- А! Была, блядь, такая история. Был Михаил Таскин. Михаил Таскин, блядь, охуенный был чувак. Он, блядь, во-первых, влюбился в девушку, блядь. Вон, Андрей представляет, какая серия домов у нас в городе стоит. Одна. Михаил Таскин. Охуенный чувак. Умеет умножить два на два и, даже, два на девять - умножит. Но! С физикой - хуёво у него. С физикой. С предметом. И с химией - тоже хуёво. С науками естественными - хуёво. Биология - может быть. Может быть, где-то там... где-то там про, блядь, вакуоли-то я вспомню... может быть... но - хуй знает. Попаду - не попаду...
Но - не суть... Михаил Таскин влюбился. Влюбился в девушку. Она была, блядь, наверное, как будто из американских фильмов...Развевающиеся волосы. Короче, блядь. Не суть. Ладно.
Михаил Таскин любил выпить. По субботам и по пятницам. Он женился на этой девушке. Они уже пережили романтический, блядь, кризис. Это я про пельмени, блядь, рассказываю. Вот. И он приглашает к себе друга. Там... в пятницу или в субботу. Говорит - вот, смотри - есть тесто, есть мясо. Давай лепить пельмени. Ну, хули, блядь - бабы-то могут лепить пельмени! Давай мы тоже будем лепить пельмени. Вот сели они, выпили. Ну, сколько? Одну, две, три стопки. Четыре, пять. Шесть. Вот... А нахуй мы будем лепить эти пельмени?! Слышь. Давай мы это тесто, блядь, раскатаем в блин, блядь. Тесто. И мы фарш, блядь, положим вовнутрь, блядь - и залепим. Блядь! Ну, потому, что, понимаете - щипать! Блядь! И укладывать! Это ж надо щипать и раскладывать! Блядь! Мы лучше попиздим с тобой о своих мужских делах! Друг тоже говорит - конечно, блядь, Михаил! Я тебя поддерживаю!
И, вот, приходит жена. Она приходит. А там - пиздец. Там Таскин лежит вот так, блядь - за столом. Ну, то есть, они пиздели о мужских делах, блядь, нормально. Ну - Таскин ещё, блядь, лоб упирал как-то в руку. Но он, блядь, скатился почти на стол. И дружбан так же скатился. Ну, он, может быть, параллельно как-то скатился.
Кастрюля, блядь. Не маленькая. Но - и не большая. То-есть - тридцать пельменей сварить в ней реально. Но там уже будет булькающее такое месиво. А тут, блядь, валяется вот такая вот хуйня, блядь. Завёрнутая. Но самое-то главное, что она подогнута по-уральски! И залеплена.
Опять же. О Михаиле Таскине. Михаил Таскин приходит домой. Хуёво - вообще, блядь! Воскресенье, блядь. Завтра - понедельник. А времени - семь утра. То есть - родители спят. Крадётся. Ну, то есть, как бы, отдаёт себе отчёт. Думает - а ещё пиздаче будет лёд себе на голову положить. Заходит на кухню. Курит. Открывает холодильник... Льда никогда не было в этом доме. Чистого льда не было в этом доме никогда. Ну - это же начало девяностых! Какой, нахуй, чистый лёд вообще?! Да нет, ну похуй, ладно! Конечно! Мы берём то, что сверху. Отдираем, блядь, из морозильника. И - Михаил Таскин идёт спать. Потому что - завтра может быть хуёво. Но, хотя бы - холодное, блядь, холодное что-то на лбу. Положить на лоб.
Пять часов спустя. Открывает глаза чувак. Над ним - мама и папа. Папа - в трусах. Мама - в халате:
- Миша! Мишенька!!! Всё нормально будет! Подожди! Мы вызвали скорую! Скорая уже едет!
А он вообще нихуя не понимает. Похмелье, блядь. Он открывает глаза. Над ним родители, блядь, просто охуевают, а он...
- Миха! Миха! Потерпи! Лежи, не дёргайся!
Он трогает себя за лоб - что-то мягкое. Да, ну - нахуй! Ну, он ощупывает. Ещё не втыкает - оно принадлежит его телу или нет.
А мама - плачет. Мама плачет. Батя там ещё держится. Курит в стороне. Типа - ну, ёбаныйрот! Ну, как же так! А мама - пиздец - рыдает.
Он щупает ещё раз, и - ага - соображает, что это ему не принадлежит. А у него ещё чего-то течёт по ресницам. По глазам. По щекам. И наволочка - тоже - в этой хуйне. Задет даже пододеяльник.
И - Миша, рукой так, этак, свободно - отделяет голову от головы. Смотрит. А это - печень.
Идёт к холодильнику и кладёт печень на место.
Батя так, молча - смотрит на сына, проходящего мимо со своими мозгами в руке.
Просто - голове было хуёво. Надо было положить какой-то лёд. Льда в доме не было никогда. У кого-то из вас есть в доме лёд? Маленькие кусочки?