тоннель, ставший уже почти что родным, и там дождаться ночи. А ночью, вновь выйдя наружу, увидели свет.
        Они шли на этот свет, как птицы во тьме летят на маяк. Летят и разбиваются. Они не разбились. Не было там ничего обо что можно было бы разбиться. Они-то приняли поначалу этот свет за отблеск огней большого города, но, чем дальше шли, тем яснее становилось видно, что это что-то другое. Непонятно что.
        Столб неяркого, розоватого оттенка света поднимался от земли и терялся в ночном небе. Огромный столб, по мере приближения превращавшийся в стену. Эта стена мало что освещала вокруг, но и того, что было, было достаточно для того, чтобы увидеть все ту же пустоту. Не было тут никакого города. Идти же туда, в этот загадочный свет, побоялись. И остались на месте, дожидаясь утра.
        Утром на них наткнулись люди в белых балахонах и белых колпаках. Они шли в ту сторону, где ночью был свет, с приходом утра поблекший, а потом и вовсе пропавший в лучах яркого солнца.
        
           ***
        
        И тут неприятности разом кончились. Подошли какие-то женщины, тоже заговорившие с ней, но в том, что они говорили, вернее в том, как они говорили с ней, Принципии уже не слышались ни злоба, ни обвинение. Они подхватили Принципию под руки, и повели куда-то. И там, куда они пришли, ее ждала ванна с горячей водой. Это было здорово. Она разделась, даже не заметив того, что всю ее одежду тут же подобрали и куда-то унесли. Последний раз она мылась еще там, у дедушки Ленни, старого мага, в его, по правде говоря, не очень-то удобной баньке. А тут было хорошо, почти как дома. Ей помогали, намыливали, растирали, вытирали, а потом еще и натерли тело какой-то мазью или кремом. И пахло это очень приятно.
        А потом отвели спать, дав одеть на себя что-то вроде ночной рубашки. Идти было недалеко, и она не успела замерзнуть. И была настоящая постель, мягкая, теплая, с подушкой и одеялом - что еще нужно усталому человеку?
        Несмотря на комфорт и усталость Принципия долго не могла уснуть. Тревога ее не мучила, и не было скверных предчувствий, наоборот, почему-то возникло чувство, что все плохое позади, и то, что будет теперь - это, в какой-то мере продолжение ее прежней жизни. Почему она так решила? Да просто...
        А наступившее утро - если это, конечно, было утро, ничем не опровергло ее предчувствий. Ее разбудили ласково, почти нежно. Ей что-то говорили и улыбались при этом. И улыбки были искренни, так, во всяком случае, ей казалось. И ей принесли одежду. Совсем не ту, что она сняла с себя перед тем, как залезть в ванну. Белоснежное кружевное белье, платье нежно-кремового оттенка с пышной, явно накрахмаленной юбкой, туфельки на высоких каблуках, какие Принципия только-только научилась носить, готовясь к свадьбе. И они оказались впору.
        Ее одели. И стали смотреть, вертя ее перед собой и переговариваясь. При этом все время то заходили, то выходили какие-то женщины. Одним словом, была суета. И вдруг Принципии стало не по себе. Все это было неспроста. Что-то явно готовилось. И ее к этому готовили. Мыли, одевали...
        Ее, в этом во всем, повели куда-то через то темные, то освещенные коридоры и комнаты, и привели в комнату, где сидел пожилой, сгорбленный, бородатый человек. Поставили перед ним, повертели вправо-влево, демонстрируя ему словно некий товар.
        Старцу товар, похоже, понравился. Он кивнул, сказал что-то, указав на ее волосы. И ее увели. Увели туда, где она провела ночь, и где так и осталась разобранная постель, куда ее и усадили. И стали раздевать. Похоже, все это было не более, чем примерка. Платье подошло, заказчик удовлетворен, а носить его - носить его, видно, пока что было рано. Что-то готовилось, но готово еще не было.
        Так она, во всяком случае, поняла.

 
 

 
3

 

        Около двух десятков войлочных шатров на деревянном каркасе и глубокий колодец с солоноватой водой - вот что такое, как выяснилось, и была та самая Караван-Талда. Вот оно, то место, куда они так стремились.
        Брюта нашли быстро. В таком крохотном поселении все друг друга знают, а язык тут и правда был почти что тот, на котором с детства привык разговаривать Пафнутий.
        Брют и еще пятеро таких же, как он, бритоголовых и одетых во все белое, жили в одной из этих хижин. Куда их и привели.
        Ну, собственно, это как было - вначале-то на них наткнулись те, что шли как раз из поселка. Шли сменить своих товарищей, дежуривших ночью. Так что сперва пришлось прогуляться до того самого места, откуда ночью шел свет, и до которого они не дошли, решив, что незачем и опасно.
        - Подождите тут, - сказали им их немногословные проводники.
        Сказали и ушли дальше, туда, где их ждали. А потом те, другие, дождавшиеся, уже и привели их туда, куда им и было надо. Провели по широкому проходу между этими самыми шатрами, выстроившимися в два ряда, ткнули пальцем в один из них, и, сказав:
        - Тут. - Удалились.
        Стучать тут было не по чему, поэтому вошли без стука.
        - Здравствуйте, - сказал Пафнутий в полумрак, - можно войти?
        Три заспанные физиономии поднялись ему навстречу. Он попытался узнать среди них лицо своего однокашника, и не смог. Тот сам узнал приятеля.
        - Паф, ты что ли? - раздалось из дальнего угла, если, конечно, так можно сказать про круглое помещение.
        - Брют?
        - Заходи.
        - Я не один.
        - Ну, все заходите.
        Те, кто лежал, встали. Пафнутий и остальные гости, кроме, естественно и как всегда, Геркулания, тихонько вошли и стали около входа, не зная, как полагается себя вести в подобных местах.
        Забрав с собой одеяла, на которых спали, соседи Брюта деликатно оставили его наедине со своими гостями. Скорее всего, пошли умываться и завтракать.
        - Располагайтесь, - Брют гостеприимно указал на пол, застеленный кошмой. - Я сейчас приду.
        Вот так буднично и произошла встреча. Вот так и свершилось то, к чему продирались сквозь тернии и ради чего рисковали жизнью и свободой. Ради чего пожертвовала собой Принципия.
        И как-то всем сразу стало понятно, что это вот - никакая не цель, а не более чем очередной верстовой столб на пути к ней. И путь этот еще далек.
        
           ***
        
        После демонстрации наряда Принципию в очередной раз переодели. Ее привели обратно, в то помещение, где она ночевала - там даже кровать ее так и оставалась неубранной, видимо, дожидаясь, пока она сама не займется ею, и жестами предложили раздеться. Принципия удивилась, но все, включая и белье, сняла. Одежду эту унесли, оставив ее на какое-то время совсем голой, а то, что принесли взамен, было совсем не похоже ни на что. Никогда на ней не было такого серого грубого белья, штанов - толстых, набитых чем-то, похоже, ватой, и - как сказать? - куртки?.. зипуна? В общем чего-то тоже грубого, бесформенного, похожего на штаны, только одеваемого сверху, простеганного и набитого тем же, той же ватой, похоже. Ни чулок, ни носков не дали, а дали два куска материи, которые надо было как-то хитро оборачивать вокруг ноги каждый. У Принципии ничего не получилось, но обучать ее этому искусству не стали. Видимо, решили, что ей и так сойдет. На это полагалось натягивать сапоги - короткие, грубые и не по размеру. Несмотря на обернутые вокруг ступней тряпки, ноги в этих сапогах все равно болтались. Тряпки из-за этого сбивались в комок, и ходить было неудобно.
        Хотя, ходить-то было и некуда. Она сидела в этой комнате одна, взаперти - попробовала выйти, а дверь не поддалась. Сидела и ничего не понимала. Судя по всему, ее что-то ожидает, но что?
        Если бы ее планировали оставить жить тут, - рассуждала она, сидя на кровати, - логично было бы начать ее постепенно приучать к здешней жизни. Для этого можно было бы подключить ее к какой-нибудь несложной работе - помощь на кухне, уборка, да мало ли что? Она знакомилась бы с местом, осваивала какие-то слова, и, месяца через два уже вполне могла бы как-то ориентироваться тут, и быть полезной. Но нет...
        А если не тут, то что? Или, вернее, где? Может быть, ее хотят перевести куда-то в другое место? А там все равно говорят на другом языке. Так и зачем тогда ей знать этот? Может быть. Или ее решили выдать замуж за кого-то из здешних? И пусть потом муж заботится о ней, обучает и приучает? А что ее не спросили, так, может, у них тут так принято?
        Кормили ее тут же. Пищу приносила одна и та же девушка, одетая в то же самое, во что одели и ее саму. Лица этой девушки в той полутьме, что царила в комнате, было не разобрать. Девушка эта, похоже, была чем-то расстроена. Она входила в комнату и резко, со стуком, ставила поднос с пищей на грубую табуретку - единственный предмет мебели, кроме кровати, имевшийся в комнате. Ставила и злым голосом говорила всегда одно и то же, фразу, которую Принципия, в конце концов, запомнила:
        - Na, shry, ssuka!
        Уносила, обычно, молча, но, однажды, придя раньше, чем Принципия успела справиться с едой, сказала:
        - Davay bystrrey, plyat!
        Наверное, поторопила.
        Время, разделяемое на неравные промежутки только этими визитами, тянулось тягостно. Такого понятия, как время суток, тут не существовало. И было ли оно вообще, это время, а если и было, то в чем его измерять? В съеденной пище? Забавно... Прошло уже три тарелки супа. Или в шагах, которые пленница делала из конца в конец отведенного ей пространства? В шагах, конечно, получалось больше, но она же не все время шагала. Она еще и сидела, а порой и лежала. Иногда она засыпала, и, просыпаясь, не знала, сколько же она проспала. И все время ждала.
        А кто ждет, обязательно дождется. Хотя и не обязательно того, чего ждет. И данный случай отнюдь не был исключением.
        На сей раз пришли двое. Девушка с подносом и одна из тех женщин, что ухаживали за ней с самого начала. Они пришли и молча, стоя у двери, ждали, пока она поест. Это удивило Принципию и, отбило у нее всякий аппетит. Поев, сколько смогла, она встала, и вопросительно посмотрела на ожидающих. Она давала понять, что, если ее ждут, то она готова. Девушка забрала поднос и ушла первой. Значит, то, что будет дальше, ее не касалось. И ладно, и хорошо, а то излучаемая ею неприязнь и злоба сильно напрягали Принципию. Женщина же распахнула дверь и, подав знак следовать за ней, вышла.
        Дальше опять была ванна, где ее уже ждали, и процедура мытья повторилась. И платье - то самое, красивое, ждало ее вместе с бельем и туфлями. Вряд ли это опять была примерка, скорее всего, начиналось именно то, что так безуспешно пыталась угадать Принципия.
        Ей высушили и расчесали волосы, а сверху на голову надели венок. Роскошный венок из цветов, напоминающих розы - багровые, красные, бледно-розовые. Это, конечно, не были розы. Розы не бывают из бумаги и не растут на железной проволоке, хотя, как знать?.. Может быть, здесь...
        Дальше началось непонятное.
        
           ***
        
        На время празднования палатки было велено убрать. На их место поставили столы, добавив необходимое наспех сколоченными козлами. Под тканью все равно не видно. Гулянье шло уже второй час, и кто хотел был уже пьян. Браги хватало. На ступеньках западного конца платформы устроился небольшой оркестр, аккомпанируя желающим продемонстрировать свои вокальные данные. Таких желающих становилось все больше, хотя все равно они оставались в меньшинстве по сравнению с теми, кто жаждал завязать с этой самодеятельностью и начать, наконец, танцы.
        По распорядку танцы должны были начаться после торжественного прохода избранной Жертвы, и ее чествования. Поэтому все в понятном нетерпении поглядывали в противоположную оркестру сторону, откуда и должны будут эту избранную вывести. Ее готовились встретить, ее ждали, чтобы осыпать цветами и овациями, в ее честь было заготовлено несколько торжественных речей, но ей никто не завидовал.
        Никто не знал, кто она такая. Свалилась, как снег на голову. Ребята нашли ее на путях. И пока что кроме плохого ничего хорошего от нее не было. Звонарь вон погиб, нелепо, в драке. Столько боев прошел, а тут... И все из-за нее. Звонаря, говорят, отправят с ней, туда же. И правильно. Семьи-то у него нет. Значит, туда его... Все польза! Сволочной, между нами, мужик был. А эта... Хоть посмотреть на нее, что за такая?.. Стоило из-за нее?..
        - Ну, что там? - Спросил Старый, сидевший во главе стола, у тихо подошедшей женщины.
        - Все готово.
        - Ну, давай, тогда.
        
           ***
        
        Принципия стояла на тележке вроде той, на которой приехала сюда. Стояла одна, в своем красивом платье и с венком на гордо поднятой голове. Она не знала, зачем ее поставили на эту тележку, зачем везут сейчас мимо этого огромного зала, полного людей, кричащих и свистящих, бросающих ей такие же бумажные цветы. Она знала одно - чтобы там ни было, она должна держаться. Держаться прямо и гордо. Этому ее учили с детства, и, кажется, научили неплохо.
        Тележка остановилась. Зал еще пошумел и затих. Только один говорил что-то. Там, в глубине этого пространства. Принципия не видела его. Он говорил, а остальные, судя по всему, слушали. Конечно, было бы интересно, узнать, что там сейчас говорится, но, увы, это было для нее невозможно. Значит, что делать? - так и придется принимать все происходящее таким, каким она его видит и воспринимает. Как говорится - делай, что должен, и будь, что будет! А она должна держаться. Вот она и будет.
        Речь закончилась, раздались шумные аплодисменты и крики. Опять кто-то лихо засвистел. Что за дурной обычай? А к ней уже шли. Шли несколько человек. Впереди шел один, неся в руках поднос вроде того, на котором ей приносили еду. На сей раз поднос был почти пуст. На нем стоял один стакан. И Принципия догадалась, что этот стакан предназначается именно ей. И что ей придется сейчас выпить то, что в нем. Даже если в нем яд.
        Ну, яд-не яд, а голова слегка закружилась. До сих пор Принципию хмельным не баловали, полагая, что ей еще рано. И вот, кажется, довелось попробовать. Не противно, но и не вкусно. А вот головокружение совсем некстати. С этим надо будет что-то делать. Как-то бороться с ним, особенно, если придется ехать еще куда-нибудь.
        И ехать пришлось. Правда уже не одной. Еще три человека залезли в тележку, и среди них тот, что угощал ее только что. Бородатый, как большинство тут, и пожилой на вид, сухой и сгорбленный. Он взял ее за плечи, крикнул что-то всем тем, кто оставался в зале, и они тронулись. Их тележку толкала другая, побольше. Там было два человека, раскачивавших какой-то рычаг, видимо, тем самым приводя в движение весь их невеликий кортеж.
        Ехали долго, преимущественно в темноте. Хотя не раз проезжали островки света, похожие на тот зал, из которого выехали. Там не было шумно, и никто их не приветствовал. Так, подходили поближе какие-то люди, иногда кричали что-то, похоже, что-то спрашивали. Те, кто ехал с ней рядом, отвечали. И проезжали дальше. Она даже не считала количество этих - как их назвать? Поселений? Или что это было?.. В общем, не важно. Как не важно и то, сколько их было. Потому что росла и крепла уверенность в том, что - к добру ли, к худу, - но это все уходит прочь, в прошлое, и никогда больше этого не будет.
        
           ***
        
        Брют появился - проснувшийся, посвежевший, и, видимо, решивший для себя, что надо делать, так как сразу взял быка за рога:
        - Пойдемте, поедим. Завтрак как раз готов.
        Место, куда он их привел, располагалось в конце улицы, за крайними шатрами. Там был деревянный навес, под которым стоял длинный стол с лавками, а рядом был другой навес, и там, похоже, была кухня с каменным очагом. Пахло дымом и чем-то вкусным, похоже, мясным.
        За столом было пусто. Кроме них еще три человека хлебали что-то из больших мисок, не обращая на подошедших никакого внимания.
        Обслуживали эту харчевню женщины. Очень скоро перед каждым стояла миска полная какого-то варева, густого, горячего и очень вкусно пахнувшего.
        - Откуда харчишки? - Поинтересовался Куртифляс.
        Пафнутий перевел. Здешним языком из всей компании владел он один. Даже полиглот Куртифляс не владел кранахским, а именно этот язык, претерпевший, правда, некоторые изменения, был тут в ходу. Поэтому вся тяжесть общения легла на плечи Пафнутия.
        - В основном привозные, - ответил Брют. - Сами видите, что за место. Ничего не растет. Даже трава. Песок, камни. Тут и не живет-то никто кроме нас. Так что - все привозное, кроме мяса.
        - А мясо тогда откуда? - Это уже сам Пафнутий развил тему, тем более, что мяса в том, что они сейчас с аппетитом поглощали, хватало. И вкусного, надо сказать, мяса.
        - А вот откуда мясо - это надо показать. Это, так сказать, побочный продукт нашей основной деятельности. Так же как, впрочем, и все остальное. Ведь и снабжают-то нас не за красивые глаза. Мы торгуем. Мы посылаем туда, к вам, как тут принято говорить, на Большую Землю, то, что там пользуется спросом, а нам привозят все, что нам надо, вплоть до дров и угля. Вода хоть своя, слава богу.
        Брют вернулся к прерванному завтраку. А когда все было съедено и выпито, сказал Пафнутию:
        - Если хочешь, я свожу тебя. Покажу и расскажу, как и зачем мы тут. Остальные пока пусть отдохнут. Ты как? Пойдешь? Заодно и про свои дела расскажешь. Ты же тут не просто так появился? Кстати, интересно, как? Не по воздуху прилетел?
        
           ***
        
        Поели, подождали, пока Ратомир накормит в сторонке вечно голодного Геркулания, давно уже воспринимавшегося всеми не как цель и причину их вояжа, а как надоевший тяжкий груз, который и хотелось бы бросить, но как-то пока жалко. Геркуланий насытился, можно было пойти и правда отдохнуть, чего всем очень хотелось, в том числе и Пафнутию. Но любопытство было сильнее. Пафнутий махнул остальным рукой, пообещал не задерживаться и потом все рассказать, и побрел за обретенным приятелем. Черти бы его драли!

 
 

 
4

 

        Из всех обязанностей, которые приходилось исполнять на посту старосты общины, обязанность выбирать жертву для Праздника Благодарения, была для Старого самой неприятной. Старостой он был уже давно, и трижды уже проводил этот ритуал. Троих послал на смерть. И пусть каждый из них и был человеком скверным, без которого всем было бы гораздо лучше, но все равно, каждого он знал, одному - так и вовсе помог родиться, лично перерезав пуповину. И, конечно, никак нельзя было пренебречь таким вот подарком судьбы. Совершенно чужой, никому тут не нужный человек. Пусть и девка, пусть и красивая, пусть и ни в чем ни перед кем не провинившаяся. Ну, в самом деле, разве виновата она, что Звонарь хотел затащить ее в уголок, да потешиться с ней? Она же его к этому никак не подзуживала. А Серый? Опять же - она тут ни при чем. И что с того, что, вроде бы, это все из-за нее. Им давно тесно было вдвоем. Не случись этой вот, случилось бы что-нибудь другое. Но случилось бы все равно.
        А жертвы нужны. Да, что ж тут поделаешь? Давным-давно подмечено, что те общины, что пренебрегают этой неприятной обязанностью, теряют потом гораздо больше. Наверху власть у них, у Старших. А без вылазок наверх не проживешь. Все, чем владеют, пользуются и что потребляют они у себя, в своих подземных убежищах, все это взято наверху. Украдено, умыкнуто из-под носа этих вездесущих и всевидящих тварей. Больших ли, мелких - их там тьма, самых разнообразных. Откуда они пришли, зачем, что им этот пустой, разрушенный, разоренный мир? Никто не знает. Чем они питаются помимо изредка приносимых им жертв? Может быть, поедают себе подобных? Или пасутся где-нибудь в другом месте, а тут просто гнездятся? Вопросы, конечно, интересные. Вот только ответов на них как не было, так и нет. Приходится приспосабливаться.
        Только что проехали Смоленскую. Теперь еще Арбатская, и все. Отцепим тележку, перетащим в нее тело Звонаря из дрезины, толканем - там уже рельсы под уклон, и сама покатится. В Яму, в Дыру - как только не называют этот страшный бездонный провал, исследовать который вряд ли кому придет в голову. Может, еще тогда, сначала, и находились такие смельчаки, да только что-то и преданий о них не осталось. Просто все почему-то говорят, что провал этот бездонный. А кто знает? Его что, кто-то мерил? Скорее всего, конечно, просто так говорят. Оттуда Старшие вылетают, туда и скрываются. Там их мир, их царство. Хотя, теперь весь мир - их.
        - А эта?.. эх!.. - Старый положил руки на плечи стоящей перед ним девушке, и почувствовал, что она дрожит. - Да она же замерзла! Конечно, в этом-то легком платьице...
        Он снял с себя ватник и набросил ей на плечи. Пусть погреется. Еще ехать...
        Она обернулась и благодарно улыбнулась. Запахнула ватник на груди. Пусть. Потом только не забыть забрать.
        И Старый опять тяжело вздохнул.
        - Эх, жизнь, мать твою так!..
        
           ***
        
        Они шли долго. Уже шатры скрылись за горизонтом, а они еще шли.
        - Чего так далеко-то? - Поинтересовался Пафнутий.
        - В целях безопасности, - пояснил Брют. - Скоро все сам увидишь и поймешь. Ну, а что не поймешь - спрашивай.
        - Я тебе пока только одно скажу, - продолжил Брют, - просто, чтобы потом к этому не возвращаться. Только тут я понял, зачем мы все - я про магов, - пояснил он, - нужны. Зачем я живу на этом вот свете. Смысл - понял? Смысл я обрел тут. И это, я тебе скажу, такое счастье! Тебе сейчас, наверное, все это кажется глупым, непонятным, высокопарным, но это только пока ты не увидишь...
        Пафнутий обратил внимание на неглубокие канавки, идущие по земле, заполненные белыми камешками. Переступая через одну такую, он нагнулся и взял в руки камешек. Пальцы запачкались белым.
        - Известь, - пояснил Брют. - Приходится красить.
        Им встретился и человек идущий рядом с ослом. Осел был загружен. С боков у него свисали мешки, чем-то наполненные.
        - Вот как раз, - сказал Брют, - везет подновлять рисунок. Эй, Хендрик! - Крикнул он человеку. - Как дела?
        - Нормально, - отозвался тот, махнув приветственно рукой.
        - Новенький, - сказал Брют Пафнутию, - пока на подсобных работах. Я тоже с этого начинал. Ну, и учился по ходу дела.
        - А что это? - Пафнутий бросил подобранный камешек в канавку.
        Похоже было, что эти канавки складываются в какой-то узор или рисунок, разобрать который отсюда, с земли, было невозможно.
        - Не узнаешь? Это же графогемы де Люка. Только увеличенные и несколько модифицированные. С учетом задач.
        Интересно! Обычно эти графогемы, то бишь особо начертанные изображения древних священных знаков, применялись при призвании духов, в качестве дополнительной защиты, укрепляющей барьер между нашим пространством и тем, откуда прибывает дух. Как правило, хватало кусочка мела или, наоборот, угля для их изображения. Много ли пространства нужно духу?
        Похоже, тут имело место что-то грандиозное.
        - Вон, смотри, сидят. - Брют взял Пафнутия за руку. Другой рукой он указывал вдаль.
        Пафнутий присмотрелся. Точно, там, вдали, виднелись, смутно различимые в жарком мареве, человеческие фигурки. И, судя по позам, они и вправду сидели. Прямо на этой раскаленной земле.
        - Слушай, а им не горячо? - Удивился Пафнутий.
        - Нет, - отозвался Брют, - они в состоянии концентрации. Поддерживают защиту.
        - Какую защиту?
        - Ты ночью разве не видел? - Удивился Брют. - Она ночью светится.
        - Видел. Так это защита? Вы кого-то вызываете?
        - Ха!.. Если бы! - Усмехнулся Брют. - Их не надо вызывать. Сами являются. Летят, как мухи на падаль. Интересно, все же, какого хрена им тут надо?
        - Да кому же, черт побери?!. - Взорвался от этих намеков Пафнутий. Ну, неужели нельзя по-человечески объяснить, в конце-то концов!
        - Увидишь. - Утешил его Брют. - Терпение, мой друг, терпение. Обычно они не заставляют себя долго ждать. Лучше один раз увидеть, знаешь ли...
        Тем временем они подошли ближе. Виден стал не только тот, сидящий, которого увидели вначале, но и еще несколько человек подальше. Они, так же, как и первый, неподвижно сидели, подобрав под себя сложенные ноги. Поза сосредоточения и медитации, обычно используемая магами для накачки себя Силой.
        - Ну, что, - сказал Брют, когда они прошли еще немного, - давай остановимся тут. Не хочешь присесть?
        - Нет, - с улыбкой отверг это предложение Пафнутий, - боюсь, я пока не настолько погрузился... ну, ты понимаешь. Так что, я постою.
        - Постоим, - согласился Брют, возвращая собеседнику улыбку, - подождем. А пока ждем, расскажи-ка теперь ты про себя. Хватит темнить. Выкладывай, зачем я вам понадобился. И, заодно, что это за странный тип, тот, что не расстается с лошадью, которого надо кормить отдельно и к которому почему-то совсем не тянет подойти и поздороваться.
        
