Оливем-лодейник переступил через высокий порог сарая и сделал знак рукой – сюда. Мелих прищурился, привыкая к царившей внутри темени. Темень пахла зерном и куриным пометом.
Оливем уже ковырялся где-то впереди; Мелих смутно различил, как он расшатывает черенок, намертво вбитый под дверь клети. За скрипом хлипкой дверцы ничего не последовало.
Мелих вопросительно посмотрел на Оливема.
- Ну?
- Да там он, там, - кивнул тот во тьму клети. - Прячется, сукин кот.
Мелих отодвинул Оливема в сторону, присел на входе на корточки.
- Эй, малый!..
Ему показалось, что слева что-то блеснуло. Глаза?
- Подожди снаружи, - велел Мелих лодейнику, не поворачивая головы.
Тот перемялся с ноги на ногу и скрылся за дверью; в темноте шевельнулось какое-то серое пятно, двинулось к Мелиху, но в трех шагах остановилось. Мелих протянул руку.
- Что, бил тебя?..
Мальчик приблизился еще на шаг, но дотронуться до себя не дал.
- Выйди на свет, - сказал Мелих.
В бледном свете ему удалось разглядеть тонкое остроскулое лицо, черную шевелюру с торчком стоящим на левом виске клоком, и темное пятно под носом. Мелих сжал зубы.
- Вижу, что бил. Он и своих детей лупцует как животных… Ну-ка, пойдем.
Мелих толкнул дверь наружу, волоча за собой слабо сопротивляющегося пацана; при виде ожидающего их лодейника пострел застыл на пороге, а потом потянул Мелиха обратно в сумрак сарая. - Не боись, - сказал Мелих, и уже лодейнику, жестко: - а ты иди. Мы поговорим тут. Молока принеси. – Мелих посмотрел на бледное лицо мальчика. – И хлеба.
- Ему не дам, - угрюмо сказал Оливем.
- Мне, – посмотрел Мелих на него, и смотрел до тех пор, пока лодейник не развернулся и не зашагал прочь.
Мелих оглядел узкий двор и потянул мальчика к лежащей у задних ворот горке бревен.
- Садись.
Мальчик сел.
- Убегать не будешь? Тогда руку отпущу.
Мальчик помотал головой – влево, вправо. Глаз не поднимал.
- Немой?
Снова - влево, вправо.
- Звать как?
Он что-то буркнул в сторону, шмыгнул носом и тут же скривился от боли; пальцами осторожно пощупал расквашенный нос.
- Как-как?
- Дива.
- Откуда сам? От версов сбежал?
Мальчик при виде возвращающегося лодейника снова насупился и вцепился пальцами в бревно под собой. Оливем положил хлеб с крынкой на траву, поднялся, зло глядя на Диву.
- Как бы не сбежал, - повторил лодейник и показал Диве кулак. – У, нелюдь!
- Ступай, Оливем!
Тот перевел злой взгляд с мальчика на Мелиха и отступил. Мелих дождался, пока он скроется в избе, и только после этого поднял с травы хлеб, дав Диве; отщипнул сам. Подмигнул:
- Жуй, не отравим. И не бойся никого. Молока хочешь?
Заробел сначала, потом голод одолел страх – Мелих незаметно улыбнулся, глядя как пацан наворачивает пеклеванный хлеб, запивая молоком. Хотя улыбаться было совершенно нечему.
- Лодейник мне про твой взгляд рассказал. Из-за него тебя и кончат. Разумеешь? Не здесь так за соседним тыном.
Дива пожал костлявыми плечами и смахнул рукой молочные усы.
- Два дня здесь? Или раньше шляешься? Как прошел?
- С обозом.
- Кто вел?
- Большой, толстый. Шрам здесь, - Дива ткнул пальцем себе над правой бровью.
Мелих прищурился на солнце, почесал зудящую от жары кожу под бородой.
