Головчук Александр Данилович : другие произведения.

Почему и нет? Часть первая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 5.18*78  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    АИ о попаданце Сергее Горском, волею судьбы заброшенного в 1810 год на территорию Смоленской губернии Российской Империи.( текст несколько изменен и дополнен, 28.04.2013)
   ...Очень не скучная и насыщенная жизнь настала у Сергея Горского.
   За год ему пришлось принять участие в ликвидации контрабандного канала доставки фальшивых ассигнаций в Россию, искать клад Сигизмунда, и даже угодить в число людей, которые создают новую службу контрразведки Российской Империи.
   Вот так и вышло - с суконной рожей, да в калашный ряд.
   А что делать? Если попал... в 1810-й...
  
  
  
  

Текст, записанный в личном дневнике неизвестного патрульного карантинной службы фронтира, на одном из скучнейших дежурств.

   База ZR67543SSMN, 40 895 цикл функционирования,
   пост 17, дежурство 135, смена 2.

  
   Вам не приходилось служить на патрульной базе самого дальнего сектора? Вам повезло. Фронтир! Граница цивилизации. А по простому - дыра и захолустье.
   Чтоб его вовек не видеть, кометой ему по... (дальше следует непереводимый солдатский фольклор, который в дальнейшем тексте мы упускаем)
  
   Да и не это самое плохое. До окончания срока наказания ты прикован к одному месту, где рутина буквально убивает. Вчерашний, сегодняшний и завтрашний дни сходны между собой словно близнецы. Сон, дежурство, сон, дежурство. Все неизменно. Скука!
   Чтоб ее...
  
   Это у обывателей, в центральных мирах в их визорах, демонстрируют романтику приграничья. В бесконечных тупых голофильмах для скучающих домохозяек. Ха! Какая уж тут романтика. Вечная нехватка штатов, устаревшее оборудование, начальник-неврастеник сосланный сюда дослуживать оставшийся до пенсии срок. Мальчишки, вчерашние курсанты, да почти списанные со службы ветераны.
   И еще штрафники, наподобие меня.
   Я, элитный штурмовик-гвардеец, и в патрульно-постовой службе... Каково!
   А что делать? За драку с командиром эскадры могли и круче покарать. Или в стазис-тюрьму или в Ограниченный Контингент. Выбор невелик.
   Чтоб ему...
  
   И мне еще повезло. Пусть и заштатная планетка, но забавная.
   Населенная, по категории 412Z, кислородная среда. Обилие воды, аж страх берет, просто. Температура пригодная для жизни поднимается только в некоторых местах ближе к экватору, а влажность опасна для жизни почти везде. Суровая планета. Выжить сможем разве что в том месте, что у аборигенов называется 'Сахара'. Смешно. Созвучно с названием моей расы. И вообще для нас, схарров, планета с такой влажностью - жуткое место.
   Чтоб его...
  
   А местным вот - ничего. Гуманоиды, по типу народа арцент, но дикие совершенно. Ум абсолютно извращенный. При обилии дармовой энергии воды, вот уж чего бери - не хочу, плюс стандартного ресурса планетарного ядра и солнечного ветра, их технологии вполне позволяют их использовать, придумали глупцы приспособить ядерную энергию для освещения улиц. Мало того, углеводородные соединения жгут. Самоубийцы. И драчливы как песчаные дракончики. Вечно воюют между собой.
   Чтоб им...
  
   Ведь все имеют, и предпосылки и разработки...
   Телекинеза не используют, темпоральную теорию открытую еще сотню циклов тому не развивают, элементарную антигравитацию и ту не применяют. Разумом пользуются на жалкие четырнадцать процентов, словно блок у них в мозгах установлен. А может и установлен, кто знает? Кураторы из соответствующей службы не зря их уже столько циклов наблюдают. Что-то намутили яйцеголовые на этой планетке сорок тысяч циклов назад и с тех пор тут патрульный пост.
   Задача никого с планеты не выпускать, никого на планету не впускать. Резервация.
   Чтоб ее...
  
   А эти местные в космос лезут, считают, что до иных миров можно добраться не портальным переходом или темпо-лифтом, а верхом на железяке под названием 'звездолет'. Вот чудаки. Хотя... Не удивлюсь, если им все-таки удача наворожит долететь на этих жестянках и до цивилизованных миров. Упорные.
   Мне бы таких, в мой старый штурмовой отряд, безбашенных. Вот точно, от этих рекрутов не отказался бы. Но - нельзя. Карантин.
   Чтоб через него...
  
   Когда меня сюда сослали, думал - с ума сойду. Но вот приятель мой, местный старожил-штрафник из штурмовиков, как и я, отбывший срок три цикла тому назад, одной штуке научил. Подсмотрел ее у местных, которые по тюрьмам на планете сидят. У них тоже тоска. Они и придумали себе игру, называется 'тараканьи бега'. Короче, берут каких-то тварей и между собой стравливают или бегать заставляют наперегонки. На спор. Азартная штука.
   Вот и я пристрастился. Хоть такая самодеятельность тут наказывается жестко, если заловят кураторы. Могут даже срок наказания удвоить.
   Карантин. Чтоб... Ну, про него я уже говорил, не буду повторяться.
   Так вот, я тут интересную игру наладил, с аборигенами в роли бойцов. Полбазы ставки делали. Грамотно все обставил, даже на поверхность планеты смотался втихаря, одному аборигену психологическую личностную установку провел, он сам все и организовал. Спец. Этот, как его? О! Бизнесмен. Но сволочь.
   Чтоб с ним...
  
   И чуть не накрыли... Перед самым финалом, вот что досадно! Отбор участников уже закончили. Корректировочный цикл тел у семерых претендентов как раз запустили. Это чтоб интересней было...
   Списывали как раз боевые медицинские восстановители, вот и прихватил с десяток.
   А тут куратор с внеплановой проверкой и нагрянул.
   Еле-еле в ближайшее темпо-измерение скинуть улики успел.
   Вышло, что по кромке прошелся, но не попался.
   Спасибо приятелю-штурмовику, научившего в свое время концы прятать. Он тоже едва не попался как-то. Но нервов я на этом спалил...
   Ведь даже убить потенциальных финалистов нельзя. Остаточный фон на телах все равно бы сканер засек, хоть сожги, хоть утопи... Претенденты фонили активированными нанокорректировщиками предпоследнего поколения, и если бы кураторы, не приведи бездна, это обнаружили, были бы мне неприятности по полной программе. Такую технологию на аборигенах запрещено применять строго-настрого. Едва успел до полного сканирования планеты их убрать. Всю игру под ноль почистить пришлось. И концы в песок...
   Жаль. Хорошие игроки были.
   Чтоб их...
  
  
   ГЛАВА 1
  
   В маленькой двухкомнатной квартире, доставшейся мне от покойной бабули, я всегда чувствовал себя уютно, хотя обстановка в ней совсем не современная, а скорее спартанская. Роскошь - только картины на стенах, книги и мощный комп, правда, в весьма оригинальном исполнении.
   Когда, пять лет назад, бабуля умерла, оставив мне в наследство свою жилплощадь, не стал ничего менять.
   Вот захотелось сохранить всю обстановку, как память о дорогом мне человеке. Она первой заговорила со мной как с взрослым и была самым любимым тираном в мире.
  
   Тиран и любимый, необычное сочетание, не правда ли?
   Она и была необычной. Труженица и аскет, строгая и педантичная учительница немецкого языка, вдова-однолюбка, мудрейшая женщина и мой настоящий друг с молодой хулиганской душой.
   После ремонта книги и картины вернулись на свои места, мебель отреставрирована или заменена однотипной. Даже новый комп оказался в старом, жутко неудобном, корпусе классической машины IBM PC 5150. Это была далеко не первая переустановка электронной начинки старинного корпуса, однако мы упорно не хотели его менять.
   Каким путем сей аппарат оказался у бабули в середине восьмидесятых один Господь ведает, но она до конца своей жизни настукивала студенческие курсовые и переводы на его клавиатуре. С тех пор он и стал неизменной частью интерьера комнаты.
  
   Когда занялся приготовлением ужина, ощутил, как меняется настроение. Хандра отпускала, становилось легче.
   Даже не так. Мне стало абсолютно спокойно.
   Гнетущее настроение последних недель уходило, постепенно уступая место веселой и злой уверенности. Подсознательно решение уже было принято, осталось лишь оформить его в мыслях и действиях.
   Дома и стены помогают, вернулось-таки ко мне утраченное душевное равновесие. Вдруг захотелось накрыть стол, как накрывал его по торжественным событиям раньше. Душа пожелала праздника.
   А если хочется - делай, Серега.
   Из комода достается белоснежная скатерть. Ужин дополнен блеском хрусталя и столового серебра сервировки, выставлено, как дань традиции, любимое 'Токайское' и зажжены свечи.
   В детстве у нас с бабулей был принят целый ритуал, который неуклонно исполнялся почти каждый вечер.
  
   Было необычно торжественно и жутко интересно.
   Ужин в комнате при свечах, а потом долгий разговор под вино и сигареты. Удивлены? Но это еще не все. За ужином велась светская беседа двух равных, десятилетнего пацана и шестидесятилетней, мудрой женщины. При этом соблюдались все правила этикета. Вроде как игра.
   Я мог задать любой вопрос, и получить понятный и аргументированный ответ. Но и сам должен отвечать либо правду, либо, если отвечать не хотелось, переводить разговор на другую тему.
   Мы болтали обо всем, но только на немецком, польском, или английском языках, перескакивая с одного на другой.
   Это тоже был ритуал. После ужина - ни слова на русском.
   Старая наша игра и наша тайна.
   Если бы родители знали, что бабуля позволяет мне пить и курить, но при этом требует, чтобы мальчишка сам контролировал себя...
   Ого, как бы нам влетело! Вплоть до моей высылки в Сибирь.
   А вернее в Крым, где жила родня по отцу. С моими стариками - запросто.
  
   Вообще по бывшему Союзу у нас - море родни, а во мне намешано много разной крови. Папа смеялся, мы, дескать, настоящие, истинные смоляне.
   Смоленск - город-щит. Тут столетиями собирались служилые люди из разных земель и, в конце концов, оставались тут жить, становясь истинными русскими. Как, примером, предки отца, приехавшие из Витебского воеводства Литовского княжества еще при Елизавете Петровне, или матери, при Павле I прибывшие за лучшей долей из Шлезвиг-Гольштейна.
   Отец мой, никогда неунывающий человек - настоящий офицер-служака, побаивающийся, наверное, в этом мире, только тещу. Мама - врач от Бога, за отцом хоть в Ад могла пойти. Любит его очень и сейчас, как в молодости. Такой любви можно только позавидовать. Мои самые родные люди.
   На таких и держалась страна.
   Никогда от трудностей не бегали и выслуживаться не старались. Потому и помотало их по просторам здорово. Средняя Азия, потом Афганистан, и опять гарнизоны. Всегда вместе.
  
   Меня же, заявив в приказном порядке, что намерена сделать из неуча человека, с десяти лет воспитывала бабушка. Моя бабуля - Кристина Генриховна Гримм.
   Я любил ее, наверное, не меньше чем третий член нашей маленькой общины, доберман Дик. Мы оба ее любили, хотя тиранила она нас жутко.
   Благодаря её характеру и опыту общения с детьми, вначале со скрипом, а после со все большим интересом, я осваивал науки, языки, музыку, а также спорт.
   Кроме фехтования отдал дань гимнастике, футболу, самбо, боксу, конной базе пятиборцев, куда перевели спортсменов с территории бывшего городского ипподрома.
   Все секции посещались пока интересно, без фанатизма.
   Моя строгая наставница учила: - пробуй, а душа сама выберет что нужно.
   Так к четырнадцати годам и определился приоритет - шпага и конный спорт.
  
   Вкусный ужин и приятная атмосфера дома помогли настроится на нужный лад. Обдумать действительно было что.
   Я уютно устроился в кресле, придвинул поближе столик с бокалом и пепельницей.
   Налил вино в бокал, а потом, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, стал анализировать сегодняшние, и не только сегодняшние, события и мысли. Пальцы привычно приминали табак в трубке. После ужина я не курил сигареты, а только трубку или сигару. Блажь, конечно, но уж так я привык.
  
   Сегодня днем состоялась очень важная для меня встреча. Позвонил мой старинный друг и спортивный 'брат по оружию' Вадим и пригласил на чашку кофе. Вот эта встреча, во второй раз за последний месяц, изменила мою жизнь.
   Потому, что была еще одна встреча, месяц тому, и тоже с другом юности, теперь уже бывшим. Лучше бы мне с ним тогда не встречаться, но кто знает свою судьбу? После нее жизнь круто изменилась в первый раз.
   А вот сегодня - во второй. Не скучно живем, однако, насыщено.
  
   Вообще, с тех пор, как я вляпался в авантюру с гладиаторскими боями, настроение постоянно гадкое, а после встречи с 'братом по оружию', стало просто невыносимым.
   Какими боями? Да вот такими, обычными, вжик-вжик, уноси готовенького..., и молись, чтобы им был не ты.
   Вадим, оказывается, как и я, умудрился ввязаться в аферу с боями, и просто чудо, что наша встреча произошла за столиком в кафе, а не на Арене. А втравил нас в это дело один и тот же человек.
  
   Ладно, давай-ка, Серега, выпьем хорошего вина, покурим отличный табачок и пошевелим мозгой. Вспомним, каково оно было после встречи.
   А не сладко было. Прямо скажем, мерзко.
  
   Пять часов тому назад я сидел на лавочке в сквере, и курил сигарету за сигаретой. Как диссонанс прекрасной погоде на душе было хмуро. Еще не отошел от разговора с Вадимом.
   Мы оба были фанатами фехтования с детства, дружили и соперничали на дорожке, вместе учились на параллельных потоках, правда, специальности разные, даже за одной девчонкой ухаживали. Ленка выбрала его. Так вышло и, возможно, к лучшему для всех. После наши дороги разошлись.
   И вот сегодняшняя, неожиданная встреча.
   Он не лез мне в душу, да и я ему лишних вопросов не задавал, но к одному и тому решению мы пришли оба. Больше на Арену не выходим.
  
   Блин! Больше не выходим... Заррраза...!
   А три человеческих жизни на моей душе уже висят!
   Я убил троих в поединках на этих долбанных боях.
   За деньги. За бумажки крашеные. За фантики.
  
   Стиснул зубы, подавив рычание. Не хотел выпускать зверя, что рвется на волю бесконтрольной яростью. Пусть черный мат безысходности и вины сменится молитвой покаяния человека, а не звериным оскалом.
  
   - Господи, как тяжело, как темно на сердце. Прости и направь... Из-за своего дурного характера, из-за доверчивости к 'другу', который сделал из меня убийцу и повязал кровью, я теперь не прежний Сергей Горский, тридцати шести лет от роду, безработный с высшим образованием, не женат, беспартийный и т.д. Я - гладиатор 'Ворон'. Каким же мне жить дальше, Сергеем или 'Вороном'?
  
   Кличку эту, будь она неладна, получил за черные волосы и черный прикид, в котором вышел на первый бой в тот злосчастный день.
  
   Виктор Маркович, друг юности и детства, третий из нашей мушкетерской компании, а ныне преуспевающий бизнесмен, вызвонил меня по телефону и предложил встретиться, как он сказал:
   - Посидим, вспомним прежние, сумасшедшие деньки. Уважь Серый. Составь компанию.
  
   Отчего не встретиться? Уважил. Хорошо посидели, выпили, посмеялись над своими похождениями в юности. Вспомнить было что, даже с избытком. Витька, Вадим и Серый или ВВС, как нас прозывали, такие номера откалывали, что можно писать отдельный авантюрный роман. Пацаны, чего с нас взять-то? Теперь ржали над собой, а ведь тогда по краешку ходили. Как в криминал не сорвались - ума не приложу.
   Позже, ближе к ночи, к нам присоединился еще мужик, вроде как партнер по бизнесу Виктора, и предложил поехать на 'крутое зрелище'. Поехали. Думал стриптиз, или VIP корпоратив.
   Оказалось - гладиаторские бои, да еще и с оружием.
  
   Не любитель я подобных развлечений, поэтому попытался шустро свалить, на английский манер. Ха! Не вышло. Виктор перехватил, посмеиваясь и подначивая добродушно этак.
   - Ну чего ты, ...раньше боец был смелее. Ну не хочешь - поедем к девкам. Какие дела, ночь длинная еще ...
   Оставалось отшучиваться и искать повод уйти. Встреча становилась мне неприятной.
   Потом был традиционный 'посошок' и непонятный привкус коньяка.
   Дальше память урывками, как в клипе.
  
   С кем-то спорю, кого-то бью по лицу, меня тоже бьют. Виктор орет:
   - Дуэль! Серега! Врежь им!
   Кровь бухает в висках, шпага в руке.
   Лицо противника напротив, суженные от бешенства серые глаза и капли пота на лице.
   Взблеск клинка. Отвожу рубящий удар. Скрежет стали о сталь. Противник раскрыт. На автомате перехожу в атаку. Выпад!
   Сопротивление тела влетающей в него смерти дрожью передается по клинку в руку. Осознание происшедшего. Темнота.
  
   Когда вернулась ясность мысли, перед глазами Виктор, спокойным голосом поясняющий мне мое положение и отсчитывающий деньги. На том же столе куда ложились банкноты, на экране ноутбука демонстрировался закольцованный видеоролик.
   Человек в черном, в руке стальной взблеск клинка.
   А ведь это я..., что я творю...?
   Красивый выпад, клинок пробивает грудь человека в белом.
  
   Алое на белом выглядит..., ярко. И страшно. Очень страшно.
   Так не должно быть!!!
  
   Виктор глянул на меня и запнулся на полуслове, красноречивый наш.
   Глаза забегали, отступил на шаг. Почуял крыса, что в следующий миг я брошусь на него.
   - Не дури. Ты на крючке крепко. Сам в крови по уши, а твои старики - отличная гарантия для нас. Ты психанешь - их грохнут. Возьми себя в руки!
  
   Я медленно выдохнул и кивнул.
   С родителями расчет точный... Какие же вы сволочи...
   А Виктор продолжал.
   - Извини за химию, но иначе бы тебя в бой не втянул. Пойми, Серега, это просто бизнес. И, кстати, гладиатор - это не навсегда. Стандартный контракт на пять боев и свободен, да еще и при деньгах. Больших деньгах...
  
   Было еще много фраз циничных и логичных, угрожающих и обещающих, но уже ничего для меня не значащих.
   В душе застыло ощущение холода и пыли, как в нежилом доме.
   Потом дорога домой, неистовое желание смыть с себя грязь.
   В ванной из зеркала на меня глянул незнакомец с пустыми глазами и наполовину седой головой ...
  
   По дороге домой зарулил на стоянку к супермаркету купить продуктов и сигарет. Запарковал 'тойоту' и направился за покупками.
   Заодно нужно обновить и запас алкоголя. В последние недели без стакана водки на ночь заснуть не могу.
   Покупок набралось неожиданно много. Пакеты еле в руках уместились.
   Уже уходя, вдруг резко остановился прямо у книжного лотка, что пристроился у раздвижной двери этого торгового царства.
   Взгляд зацепился за яркую обложку выставленной книги . - Рафаэлло Джованьоли. 'Спартак'.
   С суперобложки дорогого подарочного издания на меня смотрели суженные от гнева серые глаза. Глаза того, первого моего противника.
  
   Молоденький парнишка - продавец, заметив мой интерес, сразу назвал цену и уставился на меня с ожиданием.
   - Беру.
   Уже, сидя в машине, я еще раз внимательно посмотрел на суровое лицо под шлемом. И вдруг, неожиданно даже для себя, выдал:
   - Ладно, коллега. Будет им восстание гладиаторов. Обещаю.
   Глаза на картине немного смягчились.
  
   Ветерок тихонько шевелил гардины у открытой двери балкона. Свет догорающих свечей освещал фотографию красивой пожилой женщины на стене и рисунок с обложки 'Спартака' на книжной полке напротив.
   Похоже, эти двое уже нашли общий язык, и кое-что насчет меня решили. Ну и правильно, я с ними согласен. Прорвемся. Pourquoi pas? ( почему и нет?)
  
   Следующие три дня прошли в бешеной суете.
   Я не тратил деньги, которые доставались мне от боев. Нельзя сказать, что брезговал, но не трогал и все тут. За три поединка сумма вышла очень даже немалая.
   Пусть теперь послужат справедливости.
  
   Во-первых, самое главное. Вывел из-под удара родных.
   Для этого я в турбюро купил 'горящий' океанский круиз на двоих, и договорился, чтобы это было предоставлено как выигрыш в виде путешествия плюс значительный денежный приз. Для дельцов от туризма такая задачка не проблема, тем более, что мама любила участвовать в различных лотереях. Вот и пригодилось.
  
   Во-вторых, сделал себе подарок.
   Выкупил у знакомого коллекционера, в миру прожженного барыги еще старой советской школы, которого консультировал несколько раз по холодному оружию, замечательный клинок.
   Боевая шпага, типичный меч для одежды (espadas roperas), с замененной в более позднее время гардой. На клинке выбито клеймо 'Т на щите', и проходил он как толедский клинок мастера Сабала (Zabala) Андреаса Мартинеса де Гарсиа, прозванного Сабала Молодой. Я, как человек, разбирающийся в раритетном оружии, консультировал по подлинности клейма.
   Оно оказалось поздней подделкой, а вот сам клинок явно более древний, века этак шестнадцатого, в крайности - начала семнадцатого.
   Сохранность изумительная. Хоть оружие и боевое, но кроме нескольких мелких сколов на клинке других повреждений нет. Правда, была сильно повреждена сама сложная гарда, буквально вмятая в рукоять. Где хранился и откуда взялся сей раритет, меня не информировали.
   По каким-то причинам 'коллекционер' не хотел реставрировать клинок, как и не позволил более внимательный осмотр. Но обронил, что мне бы продал за *** штук зелени, если возьму для себя.
  
   Перезвонил.
   Узнал, не изменились ли условия, а после съездил и заплатил.
   За две почти бессонные ночи восстановил оружие полностью, благо хорошие мастера сейчас есть, а за тройную цену все необходимые для замены детали изготовили в кратчайший срок.
   Во время работы меня ожидал сюрприз.
   Когда удалось разобрать эфес, и внимательно рассмотреть, что скрыто под поздним клеймом то буквально обалдел. Под 'Т на щите' угадывался силуэт собаки или волка, точнее не определить, слишком затерто.
   Неужели, знаменитый 'волчок'...? Известное и весьма ценимое клеймо Германа Райсера (ReiSer), клинкового мастера Пассау. Работал в начале XVII века. Клеймом являлся силуэт волка.
  
   Под рукоятью скрывалась едва заметная надпись латиникой ... del Ray.
   Опачки. Не волка силуэт, а собаки. А это еще круче. Много круче... Рей (Rey) Хулиан дель, клинковый мастер. Гранада, Сарагоса и Толедо. Мавр. В 1495 принял христианство, причем его крестным отцом был Фердинанд Католик. Позже работает для Карла V. Его клеймом был силуэт собаки.
   Сходится!
   Конечно, я не могу провести комплексную экспертизу, но был уверен, в мои руки попал боевой клинок начала 16 века, созданный легендарным мастером.
   Такие подарки судьба преподносит не часто и неспроста.
  
   Сегодня проводил родителей в круиз.
   Мои старики были здорово выбиты из колеи, неожиданно свалившимся на голову бонусом и скоростью оформления всех документов. Но эти хлопоты оказались приятными. Родители даже помолодели.
   Перед отъездом в аэропорт мать наказала подливать цветы и расцеловала меня. Отец крепко обнял.
   - Я люблю вас, дорогие мои, удачи вам!
   А у меня еще оставались незавершенными несколько дел. Надо поторопиться.
  
   Поднявшись на четвертый этаж я, открыв дверь своим ключом, вошел в квартиру родителей.
   На антресолях, под палаткой и другим рыбацким снаряжением, в железном ящике хранился афганский трофей отца - ТТ производства 1944 года. Неведомыми путями пистолет попал к 'духам', а от них и к моему родителю.
   Машинка не новая, но в хорошем состоянии, а по нынешним временам вещь, весьма нужная в хозяйстве. Тем более, что боеприпасы для офицера не были проблемой. По крайней мере, раздобыть проще, чем рядовому обывателю.
   Разобрал, почистил, смазал. Открыл коробку с патронами, снарядил все три имеющихся магазина.
   Пересчитал оставшиеся патроны - 74 штуки.
   Запас карман не тянет. Забираю все. Отец поймет.
   Патроны переложил в барсетку на поясе. В коробке же оставил записку следующего содержания.
   'Вынужден уехать. Подробности потом. Ваш сын Сергей'.
   Пистолет необходим, для претворения в жизнь моего 'авантюрно-гениального' плана.
  
   Я считал, что план не плох. А что?
   Подъезжаю вечерком к Клубу, в подвале которого находится Арена. Становлюсь рядом с машиной Вити-Иудушки.
   Он уходит одним из последних после боев.
   Жду, пока начнет садиться в тачку, и тихонько вяжу сволочь. Потом под стволом вывожу за город в тихое место, а уж там...
   А там поиграем в гладиаторов. Пусть гадина перед смертью на своей шкуре почувствует, каково нам было. Вот уж за кого совесть мучить не будет.
   Труп - в болото, сам - в город и знать ничего не знаю.
   После, через пару дней - путешествую. Отбываю за границу. На Украину, в Крым. Дядька у меня там, папин брат.
   Исчезну месяцев на восемь, или год.
   Авантюра, конечно, чистой воды, но авось сработает. Ну, не мастер я тактических разработок.
  
   Вот и приехал. Ствол под рукой. Два клинка в багажнике в тайнике, под туристским снаряжением. Типа, на природу собрался.
   Жду.
   Уже почти все разъехались, а Витюши все нет. Неужто срывается?
   По нервам шибануло гудение мобильника.
   Вот растяпа! На вибросигнал поставил, а выключить позабыл. Ведь так и погореть мог.
   Или уже...? Витя звонит.
   - Слушаю.
   В трубке сопение и ехидный смешок.
   - Поднимайся ко мне, выпьем. Надоело на тебя в монитор глядеть. Не бойся. Поговорить хочу. Охрана пропустит, я распорядился. Отбой...
  
   Похоже, раскусил меня Витя, и опять берет на 'слабо'. План не сработал. Ладно. "Расклад перед боем не наш, но мы будем играть ..."
   ТТ - под ремень за спиной, свитер скроет. Обоймы - по карманам.
   Вперед.
  
   Охрана действительно пропускает без задержки. Поднимаюсь в офис. Дверь открыта настежь.
   У стенки, за журнальным столиком, на котором в беспорядке стоят бутылка, полная пепельница и два бокала, сидит Виктор.
   Пьяный. Сильно пьяный. Я таким его не видел ни разу. Глаза мутные, голос хрипит. Речь отрывистая, почти неразборчивая.
  
   - Ну...? Убивать пришел? Давай, я не против. Сам вот пробовал - духу не хватает. Может ты меня по... ик... реши... ик. А, Серега?
  
   Огорошил, нечего сказать.
  
   - Выпьешь? - берется за бутылку.
   - Я с тобой уже пил, однажды.
   - Лады - я сам. Вот выпью и расскажу тебе историю, ...только выслушай, ладно? Хотя бы в память о прежнем Витьке. Договорились? А потом можешь и того... - Выразительный жест по горлу.
   Набулькал полфужера коньяка, выпил как воду. Закурил.
  
   - Полтора года назад один бизнесмен приобрел некую недвижимость, и решил переоборудовать ее в клуб. Не для простых... Элитный. На первом уровне - музыка, выпивка, танцы. Ну, наркота по мелочи, куда без нее? Девочки... В цоколе, на втором уровне - казино. Царство азарта и денег. Но... - Поднял указательный палец, одновременно жадно затягиваясь сигаретой. Пепел падал прямо на брюки, но Витек не замечал этого.
   Закашлялся дымом, но отдышался и продолжил.
   - Главное все же на третьем уровне было... Ну, там уже жесть... бои без правил, боксы с карате всякие. Собачьи бои, само собой... Ты понимаешь, какая штука, как углублялись для постройки этого самого третьего уровня - наткнулись на монолит. На камень. Громадный. Как раз под всем домом и двором и дальше гранитная глыбища. И, что интересно - плоская, как стол. Чем не Арена...? А мы - чем не патриции? А, Серега... Желающих поглядеть, да с деньгами, нашлось...
  
   Я слушал и ничего не понимал. Чего он несет? Но не перебивал.
  
   - Камень в дугу попался, глубины хватало, строители даже обрадовались. И бизнесмен придурок, тоже... обрадовался, ка-азлина. Слушаешь?
  
   Еще полфужера маханул, не поморщился. Только бледнее стал.
   - Ну, клуб открыли. Гости понаехали. Бабки прямо дождем посыпались, особо на боях. И кровь упала на этот е... Булыжник. Та самая, которую народ требовал, живая, красная... А народу - в кайф. Орут! Ставки на псов делают! На людей - еще больше...! Но им мало... Большего хотели... Уже не просто крови. Смерти возжелали, суки... И не только они, что самое главное...- взмахнул рукой, и от этого движения чуть не упал со стула. Но выправился и продолжил.
  
   - Ты, Серега, думаешь человек венец творения во Вселенной? Ха...! Таких венцов в нашей старушке Галактике ... Как грязи. Не первые мы, а может и не десятые...- От взмаха руки сигаретный пепел опять упал на костюм, но Витюше было пофиг.
  
   - Один ко мне приходил. Тоже венец творения... Я с ним... говорил. Он мне предложение сделал. Договор... Сам весь красный, лысый, сухой, в хламиде какой-то. Жуть... То ли демон, то ли внеземная тварь. Не суть. Но существо по сравнению с нами могущественнейшее... Для него что время, что пространство роли не играют. Но для какой-то цели нужны были ему бои. Настоящие... Вроде, как скучает оно..., а, неважно, что-то еще говорил да я не понял. Все равно отказаться не мог. Не мог...! - Глаза у моего бывшего друга лихорадочно блестели на бледном, потном лице.
   - Суть же договора такая, каждые семь дней, должен быть поединок на боевых клинках. Условие для бойцов - бой до конца... Врубаешься, откуда гладиаторы взялись, откуда Арена...?
  
   Точно, клиент допился, белочка во всей красе.
  
   - Так, слушай дальше. Семь раз по семь человек, по одному бою каждые семь дней. После, я так понимаю, та тварь меж собой их... вас..., тех кто выживет, короче, стравить хотела, но уже не у меня. Я, только вроде как, отбор сильнейших проводил. Кастинг, мать его... А мне за все это, естественно, бонус. Удача в делах. Богатство. Здоровье. Или башку оторвут, если не обеспечу... Да! Вот еще что! Кто выживет, он это..., тоже наградит. Только награда будет в его понятии. Он.., оно..., ведь не человек. Другие они ... - Виктор затих.
   Потом всхлипнул. Дальше продолжил уже совсем тихо.
   - Сегодня был последний бой. Сорок девятый. Тех, кто живой, семеро осталось. Мой договор с этим - все... Закончился. Хотел я, а..., неважно... Короче, позвонил тем кто... Только телефоны ответили лишь у тебя и у Виверры-Толика, он сегодня победил. А ты на прошлом бое. Остальные пропали.
   - А Вадим?
   - Тоже ...
  
   Втянул воздух и шепотом заорал мне в лицо, такой вот жуткий тихий крик души.
   - Он меня тоже наградил,... золотым мусором. Мне такая цена, выходит... У меня, Серега, все опилки на арене, все бумаги в корзинах, в золото превратились, а жить не хочется... Мусор..., ничтожество я, Серега. Друзей на Арену, как скот поставил. Зачем? Не знаю... Понимаешь? - Еще налил, но пить не стал, в глазах - тоска, как у онкобольного.
  
   Я вдруг отчетливо понял - не врет.
   Развернулся, и под всхлипывания бывшего друга вышел.
  
   ГЛАВА 2
  
   По-моему, Витю уже наказали. Оценили в мусор, пусть и золотой. Пошутил этот..., ну, в общем, существо это пошутило, своеобразно.
   Инопланетянин-юморист? Ты еще скажи демон-сатирик.
   Ну и каша в голове, да и немудрено, после таких-то слез в жилетку.
   А вот интересно, как над нами пошутит?
   Хотя, чего думать, поживем - увидим. Может это вообще пьяный бред? А, может, и нет никакой мистики с космическим уклоном?
   Ой, вряд ли. Чего-то есть, точно. Витюша голову потерять может только из-за чего-то ну очень сверх... Глаза-то, у него какие были? Вот именно... И в корзине для бумаги..., ведь действительно, глаз цепляло. Как отблеск желтого металла. Золото?
   Ну, дела...
  
   Фары освещают убегающее назад асфальтовое полотно. 'Тойота' выпрыгнула из-под огней города в темноту второстепенной дороги. Мне стало тесно среди городских стен, захотелось на волю, ближе к лесу и воде. Тем более, для выезда на природу все уже было загружено в багажник.
   Решено, начинаю путешествовать прямо сейчас. Еду на то место, где хотел завалить Витюшу. Хорошо, что все-таки не пришлось, испоганил бы красивое место.
   Там за болотом чудное озерцо есть, и плюс конная турбаза рядом.
   Заночую у костерка, порыбачу на утренней зорьке, а потом договорюсь с руководством, поживу на базе, отдохну пару деньков. После попробую связаться с Вадимом.
  
   Машину пришлось оставить довольно далеко от озера, метров за триста. Дальше ехать не рискнул. Бывал здесь как-то, колдобин достаточно собрал даже при свете.
   Ночь теплая и достаточно светлая. Спать не хочется. Пройдусь вдоль берега, после запалю костерок. Кострище с кучей сушняка виднеется в метрах десяти от воды. Оставлено, наверное, отдыхающими с турбазы, да не важно, кем. Главное будем коротать ночь у огня.
   Расстелив брезент с подветренной стороны, улегся на еще теплую землю и бездумно уставился на звездную россыпь ночного неба. Голова удобно устроилась на свертке с клинками. Тихо и спокойно. Вон звезда падает, желание загадать надо...
  
   Как здорово просыпаться на свежем воздухе не от звука будильника, а от птичьего гомона. Лежал, не открывая глаз, в тепле полусна и слушал птичью перекличку. Пахло травой, немного тиной, с примесью дымка от прогоревшего костра. Ветерок, теплый и ласковый, нежно, как мамины руки, слегка потрепал волосы, упавшие во сне на лицо.
   Щекотно.
   Чихнул от всей души, аж птицы замолчали, и прыжком поднялся со своего импровизированного ложа.
   Здорово-то как!
   Рявкнул что-то радостно-громкое навстречу утру, пару раз подпрыгнул, размахивая руками, колесом прошелся вокруг кострища и помчался к воде, на ходу сбрасывая одежду.
   Чистота озерной глади приняла меня в свою прохладу с громким плеском и брызгами. Ух..., холодна водичка. Где то здесь родники, наверное, выходят. Вынырнув, повернул к бережку, греться.
   Пару сухих веток на чуть дымящиеся угли, пусть огонь разгорится, и бегом к машине. Там продукты и палат...?!
   Ах, дьявольщина! Машины нет...
  
   Да и место вроде не то. Точно - не то!
   Оглянулся. Кострище, брезент, сверток, разброшенные по берегу мои шмотки. Озеро ...
   Да, водная гладь присутствует, но совсем не та. Все не то! Озеро стало больше, и это еще мягко сказано. Не Байкал, но и далеко не прудик. Да и острова... Откуда? За ночь поднялись? Бред.
   А где турбаза? Строений тоже нет. В смысле - совсем нет! На той стороне - лес стеной. Да еще и над обрывом. И на этой - тоже не луга. Откуда взялись эти толстенные деревья? Дороги вообще не наблюдается. Главное, ни следа людей. Эй, где я? Сон, что ли?
   Ничего себе шуточки.
  
   Стоп. Шуточки?
  
   Я вчера про одного шутника слышал пьяный бред. Хи-хи. Вы шуток хотели? Их есть у меня. Ну, редиска, ну нехороший человек. Или вернее не человек, а демон-инопланетянин, но все равно нехороший.
   Не верю...
   Крыша, никуда ехать не надо, все имеет свое объяснение. Надо его только найти. Вот и будем искать.
  
   Пока я стоял столбом, в голове шло усиленное общение меня и, крепнувшей на глазах, шизофрении. В конце концов, они договорились и выдали трезвую мысль, вернутся к костру и приготовиться к любым неприятностям, заодно провести ревизию своего имущества.
  
   Есть я, молодой и здоровый...
   Еще раз стоп!
  
   Что-то уж слишком молодой и здоровый. В такой замечательной форме я не был никогда, ни в юности, ни после. Как-то не так я себя чувствую. Ощущаю каждую клеточку тела и знаю, причем точно, я абсолютно неприлично здоров. Правда и раньше не особо жаловался.
   А не глянуть ли нам на свое отражение? Свет мой озеро, скажи...
   На Пушкина пробило, это точно - нервное. Меня всегда в экстремалке на стихи или песни тянет. Вот и сейчас ...
  
   В воде отражаюсь я, но с поправкой лет на десять, а то и тринадцать. Как после курса омоложения. И старых шрамов на руках нет. Вот только седина в волосах, осталась. Правда, сократившись до одной неширокой пряди.
   Очень интересно...
   Спокойно, примем как данность, после будем разбираться, и продолжим прерванную ревизию.
  
   Итак. Есть я, одна штука. Шизофрению не считаем...
   Есть моя походно-охотничья одежка. Брезентовые штаны с множеством карманов, шитые на заказ знакомым умельцем. Брезентовая штормовка его же производства. Почти новые. Только раз на охоту одевал.
   А привычка к брезентухе у меня с гарнизонов осталась. Самый доступный материал был, и практичный в меру. Для мальчишек - самое то.
  
   Дальше. Кожаный офицерский ремень. Черная футболка х/б. Свитер грубой ручной вязки. Добротные финские горные ботинки с высокой шнуровкой, легкие и прочные.
   Есть оружие.
   ТТ с тремя обоймами. Два боевых шпажных клинка. Складной нож китайского производства, но сталь хорошего качества.
   Из имущества в наличии пара кусков все того же тонкого брезента. Солидные, можно палатку сварганить, два на три и два на полтора метра.
   Разовая зажигалка с почти полной заправкой. Наотрез отказавшийся работать мобильник. Носовой платок. Расческа. Связка ключей. Светодиодный фонарик 'динамка'.
   Сигареты кончились. Деньги и документы остались в исчезнувшей машине.
   Не густо.
  
   Утро уверенно переходило в день, и желудок ненавязчивым бурчанием напомнил, что скоро обед. Из-за отсутствия завтрака это уже становится проблемой. Нужно раздобыть еды.
   И решить, что делать дальше.
   Значит, решаем проблемы по мере их злободневности.
   Пункт первый - еда. Для жителя города - проблема не решаемая, для человека, детство которого прошло в отдаленных гарнизонах Союза - вполне.
  
   Огонь есть, озеро, полное рыбы, рядом. Пока нырял видел и раков и мидий. Аир растет по берегу. Пернатых по деревьям и в камышах немеряно.
   Ружья нет, но птицу можно добыть и силками. Нет проволоки, да ерунда, есть брезент. Нарезать полоски и соорудить подобие силков на водоплавающих, дело пары минут времени. Затяжку на прутик ивовый поставить, все-таки брезентовая полоска - не самый лучший материал на силок.
   Перекинул над входом в небольшой затон, кишащий рыбьей мелочью и с птичьим пометом на бережку, крепкую лесину, да развесил на ней силки. Кто под лесиной проплывет - попадется. Ну, тут только ждать...
   А пока, займемся рыбалкой.
   По-быстрому рыбку можно добыть сетью, динамитом, в крайнем случае, удочкой. Ничего этого под рукой нет, зато рыбы в озере - море.
   В озере - море, во выдал. Начинаю отживать, если замечаю собственные перлы. Это хорошо.
  
   Вы когда-нибудь пробовали ловить рыбу руками? Не на удочку или спиннинг, а именно руками. И кто сказал, что невозможно? Запросто, была бы сноровка и рыба в нужном количестве.
  
   Мальчишкой, ныряя за раками, я мимо воли баламутил воду и под корягами или в зарослях водорослей на ощупь руками натыкался на рыбу. А вот схватить не мог, уж больно скользкая и верткая добыча.
   Местные мальчишки смеялись, но после растолковали секрет.
   Не спешить. Все нужно делать не спеша, в как можно более замутненной воде, перед этим напугав рыбу громкими хлопками по поверхности водоема до рыбьей истерики. Пусть забьется в укрытие и замрет. В такой момент она позволяет себя коснуться. А вот после прикосновения начинай сжимать ладони. Тут уже нужно действовать стремительно. Лучше, конечно, схватить обеими руками, ближе к голове, зажав жабры, и посередине туловища. Плавно, но быстро вытащить добычу изгибая ее, на манер силачей гнущих подковы, чтоб не трепыхнулась, и швырнуть на берег.
   Я, конечно, не достиг мастерства местной ребятни, а те, ну постарше которые, могли руками даже налима из-под коряги взять. Захватывающая охота, но навык наработать можно только практикой. Самый простой способ. Есть свои фишки, если ловишь в траве, в проточной или стоячей воде. Как в каждом деле, наверное, есть свои секреты.
   Разумеется, количество затраченных сил и времени не всегда соответствовали размеру добычи, но мы, пацанами, получали удовольствие от самого процесса.
  
   Подходящее место для лова нашел в трех минутах ходьбы от своей стоянки. Хотя и отошел на чуть, все равно решил оставаться на стороже. С собой захватил нож и пистолет, а клинки и одежду спрятал под набранный валежник. Береженого Бог бережет.
   Оружие пристроил на берегу, так чтобы можно быстро дотянуться при нужде, прикрыв футболкой и плавками, а после начал добывать себе пропитание.
   За час ловли моей добычей стали пара линей, три крупных плотвы, два карася в полторы ладони и две дюжины крупных раков.
   Рыбу - на кукан, раков - в мешок, сделанный из футболки, и к костру.
   Вода в озере оказалась кристально чистой и холодной, вроде как, проточная. Хоть и медленное, но течение было. Где-то наверняка есть речушка, вытекающая из него.
   Я нахожусь на северном берегу, если судить по солнцу, а речка, судя по течению, должна быть на востоке.
  
   Эх, тяжела ты жизнь охотника и собирателя. Чтобы один раз поесть, надо потрудиться добрую половину дня.
   Линей оставил на кукане в воде про запас, а остальную рыбу и раков решил испечь на углях и сожрать. Именно так, не скушать и не съесть. Сожрать, без соли, но с большим аппетитом. Голодный же...
   Но мои планы грубо поломали.
  
   Что чувствует голый голодный человек, когда на него наезжает некая брюнетистая заросшая бородой по самые глаза, смуглая и хмурая личность бомжеватого вида?
   Я отвечу определенно - злость. И она во многом зависит от степени голода.
   Не открыл Америки, верно?
  
   Вышел сей кадр из-за зарослей неожиданно. Я его засек, когда он уже метрах в пяти от меня оказался.
   Небольшого роста, до ста семидесяти не дотягивает, но плотный. Босой. Лет тридцати. Штаны из какой-то, то ли мешковины, то ли грубого полотна, закатаны до колен. Желто-канареечная рубаха-косоворотка с подвернутыми до локтей рукавами навыпуск. Давненько я такого веселенького цвета в мужской одежке не видел. Ее бы еще простирнуть слегонца вместе с хозяином, а то грязен дядя не по-детски. В руке - свернутый кольцами кнут.
   Похоже, местный пастух. Вот сейчас и узнаю, куда это меня занесло.
  
   - Уходи... - голос хриплый и неприятный. Ни тебе 'зрасте', ни тебе 'как дела', ни даже 'дай закурить'. И кнутом замахивается. А ведь всерьез. Точно, вдарит...
   Я же только еду добыл, замерз как цуцык, а тут этот хулиган местный мне права качать.
   - Ах ты, архар...
  
   Вообще-то я человек не самый выдержанный. А уж тут, после стресса, холодной водички да еще и с голодухи и злости, такую тираду выдал аборигену, что у того даже рука на секунду замерла.
   Ха! А мне больше и не надо. Вот она - возможность разрядиться. Прямо передо мной стоит, батожком помахивает. Хлестнуть меня собирается, трилобит членистоногий.
   Ща, я тебя...
  
   Прямо из положения 'на корточках' прыгаю вперед, бодая своего неожиданного противника головой в живот.
   Мужик летит в одну сторону, кнут - в другую.
   Но 'пастушок' подскакивает как на пружине. В руке - нож. А я, простите, аки Адам. В первородной красе.
   Лишь песочек успел этому кадру в глаза сыпануть.
   Оружие-то рядом, но до него ведь гад добраться не даст. Как раз между мной и ним стоит. Зарежет же бомжара как проморгается. Во цвете лет...
  
   И тут мне под руку подворачивается ручка кнута. Ах, как же вовремя! А кнут богатый, весь серебром отделан. Но главное - нужная сейчас вещь, к тому же... Ура!
   Я, конечно, не мастер из цирка, но с батожком знаком. Пока с отцом по гарнизонам мотались, пришлось и с пацанами-пастушками пообщаться, нас вечно в какие-то отдаленные точки кидали, так что я больше сельский, чем городской был до переезда к бабуле.
   Вот теперь повоюем...
  
   Со стороны сцена смотрелось, наверное, дико. Голый парняга хлещет кнутом бородатого мужика бомжеватого вида, но яркой расцветки.
   Делайте съемки - будет кино. Дубль первый, он же последний, все без каскадеров! На!
  
   Один из первых ударов удачно пришелся по руке аборигену и выбил из нее нож. К пистолету теперь можно подойти спокойно, но меня уже переклинило.
   Хлестать мужика я перестал лишь тогда, когда он замер на земле, скрутившись в позе эмбриона. Темные полосы на желтой рубахе смотрелись уж больно выразительно. Пожалуй, перестарался, не стоило так-то с человеком...
  
   - Отпусти... - А кадр стойкий, за всю экзекуцию даже не вскрикнул ни разу, только шипел сквозь стиснутые зубы. Смотрит из-под бровей, как я поднимаю пистолет.
   - Уходи. Вернешься - пристрелю. Приведешь своих дружков - постреляю всех. А кого не постреляю... - достаю из-под валежника шпагу - пошинкую на капусту. Понял?
  
   Шпага взблеснула полировкой лезвия против солнца. На психику человека обнаженный клинок действует куда сильнее, чем ствол. Проверено...
  
   - Прости, барин. - Кадр смотрит на клинок заворожено. - Не признал, ваше благородие. Прости. Я уйду. Только кнут отдай...
   - Чего? Ах ты...
   Кадр понял. Так и порскнул в кусты.
   Не, ну что за люди? Если бы не подкалывал с 'барином', то может и отдал бы. Я вообще-то отходчивый, а парень и так получил больше, чем заслужил.
  
   Настроение и до того было 'не ах', а сейчас и вовсе...
   Впрочем, долго слушать не ко времени проснувшуюся совесть я не стал. Неторопливо оделся, подкинул веток в костер и совсем уж собирался заняться приготовлением еды, как ветки кустов дрогнули еще раз.
   На поляну вышел парень. Типаж - 'Будулай в молодые годы'.
   Не, натуральный цыган, как из кино. И чего я не удивляюсь? У меня ведь и насчет желторубашечного брунетика были сомнения, что он к этой братии принадлежит.
   Во, блин. Не люблю я их...
  
   - Прости глупца, добрый человек. - Этот говорил уже вежливо, видимо, язык силы им более понятен. - Он нехорошо поступил, но ты его уже наказал. Хочу откупить у тебя кнут. Сколько скажешь, столько и заплачу...
   - На! - Я кинул кнут молодому рому. - Забирай так. Я тоже перестарался. Но ко мне больше не лезьте. И... Может соль есть?
   - Спасибо тебе. Есть маленько. Лови. И не держи зла... - Незнакомец точно так же как я кнут, перекинул мне через костер маленький узелок который достал из-за широченного кожаного пояса, его я перехватил на автомате. Когда поднял глаза, ветки кустов уже сомкнулись за спиной неожиданного визитера.
   А я ведь даже не спросил, где нахожусь...
   Все мы крепки задним умом. Вот солью разжился и ладно.
   Впрочем, ну их. Какой-то мутный народ. Сам все узнаю. А вот с оружием теперь не расстаемся. Ментов бы только не подогнали, а с остальным разберемся.
  
   Наконец-то смог поесть. Уффф. Даже, пожалуй, слегка переесть.
   Вот теперь могу не торопясь и осмотреться. И даже природой полюбоваться. Несмотря на общую дикость ситуации, красота окружающей земли буквально завораживала. Вот сюда бы с ружьецом, да на недельку. Знать бы еще, куда это - сюда?
  
   После вкусного обеда...
   Вот именно. Отдых и релаксация. Пока бултыхался - принял решение. Завтра с утра - в дорогу. Двинусь по течению вытекающей из озера речушки. Сегодня, я думаю, двигаться смысла нет. Разве что провести ближнюю разведку.
  
   После часа приятного ничегонеделания, простирнул измазанную футболку, натаскал сушняка и покинул уютную полянку, как будто созданную для бивуака. Двинул на восток, вдоль воды, в ту сторону, куда угадывалось легкое течение.
   В свитере жарко, поэтому накинул штормовку на голое тело. Ствол за пояс, крепкую палку в руки и зашагал. Восточная граница озера недалеко, до темноты вполне успею вернуться.
  
   Поляна, самая широкая в том месте, где я расположился, сужалась, сжимаемая с одной стороны берегом озера, с другой - густым подлеском. Шагалось легко, слежавшийся песок пружинил под ногами.
   Вот это красотища!
   Озеро растянулось в длину километра на три с гаком, с запада к востоку, между обрывистыми берегами. К восточной стороне обрывы уменьшались, а с моей стороны и вовсе сходили на нет. И везде по берегу зеленая стена чащи. Без просвета. Только цвета сменяются, от зелени широколиственного леса до черноты ельника. Я таких мест даже не припоминаю. На Урале было что-то похожее, но не оно. Рельеф совсем другой.
   Ширина у озера тоже нехилая, под два километра. Хотя нет, это я загнул, не дотянет чуток. Посередине озера - цепь из трех или четырех островов, дальние трудно разобрать, то ли один, то ли два. А вон еще островок, маленький вовсе. Зверья здесь должно быть..., тут им раздолье.
  
   Пройдя, примерно, половину километра, оставляя озеро по правую руку, увидел первые следы цивилизации. Пробивая подлесок, влево уходила дорога, а вернее - тележная колея. Старая, между колесными следами трава вымахала уже знатно. Давненько, видно, ею не пользовались. Отметим сей факт, и пойдем дальше по задуманному маршруту, отвлекаться пока не будем.
  
   До речушки дошел через минут сорок, причем, с трудом. Лужок заболотился. Ноги еле вылезали из грязи. Как нормальный, а значит ленивый, человек, меняю решение. Завтра иду по колее. Куда-то выведет. Тем более, люди тут есть, уже имел возможность убедиться. А теперь - обратно в лагерь, солнышко скоро садиться будет.
  
   Обратная дорога всегда легче. Подходя к стоянке, заглянул на свои силки.
   Ура, и тут с добычей! В ловушку попалась крупная птица. Вытащил из воды, красавицу.
   Гагара, редкий трофей. На таких пернатых охотился когда-то. Сторожкая птица, мне повезло. Да еще и крупный экземпляр, для одного человека еды на пару дней, даже с запасом.
   Отлично. Притащил добычу к кострищу. Раздул огонь и только собирался заняться стряпней, как услышал посторонний, лишний в шуме природы, звук. А вот еще...
  
   Как колокольчики звякают. Через пару минут добавилось поскрипыванье дерева и лошадиное фырканье.
   К костру, выехав по замеченной мной колее, двигалась крытая повозка, запряженная парой гнедых лошадей. Еще один конь, привязанный сзади, шел следом. На облучке сидел могучий, бородатый цыган лет пятидесяти в черной безрукавке и картузе, а из-за его плеча выглядывала тоже немолодая цыганка.
  
   Да что этому племени, здесь медом намазано?
  
   - Лачё дывэс! Здравствуй, добрый человек. Позволь остановиться у твоего огня.
   Черные глаза смотрели спокойно, с ожиданием.
   Вот не было печали.
   Имел я опыт общения с цыганами. Резко отрицательный. Получил его в Крыму, у дядьки, когда в гостях был. С тех пор предпочитал держаться от них подальше.
   По соседству с дядькиным домом поселились ромы. Сначала жили тихо, но после стали приторговывать дурью. К ним начала съезжаться многочисленная родня. Пьянки, драки по ночам. Народ из местных там был не самый покладистый. Терпели до поры, а после, как борзометр у цыган уж совсем зашкалил, скрутили и сдали в райотдел вместе с наркотой. Уже достаточно намаялись с таким соседством. Надоело.
   Цыган, кстати, не посадили. Подержали пару дней в ментовке, да выпустили. Только вот возвращаться им стало уже некуда. Женщина, чей сын умер от наркотиков, спалила их дом. Тушить никто из соседей не пошел. Пока пожарные приехали, пока то, да се, сгорел до углей.
   Такая вот печальная действительность.
   Но цыганских словечек я тогда парочку заучил. Способность у меня к языкам, легко даются. Оттого и вторым образованием иняз выбрал.
   Ну да ладно, не все же среди них уроды ..., надеюсь.
   И информация мне нужна.
  
   - Света и тепла огня хватит на всех. Добро пожаловать, если ты хороший человек. Тэ дэл о Дэвэл э бахт лачи!( Пусть Бог даст счастья.) - Блеснул я напоследок своим куцым знанием.
  
   Хозяин кибитки удивленно глянул на меня.
   - Пхен, ко ту сан? О ром вай о гажё? (Скажи, кто ты? Ты цыган или нет?)
   - Нет, Баро, я русский, просто знаю несколько цыганских слов.
   - Ты хорошо пригласил нас к огню, но смотришь настороженно. Почему?
   - Среди вашего народа у меня нет друзей. Сразу отвечу, врагов - тоже нет. Но так случилось, что люди из вашего народа плохо обошлись с моей родней. Да еще сегодня один твой соплеменник на меня с кнутом полез. Даже слова не сказал, сразу гнать стал. Чуть мой огонь не загасил. За это и получил... Но если мы будем делить эту ночь вместе с вами, я еще раз скажу. Мишто йавьян! (Добро пожаловать.)
  
   - Мишто! (Добро!) Опять хорошо сказал. Будем делить. Это место всем открыто, нельзя гнать человека, если он зажег здесь огонь. От ЕГО огня - нельзя. Грех. Он неправильно поступил, а ты - правильно. - Потом что-то проворчал еще на цыганском языке себе под нос.
  
   Ой, похоже, что ты дядя очень даже в курсе того, кто был тот канар в желтой рубашке, что на меня наехала и которую я отхлестал. Но вот его поведение и поступок ты явно не одобряешь. Более того, он скорее всего сделал что-то по вашим правилам совсем негодное.
   Вон, даже посмурнел от моих последних слов, о едва не потушенном огне.
   По повадкам ты - вожак. Но меня зачем-то обхаживаешь. Почему?
   Есть у меня подозрение из разряда интуитивных догадок, что твой одноплеменник облажался, а теперь тебе как-то надо его вину загладить, что ли. Причем не передо мною, а по каким-то своим причинам.
  
   Где-то я читал, про культ огня, костра и еще какую-то ерундистику, что для вашего племени совсем даже не мелочь, а очень даже серьезно...
   Я в ваш монастырь не рвался, но видимо как-то меня в него занесло. Вот же, невезуха... Предположим, мой костер горел в каком-то особом для них месте...
   Но это только предположение.
   Блин. Оно мне было надо?
   Ехал бы ты, дядя, себе дальше, было бы мне спокойней...
  
   - Если наказал такого дурака, что так делает, то ты - молодец. - Продолжил между тем ром. Потом, обернувшись к кибитке, быстро заговорил на цыганском, отдавая распоряжения.
   Из-под полога выскользнула девчонка лет десяти, а за ней не спеша вылезла цыганка, чье лицо я уже видел.
  
   - Там птица, пусть женщина возьмет, - кивнул я на гагару.
   Вот и соседи у меня появились.
   А пистолетик под свитерком пусть будет со мной. На всякий пожарный.
  
   Усевшись у огня, я наблюдал, как цыган занимается лошадьми.
   Крутое ретро...
   Распрягает, обтирает спины и бока травой у упряжной пары. Потом занялся третьим конем.
   Вот этот был красив. Настоящий князь среди коней. Тоже гнедой жеребец, но рядом с совсем не плохой парой смотрелся как мерс рядом с 'зубилом' восьмерки.
   Я просто залюбовался красавцем.
   Конь потерся лбом о плечо цыгана и громко фыркнул.
  
   - Будь здоров, гнедой! - Пожелал я от всей души коню. Ну, люблю лошадей, ничего не поделаешь.
   - Йав састо, пшалоро! (будь здоров, братишка) - Прозвучало синхронно.
   Цыган широко улыбнулся. У лошадников всего мира привычки схожи, хоть ты апач, хоть ты китаец.
   А что такого? Это ко мне от тренера по выездке перешло, осетина по рождению, русского по культуре, и казака по душе. Мировой мужик, ушел в девяносто четвертом добровольцем в Югославию, был ранен под городком Мошевачко-Брдо, награжден. Потом приехал в Смоленск, где женился и осел. Отличный тренер и знаток лошадей. Всегда желал здоровья, если так фыркал его конь.
   Кстати, конь тренера прозывался Цыган. Смешно.
  
   Хозяин кибитки, закончив работу, взял лошадей в повод и повел к озеру.
   Тем временем, у костра шла работа. Птица была ощипана, обработана, разрублена на куски и заброшена в закопченный казан вместе с кусками сала и пшеном, а после была залита водой и подвешена над огнем.
   Цыганки, старая и малая, шустро нарезали зелень, лук, какие-то корешки и отправляли в булькающее варево. Запах шел одуряющее вкусный.
  
   Пока окончательно не стемнело, сходил и приволок еще дров - не сиделось без дела, если другие работают. Хотел пойти еще раз - не дали. Девчонка притащила из кибитки ковер, а старшая жестом предложила расположиться на нем и не мелькать. При этом, внимательно осмотрела меня, а потом и мелкая, точно так же, копируя старшую. Пришли к какому-то выводу и продолжили заниматься стряпней, негромко напевая, или переговариваясь вполголоса.
   Стемнело уже полностью.
  
   Девчушка метнулась пару раз в фургон, вытащила еще ковры и какие-то медные блюда. К костру подошел цыган, уселся на подготовленное для него место. Моментально перед ним появилось блюдо с парующим варевом. Одновременно еда оказалась и передо мной.
   Цыган выжидающе поглядел на меня. Чего он от меня ждет? Взгляд упал на довольно массивный золотой крест, выглядывавший из распахнутого ворота рубашки.
   Ну-ка ..., ведь огонь мой...
   А ведь верно, он еще подчеркнул, что 'нельзя человека гнать от ЕГО огня'. Это вроде как он у меня в гостях выходит.
  
   Попробуем ... Я хоть и не слишком религиозен, но тут вдруг захотелось прочесть молитву перед едой. Природа что ль навеяла в сочетании с цыганским крестом? Пусть будет, вроде приглашения к совместной трапезе.
  
   Перекрестился по православному.
   - Возблагодарим Господа за даруемую нам трапезу. Аминь.
   - Аминь.- Негромко произнес и он, повторив мое движение.
  
   Ели молча. Не спеша, но с аппетитом, только косточки хрустели.
   В годах дядька, а зубы как у молодого. Да и я не отставал. Ужин оказался вкусен на удивление. Цыганок не видно, наверное, так положено. Как говорится, в чужой монастырь... М-да. Опять эта присказка. Повторяюсь.
  
   Доверяю ли я этим людям? Нет, конечно. Но отчего-то моя паранойя молчала. Оружие - под рукой, со спины никого не подпускаю, чего опасаться? И вообще, внутреннее чутье подсказывало - опасности нет. Не в этот раз.
   Порешил так. Надо передать инициативу в беседе цыгану, а там уже по обстановке...
   Свои вопросы пока придержу.
  
   После еды появилась здоровая, оплетенная соломой бутыль с вином.
   - Пало тыро састыпэн! (За твое здоровье) - Проговорил цыган, поднимая оловянную чарку. - Меня люди Ильей зовут.
   - Пало тыро састыпэн! Меня Сергеем.
  
   Ну, вот и познакомились...
  
   Разливая по второй, Илья взглянул внимательно.
   - Что спросить хочешь, Сергей? Говори.
   - Заплутал я. Где нахожусь - не знаю. Как оказался здесь - не помню. Заснул в одном месте, проснулся здесь. Многого не понимаю. Вот, завтра, к людям выходить думал по той дороге, что вы приехали. Что за место здесь?
   - Память потерял? Плохо... - Пригубил вина, но допивать не стал, отставил.
   - Ну что тебе сказать, Сергей... Место это не людное, хотя и благодатное.- Цыган устроился поудобнее и достал из сумки, стоящей у него под рукой, большую изогнутую трубку и стал набивать ее табаком.
   Интересная трубочка. На уменьшенный саксофон похожа. Такие я видел только на Балканах, как в Болгарию ездил, да еще в иллюстрациях к 'Бравому солдату Швейку'. Вот он раскурил этот агрегат, пыхнул ароматным дымом и продолжил.
  
   - Рыбы в озере много, зверя в лесах хватает. Но уж больно далеко от дорог - глушь. Озеро народ Сапшо называет, по имени стародавнего героя.
   Говорят, воин тут великий погиб, давно еще. Врага остановил вместе с сыном и пали оба. Отец превратился в озеро, а сын - рядом, тоже озером стал. Чистиком его звали, так и озеро нарекли. И слезы Сапшо, что умирая, оплакивал сына, до сих пор продолжают течь ручьями. - Вздохнул.
   - Красивый сказ народ сказывает. Кто знает, может, и правда это было, может, и нет. Здесь мы сейчас и есть, стало быть... - еще затяжка. Не торопясь со вкусом, аж мне закурить захотелось. После продолжил.
   - Отсюда, если на полдень через леса, прямо, как птица лететь, баро фаро (большой город) Смоленск стоит. Верст восемьдесят будет. Но по лесам, среди болот прямых путей нет. Кибиткой в два раза дальше выйдет. - Замолчал, задумчиво глядя в огонь.
  
   Еще одна непонятка в копилку. Помнится, к Сапшо была неплохая дорога от Смоленска. Или это цыган так образно выражается? Ладно, отнесем к непонятному и слушаем дальше.
  
   - Я следы смотрел, ты только из воды выйти мог. Наверное, на лодке тебя привезли. Или не в лодке ...? - проговорил Илья.
   - Не помню.
   - Зара говорит, - цыган все также неотрывно глядел на огонь, - странный ты, но хороший человек. Твои руки ей сказали - ты только родился. И еще говорят - ты убивал и умирал. Но все равно, хороший человек. Я тебе помогу, Сергей. Не ходи завтра никуда, не надо. Мы еще день у озера простоим. Потом с нами поедешь в Смоленск, там много людей, может, встретишь знакомых. Мои глаза смотрят на тебя и видят ты - сильный и опасный человек. Для врага опасный... Я тебе не враг. Еще не друг, но и не враг - точно. Ты странный, непохожий на других... Мэ Ром (я цыган), я умею слушать душу. А душа моя говорит, что сейчас надо тебе помочь.
   А то, что растерялся, так это бывает, когда вдруг память отшибет. Может, опоили тебя чем, может еще что. Давай лучше выпьем, а после будем отдыхать у огня, одой амэ ласа тэ кхэлас и тэ багас. (там мы будем петь и танцевать). Не печалься, все хорошо будет, Сергей. Утром сам увидишь...
  
   А действительно, может, вкололи мне какую дрянь, перевезли и бросили. Это, выходит - Сапшо...
   Знаю про это озеро, но побывать на нем не пришлось ни разу. От Смоленска не особо и далеко, километров сто или чуток больше. Но как меня сюда занесло? Расстояние до того озерка, где я планировал заночевать, да что планировал, где я заснул, больше полусотни километров.
   А если цыган врет? Ну как я мог здесь оказаться? Да еще помолодеть? Эксперимент, какой? Может военные? Или все же Витюшина бредятина с инопланетянами?
   Ты еще скажи - 'Скрытая камера'...
   Фу ты, полная непонятка. Сейчас бы чего, покрепче вина, да емкостью побольше. Без пол-литры не разобраться. Но в одном он прав, сейчас голову ломать смысла нет. Отложим до утра.
  
   Немолодая женщина тихо затянула песню, и ах, как она пела. Голос - грудной, сильный выводил мелодию, переплетаясь с чуть хрипловатым мужским и звонким девчоночьим, и уводил куда-то за горизонт, к звездам. О чем песня?
   Какая разница, что не знаешь перевод, если песня заставляет сжиматься сердце, а слезы сами подступают к глазам.
   Тихие переборы гитарных струн сопровождают волшебную дорожку из слов и мелодии. Цыгане пели не голосом. Пели их глаза, горящие ярче углей костра, пели сердца, стремясь вырваться из груди вместе со словами. Это было волшебство, магия огня, песни и ночи. Мелодия длилась, сплетаясь с искрами костра, и вдруг стихла. Только тогда я заметил, что почти не дышал.
   Ударил бубен. Маленькая плясунья выскочила на свет огня.
   Новая песня. Теперь только женский и мужской голос вели быструю, веселую перекличку и гитара лихо обменивалась с бубном звучанием. Красиво. Словно бабочка у огня порхает девчонка. Сам начал подпевать и хлопать в ритм. Но стихла и эта мелодия.
  
   - Давай выпьем, Сергей, в такую ночь грех спать.- И дальше, продолжая говорить на цыганском, Илья протянул мне чарку и гитару. К моему удивлению, шестиструнку. Странно, я думал, в ходу у них были больше семиструнные гитары.
   Эх, где наша не пропадала. Взял инструмент. Проверил настройку. Немного необычная конструкция, но звучит хорошо. Что спеть? Чтобы не хуже вышло. А вот хоть эту ...
  
   Снова слышу голос твой,
   Слышу и бледнею;
   Расставался, как с душой,
   С красотой твоею!
  
   Если б муку эту знал,
   Чуял спозаранку, -
   Не любил бы, не ласкал
   Смуглую цыганку.
  
   Не лелеял бы потом
   Этой думы томной
   В чистом поле под шатром
   Днем и ночью темной.
  
   Что ж напрасно горячить
   Кровь в усталых жилах?
   Не сумела ты любить,
   Я - забыть не в силах.
  
   Старый романс на стихи Афанасия Фета, что давно стал народным. Спел с душой, но никто не подпевал. Все, сидящие у костра, смотрели на меня как на чудо какое-то. Они просто замерли, впитывая каждое слово. Необычно...
   Я пою неплохо, но так меня еще никто не слушал.
  
   - Спой еще раз, Сергей, хочу запомнить твою песню. Ты - романо рат, морэ. Так петь может только тот, кто имеет каплю нашей крови. А песня... Это хороший подарок, дороже золота.
  
   Цыгане и не знают такой песни, вот странность. И ведь не врет!
   Слишком много странностей скопилось. Кибитка эта, одежда как из театра, швы не машинные, явно. Гитара не такая как надо, и главное, им не известна песня, которую знают, или хотя бы слышали все цыгане.
   Какой к чертям эксперимент! Это точно та тварь с Арены...
   Ведь Витька говорил, что для него пространство и время - легкий пустячок. А может шутник зашвырнул меня не только в другое место, но вообще в другой мир? Хотя Смоленск, и на русском говорят...
   Стоп! Пространство мы уже видим, занесло неведомо куда, а вот время...?
  
   - Спою Баро. - Я стараюсь говорить спокойно. - Только вначале, скажи, какой сегодня день. Сегодня тринадцатое июня тысяча девятьсот девяносто шестого года, верно?
   Выражение лица Ильи изменилось. Вначале на лице отразилось какое-то странное удивление ... Почему странное? А вы удивленного цыгана видели? Вот и я нет. До этого момента. А потом оно сменилось пониманием.
  
   - Ай, пшало! - Дальше на цыганском, но увидев непонимающее выражение на моем лице, опять перешел на русский.
   - Бог привел меня к твоему огню. Далеко кочуют ромэлы, но ты дальше.
   Так бывает, очень редко, но бывает. Бог избранным дарит такую дальнюю дорогу, на которой можно встретить своего пращура и поблагодарить за жизнь, что подарил. - Илья говорил торжественно и несколько возбужденно.
   - Встречал мой народ таких людей как ты, Сергей. Редко, может раз в сто лет, но не первый ты, и не последний. Как и почему такие в мир приходят? Не наше дело... Зачем против течения реки времени плывут? Что люди могут знать о Промысле Божьем? Но раз ты здесь, так на то Его воля. Судьба нас свела. Знак это, Сергей. Тебя братом назову и это честью считать буду. - Хлопнул ладонью по траве, словно печать поставил.
   - Ай, какой глупый цыган Илья, не увидел того чья дорога длинна, ай ...
   На все вопросы тебе отвечу, чем в силах - помогу. Ты мне удачу принесешь, Сергей, не знаю как, но то, что принесешь - знаю точно. - И крикнул, повернувшись в сторону кибитки. - Ёй, Зара, еще вина давай! Человек на долгую дорогу ступил, плеснем ему ковш лучшего вина в дорожную пыль. Пусть путь будет легким!
  
   Ничего себе, взрыв эмоций. Но на вопрос не ответил.
   -Так год-то какой?
   -1810 от Рождества господа нашего.
  
   Попал. Вот, насчет редиски, таки прав был. Крепко попал
  
   Сказать, что у меня случился шок, будет не совсем правильно. Я по жизни - оптимистический пессимист, или, может, пессимистический оптимист. Как правильно? Короче, надеюсь на лучшее, но и готов к худшему. Перестроечная закалка, чтоб ее ..., плюс челночные вояжи. Крепко, знаете ли, все это укрепляет характер. Да и после рассказа Витюшиного, а тем более после утреннего такого экстремального пробуждения чего-то этакого ожидал. Дождался.
  
   Шока не было, но что-то близкое к истерике намечалось. Илья, глядя на мое состояние, налил мне из небольшой баклажки какого-то зелья.
   - Выпей, пшало (брат), потом спать станешь. Утром будем говорить.
   Жахнул не почувствовав вкуса и уставился в огонь. Так и заснул.
  
   Проснулся, когда солнце уже было высоко. Спал на том же ковре, укрытый подобием лоскутного одеяла. Стреноженные кони паслись неподалеку.
   У костра хлопотала Зара, девчонки не было видно, Ильи тоже.
   Потянулся и, поздоровавшись с цыганкой, отправился умываться. Холодная вода быстро прогнала остатки сонливости.
  
   - Эй, Сергей, иди поешь. - Это Зара от костра. - Я тебе рыбу поджарила. Наше блюдо русские не едят. - Смеется.
   Усевшись в тени кибитки, принялся за линей с лепешкой, поглядывая, как цыганка ловко переворачивает вертела с насаженными на них тушками какой-то звериной мелочи. Я слышал, что чавелы едят жареных ежей, наверное, это они и подрумянивались над углями.
   Хм ... А запах весьма соблазнительный, но все равно пробовать пока не буду, в другой раз ... Если голод сильно прижмет.
  
   Только расправился с рыбой, появился Илья, да еще и не один. Рядом с ним шел другой цыган, ведя серого коня в поводу. Молодой, худощавый и смуглый с непокрытой головой. Черные волосы с короткой стрижкой и небольшими бачками обрамляли рубленые черты лица. Еще присутствовали длинные вислые усы. Колоритный и знакомый мне портрет. Мой вчерашний знакомец, что поделился солью.
   В ухе - одна золотая серьга (один сын у отца).
   Подошли. Зара приняла коня, а мужчины уселись напротив меня.
  
   - Это сын мой. Николой кличут. - Проговорил Илья.
   Молодой чуть кивнул. На меня смотрит нейтрально, словно и не было вчерашней встречи. Только кнут, что я ему вчера отдал, рукой поглаживает.
  
   - Про тебя мы говорили, Сергей. Долго говорили. Когда встречаются незнакомые цыгане, они говорят так. Кон тыро дад? ( Кто твой отец?) Эти вопросы всегда задают люди. И тебе их будут задавать. Что ты, Сергей, скажешь о родителях, о своем роде? Что ответишь на такой вопрос? Говори.
   - Я, Сергей Горский. Мой отец - офицер, полковник в отставке.
  
   А что еще рассказать? Какое значение здесь имеют мои анкетные данные оттуда?
  
   Но вот у Ильи на этот счет было свое мнение. Он требовал еще и еще подробностей. Из какой семьи мать? Сколько лет отцу? Есть ли братья? И еще целая куча вопросов.
   Никола прутиком на земле чертил какие-то узоры, расправляя второй рукой усы. Слушал, не глядя на меня. Думал. Наконец я ответил на все вопросы Ильи.
   Сидим, молчим.
   Потом молодой цыган посмотрел на отца.
   Интересно за ними наблюдать.
   Илья с Николой обменялись довольно долгим взглядом, этакий спор без слов. Взгляд отца победил. Сын вздохнул и нехотя кивнул.
   Илья хлопнул по колену ладонью, и сказал только одно слово.
   - Мишто. (хорошо)
  
   Никола резко поднялся и направился к серому. Вскочил в седло, взял гнедого красавца в повод и на рысях покинул нашу гостеприимную полянку.
   Не особо разговорчивый парень, когда касается дела. И лошадку увел. Я про чужой монастырь уже говорил? Вот и не лезу. Но, видимо, Никола может мне помочь с легализацией.
  
   Илья мне вскользь сказал, что Никола де просит зла на неразумного цыгана, что со мной вчера столкнулся, не держать, а виноватого он сам накажет.
   На мой непонимающий взгляд Илья неохотно дал объяснение.
  
   Оказывается, на меня вчера наткнулся вор. А Никола шел за ним, именно с целью наказать. Цыган у цыгана не крадет, но бывают исключения... И эти исключения караются очень жестоко. Но это меня трогало мало, то их дела.
  
   Цыгане шустро перекусили и стали сворачивать лагерь. За полчаса лошади запряжены, лагерь собран. Я со своими вещами размещен в кибитке.
  
   С некоторой дрожью покидал полянку. Это как детский страх, вот сейчас закроешь глаза, и все плохое исчезнет. А оно, зараза, не исчезает. Зеленая полянка с кострищем - последнее, что связывало меня с прежней жизнью. Страшновато ее оставлять. Ничего, птицам тоже из гнезда жутко прыгать в первый раз. Прорвемся! Принимай меня новый - старый мир, будь ко мне добрым и снисходительным. Поехали. Нас ждет Смоленск. Баро форо.
  
   Скрипят колеса, мягко стучат копыта по влажноватой лесной дороге. Да той дороги ..., наезженная колея, всего-то. И редкие деревеньки, которые мы проезжаем. Гляжу через задний борт на лес, на избы, на проходящих крестьян. В первый раз увидел лапти. А что, практично. Здесь они исполняют роль каждодневной обуви, на манер наших кроссовок в союзе с комнатными тапочками. Простая полотняная одежка, по жаре - самое то. Головы у всех покрыты картузами, платками, соломенными шляпами с широкими полями. Простоволосых людей нет вовсе. За исключением мальчишек, конечно.
   Пропустить кибитку они просто не в силах и бегут следом, с интересом рассматривая и выкрикивая дразнилки или приветствия.
  
   К вечеру кони вышли на более широкую дорогу, даже две телеги разминуться могут. Въезжаем в село, виден крест над небольшой каменной церквушкой.
   - Что за село? - Вопрос мой к проходящей молодухе.
   - Ти, Поречье знати. На постой, что ли хотите? Ти, ко мне можно. Вячэря готова. Ти, ёсти будети ли? - Интересный говор, близость Витебщины сказывается.
   Приглашают на ночевку. Вот так, запросто. Непривычно, однако.
  
   ГЛАВА 3
  
   Если вы думаете, что судьбами простых людей управляют великие государи, политики, военачальники, то вы сильно ошибаетесь.
   Простыми людьми управляет казенный документ. Если он у тебя есть, то ты - хозяин жизни, если нет, то ты - никто и звать тебя никак.
   А кто выдает эти документы?
   Маленькие и неприметные винтики большой государственной машины, бюрократы-крючкотворы, но их гусиные перья имеют страшную силу, большую по убойности, чем шуваловские единороги.
  
   Опасайтесь этого крапивного семени. Начальства они бояться хуже смерти, но деньги любят больше жизни. А еще любят всласть покуражиться над просителем, полной чашей испивая свою толику власти. Ой, сладка эта чаша. Как наркотик привязывает к себе. Потому конкуренция в их рядах - жуткая, а законы царят - волчьи. Очень редко встречаются среди них люди порядочные и честные. Среда преобразует и перерабатывает человеческий материал под себя без жалости.
  
   Дорогие современники, ругая бюрократов сегодняшних дней, имейте в виду, они пушистые щенки, по сравнению со зверьем, которое царило в присутственных местах двести лет тому назад.
   Но есть у этой братии одна "ахиллесова пята". На уровне инстинкта они стремятся удержаться у хлебного места, а при первой возможности пролезть, оттирая и затаптывая других, повыше. Поспособствуй чинуше в карьере, и уж за такую услугу он тебе какую хочешь бумагу добудет.
  
   И вот, где-то на просторах Смоленской губернии лошади, везущие подрессоренную коляску с солидным чиновником на важный доклад к высокому начальству, вдруг по неизвестной причине понесли.
   ДТП.
   Коляска переворачивается, чиновник получает кучу ушибов и, естественно, не попадает на такой нужный доклад, а его замещает другой. Именно другой и принимает от высокого начальства награду - повышение по службе и перевод в столицу. Все просто. Оказаться в нужном месте в нужное время.
  
   Результатом дорожной диверсии, исполнителем которой являлся сын Ильи Никола, стали все нужные бумаги, подтверждающие личность Горского Сергея Александровича, потомственного дворянина, проживавшего последние годы за границей, в Богемии, Австрии и Герцогстве Варшавском. Знаю, что таких совпадений не бывает, но и фамилия, и имя с отчеством совпали полностью.
  
   - Зачем ты это делаешь, Илья? Ведь не просто вам достались мои бумаги. - Заданный вопрос, казалось, изрядно позабавил Илью.
  
   - Ты уже заплатил за них с излишком, песнями своими. Сколько их спел нам? Много... Хороших песен. Цыгану песни монеты заменяют, они - его хлеб. Но ты еще заплатишь, сам найдешь как. Знаю... Такой ты человек, Сергей. Свое подарищь - не поморщишься. Теперь наши дороги разойдутся. Мы на Москву подадимся, а дальше - кто знает? Но еще встретимся. Дорога сводит людей.
  
   Цыган отвечал, сидя развалившись у колеса кибитки. Она стояла в полной готовности тронуться в дорогу, только ждала хозяина. Зара с мелкой уже сидели внутри. Илья же не спешил взяться за вожжи.
   Достал кисет с трубкой, решив покурить на дорожку.
   Я последовал его примеру и закурил сам.
   Попыхивая трубочкой, стал говорить, еще не зная, как воспримет мои слова собеседник.
   - Через два года будет большая война. Французы и другие народы пойдут на Москву. Цыган стрелять будут, за лошадей. Они много добра возьмут. Потом назад побегут. Добро бросать будут, прятать. И еще... Перед войной, весной, русский император турка побьет. Бессарабию под себя заберет. Навсегда. Думай, Баро. Тепло там. Сытно.
  
   Сидим, курим. Илья подарил мне отличную трубку-носогрейку, с янтарным мундштуком, а мелкая по имени Мирела - кисет с вышитыми шелком белым шестиконечным крестом 'моего' герба. Зара, глядя на подарок, только усмехалась, а Илья весело щурил глаза. Пускай, зато дымить теперь могу вволю. Вот и дымлю.
   А цыган держит паузу. Мастера они говорить и слушать. Психологи природные, без дипломов. Ложь и правду различают на раз. А этот - явно не из последних. Мастер.
   Наконец Илья заговорил, тихо, но со значением, так не только от себя говорят.
   - Щедро платишь, брат. Золотым словом. Благодарю. В долгу перед тобой. - Пустил последний клуб дыма, выбил трубочку. - Помощь будет нужна, подойди к цыгану, скажи: 'Сергей, брат Ильи Черного'. Все. Прощай брат.
  
   Поднялся, крепко взял меня за плечи, непроизвольно ответил таким же крепким пожатием.
   - Тэ дэл о Дэвэл о дром лачо! (Пусть даст Бог добрый путь)
   - Джя Дэвлэса! ( Иди с Богом )
  
   Ну, вот и еще одна страничка перевернута. Теперь я, Сергей Александрович Горский из Горских, герба Прус. (Prus primo, Turzyma представлен в красном поле белого цвета щестиконечный крест, у которого одного кончика недостает).
   Название этого знамени и начало его, объясняются прибытием в Польшу в конце X века трёх прусских князей, искавших спасения от меченосцев. Герб пруссаков (prus) впоследствии перешёл ко многим польским, украинским и белорусским фамилиям.
   Один из потомков польских Прусов - Николай, получил во владение селение Горское в Литве в XVI столетии, а с ним и фамилию под коей и внесен в родословные книги.
   Были в роду сановники, епископы и воины. Были богатые и совсем бедные. Вот я скорее из последних, небогатых, а вернее обедневших.
  
   Все надежды на устройство и адаптацию в изменившейся действительности я связывал с аудиенцией в канцелярии Смоленского губернатора, на предмет соискания вакансии на государственную либо военную службу.
   Но это потом.
   А на сегодня необходим визит к предводителю местного дворянства, Лесли Сергею Ивановичу. Там, предъявив бумаги, и рассказав о своих затруднениях, испросить рекомендации.
   Оказывается, была такая обязанность у предводителя дворянства, проверять подлинность прибывающих на постоянное место жительства дворян, а за самозванство карали сурово. Кроме того, вносить изменения в родословные книги, а также, оказание помощи, ежели будет нужда, в устройстве судьбы представителей дворянских фамилий.
   По-простому - паспортный стол, бюро трудоустройства, брачная контора и касса взаимопомощи для избранных.
  
   Ой, чтой-то меня мандражит. Тут тебе не театр Вахтангова, играть надо по системе Станиславского. 'Не верю!' быть не должно.
   Стараниями Ильи и его соплеменников упакован вполне. Я одет в темно-синий сюртук, сшитый по моде. Дорожный баул с вещами, книгами на немецком и английском языках, одеждой, а также саквояж с бумагами и самым необходимым выглядят весьма представительно. В гостинице приняли радушно и без проблем. Барин из-за границы прибыли. Но сейчас, откровенно трушу. Первый визит, самый сложный.
   Настроился. Выдохнул. Шагнул на порог.
  
   ... Шагнул на порог... и проснулся. В холодном поту. Буквально. Хорошо, что это только сон. Пробил нервный смешок:
   - Штирлиц никогда не был так близок к провалу.
  
   Интересно, что бы я говорил о себе, о своем пребывании за границей, как бы общался вообще. Ведь от людей начала девятнадцатого века отличаюсь, как сенегалец от японца.
   Двигаюсь не так, говорю иначе. Грамматика другая, двух слов не напишу нормально. Да какая грамматика ..., я и перьями пользоваться не умею, ни писать, ни очинить. Опасную бритву только осваиваю, одежду, будь она проклята, французского образца, носить не умею.
   Научусь, конечно, а что делать? Эх, я - попаданец, прогрессор, супермен. Тут бы выжить, да не загреметь на каторгу или в желтый дом. Дворянских бумаг захотелось - имеешь. А толку...?
   Какой ты дворянин, если при входе в комнату выключатель на стене ищешь, разницу между сиятельством и светлостью представляешь с трудом, французским не владеешь. Неделя жизни в таборе и два дня в гостинице показали - чужой ты здесь, Серега. И эта чужеродность может вылезти в любой момент.
  
   Дурак ты, парень, нужно было в таборе остаться, там уже освоился, вроде как. Нет, задумал Отчизне послужить, романтик. Только как к этому служению подобраться - без понятия. Всегда у меня так, сперва делаю, потом думаю. Дурной характер. Карма. И девизом на моем дворянском гербе можно смело начертать. 'Война план покажет'.
  
   Утро только занималось, когда я покидал Смоленск.
   Всегда, если возникала сложная проблема, я отправлялся в дорогу. Решение, как правило, приходило в пути.
   Что бы сделал настоящий Горский после возвращения из-за границы? Да на могилу к родителям он бы поехал! Поклониться, прощения попросить. Вот и мне следует поступить так же, ведь теперь я и есть тот потеряшка. Риск? Да плевать. Так надо, и все тут. А дорога поможет вжиться в этот мир.
   Вот в Смоленск вернусь обязательно. Да и нравится мне мой город, приветлив он ко мне. Подарил первые знакомства, возможность легализации, средства на первое время. А пока конечная точка моего маршрута - Витебская губерния, деревня Горки, имение Горских.
  