           ***
        
        Тележка остановилась.
        - Интересно, - подумала Принципия, - приехали, или так?..
        Это место ничем не отличалось от любого другого места в бесконечном туннеле, в котором они ехали. Но, ведь, остановились?..
        Тот, что стоял у нее за спиной, и дал ей согретую собственным теплом куртку, что-то сказал. Все, в том числе и он сам, сошли на землю, оставив Принципию в одиночестве. Один из них пошел вперед, и скоро его перестало быть видно. Остальные молча ждали. Видимо, ждали его возвращения. И он вернулся. Вернулся довольно скоро, что-то сказал взволнованным голосом, и даже жестикуляцией показал - так обычно делают руками, когда говорят о чем-то очень большом. Что-то большое он видел там, впереди, куда только что сходил, и откуда вернулся. Что-то большое - это хорошо? Или наоборот?..
        Из той повозки, что толкала ее тележку, и в которой были рычаги, с помощью которых ее заставляли двигаться, притащили большой, опутанный веревками, продолговатый мешок, положив его рядом с Принципией. Веревки разрезали, материю размотали, и это оказался человек. Тело человека - так вернее. Принципии пришло в голову, что это вполне мог быть тот, которого она видела лежащим на полу, в тот, первый день. Интересно, зачем его сюда привезли? Его собрались похоронить? А она тогда зачем? Он же ей - никто. И она ему...
        Старик, стоявший с ней рядом пока они ехали, и одевший ее, вскарабкался на тележку и встал напротив, положив руку ей на плечо. Помолчал, а потом сказал что-то, и тон его был печален. Он снял с нее куртку, сунул ее себе под мышку, и вдруг, неожиданно, прижал ее к себе и поцеловал в лоб. Потом отвернулся и спрыгнул.
        Тележка вздрогнула и покатилась вперед. Теперь ее толкали вручную. Два человека. Совсем, как тогда, когда она только попала сюда. Тогда ее тоже посадили на тележку те два парня, что встретились ей, а сами эту тележку толкали. Вот и сейчас...
        И вдруг оказалось, что ее уже никто не толкает. Тележка катилась сама по себе. Все быстрее и быстрее. Похоже, дорога шла под уклон. Колеса застучали громче, встречный воздух раздул волосы, и Принципия, испугавшись, вцепилась в поручень. Ее несло вперед.
        
           ***
        
        - Очень интересная история, - сказал Брют, выслушав Пафнутия, - прямо, роман какой-то. Нам-то с тобой, конечно, к чудесам не привыкать, но все равно... Пригодилась, значит, та тетрадка?
        - Пригодилась, будь она неладна.
        - Она у тебя с собой?
        - Она? Нет. У меня с собой листки с расшифровкой ритуала. Только того. А тетрадка осталась там, в аптеке. Да в ней ничего больше интересного.
        - Значит, вы решили, что наш дорогой бен-Салех... Ну, вы чудаки! Мы с ним и расстались-то потому, что он твердо решил больше магией не заниматься. Такие вот у нас идеологические разногласия вышли. Так что, вряд ли он согласится.
        - Но попробовать-то надо.
        - Ну, почему бы и нет? Дерзайте! И самое смешное, что живет он совсем неподалеку отсюда. По ту сторону хребта.
        Брют тихо рассмеялся, глядя на растерянное лицо приятеля.
        - Вот именно! Вы, когда искали путь сюда, может быть даже проходили возле его дома. Он живет в предгорьях, занимается тем, что лечит скот у тамошних крестьян, чем и добывает себе хлеб. Название села я, конечно, не помню, но у меня где-то записано. Придем домой, разыщу. Вот только как вы туда попадете? Обратно той же подземной дорогой?
        - Нет, боюсь, что так не получится. Дорогу, скорее всего, снова закрыли и запечатали. Так что, даже если и пройдем, то выйти на поверхность не сможем.
        - Тогда вам придется ждать ближайшего каравана.
        - Подождем, - согласно кивнул Пафнутий. В общем-то, он на что-то подобное и рассчитывал. - У нас есть, чем заплатить за гостеприимство.
        - Даже так? Интересно, и чем же?
        - У нас есть драгоценные камни. Нам дали йами. Вместо денег. Возьмете?
        - Зачем они нам? Если хочешь заплатить, поработай. Просто поможете, кто чем сможет. Твои друзья - по хозяйству. Ты - поможешь мне на дежурствах. Будешь силой подпитывать. На большее ты пока все равно не годишься, извини. А так - все польза.
        - Договорились.
        За долгим разговором, заставившим снова окунуться в недалекое прошлое, Пафнутий как-то позабыл о цели их пребывания тут, под этим палящим солнцем, на этой выжженной земле. Он смотрел на Брюта, и, когда случилось то, чего они, собственно говоря, и ждали, понял об этом только по изменившемуся выражению лица приятеля.
        - Смотри! - воскликнул тот. - Вот оно!.. Смотри!
        Пафнутий резко обернулся и увидел, как над землей быстро поднимается нечто.
        Сердце ударило не в такт, легкие замерли на полувдохе. Пафнутий ухватился рукой за плечо Брюта, ему показалось, что земля как-то покачнулась. Но он не обратил на это никакого внимания. Внимание его было приковано к тому, что сейчас парило в небе, широко распахнув огромные кожаные крылья.

 
 

 
5

 

        Ратомир, Ханна и Куртифляс отрабатывали свое право жить на этой негостеприимной земле. Никто не стал возражать и капризничать. И Ратомир, пусть и наследник престола громадной державы, не чинясь, таскал в кожаных ведрах воду из колодца, Куртифляс рубил дрова, а Ханна - элитный сотрудник сверхсекретной организации с неограниченными полномочиями, перебирала крупу, отделяя зерна от плевел. Пафнутий ушел с Брюсом.
        То, о чем им рассказал Пафнутий, было невероятно. Здесь, вот в этом самом месте, была дверь - а если судить по размерам, то целые ворота, в какой-то иной мир. Мир, населенный страшными тварями, способными погубить все население земли. Если, конечно, позволить им сделать это. И теми, кто не позволял, кто держал ворота запертыми, были маги. Вот эти самые, бритоголовые, в белых балахонах. Они несли тут свою бессменную пожизненную вахту в течение уже многих сотен лет. Никто не мог бы сказать, когда и как это началось. Тут не было летописцев. Тут занимались делом: спасали человечество. А человечество ничего не знало об этом.
        Всех поразило больше всего именно это - то, что об этом никто не знал. А ведь случись что с этими людьми, с этими магами, что за жуткий конец ждет всех остальных людей!
        И, сидя за гладко оструганным столом, занимаясь своим тупым, кропотливым делом, Ханна думала обо всем этом.
        А ведь мы похожи, - думала она, - Служба, и эти маги. О нас тоже никто не знает. И мы тоже спасаем человечество, только, в отличие от здешних, мы спасаем это самое неблагодарное человечество не от внешней угрозы, а от самого себя. Выпалываем ростки того, что, если бы выросло, погубило бы то, из чего выросло. Уничтожаем в зародыше, как эти маги держат заслон у самого порога. А ведь дай этим тварям разлететься и - все!.. Конец нам всем. Они, судя по всему, сильнее всего, что люди могут им противопоставить. Кстати, благодаря нам, - вдруг пришло ей в голову. - А ведь, правда... Если бы мы не уничтожали, не забирали у людей их смертоносные игрушки, способные погубить их самих, то у людей появилось бы оружие, достойное этих крылатых чудовищ. Но мы же сами себе укоротили руки, сами сделали себя бессильными против них. И теперь вся надежда на этих героических магов, согласных жить в этих нечеловеческих условиях, с риском для жизни затыкая эту страшную дыру собственными телами.
        - А ведь то, чего не знают все остальные, - думала Ханна, - наверняка знает Служба. Служба знает все, просто это знают только те, кому это надо. Ведь обеспечивают же этих магов всем необходимым для жизни. Значит, все же есть связь с внешним миром. И, если представить себе, что их снабжают простые купцы и караванщики, что в этом случае произошло бы? Весть об этом мигом разлетелась бы повсюду, искажаясь и принимая самые причудливые формы, порождая страх и панику. И не говорит ли то, что никто об этом не знает, о целенаправленном сокрытии информации? Нормальное дело в Службе: секретность на всех уровнях. И это вполне вписывается в саму идею сохранения равновесия - с одной стороны уничтожаем оружие, делая людей вроде бы бессильными, с другой - затыкаем дыру, через которую только и может проникнуть опасность. И, кстати, а не тем ли вызвана вся эта кампания против магов и магии? Пусть почувствуют себя ненужными изгоями везде - везде, кроме этой вот Караван-Талды. Пусть стремятся сюда. И пусть именно здесь обретают смысл своего существования!
        - Пафнутий сказал, что сегодня мясо будет.
        К задумавшейся Ханне подошел Куртифляс. Он закончил с дровами и мог теперь отдохнуть и поболтать.
        - Да, ну и что? - Ханна слишком глубоко ушла в свои мысли, чтобы должным образом оценить важность сказанного.
        - Как ты думаешь, что за мясо будет?
        - Мясо? Ну... Мясо, как мясо. А что?
        - Они наверняка едят этих тварей.
        - Может быть. Ну и что? Мы же тоже уже пробовали. И ничего. И даже вкусно.
        - Да-а... - с сомнением в голосе протянул Куртифляс. - Так-то оно так, конечно, а все-таки...
        - Не думала, что ты так привередлив.
        Ханну этот вопрос и правда волновал мало. Брезгливостью она не страдала, а если что и было, так давно умерло. Некогда, на спецкурсах по выживанию их, курсантов, учили жрать всякую гадость - гусениц, к примеру.
        - Я-то ладно, - отперся от очевидного Куртифляс, - а вот была бы тут Принципия...
        Он замолчал, осознав бестактность того, что чуть было не сорвалось с его языка. Вот уж, воистину, профессиональная деформация.
        - А что? - Ханна удивленно взглянула на него. - Ах, вон ты про что! Ты думаешь, она так уж брезглива? Ты разве не заметил?..
        - Чего?
        - Наша Принципия беременна. Отсюда и все это.
        Это была новость. Куртифляс молча воззрился на Ханну. Принципия?..
        - Как это? От кого?
        - А вот это уж вам виднее. А, впрочем, какая теперь разница?
        И с этим было не поспорить.
        
           ***
        
        Уклон возрастал, и тележка мчалась все быстрее, резко подпрыгивая на малейших неровностях своего железного пути. Грохот колес спорил с шумом рассекаемого воздуха. Хотелось зажмуриться от режущего глаза ветра, и Принципия зажмурилась, а когда снова открыла глаза, то увидела то, к чему ее так неумолимо влекло, словно щепку в водопад.
        Впереди тоннель кончался. Огромное пространство открывалось за грубо сломанными и торчащими как попало ребрами, бесконечное количество которых и составляло стены этого прорытого в земле коридора. Пространство раскрывалось сразу во все стороны. Сверху падал свет, хотя неба и не было видно. Внизу был мрак, и в этот мрак свешивались те тонкие железные нити, по которым и катилась тележка, стремительно приближаясь к тому месту, где они обрывались.
        Принципия набрала полную грудь воздуха, готовая заорать, когда полетит вниз, но в последнее мгновенье тележку так тряхнуло, что Принципия, оторвавшись от поручня, взлетела вверх, тут же, впрочем, потеряв всякое представление о том, где верх, а где низ.
        Она зажмурилась, как некогда - как же уже давно, оказывается! - ринувшись в разверстую пасть, и ожидая боли. И снова, как и тогда - боли не было. Она падала, она все падала, и никак не могла упасть. И ее тело, у которого оказалось неожиданно много времени, достаточно, чтобы привыкнуть к этому необычному ощущению, пришло в себя раньше, чем сознание. И оно само стало принимать позу, которую, видимо, сочло наиболее рациональной. Тело распрямилось и повернулось лицом навстречу летящей тьме и стремительному потоку воздуха, словно навстречу ветру во время бури. Руки разошлись в стороны и ладони ощутили упругость воздушных струй, проходящих сквозь пальцы, как вода. Сердце постепенно успокаивалось, билось часто, но ровно. Но тут его ритм снова был нарушен, и крик, не случившийся в самый миг падения, вырвался из груди Принципии, и мог бы оглушить ее саму, если бы она его услышала.
        Свет, слабо проникавший сверху, что-то заслонило. Принципия подняла голову навстречу этой неожиданно возникшей тени, и то, что она увидела, и заставило ее заорать. Заорать так, как она не орала никогда, ни разу за всю свою жизнь.
        Огромное нечто, заслонившее собой, казалось, все пространство над ее головой, стремительно приближалось к ней. Оно двигалось так быстро в этих сумерках, что рассмотреть его было просто невозможно, даже если бы глаза у нее не зажмурились. А когда они снова открылись, это было уже прямо перед нею.
        Ближе всего, прямо напротив глаз, сопели и хлюпали какой-то пеной две гигантские ноздри. А за ними, повыше и подальше, на нее смотрели выпуклые глаза непонятного цвета с вертикальным разрезом зрачка. Зрачок этот пульсировал, слегка сжимаясь и разжимаясь. А потом глаза эти моргнули. Странно так моргнули, не сверху вниз, как это принято обычно у всех живых существ, виденных когда-либо Принципией, а наоборот. И, увидев, как это чудовище моргает, Принципия успокоилась. Успокоилась настолько, что прекратила орать от ужаса, и стала хоть что-то воспринимать и соображать.
        Выше пузырящихся принюхивающихся ноздрей, черных, блестящих и каких-то пупырчатых, торчал острый, слегка загибающийся назад, рог. А за ним уже и были те самые глаза, умеющие, как выяснилось, моргать. А вот ниже ноздрей была пасть. Настоящая пасть, не та, которой их некогда пугали, а самая настоящая, открытая, видимо в предвкушении пищи, пасть, полная острых зубов, размером с палец на руке Принципии. И эта пасть была ужасающе близка.
        Принципия представила себе, как прямо сейчас это существо поднимет голову, и пасть эта окажется вровень с ее собственной головой. И тогда останется только преодолеть совсем ничтожное расстояние, чтобы ее голова оказалась в этой самой пасти. И Принципия, нисколько не задумываясь, сделала то, что уберегло бы ее от этого самого мига, или хоть отдалило его на чуть-чуть. Она подняла левую руку и ухватилась ею за рог, стараясь поднять себя повыше, подальше от этих зубов. И это ей удалось. Теперь она смотрела на чудовище немного сверху, и ей стало видно, что голова его продолжается длинной шеей, а за ней раскинулись чудовищных размеров крылья, слегка шевелящиеся в полете. Что там дальше - видно не было, но и этого вполне хватало, чтобы в сознании возникло слово - дракон.
        Сказочный дракон летел с ней рядом, голова к голове, и готовился ее съесть. И в этом было даже что-то забавное. Нет, ну правда! - быть съеденным сказочным персонажем! Принципия улыбнулась, и ее правая рука потянулась туда, откуда на нее смотрели блестящие глаза дракона. И она почесала дракону между глазами. И глаза закрылись. Опять же, снизу вверх, но это было не важно, главное - они не моргнули, они закрылись! Дракону было приятно. Видно давно его никто там не чесал.
        Принципия подтянулась повыше и достала дракону до затылка. Шкура у него была плотная и бугристая, и Принципия сомневалась, доходят ли через нее эти ее почесывания, но, вроде, дракон не возражал. Дальше, за головой, у самого начала шеи, обнаружились еще два рога, торчащих в разные стороны, и Принципия дотянулась до них. Сперва правой рукой, а потом, отпустив передний рог, и левой. Теперь она как бы парила над головой чудовища, и ухватить ее своими зубами ему было бы затруднительно. И только теперь до Принципии, наконец, дошло, что же она сделала, сделала, сама о том не задумываясь. Кажется, ей удалось спастись. По крайней мере, пока. И сразу же веселая и шальная идея пришла ей в голову. Держась по очереди за эти рога, она развернулась, и, опустив ноги, уселась дракону на шею. Дракон недовольно задрал голову и заревел, насмешив наездницу еще больше. Поздно! Но все же она протянула руку, наклоняясь вперед, и снова почесала дракону между глаз.
        Как бы благодаря и успокаивая его.

 
 

 
6

 

        Ко всему можно привыкнуть. А привыкнув, полюбить. Тут можно вспомнить феномен, который психологи окрестили "стокгольмским синдромом", а можно и популярную тему многих сказок - про красавицу и чудовище. А поскольку Принципия вполне подошла бы на роль красавицы, а дракон, безусловно, чудовище, то этот пример вполне подойдет для нашего сюжета.
        Казалось бы, вот совсем недавно Принципия едва не умерла от страха, увидев это крылатое создание, и вот уже она доверчиво и ласково, но, в то же время, крепко обнимает его за длинную шею, прижимается к ней щекой, и, время от времени, почесывает его голову, шепча что-то нежное.
        Ветер, холодными лезвиями резавший ее лицо во время падения, стих. Дракон летел неторопливо, лениво шевеля своими огромными крыльями. И это было хорошо. Во-первых, Принципии стало не так холодно, а во вторых она смогла плотно и надежно устроиться на этом своем сиденье. А то ведь, пока скорость дракона совпадала со скоростью ее падения - то есть, когда она только-только оседлала его, ее могло просто сдуть потоками воздуха, и приходилось цепляться изо всех сил.
        Расслабленность и умиротворение, овладевшие как драконом, так и его наездницей, едва не сыграли злую шутку. Принципия слишком поздно заметила приблизившуюся откуда-то сзади и сбоку такую же страшную морду, с уже жадно раскрываемой пастью. Ей только и оставалось, что, взвизгнув, и чуть не сорвавшись, дернуться в другую сторону, буквально на руках повиснув, спрятавшись за своего дракона. Дракон тоже заметил нарушение границ его суверенной территории, и, изогнувшись, развернулся мордой к разинутой пасти агрессора.
        Принципии удалось ухватиться за один из рогов, торчащих по бокам головы дракона. Держаться за него было удобнее, хотя при совершаемых маневрах ее и мотало из стороны в сторону. Рог был шершавый и хорошо сидел в ладони, не выскальзывая.
        До кровопролития дело не дошло. Ограничившись дипломатическими нотами, стороны разошлись. Видимо, тот, другой, понимал, что позарился на чужое, что это совсем не по понятиям, и, обнаружив, что его застукали, сделал вид, что просто проходил мимо. Он резко развернулся, взмахнул крыльями, подняв ветер, и нырнул куда-то вниз. Принципия, уже терявшая силы, с трудом вскарабкалась на место.
        Да, вот так, отныне это было ее законное место, и ее дракон защищал ее от всяких прочих.
        
           ***
        
        То ли хозяева были сердобольными людьми, то ли им просто затруднительно было общаться со своими помощниками, не говорящими на их языке, но работой своих гостей они слишком не загружали. К вечеру все порученное было переделано. Под наполненным водой котлом загорелись нарубленные с запасом дрова, перебранная крупа готова была превратиться в недалеком будущем в кашу, и делать стало нечего. На свое рабочее место пришли отдохнувшие местные тетки, весело о чем-то между собой переговаривающиеся, и оттеснили подсобную команду в сторону. Солнце ушло за стену гор, и воздух посвежел.
        Ханна, Куртифляс и Ратомир сидели на лавке у длинного обеденного стола под навесом, лениво созерцая суету на кухне.
        - А, может, сходим?.. - Подала идею Ханна.
        Она не стала уточнять. И так было понятно. Самим взглянуть на этих чудовищных тварей.
        - Точно! - Вскочил Ратомир.
        И даже Куртифляс, хотя ему и явно было лень тащиться черт-те куда, потянулся, зевнул, и поднялся с лавки. В самом деле, почему бы и не сходить?
        Они зашли в шатер, где ночевали, потеснив Брюта и его товарищей, взяли мечи, выданные им в свое время йами, да и пошли в ту сторону, в которую уходили на дежурство маги, и куда еще утром ушел и Пафнутий.
        - Интересно, откуда они все-таки берутся? - Спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Ратомир. Так - мысли вслух.
        Вопрос был, безусловно, риторический, отвечать на него было не обязательно, но, поскольку делать все равно было нечего, а идти еще далеко, так почему бы и не поболтать? И Куртифляс отозвался:
        - Ну, Пафнутий же говорил, там какой-то громадный провал в земле. Вот оттуда...
        - Так вот и интересно, что за провал? Куда он идет? Не просто же яма, на дне которой...
        - Эта дыра в земле, - сказала, решив встрять в эти ученые дебаты, Ханна. - Дыра, ведущая на ту сторону. Там они, видимо, живут, а сюда залетают так... Может, из любопытства.
        - Вот бы взглянуть, что там! Интересно, люди там есть?
        - Чего проще? - Развеселился Куртифляс. - Прыгни туда. С той стороны вылетишь. Представляешь? Вылетаешь из дыры, взлетаешь вверх, и сверху смотришь - что там? А потом обратно вниз, и - сюда! А мы бы тебя тут подхватили, чтобы далеко не улетел. Вот и рассказал бы потом, что там такое.
        Шутки-шутками, но, в самом ведь деле, если есть эта сторона... У всего же есть две стороны. Значит, и у земли есть оборотная. И эта мысль, раньше как-то не приходившая в голову, заставила всех замолчать и задуматься.
        Так, задумавшись, каждый по своему представляя себе устройство мира, оказавшегося сложнее, чем представлялось, они и подошли к тому рубежу, на котором сидели отрешенные от всего маги, и за который заходить было уже нельзя. Увидели они и Пафнутия, но подходить не стали. Пафнутий сидел позади своего приятеля, уставившись ему в спину. Сразу и не подумаешь, что человек занят столь важным делом. Но они-то знали, потому и не стали отвлекать.
        И все-таки, несмотря на столь скромное поведение, выяснилось, что тут им не рады. Откуда-то сбоку подошел человек. Был он одет так же, как все тут, то есть в белый балахон с капюшоном на обритой голове. Человек этот стал им что-то сердито выговаривать, руками показывая в ту сторону, откуда они сейчас сюда и пришли. Скорее всего, он предлагал им туда же и убираться. Почему? Разве они кому-то тут мешают?
        Видимо, в попытке как-то разрядить обстановку, вперед выбрался Куртифляс. Он изобразил самую широкую улыбку, какую только могла вместить его довольно узкая физиономия, схватил стража порядка за руку обеими руками, и, потрясая ею, заорал ему в ухо, словно глухому:
        - Здравствуйте! Рады познакомиться! Как у вас тут здорово! Мы только немного посмотрим! Посмотрим, и уйдем! Сразу!..
        Но это не произвело на блюстителя никакого впечатления, равно как и улыбка Ханны, постаравшейся сделать эту улыбку максимально обольстительной. Он с трудом вырвал руку и снова начал свой бубнеж. И, видимо, так и пришлось бы уйти, если бы не крик, раздавшийся с той стороны, куда идти было нельзя, и где, похоже, как раз начиналось что-то интересное. И человек в белом сразу потерял к ним всякий интерес.
        - Ага!.. - Воскликнул Куртифляс, вытягивая шею и вставая на цыпочки в попытке увидеть причину переполоха. - Кажется, начинается!
        И он таки оказался прав.
        