- Вишь, как оно получается, Дива. Тебе мужики уже смертный приговор вынесли. Как оно пусто вокруг, видишь? Это оно только так кажется, потому как все сейчас по заборам распределились, и за нами наблюдают… - Дива перестал жевать и огляделся. Мелих усмехнулся. – А кому места на заборе не хватило, тот вилы готовит. Потому как за колдовство у нас на вилы подымают… Жить хочешь? – повернулся он к пацану.
- Хочу.
- Тогда не ври мне. Как порчу наводишь? Взглядом или заклятьем?
- Я не колдун.
- Брешешь, сопляк, - разозлился Мелих. - Ты мне не бреши! Белик тебя на своем обозе в село провез, на ночь приютил, а ты ему порчу навел. Умер он вечером второго дня. А люди слышали, как ты ему смертью грозил. Грозил?
- Нет.
Мелих разозлился еще больше.
- Заново юлить? Трое свидетелей твоим словам!
- Я не колдун.
- Может, услышал заклятье какое и применил его, не разумея. Так было?
- Нет, - упрямо ответил пацан. - Не знаю я никаких заклятий.
- Тогда говно твое дело. За порчу взглядом тебе глаза выколют. А может, и вовсе кончат. – Сказал и быстро посмотрел - не забоится ли. Дива отставил кувшин, грустно посмотрел на Мелиха, затем отвернулся.
- Я вижу смерть, - сказал он, но не Мелиху, а куда-то в сторону.
- Чью? Мою?
Дива снова посмотрел ему в глаза, и сердце Мелиха – себе-то чего врать – разок екнуло.
- Нет. Вашей не вижу. Пока.
- Почему “пока”? А когда увидишь?
- За день или за два до нее.
- Спасибо, - процедил Мелих, - хоть за пару дней спасибо. Тогда чью смерть ты там углядел?
Дива подумал, слизал крошки с пальцев, аккуратно вытер ладони о штаны. Отвечать не спешил.
- Ну?
- Того, кто умрет.
- Мыслишь, больно умный, сопля?
- Я не колдун, - устало выдавил пацан, словно не было уже его сил повторять эти простые слова в сотый, двухсотый или тысячный раз, - просто вижу смерть. У толстого человека, что привез меня сюда, она горела как огонь – очень ярко.
- Кто, смерть?
- Да.
- Где горела? Дома, в очаге?
- В глазах. Она горела у него в глазах.
Мелих недоуменно умолк.
- И что… что это значит?
- Что она придет очень скоро. Я ему сказал, чтобы он успел попрощаться с родными. Многие не успевают. Но он мне не поверил и разозлился.
- Еще бы он тебе поверил. И что, выгнал?
- Еще и в ухо дал; сказал, что потом еще и кнутом пройдется, а пока мол, ему некогда, так что, сказал, чтобы я проваливал.
- А к лодейнику как попал?
- Какой-то дядька меня вчера нашел. Я его в том доме видел.
- Сын Белика, - сообразил Мелих. – Нашел, когда Белик помер?
- Не знаю. Наверное.
- Что они тебя, прямо на улице били?
- Сначала на улице. Потом здесь еще. Глаза обещали выколоть. И еще…
- Никто тебя здесь не тронет, - прервал Мелих, - не бойся. Если кто будет следом ходить, смотреть за тобой, скажи мне, понял? Понял? – повторил он, не дождавшись ответа. Дива кивнул. - Прикончить тебя просто так, за здорово живешь, я не дам. Потому как я в эти колдовства не верю. Или зря? Что там в моих глазах? Присмотрись.
Дива послушно посмотрел.
- Очень добрые глаза.
- Ловкач, - усмехнулся Мелих. – Ловкач… Глаза глазами, но если выяснится, что брешешь – сам высеку и лодейнику отдам. А пока… - Мелих ненадолго задумался, кусая ус, - ладно, пока все не разъяснится, к себе возьму. Ко мне пойдешь? Или здесь останешься?
Дива деловито поднялся, отряхнул труху со штанов.