   - Ты, российская дорога, семь загибов на версту...
   Песенка привязалась ко мне прочно. Во-первых, по теме. Дорога - песня. Именно эта. А, во-вторых, моего возницу зовут Гаврила, как в фильме про гардемаринов.
  
   Невзрачный с виду крепенький мужичок с хитринкой в глазах, но возница отменный. Коляска, нанятая в Смоленске сроком на месяц вместе с кучером, содержится в порядке, лошадки ухожены. Мужик услужлив и не болтлив. Отличный спутник в путешествии. Все окрестные дороги знает, а за дополнительную денежку исполняет роль личного слуги.
   Здорово меня выручал на первых порах. Как себя вести на постоялых дворах, сам-то я был без понятия. Пришлось поглядывать на других, а в особо непонятной ситуации глубокомысленно говорить, надувая щеки:
   - Гаврила, ты уж расстарайся, братец.
  
   Явно, иногда говорил не по делу, но мужик относился к этому философски.
   Блажит барин, так это дело барское.
   Далекие предки таксистов уже тогда имели все черты своих современных коллег.
  
   Неделя дороги и встречи, встречи, встречи. Каждый день с другими людьми, каждый день общение, беседы иногда партия в карты или шахматы с попутчиками на постоялых дворах.
   Пьянка с офицерами смоленского гарнизона, возвращающимися к месту службы. Они, как и мы, пережидали дождь, зарядивший на целый день.
   А еще были монахи и послушники, идущие пешком из Иерусалима к Белому морю, посещая по пути все значимые православные храмы. Годами идут.
   Барышни в сопровождении компаньонок и старших родственниц. Купцы и вездесущие приказчики. Крестьяне. Казаки с пакетом. Этап арестантов. Семья помещика, переезжающая в имение из города. Студенты. Да упомнишь ли всех?
  
   Больше слушал и смотрел, меньше говорил. И поражался людям. Насколько они другие, непохожие на нас, и в тоже время такие же.
   Удивляла неторопливость и обстоятельность в движениях и словах, аккуратность в одежде крестьян. Как я понял, тех самых, угнетаемых крепостных. И их чувство собственного достоинства. Вот неожиданность!
   Не лохи, не лузеры. Пусть крестьяне, пусть крепостные, но люди ПРАВОСЛАВНЫЕ. Да, их могут продать, или забрить в солдаты, но к этому относятся спокойно.
   Они живут по законам, заведенными исстари, установленными не ими. Но законы эти, оказывается, соблюдаются всеми. И крестьянами и их хозяевами.
   Я слушал их разговоры и узнавал, что бывает всяко. Голодают, не без того, но голодают в неурожай, и беду эту Миръ разделяет на всех. А барин обязан заботиться о них, а вот если не хочет, то имение вполне может сменить хозяина на наследника. За этим оказывается, следят.
   Конечно, есть и изверги, есть и моральные уроды среди помещиков и управляющих, но это не правило, а исключение. Просто невыгодно гнобить без нужды свое добро.
  
   Проще было с военными. Вот уж кто во все времена остается неизменным. Бабы, карты, водка и война. Вечные темы, но отличия, все же, были. Стоило разговору зайти об исполнении службы, тут - шутки в сторону. К этим вещам относились серьезно. Профессионалы, хоть и поругивающие свою работу, но глубоко уважающие свою профессию. Эти, пожалуй, были мне ближе всех.
  
   Торговая братия тоже не слишком отличалась от знакомой мне по своему времени. Внутренне.
   Деловая хватка, предприимчивость, некоторая наглость, любовь к атрибутам и знакам статуса у них присутствовали. Все как у нас. Зато внешне абсолютно не похожи на офисных работников или загнанных челноков. Все как на подбор - жилистые, загорелые крепыши. Да, и еще. Бумаг при заключении сделок не пишут. Ударили по рукам при свидетелях и все. Кидалово, наверное, есть, без этого в их деле нельзя, но слову здесь верят.
  
   Труднее всего было сойтись с людьми, теперь уже своего круга. Но именно встреча с двумя очаровательными сестрами Авиловыми, которым помог выйти из их коляски и расположиться на постоялом дворе, дала возможность почувствовать себя жителем той эпохи. Просто случай.
   После того как я представился и начал путано рассказывать о себе, инициативу в разговоре перехватили сестры. И рассказали обо мне все ...
  
   Вот ведь свойство молодых, красивых женщин. Они всему найдут объяснение, главное им не мешать. В моем лице они получили благодарного слушателя истории обо мне самом.
   Оказывается, случай с моим покойным отцом широко известен. Все жалели старого Горского, который, из-за козней молодой жены выгнал своего сына без гроша. А когда понял что натворил, бросился искать свое чадо. Шесть лет, до самой смерти искал.
   Пил сильно, каялся. Жену в монастырь заставил уйти. Имение по ветру пустил. Заложено нынче на значительную сумму, которая вся ушла на поиски сына. И меня жалели. Я, по народной молве, оказывается, попал за границей в руки контрабандистов, был вывезен в Альпы, жил в плену, бежал. Роман в трех частях.
  
   - Но это же все знают, Серж. Вы несколько лет провели в горах, среди диких пастухов и контрабандистов, пока не бежали. Ах, как это романтично. Конечно, все это превратности судьбы, но вы достойно их преодолели. Ваша седина при столь молодом возрасте говорит о тех лишениях, что выпали на вашу долю ...
  
   Под конец беседы, вернее уже сплошного монолога на два голоса сестер, голова готова была треснуть от обилия подробностей о моей же жизни. Но все имеет конец, и мы распрощались. Но...
   Есть такие слова, провинция и слухи. Соедините их и получите Интернет начала девятнадцатого века. Форум "Сергей Горский и его приключения" работал отлично, опережая мое продвижение к Горкам. И результат сказался, когда неожиданно для меня на одном из постоялых дворов прозвучало приветствие, обращенное ко мне лично.
  
   - Сергей Александрович, Вы не узнаете меня? Я Дмитриев Олег Степанович, бывал у Вас в имении.
   - Да конечно. Рад. - Только и смог проговорить я, удивленно рассматривая представительного седого помещика в коричневом сюртуке и с военной выправкой.
  
   - Я с трудом узнал вас, Сергей Александрович. Немудрено. Видел Вас девять лет тому. Нда-с ..., слышал о Ваших бедах. Не поверил вначале. Авиловы, знаете ли, болтушки знатные. Не думал уже увидеть сына моего доброго приятеля живым. Да вот, Господь сподобил. Возмужал. Видно многое пережил, ну да главное - живой. Сейчас в Горки?
   - Да. Думаю поклониться могиле батюшки.
   - В дальнейшем, не сочтите за назойливость, как думаете поступить? О ваших приключениях весь уезд гудит, народ у нас в провинции сами знаете...
   - Сейчас только заеду долг сыновний отдать. В пределах России еще и месяца нет, как обретаюсь. После - обратно в Смоленск, есть некоторые прожекты как Горки выкупить. Но требуют моего присутствия там.
   - Будете просить вспомоществования? Тогда лучше в родной губернии. Да и родня...
   - На Отчину вернусь только полноправным Горским, никак иначе. И это твердо...
   - Что ж, узнаю Сашину кровь. Бог тебе в помощь, сынок.
  
   А помещик растрогался под конец. Глаза увлажнились, мелко крестит.
   - Ты уж заезжай к нам в Липовку. Вероника Андреевна рада будет, да и мне отрада. Расскажешь о жизни своей, а мы, старики, порадуемся.
   - Заеду, Олег Степанович, непременно заеду. Только о прошлом своем рассказывать - увольте. Тяжело, а иногда и стыдно за свои поступки прошлые бывает. Забыть хочу. Вы поклон Веронике Андреевне передавайте. Как выкуплю имение, буду наведываться с визитами.
  
   После этой встречи меня стали "узнавать". Видимо мой отказ рассказать о своих похождениях подстегивал людскую фантазию и интерес. Все додумывали сами. Но благодаря существующему интересу, "возобновил" знакомство с несколькими помещиками, причем из старой Витебской шляхты. Все выказывали свое расположение и приглашали с визитами.
   Наверное, я действительно был похож на пропавшего семь лет тому паренька. Хотя, ему должно быть только двадцать три, против моих тридцати шести, но сейчас люди выглядят постарше, чем аналогичный возраст в наше время. Да и перенос меня здорово омолодил.
  
   Наконец подъехали к Горкам. Небольшое поселение дворов на тридцать, не богатое и не бедное. Обычное.
   Встречало все наличное население. Слухи опередили и здесь. Крестьяне кланялись. Бабы платочком слезы утирали, дети глазели с деревьев и из-за плетней.
  
   Вышел из коляски и остановился, не доходя до толпы пару шагов. Навстречу мне бросился рослый мужик, упал в ноги.
   - Прости, барин, не уберегли мы батюшку твоего. От кручины по тебе, милостивец наш, помер. Схоронили возле матушки вашей. Всем миром за могилками приглядываем. Имение ныне в казну заложено. Усадьбу заколотили, все мебеля повывезли. Бумаги что были в доме опечатали да и отправили в уезд.
   - Встань...
   - Тимоха я, барин, на конюшне служил, а ныне старостой в Горках.
   - Встань, Тимоха. Отведи к батюшке.
  
   Постоял у могилки. Крестьяне не приближались, давая побыть в одиночестве. И что странно, чужие люди похоронены, а сердце щемит. Да еще и имение это...
   Любили люди старого барина, видно сразу. И Сережу пропавшего любили. Если буду в состоянии, помогу этим людям, чем смогу. Да только мне бы кто помог.
   Спускаясь с кладбищенского холма, встретил депутацию, состоящую из мужиков во главе с Тимохой, которые терпеливо меня поджидали.
   - Барин, отобедай, чем Бог послал, не побрезгуй. Надо батюшку твоего помянуть.
   Не отказал. Люди от души предлагали. Сидели недолго, сразу и в обратный путь.
  
   - Может, заночуешь, барин? Мы тебе перины постелем. Оставайся. - Начал по-новой староста.
   - Нет, Тимоха. Тяжело мне. Поеду. Горки выкуплю, не сомневайся. Пока я беден, но деньги будут. Имение сберегите. Вот, возьми пока.
  
   Отдал два четвертных, половину оставшейся у меня наличности.
   Провожали тоже всем народом. Ехал и слышал, как затихал крик пацаненка, вылезшего на крышу последней избы.
   - Вертайся, барин, у меня братик скоро родится, крестным будешь!
   Вот сорванец.
   Лошадки бодро рысили, неся меня обратно на встречу с кирпичными стенами Смоленска. А Гаврила с облучка распевал:
   - Ты, российская дорога, семь загибов на версту...,- безбожно коверкая мотив.
  
   ГЛАВА 4
  
   Хорошее выдалось путешествие. И себя показал, и людей посмотрел, и французский язык с этикетом потихоньку осваивать начал.
   А как вы думали? Дорога длинная, а на перегонах занять себя чем-то надо. Да и проблема информационного голода, увы, существует. Вот и штудирую то словарь, то 'Наставление знатному молодому господину, или Воображение о светском человеке', изданное в 1778 году. Это на постоялых дворах, как в аэропорту, все более или менее равны между собой. Дворянин в жизни буквально опутан писаными и неписаными правилами. И все их надо знать. Взялся за гуж - полезай в кузов.
   Кроме информационного голода есть еще одна проблема. Конечно, все вокруг новое, но до чего же медленно одно событие сменяется другим. Люди живут неторопливо, даже весьма неторопливо по сравнению с нашим сумасшедшим временем.
  
   Что, впрочем, не мешает им быть весьма шустрыми, когда дело касается обдирания ближнего. Жуликов хватает и в это время.
   Безобидная партия в карты на третий день после выезда из Горок закончилась большим дорожным приключением.
  
   Сам я в игре участие не принимал, но заметил, как пара катал (а как их еще назвать?), раскручивает молодого паренька из дворянского сословия на деньги.
   Тактика шулеров весьма незамысловата, но действенна. Один игрок отвлекал жертву, а второй передергивал карты. Разгоряченный первоначальными выигрышами и вином мальчишка самозабвенно лез в ловушку. Деньги у него имелись, и достаточно большая сумма, но потихоньку он спустил все.
  
   По-видимому, не я один заметил, как разводят мальчишку. Сидевший в углу общей залы купчина кряхтел, но помалкивал. Отвлекающий парнишку игрок пару раз выразительно глянул в его сторону, после чего тот затих. Негласные правила карточной игры требовали - человек, не принимающий участие в игре, не имеет права уличать шулера.
   -Господа, я желаю отыграться. Господа, вы же не можете мне не позволить отыграться! Я требую еще одну партию. Ставка - вот этот перстень. Его стоимость превышает все ставки в три раза. Я требую, господа! Да-да! Я требую. Вот...
  
   Парнишка, кажись, дозрел, фамильные ценности закладывает. Перстенек имеет вид старинный, а синий камушек так и отсвечивает звездочкой из глубины. Сапфир, наверное. А катала, уже на него нацелился. Урод.
   Не мое ведь дело, куда я лезу?
   Поднявшись со своего места, направляюсь к выходу из зала. Путь как раз проходил мимо стола с игроками. И тут, экий я неловкий, спотыкаюсь и буквально падаю на сдающего карты красавчика. На короткий момент, будто удерживая равновесие, наклонился к его голове и тихонько прошептал.
   - Тронешь перстень - урою, муфлон египетский. - И тут же громко стал извиняться.
  
   На личико шулера нужно было поглядеть. Какое-то детское удивление и растерянность, вызванные моим неправильным поведением, и еще более неправильными словами, сменилось гневом. Но его, в свою очередь, сменила маска равнодушья. Все-таки нервы у него крепкие.
   Произнося слова извинения, я очень выразительно глядел ему в лицо, как бы приглашая - голубчик, ну затронь меня, ласково тебя прошу, уже месяц хочу кому-нибудь морду набить.
   Эх, жалость, не затронул.
   Игра была завершена, все разошлись отдыхать.
  
   Наутро вчерашних игроков за завтраком я не видел. Жулики уехали на рассвете, а парнишка не появлялся, видно еще спал. Отоспится, может, поумнеет, а нам - в дорогу. И опять километры, или вернее версты, ложатся под копыта наших лошадок. Только интуиция моя говорит:
   - Серега, сегодня будет третий акт Марлезонского балета, будь готов.
  
   И таки да, как говорят в Одессе.
   Вот она, встреча горячо любимых, бандитствующих элементов. Выходят двое вчерашних орлов, а с ними группа поддержки, в виде троих крепких мужиков с дубинами. И еще один с какой-то пищалью замыкает окружение сзади. Приближаются неторопливо, наслаждаясь эффектом.
  
   Ребята, вы английский стишок про пулемет не знаете? Я тоже не помню все полностью, но пара строчек процитировать могу.
  
   ...Whatever happens, we have got
   The Maxim Gun, and they have not.
  
   (Цитата из поэмы Хилэра Бэллока 'New Traveller'
   'Всё будет так, как мы хотим.
   На случай разных бед,
   У нас есть пулемёт 'Максим',
   У них Максима нет. ')
  
   Содержание такое, у кого есть 'Максим', тот и круче, а у кого нет, тому больно.
  
   Пулемета мне не дали, но ТТ, в простонародье Тотошка, есть. Да и нервы у меня, уж простите, после переноса ни к черту. Как же вовремя вы, ребята, подвернулись!
   - Гаврила, держи лошадей, сейчас буду шуметь.- Вожжи сразу натянулись. Молодец.
  
   Тот, что с ружьем - самый опасный. Извини, парень, за спиной врага оставить не могу.
   Бабах!
   Рисковать не стал, пуля в лоб - гарантия безопасности тыла. Бабахнуло еще дважды. Каждый из орлов получил по пуле в коленку.
  
   - Лежать! Работает ОМОН! На землю! Застрелю! - Дальше междометия.
   Вот как мое время из меня прет. Родная стихия! Бандиты- разборки, е ...
   Упали, голубчики, закрыли головы руками, один даже взвизгнул перепугано. Подскочил к ближнему мужику, горячий ствол утыкаю в бороду.
  
   - Где остальные?! Быстро! Где коней оставили?! Кто возле них? Быстро! Убью!
   - Все тут, барин, не убивай, милостивец. Все тута! Коней вона привязали. Мы - поднявольные! Смилуйся!
   - На пузо, замереть, руки держать на затылке! Не дергаться.
  
   Опачки, а Гаврила-то с топором уже подле меня. Спину прикрывает. Щерит зубы в недоброй ухмылке, глаз прищурен. Испуга нет вовсе.
   Прекрасно.
   Киваю на мужиков.
   - Присмотри.
  
   Сам к вчерашним знакомым. Те в шоке, причем, натуральном. Пуля в колено, это очень больно. Быстро обыскал. У одного - клинок в трости, у другого - маленький пистолет и кинжал. Отобрал. Повернулся к разбойничкам.
   - Встали. Схватили этих и к лошадям. Бежать не думайте, пуля быстрее. Я позади. Гаврила, того, с дороги, убери. Коляску - в кусты, там вроде тропка есть.
  
   Перебазировались на полянку, недалеко от тракта. Рядом с тарантасом шулеров и крестьянской телегой пристроили и свой транспорт. Гаврила сноровисто связал мужиков, посадив их спинами, друг к другу. Интересно, и чем он раньше занимался? Дело ему, похоже, знакомое.
   Раненые сидят у дерева, пытаются унять кровь, покойничек лежит в сторонке. Все при деле. Ну, начнем разговор. С главного.
   - Деньги?
  
   В ответ молчание и презрительные взгляды.
   Эх, ребята, я ведь из другого времени, играю не по правилам. Приучили, причем накрепко, что законы работают, только в одну сторону, а для силы - закона нет. Сегодня я сильнее, значит по любому прав. Впрочем, это усваивается быстро. Стреляю тому, что похлипче, во вторую ногу.
   - Деньги?
  
   Целюсь в другого раненого, и продолжаю.
   - Есть еще руки, есть еще уши, глазки есть, и еще кое-что у мужчины. Много терпеть придется ... Ну?
   - Ты - зверь. Будь проклят. Деньги под сиденьем справа.
   - Гаврила, пошарь в их повозке. Что полезное найдешь - тащи.
  
   Возничий полез в шарабан. Молча. На меня поглядывает с интересом, но без испуга и без удивления.
   А я продолжил беседу, правда, только с одним из бандюганов, второй потерял сознание. А клиент сей говорливым оказался и больше в партизана на допросе не играл. Хотелось больше узнать об их деятельности и вообще об этой среде.
  
   Оказалось, криминал в это время есть, и много, но занимаются им люди или совсем отчаянные по характеру, или от безысходности. Ибо ловят и наказывают. И власти, и обыватели. Самосуд - явление весьма распространенное, а Сибирь большая. Казнить не казнят, но наказывают сурово.
  
   Ну, ладно, а чего дальше делать? Свидетели мне не нужны, а хладнокровно добить толпу народа, это уже перебор.
   Раз свидетели не нужны - буду делать из них соучастников и подельников. Гаврила к тому времени вытащил из повозки кучу трофеев и бросил на расстеленную кошму. Что-то спрятать от возничего в тарантасе не реально.
   Деньги, золотые цацки, часы, бумаги в кожаной папке. Саквояж с дорожными мелочами. Все выложил до нитки, ничего не зажал. Надо же, не ожидал, честно говоря, такой щепетильности.
  
   Отбираю только деньги. Сумма приличная, тысяча двести ассигнациями и шестьсот монет золотыми червонцами, в тайнике обнаружилось. Потом, подумав, забрал папку. Остальное подталкиваю к связанным мужикам.
   - Это ваше, голуби. Вышли на грабеж и душегубство, так вперед. Этих двоих пограбите, их же и порешите. Тела запрятать, тарантас спалить. С лошадьми разберетесь. Я вас не видел, вы меня не знаете.
  
   А куда им было деваться под стволом?
   Исполнили, погрузили все в тарантас и отбыли. Они - в одну сторону, мы - в другую. Отъехали недалеко, как возничий заговорил.
   - Долго на дороге пусто. Ты бы, барин, поглядывал. Кто-то путников задерживает.
   Едем, поглядываем, помалкиваем.
   Минут через пятнадцать навстречу попались проезжающие. Оказывается, дерево упало на дорогу. Подгнило видать. Ну-ну. Едем дальше. Продолжаем разговор.
  
   - Грозно ты, Сергей Саныч, с ними-то...
   - Жалко? Да не смущайся, Гаврила. Не зверь я. Человек. Просто жил в таком месте, где все так живут. Или ты порвешь, или тебя. Каждый сам за себя. Из-за золота и власти - мать, жену и детей предадут. И отца, и друга обманут. Не все, но многие, слишком многие.
   - И веру?
   - Нет, веру не предадут. Потому как золото и есть их вера. Бога там забыли.
   - В страшном месте довелось тебе побывать, барин. Не дай Господь. Рази ж человек так жить может, только нехристь какая. Да и то, не жизнь - маета одна. Ты не думай, я и сам не святой, то и сам ты смекнул, должно. Только глаз у тебя, равнодушный уж больно был, как этих-то приговорил.
   - Гаврила, опасаться меня не надо. Вот здесь триста рублей, то твоя доля, что спину мне прикрыл, да крови не забоялся. И еще триста, то на храм пожертвуем. Грех на мне есть.
  
   Возчик хмыкнул.
   - Так нет на тебе особого греха, Сергей Саныч. Тут же, не так считать надо. Ты жизнь свою спасал, то не тяжкий грех. За тех двоих, не тебе ответ держать, сами судьбину выбрали. А три души, хоть пропащих, ты сохранил, а мог и не пожалеть. Вот ведь как. - Помолчал, почесывая бородку. - И еще... Скажи мне барин, кто такой, этот Омон будет? Жуткий человек должно...?
   Вот такое приключение.
  
   А ведь я ошибся. Не мелкие шулера и не бандиты-гопники оказались, ныне покойные, братья Фролины, Федор и Анатолий Степановичи.
   Имена их я выведал во время экспресс-допроса, устроенного на полянке, а вот калибр преступной деятельности уже определился из отобранных бумаг. В наше время братьев назвали бы крупными земельными аферистами и вымогателями. Рэкет и рейдерство - вовсе не современное изобретение.
  
   Пользуясь целым набором приемов, играя на людских слабостях, братишки добывали различные рычаги давления на местных помещиков, купцов и других состоятельных людей. Имея на руках закладные на поместья, долговые расписки (это и находилось в отобранной папке), а также компрометирующие бумаги личного характера, хранящиеся где-то отдельно, они собирали оброк с несчастных, угодивших в их сети.
   При этом полностью лишая терпил возможности обратиться к властям.
   Фролины действовали напористо, цинично и умно, сохраняя видимость законности. В столицу и к сильным мира сего не совались, исповедуя принцип - курочка по зернышку, зато каждый день.
  
   Но что мне делать с бумагами?
   Закладные на полдесятка поместий, фамилии владельцев которых мне ничего не говорят, а, также, долговые расписки на общую сумму семьдесят одна тысяча рублей. Многие фамилии в закладных и долговых повторяются. Большие деньги. Учитывая, что поместье в сто душ мужиков, давало годовой оброк в пятьсот рублей.
  
   Врожденный дар вляпываться во всякого рода истории воспитывает умение выпутываться из них. Это обо мне.
   Уничтожить бумаги нельзя, воспользоваться ими...? Нет, не хочу. Трофейные безликие деньги - одно, а чужие слезы и горе в трофеях - другое. Вернуть бы это, неправедно добытое ...
   Сам распорядиться рухнувшем на голову наследством не сумею, значит, надо найти того, кто сможет. Нужен уважаемый человек, которому можно было бы довериться. А такой есть.
  
   - Гаврила, до Липовки, имения Дмитриевых, далеко будет?
   - Так назад надо вертаться, Сергей Саныч, два дня добираться.
   - Поворачивай на Липовку. Проведаем Олега Степановича и Веронику Андреевну.
  
   Коляска развернулась на узкой дороге, все-таки возница у меня отменный, и покатила назад. Мой путь слегка удлинился, но я нисколько не сожалел о происшедшем, спешить некуда, а Гавриле, казалось, вовсе не хочется расставаться со странным барином. И не скучно, и в прибытке. Правда, свое мнение насчет моих способностей к поиску приключений на свой тыл, он высказал.
   - Скучать возле тебя и не думай, Сергей Саныч, ты, как то железо магнитное, где какая каверза, так к ней и тянешься. Или она к тебе. В покое тебе жить не интересно. Но и удача твоя велика. Таких денег, как ныне, мне вовек не заработать было, эвон как ...
  
   Некоторая фамильярность в наших отношениях появилась еще до дорожной стычки. Полу в шутку, полу всерьез предложил Гавриле стать моим управляющим, как только выкуплю Горки.
  
   - Я подумаю, барин. Вот вернемся в Смоленск, отвечу. Ты, вроде, Сергей Саныч, барин добрый.
  
   С тех пор он все реже именовал меня барином, а чаще по имени-отчеству, на правах будущего управляющего, а я не возражал. Шутить тут надо аккуратно, за свои слова отвечать приходиться.
  
   Визит, который я нанес чете Дмитриевых, был теплым и каким-то домашним. Приложился к ручке Вероники Андреевны, пахнувшей лавандой и табаком и, получив от нее материнский поцелуй в лоб, почтительно обнял главу семейства.
   Обычаи в их доме были простые, московские, поэтому сразу же попал к столу, где ко мне обращались запросто по имени. Меня приняли как своего, почти родственника.
  
   Начали с закусок, которые сами по себе могли сойти за обед, а после целая череда горячих блюд, да все под анисовую водочку да под клюквенную настоечку. Умели на Руси потчевать. Казалось, не можешь съесть больше ни кусочка, но новое блюдо, предложенное радушными хозяевами, настолько восхитительно, что отведываешь с удовольствием. За время долгого обеда говорили о погоде, видах на урожай, моем путешествии в Горки, о соседях. Тем хватало.
  
   Наконец настала пора мужчинам выкурить по трубочке. Хозяйка захлопотала по дому, готовя комнату для дорогого гостя, а мы с Олегом Степановичем уединились в кабинете хозяина. Там я и обратился к нему, как к другу отца и как к офицеру и дворянину со своей проблемой. О стычке я рассказал все.
  
   - Олег Степанович. Вот финансовые обязательства многих людей, отобранные мною у напавших разбойников. Я так понимаю, добыты они были не честным путем. Дать официальный ход делу я не хочу, так как при нападении пришлось применить оружие и взять на себя грех смертоубийства, пусть и защищая собственную жизнь. Потому прошу вашего совета в сем щекотливом деле.
   - Умеешь ты врагов выбирать, сынок. Ну да ничего. По врагам о человеке тоже судят. Покури пока, Сережа, а я погляжу. - Сказал и углубился в бумаги. Через время продолжил.
   - Хм..., однако, непростую задачку задаешь. Ведь большие средства в руки пришли и тебе сейчас весьма нужные. Почему не воспользовался? - Поймав мой хмурый взгляд, продолжил.
   - Понимаю. Саша, такой же был, Царство ему Небесное. Понимаю. Прости старика. Вот что скажу, враз не решить такую проблему. В бумагах девять фамилий упомянуты, пятерых знаю лично, об остальных тоже дурного не слышал. Трое, - отложил несколько бумаг - по этим долговым расписками - купцы, не самые крупные, но хваткие. Двое из Витебска и один, вроде, смоленский. С ними не знаком, хоть имена на слуху. Остальные помещики из нашей Витебской губернии. Двое - знакомцы шапочные, из других уездов, но представлены мы друг другу были. А вот вдову капитана Сорокина, сама она из Мирских будет, не знаю вовсе. Недавно из Петербурга приехала в дедово имение Бражичи. Еще траур носит. - Опять отложенные бумаги и задумчивый взгляд на оставшиеся.
   - Эти трое - мои соседи, меньше дня езды до каждого. Дружим давно. Вот с визитов к ним и начну, а ты погости у нас недельку, пока мы, старики покумекаем.
  
   Видимо, взваленная ему на плечи проблема вовсе не тяготила старого вояку. Напротив, приосанился, глаза загорелись.
  
   Фролиных знали и не любили, да и боялись, чего греха таить. Об этом мне поведал радушный мой хозяин.
   Глава семейства, Степан Федорович Фролин состоял на интендантской службе в губернии и квартирмейской при армии, в немаленьких генеральских чинах, а три его сына прослыли хитрецами и хамами. Судя по реакции помещика, где-то и его задела фролинская семейка.
   А я, как всегда, задним числом, пожалел, что оставил свидетелей. Да, кто ж знал, что их целый клан.
  
   А ну его все! Пока Олег Степанович наносил визиты, я отдыхал на полную катушку. Верховые прогулки полюбились мне еще в прошлой жизни, и теперь отводил душу, носясь по всей окрестной местности на каурой кобылке, предоставленной мне хозяевами.
   Такой прекрасной земли еще надо поискать, и я просто радовался этой красоте. Восходам, наполненным бриллиантовым переливом росы на траве и щебетом птиц, полуденной жаре, которую так хорошо пережидать в тени старых темных дубов и бронзоволистых буков, внезапному теплому дождю, закатам, сменяемых звездным небом. Радовался своему здоровью и силе, радовался встречам с разными людьми.
   А народ здесь жил приветливый. Я шастал без всякой системы, просто выезжая утром и направляясь, куда Бог на душу положит. Учил мальчишек, как меня в детстве, ловить рыбу руками, подсобил пастухам в перегоне табуна, даже присоединился к мужикам на покосе. Ну, нравится мне такая работа.
  
   Уже на закате истории СССР несколько раз выезжал, как и любой ИТР, в подшефное хозяйство, где обучился косить траву на уровне местных крестьян. Кому довелось работать литовкой, меня поймет. Став с мужиками в ряд работал на равных. Трава ложится под косу ровненько, пяточка скользит по земле только шорох стоит. Ух, красота!
   Граф Толстой пахал, и мне и на покосе поработать не зазорно.
  
   Смеялся шуткам мужиков, сам шутил, вызывая ответные улыбки. Нет, панибратства не было, но и чужим себя не чувствовал. Местные молодки, тоже были приветливы. Даже чуть более...
   А че? Я ведь живой человек, в конце концов, а одиноких баб на Руси, увы, всегда хватало. Короче отдыхал, как умел.
  
   Гаврила свел знакомство с местным населением и с пользой проводил время то на конюшне, то в кузнице, то обхаживая свое транспортное средство. Авторитет у местных он заработал как-то сразу. Частенько его можно было видеть солидно беседующего с мужиками постарше, а те внимали ему с интересом и уважением. Видимо, благодаря его влиянию, на мои чудачества и нестандартные поступки местные смотрели снисходительно.
  
   Но все кончается, и мои каникулы тоже закончились. Опять мы колесим по пыльной дороге, а длинные перегоны весьма способствуют размышлениям.
  
   На рубеже столетий земля Великого Княжества Литовского, отошедшая к России после раздела все крепче привязывалась к Российской Империи. Шляхта с трудом, медленно, но привыкала, что отныне они являются частью дворянства российского. Вспоминали, конечно, вольности Речи Посполитой, но, в общем, смирились. Понимали, что их землякам в других землях хуже. Так бы и продолжалось, если бы не зажглась звезда гения нового правителя Европы - Наполеона Бонапарта.
   На отошедших Пруссии и Австрии после раздела Речи Посполитой землях Наполеон создал союзное Герцогство Варшавское, породив огромный подъем польского, а следом за ним и литвинского патриотизма, особенно в среде мелкого шляхетства.
   Вернулась надежда на возрождение Речи Посполитой.
   Это буквально раскололо общество на два лагеря. Одни ратовали за воссоздание Великой Польши и Великой Литвы, а вторые, в основном из новых служилых людей, защищали вновь установившийся порядок. Какие страсти кипели в салонах и собраниях! Куда там итальянцам. Правда не так напоказ, не так ярко, зато сила вспыхнувшей неприязни была похожа на волну цунами, набирающую мощь.
   Эта неприязнь сохранится столетия, к громадному сожалению. Славяне умеют любить, умеют прощать, но ненавидеть они умеют лучше всего.
  
   Вот под такую раздачу и попала молодая двадцатилетняя вдова капитана инфантерии Сорокина Анна Казимировна, в девичестве - Мирская.
   Два года тому вопреки воле родителей вышедшая замуж за красавца русского офицера-аристократа и принявшая православие, женщина слишком короткий срок была счастлива. Война она и есть война, и пуле все равно, ждет ли кто-то того в кого она летит.
  
   Анне Сорокиной приходилось тяжко. Детей они с капитаном завести не успели, возможно, поэтому и родня мужа не приняла ее. Родители и родственники, весьма отрицательно встретившие ее решение о перемене вероисповедания, отвернулись. Все знакомые из ее круга осуждали.
   Хоть иди и топись.
   Один дед, Зигмунд Мирский, пришел на помощь.
   Цыкнул на сына и невестку, пообещав лишить их наследства, если не простят дочку. Всех, кто дурно отзывался об Анне, поклялся лично зарубить, а ей самой отписал имение. Мощная личность, не оставил любимую внучку в беде. А на мнение света начхал. Уважаю.
  
   Имение Бражичи конечно не самое крупное и богатое в Витебской губернии, но побольше Горок будет раза этак в три. И вот закладная бумага на Бражичи, находясь в папочке вместе с долговой распиской на три тысячи рублей серебром, путешествуют сейчас вместе со мной в направлении усадьбы Анны Каземировны Сорокиной. Крюк небольшой, а спешить мне, как я говорил, некуда. Отчего бы и не навестить.
   Но обо всем по порядку.
  
   Отставной майор Дмитриев оказался отличным человеком и моим добрым ангелом-хранителем. Да и подружились мы с ним просто-напросто. Олег Степанович принял меня всей широтой своей большой души. Ощущение, что я после долгой отлучки посетил любимую родню, не покидало меня все время, пока я гостил в Липовке.
  
   Взяв на себя заботу о свалившихся мне на голову бумагах Дмитриев, совместно со своими приятелями, а в дело он посвятил еще двоих, провернул операцию по возврату средств неправедно нажитых братьями Фролиными. Причем, все было проведено так, что на меня не бросалось даже малейшего подозрения.
   В результате я имел три рекомендательных письма для вступления на службу от самого Олега Степановича и его друзей, а также некоторую сумму, достаточную для начала процедуры выкупа Горок. Сама сумма образовалась как благодарность от людей, спасшихся от кабалы вымогателей. Честное слово, не хотел брать. Заставили. Чтобы не обидеть - согласился.
  
   Все хлопоты по процедуре выкупа Горок один из приятелей Дмитриева взял на себя по выписанной мною доверенности. В эти дебри мне лезть пока рано, а он, как имеющий связи в уезде, справится без труда. Правда, времени сам процесс займет изрядно, месяца три точно.
   Бюрократия-с.
  
   Этот же Совет Трех, в составе Олега Степановича и двух старых вояк, ротмистров в отставке, Буевича Станислава Леонардовича и Котовича Андрея Яновича, допивая бутылку тминной водочки, вынес постановление - мне из губернии все-таки в ближайшие дни сваливать. От греха подальше, как говорится, но попутно утрясти вопрос с бумагами вдовы.
  
   Совет проходил на веранде в теплой дружественной обстановке по случаю удачного завершения операции, а также, вследствие хорошего настроения в чисто мужской компании. Мне было дозволено присутствовать и участвовать. Правда, на правах молодого.
   Слуг и супругу Дмитриев на мальчишник не допустил, поэтому за пополнением выпивки и закуски периодически посылали меня.
   Ха, да я со всем удовольствием.
  
   Сидя в компании трех ветеранов я думал, что современные продюсеры душу бы заложили за такую фактуру. Слегка огрузневшие, но все еще крепкие, продубленные и опасные мужчины, разменявшие вторую половину шестого десятка.
   Глядя на посеченные шрамами лица назвать их пожилыми, или тем более стариками, язык не повернется.
   Крепки были предки. Плевать, что волосы седые или слегка поредели, плевать, что нет половины зубов, зато ржали над моими шуточками так, что лошади в конюшне отзывались. Анекдоты про поручика Р. и графиню Н. шли на ура.
   После второй бутылки к вдове хотели ехать уже все. Во вояки дают! Хорошо, что под третью разговор плавно перескочил на лошадей, а после на политику. Мрак.
   Времена меняются, а темы на пьянках - вечны. Тем более, если собираются три старинных приятеля.
  
   Компания уже хорошо прогрелась, и потянуло на песни. Ротмистры на два голоса при поддержке Дмитриевского баса распевали недавно вошедшие в моду романсы на стихи как известных мне Жуковского и Батюшкова, так и целой кучи неизвестных в мое время поэтов. Русскому языку становилось тесно в рамках догм поэзии века восемнадцатого.
  
   Все хвально: драма ли, эклога или ода -
   Слагай, к чему влечет тебя твоя природа.
  
   Писал в своей 'Эпистоле' Сумароков, но при этом добавлял
  
   Слог песен должен быть приятен, прост и ясен,
   Витийств не надобно; он сам собой прекрасен.
  
   Вот и появлялись прекрасные стихи и песни, не дошедшие до наших времен, но давшие среду и силу для развития гения Пушкина.
   Нам, избалованными доступностью к музыке и стихам в любой момент через радио, теле и прочие трансляции, не понять трепетного отношения к песням, исполняемым просто людьми, просто для себя и друзей. Мы, проходя по разброшенной мелочи попсы, начисто забываем о сокровище, оставленном нам в наследство. О богатстве души, выраженной через язык, песни, стихи, тупо заменяя их ритмом, да и то не родным.
   А потом орем, - "Нация гибнет, корни теряем." Если теряем такую душу, то грош нам цена. А если нам помогают ее потерять, а мы не сопротивляемся , то даже гроша не стоим. Хотя ... Высоцкий, Цой, Окуджава, Тальков, ведь рядом с нами жили, одним воздухом дышали.
  
   Взял и я гитару в руки. Пусть для солдат будет солдатская песня Окуджавы. Четкость марша всегда мила уху старых вояк.
  
   Отшумели песни нашего полка,
   Отгремели звонкие копыта,
   Пулями пробито
   днище котелка,
   Маркитанка юная убита.
  
   Нас осталось мало -
   Мы да наша боль.
   Нас немного и врагов немного,
   Живы мы покуда -
   А погибнем коль,
   А погибнем - райская дорога.
  
   Руки на прикладе, голова в тоске,
   А душа уже взлетела вроде...
   Для чего мы пишем
   Кровью на песке -
   Наши письма не нужны природе.
  
   Спите себе братцы, все начнется вновь,
   Новые родятся командиры,
   Новые солдаты
   будут получать
   Вечные казенные мундиры.
  
   Спите себе братцы, все начнется вновь,
   Все в природе может повториться -
   И слова и пули,
   и любовь и кровь -
   Времени не будет помириться.
  
   Эк их пробрало. Лысенький Котович морщит лоб, смаргивая слезу, а седовласый Буевич сжал кулаки и закаменел. Олег Степанович тоже не остался безучастным, покачивал головой в такт словам.
   Прозвучал последний аккорд.
   Молчание. Долгое.
   Потом Станислав Леонардович медленно налил две чарки, одну взял сам, вторую протянул Андрею Яковлевичу. Глянули ротмистры друг другу в глаза не чокаясь выпили.
  
   Кого помянули старые уланы? То лишь они знали. Может друзей, оставленных в Альпийских ущельях, может женщину, которую любили оба, может свою боевую юность.
   Дай Вам Бог добрых внуков, старые кавалеристы, чтобы продолжался род честных людей. А большего Вам и не надо.
   Назавтра я уехал.
  
   ГЛАВА 5
  
   Опыта общения с женщинами в этом времени у меня было не много - сестры Авиловы, добрейшая Вероника Андреевна, да местные молодки. Теперь же предстояла встреча с настоящей аристократкой, в недавнем прошлом вращавшейся в Высшем Обществе Санкт-Петербурга, по слухам, умной и волевой женщиной.
  
   Коляска въехала в кованые ворота и остановилась у крыльца усадьбы. Дом недавней постройки, будто из пьесы 'Дворянское гнездо', красив и добротен. У двери - ливрейный слуга, который открывает передо мной двери, пропуская в просторный зал.
   Достаю из кармана сюртука визитку, загибаю уголок - знак, что карточка передана лично, а не через посыльного, и кладу на поднос, который уже держит в руке встретивший меня ливрейник.
  
   - К Анне Казимировне по рекомендации господина Буевича. Горский Сергей Александрович. Может ли принять?
  
   Слуга удалился, а я остался в зале, прохаживаясь по зеркальному паркету и рассматривая обтянутые светло-зеленой материей стены, белые мраморные колонны, бронзовые подсвечники. Картины. Пройдясь два круга по залу, я дождался возвращения слуги.
   - Пани примет. Прошу в гостиную, я провожу, ваша милость.
  
   Вышколенный тут обслуживающий персонал. Да и обстановка, весьма и весьма. Все - в тон, вкус у хозяйки на высоте. Что должно сиять - сияет, что должно блестеть - блестит. Вычищено, выкрашено, вымыто и натерто. Чувствуется крепкая рука поддерживающая порядок, сродни порядку на военных парусниках.
   В гостиной мне был предложен дополнительный сервис в виде напитков разной степени алкогольного содержания. Пока решил воздержаться, чтобы не выказать свою неловкость.
  
   Ждать пришлось недолго, минут через десять в гостиную вошла статная, молодая женщина, в черном платье. Темно-каштановые волосы уложены в сложную прическу, сине-серые глаза смотрят несколько настороженно, но и с известной долей любопытства. Лицо строгое и бледное, хотя ему больше подошла бы улыбка. Сопровождали её здоровенный гайдук и пригожая девушка в темном платье, но их я не заметил, во все глаза уставившись на хозяйку. Хороша. Просто чудо как хороша. Перед такой красавицей склонить голову - огромное удовольствие.
  
   Величественно кивнув в ответном приветствии, женщина заговорила:
   - Как здоровье любезнейшего Станислава Леонардовича? Благополучен ли? Помню его, как доброго знакомого моего деда. Чудесный человек.
   - Здоров, передает вам свои наилучшие пожелания. Ротмистр действительно славный человек. Но позвольте представиться. Горский Сергей Александрович, надеюсь, в будущем ваш сосед.
   - Весьма рада,- протянула руку для поцелуя, - Анна Казимировна.
   Кожа под моими губами была нежна и бархатиста, словно лепесток цветка, и пахла травами и свежестью.
   - Также рад знакомству...
  
   Хозяйка предложила сесть.
   А я сразу начал переводить разговор в деловое русло. Кто его знает, какие у аристократов неписаные правила при визитах, да и робею я перед этой пани, лучше сразу к делу. Этикет у меня пока только в теории изучен. Хм, давно не робел перед женщиной, к чему бы?
  
   - Анна Казимировна, в своем недавнем путешествии мне в руки абсолютно случайно попали бумаги принадлежащие, по всей вероятности вам. Позвольте вернуть их владелице. Прошу. - Протягиваю папку.
   Взяла, стала просматривать. На лице не отразилось ни единой эмоции. Только слегка порозовела кожа.
  
   - Ядвига, приготовь нам кофе. Сергей Александрович, вы ведь употребляете этот напиток?
   - Да, и с удовольствием.
   - Хорошо, приготовь Ядвига. - повернувшись к гайдуку- Jacek, poczekaj do drzwi. (Яцек, подожди у двери. (польск))
  
   Девушка и гайдук вышли из комнаты, но верзила остался дежурить у открытой двери, слышать нас он уже не мог. Госпожа (или все-таки пани?) Сорокина продолжала изучать листочки.
   - Вы действительно приехали ко мне по рекомендации пана Станислава? Ведь эти бумаги... Как они попали к вам, и чего вы хотите?
   - Не беспокойтесь, Анна Казимировна. Мне ничего не нужно, кроме как вернуть принадлежащее вам, поверьте мне. Вы - не единственная, кому возвращены подобные документы. Если потребуете, то я расскажу все подробно, но стоит ли...? Заверяю вас, пан Станислав не имеет к бумагам никакого касательства, кроме как оказания помощи в возврате к владельцам их средств. Отчего он сам не приехал к вам, я не знаю. - Про себя подумал: "Знаю, знаю, старый хитрец, или, вернее, хитрецы. Хотели порадовать девчонку визитом, ведь местные к ней не ездят, а кому-то ведь надо быть первым. А с меня и взятки гладки. Вот интриганы."
  
   - Если я их сейчас сожгу, вы не будете возражать?- Вопросительно и несколько недоверчиво приподняла бровь.
   Вместо ответа, я вытащил зажигалку и чиркнул колесиком.
   "Серееежа! Ты когда думать начнешь? Какой прокол. Теперь держи лицо. Этикета он боялся, а зажигалку из своего времени вытащить не испугался. Согласись - ты, болван." - Мелькнуло в голове. Это запоздало взвыл внутренний голос.
  
   Ну чего уж. Буду держать тем более, что Анна (ого, уже Анна, не гони коней, парень), казалось, не обратила на это внимания, просто поднеся к огоньку краешки листов.
   Бумага разгоралась, женщина порывисто встала, сделала несколько шагов к камину и швырнула туда огненный комок. Я тоже вскочил.
   От двери раздался рык. Здоровенный охранник явно собирался меня прорвать на кусочки. Понимаю, бодигард не врубился в ситуацию, но мне от этого не легче, если дорвется до моего тела и начнет разбирать на запчасти.
   - Jacek, czekaj! (Яцек, стой!)
   Подействовало, дрессура на пять. Остановился. Фух.
  
   Не, амбал конкретный, а двигается как зверюга, стремительно и грациозно. Как Стивен Сигал в первых своих боевиках. Судя по тому, что хозяйка говорит с ним на польском, дедов подарочек.
   Наконец, все заняли прежние позиции. Гайдук у двери, хозяйка и я в креслах. Анна Казимировна теребила кончик черной шали, потом придя к какому-то решению, требовательно взглянула на меня.
   О глазищи! Как Балтика ранней осенью. Так и утонуть можно.
   Блин, уже тону...
   Кажись, выражение ' ... с первого взгляда' - не метафора.
  
   - Рассказывайте, Сергей Александрович, я хочу знать все, что вы мне сможете поведать.
   - Извольте. Я повздорил с некими людьми ...
   - Фролины? - Глаза Анны Казимировны темнеют, как море в шторм.
   - Ну... да, Фролины. Анатолий и Федор. Так вот, они решили поразбойничать на дороге. И мне пришлось ...
   - Вы их убили?
   - Нет, только ранил, после заставил их подручных поработать, так сказать, завершить... В общем, их нет.
   - Вы отпустили разбойников? - Я кивнул. - Зря. Они вас видели и могут узнать. Хотя, если на них есть кровь Федора и Анатолия, то скорее всего сбегут. - Анна Казимировна обеспокоенно взглянула мне в лицо.
   - Знаете, Степан Федорович Фролин - страшный противник. Вы были откровенны со мной, в благодарность я расскажу, с кем вас столкнула судьба.
   - Очень внимательно слушаю. Но, может нам сперва, все-таки, выпить кофе?
  
   Опять не то и не там брякнул. Нельзя так даму перебивать. Но ты глянь, улыбается. Я прощен за свою бестактность. И кофе великолепный. Правда, я не люблю со сливками, вернее не любил. Теперь нравится и очень. С таких ручек.
  
   Это что со мной деется-то, а? Ну-ка, соберись, не пацан уж давно. Проблем вагон и маленькая тележка, нечего вестись на женские чары.
   А вот повестись, очень хочется. Честно...
   Интересно, все мои мысли на роже написаны? Вон как поглядывает. И уши горят, это что, я краснею? Так разучился вроде еще лет двенадцать тому.
   Значит, опять научился...
   Неловко-то как. А красиво она улыбается. Ну, я же говорил, улыбка ей идет.
  
   - Простите, ради Бога, но вы такой забавный. - Проговорила хозяйка. - Ваше лицо как раскрытая книга. Вы весьма простодушны, Сергей Александрович. Но лучше не смотрите на меня так, я приношу несчастье. Увы.- Улыбки, как не бывало.
   Я только головой помотал, а что тут скажешь. А прекрасная (уже прекрасная, ты чего Серый?) женщина продолжала, все более взволновано, и все более бледнея.
   - Я объясню вам, каков Фролин-старший, главный негодяй в их семье. Он весьма влиятелен в губернии, имеет высоких покровителей в столице и немалый чин. Состояние его значительно, через него проходят поставки в армию. Да что там, он и есть и поставщик и заказчик в одном лице.
   Кроме того, он крупный землевладелец. Очень умен и жесток. Те, кто становится ему поперек пути, долго не живут. Было несколько странных смертей, но... - Слова давались ей, явно, с трудом. Гнев и брезгливость на лице при упоминании фамилии Фролина мелькнули тенью, и пропали, оставив все усиливающуюся бледность.
  
   - Ведь меня они тоже почти уничтожили. Чтобы не дать испоганить доброе имя покойного мужа я выменяла позорящие его документы на закладную и расписку. Петр был несколько..., неосторожен, и бумаги, имеющиеся у Фролина, могли очернить его. Живой он смог бы постоять за себя, а вот мертвый... Я была обязана спасти его память!
  
   - Понимаю. - Я попробовал перебить болезненно-взволнованную речь. - Вы поступили, как должны были, не будем больше об этом. Вам не очень приятно вспоминать этих людей, так бросьте. Все уже позади. Забудьте.
   Но что с вами? Вы бледны... Ядвига, пани дурно! Быстро, нюхательную соль, холодную воду!
  
   Народ забегал. Подскочивший к хозяйке Яцек успел подхватить ее на руки. После бережно перенес сомлевшую женщину на диван. Все нормально, парень. Так бывает, если отпускает напряжение, зажатое в себе долгое время. Откат это, ничего, пройдет.
   Зарраза, что ж так сердце зажало-то за тебя, сероглазая? Странно, чувствую боль другого, едва знакомого мне человека, как собственную.
  
   А та тварь, что довела тебя, девочка, до нервного срыва, издохнет. Обещаю.
  
   Анна Казимировна не зря имела репутацию сильной женщины. Показать слабость в присутствии постороннего для аристократов считалось недопустимым, а уж если её прорвало то, наверное, груз оказался просто непосильным.
   Буквально за несколько секунд она достаточно пришла в себя и смогла, уже ровным, тихим голосом извиниться за свой срыв, но я видел, что это спокойствие дается ей с трудом.
  
   Я, конечно, не психолог, но понять, что человеку надо просто выплакаться у меня ума хватило. Сделав строгое, 'докторское' лицо сказал:
   - Убедительно прошу вас, немедленно лечь в постель. Вам просто необходимо поспать. Яцек и Ядвига о вас позаботятся, а меня ждут неотложные дела. Потому, всего вам доброго, я вынужден тотчас откланяться.
   Короткий поклон, четкий поворот и в дверь.
   В коридоре столкнулся со спешащей с какими-то склянками Ядвигой, придержал ее за руку.
   - Постой. Что хочешь, то и делай, но пани должна выплакаться и поспать. Поняла? - В ответ - шипение рассерженной кошки.
   - I wiem, co robić. Nie mów kobietę uspokoić inną kobietę... ( Знаю, что делать.Не учи женщину успокаивать другую женщину ...) - Так служанки не отвечают, скорее наперсницы или подруги.
  
   Действительно, чего это я? В конце концов, тут и без меня справятся. Пора мне за порог, да в путь.
   - Гаврила! Мы уезжаем. Подавай коляску.
  
   Пока возница готовит транспорт, покурю, успокоюсь. Видно волнение хозяйки передалось и мне.
  
   День уже начал клониться к вечеру. Ага..., смеркалось..., почти по Задорнову.
   Чуть больше тридцати дней уже в этом времени. Приживаюсь потихоньку, а вот курю так же, как в современности мной утраченной, где попало и когда попало. Да еще и цыганскую носогреечку шкиперского образца. Моветон-с.
   Да, гори они, эти условности! У меня странностью больше, странностью меньше - роли не играет.
  
   Коляска подкатила, Гаврила посматривает вопросительно. В чем дело? Оглядываюсь.
   Яцек стоит за спиной. Подошел бесшумно. Вот ведь, Чингачгук местного розлива, я и не заметил когда.
   Морда лица насуплена, подбирает слова:
   - Пани просяць, блага...
   - Говори, как удобно.
   Зыркнул, как лазерным прицелом выцелил, дальше продолжил на польском:
   - Пани просит остаться. Если пан не возражает. Хочет продолжить завтра прерванный разговор.
   - Хорошо, просьба пани - закон для дворянина.
  
   Еще раз прицелился в меня своими буркалами и предложил пройти в дом, вернее в гостевой флигель. Не любит меня Яцек за что-то, это точно.
   Гаврила передал вожжи подошедшему конюху, сам подхватил саквояж и баул и отправился за мной.
   - Возница в людской поспит. - Это Яцек пробурчал.
   - Гаврила - мой управляющий, и будет при мне, понял? Выполняй, что пани поручила и знай свое место. Не серди меня, Яцек, не надо. Просто делай свое дело и молчи. - Я начал заводиться.
  
   Бодигард стал еще мрачнее, но замолк. Передал нас в руки знакомому ливрейному слуге и испарился.
   Меня устроили в весьма уютной комнате, Гаврилу рядом в небольшой скромной каморке. Из окна я смог видеть красивый летний пейзаж и удаляющегося галопом всадника в гайдуцкой одежде.
  
   Ужин подали в комнату, а там и ночь. Прилег отдохнуть, но за стенкой слышал, как Гаврила возится, приводя мой гардероб в порядок.
   Выспался замечательно. Спал бы и дальше, да был разбужен своим спутником. И он сумел меня удивить прямо с утра.
  
   Гаврила преобразился. Дорожную одежду сменила добротная темно-коричневая оксамитовая (бархатная) куртка, украшенная шнурами. Такие же неброские но добротные шерстяные шаровары, заправленные в надраенные до зеркального блеска сапоги. Видимо парадная одежда хранилась в коляске в сундучке под сидением. Раньше я ее не видел. Волосы и бородка аккуратно расчесаны и подстрижены. Спина прямая - чисто дворецкий, вот прям сейчас скажет - 'овсянка сэр'.
   Ай да Гаврила! Каких еще талантов я о нем не знаю?
  
   Мне он торжественно подал модный сюртук, перчатки, трость.
   Фу ты, ну ты - это, к какому торжеству он меня готовит? У нас что королевский прием?
  
   Вышли к завтраку. Стол отменно сервирован в английском стиле. Правда, овсянки нет. За столом место мне и хозяйке, у дверей Яцек и Гаврила навытяжку, Ядвига приглядывает за двумя слугами, подающими на стол.
   Сервис на высшем уровне.
  
   Подошел к ручке, проводил хозяйку к столу, уселся сам. Стали подавать. Неловкость куда-то испарилась. Просто завтракал, ведя беседу о погоде с милой хозяюшкой. Лепота.
   Анна Казимировна выглядела очаровательно. Улыбка вернулась на ее уста, хотя напряжение в глазах время от времени мелькало. Казалось, она чего-то ждала. К вчерашней теме наша беседа не возвращалась, а касалась нашего будущего соседства, выкупа Горок, рассказов о похождениях общего знакомого господина (или пана?) Буевича.
   Честно говоря, эта чехарда с обращениями слегка напрягает. Поди угадай, как называть дворян из старых шляхетских родов в той или иной ситуации. Официально, конечно 'господа'. Но в приватной обстановке, они по-прежнему именовали себя на польский манер.
  
   После завтрака хозяйка предложила небольшую прогулку. Парк при усадьбе был красив и ухожен. Действительно, труд и профессионализм садовника выше всяких похвал. А цветы...!
   Анна Казимировна с гордостью показывала мне свои любимые лилии и розы. Я любовался не только цветами, но и стройной фигуркой и милым личиком. А она мягко улыбалась моим неуклюжим попыткам казаться галантным кавалером, но от предложенной руки не отказалась. Так под ручку мы и прохаживались. Было очень приятно чувствовать маленькую ладошку у своего локтя.
   Променад вдоль пруда был просто чудесен. Но именно в этот момент, Анна Казимировна опустила уровень моего настроения буквально ниже плинтуса.
   Во время нашего торжественного шествования в компании гайдука, Гаврилы и Ядвиги, которые двигались в некотором отдалении от нас, я был поставлен в известность, что со мной изъявил желание познакомиться сам Зигмунд Мирский, дед и благодетель пани Анны.
   Вчера Яцек, телохранитель и по совместительству око главы рода, послал гонца с известием, что появился некто весьма взволновавший охраняемый объект.
   Последовал приказ, не пущать и ожидать прибытия главных сил во главе с самым паном Зигмундом, кои ожидаются в Бражичах ныне к вечеру. Отказ с моей стороны даже не предусматривался.
  
   Сказать, что я был разозлен этой троекуровщиной - это ничего не сказать.
   Ах, трах-тибидох тебя олигарха с гос. переворотом и выдвижением в депутаты с последующим переводом на госслужбу в должности ассенизатора, до чего же я был зол. Давления на себя не переношу, просто органически.
   Иронично рассмеялся, представив как бы меня 'не пущали'.
   Анна Казимировна строго глянула на веселящегося меня.
  
   - Простите, пани Анна, но как бы ваши люди меня удержали, если бы я захотел уехать? Нет, это право забавно. Я, конечно, дождусь визита пана Мирского, но только потому, что это угодно вам, и любопытно мне, но никак не потому, что таково указание вашего деда.
   - Вы напрасно веселитесь. Мой дед - весьма влиятельная персона знатного рода, и он сторонник старых вольностей. Если он желает кого-либо увидеть, так и будет. У Яцека здесь трое гайдуков, вполне достаточно... - Ишь, как за деда вступается, гневаться изволит. И гнев ей тоже идет.
   Но про гайдуков, это зря. Тут уж я вспылил.
  
   - Пани Анна, теперь я точно дождусь его. Но что я скажу ... Я, Сергей Горский, рода Пруссов герба Прусс, считаю свою родословную с добатыевых времен, и когда ваши холопы попробуют встать на моем пути, если я изволю куда-либо пойти, они пострадают. Возможно, пострадаю и я, но всегда буду идти, куда мне угодно и когда мне угодно. Прошу прощения за дерзкие слова, но уж таков я есть.
  
   Во, уже и поругались, чем не начало для бурного романа?
  
   А вот Яцеку под горячую руку подворачиваться не надо было, загораживая тропинку. И ухмыляться нагло тоже.
   Боксом я занимался хоть и недолго, но интенсивно. Апперкот - отличный удар, если ваш противник крупнее вас.
   То ли перенос настолько укрепил мое тело, то ли я был так зол, но удар вышел на славу. Гайдука оторвало от земли и откинуло, и это при его-то весе.
   Упал он громко и пыльно как дерево рухнуло.
   Не убил ли ненароком? Нет, жилка на шее бьется.
  
   - Позвольте покинуть Вас, Анна Казимировна. - Я задумчиво потер лопнувшую по шву перчатку.
   - Не сочтите за труд послать за мной, когда прибудет пан Мирский.
   Ваша комнатная собачка скоро придет в себя, но остальные пусть держатся от меня подальше, во избежание, знаете ли.
   - Разумеется, пан Горский. Обед я прикажу подать в комнату. - А на щечках ямочки! Я не понял, она что, довольна? Пойми этих женщин.
   Не, мужики, нам это просто не дано.
  
   ГЛАВА 6
  
   Вернувшись в комнату, я все еще кипел. Яцека мне было явно мало, чтобы выпустить пар.
   Принялся готовиться к встрече с пожилым магнатом. Хотя до истинных магнатов уровня Любомирских или Вишневецких Мирские вроде и не дотянули маленько. Не знаю, мало информации под руку на эту тему подворачивалось, ни к чему было, но точно встречались в числе самых значимых фамилий Литвы. Где-то примерно с Сапегами и Чарнецкими и на равных.
   Впрочем, олигарх он и в Африке олигарх.
  
   Вот ведь, закинуло от моего времени на двести лет, а сколько знакомого дерьма уже увидел. Бандиты были, мажоры были, разборки были, олигарх вон наклевывается. А при нем, наверняка, ментовская обслуга. Названия другие, а суть одна.
   Не пущать они меня захотели, пигмеи австралийские. Стрелку забили. Как там, дедуля про старые вольности вспомнил, говоришь? Так я тоже вспомню. Шляхтич шляхтичу ровня, так кажется, считается? Чем тогда Горские хуже Мирских?
  
   К чертям модный сюртук, заменяем на охотничью 'венгерку'. Туфли долой, есть мягкие замшевые сапожки. Перчатки тоже замшевые, они погрубее.
   Швырнул на стол извлеченные из баула клинки.
  
   Любой мужчина знает, кто имеет подобное железо конечно, уход за оружием успокаивает лучше всего. Вот и принялся полировать лезвие шпаги. Клинок давно уже в моей ассоциации прочно привязался к имени своего создателя. Дель Рей, сверкая бронзой гарды и зеркалом самого клинка, так и льнул к рукам. Умная железяка, кто скажет, что в ней нет души, тот будет просто не прав.
  
   Мы ведь с тобой знаем, каков ты, красавец. Такие клинки не подводят, не предают. Сейчас пройдемся оселком после замшей доведем, будешь еще красивей, змей ты стальной.
  
   Гаврила кахыкнул. Вопросительно поглядывает на мой второй клинок. Киваю, возьми, мол. Взял, вынул из ножен, пару раз взмахнул. Хват - как у сабли, не очень удобно рукоять-то шпажная.
   Опа! Хват поменял, как надо взял. Взмахнул, привыкая к весу и балансу, крутанул запястьем восьмерку. Хорошо крутит. А ну...
   Дель Рей взлетает вверх, отдаю салют, получаю ответный.
   В позицию! К Бою! Алле!
   Кажись мебели капец ...
  
   Столкнулись клинки, мы оба приноравливаемся к оружию, поэтому атаки идут в основном на клинок противника, с прощупыванием умения. Звон - как в кузнице, что невозможно в настоящем поединке. Мы играем. Развлекуха у нас такая.
  
   Но наглец ты, Гаврила, атаковать с первой позиции иначе как наглостью не назовешь. Проучу я тебя маленько за такую самоуверенность.
   Э! Да ты хитрить вздумал?
   Так получи!
   Парад, ответная атака с переводом, останавливаю клинок в паре сантиметров от глаза Гаврилы. Ржет зараза! Радостно ему. Ха, и мне тоже. Весь гнев испарился.
  
   В дверях кто-то охнул. Ливрейный товарищ обед приволок, хорошо, что не выронил.
   - Чего уставился? Ставь на стол и брысь отсюда. Вина принеси! Да мигом мне! - Не-е, барином быть хорошо, отвечаю.
  
   - Гаврила, а ты кто? Я уже не знаю, как к тебе обращаться. Возницей я тебя видел, слугой видел, бойцом видел, теперь, как управляющего увидал. Вдобавок ты клинок крутишь, как с ним родился. Так, ты кто?
   - А ты кто, Сергей Саныч?
   - Я раньше спросил.
   - Вот ты говоришь, род свой от времен Владимира Святого ведешь, так и я с тех пор веду. Только род мой не княжий и не шляхетский. Из скоморохов мы. В крепости никогда не были. От скомороха Бубна и пошли мы, Бубновы, а с нами по роду и секреты наши передавались. Хоть и истребляли нас, да мы живучие. Скоморох он всем может быть. И царем и злыдарЕм. А без доброго клинка в дороге опасно. Да и добычу при случае не возьмешь одним топором да дубиной. - Тряхнул задорно головой, подбоченился. - Бродничали, ушкуйничали, казаковали, в ямщиках бывали, христарадничать тоже доводилось. Разбоем промышляли, не без того. Вольные всегда были. В неволе не живем, не умеем. - Гаврила, хитровато щурясь, чуть склонил голову, ожидая моей реакции.
   - Удивил. Не передумал ко мне в управляющие?
   - А не побоишься скомороха взять?
  
   Заглянул испуганный слуга, вино доставил. С опаской двигается по комнате, обходя разбросанные одежды и стулья, не поднимая глаза на наши воинственные физиономии.
   Гаврила налил вино в богемские бокалы.
   Ну что ж, за перемену твоего статуса, Гаврила Савельич Бубнов, раз готов со мной и в драку лезть, не спрашивая - кто, что и зачем?
   Выпьем, старый добрый Кагор, темный и сладко-терпкий. Отличное вино.
  
   Пообедали, я закурил.
   - Я ведь когда решил о тебе, Сергей Саныч? - Вроде продолжая разговор, Гаврила задумчиво уставился в окно.- После разбойничков ты дуванил... - Одобрительно качнул головой. - Ведь не знал как надо, а все правильно сделал. Как исстари в ватагах повелось. По доле на ватажника, три доли атаманских, да доля за удачу старшому, что без потери дуван добыт. Да Бога не позабыл, долю на церковь оставил и мне, вишь, доверил. Потешил тогда, соблюл старинное правило. Вот сидел я и решал, то ли тебя, Сергей Саныч, по-тихому прибрать за такой-то куш, то ли за тобой идти. А с тобою - весело, покою нет, зато и в прибытке. Удачлива твоя планида. Тут и решил, куда ты туда и я, как нитка за иголкой, коли не прогонишь. Деньги не пыль, но вольной воли не стоят, а с тобой, чую, и побродить и повоевать и покуролесить выпадет. Вона тут-то моя скоморошья кровь и взыграла. Как на духу говорю.
  
   Ну, спасибо, дорогой, что не насадил на перо. А мне наука. Доведет доверчивость меня когда-нибудь, ой доведет ...
   Но натуру не переделать. Сам знаю, что я не самый умный представитель рода человеческого. У меня эмоции всегда впереди мозгов бежали.
   Эх, сейчас бы Вадима к нам в компанию. И клинок не лишний и голова - не чета моей. В нашей компании он мозгами был, я - душою, а Витюша, чтоб ему икнулось, кошельком. Хотя Вадька искренне считал, что мозгами был я, а душою он...
   А ведь неплохая бригада складывалась. Ладно, хорош вспоминать, вон, кажется и дедуля прибывает.
   Во двор усадьбы или маетка, как правильно все равно не разобрался, вкатила карета, запряженная шестериком, в сопровождении десятка гайдуков. Все кони в масть - вороные. Кучер на козлах виртуозно щелкает кнутом, на передней паре - форейтор в кунтуше. На запятках еще двое разодетых слуг. Все в старопольской одежде. Гайдуки при саблях.
  
   После смерти пять лет назад Станислава-Войцеха Мирского, Великого Писаря Литовского и генерала литовских войск, дом Мирских не имел явного лидера, поскольку также раскололся на сторонников и противников России. Но пан Зигмунд Мирский был уважаем всеми за возраст, богатство, смелость и ясный ум. Если уж он любил кого - так любил, но если не любил, то тоже от души.
   Цельная, понимаешь, натура. Да еще и самодур изрядный. Эпатировать свет просто обожал. Так титул князя, на который он претендовал, был где-то слегка спорный. Хотя он из Рюриковичей природных. Все равно везде и всюду пан Зигмунд являлся князем, и никак иначе.
   Теперь ждем, когда за мной пошлют. Самому интересно глянуть чего дальше будет.
  
   Через час за мной послали гайдука из вновь прибывших. Говорит на русском языке чисто:
   - Пана Сергея Горского приглашает сиятельный князь пан Зигмунд Мирский.
   Сам косится на шпагу у моего бока. Я решил все-таки взять клинок с собой. Не по этикету, зато вдвоем веселей.
  
   Следуем в зал, где расположился сам князь и сопровождающие его лица. Ответственный момент.
   Зал ярко освещен, словно на бал. Хрусталь люстры искрится светом свечей и собственным сиянием.
  
   Четко печатая шаг, придерживая Дель Рея левой рукой, подхожу к креслу, в котором восседает пан Мирский. Внучка и еще один молодой человек лет двадцати пяти - в креслах по обе руки старца.
  
   Внушительный дедушка. Суховат, подвижен, о росте судить трудно, но вроде не высок. Глаза пронзительные, темные, совсем не старые. И знаете, внушает уважение только одним своим видом.
   Отдаю короткий военный поклон, прищелкнув каблуками. Спасибо историческим фильмам и военной кафедре с полковником Косых, гонявшему нас на плацу безжалостно. Выправка - великая вещь. Если въелась в кровь, уже не вытравить.
   Стою молча, без наглости, но и без подобострастия на лице. Просто доброжелательное спокойствие. Первая злость прошла, а перед седой головой клоуна корчить как-то не очень ...
  
   - Я вынужден просить у вас прощения, Сергей Александрович.
  
   Старик поднялся с кресла и, шагнув мне навстречу, протянул руку. Я пожал ее с уважением и некоторым трепетом.
   Человек, занимающий положение как пан Зигмунд, это совсем не мелкая фигура. Я только сейчас это прочувствовал, при личной встрече. Властностью от него веет - это не объяснить, только на себе почувствовать можно. Радзивиллы не гнушались общаться с Мирскими как с равными. Да и должности в Великом Княжестве Литовском занимали они высочайшие.
  
   - Иногда за бестолковость слуг приходится краснеть их господам.- Продолжил пан Зигмунд.- Мне и пану Зарембе пришлось совершить незапланированное путешествие, а в моем возрасте это уже не просто.
  
   Молодой человек склонил голову, не поднимаясь из кресла. Ну и ладушки, познакомились, значит. Приветствую равноценным кивком. Надо держать ответное слово.
  
   - Я счастлив, что челядь допустила промашку, ваше сиятельство, по двум причинам. Во-первых, благодаря ей я имел честь пожать руку одному из благороднейших людей, которого только взрастила эта земля. А во-вторых, еще раз убедился, что у пани Анны - наилучший опекун, которого только можно пожелать. Ведь только великая любовь к внучке и беспокойство за нее заставили вас пуститься в вояж.
  
   - А отчего же вы вооружились, словно на войну, пан Горский? Разве Вам что-то угрожало? - это подал голос пан Заремба.
   Ехидничает.
  
   - Я вообще предусмотрительный человек, - отвечаю с легким поклоном, - к тому же, подраться люблю, если выпадает такая возможность.
   Увидев в окно десяток вооруженных всадников - обрадовался. Вдруг понадобится помощь хозяйке против разбойников. Я даже допустить не мог, что это прибыл его сиятельство. Ведь конвой вооружен как на войне, пан Заремба, это вы точно заметили. А разве здесь присутствует какая-то угроза? - Вернул шпильку.
  
   Пан Зигмунд нахмурил седые брови. Дерзковато я ответил. Язык мой - враг мой.
   - Что, и напали бы на десятерых, хм, разбойников?
   - Так их всего десяток. - По-гусарски ответил я.
  
   Пани Анна побледнела, пан Заремба засопел угрожающе, пан Зигмунд нахмурился еще больше. Но вдруг глаза его озорно блеснули, и он рассмеялся.
   - Нет, но каков, а! Десяток ему мало. Удалец! А ты знаешь, верю. Мне внучка порассказала о..., - взгляд на Зарембу, - ну порассказала, в общем. Да Яцека я сам видел, и слуга пока говорил как сталью звенели, со своим управляющим то студнем трясся. Ха...! И грозного Мирского не забоялся. И внучке его надерзил, и пану Зарембе на острое слово словом ответил. Всех задел. Везде успел. Дерзок! Но смел. И не разберешь, чего больше. Так как, наказать за дерзость, или наградить за смелость молодца? А?
   - Испытать, ваше сиятельство! - опять язык мой...
   - Говоришь испытать? А испытаю! Десять не десять, а двоих моих гайдуков одолеешь, значит, десяток разбойников для тебя задача по плечу. Готов проверить?
   - Готов, ваше сиятельство. Постараюсь никого не покалечить. - Все, теперь понт дороже денег. Ой, что сейчас будет...
   С одним справлюсь, а вот двое профи - это поражение. Чтобы его избежать, надо ровнять шансы.
  
   Пан Заремба выбрал одного из гайдуков, вторым решил быть сам.
   Вот мы и выяснили кто ты таков - Самая Старшая Шестерка, начальник конвоя, или охраны. А я уж думал - воздыхатель пани Анны. Князь сказал - 'моих гайдуков' - значит он один из них.
   Выходим на середину зала. Готовимся. Я стою между гайдуками и креслами боком, повернув голову в сторону от противника, контролируя их боковым зрением. Лениво расстегиваю куртку, оставаясь в белой полотняной сорочке. Смотрю на пана Зигмунда вопросительно, тот чуть заметно кивает. Ага, решил мне подыграть. Добро.
  
   Взмах. Куртка летит на голову ближайшего противника, а вслед за нею подлетаю я. Старый как мир прием, но сработал. Бедный гайдук, ослепленный наброшенной 'венгеркой', получает гардой в лоб совершенно неожиданно. Один отключен, по крайней мере на несколько десятков секунд. Успею!
  
   Едва удается отвернуть шпагу и встретить несущуюся к голове карабелу пана Зарембы встречным ударом. Грязно встретил, кромкой на кромку. Прости, Дель Рей, что не берегу, так бой сложился.
   Польская карабела - штука довольно тяжелая, да и мой клинок тоже не тростинка. От удара искры брызнули словно в кузнечном горне.
  
   Отскочили друг от друга. Пан Заремба - в низкой сабельной стойке, я - в классической. Рука в кварте. Бой затягивать нельзя кто знает на сколько вырубил второго. Будем работать на контратаках, благо атакует он беспрерывно. От наскоков противника ухожу, просто сохраняя дистанцию, жду его ошибки.
   Грамотно работает мой противник, но горячится чересчур. Вот на этом и ловлю. Инерция - штука такая, чуть сильней замах, чуть длиннее шаг и ты открыт, пусть на долю секунды. А мне хватит. Быстрый полувыпад, хлопок концом клинка по плечу Зарембы, возврат в позицию.
  
   - Поражение, пан Заремба! Благодарю за бой!
   Салютую и поворачиваюсь спиной к противнику. Вроде не отморозок чтобы бить в спину.
   Быстро подхожу к завозившемуся на полу второму гайдуку. Хлопок клинком по его плечу.
   - Второе поражение! Бой окончен! - поднимаю с пола свою куртку.
  
   Хлопки в ладоши разносятся по всему залу, князь аплодирует стоя.
   - Браво, пан Горский. Браво. Прекрасный поединок.
   - Просто повезло. Если второй такой же мастер как пан Заремба, хоть в четверть, мне не устоять было. Да и первая победа больше от неожиданности. У вас прекрасно подготовленные люди, ваше сиятельство. Только хитростью и везением заработана победа. Второй раз мне такое не повторить.
  
   Пан Заремба в это время с удивлением рассматривает зарубку на клинке сабли, хорошая такая зарубка. Бросаю взгляд на кромку своего клинка. Слава Богу - ни следа. Спасибо, шпажный мастер, ты создал шедевр.
  
   Зигмунд Мирский обратил внимание на мое оружие.
   - Вы позволите взглянуть, пан Горский?
   - Сочту за честь, ваше сиятельство.
  
   Долго рассматривал, потом спросил:
   - Клинок фамильный?
   - Нет, просто старинный... - а после добавил, - друг.
   Князь улыбнулся. В глазах веселые искорки.
   - У вас, Сергей Александрович, отличные друзья. Надежные.
  
   На ужин я естественно переоделся и явился при полном параде. До чего же неудобная вещь этот фрак, но на официальных мероприятиях необходим. По-моему, удалось выглядеть вполне достойно и держаться в соответствии с общепринятыми правилами. Но тяжеловато, устал от этих церемоний больше, чем от боя с гайдуками. Помогли и исторические фильмы, когда-то просмотренные, и книга по этикету прочитанная уже здесь, и собственная наблюдательность. Справился, хоть и чувствовал себя как Штирлиц на первом задании.
   После ужина князь пригласил меня на приватный разговор.
   Анна Казимировна поставила его в известность о цели моего визита к ней. Рассказала также и о способе, через который бумаги попали ко мне в руки. Зигмунд Мирский пожелал узнать больше. А точнее все, что я вызнал от вымогателей. Князь каким-то образом заставил меня в наименьших подробностях рассказать и о прочих документах.
  
   Не упоминая фамилий, разумеется, мне пришлось рассказать и о других расписках и закладных. А попробуйте что-либо утаить от такого...
   Слово за словом он вытянул из меня все. Воля, жизненный опыт и ум этого человека поражали. Я чувствовал, что нахожусь под влиянием его харизмы почти полностью. Защищал только здоровый цинизм жителя начала третьего тысячелетия, но и эта защита трещала. Щегол я пока против державного мужа. Самокритично, зато правдиво.
  
   Окончив допрос, замаскированный под беседу, пан Зигмунд глубоко задумался, барабаня пальцами по столешнице. После, видимо придя к какому-то решению, поднял свой несколько уставший взгляд на меня и проговорил:
   - Я не стану, спрашивать о людях, которым вы помогли, но скажите такая фамилия как Янченков или Андреев вам о чем-то говорит? - Мне, конечно, говорит, фамилии с купеческих расписок, самых крупных, кстати. Но я промолчал.
  
   Глядя на меня, пан Зигмунд, грустно улыбнулся.
   - Спасибо, Сергей Александрович. Внучка очень точно описала вас. Вы честны, смелы и, простите, весьма простодушны. Впрочем, с возрастом это проходит, юноша. Вы ведь отнюдь не глупый человек. И уже догадались, что пани Анна была лишь поводом для воздействия на меня. Так же как и люди, занимающиеся моими финансами. Не сомневаюсь, что и другие пострадавшие каким-либо образом связаны со мной. Как пан Буевич, например. Что? Нет? - Я лишь пожал плечами, а князь продолжил.
  
   - Фролин - мой личный враг. Эта вражда неявная, но уже давняя, хотя не в этом дело. Я считал, что он оставил свои попытки вредить мне, после...- запнулся. - Ну, это не важно...
  
   Помолчал пару секунд. Затем продолжил.
   - Оказывается, тайком этот паук пытается опутать меня своими сетями.
   Я мог бы понять нападки на меня и на моих знакомых и деловых партнеров. Но Анюсю... - пан Мирский покачал головой.
   - Внучка, конечно, тоже допустила ошибку, не поставив меня в известность о своих затруднениях. Также не поставили в известность и мои торговые агенты. И другие люди тоже. Это странно ... Что-то я упустил. Да. Упустил ... Или помогли упустить. Ничего, исправим.
  
   Вскочив с кресла, князь заходил по комнате.
   А взгляд у него совсем нехорошим стал.
  
   Кажется, Фролин допустил большую ошибку. Я, конечно, не знаю всех возможностей Степана Федоровича Фролина, но становиться врагом пана Зигмунда, мягко говоря, неосмотрительно. Особенно, начиная играть жестко. Дедушка может ответить адекватно. С применением тяжелой артиллерии.
  
   - CARTHAGINEM ESSE DELENDAM. (Карфаген должен быть разрушен.) - пробормотал я, но Мирский услышал.
   - Что? Да! Именно! Именно, так. Точнее не скажешь. Древние были мудры. А ведь Фролины теперь и ваши враги, смерти сыновей и братьев вам не простят. Не надейтесь, что они не узнают. Вопрос только во времени. TEMPUS OMNIA REVELAT (время все выявляет).
  
   Так, кажется, меня уже включили в расклад. Я же и сам не против включиться, но только на моих условиях. И так и так вляпался в противостояние с этим семейством, а имея такого союзника, пожалуй, что и выкручусь.
   Не надо меня грузить, я уже и сам вписался. Поэтому сказал следующее.
  
   - Фролиным врагом я стал не по своей воле, тогда когда сорвал их карточную игру. Они попробовали мне отплатить, по-разбойничьи как привыкли, напав на дороге, да не вышло. Но сам зла на них я не держал. Разбойники они и есть разбойники. А вот когда я узнал об иных их делах, о попытке умышленно унизить пани Анну, простите, Анну Казимировну, они стали уже и моими врагами. Располагайте мной, ваше сиятельство.
  
   Опять пронзительные глаза князя просветили меня рентгеном.
   - Хм, добро, буду располагать.
  
   Задав еще несколько вопросов, в основном касавшихся молодого дворянина с которыми братцы играли в карты, князь отпустил меня.
   Фух.
   Ну, ощущение точно как после ударной разгрузки вагонов в студенческие годы. Выжат полностью и желание только одно - спать. Благо до гостевых апартаментов недалеко, упал на постель и вырубился. Насыщенный был денек.
  
   На следующее утро я опять не уехал. В Бражичи с визитами ринулись соседи. Одно появление князя Мирского произвело фурор в провинциальной среде. Все торопились явиться пред его ясные очи, выказать расположение Анне Казимировне, показать себя и посмотреть других.
   Служба информации у них поставлена просто класс. Телефонов нет, а ощущение, что созвонились заранее. И где вы раньше были, когда девчонка в одиночестве со своим горем бедовала?
   В связи с наплывом публики мой отъезд пришлось отложить. Через пана Зарембу князь попросил меня непременно быть.
  
   Быть, так быть. Я и сам рад лишнему дню вблизи Анны Казимировны. Кажется я здорово запал на нее. Нет, все понимаю, недавний траур, да и не ровня я ей, но вот тянет и все тут. Хоть издали увидеть, хоть слово услышать и то в радость.
  
   Вечером намечался роскошный ужин и прием, который давала Анна Казимировна Сорокина, почетным гостем на котором был князь Зигмунд Мирский. Вот так. Вроде и не существовало никогда бойкота местного света. Это мероприятие устроено экспромтом паном Зигмундом, как примирение между соседями.
  
   Что такое прием? Даже не знаю, как объяснить. Похоже на бал, только без танцев. Общение, игры в карты и другие игры, мне не известные. Женщины собираются небольшими кучками и что-то обсуждают. Мужчины во фраках и мундирах имеют свой круг и свои темы.
  
   Что интересно, к пани Анне могли со спокойной душой приехать с визитом и ярые поборники обновления Речи Посполитой, как к внучке неформального лидера этого направления в политике, так и их оппоненты. Ведь она была вдовой русского офицера и разделяла взгляды мужа. Получилась нейтральная зона. Политика политикой, а людям все равно общаться как-то надо.
  
   Все происходило весьма торжественно и даже мило. Количество людей, которым я был представлен, зашкалило за полтора десятка. Одной своей рекомендацией князь ввел меня в мир, в который я стремился и которого, честно говоря, опасался. Но отступать поздно, тут бойся не бойся, а марку держи. Неожиданно для себя я смог немного отвечать на французском языке, впрочем, старался быть немногословным, а понимал уже практически все.
  
   В наше время слишком завышали лингвистические знания дворян в эту эпоху. Да, в Санкт-Петербурге при дворе в высшем свете заведены свои порядки, а в провинции народ попроще. Здесь гораздо чаще звучала польская речь, чем французский язык. А русский вообще считался основным разговорным языком.
   Анна Казимировна как хозяйка приема, находясь рядом с восседающим на возвышении князем, выглядела скромно. Срок траура у нее уже окончился, но она упорно одевалась в темное, хотя эта строгость не портила общего впечатления, только подчеркивала ее природную красоту.
  
   Моим спутником на приеме оказался пан Заремба. Нормальный вроде бы мужик, в смысле шляхтич. Первым после нашего боя он протянул мне руку.
   - Зовите меня по простому. Збышек Заремба рад такому противнику, особенно если он станет другом. - Рукопожатие крепкое, словно на пробу силы, но я не уступил. Кисть фехтовальщика и должна быть сильной. Вышла как бы ничья.
   - А тот прием, которым вы меня взяли, - продолжил шляхтич,- обязательно мне покажите. Неожиданный финт и весьма опасный. Мне понравился своей простотой. Браво! А как вы мне саблю попортили!? Дамаск! Просто блеск! Я получил удовольствие. Да, огромное удовольствие, но надеюсь еще раз повторить наш поединок.
  
   И вот теперь пан Збышек - мой сопровождающий в этом новом для меня мире.
  
   Из разговоров я понял, что на территории бывшего Великого Княжества Литовского действуют старые статуты, принятые еще сотни лет тому. Вот это было для меня новостью. Законы Империи на Западных землях были очень мягкими.
   По повелению матушки Екатирины политика в отношениях с дворянством присоединенных земель была весьма либеральной. Павел, конечно, гайки закрутил, но после, Александр вернулся к прежним правилам.
   Витебский губернатор Сумароков Павел Иванович, в прошлом гвардейский офицер и служащий министерства юстиции, умнейший человек уже несколько лет занимал свой пост и поддерживал в губернии мир и спокойствие, сглаживая все острые углы.
   Было очень любопытно послушать разговоры между присутствующими. Например, в группе старших помещиков шел такой диалог, между двумя панами.
  