           ***
        
        После того случая с покушавшимся на ее жизнь посторонним драконом, Принципия окончательно поверила в то, что теперь-то она в безопасности. Ее дракон не даст ее в обиду. И она устроилась поудобнее, перестав робко жаться к шее своего крылатого защитника. Она гордо выпрямилась, и сидела теперь, держась за очень удобно торчащие в разные стороны рога, и поглядывала по сторонам.
        Правда, смотреть было пока что особо не на что. Их окружала тьма, и эта тьма все сгущалась. Скоро Принципии плохо стало видно даже собственные руки. Словно они влетели в плотное облако дыма. Но дышать было легко и ничем горелым не пахло. То есть, не пахло вообще ничем, даже дракон не вонял, отличаясь в этом отношении в лучшую сторону от любой лошади, не говоря уж о Геркуланиевой, к которой Принципия старалась не приближаться.
        Вспомнив о ней, Принципия вспомнила и об остальных участниках их злополучной экспедиции, и привычно загрустила. Суждено ли ей когда-нибудь встретиться с ними? И опять, который уже раз, решила, что вряд ли.
        Полет тем временем протекал спокойно. Дракон изредка вяло взмахивал крыльями, ветра почти не ощущалось. Куда они летели? Это знал один дракон, если, конечно, он сам не заблудился в этой темноте.
        Но в какой-то момент сидеть ей стало неудобно. Ее потянуло вперед. Похоже, дракон опустил голову, да и сам, вообще, пошел вниз. Принципия снова прижалась к его шее. А тьма тем временем перестала быть плотной, она начала расслаиваться на какие-то то ли струи, то ли пряди. И промежутки между ними были более светлыми. И промежутков этих становилось все больше, да и сами они увеличивались. Становилось все светлее. Свет, правда, был какой-то серый, сумеречный.
        Дракон повел себя более активно. Резче стали взмахи крыльев. Голова стала поворачиваться в разные стороны, заставляя Принципию крепче сжимать в объятиях шею. Тут уже было не до любования видами, но все же она заметила, что под ними, похоже, была земля.
        Земля, смутно различимая в этом тусклом - то ли утреннем, то ли вечернем свете, проплывала далеко внизу. Что там было? Вроде бы, это была не вода, не море. Какие-то пятна, то светлее, то темнее. Может быть, то были леса? Или поля, засеянные чем-то разным?
        Засмотревшись, Принципия чуть не потеряла равновесие. Дракон резко пошел на снижение. Скорость полета заметно возросла, воздушные потоки снова заставляли щуриться и ежиться от холода. Усевшись попрочнее Принципия снова глянула вниз. Теперь уже землю было видно вполне хорошо, с подробностями.
        Холмистая равнина, поросшая то ли кустарником, то ли деревьями - высоты того что кудрявилось внизу было отсюда не понять. Домов никаких не было. Не было видно и полей. Люди тут, похоже, не жили. Пустошь.
        Дракон сбавил скорость над ровным безлесным участком. Голова его была опущена, словно он что-то высматривал там, внизу. И, видимо, высмотрел. Сердце у Принципии скакнуло вверх - они стремительно падали. Она зажмурилась. А когда открыла глаза, они уже летели над самой землей. Шея снова резко и стремительно дернулась. Этот чертов дракон совершенно не заботился об удобстве своей наездницы. Он, похоже, просто не думал о ней! Резко ударили крылья, раздался чей-то крик, полный боли и смертельного ужаса, голова дракона взлетела вверх, и Принципия увидела, что в той самой ужасной пасти, в которую она ухитрилась как-то не попасть, в этих зубах корчится что-то живое, продолжающее кричать.
        Дракон опустился на землю. Так ему было удобнее. Принципия не стала смотреть, как чудовище расправляется со своей жертвой. В принципе, она сейчас могла бы тихонько соскользнуть, и, вероятно, ей удалось бы убежать. Пока дракон занят. Но она почему-то так и сидела, плотно прильнув к этой бревнообразной шее. Сидела, закрыв глаза, и ждала, что будет дальше. Этот сумеречный пустынный мир не привлекал ее. Хотя она и понимала, что надеяться на что-нибудь хорошее ей не приходится. Рано или поздно ей все равно придется слезть и остаться одной. Что она будет делать, Принципия не представляла. Ей никогда не нравились книжки про попавших на необитаемый остров, какими зачитывался Ратомир. Может быть, он, окажись он на ее месте, и сумел бы как-то выжить в одиночестве. Она - вряд ли.
        Дракон перекусил, и, похоже, его потянуло в сон. Он лег на брюхо и голова его, вместе с Принципией, пошла влево, влево, пока не прижалась к боку. Левое крыло взметнулось вверх, расправилось и опустилось, закрыв морду.
        Интересно, - подумала Принципия, - сколько он будет спать? И нельзя ли на время покинуть его?
        Этого ей очень хотелось, вот только страшно было. А дракон спал себе и спал. И она решилась. Сняв туфли на каблуках, так как-то и оставшиеся до сих пор у нее на ногах, и отбросив их в сторону, она начала потихоньку сползать на землю, которая была ну совсем рядом. Просто она осторожничала, боясь потревожить спящего. А ну, как схватит своими зубами?
        Но ничего, обошлось. Слезла и отбежала подальше. Место тут было голое, не росло даже маленьких кустиков, и Принципия решила, что и пусть!.. Не дракона же стесняться.
        Осторожными шагами, почти крадучись, она пошла обратно. Когда до спящего чудовища оставалось буквально несколько шагов, и она мысленно прикидывала, откуда ей бы лучше было начать залезать, крыло дрогнуло, взлетело вверх, обратно на спину, туда, где, сложенное, лежало второе, а голова приподнялась и двинулась ей навстречу. Принципию парализовало. Холодом обдало все тело, и не было сил шевельнуться, только колени мелко дрожали под тяжестью ставшего чужим тела.
        Голова дракона покачнулась и опустилась возле ее ног. Глаза смотрели на нее. А она, не дыша, смотрела в них. И вдруг они снова моргнули, как тогда... Принципия перевела дух, и опустилась на корточки. Все повторялось. Опять их головы рядом. Она протянула руку и дотронулась до лба чудовища, до того самого места между этими глазами. И глаза снова закрылись.
        И опять она сидела, словно в седле, гордо откинувшись и держась за рога. Они летели.
        Свет так и оставался сумеречным. Не светало, но и не темнело. Теперь под ними были то ли высокие холмы, то ли низкие горы. Древними руинами старинных замков возвышались выветренные скалы. Далеко внизу еле слышно с высоты шумела река в ущелье. Ни огонька, ни строения, пусть даже разрушенного. Совсем пустой мир.
        И тут, из-за гребня, за которым, наверное, было другое ущелье, взметнулось сразу четыре силуэта. Четыре точно таких же дракона. И полетели навстречу. Один дракон большой, такой же, как тот, на котором Принципия и путешествовала по этому странному миру, и три поменьше. Словно мать с тремя детьми, пришло в голову Принципии.
        Она бросила рога и снова прильнула к шее, внимательно следя за приближающимися. Она помнила недавний опыт, и была готова снова спрятаться за эту спасительную преграду.
        А ее дракон повернул в сторону этой троицы. Он явно не был ничем встревожен. Не делал резких, угрожающих движений и не ревел, отпугивая противника. Те тоже летели спокойно. И очень скоро голова того, другого дракона оказалась совсем рядом. И они дотронулись друг до друга. Просто дотронулись, не пытаясь пустить в ход зубы. Второй дракон чуть приотстал, и его голова вдруг возникла прямо перед Принципией, с ужасом смотревшей на нее, и намертво вцепившейся в шею своего чудовища. Тот, второй, обнюхал ее и отвернулся. Теперь они неспешно плыли по воздуху бок обок. А другие, те, что поменьше, кружили вокруг, иногда издавая жуткие визгливые крики.
        И вдруг до Принципии дошло - это же семья! Это папа вернулся домой, а мама с детишками встретила его. И вот они летят к себе домой. Что это у тебя, дорогой? - спросила дракониха своего супруга. - Не волнуйся, дорогая, - ответил тот, - это так, подобрал. Это нашим деткам.
        Понятно, вот что, значит, ее ожидает. Это значит, эти милые крошки будут учиться ловить добычу. Она будет убегать, а они налетать сверху и хватать ее своими милыми зубками. Прелестно! Интересно, как надолго ее хватит?
        Дом, дом, милый дом!.. И где же тут их уютное гнездышко? И вдруг Принципия обнаружила, что они летят все выше. Или их дом далеко, - подумала она, - или они решили прогуляться. Пришедшая было в голову мысль, что, может быть, лучше разжать руки, да полететь самой, вниз, чтобы не мучиться, - как пришла, так и ушла. В самом деле, она уже столько раз должна была умереть, а все еще жива. Может быть, повезет и еще. Зачем отказываться от надежды?
        А земля все уходила, проваливалась вниз. И снова подступала тьма. Куда они летят? Может быть обратно? В тот мир, из которого ее выкинули столь торжественно? И что она там будет делать, если даже ей повезет выжить?
        - А вот об этом, - решила она, - я буду думать, когда выживу.

 
 

 
7

 

        Лучшее, разумеется, враг хорошего, и с этим постулатом Генерал не спорил. Но он знал и другое - только желая лучшего это хорошее и можно обрести. Во всяком случае, для себя. И вся его жизнь - подтверждение этого.
        Сын проститутки из элитного офицерского борделя, родившийся только благодаря тому, что мать, презрев правила, сбежав от тех, кто заставил бы ее избавиться от плода, родила его в нищей хижине пастухов, приютивших беглянку. Она родила его, заплатив за это своей жизнью. А он оказался в приюте для подкидышей и незаконнорожденных. Приют этот основал сэр Феликс, граф Гордонский, владетель этих мест. Основал давно, в пору юности, когда всем нам свойственны в том числе и человеколюбивые порывы. Болезненный приступ филантропизма прошел вместе с юношескими прыщами, а приют остался. Остался, правда, уже без высочайшего покровительства, предоставленный самому себе, обреченный на смерть, но все как-то эту смерть оттягивавший. И выжить в этом приюте было сложно.
        Но он как-то выжил. Он, сын деревенской девки, проданной в бордель нищим отцом, и какого-то офицера немногочисленной, но боевой гвардии графа Гордонского, нес в своих жилах кровь выносливых и терпеливых крестьян, смешанную с кровью смельчаков и авантюристов, умных, сильных и беспощадных.
        Несмотря на все лишения, он ухитрился вырасти здоровым, и его взяли в армию. Он попал туда в ту счастливую пору, когда вовсю бушевала война за корону Северного Пятиречья, в ходе которой, вытаптывая напрочь поля той страны, за которую и шла рубка, схлестнулись войска сразу четырех королевств, вовсю привлекая и наемников, вроде того же графа Феликса. И Генерал, тогда еще вовсе рядовой, проявил себя на этой войне. Был награжден, стал прапорщиком, а после войны получил высочайшее разрешение поступить в офицерскую школу.
        И всегда, всю жизнь, он стремился к лучшему. Для себя, разумеется. И когда его заметили, и предложили службу в ССР, он сразу понял, что ему предлагают встать на низшую - пока что! - ступеньку лестницы, ведущей в такие заоблачные дали, что дух захватывает. И он встал на эту ступеньку. И стал карабкаться по ней.
        А сейчас, похоже, ему пришел конец.
        Генерал не любил роскоши. Комната, в которой он сейчас лежал, укрытый серым солдатским одеялом, обставлена была скромно. И старый слуга, бывший денщик, верно служивший ему все эти годы, один суетился возле постели больного. Да нет, что там - больного! - умирающего. Генерал не питал иллюзий, слава Единому, он в сознании, и может сделать то, что давно надо было сделать, да все как-то откладывалось. Пора было подумать не только о себе - чего уж теперь-то думать об этом. Пора было озаботиться и дальнейшей судьбой человечества.
        Альянс с бароном Рупшильтом случился задолго до того, как он сам возглавил Службу. Ему это противоестественное сожительство досталось в наследство от прежнего руководства. Возглавляя долгое время региональное отделение Службы, пусть даже и крупнейшее - Амиранское, он был далек от этих, тщательно оберегаемых секретов. Хотя, периодически, ему и вменялось в обязанность по тому или иному вопросу взаимодействовать с какими-то людьми. О том, что это за люди, рекомендовано было не любопытствовать. Он и не лез в это. Как правило, люди эти, и правда, были полезны. И только став заместителем директора - одним из пяти, он узнал об этом партнерстве. И не пришел в восторг от этого. Уж больно разными были их цели. И уж больно часто приходилось искать компромиссы. И если в решении тактических задач это сотрудничество приносило свои плоды, кто бы спорил? - то стратегические цели как-то размывались. А неясная цель когда-нибудь непременно приведет в тупик, а то и в пропасть.
        Смерть, - черт ее побери!.. - подкралась слишком неожиданно, не дав времени подготовиться. Очень многое Генерал замкнул на себя, во избежание утечки. Слишком легко барон получал информацию. Надо было его как-то в этом ограничить. Вот и приходилось... Зато теперь все, что он держал в руках сам, не доверяя ближайшим сотрудникам, могло рухнуть. И этого никак нельзя было допустить. Надо было торопиться, успеть, пока жив и еще может ворочать языком, и мысли еще не спутались в предсмертном бреду. И генерал спросил верного слугу:
        - Ганс, ты передал мои записки?
        - Да господин. Сразу же.
        - Что же никто не идет?
        - Придут, мой господин! Обязательно придут.
        Что ж, подождем. Генерал закрыл глаза. Придут. Подождем.
        
           ***
        
        - Ага!.. - Воскликнул Куртифляс, вытягивая шею и вставая на цыпочки в попытке увидеть причину переполоха. - Кажется, начинается!
        Тот тип, что только что назойливо выпроваживал их отсюда, потеряв к ним всякий интерес, рванул бегом туда, где, кажется, что-то начиналось, и Ратомир, правда, не столь резво, направился туда же. Остальные, правда, еще неспешнее, сделали то же.
        На приличном удалении от сидящих магов, а от Ратомира так и еще того дальше, из земли начало вырастать нечто. Это возникшее из ничего нечто было тонким и длинным, и походило на темный росток, проклюнувшийся из почвы. На стебелек с головкой бутона, склонившейся вниз. Потом позади стебелька возникло что-то гораздо большее, а пару секунд спустя и все это показалось целиком, перестав быть отдельными частями, и сложившееся в то цельное, что больше всего напоминало воспарившего над землей сказочного дракона.
        Ратомир ахнул и остановился. Ханна налетела на него, едва не сбив с ног. Она тоже смотрела туда, вдаль, и не заметила препятствия. Ратомир услышал, как она чертыхнулась, и ощутил ее ладони у себя на плечах.
        - Дракон? - Спросил он ее, не оборачиваясь.
        - Похоже, - отозвалась она, - хотя я и не видела никогда...
        Ну, где же ей было видеть, если их не только не бывает, но и не может быть. Это же давно доказано.
        Дракон поднимался вверх. А снизу возник новый стебелек, из которого теперь ясно было, что вырастет.
        Куртифляс обогнул вставших Ханну с Ратомиром, и пошел вперед. Ханна подтолкнула Ратомира в спину, и они шагнули следом.
        Первый дракон летал по кругу. Видимо, он хотел найти выход за пределы невидимого, в том числе и ему, барьера, не пускавшего его. Он делал круги все выше и выше, неизменно натыкаясь на преграду. Второй дракон догонял его. Он не крутился по этой спирали, предоставляя поиск выхода первому. Он ждал. А снизу поднимались еще трое, помельче, но и пошустрее. Эти словно резвились, словно играли в догонялки.
        А они все шли и шли. И никто им на сей раз не мешал, на них не обращали внимания, и это было хорошо. Им очень хотелось разглядеть это чудо как можно ближе.
        Поняв, видимо, что путь наверх бесполезен, первый дракон пошел вниз, вероятно в поисках лазейки где-нибудь прямо над землей. Зачем ему сюда понадобилось? Во всяком случае, он кружил уже совсем низко, и Ратомир увидел, что на шее у него что-то есть. Что-то светлое, ярко выделяющееся на фоне его темной кожи. Ратомир протянул туда руку и крикнул:
        - Смотрите! Что это у него?!.
        Ханна с Куртифлясом тоже увидели. А дракон приближался. И Ханна крикнула:
        - Это человек!
        А чего кричать-то? Видимо, возбуждение... Но крик этот, непонятный большинству, достиг ушей Пафнутия, не так уж и сильно ушедшего в транс. Он обернулся, увидел своих товарищей, стоявших неподалеку от него, обернулся в сторону дракона, и тоже крикнул что-то, чего ни Ханна, ни Ратомир, ни, даже, Куртифляс, не поняли. Зато его поняли остальные, начав вставать на ноги.
        А Пафнутий, снова обернулся и сказал:
        - Вы что, не видите? Это же Принципия!
        
           ***
        
        Все было, как уже было, если не считать того, что летели уже не в одиночестве, а в солидной компании. А так - все та же тьма. И все тот же неподвижный воздух, из-за чего казалось, что они стоят на месте. Хотя, конечно, и двигались. Но об этом Принципия могла только догадываться, опираясь на опыт. Ведь, вот так же они то ли летели, то ли стояли, а потом все-таки прилетели. Прилетели в то сумрачное место, где ее дракон сожрал кого-то, поспал, а потом воссоединился со своим семейством.
        И, значит, куда-то прилетят и сейчас.
        Ну вот, конечно!.. Тьма опять стала расслаиваться. И света становилось все больше. А потом он остался и вообще один, вытеснив, победив тьму. И в этом свете стало видно, что летят они в каком-то гигантском колодце, стены которого поднимались вверх, растворяясь в лучах света, и уходили вниз, сливаясь с оставшимся там мраком. А здесь - там, где они сейчас летели, эти стены были хорошо видны. Ровные, но не гладкие, они искрились отраженным от многочисленных граней расколотых камней светом.
        В этом было что-то радостное, праздничное, обещающее избавление. И избавление не в смерти, а в жизни.
        Ее дракон вырвался вперед, оставив супругу с детьми далеко внизу. Ему, наверное, тоже не терпелось. И Принципия благодарно прильнула к его задранной вверх шее. Сидеть было неудобно, но она не обращала на это внимания, увлеченная, как и дракон, этим подъемом. Наверх, к свету, к свободе!
        
           ***
        
        Софрон был первым, кто пришел. И это было хорошо. Именно он встанет у руля. И именно ему надо было знать то, что собирался ему рассказать Генерал. Вот она, оборотная сторона секретности. А если бы он умер, так ничего и не сказав? Что бы было? И долго ли?..
        Обычные ненужные слова - самочувствие, да вы, мол, поправитесь... К черту!..
        - Слушай, Софрон. Слушай и запоминай. У меня в кабинете есть сейф. О нем никто не знает. Чтобы его открыть, надо...
        Софрон слушал, изредка кивая головой. Он запомнит. У него хорошая память. И, вскрыв сейф, он найдет там все, о чем теперь только он и должен знать. И в его руках окажутся ниточки, передавать которые в чьи либо другие жадные пальцы просто нельзя. И он поймет, как поймет и то, почему он сам до сих пор ни о чем этом не знал. Поймет - недаром же именно он встанет на его место, поймет, и, не только простит, но и сам сделает то же самое. Он же не дурак!
        - Там, кроме всего прочего, есть материалы по так называемой черной дыре. Ты слышал когда-нибудь про черную дыру?
        - Нет, - пожал плечами Софрон.
        - Это хорошо. Значит, меры безопасности работают. И, смотри, чтобы так было и дальше. С одной стороны - это источник смертельной опасности для всех людей, с другой - источник сказочных сокровищ. Прочитаешь - поймешь. Главное, смотри, чтобы руки людей барона не потянулись туда. Для них важнее всего выгода. Выгоды там, и правда, много. Но они могут там все сломать, нарушить то, что сложилось веками. Тебе не надо ничего будет делать. Не вздумай там что-нибудь нарушать, улучшать, модернизировать. Пусть все идет, как идет. Только за этим и приглядывай, чтобы все шло, как идет. Там горстка людей противостоит страшному, и пусть противостоит. Они себя ощущают спасителями человечества, последними рыцарями, жертвами на алтаре самой жизни - вот и пусть! И не надо им там чего-нибудь улучшать. Иначе исчезнет эта жертвенность. А если люди не жертвуют собой, а просто выполняют работу, то, рано или поздно, начинают требовать плату за эту работу. А чем можно заплатить за спасение всего живого на этой земле? Нечем!
        Обо многом еще поведал умирающий Генерал своему сменщику. Он говорил, превозмогая слабость, понимая, что другого раза, скорее всего, не будет. Там, за дверью, ждали и другие, вызванные им, но с ними - потом. Когда сможет. Если сможет. А если и не сможет, то что ж... придется им решать самим, как жить, и что делать. Софрон им поможет, ничего. А пока он еще может говорить...
        - И вот еще что, Софрон, ты в курсе всех дел, касательно поиска учителя...
        Он подождал, пока Софрон качнет головой, и продолжил.
        - Старик хочет, чтобы там все было уничтожено. Совсем. Барон с ним согласился. Но он лукавит. Недавно он говорил со мной на эту тему. Он хочет получить этот секрет. И он меня убедил. Но сейчас я понял, что - нельзя. Нельзя, чтобы это досталось хоть кому-то. Неважно, барону ли, нам ли, еще кому - пусть даже с самыми благими намерениями. Это опасность не меньшая, чем та самая черная дыра, о которой я тебе говорил. Поэтому...
        Он замолчал, собираясь с духом и с силами.
        - Как там наш малыш?
        - Готов, - отозвался Софрон.
        Он понял Генерала. Он знал, о чем он. Малыш - это страшная разрушительная сила, способная разом уничтожить целый город. Это последний аргумент в любом споре. И это - всего-навсего небольшой бочонок. Страшная вещь, о которой лучше бы ничего не знать, и о которой никто ничего и не знает. Даже барон. Хотя и изо всех сил пытается узнать. И ведь узнает!..
        - Готов, - сказал Софрон.
        - Ты вот, что... Ты, когда будешь снаряжать корабль по сигналу нашего агента, скажи, чтобы взяли с собой Малыша. Не надо никого захватывать. Сбросьте им его на головы. Пусть все умрет там, на месте. Так будет лучше.
        - А агент?
        - И агент. Этот человек, кто бы он ни был, источник информации, пусть умрет вместе с нею.
        - Так воскрешение видело столько человек...
        - Ну и что? Скоро это превратится в страшную сказку. И нельзя будет отделить правду от вымысла. А сказка есть сказка. Мало ли их? Сделай так, ладно?
        - Сделаю.
        - Поклянись.
        - Клянусь, что сброшу Малыша на головы этому учителю и всем, кто там будет рядом. А если это будет город?
        - Не важно. Лучше пожертвовать малой частью... Ну, ты сам понимаешь.
        Софрон кивнул. Он понимал.