- Показывайте дорогу, что ли…
- То-то, - Мелих тоже поднялся, осмотрел двор, увидел бледный овал лица лодейника, наблюдавшего за ними из полумрака сеней, и подтолкнул мальчика к задам. – Там пойдем. И бежать у меня – смотри! Вмиг ребра переломаю.
Пока шли, Дива заинтересованно оглядывался – засиделся в сарае, света белого не видя.
- Там что? – ткнул он пальцем в сторону резного фасада с железной птицей на коньке, парящей над остальными крышами.
- Княжий дом. А те вон – боярские палаты – Акимовские, Валецковские, Ханиссовские, а те вон – мои.
- А там?
Мелих посмотрел в спины двум женщинам, выходящим за тын по натоптанной тропке к лесу.
- Святое место. Потом покажу, ежели захочешь. Или вам, колдунам, нельзя?..
- Не знамо, как им, колдунам, а нам можно, - пожал плечами Дива.
Ишь каков.
Почти у дома им встретились несколько девочек – разного возраста, но в похожих платьях. Шли, похоже, на реку, купаться. Дива заинтересованно приостановился, рассматривая хихикающую стайку, тут же пролетевшую мимо словно щурки – шумно, весело.
- Топай, пацан - подтолкнул Мелих, - мал еще на девок лупиться.
- С зеленым пояском – красивая.
- Ишь, разбирается…
- Умрет.
Чувствуя, как колючая рука стянула кожу на затылке, Мелих медленно повернул голову, отыскивая девочку с зеленым пояском.
А когда малость пришел в себя, сразу догонять мальца, с такой легкостью раздающего смертные приговоры, заробел.
*
- И где этот твой малолетний оракул? – хмуро спросил князь Малиогг.
- У меня в доме.
- Под замком, надеюсь?
- Нет. Я велел за ним присматривать домашним. Это же ребенок.
- Уж больно прыток фрукт, - огладил ухоженную, с любовью расчесанную - волос к волосу, - бороду присутствующий при беседе волхв Икклей. – Мне бы поговорить с ним, князь.
- Успеешь, - отмахнулся тот. – Ты садись, Мелих. Что он сказал?
Мелих развел руками.
- Да как есть.
- А одна ли Анка была в зеленом пояске?
Мелих кивнул.
- А что ты сам об этом думаешь? Может, это просто болтовня приблуды? Неразумного мальчишки?
- Для своих лет он даже чересчур разумен.
- Веришь ему, Мелих? – внимательно посмотрел на него князь.
Мелих помедлил с ответом, которого, по совести, он и сам не знал. В конце концов, он пожал плечами.
- Может, он лекарь? – в пустоту проговорил князь. – Хвори в зачатке чует?
- Я осмотрю Анку, князь, - сказал Икклей. – Малой подозрителен, но о здоровье княжны мы должны думать прежде всего. Она не больна?
- Утром кашляла, - вспомнил Малиогг. Он закусил губу. - А я даже не спросил...
- Ночь свежая была, сквозняком продуло. Это уж не настолько…
- Все равно, - ткнул в него пальцем князь. – Травы ей заваришь, слышь? Той отравы, что зимой меня на ноги подняла – тоже. Мелих…
- Да?
- Кликни дворовых, чтобы Анку сыскали. А сам домой иди. Глаз с этого оракула не спускай. Головой за него… слышишь?
*
Когда сели ужинать, у крыльца зашумели. Влетел кто-то из дворни:
- Князь пожаловали!
Жена Елена охнула, вскочила, заметалась среди челяди.
- Бокал чистый несите! И мослы эти прочь! А скатерть-то, скатерть…
Мелих отодвинул чашку, развернулся на лавке к двери; мельком бросил взгляд на лицо Дивы, выхваченное светом лампы какими-то фрагментами - щека, свисающий на лоб вихор и один блестящий как у кота глаз - в целую картину никак не складывающееся.
- Один князь-то? – спросила Елена у дворового, убирая волосы под платок.
- Одни.
Малиогг широким жестом отворил дверь, переступил порог, привычно скользнул пальцами по вискам в знамении.