   Один важно излагал:
   - Вы, несомненно, правы. После бракосочетания Наполеона и дочери Императора Австрии принцессы Марии-Луизы, война с Россией практически неизбежна. Причин накопилось множество и политического и экономического характера. Гроза в ближайший год, может два грянет, не сомневайтесь. В окружении Бонапарта множество заинтересованных лиц, мечтающих о Великом Индийском походе французской армии. Они надеются выдернуть Индийский бриллиант из Британской короны, и тем сокрушить саму Британию. А дорога в Индию лежит через Россию ...
  
   В ответ его оппонент по виду довольно желчная личность, энергично потряхивая руками, восклицал:
   - Глупцы! До Индии нужно пройти Россию. Конечно! Всего лишь! Завоевать и покорить! Что? Ха...! Покорить!? Россию!?
   Мы двести лет тому уже покоряли. Москву взяли. Корону отобрали. Все! Победили! Но между понятиями, победили и покорили - пропасть. Потому, что покорить русских невозможно. Их можно только уничтожить. Но они ведь не дадутся! Что? Нет? Корсиканский выскочка поведет под нож тысячи молодых польских и литвинских жизней, страну опять будут делить, возрождение моей державы станет невозможным в ближайшие двадцать, а может и тридцать лет.
   А ведь немного терпения и Держава бы возродилась. Нет! Нужно все и сразу! Нужен реванш за унижение. Нужна война! Ха! И не спорьте...! После поражения Бонапарта..., а оно неизбежно, даже если он сможет разбить Александра, все равно проиграет. Вопрос только во времени.
   Панове! Можете мне не верить, но позже убедитесь сами...
   Россию способна победить только сама Россия, но оснований для внутренней смуты там сегодня нет. И потому авантюра с походом на такого врага обречена. Да!
   Так вот, после поражения Бонапарта только от России будет зависеть сохранение моей державы. Возможно на правах вассала, федерации, отдельного княжества, царства... Главное, не разорванные земли Герцогства Варшавского должны воссоединиться с польскими землями, отошедшими к России. Только под скипетром Российского Императора есть шанс сохраниться и возродиться. Но если мою страну опять разорвут, она погибнет. И я, патриот Речи Посполитой и ненавистник Московии, буду преданнейшим слугой Российской короны, чтобы дать моей несчастной Родине шанс через двадцать лет или даже половину века, но воскреснуть. С Россией мы имеем шанс. Но если нас заставят говорить на немецком языке - такого шанса не будет! Пруссия и Богемия тому пример.
  
   Интересные разговорчики. Ишь прозорливый какой дядя... Хоть его не особо поддерживают, но и такое мнение среди шляхты имеется. Основная же масса народа явно жила иллюзией возрождения величия Речи Посполитой.
   И я, прохаживаясь по залу рядом с хорошим парнем Збышеком Зарембой, уже знал, что через два года кто-то из гостей будет в уланах Домбровского, а кто-то защищать батарею Раевского. И скорее всего этот хороший парень будет иметь возможность скрестить со мной клинок не в шуточном, а настоящем бою. Печально, однако.
  
   Но уезжать все же надо. Прощание с пани Анной, да с какой пани, просто с Анной, Аней, Анечкой вышло несколько сумбурным. Было грустно. В голове только одна фраза из Лопе де Вега: 'Я уезжаю в дальний путь, но сердце с Вами остается'.
   Странное чувство.
  
   Анна Казимировна попрощалась весьма сдержанно. Но в конце добавила, что совсем не против узнать как будут продвигаться мои дела по выкупу Горок. Пусть даже в письме, если невозможен будет мой личный визит. То есть мне было позволено писать ей. Это было неожиданно и просто здорово.
  
   Князь Мирский попрощался тепло. Попросил быть осторожней и Фролиных обходить десятой дорогой. На что я ответил:
   - Простите, ваше сиятельство. Старший Фролин - ваш личный враг, я это прекрасно понимаю, но прошу Кирилла Степановича, последнего из братьев отдать мне. Я пообещал себе, что человек пытавшийся унизить Анну Казимировну будет наказан. Такие обещания я выполняю. - Потом добавил, в пояснение.
   - Да, Кирилл вместе с братьями выполнял волю отца и именно отец - главный виновник, но непосредственными оскорбителями являлись все же Кирилл с братьями. И, кроме того, беда с последним сыном поможет Вам расправиться и со Степаном Федоровичем. Ведь так? Хотя обещаю, специально неприятностей не искать. Но уж если выпадет случай, я им воспользуюсь.
  
   Князь вперил в меня взгляд, оперев руку на трость. Начал говорить, будто взвешивая слова.
   - Я так понимаю, что говоря о..., как бы это, судьбе Кирилла Степановича, вы имели в виду дуэль. Нет?
   - Отчего же. Как один из вариантов можно и дуэль. Даже, скорее всего... Хотя, не стоит пес такой смерти. Просто уничтожить бы да прах развеять.
  
   Пан Зигмунд на такое только головой покачал.
   - Откуда это все в вас, Сергей Александрович? Такое простодушие и такая жестокость одновременно. Ведь вы вовсе не шутите. Вы даже не колеблетесь. Я разбираюсь в людях, но вы мне не совсем понятны. Цинизм в вас уживается с полной открытостью, жесткость и рационализм с авантюризмом и романтизмом. Вы мне стали просто интересны. Весьма.
   Не скрою, я хотел вас использовать в своих целях. Но вы меня просто удивили своим предложением. И ведь нет у вас четкого плана действий, однако то, что пообещали - исполните. Вы - странный человек, Горский. И все же я рад, что случаю было угодно свести меня с вами.
   Доброго вам пути.
  
   Это уж точно, что странный...
   Ведь для вас, князь, я инопланетянин из другого времени, другого мира и общественного строя. Это здесь строй отсталый, крепостнический, а мы прогрессивней будем, у нас рабовладельческо-капиталистический. Я, например, в гладиаторах был и ничего, вроде так и надо.
   В моей действительности геройски погибнуть можно только за деньги, за близких и зазря. А здесь еще и за Бога, Царя и Отечество. Разницу чувствуете?
   У нас нет той опоры, которая есть в вашем времени, уважаемый князь. Беспринципность и безнаказанность для нас - норма. Законы соблюдают только лохи. Мы потеряли то, о чем в народе говорят - Страх Божий. Отлично заучили слова 'выгодно' и 'оптимально'. Зато напрочь забыли слова 'грешно' и 'стыдно'. Мы и себе странными кажемся.
   Но как враги мы - опасны. Смертельно опасны. И для меня это есть гуд.
  
   ГЛАВА 7
  
   Кажется, я сроднился с этой дорогой, этой коляской и этой песенкой, что мурлычет Гаврила.
   Это сколько мы уже колесим-то? Немало... И нам не в тягость, а в радость выходит. Красивая земля, хорошие люди и неторопливая смена полосатых верстовых столбов на обочине. Благодать.
   Все-таки в душе я бродяга, но сейчас мы возвращаемся домой. Не в смысле в гостиничный номер, а в смысле в город Смоленск.
   Ведь все налаживается, поместье возвращается в собственность, народ меня признал, деньги появились. Даже женщину встретил, которая зацепила за душу.
   Нет, от всего этого уезжаю и чувствую, что поступаю правильно. Не в Горках мое место, и не в роли помещика.
   А где? И в роли кого? Вот и решай, Серега, ведь через два года - война. Это тоже требует осмысления. Короче, определиться с известным русским вопросом. Что делать?
  
   Осмысливаю. И события и свою роль в этих событиях.
   Итак. Поиграем в вопросы-ответы.
   Война? - Произойдет неизбежно.
   Россия победит? - Тоже неизбежно.
   Вопрос в том, как победит? Какие могут быть варианты?
  
   Элементарно, Ватсон! Все может пойти так, как и шло по известной мне истории, или не так.
  
   В первом варианте все понятно.
   Наполеон теряет армию вторжения, но остается жив и при власти. Французская армия все же сохраняет боеспособность. Война продолжается еще полтора года.
   Нас все любят, кроме французов. Ну и поляков, конечно. Армия - победительница, поймала кураж и готова врага добить.
  
   России это выгодно?
   Ну и вопросы у тебя, Серый...
   Война - нет, победы - да.
   Жертвы будут, но без победы над армией Наполеона, причем именно над армией, а не над французским императором, нас заклятые друзья зажмут и дальше границы не пустят. Хотя это еще большой вопрос, надо ли нам за границу заходить. Кутузов, помнится, возражал.
   Ну ладно.
   Теперь переиграем.
  
   По каким-то причинам история изменяется.
   Наполеон в ходе компании - пленен. Допустим, во время Смоленской битвы или в Витебской ставке?
   Вот тут два варианта, или союз с ним на выгодных для обеих сторон условиях, или верность союзу с Англией.
   Александр предпочтет верность. Почти сто процентов.
   Начинается дипломатическая игра, а здесь сильнее Британии и Франции игроков нет. Россию союзники (и противники) как всегда кинут. Несмотря на победу она - аутсайдер. Чего-то конечно выторгуем, но едва ли много. Основные игроки - Англия, Франция, да битые Австрия и Пруссия. Россия где-то на уровне Швеции и Германских княжеств.
   Бонапарта как заложника России не оставят. Отберут, выкупят или украдут. Или сам сбежит, он парень шустрый. Но пока Бонапарт у Александра, возможны варианты. И даже желательны...
   Вот при гибели Бонапарта положение станет еще хуже. Поход Великой Армии прервется, но и все. Даже не скажут спасибо и еще обвинят в чем-нибудь. В чем - найдут. Убили не честно, воевали не по правилам или еще чего придумают. В Европе русские казаки не нужны. И вообще русские. Азиаты-с.
  
   Ох, и трудно же моделировать, имея кругозор человека будущего. Толком в нынешних реалиях очень мало понимаю.
   Ничего, разберусь.
   Хотя чем дольше нахожусь в этом времени, тем больше абсолютно неожиданных вопросов возникает.
   Какие?
   Да хоть бы такой скромненький вопросик, задачка арифметическая. Почти про бассейн с втекающей и вытекающей водой.
   Границу России пересекает около шестисот тысяч солдат, вообще больше, но пусть будет такая цифра. Обратно вышло от восемнадцати до тридцати тысяч. Где...?
  
   Ну, пленных после войны посчитали, полторы сотни тысяч в минус. В Бородино от тридцати до сорока тысяч убитых, пусть сорок. В остальных сражениях погибло, ну пусть до шестидесяти. Минус еще сто выходит.
   Дубина народной войны? Допустим, но больше армии набить не могли, половина, пятьдесят тысяч - максимум. И то не реально. С вилами на ружья, с косами на пушки? Крестьяне? Пусть обозленные, но не умелые бойцы. Герои? Без сомнения. Но не могли просто столько намолотить. Всего населения от Немана до Москвы - три миллиона. Половина - бабы, из мужиков воевать пойдет ну, пусть каждый десятый. От пятидесяти до ста тысяч вооруженных топорами мужиков. Ладно, пускай. А сколько их было в районе боевых действий? Как не считай больше двадцати пяти, тридцати тысяч не выйдет. Свыше пятидесяти тысяч иноземцев побить никак не могли.
   Где делось еще куча народа, примерно от двухсот до трехсот тысяч?
   Не дети малые, здоровые мужики, солдаты-ветераны, молодые и закаленные, привычные к походной жизни. Других в армии не держали. Все равно, двести тысяч, умерших от мороза и голода - перебор.
   Холод - понимаю, но кругом лес, а значит дрова. Теплой одежды тоже награбили с запасом.
   Голод, тоже понимаю, но грабить еще оставалось что, плюс несобранный урожай на полях. Были лошади, а значит конина, была возможность двигаться к границе, спасая жизнь. Хоть хреновенькое, но снабжение тоже присутствовало. Болезни убили всех слабых и тяжелораненых еще в начале зимы. К ноябрю выжили только крепкие. Не сходится задачка. Но ведь - было. Факт.
   Видимо я чего-то не понимаю или не знаю. Даже наверняка - не понимаю. И таких вопросов в запасе еще с десяток. А раз такие вопросы возникают, значит, я тут полный лох и чужак. И меня это положение вещей не устраивает.
  
   Думаем дальше.
   О самом главном. В смысле, о себе родимом. Насчет возможностей что-либо изменить.
   А нету возможностей...
   В смысле, совсем нету. Абсолютно.
   Я пока величина более чем скромная, числюсь в недорослях, как лицо чина не выслужившее. Не особо богатый помещик, каких в России десятки тысяч.
   Неважный из меня попаданец, менять историю пока не дозрел.
   Значит, выходит тебе, Серега, действовать по старому принципу - делай, что должно и будь, что будет.
   А должно, что?
   Во-первых, перестать числиться недорослем. Неловко перед собой, а уж перед Анной ... Ну, это ясно. Без службы свое положение в этом мире не изменить.
   А куда пойти служить? По какой собственно линии и вообще, гражданская, или военная стезя?
   Гражданская котируется менее чем военная. Факт? Факт.
   Значит - армия.
   Кавалерия котируется выше инфантерии. Дороже, но престижней. Тоже факт.
   Значит - кавалерия.
   В гвардию, флот, артиллерию и саперы - не с моим счастьем. В эти касты пробиться времени и денег надо вагон, хоть происхождение и позволяет, но деньги и время ... Значит отпадает.
  
   Дальше. Как строить карьеру?
   За два года должен быть благородием. Офицером стать без службы в унтер-офицерах нельзя. А это - три года, минимальный срок выслуги. Много. Обойти это можно? Ведь наверняка можно, только как?
   Эх, информации маловато. А кто мне ее может дать? Где у нас бюро добрых услуг для дворян и куда я хотел попасть, только появившись в Смоленске начала девятнадцатого века?
   Во! У предводителя дворянства - Лесли Сергея Ивановича, эксцентричного человека, русского с шотландскими корнями.
   Поможет?
   Пробовать надо. Вот доедем и попробуем.
  
   Так, а кто это нас нагоняет? Наметом идет по-казачьи, на коротких стременах. Здоровенный малый, конь ему под стать, рослый, поджарый. Отличный наездник.
   Ба, старый знакомый, Яцек.
   - И чего тебе надобно, чудо лесное? - Пробормотал я.
   Гайдук подскакал к коляске, спрыгнул с седла. По-военному вытянулся и протянул мне запечатанный внушительный конверт.
  
   - Пану Горскому. Пакет. Прошу принять. - На русском чешет, а притворялся, что не знает.
   Вручил, щелкнул каблуками и, взлетев в седло, скрылся в облаке пыли. Был, и нету.
  
   Распечатал конверт, а в нем записка предельно лаконичного содержания и еще два пакета. Текст послания такой:
   'Не вздумайте отказаться. З.М.'
   В одном конверте - деньги. Ну конечно...!
   Ладно, потом пересчитаем, а что во втором? Ага, рекомендательное письмо.
   Подловил князь.
   От него бы денег не взял, а рекомендаций тем более не просил бы. Нашел способ обязать, жук сиятельный. Ну и ладно. Пускай будет. Это у меня уже четвертое письмо с рекомендацией. Но использовать его, что-то особого желания нет. Хотя... Запас карман не тянет. Поглядим...
  
   В Смоленск мы добрались в третий день Успенского поста. Вернее уже к концу дня. В теплый вечер середины августа, наполненный фруктовыми запахами из садов, стрекотом цикад и мычанием возвращающихся домой с пастбища коров. Спожинки. Так называют в народе это время.
   Первым делом - в баню, Гаврила зазвал в гости попариться.
   Завтра идем в Собор. Поблагодарить Всевышнего за счастливое возвращение. Два дня уже не курю, а пост начали соблюдать еще в дороге. Хочу исповедаться.
  
   Я не особо верующий. В церкви был раза четыре или пять за всю свою жизнь. А тут, заместив пропавшего человека, словно принял на себя его обязательства.
   Да не знаю я, как это объяснить! Вот нужно поступить так, а не иначе - и все тут. Уже не впервые у меня возникают такие порывы души, и я твердо решил им следовать. Они правильные, чистые какие-то, как из детства эти порывы.
  
   Во мне словно сплавились две сущности. Горского из будущего, то есть меня, и Горского из прошлого, которого никогда не знал, но угадывал его черточки. Правильно ли угадывал? Хотелось верить, что правильно.
   Наутро мы отправились в Успенский Собор.
   Красота храма произвела впечатление даже на жителя двадцатого века. Его и у французов не поднялась рука разграбить. Великолепная архитектура, прекрасное убранство внутри, торжественность службы, хор.
   Даже мурашки по коже побежали.
  
   Труднее всего было сказать:
   - Я - грешен...
  
   Я впервые прошел таинство исповеди. Почему такое спокойствие и уверенность? Не знаю. Может от той обстановки, которая царила в Храме, может от соседства Гаврилы, а может от людей, которые окружали нас.
   Самое близкое понятие - свои, наши. Без различия сословий, пола и возраста, но в этот момент и в этом месте я чувствовал единение с ними и с Богом. И я молился вместе со всеми, искренне как никогда прежде, вознося благодарность Творцу за все, чем уже награжден в жизни. За радости и горести, достижения и победы, за поражения и предательство как испытания. За перенос этот ... За все.
  
   По православному канону, за убийство из неосторожности или по необходимости, от причастия отлучали на три года. А за умышленное - на двадцать. Вроде читал о таком. Так было по правилам.
   Но не так оказалось в эту эпоху. Церковь здесь была иной, чем я помнил, жестче, но и честнее.
  
   Видимо священник почувствовал мое метание, но не прервал исповедь, а мягко направляя, вопросами стал помогать мне.
   Конечно, мной совершен грех и духовное наказанье мне было назначено, но узнав, что убийство разбойника произошло не только по защите себя, но и другого человека, а также о том, что собираюсь избрать воинскую стезю в жизни, к причастию допустили.
   Поскольку, как сказал отец Андрей, принимающий мою исповедь:
   - Воинского человека смерть может застать в любой момент, все в руке Божьей. Перед ликом же Всевышнего православный воин должен предстать исповедовавшись и причастившись. Надев мундир, будь готов отдать жизнь в любой миг, ибо с этой минуты жизнь твоя принадлежит России, Богу и Государю.
  
   Выйдя из Собора, я еще некоторое время находился в каком-то, благостно- спокойном состоянии, чувствуя свою сопричастность этой земле и этому времени. Было просто хорошо на душе. Еще один шаг, и не последний по важности мною сделан. Очередь за следующим.
  
   Лесли Сергей Иванович - личность весьма примечательная, как почти и любой представитель клана Лесли. Вообще-то это был большой беспокойный шотландский род, ведущий начало от венгра Бартольфа, который в XII веке получил баронство Лесли, и именно его сын Малькольм был первый, кто взял название от своих владений.
   С тех пор Лесли активно влияли на политику Шотландии и Британии, то приобретая, то теряя графскую корону. Представители этого рода воевали под многими знаменами и служили многим государям.
   Понять характер Сергея Ивановича лучше всего, зная о его прямом предке, поскольку он был достойным потомком по разговорам горожан '...почти один в один'. О знаменитом предке, как и о самом губернском предводителе, было много разговоров. Смоляне любят посудачить, только спрашивай и слушай. А я был благодарным слушателем.
  
   Так вот, первый из них, кто из шотландца стал русским, был Александр Лесли (Alexander Leslie of Auchintoul).
   Воюя на стороне Польши в 1616 году под Смоленском, он попал в русский плен. Тогда впервые и познакомился с русскими. В плену свел знакомство со многими нужными людьми, даже подружился с некоторыми из них.
   Потом, уже в 1630 году полковник Александр Лесли повторно прибыл в Москву в составе шведской военной миссии и удостоился аудиенции у царя Михаила Фёдоровича. Московскому государю он пришелся по нраву. Полковник там же на приеме подал прошение о поступлении на русскую службу, и оно было удовлетворено .
   В ходе Смоленской войны в 1632 году Лесли в чине старшего полковника командовал сразу двумя полками: полком наёмников и русским полком солдатского строя. Принял участие в походе на Дорогобуж в отряде воеводы Фёдора Сухотина и в осаде Смоленска.
   Солдаты Лесли спасли от разгрома полк наёмников полковника Томаса Сандерсона и солдатский полк полковника Тобиаса Унзена во время неудачной попыткой деблокады Смоленска. Полки были атакованы польскими панцирными гусарами и смешались, не выдержав удара. Полк Лесли гусар сдержал. Рубка была жуткая.
   Стать перед гусарской атакой - поступок, знаете ли. Полковник находился в первом ряду показывая пример своим солдатам. Как сам уцелел тогда, непонятно, но конницу остановил.
  
   На военном совете Лесли обвинил полковника Сандерсона в провале попытки прорыва, заявил о его измене и застрелил прямо на глазах воеводы Михаила Шеина.
   Как вам черточка характера? Товарищ был резкий, ничего не скажешь.
  
   После капитуляции Шеина в 1634 году русский солдатский полк Лесли, сохранив знамена, холодное оружие и мушкеты с зарядами, получил право свободного выхода из окружения и вернулся в Москву. После завершения Смоленской войны Лесли вместе с остальными иностранцами был уволен с русской службы и выслан из страны, но Россией он уже тогда заболел. Да и его не забыли. И после воцарения Алексея Михайловича его друг боярин Борис Морозов возродил идею организации 'полков нового строя'. Это был повод вернуться.
   В 1647 году Александр Лесли вновь принят на русскую службу, и в том же году крестился в православную веру.
   Крестившиеся вместе с Лесли иноземные офицеры получили поместья и были записаны дворянами по 'московскому списку'.
   Весной 1654 года Лесли став уже генералом принял участие в Смоленском походе царя Алексея Михайловича. Он находился при царе в качестве главного военного советника и руководил осадой Смоленска. После взятия города назначен смоленским воеводой. Все его потомки своими корнями остались связанны со смоленской землей.
   Таким же был и его пра-пра-правнук, Сергей Иванович Лесли нынешний губернский предводитель дворянства.
   Служил, воевал, получал раны и награды и везде заслуженно уважаем. Своею честностью, прямым и решительным характером славился не напрасно.
   Самый русский шотландец был выбран на свой нынешний пост губернского предводителя дворянства в 1804 году. Вообще фамилия Лесли и Смоленск связаны накрепко, большего патриота этого города можно не искать, не найдете.
  
   В данный момент он отсутствовал. Отъехал в имение Герчиково, которое в семидесятых годах прошлого столетия приобрел его отец. Ныне там обитала его сестра, бывшая замужем за отставным полковником Корбутовским. Тоже предводителем дворянства, правда, уездного.
   Лесли любил гостить у них. Назад в город его ждали через день, и я записался к нему на прием в Собрании через два дня.
  
   Кроме сведений из разговоров дополнительную информацию попытался добыть из печатных источников. Вся доступная пресса за последние годы мной просматривалась и изучалась. Думаете, газет и прочей периодики не было? Конечно не столько, сколько в наше время, но уже и не мало. Умение работать с информацией ох как пригодилось, проблемой было только писание перьями, при выписке.
   А вы попробуйте! Хоть просто ради хохмы. Нервы рвет в клочья. То клякса, то зацеп за бумагу, то чернила пролил. И еще эти яти с фитами, грамматику параллельно осваивал. Ууу!
  
   Зато разобрался, кто против кого дружит.
   Губернатор Смоленска, барон Аш Казимир Иванович, слегка конфликтовал с дворянским предводителем Сергеем Ивановичем Лесли. Что они не поделили - вопрос второй, но недолюбливали друг друга это точно. Значит, если идти к одному, то к другому лучше не соваться. Вот и гадай, не сделал ли ошибки.
  
   Два дня пролетели, не успел и оглянуться. Пора на прием. Во сне я уже сюда приходил, а вот теперь предстоит и в жизни. Ощущение дежавю.
   Настроился. Выдохнул. Шагнул на порог.
  
   Сергей Иванович принял в небольшом кабинете Дворянского Собрания. Подтянутый, крепкий, рыжеволосый мужчина. Невысокий, очень живой.
   Когда я вошел, он стоял у окна, что-то разглядывая на улице. Потом стремительно обернувшись, вернулся к рабочему столу, на ходу кивнув мне. Фрачный мундир смотрелся на нем как влитой, в кресле сидел прямо, подняв подбородок, чувствовалось военное прошлое. Глаза чуть прищурены с морщинами в уголках, их еще называют смешинками. Голос громкий, хорошо поставленный, но незлой.
   - Сергей Александрович Горский, потомственный дворянин Витебской губернии, Городокского уезда, - взгляд прямо в лицо, внимательный и доброжелательный, говорит, не спрашивая, а просто констатируя, - вы просили об аудиенции, не изложив предварительно своего дела.
   Весьма любопытно. Слушаю Вас.
  
   - Ваше превосходительство, обратиться к вам за советом и помощью меня вынудил ряд обстоятельств. - Я заранее приготовил слова, что мне сейчас помогло говорить не запинаясь.
   - Пребывая долгое время вне России, я видел крепнущего хищника, военного монстра, который острит когти на мою Родину. Предчувствие говорит мне, что столкновение с ним неизбежно. Я же хочу послужить Отчизне, отдав ей свою жизнь. Господь даровал мне молодость, здоровье и, надеюсь, ум и храбрость. Люди, чьим мнением я дорожу, порекомендовали мне поступить в службу незамедлительно. Военная гроза придет скоро, Родине будут нужны грамотные офицеры. Вот три рекомендации от дворян, прежде находившихся на русской военной службе. Они и посоветовали обратиться к вам, как человеку мудрому и прямому. А также, наказали не стыдиться просить о помощи, нет не в карьере, а в возможности быть полезным России наилучшим образом. - Протянув конверты с рекомендациями Дмитриева и ротмистров, снова вытянулся перед столом.
  
   Читая фамилии на конвертах, Сергей Иванович улыбнулся.
  
   - Как себя чувствует Олег Степанович? Его рекомендация дорогого стоит. Слово Котовича Андрея Яновича также имеет вес, как и ротмистра в отставке Буевича. Лихие были уланы, н-да... Так как он? - Махнул рукой в сторону стула. - Да вы присядьте.- Говорил, уже ломая печати на конвертах.
   - Благодарю.- Венский стул чуть скрипнул подо мной.
   - Олег Степанович вполне благополучен, вспоминает совместную службу с вами с очень большим теплом.
  
   Лесли внимательно прочитывал каждый лист, временами бросая на меня заинтересованный взгляд. Потом отложил письма и резко потер переносицу, словно вспоминая о чем то.
   - Горский... Горский... А скажите, ведь вы - тот самый пропавший юноша? Да, именно так, Сергей Горский. Эту романтическую историю мне сестра поведала, дамы, знаете ли, любят подобные приключения. Седой мальчик... Ну-ну, не смущайтесь, это я так, слегка отвлекся.
   Перед тем как принять решение, я хотел выяснить, почему дворянин из другой губернии обращается ко мне, но прочитав рекомендации от ваших друзей, понял, что у вас были на то свои причины. - Интересно, что они там такого написали, старые рубаки? От этих немолодых разбойников можно ожидать чего угодно. А Лесли продолжил.
   - Итак, чего же вы хотите? Попрошу кратко и точно изложить свою позицию, буквально в нескольких словах.
  
   Эх, была - не была.
   - Через два года я должен быть вправе вести за собой в бой солдат, и уметь одерживать победы, командуя эскадроном.
  
   Сергей Иванович весело, раскатисто рассмеялся, хлопнув себя по колену.
   - А почему не через год? Именно эскадрон? А почему не полк? Ох, уморил. Давно так не веселился. - Проговорил Лесли смеясь.
   Я оставался абсолютно спокойным и серьезным. Такая реакция - дело вполне нормальное.
   - Позвольте объяснить, ваше превосходительство?
   Губернский предводитель, глядя на мою спокойную физиономию, прекратил смеяться. Левая бровь взлетела вверх, веселье сменилось ироничным любопытством.
   - Ну, попробуйте. Любопытно. Весьма.
  
   - Хотелось бы через год, но это нереально. Обер-офицеру нужно многое знать, и желательно иметь боевой опыт. За год добиться этого невозможно, за два - тяжело, но возможно. Боюсь, больше времени просто не будет.
   Эскадрон же потому, что такая боевая единица может действовать в отрыве от основных войск, при этом выполняя серьезные боевые задачи.
   В Испании нынче применяется скифская тактика налетов на коммуникации и тылы. Наши казаки в прошлые войны себя лихо в этом показали. Татарские чамбулы, а после уланы и польские лисовчики использовали такую, почти разбойную манеру боя. Потому и более пригодно именно такое подразделение легкой кавалерии или карабинеров...
   Для полноценного командования эскадроном, конечно, выслуги не хватит, но иметь право вести за собой людей в бой, к победе, а возможно и к смерти я должен добиться. Право перед собой, прежде всего, но и перед иными людьми также.
   Ваше превосходительство, я честолюбив, как любой человек, но чин мне нужен всего лишь как подтверждение этого права. Те обязательства, которые он влечет за собой, осознаю также в полной мере. Это - тяжелый груз и великая ответственность, но поверьте, я сильный, я справлюсь.
   Да, я хочу стать достойным и профессиональным кавалерийским офицером, но если мое служение потребуется в другом месте - я готов. - И закончил словами. - Стремления мои бескорыстны, а желание одно - служить России.
  
   Даже ладони вспотели, до чего волнуюсь. Но ведь именно этого я хочу, без дураков. Служить Родине. Это ведь так просто.
   Хоть бы не отказал, хоть бы понял. Ведь сам воевал, должен же разуметь...
  
   А Лесли задумался, ирония сошла с лица, на лбу пролегла суровая складочка, взгляд таких смешливых минуту назад глаз стал тяжелым.
   Я вскочил со стула и вытянулся перед также вышедшим из-за стола человеком. Передо мной стоял генерал, ведь его чин равнялся четвертому классу, то есть генерал-майор, и сейчас он решал мою судьбу.
  
   - Сергей Александрович, а вы видели смерть в бою? Она ведь отнюдь не прекрасна. - Стоим глаза в глаза.
   - Видел... Знаю, ваше превосходительство.
  
   Теперь взлетела вверх другая бровь.
   - Даже так... А приходилось ли вам рисковать своей жизнью? А приходилось ли вам отнимать ее у других, юноша? Это - тяжело и страшно, даже у супостата.
   - Да...Тяжело, ваше превосходительство, люди ведь. Особенно в первый раз.
  
   Сергей Иванович медленно отошел от меня и бормоча под нос:
   - Так значит... Хм... Да уж, седой мальчик... Хм... Вот ведь, как...- опять уселся за стол.
   Я остался стоять вытянувшись. Лесли думал, устремив глаза куда-то мимо меня. Потом поднял взгляд.
   - У секретаря оставите адрес, где проживаете. Ничего не обещаю, но думать о вас буду. Я могу только рекомендовать и советовать, не более. Но коль службы хотите искренне, будет вам служба. Теперь ступайте...
  
   Поклон. Поворот через левое плечо. Строевым шагом до двери. Еще поворот. Еще один короткий поклон.
   - Благодарю, ваше превосходительство! - Фух, кажется, не напортачил.
  
   На повторный визит я был приглашен уже в дом Сергея Ивановича через четыре дня. Назначено на первую половину дня, следовательно, визит считается неофициальным.
  
   Дом губернского предводителя находится в предместье и являет собой обширное деревянное строение, вернее наполовину деревянное. Первый этаж сложен из кирпича. Добротное такое строение, с широким двором и тенистым садиком.
   К воротам мы подкатили ровно в полдень, пожилой слуга уже встречал меня, и сразу провел в кабинет, а не в гостевую комнату, давая понять, что визит - деловой и я пока еще не принят в этом доме.
  
   А кабинетик-то у предводителя - строгий. Ничего лишнего. Малахитовый набор для письма на большом столе да серебряное оружие на темных коврах. Пара стульев и лавка у стены. Все функционально и просто. При этом совсем не бедно. Даже, скорее, совсем наоборот. Дорогая скромность. Редко кто нынче так оформляет свой кабинет.
  
   В просторной и светлой комнате Лесли был не один. Вместе с ним находился угрюмый старый генерал в мундире и при орденах.
   Глядя на него, я отчего-то сразу вспомнил полковника Косых и свою военную кафедру. Этот дядька, как и полковник, был вояка из боевых. Генерал отнюдь не парадный. Чувствовалась суровость старого служаки.
   Им оказался генерал-лейтенант в отставке Николай Петрович Лебедев, и ему я и был представлен хозяином.
   Возрасту генерал лет эдак шестидесяти. При полностью седых волосах контрастом смотрелись абсолютно черные брови.
   Присесть не предложили, и я был вынужден стоять, но это не напрягало, ибо молод ыщщо, с такими заслуженными людьми рядом сидеть.
  
   - Вот об этом молодом человеке я и говорил вам, душа моя Николай Петрович. Служить хочет, чинов хочет побыстрее, в бой рвется. Говорит, что труда не боится. Что? Как он вам?- Лесли прямо светился улыбочкой, ехидненькой такой.
  
   В ответ следует мрачноватый взгляд черных глаз и гримаса, которая должна означать улыбку генерал-лейтенанта. Рука Лебедева привычно теребит черневую табакерку. Жилинская работа похоже, видел подобную в Эрмитаже. Ими вроде даже награждали.
   Сергей Иванович продолжил.
   - Мой старый сослуживец Дмитриев хвалит, говорит - и в деле проверен. Правда не уточнил в каком, а расспрашивать, думаю, не стоит.
   Двое старых кавалеристов отставных из Литовского уланского полка пишут: 'Лихой конник получиться может, отчаянная голова'. Как мыслите? Будет толк? - На этот раз со стороны генерала прозвучало кряхтение, а после непродолжительного перерыва скрипучий голос проговорил.
  
   - Смелостью нас не удивишь. Чинов ищешь? Так, то дело нехитрое. Иди да служи, за Государем служба не пропадет. Походи в унтерах годов с пяток, хлебни из солдатского котла, там и вакация откроется. Али не терпится?- Выжидательное выражение лица, и опять гримаса-улыбка.
   - Так точно, не терпится, нет у меня этих годов, ваше превосходительство. Не даст француз времени больше двух лет.
   - А что так? Ну не даст, так чай хватает и солдатушек, и офицеров грамотных, слава тебе Господи. Думаешь, без тебя не справятся? Ты один Бонапартия побьешь? Так отрок думать может, тебе же уже лет изрядно. Может иная причина? К зазнобе, небось в мундире гусарском да на боевом коне во двор въехать возжелал. Али не так? На блеск мундира позарился, а служить-то, желанья и нет? - Чувствовалось, накручивает себя генерал. Я тоже стал горячиться.
  
   - Милости прошу, не чина. В кадеты мне поздно. Служить готов, где Отчизна велит, но знания воинские и боевой опыт обязан получить, коли людьми командовать желаю. Как и где их приобрести, на то моего ума не хватило. Оттого и за советом отеческим обратился именно к его превосходительству тайному советнику Сергею Ивановичу Лесли, мною и поручителями моими премного уважаемому.
   Мундир - дело не малое, но я не посрамлю любой, дайте лишь возможность проявить себя. Все что может сделать человек, я готов совершить, но во времени не властен. - Я говорил с напором. Хотелось объяснить этим людям, рассказать, что ждет Россию, но вдруг понял, они сами все прекрасно понимают, не глупее меня, а моя горячность их просто забавляет.
   - Два года есть до большой войны, я боюсь - не более.
   А Бонапарт двинет орду под стать Батыевой не меньше полумиллиона солдат. Под ним - Пруссия, Австрия, Саксония, Италия, Бавария. Все солдат дадут. Одних поляков до ста тысяч будет. Даже испанцев, недавних недругов своих, дивизию иль еще более наберет... - Последние фразы я говорил уже тихо, успокаиваясь.
  
   Сергей Иванович явно ловил кайф от нашего с генералом диалога, весело поблескивая глазками со своего кресла. Ухмылка с лица генерал- лейтенанта тоже не сходила.
   Это они меня просто испытывали, подобно первому отделу у нас в НИИ. Н-да, ничего так развод вышел. А вот сейчас начнется сам разговор, причем первую скрипку поведет Николай Петрович.
   Ну, вот угадал...
  
   - Каково ваше образование, господин Горский? Что знаете, что умеете, к чему душа лежит? Чего не умеете? - Спросил генерал. - Что желаете знать и уметь мы уже поняли.
  
   - Знаю языки немецкий, польский, английский хуже французский. Знаю математику, немного разбираюсь в естественных науках, - про химию и прочее пока решил промолчать, - а также немного топографию. Карту читаю.
   Могу ассистировать фехтмейстеру - шпага, сабля, эспадрон, но предпочитаю шпагу. Экзотические виды боя знаю, с тростью и шестом. Кинжал. Английский бокс немного. Стреляю метко, правда, только из пистолета.
   Штыковой бой мне не знаком. О премудрости снабжения войск и фортификации не знаю вовсе. Со строем - самое общее знакомство, как и с тактикой. Уставы не читал, не знаю вовсе.
   Свет мало знаю и немало этим смущен. Танцевать не обучен, всех тонкостей этикета не ведаю. Так уж судьба сложилась, некому было обучать.
   Кроме того люблю лошадей, умею взбираться на скалы без веревки, немного знаю походный быт. Звезды знаю, но самую малость. В лесу и горах не блужу. Все, ваше превосходительство. - Отвечать старался максимально четко, но выходило как-то сумбурно.
  
   Лебедев хмыкнул. - А не врешь? Много насчитал. Хоть сейчас тебя в корнеты да взвод под начало. Да, многонько...
   Как думаете, Сергей Иванович, не врет сей молодой человек?
   Вот и я думаю, что может только самую малость привирает.
   Много знает, много хочет, а службы не разумеет.
   Непорядок.
   Я бы его в самое болото впихнул. Выберется - будет толк, а нет, то и не жалко. Не в ментике, да без эполет, а унтером в гарнизон, да солдат поплоше ему, чтоб понял службу, из рекрутов, али из инвалидной команды. А отслужит год в гарнизоне, на самом армейском дне, да притом умудрится побыть вольным слушателем в кадетском корпусе, не задаром конечно, да сам себя экипирует за свой кошт, вот тогда и поглядим. Коли нет у тебя времени, трать здоровье и деньги, все едино платить надо.
   Осилит - договорюсь с нашим Смоленским кадетским руководством. Допустят молодца до экзамена экстерном. После лишь подтвердишь в столице, али при армии. Да еще, на следующую компанию в будущем годе можно и на турка, пороху понюхать.
   Как Вам Сергей Иванович, потянет сей воз, али нет?
   - А это у него самого спрашивать надо. Может и надорваться, не из самых богатых людей наш classement candidats (соискатель чина (фр.)), но упрям и горяч. Дадим ему шанс, и поглядим, кто выиграет наш спор.
  
   Так они уже поспорили на меня, и этого даже не скрывают, вот же...
   Впрочем, не удивлен, генералы они такие, по отцовской службе помню. Хотят испытать? Ну, давайте поглядим чего я стою.
   Почему, собственно и нет? Самому интересно.
   Вот только куда они меня сунут на этот год, в какую задницу? А что именно туда я уже не сомневаюсь. Вон морды какие довольные. Сережа, спиннинг надо было соорудить, губу закатывать. В кавалерию захотел, вот тебя сейчас и определят при конях навоз убирать. Просился бы в кадеты что ли. Ломоносов в девятнадцать лет не постеснялся начинать учиться, а тебе захотелось побыстрее всего добиться.
   Теперь не скули. Что имеем, того и имеем.
   Неплохой каламбурчик...
  
   Сергей Иванович взял со стола пакет и передал его в руки генерал-лейтенанта, как бы подчеркивая, мол, передал с рук на руки.
   Лебедев принял пакет, потом поднялся и шагнул ко мне. Ой, не нравится мне его ухмылочка ...
   ГЛАВА 8
  
   Что такое гарнизон в России в начале девятнадцатого столетия? Не в столице и не в уездной глубинке, а в нормальном губернском городе. Без крайностей.
   Кто они, кого в то время называли - 'гарниза пузатая'?
   Услышав впервые этакое народное определение, в голове сразу сложилась ассоциация с ППС, ГАИ и прочим подобным. И в очень большой мере правильно сложилась.
  
   К началу XIX века штатами губерний в ведении гражданских губернаторов предусматривались губернские гарнизонные батальоны в составе четырех рот плюс губернская гарнизонная рота и уездные штатные команды.
   Где то в недрах Государевых канцелярий и министерств, зрело решение о переформировании всего этого тылового болота. Слухи ходили уже не первый год, но пока все было по-старому.
   Все, что связано с военным порядком в городе ложится на плечи коменданта, а через него и на солдат гарнизона.
  
   Все, это значит - все. От караулов и охраны, до пожарной и ассенизаторской службы.
   Рекруты, колодники и дезертиры тоже забота конвоиров гарнизона, как и исполнение наказаний по суду.
   Ловля разбойников, подавление волнений, поддержание порядка на народных сборищах - опять гарнизон.
   Помощь полиции - это само собой.
   Ремонт оборонительных сооружений, если таковые имеются, арсенал, подготовка зимних квартир для линейных частей, церемониал на торжествах, похоронах и встречах значительных особ, парады и еще многое, многое другое.
  
   Например, выделять людей под нужды Шкловского, или теперь уже Смоленского кадетского корпуса. Три года назад корпус был переведен из Гродно в Смоленск в только что перестроенные для этой цели здания и соединен со Смоленским Дворянским военным училищем, став третьим по значимости подобным заведением в России. Учили в нем детей дворянских от десяти до девятнадцати лет. Такой себе интернат с преподаванием наук, иноземных языков, а также и военной подготовки. Готовили не только к офицерскому будущему, но и давали основу для придворной, инженерной и дипломатической службы. По меркам девятнадцатого века - отличная подготовка.
   Каждое лето кадеты выезжали в лагеря на практические занятия в сопровождении солдат гарнизонных батальонов. Еще одна забота коменданта, ну и солдат само собой.
   Кроме того на попечении гарнизона была и кантонистская в прошлом гарнизонная, школа для детей солдат и солдатских сирот. Там учили до пятнадцати лет грамоте, арифметике, муштровали, а после отправляли в войска. За несколько лет службы из воспитанников выходили толковые унтера.
  
   Вот в такой батальон гарнизонной службы я и был направлен заботами моих попечителей и теперь точно знаю, что в этом мире есть вечные вещи, как рассвет после ночи, как зима после осени, как дедовщина для новичка в армии.
   Но чтобы это узнать вначале пришлось еще потерпеть и походить по коридорам военной бюрократии.
  
   Сперва я прибыл в гарнизонную канцелярию с предписанием на зачисление в состав доблестного Смоленского гарнизона. Там писарь долго выдавал мне бумагу для получения всего чего нужно из имущества в гарнизонном цейхгаузе. Ждать пришлось порядочно, к счастью, подошел дежурный офицер, прапорщик Кабанов, который оказался моим знакомым.
   Во время поездки в Горки мы с ним и его сослуживцами неплохо посидели. Дождь сделал путешествие невозможным, и пока пережидали, крепко надрались.
   Офицер пояснил, что явиться к коменданту на представление следует уже в мундире, ну это я и так знал, а дальше он уже определит мне роту, в которой предстоит служить. А он, Кабанов, за меня слово замолвит.
  
   Мы хорошо поговорили. Он попросил занять денег и синий пятирублевый билет перекочевал из моего кармана в карман моего дорожного приятеля, надеюсь его советы того стоят. Я тут же стал им следовать, и писарь слегка на мне заработав, в момент соорудил нужную бумагу.
  
   Потом я проявил дипломатические способности получая казенное снаряжение у фельдфебеля, или правильнее фельдвебеля, Семена Мироныча, который начинал служить, наверное еще при Елисавете Петровне. Сыном полка.
   Гарнизоны снабжались и так по второму разряду, но то, что мне выдавали, было как минимум четвертого.
   Мундир казенного образца и соответствующего качества мне как человеку достаточно состоятельному получать было не надо. Я уже заказал его постройку, хоть солдатский, но из добротного контрабандного английского сукна. Он обошелся мне в тридцать рублей и был почти готов.
   Зато к нему полагались двадцать четыре казенные медные пуговицы, согласно регламенту, и это были единственные целые вещи которые мне попытались всучить.
   Две лосиные перевязи, патронная сумка, ранец - все носит явные следы знакомства с мышами. Вкусная видно кожа, экологически чистый продукт для мышек.
   Кивер и манерка тоже, мягко выражаясь, не первой свежести, старого образца. За весь этот хлам с меня должны еще и вычесть их стоимость.
  
   Морду этому предку наших служилых прапоров я не бил, честно. Я смирил свой нрав и все решил миром.
   Семен Миронович, по-простому Мироныч, стал богаче на целый золотой лобанчик, а это много, две четверти водки стоит пятнадцать копеек. Зато я заимел приемлемую амуницию и расположение старого и весьма авторитетного унтера. Чуял, с этим дедом надо дружить, еще не раз пригодится, потому и сделал такой задел на будущее.
  
   Дальше другой такой же служилый пройдоха и в том же чине тоже стал чуть побогаче (всего на полтинничек), а в мое распоряжение поступила винтовка или винтовальное ружье, вместо обычного пехотного.
   Каким макаром это ружье попало в гарнизон, а не в линейный полк не понятно, но я, как будущий унтер-офицер, имел право на такое оружие.
   В армии, кроме егерских частей, штуцера и винтовальные ружья не любили. Заряжать долго, отдача сильная, при неосторожном выстреле могло сломать ключицу, в уходе тоже посложней. А тут я сам напросился. Это оружие теперь закреплялось за мной.
   Фельдфебель все нахваливал мне винтовку, опасаясь, что передумаю. И хотя я сам считал, что по этим временам отличная штука и штуцер, и винтовка, слушал его внимательно. А тот заливался соловьем, стремясь видно пристроить не особо любимое вооружение молоденькому барчуку.
  
   - Ты меня слушай. Плохого не посоветую.
   Ежели у штуцера, скажем, калибр шесть с половиной линии(16,51 мм), ствол граненый, весу в нем почитай десять фунтов (4,28 кг). На егерскую роту их полагалось всего дюжина. Бьет на тысячу шагов, в хороших руках даже прицельно до шагов пятисот. Ей-ей, сам видел, как офицера из штуцера на пятьсот шагов в арбуз попадали.
   А твое "винтовальное ружье" образца того же, 1805 года - штука еще лучше. Калибр - тот же, а ствол на два вершка длинней, притом весит столько же. Сталь на ствол идет специальная, оттого и весу не добавило. Оружие тяжелой линейной пехоты. Понятное дело - не всей, а только унтеров. Положено иметь на полк их аж целых тридцать две штуки. Для наилучших стрелков. Бери унтер - не пожалеешь.
  
   Мог парень и не стараться. Я же охотник. Все, что связано с оружием меня интересовало еще мальчишкой. А 'винтовальные ружья' в это время - товар штучный, действительно по качеству превосходящие штуцера, даже нового 1810 года образца.
   Винтовка мне досталась в неплохом состоянии, замок щелкал исправно, но все равно еще пошаманю.
  
   Оружие и снарягу мне не выдали на руки, а отложили в специальное гнездо пирамиды. После определения моего капральства все переедет туда.
  
   Дальше пришлось терпеть в ожидании коменданта. Представиться и определиться. Их же высокоблагородие изволили отъехать вместе с командиром батальона в гости. И когда эти гости закончатся, не знал никто.
   Хорошо Кабанов, как и обещал, подсуетился, и командир первой роты, временно исполняющий обязанности коменданта, определил меня под свою ответственность к нему в третью роту. Так я оказался под командой своего дорожного знакомого, и тут же отдал ему еще десятку, как было уговорено.
  
   Третий день моего вживания в ряды героического Смоленского гарнизона закончился под лозунгом: - Драку заказывали? Нет? Ну и ладно.
   В своем капральстве, или по-новому, отделении, куда я был зачислен младшим унтер-офицером, меня приняли нормально. Барчук на службу пришел - обычное дело. А вот в роте не сложилось.
   Таких барчуков там оказалось человек шесть, и трое уже почти выслужили трехлетний, обязательный срок перед открытием вакации на обер-офицерский чин. А один уже и переслужил год и прозябал в высшем унтер офицерском чине. Гарнизонных унтеров особо не продвигали по службе, да это и правильно. Борзые ребята. Правда, после разговора по душам с заводилой, портупей-прапорщиком Одинцовым, пообещали меня больше 'не замать'.
  
   Я честно попробовал разрулить ситуацию словами, но - не сложилось. Слегка выпивший парень примерно двадцати трех лет решил качнуть права. Ага, мы это проходили, врага нужно бить сразу, тем более я еще не присягнувший, почти цивильный человек. Хоть и выгляжу молодо, но годков-то мне в реале уже прилично. И многое повидал, ребята, не надо меня трогать.
   Спасибо моей строгой и любимой бабуле, воспитавшей в спортивном отношении гармоничную личность. Самбо я любил заниматься, и давалось оно мне легко. Пригодилось.
  
   Бить этого товарища в присутствие его друзей посчитал неправильным и просто взял на болевой прием, вывернув левую руку. Тот заорал:
   - Отпусти! Хуже будет! Ой! Прибью подлеца! Сгною на службе! Ай! Да пусти ты!
  
   - Замолчите, господин портупей-прапорщик, еще пара слов и я сломаю вам руку. Могу сломать так, что после сгибаться в локте не будет, только отнять останется. Замолчите, очень вас прошу, Вы терзаете мой слух. - Я говорил спокойным тихим голосом, хоть адреналин в крови бушевал не на шутку. Боялся, навалятся скопом, тогда помнут крепко. Калечить кого-нибудь и самому быть битым не хотелось.
   А тот уже только мычал, боль была нешуточная. Я продолжил.
  
   - Скажите друзьям, пусть нас покинут. Вреда я вам наносить не буду, а иначе может и до увечья дойти. - Одинцов закивал головой, народ рассосался, оставив нас наедине. Но покоренным мой пленник не выглядел. Упертый.
   Немного ослабил нажим и проговорил так же спокойно:
  
   - Я пришел сюда служить, так что во всех сослуживцах вижу товарищей. В тебе тоже. Хочешь, сейчас выпьем мировую и останемся приятелями - хочешь, разойдемся врагами. Только учти, я живых врагов не оставляю. Верь мне Одинцов, я тебя просто убью, и никто концов не найдет от чего ты помер. Меня жизнь научила, если враг близко, он должен быть мертв, если он жив, значит, он от меня далеко и не мешает. За тобою выбор. Посмотри на меня, в глаза глянь, не хочу я этой вражды, но случится - не обессудь.
  
   Одинцов затряс башкой, высвобождая руку.
   - Ну, ты и сумасшедший, Горский. Всех так на службу принимают, ну принято так. Чего взбеленился? Вот не дал тебе Бог смирения, а это - грех. Зато гневлив не в меру, и это - грех. Нет ума в тебе ни грамма, а злости на десятерых. А и верно, изувечил бы и глазом не моргнул.
   Да ладно, ставь мировую, враждовать нам незачем, а твоя отчаянность мне нравится.- Молодец, подпрапор, лицо сохранить пытается. Протянул мне руку:
   - Игорь.
   - Сергей.
   - Ну, Сергей, ты тоже не обессудь, мне ротный велел тебя со службой познакомить, фрунту выучить. Ох, и отыграюсь я за свою руку. Ха! Выучу на совесть, но гонять буду как сидорову козу. Лишнего не будет, не думай, но службу сполнять заставлю, как положено. Согласен?
   - А как же. Конечно, я согласен. От службы не бегаю. Учи, только сперва давай в знак примирения выпьем, у меня коньяк из самой Франции припасен для такого случая. Это для нас, ну и водки фляга для народа. Зови уж их...
  
   Так я влился в ряды ... Да, влился славно. Пьют унтера крепко, и что интересно, наутро свежи как огурчики. Мне-то ладно, перенос практически избавил помолодевший организм от возможности алкогольного отравления, а вот как это удается моим коллегам, в смысле сослуживцам?
   Надо отучаться от гражданских словечек и привыкать к изменениям жизни военной.
  
   А изменений и без того произошло достаточно. Во-первых, сменил свое место жительства. Нет не на казарму, унтерам разрешалось жить на съемных квартирах. Вот на такое жилье и сменил.
   Гаврила расстарался, нашел квартирку рядом с казармами гарнизона. Одна комната в избе с отдельным входом и сенями, чистая и просторная. Из мебели - большая кровать, стол, пара стульев, две лавки, сундук, таз для умывания на тумбочке. В красном углу - икона Спасителя, лампадка.
   Хозяева - семья возчика. Сам хозяин Фрол, могучий заросший бородой тридцатилетний мужик, занимался извозом, держал две прочные телеги и пятерку ломовых лошадей. Его жена - Матрена миниатюрная особенно на фоне мужа женщина занималась хозяйством. Двое детей, сын и дочка, ей в помощь, как и положено в работящей семье.
   Кроме комнаты мне предоставили домашнее питание. Такой постоялец как я оказался выгодным для моих хозяев. Чем именно я узнал позже, но и так был рад их радушию.
  
   Второе изменение - неожиданно быстрое решение по выкупу Горок. После выплаты большей части долга я полностью восстанавливался в правах владельца. Остаток задолженности в три тысячи сто сорок рублей должен выплатить в течение трех лет. Надо теперь думать, что делать с имуществом.
   Собрал большой совет в составе себя и своего второго я, посоветовался и постановил. Средства пока есть, от оброка в этом году людей освобождаю, о чем и отписал в уезд. Тем же письмом вызвал старосту в Смоленск, в связи с невозможностью оставить службу. Тимоха обязан прибыть к концу сентября, тогда и определимся чего с этим добром дальше делать.
  
   Третье изменение - у меня появился официальный управляющий.
   После нашей поездки в Горки состоялся семейный совет всей родни моего будущего управляющего. Отец Гаврилы и глава всей большой семьи Бубновых Савелий Иванович Бубнов решение сына о переходе ко мне на службу одобрил и благословил, а также пообещал всемерную помощь и поддержку от всей немаленькой семьи. Дисциплина в их клане железная. Наверное, только так и могли выжить потомки скоморохов. А семейка знатная.
   Еще два брата у Гаврилы в возчиках, да столько же зятьев, да самый младший братишка принял Гаврилину коляску. Нормальный таксопарк, а заодно и служба информации. Очень удобно.
   Торжественно вручив своему родителю и главе извозчичьей фирмы отступные в размере двухсот рублей, Гаврила поступил в мое распоряжение и на мое содержание. В десять рублей ежемесячно. Да еще и условие выдвинул.
  
   Гаврила меня опять удивил. Управляющим согласился быть, но только при мне. В Горках мол, и Тимоха справится. Вот заведет мое будущее благородие три-четыре имения, тогда и управляющий будет нужен, а пока он так побудет. А то, что я стану состоятельным человеком под сомнение даже не бралось.
   Ладно, при мне так при мне. Я озадачил Гаврилу рядом наставлений, и он мотался по Смоленску и ближайшим окрестностям. Кое-какие идеи зрели в голове по устройству своей дальнейшей судьбы и повышению собственного благосостояния, а от службы пока я убежать не мог, так что все в дугу вышло. Пусть Гаврила крутится.
  
   Основные направления работы - производство растительного масла из семян подсолнуха, этого еще не производят вовсе, производство пищевого спирта, и кое-какие задумки в народном промысле, связанном с канцелярскими товарами.
   А че? Ни кнопок, ни скрепок, ни графитовых карандашей пока в России не производят. Техпроцесс несложный, металла требуют немного. Еще кой-чего есть в задумках, но это позже.
   На нынешний момент у меня имелись значительные свободные средства. Остаток от денег Фролиных и десять тысяч презентованных князем Мирским - мой неприкосновенный запас.
   Деньги к будущему году должны, как минимум, удвоиться, а для этого их нужно грамотно пустить в оборот. Именно потому Гаврила не знает ни дня отдыха, прочесывая окрестности. Ищет людей, помещения. Материалы нужные. На мне только идеи, все остальное на нем. Чем раньше задумки запустим, тем быстрей разбогатеем.
   Кроме того зная ход истории не так уж сложно вести выгодные денежные дела даже для такого неважного коммерсанта как я.
  
   Игорь свое обещание сдержал. С середины вересня (сентября) день у меня начинался и заканчивался на плацу. Фрунту за один день не выучишься, его вколачивают в подкорку строевым шагом. Вот я и шагал. Семь дней в неделю.
   Ох, и погонял он меня садюга. Когда сам, когда через другого унтера. И в дождь, и в солнце и в туман.
   Тиран африканский этот Одинцов, когда дело службы касается. Полдня гоняли меня, полдня я гонял свое капральство, добиваясь от десятерых гарнизонных солдат гвардейской выправки.
   Ха - три раза, до гвардейцев конечно как до луны, но кое-какие успехи намечались. Мужики старались.
  
   Если честно, то с отделением мне повезло. Трое солдат после ранения и последующего лечения в прошлогоднюю турецкую компанию по ходатайству их полкового командира были переведены в гарнизон из гренадерского Астраханского полка. А гренадер и есть гренадер. Железные мужики.
   Четверо - тоже нормальные служаки. В гарнизоне уже три года, переведенные из пионерного батальона для проведения каких-то работ, по-моему, дом коменданту строили, да так и оставленные тут.
   Еще трое - забракованные прошлогодние рекруты. Их вернули в рекрутское депо, как заболевших и бестолковых, а оттуда сплавили в гарнизон. Тормоза порядочные, но скорее просто запуганные, да забитые, чем глупые. Воспитанию хоть с трудом, но поддавались. Особенно после того, как поговорил с ними по человечески и запретил шугать молодняк старшим солдатам. Тянутся, но пока с трудом. Ребята из Пущи, лесовики. Трудно им к строю привыкнуть.
   Повезло мне и с ротой.
  
   Караульную службу все роты делили поровну, при нужде вполне слаженно работали в составе батальона полного или неполного состава по любой задаче, но каждая рота имела свою специфику.
   Так первая в нагрузку имела представительские функции на различных городских событиях. Люди туда отбирались повиднее, снабжались тоже лучше. Комендантская гарнизонная рота. Так и называлась в противовес роте губернской гарнизонной.
   Вторая - специализировалась на всяких чрезвычайных ситуациях. Кроме пожарной команды губернской роты была и своя служба в батальоне, как раз во второй. Справлялись они и в арсенале. Вся остальная работа на укреплениях тоже была на них. Технари-оружейники, пожарные и строители. Из города почти не выводились.
   Четвертая - это конвойная. Постоянно в командировках находятся до половины личного состава. Рекрутские депо тоже в основном их работа.
   А вот дезертиры - это уже наша третья. Мы были тревожной ротой и если мундиры в третьей были похуже, чем в первой и второй, то ружья - самые новые.
  
   Когда губернатор, комендант, начальник полиции считают, что в пункте 'А' нужна вооруженная воинская сила, то поднимают в первую голову третью роту и скорым маршем направляют в этот самый пункт 'А'.
   Надобность могла возникнуть в самом городе или пригороде, а могла быть у черта на куличках, в самом отдаленном уезде губернии.
   Ловили беглых крестьян, дезертиров, ходили воевать разбойников. Если где бунт, то солдатушки там будут в самом скором времени.
   И подавят, и накажут, шомполами по крестьянским спинам записывая непреложную истину - в Империи бунтовать нельзя.
   Неприятная работа, а что делать, присягал - служи.
  
   Кажется Жуков, или до него какой-то из королей, точнее не помню, говорил:- 'Армией командую я и сержанты'. Очень большая доля истины в этом есть. В роте за порядком и службой смотрели унтера.
   Быт, подготовка, внешний вид, здоровье, питание - этих вопросов офицеры не касались. Вспоминали о службе только после втыка вышестоящего руководства или в походе.
   Пару раз в год проводились маневры всего батальона. Раз в три месяца стреляли на стрельбище, по три выстрела на ружье, дюжина в год выходит. Несколько парадов за год. Вот и вся служба для офицеров. В остальное время, в основном, пили и развлекались.
  
   Своего командира роты, капитана Васильева, я увидел впервые только через неделю. Он прибыл в к месту службы вместе со священником, когда пришло время присягать. Капитан отбарабанил текст присяги, мне же как нижнему чину говорить при этом не положено. Батюшка подошел с крестом, засвидетельствовав, что присяга принята и благословил на службу Отечеству и Государю, за веру Православную. И на этом все. Я - полноценный военнослужащий со всеми правами (мало) и обязанностями (много).
  
   Следующий раз я увидел ротного только дней через четыре или пять.
   В общем, капитан появлялся в казарме раз или два в неделю. Очень редко его график менялся. Прапорщики, подпоручики и поручики появлялись чаще, три-четыре раза в неделю. Присутствовали на разводе, проводили строевой смотр и исчезали тоже на три-четыре дня.
  
   Вообще-то служба пока была не особо напряженной. Караулы, муштра, работы по гарнизону уже почти не утомляли. После первых суматошных недель стало появляться свободное время. Его следовало использовать с умом и я, отпросившись со службы, отправился в кадетский корпус. Надо было наводить мосты с учебным заведением.
  
   Смоленский кадетский корпус официально являлся филиалом Второго Императорского кадетского корпуса, но фактически был самостоятельным учебным заведением и имел все, чтобы дать прекрасное образование будущим офицерам.
   Просторные здания учебных корпусов с классами и бальным, а также гимнастическим залами. Отличные воспитатели и учителя.
   К их услугам был плац для строевой подготовки, гарнизонный ипподром для выездки и фехтовальный манеж для обучения 'рапирной науке'. Весьма интересно. В корпус я мог проникнуть только через фехтовальный манеж. Мне нужно было попасть туда в качестве адепта (ученика, простого посетителя манежа), познакомится с фехтмейстером, доказать свой уровень владения клинком и предложить себя в качестве монитора (помощника) в обучении кадетов и прочих желающих, среди коих встречались и дамы и преподаватели корпуса. Возможность завязать нужные знакомства. Таков был мой первоначальный план.
  
   Вы удивлены насчет дам? Но практика заключения договора на посещение фехтовального манежа дамами была принята еще в середине прошлого, в смысле, восемнадцатого века. В Россию это правило добралось с опозданием лет на двадцать по сравнению с Европой и прижилось. Теперь благородные дамы могли ездить верхом, танцевать охотиться и фехтовать - это не считалось предосудительным. Но пока мне не до прекрасной половины человечества - мысли заняты другим.
  
   ГЛАВА 9
  
   В фехтовальный манеж я вошел незадолго до полудня. Переступив порог, остановился и склонил голову в поклоне. Обычай обязательный для каждого фехтовальщика. Дань уважения и приветствие места, где царило искусство клинка.
   Ступая в манеж, ты принимаешь все его правила, или не входишь вовсе.
   После отступил чуть в сторону от входа и стал наблюдать за тем, что происходит в зале. Народу было совсем не много. Четверо адептов тренировались у мишеней в виде изображенного силуэта человека с красными кружочками поражаемых зон, отрабатывая различные варианты уколов. Еще двое под руководством монитора учились стойке и перемещению с оружием. Эти люди явно не кадеты, и даже не военные. Вполне себе цивильные товарищи, молодые помещики или мелкие чиновники. А вот монитор - из кадетов старшего, возможно выпускного курса.
  
   Юноша на вид семнадцати может восемнадцати годов с очень серьезным лицом спокойно и уверенно вел занятие. Даже работая индивидуально с кем-либо из учеников, он не выпускал из виду всех остальных адептов, контролируя их действия.
   Меня он увидел сразу, как я переступил порог. Кивнув головой в ответном приветствии, он жестом указал мне на лавку, расположенную вдоль стены, предлагая присесть ни на секунду не прерывая занятия. Только закончив объяснение и показ своему подопечному, отработав с ним несколько раз стойку, он отправил к мишеням всех занимающихся, а сам, извинившись перед ними, подошел ко мне.
  
   - Прошу прощения, что заставил ждать. Когда идут занятия, я не властен над своим временем. Чем могу служить?
   - Горский Сергей Александрович, хотел бы заключить договор на посещения Фехтовального манежа на правах адепта, господин монитор. Желал бы узнать возможность и условия.
   - Я вижу вы в службе нашего гарнизона. Очень рад. Если соизволите подождать еще около часа, буду полностью в вашем распоряжении.
   Горяинов Глеб Петрович, к вашим услугам. Как обращаться ко мне в манеже, я гляжу, вы знаете. - Еще раз, извинившись, парнишка отошел к своим ученикам.
   Что ж, поглядим, как занимались предки.
  
   А хорошо занимались, качественно. В час, по крайней мере, не уложились. Молоденький преподаватель держал дисциплину как прусский капрал у гренадеров Фридриха. При этом и занятия проходили весьма динамично. Особенно понравились завершающие тренировочные бои. Толково, хоть и пока не особо уверенно фехтуют. Стараются не победить, а именно выполнить задачу, поставленную на бой тренером. Фу-ты монитором, конечно, не спутать бы при разговоре.
   Засмотрелся на занятное зрелище, предварявшие бои - отдания Малого салюта.
  
   А вот тут, Сережа, тебе есть чему поучиться. В наше время салюты были попроще, а тут целое представление. Но красиво.
   Стоящие друг против друга противники, когда четко, когда не очень выполняли приемы, словно проводя бой. Каждому движению салютующего синхронно отвечало движение второго фехтовальщика.
   Малый салют имел шестнадцать канонических движений каждого из соперников, всего тридцать два значит. Их назубок знал каждый мало-мальски образованный фехтовальщик этого времени.
   А я нет.
   И ведь есть еще и Большой салют ... Вот засада.
  
   Конечно, научиться - это мы быстро, но, похоже, мой фехтовальный зал в далеком будущем здорово отличен от манежа, в котором мне предстоит блеснуть мастерством сейчас. Многие ритуалы, обычаи и правила, которые здесь знают все, мне не знакомы. Вернее они где-то знакомы, но поверхностно из книг и рассказов тренеров.
   Планы, наверное, подкорректируем.
   На помощника фехтмейстера я пока не тяну, нужно слегка пообтереться в этой среде. Конечно, хочется побыстрей, но будем торопиться медленно, так вернее выйдет.
  
   По-моему, то существо, которое зашвырнуло меня в это время, наградило меня не только молодостью и здоровьем, но и феноменальной удачливостью. По крайней мере, хочется в это верить.
   А может просто, я принадлежу к категории людей, которым всегда везет. Как Гаврила говорил?- Удачлива твоя планида, Сергей Саныч.
   Ага, дуракам, как известно ...
  
   Идя сюда я тоже понадеялся на удачу. Чуйка!
   Место я выбрал правильно - манеж, а вот с кем меня столкнет здесь судьба, и как я встречей воспользуюсь, это будем поглядеть. Но чую, именно через фехтовальный зал лежит путь к эполетам, как путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Нужно подтянуть свои навыки и восстановить форму, поскольку скоро все это ой как пригодится.
   Не через корпус кадетский, с экзаменом в аудитории, а через острый клинок и жаркий бой лежит моя дорожка. И времени не так уж и много в резерве.
   Вот такая уверенность, непонятно откуда появилась. Вот прям сейчас, когда наблюдал за поединками адептов, и появилась. Хм... А где тут бои в спокойном гарнизоне, да и войны нет? Но я своему чутью доверяю. Будут...
   Тем более надо держать форму.
  
   Вспомнил о желудке - в тему. Скоро обед, уже и есть охота.
   А вот и Глеб, который не Жеглов, а совсем даже Горяинов. Серьезный мальчишка, но мне его серьезность импонирует, чувствуется в молодом человеке стержень.
  
   - Не скучали, Сергей Александрович? Раньше никак закончить занятия нельзя было. Люди уж слишком старались, нужно было дать им почувствовать вкус боя. Я уже полгода помогаю в обучении этой группы, никто не прервал договора, все - перспективные фехтовальщики, а сие - редкость.
  
   Оправдывается за задержку, хотя и видно, что доволен занятиями.
   - Нет, что вы, было не до скуки. Любовался вашей работой. Вы - талантливый учитель, Глеб Петрович. У вас отлично получалось.
   Но я смотрю, увлекшись занятиями, вы пропустили обед, да и я голоден. Нет ли здесь места, где можно перекусить, там вы мне все и обскажете. А уж, поскольку я краду ваше время, то прошу позволения угостить вас обедом. И не надо отказываться, я от чистого сердца. Кроме того узнаю где можно покушать вблизи корпуса.
   - Ну, извольте. Здесь есть небольшой трактир, где сытно и недорого кормят. У меня до вечера свободное время, только доложусь по команде.
   - Замечательно, жду.
  
   За полчаса мы уже сидели в действительно хорошем, чистом трактире, где половой в момент соорудил нам обед из трех блюд, да выставил по жбанчику пива. Славно, неторопливо отобедали. А ведь действительно вкусно и не дорого, буду сюда захаживать.
   За время обеда Глеб рассказал мне об условиях заключения договора, о ценах, о днях и времени посещения, о метОде занятий.
   Весьма и весьма поучительно и информативно, хоть и несколько многословно, но уж тут я сам старался выудить как можно больше новых знаний.
   А вот побывайте в шкуре попаданца, вмиг поймете, что мелочей просто нет, если хочешь нормально вжиться в новые для себя обстоятельства.
  
   Учебное оружие и защитный колет, как сказал мой новый знакомый, я мог приобрести у фехтмейстера, защитную маску - там же. Дорого дерет, зараза, но тут он монополист, придется раскошелиться.
  
   Фехтмейстером при корпусе служил обрусевший швейцарский немец, губернский секретарь Отто Генрихович Штауф. Человек педантичный и прекрасный специалист. В свое время учился у очень хорошего, по нынешнему времени одного из лучших фехтмейстеров земляка-швейцарца Балтазара Фишера.
   В разговоре о Фишере мелькнула фамилия еще одного ученика - Сивербрика Ивана Ефимовича, и я моментально навострил ушки.
  
   Я часто видел портрет этого человека. Он был вывешен при входе в наш фехтовальный зал. О нем я немало слышал и читал учебник по фехтованию, чьим автором он являлся. Даже учился по нему. По-моему, он преподавал и в царской семье. Александра II точно учил, а может и Николая тоже.
   Оказывается, Сивербрик еще является фехтмейстером второго кадетского корпуса. А поскольку Смоленский корпус вроде как филиал старшего Санкт-Петербургского заведения, то Иван Ефимович наведывался и в Смоленск. Здорово.
   Методические записки по обучению адептов писаны именно его рукой. Очень хотелось бы встретиться с живой легендой русского фехтовального искусства. Тем более, после восхвалений юного монитора. Ну, очень юного. Насчет возраста я промахнулся на целых два года. Пацану только через месяц стукнет шестнадцать.
  
   Какие же восторженные отзывы я услышал от кадета, который на память цитировал эти записки, позже и ставшие книгой-наставлением для многих поколений русских фехтовальщиков. Я даже узнавал некоторые цитаты.
   Раскрасневшись, Глеб взахлеб рассказывал мне о правилах, об этике манежа, о наставниках. А ведь обычно парнишка, судя по его серьезности на занятиях, не слишком разговорчив.
   Уж больно он мне братана моего двоюродного напоминает.
  
   Был у меня братишка... Теперь нет, ни в этом времени, ни на двести лет вперед. Умер. Ну, это печальная история. Ну ее...
  
   Так вот этот щегол очень на него похож. Не внешне, а вот этой ранней взрослостью. Брательник тоже был такой, чувство ответственности - высотой с Монблан. И вечно серьезный. Только я и мог его подбить на какое-нибудь мальчишеское хулиганство. У меня-то дури в башке было на двоих. А лето в Крыму, где жили родичи, я проводил почти каждый год. Вот мы там и шухерили. Мальчишки...
   Из скольких заварушек он меня вытянул! А как книги и фильмы пересказывать умел. Говорил, что я хорошо слушаю, вся история на моей физиономии как на экране отражается. Вот и этот разговорился. А я че? Я не против. Интересный монолог.
  
   - Фехтовальный манеж,- увлеченно рассказывал Горяинов,- это место, где происходит фехтовальное действо - знакомство с искусством владения клинком, изучение техники фехтования, соревновательные и показательные турниры и все остальное, что связано с практикой рапирного искусства.
   Под фехтовальным манежем можно подразумевать как помещение, зал, так и площадки на открытой местности. Мы летом часто занимаемся за городом вблизи ипподрома.
   Лица, имеющие отношение к фехтовальному искусству, подразделяются на три категории: Первая категория - фехтмейстер.
   Это лицо, обладающее достаточным опытом, теоретической и практической базой, имеющее четко очерченный стиль фехтования. Он пользуется уважением в среде фехтовального общества и передает свой опыт другим - менее опытным лицам.
   Наш Отто Генрихович суров, но очень хороший мастер. Особенно строго он обучает кадет старших курсов, из них готовит и мониторов, вот как меня. Мониторы - вторая категория. Мы - люди, имеющие опыт в фехтовальном деле и помогающие фехтмейстеру в процессе его работы.
   Третья категория - адепты. Это все лица, которые находятся в фехтовальном манеже с целью изучения фехтовального дела или с целью поддержания своего уровня в искусстве.
  
   Отхлебнув пива Горяинов, а к концу обеда мы, уже не чинясь, называли друг друга по фамилии и имени, продолжил.
   - Отто Генрихович особо следит за дисциплиной в манеже.
   Дисциплина - это строгое и точное соблюдение порядка и правил, сложившихся в практике европейского фехтовального искусства. Она распространяется на всех без исключения персон, к этому роду занятий относящихся, хотя бы и краткосрочно.
   Обращу ваше внимание - на всех, - Глеб даже в лице поменялся, произнося это, - хоть ты - Великий Князь, хоть ты самый захудалый дворянин, требования манежа являются обязательными исполнению всеми, невзирая на чин и знатность.
   Аккуратно поставил кружку на столешницу. И повторил.
   - Невзирая на чин и знатность. Да-с.
  
   Я подумал.- Э, парень, а ведь ты где-то с VIP-составом не поладил. Вишь, как на равность нажимаешь. Видно жизнь тебя уже побила, обкатала, не зря так выглядишь и рассуждаешь.
   Но толково говорит парнишка, даже перебивать не хочется, слушаю дальше, подбадривая кивками. Продолжай мол.
  
   - Этика фехтовальных отношений, Горский, это неукоснительное соблюдение правил поведения и соблюдение традиций, сложившихся в условиях занятий фехтовальным искусством. В манеже, как в храме... - Смутился.
   - Ну не совсем конечно...
   - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Так правильно изложить - это надо уметь. Давай дальше. - На немудреную похвалу Горяинов смутился еще больше.
  
   - Это, в общем-то, не мои слова. Много раз я слышал их от наставников, не сразу их понял, но теперь готов подписаться под каждым.
   Взять хотя бы материальную ответственность в условиях фехтовальной практики. Нередко ведь одно лицо предоставляет право пользоваться своим имуществом другому. В случае его порчи по вине пользователя, последний обязуется незамедлительно компенсировать утраченное имущество владельцу. Не позднее, чем в месячный срок. Таковы правила. И их соблюдают строго.
   В случае невыполнения этого требования виновный может быть не допущен в фехтовальный манеж, а договор с ним аннулирован.
   Практика поломки клинков, увы, довольно нередка. По историческим традициям фехтовальных гильдий Европы, а тут мнение едино, виновен в поломке клинка всегда тот, в чьей руке был эфес в момент слома клинка.
   И еще. Субординация манежа ...
  
   - Так субординация соблюдается и здесь?- Провокационный вопросик с моей стороны.
  
   - Разумеется. Все без исключения отношения в практике занятий фехтовальным искусством подразделяются на ..., - тут он поднял палец, подчеркивая значения слов. Забавно смотрелось, но объясняет парнишка действительно хорошо, - ...партнерские отношения - когда фехтующие лица равны друг другу по положению в манеже, и соответственно этому формируются их отношения друг с другом. Здесь бедный шляхтич равен графу. Как на войне. Как в бою. - Перевел дух и продолжил, акцентируя внимание уже двумя поднятыми пальцами.
  
   - Субординативные - это отношения всех без исключения в фехтовальном манеже и лиц фехтмейстерского уровня.
   Фехтмейстер есть лицо наиболее уважаемое в фехтовальном манеже, и к нему должно быть надлежащее отношение.
   Лица, не проявляющие уважительное отношение к фехтмейстеру, удаляются с манежа. - Поднял третий палец.
   - Монитор пользуется уважением так же, как и фехтмейстер, но уже во вторую очередь. Других субординаций практика фехтовального манежа не предусматривает.
   Ну и обращение друг к другу на фехтовальном манеже - произвольное, цивильное. Товарищеское и равное.
   Обращение к фехтмейстеру - 'мэтр'. Никаких имен после этих слов добавлять не надо.
   Обращение к монитору - 'господин монитор'.
   Ну, ты это и так знал, да? Тебе интересно, Горский? А то я совсем разговорился. Для меня непривычно даже, но ты так слушаешь!
  
   - Я мало знаю даже всем известные вещи. Будь другом, продолжай, время есть еще. Давай еще пива закажем, посидим. Мне, правда, интересно.- Очень не хотелось отпускать такой компетентный источник информации. Как себя вести, чтобы не выделяться, нужно было знать досконально.
  
   - Хорошо. Всем известные - расскажу охотно. Тут всего-то с дюжину правил, но уж их исполнять изволь, если думаешь заниматься. Запоминай.
   Любые фехтовальные действия парного характера начинаются с салюта оружием.
   По окончании же действий обязательно поблагодарить своего партнера словом ('Спасибо!') 'Merci!'
   Поле боя ('piste', фр.) - это часть фехтовального манежа, имеющая четкие границы, где непосредственно проводится само действие. Оно неприкосновенно, ходить по нему нельзя никому, кроме тех, кто в данный момент на нем фехтует. Это особо запомни, многие новички на этом получают неудовольствие от мэтра.
   Любой фехтовальный предмет - как оружие, так и защитное снаряжение, берется адептом в руки только с позволения фехтмейстера либо монитора лично.
   Отто Генрихович требует уважения к полю боя и оружию особо.
   Недопустимо, чтобы рапира лежала на полу, на земле, на траве. Для этого в фехтовальном помещении оборудуется специальный стол или стеллаж, а на свежем воздухе расстилается плащ. Вне фехтовального действия оружие держится за клинок под гардой в не боевой руке, либо кладется на плащ. Недопустимо бросание рапиры на пол, на землю, наступать на нее, ковырять клинком в земле, тыкать в направлении кого-нибудь и вообще проявлять неуважительное отношение к этому предмету. Плебейство это.- Задумался, вспоминая, что еще сказать.
  
   - И еще, нанесение грубого удара или укола (coup-frappe, (фр.)) - невежество самой мерзкой формы, присущее лишь плебейской натуре, но не благородному фехтовальщику. Поступок сей столь недостойный, что фехтмейстер вправе удалить этого субъекта с манежа. Да и отношение прочих адептов к себе испортить можно, избави Бог от такого. А ежели несколько раз - то и отставить от манежа могут.
   Недопустимы всякие лишние разговоры, споры и дискуссии с фехтмейстером или монитором. Это - неуважение к ним и не соответствует этике фехтовального манежа. Недопустимо, также, окликать ведущих фехтовальные действия - это может создать опасную ситуацию...- Глеб уже слегка опьянел, и оттого надо было заканчивать наши посиделки, но неугомонного парнишку, что говорится, 'несло'.
   - О, вот еще!
   Если оружие выбито в бою из руки партнера, то следует отсалютовать ему и дождаться, когда тот поднимет свою рапиру. После встанет в позитуру и сможет продолжить поединок.
   Если оружие выбито в бою из руки фехтмейстера, то процитирую из метОды: 'следует с поспешной проворностью поднять с полу оружие, тотчас возвратить с извинением оное владельцу'. Мэтр иной раз так проверяет адептов... - развел руками.
   - Пожалуй, и все.
  
   - Спасибо, Глеб. Еще больше заниматься захотелось после твоего рассказа. На сегодня я уж время свое исчерпал. Служба, сам понимаешь.
   Жмем друг другу руки.
   - Так до завтра. Отто Генрихович будет с утра, говоришь, вот и я подойду.
   - До встречи, Горский.
  
   После содержательной лекции Глеба еще больше укрепился в своем решении заниматься. Я - ярый фанат шпаги, но даже если и не являлся им, то мальчишка меня по любому заразил бы фехтовальной бациллой. Эк из него слова-то, будто из пулемета вылетали, целый фейерверк эмоций на собеседника обрушил, а ведь не слишком говорливый паренек.
   Теперь стало просто интересно с фехтмейстером познакомиться, что этакие кадры готовит. Неподдельным энтузиазмом ученика пропитать, знаете ли, уметь надо. Уважаю мастерство учителя.
  
   Вечером я опять обратился к Кабанову за официальным разрешением свободных выходов вне службы. Он сегодня как раз заступил дежурным офицером по батальону. Удачно.
  
   Унтера дворянского звания, разумеется, имели свободу несравнимую с солдатской, и за небольшую отлучку мне ничего бы и не было, но наглеть не хотелось. Вопрос решился стандартно - две 'синицы' якобы в долг (синица - ассигнация в пять рублей) в руки прапорщика и полная свобода после обеда до вечернего развода в течение ближайших месяца-двух. Если служба иного не потребует, конечно. А и опоздаю - не страшно. Но за опоздания - отдельная такса.
   Нет, Кабанов вовсе не злостный взяточник-хапуга, просто общепринятая практика в тогдашней армии. Традиция еще от времен Елизаветы Петровны. А у меня 'мзду малую' прапорщик брал с особым удовольствием.
  
   Он понтировал жестоко - игрок азартнейший, что вовсе не редкость в среде офицеров гарнизона. Кроме того, как любой игрок суеверен. Почитал ассигнационные бумажки, взятые у меня 'счастливыми'. Так уж ему выпадало, если в банке лежит хоть одна бумажка, взятая у унтера Горского, то первый выигрыш наверняка в кармане. Поэтому вопрос решили полюбовно и к общему удовольствию.
  
   На следующий день сразу после обеда я переступил порог манежа уже в роли адепта. На занятиях присутствовал сам гуру.
   Фехтмейстер, губернский секретарь Отто Генрихович Штауф являлся человеком видным. Несколько полноватый, крупный мужчина в годах с суровым лицом, громадными с проседью бакенбардами, но при этом с легкой походкой и подвижностью, которой позавидовал бы и юноша. Глаза строгие, но вот чопорности сверх положенной для такой должности в нем не наблюдал.
  
   После взаимных приветствий и представлений я попросил о возможности заключения договора на посещение манежа, а также дерзнул обратиться к мэтру с просьбой, проэкзаменовать мои скромные познания в высоком фехтовальном искусстве.
   - Прошу, прошу. - Отто Генрихович подошел к просьбе вполне по-деловому. Финансовый вопрос мы решили на второй минуте нашего общения, а вопрос с небольшим экзаменом - на третьей.
   - Господин монитор, - он обратился к своему помощнику, мой вчерашний знакомец Глеб сегодня занимался сам у мишеней, а роль монитора исполнял другой кадет-старшекурсник, - обеспечьте господина адепта всем, чем положено и проведите пробный бой.
  
   Ну, вот и первый экзамен.
   Кадет подвел меня к аккуратной оружейной стойке. По всей вероятности здесь находилось снаряжение и учебные клинки посетителей манежа, адептов и мониторов. Пестренько. Чего тут только нет!
   Я сразу поинтересовался вопросом приобретения колета, рапиры и маски, так как пользоваться без спроса чужим оружием почитаю неправильным.
   Заработал неопределенное 'хм' от фехтмейстера и ослепительную поощряющую улыбку от монитора.
  
   - Разумеется. - Кадет протянул руку к стойке и вытащил небольшой сверток.
   - Выбор клинков есть, подберете для себя. Мы вернемся к вопросу об оплате позже, а пока не побрезгуйте воспользоваться моим прежним колетом. Заменил на днях. - Кадет окинул меня взглядом, словно проверяя размер, смущенно при этом улыбаясь.
  
   Я - не особо высок, рост средний для конца двадцатого века. В веке девятнадцатом тоже не слишком отличался ростом - стал несколько выше среднего, все-таки предки были пониже нас. Но и исключения случались. Вроде этого кадета. Акселерат, понимаешь. Уже под метр восемьдесят пять, а то и повыше. При возрасте максимум семнадцати годков. Еще растет. Не удивительно, что пришлось колет сменить.
   Ну-ка глянем.
   А что? Вполне приличная снаряга, видно парень не из бедных. Не стеганка дешевенькая, а прошитая кожа и конский волос. Вроде как мадьярской выделки, а они умеют. Вещь. И как по мне...
   Откуплю, если продаст.
   Теперь маска. Это уже из того, что можно приобрести у фехтмейстера.
  
   В 1776 году француз Ля Буасье изобрел фехтовальную маску. К 1810 году занятия без нее уже даже не представлялись возможными.
  
   Поглядим. Чего тут у нас есть?
   Ха! Здравствуй детство золотое. Что-то подобное в захламленной кладовке валялось при ДЮСШ. Памятник прежних времен. Тяжеленькая штукенция, но ничего. Ремешки подрегулируем. Наденем.
   Нет, давит. Еще подтянем, а тут отпустим. Так. Меряем.
   Самое оно.
   Перчатка? Или берем пару?
   Не эти, и не эти... Во! Это мое. Как влитые, краги удобные невысокие. Берем.
  