 
 

 
8

 

        Это была Принципия. Как она оказалась там? Да как бы не оказалась!.. Ее надо выручать.
        Пафнутий знал, что сегодня договорились при появлении чудовища снять защиту. Такое практиковалось. Дракон вылетал, а ему навстречу летели фантомы. Фантомы, созданные магами, фантомы, отработанные за сотни лет такой практики. Летающие не хуже самого дракона, большие, сильные, и вооруженные, вдобавок. Маги могли их создавать в считанные секунды. Они были готовы к этому, им не нужна была долгая настройка и построение этого самого фантома в глубине своего, не всегда послушного, сознания. Пафнутий так не мог. И опыт последнего времени показал это. То, что у него получалось - это все были какие-то курьезы, хотя и они его выручили, каждый в свой момент.
        Но сейчас он бы не рискнул. Да его никто и не просил об этом. Справлялись и без него, ну, и сейчас прекрасно обойдутся.
        Но, как выяснилось, на сей раз дракон был не один. Два больших и три маленьких. И если снять защиту, вылетят все. Значит, сегодня защиту снимать нельзя. Есть правила, и маги живы только потому, что неукоснительно их выполняют. Но как же тогда - Принципия?
        - Снимите защиту! - Закричал Пафнутий старшему.
        Старший - он не входил в состояние сосредоточения, не поддерживал защиту и не готовился к воплощению фантома. Старший наблюдал. И он все видел. И он покачал головой. Нет. Нельзя. Их слишком много.
        - Ну, пожалуйста! - Кинулся к нему Пафнутий. - Она была с нами! Это дочь царя! Ее надо спасти!
        Нет. Старший не мог пойти на это. Пафнутий беспомощно обернулся на Брюта. Тот, продолжая сидеть в той же позе, смотрел на него. На него и на старшего. Он тоже увидел эту девушку, прилетевшую никто не знает, откуда. Оседлавшую дракона. Это надо же!.. оседлавшую дракона. И он видел своего старого приятеля, совершившего ради именно этой девушки, насколько он понял, свой подвиг. Преодолевшего все преграды и пришедшего сюда. И который, Брют почему-то был уверен в этом, придет потом к ним. Обязательно придет. Не может не прийти. Придет, и станет с ним плечо к плечу.
        А сейчас ему плохо. А сейчас он готов кинуться старшему в ноги. Только это бесполезно. Что тому Пафнутий? Что тому эта девица на драконе?
        - Она тебе дорога? - Спросил Брют.
        - Да. - Просто ответил Пафнутий.
        И Брют решился. В принципе их тут было достаточно, чтобы уничтожить всех этих крылатых тварей. Нужно только действовать решительно и слаженно. А значит, все должны быть готовы. Ничего, все-таки больших тут только двое, маленькие должны быть не столь опасны. Все получится!
        Брют встал и крикнул:
        - Внимание! Я снимаю защиту! Приготовьтесь!
        То, что ему заорал старший, он уже не слышал.
        
           ***
        
        Окружавшие их стены гигантского колодца внезапно кончились, и перед Принципией распахнулась яркая ширь огромного пространства. Вокруг было небо, и они летели прямо в него. И стала видна земля - уже внизу. Земля была плоской и темной, темнее неба, и видна была стена гор на горизонте.
        А еще на земле были люди. Они были хорошо видны Принципии сверху. Все сразу. Они не убегали, они были неподвижны. Их фигурки словно бы кто-то расставил по краю этого гигантского колодца на равном расстоянии один от другого. Зачем?.. И еще несколько фигурок стояли кучкой в отдалении.
        Дракон поднимался все выше, и все дальше видно было Принципии. Вон еще кто-то вдали, на лошади, а там, еще дальше этого всадника какие-то сооружения, круглые, вытянувшиеся ровной цепочкой по направлению к горам. От созерцания окрестностей Принципию оторвала мысль, от которой ей стало невыносимо жутко. Ведь сейчас этот вот самый дракон, на котором она сидит верхом, это милое существо, любящее, когда ему чешут между глазами, этот отец семейства - бросится на этих людей. Она вспомнила, как кричало то живое существо, когда дракон схватил его и начал жрать. Она же была рядом, ей же все было видно, пока она не зажмурилась. И вот сейчас...
        Дракон, похоже, решил, что поднялся уже достаточно высоко и полетел вперед. Пролетел, однако, не далеко. Голова его, словно натолкнувшись на что-то, повернулась в сторону, и он сам, вместо того, чтобы лететь прямо, свернул туда же. И очень скоро Принципии стало ясно, хотя она не ощущала этого сама, что они окружены прозрачной преградой, что колодец продолжается, хоть стены его и не видны. Дракон кружил, ища выхода, но выхода, похоже, не было. Он снова стал подниматься вверх - безрезультатно. Пошел вниз, видимо, рассчитывая найти выход над землей. А рядом уже двигалась его супруга, и дети резвились вовсю - им, маленьким, хватало пространства, в которое они были заключены.
        И вдруг - то ли дракон нашел, наконец, лазейку, то ли просто исчезла преграда, но им удалось вырваться на волю. Хлопнули крылья за спиной, дракон устремился вверх. Вверх и вперед, навстречу небу и свободе.
        А навстречу ему снизу метнулось что-то, и это что-то тоже было драконом.
        
           ***
        
        Куртифляс растерялся. Он был настроен на зрелище, но зрелище, едва начавшись, обернулось каким-то хаосом. Круживший до сих пор дракон, явно безопасный, заключенный в отведенные ему рамки, вдруг вырвался из них и помчался прочь. Куртифляс взглянул на стоящего неподалеку мага. Этот маг, только что спокойно сидевший с безучастной физиономией, вскочил на ноги и смотрел на него. Взгляды их встретились. Маг сказал что-то и кивнул. И тут же его не стало.
        Чудовище, возникшее из ничего, вытянуло свою длинную шею к Куртифлясу и, кивнув ему головой, опустило эту свою страшную голову к ногам шута. И вдруг Куртифлясу стало ясно, чего от него хотят. Что он должен делать. И он шагнул к этой распластанной перед ним шее, и сел верхом.
        Страх прошел, сменившись каким-то сумасшедшим восторгом. Они летели! Как это, оказывается, здорово - лететь! И почему ему не дано самому превращаться в дракона? Ах, как бы он летал!
        Они летели не просто так, они догоняли того дракона, на котором сидела Принципия. Ее надо было забрать. Пересадить к себе. Дракон не мог этого сделать сам - рук не хватало. Этими руками и стал Куртифляс.
        С другой стороны преследуемого ими дракона начал обходить еще один. Эти - свои драконы были похожи на тех, что вылетели из бездны, но имели и отличия. Главное - они были другого цвета. Они были оранжево-красными в отличие от тех, почти черных. Это было хорошо, помогало отличить своих от чужих. И вот второй свой дракон, обойдя того, чужого, и зайдя спереди и сбоку начал демонстративно нападать на него. Он отвлекал внимание на себя, не вступая пока в драку. Пока Принципия сидела у этого, черного, на шее, драться было опасно. Опасно для нее. Сперва ее следовало оттуда забрать, что и готовился сделать Куртифляс со своим драконом.
        Они поравнялись. Голова черного была повернута в другую сторону, откуда шло нападение, но в любой момент он мог обернуться и сюда. Надо было спешить.
        - Принципия! - Крикнул Куртифляс, стараясь перекричать шум ветра.
        Принципия, распластавшаяся на шее своего чудовища, и, судя по всему, судорожно вцепившаяся в него руками, боясь свалиться, услышала. Она повернула голову и увидела Куртифляса. Может быть, она даже и не узнала его, но это было неважно.
        - Иди сюда! - Снова заорал Куртифляс, и протянул руку. - Дай руку! Скорей!
        Принципия начала смещаться в его сторону. Продолжая держаться правой рукой, она оторвала левую, вытянула ее и пальцы их соприкоснулись. Сейчас предстояло самое трудное. Куртифляс стиснул бедрами шею своего дракона, схватился левой рукой за правый рог - эти рога очень удобно торчали по бокам головы, и свесился, как мог вправо, в сторону Принципии. Ее узкое запястье целиком уместилось в его ладони, и Куртифляс стиснул его изо всех сил. А потом дернул руку на себя, протянув навстречу, оторвав от рога, и левую, завис на мгновенье над пропастью, но сумел удержаться и перехватить Принципию за талию и втащить себе на колени, с облегчением распрямившись.
        Они уже летели прочь.
        
           ***
        
        Брют танцевал в воздухе, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение. Воистину, эти минуты полета в драконьем обличье, эта охота один на один - это было достойным вознаграждением за всю скудость здешних краев и отсутствие цивилизации. Однажды испытав это, он уже ни на что бы не променял возможность снова и снова быть тем, кем он сейчас был. Быть драконом - это ведь такое счастье!
        А ведь как долго он шел к этому. И как оно все далеко сейчас, все, что было. Вся эта его прежняя жизнь. Никчемная, пустая, скучная и ненужная жизнь. А вот сейчас ему было хорошо.
        Брют атаковал своего противника, заставляя того огрызаться, отвлекал его внимание на себя, демонстрируя агрессивно разинутую пасть. И тот отвечал тем же, делая стремительные выпады. Это было, конечно, опасно - не для Брюта, для этой наездницы, сидевшей как раз на этой длинной подвижной шее. Оставалось надеяться на то, что она держится достаточно прочно, а, главное, на то, что ее удастся забрать оттуда. Брют поглядывал туда - как там движется дело, и когда дело было сделано, с облегчением перевел дух, и приготовился к завершению схватки.
        С противником пора было кончать. Он и так провозился с ним непривычно долго, обычно все происходило значительно быстрее, ведь у них было то, чего почему-то лишены были те драконы, что прилетали сюда. У них был огонь. Драконы же - они же огнедышащие! Это же все знают.
        Брют развернулся поудобнее. Эта тварь очередной раз разинула свою пасть, норовя пустить в ход свои зубы. Но что он может со своими зубами? И Брют выдохнул клубок огня прямо в эту самую пасть. Голова противника, объятая пламенем, резко взлетела вверх, раздался отчаянный вой, крылья задергались, и вся эта туша, еще не мертвая, но уже и не живая, камнем рухнула вниз.
        И тут же страшная боль пронзила его. Те самые челюсти, над которыми он только что смеялся, смертельным капканом сдавили его шею, перегрызая ее. И его крик был точь в точь похож на только что прозвучавший.
        
           ***
        
        Пафнутий тоже растерялся. Кидаясь с криками на старшего мага, требуя, не смотря ни на что, спасти Принципию, он делал то, что, как он считал, он делать был обязан. Но, в то же время, он прекрасно понимал, насколько невыполнимы все его требования и просьбы. Маги не могли этого сделать. Им нельзя было этого делать. Никак нельзя.
        И вдруг...
        Исчез Брют. Исчез, чтобы через мгновение огромным драконом, расправив паруса крыльев, взлететь в небо. Следом поднимались и другие. А он стоял. Он, вызвавший все это, бесполезно и праздно стоял, щурясь в небо, где начинались погони и схватки.
        Сжав кулаки и стиснув челюсти, он смотрел, как Брют в образе дракона сначала догонял, а потом, догнав, дразнил несущее на себе Принципию чудовище. Он видел, как Куртифляс, верхом на другом драконе, снял Принципию, видел, как они улетели. Видел и то, как вспыхнула голова дракона, на котором Принципии уже не было. Он не знал этого, но понял, что это сделал Брют. И то, как убил Брюта другой дракон, внезапно вынырнувший снизу, он тоже видел. Брют мог бы успеть, но победа в только что случившемся сражении расслабила его. Он прозевал опасность, а остальные просто чуть-чуть опоздали. Да, этот, второй дракон тоже рухнул на землю. А вот Брют... Его просто не стало там, в небе, зато он лежал теперь рядом с Пафнутием. На нем не было ран. Он был просто мертв. И, кинувшись к нему, Пафнутий мог только убедиться в этом. Больше он ничего не мог.
        С большими драконами было покончено. Маленькие бестолково сновали в воздухе, может быть, понимая, что произошло, может быть - нет. Кого это волновало? На них не надо было тратить огонь. Их можно было убить просто, перекусив им их тонкие длинные шеи. Как это произошло с тем драконом, который был Брютом. Ну, или с Брютом, который был драконом.
        Один дракончик упал на землю. Два других извернулись как-то, разлетелись в разные стороны, и пошли метаться зигзагами, ускользая от погони. Они были куда более юркими и верткими, чем те большие, что гнались за ними. И если бы им хватило ума снова нырнуть в ту бездну, откуда они недавно вылетели, им удалось бы спастись. Вряд ли за ними погнались бы туда. Но они, видимо, охваченные паникой, ринулись к земле.
        Они летели сюда, где стояли Ханна и Ратомир, и где Пафнутий, стоя на коленях перед телом друга, шептал что-то помертвевшими губами. А эти летели стремительными тенями, распластав над землей крылья - маленькие, размером не больше коровы. И летели они прямо на Ханну с Ратомиром. И пасти у них были раскрыты - а что?.. война-войной, а обед, как говорится по расписанию.
        Они возникли так внезапно, исчезнув там, где они, вроде бы, только что были, и летели так стремительно, что сделать уже что-то было просто невозможно. Да и тело сковало ужасом. Ратомир только и успел, что зажмуриться. Странный звук, возникший у него за спиной, просто не дошел до его сознания, уже почти отключившегося в предвидении неизбежного. И только гораздо более громкий звук, звук удара, заставил его снова открыть глаза.
        Прямо перед ним бился клубок тел, вздымая пыль, из-за которой происходящее было плохо видно. Одновременно рядом раздался оглушительный женский визг, и тут же, ближе, вот из этого клубка - другой, тоскливо-болезненный, крик умирающего существа.
        Ханну не парализовало. Тренированное тело само сделало то, что надо. В последний миг она бросилась ничком на землю, и чудовище проскочило над ней сверху, едва-едва не задев зубами нижней челюсти. Она, не вставая, перевернулась на спину, чтобы видеть то, что происходит. Краем глаза она заметила, как вихрем налетел на своей лошади Геркуланий на другого дракона, но ей было не до них. Ее дракон, пролетев вперед, и, видимо, осознав свой промах, ловко развернулся и целенаправленно ринулся на второй заход. И теперь уже ей деваться было некуда. Ни встать, ни отползти она просто не успевала. Смерть летела на нее, слегка взмахивая крыльями, и глядя ей прямо в широко открытые глаза. И она закричала.

 
 

 
9

 

        Что именно вырвало Пафнутия из объятий цепкого бредового беспамятства, он не знал. Да и какая разница? Возможно, это был кашель. Кашель сотряс его тело и вызвал боль, а боль заставила очнуться. И эта боль встретила его тут, в этом мире, где плавали мрачные пятна перед глазами, и было сухо во рту. Так сухо, что язык распух и с трудом умещался во рту, и бесполезно было облизывать им, сухим, такие же сухие и распухшие губы.
        Ужасно хотелось пить, но шевелиться было трудно, а произнести что-нибудь этим распухшим языком, так и вовсе невозможно. И все же он попробовал. Что уж там у него получилось?.. Но тихий женский голос что-то сказал, неведомая сила приподняла его голову и губы ощутили прохладную влагу.
        Питье было горьковатым, но он с благодарностью принял его, а напившись, опять провалился в забытье.
        В следующий раз он очнулся в темноте. Не совсем кромешной, где-то неподалеку горел огонь, и его отблески падали на стены и на фигуру человека, сидящего рядом. Пафнутий пошевелился. Было больно, но уже не так, как в прошлый раз. Да, был прошлый раз, точно. Это он запомнил. А вот что с ним такое? Он попытался вспомнить, но эта вполне бесплодная попытка утомила его, и он опять провалился в сон.
        
           ***
        
        Видя, что Пафнутий уснул, прилегла рядом и Ханна. Эти двое суток очень утомили ее. Конечно, изредка ее подменяли, давали возможность отлучиться, поесть, и даже вздремнуть. Но, в основном, именно она несла вахту у постели раненого. Хотя, какая тут постель? Все они, в том числе и Пафнутий, лежали на полу, на толстой кошме. Правда, были подушки и одеяла, а Пафнутию сердобольные местные женщины даже выделили целую кучу тряпок, которые Ханна подсовывала под Пафнутия, а потом стирала. Благо на здешнем солнце они сохли почти мгновенно.
        Дали местные и мазь, которой полагалось смазывать такие раны. Мазь была вонючей, но, вроде бы, помогала. И еще вот это питье. Тоже обладающее сильным заживляющим свойством. Для местных то, что случилось с Пафнутием, отнюдь не было в новинку. Такое здесь бывало, и они давно научились лечить раненых. Иначе бы им не выжить.
        И Ханна мазала и поила. Стирала подстилки. Просто сидела, иногда положив руку на горячий лоб Пафнутия, особенно когда он начинал бредить. О чем этот бред, она не понимала. Бредил Пафнутий на своем родном языке.
        Утром Пафнутий проснулся. Проснулся, шевельнулся и нарушил чуткий сон Ханны. Она приподнялась, и заглянула в лицо больного. Глаза были открыты, и уже не были такими мутными, как вчера.
        - Хочешь пить? - Спросила Ханна.
        - Да. - Ответил Пафнутий.
        И ответил довольно четко. Хороший признак. Она приподняла ему голову и поднесла кружку с отваром. Он выпил. Поморщился, но выпил, а потом спросил:
        - Что это за гадость?
        - Лекарство.
        Ханна поставила кружку на место, и, привычным уже жестом, сунула руку под Пафнутия. Там было сухо. Да он просто молодец!
        - Помочиться хочешь?
        Пафнутий подумал и кивнул.
        - Сейчас. Я тебе помогу.
        - Я сам.
        - Конечно, сам. Я просто помогу тебе встать.
        И Пафнутий медленно и осторожно встал. Видно было, как ему больно, но он терпел. Ханна дала ему выделенный специально для этого, но еще ни разу не использовавшийся глиняный горшок с ручкой, и осторожно поддерживала его со спины во время всей процедуры. Потом отобрала горшок, и помогла лечь. Лежать ему еще и лежать. А, впрочем, куда спешить? Караван будет еще не скоро.
        
           ***
        
        - Ты что, совсем ничего не помнишь?
        - Не знаю. Да нет, я все помню, а вот что со мной?..
        Пафнутий поел, впервые за все это время. Поел с аппетитом. Теперь же он хотел все знать. Ну, почему бы и нет?
        - Ты драконов помнишь?
        Драконов? Драконов... Принципия! А Брют? Брют погиб, или это ему в бреду...
        - Брют... что с ним?
        Ханна помрачнела. Смерть Брюта сильно осложнила их пребывание тут.
        - Брют погиб. Его похоронили.
        - Значит, помню. А Принципия?
        - О, с ней все в порядке. Она помогала мне. Сейчас на кухне. И Ратомир там, и Куртифляс. Работают.
        - Интересно, откуда она взялась?
        - Она рассказывала, но немного. Она очень расстроилась из-за смерти Брюта. Она считает, что это она виновата. Говорит, уже не в первый раз... Не знаю, что она имеет в виду. Она замкнулась как-то. Ничего, пройдет. Расскажет еще.
        - А со мной что?
        - С тобой? - Ханна как-то странно усмехнулась, словно ей было неловко. - Ты меня спас, Пафнутий. Здесь вот я должна была лежать. А еще вернее, что не здесь, а рядом с Брютом. У них тут есть кладбище, оказывается. Новое, говорят. Но уже большое.
        Она помолчала. Молчал и Пафнутий, ожидая продолжения. Он - спас ее? Да она сама кого хочешь спасет! А он...
        Но, однако же, из того, что Пафнутий услышал дальше, получалось, что и правда... ну, конечно, как всегда, это выглядело, надо полагать, достаточно смешно и нелепо. На взгляд постороннего зрителя, естественно. По счастью таковых в тот момент рядом не было.
        Получалось так, что в тот момент, когда Ханна, лежа на спине, и уже ничего не успевая сделать, видела, как на нее мчится, разинув пасть, крылатый монстр, он, Пафнутий, с диким воплем подпрыгнул, вскочил со своего места возле мертвого Брюта, и бросился наперерез чудовищу. Он своей грудью, а скорее всего, животом, отбросил голову дракона, уже дышавшую в лицо Ханне, навалился на шею, и держал ее, прижав собственной тушей к земле. Дракон, естественно, выворачивался, и старался цапнуть его, Пафнутия, своими зубами. Что ему, отчасти, и удалось. Загрызть не загрыз, но понадкусывал основательно. И делал он это до тех пор, пока Ханна не вскочила на ноги, и мечом не лишила жизни агрессора. Так что еще вопрос - кто кого спас.
        - Да-а... - протянул, усмехнувшись, Пафнутий, - душераздирающее, надо полагать, было зрелище.
        И Ханна, оценив юмор и тонкий сарказм, впервые за эти дни рассмеялась.
        А вот в том, что поведала Ханна дальше, смешного было мало. Да что там - совсем там не было ничего смешного.
        - Если бы не твое состояние, не твои раны, - говорила Ханна, - нас выгнали бы отсюда в тот же день. Что они там кричали, мы, естественно, не понимали, но там и понимать было нечего. Из-за нас все случилось. Из-за нас погиб Брют. Так что гнать нас поганой метлой!
        Пафнутий, который и так считал себя виновным в смерти Брюта, совсем поник. Да, Принципию удалось спасти, но какой ценой?.. И что же дальше?
        - Но, если выгонять нас, то всех вместе. То есть вместе с тобой. А куда тебя в таком состоянии? Все же они не настолько разошлись, чтобы обрекать нас всех на смерть. Но те, кто жил в этом шатре, собрали свои манатки, и ушли. Не захотели жить с нами. Ну, и плевать, - подумав, добавила она, - нам же лучше, просторней. Кормить - кормят, лекарство вот тебе дали. В общем, ничего. Они, в сущности, не злые люди. Так что, дождемся каравана. Ты не потерял бумажку, где написано название селения?
        Пафнутий растерялся - какая бумажка? Какое селение? Потом вспомнил. Брют же ему дал. В первый день еще. Ну, конечно!
        - Тут где-то должен лежать мой мешок заплечный. Поищи там. Там должно быть.
        - Потом. - Ханна ласково коснулась забинтованного плеча.
        И это движение напомнило Пафнутию кое о чем, что он давно собирался сделать. И все как-то... А вот сейчас!..
        - Ханна, - сказал он, - разбинтуй мне здесь.
        Он показал на то место, до которого она только что дотрагивалась.
        - Зачем?
        - Надо. Разбинтуй, пожалуйста. Хочу взглянуть.
        - Да что ты там увидишь? Ну, ладно... Пожалуйста. - Пожала она плечами.
        Бинт присох, и отрывался с болью, но Пафнутий терпел. То, что он хотел сделать, было важнее боли. Взглянув на раны, Пафнутий поморщился. Вид их был неприятен. Зубы глубоко вошли в тело, хорошо, что кость цела. Не успела перекусить, гадина. Шрамы начали заживать, но вокруг еще видно было воспаление, и они еще источали жидкость, хоть и чуть-чуть. Но тряпки присыхали.
        - Ты мне сейчас поможешь, - сказал Пафнутий Ханне. - Сядь рядом. Поудобнее. Так... Как, нормально? Ага... теперь постарайся расслабиться. И ни о чем не думай.
        - Совсем? Я так не умею.
        - Ничего. Это у всех так, - утешил ее Пафнутий, - поначалу. А потом получается. Тоже у всех. Это как ребенок учится ходить. Сперва - никак, только ползать. А сейчас - что легче? Ходить или ползать?
        - Сосредоточься вот тут, - он пальцем указал на место в самом низу груди. - Просто прислушивайся к ощущениям именно в этом месте.
        - А что я должна почувствовать?
        - Не думай об этом. Не надо представлять себе то, что ты должна почувствовать. Просто прислушивайся, и почувствуешь. Не ошибешься, - добавил он.
        Он откинулся на подушку, и стал терпеливо ждать. Если Ленни прав, то ждать придется не слишком долго. Исподтишка он посматривал в лицо сидящей рядом девушки. Ее красота отвлекала его. Он хотел увидеть по ее глазам начало вхождения... А вместо этого любовался.
        Лицо Ханны, спокойное и отрешенное, застывшее с полуприкрытыми веками глазами, дрогнуло. Глаза открылись, и на губах проступила робкая, неуверенная улыбка.
        - Кажется, чувствую.
        - Хорошо. Дай руку.
        Она протянула левую руку. Он взял ее и приблизил ладонь к ранам.
        - Держи так. Не дотрагивайся, просто держи рядом. А то, что у тебя там... Ну, то, что ты почувствовала, тихонечко направляй в руку. Попробуй.
        Ханна опять прикрыла глаза. Потом кивнула.
        - Кажется, получается.
        - Отлично, сейчас я тебе помогу.
        Теперь уже он концентрировал и направлял свою силу в нее. То самое, что делал тогда, сидя рядом с Брютом, помогая ему, подпитывая его.
        Это воспоминание отвлекло его. Он сердито сморщился и заставил себя сосредоточиться.
        Пошло. У Ханны снова открылись глаза. И выражение лица стало то ли испуганным, то ли восторженным.
        - Ого!.. Как сильно!
        - Да. Теперь направляй это из руки на рану.
        И словно мурашки побежали по коже в том месте, где была ладонь Ханны. Слегка защипало, пришла легкая боль. И это было хорошо, это было правильно.
        А потом они оба любовались на эти же шрамы, начавшие зарубцовываться. Воспаление спало. Осталось снова перебинтовать чистым, а потом уже можно будет и снять. Совсем снять. Процесс запущен, и теперь все пойдет быстро.
        - Спасибо, ты мне очень помогла.
        - Сейчас? Чем же?
        - Сам я не мог. Понимаешь, маг не может лечить себя сам. Только другой маг может сделать это. Вот ты и сделала?
        - Я?!. Но я же...
        - Ты маг, Ханна.
        - Но этого не может быть!
        - Почему? Просто ты сама этого не знала. У нас таких называют латентными магами. Маг - это не человек, умеющий что-то. Маг, это человек, могущий. Вот ты - можешь. А уметь... Уметь не поздно и научиться. Это как... помнишь, я тебе говорил про ходьбу? Научиться ходить получается у каждого, у кого есть ноги. Вот только ему надо подсказать, что нужно ходить, а не ползать. А представь - ребенку же удобнее ползать. Родители его заставляют ходить, а он поначалу не хочет. Ему трудно. Ему ползать хочется, и, если его не заставлять, оставить самого по себе - пусть живет, как хочет, так он, пожалуй, так до старости и будет ползать.
        - Ага, - кивнула головой Ханна, - и, значит, я - ползала?
        - Да, потому что ползают все вокруг тебя. Ведь ползать - это же так естественно и приятно. И ползающие родители никогда не научат ходить своего малыша. Но большинство ползает просто потому, что у них нет ног. А у тебя - есть. Так почему бы тебе не встать, и не начать ходить? Ведь это же гораздо удобнее.
        - А кто меня научит ходить? Кто подержит за руку?
        Пафнутий взглянул на нее, и увидел, что она смотрит на него. И, не отрывая своих глаз от ее, он сказал, тихо, почти шепотом:
        - Хочешь, я научу.
        А она так же тихо ответила:
        - Хочу.
        