- Алиока прибудет в доме вашем, хозяева. Гостей пустите?..
- Всегда рады, князь, - поднялся Мелих, освобождая место, и сам налил бокал гостю.
- Садитесь вечерять, князь, - сказала Елена. – Отведайте, уж что есть. Мы гостей не ждали.
- Спасибо. Сыт.
Князь посмотрел сначала на Диву, ковыряющего пальцами в чашке и почти уткнувшегося в нее носом. Затем перевел взгляд на Мелиха. Тот стрельнул жене глазами на дверь.
- Ах, забыла ж совсем! - неестественным голосом проговорила та, поднимаясь. – Свахе обещалась зайти. Пойду, пока совсем не стемнело, а вы сидите.
Молчали долго. Мелих сам долил масла во второй светильник, зажег и поставил возле князя (тот сразу же отодвинул его в сторону – ближе к середке стола, - продолжая рассматривать мальчишку).
Князь мельком посмотрел на Мелиха, затем снова на Диву.
- Далеко отсюда?
- Не знаю. Я давно иду.
- Где еще был? Названия какие помнишь?
Дива немного пожевал в задумчивости, потом кивнул.
- Видел заброшенную избу у леса. Я там пятого дня ночевал.
- С востока шел, - вспомнил Мелих, - знаю я эту избу. То Воловья Мыза.
- В села какие заходил?
- Нет.
- А чего ж ты жрал тогда? Сено?
- Летом, светлый князь, корм под ногами – собирай и ешь.
- Твоя правда, - рассеянно процедил Малиогг сквозь зубы, думая о чем-то совершенно ином. Затем заговорил снова, обращаясь уже к Мелиху, хоть и продолжал смотреть на мальчишку. – Ничего Икклей у нее не нашел. Нос сопливый, а так здорова, благодаренье Алиоке, как никогда
- Тогда беспокоиться не о чем, князь, - осторожно проговорил Мелих.
- Разве что о мертвом Белике… - в пустоту ответил Малиогг, затем посмотрел на Мелиха. - Икклей желает еще мальчишку посмотреть. Что скажешь?
- Как хочет. Дива будет не против.
Самого Диву он спрашивать, разумеется, не стал.
Малиогг кивнул.
- Завтра. Сегодня пусть отдыхает. И ты отдыхай. – Он потер бровь, чуть прищурил глаза. – Завтра поедешь на Выгон. Слышь?
- Да.
- Икклей старый травник и костоправ, я ему верю. Но дочь у меня одна. Поедешь и привезешь верского знахаря. Дашь денег и пообещаешь еще. Скажи, что если он окажется так же хорош, как о нем судачит молва, я в долгу не останусь – будет свои порошки в золотой ступке рубином толочь. Что молчишь?
Мелиху, и правда, было, о чем подумать.
- Думаю вот…
- Ну?
- О пастухах, которых нашли возле Выгона. Совсем-совсем мертвыми.
Малиогг сжал зубы, хотел грохнуть кулаком по столу, но сдержался.
- Знаю. Помню, да! Может, их и не версы кончили. Может разбойники. Ты проскочишь мимо и тех и других, я знаю. А не проскочишь, так выкрутишься. Именно поэтому я посылаю тебя, а не кого-то другого. А лекарь… он ведь отшельник, так? Значит, ему все наши разборки до свечки. Не возьмет денег, пообещай, чего попросит. Что там ему надо? Шкурки, серебро? Баба, в конце концов.
- Еду один?
- Нет, конечно. Думаешь, я тебя на смерть посылаю?
- … Нет.
- Одного я тебя не отпущу. Тро… двоих дам. Больше не могу. Не то время. Ты ведь меня понимаешь, Мелих?
Мелих понимал: войны никто никому не объявлял, и, тем не менее, из заставы людей не выпускать. Чего тут не понять?
- Понимаю, князь.