   Теперь оружие.
   Выпендриваться нечего, возьмем среднюю учебную рапиру.
   Ох, как же не по руке. Еще смотрим. Так, а вон в том уголке что? Ну-ка, ты как, железка? Получше, и много. Рукоять после еще доработаю. А вместе с перчаткой как? Ага. Годится.
   Балетные туфли у меня свои. Штаны, чулки, полотняная рубаха - все уже есть, заготовил заранее. Пять минут на переодевание, и я готов.
  
   Момент истины. Выходим на дорожку. Моим соперником вызвался сам Глеб. Вот у него как раз снаряжение богатством не блещет, колет-стеганочка, хотя все аккуратно и ладно сидит на кадете. Обмято и привычно.
   Я не против боя с ним, хоть с его стороны это несколько самонадеянно. Конечно, он не знает моего уровня подготовки, но сейчас парень просто по возрасту не в лучшей форме для спаринга с взрослым дядькой. И искусство фехтовальщика здесь абсолютно не причем. Просто на этом этапе жизни идет перестройка организма, что сказывается на качестве боя. Но посмотрим, посмотрим...
  
   В манеже такого понятия как дорожка еще нет. Есть поле боя, отчерченная белой краской часть зала. За линию наблюдения заступать не имеет права никто, кроме участников поединка. Фехтмейстер с монитором имеют право заступить черту, но судят они из-за линии.
   Команды подаются на русском языке.
  
   На русском! Во всем мире на французском и итальянском, а в этом зале - на русском. И кто мне будет утверждать, что русская школа фехтования это тра-ля-ля, бла-бла-бла и вообще такой нету? Теоретики, блин. А оно - вот оно.
  
   Я понимаю, что все больший отказ от французского языка в 'рапирной науке' и переход на русский зародился как своеобразная фронда иностранцев-учителей фехтования из разных стран, попавших в Россию после европейских потрясений как протест против захватов Франции. Да и наши - молодцы. В кои веки не стали поддерживать иностранщину да и своих русских кадров уже наковали немало.
   Вот мелочь вроде, а приятно.
   Естественно, в фехтовальном сленге остались и французские и итальянские слова, но это уже просто профессиональный жаргон. Но к делу...
  
   - Салют! - команда сегодняшнего, долговязого помощника фехтмейстера. Он проводит наш бой в качестве судьи.
   Не зря я вчера запоминал движения малого салюта. Корявенько, но отработал.
   - В позицию!
   - К бою! Алле!
  
   Глеб стремительно сокращает дистанцию. Атака!
   Нет, дорогой. Ты мне не соперник... Защита! Ответ! Есть!
   Одно касание оружия. Один укол. Классика...
   - Стоп! По местам. В позицию!
  
   Расходимся на исходные точки, а монитор в роли судьи продолжает монолог. Анализирует для зрителей бой голосом и рукой, указывая на участников, подчеркивает отточенным судейским жестом каждое свое слово.
   - Атака! - рука в сторону моего противника.
   - Защита! Ответ! - в мою сторону.
   - Поражение! - рука обратно к противнику и вниз. Лаконично и точно.
   - К бою! - второй раунд. Моя очередь - атакую.
  
   - Стоп! В позицию! - даже касания оружия не было. Парень, как я и думал, просто не успевает. И не удивительно. Растет сейчас как бамбук во Вьетнаме, а рефлексы не перестроились. Надо после ему сказать, чтоб не комплексовал. Что арбитр?
   - Атака!
   - Поражение!
  
   - К бою! - ну, это не интересно. Хоть я и ограничил поражаемую зону и даже несколько тормознул укол, но победа опять абсолютно несложная, хоть и пришлось прибегнуть к дополнительной атаке. Слушаем судью.
   - Атака!
   - Уход! Страховка! Попытка разрыва дистанции!
   - Повторная атака!
   - Поражение! - после рука не опускается как обычно, а опять в мою сторону.
  
   - Безусловная победа! - Рука вверх.
   - По местам! Салют! Сбор, господа. - Мы снимаем маски.
   - Поклон! - рапира переходит в небоевую руку, за клинок под чашку. Маску держу той же рукой за боковой ремень, прижимая к сердцу. Наше с Горяиновым 'мерси' звучит синхронно, военный поклон, словно отражение в зеркале. Пожимаю руку сопернику. А он вроде и не расстроен.
  
   - Смирно! Мэтр? - долговязый монитор повернулся к фехтмейстеру.
  
   - Вольно. Подойдите ко мне, господа. Вас, господин монитор, благодарю за отлично проведенный бой. - Последняя фраза обращена к судье.
   - Господин адепт, господин монитор, - это уже к нам с напарником по дорожке, - вас также благодарю за доставленное удовольствие. Чудесно! Господин монитор, вам понятны ваши ошибки?
  
   - Да, мэтр. - Глеб кивнул. - Как вы и говорили, я сейчас не успеваю за действием. Тело не успевает. На четверть такта примерно. Вы говорили, это будет где-то полгода?
   - Может и меньше. Просто следует увеличить интенсивность тренировок основ. Да, да, господин монитор. Именно то, с чего начинали. Ваше искусство осталось при вас, просто его мы должны поднять на более... Хм. Я подчеркну, юноша, на гораздо более высокий уровень. Скорость вернется, скорее всего, даже несколько возрастет, но сейчас вы ее прекрасно компенсируете тем, что вам дает природа при переходе от отрока к мужчине. Шаг, рука, выпад, оружие - вы во всем выигрываете благодаря росту и силе, которые сейчас вам даются Господом. Тренируйте скорость и помните. Больше тело - больше инерция. Сегодня вы меня порадовали. Не растеряйте свой потенциал, господин монитор.
  
   Ай да Отто, ай да Генрихович! Так похвалить за поражение.
   И все толково парню по полочкам разложил. Ну, Макаренко прям. Все это с суровой мордой лица. Теперь понимаю, за что его так уважают. Мужик силен как сенсей - однозначно. У такого заниматься - крупное везение. Что-то мне сейчас скажет?
  
   - Теперь вы, господин адепт. Да! По одному бою судить трудно. Но я уже несколько озадачен. Школа... Вот именно, школа... М-да. Это чувствуется. Но и стойка и движения у вас несколько..., нет, все правильно, но - необычно. Я - знаток и это без излишней скромности. Но кто вас учил, определить не возьмусь. А учил хорошо... Хм. Вы не устали?
   - Нисколько, мэтр.
   - Чудесно! Не возражаете провести еще один бой? Вот с нашим судьей, например. Вольный бой? Сабля?
   - С удовольствием. Позвольте подобрать по руке.
   - Прошу...
  
   Ну, что? За что боролся...
   Хожу на занятия уже полторы недели.
   Вторым пробным боем с саблистом дело не ограничилось, пришлось выдержать еще два экзамена. С адептом, уже зрелым мужчиной и достаточно сильным бойцом - рапира. Но это уже на втором занятии, фехтмейстер наши поединки устроил.
   Адептом оказался преподаватель корпуса. Прекрасный фехтовальщик, он искал партнера на учебные бои и парные занятия. Для меня - очень нужный контакт. Надо бы в будущем свести с ним знакомство поближе.
  
   А уже на третьем уроке, когда занятия окончились, сошлись с самим Штауфом, также рапира. Все бои, кроме как с фехтмейстером я выиграл. Где с большим напряжением, как с монитором-саблистом, не мое оружие все-таки. Где - с меньшим усилием, как с Глебом. Нам с ним через годик будет интересно сойтись. Задатки у парня отличные. Где - просто в удовольствие от хорошего боя, как с корпусным преподавателем.
   По-полной не выложился ни разу. А вот с Отто Генриховичем - сложней.
  
   Бой происходил без свидетелей при закрытых дверях зала. Три схватки, до пяти. Итог вышел такой. Пять-три. Два-пять. Пять-четыре. По боям победил фехтмейстер, по очкам - паритет.
   А вот форма у меня оказывается не ах. Выезжал в основном на способностях организма. Даже и не скажешь, что подзапустил, хоть и это тоже присутствует. Просто не совсем приспособился еще. Все-таки отличий от моего зала более чем достаточно.
   Благодаря лекции Глеба явных ляпов не делаю, но среди местной публики еще числюсь в новиках.
  
   Мнение обо мне Отто Генрихович, по-моему, так и не сложил до конца. Еще продолжает присматриваться. Но вопросы по моей школе корректно не задает. Не принято-с. Да и я свое мнение о нем...
  
   Что сказать - мастер. И как тренер, и как фехтовальщик. Работает от обороны и в атаке одинаково хорошо. Конечно, выносливость и скорость уже не те, но мастерство - на высоте. Реакция - как у молодого. Финты любит. Хитрить умеет. Три укола чисто на обмане взял. Был бы помоложе, мог разделать меня под орех.
   Боец. Тактик. Упрям и осторожен. Хитер и яростен. Недоверчив.
   О! Характеристика все же сложилась в образ - Старый ягуар. А че? Лицо с бакенбардами кошачью морду напоминает. Крупного такого котика с сединой в шерсти. К фехтмейстеру подходит идеально.
  
   А вообще-то в манеже я отдыхал душой... Нет, не правильно. Я просто нагло балдел, попадая в зал. Как бы это объяснить...?
   Это - красиво. Это будоражит кровь. Это, наконец, просто здорово, испытать чувство схватки и чувство победы. Даже проиграть сильному противнику - и то в кайф. А еще классно чувствовать, как по капельке возвращается былая техника.
  
   Рапира - только условно спортивный снаряд. Ни на долю секунды, ни один фехтовальщик не забывает, что в руке у него оружие несущее смерть и сохраняющее жизнь. И это заставляет работать серьезно, без шутовства. В конечном итоге фехтование готовит тебя к смертельной схватке. Что завораживает...
   Наверное, наш хищный предок, знавший толк в драках, незримо сидит в каждом человеке.
  
   Учебный бой, конечно, не дуэль и тем более не боевая рукопашная на поле сражения. Скорее их проекция, содержащая лишь намек, слабый запах боя и пролитой крови.
   Кто держал в руках разряженное боевое оружие, тот ощущал сходные чувства. Просто увесистая железка в ладонях, а сквозь запах масла пробивается еле слышный, но никогда не исчезающий запах пороха и опасности. Так и здесь.
  
   А красота?
   Движения фехтовальщика сходные с движениями танцора внезапно взрываются стремительным броском клинка, который невозможно отследить глазом.
   Фехтовальщик все время подвижен, ноги и корпус не останавливаются ни на миг, танец либо на противника, либо от него, а рапира в руке, словно голова змеи находится в движении постоянно.
   Острие ищет цель.
   Грозит.
   Пляшет.
   Вяжет свое кружево боя. Во всем этом присутствует извечная гармония, как в музыке.
   Что в фехтовании самое важное?
   Да все...
  
   Я не зря о музыке вспомнил. Именно гармония реакции, силы, пластики, техники и стратегии. Да и коварство присутствует.
   Шахматная партия, сыгранная в доли секунды. Где всеми фигурами одного цвета и игроком в одном лице являешься ты сам и твой клинок.
   Человек, впервые попавший в фехтовальный зал, может и не понять моих чувств. Даже наверняка не поймет, как можно получать удовольствие от бесконечного повторения связки движений или уколов по мишени. Но это надо, как гаммы и репетиции в музыке, распевки оперного певца или работа у станка в балете.
   Да и как разогрев движка родной бибики при морозе, в конце концов.
  
   Фехтование не терпит пренебрежения к себе. Опять-таки - свойство любого искусства. Все же не езда на велосипеде - раз научился и навсегда. Нет. Фехтовальщик - вечный школяр, учится и оттачивает свое умение постоянно. И труд, труд, труд без остановок, но ведь в какое же удовольствие.
  
   Проработав связку, я обратился к монитору с просьбой о передышке для подгонки снаряжения. Сорочка под колетом сбилась в ком, а как брать, так и класть в пирамиду оружие можно только по разрешению монитора. Дисциплина в манеже, что мне нравится.
   Получив разрешение от Глеба, он сегодня ведет занятие, отсалютовал и направился к стойке для клинков. Фух... Взопрел слегка. Но это еще не работа, а так. Восстановление нормального тонуса. Пожалуй, еще пара-тройка посещений зала, чтобы пообтереться в местной среде и начнем наращивать нагрузки.
  
   - Не возражаете, господин адепт? - Мой недавний противник, а также преподаватель фортификации и математики в кадетском корпусе коллежский асессор Борацич Степан Петрович тоже решил передохнуть по соседству со мной. Смуглый худощавый шатен, крепкий, хоть с виду и не скажешь, при этом гибкий как ивовый прут мужчина. Несколько застенчивый в обществе человек. Возраст вполне зрелый, а улыбка - мальчишеская.
  
   Сам Степан Петрович был из черногорцев, хоть родины и не помнил. Его грудным ребенком вывезла мать, спасая последнего в семье мужчину из рода Борацичей от мести кровников на греческой фелюге. На Балканах скрыться не удалось, судьба гнала беглецов все дальше. Занесло их аж в Крым, аккурат во время восстания татар в 1781 году. Там мать и погибла, а мальчишку приняла под опеку семья русского офицера в прошлом балканца Эздемировича. Он тогда многим выходцам из Балкан помог обустроиться в России.
   Поскольку у мальчишки были все сохраненные матерью бумаги, подтверждающие его положение как наследника воеводы и господаря небольшого черногорского селения, а Россия всеми силами поддерживала черногорцев, то после присоединения Крыма к России в 1783 году паренька зачисли в Шляхетский корпус на государственный кошт.
   Отдав службе военной более четверти века, Степан Петрович Борацич больших чинов не выслужил и ушел на гражданскую должность с повышением на один разряд. А поскольку капитан артиллерии Борацич являлся человеком грамотным и имел склонность к преподаванию, ничего удивительного нет, что судьба привела его в Смоленский кадетский корпус. В возрасте чуть за сорок лет он и на гражданской службе сохранил прекрасную выправку, а физическую форму поддерживал, посещая фехтовальный манеж.
  
   Все это по моей просьбе перед занятием рассказал кадет Горяинов, который как раз сейчас нас и муштрует. Темп занятий сегодня Глеб задал неслабый. Не мне одному требуется передышка.
  
   - Извольте, Степан Петрович. Мне заочно вас представили наши наставники, фехтмейстер и молодой монитор, а мне позвольте отрекомендоваться самому. Горский Сергей Александрович, помещик, а ныне - в службе гарнизона. Только начал свою военную дорожку, но думаю достичь большего. Хотя, право-слово, о таком желании вы, наверное, от своих питомцев раз по десять на дню слышите. Надоело, наверное?
   - Что вы, Сергей Александрович. Напротив, рад. Весьма. И от кадетов рад слышать и от вас. Все же армейской службе больше половины жизни отдал. Кабы не заманчивое предложение, так бы и тянул лямку дальше. Военная служба, она в крови. Тут в корпусе и полегче и жалованье не в пример, а все равно скучаю...
  
   Мы разговорились. Вот этот коллежский асессор мне бы помочь мог конкретно, но...
   Не судьба.
   Как раз сейчас решался вопрос о его переводе в Санкт-Петербург на повышение, во Второй Императорский кадетский корпус на деканскую должность. Вроде и радоваться надо, но Степан Петрович находился в печали. Там, в столичном корпусе, директором был генерал-лейтенант по слухам полный отморозок, а в Смоленске все знакомое и родное. Но с другой стороны - повышение, чин равный чину подполковника, то есть надворный советник. А ведь еще выслуги может добавиться, и кроме того - столица.
   Я, чтобы подкинуть дровишек в не слишком-то шибко горевший оптимизм будущего декана, позавидовал его возможности заниматься у Ивана Ефимовича Сивербика. Он являлся в то время главным фехтмейстером, как первого, так и второго кадетского корпуса Санкт-Петербурга.
   Ничего против Отто Штауфа не имею, отличный тренер, но Иван Ефимовимович Севербрик - это глыба. По его учебникам и в двадцатом веке учились, именно он вывел русскую фехтовальную школу в тройку мировых лидеров. Короче, в будущем - отец-основатель, а пока вполне живой и общительный человек.
  
   Вроде оптимизм укрепили. Степан Петрович воспрял духом. Даже шутить начал на тему протекции, если судьба забросит меня в столицу. Ну да... Где я, а где славный город Петра? Не светит мне пока такая лафа, уважаемый Степан Петрович, но все равно спасибо. Хотя, как знать...
  
   Передышка закончена и мы, по команде монитора стали в паре с господином Борацичем на немой урок, который он чуть раньше попросил у меня. Уж больно ему понравились мои уходы корпусом во время нашего тестового поединка.
  
   Для непосвященных поясню. Немой урок - вид индивидуальных занятий, где один из пары молча производит некоторые фехтовальные действия, заставляя своего напарника делать ответные действия. Причем темп постепенно возрастает. Отличный способ. Человек сам нащупывает наилучший, то есть правильный вариант ответного приема. А иногда находится очень интересный и необычный ответ.
   Анатомия-то у всех чуть отлична, да и вообще люди разные сами по себе, возможны очень интересные решения. Кто-то берет скоростью, кто-то силой, кто-то длиной руки или хитростью - вариантов масса. В общем, увлекательная штука.
   Мы отрабатывали 'вольт', уход корпусом от укола из классической четвертой позиции до конца занятий. А после я получил приглашение на ужин в компании Степана Петровича и еще пары адептов, сыновей местных помещиков.
  
   Славно посидели в том трактирчике, что мне Глеб показал. Немного выпили, даже слегка повздорили с какими-то пьяненькими личностями, но до драки не дошло. Вмешались и не допустили безобразия работники общепита - половые. К счастью. Для тех типов - к счастью.
   Уж что они им нашептали, не знаю, но пьяная компания быстро протрезвела и испарилась. И с чего бы? А вот глянул на Степана Петровича и понял с чего.
  
   Холодный огонь. Или горящий лед в карих прищуренных глазах. Тут не разобрать, как правильней соединить несоединимое, но с этим мужчиной я бы не советовал связываться. Эк, подобрался весь как пружина. И лицо такое спокойное стало, умиротворенное даже. Только глаза горят.
   А ты, Степан Петрович - воин. Подтвердил фамилию, ведь Борацич наиболее вероятно происходит от 'борац' - боец. Вон как к драке готов был, а развели так и тоже не расстроился. Разве что самую малость. Не забияка, но и трогать тебя опасненько. И ребята-половые это знали. Хм. Откуда-то...
  
   Ха! Вот теперь верю, что Борацич в столице не пропадет. Тихий такой, вежливый, начальства побаивается, почти ботаник, а как до драки стало добираться - другой человек. А чему собственно удивляться? Черногорец он и выросший в России черногорец, только русский. Турки так и не смогли их завоевать. И не смогут.
   Нет, Степан Петрович, быть тебе еще при пушках. Не с твоим характером отказаться от возможности встретить картечью да ядрами как дорогого гостя Бонапартия.
   Даст Бог, свидимся мы с тобой через пару лет, на бранном поле. Вот это более реально, чем в учебной аудитории.
  
   К вечернему разводу я естественно не успел, стало быть, у Кабанова будет еще одна синица в руках как раз за третье мое опоздание. За три - пятерка. Придется платить, как сговаривались. Уговор - дороже денег, хотя можно было бы и подешевле договориться, но уж слово сказано - куда деваться. Хоть я не в претензии.
   Благодаря разрешению Кабанова, три дня в течение недели, правда, только после обеда, полностью в моем распоряжении. Их и посвятил тренировкам без остатка. Целых полторы недели. Пять занятий...
  
   Со следующего посещения манежа вплотную займусь восстановлением формы. До этого больше присматривался, стараясь особо не выделяться, притирался помаленьку. А теперь можно и поработать. Партнеры в пару есть, Глеб, Борацич, пока не уедет, и мои вчерашние собутыльники, помещичьи недоросли. Вроде по три года уже в манеж ходят. Приличный уровень. Пока с ними пили, так и уговорились.
  
   У Глеба, правда, какие-то затыки, может пару занятий пропустить. Что-то с учебой не ладится, усиленно грызет гранит науки. То ли сдает, то ли пересдает - я так и не понял. Короче - весь в зубрежке. От помощи отказывается напрочь. Парнишка никаких себе поблажек не хочет. Но на следующей неделе должен освободиться.
   Попрошу Отто Генриховича поставить меня и Борацича к нему в мониторскую группу на постоянно. Вот как раз завтра и попрошу.
  
   Но назавтра все планы были сломаны истошным криком дневального:
   - Рота! В ружье!
   Вот как чувствовал, не зря в казарме сегодня заночевал.
  
   ГЛАВА 10
  
   Раз, два, три, четыре, пять, - это бегом. И опять шагом.
   Раз, два, три, раз. Раз, два, три, раз. Раз, два, три, раз - двенадцать шагов.
   И бегом - раз, два три, четыре, пять. И опять шагом.
   Так ходили чудо-богатыри Суворова. Так, обгоняя на марше кавалерию, появлялись перед врагом, когда тот их и не чаял. Широким, быстрым шагом не сбиваясь с ритма, как единый организм. Потом этот шаг нарекут егерским, а пока зовут Суворовским.
  
   'Гарниза пузатая'? Как бы, не так. Русская пехота, царица полей, махра портяночная в азарте поглощает версты скорым маршем. Живы еще старые унтера, воевавшие не числом, а умением. Свежи в памяти русского солдата заветы старого щупленького фельдмаршала. Втянувшись в ритм до сорока верст в день могли пройти, а мы не многим хуже.
   Но нам столько не надо. Семь верст по Витебскому тракту всего.
   Там беда - взбунтовался этап. Побили конвой. Капральство солдат с четвертой роты вырезали в ноль.
  
   Этап нехороший, душегубы и тати виленские да витебские, до кучи - вижские контрабандисты с военными мародерами.
   Этих-то как сюда занесло? Извилиста, видать, дорога каторжанина.
   Состав, в основном русские из дезертиров да разбойного люда - полные отморозки, но есть и пяток шведских мародеров с прошлой войны. Вот те - солдаты крепкие.
   Контрабандисты, а их тоже пятеро, совсем не подарок - балтийская пиратская вольница. Не захотели каторги, решили рискнуть.
   Да, есть еще и местные, что ударили по конвою, дав этапу возможность бунта.
  
   Побег подготовленный, непростые люди видать среди колодников были, а может другая какая причина. Но действовали исключительно жестоко.
   Живых из конвоя не оставляли. Ружья взяли и тут же напали на поместье, что случилось поблизости.
   Помещик - страстный охотник, любитель оружия обогатил разбойников еще на десять стволов и порох.
   К счастью, лошадей захватить не смогли. Конюх, заслышав выстрелы, а после и увидев смерть барина, успел выгнать их из конюшни, пугнул волчьим воем и прорвался с несущимся табунком на волю. Прискакал без седла до поста уездной команды. Оттуда, чуть рассвело, пустили голубя с сообщением и вот мы шагаем скорым маршем, настигая банду по горячему следу. А бандиты нет, чтобы в бега кинуться, целое утро потеряли в поместье. Что-то искали.
  
   Пот давно пропитал мундир, патронная сумка и тесак немилосердно хлопают по бокам. Шаг - бег, шаг - бег. Но офицеры бегут с нами, один ротный - верхом.
   Молодцы, явно после обильного возлияния были подняты, но все похмелье выбили из себя бегом и потом. Хрипят, впрочем, как и половина солдат, но бегут.
   - Стой! Десять минут, отдыхай!
  
   Солдаты ослабляют ремни, ложатся на ранцы, поднимая натруженные ноги вверх, давая схлынуть крови от мышц. Шуток и разговоров не слышно. Против нас не меньше двадцати ружей. И это только те, кто взял оружие от конвойных и с поместья. Есть еще от пяти до десяти нападавших, тоже оружные. Но не ружья страшны. Сорок отпетых озверевших отморозков с этапа, плюс неизвестное количество местного контингента. Им терять нечего.
   Расчет каторжников, что успеют скрыться, не оправдался. Мы прочно у них на хвосте.
  
   Вообще, какого рожна полезли на то поместье? За одежкой? Непонятный, неправильный какой-то побег.
   Им бы разбежаться, а они прут кучей, и мочат всех подряд. Ведь могли устроить побег и дальше от города с его гарнизоном. С такой организацией-то вполне могли, а получилось аккурат у дома злосчастного барина.
  
   - Приготовится к движению через пять минут! Проверить обувь! Унтера глядеть за солдатами!
   А капитан наш - орел. Нет, кроме шуток, командует на загляденье.
   Люди встают, оправляют амуницию, кто-то перематывает портянки.
   - Капральство Горского - в голову колонны! Ранцы, тесаки снять, передать шестому капральству. Прапорщик Кабанов, пойдешь головным дозором, далеко не отрываться. Бегом!
  
   - Слушаюсь, господин капитан! - Это Кабанов уже на бегу. Мы, избавившись от груза, пылим вслед. Только ружья со штыками да заряды с собой.
  
   Наша очередь. Через каждых две версты дозор сменяется, теперь мы - впереди всех. Глаза роты. Наша задача - смотреть и не прогавить место, где разбойники свернули с тракта. А придется, так и ловить первую пулю. Дозор, одним словом.
  
   Кабанов устал, но крепится. С ним понятно. Остальные держатся тоже молодцами. А как мои тормоза?
   Ай да молодые! Маршировать не могут, зато бегут как лоси, только тихо, тише всех. Ни стука, ни бряка от них. Да они же из лесовиков, из Пущи в солдатчину загремели. Охотники, итить... Есть идея!
  
   - Ваше благородие! Разрешите задумку одну высказать.
   - Говори Горский, чего тебе?
   - Разрешите мои молодые вперед пойдут, двое по тому краю, а я со Стасем с этой. Они - охотники, след углядят.
   - Делай!
   - Стась, со мной! Бронислав и ты, Алесь - с той стороны. Тропите след, не подведите меня, братцы.
  
   Верста пройдена, вот и вторая на исходе. Алесь поднял руку.
   - Туда пошли. - Указывает - Не все, человек пять. Тихо ушли, не глядел бы специально, так и не заметил бы. Хитрыя...
   - Остальные сюда повярнули.- Это Стась, указывает на противоположную сторону.- Как стадо ломятся, любой углядит, куда...
   Бронислав пробежал еще по дороге метров двадцать и вернулся.
   - Дальше следа нет, все в лес ушли. Тут расходились. Пятеро, может чуть больше свернули в эту сторону, остальные в ту.- Показывает руками. - Недавно совсем.
  
   Кабанов думает недолго.
   - Крепин,- это один из бывших астраханцев - остаешься тут, роту ждешь. С пораненой ногой и так отмотал знатно. Дальше обузой будешь.
   Ты капитану все доложи. А мы за меньшей ватагой вдогон.
   Лесовики - вперед, глядите куда бежать. Что встали? Пошли!
  
   Прапорщик уже весь в погоне. Азартен чертяка, не зря все деньги в карты просаживает. Но пока дрова вроде не ломает, действует грамотно.
   Настигаем гадов, настигаем.
   Выстрел. Клуб дыма впереди, визг пули над головой, мусор и ободранная с дерева кора за шиворотом.
   Настигли ...
  
   Чуть не рявкнул: - Ложись! - инстинкт сработал. Хорошо, что споткнулся и прикусил язык.
   - Не стрелять! - это прапорщик. - Палить только лесовикам, остальные заряжают. Слыхали, лешие? Палите только в цель, как на охоте! Не мазать мне, бей супостата без жалости.
  
   Выстрел. И еще. Теперь - ответный.
   Еще два с нашей стороны. Дым мешает смотреть, кислый привкус на губах. Не вижу цели. Опять ответный. Еще наш выстрел. Впереди вскрик.
   Тихо, дым рассеивается.
   - Горский, бери астраханцев и проверь.
  
   Идем с двумя бывшими гренадерами, стережемся. Пуля в стволе, штык перед собой, в животе холод и бурчание.
   Страшно.
   На пулю я еще не ходил. Совсем другие ощущения, чем когда идешь на клинок. Там страх перекрывается бешенством и яростью, там сталь на сталь. А тут противопоставить свинцовому шарику нечего. А как тогда под бомбежками себя люди чувствовали? Во где ужас, наверное. Как таракан под тапком. Бррр.
   Это не от страха, это от холода. Что - тепло? Тогда от волнения.
  
   - Ваше благородие! Мертвый тать! Две пули в нем засели. - Хриплый голос гренадера слева.
   Ага, лежит голубчик, бритый каторжанин. Две раны, обе - смертельные. Как после первой еще стрельнуть смог?
  
   - Задержать хотел, каналья! Рядом они, ребята. Еще немного и догоним. Давайте ребятушки, не выдайте. Вперед! Вперед! - прапорщик похож на терьера у лисьей норы, рвется в погоню.
  
   - Вашбродь! - это Алесь - Их четверо, двое нясут чего-то тяжелое. Меняются все время. След видный, не уйдут, вашбродь.
   Мягкий белорусский выговор вроде успокаивает прапора.
   - В линию, рассыпались! Проверить затравку и кремни! Шагом, пошли!
  
   Еще минут тридцать погони.
   Природа сегодня за нас, дорогу разбойничкам перегородил овраг, а мы уже рядом. Как там у Киплинга? - Они приняли бой.
  
   Кабанов чуть не кинул нас в штыки, но его вовремя зацепило пулей. Целили в офицера, и почти достали. Могли и грохнуть, но я успел сбить с ног, увидев вспышку затравки. Хотя пулей в голову по касательной все же прапор получил. Ну и вырубился. Контузия.
  
   Штыки я отменил, как оставшийся старший по команде, мне понравилось, как мы обезвредили первую засаду. Повторяем трюк со стрельбой в три ружья. Лесовики палят, остальные заряжают. Я с винтовкой страховал от возможных внезапных действий противника.
  
   Через пятнадцать минут пальбы выбили всех, поднять руки никто не захотел. Последний оставшийся в живых, уже раненый, даже в атаку кинулся.
   Этого снял я, винтовка не подвела, но отдача конечно...
   Синяк на плече обеспечен. У нас слегка задело пулей в бедро Бронислава, кожу сорвало да порвало штаны, больше потерь не было.
  
   Перезарядился, велел 'лешим' поглядывать. Наверное, это погоняло за ними так и закрепится. И пошел проверять. Сам.
   Во идиот, да?
   Нет.
  
   Просто я хочу перебороть этот холод в животе, задавить его раз и навсегда. Через страх надо переступать, да еще попинав его при этом, иначе - никак.
   Прохожу мимо первого. Моя пулька угодила ему в голову. Ага, все шестнадцать с половиной мм. Готов. Дальше.
  
   Огибаю бугорок, за которым скрывались бандиты. Все мертвы, двое сжимают в руках ружья. А вот и третий - лежит, обхватив одной рукой небольшой, но видно очень тяжелый сундучок и накрыв его своим телом. Спихиваю труп, чтобы рассмотреть что там.
   Тихий стон. Еще не труп, но почти.
   Мужик отходит. Кровь изо рта струйкой стекает на подбородок и шею. Глаза уже не видят света, но губы что-то шепчут. Другая рука сжимает мешочек-ладанку на груди.
   Внезапно голос умирающего крепнет:
   - Wysiaiem z Moskwy do rуїnych dobre ... wozуw w bramie Kaiudze do Mozhaisk. Poszediem z Mozhaisk starej drodze do Smoleсska, i stai ... (Я отправил из Москвы с разным добром... подводы, в Калужские ворота на Можайск. Из Можайска пошел я Старой дорогой на Смоленск, остановился ... (польск.))
  
   Рука судорожно рванула шнурок ладанки, срывая его с шеи и швыряя прочь. Тело выгнулось и опало. Все.
   Странный мужик, похож на благородного, вон бачки, руки без мозолей хоть и с черными грязными ногтями. Лицо, бритое прежде, сейчас заросло недельной щетиной. А вот одет мужчина в сермягу. Тут бы больше сюртук подошел.
  
   Махнул солдатам, чтоб подходили. Сам, подняв ладанку и кинув ее в патронную сумку, попытался поднять сундучок. Ого! Если предположить, что не свинец, то это много.
   Приподнял крышку. М-да - не свинец. Только бы капральство золотую лихорадку не подхватило. Хотя, вон и Кабанова под руки ведут, теперь это его забота. Быстро оклемался. Были бы мозги, было бы хуже.
   Ну, это я так, отходняк пошел...
   Он вообще ничего, смелый малый.
   И насчет, что его забота, тоже не прав.
  
   Действуя скорее инстинктивно, чем осознанно, пока не подошли солдаты, набросил на сундучок каторжанскую хламиду, выдернув ее из-под мертвеца с ружьем. Потом усадил на этот импровизированный табурет прапорщика и стал оказывать ему первую помощь, одновременно отдавая распоряжения.
   Приказал оттащить трупы, сложить их в ряд. Алеся, вот уж истинный следопыт, вместе с астраханцами отправил навстречу подмоге, чтоб не блудили. Велел не трепать там лишнего. Остальным разрешил отдыхать.
  
   Вздохнул о горячей воде, но мои солдатики утешили:
   - Щас будет, господин унтер-офицер.
   И сделали. Двое запалили костерок, а один умелец, содрав немного бересты, соорудил небольшой кузовок и в нем вскипятил воду. Саперская смекалка сразу видна.
   Обработал рану на голове прапорщика горячей водой.
   Кабанову было плохо. Бег после пьянки, а потом и контузия никого еще не укрепляли. Пришлось его уложить у того же сундучка и наказать не двигаться, после подошел к своим солдатам.
  
   - Слушай сюда, братцы. Что разбойнички несли, небось, догадались. Но, то такой кусок, что простому человеку не прожевать, не проглотить. Большие деньги - большие заботы. Только за то, что видели, можно живота лишиться. Забудьте и молчите. Упадет что нам - хорошо. Тут я стараться буду. Все-таки славно воевали. Не упадет - не страшно, остались с тем, что имеем. Будем считать, что от пули откупились.
   - А мы и не видели ничего. - Голос от костерка.
   - Так, а я о чем? Глаза не видят - сердце не болит. Ну как?
   - Добро, господин унтер-офицер, мы и сами не без понятия.
  
   До наступления темноты оставалось совсем недолго, когда прибыла подмога во главе с капитаном Вениамином Андреевичем Васильевым. Банду добивала по слезной просьбе командира четвертой роты. Именно четвертая, усиленная двумя взводами нашей третьей, из нее ведь погибшие солдаты, значит за ними и право... Она прибыла почти сразу вслед нам. В губернии такого массового побега еще не было. По крайней мере, давно не было. Солдаты за своих побитых товарищей мстили. Пленных не брали.
  
   - Разрешите доложить, господин капитан! - Вытянулся перед ротным. Тот кивнул.
   - При преследовании разбойных людей дважды вступали в бой. Сперва на засаду попали, там один всего был, а после остальных у оврага прижали. Еще четверо. Легко ранен один солдат. Прапорщик Кабанов - контужен, просит подойти к нему. Дозвольте проводить?
   Махнув рукой сопровождающим, чтобы остались, капитан отправился к лежащему. Подошли.
  
   - Да он спит?! Горский, ты что это...?
   - Прошу простить, но речь идет о золоте. Не решился при всех... - Скучающее выражение лица капитана не изменилось, лишь бровь вопросительно приподнялась.
   - Много, одному едва поднять. Еще раз прошу простить, если что сделал неправильно, прапорщик без сознания был.
   Во нервы у капитана, даже скучающее выражение с лица не исчезло. Постоял, чуть подумал, шевеля левой бровью. Этакий Фауст в раздумье.
  
   - Солдаты знают?
   - Догадываются, ваше благородие. Но глазами не видели.
   - Без чинов, Горский. Сейчас я всех уведу, а ты с прапорщиком, и...
   Есть пара надежных людей?
   - На пару могу положиться. Молодые, мира еще не видели.
   - Значит ты с прапорщиком и двумя солдатами, ждешь здесь. Утром будут телеги, заберут тела и прапорщика. В телегу с раненым все и сложите. Надо будет сопроводить его до дома губернатора, где герою-прапорщику окажут помощь. Все делаешь спокойно, не привлекая внимания. На въезде я встречу, провожу.
   - Понял, Вениамин Андреевич, на перевязке экономить не буду.
   - Понятливый юноша. Это хорошо. Я надеюсь на вас, Сергей Александрович.
   - Не подведу, Вениамин Андреевич.
  
   Пароконные телеги прибыли на рассвете. Кабанов с аккуратно перевязанной головой был бережно перенесен на сено в одной из них. В это же сено запрятали сундучок. На вторую покидали трупы разбойников.
   Ехали не торопясь, чтоб не растрясти прапорщика, так что до города добрались далеко за полдень. Васильев с тем же скучающим видом встречал нас на въезде в город и вместе с капральством сопровождения эскортировал до дома губернатора. Там геройский прапорщик был перенесен в гостевой флигель, а сундучок незаметно в одну из комнат дома. После меня и солдат отпустили отдыхать.
   Почти двое суток на ногах - это много. Спать охота, просто жуть. Даже есть не хочу. Спать...
  
   Три последних дня вересня стояла удивительно тихая погода.
   Золотая осень.
   Воздух настолько прозрачный что, кажется можно заглянуть за горизонт. По утрам уже прохладно, на почве заморозки, новая шинель пришлась как нельзя более кстати. В карауле по ночам тоже зябко.
   Служба идет своим чередом, но свободного времени совсем нет. Васильев приказал расположения не покидать, загрузив меня по-полной, через день - на ремень вместе со всем капральством. Из караулов практически не вылезаю, даже Кабанова проведать не могу.
  
   Нашему бравому прапору досталось неслабо, от контузии стала отниматься левая сторона тела, думали, будет калека. Но я не зря говорил, что предки были людьми стальными, отсутствие медицины компенсировалось крепким здоровьем. Отлежался прапор. Одинцов, проведывавший его, рассказывал, что уже пытается вставать и вовсю пристает к горничным. Ну и хорошо, славный он парень.
  
   Приехал Тимоха, привез целый продуктовый обоз как благодарность от населения Горок за безоброчный год. Я действительно оказался выгодным постояльцем. Гаврила, распоряжаясь этим продуктовым изобилием, выделил толику и хозяевам моей квартиры.
  
   Пока я нес караульную службу, Гаврила наставлял старосту на путь истинный. Бедный Тимоха, он не знал, что дело ему придется иметь не с молоденьким барином, а с тертым мужиком-управляющим, который умеет действовать и кнутом и пряником.
   Тимохе Гаврила сначала показал кнут, зашугав до икоты. Как он сказал:
   - Чтоб холоп знал свое место.
   После - пряник, объяснив:
   - Хорошо барину - хорошо и старосте. Барин заботится о своих людях, но и они пусть не ленятся.
   А после вдумчиво вдолбил ему в голову план работ на ближайшее время.
   Список вышел длинный, но судя по тому, как Тимоха кланяясь мне, уважительно косился на Гаврилу, сделано будет все.
  
   Перед отъездом староста традиционно бухнулся мне в ноги и клятвенно заверил, что в поместье все, что должно быть сделано, сделано будет всенепременно. Барский дом за зиму отремонтирован, конюшня подновлена, заброшенная пашня по весне распахана, а все пожелания Гаврилы Савельича учтены. Получил под отчет триста рублей, завернул в тряпицу, еще раз бухнулся в ноги и уехал к себе в Горки.
  
   Гаврила ходил довольный собой как слон. Оказывается, потомок скоморохов неплохо разбирался и в сельском хозяйстве. Уж лучше меня точно. Даже поверхностного взгляда на мои владения ему хватило для того, чтобы понять - растить злаки на не слишком плодородных почвах - дело зряшное, а вот огородничество и лен - самое то. Плюс животноводство, места для выпаса скотины там много.
   С моей подачи еще подсолнечник и картофель. Уж больно его заинтересовало подсолнечное масло. Оказывается, масло из семечек еще не давят. Еще одна незанятая ниша. Технологию я ему пересказал. Теперь Гаврила экспериментирует с давильней. Семечки продаются и недорого, для экспериментов хватит. Деньги под это дело я выделил. Короче, он управляющий пусть и управляется.
  
   На первый день октября выпал снег. К обеду он растаял, не продержавшись и получаса, но нас порадовал. Снег на Покрова - снежная зима, верней приметы нет.
   После утренней молитвы вестовой от капитана Васильева передал приказ, прибыть всем отделением в канцелярию комендатуры. Все - при параде.
  
   За внешний вид своего отделения мне стыдно не было.
   Немного денежки потратить пришлось, но и фельдфебель Семен Мироныч помог. Мы с ним поладили. Глядя, как я муштрую своих людей на плацу, он вдруг проникся симпатией к новому унтеру, а может тому посодействовало мое уважительное отношение к старику - не знаю, но под свою опеку он меня принял. Несколько раз между караулами, взяв фляжку с бодрящим напитком и немудреную закуску, заходил к нему поговорить о службе, о старых временах. Семен Мироныч сперва ворчал на молодежь, а после выпитой чарки начинал рассказывать.
  
   Службу старый фельдфебель знал насквозь, причем изнутри, всю от корки и до корки. Видя мой интерес к службе снабжения, квартирьерской службе и прочими вопросами, связанными с жизнедеятельностью боевых подразделений, старик охотно говорил на эти темы. Мне же знания были необходимы, если придется партизанствовать на коммуникациях французов. Да и вообще, умение воевать ложкой не менее ценно, чем умение воевать штыком и пулей. В промежутках между караулами я с удовольствием учился у старого служаки этой премудрости.
   В одни из посиделок, видя благостное настроение старика, подкатил к нему с вопросом приодеть своих орлов, пообещав не обидеть. Покряхтел фельдфебель для виду, поругался, но таки посодействовал. Я естественно отблагодарил и теперь имею геройский вид десятерых бойцов. Вся амуниция добротная и в идеальном порядке. Мундиры, утепленные шинели, рейтузы и самое главное для пехотинца, сапоги обновлены, форма подогнана по фигуре у всех солдат, включая и молодых леших. Красавцы, одним словом.
   Строю своих орлов и отправляюсь к комендатуре.
  
   - Смирно! Ваше благородие господин капитан, по вашему приказу четвертое отделение второго взвода третьей роты Смоленского гарнизонного батальона построено. - Доложился ротному.
  
   Стоим, выстроившись на плацу перед комендатурой. Напротив нас - ротный, его зам в чине штабс-капитана и дежурный адъютант в чине подпоручика. Адъютант передает бумагу Васильеву, тот разворачивает, просматривает и делает шаг вперед. Мы помимо воли подтянулись.
  
   - Надо бы сию бумагу перед строем батальона читать, да уж ладно... - Тихо пробормотал капитан, после вскинув голову, четко командует.
   - На караул! Слушай приказ!
   Мы замерли, а Васильев принялся зачитывать приказ губернатора о награждении отважных нас. Каждый солдат получил вознаграждение в размере десяти рублей серебром, рядовой Крепин за толковость и инициативу - чин младшего унтер-офицера, а я - двадцать рублей и чин старшего унтер-офицера. Сразу зачесался нос, знать чует выпивку в честь награды.
   Чтение окончено. Васильев передает приказ адъютанту. После командует.
  
   - Ружья! К ноге! Вольно! Горский, отвести отделение в казарму. Пусть в расположении младший унтер-офицер Крепин оформит людям увольнение до завтрашнего развода, заслужили отдых солдатушки. Сам через полчаса будь здесь. Исполнять!
  
   Ага, а вас, Штирлиц, попрошу остаться... Чую, моя пьянка накрылась. Зря нос чесался.
   Через полчаса я был опять у комендатуры. Васильев ждал на крыльце, похлопывая перчаткой по ладони. Кивнул мне, и направился к поджидающей его коляске, я естественно следом за левым плечом. Поехали. Вот знать бы еще куда. Судя по серьезной физиономии капитана к начальству. И, наверное, это как-то связано с сундучком. А может, и нет. Но к начальству точно.
   Едем, молчим.
  
   Интересная личность мой ротный, в прошлом блестящий гвардейский офицер и родной племянник бывшего министра финансов России, Алексея Ивановича Васильева. Вот так, не больше и не меньше.
   Я когда узнал, какие у нас люди командуют, был весьма удивлен. Это, за какие грехи его в провинцию да в гарнизон? Все оказалось просто и для этих времен банально.
   Женщина. Она замужем, встречались тайком, муж узнал, как следствие - дуэль. Пиф-паф, муж убит, Васильева судят, молодая вдова выходит замуж за другого. История, которая с некоторыми вариациями повторяется от сотворения мира. Ну да ладно, могло быть и хуже, еще легко отделался. Как командир он весьма неплох, да и как человек вроде ничего. Пьет в меру, нос перед другими офицерами не задирает, а что слегка циничен так это его не портит.
  
   Коляска остановилась у дома губернатора. Ну, в общем, я так и думал.
   Заходим, слуга принимает шинели и головные уборы, второй - провожает к дверям кабинета.
  
   Губернатор Смоленской губернии барон Аш Казимир Иванович сидел за столом, делая гусиным пером правки в каких-то бумагах. По возрасту - чуть за сорок, по виду - педант. Движения медленные, взгляд ледяной.
   Стою, по артикулу ем глазами начальство.
  
   - Вениамин Андреевич, вы рекомендуете этого юношу. Охарактеризуйте его. - Голос губернатора тих и невыразителен, а глазки морозят, как зимний сквозняк из балконной двери.
   - Казимир Иванович, - Васильев ведет себя абсолютно свободно, видно с губернатором они давние знакомцы, - этот юноша весьма отличился в последнем деле. Смел и скор в решениях. Кроме того он имеет одно ценное качество - умеет помалкивать.
   - Хорошо, он мне подходит. Объясните ему его обязанности, и все остальное... Ну, вы меня понимаете?
   - Конечно, Казимир Иванович, меня это нисколько не затруднит.
   - Ступайте, друг мой. Вечером непременно жду продолжить нашу шахматную партию, кажется, в этот раз вам разгрома не избежать.
   Васильев раскланялся, после кивнул мне. - Кругом. Марш.
   Двери перед нами раскрылись и мы вышли.
  
   И че это было? Как пел Владимир Семенович - 'смотрины, стало быть у них...'.
   Это куда меня сватают? Какие такие обязанности и все остальное, а?
   Едем в обратную сторону, опять молчим. Заворачиваем к дому Васильева.
   Только переступив через порог, капитан заговорил.
  
   - Без чинов, Сергей Александрович. Теперь можем и поговорить. Что, много вопросов накопилось?
   - Нет, Вениамин Андреевич, мало знаю для вопросов. Может, потом и будут, а пока - нет.
   - А вот у меня есть. Скажите, Горский, как вы относитесь к золоту? Я хотел бы услышать ответ, причем, абсолютно правдивый. Это важно, Сергей Александрович.
   Вопрос конечно интересный. И как прикажете это понимать?
  
   - Отношусь спокойно. Сундучок вот сберег. - Улыбается, поощрительно мне кивая. Продолжай мол, Сергей Александрович. Ладно, продолжу.
   - Человек проверяет пробу золота, а золото - пробу человека. Кто-то так сказал из мудрецов, не помню кто, но сказал хорошо.
   Я сидел ночью возле примерно двухсот фунтов желтеньких монет и, слава Богу, ничего. Кажется, тогда пробу золотом я и прошел, а сейчас вижу в нем лишь ценный и нужный инструмент из редкого, но бездушного металла.
  
   - Хорошо. Именно то, что я надеялся услышать.
   Сейчас, Сергей Александрович, вы будете посвящены в один из государственных секретов, сказанное здесь не должно быть услышано никем посторонним.
   - Готов дать Слово Чести, господин капитан, если это действительно требуется для пользы России.
   - Ладно, ладно, верю. Хотя и слово дать придется. И бумаги подписать. И крест целовать. Готовы? - Я лишь кивнул в ответ.
   - Итак, слушайте.
   Двести лет тому отряды поляков вывезли из разоренной Москвы огромное количество ценностей, а точнее - более девятисот возов. Восемь тысяч пудов примерно. В Польшу же попала лишь ничтожная часть. Все остальные ценности были спрятаны здесь на нашей земле между Смоленском и Можайском.
   Кроме самих ценностей, что само по себе немало, были вывезены и святыни Православной церкви, а также царские символы и регалии. Бесценные книги и рукописи.
   Долгое время они считались утерянными, но два года тому в Париже некоторые золотые предметы были опознаны как часть Московских сокровищ. Удалось разузнать, что они вывезены и проданы некими русскими дворянами. Следы привели в Смоленск.
   Наш Государь - человек любознательный. Сей факт никак не мог пройти мимо его внимания. По заданию самого Императора и министерства финансов Империи, разумеется, при поддержке губернатора я и занимаюсь этими изысканиями. Негласно, Сергей Александрович.
   Государственные регалии и святыни не должны попасть в иноземные руки. Сие нанесет урон и чести, и престижу Государя. Это уже политика. Ну и ценности также совсем не лишние в Русской казне.
  
   Глядит на мою реакцию, я же спокоен как удав. Но идея поисков мне нравится просто до жути, с детства мечтал о чем-то подобном. Капитан продолжил.
  
   - Увы, два года розысков ни к чему не привели, но тут вдруг обнаруживается целый сундук монет двухсот-трехсотлетней давности. По воле провидения именно вы, Сергей Александрович, вышли на людей, имеющих представление, где именно запрятаны ценности.
   К огромному огорчению помещик, который хранил монеты, мертв, мертвы и разбойники. Мы опять там, где и были два года назад, но часть золота в казну все же вернули. Свыше двадцати тысяч монет различной чеканки, казалось бы немало. Но это лишь капля в море, возможно одна тысячная от всего сокровища. В моих изысканиях мне требуются помощники, таковым я и рекомендую вас.
  
   Ну и че меня спрашивать? Вроде у меня выбор есть? После таких предложений не отказываются.
   - Для меня это честь, Вениамин Андреевич.
  
   - Ну и славно. А вот сейчас мы с вами выпьем за ваш новый чин.
   Отлично, нос чесался не зря. Тем более, как я понял, сюрпризы еще не кончились. И точно, последовали.
  
   Начиная с 1807 года, Россия усиливала свою армию, готовясь к будущей войне. Были увеличены рекрутские наборы, начинали переформировываться старые части и создаваться новые. Вот в такие новые части уже послужившие солдаты выдергивались понемногу из других подразделений. Не минул сей жребий и Смоленский гарнизон.
   Пока очередь дошла только до прикомандированной из различных полков гарнизонной кавалерии в губернских и уездных городах, а на следующий год обещают полное переформирование гарнизонной службы с заменой ее на Внутреннюю Стражу. Освободившихся солдат выведут в новые линейные полки.
   Придумала же какая-то светлая голова поскрести по сусекам. А иначе где еще взять солдат? Всеобщего призыва нет, на рекрутах резко численность армии не увеличишь.
   Через неделю всех драгун губернского кавалерийского отряда численностью двадцать четыре человека переводили во вновь сформированный драгунский полк.
  
   Высочайшее повеление, с таким не шутят. Выметают всех, согласно списка. Это чтобы командиры не сплавляли худших бойцов и не хитрили.
   На их место силами местного гарнизона в течение месяца формируется замена - новые двадцать четыре конника. Один обер-офицер, два унтер-офицера, двадцать один нижний чин. Выделялось двадцать строевых лошадей.
   Функции кавалеристов были весьма многочисленны, но самые главные - курьерская и конвойная. Все бумаги, которые не доверяются почте, должны доставляться курьерами. Охрана и сопровождение губернатора при поездках также на них. И самое главное - некоторые частные поручения губернатора, о которых посторонним знать не обязательно. От драгун требовалась абсолютная лояльность к их превосходительству.
   Нечего и говорить, что в отряде находились только доверенные люди губернатора, и как он был расстроен, когда их забрали. Правда в его распоряжении оставалась усиленная губернская пехотная рота и уездные команды, из которых можно было набрать преданных людей, но приказ был четким - формировать из гарнизона, вот губернатор и проводил кастинг, подбирая людей с помощью знакомых офицеров батальона.
   Я ему подошел. Но к добру или к худу это для меня - не ведаю.
   Кроме того Васильев из своей роты выделяет еще троих человек. Вот только обрадуются ли новоявленные драгуны?
  
   Ха, вы думаете, так и побегут в кавалерию? Щас! Это офицеру - лафа, а солдату - тоска.
   В пехоте служить ровно в два раза легче. Там солдат обслуживает только себя, а тут в первую очередь - забота о коне. Драгун может недоесть, недоспать, но конь должен быть обихожен и спрос в первую голову за него.
   Но и это не последний сюрприз. Через три недели, может чуть раньше Васильев планирует поездку сроком на месяц. Куда - мне знать рано, но я его должен буду сопровождать конно и оружно. Вся эта чехарда с переводом и поездкой уводит меня от возможности факультативной учебы в корпусе, а это ломает все мои планы.
   Заррраза, во непруха.
  
   ГЛАВА 11
  
   Мужики в капральстве огорчились, узнав о моем переводе в кавалерию. Говорят, привыкли они ко мне. Да и я к ним, честно говоря, тоже. Вот вроде и гонял их безбожно, но гляди ты...
  
   Васильев разрешил забрать из отделения одного человека. Я пытался уговорить на двоих леших, мол, хорошо себя показали, стрелки отменные то да се - не уломал. Как всегда капитан приподнял бровь и заявил, что хорошие стрелки нужны в его роте тоже. Короче, облом. Хорошо, что не пришлось выбирать, Алесь напросился сам.
  
   Итак, я со вчерашнего дня - драгун. Зачислены мы в списки геройского Иркутского драгунского полка от коего и командировались конники в гарнизон Смоленска. Из нашей роты отобрали еще двоих рядовых кроме Алеся. И, приятная неожиданность, еще моего приятеля - Игоря Одинцова. Тот, наконец, получил обер-офицерский чин, причем, сразу подпоручика минуя прапорщика.
   Чин был присвоен по личному ходатайству губернатора, и теперь новоявленный подпоручик предан своему благодетелю всецело. А что? Очень умно со стороны губернатора. Теперь Одинцов - наш командир и службу тащит и за страх, и за совесть.
   Свое прозвище - Тиран Африканский, которое с моей легкой руки прижилось, подпоручик оправдывает на все сто процентов. Парень он хороший, но если дело касается службы, чувство юмора его резко покидает.
  
   Двадцать четыре человека пахали за добрых полсотни сутками, но к сегодняшнему вечеру уже можно сказать, что губернский кавалерийский взвод как боевая единица есть. Практически всего за три дня, армейский рекорд. Тут надо признать, Одинцов показал себя молодцом.
   Казарма, которую покинули наши предшественники - довольно большой сруб, пристроенный к конюшне, была за день переоборудована, вычищена, выбелена и вымыта. Конюшня также убрана и подремонтирована, две ломовые лошади, закрепленные за взводом, вычищенные до блеска в денниках шелестели сеном в кормушках, ожидая завтрашнего конского пополнения.
   Все имущество взвода, включая каски, седла и прочую сбрую, получено со складов, проверено, приведено в порядок и разложено по своим местам. Та еще работа, скажу я вам.
   Военная бюрократия тоже в кратчайший срок оформила все документы по переводу и постановке на довольствие.
  
   Теперь мы числимся в составе Смоленского резервного корпуса и приписаны к Ельнинскому рекрутскому депо, где формируется запасной эскадрон нашего полка. Это наша официальная прописка, а так - мы командированы из Иркутского драгунского полка, десятой бригады, третьей кавалерийской дивизии в личное распоряжение губернатора Смоленской губернии на неопределенный срок. Бумагу с предписанием о переводе за подписью командира бригады генерал-майора Скалона Антона Антоновича, Одинцов получил из рук губернатора не далее как вчера. Осталось только вписать фамилии новоявленных драгун.
   Кроме кожаной амуниции мы из гарнизонной швальни получили новые мундиры, заказанные еще неделю тому, позже подогнанные по фигуре и уже с полковыми отличиями. За счет казны! Качественные! Материал крепок настолько, что руками разорвать почти невозможно.
   Чудны дела твои, Господи. Бывают в армии чудеса.
  
   Поскольку мы все служили в одном батальоне, то солдаты более-менее знали друг друга, новичками были только мы с лесовиком.
   Я принял под свою команду второе отделение в составе десяти человек, первым командовал фельдфебель с редкой фамилией Перебыйнис, по имени Иван, по отчеству Михайлович. Мужик отслужил уже почти двадцать лет, причем восемь из них унтер-офицером в драгунах. В гарнизон попал, как это часто бывает, после ранения. Так что знающий специалист у нас был, весьма многоопытный и обстоятельный.
   Практически вся суета с формированием закончена, правда, пока мы еще без строевых лошадей. Завтра ждем табун в двадцать голов.
  
   Вечером после ужина Иван Михайлович велел всем нижним чинам и мне собраться в казарме. Рассевшись на деревянных нарах и лавках, при свете огарков свечей мы все примолкли, ожидая слова старшОго.
   - Так, други мои, теперь нам вместе придется тянуть лямку по службе, а потому скажу я вам пару слов, которые мне мой первый унтер говаривал. Может, вы и знаете эти правила, да ничего, лишний раз послушать не повредит.
  
   Фельдфебель осмотрел нас всех. Народ слушал внимательно и уважительно, видно Иван Михайлович был личность в батальоне не из последних.
   - Так вот. Первое - по людях.
   Про нас грешных. Кто мы есть? А есть мы военные солдаты. Всегда наготове в дело, как тот х... Красным девицам - скорей на потрогай, друзьям и собутыльникам - стой не падай, а врагам государевым - накось, выкуси, заглоти и сдохни. - Солдаты заржали.
  
   Казарма, однако. Но молодец фельдфебель, народ разрядился, внимание полное. Теперь можно и о серьезном говорить. Продолжает.
   - Все мы - солдаты, друг другу коллеги, друзья ... Но притом и в душу смотрители. А когда одна падла весь строй испортит - таковой падле всеми средствами по лбу. Все ли согласны?
  
   - Все. Да чего там. Верно сказал. - Согласительный гул голосов, еще со смешком.
  
   - Дальше.- Фельдфебель словно прицеливаясь прищурил глаз.
   - Меж своих - не воровать, замечу или я, или кто другой, то крысе не жить. Все ли согласны? - Опять гул согласия, но потише и гораздо серьезней.
   - Дальше. Ябедникам и доносчикам быть битым, да боем крепким. А уж ежели случится, по службе всяко бывает, перед обчеством повиниться тотчас. Все ли согласны?
   - Согласные мы, Иван Михайлович. - Опять загудели голоса. Причем отвечали все, не промолчал ни один. Свое согласие подтвердил и я.
   - Артели делать две, по отделениям, артельщиков выбирать промеж себя по хозяйственным способностям, а тем держать ответ перед артелью и отделенным. Все ли согласны?
  
   Вот такая солдатская демократия с голосованием. Все честно и до крайности просто.
   Фельдфебель, все так же прищурившись, говорил дальше.
   - Почти все вы уже послужили, вас учить - только портить. Заповеди солдатские знаете. Где служить будете, ведаете. За выправку спрошу строго. Чай не при простом человеке состоять будем, тут нам и почет, тут с нас и спрос.- Усмехнулся.
   - Военные солдаты, как... ну вы поняли, честь должны отдавать столь бойко и шагать так звонко, чтоб у их превосходительства челюсть на дюйм отпала, а ее сиятельство, в тесной карете от удовольствия за троих п...а, на нас глядючи. - Опять ржание. Непритязательный казарменный юмор, а действует.
   - Службу буду требовать по справедливости, ежели в морду кому прилетит, сразу знайте - за дело. За чистоту с дневальных первый спрос. Себя же пусть каждый блюдет сам, нерях и грязнуль не потерплю. Болезни первым делом цепляются к тем, кто себя запустит. - Откашлялся.
   - А теперь второе. Завтра пригонят строевых лошадей, и про это будет еще один разговор.
  
   Народ загомонил, задвигался. Все понимали важность завтрашнего дня.
   В части выездки и верховой езды русская регулярная кавалерия особых достижений не имела в отличие от казаков.
   Читал как-то воспоминания генерала Остен-Сакена. Так он описывал такие технологии выездки, вроде следующих рекомендаций.
   Если лошадь дикая, то ее повалят, положат мешки с песком пудов пять или шесть весом, на морду наденут капцун (лошадиная уздечка для дрессировки) и на корде гоняют до изнеможения. Через два дня - то же самое, но уже под седлом.
   Затем в следующие дни окончательная выездка.
   На выгоне лихой всадник, силач желательно потяжелей и с нагайкой, мгновенно вспрыгивал на коня и, подняв ему голову, мчался по кругу версты три до изнурения. Мало-помалу круги уменьшались все ближе к месту, где содержат лошадь, с переходом в рысцу, потом в шаг и, дотащившись до конюшни, наконец, слезали. Иногда, то же повторялось на следующий день, но уже с меньшим сопротивлением. Этим и оканчивалась вся выездка...
   Людей готовили аналогично, не слишком напрягаясь и грубо. Хотя были и исключения, особенно в гвардии, все от командиров зависело.
   - Слушайте и запомните накрепко. В бою ваша жизнь зависит от коня. Он - ваш друг и боевой товарищ и относиться к нему надо как к другу. То, я думаю, всем понятно.
   Завтра мы своих друзей и увидим и приветим, а сегодня надобно мне знать, кто из вас на что гож. Отвечать мне без обману. Кто слабо с выездкой знакомый, кто со сбруей путается, кому конная служба вовсе в новинку? Руки подымайте, чтоб видел. Неуменье - не грех, научим, а товарищей подвести, то грех великий. Ну...
  
   Поднялось четыре руки. К моему удивлению лесовика среди отозвавшихся не было. Интересно, где он с лошадьми в Пуще дело имел?
   - То добре, думал хуже будет. А теперь кто в седле сутки продержится да коня обиходить по уму сможет?
   Четырнадцать рук включая мою и Алеся. Фельдфебель довольно улыбался.
   - И это добре. Кроме меня еще трое в кавалерии уже послужили, так что четверо выходит. Будет кому учить...
   Но службу, братцы, нам справлять надо уже через несколько дней. Потому всех, кто получше, и людей и коней, ты уж, Сергей Александрович, не обижайся, я заберу к себе. - Я кивнул. Логично. Хоть половину людей надо подготовить в кратчайший срок.
  
   - Остальные за месяц должны стать конниками. Тут Федорович мне в помощники будет. Учить умеет. - Указывает на молчаливого солдата, сидевшего от него по правую руку.
   - И последнее. - Опять усмехнулся, явно готовит новую прибаутку.
   - Отец-командир военному солдату есть мать родная, брат и сестра родной, а роднее отца-командира есть только Родина-мать да солдата военного мать родная.
   Я это к чему.
   Его благородие подпоручика Одинцова все знаете? Бок обок с нами четыре года служил, показал себя как толковый унтер. Сейчас эполеты получил по праву, офицер правильный будет. За нас радеет, ну и мы должны со всей душой и уважением...
   Потому - забыть сослуживца и унтера Одинцова, а его благородие Игоря Арсеньевича Одинцова слушать, как отца-командира над нами поставленного. Тут согласия вашего не спрашиваю, то уже мой наказ. - Одобрительный гомон.
   - И на этом все. Спать пора.
   Сикора, - это к молодому солдату, - дневалишь, остальным отбой. А мы с Сергеем Александровичем еще покурим, погутарим.
  
   Перебыйнис предпочитал жить в гарнизоне. Бобыль, ему много и не надо. Здесь же в драгунской казарме у него отгороженный простенком закуток рядом с каптеркой. Маленькая комнатушка с койкой, столом, лавкой да вещевым сундуком. На полках стояла простая глиняная посуда, а за сундуком - пара фляжек да с пяток бутылок. Не пустые емкости, естественно.
   На стене висел драгунский палаш в потертых ножнах и со шведскими коронами на гарде. Очень качественное, явно офицерское оружие. На столе - чернильница, перья, бумага. Несколько потрепанных уставов и памяток, а также единоверческий (общий для староверов и простых верующих) молитвослов для православных воинов.
   Фельдфебель убрал со стола все лишнее, выставил две серебряных чарки, хлеб, тарелку с капустой и добрый шмат копченой рыбины.
  
   Ничего себе рыбка была. Судя по кусочку и ребрышкам, побольше меня размерами выходит. Эх, экология ... В наше время таких уже нет. И пахнет обалденно. К выставленной закуске и соответствующая выпивка - простая солдатская водка в медной фляжке.
   Хозяин налил по стопке, поднял свою, но пить не торопился. Я тоже жду. Фельдфебель - человек не простой. Тертый хохол, что и Крым, и Рым прошел. Так солдатиков настроил и построил, просто душа радовалась. Интересно, как меня строить будет?
  
   - Перед тем как пить, давай, Сергей Александрович определим, кто за этим столом сидит. Два драгуна или барин и солдат?
   - Зряшный вопрос задаешь, Иван Михайлович, барина ты бы в хоромы свои не зазвал, барин с солдатом за стол бы не сел. Два драгуна тут, а более никого.
   Что пробу мне делаешь, понимаю, да только ты не ходи вокруг да около - говори прямо. Лямка у нас общая. А будут неудобные вопросы, тоже говори. Два умных человека всегда договориться смогут.
  
   В конце я добавил в голос немного Бердичевского акцента.
   Хмыкнул, видно оценил, потянулся чаркой. Чокнулись.
   - Ну, будьмо.
   - Будьмо.
   Выпили. Захрустели капустой. Откуда и голод взялся? Не чинясь, стал нарезать рыбу своей китайской раскладушкой. Хозяин тем временем разломал краюху пополам, с интересом поглядывая на мой режик.
   Перекусили слегонца. Разлили по второй.
  
   - Как служить будем, Сергей Александрович?
   - По совести, Иван Михайлович.
   На себе ездить не дам, вредить себе не позволю, но свое исполню до корки, чего и от других жду. От солдат буду требовать жестко, невзирая на лица. От себя буду требовать не меньшего.
   Достойному человеку всегда помогу, недостойного без наказания за вину не оставлю, неумелого научу, ленивого заставлю, а отличившегося отмечу хоть словом, а по возможности и наградой. Такой вижу свою дальнейшую службу.
  
   - Хех! - Нет, у Сухова выходило менее выразительно, чем у фельдфебеля, тут - целая гамма чувств в одном слоге.
   - Гладко говоришь, не расспрашивал бы о тебе прежде, не поверил бы. Уж больно правильно баешь. Но...! - Указательный палец вверх.
   - Хвалил тебя старый фельдфебель Семен Мироныч, а он людей наскрозь видит.
   Гренадеры из твоего капральства о тебе добро отзывались, а они службу хлебнули полной ложкой.
   С командиром ты дружен, да по роду ему ровня, если не выше. Вот, думаю я грешный, и мне с тобой подружиться надо. Примешь в друзья простого крестьянина в мундире драгунском, али как?
   - Ты, Иван Михалыч, не юродствуй. Что покрипачили твоих дедов, то дело десятое. Казацкому роду, нет переводу, эту кровь не разбавишь. Отчего не принять в друзья казака.
   Протянул руку, фельдфебель крепко пожал ее. Глаза серьезные.
   Выпили по второй. Закусили, набили трубки, закурили.
  
   Дальше разговор уже перешел на службу, договорились по распределению обязанностей. Лишнего на меня, конечно, не грузил, но и того что было хватало с верхом.
   Перетасовали списки отделений, мне доставался контингент поплоше плюс Иван Федорович Грач, в прошлом кавалерист и коновал-самоучка. Фельдфебель хотел наложить лапу и на Алеся - не отдал. Самому нужен.
   Оказывается, он - сын лесника, служил казачком у помещика, страстного охотника и бабника. Сопровождая барина на охоте, бывало, сутками с седла не слазил, да за лошадью хазяина и своей постоянно смотрел.
   Где-то барин начал сильничать девку, паренек вступился. Девка убежала, паренька на конюшню под плети, а после - в солдаты. Девка потом все равно барину досталась. Такие времена, блин.
  
   Хотя, если подумать, наши времена не лучше. Тут - в солдаты, а в наше время - на зону, или вообще под землю при аналогичной ситуации могли определить.
   А мне наука, фельдфебель о своих людях знал практически все, а я вот с Алесем так и не сподобился поговорить по душам. Стыдоба, честное слово.
  
   Засиделись за полночь. Домой идти нет смысла, так что заночевал в казарме. А назавтра ближе к полудню, наконец, пригнали лошадей.
  
   Достались нам лошадки очень даже неплохие. Трофеи прошлогодней войны. Кроме территорий, России от Швеции упали и другие вкусности, в виде различного военного снаряжения и, в том числе, строевые кони. Вот именно такие и попали к нам.
   Негромкое, но внушительное слово губернатора обеспечило его личный конвой всем, что положено по штату и даже много более сверх того. Армейские чудеса продолжались.
   Интересно, у кого мы этакое богатство перехватили, в жизни не поверю, что на этих красавцев никто глаз не положил.
   Итак, наш взвод получил двадцать две строевые лошади шведской теплокровной породы и плюс два тяжеловоза-ардена в дополнение к нашим ломовикам для запряжки взводной фуры. Спец по лошадям - коновал Грач, только приседал да хлопал себя по бокам ладонями рассматривая табун. Слов для выражения эмоций у него не было, да и вообще он молчаливый парень.
   Основная масть табуна - гнедая и рыжая, но имелись и два серых красавца на которых все смотрели облизываясь. Мне такой конь не светит, это для начальства. Одинцов и Перебыйнис будут на них выглядеть просто орлами.
  
   Как и обещалось, лучших лошадей забрал фельдфебель за одним приятным исключением.
   Рослая, рыжая кобыла с живым даже можно сказать слегка вздорным характером, хитрыми глазами и при этом наделенная всеми лошадиными талантами досталась мне.
   Красавица с длинной шеей, широколобой головой и добрыми умными глазами.
   Я говорил - хитрыми? Так ведь женского рода, тварь Господня, у них глаза от настроения меняются. Вот морковку схрупала за знакомство, так сразу и подобрела.
   Ах ты, красавица рыжая. На ласку ответная да игривая, на вот тебе еще и хлебца. Что, вторую морковку унюхала? Так в карман и тычется, выпрашивает. Ну, на тебе еще. Сама - под цвет как морковка, вот и будешь Морковкой. Что, не нравится? Не похоже на то слово, что тебе прежний хозяин говорил?
  
   - А как на шведском морковка будет? Мужики, кто подсобит со словом?
   Чего, какой такой "ворот"? А, понял, 'морот' (morot).
   И кто это у нас такой полиглот? Один из неумех молодых. Его еще Михалыч дневальным ставил. Сикора вроде... Надо приглядеться к нему, авось на что и сгодится. Парень из поморов. Крепок и совсем не глуп.
  
   Ого, отзывается кобылка, угадал я с имечком. Но слово мне не нравится. Будешь Морета. Ну, со знакомством Морета. Я - Сергей, теперь твой хозяин.
   Что? Башкой киваешь, хулиганка иностранная? Согласна? Ну и ладушки.
  
   Я ворковал в ухо лошади всякие нежности, оглаживая и проверяя ее состояние. Здоровая, резвая, перековывать не надо, все сделано до нас по высшему разряду.
   Подружимся. Вернее, уже подружились. И не больно-то хороши эти серые, Морета пожалуй не хуже ..., да нет, лучше конечно. Даже Грач выдал на счет Мореты целых пять слов: - Красуня. В беге сильна... Добра!
   На всех остальных лошадей у него было только по одному слову. Или 'добре' или 'годится'. Ну, за исключением командирских лошадок. За тех фельдфебель, и сам знаток не из последних, с Грачом имел обстоятельный разговор, ну и пусть их.
  
   День прошел под знаком лошади. Познакомились, поводили, вычистили, напоили, накормили, по денникам развели. Новички оказались не такими уж и неумехами, тоже справились под присмотром более знающих товарищей. Недовольных не было с обеих сторон, что с человеческой, что с лошадиной. Завтра - первая выездка.
  
   Началась служба теперь в новом качестве. Целых пятнадцать дней с утра и до вечера фельдфебель гонял нас, пропуская через курс молодого драгуна. Притирались друг к другу и люди и кони.
   Выездка, отработка ударов и уколов палашом с седла, строевая, хозяйственные работы, учебные стрельбы. Мама моя дорогая, в гору глянуть некогда. С утренней молитвы и до отбоя, как белка в колесе. Хорошо Гаврила помог с устройством артельных дел, сначала мне, а после и артели Михалыча. Разумеется, не бесплатно, но по самой минимальной цене обе артели всегда имели свежие и качественные продукты. К концу октября месяца служба вообще вошла в колею, втянулись.
  
   Через неделю после получения лошадей, еще учеба шла полным ходом, состоялся первый выезд губернатора с нашим конвоем в составе десяти самых подготовленных всадников. Крещение так сказать.
  
   Наш губернатор был человек сверх педантичный. Раз, иногда два раза в месяц в теплое время и раз в месяц в холодное, за исключением осеннего и весеннего бездорожья, отправлялся с ревизией своего хозяйства. Местные чинуши боялись его как молний Перуна.
   Приедет, посмотрит, ни слова не скажет и уедет. А по прибытии в губернаторскую резиденцию следовали выводы по поездке. Когда награда, а когда и наказание. Последнее чаще.
   Поездка могла продолжаться от одного дня до недели, и все это время конвой был постоянно при нем. Дежурство несли круглосуточно. Каждое утро внешний вид конвоя губернатор проверял сам в присущей ему чопорной манере. Ох, и занудливый дядька, скажу я вам. Параграф ходячий. Не удивлен, что они с Лесли в контрах, абсолютно разные характеры. Впрочем, может такой человек и нужен на этом месте.
   Ведь Васильев и еще несколько чиновников и офицеров вполне с ним ладят. Этакий кружок приближенных, как правило, бывших столичных жителей из Высшего Общества, куда чужим хода не было. Барон Аш, несмотря на высокую должность, явно скучал по блеску Санкт-Петербурга.
  
   Поездка вышла недолгой. Осенняя дорога в этом году хоть и была пока вполне проезжей, но далекому вояжу не особо способствовала.
   Конвоем губернатор остался доволен. По приезду получили благодарность и рубль на водку, переданный через Одинцова.
   Иван Михайлович посмеивался и говорил, что у такого человека, как губернатор служить просто лафа, главное - самому не накосячить, а так всегда знаешь чего от начальства ждать. Сам сюрпризов не любит и другим не делает. Орднунг, одним словом.
  
   С Одинцовым наши приятельские отношения сохранились, правда, теперь с поправкой на службу. Ничего не поделаешь, в офицерской среде царят свои законы.
   Васильев лично ввел Игоря в гарнизонное собрание как своего бывшего подчиненного. Практически все господа с эполетами в Смоленске его уже знали, как минимум в лицо, так что в ряды офицерства мой приятель влился вполне органично. Как положено, с грандиозной пьянкой. А как иначе?
  
   Мой бывший ротный, нехороший человек, свою угрозу насчет путешествия сдержал. Завтра выезжаем. Отделение оставляю на Грача. И - в путь, конно и оружно. Куда? А куда прикажут!
   Ой, как ломает такая поездочка. Погода испортилась, дождь со снегом попеременно сечет, грязища, холодрыга. Не хочу! Дайте мне асфальтовые дороги, пусть и разбитые вдребезги, верните двигатель внутреннего сгорания на колесиках и с крышей, хоть 'запорожец', хоть полуторку.
   Какая вам лафа, современнички. Вы не знаете Русского Бездорожья, именно так, с большой буквы. А я вот познаю, причем на себе, любимом. Заранее себя жалко.
  
   Поплакал о тяжкой судьбине и пошел собираться. Насчет 'конно' у меня все готово, вплоть до запаса овса для Мореты, а по 'оружно' еще надо подготовиться.
   В принципе, с оружием у нас во взводе тоже порядок, даже чуть больше чем порядок. Дополнительно к выданным обязательным палашам, цесарским почему-то, и двум пистолетам тульского производства, входившим в экипировку каждого драгуна, еще были положены и ружья. Поскольку уставных ружей образца 1810 года, которыми нас должны были вооружить, не хватало, армия только начала переходить на новый тип, предложили равноценную замену.
   Десять драгунских гладкоствольных ружей также австрийского производства и десять тульских короткоствольных драгунских штуцеров. Предложенны нам от щедрот арсенала. Игорь Одинцов сначала их брать не захотел. Но я стал убеждать, что запас карман не тянет. Раз пошла такая лафа, надо брать все что дают и требовать еще большего.
   Драгунам ружья периодически, то вводили, то отменяли, чтобы их оружием вооружить новые пехотные части ландмилиции. В очень многих полках они уже были отменены и изъяты, но по Иркутскому полку пока приказа не было. И вообще, мы в запасном эскадроне по спискам проходим, а там вооружают, чем могут. Вот и получилось так.
   В конце ко мне присоединился фельдфебель с хохляцким вердиктом: 'Хай будэ, щоб було.'
   Уломали. Теперь имеем дополнительную огневую силу.
  
   Да и вообще, я ведь тот еще хомяк, насчет оружия. Винтовку не отдал, жаба задушила. Есть у меня чуйка, что она мне еще не раз пригодится. Выкупил ее у казны за целых десять рублей. Часть - в казну, часть - старому фельдфебелю Миронычу. Наживается на мне старикан, ну да ладно, зато и дело свое знает. Теперь она у меня на квартире вместе с моей патронной сумкой, запасом отборного пороха, новой пулелеечкой собственного изготовления и хорошим запасом готовых пуль. Ее наверно и возьму в дорогу, а казенный штуцер оставлю. Два лишних килограмма, по сравнению с драгунским штуцером, так не на себе же переть. Зря, что ли кожаный чехол под винтовку заказывал?
  
   Пока вспоминал эпопею с оружием дотопал до дома.
   Ну вот, дверь - на засов, и благословясь приступим.
   ТТ первым. Разобрал, почистил, смазал, собрал. Переснарядил две обоймы, еще четыре патрона отдельно. Потом перезарядил кремневые пистолеты, снарядил еще четырнадцать пистолетных патронов.
   Следом занялся винтовкой.
   Про пулелеечку я уже говорил, так вот она для этого времени совсем необычная, сделана под пулю Минье, до изобретения которой еще, дай Бог памяти, лет сорок.
   Простая цилиндрическая пуля, имеющая позади коническую выемку для вставки туда медного полого цилиндрика. Это для меня простая пуля, а тут пока шариками пуляют.
   При выстреле пороховой газ расширяет вставку, а через нее всю пулю Минье и вгоняет ее в нарезы ранее, чем она продвинется по каналу ствола. Срезанный свинец убирается в специальные бороздки в ее хвостовике.
   Просто, но такое новшество позволяет делать профессионалу уверенных три выстрела из винтовки в минуту на стрельбище. Пятнадцать секунд на заряжание и пять на выстрел. В полевых же условиях выходит два верных выстрела.
   И еще одно новшество, замок я переделал. Не сам конечно, толковый оружейник занимался по наводке Мироныча, и теперь имею капсюльный замочек и коробку с капсюлями собственного изготовления. Идею содрал у американца Шоу, уж не знаю, запатентовал он уже свой капсюль или нет. Так я же не в промышленных масштабах, а для себя родного. А то уж больно ненадежные нынешние бумажные пистоны выходят.
   Капсюльное оружие в это время было уже достаточно распространено, правда, только как охотничье.
   Почему в армиях не вводили? Да кто их знает...
   Может, хотели расходовать заготовленный запас кремней, может, не доверяли солдатским, грубым пальцам такую мелочь как капсюль, из высоких соображений. Не справятся-де, тупицы, и потеряют, а вещи денег стоят. Короче, нефиг. Так и будут солдатики еще лет двадцать, а то и тридцать себе морды порохом обжигать, и при дожде и ветре осечки получать.
   Под такие размышления заряжаю винтовку и снаряжаю под пули Минье двадцать патронов. Тридцать четыре заряда в два отделения патронной сумки как раз войдут.
  
   Взял сумку, вытряхнул старые заряды и мешочек-ладанку, о котором позабыл напрочь. Это же надо. Совсем со службой закрутился.
   Интересно. И что у нас тут?
   Тяжеленький, на ощупь что-то круглое металлическое и бумаги.
   Развязал горловину и выложил на стол содержимое.
   Тяжелое и круглое оказалось золотой медалью с выбитым на ней двуглавым орлом под двумя коронами и с надписью по кругу славянской буквицей: 'Милостью Божей Царь и Великий Князь Иван Васильевич'. А на обратной стороне - единорог и вторая надпись: 'Всея Руси Владимирский Московский Новгородский Государь'.
   На печать похоже.
  
   Историческая вещица, однако, внушает. Самого Ивана Грозного печать.
   Теперь глянем бумаги.
   Одно письмо, похоже, на французском языке. Адресовано 'Дорогому другу' и подписано латинской буквой 'R'. Почерк отвратительный и слова незнакомые. Только 'cher Ami' и разобрал. Шифровка, что ли? Пока отложим. Вторая бумага - непонятная вообще. Буквы и цифры. Похоже на список. Тоже отложим. Третья бумага - вексель Государственного коммерческого банка, неименной. На предъявителя, выходит.
   Так, а сумма? Десять тысяч рублей.
  
   Кто бы сомневался, опять деньги и опять десять тысяч. Это -жжж явно не к добру. Ну что за примета, как подерусь, так бабки и падают. Вроде радоваться надо, а на душе беспокойно. Уж слишком оно...
   Не, я конечно за повышение благосостояния, но как-то уж больно странно выходит. Поцапался с Фролиными - срубил копеечку. Подрался с Зарембой - был одарен князем Мирским. Пострелял в каторжан - нате вам, вексель на очень круглую сумму. Или это своеобразные шутки Фортуны, или одно из двух... Кажется именно так в старом мультике Колобки-следователи говорили когда попадали в тупик. М-дя...
  
   Вообще, я по жизни был не особо везучим, но никогда не унывал. Падать и подниматься - обычное дело, как Ванька-Встанька. А тут - удача впереди меня бежит и дорогу показывает. Как шпагу приобрел, так с тех пор и пруха. Вроде как талисман, подаренный капризной Фортуной под ее хорошее настроение.
   Хотя может, Серега, ты просто пересек огромную черную полосу в своей жизни и теперь пересекаешь белую. Ну, бывает так. Надеюсь, по крайней мере.
  
   И, кстати, о шпаге, беру ее с собой. Это - не строевой смотр, а дорога. Васильев чего-то опасается, ведь приказал вооружиться не напрасно. А с моей способностью влипать, так драка будет обязательно.
   Все, заботы откладываем в сторону, нужно отдохнуть. Тут сна осталось пару часов. Печать, бумаги - в ладанку. Ладанку в ..., нет, оставлять не будем, вешаем на шею и берем с собой. Выспаться перед дорогой - дело святое. Подушка - привет.
  
   ГЛАВА 12
  
   Ну, вот и опять дорога.
   Брр, какой же мерзкий колотун. Морета со мной полностью согласна, но как дисциплинированная драгунская лошадь бодро перестукивает копытами. Служба есть служба.
   Васильев - впереди на полкорпуса на своем голштинском мерине. Увидев мой арсенал, одобрительно хмыкнул. Кстати, вооружен он тоже неслабо. Оба пистолета находятся в кобурах, драгунский палаш приторочен к седлу. Я знаю, у него есть еще один пистолет. Маленький, но с двумя стволами. Носит скрытно под мундиром, как я свой ТТ. За седлом приторочены две кожаные сумки и дорожный тубус-чемодан.
  
   Выехали в сторону Витебска. Грязь с ночи подмерзла, двигаемся довольно быстро. Через три версты свернули направо и стали по сельским проселкам огибать Смоленск. Я, конечно, не эксперт, но если мне нужно было скинуть погоню, поступил бы именно так. Интересно, кому мы так нужны и куда путь держим? Васильев молчит как партизан на допросе, значит, просто едем вслед. Время придет - все и узнаем.
   Я хорошо ориентируюсь в лесу. Это врожденное чувство направления со мной всегда, с самого детства. Мы уже полдня кружим по лесным дорогам и вырубкам, но спроси меня, где Смоленск - укажу сразу. Васильев все так же насторожен, путает следы. Правая рука капитана свободна и, практически, лежит на седельной кобуре. Иногда мы останавливаемся и слушаем предзимнюю лесную тишину.
  
   Примерно во втором часу дня выехали к охотничьему домику, скрытому под сенью могучих вековых деревьев. Сейчас, когда почти облетела листва, можно рассмотреть и домик, и баньку, и небольшой сарайчик. Летом, наверное, домик можно заметить, только подобравшись, вплотную. Народа - ни души.
  