 
 

  Глава 5

 


        Начиная эту главу, сразу хочу уверить тех, кто успел устать и соскучиться, что эта глава - последняя. Да, все устали, а что уж говорить про героев? Мог ли кто-нибудь из тех, кто легкомысленно пустился в этот путь, предположить, что дорога окажется столь долгой и трудной? Что она будет такой опасной?
        И, уж, разумеется, не предполагали несчастные герои этой истории, что им придется совершать поступки, которых не только окружающие, но и они сами не ждали от самих себя.
        Воистину много открытий чудных приготовила эта дорога. И мир оказался устроен иначе, чем им представлялось, и сами они - совсем не те, какими казались себе, только выходя за порог каждый своего привычного существования. Ну, могла ли та же Ханна, к примеру, представить себе, что она - маг? Она - тот, с кем призвана бороться?
        И что же ей теперь делать? Лично я не знаю. И не могу ничем помочь, и ничего посоветовать. Пусть решает сама. Еще есть время, пусть до конца пути осталось совсем немного, но он еще не кончен. И каждый еще может успеть решить и сделать то, что откладывал на потом.
        Ну, а для тех, кто все-таки не успеет, для них будет продолжение. Потому что это конец только книги. История эта отнюдь еще не кончается.
        Все еще впереди.

 
 

 
1

 

        Неторопливо, со скрипом осей, поворачиваются большие колеса, то ныряя в колдобину, то подпрыгивая на кочке. Неторопливо переставляют ноги лошади. Пыль поднимается невысоко, не мешая дышать. Хорошо, когда ничто не мешает дышать, не мешает лежать, закинув руки за голову, грызя соломинку в зубах, смотреть в пустое небо. А можно сидеть. Можно смотреть по сторонам - хотя чего там увидишь? - пустыня. Можно думать, можно разговаривать.
        Длинный караван растянулся цепочкой возов по малоезженой дороге. Две телеги отвели нечаянным гостям Караван-Талды, незапланированным попутчикам, которых попросили довезти до Баран-Тоя, ближайшего города на пути обоза. Там им предстоит сойти, и дальше уж как-нибудь сами. Но до Баран-Тоя еще ехать и ехать, а дорога так однообразна. И спать уже не хочется - сколько ж можно?
        Пафнутий вспоминал о своем предотъездном разговоре со старейшиной общины Караван-Талды. Он уже поправился к моменту прихода каравана. Помощь Ханны очень помогла. А как она каждый раз радостно изумлялась, ощущая проходящую, текущую через нее силу! И видеть ее широко открытые, удивленно-обрадованные глаза в эти моменты было счастьем и для Пафнутия. Хотя лечить по большей части пришлось спину, и он при этом лежал на животе, и, естественно, глаз Ханны видеть не мог.
        Да, так вот, разговор. Трудный был разговор. И Пафнутию было трудно, и старейшине, судя по всему, он радости не доставил. Конечно, его никто не звал. Он сам пошел в шатер, где жил старый маг. Пошел, под хмурыми взглядами окружающих дождался, пока тот освободится, и шагнул внутрь, в душный сумрак. Старейшина, сидевший на корточках у погасшего очага, вскинул на Пафнутия глаза, и тут же опустил их, демонстрируя нежелание общаться с этим человеком. И если бы он велел Пафнутию убираться, тот без слов ушел бы. Но старейшина молчал. Тогда Пафнутий, страдая от того, что приходится столбом возвышаться над собеседником, но и не решаясь присесть рядом, заговорил сам.
        - Мне жаль, что так вышло, - вытолкнул он из себя эти первые, глупые и никчемные слова.
        Но, ведь, с чего-то надо же было начинать. Он откашлялся и продолжил:
        - Брют был моим другом. Мы учились вместе. Если бы я мог знать, что так выйдет...
        - Ну и что? - Резко прервал его старейшина. - Что бы тогда? Бросил бы эту, свою?.. Или что?
        Пафнутий медленно выпустил из груди воздух, набранный для ответа. Ответа у него не было. Он не знал.
        - Молчишь? Вот и я не знаю... и никто не знает, когда такое случается. Вы, конечно, не виноваты. Вы ничего плохого не хотели. Поэтому мы и не прогнали вас. Но вы принесли нам несчастье.
        Старик замолчал. Что он мог сказать? Все и так было ясно. Но он, наконец, поднял голову, и, глядя на Пафнутия, продолжил.
        - Мы все тут - братья. И Брют тоже был нам братом. Тебе - другом, а нам - братом. И брата у нас не стало. И стало нас меньше. А у нас нет лишних. Теперь придется на его место ставить новичка. А он еще мало что умеет. И, значит, тоже может легко погибнуть. А на его место нам ставить некого. К нам мало приходят. Редко.
        - Это потому, - сказал Пафнутий, - что про вас, про это место никто не знает. Не понимаю, почему. Я и сам никогда не слышал.
        - Это хорошо, что не знают. Что было бы, если бы узнали? Ведь от этих тварей нет спасения. Если они вырвутся, то людям ничего не останется, как прятаться от них по щелям, да под землю. Как крысам.
        - Или как йами, - добавил Пафнутий.
        - Кому? - Не понял старик.
        - Йами. Есть такой народ по ту сторону гор. Правда, они говорят, что они не люди. Про них тоже, кстати, никто не знает. Они живут глубоко под землей, в пещерах. Мы столкнулись с ними, помогли немного, а они пустили нас по древней дороге через горы.
        - Да, как эти, йами. Может, они когда-то тоже не по своей воле забрались под землю.
        - Может быть. Они не говорили нам про свою историю. Так вы думаете?..
        - Что?
        - Что про вас нарочно скрывают?
        - Я не знаю. Я вообще ничего про вашу жизнь не знаю. Я тут родился. И живу тут. Те, кто здесь живет, не могут отсюда никуда отлучиться.
        Он помолчал, и добавил:
        - Да никто и не просится.
        - Брют сказал мне, - слова давались с трудом, через комок в горле, - что здесь он понял цель. Понял, для чего он нужен. Что маги нужны здесь. А там, в том мире, они просто забавляют людей. И я подумал...
        - Так всем кажется поначалу, - прервал его старейшина, - всем, кто не здешний. Тем, кто тут родился, такое и в голову не приходит. Мы просто живем. Это наша жизнь. Она - такая. Для нас охранять эту дыру - все равно, что есть, пить, дышать. Те, кто приходит... Им поначалу кажется, что они совершают какой-то подвиг. Что они - избранные. Они начинают гордиться собой. Смешно смотреть... Я о вашей жизни знаю понаслышке, но думаю, что гордиться нам можно своей жизнью ровно столько же, сколько может гордиться своей какой-нибудь крестьянин. Он тоже живет, делая свое дело, и так же не может его бросить. Потому что, если он бросит и уедет, то, вернувшись, застанет свое поле мертвым, и ему просто нечего будет есть. И он просто изо дня в день делает то, что нужно, не думая, что совершает подвиг.
        - А кто-нибудь из тех, кто пришел к вам, уехал отсюда?
        - Нет. Никто.
        - Но, ведь, они могут уехать? Если надоест? Если перестанут чувствовать себя героями?
        - Могут. Пожалуйста.
        - И что же их держит?
        - Не знаю. Может быть, они понимают, что нигде больше они не будут так нужны? А может быть, - старик грустно усмехнулся, - им просто нравится быть драконами? Ну, хоть на короткое время. Я вот, к сожалению, уже отлетался, но помню...
        Он замолчал.
        - Я приду к вам, - сказал, наконец, Пафнутий то, что хотел сказать с самого начала. - Вот, закончу то дело, ради которого мы собрались, и приду. Дорогу я теперь знаю.
        - Приходи. Люди нам нужны. Только не думай, что тебе тут обрадуются. Боюсь, тебе долго не смогут простить смерть Брюта. Так что, подумай. И, если все же придешь, будь к этому готов.
        - Хорошо. Я понимаю. Постараюсь со временем тоже стать братом...
        - Ты не понял! - Рассердился старик. - Братом ты будешь. Как придешь, так и станешь. И при нужде каждый подставит себя, чтобы спасти твою шкуру. Но братьев ведь тоже не всегда любят. Ты будешь нам всем братом, а вот любовь придется заслуживать долго.
        - Ничего, - сказал Пафнутий, - я подожду.
        
           ***
        
        Принципия сидела, сжавшись в комочек и положив голову на колени. Она не смотрела по сторонам. Места были неинтересны и однообразны. Однообразны были и мысли, одолевавшие ее все время, с момента возвращения в этот мир.
        Она приносит несчастье. Все, все, что происходило и происходит в последнее время, происходит по ее вине. И не потому, что она этого хочет. Все происходит помимо ее воли и желания. Стоило Геркуланию полюбить ее, коснуться ее - и он погиб. Да, погиб! Кто бы что ни говорил. И ее страстное желание сделать так, чтобы этого не было, привело только к худшему. Ну, и потом. Вот она как-то попала в тот, подземный, страшный и непонятный мир. И что? И тут же погиб человек. И, судя по всему, из-за нее. Хотела ли она этого? Да она даже и сообразить ничего толком не успела. А стоило ей оказаться здесь - и, пожалуйста!.. - опять смерть. И опять - из-за нее. И даже семейство драконов погибло из-за нее. Если бы ее не было с ними, этих драконов просто не пустили бы. Они бы покрутились, покрутились, да отправились бы к себе, где бы там они не гнездились. А так - погибли все, да и Пафнутию, вот, досталось.
        И кто теперь следующий? Чья очередь погибнуть только от того, что связался с ней? С ней, несущей смерть.
        Ратомир сидел рядом с ней, и от скуки точил позаимствованным на кухне точильным бруском свой меч. Однообразные движения рождали однообразный звук. И звук этот становился все невыносимее и невыносимее. Он терзал мозг. И, в конце концов, Принципия не выдержала, подняла голову и взмолилась:
        - Ну, прекрати же!.. Ну, пожалуйста. Хватит!
        - А?.. Да! Извини.
        Ратомир убрал меч. Он взглянул на Принципию, и в очередной раз поразился скорбному выражению ее лица. Нет, ну, все-таки, что с ней происходит? Все из-за этого Брюта? Да кто он ей? Вон уже и Пафнутий не грустит, хотя это и был его друг. А вполне доволен жизнью. Они там, с Ханной, как-то... подружились, скажем так. Все время вместе. С тех пор, как она ухаживала за ним, раненым. И сейчас вон, едут вдвоем. Ну, и ладно. А эта-то что?
        И, желая отвлечь сестру от ее грустных мыслей, о чем бы они ни были, он спросил:
        - Слушай, так все-таки, что ты там видела? Ну, там, куда ты попала?
        
           ***
        
        Ханне тоже не нравился чересчур задумчивый вид ее спутника. Чего грустить? Жизнь хороша! Обретенные качества пьянили Ханну не хуже выдержанного малазинского. Голова шла кругом от все новых и новых открывающихся перед ней возможностей. Некстати приходящие в голову мысли о том, что цель их путешествия уже близка, а, стало быть, близок и конец их общению с Пафнутием, равно как и самого Пафнутия, эти мысли она прогоняла, просто вышвыривала из головы. Еще не скоро!
        Она легонько локтем в бок толкнула хмуро-задумчивого соседа.
        - Смотри!..
        Да, действительно, хватит! Сколько можно... Пафнутий глянул, что у нее там? Ага, кажется, начало получаться. Ханна держала руки перед собой ладонями одна против другой, а между ними - между ладонями, ярко горела, светилась, видная даже при дневном освещении, точка. Пока - точка. Здорово! Вообще, у нее процесс идет удивительно быстро. Может быть, потому, что она уже взрослый, сильный человек? Обычно-то начинают обучение с детства. А ребенок, он и есть ребенок. Что с него взять? А может, она просто сильный маг. Сильнее его самого.
        - Да! - Сказал Пафнутий. - Вижу. Здорово. А теперь попробуй ее направить вон туда.
        Он показал вбок, где кроме песка и камней ничего не было, и где баловаться с огнем можно было безбоязненно. Ханна повернулась и несколько напряглась.
        - Спокойней, - посоветовал ей Пафнутий, - расслабь мышцы. Ты же не бросать ее собираешься. Она сама полетит. Просто представь это. Мысленно, только мысленно, подтолкни ее. Вот!.. - Воскликнул он, увидев, как точка удаляется от них.
        - И докуда она долетит?
        - Не знаю. Постепенно ты научишься управлять этим. А пока?.. Но ты - молодец! Можно я тебя за это поцелую?
        - Вот сюда. - Ханна пальцем показала себе на щеку.
        Приобняв ее осторожно за плечи, Пафнутий запечатлел братский поцелуй. Ему очень хотелось поцеловать ее в губы, но она пока не давала повода, а сам он как-то стеснялся. Вообще-то, он не строил иллюзий, и прекрасно понимал, что совсем не пара этой красавице.
        - А о чем ты так глубоко задумался? - Спросила его Ханна.
        Да, хороший вопрос... а действительно?..
        - Я обещал старейшине, что обязательно вернусь. Вот и думал об этом.
        - А ты, правда, хочешь сюда вернуться? Разве тут можно жить?
        - Ты знаешь, Брют был счастлив. Он мне сам об этом говорил. И, по-моему, он не врал. Да и остальные... Я вот думаю, не так важно, что тебя окружает. Важнее то, как ты сам ощущаешь.
        - Что?
        - Да самого себя. Во всяком случае, то дело, которым они тут заняты - наверное, самое важное, из всех возможных.
        - Ну да... а вот, представляешь, сделать такую громадную крышку, да закрыть эту проклятую дыру.
        - Интересная мысль. Вот только как ее сделать?
        - Да запросто. Собрать щит в стороне - большой-большой, размером с эту дыру. Сколотить его из досок и бревен. А потом... собрать побольше магов, пусть станут драконами, и дружно поднимут эту крышку, и поставят ее на место. А потом засыпать ее песком. И готово! А?..
        - Хорошая мысль. - Одобрил Пафнутий. - Как только это будет сделано, магам можно будет отсюда уйти. А пока...
        - Слушай, а как они в драконов превращаются? Ты можешь?
        - В дракона? Сразу - нет. Сперва неизбежно будет всякая гадость получаться. Ну, а потом... Потом, конечно, смогу.
        - А я смогу?
        - Почему бы и нет?
        - Слушай, Пафнутий, это же грандиозно! Представь, ты превращаешься в дракона, и начинаешь терроризировать какой-нибудь город. Да хоть ту же Миранду, к примеру. А другой приходит, ну, скажем, к Бенедикту, и говорит: я могу избавить вас от этого. И вы устраиваете показательный бой в небесах. Или, еще как-то... короче, он избавляет город от этого бедствия. И, естественно, берет награду. А?
        - Хм... Ты помнишь дедушку Ленни?
        - Конечно! Славный старикан.
        - Ну, вот он, примерно так и устроился. Даже без напарника, сам. И теперь пожинает плоды. Его там держат, чтобы он защищал их от чудовищ, которых сам же и напустил на них в свое время.
        - Ну, вот!
        - Да беда, видишь ли, в том, что любой практикующий маг чует присутствие магии. Он ее ощущает так же хорошо, как охотничья собака чует дичь. И случись такое не в диких горах, как у Ленни, а в Миранде, как ты говоришь, тут же призвали бы опытных магов...
        - Да откуда бы они их взяли? - Перебила его Ханна. - Их же всех повывели, повыгоняли, поубивали.
        - Не всех. Найдут. И этот маг быстро расколет магическую природу нашего дракона. Помнишь тех страшных псов, что чуть нас с тобой не загрызли?
        - Ну, еще бы!
        - Ну и вот. Нужная формула, сопровождаемая знаком, и псов не стало. Не станет и дракона. А того, кто это затеял, найдут. И мало ему не покажется.
        - Ну, вот!.. - Вздохнула Ханна. - Умеешь ты расстроить. А мне казалось, что такая чудесная мысль. И, главное, ведь никому до сих пор в голову не пришла. Ну а ты все испортил. Дал бы хоть полчасика порадоваться тем, какая я умная.
        - Ты умная, - серьезно произнес Пафнутий, - ты нас вон сколько раз выручала.
        - Ты должен научить меня превращаться.
        - Во что?
        - Ну, в кого-нибудь.
        - Ты сперва научись пользоваться тем, что уже умеешь. Вот с огнем, хотя бы. То, что у тебя сейчас получилось - это же так, самое начало.
        - Я научусь. Но все-таки...
        - Ладно, попробуем.
        Она была так хороша! И отказать ей было просто невозможно.

 
 

 
2

 

         Караван долго ехал по ровной, выжженной солнцем, бесконечной равнине. Потом дорога свернула в сторону гор. Петляя, она забиралась все выше и выше. Миновала продуваемый ледяными ветрами перевал, и старый, заледенелый снег по краям сверкал в лучах солнца. А потом покатилась вниз. И это означало, что конец пути уже не за горами. Горы были почти пройдены.
        Последнюю ночь провели в караван-сарае. Тут была баня, тут была вполне человеческая еда, тут, наконец, можно было переночевать под крышей, в помещении. Пафнутий заглянул туда, где предлагалось устраиваться на ночлег, оценил удобства, и предпочел остаться в своей, привычной уже, повозке. Ночь была теплой, воздух насыщен ароматами цветущей долины и запахом свежего сена, которое он натаскал себе в качестве постели. Никакого сравнения с тесным помещением, где вповалку устроились еще человек десять, храпящих и периодически освобождающих организмы от скапливающихся газов.
        Он лежал, смотрел на крупные яркие звезды, и слушал звуки отходящей ко сну жизни вокруг. Всхрапывали лошади, которым не хватило места в стойлах, иногда доносились голоса, сопел и чавкал Геркуланий, заканчивая свою трапезу. Сон не шел. Уже и Геркуланий затих, и птицы угомонились, и только бессонные цикады наполняли ночь своим бесконечным звоном. И чьи-то тихие шаги приближались к повозке.
        - Смотри, что у меня есть! - Ханна гордо продемонстрировала узкогорлый кувшин.
        - Это что? Вино?
        - Вино.
        - Откуда? У тебя что, есть деньги?
        - Да ну!.. Откуда? Так, сперла.
        - Ну, ты даешь!
        - А как же! Подвинешься? Я устроюсь рядом, и продегустируем.
        Они лежали рядышком, передавая друг другу кувшин. Довольно таки рядовое, из самых, наверное, дешевых, это вино показалось Пафнутию райским напитком. Когда выпили, наверное, половину, Ханна отставила кувшин подальше и прижалась к Пафнутию.
        - Поцелуй меня.
        А потом уже, сквозь дрему, Пафнутий услышал странные звуки. Он открыл глаза и увидел Ханну, отвернувшуюся от него, сжавшуюся и тихо плачущую.
        И когда он обнял ее, повернул лицом к себе, и, целуя руки, закрывавшие лицо, спросил, что случилось, она тихо сказала сквозь всхлипывания:
        - Я не знаю!.. Я не знаю, что мне делать.
        