*
Неровный темный ежик деревьев у горизонта - слишком далеко, чтобы постоянно концентрировать на себе внимание. В остальном - выгоревшая и пустая степь. Почти безлюдная. Тем удивительней было наткнуться на свежий след стоянки на этой мертвой земле. След был практически незаметным и, более того, – замаскирован, но Вэф нашел его. Пока он ползал по каменной земле и рассматривал след, Лука с Мелихом, не спешиваясь, изучали степь во всех направлениях, главным образом в том, где курчавился темно-зеленым ранее казавшийся безопасным далекий лес.
- Ну, чего там? – коротко посмотрел на Вэфа Мелих и похлопал по шее отчего-то заволновавшуюся сивку.
Вэф сморщился и отмахнулся. Мелих не стал настаивать и торопить, по опыту зная, что это бесполезно - пока не закончит, слова из него не вытянешь.
Через некоторое время Вэф поднялся с колен, отряхнул мусор со штанов и сделал задумчивое лицо профессионала, которое любил демонстрировать окружающим, когда все или многое зависело от его умения.
- Трое или четверо. Похоже, столько же лошадей. Два-три дня назад.
- Разъезд? – зашевелил бровями Лука и посмотрел на Мелиха. Вэф уверенно боднул головой.
- Версы? – спросил Мелих.
- Я, Мелих, не собака. А через три дня их и собака не учует. Может, версы, может с Хладного Стана разъезд.
- Не далековато ли для становых? - сощурился Лука.
- Версы уже давно ведут себя чересчур подозрительно, - ответил Мелих, - так что вполне возможно, что со Стана. Войны нет, а люди со скотиной пропадают. И никто ничего не знает и не видит.
- Версы умеют прятаться в степи.
- Ладно, - Мелих покусал кончик уса. – Едем. Вэф, ты впереди, уши во всю ширь. Мы от заставы еще не так далеко. Если что, вернуться успеем.
- А как же знахарь?
Мелих пожал плечами.
- Никак.
Ехали медленно, чтобы не мылить коней. Паранойя Мелиха сегодня особенно прогрессировала. Чтобы хоть как-то от нее отвлечься, он начал вспоминать, как же вышло с версами все так плохо.
Не так давно они даже торговали. Версы мало что могли предложить – мясо, кожа, металл; много покупали сами за удивительной чистоты серебро. Важна была не ценность товара, а мирные отношения. Люди воевать не могли, потому как при тогдашнем соотношении сил, версы раскатали бы их по степи одним ударом. Сейчас? Кто знает.
И кто знает, что там, за этими степями? Города ли версов, либо все та же желтая высохшая степь, по которой версы испокон веков так и кочуют на своих скрипучих телегах?
Дальше этих мест людям пока продвинуться не удалось – караван переселенцев, на жженом блине степи видный издалека, в полудне пути от форпоста натыкался на верский разъезд, а какой-нибудь седой как зимний беляк верский толмач коротко, но недвусмысленно показывал назад, за спины переселенцев, скучно говорил о последствиях и преимуществах мирного сосуществования. Убедительны были не столько его слова, сколько суровые и какие-то одинаково неживые лица бойцов за его спиной. Версы никогда не отличались болтливостью, и дело здесь было не в языковом барьере. Потом? Попытки отдельных смельчаков продвинуться вперед. Сначала исчезновения. Потом трупы. Может версы виноваты, может нет, кто кроме них самих знает?
Теперь вот знахарь (как же все-таки его имя?). В селе его знают, хотя мало кто видел. Кто-то к нему обращался - когда Икклей оказывался бессилен или запрашивал слишком много.
Князь думает, что он не интересуется отношениями людей и версов. Мол, отшельник. Хотел и Мелих в это верить. Хотел. Но не верил.
Проехали версты три прямо – темная полоска деревьев чуть приблизилась, но ехать к самым зарослям им было без надобности. Спустились по отлогому берегу к почти пересохшему руслу. Берег был изрыт ямами от копыт, окаменевшими от ветра и солнца. Еще с полверсты ехали вдоль узкой, зеленой от травы, ленты – с порывами ветра с реки накатывало грубое, знойное жужжание; подъезжать же к самой воде было страшно – тут же и на лошадей и на всадников накидывались целые рои злых от голода кровососов.