   Васильев спешился, знаком показав мне последовать его примеру.
   - Горский, приготовь ружье, будь у лошадей и поглядывай. Если начну палить, поможешь. Если все в порядке - махну рукой. Тогда заведешь лошадей в сарай. Не расседлывай, только подпругу ослабь да корм задай. Сам - в секрет, затаись и гляди. Будет кто-то ехать - предупредишь. Гляди внимательно. Тут могут ждать как друзья, так и враги. Ну и подъезжать тоже, всякие могут. Понял?
   - Сделаю, ваше благородие.
   - Если со мной, избави Бог, случится тяжелая рана, или чего похуже, приказываю - не помогать. Хоть наизнанку вывернись, а сумки доставь обратно в Смоленск и найди способ передать губернатору. Но только так, чтоб никто не видел. Если совсем край выйдет - содержимое сжечь, но лучше до этого не доводить. Не доверять никому, только губернатору. Ну, все - с Богом.
  
   Инструкции получены. Все ясно? Ни фига не ясно, но исполнять будем.
   Ждем. Смотрим.
   Васильев с пистолетом за поясом отправился к домику. Скрипнула дверь, вошел внутрь. Нет уже минуты три. Начинает колотить внутреннее напряжение. Вышел. Машет рукой, значит - порядок. Фух...
   Беру лошадок в повод, веду к сараюшке. Голштинец явно тут уже бывал, сам тянет в тепло и под крышу.
  
   Устроил лошадей, устроился сам, чтобы и обзор был, и минимальный комфорт. Прямо в стожке сена у сарайчика. Через открытую дверь поглядываю на лошадей. В лесу много не увидишь, его надо слушать, а у лошади слух куда лучше человеческого. На любой посторонний звук уши стрелочкой ставят, вот тебе и сигнал - будь внимателен.
   Ружье держу в одной руке, во второй - кусок вяленого мяса. Жую потихоньку, а то уже живот подвело, и наблюдаю. Из трубы домика появился дымок, топят, стало быть. Интересно, в доме есть еще кто-нибудь? Судя по отсутствию лошадей - нет, но с другой стороны за домиком кто-то приглядывать должен.
   Вышел Васильев проверить как я. Оценил мою лежку и мой питательный процесс.
   Нет, мне начинает нравиться его ироничная мимика, надо перенять. Ни слова не сказал, но явно одобрил.
  
   - Ваше благородие, если что, то я голоса подавать не буду, слишком тихо в лесу. Комок земли в двери кину вроде сигнала.
   - Соображаешь, унтер, не ошибся я в тебе. Ну, бди. Смены тебе не будет. Дотемна дежурить придется. Может и завтра тоже. Поглядим. - Когда капитан говорит по службе с нижними чинами, то всегда переходит на 'ты'.
  
   Не пришлось. Где-то, через час лошади подняли головы, навострив уши. Вскоре и я расслышал звон железа и перестук копыт. Просигналил в дом, Васильев сразу вышел на крыльцо, вглядываясь в лесную чащу. Из-за деревьев выехали всадники. Двое, нет трое. Один - чуть в стороне. Капитан явно узнал прибывших, и был рад увидеть их. Пошел навстречу.
   Двое, это вроде как начальник с сопровождающим, а третий - просто мужик, но с ружьем и с повадками лесовика. Мою лежку вычислил враз, потому и отделился от остальных. Похоже - лесник или смотритель домика. Пока команды отбой не было, держу его на мушке как самого опасного.
  
   Васильев, подойдя к всадникам, вытянулся перед начальником и бросил два пальца к фуражке, явно приветствуя старшего по званию, хотя тот и был в гражданском платье.
   Все равно, пока не ослабляю внимания.
   Прибывшие спешились, двое отправились в дом, а мужик занялся лошадьми. Входя вслед за гостями, капитан махнул мне, мол, все путем, и только тогда я вышел из укрытия. Пошел помогать леснику с лошадками. Свою он завел в сарай, а двум остальным ослабил подпруги и устроил у коновязи с кормушкой и поилкой. Те с аппетитом захрупали овсом.
  
   Мужичок, молча расседлав лошадку, закинул ружье за спину и почапал в лес, оставив меня в гордом одиночестве тащить службу дальше.
   Через час гости вышли, сели на лошадей и отбыли, забрав сумки. Васильев дал команду расседлывать и до утра отдыхать. Наконец хоть согреюсь.
   Пока хлопотал у печки, готовя нехитрый перекус из саломахи с чаем, Васильев сидел и читал какую-то книжицу, стихи вроде. Но читал рассеяно, часто отрываясь и устремляя задумчивый взгляд в пространство. Лицо его было усталым и расстроенным.
  
   - Сергей Александрович, взгляните. - Перейдя на обращение по имени-отчеству, Васильев выложил на стол две ассигнации в десять рублей.
   - Одна из них - фальшивая. Вы сможете определить какая?
   Я рассмотрел, пощупал фактуру, глянул на просвет. Ну не спец я по этому делу, а так на глаз одинаковые вроде.
  
   - Мы с вами, Сергей Александрович, везли две полные сумки таких фальшивок. Их изъяли у каторжан, что ловили месяц тому, а хранились они, как и золото у того самого, ограбленного и убитого помещика. Некоего Максима Фомича Ухова. Человека непубличного, скорее затворника, недавно приобретшего поместье, а до того проживавшего в Москве и из всех развлечений признававшего одну охоту.
   До Государя поступали сведения о том, что в Париже печатают фальшивые деньги, после контрабандой доставляются в Россию, но доказательств сему факту, увы, не было. В числе прочих задач, негласных, более того, тайных, поставленных мне министерством финансов, входило и пресечение доставки контрабанды, выявление исполнителей и их арест.
   Оказывается, разработана целая схема. Фальшивые деньги поступают в Россию и здесь обмениваются на золото, разумеется, не в пропорции один к одному. Империи наносился двойной вред - этими фальшивками и изъятием золота. Министерство финансов, взяв под контроль все движение крупных партий золотых монет, находилось в недоумении, чем контрабандисты расплачиваются за фальшивки. Оказывается, у них был такой, неучтенный источник - казна Сигизмунда, по крайней мере, ее часть.
   Кто-то из деловых разбойных людей либо их тайных покровителей оказался в курсе подобных операций. Они опередили меня, быстрее нашли человека, который являлся основным передаточным звеном. Наискорейшим образом, организовав нападение на усадьбу Ухова, они отыскали и золото и фальшивки последней контрабандной партии, но вот уйти не смогли. Погубила жадность и геройство конюха, угнавшего лошадей.
   Вполне резонно вы можете спросить, отчего это таким делом занимаюсь я, а не полиция. Вся причина в том, что есть подозрение и оно обосновано, что постыдным промыслом, коей следует приравнять к измене, занимаются именно полицейские чины, а также кое-кто из армейской службы снабжения.
   Сейчас мы отправили фальшивки в столицу, а сами завтра выезжаем в Москву, где должны отработать все сведения про помещика Ухова. Он ведь не один этим промыслом занимался. Как вам, Горский, задача? Не претит ли вашей шляхетской чести? Вести расследование, дело - нелегкое и грязное, но для Отчизны нужное.
   - Если нужно - будем вести. Только... Вениамин Андреевич, ведь если такие масштабы, то в этом, наверняка, кое-кто и из Общества замешан. Вы с таким заданием как между молотом и наковальней оказались.
   - Мы, Горский, мы. Вы теперь тоже в этом деле завязаны.
  
   Обалдеть, прям боевик и Голливуд. Одинокий рейнджер на тропе войны вместе с напарником. Вестерн. А в России, оказывается, и двести лет тому предавали и воровали, как и в родном времени.
   С большим же запасом прочности рассчитана Господом эта страна. Ее с остервенением мордуют, грабят, предают свои же дети, рвут различные иноземные цивилизаторы, а она стоит. Потому что другие ее дети с не меньшим остервенением отстраивают, сохраняют и защищают. Россия, кто тебя поймет, да и нужно ли это, тебя понимать? Мне достаточно чувствовать, что ты есть.
   Ладно, это все философия.
   А Васильев - тот еще жук. Не зря, видно, племянника одного из лучших министров финансов России задействовали в этом деле. На финансовой кухне он - абсолютно свой человек. Интересно, история с дуэлью подстроена была или нет? Хотя, едва ли, в это время такими вещами не шутят, просто совпало.
  
   Мы поужинали и стали готовиться ко сну. Но вот поспать не вышло.
   У дверей кто-то завозился, раздался скрип навесов и в домик ввалился человек. Весь в крови. С трудом можно было узнать в рухнувшем на пол теле сопровождающего начальника, которого видели здесь, не более четырех часов тому. Весь в кровавых и грязных лохмотьях, обрывками которых наспех замотаны две раны: одна - на груди, вторая - на плече.
   Мы бросились к нему.
  
   - Валентин, что с тобой дружище? Что случилось? Где полковник? - вопросы из капитана выскакивали со скоростью пулемета, но человек только хрипел.
   Я схватил глиняную кружку, набрал воды из ведра и осторожно прижал к губам раненого, поддерживая ему голову. Тот жадно выпил все до капли. Такая жажда бывает при сильной кровопотере. Он, наконец, смог говорить.
  
   - Пахом сука, углядел как-то, что в сумах запрятано. Соблазнился и солдатиков из конвоя подбил троих. Остановился, вроде онучи перемотать, а сам из ружья в полковника... Один солдат в меня стрельнул, а двое других в своих товарищей, что в сговоре не были. Мне повезло, лошадь башкой на первый выстрел дернула, она у меня пуглива... Еще воды дайте.
  
   Я подал в этот раз, добавив в воду раздавленные ягоды клюквы, которые лежали в плошке на подоконнике. Лесник был хозяйственным малым, хоть и сволочью оказался. Раненый продолжал:
   - Пуля в шею лошади угодила, а после уж в меня. Порох дрянной в заряде оказался, за день видать отсырел, а может, не досыпал стервец. Пуля царапнула по ребру да на круп откинула. Лошадь раненая понесла, кровь хлещет, меня об ветки бьет, в темноте острый сук в плечо въехал. Меня и скинуло, а лошадь с разгону в болото ...
   Тати подбежали меня добить, да, наверное, решили, что я в болоте, вместе с лошадью оказался. Рядом стояли - да Бог уберег, не увидели меня. А я вот слышал, они на заимку Пахомову подадутся, одежу сменят, а там - на Волгу махнуть хотят.
  
   Пока раненый говорил, я вскипятил чугунок воды, вкинув в него пучок сухой ромашки, висевшей в связке под потолком. Там же сушился мох, и прочие травы. Замочил в кипятке бинты, которые нарвал со своей сменной рубахи, знал, что чистая, позавчера стираная. После принялся обрабатывать и перевязывать раны. Много мелких, это побило его в скачке, а серьезных две - от пули и от обломанной ветки в плече.
   Сунул в зубы ремень и обильно плеснул на раны водкой. Закрыл мхом и перевязал полотном. А какая еще медицина может быть в девятнадцатом веке?
  
   Васильев тоже время не терял зря. Седлал лошадей, сооружал факелы из бересты, каких-то тряпок и из хозяйского запаса масла для лампы.
   Раненый был не такой уж тяжелый, после отлежки в дня два, вполне сможет сесть в седло, вот только остаться при нем мы не могли, поэтому нужно его подготовить.
   Устроив его на лежанке, рядом поставил ведро с водой и кружку, чтобы раненый мог достать рукой, положил хлеб и вяленое мясо. Васильев оставил фляжку с коньяком и один из моих пистолетов с пятью зарядами. Лошади лесника засыпали корма, а в бадью я натаскал несколько ведер воды. Заседлал, но подпругу не затягивал. Самому Валентину седло поднять было бы не под силу, а ремень уж как-нибудь затянет.
   Мы не знали, удастся ли нам вернуться, расклад - два к четырем, да еще и на чужой территории, а раненый должен иметь возможность добраться до города.
   Закидал дрова в печь, да запас на три дня заготовил. Ему теперь важно тепло, а ничем большим мы ему помочь не могли.
   Валентин и сам все прекрасно понимал и торопил нас в погоню. Все твердил про заимку. Пришлось влить в него добрую чарку водки, что осталась после перевязки, чтобы нервы расклинило.
   Отдыхай, парень, ты свое дело сделал, теперь наша очередь.
  
   Ночью по лесу быстро не поскачешь, если не хочешь остаться без глаз. В два факела освещая дорогу, все равно продвигались довольно медленно. Больше шагом, чем рысью. Васильев знал место, куда направились тати. Вел уверенно, но ночью сбиться с дороги - раз плюнуть.
   В часе езды наткнулись на место побоища. Разбойники убрали трупы людей с дороги, но пятна крови и ломаные ветки выдают место схватки.
   Васильев только зубами скрипнул и послал своего голштинца вперед.
   Кончалась ночь, кончалась и наша дорога. Все заготовленные факелы прогорели, но и мы и кони, казалось, приобрели ночное зрение и упрямо пробивались сквозь темный лес. Раз сбились, но быстро вернулись на верную дорогу. Скорость движения не уменьшалась, хоть это и рискованно. Мы понимали, что тати уйдут с первым светом, надо было успеть. И мы успели.
  
   К заимке выехали вовремя. На земле еще царила тьма, а небо все больше светлело. Разбойнички, пташки ранние, проснулись и готовились в дорогу. Четыре фигуры суетились во дворе среди лошадей. Солдаты сменили мундиры на крестьянские армяки, и кто из них был Пахом, определялось только по бороде.
  
   Жалости не было, единственно Васильев просил оставить хоть одного для допроса, желательно Пахома. Что мы уничтожим их всех, я не сомневался - заслужили.
   Свою позицию я оборудовал метрах в пятидесяти от заимки, а Васильев начал пробираться ближе с двумя пистолетами в руках и третьим за поясом. Решил зайти справа вплотную к дезертирам, пока те будут отвлечены на меня.
   Выстрел из моей винтовки был первым.
  
   Пахом свалился, держась за рану в ноге и громко вскрикнув. После принялся материться. Дезертиры метнулись в укрытие, двое из них выпалили в мою сторону. Ну-ну, в белый свет - как в копеечку.
   Лихорадочно перезаряжаюсь.
   Я приготовил маленькую хитрость. В стороне положил патрон от пистолета, а еще парой патронов сделал к нему пороховую дорожку от себя. Закончив заряжать, подпалил зажигалкой порох. Слева от меня вспыхнул с облаком порохового дыма патрон.
   Один из дезертиров перебежал поближе, стал выцеливать в это дымное облако. Мне видна его голова и половина корпуса. Не рискую, бью в корпус. Тут калибр - шесть с половиной линий, т.е. больше шестнадцати миллиметров, куда не попади - смертельно. Второй готов.
  
   Двое оставшихся кидаются к лошадям, один прет сумки, второй - два ружья. Не успевают. Я вижу только облачка дыма и слышу два пистолетных выстрела. Чуть погодя еще один. Все, конец боя. Наша взяла.
  
   Раненый Пахом все также лежит, держась за простреленное бедро. Возле него - кровавая лужа, тоже видать не жилец. Мы с Васильевым подходим к нему одновременно, и я прикладом выбиваю нож из варначьей руки. Подыхает, а укусить хочет, волчара. Крепкий мужик.
   - Кто? - Это капитан.
   - Кто тебе сообщил, что в сумках деньги? Говори, и я прощу тебе смерть моего друга и командира полковника Смотрицкого. Одним грехом у тебя меньше будет. Перед тем как убить помолиться дам, может и смилуется над тобой Господь. Я знал тебя как хорошего человека. Кто толкнул тебя на такое? Отвечай...
  
   Тать облизнул губы и горько усмехнулся.
   - Поманила птица-удача, да обманула. Не судьба мне богатым быть...
   Попутал меня бес да урядник Семенов. Соблазнил богатством. Нет, не судьба... Он со своими людьми за вами, вашбродь, вчера вслед выехал из Смоленска, да видать потерял. Кто ж знал, что у вас место встречи поменялось с полковником. Пришлось мне грех на душу брать.
   Чую отхожу, дай у Бога прощения попросить. Прощай, Вениамин Андреич, и прости. Слаб человек...
   - Бог простит, а я прощаю. Уходи в мире.
  
   Невероятным усилием лесник встал на колени. Осенил себя крестным знамением, кровь чуть не фонтаном забила из ноги. Простоял с минуту, шепча слова молитвы, еще раз попытался перекреститься, но уже не смог поднять руки. Упал и умер.
  
   Хмурый рассвет, печальное утро. Мы хороним. Сначала врагов, потом своих.
   Четверых предателей закопали в общей могиле возле заимки. Но крест поставили и поминальную молитву прочитали. Все ж люди, хоть и сволочи. Теперь Бог им судья.
   Потом пошли искать тела полковника и солдат. Обнаружили их в овраге, закиданных ветками и опалой листвой. Хорошо хоть в болото не бросили.
   Тела были положены на лошадей и отвезены к охотничьему домику. При свете дня добрались быстро. Невдалеке от домика на небольшой полянке и схоронили.
   Васильев все больше молчал, только желваки ходили на скулах. Сам копал могилы, стирая непривычные руки в кровь об рукоять лопаты и заступа вровень со мной. Потом так же молча, стоял над могилой полковника. Глаза горели от яростного гнева, а может и от подступающих слез, пальцы рук сжаты в кулаки. Три минуты на прощание с боевыми товарищами. Охрипшим голосом командует:
   - На караул! Павшим - Честь!
  
   Лишь солнце брызнуло на полировке палаша и шпаги, словно специально для этого пробившись на несколько секунд сквозь набегающие тучи.
   Мы с капитаном стоим с обнаженными клинками. Валентин, опираясь на самодельный посох, пытается выпрямиться во фрунт.
   Последний воинский ритуал. Прощайте, братцы, кончилась ваша служба.
  
   Валентин чувствовал себя уже много крепче, даже порывался помочь нам в копании могил, но капитан приказал ему сидеть и набираться сил для дороги. Приказал таким голосом, что даже я, находясь от него в метрах десяти, вытянулся в струнку.
   Умеют господа офицеры, ох как еще умеют командовать. Вроде и негромко, вроде и негрозно, а не исполнить - даже мысль такая не появится, друг ты там ему или кто. Вот и Валентин только 'слушаюсь' и сказал.
   Кроме того раненый должен нести караул, пока мы заняты. О людях урядника Семенова забывать не стоило. Следы мы путали хорошо, в охотничьем домике встреча происходила в первый раз, но про заимку проводника урядник почти наверняка знал, а уж оттуда проследить нас - не проблема. След после себя оставили широкий. Весь вопрос был только во времени и сообразительности урядника. По уму нам нужно было сразу уходить и от заимки, и из охотничьего домика, но задержали похороны.
   Еще одно отличие моего времени от нынешнего. И знаете, наверное, так как поступают здесь - правильней. Конечно, риск возрастал многократно, но все равно люди, подвергая себя опасности, стараются поступать по-человечески. Здесь дворяне другого поведения просто не представляют.
  
   Готовимся в дорогу. Вернее готовлюсь в основном я. Кормлю лошадей, переседлываю. Лошадей у нас уже с избытком, пригнали с собой еще шесть голов конвойных и полковника. На всякий случай все под седлом, да и седла - добро казенное, не бросать же.
   Оружия тоже избыток. Забрали с заимки все. Все стволы пересмотрел, что нужно - дозарядил, поменял затравку. Если случится бой - каждый выстрел будет ценен. Весь огнестрел разложил по седельным чехлам и кобурам, а лишние палаши сложил на чердаке. Кому надо - заберет в целости, а на глазах лежать нечего, оружие все-таки.
   Немудрящую еду с утра приготовил Валентин, и теперь, захватив с собой плошку с варевом, согласно приказу, с ружьем за спиной и посохом в руках поковылял к дороге нести караул. Мы с капитаном перекусываем тоже на ходу, между неотложными делами.
  
   Васильев пишет уже третий лист, постоянно потирая лоб и решая какие-то свои стратегические задачи. Перекладывает на столе залитые кровью бумаги, обнаруженные при мертвом полковнике. Вот закончил, запечатал печатью два конверта, надписал.
   Резко встал и уже на ходу бросил:
   - По коням. Валентину поможешь в седло подняться, чтоб раны не открылись. В дороге я его поддержу. Коней - в повод, поведешь за нами. Действуй, Горский.
  
   Дальше была выматывающая езда сквозь чащу по тропкам и каким-то узеньким лесным дорогам. Если кто думает, что это просто с табунком лошадей в поводу, да еще и не имея подобного опыта, пусть попробует.
   Мы уходили, затаптывая свои следы следующим за нами караваном лошадей. Мой внутренний компас подсказывал мне, что сделав крюк, возвращаемся к той же самой Витебской дороге в паре верст от Смоленска. Пересекая очередной ручеек, остановились набрать воды. У Вадима рана в плече все-таки открылась, глубокая зараза, и кровит крепко. Ему становилось все хуже. Пока держался, но надолго, я думаю, его уже не хватит. Передышка и смена повязки ему просто необходимы. Я спешно занялся раной.
  
   Капитан, воспользовавшись остановкой, подъехал ко мне вплотную и негромко проговорил:
   - Слушай приказ, Сергей Александрович, а также и мою личную просьбу.
   Для врага, который прервал жизнь полковника Смотрицкого руками дезертиров в тех бумагах, что он вез - опала государева. А для них это - почти смерть.
   По злому ли умыслу, по глупости ли, но эти люди нанесли великий вред Отечеству. Непростые люди, большие чины. Кто именно вам лучше пока не знать. Фальшивые ассигнации и контрабанда золота - только малая часть... - Перекатил желваки и еще тише. - Да и не это главное...
   Вы, Горский, вчера как чувствовали, когда говорили о молоте и наковальне. Мы лежим на этой наковальне, а молот уже опускается и наше спасение теперь только в скорости.
   Всего я вам объяснить не смогу да и времени нет, но от того, как быстро вы сможете добраться до столицы и вручить пакеты, зависит наша жизнь. Пакеты нужно передать... Запомните накрепко порядок...
   Этот - именно в собственные руки князю Кочубею Виктору Павловичу, но во вторую очередь. А этот - графу Дмитрию Александровичу Гурьеву, министру финансов, срочно, но обязательно через секретариат с регистрацией и отметкой в вашей официальной подорожной. Лично встречаться с министром нежелательно. Пришли, отдали и ушли. Вы - просто гонец. Вот ваша официальная подорожная за подписью смоленского губернатора.
   Разница по времени между вручением пакетов не должна превышать часа. Пока бумаги попадут из секретариата на стол министра, князь Кочубей уже должен быть в курсе всего.
   Понимаю, что князя может и не быть в Санкт-Петербурге, тогда - все напрасно, но тут уж остается положиться на Божью волю. Князю расскажите все, просите у него защиты и покровительства. При его заступничестве вас из мести не тронут. Побоятся. Как вы пройдете к князю, я даже не представляю, но вы должны это сделать. Пакет только из рук в руки.
   Успеете в Петербург раньше гонцов наших врагов - я еще поживу, нет - мне и Валентину не жить. - Подтянулся, опять перешел на командирский тон.
   - Пойдешь одвуконь, остальных коней бросишь. Вот тебе деньги, тут триста рублей. Коней меняй при первой возможности, но не на станциях. Хоть воруй, хоть грабь, но поспей раньше... Протащи след в сторону Витебска еще пару верст и уходи, а я попробую уйти по ручью и спасти Валентина и сумки. Если обманем погоню - прорвусь в Смоленск. Все. Благослови вас Господь, Сергей Александрович.
  
   Капитан, поддерживая своего друга в седле, тронул вниз по течению ручейка, а я, стараясь наследить как можно больше, ломанулся вдоль дороги в сторону Витебска. Пусть погоня считает, что мы рвемся на запад.
   - Выноси, родные!
  
   Двадцать восемь подков перемешивают палый лист, оставляя за собой широченный след.
   - За мной! Не сбейтесь случайно, я вам еще и указатель оставлю.
   Бросаю на след окровавленную тряпку, подобранную еще у ручейка. Пусть считают, что раненый все еще находится в седле и уходит именно в этом направлении.
   - Давай, давай, родные! Скоро на дорогу выйдем - ходу добавим. Наддай, гривастые, не жалей подков!
  
   Мой азарт передается лошадям, все чаще с рыси срываемся в галоп, ломая ветки и молодые деревца вдоль лесной колеи. Храп и ржание раздаются все чаще, кони начинают взбрыкивать и кусать соседей.
   Все - вырвались, вот она дорога.
   Небо затянуло уже капитально и на землю начал падать пока еще легкий снежок. Вечерний мороз и ветер прихватили грязь, копыта гулко бьют в мерзлую землю. Бросаю все поводья, кроме сменного коня. Ору во все горло, потом свищу в два пальца, как пацан-голубятник.
   - Пошли, вольные!! Пошли гнедые, рыжие и чалые! Дава-ааай!!!
  
   Ах, как мы летели! Это удача, что тракт пустынный, могли и стоптать кого, но сейчас мне все было глубоко безразлично кроме скорости и ветра.
   Мы неслись в белом вихре падающих снежинок, не видя ни земли, ни неба, только серую ленту дороги. Ветер упругим мокрым тараном бил в лицо, швыряя навстречу глазам рыжую гриву Мореты. Чалого коня полковника в поводу даже не чувствую настолько ровно идет рядом. Остальные тоже не хотят отставать. Так и несемся табуном со свистом, гиканьем, топотом и ржанием охваченные жаждой скачки и свободы.
   Сколько промчались? Много, кто их версты считает, пока есть силы и кураж. Но вот уже и ход стали сбавлять. Переходим на рысь, а дальше - на легкую трусцу. Не запалить бы лошадей.
  
   Адреналин в крови приходит в норму. Хотел пересесть на чалого, но передумал. Моя рыжая красавица держится вполне нормально, да и на чалого косится ревниво. Не буду ее обижать.
   Впереди на дороге видны три крытые повозки. И кому это в такую погоду охота путешествовать? Либо беда гонит, либо где-то припоздали, теперь наверстывают.
   Подъезжаю. Да это табор кочует. Цыгане.
   Везет мне на этот народ. Это я удачно заехал.
  
   - Лачё дывэс! Доброй дороги, рома. Я Сергей, брат Ильи Черного, может, слышал кто про меня?
   - Далеко ли кочуешь, пшало? Слыхали мы о тебе, земля слухом полнится для того кто умеет слушать. Есть нужда в чем? Или нам чем поможешь? Может, коней продаешь? Совсем загнал красавцев. От кого убегаешь? Или догоняешь кого? - Еще довольно молодой, но явно старший в этой ватаге цыган говорил от имени всех на хорошем русском языке.
   - Судьбу свою догоняю, от неволи убегаю. Хороших хозяев для своих коней ищу, а то ведь пропадут. Жалко, из беды меня выручили теперь бы отблагодарить их. Походили под военным седлом, пусть походят под цыганским.
   - Отдохни, Сергей, дальше не надо ехать. За час метель будет, до утра не стихнет. Не бойся, судьба дальше не побежит, и неволя тоже пережидать метель будет, не нагонит. Айда с нами, до утра отдыхать будешь в тепле.
  
   А и верно, ветер крепчает. Сворачиваем под защиту деревьев в распадок. Тут и дует потише, да и укрытие есть. Громадный сруб. Склад или сарай, но по мне больше похож на авиационный ангар. Окон нет, только двое ворот в разных концах строения. Хватило места под крышей и для кибиток, и для людей, и для коней.
   Я так подумал, что это помещение используется только летом, как временное хранилище для урожая. Оказалось - нет. Здесь планировался военный магазин. Магазин не в понятии торговая точка, а склад фуража и продуктовых запасов армии. Поставили уже года три тому, но пока пустует. Вскоре явился и смотритель за добром, пожилой отставной солдат.
   Видно процедура по получению мзды за возможность комфортно заночевать была отработанна всеми сторонами, проходила не впервые и много времени не заняла.
  
   За стеной воет вьюга, а мы сидим в тепле у огня самодельного очага. Лишних лошадей и ружья с пистолетами я оставил в таборе, переведя стрелки за расчет на Илью, моего названного цыганского брата.
   Мол, встретите, что положено за лошадей и стрелялки ему и отдадите.
   Ужином меня покормили, и теперь на сытый желудок пришла пора спокойно подумать о том, в какой же ситуации я оказался.
   Насколько я понимаю, меня втравили в одну из государственных афер, где задействованы несколько различных интересов сильных мира сего. Каких? Проанализируем для начала фамилии, о которых говаривал мой командир.
  
   Что я помню о министре финансов Гурьеве? Да маловато, пожалуй. Знаю только, что он был третьим министром по счету.
   Ну да, Васильев, родной дядя капитана, был первым. Служил еще у Павла, потом у Александра. Ценим независимо от власти.
   После его смерти назначен второй, фамилии не помню, но тот накосячил и его сняли и уже в этом году назначили графа Гурьева. Вроде справлялся, налоги собирал на войну, за что его в дворянской среде не любили. Чего еще? По-моему какая-то реформа, связанная с банками и бумажными деньгами. Или это уже не он? Не помню, но уже теплее.
   Точно, изымались излишки ассигнаций с заменой на серебро.
  
   Так, так - это что же выходит?
   Россия изымает необеспеченные собственные бумажки, выплачивая при этом компенсацию, а Париж эти бумажки штампует. Здорово. Включили печатный станок и получают в обмен на бумагу золото от контрабандистов. Те тоже не в накладе, вернее их высокие покровители. Меняют французскую бумагу на русское серебро по официальному курсу. Все в плюсе, в минусе только Россия. Блин, как все знакомо.
   Что еще по министру?
   В памяти потомков остался больше не как министр финансов, а как любитель манной каши, которой присвоили его имя. И, похоже, был не самостоятельной фигурой, а хороший и преданный исполнитель.
   Пусть это будет сила 'раз'.
  
   Теперь по Кочубею. С этим полегче. Интересовался всей фамилией, как связанной с Петром и Мазепой после прочтения 'Полтавы' Пушкина. Попутно и про князя Виктора Павловича прочитал - личность примечательная.
   Англофил, ненавистник Наполеона, сторонник отмены континентальной блокады. Входил в Негласный комитет при Александре, но держался особняком. Всегда был у власти в разных должностях, вплоть до министра внутренних дел, а позже и канцлера. Дружил со Сперанским, даже выдвигал его, но не ладил с Аракчеевым, хотя потом отношения и наладились. Какие-то заморочки имел с Голицыным, главным идеологом при Александре. Что еще? Сейчас является членом Государственного Совета и курирует там один из четырех департаментов. Экономики, между прочим. Значимый дядя. Пусть это сила 'два'.
  
   А мой-то капитан, похоже, слуга сразу двух господ. От министерства финансов занимался золотом Сигизмунда, и под этим прикрытием, от князя Кочубея французскими фальшивками и русскими предателями. Что-то типа контрразведки. Полковник, пусть земля ему будет пухом, тоже что-то копал именно под крышей Кочубея и, возможно, Сперанского. Сперанский сейчас в фаворе, и будет в силе еще год.
  
   Третья сила - деятели, делающие бизнес на фальшивых ассигнациях и на торговле Родиной.
   Вычислить можно? Попробуем. Судя по тому, что за нами гонялись полицейские чины и в деле плотно завязаны контрабандисты, которых полиция должна гонять, плюс Васильев обмолвился о ненадежности полиции - это следы мышек, ведущие в одну норку. Везде - ключевое слово полиция.
   И кто у нас во главе доблестной ми..., блин, полиции?
   А это, выходит, ее глава - Балашов Александр Дмитриевич, генерал и чего-то там шеф и комендант. Имеет кучу чинов. Главмент.
  
   Так, а про этого что знаем?
   Был противником Сперанского, сам его арестовал в 1812. Один из врагов реформ, умен и прагматичен. На словах - истинный русак, но всегда держал сторону немцев. Крепостник. Масон. Сторонник союза с Пруссией и Австрией. Соратник Аракчеева, но после с ним горшки побил. Всегда - при Александре, до начала 1814 года, а после - больше по заграницам. Не хотел Александр его видеть рядом. А вот Николай так вообще турнул в отставку. Еще был вхож в круг приближенных сестры императора. Чуть ли не первая скрипка в этом не простом кружке.
   Умная и властная баба была, великая княжна Екатерина Павловна, своим влиянием на брата делиться не желала ни с кем. Тем более с реформатором, или как его окрестили в свете, 'бездушным преступником' Сперанским.
   Да тот и сам постарался. Ему было просто интересно просчитать задачу - обустроить Россию так, чтобы она стала первой в мире. Он ее успешно решил, но вот с внедрением отличных планов в жизнь лоханулся. Слишком многим его реформы пришлись не по нраву. А Сперанский на это не обращал внимания, надеясь на защиту Императора. Борзел парень без меры. Масонил и европеил не по детски. При всем моем уважении к его мозгам, вел себя беспардонно как депутат Думы. Вот его неприкосновенности и лишили.
   Екатерина Павловна собрала кружок, в который входили кроме главмента еще куча влиятельного народа, в том числе Карамзин и какой-то швед на русской службе. Фамилию вот не помню, Арфельд или Армфельд, вроде.
   Его мемуары попадались мне как-то на глаза, вот только осилить до конца не смог. Основной тезис в них таков, все русские - свиньи и от Европы их надо держать подальше.
   А денежку и чины этот швед, между прочим, именно в России и рубил, и влияние на императора имел. Мразь, одним словом.
   Вот они тепленькой компашкой Сперанского и свалили.
  
   Карамзин убедил Александра, что русские могут жить только в крепостном состоянии, да по старине. Защищал в "Записке о древней и новой России" свою тогдашнюю концепцию исторического развития, яркий представитель русской интеллигенции, блин. Доказал-таки императору, что мы - дикие и к изменениям не способные, низкий ему поклон. Потом, правда, сожалел о содеяном, да все мы крепки задним умом.
   Лучший мастер слова в тогдашней, в смысле теперешней, России, позабыл, что слово - оружие. Зато те, кто его на это дело настропалил - помнили. И использовали литературный дар Карамзина на все сто.
   Балашов материальчик на реформатора подсобрал, я так понимаю, свою собственную шкуру спасая, да тот и сам его подкидывал его в обилии. Решил, что он единственный, неповторимый и незаменимый. Ха! Наивный...
   А бывший шведский подданный Армфельд все преподнес в нужном свете, напирая на то, что Сперанский 'пилюет' на проект Легарпа (учителя Александра), а значит и на самого императора.
   Тра-ля-ля, фа-фа-фа он кака, бяка и вообще не джентельмен. Ату его!
   Александр - в гневе.
   Сперанский - в опале.
   Реформы - под сукном.
   Страна - в... глубоко, короче.
   Финита.
   На полвека откинули ребятки державу. И добро бы это произошло в средневековье, так ведь нет. Уже наступил век пара - век скоростей. Каждый год шел за три. Почти все реформы потом внедрили, только с временной задержкой и позором Крымской войны. Мы отстали, как в том анекдоте про электронику, навсегда.
  
   ГЛАВА 13
  
   Метель дала передохнуть и мне, и лошадям. Особенно мне, ведь сутки перед этим не спал, просто не имел физической возможности отдохнуть.
   Снега намело не слишком много, но ветер действительно сильный. Сек сухой снежной крупкой кожу лица до крови. В такую погоду путешествуют только полные отморозки, и то если прижмет на край. Как меня, например.
   Цыганский Гидрометцентр оказался точен, перед рассветом вьюга стала затихать. Проверяю сбрую перед дорогой и выслушиваю последние напутствия атамана. Старики предсказывали затишье на сутки, может чуть больше, а после уж зимушка разгуляется настоящей вьюгой на несколько дней.
  
   Встреча с табором позволила мне не только согреться и отдохнуть, но и превратить предприятие по обгону противников из почти безнадежного дела во вполне исполнимое предприятие.
   Фокус оказался прост. Я не могу менять лошадей на станциях, а мои противники могут. Это минус. Но я очень хочу выжить и помочь своему командиру. В помощь мне - моя удача и цыганская конокрадская тропа. А это - большой плюс.
   Лошадиная подмена есть в зимующих таборах, на лесных хуторах, в помещичьих усадьбах и даже в военных частях, нужно только знать где они находятся и к кому обратиться с нужным словом. Так и уходили от погони при нужде конокрады и воры, растворяясь среди дорог и теряясь на лесных тропках. Свежие кони уносили их от измученных лошадей преследователей, срезая путь более короткими хоть и малоезжеными маршрутами. Ветер в поле поймать легче, чем цыгана на коне. Как там в песенке про российские дороги, что распевали с Гаврилой? '...Здесь спасаться легче, чем ловить'.
   Вот уж точно сказано.
  
   Кроме того, за обещание подарить чалого, я приобрел попутчика и проводника в лице чаворо (паренька), которого все называли Мурш (удалец, мужчина). Неплохое имя для совсем молоденького паренька.
   На вид ему не больше пятнадцати лет, но, как я убедился дальше, парень действительно абсолютно безбашенный, а о таком попутчике в скачке можно только и мечтать.
   Чалый ему глянулся, да и он чалому тоже. Пацан даже ночевал возле него. А утром заявил мне:
   - Или отдай, или продай... А то ведь - уведу. Но лучше подари...
   Перед всем табором.
   Вот смеху было. Подарил, конечно. На эту парочку надо было посмотреть. Стоят, как двое влюбленных, а чалый все головой о плечо Мурша трется и на шаг отойти не хочет. Картинка.
   Я себя вспомнил и подаренный бабулей тайком от родителей мотоцикл на мое четырнадцатилетие. Как я его тогда обхаживал. Очень похоже.
  
   Вьюга почти стихла, выезжаем. Последнее - Джя Дэвлэса! ( Иди с Богом) - и в путь.
   С места стартуем размашистой рысью. Гонка началась.
  
   Дистанция, которую нам нужно пройти - около семисот верст. Но прямых дорог тут нет, так, что верст семьдесят лишних набежит, а может и больше. На машине - часов десять езды. Верхом, на подменных лошадях не теряя время на отдых и переброску седла - дольше раза в три, а то и четыре. И это летом. Но мы с чаворо решили побить летний рекорд.
   Наша средняя скорость при скачке держалась в районе двадцати двух верст в час. Это - очень много.
   Время теряли только на замену коней и переговоры с хозяевами точек, где мы меняли лошадей. Себе позволили лишь два коротких отдыха по часу, когда уже совсем валились с седел.
   Нас передавали как эстафету от адреса к адресу, от человека к человеку, сообщая секретное слово по которому встречали и оказывали помощь. Доплачивать, естественно, тоже приходилось, но не много, весьма по-божески. Пока переседлывали лошадей, нам от хозяев давалось описание маршрута, видные приметы, ориентиры.
   Многие дороги Муршу оказались известны, как и многие из встречающихся нам на маршруте людей, а его, похоже, вообще все знали. Его присутствие оказалось весьма значимой помощью. Ни разу не сбились.
  
   Тропа работала четко. Американский Дикий Запад с его ковбоями может отдохнуть и покурить в сторонке. Здесь - покруче. Даже в темноте не слишком сбавляли ход, получая вместе с лошадьми факелы или фонари.
   День, ночь, еще день. Больше тридцати пяти часов в седле. От морозного ветра слезятся глаза, и горит кожа на лице. Ноги немеют от постоянного напряжения. Кожа на бедрах..., ну про это даже лучше не вспоминать. Вьюга нас все-таки догнала, и в Санкт-Петербург я въезжал вместе с разгулявшейся непогодой и наступившей ночью.
  
   Хорошо, что последний отрезок дороги шел уже прямо по тракту, но задержись я еще на пару часов - все, не прорвался бы. Паренька оставил на предпоследней подмене у родственников. Цыгане только головой качали, с уважением глядя на него, когда пацан рассказывал о нашей скачке.
   Абсолютно измученный и ужасно гордый своим поступком Мурш уже почти засыпая, пообещал позаботиться о Морете, которую мы оставили вместе с его чалым граем (конем) на первой точке смены. Выдержал мальчишка, теперь он считается взрослым, всем это доказал. Молодец. А у меня оставался последний рывок.
  
   Петербуржская ночь и вьюга. Какая романтика...
   Я хоть и двужильный после переноса, но из седла почти выпадаю. Пробираюсь сквозь снег по указанному солдатом, дежурившим на въезде в город, адресу. Министерство, конечно, закрыто, но тусклый свет внутри горит. Сторож бдит.
   Слез с седла. Слегка повело в сторону.
   Эк меня качает.
   Стучу в двери. - Отопри, служивый. Кто там на стороже! Отопри! Пакет для его светлости графа Гурьева от губернатора Смоленска.
   - Ступай себе. Не видишь, ночь на дворе. Какие пакеты? Утром приходи.
   - Да не будет меня утром, у меня еще пакет, дальше еду. Ты, служивый, скажи, на кого мне кивать, что пакет не приняли? Обзовись, как зовут-то тебя, человече?
   Мне без разницы, но ты в Сибирь поедешь. Сейчас подорожную на ближайшем посту отмечу, что был я тут, да далее двину. Там рапорт складу, а на обратной дороге через пару али тройку дней и завезу. Да только их превосходительство барон Аш, наказывали срочно.
   Ты давай думай быстрей, я ведь не железный. Отмахал столько, погода поганая, а мне ехать еще. Это ты, ... в тепле сидишь, а я на сосульку промерз. Слыхал, али нет?!... Ну, на нет и суда нет. Прощавай, будущий колодник! - поворачиваюсь от крыльца, вроде как уходить.
   - Эгей, постой. - Дверь приоткрылась.
   - Давай свой пакет, передам с утра дежурному. И подорожную давай, отмечу уж, а сам тут жди. Не велено никого пускать ночью.
   - Ну, коли по службе нельзя, так это..., хорошо подожду. Давай, только быстрей. Холод собачий.
   Минут через десять, когда начал терять терпение, дверь опять скрипнула. Подорожная отмечена каракулей и штампом. Порядок. Двигаем дальше. До утра оставалось еще несколько часов.
  
   Первая задача была выполнена, теперь - к дому Кочубея. Патрули в городе в такую погоду все попрятались, но дежурные в полосатых будках на перекрестках не спят, завернувшись в безразмерные тулупы. У одного такого бедолаги и выспросил адрес дома князя.
   Кочубей не любил Питер, хоть дом в нем и держал рядом с Невским Проспектом. Статус обязывал.
   Особнячок, который я отыскал, до двадцать первого века не сохранился, а может, я его не помню. В Питере бывал частенько до распада Союза, да и после наезжал. Вроде и неплохо знал исторический центр, что помогало ориентироваться и сейчас, но именно это здание не припоминаю.
  
   Спрятавшись от ветра в подворотне прямо против нужного мне дома, кормлю из фуражки овсом усталого коня. Голове холодно, да ладно пусть его... Конечно, неказистый конек, но с характером. Последний отрезок он провез меня махом, только всхрапывал на ветер. Но устал он тоже крепко.
   А вот как я с ног не падаю просто непонятно самому. Держусь на нервном напряжении да на упрямстве. Пока держусь. Хуже всего, что голова от усталости слабо работает. Придумать способ попасть до утра к князю не выходит.
   А ведь утром граф Гурьев почту прочтет. Разве что не захочет ехать в министерство в такую погоду, но это едва ли. Дисциплина на представительской службе железная. Не явишься - вмиг недоброжелатели доложат, что пренебрегаешь государевой службой. Пара таких доносов - и прощай хлебное место. Приедет министр и прочтет, это точно.
   Значит, кровь из носу - пробиться в дом нужно прямо сейчас. Только бы князь Кочубей был на месте.
  
   - Эй, драгун. Чего тут надобно? - Голос раздался неожиданно из-за спины.
   Откуда душа живая здесь взялась, ведь пусто было? Ага, да тут дверка имеется, проглядел я. И, судя по тому, что из нее вышел дворник, это и есть вход в дворницкую.
   Дворник - человек колоритный, совсем непохожий на современных мне пенсионеров. Здоровенный мужик гренадерских статей, хоть уже и немолодой, в тулупе нараспашку и в фартуке. На голове - старая суконная фуражка без козырька. Похоже - отставной солдат, но еще вполне в силе.
   Ну, ясно на такой работе нужно хорошее здоровье. Это же, сколько снега перекидать вручную надо? А если он еще и истопник, так плюс целая прорва дров, наколотых за зиму. Еще плюс, он же - сторож, отпор лихим людям дать может.
  
   - Здравствуй, служба. Вот укрылся здесь от ветра, уж не обессудь. Спешный приказ в столицу пригнал, торопился, хотел непогоду обогнать, да вот в ночь и прибыл. Ничего здесь не знаю, знакомых нет. Может можно, где коня пристроить, да мне чуть согреться надо? Поспособствуй, а уж я не обижу. Не дай христианской душе пропасть на холоде.
  
   Дядька внимательно оглядел мою промороженную тушку. Видать оценил состояние всадника и степень измученности коня. Смачно крякнул.
   - Эвон как тебя дорога-то побила. Рожа - вся поморожена. Спускайся-ка ты к печи, а я лошадку в дровяной сарай сам поставлю, место есть, до свету постоит скотинка. Замучил ты его унтер, как есть замучил.
   - Погодь - сам поставлю, проводи только. Тебе вон топить надо. Не возись со мной, я сам справлюсь.
   - Ну, как знаешь, но я подсоблю все же. Хоть подсвечу тебе.
   И он, прихватив тусклый фонарь со свечой внутри, проводил к сараю.
  
   Задубевшими пальцами расседлываю и пытаюсь обтереть измученное животное. Хреново выходит. В сарае ветра нет, но - холодрыга. А, плевать, мне сейчас в тепло, а друга согреть надо.
   Скидываю шинель и накрываю конька. Так-то лучше, отдыхай.
   Отставной солдат одобрительно качнул головой.
   - Добро, пусть стоит, я после напою теплой водой, есть у меня...
   Подхватив оружие и дорожное снаряжение, топаю в дворницкую, а экс-солдат тащит седло. Мне оно уже неподъемно, ослаб я что-то.
  
   Дворницкая встретила гудением разгорающихся в печи дров желанным и мучительным теплом. Миллионы иголок выходящего холода впились в руки, лицо и ноги. Это - больно, ребята, но тело, истосковавшееся по теплу, готово переносить такую пытку.
   Потихоньку стало отпускать. Дворник хлопотал по своим делам, протапливая дом на утро.
  
   Топили обычно за пару часов до подъема хозяев, значит - скоро рассвет. С этой мыслью, стоя возле печки плечом привалившись к стене, я и задремал. Проснулся от звука хлопнувшей двери. Вернулся мой благодетель в фартуке.
   Сколько я так простоял? Все тело затекло.
   Дом - здоровенный, дровишки надо на все печи разнести и растопить каждую. Времени потратить необходимо не меньше часа, а то и поболее. Пальцам уже вернулась чувствительность, но холод еще остался глубоко внутри неразмороженной льдинкой. Эх, сейчас бы в баньку, да на верхний полок и прогреться насквозь. Мечты, мечты...
  
   - Ну что, унтер, отогрелся? Вечно вас, кавалерию изнеженную, выручать надо. Ну да астраханцы своих не бросают, хоть в бою, хоть в походе. В мою службу гренадеры драгун пешком загоняли. Умел научить, батюшка Александр Васильевич, пехотой конного обогнать. Вам, молодым, такого не дано. - Прямо приятно слышать это ворчание. Бери и рисуй с него героя 'Бородино'. Вот сейчас скажет, мол, мы были богатыри, не вы.
  
   - Не больно зазнавайся, гренадер, я сам месяц тому в пехоте был. Вон память о том у стенки стоит, глянь. Видал у драгунов пехотную винтовку? Вот то-то. А в капральстве у меня служили астраханцы, справные солдаты, один даже унтера намедни получил. Крепин его фамилия, может, слыхал?
   - Ба, да кто его в полку не знал. Так ведь раненый он был вроде, как на турка ходили. И я тогда осколок от бомбы в ногу получил, теперь едва согнуть могу. Да все же не деревянная, а своя. Мне - полная отставка, а он, стало быть, поправился? И где сейчас служит?
   - В Смоленском гарнизоне в третьей роте. После меня и отделение принял. Командиром у нас капитан Васильев, тоже - добрый офицер. Он Крепина и приметил. Хоть и из гвардии капитан, но под его командой служить можно. Строг по службе - это да, но и не обижал зря. Как вернусь, от кого Крепину привет-то передать?
   - Эко мы, как нерусские. И действительно, чего это, все в суете да суете, а не познакомились даже.
   Егор я Малютин, прежде - гренадер, а ныне - дворник, вот. С Крепиным мы в разных батальонах служили, но меня сей баламут помнить должен. Мы с ним против семеновцев в кабаке крепко стояли. Во драка была, нас, гренадеров - горстка, а их чуть не цельная рота была. Но мы отбились. Эх-ма, есть что вспомнить...
   - А я - Сергей Горский, будем знакомы, Егор.
   Отставной гренадер поскреб макушку.
   - Так это... За знакомство надо бы... Да вишь нельзя с утра, управляющий больно строг.
   - Так то - не беда, Егор. За мной - кабак, а может, и у тебя посидим да обмоем это дело. Службу я справил. Подорожную отметил. Вот исполню еще одно дело от своего прежнего ротного порученное, и - вольная птица. Только как его исполнить - ума не приложу. Мне ведь письмо от него князю Кочубею надо передать, да еще и приватно, без лишних глаз. Может, поможешь еще коннику, гренадер?
   Мой капитан на это дело целых десять рублей дал, серебром. Половина твоя будет, если я с утра, то письмо и передам. Сам подумай, дело - плевое, а навар есть. Мне те рубли лучше тебе отдать, чем искать кого из прислуги в доме князя.
  
   Как мне нужен такой союзник. Ведь дом, где служит Егор, рядом с домом князя Кочубея. Насколько я помню, в таких ситуациях сторожа и дворники друг друга хорошо знают, а порой и помогают и даже подменяют один другого. В мое время, по крайней мере, было так. Это шанс. Моя удача не должна отвернуться. Не сейчас...
  
   - Ну, ежели князь приехал и сейчас в доме, то помогу. Только редко он ныне в столице обретается. Не любит князь бывать тут в это время. Вот после Рождества - так тут и живет, а ранее - только наездами. Ну-ка погоди, сейчас гляну...- Дворник вышел наружу.
   Отсутствовал минут пять, а вернулся весь в снегу. Зимушка явно набирала силу. На мой выжидательный взгляд широко улыбнулся.
  
   - Повезло нам, Сергей. Тришка все печи топит, значит, князь ноне дома. Он тепло любит. Сейчас чайку попью да схожу к Тришке, только ты рубль выдели. За так он, аспид, и не сдвинется. Да ты не боись. Князь Кочубей зря, что большой человек, а прост. Вот как просыпается в добром духе, так вовсе приветлив, бывает и целковый даст. Тришка хоть и дворник, да только брательник его при князе в лакеях состоит. Вот как одевать будет, так и шепнет слово, а уж там как князь решит.
   - А записку передать сможет? Так верней будет.
   - Отчего нет, только ты два рубля готовь.
   Вот ведь хитрец. Да я тебе все отдам, что от денег Васильева осталось, лишь бы прорваться к князю. Жучара ты, Егор, но я не в обиде, помоги только.
  
   Пока дворник хлебал кипяток, я на листочке бумаги свинцовым карандашом набросал короткую записку. Писал на английском, опасаясь любопытства слуг.
   Letter from Smolensk. It is very urgent. Personally. Top Secret. (Письмо из Смоленска. Очень срочно. Лично в руки. Секретно.)
   Вскоре Егор ушел, а я остался ждать. За окном уже утро, даже сквозь метель пробивается слабый свет. Привожу, по возможности, себя в порядок, тотошку и ладанку прячу среди вещей, завернув в обрывки пущенной на перевязку сорочки. ДельРей привычно пристраивается у левого бока. Больше оружия с собой не беру. Пакет - за отворот мундира.
   Бахнули двери, влетает, припадая на увечную ногу дворник, с ним еще один тип в фартуке. Тришка должно быть.
   - Их высокопревосходительство срочно просять! Ждут уже. Поторопись, унтер, а то он велел в секунду предоставить. Ох, грехи наши тяжкие! Чего ты там написал служивый, что князь аж орать изволили? Поспешай, поспешай...- Так, под причитания Тришки, вхожу в дом члена Государственного Совета, ближнего государева человека, князя Кочубея Виктора Павловича.
  
   Человек, встретивший меня, был красив своеобразной аристократической красотой. В наше время сказали бы просто - порода. Статный в самом расцвете сил сорокалетний мужчина, волос - соль с перцем слегка курчавый, чуть видны залысины. Глаза - темные, брови и бакенбарды чернее ночи и густы. Взгляд - суровый. Бордовый халат и домашние тапочки как-то не замечались, а вот требовательное движение руки даже без слов заставило моментально извлечь пакет и вручить его князю. После - отступить на шаг и вытянуться во фрунт.
   В течение почти получаса, пока Кочубей просматривал бумаги, сначала - бегло, а после второй раз более внимательно, я стоял навытяжку.
   Князь стал переглядывать бумаги уже в третий раз, не все, а только залитые кровью полковника что-то сверяя. Закончив просмотр, прижал листы левой рукой, а правой позвонил в серебряный колокольчик, стоящий на столе.
  
   В помещение вошел лакей, встретивший меня и принявший шпагу. Служба охраны была поставлена здесь неплохо. На входе в дом меня сразу разоружили, хоть и не обыскивали. В комнате кроме князя находились еще два лакея с очень внимательными глазами и бесшумными мягкими движениями.
   Я стоял столбиком посредине комнаты в четырех шагах от сидящего князя и очень старался не упасть. Задача была выполнена, и у меня начался откат. Все оставшиеся силы направлены на одну цель - не брякнуться на пол.
  
   - Тришку кликни. - Негромко распорядился князь. Меня он по-прежнему словно не замечал. Стоит мебель и стоит.
   Дворник материализовался через пару секунд, видно был за дверью. Поклонился князю и стал ждать его слова. На бледном лице - тревога и ожидание, вдруг, что не так сделал. Пальцы нервно тискают шапку.
   Князь поставил колокольчик на стол, после, откинув крышку стоящей здесь же изящной шкатулки черной глазури с аметистами по краю, извлек оттуда золотую монету.
  
   - Это тебе, Трифон, за верную службу и за сообразительность. А ну ответствуй мне, кто был тот драгун, что записку тебе передал? Или никого и не было? А?
   Лицо дворника прояснилось, он еще раз низко поклонился.
   - Помилуйте, Ваше сиятельство, как можно, никого с утра и в глаза не видел. Вот печи топил да дорожку чистил. В такую метель рази ж кого углядишь. Не ведаю я, о чем спрос... - И опять поклон.
  
   Князь улыбнулся.
   - Соображаешь, шельма. Ну, ступай себе, ступай... - отпускающий взмах руки. Дворник, пятясь задом, стал отступать к двери.
   - Вы тоже ступайте. - Это лакеям.
   Через миг мы с князем остались одни в комнате, и он глянул мне прямо в глаза.
   - Докладывайте. О себе и о деле. С самого начала.
  
   - Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство, с нынешней осени поступил в службу в составе батальона Смоленского гарнизона, коей командует капитан от инфантерии Васильев.
   При поимке беглых каторжан имел отличие и был примечен своим командиром. Тогда же у беглых татей были изъяты значительные средства, в виде старинного золота и фальшивых ассигнаций.
   Капитан Васильев имел участие в моей дальнейшей судьбе, кроме того, оказал доверие, взяв с меня слово дворянина и письменные обязательства, назначил себе помощником. Мне был открыт секрет о поиске средств, за которые закупаются поддельные ассигнации.
   После я с капитаном Васильевым должны были выехать на Москву для проведения дознания по данному делу. Далее...
  
   Комната шаталась перед глазами, а отдельные детали интерьера просто расплывались в туманной дымке. Легкое головокружение грозило перейти в тяжелое беспамятство. Покачнувшись, чуть не рухнул.
   Ну, нет, моей слабости князь не увидит. Тряхнул головой, гоня туман перед глазами. Взять себя в руки, солдат! А ну - смирно! Стоять, немочь ходячая!
  
   - ...Далее. При тайном следовании в Москву капитаном Васильевым были переданы некие сумки встреченным в условленном месте людям.
   Как я позже узнал, одним из них был полковник Смотрицкий хоть и в цивильном платье, а вторым - его помощник. Чина не ведаю, зовут Валентин, капитану Васильеву знакомцем приходится. Передали без всякого затруднения. После остались на месте встречи с намерением там же и заночевать.
   Ночью к нам пришел весь израненный помощник полковника Смотрицкого Валентин и принес известие об измене и убийстве. Часть конвоя и проводник, изменив присяге, напали на остальных и, убив их, захватили сумки. Вадим спасся, поскольку дезертиры посчитали, что он в болоте утоп.
   Капитан приказал преследовать и покарать изменников. Зная, где они ночуют, за ночь вдвоем мы до них добрались, а с утра и перестреляли. Проводник, пока не помер от ран, успел рассказать, что за нами в погоню люди идут. Ведет этих людей какой-то урядник Семенов.
   Капитан, спасая сумки и раненого помощника полковника стал пробираться в Смоленск, мне же с двумя пакетами велел наискорейшим образом скакать в столицу да погоню за собой уводить. Второй пакет, Ваше высокопревосходительство, мною передан для графа Гурьева, как и было приказано...
  
   Туман перед глазами не хочет рассеиваться, меня качает. Внезапно пол сорвался с места и понесся мне навстречу. Какой он мягкий. И воском пахнет.
   Я, кажется, вырубаюсь. Интересное ощущение. И ничего не болит. Какая красота...
  
   Когда очнулся, было темно, только горел масляный ночник. Я лежал в постели облаченный в длиннющую полотняную рубаху. Все тело ломило, но это мелочь. А вот то, что природа требовала... М-да, как говорят, вода плотину рвет, не опозориться бы?
   Со скрипом поднялся, заглянул под кровать - и где тут удобства? О, есть ночное фарфоровое чудо. Как в лучших домах...
   Шторы на окне не задернуты, слышно как снег бьет в стекла оконного переплета. Вьюга так и бесится среди питерских проспектов. Отчего-то вспомнились Егор и Тришка, это сколько же им вкалывать придется, бедолагам. На улице - ночь непроглядная, но было ощущение скорого наступления утра. Сам не понимаю с чего я это взял, но такое чувство присутствовало.
  
   Сколько я провалялся? Щетины нет, пока лежал в отрубе, меня побрили. Похоже, из жизни выпали сутки. Да и не мудрено. За трое суток до того только в цыганском таборе и поспал, да и то часов шесть всего, ну может семь. А вот нагрузка была неслабая. Как в клипе промелькнули - ночная скачка, бой, похороны, уход от погони и опять двухсуточная скачка наперегонки с вьюгой. Можно гордиться собой.
   Задачу я выполнил, вот только свой доклад помню слабо. Вроде все успел сказать. А может, забыл чего?
   Точно забыл, капитан велел о защите просить, а я не успел. Ну да ладно, куда-нибудь кривая вывезет. Подремать еще, что ли? Тепло, перина мягкая, вот только есть охота. Верная примета, что организм приходит в норму. Еды нет, а вот большая, чуть не литровая чашка с какой-то жидкостью на прикроватном столике стоит. Квас. Вот это - здорово! Выпиваю все до капельки.
  
   Губы сами собой зашептали благодарственную молитву. Справился...
   Спасибо судьбе. Или тому, кто являлся причиной моего переноса. Серьезно. Сознательно меня перекинули, или это случилось случайно, не играет роли. Но здесь я живу по-настоящему, на полную.
   Если она, в смысле судьба, или оно - инопланетное существо, неважно кто, наградил меня за перенос только юностью, здоровьем и удачливостью, то это очень, даже очень-очень много.
   Интересно, оно за мною следит? Реалити-шоу себе устроил и сейчас сидит, жрет попкорн и наблюдает. Хотя, я не против - пусть смотрит и завидует. А от меня не убудет.
   Плохо только то, что я все больше по течению плыву. Знания есть, но без технологий им грош цена, а без положения второй грош. И не больше.
   Нет сейчас ни технологий, ни подготовленных людей, ни финансовых и личностных возможностей для любого значительного влияния на события истории.
  
   Особенно не хватает людей. Положения можно достичь, технологии при известном упрямстве можно внедрить. Но кто будет все это проталкивать? Хотя, всегда есть шанс, что меня зашвырнули не одного, ведь почти все победители пропали перед моим переносом. А че тогда не помечтать?
   Правда, попадались среди них типусы... Были просто убийцы психованные, готовые рисковать своей шкурой за возможность убивать. Они от этого кайф на Арене ловили, почти оргазм. Брр..., вспомнилось же. Вот Толика-Виверру встретить бы...
   Нормальный парень. Из вояк, похоже, спецназ или разведка. Если бы не Арена, мог бы с ним и сдружиться.
   Мы немного схожи, он тоже взрывной человек. Хоть росту небольшого, но с парными короткими клинками чудеса творил. Всегда работал жестко, правил не признавал, в какой-то арабской технике. Я и не видал такой прежде. Нахватался, вроде, когда оказывал братскую помощь где-то на Ближнем Востоке. Честно говоря, не хотел бы его иметь противником, или Вадима, тот тоже меня мог сделать. Мы с ним вечно наравне шли.
  
   Где-то сейчас тот Вадим? Если и его закинуло сюда, то он наверняка уже устроился, с его-то мозгами, шахматист очкастый. А Ленка тогда одна там осталась ...И старики мои ... Как там они сейчас? Скучаю я по ним.
   Смешно, но я даже Витюше был бы рад, если тут с ним столкнулся. Ведь нормальный мужик, но сдвинулся на деньгах. Бывает.
   Вот ведь, тайны славянской души. Человек тебя подставляет, а ты его мало, что прощаешь, так еще и жалеешь. А ведь чуть не грохнул подлеца.
   Умом Россию не понять, это уж точно.
   Так под эти разбегающиеся мысли и заснул.
  
   Разбудили меня солнечный свет и пришедший лакей. За окном - светло, солнышко бьет сквозь морозные узоры на стекле. Непогода улеглась.
   Боже, до чего же хочется есть. Очень кстати лакей зашел с известием. Меня приглашают на обед. Сам князь приглашает, во как!
   Лакей предлагает одежду взамен моего мундира. Очень даже приличная одежка, в этом я уже научился разбираться. Темно-серый сюртук, белоснежная сорочка, отличные туфли. Привожу себя в порядок и одеваюсь в рекордное время. Глянул в зеркало. Ух ты! Как есть - денди. Меня еще и постригли по моде, пока я без памяти был.
   Прошли в комнату, даже скорее зал, где уже сервирован стол на две персоны. Серебро, хрусталь и фарфор. Одних вилок почти с полдюжины у прибора. Благо бабуля правилам столового этикета меня обучала. В грязь лицом не ударю.
  
   Вскоре появился безукоризненно одетый князь и пригласил к столу. По нынешним временам немалая честь даже для человека из Высшего Общества, а уж для мелкого дворянина, пусть и из древнего, но обнищавшего рода, вообще нечто запредельное. Как же мне сейчас пригодился опыт общения с князем Мирским.
   Кочубей явно изучал меня с любопытством, как я сам изучал бы отмытого беспризорника. По тому, как человек ведет себя за столом о нем много можно понять. Моей задачей было вести себя не скованно, но и не развязно. При этом нужно поддерживать беседу, которую вел князь. Неожиданно для меня, я справился на отлично. Ну, по крайней мере, мне так показалось. Поведение мое за столом было вполне непринужденным, но и без дерзости, почтительным.
   Речь за обедом шла о солдатской службе. Вы будете удивлены, но князь в юности тоже побегал с мушкетом нижним чином, простым армейским солдатом. Князь шутил на эту тему, я, стараясь не брякнуть лишнего слова, заверил, что некоторые вещи в армии - вечны, как примером - голод молодого солдата. Заглушить его могут только великолепные блюда с княжеского стола.
  
   Беседовали мы в основном на русском, но князь непринужденно переходил на французский, английский и немецкий языки, только когда перешел на итальянский, я извинился и признался в своем недостатке знаний. Увы, но кроме польского, больше языками не владел, да и французский мой вовсе не идеален.
   По завершении обеда князь пригласил меня в кабинет. Не тот где я увидел его впервые, а что-то вроде курительной комнаты.
   Оружие, разукрашенное золотом и каменьями, развешенное на персидских коврах, курительные трубки на подставках, коробки с сигарами и потрескивавший веселыми огоньками камин создавали атмосферу роскошной доверительности. Здесь все располагало к беседе. Даже стоящие в кадках экзотические растения и погребец, полный самих различных напитков.
  
   Князь Кочубей опустился в глубокое удобное кресло прямо против камина. На маленьком столике рядом с ним лакей моментально поставил бокал с андалусским хересным бренди из Кадиса. Приятный запах шерри распространился по комнате.
   Да, князья себе многое могут позволить. Напиток - божественный.
   Говорят, что если налить этот шерри в дубовый бочонок и оставить лет на пять-десять в подвале родового замка, то полученным напитком можно подкупить богов, чтобы они добавили еще сто лет жизни.
   Я конечно не житель Олимпа, но и мне удалось отведать сего нектара. Князь предложил присесть. В момент и мне тоже поднесли хрустальный бокал.
  
   Кроме того, князь угостил меня сигарой. Кочубей выбрал себе из коробки тикового дерева темную 'гавану', а после легким кивком отправил лакея с коробкой к моему креслу. Ну, это уж вообще. Событие - из ряда вон.
   Видимо изучение меня продолжалось.
  
   Что же, раз предложил, то покурим. И гильотинкой мы умеем пользоваться, и с ритуалом курения сигары с шерри тоже знакомы. Обычай - старинный и не русский, но в военной хронике сэра Уинстона мы видали, а его привычки описывались в сотнях книг.
   И сигара, и напиток - выше всяких похвал, на сыр для мышки смахивает. Вот поэтому не расслабляюсь.
  
   - Вы не возражаете, если мы вернемся обратно к нашему первому разговору? Светская беседа, это - приятно, но и о деле забывать не следует. - Проговорил князь. - Мы прервались на вашем докладе, ничего не хотите добавить?
   - Нет, ваше высокопревосходительство, но я был несколько нездоров, мог и не вполне связно доложить. Все как в тумане было. Прошу ваше высокопревосходительство уточнить, что я должен говорить? Буду рад ответить на любой ваш вопрос. - С державными людьми вообще лучше лишнего не болтать. Буду придерживаться тактики ответов на вопросы.
  
   - Хорошо. Как вам показался этот Валентин, он был действительно сильно изранен?
   - Так точно, ваше высокопревосходительство. Пуля попала в грудь, только ребро и спасло. Тело избито при скачке на раненой лошади по лесу и очень глубокая рана от сломанной ветки в плече. Занозы лично вынимал. Когда от погони уходили раны открылись, держался только на упертости да силе духа, но старался скакать наравне со здоровыми.
   - Как убит полковник Смотрицкий?
   - Со слов Валентина, от выстрела проводника в упор. Когда хоронили тело полковника, то его слова подтвердились. Был ожог от пороха и одежу припалило. Стреляли снизу вверх, как пеший человек в конного. От такой раны умирают мгновенно.
   - Вы знали, что находилось в сумках?
   - Так точно. После передачи сумок полковнику уже вечером мне об этом сообщил капитан Васильев. В сумках находились поддельные ассигнации. Видеть их никто не мог. Сумки были застегнуты и запечатаны.
   - А дезертиры об этом знали?
   - Узнали от проводника, со слов того же Валентина. А вот откуда узнал это простой мужик - не знаю. Увидеть, что внутри, не было никакой возможности.
   - Теперь такой вопрос. Отчего вы отправились, сперва в министерство финансов?
   - Я действовал, руководствуясь приказом моего командира. Мне было велено доставить пакеты именно в таком порядке, но вы, ваше высокопревосходительство, должны были прочесть пакет первым, хоть и получить вторым. Как я этого добьюсь, это капитан Васильев отдал на мою смекалку.
   - Хм..., вот мальчишка. А кабы не застал бы меня, ведь случайно я дома оказался?
   - Я молился всю дорогу, ваше высокопревосходительство, отдавшись на Божье провидение. Многого мне капитан не объяснял, но если бы вас не было, то жизни его, Валентина и моя прервались бы.
   - Хорошо. Как тебе удалось так быстро доскакать до столицы? ...
  
   Вот так мы и играли в вопросы-ответы почти час. Результатами князь явно доволен, видимо, мои ответы что-то подтверждали в его раскладах, но как, же меня эта игра вымотала.
   Верните меня обратно в казарму к драгунам, там все ясно и понятно, а тут чувствуешь себя, словно на минном поле. И как там сказано - бойтесь желаний своих, они сбываются. Вот и подтверждение.
   Под конец князь решил меня добить, внезапно предложив остаться при нем младшим адъютантом.
  
   - Помилуйте, ваше высокопревосходительство, но унтер-офицер не может быть назначен на такую должность... - Растерянно бормотал я, вскочив на ноги и вытягиваясь. Вот уж, чего не ожидал.
   Глядя на мою растерянную физиономию, князь Кочубей откровенно веселился. Все-таки он был хорошим человеком и любил экстравагантные благотворительные жесты. Встав с кресла, князь подошел к камину и взял с полки запечатанный конверт.
  
   - Унтер-офицер Горский. Вот предписание явиться к директору второго кадетского корпуса генерал-лейтенанту Клейнмихелю Андрею Андреевичу на аттестацию в чине подпоручика драгунского Иркутского полка. С зачислением в штат полка и последующим командированием в личное распоряжение князя Кочубея, а также выплатой всех полагающихся средств на приобретение строевого коня, должного снаряжения и постройку мундира.
   Первый экзамен вы сдали в Смоленском лесу и на вьюжной дороге, второй - у меня в доме за обеденным столом и в этой комнате. Я лично принял их у вас, остальное - формальности. Поздравляю подпоручиком!
  
   - Рад стараться, ваше высокопревосходительство! Благодарю!
   Вот это да. А жизнь-то налаживается.
  
   ГЛАВА 14
  
   Князь обещал мне отсутствие проблем при аттестации. Остается пойти и оформить бумаги. Вот только - не с моим счастьем. Приключения меня найдут и на ровном месте.
   После обеда я в слегка обалдевшем состоянии вернулся в комнату, где отсыпался ночью. Там меня уже ждали аккуратно уложенные вычищенные и починенные мундир, сапоги и шинель, а также мой дорожный драгунский чемодан.
  
   Эта емкость для перевозки вещей в начале девятнадцатого века очень отличались от классических чемоданов конца того же века. Суконная сумка казенными размерами 59*25*22 см. с застежкой на кожаном ремне. На седле сзади крепится. Для конника - довольно удобно. Чемодан - только название.
   Лакей мне сообщил, что седло, оружие и конь находятся на княжеской конюшне и с нетерпением ждут меня. Намек более чем прозрачный - пора выметаться.
   Подвиг совершил, награду получил, обласкан вниманием был. Программа исчерпана.
  
   На крышке чемодана лежал прощальный презент от князя в виде новеньких эполет и маленького мешочка с двадцатью рублями серебром. Вот это вовремя, от моих средств осталось едва рублей десять.
   Лакей вышел, дав мне время собраться. Быстро переодеваюсь и провожу ревизию своего имущества.
   ТТ с запасным магазином и мешочек-ладанка со всем содержимым так и лежат завязанные в обрывки рубашки, отощавший кошелек Васильева - с... раз, два, три ... Восемь. Итого - двадцать восемь рублей.
   Мне казалось, что в кошельке оставалось больше. Ну да ладно. Главное, что пистолет и ладанка в сохранности. Проверил содержимое ладанки - все на месте.
  
   Конек встретил меня бодрым помахиванием головы да потряхиванием гривы, сытый и ухоженный.
   Добрый бахмат. Уже и в дорогу рвется бурушка-косматушка.
   Угостил подсоленной горбушкой, начал заседлывать.
   Кто-то позаботился. Весь конский убор приведен в порядок, ременный прибор вычищен и смазан.
   Поклон вам неизвестные конюхи, позаботились о скотинке и об его хозяине.
   Тот, кто рассказывает о лености русского мужика, скорее всего, с этим мужиком в естественной среде обитания просто не сталкивался.
  
   А вот только не надо... Где и как часто вы в конце двадцатого века видели мужика на своей земле в окружении своих детей и родни? А это и есть его естественная среда обитания. Ну, где? Разве что в Сибири, где колхозная зараза не смогла сломать мужицкий уклад.
   Дайте мужику землю, поставьте за спиной род, чтобы чувствовал ответственность за детей, да еще понятные законы, по которым он отдает власти только положенное тягло. Да он жилы будет рвать на работе, а за свою землю вообще порвет любого.
   И этого не надо... Пить в работу не станет, если работает на себя, конечно. На дядю - это да. Тут без вариантов.
   А помочь задаром не из-под палки, а так, от души, просто хорошему человеку, это русский мужик завсегда...
  
   Что? Не сталкивались с таким? Я понимаю что редко, но ведь есть. В крови это у нас - помогать своим. Да вот вытравливают же, гады.
   Каждый - за себя! Лох он для того и создан, чтоб его кинуть! Ты - Бог, остальные - уроды! Не будь героем! Родина - где платят! После нас - хоть потоп! Урвать побольше, все и сейчас! Добить лежачего! Прогнуться под сильного! - Твари.
  
   Что-то меня понесло. Вот эти мелкие черточки отличия нашего прогрессивного и правильного времени от старого неправильного меня просто убивают. Это сколько же мы подрастеряли, а говоря честно, просрали. Грубое слово, зато точное. Вот с этого двухсотлетнего расстояния видно очень здорово. Большое видится на расстоянии. А у меня - дистанция в два века...
   Ну вот, с этими эмоциями и настроение себе испортил. Разозлился неизвестно на что и на кого, а у меня еще дел куча. Нервы - в коробочку, Серега.
  
   Бахмат, почувствовав мое состояние, толкнул головой. Дескать - ты чего? Все путем, давай поехали, а то застоялся. Ты прав, косматый, давай трогать.
   Выезжаем за ограду, не из главных ворот, а из служебных, подальше от лишних глаз. Тришка машет лопатой, откидывая снег, даже голову не поднимает. А вон и Егор, занят тем же, только покрякивает, поддевая на лопату очередной сугроб. Вот заметил меня, рукой машет.
  
   - Здорово, служба. Бог в помощь. - Подъезжаю к нему.
   - Здорово, Сергей, мы - привычные, сами справимся. Уже едешь? - Замялся. - Ты, это... Я когда вещички твои относил, то по уговору пять кругляшей из кошелька вынул. Тришка сказал - ты, как есть, без памяти был. Звиняй, что без твоего пригляда, но так уговор же... Не серчаешь?
   - Да нет, наверное. - Фраза, ставящая в тупик всех переводчиков. - Не сержусь. Уговор - дороже денег. Молодец, что сообразил. Я ведь обеспамятел совсем. Пластом сутки пролежал. За мной еще кабак, я не позабыл, но попозже. Опять дела образовались.
   - Ну, служба - это святое. Свидимся еще, драгун!
   - Свидимся, гренадер!
   Крепкий куркуль этот Егор. Своего не упустит. Одно слово - жучара. Но жучара честный, этого не отнять.
  
   Прибыв на территорию Второго Кадетского корпуса, сразу направляюсь в главное здание.
   Директора училища уже убыл - будет только завтра. Предписание у меня принял дежурный офицер-преподаватель, после, сделав отметку в журнале, вернул. Завтра я сам вручу генерал-лейтенанту, как указано на конверте. Записал меня на прием на десять часов.
   До утра мне предоставлялось место в казарме, а для бахмата - в корпусной конюшне. Поговорил с дневальным при лошадях, что за полтинник аванса он будет приглядывать за коньком хоть неделю, только после доплатить. Сервис, однако.
   Мне выделили в казарме дощатый лежак без матраца и место в ружейной пирамиде для оружия и амуниции. А большего и не надо. Поесть можно и в трактире, да и на утро прикупить чего. Я ныне - птица вольная.
  
   В дешевом трактире, расположенном недалеко от корпуса, было людно. В основном солдаты и кадеты, разбавленные цивильными простецкого вида. Офицеров не видать, похоже, заведение для нижних чинов, но приличное.
   Это тебе не Смоленск, а совсем даже столица. Курить в трактире дозволялось с ограничением, если есть желание - пожалуйте в курительную комнату. Там уже горячее не подавали, а только выпивку с обильной закуской. Из хмельного - чего только душа желает, но и поесть можно неплохо.
   Голод требовал свое, и я налег на гречневую кашу со шкварками, заедая ее бужениной и жареной колбасой. Вкуснотища!
   Пиво тоже закажем, а потом и повторим.
   Заканчивая вторую порцию пенного напитка, выхватил взглядом из толпы знакомое лицо. Смоленский мой знакомец, фанат фехтования и очень серьезный молодой человек, кадет Горяинов собственной персоной.
  
   - Глеб! - Заорал я.- Глеб, я здесь! Вечно мы с тобой если не на манеже, так по трактирам встречаемся, и под пиво... Иди сюда. Подсаживайся. Есть хочешь? Может выпить?
   Я ужасно обрадовался этой встрече. Каким ветром его сюда занесло, не знаю, но мальчишка мне импонировал. Видно радость была написана на моей физиономии крупными буквами, потому, что его нахмуренное лицо тоже расплылось в ответной улыбке.
   - Горский, ты как здесь? Да ты, я гляжу, уже драгун...
   Я так ждал тебя в манеже, но когда узнал за бунт этапа, что солдат из гарнизона побили, подумал, что это тебя. Обещался, а сам не приходишь... Я и мэтру о тебе так сказал. Вот и подумал...
   Ты уж прости меня, Горский, за такие мысли.
  
   - Брось, Глеб. Мы - люди военные, себе не принадлежим. Меня служба и на день не отпускала, а как в драгуны попал - совсем не продохнуть стало. Уж, какая учеба? Все думал, вот чуть свободней станет, так и вырвусь в манеж, да не случилось. Я и сейчас в столице по службе, а вот ты почему тут...?
  
   Лицо Глеба потемнело. Мальчишка стал опять хмур. В глазах отразилась печаль и какая-то безысходность.
   - По судейским делам я здесь. Тяжба у нас с бароном Вангенгеймом, соседом нашим. Уже год тянется. Я - в роду самый старший, мне и ответствовать. Истец настоял на заседании в Санкт-Петербурге, через три дня мне в судейскую палату идти.
   В корпусе помогли. Фехтмейстер наш, Отто Генрихович похлопотал, и я аттестацию ранее срока сдал. С отличием и без поблажек. В юнкерах теперь при штабе первой армии числюсь, в отпуске ныне по семейным обстоятельствам. Чина ранее весны мне все едино не положено. Вот время на тяжбу и выкроил.
   - А в чем тяжба?
   - То длинная притча, еще со времен Петра Алексеича тянется. Мой прадед, по ложному доносу был записан в однодворцы, а земли наши были отобраны в пользу доносителей.
   Отец же мой служил при особе Императора Павла хоть и простым капралом. Там и подал государю лично прошение о пересмотре дела, где представил и доносное письмо, по которому наш род в опалу попал.
   На смертном одре доноситель, прадед нынешнего барона Вангенгейма, покаялся да отдал его вместе с собственноручно написанным покаянием. Те бумаги у нас в роду и хранились, да только как их в беспристрастный суд представить было? Ведь известно, что с сильным - не дерись, с знатным - не судись. Отец всю жизнь положил, чтобы у особы государя оказаться, да иметь возможность о справедливости молить.
   Государь велел рассудить нас по правде. Так фамилия наша опять стала наследственною дворянской, род восстановлен в списке шестой части родословной книги Курской губернии, а земли у барона были отобраны и нам переданы. Отец при Императоре и голову сложил в день его кончины.
  
   Поняв, что сказал лишнее, Горяинов бросил на меня настороженный взгляд. О скоропостижной смерти Павла I говорить было не принято. Я успокоил его легким кивком головы. Понимаю, мол. Глеб продолжил.
   - Все было хорошо, да вот только нынешний барон год назад подал в суд иск на пересмотр дела. Нет, волю государя никто не оспаривал, речь шла только о неверной оценке земель отобранных у Вангенгеймов, хотя нам вернули едва половину прежних владений. А теперь крючкотворы повернули так, что нам надо отдать почти все назад, да еще и неустойку за пользование чужим имуществом выплатить. Не знаю, Горский, что и делать.
   Может вызвать барона на дуэль? Так ведь он - офицер, а я - юнкер. Сам меня не вызовет, а я права такого не имею. Совсем духом упал я, Сергей, ума не приложу, как дальше жить. Матушка хворает, две сестренки младшие ...
   Средняя сестра уж и в возраст входит, как ей без приданого? Я-то с чином не пропаду, а им как?
  
   - А кто он, этот барон? Что за человек?
   - Да как тебе сказать. Дрянной человек, это я не со зла говорю, а так и есть. Мот и понтер, но при этом и сутяга изрядный. Некоторые его кредиторы и рукой махнули на то, что он им должен. Судиться любит - страсть как. Сам служит в столичной крепостной артиллерии прапорщиком. Молод совсем, чуть за двадцать, а душа - пустая. Вот таков он и есть.
   - Не грусти, Бог нас испытывает, значит - не забывает. Крепись и положись на волю Божью. Есть где спать? Нету? Ну, я так и думал. Пошли со мной, в казарме место найдется, я с фельдфебелем договорюсь. Вот ведь, Россия - большая, а нас судьба возьми да столкни. То - добрый знак, Глеб, точно тебе говорю. Пошли, пошли, утро вечера мудренее.
  
   У меня никогда не было младшего братишки, но этот серьезный птенец вызывал во мне именно такое чувство - старшего брата. И еще, он все-таки очень похож на моего двоюродного брательника, вечного напарника по детским проказам и юношеским сумасбродствам. Правда, тот всегда в нашей компании выполнял роль старшего. Вот и этот щегол...
   Взвалил на себя ответственность за всю семью и тащит. Правильный человек вырастает. Вот в лепешку расшибусь, а ему помогу...
  
   С утра наскоро перекусив и накормив Глеба, отправился на прием. Глеб сперва отнекивался, мол, сыт со вчера, но получив шуточный подзатыльник рассмеялся и перестал чиниться. Этот деятель, имея в кармане всего пять (ПЯТЬ!) рублей, приехал на суд в Питер.
   Детский сад - ясельная группа.
   Оказывается, все деньги положенные на экипировку он отослал матери.
   Заставил его взять в долг еще пять рублей, а чтобы не чувствовал себя обязанным, отправил прогулять моего бахмата. Пусть оба проветрятся.
  
   Об Андрее Андреевиче Клейнмихеле, директоре второго кадетского корпуса, было два абсолютно противоположных мнения. Мнение тех, кто находился в стенах кадетского корпуса, и тех, кто эти стены уже покинул. Особенно, если сами уже хлебнули службы в роли обер-офицеров.
   Все кадеты своего директора тихо ненавидели, а преподаватели просто боялись. Был генерал-лейтенант человеком старой, Гатчинской закалки, сторонник железной дисциплины и безукоризненной строевой выучки. У него на все два мнения - его и неправильное. Авторитетом ему служил лишь один человек - государь. Всех иных он просто посылал.
   О том, как он гонял кадетов на плацу, ходили анекдоты. О его солдафонской тупости и тяжелом характере любили шутить в салонах. Но...
   Приняв в 1799 году Шляхетский корпус, позже переименованный во Второй Кадетский в не самом блестящем виде он в кратчайший срок навел там порядок и оставался его неизменным директором до самой смерти.
   В 1807 году под непосредственным руководством Клейнмихеля при Втором кадетском корпусе образовалось новое военно-учебное заведение - Волонтёрский корпус, принявший затем наименование Дворянского полка, давший армии дополнительный приток офицеров перед французской компанией. Смоленский кадетский тоже официально являлся филиалом Второго кадетского, и сама возможность посещения этого учебного заведения отчаянным самодуром генерал-лейтенантом, держала его руководство в постоянном тонусе.
  
   Качество обучения было довольно высоким и люди, закончившие второй кадетский, в армии пользовались повышенным спросом. Пройдя такую жесткую закалку, офицеры умели руководить железной рукой. И, бывало, на совместных попойках не один из них поднимал бокал за 'чугунную башку', как они прозывали своего директора.
  
   Ровно в десять часов одну секунду двери приемной распахнулись, и я строевым шагом вошел в кабинет Андрея Андреевича Клейнмихеля.
   Тщательно отрепетированный подход к столу, отдача пакета, отступление от стола, строевая стойка выполнены были безукоризненно.
   Первым делом генерал-лейтенант окинул взглядом меня, оценивая внешний вид, а только после посмотрел на пакет. Под его взором я понял, что если бы в моей воинской выправке и внешнем виде был обнаружен хоть малейший изъян, то вылетел я из кабинета быстрее собственного визга, невзирая на пакет.
  
   Как-то я на охоте вышел на кабанье семейство. В стволах - утиная дробь, а напротив меня стоит секач и оценивает - потрошить, или отпустить. Вот этот взгляд - один в один. Мне тогда повезло. Сейчас тоже. Взгляд с моей личности перекочевал на бумагу. Читал, близоруко щурясь и сопя. После недовольно швырнул бумагу на стол и красными налитыми кровью глазками уставился мне прямо в лицо.
   Ну, все ... По-моему, кранты. Но марку держу, взгляд - твердый. Надо было дурости подпустить во взор, да поздно. Стою, жду.
  