           ***
        
        Баран-Той оказался скопищем саманных домишек под камышовыми крышами. Грязные узкие улочки, грязные сопливые дети, назойливо выпрашивающие монетку, одним словом - цивилизация.
        После долгих блужданий по странным местам, жившим по непонятным законам, где в ходу были чуждые и устаревшие обычаи и властвовали забытые традиции, они вновь вернулись в нормальный мир. Мир, где нельзя было надеяться на чью-то доброту и снисходительность, где жалость была сродни унижению, где все было просто и понятно - все, что хочешь, но только за деньги.
        Денег не было. Была пригоршня камней. Куртифляс долго ковырялся, перебирая их, рассматривая на просвет и делая вид, будто он в этом что-то понимает. Наконец, взял один и, пригласив с собой в качестве сопровождающих Ратомира с неизменным Геркуланием, отправился на базар в поисках ювелирной лавки. С языком проблем не предвиделось. Они были на территории Амирана, хоть и на самом краю, и уж кто-кто, а торговцы-то тут болтали по мирански вполне сносно.
        Судя по тому, как округлились глаза у ювелира, йами их не подвели. Камень оказался вполне себе ничего. Ювелир, воровато оглядываясь по сторонам, запер лавку и пригласил гостей внутрь, в свой кабинетик. Геркуланий, естественно, остался снаружи, а то ювелир, пожалуй, и вовсе умер бы от ужаса. А это было ни к чему.
        Спросив дорогих гостей, не хотят ли они по чашечке ангавы, и получив отказ - ни Куртифляс, ни Ратомир не знали, что это за дрянь, - ювелир обескуражил их заявлением, что у него нет столько денег, чтобы купить у них этот камешек. Но тут же и обнадежил, пообещав взять кредит в банке. Пришлось тащиться в банк, демонстрировать тамошнему руководству свое сокровище, и, получив уверения, что деньги доставят в течение недели, а также взяв в счет этой суммы пару золотых, возвращаться к своим.
        Этих денег вполне хватило, чтобы с комфортом устроиться в местной гостинице. Неделю предстояло прожить тут. Ну, а потом, купив транспорт, двигаться в сторону Хамистополиса, замкнув тем самым гигантскую петлю, проделанную ими.
        Там, в окрестностях Хамистополиса, и жил не подозревающий ни о чем бен-Салех.
        Жить устроились в местной гостинице, носившей гордое название "Миранда". Правда, кроме названия, ничего столичного в ней не было, но ничего лучшего во всем городе сыскать не удалось. Удобства - во дворе, благо тепло, баня - в городе, в нескольких кварталах, но лучше туда было не ходить. Однако не жаловались. Путешествие закалило. Все лучше, чем где-нибудь в пещере. Заняли к великой радости хозяина аж четыре комнаты. В одной поселились Ханна с Пафнутием, что, в общем-то, никого не удивило, остальные жили в одиночестве. Время убивали тем, что дружной компанией, имея на всякий случай в арьергарде Геркулания, шлялись по городу, скоро исходив его из конца в конец. Кроме рынка во всем Баран-Тое смотреть было нечего.
        На третий день Ханна и Пафнутий откололись от компании, и, взяв напрокат за смешные деньги коляску с лошадью, отправились за город. Они искали уединения, и отнюдь не для того, чтобы предаться страсти. Для этого им вполне хватало ночного времени.
        Сперва ехали по тракту. Проехав присоседившиеся к городу мелкие селения, и оказавшись в безлюдной местности, свернули на какую-то проселочную дорогу. Вскоре в стороне показалась полоска деревьев. Решив, что это лес, свернули туда. Чтобы облегчить лошади ее участь, слезли с коляски и пошли пешком. Шли долго, иногда Пафнутий даже помогал бедному животному, выталкивая коляску из очередной рытвины, но все же дошли. Это и правда оказался лес. Лошадь оставили отдыхать на опушке, сами же углубились внутрь.
        
           ***
        
        Этой ночью Ханна сказала Пафнутию:
        - Знаешь, я подумала, если ты и правда хочешь вернуться туда... а ты хочешь?
        - Хочу, - отозвался Пафнутий, хотя, по правде говоря, он уже не был так в этом уверен. Совсем не так, как тогда. И если бы Ханна сказала ему, что не надо, что она хочет, чтобы он остался с ней тут, он, пожалуй, с легкой душой отказался бы от своих планов.
        Но он сказал - хочу. И Ханна продолжила:
        - Может быть, тогда, и я... Я же маг! Ну, как выяснилось. Так, может, и мне?.. А? Как, возьмешь меня с собой?
        А когда Пафнутий и словом и делом продемонстрировал свое согласие и радость, она предложила:
        - Давай попробуем, как у тебя получится становиться драконом.
        - Да я же тебе говорил, что я не становлюсь...
        - Да-да, я помню, просто так проще говорить. И не важно... Как у тебя это получится? А получится у тебя, сможешь научить и меня.
        - Понимаешь, для создания каждого конкретного образа нужна своя четко выверенная формула. У меня ее нет. Там скажут, а пока... Пока я смогу сотворить фантом очень отдаленно напоминающий этих.
        - Ты сможешь, чтобы он летал?
        - Да, смогу.
        - Чтобы он был большой?
        - Ну, да...
        - Чтобы ты смог покатать меня?
        - Можно попробовать.
        
           ***
        
        В лесу долго петляли между стволами и кустарником, обходили кучи бурелома, и, наконец, нашли то, что нужно. Небольшая, окруженная лесом полянка прямо создана была для испытаний моделей драконоподобных существ.
        Пафнутий устроился в центре. Ханна смотрела издали. Мало ли каких размеров получится создание. Если вообще получится. Что там, например, у него получилось, когда спасали Бэра, Пафнутий так и не представлял. Он помнил, что у него были две ноги, а на спине он ощущал крылья. Ну, и все!.. Так что, что у него получится на сей раз?.. Видно будет, причем, опять же не ему. Ханна скажет. А пока...
        А пока он собирал силу. Не спеша, аккуратно концентрируя ее в положенном месте. Он не собирался вызывать духа, так что той силы, что он мог собрать из воздуха, должно было хватить. Не надо задействовать энергии высшего порядка. Он честно представлял себе дракона, каким он его запомнил. Шея, хвост, крылья... И универсальная формула, подходящая для чего угодно, и являющаяся фундаментом для создания формулы конкретной. Хорошая формула, только не дающая никаких гарантий, что получится то, что задумано. Но что-то получится. Летающее и достаточно большое.
        
           ***
        
        А Ханна... С Ханной творилось что-то ужасное. Слишком долго она пробыла с этими людьми. Слишком многое пришлось ей пережить с ними. Никогда раньше такого не было. Как бы ни было ей жалко очередной объект разработки, она, тем не менее, умела задавить в себе это чувство.
        Еще в самом начале Клим сказал ей:
        - У нас работать труднее, чем в полиции. Там кто тебе противостоит? Заведомый выродок. Душегуб, ну, в лучшем случае, вор или мошенник, все равно, ради своего презренного удовольствия приносящий страдания другим людям. И знающий об этом. Он - враг, сам противопоставивший себя всем остальным. Какая может быть жалость? А у нас тебе придется иметь дело с людьми хорошими, умными, добрыми. Они как раз думают о людях. Они хотят им добра. Убедить их в пагубности этого невозможно. Поэтому их приходится уничтожать. Как ни жаль. И именно это и является самым трудным. Сама увидишь.
        И она увидела. Нет, не все были добрыми. Те, кто пытал и насиловал ее, добрыми не были. Но были и вполне порядочные. Ну, тот же Корней, к примеру. Ну, кому он чего плохого сделал? Но он подлежал зачистке. И она не вспоминала о нем. А вот теперь...
        Как та же Принципия кинулась, принося себя в жертву! Она же была уверена, что там - смерть. А Пафнутий? Пафнутий, дважды спасавший ее, оба раза рискуя жизнью. Ну, один раз повезло. Зато второй... Уже пока она сидела с ним, почти умиравшим, она вдруг почувствовала, что, если вот он умрет, ей будет больно. А как обрадовалась, когда ему стало лучше! Ну, а потом... О том, что было потом, лучше вообще не вспоминать. Она - маг! И одно только ощущение того, что Пафнутий называет силой!.. Это же такое наслаждение, оказывается. А когда стало получаться!.. И что теперь? Что же делать? Оставить все, как есть? Пусть всех убьют? И Принципию, бедную, жертвенную девочку, и Пафнутия?
        Или что?!.
        
           ***
        
        То, что возникло на полянке, было не столь страшно, если, конечно, знать, что это чудо безопасно, сколько смешно и нелепо. В этом был весь Пафнутий. Громоздкое создание, покрытое черными перьями, как ворона, на коротких и толстых птичьих лапах, с длинной, голой, как у грифа-падальщика, шеей, на которой сидела голова, напоминавшая человеческую. Голова была лишена волос, вместо которых росла почему-то чешуя. Плоская безносая морда противно-розового, как и шея, цвета, снабжена была устрашающей пастью непропорционально большого размера, из нижней челюсти которой торчали клыки как у кабана. С дугой стороны чудовище завершалось хвостом, длинным и загнутым крючком кверху. Хвост, как и голова, был покрыт чешуей, и, пожалуй, скорее, подошел бы русалке. Вот только хвостовой плавник почему-то отсутствовал. А жаль! Завершали же эту композицию крылья. Крылья были похожи на драконьи, и размер у них был подходящий. Хороший такой размер. Каждое - если как следует расправить и растянуть, накрыло бы всю эту полянку. Можно было надеяться, глядя на них, что это вот, как бы оно не называлось, способно подняться в воздух.
        И оно, расправив свои черные крылья, всколыхнув ими воздух, поднялось. И поднялось высоко. То ли Пафнутию понравилось летать, то ли он забыл, что нужно сделать, чтобы приземлиться. Но, так или иначе, оно летало. А это, для того, что задумала Ханна, было главным.
        Полетать на нем Ханна отказалась. День, его и так уже мог кто-то увидеть. Ни к чему.
        - Теперь я знаю, что за чудовища населяют твою душу, - сказала Ханна Пафнутию, когда он, приземлившись, обрел свой прежний вид. - Интересно бы посмотреть, во что бы превратилась я.
        - А, может быть, правда, - думала Ханна, сидя в коляске на пути в гостиницу, - может быть стоит отправиться туда, в эту самую Караван-Талду, к тому провалу. Там нас никто не найдет. Там мы будем счастливы. И делу я не изменю. Буду все также защищать человечество. Просто от другой напасти. Да, придется пролить немного крови. Невинной, опять-таки, крови, но ведь они сами меня учили, что малая кровь - не страшна. А без крови не получится. Что поделаешь!

 
 

 
3

 

        И были получены деньги. Много денег. Хватило на все - на лошадей и повозки, на нормальную одежду, на то, наконец, чтобы снова почувствовать себя счастливыми обитателями нормального цивилизованного мира.
        До Хамистополиса доехали быстро, за каких-то четыре дня. Хорошая дорога и никаких приключений - что еще нужно, чтобы добраться до цели?
        Поселок, в котором, если верить Брюту, обитал старый учитель, назывался Подгорное. Там жили не хамадийцы. Издавна его заселили выходцы из центральных областей Амирана. Кто - в поисках свободной земли, кто - спасаясь от властей. Таких поселений тут было немного - хамадийцы не жаловали чужаков, но к этим уже привыкли и считали их за своих. Ну, почти. Языки все же были разные, да и вера тоже.
        Сразу в Подгорное не поехали. Даже мысли такой ни у кого не возникло. Как это - столько добираться, столького натерпеться, и вот так - раз!.. и все? С бухты-барахты? Не подготовившись морально, и не поплевав через левое плечо? Так что остановились опять-таки в гостинице, и решили сперва съездить в то село, где они когда-то - с ума сойти, как давно!.. - оставили свои вещи и деньги. Может быть, еще не поздно забрать их обратно.
        А пока что Ханна решила навестить Компанию "Гранат Бомбило"; отдел транспорта и доставки. Тоже, между прочим, непростое дело. Чтобы попасть на свое рабочее место Ханне нужно было иметь при себе свое служебное, пусть и липовое, полицейское удостоверение. Ну, а кто же берет с собой подобные документы на задание? Вот и Ханна оставила эту корочку у себя дома. Хотя домом это давно перестало быть. С тех пор, как умер отец. В этой квартире, где прошло ее детство, Ханна теперь почти не жила. Каждое ее новое задание, каждая роль, которую она играла, требовала соответствующих декораций. Вот в них она и жила. Иногда это были роскошные апартаменты, иногда - загородное поместье, а чаще - гостиничные номера или съемные халупы в трущобном районе. Мать она навещала не часто, и делала это безо всякого удовольствия, со страхом думая о том времени, когда мать совсем постареет, или, не дай бог, заболеет, и ей потребуется постоянная помощь и уход. Что она тогда будет делать? Ее жалованья на то, чтобы нанять специального человека для этих целей, заведомо не хватит, а помещать родную мать, как бы она к ней не относилась, в приют - это было бы безнравственно.
        Впрочем, работа у Ханны была такой, что она вполне могла не дожить до всего этого. И тогда уж никуда матери не деться. Придется заканчивать жизнь в приюте. Но Ханне тогда хотя бы стыдно не будет. Но то, что будет, по счастью скрыто от нас, а пока...
        А пока Ханна зажилила один из камней, полученных от благодарных йами. В конце-концов, кто их заработал? И сейчас, отдавая его матери, она чувствовала, как одним камнем на душе становится меньше. Этих денег ей вполне хватит, чтобы обеспечить себе нормальный уход. Лишь бы не нарваться на жуликов. Ну, что ж, может быть, если удастся выжить, она поможет матери в этом. Ну, а если что... Если что - пусть уж сама.
        
           ***
        
        Клим встретил ее с распростертыми объятиями, как всегда - весело и радушно. Но все же какая-то настороженность в нем была. Или Ханне просто почудилось?
        Нет, не почудилось. Визит Ханны был неожидан. По правде говоря, Клим вообще не ожидал ее больше увидеть. Почему так, он не знал. Официально она пока что по-прежнему числилась сотрудником его отдела. Но недавно ему представили молодого человека, и сказали, что он пока постажируется, а потом, скорее всего, придет на работу. А поскольку штат у него был полон, прийти этот стажер мог только на чье-то место. На чье? Из всех сотрудников Ханна единственная выпала из его поля зрения. Остальными он так или иначе руководил и контролировал, а вот она... С самого начала вся эта операция была окутана абсолютно непроницаемой завесой, и, когда он однажды попробовал навести справки о том, что же с ней - его сотрудницей, черт побери! - ему очень больно шлепнули по носу. А не лезь не в свое дело!..
        Так что Ханна либо уже погибла, либо ее планируют перевести куда-то в другое место. А вот назад, сюда, к нему она уже, скорее всего, не вернется. Так понимал Клим эту ситуацию. И даже немного грустил по этому поводу. Ханна ему нравилась. И как сотрудник, и не только.
        И вот она, вдруг, как говорится - здрасьте!
        - Как дела? - Задал он естественный в этой ситуации вопрос. - Ты уже все?..
        - Нет, - со вздохом произнесла Ханна, - еще не все. Но скоро. Я, вообще-то, с просьбой.
        - Садись. Рассказывай.
        - Мне нужно... мне нужно оружие. Ну, ты понимаешь.
        Клим сделал круглые глаза и прижал палец к губам. Стены имеют уши. Об этом надо помнить всегда, а уж здесь, вот в этих стенах... И Ханна кивнула. Она понимала. Она жестом показала, что хочет писать. Клим достал из стола листок бумаги и карандаш. И началась между ними переписка.
        "Мне нужен пистолет" - написала Ханна.
        "Зачем?" - приписал ниже Клим.
        "Чтобы застрелиться" - пошутила Ханна, - что, в самом деле, за глупые вопросы?
        "Может, яду?" - попробовал поддержать шутку Клим. И тут же понял, что шутка вышла неудачной.
        "Яд - себе, если хочешь, а мне нужен пистолет. Для дела".
        "Где же я его возьму?".
        "Дай свой. У тебя есть, я знаю".
        Да, у Клима был пистолет. Никто об этом не знал, а она знала. Так уж вышло, случайно. Так же случайно, как случайно пистолет оказался у самого Клима. И если бы кто-нибудь узнал об этом, Климу бы несдобровать. А зачем он ему? В поле он все равно не работает. Так, любоваться тайком? Тешить самолюбие?
        "У меня нет" - пошел он на всякий случай в несознанку.
        "Есть. Дай, или я погибну".
        Клим задумался. Что же у нее там такое? Всегда ведь как-то обходилась? Да все всегда обходятся. Или у тех, с кем ей там предстоит столкнуться, тоже есть такое оружие? Кто же это? И почему тогда ее не вооружили официально? Или ситуация возникла внезапно? Куда-то влезла, и теперь приходится идти ва-банк? Но как же она тогда не побоялась прийти сюда? А раз пришла, так может, все же официально?..
        "Пиши заявку. Я попробую договориться".
        "Некогда. Я завтра уже буду далеко. И взять больше мне негде. Дай".
        Ну, насчет - некогда, это она права. Процедура, в лучшем случае, займет дня три. И не факт, что разрешат. Даже, скорее всего, не дадут. Перестрахуются. Лучше пусть агент погибнет, чем у него обнаружится такая вот штука.
        "Здесь у меня ничего нет. Надо идти".
        "Пойдем".
        
           ***
        
        На том постоялом дворе, где они некогда оставили все свое имущество, нашелся только мешок с магическим инструментарием. Почему его не выбросили? Наверное, просто руки не дошли. Как поставили его в чулан, где ведра, веники и метлы с лопатами, так он и стоял, никому не нужный. А вот Пафнутий ему обрадовался! Главное, что там было - это листки с выписками из тетрадки с подробным и обстоятельным описанием процедуры воскрешения с рецептами необходимых зелий. Все это может понадобиться бен-Салеху. Не помнит же он всего этого наизусть. Ну, и прочие амулеты могут пригодиться. И жаль, что у него ничего этого не было под рукой там, в горах. Возможно, многое можно было бы сделать проще.
        Остального, включая повозку, на которой они тогда приехали, не говоря уж о таких мелочах, как одежда и деньги, давно уже не было. И не было смысла качать права и требовать от хозяина вернуть все это. Оставили на короткий срок, и под честное слово. А слово - оно не воробей. Слово - птица куда более высокого полета. Ищи его в облаках.
        Посоветовавшись, решили зажать гордость и самолюбие в кулачок, и не связываться с гадом. Пусть подавится. Тем более, что и денег у них хватает, и лошади с повозками есть. Плевать!
        Поняв, что скандала не будет, хозяин на радостях исхлопотался, стараясь угодить столь любезным и щедрым клиентам, обещая не взять с них за ночлег и еду ни гроша. Ну ладно, на халяву, как говорится...
        Решили, в общем, и правда, заночевать.
        Вечером Ханна все что-то писала, устроившись за столиком в их с Пафнутием номере. Он было сунулся полюбопытствовать, но получил суровый отпор. А поздно ночью Ханна его разбудила.
        
           ***
        
        Они летели в ночном небе. Это было здорово, но если бы Ханна умела летать сама, это было бы куда круче. Ничего, если все у нее получится, и они все останутся живы, она освоит это. И будет настоящим драконом кувыркаться в небе. В вечно безоблачном небе Караван-Талды, над той загадочной бездной, из которой вылетают те, другие драконы. И она будет побеждать их.
        А пока она летела верхом. Трудно было уговорить Пафнутия. Он надулся, подозревая ее черт знает в чем, он не хотел никуда лететь, и вообще, он хотел спать. И все же, они летели. Летели в горы.
        - Куда лететь-то? - Спрашивал Пафнутий.
        - Куда угодно. Лишь бы там было пусто. Чтобы не было людей. И подальше. А, главное, - говорила она ему, - постарайся запомнить это место, чтобы забрать меня оттуда.
        Она отдала Пафнутию то, что писала вечером, строго-настрого велев не вскрывать и не читать. Прочитать это можно будет только в одном случае, если, прилетев за ней следующей ночью, он не найдет ее. Вот тогда...
        Пустынное ущелье понравилось Ханне. Пожалуй, это идеальное место. Кораблю тут не приземлиться, не развернуться, придется спускать команду на тросах. И все будет легко.
        
           ***
        
        Пафнутий улетел. Она осталась на берегу шумной горной реки, прогрызшей это ущелье. Пора было приступать. И она подала сигнал.
        Она хорошо представляла, что будет дальше - ведь дальше будет все как всегда. А как же иначе? Воздушный корабль - огромное сооружение из двух баллонов, наполненных легким газом, и закрытая коробка между ними. Там жилые и грузовые отсеки. А наверху - мачты. И паруса. Черные, чтобы не видно было в ночном небе. Эти паруса ловят всегда дующий на высоте ветер, и позволяют кораблю с огромной скоростью перемещаться куда угодно. И никакие горы им не помеха. И вот этот корабль, убрав паруса, зависнет над ущельем. Над ней, поскольку именно на нее наводит этот корабль тот самый маг, некогда создавший сковавшую их незримую цепь. И вот по этой-то цепочке он и приведет корабль прямо к ней. И сброшены будут тросы, и группа захвата ринется вниз. Они должны захватить учителя и, конечно, Геркулания. Для этого у них есть прочные - мечом не разрубишь, сети. Ханна вспомнила, как болтался Геркуланий в ветвях Живого Дерева. Вот-вот, именно так. Так его и планируют взять. Взять, чтобы исследовать. Чтобы понять, что же он теперь из себя представляет. А этот, как его... бен-Салех, он будет искать магические формулы этого процесса. Вернее - процессов, как создания, так и уничтожения созданного. Для чего? А вот это известно только тем, кто там всем заправляет. Самым главным.
        Ну, с Геркуланием и учителем ясно, а с остальными? С ними, скорее всего, как всегда. Ей никогда, отправляя на задание, не говорили, что именно планируется сделать с фигурантами. Об этом она узнавала либо на месте, лично созерцая процесс умерщвления, либо потом. Но всегда всех лишних ждала смерть. Невзирая на степень причастности и осведомленности. Были люди - и нету. Где? Да так, наверное, волной смыло. И, не дай Единый, кому-то проявлять излишнюю активность в поисках. Достаточно подать заявление в полицию о пропаже. Вполне достаточно. Пусть ищут. Это не возбраняется. Если же кто-то начинает предпринимать что-то выходящее за эти рамки... ну, тогда - что ж... Тоже смоет. Той же волной.
        А с ней? Интересно... Подразумевается, что агент неприкосновенен. Обычно. Ну, а сейчас? Что-то больно уж серьезно на сей раз все настроены. Ханна вспомнила Ханта, мир его праху. Явно с самого верха прислали человека. И еще она вспомнила, как удивился Клим, увидев ее. Не ожидал, явно не ожидал. И про стажера проболтался. Случайно? Вряд ли. Только не Клим. Видимо, решил, что раз уж он пошел на одно нарушение, так и - гори огнем! Ну, что ж, спасибо ему за это. Кто предупрежден, тот вооружен. А она теперь и тем более.
        Но сперва она попытается...
        Огненные мячики стали у нее получаться в последнее время совсем неплохо. И летят далеко, и попадают куда надо. На это, собственно говоря, и был основной расчет. Пистолет, конечно, хорошо, особенно, чтобы застрелиться в последний момент, когда станет ясно, что ничего не вышло. Хотя Пафнутий и говорил, что маг может умереть по собственному желанию, просто остановив сердце. Но это она пока не умеет, и учиться, честно говоря, пока не собирается.
        Воздушный корабль поднимается в воздух благодаря баллонам с газом. Что это за газ, Ханна, естественно, не знала. Никто ее на этот счет не просвещал. Меньше знаешь... ну, и так далее. Все, что она знала, было почерпнуто из случайно подслушанного и нечаянно сказанного. Так вот - газ. Газ летучий, но, зараза такая! - взрывоопасный. И огненный шарик, если долетит и прожжет оболочку баллона, корабль уничтожит. Уничтожит гарантированно и со всем содержимым. На землю рухнут объятые пламенем остатки корабля и останки экипажа. Включая и того самого мага, связанного с ней магической цепью, которую она иначе разорвать бессильна.
        И пропадет она с глаз Службы. Совсем и навсегда. А с глаз долой - из сердца вон. Во всяком случае, Ханна сильно на это надеялась.
        А холодно стало, однако. Вот о чем она не подумала. Горы. А в горах холодно, тем более, по ночам. Одеть на себя ей было нечего, но она же может зажечь огонь. И поплясать вокруг костра. Согреться.
        Огонь можно было зажечь и без дров. Вон, как тот же Пафнутий согревал их в яме. Правда, такой огонь нужно постоянно поддерживать, направляя туда силу. Но, во-первых, и это не страшно - Ханне нравилось чувствовать движение силы в себе. Очень нравилось. А во-вторых, тут полно сухого хвороста. Пусть себе горит и без ее пригляда.
        Итак, где там этот корабль? Сколько еще ждать? Пора бы...
        