Чем ближе к истоку, тем шире становилась лента реки и гуще зелень по берегам. Появились обвислые метелки ивы, становившиеся все более высоким и раскидистыми. Потом пошли берега уже полностью заросшие кустами; один раз – у самой границы кустов - Мелих увидел остренькую мордочку ондатры, а Лука – с другой стороны кустов – рыбака.
То, что это верс, Мелих убедился еще издалека – седая шевелюра рыбака, небрежно перевязанная в конский хвост, свисала едва ли не до пояса. И никаких признаков волнения по поводу приближающихся всадников. Словно, обычное это дело.
Или не увидел? Нет, увидел – головой, вишь, как ведет. Краем глаза, но наблюдает.
Но своего занятия не прекращал ни на мгновение – когда трое людей приблизились на расстояние нескольких шагов, верс хищно поднялся с земли, присел и тут же быстро дернул кривое, сучковатое удилище - оно прогнулось, макнув кончиком в воду; в воздухе засеребрилась складывающаяся пополам рыбеха.
Знахаря Мелих видел дважды и оба раза мельком, поэтому заговорил не сразу. Все прикидывал: он, не он? Все они были на одно лицо – седые волосы, грубые, очень бледные лица. Разве что глаза…
- Здорово живешь, знахарь.
Верс, до этого делающий вид, что полностью сосредоточен на снятии рыбы с крючка, повернул лицо, внимательно оглядел всадников.
- Ты ведь знахарь, мы не ошиблись?
Глаза у него были обычные для верса – темно-карие.
Кивнул.
- Клюет?
Кивок на кожаный кукан у края воды, на котором с плеском бились еще с полтора десятка рыбех.
- Знахарь, а не страшно тебе одному здесь, посреди степи сидеть? – задал Мелих неожиданный и для самого себя вопрос. – Тут, поди, кого только нет, и не поймешь, у кого что на уме.
- А кому до меня какое дело? – неохотно ответил верс (голос у него был сухой, немолодой). – Я знахарь, меня все знают, и никто не трогает.
Мелих спешился, кинул поводья Луке, потер онемевшую задницу и присел на корточки рядом со знахарем – на него явственно повеяло пыльным чердаком, но Мелих не отодвинулся.
Верс снова мельком посмотрел на него и закинул удочку – ощипанное птичье перо с пушистой верхушкой заплясало на воде в сажени от берега, разгоняя круги.
- А бывает, поди, и разбойный люд появляется, а?
Верс пожал плечами и красноречиво посмотрел на Мелиха.
- Тут всякий народ проезжает. А разбойники они али разъезд… они не представляются.
- Разъезд от разбойников отличить, я думаю, сможешь. Мы вот, к примеру, с Пустоши. Знаешь?
- Бывал.
- Мы за тобой приехали. – Мелих умолк, соображая, не слишком ли грубо вышло. Версы - народ гордый и независимый, а знахарь из всех них – самый независимый. – Нам помощь твоя нужна. Поедешь?
- Смотря, в чем будет заключаться моя помощь.
Про пацана князь говорить не разрешал. Хотя и не запрещал. Мелих в сомнении почесал бороду, затем решил, что никакой пользы от скрытности не будет.
- Может, видел здесь несколько дней назад мальчишку, лет под восемь?
- Уже дней сорок никого не видел. Что за мальчик? Верс?
- Человек. – Мелих сплюнул в воду. – Прорицатель.
Знахарь хрюкнул.
- Что, ты смеешься? – спросил Мелих.
- Нет.
- Вижу, смеешься, хотя сам в некотором роде из той же породы. Нет?
- Только в некотором. Я не пользуюсь ни чарами, ни магическими предметами. Я лечу травами и знаниями об устроении тела. – Знахарь вытащил удочку, проверил червя и закинул по-новой. - Так что напророчил мальчик? Кому-то богатство, а кому-то смерть?