   - С каким делом к князю Кочубею прибыл? Давно ли он тебя знает?
   - Ваше превосходительство. - Стараюсь говорить четко и без интонаций. - Прибыл третьего дня. По приказу. До того князь меня не видел.
   - Я, чай - не дурак, понимаю, что по приказу. Солдаты сами собой не ходят...Что за приказ? Отвечать! - Заорал вдруг, брызгая слюной директор. Ну и голосина. А ответить-то я не могу. Вот и внутренний голос ехидненько так выдает: 'Теперь точно, кранты'.
   - Виноват, ваше превосходительство. Имею приказ об сем молчать. И рад бы сказать, да присяга не позволяет.
  
   Еще несколько секунд, растянутых для меня в ..., в долго, короче, кабаньи глаза меряют мою фигуру. После генерал-лейтенант грузно осел в кресло и проревел:
   - Свободен! Пошел вон! - и абсолютно неожиданно - Зачислен будешь сегодняшним приказом. Вечером - в канцелярию штаба за бумагами. По форме быть приказываю! А сейчас - ВОН!!!
  
   Это чего? Сейчас так принято поздравлять с производством в офицеры? Ну и дядечка, я теперь понимаю кадетов. Он, видно, согласует свои решения со своей левой пяткой, а приказы отдает исключительно под настроение. Фух. Второй раз я в этот кабинет не хочу.
   Хотя, вполне может быть, что это - искусная маска, весьма удобная на занимаемом посту и со временем ставшая частью его натуры. Да ну их, дурные мысли. Подальше от начальства - первое армейское правило, вот ему и последуем.
  
   А ведь вечером мне по форме надо быть. Мама дорогая, это за что же и когда же...?
   Так, тихо, без паники. У тебя в ладанке бумага на кучу денег на предъявителя лежит, забыл? Времени есть еще целый вагон, сейчас только пол-одиннадцатого. Все успеем. Бегом!
  
   Подлетаю к конюшне в наспех накинутой шинели. Глеб как раз вернулся с прогулки, подъезжает к воротам. Отлично, не нужно седлать. Достаю все свои рубли, оставив лишь парочку, и сую ему в руку.
   - Юнкер Горяинов, слушай команду! Живо метнулся к фельдфебелю, отдашь ему рубль за хороший совет, где можно приобрести на вечер обер-офицерский мундир с полковыми знаками Иркутского драгунского полка. Каску и офицерский шарф, горжет, лосины и ботфорты... Все, что нужно полностью. Мне быть по форме надобно к пяти на представление чина. Подпоручик я ныне. Опозориться без мундира - никак нельзя. Я попробую денег добыть, а ты уж озаботься... Радоваться после будем. Давай, Глеб, поторопись ... - Это уже вскакивая в седло. Бахмат погнал в сторону Коммерческого банка.
  
   В банке я потерял целый час. Десять тысяч серебром - это много по весу, да мне столько и не надо. Беру четыре тысячи. Две тысячи ассигнациями, две тысячи монетой. Монеты пополам в золоте и серебре, остальные кладу на открытый личный счет. Сумма на руки немалая, но мне нужно на завтра иметь наличные деньги при себе. Есть одна мысль...
  
   Так, теперь галопом к корпусу. Горяинов уже пританцовывает у ворот. Мундира Иркутского полка взять негде, зато жена фельдфебеля, швея в гарнизонной швальне, пообещала за два часа на скорую руку соорудить мундир, подогнав и перешив готовый. Несемся в швальню.
   Обещая золотые горы за срочность, вызываю прилив трудового энтузиазма у работников иглы и ножниц. За сапожником уже послали, сапоги будем подбирать из готовых, шить на заказ некогда. Офицерскую шинель тоже сейчас принесут. Лосины доставили сразу две пары на выбор. Сам фельдфебель отправился добывать офицерскую драгунскую каску. Те работники, кому халтуры не хватило, завистливо вздыхают у стены. Тоже хотят подзаработать. Непорядок.
  
   Глеб вон до сих пор одет в поношенный кадетский мундирчик. Не дай Бог еще директору на глаза попадется, хорошо, если гауптвахтой отделается за нарушение формы одежды.
   Кто еще заработать хочет? Отзовись!
   Вот этого щегла одеть. А щеглу - не возражать. Сегодня - мой праздник, всем слушать меня.
  
   Вот так в суматохе и пролетел день. Ровно в пять часов, в сопровождении Горяинова, являюсь в канцелярию. О сюрприз, и генерал здесь. Ну, Серега, держись.
   Шинель скинул на руки Глеба, выполняющего роль моего ординарца, жестом Чапая, скидывающего бурку. Из фильма запомнил сей картинный жест. Ему же отдаю новую каску.
   Строевым шагом подхожу к Клейнмихелю, прошу разрешения обратиться к дежурному. Кивает и сопит. Сам глядит на мои плечи.
   Да, я полностью в обер-офицерском мундире, но без эполет и без офицерского шарфа. Знаю я этот фокус, им Павел баловался в свое время. Пока приказа на руки не получил, отличительные знаки одевать не смей. Исключение только одно - государево слово. Сколько торопыг разжалованы в солдаты за это дело, страсть!
  
   Подхожу к столу, расписываюсь в приказе, получаю на руки все бумаги, уже уложенные в пакет. Читаю присягу, положив руку на Евангелие. Подошедший Глеб пристегивает эполеты. Вытягиваюсь во фрунт.
   - Ваше превосходительство, подпоручик Горский. Представляюсь по случаю получения чина. Прошу вас и всех господ офицеров на скромный ужин по этому, радостному для меня поводу.
  
   Андрей Андреевич Клейнмихель засипел и закашлялся. Нет, это он смеется так. Звук премерзкий, и в этих стенах явно не слишком частый. Все офицеры угодливо посмеиваются вслед за начальством.
   - Мне с каждым офицером, коего выпустил, пить - так и помереть можно... Обойдешься. А вот господам офицерам дозволяю. Завтра воскресенье светлое, так сегодня и отдохнуть не грех. Пусть и за меня выпьют. Кхех, кхех, кхех...
   И подмигнул мне незаметно. А непрост ты, дядя. По-моему, я только что сдал третий, заключительный экзамен.
  
   Славная вышла гулянка. Вообще-то когда я сообразил что затеял, то сам слегка струхнул. Пригласил гостей, а куда - неизвестно. Оказалось - напрасно беспокоился.
   В соседний большой трактир был послан вестовой и через двадцать минут нас ждали сдвинутые в глубине зала и накрытые столы.
   Схема уже давно отработана. И главное было кому меня просветить, помог старый знакомый, который недавно сам вливался в коллектив преподавателей корпуса.
   Борацич Степан Петрович, мой напарник по полю боя в Смоленском фехтовальном манеже переведенный в столицу две недели тому. Он тоже находился в штабе, как всегда, скромно за спинами других, но поздравил меня одним из первых. Наша встреча оказалась весьма теплой.
  
   Глеб тихонько стоял у стены, держа в руках шинель, но Степан Петрович и со своим фехтовальным монитором тоже поздоровался с искренней радостью, что молоденькому юнкеру было весьма лестно.
  
   - Видите, Горский, вам моя протекция не потребовалась. Поздравляю.
   - Спасибо, Степан Петрович. Вот только незадача у меня с ужином...
   - Пустяки. Сам в вашей шкуре был. Помогу. Тут уже все отлажено. Пойдемте, покажу.
  
   Все получилось в высшей мере прилично. Напитки - в ассортименте, но я, выловив расторопного полового, через него предупредил хозяина об удвоении количества элитных вин. Так что офицеры и преподаватели угощались шампанским и бордо отменного качества. Конечно, все влетало мне в копеечку, но завязанные на гулянке знакомства того стоили.
   Большинство присутствующие были мне незнакомы, но это мало кого смущало. Меня лично - нет. А офицерам выпить на халяву за счет провинциального простака - сам Бог велел. Моей же задачей было сделать так, чтобы присутствующие с удовольствием принимали меня в своем кругу и в будущем. Нужно было, дабы они меня запомнили, причем, как своего парня.
  
   Пускать пьянку на самотек я не собирался. Более того решил поломать сложившийся ритуал. Первая причина - я его, в смысле ритуал, просто не знаю, а вторая - пошухерить хотца.
   Когда офицеры и преподаватели заняли места за столом, я толкнул речь об офицерском братстве. В стихах. Сразу после обязательных тостов.
   Первого - за Государя, произнесенного старшим по званию седым полковником, сидевшим рядом со мной. Второй тост - за свежеиспеченного подпоручика. Его провозгласил молодой артиллерийский капитан, похоже, дежурный тамада, а уж после было мое слово.
   Стихами тогда баловались все, это являлись признаком хорошего тона. Особо грешили господа кадеты и молодые офицеры.
  
   Я взял за основу слова песни, которые всплыли в памяти. Их пели под гитару в нашем дворе крепко поддавшие десантники в свой праздник. Здорово пели, слова запомнились влет. Наверное - правильные, оттого и на душу легли.
   Встав во главе стола, вздернув вверх бокал и не дожидаясь пока затихнет гам, стал декламировать. Голос умышленно не напрягал, словно неторопливо рассказывал историю ближайшим соседям.
  
   - Офицерская служба. Почетнее нету.
   Среди самых достойных профессий земли.
   Не за блеск эполет, не за чин иль монеты.
   Мы её полюбили, как только смогли.
  
   Внимание я привлек, тишина волной разошлась от меня и до конца стола ... А я добавил голоса.
  
   Полюбили за то, что слова 'честь имею'
   Нам родные не только своей красотой,
   Но и смыслом своим. Отличить мы умеем,
   Где действительно честь, а где грохот пустой.
  
   Теперь - внимание полное. Все лица повернуты в мою сторону, а руки одна за другой поднимают бокалы в приветственном жесте.
  
   Мы её полюбили за прочную веру
   В то, что рядом мы чувствуем друга плечо.
   Ощутил ты его хоть бы раз полной мерой,
   Когда горькой судьбой был всерьёз огорчён.
  
   Полюбили за дух офицерского братства,
   Дух, что силу даёт нам идти в полный рост.
   Не пора ли, друзья, за шампанское браться
   И поднять за союз офицерский наш тост!
   ( Стихи полковника Михаила Маслова )
  
   Зал отозвался громовым 'Ура!'. Не, народ тут явно не избалован шоу. Тост имел бешеный успех.
   А дальше покатилось само. Идею подхватили. Кто-то из офицеров вставал и декламировал соответствующие событию стихи, когда - в пару строк, когда - довольно длинные. Причем, стихийно, тосты шли по кругу от офицера к офицеру.
  
   Узнавал знакомые строчки Кульнева, Батюшкова, Жуковского, а сколько неизвестных...
   На французском языке стихи от подвыпившего кавалергарда, что-то о войне и ветре, не пошли. Опять перешли на русский.
   Хотя кавалергард - молодец. Молод, а лицо все в шрамах, и 'георгий ' в петлице. Что-то хотел высказать, да вот видно слов не хватило. Только рукой махнул и уткнулся хмуро в бокал.
   Исключение сделали для польского улана. Имелся в русской армии такой полк, состоящий исключительно из польских добровольцев. Тот декламировал на родном языке, и красиво выходило у усача. Немногие поняли слова, но что о любви солдата к прекрасной даме догадались все, настолько в лицах отображал улан свой сонет.
  
   Естественно, что следующий тост - за дам. Со смехом поднимаем бокалы.
  
   Так, стихов явно больше чем вина. Делаю знак половому. Тот успокаивающе кивает в двери кухни - озаботился уже, барин, и хозяин вон подключился самолично.
   Вот и хорошо. Должно хватить и на дополнительных гостей. К нашему столу подходят сидящие в трактире офицеры, и чтобы узаконить это дело объявляю всех их своими гостями. Придвигаются еще столы. Вопрос с оплатой улаживаю с подошедшим хозяином. Заодно и о ночевке на двоих договорился. Статус нужно поддерживать, не в казарме же офицеру ночевать. Хм..., строевого коня сегодня прогуляли вместе с седлом и уздечкой. Но лишнего с меня не взяли, репутацией дорожат, по легкому копеечку срубить не пытаются. За честность хозяин получает неслабые чаевые.
  
   Поток тостов начал иссякать. Выпито немало, но сильно пьяных не видно. Что значат качественный алкоголь и хорошее здоровье.
   Обойдя круг, очередь опять вернулась ко мне. Ожидающие взгляды, подвыпившие лица и среди них - белый мундир с эмалевым крестиком.
  
   Кавалергарды, век не долог,
   и потому так сладок он.
   Поет труба, откинут полог,
   и где-то слышен сабель звон.
   Еще рокочет голос трубный,
   но командир уже в седле...
   Не обещайте деве юной
   любови вечной на земле!
  
   Кавалергарда здесь видимо уважали, все лица как по команде повернулись к нему, а он аж вздрогнул от стихотворных строчек. Никогда не думал, что песенка из фильма может звучать страшным стихом.
   Словно устыдившись всеобщего внимания кавалергард, схватив кружку, спрятал за ней иссеченное лицо.
  
   Течет шампанское рекою,
   и взгляд туманится слегка,
   и все как будто под рукою,
   и все как будто на века.
   Но как ни сладок мир подлунный --
   лежит тревога на челе...
   Не обещайте деве юной
   любови вечной на земле!
  
   Кружка в пальцах кавалергарда разлетелась мелкими осколками, раздавленная судорожным движением задубевшей от палаша и поводьев ладони. На стол капнула кровь из порезов.
  
   Напрасно мирные забавы
   продлить пытаетесь, смеясь.
   Не раздобыть надежной славы,
   покуда кровь не пролилась...
   Крест деревянный иль чугунный
   назначен нам в грядущей мгле...
   Не обещайте деве юной
   любови вечной на земле!
  
   Кавалергард поднялся, тяжело держась за спинку стула. Рука скользнула по крестику. - Это, Фриндланд...- тихо проговорил он.
  
   Я, подняв бокал вверх в салюте, выкрикнул:
   - Героям, павшим и живым...! - Несколько капель вина проливаю на пол в извечном языческом жесте, выпиваю остальное, и разбиваю бокал вдребезги.
   Сегодня больше не пьем... Сегодня больше не говорим... Лишь звук бьющихся об пол бокалов...
  
   Наутро голова все же слегка гудела хоть обновленный организм и неплохо справился со слоновьей дозой выпитого. Но перебор чувствовался.
   Вот бедолаге Глебу пришлось туго. Ввиду молодого возраста и неопытности крепко перепил. Теперь страдает на полную катушку. Ну и пусть отлеживается. Перепоручив заботу о юнкере хозяину заведения и получив от него заверения - что, мол, не впервой и все будет в лучшем виде, отправляюсь по своим делам.
  
   Вчера между тостами напросился через капитана-тамаду на партию в карты к артиллеристам. Сегодня вечером должен быть там обязательно. Разумеется, в заведении не одни офицеры крепостной артиллерии собирались, но именно этот офицерский клуб посещался ими чаще всего.
   Очень рассчитываю встретить там одного барона, который портит жизнь моему братишке.
   Что? Какому братишке?
   А вот обзавелся я родственничком. Рассказываю.
  
   Когда гулянка еще не набрала обороты мой сосед по столу, полковник, сделал мне замечание:
   - Подпоручик, а не рановато ли юнкер садится за офицерский стол? - На что я ответил:
   - Исключение для моего младшего брата, я думаю, можно сделать. Тем более что он уже ожидает чин, только в бумагах проволочка. Вы же знаете наших крючкотворов, господин полковник... С вашего позволения, пусть братишка привыкает к офицерской семье.
   Полковник величественно кивнул, тем более что все офицеры выразили свое согласие, и попойка потекла своим чередом. Вот только Глеб в лице изменился совершенно. Напряженно глядя мне в глаза, он шепотом заявил, что таким шутить не принято. Ёй, да ведь это он всерьез... Вот незадача ...
  
   - Так, Глеб, говорю только один раз. Считаю тебя своим младшим братом, которого никогда у меня не было, но которого всегда хотел иметь. Это первое. И второе. Горские и Горяиновы вышли из Литвы, в родстве хоть и очень дальнем состоят... Ну, там вся шляхта в родстве... Ты - наверняка мой семиюродный кузен, или еще какой внук или дядька. Чтобы это не выяснять, как старший по возрасту объявляю себя старшим братом, а тебя младшим. А ты что - против?
   - Нн-ет. А ты всерьез? Сергей, ведь так не бывает...
   - Бывает, братишка, еще и не так бывает. Все, сегодня гуляем, а об этом поговорим завтра.
  
   Вот так у меня и появился, младший брат. Спонтанно, но вот ни грамма не жалею за свой порыв. А за братишку я кое-кому и пасть порвать могу.
   Трепещите, барон. Будет вам и суд, будет вам и приговор и кофе с какавой. Пришибу урода...!
  
   Морозный ветер потрепал полы шинели и плюмаж из конского волоса на каске. Идущие навстречу солдаты молодцевато подтянулись, отдавая мне честь по воинскому ритуалу, введенному два года тому графом Аракчеевым. Машинально отвечаю.
   Во как, привыкай, Серега, теперь ты - благородие, а не абы кто. Надо соответствовать. По статусу вам, ваше благородие, положен конь строевых статей. Это - ваша визитная карточка всегда везде и всюду. Значит, пойдем приобретать транспорт.
   Опять траты...
   Ну да чего уж там, переживем. И кстати, нужно бахмата вернуть хозяевам. Еще три дня тому нужно было. Послужил он мне славно. Закрутился ты, благородие, напрочь позабыл. Нехорошо.
  
   Шагаю в Кадетский корпус и первым делом захожу в штаб. Пустынно тут сегодня. Воскресенье, выходной день. Кроме дежурного офицера и пары нижних чинов - никого.
   Штабс-капитан, находившийся в приемной, явно страдал после вчерашнего. Вот представлялся же мне ...
   Что я тогда подумал о нем, ассоциация какая-то? Ага, вспомнил, в уме всплыл старый телевизионный фильм про 'Знатоков'. Во, точно, так главного следователя звали - Пал Палыч.
  
   - Доброе утро, господин штабс-капитан. Скучаете?
   - Здорово, Горский. Ох, Сергей Александрович, добрым вчера был вечер, а сегодня утро..., ну скажем так, трудное. Послал вестового за водкой. Запропастился где-то, шельма... Надеюсь, директора сегодня не принесет нелегкая. В воскресенье он уезжает к родственникам в Гатчину. Ух, как башка трещит...
   - Вот и я подумал, что тем, кто дома - полегче, а вам на службе будет тяжко. Вот и захватил на всякий случай. Хозяин заведения рекомендовал настоечку, сам делает. На травах. Вот сейчас и проверим, как она на нас, грешных, подействует.
   - Да вы - мой спаситель, Сергей Александрович. Средство - проверенное... За четверть часа будем с вами в полном порядке.
  
   Уединившись в дежурной комнате, слегка поправились по-быстрому.
   Все же - служба, ее никто не отменял. Пал Палыч стал заедать самопальную ерофеевку какими-то орешками отбивая запах. Тут с этим - весьма строго, попадешься на службе хмельной, головомойка будет знатная.
  
   - Но, однако, как вы вчера... - Штабс-капитан сделал рукой восходящий жест. - Так эполеты в нашем кабачке еще не обмывали, заявлю я вам.
   Превратили вы, Сергей Александрович, офицерский кабак прям в литературный салон. Но душевно вышло.
   Меня аж на слезу прошибло как вы 'Кавалергардов' читали. Наш-то барон Корф после ранения вовсе нелюдим был. Прежде - красавец, кавалергард, душа компании да заводила, а теперь - весь в шрамах. Кому такое понравится? Замкнулся. Все больше с армейцами сиживал да молча пил. А вы расшевелили его. Дар у вас к поэзии...
   - Да так..., получилось все случайно. Право, не стоит об этом. А я ведь к вам по делу, Павел Павлович. Тут у меня - вещички, которые еще с унтеровских времен остались. Я солдатика возьму, пусть отнесет на фатеру ко мне?
   - Да бери хоть взвод. Фельдфебель - твой знакомец, вроде? Скажешь ему - я велел. Он и организует.
   - Ну, прощай, Павел Павлович. Спасибо тебе.
   - До встречи, Сергей Александрович. Но, однако, мы вчера, а ...!
  
   Фельдфебель встретил меня радостно. После вчерашнего расчета за мундиры я его и не видел, даже каску он передавал мне через жену, сам был по службе занят.
   Поздравил, конечно, от лица всей казармы. Два рубля от меня на все солдатское 'обчество' вызвали радостный гомон. Переноску вещей организовали в момент. Кроме того я получил подарок в виде суконной офицерской фуражки с кожаным козырьком, или картуза, которые только входили в моду.
   С белым околышем, как и положено в Иркутском драгунском полку. Это жена фельдфебеля расстаралась с полковыми знаками.
   Передал мастерице поклон и еще один рубль. Фельдфебель смутился донельзя, видимо, благородия тут не слишком жалуют трудовой люд.
  
   Фуражка пришлась кстати. В ней можно и на бахмате низкорослом верхом проехаться. Каска к бурушке-косматушке не подходит. Невместно офицеру-драгуну на такой лошадке ездить.
   Хм..., по-моему, я начинаю комплексовать как зеленый корнет. Тьфу ты, в драгунах ведь пехотные чины, значит, как истинный прапорщик комплексую.
   Ну-ну. Вжился, называется, в эпоху.
   Так, Серый, на все условности по возможности забей. Тоже мне - благар-р-р-од-ди-ие-е. Будь проще - и люди к тебе потянутся.
   Давай, бурушка, прокати в последний раз.
  
   Конек резво довез меня до того пункта на 'воровской тропе' в самой столице, где я должен оставить конька. Точка находится в доме конского барышника. Так сказать - завершение маршрута.
   Коня там узнали сразу, а ко мне отнеслись настороженно. Ну и правильно, пока не скажу секретного слова, мне доверия нет. Сказал, объяснил ситуацию с задержкой, все вошло в норму. Тем более, что дал барышнику заработать, приобретя у него строевика и сбрую.
   Славный гнедой и цена неплоха, но сердце мне не тронул. Наверное, уступлю его Глебу попозже. Сделаю братишке подарок.
  
   Барышник заверил, что через неделю, а может и через три дня, еще будут кони. Приказчики пригнать должны. Ну и ладно, тогда и зайду. На всякий случай оставил ему адрес, где остановился.
   Заседлали гнедого как положено по статуту. Темно-зеленый вальтрап лег на луку простого мадьярского седла, белая обшивка красиво смотрится на гнедой шкуре. Вот теперь каска - в самый раз. В таком виде и в офицерский клуб являться можно. Вполне.
  
   Заехал в трактир проведать Горяинова. Еще страдает. Это уже до утра. С хозяином договорился о закреплении за собой комнаты на неделю.
   Гостиница не гостиница, но с десяток комнат на втором этаже заведения сдавались под жилье.
   Плотно пообедал, тщательно выбрился. Покурил у печки в тепле. Трубочка - подарок Ильи, курилась вкусно. Кто пользуется трубкой, тот знает как один и тот же табак в разных трубках имеет абсолютно иной вкус.
   Гнедого не расседлывал, оставил на морозе, чуть ослабив подпругу. Только велел подкормить овсом. Промерзла лошадка, теперь хочет пробежаться. Вот и славно, сейчас и поглядим, что выкупили.
  
   Замерзшая Нева уже имела наезженные дороги, вот по одной из них и произвел обкатку нового транспорта. А ничего конь, слегка тяжеловат на разгон, а так - вполне в норме. Судя по тому, как чувствует шенкеля - приучен к строю грамотным человеком.
   Правильное воздействие шенкелем требует, чтобы каблук у всадника был опущен. Это благоприятно влияет как на глубину посадки, так и на положение коленей и позволяет всаднику без особых усилий воздействовать на лошадь, только напрягая мускулатуру ног. Проверяю весь набор команд и послушание животного.
   Шенкеля воздействуют на лошадь следующим образом: вплотную за подпругой - посылают лошадь, на расстоянии ладони за подпругой - диктует или препятствует движению лошади в сторону.
   С этим воздействием всадник знакомится очень скоро, когда убедится, что воздействием шенкеля на расстоянии ширины ладони за подпругой можно заставить лошадь сделать шаг задней ногой вперед, а после воздействия другим шенкелем - шаг в противоположном направлении.
   Следовательно, шенкель действует на ту заднюю ногу лошади, с какой стороны он расположен. Умение воздействовать на лошадь шенкелями совершенствуется у всадника до такой степени, что становится рефлекторным движением.
  
   Посылающее воздействие вытекает не из механического понуждения, а, так сказать, само по себе. Молодой лошади значение давления шенкелем следует "объяснить" с помощью хлыста. Приходилось с таким упрямцем работать.
   Иногда восприятие воздействия шенкелем у лошади может притупиться.
   Этому же коню ни объяснять, ни обновлять команды не надо. Выездка - отменная, силен, дыхание - отличное, на галопе не засекает. Очень даже гуд.
  
   Прокатился от души. А вот и здание офицерского собрания, где происходят ежедневные встречи офицеров крепостной артиллерии.
   Солдат принимает коня, отводит в конюшню. Офицерское имущество здесь берегут.
   Войдя в зал, сразу окидываю его взглядом в поисках знакомого капитана. Да вот он, спешит навстречу, картинно раскинув руки.
  
   - Господа! Господа! Прошу внимания! Позвольте представить вам подпоручика Горского Сергея Александровича. Драгун-поэт и мой добрый приятель. Рекомендую, господа!
  
   Какой талант для шоу-бизнеса пропадает. Диджей из капитана вышел бы классный.
   Началась процедура представления, к счастью не слишком длительная. Офицеров собралось чуть больше десятка, двоих из них я уже знал. После, как водится, подняли тост за знакомство, и я был принят в клуб.
   Чтобы войти в коллектив выдал пару анекдотов о поручике Р., предваряя рассказ словами:
   - А было это при матушке Екатерине..., - мало ли, вдруг завалит и сам Ржевский. Ведь фамилия - большая и знатная, из Рюриковичей, между прочим.
   Анекдоты пошли нормально, а там и пришла пора, садиться за зеленое сукно карточного стола.
  
   В карты господа офицеры сражались отчаянно, словно на поле боя. Эмоций - через край, как у играющих, так и у болеющих. Так в моем времени на футболе не болели как здесь за избранных игроков. Мне как новичку предложили место за столом сразу вне очереди. Это, так сказать, вступительный бонус. И мы сразились. Будете смеяться, но сразились в подкидного дурачка. Эта игра только появилась на территории России и набирала чрезвычайную популярность.
   Вот тут я полностью и переоценил эту игру.
  
   Офицеры играли на деньги, что само по себе поддерживало азарт. Но, кроме того, как люди военные, играли - как воевали, самозабвенно, до потных ладоней и до швыряний перчаток.
  
   Игра 'дурак' одна из немногих карточных игр, где есть возможность выработки четкого плана действий. По богатству различных комбинаций, 'дурак' оставляет далеко позади шашки, и отчасти сопоставим с шахматами. Стратегия игры базируется на запоминании карт, теории вероятности и психологии игры. И хорошо сказал какой-то специалист по этой части, еще во времена Союза:
   - 'Дурак' - это очень сложная и свирепая игра. Чтобы играть в 'дурака', нужно обладать необыкновенными способностями. Даже не сравнивайте его с покером. Это дело, доступное очень малому количеству людей. Во всем Советском Союзе в 'дурака' умели играть всего три человека'.
   Во как!
  
   В разгар сражения и появился мой барончик. Как только дверь открылась, и вошел этот молодой довольно симпатичный артиллерийский прапорщик с кривоватой усмешкой на губах, сразу понял - он.
   А тип и вправду не особо приятный, хотя и смазлив, и судя по качеству мундира - богат.
   Вон возле него два офицера крутятся как прилипалы возле акулы. Ясно, что не беден. Примета верная.
  
   Я прервал игру, тем более, что уже проиграл сорок рублей. Извинился, заявив, что желаю изменить полосу неудач перед серьезной игрой. Пока пойду, покурю да выпью бокальчик вина.
   А барон-то ушки навострил, как я сказал о серьезной игре. По-моему, наметил меня добычей. А вот интересно, отчего я так уверен, что это барон Вангенгейм...?
  
   Свечи в канделябрах догорели до половины. Пора...
   Сажусь за стол с предположительно Вангенгеймом. Партнерами в игре - поручик, который крутился рядом с возможно бароном и уланский ротмистр. Этот явно с Украины, или как теперь принято Малороссии, говор - характерный и ухватки знакомые.
   Сажусь удачно, я захожу под прапорщика. Он слегка морщится, но ничего поделать не может. Нас представляют друг другу, точно, барон Вангенгейм.
   Ага, иди сюда, голуба.
  
   Начинается игра. Кидаю затравку, мол, хочу отыграться и ставлю пятьдесят рублей. Проигрываю, потом еще, и еще. Выигрываю и вновь проигрываю. Постоянно поднимаю ставки. Память работает как часы. Я помню все карты, которые участвовали в партии, более того, я узнаю карты хоть раз побывавшие у меня в руках. Надо же, прежде за мной таких способностей не наблюдалось. Конечно, эта способность присуща не такому уж и малому количеству людей, но прежде у меня ее точно не было. Хм..., а может, не было такой игры?
   Так, лишние мысли в сторону...
  
   Я просадил уже больше тысячи, вокруг нашего стола начинает собираться толпа болельщиков.
   Пора отыгрываться. Удваиваю ставку и ... выигрываю. Ротмистр и поручик отваливают, эта игра не для них. Сражаемся с бароном один на один. Еще круг - выигрыш. Еще - опять выигрыш. Я полностью отыгрался, а барон хочет выйти из игры. Я, мило улыбаясь, сетую на слабость духа артиллеристов, толпа ворчит, требуя продолжения банкета, в смысле, поединка. Барон в бешенстве кривит губу.
  
   Заявляю, что для окончательного выяснения смелости присутствующих, играю последнюю партию с бароном, и ставлю тысячу рублей на кон. Понимаю, что у барона таких денег с собой нет, но я поверю и на слово. Конечно, если барон слишком робок, то тогда...
  
   Если взглядом можно было бы убить, я бы умер в течение секунды раз пять. Но глаза - не пули, давай к делу, коли не фраер.
   Пошла игра. Я явно выигрываю. Для барона тысяча - некритичные деньги, но он очень хочет выиграть, чтобы наказать меня...
   И, мухлюет...
  
   Карта роняется на пол и исчезает под сапогом. Движение незаметное, явно отработанное, но я успеваю увидеть его своим обострившемся зрением. Карта исчезает как в замедленном просмотре, и я успеваю увидеть ее масть. Правда я и так высчитал лишнюю для него карту. Ах, ты, понтяра, какой ты барон, ты - дешевка. Так повестись на деньги...
  
   - Ротмистр, у вас в уланах принято бить шулеров канделябром, или просто кулаком? - Вопрос, заданный улану звучит негромко, но шум моментально стихает, тишина прям гробовая, а я продолжаю.
   - Это я к тому, что под правым сапогом барона сейчас лежит трефовая шестерка. И как мне поступить, господа?
  
   Казалось, тише стать уже не могло, но оказывается, нет - могло. Тишина была просто оглушающей, и в этой ситуации барон сделал единственное действие, которое в его положении можно было возможно. Перевернул стол, усыпав весь пол картами и деньгами.
   А вот это дуэль, и оскорбленная сторона - я.
   Барон, по-моему, вы - труп.
  
   ГЛАВА 15
  
   Как упоительны в России вечера..., и как холодны зимние рассветы.
   Питерская холодрыга это нечто особенное. Даже при небольшом морозе продирает до печенок. Море близко. Влажность...
   В Риге, например, не так холодно хоть влажность и не меньше. Попрыгать что ли, а то ведь задубею совсем.
   Но я - орел. Третий день как офицер и уже дуэль. Репутация бретера мне обеспеченна.
   Ждем противника. Да где эти ...?
  
   Эй, а вот материться перед боем нельзя - примета плохая. Во время - можно и даже нужно, а до - ни-ни.
   До боя твоя покровительница - Божья Матерь, ее моли о защите и заступничестве перед Господом. Как ни крути, а ты собираешься лишить человека жизни, а сие есть грех.
   Нет ценности выше человеческой жизни - так учили нас холеные дяди и умные тети. При этом, они имели ввиду исключительно жизни собственные. Пастыри наши драгоценные...
  
   Да нет, господа, очень даже есть, и это вовсе не деньги и власть как вы считаете. Есть Родина, есть Честь, есть Долг и Вера, и конечно есть Дружба и Любовь. Вон сколько есть вещей не менее ценных, чем жизнь, а может и более... Нет критерия - каждый сам решает за себя.
   И сейчас я буду рисковать своей жизнью и пытаться отобрать чужую, потому что того требует мой Долг, который я добровольно взял на себя, и вести меня будет чувство Дружбы к не по годам серьезному пареньку, которого я признал младшим братом. Я буду защищать свою Честь, потому что не выйти на поединок мужчина не имеет права, если произнесены слова вызова.
  
   - Матерь Божья, заступись за меня, ибо иду я на этот грех с открытым сердцем и полным пониманием своего поступка. А случись мне принять смерть, замолви за грешника Сергея слово перед Спасителем. Аминь.
  
   А вот и противник с секундантами прибывает. Начинаю потихоньку гонять кровь по мышцам поочередно напрягая и ослабляя их. Мне потребуется вся моя гибкость и скорость, противник сегодня серьезный, похоже, прежде я его недооценивал. Да и зол он на меня. Вопрос стоит четко - или я, или он.
  
   Первоначально я не желал его смерти. Нужно было оттянуть время суда, вот и хотел устроить скандал, а уж если дело дойдет до дуэли - подранить. Но не вышло...
   Вчера в собрании произошла безобразнейшая сцена. По этим временам - редкость. Видимо у барона сорвало крышу, и он совершил поступок, который привел нас сегодня на эту лесную полянку.
   Когда я спокойно поднял трефовую шестерку, чтобы продемонстрировать ее всем присутствующим, нервы прапорщика не выдержали, и он попытался ударить меня по лицу. Я чудом успел перехватить руку, выпустив из пальцев злосчастную карту.
  
   Барон, прожигая меня глазами, прошипел, а иначе эти звуки назвать нельзя:
   - Стреляться. Завтра. С рассветом. Через платок...
  
   - Не из единорогов ли, барон, ведь вы - артиллерист? - Прервал я его. - Кажется, вы забыли, что условия выбираю я? А я предпочитаю клинки.
   - Отлично, с радостью выпущу вам кровь сталью. Вы, разумеется, предпочтете палаш, ведь вы - драгун?
   - Я предпочту свою шпагу, как дворянин, а вам барон оставляю выбор, от зубочистки до фламберга...
  
   - Господа, господа, так не годится! Я готов быть вашим секундантом, барон. Мы с подпоручиком уладим все формальности. - И ко мне. - Вы не возражаете, подпоручик? - Вот и у прилипал голосок прорезался. Нет, ребята, с вами я говорить не буду.
  
   - Вопрос к моим секундантам, - я оглянулся на стоящих за спиной офицеров. Ротмистр-улан и капитан-тамада не сговариваясь шагнули вперед. Я по военному коротко поклонился людям, которые вызвались ассистировать мне во время дуэли. - Они все уладят, но свое оружие я уже выбрал. Барон же в своем выборе волен. Честь имею, господа.
  
   Когда я уже собирался сесть в седло, ко мне подошел обеспокоенный капитан-артиллерист, вызвавшийся быть моим секундантом. Принес с собой собранные с пола деньги и огромное чувство тревоги.
   - Горский, вы сошли с ума! Почему вы настаивали на клинках? Это ведь сам дьявол, он просто порубит вас в капусту. Он уже имел два поединка, за это и разжалован в прапорщики и изгнан из гвардии. Все знают, как он владеет рапирой. В фехтовальном манеже ему равных нет. Вас прощает только то, что вы не знакомы со столичными реалиями.
   Ах, Горский, Горский, я пытался изменить условия дуэли, но бесполезно...
   Правила несколько необычны. Итак...
   Завтра на рассвете. На шпагах. У каждого - свой клинок, произвольно. В сорочках. Перчатка - одна. До просьбы о пощаде или до смерти.
   Мне жаль, Сергей Александрович, право.
   - Не беда, Михаил Кириллович, - я все-таки, вспомнил его имя-отчество - я справлюсь. Благодарю вас.
  
   Бамкнул колокол на адмиралтейских часах. Значит уже сегодня...
   - Ступайте, Сергей Александрович, вам надо хоть час поспать. И вообще, ну вы понимаете... Мы с ротмистром Остроградским заедем за вами, не беспокойтесь.
  
   ... Кровь разогнана, сбрасываю шинель на снег. Перчатку с левой руки - туда же. Гляжу на своего противника. Гибок, жилист, молод, хитер, плюс длинные руки, крепкие ноги и движения танцора. Перчатка - на левой руке. Левша. Полный набор фехтовальных неприятностей.
  
   - Нет.
   - Нет. - это ответы на предложения о примирении.
   Секунданты сходятся, меряют длину клинков. Сдержанный гул голосов. Быстрей бы, чего жилы тянут...
  
   Все, Дель Рей в моей руке. Взвизгнул разрубаемый клинком воздух. Отозвался эхом радостный свист стального собрата. Клинки перемолвились, повторяя вызов друг другу. Мысли прочь. Ну, в душу..., понеслась!
   В позицию!
   Сейчас я тебя, сын своих родителей...
   К бою!
  
   Начало боя вышло совсем неправильное. Взаимная ненависть застит глаза обоим противникам. Сам не думал, что я могу быть такой бешеный.
   Звон, искры, скрежет клинка о клинок... Разрыв дистанции.
   Поменялись местами.
  
   Я вроде цел, противник тоже.
   Против Дель Рея добрый клинок, звук при столкновении чист и звонок, значит сталь отличная. Тоже непростая железка. Достойно...
   Все, спокойно, эмоции под замок. Вот теперь начинаем работать. Парень, я иду тебя убивать. Ау...!
  
   Вторая схватка гораздо правильней тактически.
   И трудней...
   Противник на все сто процентов использует преимущество левой руки. Ничего, мы тоже не лыком шиты...
  
   Атака!
   Блин... Чуть не зевнул. Вроде задел меня слегонца. Хитер бобер - атакует руку. На рукаве сорочки багровеет пятно крови. Не много, но есть. Раны самой не чувствую в горячке боя.
   Разрыв дистанции...
  
   Третий раунд.
   Атака! Да что это за ...?! Опять... Теперь рядом с кистью. Опасно, очень опасно.
  
   Четвертый...
   Атака! Ага, не нравится... Той же монетой, по тому же месту... Квиты? Нет, родной, за мной еще одна цапка-царапка, сюда иди...
  
   Да что это такое...? Снова лажанулся...
   Тренироваться надо было, форма - ни к черту...
   Разрыв дистанции.
   А тепло, однако...
  
   Так, Серый, меняем тактику. Он как волк работает, бросок-отскок. Значит - длинных фраз не любит. Тогда бьем его связками. Ну, напрягись. Выдай самую длинную фразу клинком, на связках выиграешь полтакта...
   Верняк, Серый, давай, как в зале хохмили каскадерским макаром. Помнишь, про туше де Невера из фильма? Ну, вспомни, как маску Вадиму погнул? Тогда покаскадерили от души, и свой вариант удара отработали. Пять тактов ..., вспомнил? Во, молодец.
  
   Да это же дурость полная!!!
  
   Поздно. Начали!
   И ..., четвертая позиция,
   ...звон...
   ответ,
   ...звон...
   имитация,... ложная атака.
   Есть! Поймался дружок.
   ... парад,
   ...звон...
   Все..., ты - мой! Теперь - атака!
   ...звон...
   в девятую,
   ... поворот,... шаг...
   Укол!
   ...скрип стали о кость и хлюпающий звук...,
   разрыв дистанции...
   Что? Вышло?
   Вышло!!!
   Падает.
  
   Как он медленно падает... Держу позицию...
   Есть 'кровавый глаз Будды' во лбу противника!
   Упал. Фух...
   Это чего я вытворил? Ну и Горский, ну и сукин сын! Голливуд отдыхает, пока я курю. Или не так? Мозги заплетаются. Пошел отходняк.
   И вот теперь меня начинает трясти.
  
   Тогда считать мы стали раны... Цитата.
   А что у нас?
   Так, одна рана у кисти. Вот каналья, чуть жилы не порвал. Кровищи ...
   Вторая и третья раны - у локтя. Косым андреевским крестиком два сильных пореза. Кровят, но не так обильно. А на бедре порез откуда? Это куда он целил извращенец? Надо было его еще раз убить, за такое. И когда успел? Не помню...
   По очкам переиграл меня. Четыре - два, в его пользу.
   Вот только это не соревнования, м-да...
  
   Меня довольно умело латают. Доктор присутствует как обязательный атрибут поединка, но ротмистр справляется скорее. Пока доктор освидетельствовал труп, меня уже и перевязали под негромкое украинское бурчание:
   - Оцэ добре будэ, заростэ як на собаци (это будет хорошо, зарастет как на собаке).
  
   Мертвого заворачивают в шубу секунданты и увозят. Официальная версия смерти - неудачное падение с лошади. И рана подходящая - дыра во лбу.
  
   Совершенно выпал из времени. А который час? Дуэль дуэлью, а служба службой. Мне ведь к полудню в канцелярию явиться надо.
   Возвращаюсь в санях по настоянию секундантов, гнедой бежит позади налегке. Вот и трактир. А ведь я голоден, друзья, как насчет завтрака?
   Увы, секунданты торопливо откланялись. Тоже дела служебные. Да и светиться вместе нам резона нет.
   Дуэли официально запрещены, за них карают и участников и секундантов, причем вторых порой более сурово. Это официально.
   Неофициально, конечно, иного поступка от дворянина не ждут. Отказ от поединка почти немыслим.
   Даже некой бравадой отдает - мол, за Честь и на смерть, и на каторгу готовы пойти в равной мере.
  
   Глеб уже куда-то смылся. Наверное, отправился к стряпчим наводить справки о своих делах. Это - к добру. Он мне сейчас и не нужен. Я думаю, много он в присутствии не напортит, а после сходим с ним уже вдвоем. С крапивным семенем говорить - это целая наука. Правда, я в ней тоже не особо силен, но всяко разберусь лучше молодого пацана.
  
   Первым делом извлек из чемодана пакет с завещанием и с удовольствием его сжег. По мудрому совету капитана я все же приготовился и к самому худшему итогу дуэли. Случаи, они разные бывают, знаете ли...
   Вот теперь можно и перекусить. Внимательно осматриваю свой внешний вид, повязок под мундиром как будто не заметно. Спускаюсь в трактир. Времени не так и много, а есть охота - просто жуть.
  
   А вот после непродолжительной проездки верхом раны начинают болеть и подергивать. Хоть бы не загноились. Медицина сейчас... М-да... Было бы неприятно.
  
   В канцелярии князя сдал предписание и отметился в книге прибытия у дежурного чиновника. Представившись начальнику секретариата, стал ожидать вызова, коротая время в компании с такими же, как сам, молодыми людьми.
   Здесь в основном царили штатские. Отдел экономики Государственного Совета, возглавляемый князем Кочубеем, предполагал минимальное вмешательство военных в его епархию. Горная служба, строительство, снабжение, конвой, адъютантская служба ну и так по мелочи.
   Но вот порядки тут были самые что, ни на есть военные. Субординация соблюдалась строжайшим образом. Даже в мелочах.
  
   Комнатушка с младшим составом канцелярии, т.е. с младшими адъютантами, мелкими клерками и посыльными, располагалась в самом конце коридора и была, разумеется, самой шумной и многолюдной.
   Моментально со всеми перезнакомился и устроился за конторкой читать внутренние регламентные документы. Это у меня еще с перестроечных времен. Тогда пришлось побегать по работам, и я накрепко вбил себе в мозги - прибыл на работу - читай свои обязанности, а то сходу нагрузят лишним. Потом уже выясняй свои права, чтобы грамотно отгавкиваться, но обязанности - это святое.
  
   Посыльный выкрикнул мою фамилию.
   Вот и вызов к начальнику канцелярии. Первое задание намечается.
   Вестовой ведет меня по коридору в просторную приемную, но указывает на двери кабинета самого князя. Так, а вот это не к добру. Первое задание от него получать, или ...? За дуэль можно и на каторгу попасть. Но когда успели? Едва пара часов со времени поединка прошла.
   Вот ведь Питер - большое село, как слухи расходятся. Да и в адъютантской на меня косились уж слишком любопытно, а я думал как на новенького. Положено-де так.
  
   Князь Кочубей Виктор Павлович пребывали в гневе... То, что на меня движется гроза, я понял сразу, только шагнув за дверь. Вернее не гроза, а тропический тайфун, судя по молниям в глазах князя.
  
   - Горский, я вами недоволен. Весьма недоволен! Вы думаете, я дал вам эполеты для того, чтобы вы убивали русских офицеров!? Вы подвели меня, пока еще подпоручик...! Я так зол на вас, что даже не знаю какое наказание вам выбрать, все кажутся мне слишком мягкими. Разве что на Урале, в рудниках, киркой поработать лет пять под землей да без права выхода на солнце. В шахту соляную сослать мерзавца...
   Молчать! Не возражать мне, сопляк. Вам нет оправданий... Как вы посмели подвести МЕНЯ!!
   В бараний рог..., в порошок, в пыль сотру, проходимца. Что молчите, сказать нечего?
   Молчать! Своею рукою задушу выродка...!
  
   И это было только начало. Ругань лилась на меня еще добрых пять минут, не прерываясь и не повторяясь. И с минимумом матерных слов! Я восхищен.
   Восхищен-то восхищен, но и напуган здорово. Ведь не шутит. Светят мне галеры или рудники... По тундре, по широкой дороге...
   Только бы рук не распустил, ведь не сдержусь. А так, стравит пар, может и пронесет.
  
   - ...Отвечать!
   - Ваше высокопревосходительство, виноват!
   Молю о понимании и снисхождении! Человек, который позволил бы себя ударить в лицо, быть публично оскорбленным не ответив, не может претендовать на ваше доверие. Я готов понести любое, назначенное вами наказание. Простите меня, ваше высокопревосходительство, но так уж я учен. Жизнь - государю, сердце - отчизне, честь - никому. Прикажите - и я пущу себе пулю в лоб, но поступиться честью был не в силах в тех сложившихся обстоятельствах. Да и в иных тоже!
   Я раскаиваюсь, ваше высокопревосходительство, в том, что допустил до известных событий, но в самом поступке, не могу... Вам не нужна моя ложь. Я весь перед вами, казните, я - в вашей воле.
  
   Эк, я завернул! С перепугу чего только не скажешь.
   Говорила мне бабуля, когда секла ремнем - повиниться старшему не грех, повинную голову меч не сечет, а сечет лишь ремень задницу. Был в ее богатом арсенале воспитательных приемов и такой метод как порка. Кстати, число ударов я назначал себе сам. Привилегия, однако.
   Но моя порка здесь явно еще не закончена. Пар у начальства еще не выпущен. Пошли на второй круг.
  
   - Что? Гонор шляхетский взыграл? Ага, так я знаю, как вас наказать! Вы, господин подпоручик, у меня псом сыскным послужите. Как вам?
   А по дознавательной части не хотите ли послужить, гордец? Столица вам теперь не светит, а светит тяжкая и грязная служба.
   Кровь лить не боитесь, подлости не переносите? Так будет вам и кровь, и грязь, и подлость человеческая полной чашей. Вволю нахлебаетесь ...
   Ух, Горский, ну как вы могли...?
   А вот последние слова вроде в другой тональности. Кажись, проскочил...
  
   Князь, нервно ходивший во время разноса по комнате, наконец, уселся за свой монументальный стол и посмотрел на меня.
   - Подпоручик, у вас есть платок?
   - Простите, что, ваше высокопревосходительство ...?
   - Не пачкайте паркет, прихватите запястье.
  
   Вот зараза, кровь. И вроде хорошо перевязали.
   У сапог алые капельки, и на рукаве след. Быстро обматываю платок поверх мундира. На нервах, видать, прошибло повязку.
  
   - Рана опасна?
   - Пустяк, ваше высокопревосходительство. Просто перевязка несколько небрежна. Готов исполнить любой приказ тотчас.
   - Обстоятельства дуэли мне известны, но хочу услышать ваше изложение событий. - Уже совсем спокойно произнес князь.
  
   - Слушаюсь. Злой рок свел нас с бароном Вангенгеймом. Не скрою, я не испытывал к барону теплых чувств, поскольку он ведет тяжбу с моим дальним родственником Горяиновым.
   Клянусь, я не знал фамилии своего карточного партнера, пока нас не представили друг другу. - Не соврал и словом. Ведь действительно не знал. Подозревал, это да. - Во время игры я уличил барона в шулерстве. Карту под сапогом было трудно скрыть от окружающих офицеров, поэтому он бросился на меня и попытался ударить в лицо...
  
   - Вот как? Об этом мне не говорили. Продолжайте.
   - Барон требовал стреляться, но я, сознаюсь из неприязни, потребовал поединка на шпагах.
   - Вы не знали, что барон - мастер клинка?
   - Откуда, ваше высокопревосходительство? Это был мой первый выход в офицерское собрание...
   - Хорошо. Дальше...
   - А дальше был поединок. Барон действительно силен в игре клинка, но судьба сегодня была на моей стороне. Это все, ваше высокопревосходительство.
  
   - А что за прием вы применили? Читывал я о таком, из испанской школы старые мастера владели. Откуда у вас сии знания?
   А тон совсем поменялся. Ну, ясно, мужик же, ему это интересно. Ишь подобрел...
   Но вот расслабляться, Серега, не надо, так менты в кино, да и в жизни тоже народ колют. Один - наорет, второй - посочувствует, а результат - тюрьма. Тут, правда, один в двух лицах, но зато - целый князь.
   Надо отвечать. Но что?
   А что там сестры Авиловы про мои приключения рассказывали? Соединим-ка их фантазии с творчеством мосье Дюма. Ему сейчас лет десять должно быть. Не обидится чай.
  
   - Ваше высокопревосходительство, в бытность свою за границей приходилось мне, к моему стыду, живать и среди людей подлого разбойного занятия. Вот у одного старика там и выучился.
   Князь явно заинтересовался.
   - А ну подробней, что за люди, каковы у вас с ними были отношения? Ну-ка, ну-ка...
   - Честно говоря, ваше высокопревосходительство, это были контрабандисты и воры, которые силой захватили и удерживали меня.
   - Как захватили? Почему удерживали? Чем вы там занимались? - Самый живой интерес.
  
   Эх, врать - так врать.
   - Захватили случайно. Просто человек оказался не в том месте, не в то время. Стал нечаянным свидетелем боя контрабандистов с таможенниками. А не убили меня потому, что был нужен лишний носильщик для контрабанды вместо убитого.
   После удерживали в горах в своем селении, где я обучал их детей, варил мыло, творил их водку, даже скот пас. В общем, был на побегушках, пока не обманул охрану и не скрылся.
  
   - Хм..., не в том месте, не в то время ... Недурно сказано.
   Да у вас дар к изложению, Горский. И как мне доложили, к поэзии тоже.
   А известно ли вам, что пока вы железом размахивали, вирш о кавалергардах сегодня напечатали в 'Вестнике'? С утра мне принесли, извольте полюбоваться. Невиданное дело, сам барон Корф явился в издательство и потребовал, чтобы вирш был напечатан. Всех своими шрамами распугал. Но слог и впрямь недурен.
   Вот так вы меня с утра порадовали, а после, ух...
   Ведь вы нужны были мне именно в литературной среде. Какая вам карьера мной намечалась, подпоручик! Ведь в гвардию вас прочил.
   Все вы испортили своим поединком. Все мои планы поломали...! МОИ планы!
   Не в то время и не с тем человеком дуэль затеяли! Да-с!
   Ну что вы за человек, Горский. Пара дней, как в столице, а от вас шума больше, чем от рухнувшей на мостовую полковой литавры. Вот мы вас из столицы и удалим, ибо нечего здесь буянам делать.
   А применение вам я найду, такому шустрому.
   Через три дня получите в канцелярии предписание и пакет. Делу о дуэли ход давать не будем, знайте мою доброту. Но избави вас Бог...
   Я ведь не шутил насчет наказания. Обтешу ваш шляхетский гонор службой! Вы у меня еще взвоете! - Запоздало громыхнул отголосок начальничьей грозы.
   - Рад стараться, ваше высокопревосходительство!
  
   Вот так и закончился первый день службы в качестве офицера. После показательного разноса меня отправили лечиться с глаз долой. А в четверг с утра я должен явиться и примерить вериги, которые навешает на меня князь. Уж он постарается, чувствую.
   Оказывается, молодые адъютанты ставили заклад, как меня покарает их высокопревосходительство. Высказывались самые фантастические предположения, от каторги до высылки в Русскую Америку. Наиболее благоприятное решение по моему вопросу это - отправка на персидский или турецкий театр военных действий в качестве строевого офицера в самый дальний гарнизон. Навечно.
  
   А князюшко-то наш крут, оказывается, как я узнал. Наказывает с таким же размахом, как и награждает. Поглядим, все будет ясно через пару дней.
   Каторга не светит и ладно, эполеты не снял, уже - хорошо. Остальное перемелется. Гарнизоном нас не удивишь.
  
   Мне вон еще с Глебом разобраться надо будет, а то этот пацан с его благородством может и в бутылку полезть. Дескать, барон этот - не мое дело вовсе, да кто мне дал право...
   Ничего разрулим. Вот сейчас, дошкандыбаем до своей комнатки и разберемся.
   Но, кажись, мне все хужее становится. Рукав весь мокрый под шинелью. Чего-то серьезное с рукой, похоже. Пока берег, было нормально, а на ковре у начальства видать где-то задел неловко, уж больно крепко течет кровь. М-да, непруха.
  
   Вваливаюсь в комнату.
   Глеб у порога встречает меня с горящими праведным гневом глазами. Сейчас речь закатит. Извини Глеб, не сегодня ...
   Вместо гневной речи - писк, голос дал петуха. Пацан.
   - Сергей, ты ранен? Я сейчас, я быстро... Садись вот на кровать. Сейчас...
   Начал рыться в своей походной сумке.
  
   - Глеб, спокойно. Возьми в моем чемодане полотно уже порезанное и мазь еще. Доктор презентовал, утром ...
   Перевязать сумеешь? - кивнул. - Ну и ладно. Давай, помоги.
  
   Сопит, перевязывает. Молодец, вполне толково. Пользуясь моментом, начинаю говорить.
   - Глеб. Не сердись. В том, что произошло ни твоей, ни моей вины нет абсолютно. Я хотел только познакомиться с бароном, ну и поговорить. Может, и решили бы как вопрос с тяжбой. А он мухлевать за картами вздумал. - Сопение усилилось.
   - Да знаю я, что это было твое дело и твой враг...!
   Ну, хочешь, я тебе своего врага уступлю. Серьезно, у меня уже есть их несколько штук, мне не жалко. Забирай ...
   - Да ну тебя. Огреть бы по лбу, да нельзя раненого. Но ты должен понять...
   - Глеб, понимаю я, но в тех условиях никак иначе поступить не мог... - и, чтоб отвлечь - Не так туго, ослабь немного. - Это уже про повязку.
  
   Хорошо замотал, но если отек будет, то намучаюсь. А сам продолжаю.
   - Чтобы ты не чувствовал, что мне чего-то задолжал, имей в виду. Я собираюсь и сам у тебя одалживаться, - очень удивленный взгляд. - Нет, вовсе не деньгами. Пойми и ты, я ведь - один. Понимаешь? Я совсем один. Близких и родных нет, друзей нет. Полгода назад прибыл в Россию, а тут ни-ко-го. Вот так вышло. Случись, не дай Бог, голову сложить, и свечу в церкви по мне некому поставить. Трудно это быть совсем одному без семьи. Так что тут была не помощь от меня ... И вообще, какие счеты между братьями? Вот, веришь, так хочется к твоей матушке на Рождество напроситься. Она ведь рада будет...?
  
   В общем разобрались. Глеб еще некоторое время подулся, но я нашел слова, чтобы примирить его с произошедшим.
   День пропал. С раной лучше не шутить. Никуда уже сегодня не хожу. Отдыхаю, отъедаюсь, сплю и лечусь. А завтра поглядим, что придумать с тяжбой. Нет хуже, если повиснет такое дело над головой. Наследники тяжбу в любой момент могут возобновить, и все по новой.
   Глеб сегодня за день нарысачился по клеркам. Как и ожидалось, никто ему ничего не сказал толком. Чиновничий бег по кругу.
  
   Утром рука чесалась отчаянно. Хоть на стену лезь так зудело. Решил сменить повязку, обработать рану. Как размотал полотно, получил целый заряд положительных эмоций. Рана поджила и выглядела как минимум недельной давности. Такая скорость заживления не могла не радовать. Организм восстанавливался очень быстро, только есть все время хотелось. Ну да это понятно. Порезы у локтя выглядели вообще красными шрамами в форме косого Андреевского флага. Можно объявлять себя здоровым.
  
   У печки висел на плечиках мой мундир. Глеб вчера озаботился, нашел хорошую прачку - спасли одежку. Даже следа крови нет.
   Одеваюсь, привожу себя в порядок. Дверь скрипнула.
   - Доброе утро, Сергей. Как рука?
  
   Глеб с мороза раскрасневшийся, весь в снегу. Вроде снегопада нет, где вываляться успел? Наверняка гнедого прогуливал.
   - Доброе утро. Да еще и какое, доброе! Рука - просто отлично. Считай - уже здоров. Как тебе конь?
   - Красавец. Послушный какой! Выезженный строевик, сразу чувствуется. Отличное приобретение. Я как вчера его увидел вместо бахмата, вот удивился... Славный конь.
   - Это - твой. Для тебя брал, мне он не подходит. Взял для тебя, а сам временно пользуюсь, пока себе по душе не подберу. Согласен? И давай не начинать по новой... Вчера уже все решили.
   Все, завтракать и в судебную палату. Закроем это дело раз и навсегда.
  
   Целый день, проведенный в присутственном месте, это много или мало? По мне - так, очень много. Дуэль с крючкотворами была тяжелой, могла закончиться и поражением, но удача подкинула нам мелкого клерка, у которого случились большие денежные затруднения.
   То ли проигрался, то ли прогулялся, но денежка ему была нужна срочно. Вот и подрядился за малую мзду стать нашим лоцманом в этом чиновничьем море. Попросил деньги вперед, на что я ему предложил поиграть в игру - результат, в обмен на оговоренную сумму.
   За скорость оформления - премия.
   Расценки взяток мы узнали предварительно у местного сторожа за шкалик водки, так что морочить нам головы никто уже не мог.
  
   Всего лишь раз получился затык, когда некий коллежский регистратор решил слегка покуражиться. Мол, без истца никак нельзя.
   Объяснил ему ласково, что истец - уже труп, ибо был весьма упрям, прям до такой степени, что упал с лошади на шпагу.
   Рассказ вкупе с моей рукой, висящей на перевязи, оказался убедительным доводом.
  
   Через бесконечный отрезок времени, заполненный посещениями различных кабинетов, став несколько беднее, но гораздо счастливее мы покинули судебную палату.
   Производство было прекращено как '...полностью пустое и не имеющее под собой никаких причин для продолжения'. Вот именно с такой резолюцией.
   Это дело надо обмыть.
  
   На радостях отправились отмечать. От добра, добра не ищут, пошли в тот же трактир где и снимали комнату. Бутылка шампанского стала достойным дополнением ужина.
   К вечеру народу собралось довольно прилично. Много цивильных, но преобладают офицеры-армейцы, в основном кавалерия. Встречались и скромные пехотные мундиры и роскошные гвардейские. Последних, правда, всего несколько человек.
   Трактир возле кадетского корпуса пользовался популярностью, видимо бывшие выпускники с удовольствием его посещали, а может просто традиционное место встречи друзей. По-любому, мне здесь нравилось. Хотя бы тем, что отменно кормят, и близко к койке. Можно прямо из-за стола в люлю. Благодать. Ну, ленивый я, ленивый...
  
   Вот сидим, мирно ужинаем, никого не трогаем. Вдруг к столу подходят несколько человек, и гражданские есть и офицеры. Напрягся, к чему бы это? Но, оказалось, все нормально, просто хотят выказать свое доброе отношение драгуну-поэту, как меня уже оказывается, прозвали.
   Отказать в тосте было бы невежливо.
   Один из офицеров в драгунском мундире робко поинтересовался, не писал ли я стихов и о драгунах. Смотрит с надеждой, действительно в стихах воспевались те - кто поярче и позаметней. Хм. Несправедливо. Будем исправлять. Правда, в памяти зацепились о драгунах только замечательные стихи, вернее песня барда Леонида Семакова. Слышал ее довольно часто в нескольких вариантах мелодии и с чуть отличными словами у разных исполнителей. Так и не знаю точного авторского текста. Ну, попробую...
  
   - Господа! Я с гордостью ношу этот мундир. Да драгуны не имеют такого блеска, как гусары или кирасиры. Мы похожи на нашу пехоту. Бой - нам, слава - иным. Но мы это знаем и только посмеиваемся. Мы - рабочие войны, и тем горды. Коль уж прозвали меня драгуном-поэтом, пусть мой поэтический тост будет о драгунах.
  
   Лихие драгуны, треножте коней, постой же трубач не зови
   Мы в этом бою получили вполне, со смертью свое vis-а-vis
   Покуда помещик и князь, и барон в едином драгунском строю
   Послушай же турок, француз и пруссак застольную песню мою
  
   Веселья царского стола нам не дождаться
   Веселья нам не занимать и не займем
   Покуда живы мы - напьемся братцы
   А неживых на поле брани помянем
  
   Объятья во сне поцелуй на губах, похмелья чугунного звон
   Я слышу тебя, боевая труба, проснись боевой эскадрон
   Не стану поить вороного коня, пусть крови напьется в бою
   И если фортуна забудет меня, друзья за меня допоют.
  
   Над нами Бог, за нами царь в сердце Россия
   Драгун опора гренадерам и гусар
   В гусаре удаль да дуэль, в драгуне сила
   В бою хмелеет без вина и без гитар
  
   Выпили, раскланялись, разошлись. Офицер - в полном восторге. От приглашения к их столу вежливо отказался, сославшись на рану. Вот оступился неудачно, теперь ручка болит.
   Все посмеялись, понимающе покивали и отошли. Дальше ужин протекал спокойно.
  
   Хм... Из-за одного опубликованного стиха, пусть действительно великолепного, и такая популярность? Странно. А может, оттого что стих несколько необычен для этого времени? Не понятно...
  
   Свои дела мы закончили как нельзя более своевременно. С утра в среду явился вестовой с приказом - к полудню к начальству в полной боевой. До четверга не дождались, значит, что-то случилось.
   В приемной князя непривычно пусто. Всего только один посетитель и секретарь. Поскольку визитер пробыл в кабинете всего несколько минут, то вскоре, и я предстал пред его грозные очи.
   В этот раз я увидел князя Кочубея в нормальной рабочей обстановке.
   Не глядя на меня, он продолжал что-то чиркать пером на бумаге. После, вызвав адъютанта звоном колокольчика, передал ему написанное, и бросил какой-то негромкий приказ. Адъютант испарился.
  
   - Подпоручик. - Голос был ровным, холодным и деловым с повелительными нотками. - Граф Васильев дал на вас очень неплохую характеристику, и хоть вы не оправдали моих надежд, но все же, я предоставлю еще один шанс. Да!
   Вообще-то подобное не в моих правилах. Но к мнению графа я прислушиваюсь. Итак ...
   События в Смоленске, и не только в Смоленске, вызвали интерес и, я бы даже сказал, гнев августейшей особы.
   От государя тщательно скрывали все факты, связанные с финансовой диверсией против Империи. А ведь финансы - кровь любой державы.
   Но так совпало, что невинное любопытство императора в поисках утерянных реликвий обернулось вскрытием истинного гнойника, отравляющего эту кровь в России. Убытки, понесенные страной, оказались колоссальными. Вскрылись и другие нарушения.
   Полковник Смотрицкий, практически в одиночку пытавшийся бороться с этой заразой, погиб, но своей смертью сумел донести до императора весть об измене. Тех документов, что он собрал, и которые вы доставили в столицу, оказалось достаточно, чтобы сорвать лавину монаршего гнева.
   Изменниками в столице теперь займутся ... Ну, да это уже не ваше дело. А вот ваше ..., - прошелся по ковру, - а вот ваше будет вот каким.
   Граф Васильев займет место погибшего полковника Смотрицкого. Государь дал сроку до весны, чтобы найти и уничтожить самую возможность поступления в Российскую Империю поддельных ассигнаций. Два с половиной месяца... Полномочия графу даются чрезвычайные, но и спрос также будет, сами понимаете.
   Перекопать ему придется тонны дерьма, а вот вместо лопаты будете вы, мой слишком гордый шляхтич.
   Я обещал, что покараю вас, а я всегда держу свои обещания. Вся грязная работа, предстоящая в этом деле - ваша парафия, подпоручик. И это приказ. Инструкции графу на ваш счет я также написал. Вы станете псом, который будет вынюхивать и рвать шпионскую нечисть корсиканского выскочки. Если это вас утешит - вы будете МОИМ псом, и пнуть вас буду иметь право только я. Лично, либо через графа. И натравить вас могу только я. Лично или через Васильева. Он - мой голос для вас.
   Документы получите у секретаря. Отбыть немедля.
   Свободны, подпоручик.
  
   Раз-два, налево кругом, строевым шагом вышел от князя в приемную. Секретарь уже держал подготовленный пакет. А хороший такой пакетик, за пазуху не спрячешь, разве, что в офицерскую сумку моего времени. Где-то среди этих бумажек записана и моя дальнейшая судьба.
  
   Короткое прощание с Глебом. Не судьба мне встретить Рождество в твоей семье, братишка. А как хотелось ...
   Не скучай, чин получишь - просись в драгуны, может, и встретимся в строю. Береги гнедого, да писать не забывай. Бывай, братишка, и нефиг носом шморгать. Служба есть служба.
  
   А дальше - зима, дорога, тройка, только бубенцы звенят. Погода - отличная, а путешествие в санях это совсем не бешеная скачка верхом.
   Кибитка скользит плавно и быстро. Под кожаным верхом в уюте меховой полости тепло. Не СВ конечно, но ехать можно.
  
   Князь решил меня испугать грязной работой. Ой, уморил. Конечно, для дворянина нынешнего времени наказание неслабое, но не для меня.
   Уж чего-чего, а дерьма я насмотрелся выше крыши. За свою жизнь я видел развитой социализм, застой, перестройку, кооперацию, развал великой страны и становление новых стран, дикий капитализм, и даже захватил капитализм с человеческим лицом. Во где человеческой пены было поднято. Насмотрелся такого, что и в кошмаре не увидишь, наслушался такой ереси из зомбоящика, что, по сравнению с ней, высказывания психов в желтом доме будут верхом логики и риторики. И, кроме того, есть еще одно.
   Мою страну грабят? - Грабят.
   Прекратить это дело надо? - Надо.
   Кто-то это делать должен? - Должен.
   Почему не я?
  
   В своем времени насмотрелся на эту фигню, но сделать ничего не мог, а здесь ведь что-то могу.
   Если честно, с этим переносом вырисовывается интересная штуковина. Подспудно в мозгах сидела мысль смыться оттуда, где находился, куда угодно. Было? И не говори мне, что нет. Было!
   А закопать эти морды, которые растаскивали то, что им не принадлежало, что отцы и деды строили, рожи, что родиной торговали оптом и в розницу, не хотелось? Еще и как хотелось.
   Вот и имеешь, что хотел.
   Ну вот, если дана мне такая возможность, то я их не закапывать, я их в бетон заливать буду и топить в Марианской впадине для верности.
  
   И еще одна интересность. Ведь не было в моей истории этого государева гнева, ой, не было. Аферу с ассигнациями раскрыли после войны году эдак в пятнадцатом, точно помню. Это что, эффект бабочки, или как в книгах, параллельная реальность?
   А кто его знает. Делай, что должен, а дальше будет видно.
  
   Все, отставить размышления, от умных мыслей голова начинает болеть. Твоя стихия, Серега, это - действия. Поэтому вперед и с песней, приключения продолжаются.
  
   ГЛАВА 16
  
   Я в дороге мог бы отдохнуть изрядно. Теоретически.
   Нет, честно. Это же просто лафа путешествовать от станции к станции в санях. Все заботы о дороге - на ямщике, сам укутан в этакое меховое подобие спального мешка, только нос наружу. Чем не благодать. Путешествие вообще могло оказаться скучным и однообразным, но там где Сережа Горский - там и приключения. Карма. Закон природы.
  
   На второй день пути на одном из перегонов, зацепив копытом какую-то преграду, то ли корень, то ли кочку рухнула пристяжная, да еще умудрившись при этом вывернуть дышло у коренника. Грохоту было ...
   Эффект - как от лопнувшего на скорости колеса автомобиля. Сани занесло, и швырнуло в сторону, впечатав в дерево. Скорость по нашим временам не большая, но убиться вполне хватает. Как я не расшибся насмерть - загадка. Приложился об соседнюю лесину здорово, аж искры из глаз брызнули. Спасло, видимо, только то, что тело было сонным и абсолютно расслабленным. Сработал нигде в науке не описанный, но всем известный феномен алкаша. Те тоже умудряются падать и при этом не травмироваться.
  
   Ладно, дорога есть дорога. Погрузил в обломки саней зашибленного ямщика, к счастью ничего серьезного, только ногу подвернул да плечо выбил ...
   Так вот, погрузил и на двух лошадках похромал к следующей станции. Пристяжную пришлось дострелить, ноги поломала, мучилась скотинка.
   Уточнять, что авария случилась как раз посредине перегона, я думаю не надо.
  
   Ну и дальше весь путь в том же ключе. Если уж дорожные неприятности начались, то они идут косяком.
   Пока добрался до Смоленска, умудрились со сменным ямщиком заблудиться в непогоду.
   Так себе метель, легонькая, но этот лошадиный водила сбился с пути и плутали до вечера. К людям выбрались в той же точке, из которой и выехали. Леший водил, не иначе. С тех пор путь отслеживал сам, на всякий случай.
   А чтобы совсем не расслаблялся почти под губернским центром, подверглись нападению волков. Стая голов в восемь гнала нас почти две версты.
   Тройка была доброй, вынесла, да и я пострелял слегка. Попал или нет сказать не могу, кремневый пистолет - штука такая, не слишком прицельная. Зато звук выстрела - громкий, огня и дыма тоже хватало. Отпугнули. ТТ доставать не пришлось слава Богу.
  
   Я был не в претензии к своей судьбе, вот совершенно. Понимал, что баланс должен быть соблюден. По дороге туда везло - получи порцию невезухи на обратном пути. Все нормально. Относись к таким вывертам фортуны с юмором, и она к тебе обязательно вернется. Как любая дама она любит искреннюю улыбку.
   Наконец пятнадцатого декабря под вечер кирпичные стены Смоленска промелькнули рядом с кибиткой, и я прибыл к месту назначения. Поскольку до ночи оставалось еще достаточно времени, отправился с пакетом к капитану Васильеву.
  
   Вот и первый сюрприз. Неприятный. Капитан-то наш ранен. Не шибко сильно, но все же ...
   Игра, похоже, пошла уж больно жесткая. Судите сами.
   После моего стремительного отбытия в сторону столицы капитан вместе с раненым другом, обманув погоню, пробрался в Смоленск. Фора во времени у него имелась.
   Прибыв в дом губернатора Аша, капитан оказался в безопасности. Это он так себе думал. Раненый больше не связывал руки, и граф решил сам доставить сумки в Санкт-Петербург.
   Губернатор выделил сопровождение. Из собственного конвоя, между прочим. Штришок, но на статус Васильева указывает весьма красноречиво.
   Вот Васильев с четырьмя драгунами и рванул в сторону Питера. Да только далеко не уехали.
   Засада ждала их уже на десятой версте от города. Не менее дюжины стволов залпом встретили сани с капитаном и его охрану. Где-то в окружении губернатора водился кротик. Уж больно точно все выверено.
  
   Ямщик и двое драгунов, среди которых и молодой знаток шведского языка Сикора, были убиты на месте. Васильев, фельдфебель и еще один драгун получили ранения.
   Хорошая засада вышла, грамотная.
   Если бы не начинающаяся метель, то все, положили бы там и капитана, и сопровождение. Да вот зевнули разок нападающие. Навались они сразу после залпа, то успех у них был бы полным, а так, пока перезаряжались, вышел облом.
   Фельдфебель, хоть и был раненый, успел собрать все четыре драгунских штуцера и с полдесятка заряженных пистолетов. Так что когда нападающие полезли, из-за опрокинутых саней их встретил убойный свинец.
  
   Умирать из засадников не хотел никто. Завязалась перестрелка между троими ранеными и дюжиной здоровых. Конец все равно был предрешен, как думали нападавшие.
   Спасла, как я уже упоминал, метель и самоотверженность драгуна. Старый служака из тех кавалеристов, что учили нас конным премудростям, раненый в живот, нашел в себе силы прикрыть товарищей, которые сумели незаметно отойти и затеряться в лесу.
   Вечная ему Слава, добрый был солдат и умер как положено - за други своя.
  
   Вот так, потеряв людей, коней, сумки с фальшивками и изрядно крови, но сохранив жизнь, Васильев и Перебыйнис вырвались. Повезло.
  
   Застал я своего командира в заметном унынии.
   Ранение у него неприятное и болючее. Пуля ударила в левую руку, вырвав кусок рукава тулупа, клок мундира и изрядно мяса из мышцы. Кость, хоть и была задета, но уцелела. Во время боя сразу не перевязались. Капитан чуть кровью не истек. Кровопотеря, шок, потеря сознания. Спас мороз и крепкий помощник. Фельдфебель и сам дважды раненый тащил его в виде тела. Хватило сил у драгуна, на самом пределе, но хватило.
   Вообще, в доме Васильева собрался целый лазарет. Трое раненых - сам капитан, Валентин, и фельдфебель, который капитана и вынес. В благодарность за спасение граф не отправил его в гарнизонный лазарет, а лечил у себя в доме, пользуясь услугами приходящего ежедневно доктора. И вообще, похоже, фельдфебель при нем вроде дядьки-пестуна устроился. Ушлый хохол.
  
   Доктора, кстати, прислал губернатор. Барон Аш был весьма встревожен событиями, происходящими в городе. Двести пятьдесят тысяч рублей в фальшивых банкнотах пошли гулять по Империи. Не хило, да?
   А вина чья? Да губернатора, конечно. Не обеспечил, значит, достойной охраны. Конфуз, господа, и преогромнейший.
  
   Конечно, всех этих подробностей я еще по прибытии не знал.
   Слуги при входе в дом Васильева не застал. Войдя без доклада в комнату и застав картину из двоих понурых мужчин, капитана и Валентина, мрачно пьющих водку при одной горящей свече, захотелось их слегка взбодрить.
   Не снимая шинели, стал докладывать.
  
   - Господин капитан! Ваш приказ выполнен.
   Князь Кочубей полностью одобрил ваши действия. Вам от него пакет с инструкциями. Бумаги, мною доставленные, дошли до государя. Труд и смерть полковника Смотрицкого не были напрасны. Прошу, господин капитан, - подал внушительный пакет, - все бумаги здесь, ваша светлость.
  
   Васильев приободрился. Переглянувшись с Валентином, взломал сургуч печатей пакета. Тот был весьма объемным, толщиной с хороший трехтомник. Под первым слоем вощеной бумаги, запечатанной сургучом, оказалась целая стопка пакетов.
   Взглянув на надпись самого верхнего из них, Васильев стремительно поднялся на ноги. Просмотрел все, опять вернулся к первому. Лицо изменилось. Передо мной опять был сосредоточенный боевой командир во время боя. Такое выражение на его лице я хорошо запомнил, когда мы атаковали дезертиров.
  
   - Господа...
   Граф Вениамин Андреевич Васильев казалось даже став выше ростом, строго взглянул на нас с Валентином. Голос звучал торжественно.
   Я как раз снимал шинель, но под таким взглядом непроизвольно замер. Валентин тоже поднялся и встал смирно.
  
   - Господа ..., офицеры.- Валентин бросил короткий взгляд на мои эполеты.
   - Слушать приказ. Через четыре часа быть здесь, по форме. Вас, штаб-ротмистр, это тоже касается. - Взгляд на Валентина. Тот склонил голову в коротком поклоне.
   - Прошу оставить меня, господа.
   Мы с Валентином повернули кругом и вышли.
  
   Уже в сенях, столкнулись со спешащим с бутылкой и тарелкой нарезанного сала в руках фельдфебелем, Валентин пошел дальше, а я задержался.
   - Иван Михайлович, - останавливаю спешащего унтера, - водка отменяется. К капитану пока нельзя. Но рядом побыть не помешает, может, кликнет, а денщика я что-то не вижу.
  
   Фельдфебель выглядел почти как обычно, вот только багровый свежий шрам, а вернее едва поджившая свежая рана, разрывающая правую щеку и висок, да легкая хромота говорили о том, что и драгуну досталось в той засаде.
   Глянув на меня, фельдфебель расплылся в улыбке.
  
   - Добре скачешь, Сергей Александрович, поздравляю. Уже офицер, стало быть. Ну да я и не сомневался, ваше благородие...
   - Без чинов, Иван Михайлович, всегда без чинов, ежели наедине. Я ведь наш разговор не забыл, наедине мы всегда два драгуна и никак иначе. Договорились? Ну и добре. Садись, расскажи мне, что тут у вас случилось пока я по столицам шастал?
  
   Слушая обстоятельное повествование фельдфебеля об уже известных вам смоленских событиях, я все больше убеждался - война уже началась. Знакомая до боли, для меня во всяком случае.
   Холодная война.
   Однажды, в мое время, нами уже проигранная. Не знаю как там Франция и другие страны, но моя Родина к такой войне, похоже, опять не готова.
   По всей вероятности здесь, в Смоленске, закручивается очень серьезная драка, обычная в мое время, но новая в этот век. Драка разведок.
   Почему именно здесь? Подумаем, разберемся ...Значит, есть какая-то причина.
  
   Помнится мне, была попытка создания Барклаем Особенной канцелярии, как некоего аналога КГБ, но информации об этом, хоть и специально интересовался, нашел настолько мало, что одно из двух.
   Либо эти "канцеляристы" вообще не работали, и данных нет, либо работали так хорошо, что законспирировались наглухо. Второй случай мне нравится больше.
   Ага, помечтай, помечтай...
  
   Четыре часа пролетели незаметно. Прослушал повествование фельдфебеля. Привел себя в порядок с дороги. Побрился. Перекусил.
   На крыльце забухали шаги, вошел Валентин. Ну, ва-аще ... В мундире Конногвардейского полка. И где успел...?
   Офицерская шинель нараспашку, лицо выбрито по уставу, на боку - кавалерийская шпага. Очень серьезные глаза. Вот это действительно настоящий Валентин. Эх, а я-то гвардейца и не распознал. Это он подполковник, по армейской росписи чинов выходит. Или полковник?
   Большой человек. Оч-чень интересно.
  
   Дверь в комнату отворилась. На пороге - капитан Васильев. Да уж, капитан...
   Вовсе не тот скромный пехотный офицер, а вот кавалергардский мундир не желаете ли? Да крест святого Георгия, точь-в-точь как у барона Корфа. Вообще они с бароном схожи, словно в одной форме отливали, только у того все лицо посечено, а так - один в один.
   - Прошу господа, заходите. - И громче:
   - Фельдфебель!?
   - Я, ваша светлость!
   - Покарауль под дверью, и чтоб никто...
   - Слушаюсь, ваша светлость. Будет исполнено.
  
   Перебыйнис козыряет по уставу.
   А титулует-то он капитана не по военному, я же говорил, что дядька - умница. На лету все схватывает казарлюга.
   Проходя мимо Васильева, Валентин крепко жмет ему руку.
   - Поздравляю, Ксеркс, от всей души поздравляю ...
  
   Мы с Валентином прошли в комнату и остановились у предложенных хозяином табуретов.
   Комната ярко освещена доброй дюжиной свечей. Стол весь завален бумагами, разложенными по нескольким неравным кучкам.
  
   - Господа офицеры. - Васильев, занявший место за столом, не садился.
   - Нам оказано Высочайшее доверие. Сам Государь собственной рукой изволил начертать повеление, дающее нам громаднейшие полномочия и возлагающее на нас еще более огромную ответственность.
   Мы все получили аванс, господа.
   Мне даровано Высочайшее прощение с возвращением всех званий и регалий.
   Вам, Валентин Борисович, за заслуги пожаловано Анненское оружие. Вручено будет позже в торжественной обстановке. Поздравляю вас.
  
   Шагнув из-за стола, Вениамин Андреевич пожал руку штаб-ротмистру.
   - Вам, Сергей Александрович, обер-офицерский чин и отпущение столичных грехов. Даже не знаю, что делать вначале. Поздравлять или ругать вас, а?
   Пожалуй, поздравлю.
   Еще одно рукопожатье.
  
   - Присаживайтесь, господа. Да! Все же представлю вас друг другу, друзья мои, официально, уж лучше поздно... М-да. - Штаб-ротмистр лейб-гвардии Конногвардейского полка, барон Черкасов Валентин Борисович. Мой друг детства. В меру педант, в меру сорвиголова. Достойный продолжатель рода Черкасовых. - Подпоручик Иркутского драгунского полка, Горский Сергей Александрович. Любимец фортуны и знатный непоседа. К тому же и поколобродить любитель. Мой бывший лучший унтер-офицер.
   Прошу любить и жаловать, господа.
  
   Ну, вот и познакомились .
  
   - А теперь придвигайтесь к столу, ночь нас ждет бессонная. Государь повелел поспешать, так не будем терять времени. За работу...
  
   Что и говорить, записка герцога де Ришелье для Миледи Винтер - бледное подобие грозной бумаги, которая находилась в руках у Васильева. С нею можно было открывать ногами двери в любые кабинеты вплоть до министерских. Агент 007 мог только мечтать о такой лицензии. Мощнейшая бумаженция, такими полномочиями, по-моему, один Мехлис обладал при Сталине. Это куда же меня случай вынес-то на этот раз?
  
   Удивлен ли я? А вы знаете - нет. Только азарт изнутри потряхивает.
   Как? Неужели от меня, Сереги Горского, зависит что-то настолько огромное, настолько нужное моей стране?
   Думаете не такое уж и огромное и важное? Ха!
   Я пока добирался в Смоленск, все мозги себе вывихнул, пытаясь вспомнить хоть что-то связанное с этими французскими подделками русских ассигнаций. И полный затык.
   А вот как в деревяху приложился, так просветление и настало, вместе с искрами из глаз. Знаете как? А вот циферка всплыла, сколько этой макулатуры нашлепали.
   Двадцать миллионов рубликов фальшивых сожгли, после изъятия.
   Вот и я так сказал. Ну, ни ... чего себе!
   А корова - всего пятерка. А строевой конь - пятьдесят.
   А сто мужиков в год оброку дают пятьсот. Правда это серебром...
   Ведь эти фальшивые деньги не изымались у обывателя просто так.
   Они выкупались!
   За серебро и золото!!
   По номиналу!!!
   И это только то, что изъяло государство. А чего эта, ничем не обеспеченная фальшивка натворила, гуляя по рукам? Ведь за простую бумагу покупались и продавались вполне материальные вещи.
   А сколько фальшивок не обнаружили? Вот то-то и оно ...
  
   Вот они - не построенные корабли, не освоенные земли, не проложенные дороги. Двадцать лимонов в то время - это еще одна полноценная армия, воюющая против России.
   Деньги стреляют, господа. Увы.
  
   Я говорил, что в этом времени все действия происходят медленно? Так вот - не верьте. Бывают исключения. В эту ночь события понеслись со скоростью хорошего экспресса.
  
   На наших штабных посиделках был разработан план действий и с утра он стал осуществляться невиданными темпами.
   Губернатор, чувствуя, что дело пахнет жареным, шел навстречу буквально во всем. В той пачке, что я привез, находился пакет и для него. Помещение с хорошим подвалом для работы, лошади, закрытые повозки. Все, что угодно по первому слову. Гнев Государев - это серьезно. С таким не шутят.
   Шесть человек личного конного конвоя во главе с фельдфебелем были предоставлены в распоряжение нашей следственной бригады. Плюс два взвода пехоты, один - из губернской роты для охранных нужд, второй - из гарнизонного батальона для силовых акций. Из моей бывшей роты, естественно. Ох, и пригодились эти ребятки. Особенно, когда часть их посадили на лошадей.
  