           ***
        
        - Сколько еще? - В десятый, наверное, раз спросил командир старенького мага, скорчившегося на полу рубки.
        Маг отказался от предложенного кресла, и, сказав, что так ему удобнее, сел, скрестив ноги калачиком, прямо на пол. И так и сидел, закрыв глаза, всю дорогу, изредка поправляя курс.
        - Уже вот-вот, - отозвался маг.
        - Отлично!
        И в переговорное устройство:
        - Пятый, готов?
        Судя не столько по неразборчивому шуму, донесшемуся из трубки, сколько по удовлетворенному выражению лица капитана, пятый был готов.
        Летели на максимально возможной высоте. Никто не знал - достанет взрывная волна до корабля, или нет. Приходилось рисковать. Зато, если получится... Честь и слава первопроходцам и первоиспытателям! Ордена были обещаны. Ну, а там уж, как выйдет.
        - Что там под нами? - Это к штурману.
        - Горы.
        - Населенные пункты?
        - Ничего рядом.
        - Эк, его занесло. Ну, от нас все равно не спрячешься. Это хорошо, что людей нет.
        Маг на полу засуетился, задергался беспокойно, зашевелил ноздрями, и изрек:
        - Тут.
        И тут же была подана команда в боевой отсек:
        - Пятый, давай!
        
           ***
        
        Не спалось. Мучительная тревога выгнала Пафнутия из теплого уюта своей комнатушки, и он мерил шагами двор, поглядывая в ту сторону, откуда недавно прилетел. Там где-то была Ханна. Что она там делает, зачем она там? Об этом можно было узнать из написанного ею письма. Похоже, прощального письма. То, что ей предстояло, очевидно, было смертельно опасно, но она зачем-то пошла на это. Зачем?!.
        Вскрыть письмо Пафнутий не решился. Она строго запретила ему это. А он все же надеялся, что она благополучно вернется, и ссориться с ней ему не хотелось. Явно она не та, за кого себя выдавала. Это не только ему, но и всем остальным давно стало ясно. Но вопросами ее не донимали. Понимали, что все равно не ответит. В лучшем случае соврет. А ему и вовсе плевать, кто бы она ни была. Только бы видеть ее, только бы вдыхать ее запах. Ах, скорее бы день! А за ним - вечер. А там и ночь придет, и он, расправив крылья, рванет к ней - туда!
        Он снова, который уже раз, посмотрел в сторону гор. И увидел, как там вспухает огромный цветок. Растет, набухает, становясь уже выше самых высоких пиков. И эти заснеженные вершины своими гранями отражают этот невероятный свет - словно солнце взошло не там, где всегда, а прямо из того самого ущелья. Из того ущелья, где он оставил Ханну.
        
           ***
        
        Он летел над этим проклятым ущельем. Летел, забравшись так высоко, как только мог. И все равно жар, поднимавшийся оттуда, обжигал его. Что там случилось? Магией, во всяком случае, не пахло. Если бы это наделал какой-нибудь невероятной силы дух, он бы почувствовал это. Но не дух это сотворил. И искать Ханну тут, похоже, бессмысленно. Даже если бы она ушла оттуда, где он ее оставил, как далеко она бы прошла? А тут все было выжжено дотла. И до сих пор дышало жаром раскаленной печи.
        Все. Осталось только письмо. Письмо и память о тех нескольких счастливых днях.
        Оставалось только вернуться, пока не взошло солнце. Настоящее солнце. Если оно, конечно, взойдет.

 
 

 
4

 

        Не спалось в эту ночь и Куртифлясу. Вообще, в последние дни с нервами стало как-то не очень. И долгими бессонными часами по ночам он все думал и думал, все об одном и том же.
        Путешествие подходило к концу. Скоро уже они встретят этого таинственного учителя. Возьмется он за Геркулания или нет? И Куртифляс рассматривал оба варианта.
        Вариант один: бен-Салех говорит, что возвращение Геркуланию человеческого облика возможно, и он берется за это. Если это возможно, то - почему бы и нет? В конце-концов у них есть, чем заплатить. Дальше - просто. Счастливая Принципия забирает своего жениха и примкнувшего к ним Ратомира, и они скоренько возвращаются во дворец. А вот Пафнутия надо уговорить остаться с учителем. Еще ненадолго. Ну, там, поучиться, ума-разума набраться. И сам он, Куртифляс с ними. Третий, да не лишний, типа помощь по хозяйству, охрана и все такое. За бесплатно, из одного только уважения. А сам - весточку барону с указанием точного адреса. Пусть присылает людей. В нужный момент подсыпать нашим магам снотворного, и можно будет брать их голыми руками.
        Ну, а у барона наши маги творят армию бессмертных во главе с ним, Куртифлясом. Небольшую такую, но практически непобедимую. И можно тогда прийти к Бенедикту с дружеским визитом. И задать ему сакраментальный вопрос: а не кажется ли вам, ваше величество, что ваше место у параши? И пусть попробует спорить! Как говорят в народе - против лома нет приема.
        И вот он, Куртифляс, наместник барона. Не нужна ему самостоятельность. Что с ней делать? А барон - знает! Вот и пусть распоряжается. Издалека, стратегически. А на месте - уж он, Куртифляс будет следить за дисциплиной и служебным рвением, ну, и невосторженный образ мыслей искоренять заодно. Пусть-ка попробует кто вспомнить, что он, Куртифляс, шут. Посмотрим на такого дурака.
        Вариант два: бен-Салех заявляет, что надежды на реставрацию морального облика Геркулания нет. Какой есть, такой и будет. Во веки веков. Аминь...
        Ну, и что тогда? А тогда - вот что: плачет несчастная Эрогения по своему молодому, прекрасному, отважному королю. Плохо там. Смуты там и неустроения всякие. Нужно им Геркулания предъявить. Такого, какой уж есть. В смысле - живого и здорового. А что немножко рассудком стал беден, и манеры приобрел не совсем соответствующие этикету, так и мало ли...
        Вот и пусть Ратомир с Геркуланием отправляются в Эрогению. А чтобы не было скучно, пусть и Принципию с собой прихватят. Все же - невеста! Опять же - беременна, как выяснилось. А от кого? Уж не от него, не от Куртифляса, как ни жаль. Сто против одного, что папой будущего малыша и, кстати, совершенно законного претендента на престол, является сам Геркуланий. Когда только успел, проказник?
        А отправив их восвояси с пожеланиями доброго пути и всяческими полезными советами на дорожку, возвращаемся к плану номер один. Трон в Амиране - неплохое завершение карьеры шута.
        Оба эти варианта родились в голове Куртифляса уже давно. В самых общих чертах идея эта возникла, пока он сидел в шкафу в комнате Пафнутия и слушал его препирательства с Ратомиром. В принципе, с точки зрения самого Куртифляса, учитель вообще был не нужен. Пафнутий справлялся с оживлением и сам. А проблема возможности возвращения человеческого облика Геркуланию и ему подобным, интересовала его постольку-поскольку. Он искренне не видел в этой процедуре никакой необходимости. Но надо было удалить Геркулания, в том виде, в каком он находился, из дворца. А без Ратомира он никуда не пойдет. Так и потянулась цепочка - одно за другое. Геркуланий - без Ратомира, Ратомир - без Принципии, оба они - без Пафнутия. А оставлять их без пригляда, а особенно выпускать из рук Пафнутия, вообще никуда не годилось. Знал бы, что путешествие будет столь долгим и трудным - придумал бы что-нибудь другое. Но, что уж теперь? Когда дело идет к концу...
        Роднило оба эти варианта то обстоятельство, что в них не было место Ханне. Откуда она только взялась? И Куртифляс догадывался, откуда. Ханна - человек барона. И, похоже, барон замыслил все сделать сам, оставив его, Куртифляса за бортом. Это было нехорошо, это просто никуда не годилось. И с этим что-то нужно было делать. А тут еще этот внезапный роман между нею и Пафнутием. Вот же парочка, кто бы мог подумать! Но, так или иначе, а от девчонки надо было избавляться. Но как?
        И эта мысль беспокоила Куртифляса и лишала сна тем чаще, чем ближе были они к цели.
        
           ***
        
        Пафнутий, не замечая ничего, брел по двору. Как быстро все случилось. Вообще - все. Вот только она возникла, и - все!.. В груди стоял ком - не выкашлять, ни проглотить. И трудно дышать. И трудно идти. А уж думать - вообще невозможно.
        Кто-то схватил за руку. Оглянулся нехотя. А-а... Куртифляс.
        - Ты где был? Ты слышал?
        - Что?
        - Гром.
        - Какой гром?
        - Да ты что? Не слышал? Оглох? Такой гром был. А потом ветром горячим пахнуло. Вон оттуда.
        Нет, не слышал Пафнутий никакого грома. Наверное, и правда, оглох. Да и зачем слышать? Он видел. Этого достаточно.
        А Куртифляс не отставал.
        - Так где ты был-то?
        Ох, Куртифляс, знал бы ты, как ты сейчас не нужен! Пафнутий сбросил его руку с плеча, и побрел прочь. Лечь, съежиться калачиком, закрыть глаза. Поплакать бы...
        
           ***
        
        Утром вдруг выяснилось, что нет Ханны. Все уже собрались - пора было возвращаться в Хамистополь, не было только ее. И, почему-то, это обстоятельство не вызвало, казалось, ни у кого вопросов, никто не спрашивал друг у друга: - А где же наша Ханна?
        Принципия тихонько поинтересовалась об этом у Ратомира, но он только молча пожал плечами. Мрачный Пафнутий запрягал повозку, на которой им предстояло возвращаться обратно, но вид у него был такой, что подходить к нему с расспросами не хотелось. Хотя он, определенно, что-то знал. Вероятно что-то знал и Куртифляс. После того, как шут, рискуя жизнью, спас ее, снял с шеи "ее" дракона, Принципия как-то резко изменила свое отношение к этому человеку. И это ей самой было приятно.
        Она подошла к Куртифлясу, отрешенно созерцавшему окрестности.
        - Она ушла, - сказал ей Куртифляс.
        И только пожал плечами, в ответ на естественный интерес Принципии: куда ушла?.. зачем?
        Он только кивнул в сторону угрюмого Пафнутия, дескать, если кто и знает, то - он.
        Ну, ладно, ушла, так ушла. В конце-концов, она человек в их компании посторонний, у нее своя жизнь, свои заботы, и заботы эти никак не связаны с учителем, к которому они, наконец, сейчас, кажется, поедут.
        С Ханной они так и не подружились. И не из-за Ханны, хотя она тоже в подруги не набивалась. Просто, хоть Ханна на вид и не казалась старше Принципии, но она сама в присутствии Ханны ощущала себя маленькой девочкой. И испытывала из-за этого какую-то унизительную неловкость.
        А совсем недавно Ханна сказала ей такое...
        О чем шла речь, Принципия даже и не помнила. Так, о каких-то пустяках, о мелочах их дорожной жизни. Тогда Ханна в ответ на какую-то реплику сказала:
        - Но вы же беременны...
        Как будто речь шла о чем-то совершенно для всех, в том числе и для самой Принципии, очевидном.
        А Принципию словно оглушило: как?!.
        И вдруг она поняла, что так и есть. Все встало на свои места. Все ее недомогания, настроения... Она быстро прикинула, сколько же у нее, действительно, не было месячных. И ей стало все ясно. Ханна, безусловно, была права.
        И - все!.. Всю ее депрессию, все мысли о своем злосчастном жребии и тяготеющим над ней роком, как рукой сняло. В ней жил сын. Почему именно сын? Да не важно! Так уж ей казалось - сын, продолжение Геркулания. Вот так он и возрождается. Именно так! Не то, что едет за ними в отдалении, и вряд ли станет таким, как был. А именно то, что сейчас таится внутри нее. И с этого момента все ее мысли, все внимание были обращены внутрь. Она стала чувствовать его, своего сына. Она разговаривала с ним. Про себя, конечно.
        Ну, а Ханна? Она сделала свое дело. Спасибо ей за это, ну, а что еще?..
        
           ***
        
        А вот Куртифлясу было не все равно. Ушла? Что значит, ушла? Куда, а главное, к кому? И что теперь их ждет там, у учителя? И, главное, совершенно не с кем поделиться своими опасениями. А эта сволочь, Пафнутий, молчит. В рот воды набрал. Переживает - как же!.. такой облом! Небось, щелкнула его по носу, сказала: - Все дорогой. Нам было хорошо, но пора расстаться. - Или что-нибудь еще в этом роде. Что там говорят в таких случаях.
        Нет, надо будет, - думал Куртифляс, мрачно глядя в спину Пафнутию, сидевшему, как обычно на козлах, - надо будет тряхнуть этого сукина сына как следует. И побыстрей. Пока не вляпались. Эх, надо было как-нибудь ее... придушить, может, потихоньку. Ведь были же такие мысли. Правда...
        Куртифляс вспомнил, как Ханна расправилась с тем, проводником их, Ашаном. Пальцами в глаза - это надо же! Он бы так не смог. Так что еще неизвестно, кто кого...
        А все-таки, жаль.

 
 

 
5

 

        Бен- Салех был стар. Когда-то, давным-давно, он сбился со счета своих лет, и с тех пор просто бросил считать. Кому это надо? Все равно, сказать кому - не поверят. Он был так стар, и так много видел за свою жизнь, что давно уже перестал чему-либо удивляться. Потому что все то, что могло удивить кого-нибудь, он уже видел. Ничего нового ни от жизни, ни, тем более, от людей он давно уже не ждал. Да и чего ждать от людей, кроме пакости?
        Бен-Салех не любил людей. Не так уж он и верил в то, что маги происходят из какого-то иного мира, иной планеты, но эта мысль нравилась ему. В любом случае, считал он, не зависимо от места происхождения, маги и люди - не одно и то же. И разница тут не в строении внутренних органов - тут-то, как раз, разницы нету. И скрещиваться между собой они могут, в чем и сам бен-Салех, будучи помоложе, убеждался не раз. Разница в другом. Разница в их взаимоотношениях с... чем? Как это назвать? Мироздание? Бог? Природа? Бен-Салех не знал. Бен-Салех давно вывел для себя, что вот это самое - ну, пусть, мироздание, - есть существо живое. Живущее по своим законам и правилам. И можно этим законам подчиниться, принять их и не оспаривать. Но изучать, и, по возможности, использовать их себе во благо. Этим путем пошли люди. А можно, как всякое прочее живое существо, приручить, подчинить и заставить выполнять свои команды, даже идущие в разрез с обычным поведением этого существа. Это путь магов.
        Единственное, чего бен-Салех не знал, это то, что будет с ним после смерти. И это незнание страшило его. И поэтому он продолжал жить, все оттягивая и оттягивая неизбежное. Терпеть то, что есть, из страха перед неведомым.
        
           ***
        
        Первым явился Пафнутий, его бывший ученик.
        - Здравствуйте, учитель, - сказал Пафнутий, - рад видеть вас живым и здоровым.
        - Здравствуй, Пафнутий, - отозвался бен-Салех, стоя на пороге, и отнюдь не приглашая гостя в дом.
        Радости от встречи со своим учеником в глазах своего старого учителя Пафнутий не увидел. А увидел он там только скуку, тоску и равнодушие. Он был неинтересен бен-Салеху. И не интересно ему было, зачем этот гость пожаловал к нему спозаранок. Но, делать нечего...
        - Мне нужна ваша помощь, учитель.
        - Вот как? И что же? Если деньги, то их почти что и нет у меня. Местные крестьяне расплачиваются со мной в основном харчами.
        - Нет, - ответил Пафнутий, - денег не надо. Деньги есть. Мы можем хорошо заплатить за помощь.
        - Мы?.. - Прервал его бен-Салех. - Что за - мы?.. Я вижу пока что тебя одного.
        - Да, я не один. Кроме меня еще трое. И еще один, о котором и пойдет речь.
        - Пойдет речь? - Удивился бен-Салех. - А разве я уже на что-то согласился?
        - Может быть, мы зайдем в дом? - Попробовал зайти с другого бока Пафнутий. У него с собой была бутыль хорошего вина. А раньше, как он помнил, бен-Салех любил пропустить стаканчик-другой.
        - У меня там неубрано, - хмуро отказался бен-Салех. - Чего там?..
        - Да вот, просто... - Пафнутий скинул с плеча мешок, развязал его, и достал бутылку. - Думал, может... а?..
        - Хм-м... - бен-Салех взял в руки сосуд и разглядывал этикетку, - малазинское, "Галобюли". Давненько я не пил ничего лучше местного самогона. Ну, все равно, в дом не зову, у меня там и правда бардак, лучше вон туда, - он кивнул в сторону сваленных штабелем бревен, - на бревнышках посидим. Я сейчас схожу, принесу штопор и посуду. Не годится такое вино хлебать из горла.
        И он, развернувшись, пропал в темноте.
        
           ***
        
        - Он не может. - Пафнутий сидел на камне. Остальные тоже сидели на камнях, дожидаясь его прихода за околицей села. Когда он подошел, они встали. Они встали, а он сел.
        Тупое равнодушие, похожее на непрерывный гул в ушах (а может, он и правда был, этот гул), не оставляло его с момента гибели Ханны. Ему как-то все стало все равно. Все потеряло смысл. И с бен-Салехом он разговаривал равнодушно. Равнодушно отвечал на его вопросы, рассказывал о том, как вызывал духа, как проходил сам обряд. Ему было неинтересно вспоминать все эти подробности, и рассказывал он сухо, протокольно, без огонька. И бен-Салех, конечно, подметил это, и спросил его, что с ним?
        - Ничего, - ответил Пафнутий, и бен-Салех не стал настаивать. Ничего, так ничего.
        И что теперь будет, после отказа учителя, Пафнутию тоже было не интересно. Что будет, то будет, а хоть бы и ничего не было. Какая разница. Хотелось лечь. Ему теперь все время хотелось лечь, и чтобы рядом никого не было. Пошли бы они все...
        - Ты поподробнее, - это Куртифляс, - как вы вообще поговорили? Ты его угостил?
        Инициатором угощения был Куртифляс. Бутылкой для такого случая он запасся еще в Хамистополисе. Здесь-то такого было не достать.
        - Угостил я его. Да что толку. Он ни разу сам такого не делал. Я ему все рассказал. И расшифровку записи обряда дал прочесть. Он говорит, что ничем помочь не может.
        Пафнутий тяжело вздохнул. Остальные молчали. Вот шли, шли, и пришли... в тупик.
        Вдруг встрепенулся Ратомир. Шагнул к сидящему Пафнутию, схватил его за рукав, дернул.
        - Вставай! Пошли.
        - Куда? - Не понял Пафнутий.
        Снизу вверх он взглянул на Ратомира. Вид у того был воодушевленный и мрачный. Он явно что-то там для себя решил, и на что-то решился.
        - Пойдем к твоему учителю.
        
           ***
        
        - Здравствуйте, - вежливо поздоровался Ратомир с вышедшим на крыльцо бен-Салехом, и, отодвинув того плечом, шагнул внутрь.
        - Геркуланий, - крикнул он, обернувшись, - заходи!
        Отиравшийся, как всегда, на расстоянии Геркуланий в несколько шагов преодолел это расстояние, и, даже не заметив стоящего в дверях хозяина, шагнул вслед за Ратомиром.
        Бен-Салех торопливо шагнул в сторону, уступая дорогу, и чуть при этом не упав с крылечка. Он был обескуражен.
        Внутри было сумрачно и царил кавардак. Пахло не очень приятно, но, надо полагать, хозяин принюхался. Ничего, сейчас он поймет, что такое хорошо, и что такое плохо. По-настоящему плохо.
        - Я вас, кажется, не приглашал! - В комнате возник возмущенный бен-Салех. - Идите отсюда!
        - Значит, так, уважаемый бен-Салех, никуда мы отсюда не уйдем.
        Голос Ратомира был тверд, вид суров и решителен.
        - Будем жить здесь, пока вы не вернете вот ему, - рука в сторону Геркулания, без интереса смотревшего на хозяина, - нормальный человеческий облик. Придется вам потесниться. Сразу скажу, постель для него готовить не обязательно. Он вообще не спит, никогда. Так что - постоит. Ну, а для меня придется что-то найти. Кормиться будем сами, о нас не беспокойтесь. Можем и вас кормить, чтобы вы не отвлекались. А как только у вас все получится, мы вам заплатим, и покинем вас.
        Пока Ратомир произносил эту тираду, с бен-Салехом происходило то, что обычно происходило со всеми, кто какое-то время находился рядом с Геркуланием. Лицо у него сморщилось, и он начал задом пятиться по направлению к двери. Ему явно захотелось на свежий воздух, и поскорее.
        Ну и пусть, - решил Ратомир, - куда ему деться?
        И сел на постель, так и не заправленную, прямо на скомканное одеяло.
        
           ***
        
        Как уже было сказано, бен-Салех людей не любил. Ну, так, вообще, как вид. Но с ними приходилось, тем не менее, общаться. Деться от них было некуда, и, поэтому, не любя всех вообще, в целом, к разным особям этого вида он относился по-разному. Людей решительных и смелых, способных стоять на своем и идти напролом, он не то, чтобы любил, но уважал. Вот так и сейчас. Демарш, предпринятый Ратомиром, впечатлил старого мага. Да и противопоставить ему было нечего. И потом, все-таки часть вины за случившееся лежала и на нем. Черт дернул тогда его отдать эту тетрадь Пафнутию! Хорошенькая вышла благодарность. Втравил бедного парня в эту заваруху.
        Бен-Салех, погуляв некоторое время во дворе, и подумав, пошел на компромисс. Вызвав Ратомира на крыльцо, он сказал ему:
        - Давайте так, молодой человек, я буду думать. Я ведь, и правда, не знаю, что тут можно поделать. Надо подумать, посмотреть в книгах, пообщаться с духами. Это не на один день. А вы пока располагайтесь где-нибудь вне дома. Вон, у меня есть сарай, можете ночевать там. Ну, а ваш этот... пусть просто во дворе. И что вы там говорили относительно платы?
        - Плата только за результат, - быстро среагировал Ратомир. - Пока же кормежка и приготовление еды - наши.
        - Сколько?
        Об этом думали заранее, поэтому Ратомир выдал оговоренную с товарищами сумму:
        - Пятьсот.
        Ну, что ж. Давайте, тогда, приступим.
        
           ***
        
        Вот так все и устроилось. Геркулания загнали на зады двора, чтобы не отсвечивал, а сами как-то обустроились в сарае. Принципию все же поселили в доме, потеснив несколько хозяина, и из подручного хлама соорудив ей ложе. Стесняться бен-Салеха Принципия не стала. Взглянула на него, и решила, что дедушка старый, ему все равно. Во всяком случае, жить в одном помещении с Куртифлясом и Пафнутием было бы хуже.
        За продуктами себе и Геркуланию ходили в село, до которого было около трех верст. Старый маг предпочел устроиться на отшибе. На пришельцев в селе смотрели настороженно, особенно, когда узнали, где они поселились, но продукты продавали охотно, и стоили они тут сущую ерунду. Ну, а что касается приготовления пищи, то будучи в Караван-Талде, они все, кроме Пафнутия, прошли неплохую практику на тамошней кухне.
         Все это - бытовые хлопоты, особенно поначалу, пока не обустроились, занимало время. Но, сколько бы его не уходило, а оставалось все равно слишком много. И куда его было девать?
        Принципия сидела на крылечке, погруженная в себя, Пафнутий лежал в своем углу, отвернувшись к стенке. Ратомир вдруг подружился с бен-Салехом, и подолгу сидел с ним, или беседуя о чем-то, или просто созерцая его волшебную практику, и стараясь не мешать.
        И только Куртифлясу нечем было занять себя кроме бесконечного пережевывания одних и тех же мыслей о том, что же все-таки случилось, и почему их тут до сих пор никто не накрыл.
        И как он ни крутил, все упиралось в Пафнутия. И с этим пора было что-то делать.
        