   Стоило только нам потянуть за первую ниточку - события обрушились водопадом.
   Мама не горюй!
   Мы разворошили такой славный гадюшник - серпентарий истинный. Да еще и не один, аспиды расползлись по всей стране.
  
   Центры распространения фальшивок расположились в Питере, Москве и Нижнем Новгороде.
   Транзит доставки - через Ригу и Смоленск. Основной пункт расчета находился в Смоленске. Народа на этом деле задействовано просто уйма. Всяк норовил урвать толику для себя, родимого. Жадность рулит!
  
   Дорога начинается с первого шага и сделан он был здесь тремя офицерами и одним унтером. Вот так один камушек срывает камнепад в горах. А бумаги погибшего полковника сдвинули такую лавину, что только держись.
  
   Имея на руках индульгенцию на все свои действия, Васильев мог работать в духе опричников Ивана Грозного. Хватать, карать, а при нужде и уничтожать любого, независимо от знатности и чина. Роль пса пришлось выполнять, как и обещал князюшка, мне.
  
   Какие-то сомнения или колебания...?
   Ну, конечно, не самая благовидная роль отведена цепному псу, все-таки. Были, как не быть, но только до первого задержанного. Наш заочный знакомец - уездный урядник Семенов и стал этим первым.
  
   Вот уж воистину морда ментовская. Образец чего-то неизменного в нашем мире. Такие всегда есть в правоохранительных органах. Начиная, наверное, от базарной стражи Вавилона и до наших времен. Их когда больше, когда меньше. Иногда вредят втихую, вот как при нынешнем Императоре, а иногда, как в России на переломе тысячелетий - царят и правят. Но есть всегда, гниды. А гнид надо давить.
  
   Что, личная неприязнь? И это есть. Такая же скотина сломала жизнь моему двоюродному брату. Честный, молодой парень, умница и гордость семьи. Два образования и при этом - золотые руки. В Канаду приглашали - отказался. Тут у него девчонка уже в положении ходила. К свадьбе готовились... Именно на него так похож мой названный младший братишка Глеб.
  
   Так вот, он не захотел отдавать деньги ППСникам, которые вышли на разбой под видом патрулирования. В нерабочее время но, что необычно нагло, на служебной машине и при оружии.
   Казалось дело невозможное, все же служилые люди, казенные.
   Но если пьяные, то кто им указ? Вот и вышли на промысел, на очередную выпивку-закуску сшибануть.
   Слово за слово и у несговорчивого парня пообещали обнаружить наркотики. Сценарий всем знакомый... Брательник их послал, не сдержался.
   Вопль сержанта:
   - Да он еще и борзый!
   И град ударов.
   Вина ли парня, что не дал себя избивать, как скотина бессловесная?
   Задержание, а при задержании сопротивление, а за сопротивление избиение, ну как без него? Вон и пуговицу сержанту оторвал, а у второго фуражку сбил. Преступник! Напал с целью завладеть оружием!!!
   Деньгами гад не делится, а хлопцам срочно надо вмазать.
   Заводим дело? А как же ... План надо выполнять, отчетность, опять же.
  
   Вот похожая на урядника морда и вела дело. Упырь.
   С дядьки такую мзду за закрытие дела потребовал, что напрягаться пришлось всей родне. А что делать, против системы не попрешь. Отдали. Да только помогло мало. Брат умер в КПЗ. Сердечная недостаточность. Так в справочке написали. И выдали с улыбочкой. А все тело - в кровоподтеках, настолько избит.
   Деньги же брал упырюга, когда брательник был уже мертв. Не побрезговал хоть и знал о смерти. Шакал, одним словом.
  
   Следак по-прежнему сшибает бабки на службе, живет и здравствует, как и ППСники. Продолжают жировать. Так-то вот. А ведь они - преступники. Убийцы, грабители и вымогатели. И даже не скрывают этого. Но система прикрывает. Что, нет...?
  
   А вот этого не надо, про честных милиционеров. Есть они, конечно есть. И служат и пашут и спиваются от безысходности. Только мало их, и не они есть закон. А вот такие гниды и сволочи. Национальный продукт.
   Ненавижу...
  
   Но все это - эмоции. И мне о них пришлось забыть, надо дело делать. Схема простая. Налет, арест, предварительный допрос с жестким прессом. Доставка в штаб к Валентину. Он ведал у нас аналитикой, а по совместительству работал добрым следователем. Злым, естественно, был я.
   Эти лихие налеты в духе 'кровавой гэбни' для наших клиентов оказались полной неожиданностью. Мягкость Александра стала уже чем-то привычным. В последние годы вообще расслабились. Ужасы Тайной канцелярии подзабылись, вольтерьянство в моде, полиция немногочисленна. Раздолье. Вот и дали слабину ребятки.
  
   Урядник раскололся сразу. По линии хребта и до самой..., до ног короче.
   А как иначе, когда тебя втихую берут в пять утра, да так что и домашние не услышали, и собака не гавкнула. И как есть голенького - на мороз, из теплой избы... При этом рожи у захвативших тебя личностей закрыты тряпками, да еще и ничего не говорят, ироды, а только бьют - это, знаете ли, впечатляет.
   Всего два раздробленных обухом топора пальца на ногах и Семенов стал отвечать на все вопросы. Громко, торопливо с подвыванием и брызганьем слюны изо рта.
  
   Однако. Неслабая организация вырисовывается.
   Крышуется из Питера, кем - урядник не знал. До третьего пальца...
   А там и фамилии посыпались как из рога изобилия. Я имена, конечно, зафиксировал, но это уже не моя парафия. Пусть Васильев со штаб-ротмистром разбираются. Гвардейцы царевы, им положено. Для того гвардия и создавалась - державу хранить.
   Меня интересовали исполнители поближе. В Смоленске, Витебске, Риге, Москве, до которых могу дотянуться.
   Но особенно привлекали внимание порой мелькавшие подробности о тайной типографии в Париже, предположительно перенесенной сейчас в Варшаву.
   Вот бы уничтожить этот печатный станочек. Заманчиво. Сразу такое дело не восстановишь. Значит - нужна информация.
   И темп, темп. Не терять, пока не опомнились. Если бить, то в самое больное место.
  
   Цепочка начала разматываться. Кого только в ней не было... Весьма пестрый состав.
   Балтийские пираты и контрабандисты. Их сухопутные коллеги в лице разбойного и воровского люда.
   Ну, с братками все ясно. Работа такая.
  
   Жмудинские и литвинские патриоты. Польская шляхта. Русские вольтерьянцы - франкофилы.
   Эти - идейные.
  
   Следующий тип. Просто жадные. Помещики и купцы, мещане и дворяне. Их было больше всего. А как же? Такой куш сам в руки идет. Как устоять? Риск не очень-то и велик. Всегда можно отговориться, что, дескать, и сам пострадал.
  
   Шпионы. Ага, всамделишные. Информаторы и агенты из русских.
   Вот эти - товар штучный. Все - из знати или из богатейших людей. Кто - за идею, кто - за страх, кто - за деньги, а были что и со скуки. Но все, сволочи - за власть. Из самых, что ни на есть русских фамилий. Их предки страну создавали, а они гробят. Вот уроды.
  
   Хорошо, что не мне эта последняя братия досталась. Поубивал бы нафиг. Уж больно рожи родные, словно только из телика вынули да в мундиры и фраки обрядили. Неистребимая порода - торговцы Родиной. Как их там Сунь Цзы величал? Агенты влияния? А как по мне, так просто Иуды. Веревка и осина - вот и все им воздаяние. И кара.
  
   За первые два дня работы установилась основная структура организации, определены фамилии руководства, источники финансирования. Также основные маршруты контрабандной доставки ассигнаций из Варшавы.
   Их два. Рига - Санкт-Петербург и Вильно - Смоленск - Москва морским и сухопутным путем. Из Москвы и Питера фальшивки разбегалась по всей России. За цепочку распространителей мы тоже ухватились.
  
   А что вы хотели? Конспирации - ноль. Ну, может чуть больше нуля. Даже шифровки применяли, карбонарии недоделанные. А что толку шифровать, если обо всех секретах открыто говоришь с приятелем в присутствии слуг?
   Так слуга - не мебель, он уши имеет, а к ним голову как довесок. Соображает, что лучше все рассказать за награду да вольную, чем запираться и быть битым.
  
   Сведения дал под запись писаря, крест поцеловал, вознаграждение получил, а после лошаденку запряг да рванул на государевы земли вольным хлебопашцем. Встречались конечно, шустряки, что пытались оговорить своих бар, но таковых - единицы. Крестное целование отбивало охоту лгать.
  
   Мы вкалывали, как рабы на галерах, почти без сна и совсем без отдыха. По мере раскрутки дела подключались дополнительные силы. Как местные, так и прибывшие из столицы. Но все равно не справлялись. Хотя результаты говорили уже сами за себя.
  
   И еще одна приятная новость. Утерянные сумки все-таки обнаружили.
   Урядник вывел на натуральную партизанскую базу, где скрывался отряд из поляков и немцев. Полный сюрр... В начале девятнадцатого века в лесах Смоленщины немецкие партизаны?
   Вот именно.
   Прибыли к нам из Герцогства Варшавского. Десять человек. Дезертиры из саксонской армии, а теперь наемники. Дикие гуси.
   Вот и подрядились на силовые акции в чужой стране.
   А че? Платят золотом, чего еще наемнику надо? Вот у них-то сумочки и обнаружились.
  
   Но дрались они крепко. Пленными взяли только двоих, и то раненых. Отчаянные ребята, против полуроты воевать вдесятером - не каждый потянет. Нашим солдатам тоже досталось, шесть - насмерть, трое - ранены.
  
   Курьеры из Смоленска неслись в Питер, а оттуда князь Кочубей раскручивал спираль измены уже с помощью всего государственного аппарата.
   Особенная канцелярия все-таки существовала и работала.
   В моей реальности ей не давали развернуться и она, так и просуществовала больше на бумаге, функционируя едва в четверть силы. Но все структуры Барклаем были уже разработаны и внедрены. Даже штаты частично набраны из армии. ГРУ и КГБ девятнадцатого века в одном флаконе.
   Структура формировалась на ходу, на основе уже разработанных документов, поскольку стала вдруг резко востребованной.
  
   А ведь хорошая была задумка, жаль, что в моей действительности не сработала. Вернее сработала с пятнадцатилетним опозданием и не совсем, так как задумывалось. Позже создали одну из лучших разведок мира. Даст Бог, и теперь не обмишулимся.
  
   Сколько событий произошло за эти недели, это просто отдельный рассказ. Много чего было. И грязь была, и кровь и потери. Редко какие два дня без драки проходили.
   Не ожидали вражины такой оперативности и жесткости в расследовании. Но если попали под колесо государственной машины, тут уж хоть пищи, хоть не пищи, а раздавит все равно. Одно спасение - бежать. А не успел, так остается подобно загнанной крысе кидаться на врага в надежде прорваться. Короче, всяко было.
  
   Когда начала прибывать подмога из столицы и от первой армии Барклая, стало гораздо легче. Основная работа по задержанию в общем уже проведена. Лавина набирала ход в Москве и Питере, Риге и Нижнем Новгороде, а у нас пошло на спад. И, слава Богу, а то уж и с ног валились.
  
   Приехавшие столичные варяги привезли целый ворох новостей.
   Выдержанный и всегда корректный государь всецело доказал, что он прямой потомок Петра Великого.
   Александр I бил! Тростью!! По лицу!!!
  
   Досталось бывшему главе полиции и столичному губернатору Александру Дмитриевичу Балашову. При этом Император срывал собственноручно с него эполеты и ордена и орал матом не хуже прадеда.
  
   Умница-дурнушка великая княжна Екатерина Павловна ныне находится под домашним арестом. Якобы у нее обнаружились письма, где к ней обращались, титулуя Императрицей Екатериной Третьей. Ежели правда, то сие с ее стороны очень большая борзость и глупость. Не похоже на Екатерину Павловну, умная все-таки женщина. Этого у нее не отнять. Хотя ...? Да кто их, Романовых, разберет?
   Но самая главная новость, это неудачное покушение на императора.
  
   Взрыв начиненной порохом кареты при проезде императорского конвоя наверняка должен был убить Александра, но вмешалась судьба. Карета рванула раньше времени, когда неудачливые террористы устанавливали взведенные пистолеты, которые служили запалами в этой бомбе.
  
   Сценарий покушения, кстати, тоже неудачный, уже прежде опробован на Наполеоне еще при жизни императора Павла. Не одни ли ручки готовили?
  
   Император очень изменился после этого покушения.
   Александр никогда не был трусом, но осторожность и перестраховка у него были в крови. И это естественно. Любимый внук у властной бабки и сын наследника престола. Вот и покрутись между ними, если они друг друга терпеть не могут. А личности очень непростые, что Павел, что Екатерина Великая.
   Саша должен был быть осторожным в словах и двуличным, иначе ему никак. Такая семейка, ничего не поделаешь.
  
   Став Императором Александр всеми силами старался не допустить возможности покушения на свою особу, боясь повторить судьбу отца. Он устраивал всех, зачем прерывать его жизнь? До последних событий, естественно.
  
   Покушение сорвало предохранительную чеку. Так бывает, когда ожидание страшнее действия. Есть пословица, которая в устах нашего хохла-фельдфебеля звучала частенько: 'Нэ буди лыхо, поки воно тихо'.
   Враги очень просчитались. Что покушение не удалось, то ладно, а вот то, что Александр из осторожного правителя превратится в подобие отморозка Петра, этого не ожидал никто.
  
   Ой, ребята, что вообще происходит?
   Так, включаем голову. Знаю Сережа, что непривычно, но вопрос просто необходимо обмозговать. События, происходящие в России, не совпадают с тем, что происходило у нас в прошлом. Факт?
   Уже факт.
   Дальше.
  
   Кто это все устроил? Сергей Горский своим попадаловом. Факт?
   Далеко не факт.
   Чтобы такую махину расшатать одного моего вмешательства маловато. Есть такая штука, как историческая инерция. Есть?
   Да есть вроде. Читал про похожее, фантасты даже под попадалово подвели теоретическую базу.
   Чтобы изменить этакую махину, нужно воздействовать непосредственно на людей вершащих историю. В нашем случае на Александра. А у меня, где доступ к телу? А нету. Значит...?
  
   А вот выходит очень интересная фиговина. Или это не мой мир или есть еще попадуны, как и я. Факт? Ну, пусть версия? В смысле две версии.
  
   На версии соглашусь. Я же влетел в это время, почему другие не могут?
   Или могут? Или все-таки эффект бабочки? Ведь в реальной истории бумаги полковника до столицы не доехали. Или все-таки один из параллельных миров ...?
   Вопросы, вопросы...
  
   Если кто-то из нашего времени есть, то - как с ним связаться? Как дать знать о себе? Как его найти? Как...? Эй, стоп!
  
   А ведь уже дал. Песни! Ну конечно, песни, что подарил цыганам. И 'Кавалергарды' в 'Ведомостях'...
   Газеты!
   Я ведь еще публиковался, спасибо барону Корфу, тому кавалергарду, с которым эполеты обмывали. Чуть не силой заставил писать...
   Немедленно просмотри газеты, ведь читал только новости и передовицы. Надо объявления ...
   Если кто есть, даст семафор. Точно. Ох, и болван ты, Серега.
  
   А чего сразу болван? Мне такая идея хоть и приходила в голову прежде, то только как бред полный. И вообще, погоди радоваться. Все еще может оказаться полной туфтой. Но газеты с утра посмотрим. На всякий случай.
  
   И вообще, ты кажется кое-что забыл. Сегодня - новогодняя ночь.
   Чудеса возможны, Серега. Особенно сегодня.
   Так заработался, что счет дням потерял? Не стыдно? Вот и будешь встречать Новый Год один. А что делать, уже ночь, куда пойти? Значит, буду встречать один. Не впервой. Да и не особо сейчас этот праздник отмечают, здесь Рождество - торжество центральное.
  
   Наливаю вина. Зажигаю все свечи. Электрического света мне не хватает, то хоть так... Пусть будет светло. Закуриваю. Беру бокал. Ну...
   Стук в дверь. Кого это принесло?
  
   Алесь топчется у порога. Неужели опять в седло? Ведь обещали день отдыха.
   - Так это, ваше благородие. Почта вам приходила.
   Вы в последней поездке были, а она и пришла. Прямо в штаб и доставили. Его светлость капитан Васильев велели бегом вам передать. Беспокоятся. Может срочное что... Вот. Так я пойду?
   - Ступай, конечно. Спасибо тебе, Алесь.
   - Не на чем, ваше благородие. Спокойной вам ночи.
  
   Дверь, скрипнув, закрылась. В руке у меня два конвертика. Один пахнет духами. Неужели...? Ведь запретил себе думать о ней. Написала? Сама?
   Для женщины в это время поступок почти невероятный.
   Торопливо вскрываю. Ах, какое оно коротенькое.
   'Жду вестей. Вы ведь обещали'. И подпись одной литерой 'А'.
   Сто раз перечитал.
   Помнит...
   А я вот - свинья. Ну чего стоило написать? Дубина...
   Ладно. А что во втором? Торопливо и небрежно вскрываю. Ох, мамочка дорогая!?
   Из конверта выпала телефонная карта.
   Тупо смотрю на маленький картонный прямоугольник.
   Чудеса заказывал? Получи и не жалуйся. Подарочек.
  
   Ну, это же... Это надо... И вообще, где там мой бокал? Это дело надо срочно обмыть. Противошоковое средство, понимаешь...
   С Новым 1811 годом тебя, Серега!
   Эй, Шутник, что меня сюда зашвырнул! Тебя тоже с Новым Годом!
   Эгей, люди! Вас всех с Новым Годом!
  
   За окном начинает светать. Вот и окончена новогодняя бессонная ночь.
   После эйфории от полученных вестей наступило некоторое отстраняющее отупение.
   А как иначе описать свое состояние? Английским языком вообще невозможно, русским литературным - с трудом, а лучше всего подходит русский матерный. Полный ну ... абзац, вот где-то так примерно.
   Ну и ночка новогодняя у меня вышла!
  
   Сижу у стола, уставившись на разложенные передо мной предметы и с глупой, грустной и счастливой улыбкой на губах перебираю их, вспоминая новогодние чудеса.
  
   Первый предмет. Письмо от Анны Казимировны. Письмо - надежда. Первое мое новогоднее чудо.
   Ночью я был не в силах ответить на него. Просто радовался, время от времени прикасаясь к листочку бумаги, проверяя, что это не сон.
   Подожди, Аннушка, я отвечу тебе чуть позже. Столько всего навалилось.
   Вот видишь, ко мне еще одна весточка пришла. Очень издалека. Очень...
  
   Второй предмет, лежащий на столе - телефонная карточка. Тысячи раз пользовался подобной в том, прошлом времени. Привет из далекого будущего, откуда я родом и которое, похоже, утрачено для меня навсегда.
  
   Третий. Письмо от казачьего хорунжего Дмитрия Шеста, пересланное мне из редакции 'Ведомостей'. И где адрес мой только узнали? Именно в его конверте и была карточка. Еще раз перечитаю...
  
   ' Уважаемый господин Горский. Пишет Вам хорунжий Войска Донского Дмитрий Шест. Не сочтите за дерзость и за назойливость, но написать Вам меня вынуждает данное побратиму Слово.
  
   Потому прошу набраться терпения и прочесть мое повествование до конца.
   Во время боевых действий Турецкой кампании сего года, на коей мне довелось поучаствовать, военная судьба была ко мне ласкова, послав в минуту битвы и неминуемой смерти помощь в лице совершенно незнакомого человека. О нем и будет речь.
  
   Будучи в разъезде с казаками попали мы в засаду. Всех моих сослуживцев турок повыбил, да и я сам израненный готовился предстать перед ликом Всевышнего. Турок оставалось уж больно много. Против меня стояло четверо здоровых и двое раненых врагов, но тут по Божьему соизволению подоспела помощь в лице некого странного человека в незнакомой одежде. Он с голыми руками напал на супостатов и поверг всех, их же отобранными саблями. Обоерукий боец оказался мой спаситель. Но и для него бой стался не из легких, так как и он сам был крепко пораненный в первые секунды боя. Так нас двоих израненных и подобрали егеря да в лазарет отволокли.
   Человек меня спасший назвался Анатолием, но только в бою видно шибко его ударили по голове. Память он почти начисто и потерял. Помнил только, что зовут его Анатолий, что русский да что на чужбине долго жил. Так оно и видно. По смешному бает, не всегда и поймешь его. Видать, на чужбине и переговорить по-русски было не с кем.
  
   После на поправку на Дон был я отправлен, и Анатолия с собой пригласил. Поскольку кровь наша вместе слилась, стали мы навроде братьев кровных. По ухваткам как есть - казак он, а что не помнит себя, так-то эка невидаль. Вот и стал он Анатолием Беспамятным, побратимом моим.
   Сей человек и взял с меня Слово отписать Вам.
   Прошу еще раз прощения за многословие, но оно может быть важно.
  
   По осени, когда уж и в силу после ранения входить стали, приехал в станицу табор с цыганами. Ну, пели они да плясали, понятное дело. Да еще и казачьи песни пели, такие, что и старики не упомнят. А как главный ихний да с женкой и дочкой петь зачали, так Анатолий и встрепенулся весь.
   Как запели, что у казака бурка в степи постель, да шашка подруга, да про есаула молоденького, так аж задыхаться стал. Память, видать, к нему вертаться начала. Те, говорит, песни только МОИ петь могут. Вот ведь как вышло.
   Цыгана мы того поспрошали, кто сии песни складывал, так он и поведал. Не хотел сперва, но как Анатолия углядел, так и выложил все, как на духу. Да все про какую-то реку говорил. Что де Анатолий тоже супротив течения плывет. Их, цыган, не поймешь.
  
   Складывал де песни, говорил, человек именем Сергей, да Горский по фамилии. Да из бар он и в Витебской губернии имение его. А более и не знает ничего.
   Вот и стал Анатолий в тот Витебск собираться. Искать, как он сказал, СВОИХ. То ли родня, то ли друг его, стало быть, те песни и сложил. А с меня слово взял, что ежели где раньше него встречу, али через казаков чего разузнаю, то весточку тому сочинителю про раба Божьего Анатолия и перешлю. А в весточку вот картонку эту смешную и вкладу.
  
   Давеча писарь наш мне 'Ведомости' принес, а в нем сочинение поэтическое от Горского Сергея Александровича. Сразу и подумалось мне, а не тот ли это сочинитель песен?
   Оказией с казаками я письмецо и порешил отправить в Санкт-Петербург в редакцию, а уж там - как Бог даст.
   Читал я ваши стихи, душевные они для воина и правильные. А посему и карточку Вам отправил.
  
   Ежели Вы и есть сродственник или друг Анатолия, то и оставьте себе, и знайте - ищет он Вас. А ежели нет - не сочтите за труд и трату и перешлите ее мне обратно. Буду другого Сергея Горского выспрашивать, ибо Слово дадено было.
   С уважением и надеждою, хорунжий Войска Донского Дмитрий Шест'.
   Дата. Подпись и обратный адрес.
  
   Вот такая петрушка. А ведь только об этом подумал. О маячке через газету. Вот и получил второе новогоднее чудо. Плюс стресс.
  
   Прочитав письма от пани Анны, а после - от казачьего хорунжего я решил выпить. Нервы, знаете ли.
   К сожалению, а может и к счастью с алкоголем случилась напряженка. Бутылки вина мне не хватило, а в доме кроме самогона от Гаврилы - ничего.
   Рецепт и аппаратик я сообразил по технологиям моего времени, а управляющий начинание подхватил и творчески развил. Вот с этим результатом творчества я и схлестнулся. До этого употреблял только наружно в медицинских целях, спирт ведь почти.
   Короче дернул...
   Ну и гадость, однако. Но башку прочищает конкретно.
   Слишком много радости тоже крышу рвет.
  
   Надо срочно отвлечь мозги. Поскольку кроссвордов нет, то я в который раз достал ладанку с печатью и письмом, пытаясь прочесть непонятный текст.
  
   Четвертым предметом на столе и лежало, наконец прочитанное письмо на французском языке из мешочка-ладанки.
   Немудрено, что письма я прежде не смог прочесть. Почерк, конечно, отвратительный, но кроме того оно было и зашифровано. Шифр элементарный, просто слоги поменяны местами, но по нынешним временам достаточно надежно скрывало смысл написанного текста. Да и во французском я подтянулся за это время значительно.
  
   По всей вероятности новогодняя ночь все-таки волшебная. Подарила еще одно, третье чудо.
   С пьяных глаз я и разобрал это письмо. Вот просто глянул - и все ясно стало, и шифр, и прочее. А до этого раз двадцать прочесть пытался и - никак. Как теперь прикажете относиться к пословице: 'Без пол-литры не разберешься'? С иронией, наверное, теперь не выйдет.
   Вот содержание письма.
  
   ' Дорогой друг.
   Сообщаю Вам, что дальнейшая наша совместная работа становится весьма опасной. Некое лицо в Вашем окружении намеренно открыло путь следования груза криминальным людям. Возможно, будут предприняты попытки изъятия груза силой. Примите меры. Напоминаю Вам, что в такой ситуации следует переходить к дублирующему каналу. Надеюсь на Ваше благоразумие'.
   Подпись в виде латинской литеры 'R'.
  
   Такой примерный перевод.
   Теперь, как выпадет свободное время, смогу и вторую бумажку разобрать.
   Письмо, скорее всего, предназначалось злосчастному помещику. Выходит и ладанка его, и печать, и таблица-список. А у разбойничка уже после оказалась. А это хороший след, Серега. Только обдумать надо.
  
   Пункт первый.
   Есть, или был 'некий человек' в окружении покойного помещика, который знаком с 'путем следования груза'. Надеюсь, что есть.
   И его можно найти. Даже нужно...
  
   Пункт второй. Этот человек знает и о грузе фальшивок, и о Сигизмундовом кладе. О его наличии и возможно о его месте хранения. Об этом он рассказал 'криминальным людям', добровольно или недобровольно, но рассказал. Подтверждено действием...
   При разграблении имения разбойники искали и золото, и фальшивки. Ведь в разных местах спрятано было, а найдя одно, все равно, продолжали искать и второе. На поисках и время потеряли.
  
   Положим, что есть такой человечек. И где он может быть? В Смоленске?
   Ой, вряд ли. В Питере? Возможно.
   В Москве? Очень вероятно. Ведь и помещик переехал сюда из Москвы.
   В другом месте? А кто его знает. Может и в другом, но Москва как-то предпочтительней всего. И почему собственно один человек? Есть ведь целое 'окружение', в шифровке так и говорилось.
   За уши все притянуто, дратвою белой сметано. А вдруг...?
  
   Так, Серега, а ведь ты что-то упускаешь. Вспомни бред смертельно раненного мужика у сундучка. Ведь знакомое что-то было. Уже слышал ты эти слова, но только на русском языке. Давно еще. Нет, не слышал, а читал. Точно - читал. А книга была...? Верно, толстая книга с желтой обложкой. Что-то для внеклассного чтения..., или для учителя. Вспомнил!!!
  
   Человек не забывает ничего. Просто накопленные события со временем отодвигаются на периферию сознания и там как бы архивируются. А после хранятся всю жизнь. А потом - хоп, и всплывает, когда возникает нужная ассоциация. Вот и тут вспомнил.
   Школа, исторический кружок, книга. И строчки перед глазами. Только успевай записывать, пока не пропали из памяти. А ведь дословно вспомнил.
  
   'Я отправил из Москвы с разным добром 973 подводы, в Калужские ворота на Можайск. Из Можайска пошел я Старой дорогой на Смоленск, становился недошедши медынских и вяземских округ. Остановился на Куньем бору; речка течет из ночи на зимний восход, а имя той речки Маршевка, и потом я велел русским людям на Куньем бору сделать на суходоле каменную плотину, плотину глиною велел смазать, а в ней положил доску аспидную и на ней написано, где что положено шедши из Москвы до Можайска'.
  
   Это был перевод кладовой записи, что хранится где-то в Польше. Скорее всего - фальшивой. Иначе клад давно бы нашли.
  
   Что такое кладовая запись? А это что-то вроде финансового отчета для государя. Приписывалась то ли Лжедмитрию, то ли самому Сигизмунду.
   Где, чего и сколько. Хранится, расходуется или заныкано.
  
   А ведь большая часть сокровищ до Польши не доехала и именно заныкана. Почему не довезли? А ведь, если подумать, понятно почему. Пока запрятано - оно твое. А если довез - оно для державы. Какой куш отдать бы пришлось. Жадность? А почему и нет? А может и здравый монарший смысл.
   Сигизмунд дураком не был. Иметь такой козырь в рукаве - мечта каждого правителя. А после?
   А после король умер, вот только сыну нычку не оставил. Или тот своему. Или оставил, но координаты слегка подправил. Короче, пропали денежки. А через двести лет всплыли.
  
   Если хочешь чтобы чего-то не нашли, сделай так, чтобы искали в другом месте. Аксиома. Вот так и появилась эта запись со слегка измененными координатами. А насчет количества - скорее всего, правда.
   И еще. Почти тысячу возов в одном месте не спрятать. Кто-то видел, кто-то рассказал... Одних возчиков тысяча. Плюс охрана. Не будет тайной место захоронки.
   А свезти в одно место, и после с группой верных людей по частям прятать... Или дорогой, с заменой содержимого возов... Типа, обоз едет в том же количестве, а содержимое потихоньку заменяется.
   Вот это уже реальней. Ведь и Наполеон так делал. И Колчак. Да и немцы во Вторую мировую.
   Часть золота могли найти и случайно? Могли... А если не случайно?
   А если есть истинная кладовая запись и не на аспидной доске, а на обычной бумаге? Или копия такой записи, сделанная предприимчивым дьячком или начальником конвоя?
   Может быть? А запросто.
   Слаб человек, и верность - товар редкий.
   Тогда где такая записочка? В Кракове? Варшаве? Или..., Москве?
   Опять Москва.
  
   Итак. Допустим, есть где-то такая бумага. Положим, даже в Москве. И вот однажды, она попадает в руки умного человека, который понимает о чем в ней речь. А дальше этот человек... Стоп. Какой этот?
   А вот такой - грамотный историк, имеет доступ к старинным документам и, предположительно, знакомый с покойным помещиком.
   Старые бумаги, это, скорее всего, архив или исторические кафедры.
   Но мужик - точно ученый и связанный с архивами. Книжный червь получается какой-то.
   Вот он узнал и что? Поехал искать? Архивариус?
   Нет, он пошел к своему другу... Человеку крепкому и деятельному. За помощью. Возможно к охотнику. Логично? Логично.
   Не в одиночку же он пойдет искать.
   Дальше.
  
   Поехали и нашли. Нашли и обалдели. Как эту гору золота легализовать?
   И тут идея подвернулась. Нашелся хороший человек, который предложил за это богатство почти настоящие ассигнации, причем больше в два раза по стоимости. Минуя казначейство, естественно.
   Что было первым находка золота или фальшивки теперь уже неважно. И понеслась карусель.
   Сюда бумагу, отсюда золото. Бумагу в казначейство России, из казначейства серебро. Поскольку канал работает, а жадность человеческая безгранична, то за кордон уходит уже и вырученное от контрабанды фальшивок серебро в обмен на бумагу. Два или три к одному... Это какой же выгодный бизнес!
   Бляха муха, Россия собственными деньгами финансирует поход на себя. Обалдеть! А ведь угадал, скорее всего. Настолько невероятно, что может быть и правдой.
  
   Помнится, даже в мемуарах приближенных Наполеона мелькали воспоминания о гордости Императора за то, что он значительную часть финансирования похода 1812 года выложил из личных внебюджетных средств. Основные затраты на подготовку прошли в 1811 году. Обуть, одеть, экипировать полмиллиона солдат. Не слабенько. Откуда средства? Приданное Марии-Луизы? Или от спекуляции фальшивыми банкнотами? Это покруче МММ с Березовским вкупе. Молоток, Бонапартий. Только теперь у тебя этот фокус не пройдет.
  
   Наполеон - дядька умнейший. Гением его называют за дело, и это без преувеличений. Он обуздал инфляцию революционной Франции, он приучил французов к простым и ясным понятиям, деньги - имеют вес, деньги - это монеты, деньги - это золото или серебро. Вот если сумма такова, что не поднять, то появляется бумажное обязательство - вексель. Ассигнации во Франции на этот период времени - не в чести. Бумажными деньгами расплачивались только в завоеванных странах. Похоже на немецкие оккупационные марки времен Великой Отечественной войны.
  
   Что мы узнали во время расследования еще? Что расчеты за фальшивки русской серебряной и золотой монетой шли в Питере, Москве и Нижнем. А исключительно старинным золотом - только в Смоленске. И делал это один человек - наш помещик.
  
   Да, еще одна мелочь. Оно где-то здесь. Дольше чем на три-пять дней на охоту фигурант не выезжал. А путешествовал он один на коляске пароконной, а уж куда - не ведал никто. Сам всегда ездил. Стоп. Почему никто? А лошади...?
  
   Это уже бред, Серега. Ты хоть врубаешься, какая это каша из мыслей, перемешанных с полной ересью у тебя в башке. Нет, самогон я больше не пью...
  
   Полчаса назад я просто отключился от этого хаоса, что у меня в голове. Много думать - вредно. Лучше просто посижу, еще раз (в сто первый) перечитаю письмо с ароматом духов и спокойно встречу утро. У меня законный выходной, все дела могут и обождать денек.
   Кроме ответа на это письмо. Где там бумага и перо...
  
   ГЛАВА 17
  
   Снег под сапогами визжит. Это сколько же градусов в минусе? За двадцать зашкаливает - это точно. Эх, надо было шубу надеть, а не шинельку. Во дубарь! Быстренько в тепло, а то отморозишь себе чего-нибудь весьма нужное.
  
   Это называется - прогулялся. Ноги сами принесли меня в наш импровизированный штаб, полностью подтвердив теорию академика Павлова - шел аккурат по маршруту, на который уже рефлекс выработан за последние недели.
   Уж который день начинался с этой дорожки ...
   Толкаю разбухшую обледенелую дверь и вхожу в помещение в облаке морозного пара.
  
   - Сергей Александрович, у вас ведь свободный день? Что заставило вас посетить нас в благостные часы отдыха?- Барон Черкасов был в наилучшем расположении духа. Улыбается своей обаятельнейшей почти Гагаринской улыбкой. С чего бы это? Ведь сегодня он должен был дежурить. Ему-то отдых отменили...
   Ага, понятно. Васильев уже здесь! Вон фельдфебель подпирает двери в его кабинет, значит светлость уже на рабочем месте. Из другого кабинета слышен негромкий спор знатных столичных варягов на тему ответных действий коварному и бесчестному супостату на языке того же супостата.
   Даже тревожная группа драгун на месте. Как сговорились все. М-да, народ от отдыха отвык напрочь. Я был последним из свободных на сегодня, кто прибыл в штаб.
   Васильев открыл дверь кабинета, выходя в приемную. Лукавый и веселый взгляд в мою сторону.
   - Я выиграл, Дарий! Все пришли.
   Слова были обращены к штабс-капитану. Поскольку эти двое дружили с детства, то временами под очень хорошее настроение и среди очень узкого круга называли друг друга кадетскими прозвищами. Васильев - Ксеркс, а Черкасов - Дарий.
   Оба персидских царя весело рассмеялись.
   А вот это - добрая примета, не иначе пришли хорошие вести из Санкт-Петербурга.
  
   - Поскольку все собрались, значит, отдыхать не хотят. Посему попрошу, господа, на совет. Не будем изменять традиции. - Продолжил Вениамин Андреевич, широко открывая двери кабинета. - Прошу, господа.
  
   Эти утренние или вечерние, по ситуации, но обязательные каждый день демократичные советы-пятиминутки тоже идея из моего времени, подкинутая в удачное время руководству и прижившаяся в нашей группе. Возникла традиция, вначале спонтанно, а потом, когда такие встречи и позволили оперативно решать многие вопросы, и закрепилась.
  
   Все семь офицеров и чиновников проследовали в кабинет графа.
   Кроме Васильева, Черкасова и меня на совете присутствовали еще два офицера Особенной канцелярии Сената, переведенных туда из Первой Западной армии десять дней тому.
   Эти герои - от Барклая, а ныне в ведении Особенной канцелярии со всеми полномочиями. Своего нового начальства еще и не видели, попали по приказу, как говорится, с корабля на бал.
   Пехотные подпоручики чуть ли не из однодворцев. Дворянская беднота из глубинки. Таких сейчас и набирают в Особенную канцелярию.
   Трудяги и храбрецы. Увидели в новом деле шанс сделать себе карьеру и теперь жилы рвут, но работу тянут. Выполняют любые поручения влет, но с инициативой не торопятся. Пока приглядываются. В нашей группе это силовая и конвойная часть, к каждому офицеру прикомандирован отдельный взвод пехоты, выделенный нам гарнизоном.
   А еще два столичных гостя.
  
   Гвардейский штабс-капитан князь Куракин Борис Алексеевич, из Измайловского лейб-гвардии полка и статский советник, барон Шиллинг Франц Александрович. Второй, из министерства финансов. Эти-то как раз из Общества. Голубая кровь, белая кость.
   Барон - гениальный финансист, молчаливый и чопорный человек. Князь же напротив, очень с виду открытая и контактная личность, знаток всех и всяческих семейных, родовых и прочих связей европейской аристократии, а уж русской и подавно. Также и любых нюансов в закордонной политике. Похоже, Борис Алексеевич из дипломатов или разведки. В принципе в девятнадцатом веке это одно и то же.
  
   Эти - аналитики и, по всей вероятности, личные представители финансовых и аристократических кругов Империи. Кого именно персонально? Вот уж не ведаю, но явно самой верхушки. Возможно и лично Императора. Приехали всего на пару дней, общаются в основном с Черкасовым и Васильевым, но на всех наших советах присутствуют. В основном слушают, но уж если говорят, то всегда весьма дельно. Целыми днями шуршат наработанными нами документами, изредка общаются с задержанными или свидетелями. И еще вызывают к себе губернатора на ковер. Или посещают его самого в губернаторской резиденции.
   Создается ощущение присутствия высокой руководящей проверки.
   Ага. К нам приехали ревизоры.
   Печальная шутка проверяемого...
  
   Расселись за длинным столом. Карандаши, бумага, перья и чернила уже разложены на столешнице в обычном порядке, фельдфебель закрыл за нами дверь.
  
   - Господа. - Васильев во главе собрания смотрелся торжественно. - За месяц нашей работы мы можем со спокойной совестью сказать - наказ Императора мы выполнили. Поток контрабанды фальшивых денег в Россию на сегодняшний день полностью прекращен. Все изменники, решившие поживиться за счет державы, теперь должны держать ответ. Задержанных по делу, коих мы еще не успели отправить в столицу, в ближайший день должно этапировать. Особенная канцелярия уже заготовила им казематы в Петропавловской крепости по соседству с такими же господами из Риги, Вильно и прочих городов Империи. Далее господ Иуд ждет окончательное разбирательство, суд и кара. - Окинул взглядом всех сидящих у стола, а после продолжил.
   - Французы же, требуя от нашей державы соблюдения пунктов континентальной блокады против Британии, сими мерзкими фальшивками сами нарушают наши законы. Гнев государя справедлив, господа. Он требует покарать не только тех, кто доставлял фальшивки в империю, но и тех, кто их изготовляет.
  
   - Францию? - Вопрос подпоручика Турчинова вызвал улыбки на губах старших офицеров. Простой парень, что тут скажешь.
   Не улыбался только статский советник. Он вообще редко это делал.
  
   - Францию покараем в свой час. А пока речь пойдет о конкретных людях. Но вам, господа - Васильев тоже усмехнулся непосредственному восклицанию подпоручика, но сразу же, посерьезнев, граф упер строгий взгляд в младших офицеров, - сия забота ни к чему. Вы с честью сделали свое дело в Смоленске и теперь доведите его до конца в Санкт-Петербурге. Этап выступает завтра, времени на подготовку у вас почти нет. - После обратился к присутствующим, в первую очередь и весьма уважительно к финансисту и князю с вопросом.
   - Какие-либо пожелания или вопросы касаемые этапируемых у вас есть?
   Вашу просьбу, господин статский советник относительно некоторых задержанных, я помню, а помимо нее? По порядку этапа? Нет? Тогда подпоручик Турчинов, подпоручик Синцов, ступайте, готовьтесь.
   Офицеры вышли.
  
   - Борис Алексеевич - прошу. - Васильев передал эстафету штабс-капитану князю Куракину.
   Князь не стал подниматься со своего места, а только развернул книжечку с записями и поднес к глазам изящный лорнет. Это был монолог, который все присутствующие слушали не перебивая и почтительно. Большая шишка этот дядя, однако.
  
   - Так-с, господа. Немного предыстории. Идея разорения России путем печатания фальшивых банкнот не нова. Впервые ее применил король Пруссии Фридрих II уже много после Семилетней войны, в семидесятых годах прошлого столетия. И небезуспешно надо сказать. Однако долго забавляться ему не позволил запрет на ввоз и вывоз ассигнаций из России. Но сама идея сохранилась в умах правителей иных держав.
   Император Наполеон Бонапарт лишь развил и улучшил эту идею. Он опробовал ее вначале в войне с Австрией и в континентальной блокаде против Британии. Деньги враждебных Франции держав печатались в тайной типографии в изрядных количествах.
   Теперь взялись и за нас, да еще и в таких невиданных масштабах, что просто диву даешься от их бесстыдства и беспардонности и от нашей беспечности. Ведь в открытую почти грабили державу. Печально, господа.
   А теперь к делу.
   Нами установлено местонахождение тайной типографии. До определенного времени она находилась в Париже на бульваре Монпарнас 25, недалеко от улицы Вожири. Директор типографии - господин Фен, родной брат личного секретаря императора. Помещение, где размещались печатные станки, служило одновременно и спальней для типографщиков и служителей дома; они фактически находились здесь как бы на военном положении. Типография организована под секретным патронатом правительства. Деятельность ее, естественно, не предавалась огласке.
   К изготовлению медных досок для печати оттисков привлечен некий гравер Лаль, который был ранее занят в Главном военном управлении. Человек весьма одаренный и патриот Франции, всецело преданный лично Бонапарту.
   На этого человека наши агенты во Франции вышли абсолютно случайно и даже сумели свести с ним знакомство. Еще им удалось перехватить и прочесть один его отчет о проделанной работе, пересланный в Главное военное управление.
   Вот часть из него:
   "Не мое дело вникать в цели настоящего правительства и разбирать причины, побудившие его (Наполеона) принять подобную меру, чтобы нанести своим врагам удар, который должен был совершенно подорвать их финансы, парализовать со временем главную силу их военных действий и принудить уважать независимость Франции"(с).
   В позапрошлом году Лаль был привлечен к гравированию форм для печати фальшивых ассигнаций России. Меньше чем в три месяца награвировано более 700 медных досок, т.к. предполагалось изготовить большое число оттисков. И вдруг четыре месяца тому назад гравер исчез из Парижа, но зато, по слухам, его видели в Варшаве.
   Ныне уже устанавливается его адрес проживания. Достоверность слухов достаточно высока, так что это вопрос ближайшего времени.
   В Варшаве же объявился и барон Клод-Франсуа де Меневаль, личный секретарь Бонапарта и брат вышеупомянутого господина Фена.
   По всей вероятности типография вывезена в Варшаву, пока точное ее местонахождение не установлено. Но будет непременно выяснено.
   У меня все.
   Вопросы, господа? Вениамин Андреевич?
   Если нет, хотел бы откланяться, сегодня же вынужден выехать по Государевому предписанию в Ригу.- Повернулся к Васильеву.
   - Вениамин Андреевич, надеюсь, мы еще увидимся перед моим отъездом.- Потом повернулся к нам. - Всего доброго, господа.
  
   При выходе князя из кабинета все встали.
   Ничего себе штабс-капитан!
   М-да. Как держится! Английские аристократы, которых видел по телику против него - мыши серые.
   Этот дядя имеет вес не меньший чем у авианосца "Энтерпрайз", а я о нем ничего и не читал.
   Кто он такой, сей Куракин? Перед ним даже барон Шиллинг держится весьма почтительно. Знаю из истории только одного Куракина - Александра Борисовича. Это тот, который с Наполеоном договориться перед самой войной пытался. Видный дипломат. Помню его еще "павлином" называли за любовь к ярким и украшенным золотом и каменьями мундирам. А это ...
   Ох, голова моя садовая. Ведь в столице неоднократно слышал эту фамилию. И всегда шепотом. Ну, конечно же - Алексей Борисович Куракин, тоже Борисович, кстати, а этот штабс - Борис Алексеевич, выходит сын. А дипломату - племянник. А батюшка-то у нас при дворе шишка о-го-го. Ближник государев, но из тех, кто такое свое положение не афиширует, но все равно все знают.
   Так, Серега, учи матчасть. Правителей российских надо знать и явных, и не очень. Что-то уж слишком часто судьба тебя сталкивает с людьми, наделенными властью непомерной. Я понимаю, что оно тебе на фиг не надо, но кто тебя спрашивает...?
  
   - Барон? У Вас есть какие либо внеплановые вопросы либо пожелания? - Васильев поворачивается к статскому секретарю.
   - Да, есть. Пожелание. Нам с господином Черкасовым следует закончить сравнительный анализ расходов за последние три года некоторых из задержанных. - финансисист важно кивнул. - Есть непонятные места в их показаниях. Увы, но я также имею предписание отбыть в столицу скорейшим образом, а посему желал бы выехать завтра поутру. Пожалуй, за сегодня мы с господином штабс-капитаном могли бы и завершить все наши дела, если немедленно приступим.
   - Разумеется, господин Черкасов в полном вашем распоряжении. - Васильев встал из-за стола, провожая штабс-капитана и барона до двери.
  
   Так. А барон Шиллинг тоже птица высокого полета. Фамилия известная в финансовых кругах Германии и в двадцатом веке, но часть из них выехали в Россию при Екатерине. В родстве с Эйлерами. А Эйлеры...? Ну, математик Эйлер был. Во еще, мать Бенкендорфа - "Рижская волчица", она ведь из Шиллингов, или Эйлеров. Не помню точно...
  
   Мы с Вениамином Андреевичем остались в кабинете вдвоем. Это вообще являлось противу правил, которые установились на наших встречах-пятиминутках. Обычно первыми отпускались младшие офицеры, а далее совет шел в узком кругу более посвященных, чем простые подпоручики. Сегодня правило нарушено, к чему бы?
  
   Васильев кивком головы предложил мне пересесть поближе к столу и сам опустился на стул в несколько расслабленной позе.
   Похудал капитан. Нелегко дался ему период времени, начиная от смерти полковника Смотрицкого и до сегодняшнего дня. Ох, нелегко. Если мы работали в каторжном режиме, то Васильев умудрялся перещеголять в этом всех нас. Создавалось ощущение, что он не спит вовсе. Всегда выглядел подтянуто, аккуратно одет, чисто выбрит, сосредоточен. Требователен ко всем членам нашей команды до жесткости, к себе - до жестокости. Но вот лицо у него сегодня довольное. Впервые, наверное, за зиму.
  
   - Итак, Сергей Александрович, вы удивлены, что оставлены, так сказать, на десерт? А сему есть причина. Есть. Будем без чинов, уж больно много дел мне необходимо с Вами обсудить. Так, с чего же начать? Ну, хотя бы с этого...
   Васильев вытащил из стопки исписанной бумаги лист, на котором я узнал свои каракули. Так и не смог толком освоить эти перья, будь они неладны.
  
   - Ага! Вот тут вы, Сергей Александрович, написали мне неделю тому бумагу, обозвав ее служебною запискою, следующего содержания. Так, где это...? Вот! Вы рекомендуете силами небольшой группы людей разгромить печатный цех тайной типографии и физически уничтожить всех, причастных к разработке и исполнению технологии печатания фальшивок. При этом вы предполагаете местонахождение типографии в Варшаве. Так?
  
   - Совершенно верно, Вениамин Андреевич. Готов лично возглавить сию вылазку.
   - Никто и не сомневается в вашей смелости, но как вы думаете задуманное деяние? И откуда вы взяли, что типография находится именно в Варшаве? Ведь прежде, до сообщения князя Куракина, это было неизвестно.
   - Ну, местонахождение я просто предположил, следуя логике. - Не буду же говорить, что знал об этом из прошлой жизни. - А вот метод исполнения...? Да просто повторил бы то, что мы делали здесь, в Смоленске. Главное захватить хоть одного причастного к этому человека, а там, ухватившись за кончик ниточки, найти место, где типография находится. А далее просто. Людей - в ножи, типографию - в огонь. И удирать, ходу во все лопатки ...
  
   Васильев рассмеялся.
   - Лихо! Вам бы в гусарах служить, это их привычки, или казачков. Те тоже мастера!
   - Увы, Вениамин Андреевич. Увы...Тут лихим наскоком не ограничиться. Требуется определенная подготовка. Необходимо по первости тайно проникнуть на территорию Герцогства Варшавского, после, не вызывая подозрения, легально прибыть в Варшаву. Все выведать, а уж после напасть и уничтожить. При этом, количество людей не должно превышать десяти иль чуть более человек. Иначе, больно заметно. Собрать отряд отчаянных храбрецов в нашей армии не сложно, но этого мало, надо еще и с хитринкой людей, способных сойти за своих в самом городе.
  
   На этот раз Васильев смотрел внимательно и без улыбки.
   - Чувствую, эту затею вы, Сергей Александрович, обдумывали не раз. А ну как не выйдет?
   - Бог не выдаст, свинья не съест. Никто ведь не ожидает подобной дерзости. Сейчас, после разгрома сети распространителей и контрабандных троп охрану типографии, и прежде неплохую, еще усилят. А это нам в помощь. Охраны станет больше, да охранять станут плоше. Ну, кто решится на такое предприятие, как нападение на типографию? Полный сумасшедший! Вот и они так думают. Я готов рискнуть.
   - И что вам для этого нужно?
   - Семеро-восьмеро верных людей, отличных бойцов, согласных принять смерть от товарищей в случае пленения либо раны. Любое подозрение в причастности России должно быть исключено. - Бровь Васильева полезла вверх, а я продолжил.
   - Все должны быть родом с Западных земель, знать польский язык. Еще кто-нибудь из контрабандистов, работающих на нас, для тайного пересечения кордона. Деньги. Много. Документы купеческие и мелкой шляхты. Настоящий купец, лучше из жидов гешефтмахер, который и проведет сани в Варшаву. Кони для отрыва от погони. Их тоже можно вроде как гнать на продажу. Значит два купца. Оружие и порох на месте диверсии, возможно и горючие материалы, масло там... Цивильное платье, подходящее под историю, которую выдумаем для правдоподобности. И еще. Полная секретность. Об этом не должен знать никто, кроме вас и меня, коли решимся на сие. И я, и все люди, которые будут задействованы, официально должны находиться в России и их должны видеть особы, коим, случись что - поверят. Юристы называют это алиби. - Я заторопился продолжить, начиная заводиться от непонятной злости на французов. Мне ведь действительно стало до жути обидно за своих.
   - Вениамин Андреевич! Ведь они руку на Государя подняли. Неужто не ответим? Пусть знают, что диверсии - оружие обоюдоострое.
  
   Васильев побарабанил пальцами по столешнице. Проговорил, словно раздумывая вслух.
   - Вы предлагаете русскому офицеру...? Но это - против чести дворянской. Тайком, без мундира... Да и войны у нас нет с французами! Откуда такие мысли? Вы - шляхтич древней фамилии, а предлагаете ... Нет, не понимаю. Дело нужное, лихое. Но...
   - Позвольте объяснить. - Васильев кивнул.
   - Войны изменяются, Вениамин Андреевич. Но то, что я предлагаю совсем не ново. Нанести врагу урон можно по-всякому. Считайте - это воинская хитрость. Тем более, на нее мы идем в ответ на его коварство. То, что творится - это война, пусть и не объявленная официально. А на войне - как на войне. Мы, дворяне - народ служилый. Ежели надо для державы, чтобы мы дрались в открытом бою - возьмем в руки меч, а если надо чтобы мы дрались хитростью да умом - будем изворотливей лисы и опаснее змеи.
   Надо шпионить - будем шпионить. Надо тайно уничтожить врага - будем уничтожать.
   И сделаем это хорошо, поскольку дворянину делать что-либо плохо - невместно. Вот, где-то так ...
  
   - Да это я понимаю. Но отчего именно вы рветесь на такое? Вот кабы из тайной канцелярии, будь она сейчас при деле, людишки на это дело подписались... Тут я бы понял. Я знаю ваше щепетильное отношение к дворянской чести оттого и удивлен. Уж простите великодушно.
  
   - Сходу трудно объяснить. Больно неожиданно вопрос возник, но я попробую... Не обессудьте, если сумбурно изложу. - Кажется, меня понесло. Может и не стоило вообще затевать этот разговор? Но если начал, так чего теперь...
   - Чем крепилась прежде держава? - Задал я вопрос, и тут же сам на него стал отвечать.
   - Основой были три опоры. Первая - народ, вторая - военная дружина, третья - вера. Прежде воевал воин с воином, победитель брал дань да на этом война и заканчивалась. Воин по праву считался самым нужным человеком в державе, он шел на бой за собственную честь, за державного государя и за добычу, храня труд иных людей и границы своей страны. Бывали еще войны за веру. А сейчас ...
   Сейчас держава крепится по иному, ибо появилась четвертая опора - банкир да промышленник. Люди, владеющие средствами и способами производства различного товара в больших количествах, назовем их, к примеру, капиталистами. Просто, пришло их время ... Меркантильный народ, но необходимый. Ведь именно они ради увеличения наживы двигают прогресс и науки. Такой вот парадокс. - Я вздохнул.- Время рыцарей уходит безвозвратно. Увы. И вроде как крепче должна стоять страна на четырех опорных столбах, да не тут-то было. Если хоть одна из опор станет меньше или напротив, выше иных - где уж тут быть устойчивости. Все чаще скрытая воля золота диктует, куда пойдет воевать воин и какое решение примет владыка державный. Владельцы капитала, действуя на пользу себе, порою пренебрегают интересами других составляющих опоры страны. Их не интересует честь, им не важны заповеди библейские. Это звучит кощунственно, но, увы - это так. А важно им одно - нажива. И еще - возможность властвовать.
   Ради их доходов происходят революции и строятся флоты, ради них собираются миллионные армии и ведутся войны. И царит над всем этим жадность. Телец золотой набирает мощь и заставляет служить себе всякую человеческую тварь, а самое страшное - светлые и выдающиеся человеческие умы. - Васильев слушал внимательно. С некоторым удивлением даже, таких перлов прежде он от меня не слышал. А я продолжал.
  
   - Взять те винтовки английские, которые мы у вражин захватили. Хорошо, что неожиданно на них напали, а кабы отстреливаться стали?
   Ведь придумали, шесть выстрелов в минуту сделать можно, да с казны заряжались . Хоть лежа, хоть с колена пали. (Винтовка Фергюсона позволяла вести огонь именно в таком режиме) Корабли без парусов плавать могут, на паровом ходе. Артиллерия совершенствуется из года в год, как заряды, так и пушки. А дальше ведь хуже будет. Тактика изменится коренным образом. И с каждым десятилетием..., да что там, с каждым годом война перестанет быть войной держав, а превратится в бой интересов капиталов. Ведь по большому счету все компании Наполеона служат на пользу французским буржуа. Война стала выгодна держателям капитала. Это обороты колоссальных средств, это новые рынки сбыта товара, это доходы. Люди гибнут, так что ж. Зато деньги рекой текут. В этих обстоятельствах должна быть сила в противовес человеческой жадности. А ограничить ее может лишь одно. Контроль закона. Жесточайший контроль. И производить его должны люди долга и чести, не боящиеся ни труда, ни грязи, ни крови. Я идеалист, сам понимаю... - Меня уже действительно несло и я мешал в одну кучу святое и грешное выплескивая еще не сформированные толком, но жгущие изнутри мысли.
   - Россией должны править закон и государь, а не золотой истукан из пустыни Синайской. Единый закон для любого человека любого сословия и вероисповедания. Обеспечить это может лишь самодержец, а мы, служилые дворяне, его основная опора. Против золота должна стоять сталь, иначе держава погибнет в этих новых временах. И как знать, может, в этих новых войнах мы окажемся ловчей и сильней иных держав. А уж они будут стараться..., да что будут, уже стараются...
  
   Я замолчал. Честно говоря, не готов был к этому разговору, но как вспомню, сколько чужого груза взвалили на мою страну в следующие два столетия мировые державы, такая злость берет. А со злости чего только не брякнешь...
  
   - А вы, однако, философ. - Голос за спиной заставил меня вздрогнуть.
   Борис Алексеевич Куракин стоял у полуоткрытой двери и внимательно разглядывал мое лицо в свой пижонский лорнет. - А вот горячность ваша, да и неосторожность в высказывании - это плохо. Такие дела, как тайная операция, господин подпоручик, требуют холодного размышления и кладбищенской тишины. Знаете, как тихо на сельском погосте зимней ночью? Вот, примерно, такой...
  
   Интересно девки пляшут...
   Я четко помнил, как Васильев провожал барона и плотно закрывал дверь. За дверью, на страже фельдфебель, должен был хоть знак подать. Не понял...?
   Князь откровенно и спокойно разглядывает мою растерянную физиономию. Угроза?
   А вот Васильев растерянным не выглядел. Напротив. Довольное выражение вернулось на его лицо. Та-ак, похоже - очередная проверочка.
   И не надоест им.
  
   У меня такое ощущение, что сейчас пошлют, вот только куда? Либо по пешему маршруту далеко и надолго, либо на очередную амбразуру. Или опять на меня пари заключили, начальнички? С них станется. А дверь-то все-таки заперта была...
  
   - Виноват, ваше сиятельство! Более не повторится. - Самообладание вернулось быстро. Напускаю на себя браво-глуповатый вид тупого рубаки. Впрочем, этим вызываю только новую волну веселья на лицах у князя и графа.
   - Ох, Горский, не скоморошничайте ради Бога. - Васильев махнул рукой. - Верно, вы догадались, что сей водевиль нами с Борисом Алексеевичем был разыгран, чтобы он мог взглянуть на вас в разговоре, так сказать, почти приватном. - Вроде как оправдывается. - Так надо, Сергей Александрович. Вы сами все поймете, если... Да вот Борис Алексеевич вам все сам обскажет, если найдет нужным.
  
   - Найду непременно, Вениамин Андреевич. Наш разговор остается в силе. Вы меня убедили. Осталось убедить самого Сергея Александровича. - Князь еще раз внимательно осмотрел меня. Без лорнета, кстати. Так он просто выделывается с ним или это прием вроде сталинской трубки или сигары сэра Уинстона?
  
   Васильев вышел из кабинета, оставив нас наедине. Куракин собственноручно закрыл за ним дверь и уселся за стол на то же место где сидел и прежде. Кивнул мне, давая разрешение присесть.
   Помолчали.
   - Итак, я хотел бы предложить Вам, подпоручик, принять участие в одном предприятии.
  
   Понятно. Значит на амбразуру.
  
   Князь уже набрал воздуха в грудь, чтобы начать толкать речь, но, взглянув на меня, медленно его выдохнул. Речь была отложена. Видно на моей физиономии он увидел нечто, заставившее его изменить первоначальное намерение. Хмыкнул понимающе.
  
   - Вы знаете, подпоручик, что-то мне подсказывает, что с вами нужно говорить напрямую. Нет? Для меня это, скажу честно - непривычно, поскольку дипломатический язык мне ближе и понятней, но я попробую...
   Вы сказали, что время рыцарей уходит, а вот мне как раз и нужен, м-да, именно человек рыцарского характера. Как вы говорили, военная хитрость? Вот как раз для нее. Несоответствие, скажите? Отнюдь... Нам требуется, чтобы вы заменили меня в поездке в Ригу. Мы с вами примерно одного телосложения и даже несколько схожи внешне, так что моя подмена может пройти незаметно для наблюдателей. Видите ли, меня хотят убить и покушение, скорее всего, произойдет в дороге. А поскольку вам предстоит заменить меня, то рисковать головой придется вам. Как вам задача? Согласны?
  
   - Позвольте вопрос, ваше сиятельство, перед тем как отвечу? - Куракин кивнул.- Кто и за что вас так не любит? Мне это необходимо, чтобы знать, чего опасаться.
   - Извольте, отчего не ответить. Но вначале и вы мне, подпоручик, расскажите, как вы видите политическую обстановку в самой России? В зависимости от вашего ответа будет и мое разъяснение. Не возражаете?
  
   Здорово он меня окучивает. На каждый мой вопрос в ответ собственный. Дипломат, однако.
  
   - Я не политик, ваше сиятельство, я - солдат. Но ответить попробую.
   В Российской империи в данный момент существуют несколько политических сил, ориентирующихся на союз России с различными мировыми державами. На Францию, Британию, Австрию и Пруссию.
   Поддерживающие в нашей державе последние две германские страны в связи с их вхождением в сферу интересов Франции, сейчас в некоторой растерянности. Если уж совсем грубо, то есть силы, которые ратуют за войну с Францией и за союз с Британией, а есть, напротив, за войну с Британией в союзе с Бонапартом. Каждые из них имеют свои резоны и свои интересы.
   - А какую бы из этих сил поддержали вы, подпоручик?
   - Россию.
   - Россию в союзе с кем?
   - Россию в союзе со своими интересами.
   Князь улыбнулся. - Ну вот. А говорили, что не дипломат. А все же, какой союз был бы предпочтительней для России?
  
   Вот прицепился.
   - Повторю, ваше сиятельство, я - солдат...
  
   Куракин уже веселился вовсю.
   - Ну, вот и поговорили. Славно, славно. Вы мне действительно становитесь симпатичны, подпоручик. Так как с вашим решением?
  
   - Я готов рискнуть, ваше сиятельство, в любом случае. И был готов с самого начала. Но все же, мне много легче выполнить сие задание, знай я ответ на свой первый вопрос.
  
   - Хм. Ну, извольте. Государь весьма гневно отнесся к покушению на свою особу. Кто бы ни совершил это злодейство, должен поплатиться. А также и тот, в чьем ведении было недопущение подобного покушения.
   Вам уже известно, что за небрежение своими обязанностями Александр Дмитриевич Балашов смещен с занимаемой должности и сослан в имение. Кроме того, при дознании обнаружились и иные факты, не делающие чести Александру Дмитриевичу. М-да, но не о том речь... Меня прочат на место товарища (первого помощника) министра полиции. Одновременно есть заинтересованные лица, желающие этого не допустить. По, скажем, личным причинам. Боятся. А страх толкает на крайности, знаете ли.
   - А есть таковые причины? Прошу прощения, что перебил, ваше сиятельство.
   - Ничего. Спрашивайте, подпоручик. Смогу - отвечу. Да, есть причины. Вы слышали, конечно, о скандале с интендантскими поставками в 1807 году, из-за которых прежний военный министр, Вязмитинов Сергей Кузьмич был вынужден подать в отставку? Так вот, это именно те люди, из-за которых и произошел скандал. Тогда государь по ходатайству министра полиции их простил...
   - А министром полиции ныне не генерала ли от инфантерии Вязмитинова прочат?
   - О, подпоручик, а вы умеете слушать. Тем лучше. Да. Именно так.
   - То есть, это люди связанные с армией, интендантской службой и служащие полиции Балашова?
   - Ну, примерно так. Фамилий, как вы понимаете, я назвать не могу. Просто не знаю.
   - Конечно, ваше сиятельство.
   - Чудно. Если вам удастся выполнить это поручение и остаться живым, вернемся и к вашей служебной записке о типографии. Обещаю, что я лично буду искать частных лиц, которые смогут обеспечить экспедицию в Варшаву в гости к господину Лалю. Вы ведь понимаете, что Российская империя официально не пойдет на такое деяние? - Ирония в голосе Куракина была строго дозированной. Вот же... дипломат.
   - Исключительно частные лица... По частной инициативе, разумеется. Скажем, из Швеции или Австрии. Или Американских Штатов... И с вашим непосредственным участием в свободное от службы время, конечно, раз уж вы этого так желаете. Побудете австрийцем, Горский?
   - Разумеется, ваше сиятельство. Благодарю.
  
   - Не за что, подпоручик. Я вам даже завидую. Вы так лезете на опасности, словно у вас еще восемь жизней в запасе. Без сомнения и без страха. Действительно не боитесь?
   - Ваше сиятельство, делай что должен...- я запнулся.
   Князь тихо продолжил:
   - ...и будь, что будет. М-да. Понимаю. Не все себе это могут позволить. Это роскошь, Горский. - Потом вдруг резко поднялся и направился к двери. На ходу бросил. - Детали оговорите с Вениамином Андреевичем.
  
   Васильев зашел сразу же, как только Куракин оставил кабинет.
   - Ну что, Сергей Александрович, уговорил вас князь?
   - Если нужно, то значит нужно...
   - Я и не сомневался в вас, Сергей Александрович. Итак, времени мало, приступим. Вы выедете из города через два часа. Остановитесь у второго верстового столба. Там место укромное, как раз на повороте. Схоронитесь за деревьями и будете ждать сани с князем. По его прибытии обменяетесь верхним платьем и дальше продолжите путь в санях. Мундир измайловский уже приготовлен и отослан на вашу квартиру, переоденьтесь. Коня, уже заседланного, вам также отведут на квартиру. Задача - доехать до Риги. И уцелеть. Вы уже отводили от меня погоню, Сергей Александрович, и Бог вам помог. Сейчас задача неизмеримо важнее. Отведите беду и от князя Куракина. Вот и все.
   Вопросы? Пожелания?
  
   - Если позволите, Вениамин Андреевич, пусть возницей с князем мой управляющий пойдет. Если он согласится сам, конечно. Надежный человек.
   - Хорошо, вам виднее, Сергей Александрович. Ступайте с Богом.
  
   Когда шел домой, мороза не чувствовал совсем. Кажись, я нашел очередное приключение на свою... голову.
  
   Гаврилу уговаривать не пришлось. Как только он узнал, что мне, или вернее нам предстоит, сразу встрепенулся как боевой конь при звуке полкового горна. Закис скоморох без дороги. Решился моментально, даже все хозяйственные дела отложил. Короче, сборы он взял на себя. Сани, лошадей, теплую одежду, сухпай для людей и коней.
   За мной осталось оружие, документы и деньги. Сменный измайловский мундир с зимней фуражкой уже лежал на лавке в светелке.
  
   Собрались быстро. Я выехал верхом и помчал к дороге, а Гаврила направил сани к штабу. И с каким же удовольствием он, затянутый в тулуп, восседал на облучке. Точно, застоялась бродяжья кровь!
  
   Померзнуть мне пришлось изрядно. Не торопился с отъездом князь Куракин. Наконец, вот они, на дороге показались нужные мне сани. Стоило им подкатить к столбу, где я уже заждался, как князь моментально выпрыгнул из саней, заскочил за разлапистую ель и скинул с себя шубу. Я тоже сбросил шинель и фуражку. Мы обменялись одеянием и князь тут же скрылся за ветками елок, где был привязан заседланный конь. Он не сказал ни слова, только глянул в глаза, словно что-то там выискивая, да руку мне пожал на удачу.
   Обмен занял всего секунд десять, не более.
   Даже если кто-то следил со стороны за санями, то у них бы сложилось впечатление, что просто пассажир сделал остановку чтобы справить нужду.
   Я рухнул под овчинный полог, а Гаврила, гикнув, погнал коней дальше.
  
   ГЛАВА 18
  
   - Не мерзни, вашесиясь. Сейчас с ветерком пойдем. - Заорал Гаврила размахивая кнутом. - Наддай, залетные! Ожгу-у-у!
  
   Тройка набирала ход под перезвон колокольцев.
   - Ты чего, Гаврила? Какой я тебе сиятельство? Чего несешь?
   - А привыкай, ты теперь - мало что, не Сергей Саныч, а Борис Алексеевич, да еще и сиятельство до самого конца дороги. Ну, а я - слуга твой, стало быть.
  
   А ведь прав Гаврила. Если уж работаешь приманкой - делай это на совесть, без халтуры. Да и вообще, в лицедействе скоморохи всегда оставались непревзойденными мастерами. Значит, слушаем специалиста.
  
   Дорога предстояла не самая близкая, от Смоленска до Риги. Это выходило где-то порядка до семисот верст. Сперва - до Рудни, после - на Витебск, дальше - на Полоцк, за ним - Динабург и Кокенхузен, или в другом варианте Куконос, а там уже и Рига.
   Десять дней в относительном комфорте на почтовых тройках при доброй дороге и отличной погоде. И где-то там, на снежной колее меня и попытаются грохнуть.
  
   Ничто не ново под луной. Наверное, подобным макаром и в неолите кандидата на вождя недовольные конкуренты пытались убрать втихаря, когда он вдали от людей с помощью дубины с кремневыми шипами добывал ритуальный трофей. Да и в моем времени ассортимент способов решения подобных проблем весьма широк, от автокатастрофы до подрыва офиса.
   Принцип всегда один. Нет человека - нет проблемы. Мудрый дядя это говорил. Очень мудрый, знал толк в устранении конкурентов и в способах ведения борьбы за власть.
  
   Как вести себя в роли приманки я не успел толком продумать. Хоть мы и имеем с князем известное сходство, распознать подмену вблизи довольно легко. Гаврила же предложил самый простой, но зато действенный способ маскировки.
   Положим, заболели у барина зубы. На морозе да ветру застудил,так и ходит с перевязанной щекой. А че? Раз князь так не человек, что ли? И под это дело мне и говорить почти не приходилось, и по голосу выходит теперь не распознать. Везде расторопный слуга успевал за страдающего болью барина и сказать, и спросить, и прикрикнуть.
   Роль слуги Гаврила отыгрывал на 'отлично'. Вылитый Труффальдино из Бергамо. Услужлив до приторности, многословен и суетлив. Артист!
  
   В Рудне заночевали спокойно. Я не выходил из комнаты, ужин заказал скромный, как и положено хворающему человеку. Ночью спали по очереди, причем, большую часть дежурства я взял на себя. Гавриле днем на облучке мерзнуть, пусть хоть чуть больше отдохнет.
   В принципе на такое быстрое нападение мы и не рассчитывали.
   Убийца - он тот же хищник. Выследил, подстерег или подобрался, а уж после - напал. Без подготовки не станет. Пока же слежки за собой не наблюдали. Хотя, береженого Бог бережет.
  
   Да вот и знакомое лицо мелькнуло на улице перед завтраком. Эту рожу я уже как-то засекал. Точно! Видел в Смоленске перед самым отъездом. Все-таки слежка нарисовалась. Быстро они...
  
   В Витебске убедились в этом полностью. Опять та же физиономия мелькнула, да теперь уже и не одна, а в компании еще трех личностей. А мы ведь ходко ехали - на перекладных. Видимо, и эти братцы-кролики добирались похожим способом.
   Ужинал я опять в комнате, а вот Гаврила - в общем зале, где и наши соглядатаи. Изображал тихого алкоголика, который тайком от барина бухает винище.
   Я с нетерпением ждал его возвращения из разведки.
   Ожидание оказалось долгим, почти до полуночи. Наконец, появился мой управляющий с одновременно довольным и встревоженным лицом. Этакий забавный винегрет чувств на плутоватой роже.
  
   - Вашсиясь, сегодня можем спать спокойно. Нас завтра убивать будут. Все что надо я разузнал. - Гаврила азартно потирал руки. - И все..., больше добрых новостей нет. А недобрые будут такие...
   Вот первая. Люди, что будут это делать - непростые разбойники и не тати. Все - бывшие вояки из армии Костюшко. Из местных. Живут с сабли. Шесть человек их будет. Командует кто-то из армейцев. Офицер с виду. Только треуголку да шубу видел. Дородный да рослый сам. Дышит тяжело, наверное, не строевик. Ну и еще двое, что за нами от Смоленска едут. Шпыни, но тоже не простые. Мокроделы. Вот и считай, вашесиясь. На круг девять человек и выходит. - Вздохнул.
   - А второе, бить будут в дороге. Грамотно... Сперва пугнут, чтобы с тракта свернули. Им свидетели никоим разом не нужны. Опосля, на просеку какую погонят, а там уж... - Гаврила сделал характерный жест пальцем у шеи.
  
   - А откуда столько вызнал? Как удалось-то, Гаврила?
   - Так я навроде как напился да спать пошел, а в сенях тулупчик старый углядел, да плат старушечий с юбкой отыскал. Не на виду, конечно, лежали, но я знаю, где такое надыбать можно. Платком морду замотал до глаз. Вот и обернулся старушкой-побирушкой, да еще и глуховатой в придачу. Забился в темный уголок, да и слушал. А при такой старухе говорить вольно они и не боялись.
  
   Вот номер, Гаврила использует методику ниндзя. А почему и нет? Скоморохи - те же закрытые общества по духу аналогичные японским кланам. И законы у них были сходные с японскими мазуриками. Выживали-то в похожих условиях. Что те, что эти вне закона.
   Короче, молодец мужик.
  
   Хм. Девять против двоих. Расклад перед боем не наш. Значит, будем менять.
   Пугнуть хотят? Это значит, разделятся. Часть встретит нас на тракте, а другие - на просеке, чтобы зажать в клещи. И это для нас хорошо.
   Выход один - бить их по частям.
  
   Наутро мы выехали чуть позже обычного. Пусть молодцы померзнут в засаде. Глядишь и рука у кого дрогнет. Пусть потопчутся на морозе, ироды.
   Отъехав всего ничего от Витебска, остановились, стали готовиться.
   Проверили все стволы. Мою винтовку, штуцер Гаврилы, два гусарских мушкетона и четыре пистолета. Итого восемь выстрелов без перезарядки. Ну и ТТ, как тайный резерв главного командования.
   Подогнали одежду так, чтобы быстрее выскочить из тяжелых тулупов, будь такая необходимость. Клинки само собой под руку. У меня - Дель Рей, а у Гаврилы вторая шпага из моего родного времени. Понравился ему этот клинок.
   Пока я возился с огнестрелом, Гаврила занялся лошадьми. Навесил шоры, из руки дал какой-то волшебной подкормки. Я слыхал, что бывалые ямщики подкармливали коней овсом с водкой, чтоб добавить им прыти, но у управляющего явно имелось в заначке что-то иное. По виду - макуха пополам с зерном и пахло медом с вином, и еще какой-то духмяной травой. Вот и допинг. Совсем не изобретение двадцатого века. Впрочем, он ямщик - ему видней.
  
   - С Богом. Трогай, Гаврила.
   - Ну, держись, вашесиясь, сейчас лошадки пойдут в разгон...
  
   И пошли. С подскоками и взбрыкиваниями потихоньку набирая ход.
   Вы когда-нибудь видели, как прет с дозы наркушу? Так то - человек, а тут - тройка лошадей. Зрелище, скажу я вам... Пока повода слушаются. Гаврила умеет с таким справляться, сдерживает. Надолго ли его хватит...?
   Ага, все верно рассчитали, вот она - засада.
  
   Перегородив дорогу наискосок, запряжкой в нашу сторону стоял укрепленный на полозьях шарабан. Этакая зимняя резина на транспортном средстве. Перед ним находились четыре мужских фигуры в коротких полушубках. Лица замотаны шарфами, в руках у всех ружья. Это - видимая часть засады. Двое выпалили в нашу сторону. Пугают гады.
   Словно приглашая свернуть и уйти от свистящих пуль, вправо в лес уходила просека. Естественно, что любой ямщик свернет в нее от такой беды как пальба, да вот только Гаврила не любой...
  
   Разбойничий посвист, достойный Соловья-Разбойника, пронесся над зимней дорогой, окончательно разбив хрусталь тишины морозного дня буквально вдребезги. От него, что наши лошадки, что четверня, запряженная в шарабан, присели на круп и шарахнулись. Только наши рванули вперед, скинув все ограничители, а лошади засадников - в сторону, чуть расширив просвет между шарабаном и деревьями.
   А ведь, пожалуй, что и проскочим.
  
   Конечно, приемистость у тройки не такая как в джипе, но тоже весьма ничего. Наш движитель в три лошадиные силы рванул так, что мы сами чуть не вылетели из саней.
   Расстояние между нами и вражинами стремительно сокращалось.
  
   Бах! Ба-бах! - Это они.
  
   Не ждали от нас такой борзости. Поторопились. Залп вышел нестройнй и не особо прицельнй. Дыму много, почти скрыл их...
   Наша левая пристяжная заржала, или правильней, завизжала от боли. Одна пуля достала-таки лошадку. Это плохо. Но не падает, прет дальше. А вот это - хорошо.
   Шарабан уже рядом. Люди отпрыгивают с дороги сумасшедшей тройки.
  
   Да-Да-Дах!!
  
   Дуплет! А это уже мы из двух стволов одновременно.
   Мушкетоны с картечными зарядами в упор - это не шутка. Тот же дробовик, только калибр посолидней да пороховая навеска побольше. Людей с дороги просто снесло.
   В этот момент мы влетаем в просвет между деревьями и шарабаном.
   Чуток не вписались. Левая пристяжная налетела на угол этого транспортного недоразумения.
   Удар.
   Треск.
   Еще один визг лошади. Не везет ей сегодня. Падает.
   Блин, часть ремней упряжи - в клочья, а та, что ближе к саням уцелела.
   Все, мы на якоре из-за павшей лошади. Визг обрывается.
   Эх, убилась лошадка...
   Сани, дернувшись, кренятся набок, вот-вот завалятся, трещат ремни и дерево, уцелевшие лошади рвут вперед, хрипя и роняя пену из надорванных удилами губ.
   Но нет, движение вперед не остановилось.
  
   Как мы сами не перевернулись и проскочили - непонятно. Просто сила лошадей вытянула, а может искусство возницы, обрубившего в последнюю долю секунды уцелевшие постромки. Цирковой трюк - без преувеличений.
   Гаврила каким-то чудом успел метнуть топор. Тот у него всегда под облучком хранился, только руку протяни. Практически вслепую, но все же, топор чиркнул заточенным лезвием по натянутому ремню. Один шанс из ста.
   Или это сработало везение, которым меня перенос наградил? Скорее всего, все вместе взятое. Сани встали на полозья.
  
   В этот миг азарт драки подскочил к высшей точке. Нет, правда!
   На себя было плевать. Голова все воспринимает четко и в момент, движения сверхточны. В душе только злое яростное веселье.
   - Иии-еех!!!
  
   Проскочили...
   Посвист Гаврилы подстегивает оставшуюся в упряжке пару лошадей похлеще кнута.
   Несемся дальше. Прорвались все-таки!
   Мчимся таким же бешеным скоком еще несколько верст. Не слишком далеко ушли для отрыва, даже и до трех не дотянули.
   Гаврила вдруг резко сворачивает направо в похожую просеку, что заготовили для нас убийцы. Сдерживает пару.
   Не понял, чего это он?
  
   - Как место для засады будет, вашесиясь Борис Алексеевич? Ничего?
  
   Засада? А что? Верная мысль. Молоток Гаврила! Вот теперь понял... Раньше меня место углядел, а я о ней только сейчас думать начал.
   Быстрее надо заняться подготовкой сюрприза для наших преследователей, уж больно мал отрыв. Так, за работу по шустрому.
   Темп, темп!
   У нас еще и два ствола разряжены, непорядок.
  
   Я начал перезаряжать мушкетоны, Гаврила тем временем занимался лошадьми.
   А вы как хотели? Не автомобиль, однако, где мотор вырубил и отдыхай. Тут о лошадях забота на первом месте. Да и досталось нашим коняшкам неслабо. Левая пристяжная, падая, слегка поранила копытом коренника, да и правая пристяжная выглядит неважно. На таком транспорте от погони не уйти.
   Значит, надо погоню отвадить, а еще лучше и вовсе изничтожить.
  
   - Гаврила, а мы сколько засадников побили, как думаешь? Тебе с облучка видней было. - Спрашиваю, запыживая уже второй мушкетон.
   - Одного насмерть точно. В лицо картечью... Там от головы ошметки во все стороны брызнули. Двое, навроде, пораненые и один из них сильно. Может и убитый, не скажу, но от полушубков овчина клочьями летела. Уже не бойцы. Крайний успел сигануть за пень. Шустрила. Будем считать, что трое выбыли. Еще в лошадь, кабысь, попали... А может даже и не в одну. Картечь-то густо летела. - Гаврила щурил глаз, словно прицеливался, восстанавливая в уме весь бой по секундам.
  
   Через десять минут мы уже заканчиваем подготовку засады на тракте. Место для нее выбрано действительно удачное. Поворот дороги, да еще и выворотень, за которым вполне можно укрыться стрелкам. Мечта снайпера.
   Едва успели.
  
   Погоня показалась через минут пять или семь, как мы застыли в ожидании. Впереди сани, запряженные парой, с тремя людьми. Возницу узнал сразу - наш смоленский хвостик. А вот за его спиной - дяди посерьезней. Лет эдак под сорок пять, но еще очень крепкие седоусые дядьки. Это - опасные бойцы, выбивать буду первыми именно их.
   За санями теперь уже в парной запряжке - шарабан. На козлах с вожжами в руках восседает всего один человек. Сколько внутри неизвестно. Лошадок мы выходит все же поранили двоих.
   Жаль скотину, безвинно страдают за людские разборки.
  
   Ну, что ж. Благословясь, приступим. Роли распределены. На первые выстрелы я - стреляющий, Гаврила - заряжающий и страхующий.
   Первым бью из штуцера.
   Вспышка пороха на полке и через четверть секунды удар приклада в плечо. Из ствола вылетает пламя и облако дыма.
   Ага! Не ожидали ребятки от нас такой подляны. Замешкались слегка в санях, хватаясь за оружие. Пока опомнились и стали действовать, успеваю выстрелить и из винтовки. Благо, ветерок дымок снес. Дал возможность целить два раза подряд. Увы, после второго выстрела дым обзор закрыл. Не все коту масленица. До бездымного пороха еще топать и топать.
   Когда дымовая завеса рассеялась, то на дороге открылась следующая картина. Сани и шарабан замерли на тракте. Возница с передней запряжки успел спрятаться где-то в придорожных кустах, еще снег осыпается с веток. Кучер с шарабана тоже успешно скрылся. А вот двое на санях уже никуда не торопятся. Пули Минье бьют очень точно.
  
   От деревьев за санями в нашу сторону бахнуло ружье. Потом еще одно. И еще. Как минимум, трое стрелков. Еще выстрел. Четверо - минимум. Перевес в людях у них, да вот по снегу в штыки не ударишь. А в перестрелке мы сильней. Ружья против нарезных стволов с быстрой перезарядкой не пляшут.
   Гаврила кидает мне в руки уже заряженную винтовку и я, пригнувшись, бегу на запасную позицию, где ждет заранее готовый к бою мушкетон.
   Повезло проскочить удачно. Небось, они перезаряжаются. По мне не стреляли.
   Позиция, правда, вышла не самая удачная. Вижу из целей только кусок полушубка одного противника, да верх бараньей шапки другого, чуть выглядывающих из-за стволов заснеженных деревьев.
  
   Гаврила со своего места семафорит, что может стрелять. Видно, кого-то взял на мушку наверняка. Мы договорились, что после перезарядки пальнем вместе для создания видимости большего количества народу в засаде. Если удачно попадем, то погоню с хвоста на сегодня снимем наверняка. Сейчас глянем, верно ли рассчитали.
   Целю чуть левее края полушубка.
   Бабахнул выстрел Гаврилы, сразу бью и я. Кто-то вскрикнул. Хоть один из нас да попал в цель. После бью наугад из мушкетона. Чуть погодя тадахнул мушкетон Гаврилы.
   Самый опасный момент. Если мы впустую использовали заряды, то сейчас попрут, а мы только с пистолетами и клинками против них окажемся. Готовлю на всякий случай тотошку.
   Не пошли. Забоялись...
  
   Но мастера ребята. Схоронились грамотно, углядеть мишень не выходит никак. Двое время от времени палят из ружей, причем в те места, где мы с Гаврилой и хоронимся, а один, пригибаясь и прячась за лошадей, разворачивает шарабан на дороге. Не мешаем, просто наблюдаем и перезаряжаемся.
   Вот шарабан двинулся и исчез за поворотом. Ждем. Гаврила не выдерживает первым.
  
   - Я гляну, чего там?
   - Давай, а я прикрою винтовкой.
  
   Ну, вот и все. Повоевали на совесть. В санях - двое, за санями - один. Похожий чем-то на того, что следил за нами, но не он. Родственник что ли? В стороне по снегу тянутся две кровавые дорожки. Кого-то, видно, подшиб из дробовика Гаврила. От моей пули крови натекло бы больше. Я не попал в последний раз, ну что ж - и так грех жаловаться.
  