           ***
        
        Обычно они ходили в село втроем. На сей раз Куртифляс Ратомира решил не брать. Просто не позвал, и все. Пусть себе сидит с учителем, авось чему-нибудь научится. Пафнутий, как обычно погруженный в себя, обратил на это внимание, только когда уже пришли в село.
        - Зайдем? - Спросил Куртифляс, когда они поравнялись с открытой дверью в местный трактир.
        Возражений не последовало, впрочем, как и согласия. Трактир был пуст. Время было рабочее, и отираться тут было некому. Это было кстати. Подошедшему трактирщику Куртифляс сделал щедрый заказ, особенно по части напитков. Пафнутия следовало расшевелить. Расшевелить и разговорить. И он был намерен сделать это, пусть даже потом Пафнутия придется тащить на себе. Потому что - хватит! Сколько можно?!
        Уговаривать не пришлось. Видимо, Пафнутий и сам чувствовал, что такое лекарство ему необходимо. Наконец, Куртифляс решил, что пора.
        - Так что с ней? - Вот так, прямо в лоб, начал он решительную атаку.
        Пафнутий поднял на него покрасневшие глаза и спокойно произнес:
        - Она погибла.
        - Как?
        - Не знаю. Я был там. Там все было выжжено. Она не могла уцелеть.
        Он помолчал, и добавил:
        - Она знала, что может погибнуть. Но она пошла. Она пошла, чтобы спасти нас. Меня, тебя, всех...
        Он полез куда-то, и, очевидно, из внутреннего кармана, достал сложенный несколько раз листок. Листок был потрепан на сгибах, видно доставался и прятался не раз, и не два. Скорее всего, то, что было написано на этом листке, было выучено Пафнутием наизусть.
        - На, прочти.
        Куртифляс бережно взял листок, осторожно развернул, и прочел:
        "Пафнутий, дорогой, видимо, меня уже нет. Так что, прощай. Хочу, чтобы ты знал, я правда полюбила тебя. Я часто притворялась, но сейчас это правда. Первый раз. И я хочу, чтобы ты знал. Это важно.
        Я не та, за кого себя выдаю. И я не случайно попала к вам. Все это было подстроено. В мою задачу входило вместе с вами дойти до учителя, а найдя его, вызвать тех, кто захватил бы его, может быть с тобой, может быть без тебя. Но его и Геркулания - непременно. Не знаю, зачем.
        Остальных должны убить. Всех. Я не могу сказать тебе, кто меня послал. Это такая тайна, которую лучше не знать. Но это очень могущественная организация. Так что уходи. Уходи туда, куда мы с тобой и собирались. Там ты будешь в безопасности. Туда они не сунутся. И остальные пусть спасаются, как могут. С моей смертью след ваш будет потерян, по крайней мере, на время.
        Я, конечно, не хочу умирать, и надеюсь, что в нашей схватке победить удастся мне. Но, раз ты это читаешь, значит, не удалось. Что ж. Вся моя работа была связана с риском. Рано или поздно, все равно этим бы все закончилось. А может, и правда, ушла бы я с тобой туда. Я еще не решила. Теперь, видимо, уже и не решу.
        Прощай. Ханна"
        Вот так.
        Куртифляс отдал листок. Он был прав. И если бы не этот вот, сидящий напротив, этот дурацкий Пафнутий, если бы он как-то не влюбил в себя эту... быть бы уже ему, Куртифлясу, мертвым.
        Ах, барон, - думал Куртифляс, - ах, барон, какая же ты сука! А я-то!.. Ну, что же, раз так. Обойдемся и без тебя. А ты еще пожалеешь, что пренебрег шутом. Был я тебе верным слугой, и продолжал бы быть. Но теперь!.. Теперь я тебе враг. И в моих руках то, что заставит еще тебя побледнеть от ужаса. Посмотрим, кто над моими шуточками будет смеяться последним.
        Он положил руку на руку Пафнутию.
        - Прости, - сказал он, - я дурак. Я думал, она просто ушла. Бросила тебя, бросила нас, да и ушла. А тут вон что.
        Он замолчал и взглянул на Пафнутия. Тот сидел, вяло уставясь в стол. Баран, - в сердцах воскликнул про себя Куртифляс. - Ну, ничего! Сейчас я тебя, животное, расшевелю. Ты у меня проснешься.
        Он рукой взял Пафнутия за подбородок, и поднял его лохматую голову. Пафнутий поднял глаза, Взгляды их встретились. Мутный и растерянный - мага, и его, Куртифляса - волевой и решительный.
        - Слушай меня! - Куртифляс говорил негромко, сквозь зубы, но внятно и четко выговаривая слова. Каждое слово - гвоздь в тупой и мягкий мозг этого животного. - Я предлагаю тебе отомстить за Ханну. Я знаю, кто это сделал, и я знаю, как отомстить. Но ты должен будешь помочь мне. Ты хочешь отомстить?
        Пафнутий, не отводя неподвижного взгляда, медленно кивнул.
        - Ты согласен помочь мне отомстить за нее?
        И снова кивок.
        - Тогда об этом никому больше ни слова. Понял?
        Дождавшись очередного кивка, он продолжил забивать гвозди.
        - Скоро мы уйдем отсюда. Вдвоем. Ты и я. Они там пускай возятся с Геркуланием. У нас - другое. У нас - месть! Скоро. Ты понял? Скоро.
        И Пафнутий снова согласно и обреченно кивнул головой.

 
 

 
6

 

        Однажды Ратомир проснулся и обнаружил рядом с собой мешочек с деньгами. А вот Пафнутия и Куртифляса не было. Не было их ни во дворе, ни в доме. Кроме денег, которые хранились у Куртифляса, и которые сейчас оказались у Ратомира, они ничего не оставили. Куда они делись?
        Это было печально и непонятно. Отряд постепенно рассыпался. Сперва ушла Ханна, теперь вот эти двое. Впрочем, а что им тут делать? Мы ведь за чем пошли? Учителя искать? Так вот он. А сидеть тут, возле него и ждать...
        Но могли бы хоть попрощаться. Все же за время пути стали не совсем чужими людьми. Обидно. Ну, да и черт с ними!
        Вскоре после этого события бен-Салех объявил:
        - Ну вот, кажется, я знаю...
        - Что?
        Они как раз ужинали, когда бен-Салех, торжественно выпрямившись, и положив ложку на стол, произнес это.
        - Как - что? Что вы меня просили? Вы меня просили узнать, можно ли этого вашего Геркулания сделать таким, каким он был до своей смерти. Правильно?
        И Ратомир, и Принципия синхронно кивнули, заворожено глядя на старого мага. Неужели?..
        - Ну, так вот, я, похоже, знаю, как сделать это. Только есть одно обязательное условие. И вот с этим я не знаю, что делать.
        - Какое? - Ратомир вскочил с лавки. Похоже, он готов был кинуться выполнять это условие, в чем бы оно ни заключалось. Вот прямо сейчас, немедленно.
        - Ты помнишь, Ратомир, что потребовалось для того, чтобы оживить труп Геркулания?
        - Ну, Пафнутий говорил, что для этого ему пришлось вызвать духа, и сражаться с ним.
        - Да, это все было. Это так. Но я не это имел в виду. Что там потребовалось в самом конце?
        - Кровь? - У Ратомира испуганно округлились глаза.
        - Да, кровь. Причем, все равно, чья. Ты дал свою.
        - Да, и что?..
        - Кровь, кровь... - голос мага стал тише, голова опустилась. Он уже не вещал, и даже не говорил. Он бормотал в задумчивости. - Все упирается в кровь. Вот в чем проблема. Змея кусает свой хвост. А хвоста-то и нет. Вот - проблема...
        Он грузно опустился, задумчиво глядя в свою пустую тарелку, но видя там, явно, не объедки, а - что?.. Змею, безуспешно пытающуюся ухватить себя за отсутствующий хвост?
        Ратомир и Принципия молча напряженно смотрели на него. Бормотание перешло в беззвучное шевеление губ. Стало тихо, так что слышно было, как воет ветер за стенами. Холодный ветер. Осень уже пришла.
        Бен-Салех встрепенулся и поднял голову. Он смотрел на Принципию.
        - Кровь... Кровь! Так вот же она!
        Он помолчал, и продолжил:
        - В тот раз нужна была кровь другого человека. Все равно кого. Сейчас же нужна кровь его самого. Понятно? А ее нет! Нет у него крови!
        Ратомир хмуро кивнул. Крови у Геркулания и в самом деле не было. Хоть мечом его проткни. Он сам видел. И - что?.. И все?!
        - Принципия, это его ребенок?
        - Что?! - Вскинулась Принципия, непроизвольно приложив руку к округлившемуся уже животу.
        - Я спрашиваю, то, что ты, как пишут в романах, носишь под сердцем, это - от него?
        Принципия медленно кивнула.
        - Ну, вот. Это же - его кровь! И можно будет взять чуть-чуть.
        - А это не повредит?..
        - Нисколько. Там нужно-то... Так что, как родишь, так можно будет все и сделать.
        
           ***
        
        И потянулись дни ожидания. Наступили холода. Пришлось купить теплую одежду. Ратомир перешел жить в дом. Стало тесно, неудобно, но приходилось терпеть. Терпеть приходилось и все ухудшавшееся отношение селян. Они продолжали продавать еду, и даже овчинные зипуны продали для Ратомира и Принципии, но выражения лиц их становились все более хмурыми и неприветливыми. Чем это объяснить, Ратомир не знал. Не будешь же прямо спрашивать?.. А вины за собой он никакой не знал. Так и в чем же дело?
        Когда он поделился этим наблюдением с бен-Салехом, тот процедил сквозь зубы:
        - Опять все то же. Незадолго до вашего прихода сюда назначили нового священника. Он, как узнал про меня, так и стал всех настраивать против. Дескать, пригрели дьявольское отродье. Как где чего, так все на меня списывает. Если даже не я сам, так - в наказанье за то, что дали мне тут жить, за то, что скотину свою у меня лечат. Правильно!.. Пусть лучше сдохнет.
        А ведь верно, Ратомир вспомнил, что за все время, что они пробыли тут, никто не приходил к старому магу. И сам он сидел все время тут, безвылазно. И чем бы он питался, если бы они не покупали провизию, и не кормили его. И что же с ним будет теперь дальше?
        - А что же дальше? - Спросил он бен-Салеха?
        - Ну, что? Не знаю. Придется уходить. Куда только? А, слушай, - вдруг пришла ему в голову мысль, - может, возьмете меня с собой? Пристроишь меня где-нибудь при дворе. Мало ли у вас там нахлебников кормится. Прокормите еще одного, а? И денег тогда никаких не надо. Вот и будет плата.
        - Слушайте, а что? - Идея Ратомиру понравилась. Он полюбил долгие разговоры с этим человеком. И ему, пожалуй, их будет не хватать. - Хорошая идея. Вполне. Придумаем какую-нибудь должность. Только - без магии.
        - Ну, и правильно! Провались она, эта магия! Кому она нужна?
        - Ну, не скажите. А как же - я же рассказывал, - те маги, что охраняют мир от драконов? Разве они не нужны?
        - Во-во!.. Только и осталось, что сторожами работать. Сторожами и дворниками. Так я уж лучше буду дворником. В смысле - при дворе.
        
           ***
        
        А время шло. И подходили сроки. Метельными ночами Принципия лежала без сна, прислушиваясь к шевелениям внутри себя. Она думала и о сыне, и об его отце, который, вопреки тому, как было бы естественно и правильно, не лежал с ней рядом, согревая своим теплом, а стоял под этим ледяным ветром во дворе. И не мог никого согреть. И сам не мог согреться. Никогда и никак.
        Но скоро он вернется. Вернется прежним. Она думала об этом, и, счастливая, засыпала.
        Когда в последний раз Ратомир был в селе, та тетка, у которой он покупал продукты, последняя, соглашавшаяся продать - остальные давно уже отказали, - шепнула ему, виновато глядя в сторону:
        - Уходили бы вы.
        - Сейчас уйду, - удивленно отозвался Ратомир, глядя, как заворачивает она хлеб в холстину. - Сейчас вот, мешок на плечи - и пойду.
        - Да нет, - протянула тетка, - я говорю, совсем вам уходить надо. И колдун пускай уходит. Пока не поздно.
        
           ***
        
        Возможно, жители села и впрямь ждали, что они уйдут. Уйдут, и не заставят брать грех на душу. Долго ждали, намекали, но не дождались.
        Бен-Салех сидел рядом с Принципией, положив ей руки на обнаженный вздувшийся живот. Так ей было значительно легче. Хотя и все равно нелегко. Ратомир был на улице. Холодный ветер гнал снежную крупу, но сквозь непогоду и по занесенной снегом тропе пробились, пробрались, пришли-таки пятеро. Пять мужиков, с дубинами и вилами. То ли в самом деле хотели убить, то ли это было последнее предупреждение, трудно сказать.
        - А ну-ка, ты, гаденыш, - обратился один из пришедших к Ратомиру, - свистни-ка сюда того старого козла.
        - Зачем это? - Окрысился Ратомир, сожалея, что меч остался где-то в доме. - Что вам надо?
        - Сейчас вашу хату подпалим. Если не хочешь, чтобы он там сгорел, зови его, пусть выходит.
        Одна из дубин была обмотана тряпьем, наверное, пропитанным чем-то горючим. Пока этот, первый, ставил свой ультиматум, хозяин факела, загородив его от ветра, высекал искру. И факел загорелся, подтвердив тем самым правоту первого. Да, и впрямь, пришли поджигать.
        Остальные разбрелись по двору, заглянули зачем-то в сарай...
        - Ладно, - сказал Ратомир, - сейчас. Подождите.
        Он не пошел в дом. Он обошел его, и оказался в том закутке, где стояли неподвижно Геркуланий и его верная лошадь. Бедная лошадь, которой вскоре предстояло остаться без хозяина, и с которой совершенно непонятно, что было делать.
        - Геркуланий. - Позвал он, и Геркуланий, как всегда радостно улыбаясь, пошел на зов того, кто только и составлял смысл его существования. Ратомир зовет. Ратомир что-то хочет.
        Они вышли во двор, где их ждали. Факел уже разгорелся на славу.
        - Это еще что за... - начал было первый.
        Ратомир не стал ждать, пока он закончит формулировать вопрос. Он просто сказал, громко и четко:
        - Геркуланий, убей их всех!
        
           ***
        
        Этой же ночью Принципия родила. Роды принимал Бен-Салех. Ему было не впервой. За свою долгую жизнь у кого только он не принимал, и у людей, и у животных. Так что все прошло хорошо, и Принципия недолго мучилась. Как она и ожидала, оказался сын.
        Радостная и облегченная, она уснула. С рождением сына она обретала не только его, но и мужа - отца вот этого младенца, которого бен-Салех аккуратно упаковал в заготовленные заранее чистые тряпки.
        
           ***
        
        Приходилось торопиться. Эти, в селе, не оставят их в покое. Тем более, после того, как не вернулся домой посланный накануне карательный отряд. Надо было ждать гостей. Поэтому ритуал был назначен на следующую ночь.
        Днем Принципия лежала. Она то засыпала, то просыпалась и требовала тогда себе ребенка. Кормила его, ела сама, опять засыпала, а ребенка осторожно забирал у нее бен-Салех. Он весь день готовил будущее варево. Ингредиенты для него он начал заготавливать с тех пор, как открыл способ возвращения Геркуланию человеческого облика. Благо было из чего. Всякой дрянью - с точки зрения простого человека, конечно, того же Ратомира, к примеру, у него были забиты все углы, и вообще все свободные места.
        - Будете вызывать духа? - Спросил Ратомир.
        - А как же! - Был ответ. - Куда ж без него.
        - Того самого?
        - Того самого. Пусть поработает.
        - Пафнутий рассказывал, что ему пришлось с ним сражаться.
        - Да. Ну, и что?
        - А вам тоже придется?..
        - Естественно.
        - А если...
        - Ну, раз Пафнутий справился, то и я как-нибудь.
        - Но он моложе.
        - Понимаете, Ратомир, - сердито отозвался на это замечание старый маг, - в этом деле важна не физическая составляющая. А в том, что нужно, я уж как-нибудь не уступлю начинающему магу.
        
           ***
        
        Ратомир тоже был занят. Он готовил поле предстоящей битвы. Бен-Салех дал ему бумажку с непонятными узорами и велел изобразить все это на покрытой снегом поляне. Сперва снег следовало утоптать, чтобы образовалась подходящего размера площадка, а затем, уже на ней, палочкой по снегу прочертить бороздки, причем так, чтобы они в точности повторяли рисунок на бумаге. Непростая задача. Потом в эти бороздки следовало аккуратно насыпать золы из печки, чтобы бороздки эти были отчетливо видны, даже в темноте. С этим делом Ратомир провозился до вечера, нервничая, и все поглядывая в ту сторону, откуда должны были прийти жаждущие их крови селяне. Но пока что все было спокойно.
        Ночью Геркулания завели на приготовленную площадку. На печи уже доваривалось зелье. Можно было приступать.
        Убедившись в том, что малыш заснул, вышла Принципия. Она куталась в свой овчинный зипун, но ее все равно колотило. Скорее всего отнюдь не от холода. Она тяжело и часто дышала, и не слышала, когда к ней обращались. Она была напряжена, натянута настолько, что лучше было ее не трогать. А то зазвенит.
        И началось представление, уже знакомое и Ратомиру, и Принципии. Ратомир видел его даже дважды. Опять стал подниматься белый туман, и струи его хорошо были видны в свете разожженного поблизости костра. Белый столб быстро вырос до неба, пропадая там, вверху, среди низких облаков.
        А потом белый столб исчез. Остался бен-Салех, и вид у него был плачевен. Похоже, борьба с духом далась ему нелегко, что бы он там о себе не думал. Все-таки, старость - не радость. Видно было, что он едва держится на ногах. Медленно ступая, бен-Салех вышел из загородки таинственных узоров и знаков, оставив там в одиночестве Геркулания, по-прежнему равнодушно смотрящему ему в спину.
        Котелок с варевом был уже тут. Зачерпнув жижи в кружку, бен-Салех протянул ее Ратомиру.
        - На, дай ему, пусть выпьет.
        Геркуланий улыбнулся Ратомиру и принял снадобье. Из его рук он принял бы что угодно. И выпил.
        Прошла секунда, другая, улыбка исчезла с лица Геркулания. Из разжавшейся руки выпала и покатилась по снегу кружка. Он сам покачнулся и вдруг схватился за правый бок. Ратомир с ужасом увидел, как у Геркулания сгибаются в коленях, подламываются ноги. Он оседал. Он упал на колени, и все услышали стон. С этим стоном Геркуланий рухнул на снег.
        Раскинув руки, кинулась к нему Принципия. Она упала на колени рядом, и склонилась к искаженному болью лицу. От лица исходило тепло. Он стал теплым. Он перестал быть ходячим трупом. И запаха не было. Но, что это с ним? Что он зажимает рукой? Отчего стонет?
        Ратомир и бен-Салех, толкаясь, нависли над лежащим Геркуланием.
        - Что там? - Сказал бен-Салех, отрывая руку Геркулания от того места, которое он ею зажимал. - Что это? Ах ты, черт!..
        Действительно, Геркуланий был жив. Он дышал, от него исходил нормальный человеческий жар, и пар от дыхания вырывался изо рта. Он смотрел вокруг, видимо, ничего не понимая. Увидел Принципию и улыбнулся. И прохрипел что-то. И с этими неразборчивыми словами на губах выступила кровавая пена. А из раны на боку вытекала кровь. И уже не слишком-то и текла. Видно, мало ее осталось.
        Бен-Салех протянул к ране руки. Он что-то пытался сделать. Но что он мог? Что может сделать какой-то несчастный маг, если даже лучшие лекари ничего не смогли.
        Геркуланий умирал. Умирал во второй раз. Если то, что было тогда, во дворце, было неудачной попыткой, то сейчас он умирал уже всерьез и по-настоящему. И руки его, протянувшиеся было к Принципии, ослабели и упали. Глаза закатились, дыхание стало неровным. Судорога прошла по телу Геркулания. Он дернул ногами и выгнулся на мгновенье, и тут же словно погас. Он затих, расслабился и выдохнул воздух. А вот вдохнуть - вдохнуть у него уже не получилось.
        И Принципия закричала. Она кричала так, будто лезвие, убившее Геркулания в ту злосчастную ночь - вечность тому назад, нашло и поразило ее саму. Она кричала от боли и отчаянья. Та боль, и то отчаянье, что были до сей минуты приглушены, обмануты надеждой, сейчас вырвались на волю. Надежда умерла вместе с Геркуланием, умерла окончательно, рухнула, похоронив под собой разум. Изнутри рвалось то изначальное, что задавлено в нас человеческой сутью, что лежит глубже ее, и остается даже тогда, когда все человеческое в нас пропадает напрочь.
        Ратомир и бен-Салех подхватили ее под руки и потащили в дом. Прочь от этого места, прочь из-под этого темного беззвездного неба, из-под этих тяжелых облаков, отразивших ее крик, не дошедший дотуда, где только и могут его услышать, понять, простить и помочь.
        Они ушли, а Геркуланий так и остался лежать на снегу, но ему уже не было холодно. И голод, так мучивший его, исчез. Исчез, надо полагать, навсегда, как исчез и этот отвратительный мир вокруг него с мерзкими существами, в которых только и было хорошего - горячая сладкая кровь.
        Они оставили Геркулания, решив заняться им потом. Сейчас надо было успокоить Принципию. Да и сами они не железные.
        Принципия, над которой долго колдовал бен-Салех, успокоилась и уснула. Уснул и бен-Салех. Ратомир долго тихонько, чтобы не слышно, плакал в подушку. Ему было жаль Геркулания. И того, каким он его запомнил в тот вечер, когда они чуть было не стали друзьями, и другого, который ходил за ним, и улыбался ему, и спасал его. Этот Геркуланий не был ему другом, но он любил его, Ратомира, как не полюбил бы никогда, будь он человеком. И Ратомир плакал по ним обоим. Плакал, а потом тоже уснул.
        Утром Принципии не оказалось дома. Ни ее, ни младенца, которого пока так никак и не назвали. Бен-Салех, проснувшийся раньше, обнаружил пропажу. Он выглянул во двор, где мела метель и было еще совсем темно. Он позвал Принципию, позвал еще раз, погромче, перекрикивая шум ветра. Потом он разбудил Ратомира.
        Следов не было. Все замело. И все же они весь день, пока что-то было видно, ходили и искали, искали и звали. И бесполезно.
        В своих поисках они ушли далеко. Возвращались в темноте, хорошо, что бен-Салех хорошо знал эти места. А вскоре заблудиться и вообще стало невозможно. Можно было просто идти на свет. На яркий свет, особенно хорошо видный ночью. Свет, какой дает большой костер. Или горящий дом. Теперь-то им хорошо видно было, куда идти. Вот только идти туда было уже не надо. И они встали, постояли молча, а потом развернулись, и побрели прочь.
        И идти им было больше некуда, как только во дворец. Во дворец, откуда сбежал Ратомир, и где никогда не был бен-Салех. Во дворец, где их, хотелось бы верить, ждали. И где им, хотелось бы верить, будут рады. А впрочем...
        А впрочем, они уже знали, что бывает, когда чего-то слишком ждешь, и на что-то чересчур надеешься.
        
        
           ***
        
        

(C)


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список