   До станции добрались быстро. Хоть и парой, но кони - добрые, вывезли. Сани и трупы преследователей бросили на дороге. Не княжье это дело, с таким 'добром' возиться.
   Смотрителю станции с порога заявил о нападении разбойников на князя Бориса Алексеевича Куракина. Бедолага смотритель, как услышал фамилию и титул, так и обомлел. Но Гаврила быстро вывел его из ступора, заставив действовать.
   Солдаты инвалидной команды, случившиеся в тот момент на станции, и пара крестьян тут же были отосланы на дорогу, собрать и привезти покойников и все, что при них. Для дознания положено.
   Кони для нашей дальнейшей дороги были перепряжены в момент. Упряжь заменена. Жизнь кипела.
   Гаврила летал среди всей этой суматохи, причитая, что в Полоцке их сиятельству непременно надо отдохнуть от этакой страсти.
   Это он правильно. Не хватало еще, чтобы погоня нас потеряла. Пусть в Полоцке нагоняют и еще раз нападают. Бойцы у этого таинственного офицера, что преследует нас, должны еще остаться. Или уже нет? Сколько же мы их намолотили?
  
   По минимуму пятеро насмерть, да подранки есть. А вот главного в офицерской треуголке не задели, точно. Где-то хоронился, под пули не лез. Вот его и хочу прихватить да поспрошать. По такому случаю побуду еще чуток приманкой. Не скажу, что мне это нравится, но уж если взялся - тащи.
  
   Пока я лечил выдуманную хворь в лучшем номере единственной полоцкой гостиницы, Гаврила вел 'агентурную разведку'. Перевоплощался он мастерски, причем в самые неожиданные образы.
   В уездном городишке все жители друг друга знают и чужак, хоть на пару дней остановившийся в городе, всегда на виду. Чего нельзя сказать о проезжающих. Вот тех много и их вроде и не замечают, чем Гаврила и воспользовался. Каждый из трех проведенных в Полоцке дней он изображал другого человека.
   С утра из гостиницы выходил мой слуга, подсаживался к кому-либо из проезжающих в сани и вроде как уезжал из городка. Отъехав немного, обычно не более версты, Гаврила изображал, что 'позабыл' в городе деньги, или еще какое либо дело выдумывал. Естественно, простившись с попутчиками, возвращался обратно пешком. Вот только в город входил уже совсем другой человек. Раз - приказчик, раз - богомолец, а раз и нищий калека. Лихо это у него выходило.
  
   Наш хвост со Смоленска он обнаружил на второй день. Тот же шпынь, которого я заметил первым. Везучий мазурик. Уцелел под пулями, правда, не полностью. Хромал заметно, но свою работу филера тащил исправно. Следил за гостиницей и за моим сиятельством.
   На третий день появился и офицер в сопровождении богато одетого молодого татарина.
  
   Литовские татары это - вообще особая песня. Практически те же казаки, только мусульманского вероисповедания. Люди воинского сословия, находящиеся на службе у правителей Литвы, из них в XVIII веке и были созданы первые, знаменитые в будущем, уланские полки.
   Отчаянные смельчаки и мастера на разные военные хитрости. Кроме того, славились своей верностью тем кому присягнули. Не зря они входили в личную гвардию Наполеона и были одними из последних солдат, кто защищал его до конца.
   Если офицер нанял этих ребят, то это - опасно.
   А он - мастер людей подбирать, этот таинственный военный, отдаю ему должное.
  
   Как уж Гаврила извернулся, Бог весть, но вызнал, что кроме офицера и соглядатая против нас играют еще трое татар. Где остановился офицер неизвестно, а вот татары держали наемную квартиру всего через четыре дома от гостиницы. Со вчерашнего дня один из них все время маячил вблизи нашего жилища, сменив хромающего филлера. Тот пропал. Скорее всего, где-то вместе с главарем отсиживается, ножку залечивает.
   Этот офицер мне нужен. Вот только как до него добраться...?
  
   Все три дня, что сидел взаперти, я посвятил литературной деятельности. Нужно было как-то убить время, вот и занялся 'творчеством'. Плагиатил вовсю, предварительно уложив свою совесть спать и спев ей колыбельную. И уже не в первый раз...
   Всегда, когда моя служба требовала некоторого выжидания в засадах или при слежке, я записывал стихи, которые приходили на ум.
   Отлично снимает напряжение и расслабляет. После таких 'творческих' упражнений и думалось и работалось гораздо лучше, да и настроение поднималось слегка.
  
   Я понимаю насчет чужой интеллектуальной собственности и все прочее. Но, наверное, те, кто писали законы, не попадали в мое ..., как это лучше? Во! Интересное попаданское положение.
   Я - эгоист. И хочу петь и слушать песни моего времени. А для этого их надо легализовать. Нехорошо воровать чужое? Согласен. Но очень хочется не терять хоть такую ниточку, связывающую меня с моим временем. Те люди, стихи которых я присваивал, еще не родились и их великолепные строки не знал никто во всем мире, если он не попаданец, естественно. Значит, я и есть человек первым записавший их на бумагу. Типа 'аффтар'. Плагиатор конечно, а что делать, если Бог не дал таланту?
  
   Кроме того, известность в литературной среде открывает дорогу во многие дома, куда меня бы иначе и на порог не пустили. Девятнадцатый век на дворе, однако, и расслоение общества огромно. Одно исключение - люди творчества. Не зря князь Кочубей хотел меня использовать в этой среде.
   В литературном обществе России бушевали страсти не меньшие чем в политике или в финансах. После великой революции Державина, а после и Карамзина, который возглавил оппозицию 'классицистам' Ломоносовской школы, вулкан страстей кипел не хуже Везувия. Литературная войнушка тянулась от 1790 года. За это время возникло столько течений в поэзии и прозе, что прямо - караул.
   По большому счету русской литературы в современном мне понимании как таковой до этого и не было, но зато сейчас она создавалась прямо-таки стахановскими темпами.
  
   Карамзин со товарищи сделали мощнейший рывок, перекроив каноны и создав течение писателей и поэтов 'сентименталистов', из которых к 1811 году выкристаллизовались 'романтисты' и даже 'реалисты'. Были еще и 'славянисты', ревнители старинного стиля, были мастера сатир, эпиграмм и басен и прочие и прочие. Много, короче. И все скопом писали еще и на французском языке.
   Споры и критика на страницах 'Европейского вестника', который после ухода на историографическую службу Карамзина несколько лет тому возглавил Жуковский, велись весьма горячие. Доходило до дуэлей. В других менее знаменитых журналах еще покруче бывало, уже и за гранью приличий.
   Ну чем не интернетовские перепалки? Очень похоже. Только вот за базар тут приходилось отвечать порой и собственной шкурой. Такое уж время.
  
   Кроме официальной процветала еще и неофициальная, интимная камерная поэзия, шуточное или сатирическое общение между людьми в письмах поэтичной формы. Как называли в Обществе эту форму стиха - 'галиматья'. На манер небольших театральных 'капустников'.
   А еще соперничали две столицы в поэтическом поединке. Сцепились 'московские воздыхатели' и 'петербургские ревнители'.
   В общем, родной русский творческий бардак.
  
   Разобравшись, какие из изданий, к каким течениям больше тяготеют, я потихоньку стал рассылать стихи под различными псевдонимами. Естественно, только те, что могли бы восприняться в этой эпохе.
   Сейчас вот дописываю послание барону Корфу, который стал моим добровольным агентом в Санкт-Петербурге. Ему я пересылаю стихи на военную и патриотическую тематику, а дальше он сам отбирал, что отдать в печать уже под моей фамилией, а что просто записать себе в альбом как сувенир от друга.
   Так увидели свет 'Артиллеристы - царь отдал приказ...', 'Лихие драгуны, треножьте коней...', 'Отгремели песни нашего полка...' и даже 'Гардемарины' из одноименного сериала. Сколько же песен и стихов я помню, обалдеть можно! Пусть начинают жить на двести лет раньше.
   Армейские офицеры полюбили романсы Окуджавы, а солдатам больше по вкусу пришлись песни первой половины двадцатого века. И неожиданно - шансон, несколько переделанный под солдатскую романтику, конечно. Их стали распевать и в строю, и на отдыхе, переведя в разряд народных. И пусть! Мне не жалко. Тем более, что со стихами я иногда передавал ноты. А порой солдатики и сами мелодии придумывали. У нас народ талантливый.
   Уж простите меня, авторы грядущего. Вы - люди одаренные Божьей искрой, напишете и другие стихи, вполне возможно еще и лучше этих.
  
   Дописал, запечатал и отправил на почту через посыльного. Что перехватят недруги, не боялся. Как только письмо попадало к почтмейстеру, изъять его не мог никто, а почта находилась рядом с гостиницей. Почтовая служба в Империи работала как часы, да и прочитав фамилию получателя, почтальон костьми ляжет, но корреспонденцию не отдаст.
  
   В номер вошел Гаврила. Я с удивлением уставился на его живописные лохмотья нищего. Удивленно по причине того, что только полдень, а он уже тут как тут. Да и видок у него... Гаврила всегда перед приходом в наше временное жилье возвращал себе свой образ слуги, а сейчас вот пренебрег. Видно, здорово спешил.
  
   - Меня никто не видал. С черного крыльца зашмыгнул пока девка помои выносила. Не хотел время терять. - Гаврила был серьезен и собран, говорил негромко и четко, одновременно переодеваясь и приводя себя в порядок, стирая грим с лица.
   - Вызнал чего?
   - Вызнал. Офицер утром уезжает. Где хоронится, я так и не узнал.
   Ночью на нас нападут, все уж сговорено. Трое татар пойдут резать, а мокродел на подхвате да на страже будет. Татары ловки уж больно. Жилистые, крепкие, кинжалы мечут отменно, даже мне не уступят. Подсмотрел, как они ножами доску ковыряли. С десяти шагов в сучок без труда вгоняют с обеих рук пару ножей единым броском. Живыми их брать не выйдет. Это - воины, не убийцы. Подкрадутся как тени. Беречься крепко надо будет.
   - А если не беречься?
   - Это как?
   - Самим напасть. Днем.
   - Ты сдурел, Сергей Лексаныч! - Гаврила хлопнул себя по губам. - Ой, прости, барин. С неожиданности я...
  
   - Прощаю. - Я хмуро глянул на управляющего. - И то, только потому, что 'сиятельством' меня перестал обзывать. Но впредь думай, что и кому говоришь. Вдругорядь не прощу. - Потом добавил.
   - Но раз ты не ожидал, то и они не ожидают...
   - Так ведь днем! - Изумленно покачал головой. - На глазах у всего честного народа? Это кто ж на такое решится?- Гаврила потер затылок.
   - Только полный псих. И еще мы. А кроме того, нам тот мужик нужен, что за нами следил. Он ведь с татарами остался? - Мне все больше нравилась эта идея.
   - Остался. - Управляющий кивнул.
   - Вот через него и на офицера выйдем. А насчет народа... Как мыслишь, ежели пожар полыхнет, куда люди станут смотреть?
  
   Гаврила задумался, проигрывая в уме варианты наших действий. Лицо прояснилось. - А ведь выгорит! Ха! Если гореть будет ярко. - Скаламбурил, расплывшись в улыбке, довольный собой. - И они, небось, выскочат глядеть. А мы за их спиной в дом и проберемся.
  
   Я спросил:
   - Чего там поблизости можно подпалить, чтобы большой пожар не возник?
   - Да есть одна сараюшка на отшибе неподалеку. - Гаврила традиционно почесал в затылке. - Там держат с дюжину овец, а под стрехой сено хранится. Стреха - из соломы. Добре будет гореть, но если люд поторопится, то и овец спасут. Только как подпалить незаметно?
   - Просто. В сено свечу поставить, чтобы чуть выше выступала, и запалить. Прогорит немного да сено подожжет. А мы тем временем к дому проберемся. Все легко.
   - Годится. Только не свечу, а гренадерский фитиль запальной. Свечу и задуть может, а фитиль не погаснет. - Гавриле явно все больше нравился план. Ишь ты, воодушевился-то как. - А еще лучше и то и другое. Чтобы вернее вышло. И еще одно. Чтобы нас не узнали, перекинуться надо.
  
   Я уже знал, что слово 'перекинуться' у Гаврилы означало - сменить внешность.
   Поскольку надо иметь под рукой оружие, то он решил загримировать нас под плотников-поденщиков. Топоры и завернутые в холстину инструменты подозрений не вызовут.
   Время поджимало...
  
   - Раз пошли на дело - я и Рабинович...
   Вот привязалась песенка, так и крутится в мозгах. Это нервное у меня, ничего с этим не могу поделать. Не раз уже за собой замечал. Что-то вроде предстартового мандража. Стою за углом сруба, жду Гаврилу и мурлычу одесский фольклор. Ненавижу ждать.
  
   Поджигать сараюшку мой управляющий мне не позволил. Отправился самолично, прихватив мою зажигалку, а я остался ждать, груженый двумя котомками с 'инструментом', топором и завернутым в полотно клинком. Брать его на такую операцию - полная дурость, но я уже убедил себя, что Дель Рей - мой счастливый талисман. Вот и взял.
   Время тянется как очередь за колбасой в годы 'плюрализму', бесконечно, нервно и скучно. Но ничего не поделаешь. Ждем-с.
  
   Гаврила возник бесшумно. Умеет ниндзя российский, этого не отнять.
   Отдаю ему котомку и топор. Двинулись.
   Теперь, не таясь и очень неторопливо, приближаемся ко входу в жилье наших врагов. Последние минуты. Когда же...?
   Вот над сараюшкой появился легкий дымок и за запертыми дверями заблеяли овцы, охваченные ужасом. Над соломенной стрехой взвился первый язычок огня.
   - Пожар!!! Люди-и-и! Гори-и-им! Пожар!!!
  
   Крики бьют по нервам. Нет ничего страшнее пожара в городе с деревянными домами. Горят заразы. И от печки, и от свечки, и от лучинки или уголька. Любит огонь дерево, при первой же возможности набрасывается и пожирает, словно хищник вожделенную добычу.
   Часты пожары. Это - плата за тепло и свет в зимнюю тьму и стужу. И люди знают и боятся самого этого крика. На всполошный зов выбегают все, и стар, и млад. Всем миром стараются обуздать огненного дракона, пока не вырос, пока не разгулялся во всей своей грозной силе. Да и первое желание при этом вопле - выскочить и глянуть, не грозит ли огонь твоему собственному дому. Это уже на уровне инстинкта.
  
   Сработал он и у наших подопечных. Дверь интересующего нас дома резко распахнулась, и из нее выскочили все трое татар. Хромой шпик остался внутри.
   Татары бросились к забору, глядеть чего горит, а увидев, остановились и зачарованно уставились на разгорающийся пожар. Огонь не опасного для их дома громадного костра притягивал взгляды лучше магнита.
   Мы с Гаврилой не теряли времени зря и шустренько прошмыгнули в дом за их спинами. Быстро, но тихо поднялись по темной и крутой лесенке на второй этаж, где находилась съемная квартира в две комнаты. Гаврила влетел первым в приоткрытую дверь.
  
   Шпик, находящийся в первой комнате, чего-то почувствовал своим варначьим чутьем, и встретил нас уже на ногах, вытягивая вперед руку с зажатым в ней пистолетом.
   Напарник оказался шустрей. Взмах руки и в воздухе закувыркался топорик. Глухо бумкнул обух, встретившийся со лбом бандюгана. Нокаут. Можно не считать.
  
   Не сбавляя хода, мы подхватили тело за руки и потянули его во вторую комнату. Шишка у этого парня будет знатная, а крови и вовсе нет. Вяжем молодца в темпе.
   Класс. Гаврила не только ниндзя, но еще и индеец. Вон как топорики мечет.
   Итак, минус один.
  
   Гаврила затаился во второй светелке, а я, подхватив Дель Рей в правую и ТТ в левую руку, рванул назад в коридорчик. Свое секретное оружие в этот раз решил все же использовать, уж больно стремно с кремневым чудом тульского производства в ближний бой идти.
   Выскочил на темную лесенку. Там, перед входом в квартиру, была небольшая захламленная какими-то рогожными кулями площадочка и дверь в чуланчик. Вот за кулями я и схоронился.
  
   Крики на улице усиливались, народ сбегался на тушение пожара со всех окрестных домов. А вот мои татары сейчас должны вернуться. Выскочили-то неодетые, знать, уже промерзнуть должны. Во, шаги...
   Все трое один за другим поднимаются, переговариваясь на непонятном мне языке. Ступени скрипят.
   Наверное, когда мы поднимались, тот мужик, что был в комнате, скрип и услыхал.
   Рука ощупывает куль. Что-то мягкое, похоже на перо. И запах подходящий. Точно, необработанное перо, которое готовят на подушки, или еще для какой-то нужды.
   Перо - подушка - глушитель. Идея появилась мгновенно...
  
   Татары, тем временем продолжая обсуждать что-то, входят в дверь, вот уже и спина последнего в проеме...
   Все остальное произошло одновременно. В комнате раздался предостерегающий гортанный вскрик, звякнуло железо.
   Я вскочил и мягко толкнул всем своим телом последнего из входящих в комнату человека. Почему мягко? Да потому, что между ним и мной был подхваченный правой рукой куль, набитый перьями. В него в свою очередь я воткнул ствол зажатого в левой руке и уже готового к выстрелу пистолета.
   Неудобно-то как держать куль и шпагу одновременно!
   Выстрел через импровизированный глушитель прозвучал все равно громко. Или мне так показалось? Швыряю куль вперед и в перекате через рухнувшее тело влетаю в комнату. Над головой мелькнул брошенный в меня кинжал. Блин, тотошку выронил...
  
   Это я вовремя. В дальнем конце комнаты Гаврила схватился с одним из татар. Похоже, второй собирался метнуть кинжал в него, но швырнул в меня, как более опасного. А лихо он кидается ножичками, прав был Гаврила, этот - мастер. Вон еще один кинжал тащит. Успеет?
   Не позволим!
   Сокращаем дистанцию. Дель Рей сверкнул в стремительном и глубоком выпаде. Достал...
  
   Но вражина оказался крепок и зол на драку. Раненый, потерявший кинжал он, извернувшись как кошка, перекатился спиной через стол. Вскочил на ноги уже с сабельным клинком в руке.
   Знал куда падать...
  
   Кровь окрасила левую сторону живота, но татарин, казалось, не замечал этого. Всю свою оставшуюся силу и ярость он вложил в бешеную ответную атаку. Единственная для раненого возможность победить, и он ею воспользовался.
   Только не было скрежета столкнувшейся стали. Встречный укол шпаги оказался быстрей, чем рубящий сабельный удар.
  
   Останавливающее действия клинка - огромно, сравнимо разве что с крупнокалиберной пулей, но этот парень имел железную волю. Уже со сталью в груди наносит удар. Чтобы увернуться пришлось выпустить эфес и остаться вовсе безоружным.
   Гаснущие глаза моего врага не закрывались покорено. Сверлили яростно до последнего удара сердца, и даже после его остановки...
  
   В углу тяжело поднялся на ноги помятый и пошатывающийся Гаврила. Его бой оказался не легче моего.
   Э, парень, да ты ранен.
   На плече напарника быстро разрастается кровавое пятно. На скуле - длинная ссадина и похоже сильный ушиб запястья левой руки. Вон как ее другой рукой поддерживает. Хоть бы, не дай Бог, перелом. Там косточки тонкие.
  
   Противник ему достался не из рядовых. Если бы я не завалил третьего в первые секунды, тут бы нас карачун и посетил.
   Но отдыхать некогда. Быстрая, хоть и тщательная перевязка, короткий шмон павших противников и экспресс-допрос пленного.
  
   Колол его Гаврила. Одной уцелевшей правой. Я ему только лучинки затачивал, которые он вгонял под ногти. Шпик поплыл почти сразу. Явно, человек не той породы, что наши недавние противники. Дым - пожиже, труба - пониже. Да и Гаврила зол из-за своих травм. Убийственно хладнокровно зол.
   Показал мне мастер-класс скоморошьего допроса.
   Я вообще-то не институтка нервная, но тут был впечатлен. Все-таки средневековая палаческая школа - вещь непревзойденная. Гестапо отдыхает. М-да.
  
   Данные, которые мы получили, меня просто огорошили. Кто, вы думаете, желает моей, в смысле князя Куракина кровушки? Вот и не верь после этого в судьбу...
   Кирилл Степанович Фролин, собственной персоной. Военный интендант в чине подполковника, старший брат мною приконченных разбойников и мой кровник. Последний сын Степана Федоровича Фролина, яростного недруга князя Мирского. А кроме того, ныне занимающего должность штер-кригскомиссара от квартирьерской службы, и первого кандидата на вакансию генерал-интенданта Первой Западной русской армии, которую только начинает формировать Барклай.
  
   Эта семейка посмела обидеть женщину, которую я полюбил... Я обещал Мирскому не искать с ним встречи, и не искал. Все решила судьба.
   Теперь же ликвидировать его - это моя прямая служебная обязанность.
   У-нич-то-жу... Порву, как Тузик грелку.
   ГЛАВА 19
  
   Хорошо заданный вопрос это - уже половина ответа, а Гаврила спрашивать умел. Все пароли, явки и связи варнак выложил как на исповеди. За что и получил легкую смерть.
  
   Люд на улице стал расходиться, победив огненного дракона. Пора и нам пока еще не разбрелись добровольные пожарные и зеваки, в толпе всяко легче затеряться. Последний раз оглядываю комнату, не позабыли ли чего. Вроде все забрали, включая гильзу от ТТ. В комнатушке - полный разгром, создающий впечатление грабительского налета.
   Житейское дело, шалят шпыни ...
   Тем более, что мы таки и грабанули для большего реализма. Все ценное изъято.
  
   А татары-то богатенькие Буратины оказались, и варнак не из бедных.
   Гаврила был не только мастер допроса, но и мастер обыска. Все тайники в одежде и в комнатах он находил играючи, правда, копаться в вещах пришлось мне из-за однорукости напарника.
   Немного серебра в кошельках, много больше золота в секретной шкатулке, ассигнации в тряпице, золотые и серебряные кольца, цепочки и браслеты, а к ним все найденные бумаги, мы сгребли в котомки, спехом, не рассматривая. И ходу, ходу отсюда...
  
   Гаврила ранен, но не слишком сильно, так что помощь в следующем предприятии он оказать сможет. Хоть одной рукой.
   На серьезное дело идем. Офицера добывать...
   План разрабатываем уже на ходу, изображая двух поддатых плотников, возвращающихся из кабака в обнимку для большей устойчивости.
   Еще не совсем стемнело, и мы успеваем провести предварительную разведку.
  
   Кирилл Степанович остановился на самой окраине городка в небольшом мещанском домике. Вход - отдельный с торца сруба выходящего в дальний двор. Хозяева имеют вход с другой стороны, с главного двора. Там будка и привязанный на цепь кобель. Хоть дворы и отгорожены забором, но собака это плохо.
   При Фролине находится слуга, он же и телохранитель по всей вероятности. Мелькнул разок во дворе, когда набирал дрова для печи. Со слов шпыня он ранен в стычке на дороге, но ходячий. Тоже одну руку бережет.
   Силы равны, выходит.
   Поглядели, посоветовались и решили напасть под утро, а пока вернуться в гостиницу и отогреться.
   Вернуться, ага! Хорошо, что не успели уйти.
  
   Фролин нам все планы поломал, решив самолично проконтролировать действия своих ассасинов. Дверь его жилища открылась, выпуская на мороз крупного мужчину в теплой подбитой бобром шинели и зимней военной фуражке с наушниками. Со свечою до калитки его провожал сурового вида мужик. Правая рука слуги - на перевязи, но он и левой управляется весьма ловко. Левша, что ли? Впрочем, не важно, он остается в доме, а офицер топает в темноту один. Прямо в руки. Я же говорю, судьба...
  
   Подходит к нам, затаившимся в черноте тени. Поравнялся. Прошел мимо. Удаляется.
  
   Мой бросок из темноты был быстр и бесшумен. Ну, относительно, конечно. Я не ниндзя в отличие от Гаврилы, но и Кирилл Степанович - не Брюс Ли.
   Рывок, удар рукоятью ТТ в темечко, и мы падаем оба в снег. Он - снизу, без сознания, а я - сверху, ибо поскользнулся. Шепотом матерюсь на свою неловкость.
   Гаврила уже рядом со мной, вставляет Фролину кляп в рот, пока я вяжу руки. После, ухватившись за воротник шинели, мы дружно потянули тело подальше от дороги в сторону чернеющих неподалеку деревьев. То ли сад заброшенный, то ли лесок. Под снегом не разобрать. Метров триста проволокли. Хорошо скользит шинелька по снежку, но все равно упарились. Тяжеленький дядя, гражданин подполковник, за центнер будет.
   У-у, кабан...
  
   На весь этот беспорядок отреагировал только пес во дворе мещанина. Побрехал для порядку слегка, но без злобы. Бардак не на его территории, так чего напрягаться?
   Протянули за первые деревья вглубь еще с десяток метров. Все, хорош! И так упарились.
   А вот и два пенька славных, сметем снег и присядем. О делах наших скорбных покалякаем.
  
   Холод снега за воротником привел Кирилла Степановича в сознание, но что-либо предпринять он был не в силах. Руки связаны, во рту кляп. Незавидное положение. Но в глазах - бешенство и страх. Лицо побагровело. Как бы удар не хватил нашего интенданта.
   Как говорил Карлсон Малышу - 'Начинаем разговор'.
  
   - Доброй ночи, Кирилл Степанович. И что это вам не спится, батенька? Для здоровья вредно-с. Спать надо по ночам, а не людей убивать. Нервы расшатывает бессонница, друг мой. Здоровый сон архиважен! - Мой ернический тон полностью вытеснил из его глаз страх, оставив в них только бешенство, чего я и добивался. Офицер дернулся, пытаясь порвать путы.
  
   - Кто тебе поручил убить князя Куракина, скотина? Твоих наемников уже допрашивают. Парни крепкие, но нам расскажут все. И ты расскажешь... - Мой ернический голос сменился на зловещий шепот киношного злодея. Эта перемена тона произвела на связанного пленника интересное впечатление.
  
   Он был, как бы это сказать точнее..., озадачен. И напуган.
   Не тем первым страхом от неизвестных напавших, а истинным ужасом пойманного с поличным заговорщика.
   Перед ним находятся уже не две замотанные в тряпки рожи, а представители карательной машины державы. О том, что после покушения на Императора отношение к заговорщикам в стране несколько ужесточилось он, конечно, знал.
  
   - У вас, Кирилл Степанович, есть выбор. - Сейчас мой голос звучит уже нормально. - Первый, самый предпочтительный для меня и вас вариант. Вы все мне рассказываете сами, добровольно и чистосердечно. После этого я передаю вас в Особенную канцелярию с наилучшими рекомендациями. Далее суд, который учтет ваше добровольное сотрудничество с властями. А после - наказание, скорее всего с сохранением вам жизни. - Лицо у Фролина напряглось, жадно ловит мои слова. Пошли дальше.
  
   - Второй вариант. Вы запираетесь, но все равно рассказываете мне все, после того как к вам будут применены некоторые способы убеждения. Мой напарник - мастер на такие фокусы. Вас опять-таки передают в Особенную канцелярию, но с плохой рекомендацией, где вам зададут те же вопросы и проведут те же жесткие следственные манипуляции. А вдруг вы солгали? После - суд и более суровое наказание. - На скулах офицера заходили желваки.
  
   - Третий, почти невероятный вариант. Вы мне ничего не говорите. Причина не важна, из упрямства ли, из какой-либо другой прихоти. Или, что тоже возможно, вам просто ничего не известно. Повторяю, причина - не важна. Я вас спрашиваю до тех пор, пока вы не умрете.
   Какой вариант выбираете? Если первый - я достаю опросник и карандаш, луна достаточно ярка для записей. Если второй или третий - я достаю инструменты. Итак? Первый?
  
   А куда он денется с подводной лодки. Кивнул. Ну и ладно.
   Продолжаем разговор.
  
   Опросник, созданный Валентином Борисовичем Черкасовым, весьма обширен и многовариантен, моя идея, кстати, но воплощение чисто его. Ведь первый опрос после задержания проводили обычные офицеры, вот и разработали им такую памятку:
   - Откуда, куда, зачем? Кто, с кем, где и когда? На какие шиши?
  
   Кирилл Степанович оказался не самой крупной сошкой, но порассказал много интересного. Наблюдательный товарищ, умеет подмечать нюансы. Строчки быстро ложились на бумагу, разговор шел весьма откровенный. Мечта следователя. Каждый лист Фролин подписывает собственноручно, руки я ему развязал.
   Гаврила, стоя за его спиной, несет караульную службу. Фиг его знает, какие распоряжения оставил подполковник своему слуге.
  
   Как напарник и я проморгали попытку Фролина вырваться, непонятно. Впрочем, это как раз и понятно. Расслабились.
   Клиент поет соловьем, дергаться не пытается, внешне полностью сломлен. Я даже откинулся на пенечке, расслабляя затекшее от писания в неудобной позе тело. Дель Рей в ножнах завернутый в холст, упирающийся все это время мне в плечо гардой, ну, не класть же его в снег, чуть не упал, наклонившись в мою сторону. Хотел его подхватить.
   В этот момент Фролин сделал героическою попытку напасть.
   Пока я писал, он отогревал руки под завернутой полой шинели, но тут они вынырнули из-под сукна с зажатым в кулаке маленьким пистолетом.
  
   Гром, дым, огонь, крепкий удар в грудь, вскрик Гаврилы и хрип Фролина уместились в полсекунды времени. Меня сшибло с пенька. Кажись, достал меня Кирилл Степанович...
  
   - Ты как, Сергей Лександрыч, куда тебе этот аспид угодил? Эх я, дурак стоеросовый, как не обыскал-то... Как же так, ты хоть жив-то? Барин, слышь, куда он попал?
  
   Я с хрипом втянул морозный воздух в ноющие легкие. Блин, как больно...
  
   - Глядись-ко, Сергей Лександрыч, Бог тебя спас. - Гаврила подносит к моим затуманенным от боли глазам смятый в лепешку эфес шпаги.
   Клонящийся от моего неловкого движения в сторону клинок своей рукоятью прикрыл меня от выстрела. Принял на себя выстрел и изменил траекторию пули, которая засела где-то в правом плече. Правда, и в солнечное сплетение удар рукоятью получил крепчайший. Не беда, это перетерпим.
  
   На выстрел отозвался целый собачий хор. Лай волной разошелся по всему городу.
   Надо смываться...
   Поднимаюсь с трудом, опираясь на Гаврилу. Глаза натыкаются на тело Фролина.
  
   Хотел я с тобой, Кирилл Степанович, поговорить по-иному. Рассказать тебе про братьев твоих, про то, что платишь ты за оскорбление ... Да чего уж там, покуражиться захотел... Вот меня и наказали. И поделом мне.
  
   Фролин лежит на спине, раскинув руки в стороны, глаза глядят не мигая. Гаврила бил топором насмерть.
  
   - Уходим. Глянь, чтобы ничего не оставить. - Хриплю. Дыхание удар пули сбил напрочь.
  
   Вовремя. От дороги уже слышны тревожные голоса, мелькает свет фонарей и факелов. Мы рванули по сугробам, в меру сил, естественно, под прикрытием деревьев вкругаля, чтобы выскочить на дорогу в стороне. На снежной целине нас моментально по следам найдут.
   Выскочили. В этом месте дорога пустынна. Гаврила сыпет порошок от собак, чтобы сбить со следа. Табак с перцем. Псов вряд ли спустят, но береженого Бог бережет. Запасливый у меня управляющий. Все учел.
   Так задворками и пробрались в гостиницу. Засов на черном крылечке Гаврила сдвинул специальным крючочком, согнутым из тонкой стальной проволоки. Прообраз отмычки.
   Тихо проскользнули в свой номер. Минут десять мы просто сидели в темноте и переводили дух.
  
   После двое уставших мужчин занялись своими боевыми ранениями. У обоих, как на заказ, оказались сходные раны в мякоти плеча, у Гаврилы - в левом, кинжалом, у меня - в правом, пулей. К счастью, не глубоко, свинец выковыряли ножом. У моего управляющего еще сильный ушиб запястья, но обошлось без переломов, хотя трещинки есть точно. Отекла рука здорово. У меня же ушиб груди, наливается здоровенный синяк, а глубоко вдохнуть просто не могу. Ранен и защитивший меня клинок Дель Рей. И что интересно, эфес изуродован почти один в один, как перед реставрацией в двадцатом веке. Просто мистика какая-то.
   Хотя чего удивляться. Вся моя эпопея в веке девятнадцатом - сплошная мистика.
  
   Мы тщательно продезинфицировали свои раны снаружи и весь организм изнутри. Внутреннюю дезинфекцию провели после того, как уничтожили все следы нашей авантюры. Но уж потом оторвались от души. В принципе мы просто подтверждали пущенный Гаврилой слух, дескать, князь от зубной боли и со скуки пьют. Вот и будет у меня завтра, в смысле уже сегодня выхлоп.
   Короче, наливай, Гаврила.
  
   Из Полоцка выезжали почти в полдень. Пока собрались, пока перекусили. Свои неловкие движения Гаврила объяснял тем, что сиятельству стало скучно пить одному, вот он и его заставил. Народ, глядя на его измученное лицо, верил. Ну а мне никому ничего объяснять не надо. Князь, одно слово.
   За мелкую монетку половой сбегал на станцию и договорился за запряжку в наши сани и за наем ямщика на перегон. В общем, едем.
   В принципе можно было бы, и прекращать комедию с подменой, но по взаимному и молчаливому согласию с Гаврилой решили доиграть спектакль до конца.
  
   Да, скажу я вам. Путешествовать раненым - то еще удовольствие. Это больно, во-первых, и глупо, во-вторых. При уровне медицины начала девятнадцатого века можно и ласты склеить. Видимо, с омоложением внешности у меня омолодились и мозги. Причем, мозги больше. Иначе чем детством нашу глупость не назовешь. А Гаврила, тот вообще авантюрист до мозга костей. И теперь два идиота, сцепив зубы играют роль дальше.
   На каждой ночевке заказывали много выпивки, чтобы наши нетвердые походки и болезненный вид не вызывал вопросов.
   Ха! Подпорчу я князю репутацию.
   Ничего, переживет. Интересно, он уже в Риге или еще нет? Должен бы уже доехать по времени. Ладно, еще одна ночевка и спектакль окончен. Скорее бы...
  
   Всем известный факт, что наибольшее число аварий и катастроф происходят на последнем участке любого опасного предприятия, когда основные трудности пройдены. Альпинисты больше всего травмируются на спусках - это факт. Вот и нам не повезло.
  
   Не доезжая до Риги, всего каких-то сорок верст, нас и подловили. Причем, до безобразия просто.
   Мы на узкой дороге разминались со встречной тройкой. Сбавили ход и взяли правее, соответственно, встречный транспорт тоже сдал правее, почти разъехались...
   И тут я узнал пассажира во встречных санях. Эту торжествующую рожу я видел освещенной свечей на пороге жилья Фролина, когда слуга провожал своего хозяина. Узнал..., но вот предпринять, что либо, уже не успевал. Мне в лоб смотрело дуло пистолета. Время словно остановилось.
   Доигрался, Серега...
  
   Выстрел!
  
   Мне кажется, я даже полет пули вижу. Рвусь в сторону, но воздух, словно из гранита, не сдвинуться. Ну, хоть чуть... Удара не почувствовал.
   Темнота...
  
   Как описать то состояние, которое и не смерть и не жизнь? Спросите тех, кто пережил клиническую смерть на операционном столе или еще при каких обстоятельствах. Что они вам расскажут? Если не пошлют подальше сразу за вашу назойливость, естественно.
   По-разному бывает, но одно у всех общее. Там нет времени, там другие образы, измерения, цвета, свет и запахи, совсем другие восприятия и - покой.
   От смерти не уйдет никто. Что она? Награда? Наказание? Путь в некуда или путь в дальше? Конец или только начало? Бог весть. Тот, кто шагнул за порог, не расскажет.
  
   Вот и я побывал на этом пороге. Только на пороге. Дальше не пустили. Мне даже послышались слова, сказанные без слов или просто громкие мысли. Они говорили мне на незнакомом, но понятном языке, что мне еще не пора, что мне надо вернуться. И еще, я видел бабулю. Не ее саму, а как бы образ, но это была она. Странно, ведь она еще не родилась в этом времени. Или для умерших нет параллельных миров?
   Как всегда строго-ироничная она просто напросто отправила меня обратно. Вот такая она, с нею не поспоришь...
   Я вернулся.
  
   Часы тикают. Громко так. Клац-клац, клац-клац металлическим щелканьем. Солидный, видать, агрегат. Напольная, не передвижная модель. Древность седая с гирями на цепочке и длиннющим маятником.
   Кто-то прошел рядом со мной, ветерком обвеяло лицо, шаги мягкие, одежда шелестит тихонько. Поглядеть бы, вот только нет сил поднять веки. Пахнет ладаном и какими-то травами. Тела не ощущаю совсем. Из всех чувств работают только слух и обоняние. И кожа на лице воспринимает тепло и холод. А на руках? Они хоть есть, руки-то?
   Есть, вроде чувствую конечности.
   Ну-ка, Сереженька, шевельни пальчиком. Блин, как трудно... Шевельнул. Все, устал... Спать...
  
   ...Птицы, что ли? Точно. Явно уже не во сне. Птицы. Синички с воробьями судя по чириканью и писку.
  
   Я маленьким делал кормушки и ставил на балкон. Помню... Мы в ДОСах жили на Дальнем Востоке. В гарнизоне ДОСы кирпичные... в три этажа. Коридоры длинные. Доски крашеные. Я еще на трехколесном велосипеде там...
   Думать тоже трудно. Устаю...
   Кажется, в меня стреляли? Но если я слышу, как дерутся воробьи - значит выжил. А куда ранили-то? Неважно. Устал очень... Спи, Серега, запасай здоровье...
   Все - завтра...
  
   ... Да что ж вы меня так ворочаете? Больно же... Изверги...
   Стону от боли хоть хочется выть, а вот сил нету. Из глаз - слезы...
  
   - Ничего. Терпи, Сергей Саныч. Ты - цепкий, непременно на поправку пойдешь. Терпи, а то пролежни будут. Главное, чтоб ты в себя пришел... Так..., а теперь вот так... Сейчас разомнем немного, а то вовсе на мощи сошел. Да не беда, мясо нарастет...
  
   С трудом раскрываю глаза. Кто там бормочет?
   Знакомая физиономия... Это он меня пытает...
   - Гаврила...?
  
   Голос..., да какой там голос, шепоток хриплый только и вышел.
   Во, перестал палач. Лыбится. Встал перед моим взором и перекрестился широко.
   - Слава тебе, Господи. Очнулся...
  
   Я выдавливаю из себя:
   - Где я? Чего ты меня мучаешь...?
   - Так пролежни же будут. Почитай, две недели без памяти лежишь. Вот я тебя и ворочаю да разминаю. Ништо, раз очнулся, стало быть, обошла тебя костлявая. Живее прежнего будешь, Сергей Саныч. Сейчас воды подам, попей...Ты молчи, пока не говори. Я сам тебе все расскажу. Можешь слушать? То моргни глазами.
  
   Слушать трудно, но я послушно моргаю. Тело чувствую, голова - на месте, память тоже не вышибли. Правда, башка гудит и кружится. И от наименьшего движения простреливает острая головная боль, словно гвозди вбивают.
   Фигня. Вытерпим. Мы Горские - народ терплячий.
  
   - Ты ныне на квартире в доме его сиятельства князя Куракина. - Продолжил Гаврила. - Они дом на Риге снимают, вот нас сюда и поселили до поправки. А привезли, почитай, сразу после ранения.
   Ты хоть помнишь, как ранили-то тебя?
  
   Я опять прикрыл глаза. И рад бы забыть ...
  
   - Гнали мы в Ригу к дохтуру... - Гаврила говорил не прекращая разминать мне руки. Больно, но терпимо. - Я-то перевязал тебе голову, да ты совсем без памяти был. Вот и гнали. Загнал лошадушек чуть не вусмерть. Только на твое везение и надеялся. Его тебе судьба, видать, на троих запасла, а то и боле. Да... Так вот, на въезде в город мы на его сиятельство и едва не наехали. Они тебя, Сергей Саныч, признали вмиг... А уж ругались-то как, что я тебя не уберег! Завернул сразу тройку к себе в дом и за дохтуром послал. Пришла образина немецкая и говорит мол, не жилец ты. Князь осердчал, страсть прямо. Пообещал и тебя и дохтура закопать в одной могиле. Тот в перепуг, других немцев зовет на помощь. Консилия какая-то... Собралась их толпа, галалакали да кровь тебе пускали. Пиявки ставили. И где взяли среди зимы, ироды...?А ты, как есть, бревном лежишь. -Замялся на секунду. - Ну, я и стал тебя нашим макаром лечить, когда никто не видит. Прямо в доме нашел саама старого, он при скотине состоял. Его как диковинку тут держат. Тот язычник шаманить может. Да и сам я - грешен, пусть Господь простит... Камлал он да травы курил и тебе питье делал, а я помогал. Сказал тот саам, тебя сильные духи хранят, а через тебя и тех, кто тебе дорог. Что долго жить будешь. Да и я сам-то видел... Все, теперь спи. Для первого раза хватит.
  
   Действительно хватит. Еле дослушал. Башка раскалывается. То ли заснул, то ли потерял сознание, но в темноту провалился.
   Когда пришел в себя в следующий раз, в комнате никого не было. На дворе солнышко светит, сквозь оконный переплет пробивает лучиками. И снова гомон птичий. Кто-то видно здесь подкармливает лесных пернатых. Эк разошлись... Красиво.
  
   Взгляд скользит по комнате. Уютненько. Ничего лишнего, все подобрано в неярких тонах и со вкусом. Это в смысле обстановка. Тепло.
   Пошевелил конечностями - работают, повернул голову - побаливает, но терпимо. Тошноты нет. Зато есть аппетит.
   Жрать хочу!
   Руки слушаются вполне нормально. Провожу эксперимент. С закрытыми глазами попадаю указательным пальцем, попеременно левой и правой на кончик собственного носа. Проверка на координацию. Со стороны смотрится, наверное, уморительно.
   Гаврила, по крайней мере, захихикал.
   Вот жук, умеет двигаться абсолютно бесшумно, когда вошел в комнату я и не услышал.
  
   - Здоров будь, Сергей Лексаныч, день-то нынче какой! Благодать Господня. Сретенье ныне, и к тебе здоровье возвертается. Я только из церкви. Свечку за тебя поставил во здравие и с благодарением о спасении. И батюшка, как службу правил, тоже во здравие помянул. Сейчас вот и тебе свечу сретенскую запалю, пусть и тебя благодать коснется.
  
   Гаврила захлопотал в комнате, а я тихо балдел купаясь в тепле, в солнечном свете и хлопотливом говорке своего друга. Какой там управляющий...? Друг истинный, он только так и проверяется. Бедою. Спасибо судьбе за хороших людей на моем пути. Просто, спасибо... Защипало глаза. И чего-то я расчувствовался? Ладно, проехали...
  
   И действительно. Со Сретенья мое здоровье пошло на поправку довольно быстро.
   Первой приметой стало то, что я начал думать о женщинах. Вернее о женщине. Анна Мирская, потому как Сорокиной я ее упорно не воспринимаю, все чаще приходила в мои мысли и сны незваным, но приятным гостем. Будет ли ответ на мое сумасшедшее письмо? Я жду. А пока нет потихоньку пишу следующее. Описываю, как я скучаю и думаю о ней, как провел день, о чем думал и что планировал. Потом жгу свои записи в камине. Ежевечерний ритуал сожжения неотправленных адресату листков стал привычным. Я жду...
   Почту мне сюда никто не перешлет, вся корреспонденция ждет меня в Смоленске. Когда-то еще туда доберусь?
  
   За неделю я уже ходил, а за две был ограниченно здоров. Увы, организм, растраченный резерв восстанавливал несколько медленнее, чем хотелось, но к концу второй недели я уже стал потихоньку заниматься физподготовкой.
   Пока валялся без памяти, я практически ничего не ел. Только воду через специальную поилку очень похожую на заварной чайник, да бульончик вливал в меня Гаврила. Он и был моей неизменной сиделкой целых две недели. Если кому я и обязан вторым рождением - так это ему. Ну и своему везению вкупе с регенеративными способностями.
  
   Я, в какой-то мере, успел уклониться от пули летевшей мне в лоб, а может у убийцы рука дрогнула или сани, в которых он сидел, качнулись. Свинцовый шарик только пробороздил по черепу пропахав хорошую дорожку в волосах, не пробив саму кость.
   Мне достался тот же подарочек, что и прапорщику Кабанову - крепчайшая контузия. Насколько я понимаю, другого человека такая травма доконала бы, но сработал имеющийся в моем организме резерв. Вернее, полностью раскрылся тот, который заложен в любом человеке изначально от природы, но используется едва лишь на треть. Вот я и выкарабкался.
   Сегодня, возвращая себе прежнюю форму, усиленно занимаюсь с Гаврилой фехтованием. Тренировочным полем нам служит огромная зала на первом этаже дома, инвентарь для тренировок предоставлен мажордомом по первой же просьбе. Работали в основном учебным оружием, но порою хулиганили и боевым.Я по новой приноравливался к старинному клинку испанского араба Дель Рея.
  
   И этого раненого вылечили!
   Эфес шпаги, исковерканный пулей Фролина, заменен на новый.
   В Риге всегда работали хорошие оружейники и кузнецы. Ювелиры тоже.
   При чем тут ювелиры?
   А при том, что благодаря им Дель Рей приобрел новый эфес из благородных металлов. Во!
   И один орден у нас на двоих. Анна третьей степени пристроилась на золотой шпажной чашке с наружной стороны и чувствовала себя там весьма комфортно. Дель Рей, по-моему, гордился таким украшением. Тщеславный ты испанец, стальная твоя душа. Но и я сам не без греха. Тоже горжусь.
  
   Орденский знак на клинке мне вручил лично князь Куракин. Наградной лист подписан Императором по двойному ходатайству. Князя Куракина, как основного ходатая, и князя Кочубея, как моего непосредственного патрона.
   Вот так-то. Не хухры-мухры.
   К Анненскому клинку прилагалось еще и внеочередное производство в следующий чин, и денежное вознаграждение. Плюс, для равновесия, вызов на ковер к начальству в столицу по выздоровлению.
   Князь Кочубей желают лично видеть пред светлы очи, лишь только я достаточно окрепну.
  
   Награждение состоялось едва смог встать на ноги. В этой самой зале.
   Князь был весьма редким гостем в собственном доме. Он все-таки стал товарищем министра полиции Российской Империи и теперь наводил порядок в северных и западных ее пределах. Лифляндия, Финляндия, Западные земли... Ох, и не скучно ему!
   Империя укреплялась изнутри и снаружи, работы всем силовикам, или как они в это время называются, хватало через край. Но для меня князь время выкроил.
   Вот на этом самом паркете он и вручил мне золотую шпагу с Анненским коронованным крестиком на гарде.
  
   Тренировки с каждым днем становились интенсивней. Как раз сейчас, изрядно размявшись с учебными рапирами, мы и хулиганим с Гаврилой боевыми клинками. У меня Дель Рей порхает в круговой защите, у Гаврилы моя вторая шпага из времени двести лет вперед пытается эту защиту пробить.
   Он ее себе присвоил, и мне не оставалось другого выхода, как подарить. Даже в дорогу он клинок захватил и припрятал в санях, куркуль.
   Поскольку управляющий ни разу не дворянин, за шпагу его могут и взгреть. Носить прав не имеет. Вот он и не носит, а только возит.
   По моему примеру тоже своему клинку имя дал. Это после того, как я ему рассказал про древнего клинкового мастера. Да какое имя!
   - Егорушка. - Во, хохмач.
  
   А сила-то возвращается, клинок уже не оттягивает руку, послушен, как и прежде. Вот дыхалка пока дрянь. Но не беда. Еще пару дней и буду в норме, а там и в столицу можно двигать. Надоело в четырех стенах. Прогулки у меня пока еще строго дозированы и под надзором моей няньки-смотрителя.
   В Риге все уже переделал, что хотел. Погулял, поглядел на дома, которые помнил из детства. Ага. У меня ведь и здесь родня жила, приезжал сюда несколько раз. Пока был Союз... Расстроился от воспоминаний и больше туда не ходил.
  
   Старого саама мы выкупили, и Гаврила договорился с капитаном какого-то шведского купеческого корабля, чтобы его отвезли поближе к тем местам, где его родичи кочуют с оленями, да еще помогли добраться. Заплатили, конечно. Шкипер с виду мужик честный.
   Поехал старик на родину. Нас успокоил, что мол, духи помогут в пути, а там и заберут к себе. Пора ему...
  
   Отвлекся чуть и получил условный укол. Все, конец тренировке, а то уж больно часто начинаю ошибаться. Силенок пока маловато.
  
   Вообще, наши занятия стали регулярными и больше похожими на обмен опытом. На мой комплекс Тай-чи и приемы из арсенала самбо он ответил скоморошьей боевой пляской.
   Это было сильно...!
   Ножи и вообще все острое железо метать он меня обучать начал, а я в ответ ему ножевой бой показал, который сам осваивал в смоленском клубе исторического фехтования с одним из фанатов этого вида боя.
   Нож в это время больше как метательный инструмент да при добивании применялся. Сабля царила.
  
   Кстати о сабле. Лихие люди на Руси любили это оружие и вполне заслуженно. Книжный образ разбойничков с топорами да дубинами не совсем совпадал с действительностью.
   Нет, такие тоже имелись, если выходили на дело второпях и вооружались, чем ни попадя. Или имели к жертве полное пренебрежение. Сам с таким сталкивался. Либо уж вовсе голытьба от безысходности в голодные бунты на большую дорогу шла.
   Профессионалы предпочитали саблю.
   А если приходило время, бежать из мест, где становилось жарко, то человек с саблей легко мог затеряться на окраинах Империи. На Кавказе ли, Сибири или на Каспии. Везде солдат-то не поставишь. Там каждый православный в цене, если конечно гадить не будет. Жизнь хоть опасная, да вольная. А дураками тогдашние братки не были, кто выживал, конечно. Иные и очень неплохо на приграничье устраивались. Оказачивались да и оседали на жилье.
   Сабелька - кормилица.
  
   Управлялся с саблей Гаврила виртуозно, но, как он сам говорил, его батяня и старший брат могут фору дать. Они - мастера, а он лишь подмастерье.
   Наверное, поэтому ему и шпага глянулась, что тут он свою родню обойти может.
   Как он мне про их клан скомороший порассказал, то я, мягко говоря, слегка опешил.
  
   Частное сыскное бюро, информационный центр, плюс мастера по всяким деликатным поручениям, требующим изрядной ловкости и находчивости. Временами и воровством промышляют, но это порой и по случаю.
   Плюс мастера слежки и перевоплощения. Этого он не говорил, но я видел сам в действии.
   Ниндзи, они ниндзи и есть. Только в русской обертке.
  
   Ладно. Собираем железо, бегом принимаем водные процедуры и за стол. Организму калории подбросить маленько надо.
   Аж неудобно, жру за двоих, зато и быстро восстанавливаюсь. Другой бы на моем месте, если и оклемался, то с полгода провалялся. Впрочем, и для меня ранение незамеченным не прошло. Поседел еще больше. Теперь у меня не только седая прядь, но и виски слегка тронуло изморозью. Волосы хорошо скрывают шрам на голове, но он есть. Целая борозда сорванной кожи.
   Еще появилось интересное свойство. Если человек думает обо мне и находится в пределах метров тридцати, то я это чувствую. Изменения, понимаешь, после комы. Правда сопровождается это довольно неприятным ощущением. Голова болит сильно.
   И еще один фокус случайно обнаружил. Могу видеть с закрытыми глазами.
  
   Провел эксперимент. Ради хохмы, завязал себе глаза и рассыпал на ковер горсть мелочи. Потом все поднял по одной монетке и сложил в кошелечек. Монетки мне виделись как светлые кружочки разных оттенков. При завязанных глазах я и мебель различал, и окно. А человек виделся вообще как костер, а вот фикус в кадке - как огонек вытянутый. Вообще все живые объекты были ярче. Интересно ...
  
   Думал поразить Гаврилу. Не-а, не получилось. Оказывается, некоторые слепые тоже так мир чувствуют.
   Откуда он знает?
   Так ведь нищие и скоморохи всегда рядышком хаживали да теми же стежками-дорожками. Когда конкурировали, когда друг друга и выручали. Да и частенько с людьми после клинической смерти или сильной контузии такие фокусы происходят. У кого-то со временем исчезает, у кого-то нет. Не я первый...
   А вот интересно, а фехтовать вслепую смогу? Надо бы завтра попробовать.
   Или ну его...
  
   - Гаврила. А не рвануть ли нам завтра в Санкт-Петербург? Надоело здесь...
   Ржет, зараза.
   - Так давно пора. Разленился ты, Сергей Саныч. Жалеть себя начал. Ну, куда это годится? Вот ветерком да морозцем обвеет в дороге, так вмиг станешь крепче прежнего. Так как, едем?
   - Едем!
  
   ГЛАВА 20
  
   Едем. Эх, сейчас бы поезд да вагончик СВ. И железку от Риги до Питера. Раз - и ты уже приехал. Здорово! Зато здесь - лошадки, саночки, заснеженные елочки. Мороз и солнце. Тоже неплохо. Хм. По-своему.
  
   Посчитаем. От июня до февраля выходит девять месяцев. Хороший срок. От зачатия до рождения человека получается. Вот пробыл я в этом времени, считай, весь этот срок и что?
   А то, друг мой Сережа, что совсем другой человек едет в этих саночках, чем тот, который вышел на берег сказочного смоленского озера.
   Тот - веселый и неудачливый раздолбай с почти спаленной и очень грустной душой остался там, в прошлом-будущем, а здесь уже совсем другой человек. Дворянин.
   И смех, и грех. Всегда считал, что дворяне этакие бездельники-декаденты. Весь день лежат на диване, а в свободное от сего достойного занятия время посещают всякие балы, да еще поездки на воды в Баден-Баден. Типа наших мажоров. Ага, как бы ни так!
  
   Работать они умеют. Сейчас этой заразой декадентской на Руси и не пахнет. Правда, есть другая зараза - масонство, но то - отдельная песня.
   А вообще-то дворян воспитывают в духе служения. Причем массово. Служить Престолу и Отечеству, вот их предназначение. При этом надо быть лучшим. Лучшим во всем.
   Если ты берешься за дело, будь добр, его сделать отличным образом и никак иначе. Цена не важна.
   А жизнь твоя тебе не принадлежит от самого рождения. Отчизна прикажет отдать - даже без малейшего сомнения ... М-да... И это не единицы, а именно большинство. Митрофанушек хорошо, если двое на десяток выйдет. Ну трое... Нет. Не будет трех.
   В мое циничное время явление просто невозможное. Ну, почти... Хотя, может, просто шанса не выпадало?
  
   Своих тараканов у них в голове тоже хватает, но за державу - порвут любого. Блин, а через сто лет будут Микадо поздравления слать за победы над русским оружием. Срамота. Выродились, что ли?
   Развалили такую державу, придурки. Сами же все замутили. Накипи подняли - девятый вал. Да вот только с накипью, ими же поднятой на революционной волне, не справились. Больно ее много на дне накоплено оказалось. Цунами.
   Завалить-то власть завалили, а сами в ступор впали от содеянного хаоса. Большевики ведь власть не брали, а только подбирали ее, бесхозную.
   Тьфу ты, ну их эти мысли. Куда-то я не туда заехал. Эк меня в философию повело!
  
   О чем думал-то, Серега? О том, сколько уже я тут нахожусь? Так?
   Вот именно.
   А ведь только хотел подсчитать, сколько времени я провел в общей сложности в дороге. Выходит, месяца два с гаком, а то и три. Ха... И мне это нравится. Непоседой я был, непоседой и помру. Вот сейчас вроде и холодно, и здоровье еще не вполне, а я кайф ловлю от этих российских просторов и от этого пьяного кристальной чистоты воздуха. Хорошо-то как! Аж, пошухерить хотца.
   Закладываю два пальца в рот и свищу с переливом. С облучка разбойничьим посвистом отзывается Гаврила. Еще один бродяга.
   Тройка переключила передачу и наддала ход. Снег из-под копыт летит во все стороны. Ветер бьет в лицо, бубенцы звенят. Дурные мысли не успевают за летящей тройкой, улетучиваются без следа. Ах, благодать!
  
   Хоть ехали мы и ходко, дорога слегка затянулась. От Риги до Питера не так и далеко, всего пятьсот верст, но пришлось пару дней пережидать неслабую метелицу. Последний день февраля и первый день марта. Зима крепко злилась, что ей приходится уходить. Такие последние февральские бураны лучше переждать, уж больно они свирепы. Не зря наши предки называли этот месяц 'лютым'.
  
   Товарищи по несчастью оказались людьми компанейскими и мы вполне пристойно скоротали вынужденное заключение на станции за картами, шахматами и задушевными беседами под подогретую мадеру. Дамы вязали и играли в лото, само собой сплетничали.
   Дорожная задержка - обычное дело, никто не нервничал и не ругался. Все в воле Божьей, если он захочет, то ты приедешь вовремя даже плетясь шагом или все равно опоздаешь, несясь на почтовых без роздыха.
   Я старался время потратить с пользой. Писал.
   Стихи, само собой. А еще раньше что-то вроде дневника завел, вот и накапливаю разные мыслишки.
   А письма...
   Есть один человек, которого бы очень хотел увидеть. Анна Казимировна, пани Анна... Пишу ей регулярно и традиционно жгу листочки.
   Как хорошо, что я уехал тогда из Бражичей сразу. Потом не смог бы. Запала ты мне в душу, сероглазая. Приворожила. М-да.
   Ладно, это лирика.
   Есть еще несколько людей, с которыми переписка длится уже значительное время. Начиная от Олега Степановича Дмитриева и сестер Авиловых, моих первых знакомцев в этом мире и до барона Корфа. Уже их много, моих корреспондентов. Где-то, около десятка людей, с которыми я охотно обмениваюсь мыслями в письмах. Потихоньку этот мир становится мне родным. Уже не чувствую себя одиноким и чужим.
  
   В Питере велел Гавриле рулить к тому трактиру, где я в прошлый раз снимал комнатку. Хозяин не позабыл меня за эти пару месяцев, которые я не был в столице. Больше того, он был ужасно рад моему приезду и даже освободил прежнюю комнатушку, как-то договорившись с постояльцем ее занимавшим. Поздний обед или ранний ужин, который мы хотели заказать в зале, объявлен за счет заведения.
   Не понял...?
   Что это за подозрительная благотворительность, а? Ну-ка колись, работник стойки и бокала. Кажи свою барменскую сущность, с чего это ты такой добрый?
  
   Ну вот, так и думал. Все как всегда. Реклама - двигатель прогресса. Этот жук не знает такого слогана, но суть улавливает отлично.
   У меня оказалась легкая рука, и трактир стал с недавних пор местом модным и престижным. Эполеты обмыть именно в его стенах начало считаться доброй приметой. Уж не знаю, чем тут люди руководствуются в своей фантазии, но отчего-то в головы кадетов и молодых офицеров была вложена мысль:
   - Обмыл производство в этом кабачке - карьера тебе обеспеченна.
  
   Даже ритуал установился. Следующим после обязательных тостов за Государя и за виновника застолья звучал стихотворный тост 'Офицерское братство', который произносил офицер, получивший чин, а последним провозглашался тост за живых и павших героев с возлиянием вина по языческому обряду и разбиванием бокалов. Традиция-с.
  
   И еще одно, тут и прежде встречались гвардейцы и армейцы на равных, ну почти на равных, а теперь барон Корф завел моду, что войти сюда может только гвардеец, крепко понюхавший пороху, либо бывший выпускник кадетского корпуса. Паркетных шаркунов просто не допускали. А, как известно, запретный плод всегда сладок.
  
   Хозяину трактира даже пришлось расширяться, выкупать соседнее здание. Вот предприимчивая душа! Талантливо капусту рубит. Ну и на здоровье. Кухня у него так и осталась отменной.
   Я же явился как живое подтверждение правильности традиции. Ведь всего пару месяцев тому обмывали чин подпоручика, а ныне на постой стал уже поручиком да при золотом оружии с Анненским крестом. Работает примета-то, оказывается.
  
   Встретил и знакомых.
   Милейший Пал Палыч, вечный дежурный офицер кадетского корпуса в штабс-капитанском чине просто расцвел, когда увидел меня в трактире. Он, бедолага, сидел на мели и топил тоску в единственной кружке пива, которую растягивал на целый вечер. Естественно, место за нашим столом ему нашлось. Гаврила, видя такое дело, тихо слинял, подмигнув мне напоследок. - Держись мол, Сергей Саныч. Пролетаешь ты мимо отдыха, а я пошел отсыпаться.
   Ехидничает, зараза.
   И совершенно напрасно он беспокоился, вечер прошел совсем неплохо. Пили, пели, смеялись, соревнуясь в рассказывании анекдотов. К нам присоединились знакомые и незнакомые офицеры и даже несколько молодых вполне гражданских преподавателей из кадетского корпуса. Было уютно и весело. Меня никто особо не напрягал. Как-то выпало, что в этот вечер присутствовало совсем мало посетителей, что для этого заведения вообще-то не характерно. Ну и славно.
  
   Сегодня пред грозные очи начальства надобно явиться. Если не озаботят новым заданием, то можно будет и в Смоленск сразу рвануть...
   Помечтай, Серега, помечтай. Раз вызывают на ковер, то головомойка будет только частью программы. Наверняка чего-нибудь замутят.
  
   Очередная встреча с князем Кочубеем должна состояться у меня нынче вечером. Я, как и положено, явился в канцелярию сразу с утра. Задал вопрос о возможности встречи с их сиятельством и тут же предъявил бумагу с вызовом явиться по выздоровлению после ранения. Вручал ее уже знакомому адъютанту. Тот многозначительно улыбнулся, сказал, что князь уже спрашивал, попросил обождать и скрылся за дверью кабинета.
   Не самая лучшая примета. Равнодушная маска на лице офицера была бы предпочтительней.
   Адъютант долго не задержался, после непродолжительного отсутствия пришел и велел мне быть к шести вечера в кабинете Кочубея при параде. Я поблагодарил и отправился убивать время до встречи.
   Полдня свободных есть.
  
   Еще в приемной написал записку барону Корфу с уведомлением, что нахожусь проездом в столице и, хоть сегодняшним вечером дела службы требуют моего присутствия у начальства, в любое иное время буду рад видеть его в известном ему заведении, где и снимаю комнату. Либо, если он позволит, сам навещу его с визитом.
   Адъютант по приходу от князя мне помог с толковым вестовым передать письмецо по адресу. Заваливать просто так с улицы в гости сейчас как-то не принято. Этикет-с.
   С бароном у нас установились почти дружеские отношения, завязанные в совместной переписке. Он был не слишком разговорчив в компании, видимо стесняясь своих шрамов, но в письмах имел прекрасный слог. Всего несколько корреспонденций проложили между нами приятельский мостик, и я всегда с удовольствием читал его послания, на которые исправно отвечал.
  
   Прогулка завела меня на знакомый двор конского барышника. Если у меня есть возможность покрутиться возле лошадей, то непременно этим случаем воспользуюсь.
   Порадовало, что бывшего покупателя там признали сразу же.
   Барышник с достоинством поздоровался и пригласил осмотреть свой товар. А поглядеть было на что. К концу зимы многие продавали лошадей, а покупателей наведывалось маловато. Содержать породистую строевую лошадь в зиму - удовольствие не из дешевых, иные не рассчитав своих возможностей, выставляют лошадей на торги.
   Добрые кони, на любой вкус. Мне же, как раз нужно подобрать себе строевика. Ремонтерского патента у барышника не было, так что казна мне покупку не скомпенсирует, но плевать. Могу себе позволить. Морету все равно скоро в декрет в имение отправлять надо. Кобылка временно из разряда транспорта переходила в разряд мамы. Природа свое берет, тем более, что жеребенок обещает быть просто выдающихся статей.
  
   Из почти десятка подходящих лошадей особо глянулся мне красивый вороной жеребец со злыми глазами. Во, зверюга. Истинный, боевой конь, с чернющей, аж отливающей синевой, длинной гривой и роскошным хвостом. Холеный. Шестилетка и из хороших рук видно. Но норов - тот еще, чувствуется характерец.
   Заметив мой выбор барышник только головой покачал.
  
   - Это Ворон, конь кирасирского ротмистра Щербины. Ротмистр намедни от горячки помер, вот вдова и продает. С ним сладить никто не может, ваше благородие. В горе конь. Кроме старого хозяина никого признавать не хочет. Но коняга - стоящая. Андалузцы у нас не часто на торг выставляются, а этот - чистых кровей.
  
   Так мы кроме всего еще и тезки, оказывается. Конь носит мое гладиаторское погоняло. Значит, судьба.
   Будем брать...
  
   Подошел к жеребцу.
   На дикий и вызывающий взгляд вороного красавца, косящего лиловым глазом, в котором полыхает злой огонь, не обращаю внимания.
   Человек сильнее, зверюга. Не знал? Не ты на мне, а я на тебе ездить буду, так что не бей копытом. Не поможет.
   Оглядываю андалузца, а он оглядывает меня.
   Ворон всхрапнул и попытался цапнуть меня зубами. За что и заработал упреждающий крепкий удар кулаком в лоб. От неожиданности конь попятился.
   Так-то вот, в моем табуне я - самый главный! Ты понял, морда твоя лошадиная?!
   Крепко взяв под уздцы, не пускаю его даже дернуть головой, при этом даю полную волю своим чувствам, словно устанавливаю прямую связь с самой сущностью этого непокорного, но прекрасного животного.
  
   Мы установили иерархию, теперь нам надо подружиться. Видел кнут, покажем пряник. Уговариваю тихим, спокойным голосом, который все же подтвержден твердой рукой, сжимающей повод.
   - Спокойно, Ворон, тихо. Я не враг тебе, я твой друг. Старший друг. Я - умнее и сильней, а ты - быстрее и яростней. Мы вместе непобедимы. Будь мне побратимом, и я тебе им стану. Драку любишь? Это я тебе обещаю, с таким хозяином этого добра будет валом. Скачкой живешь? Так и ее я тебе обещаю. Давай дружить, Ворон. Не пожалеешь. Так как...?
  
   Конь всхрапнул еще раз. Ну, решай, вороной! Я отпустил повод.
   Он и решил...
   Тряхнув роскошной гривой, потерся головой о мое плечо. Признал... Угощаю его, поданной спешно барышником, пресной лепешкой с кристалликами соли.
  
   - Ну, ты, ваше благородие, и силен. - С уважением протянул лошадиный торговец. - Так коня заговорить на моей памяти только человека три могло. А я пожил. И коней и людей повидал. Это - от Бога... Эх-ма, да для такого дела я тебе его за цену и продам, без навару! Твой конь. Все равно, другого хозяина не признает. - Потеребил бороду в раздумье.
   - Седло, знать, опять у меня брать будешь? Есть доброе мадьярское черной кожи в серебре и узда к нему. Заседлаем на драгунский манер. Полная справа под поход и под парад. Седлать?
   - Давай, седлай. Проеду Ворона, самому не терпится, да и он хочет себя показать.
  
   Барышник, конечно, жук. Может на коне он не наварил, но вот на остальной справе добрал с процентами. Но оно того стоило. Добротное все, с толком и вкусом подобрано и сделано. Серебро узды и серебряная обшивка на темно-зеленом, бархатном вальтрапе с белым в серебряной кайме императорским вензелем на вороном красавце смотрелись потрясающе.
   По традиции выезжаю на Невский лед. Проверим нового друга, хоть чего там проверять, и так все ясно. Конь отличный.
   Прокатился вволю. А правильней сказать - прокатились, получая удовольствие на пару. На таком скакуне поневоле начинаешь себя воображать кентавром. Он меня чувствовал, как хороший инструмент пальцы опытного скрипача. Ощущение, что мы стали одним целым. И это первая выездка. Фантастика просто! Это я удачно зарулил к барышнику. Мой конь. И почти надурняк. Ха!
  
   На ходу перекусил прикупленными у разносчика пирогами с рыбой, не слезая с седла и продолжая свою прогулку.
   Вкусно.
   А после, к назначенному времени, с этаким шиком подъехал к коновязи у канцелярии. Ворон шел мелкой грунью, бочком, лебедем выгнув шею и взмахивая гривой. Красовался. От былой угрюмости и следа не осталось. И дальше вел себя как примерный мальчик, все же конь - военный и дисциплину знает. Единственно, я попросил дневальных других жеребцов рядом с ним не ставить. Кобыл, тем более.
   В ответ те разулыбались, пообещав, что приглядят. Попону накрыть коня они мне тоже нашли, Бог его знает, сколько начальство промурыжит.
   В отличном настроении поднялся по ступенькам на крыльцо и вошел в здание.
  
   Князь оказался еще занят. Адъютант, изрядно подуставший к концу дня, предложил мне стул в ожидании вызова. Где-то, через полчаса меня пригласили, и я вошел в знакомый кабинет.
  
   Виктор Павлович сидел в том же кресле в том же статском сюртуке и крутил в руках перо. Вал бумаг на его рабочем столе, казалось, стал еще выше, лицо - уставшее и какое-то изможденное.
   Укатали сивку крутые горки. Видно в последние недели князь здорово недосыпал.
   Встав по форме, жду.
  
   - Здравствуйте, поручик, рад видеть вас в добром здравии. Присаживайтесь поближе, вот на этот стул. Побеседуем. - А голос усталым не был, скорее напротив, бодрый такой голос, с веселыми и ехидными нотками.
   - Здравия желаю, ваше высокопревосходительство. - Я присел на указанный мне стул.
  
   - Вот тут, поручик, - князь указал пером на гору бумаг справа, - у меня есть ваша служебная записка, в которой вы рекомендуете совершить рейд на территорию Герцогства Варшавского и уничтожить секретную типографию. Также и по возможности тех людей, которые заняты в печатании фальшивых русских ассигнаций. Тут и резолюция ротмистра графа Васильева имеется. Прочесть? - Не ожидая моего ответа, стал искать нужный лист.
   - Ага, так... 'Самоубийственно. Безумно. Невозможно'. И приписка внизу. 'Одобряю!'. - Хмыкнул выразительно, имея в виду то ли меня, то ли Васильева. - Более того, вы лично беретесь, с отрядом до десяти человек провести сию дерзкую операцию. Самолично возглавить вылазку. Так?
   - Точно так, ваше высокопревосходительство. Берусь. Только велите...
  
   Князь улыбнулся и позвонил в колокольчик. За моей спиной раздались шаги адъютанта. Кочубей, постукивая пером по моей записке, проговорил, обращаясь к офицеру.
   - Сегодня ко мне больше никого не пускать. Если прибудет нарочный, пусть ждет. - В глазах чертики пляшут. К чему бы? - Все, ступайте. - И перевел взгляд на меня.
   - А вы, Сергей Александрович, мне сейчас все подробнейшим образом расскажете о плане на этот рейд... А также, очень подробно, о своих записках, в которых вы имеете рассуждения о развитии Русской разведки и контрразведки. Тоже поведаете. Уж простите великодушно, но пока вы при смерти лежали, князь Куракин их просмотрел. Ну, кто такие размышления бумаге доверяет, Горский? Беда мне с вами. Ну-с, я слушаю.
  
   Во, Серега, а это уже пушной зверек северной прописки. Выкручивайся теперь. Как князюшко меня по-отцовски пожурил-то? Смотрит с такой все понимающей улыбочкой завуча школы, обращенной проштрафившемуся хулигану, а глаза - требовательные, высокомерные и смешливые одновременно. И есть с чего быть смешливыми. Видать физия у меня уж больно ошарашенная. Хотя, насчет бумаги и моих писулек он прав. Вот ведь непруха, писатель я недоделанный. И кто меня просил эти записи вести?
  
   Спокойно. Вопрос морали дворянской чести и чтения чужих дневников пока отставим как не существенный в данную секунду. Потом к нему вернемся непременно, но не сейчас.
   Так, врубай мозги. Быстрый анализ своих записей. От первой страницы. Поехали...
   Писать начал где-то во вторую неделю попаданства.
   Когда я стал учиться владеть перышком, то взял моду записи различные вести. Ну, чтобы вживаться легче было, яти c фитами осваивать. Да и информационный голод грыз со страшной силой. Вот и чиркал перышком на свою голову.
  
   Вспоминаем, что в тетрадке записано было? Вначале - выписки из Сунь-Цзы, глава последняя 'О шпионах'. Как же, сам в роли шпиона оказался. Интересно было. Вот и чиркал все что помнил, а поскольку, в свое время 'Искусство войны' была моей настольной книгой...
   Короче, практически вся последняя глава книги записана почти дословно.
  
   Перышко-то я освоил, но писать им не любил, все искал, чем бы его заменить. Свинцовые карандаши меня не устраивали. Потом я нормальный карандаш себе сварганил, благо пыль графитовая под руку попалась. Случайно на торжище надыбал в кузнечном ряду.
  
   Лет двадцать тому в конце XVIII века венский мастер Йозеф Хардмут смешал пыль графита с глиной и водой и обжег получившуюся массу в печи. В зависимости от количества глины в смеси он смог получить материал различной твердости. Повторить технологию в небольших объемах было не сложно. И пошла писать губерния...
   Не о том думаешь, Серега! По записям давай. Че еще?
  
   Записал по памяти устав караульной службы, запомнившийся со времен срочной. Это когда я уже с ружьем в караулах корячился да со старым фельдфебелем беседы вел. Ну и, естественно, соображения меня, самого умного, по охране различных объектов и методов всяческого ее улучшения.
   Слава Богу, что писанина была 'ваабче', без источников и фамилий, да еще и адаптирована к эпохе.
   И хитрости казачков, вычитанные в разное время вспомнил, и секреты погранцов, и вохру железнодорожную, и лагеря, и ракетные точки. Это уже из других книг. Даже легионы Рима приплел, эрудит долбанный.
   А где охрана там и нападения.
   Наверное, по ассоциации тогда и за партизан зацепился. Вот и разрисовал обобщенный опыт партизанской тактики от скифов до Вьетконга и моджахедов, правда, почти все в схемах, писать лень было.
   Да и стержни цветные в те дни химичил, вот и чиркал схемки в цвете. Искал в них общее и различия.
   Игрушку себе такую выдумал, за неимением компьютерной стратегии, но на середине оставил. С цветными стержнями для карандаша не больно-то и получилось, так и забросил, хотя Гаврила считал это дело золотым дном. Даже парнишку какого-то к моим экспериментам с карандашами приставил. И производство потом запустил кустарное.
   Не отвлекаться.
   Потом...?
  
   А потом было вольное творчество дилетанта на тему 'Как я вижу идеальную контрразведку, и какие все начальники тупые', типичный фидошный треп в виде тезисов. Писал уже, когда за вражиной, связанной с подделками банкнот, гонялся.
   И это вот убожество прочитали?! Ой, стыдоба!
  
   Это все проскочило в голове буквально за несколько секунд. Это рассказывать долго. Судя по тому, как горят уши, я здорово покраснел. Стул мне показался вдруг очень неудобным. Мою попытку вскочить князь Кочубей остановил легким движением ладони.
   - Ne vous inquiétez pas, mon ami. (Не расстраивайтесь, друг мой.) Никто намеренно не покушался на ваши личные записи. Все вышло абсолютно случайно. Просто тетрадь выпала из за обшлага мундира, когда вас осматривал доктор. Князь лишь заглянул в нее, перекладывая на столик. Вполне простительное любопытство. Так он и прочел пару ваших рассуждений. Они его весьма заинтересовали и повеселили. Более того, он порекомендовал мне просить вас, как моего протеже, составить некий меморандум о вашем видении роли и путей развития разведки в Российской Империи. На ближайшие пятьдесят лет. Смешно?Занятный такой анекдотец. Хм... Да! - Острый взгляд. Насмешка в глазах усилилась, но голос стал строже.
   - Так вот, мы вместе с князем посмеялись над великим теоретиком-подпоручиком, и я почти забыл об этом курьезе... - В голосе уже лед.
   - Но тут такая штука, я не люблю, когда мои люди дают повод для подшучивания кому-либо, кроме меня, разумеется. Но, в то же время я очень люблю необычные и, хм..., курьезные решения сложных задач. Нравятся они мне. И именно своей оригинальностью. Судя по вашей всполошенной реакции, вы действительно много думали и даже что-то интересное надумали в этом направлении... - Смотрит на меня выжидательно, а после добавляет с ехидством, нараспев. - Преле-е-естно, просто замечательно!
  
   Эк, я повелся.
   Купил меня князюшко. Может, шлангом прикинуться? Поздно, Серый. С Кочубеем этот номер не пройдет, дядька жесткий. Говорит - как гвозди вколачивает. И сейчас он, похоже, испытывает Сережу Горского, чтобы использовать его для каких-то своих целей, но уже в ином качестве. Чего-то ждет от меня...
   А-а-а, семь бед - один ответ! Что будет - то будет, глаза опускать не станем, не девица красная...
   А князь продолжал.
  
   - Вам, конечно, знакомо понятие 'creative' наших островных друзей? Так они - большие мастера по таким решениям. Так вот, Горский...- И вдруг рявкнул. - И не надо так дерзко смотреть, не дорос еще, поручик...!
  
   Я вскочил от этакого командирского рыка, словно подкинутый пружиной. СерОжа! Ты опять забыл, что век-то тут девятнадцатый. Не нарушай ранжир! Чревато борзеть с людьми такого калибра.
   Впрочем, чревато это во все времена.
  
   - Вы с некоторых пор - мой человек, - продолжил вельможа, - а я очень требователен к своим людям и если вдруг мне взбредет в голову приказать им прыгнуть в окно, они только должны спросить в какое. Сидеть и слушать!
  
   Я опустился на стул обратно, и замер на нем по стойке смирно. Но взгляд не опустил. Из глупого упрямства...
   Князь очень внимательно рассмотрел меня, вгоняя, если честно, в пот. Но проклятое упрямство заставляло меня прямо смотреть ему в глаза. Ощущение, словно он меня под уздцы взял, как я несколько часов тому Ворона. Ну, зараза... Выдержу? А вот фигушки... Выдержу!
   Нет, Серый. Нельзя... Сыграем? А че... Я типа скромный. Отвожу глаза, но, судя по всему, князя не обманул своей покорностью. Его голос стал тихим, но весьма зловещим.
  
   - Так вот, Горский, вы мне этот меморандум напишете... - усмехнулся нехорошо. - Теперь уж - точно напишите. При всех ваших недостатках у вас совсем неплохие мозги. Они у вас - creative. Не такие, как у прочих. И они мне послужат. Я так желаю! Это может быть мне полезно, так значит, это будет мне полезно. Hoc utile erit utilis.(лат) Разумеется, вы напишете гору полной чуши, но возможно среди этого мусора мы найдем и пару золотых крупинок свежих идей, новых и неизбитых. Сроку вам - десять дней. Это на все, на меморандум и на детальный план варшавского рейда. Если план мне покажется интересным, я, пожалуй, даже позволю князю Куракину курировать осуществление такого безумства. Да! - Тут тон князя изменился на слегка сочувствующий.
  
   - А выбора у вас нет, поручик. Совсем. Если уж смеете суждения иметь, то извольте свои суждения защитить. Либо - знать свое место. А я погляжу, как вы справитесь и справитесь ли вообще. Это моя прихоть, Горский. Вы не удивлены? Ваш шляхетский гонор не бунтует? Нет? Ага! Молчите? Держите себя в руках, не пытаетесь вставить даже слово? Глаза не бегают? Хм..., может у нас и не все еще потеряно. Взрослеете... - голос опять изменился. Стал обычно-насмешливым.
   - Теперь я все-таки хочу услышать и вас, Сергей Александрович. Мосты уже сожжены, можете говорить абсолютно спокойно.
  
   - Благодарю за доверие, ваше высокопревосходительство. - Мой голос спокоен и тверд, но не громок. Умеет князь надавить, ох умеет.
   - Сказать, что я удивлен и смущен тем заданием, которое вы мне поставили, это будет неправдой. Я просто огорошен... Но, как вы говорите, мосты сожжены... Я выполню ту работу, которую вы мне поручили и постараюсь сделать ее хорошо. Да, я часто думал об этом. Знаний у меня не так и много, но я очень постараюсь не подвести вас. Но все же, я хотел бы уточнить задачу. Да и меморандум...? - С каждым словом мне становилось все легче говорить. Я понял, что от этой задачи мне не отбрыкаться, значит, переводим разговор в деловое русло. Хотите? Извольте уточнить - чего. Продолжаю уже спокойно.
   - Я ведь военный. Позвольте свои мысли изложить в форме плана либо рапорта. Или, что еще более предпочтительно, тезисной служебной записки с обоснованиями и со схемами структур. Плюс с кратким планом действий, как я их вижу. Так возможно?
  
   - Форма - абсолютно свободная, хоть в виде поэтического романа. А уточнения, так что ж извольте. - Князь опять взял в руки перышко и в такт словам взмахивал им, словно дирижер. - Краткая преамбула, в которой постарайтесь показать свое видение проблемы. Вы, ведь хотите все свести к военной терминологии? Так вот, покажете свое видение войны разведок. По пунктам. Что это такое? Для чего служит? Какими средствами пользуется? Какая польза и соответственно вред..., да еще каковы предположительные затраты и прибыль от этой войны?
   Особое внимание определениям. Это тоже будет любопытно взглянуть. Ну и довольно для начала. - Перышко на оглашении пунктов будущего опуса стукало по столешнице
   - Далее - структура. Естественно с описанием. Как это вам видится в идеале. Это - пункт два. И как развитие второго пункта, пункт третий. Путь достижения этого самого идеала. Что, куда, зачем, за какой период времени. И о предполагаемых затратах упомянуть тоже не помешает. Какие личностные предпочтения... Впрочем, нет, последнее уже лишнее. И на закуску, - князь, перечисляя объем работы даже не глядел на меня, - с кем воевать эти ваши идеальные структуры будут. Против кого куется сей меч, и соответственно кого прикроет этот щит. Я удовлетворил вашу просьбу?
  
   - Вполне, ваше высокопревосходительство. Только еще одно. Позволено ли будет мне в преамбуле показать свое видение государственного развития как вокруг Российской Империи, так и внутри нее? В виде уж совсем фантастического бреда теоретика-поручика. Простите, если я уж так дерзко...
   - Ого? Как забавно! Горский, да вы - кладезь мудрости! Здесь вам такого образования дать не могли, а за границей где...? Уж не тот ли старик, который учил фехтованию? Он вас и познакомил с политикой? А философские трактаты вы с ним случайно не обсуждали? А?
   - Именно он. Мы много беседовали с ним. Античных авторов он знал наизусть, впрочем, как и христианских и мусульманских, и часто мне пересказывал, а Платона чаще других... Впрочем, как и Макиавелли и Плутарха.
  
   - Как любопытно. - Кочубей откинулся на кресле. - И как он назывался, сей таинственный человек? Он - ученый, купец или военный?
   - Затрудняюсь сказать. Судя по внешности, а по возрасту ему лет за шестьдесят, он - бывший военный, а по объему знаний он - скорее ученый. Знаком с медициной. Но контрабандисты звали его сеньор Фариа...
  
   Пусть простит меня мосье Дюма, просто быстро другое имя на ум не пришло, буду брать его прототип на роль узника замка Иф, благо о нем знаю кое-что. Вру дальше.
   - Да и сам он представлялся мне Хосе Кустодио де Фариа, родился в Индии, был как-то связан с иезуитами. Очень необычный человек. О себе не любил говорить.
  
   - Хм. Ладно, об этом потом. Но ваша мысль мне нравится. Одобряю. Только - никакого бреда. Каждое слово должно быть обосновано. Инициатива, она наказуема. Нет? Ну и отлично. Кстати, если опять вздумаете драться на дуэли, знайте - я запрещаю. Пока не напишете мне свое изложение - запрещаю. - И без перехода. - Ступайте, Горский.
  
   Не понял? А когда допишу - можно что ли?
   Я вышел из кабинета в легкой прострации.
  
   ГЛАВА 21
  
   Вот высокомерная зараза. Прихоть у него! И из-за этого стоило ехать в столицу? Хотя и выбора-то особого не было. Приказали - прибыл. Нет, чем от начальства подальше - тем лучше.
  
   Охохонюшки, это чем же меня князюшко-то озаботил? Ни много, ни мало, разработкой структуры государственной службы безопасности. Это он так проучить меня решил да на место поставить зарвавшегося выскочку! Типа, сверчок знай свой шесток. Каприз у него, видите ли...
   А вот фиг тебе.
   Я, твое сиятельство, такого нарисую, что за голову схватишься.
   Все понимаю, конечно, невеликий спец, чего уж. Но зато читал много, да и видел в ящике не только сериалы...
   Эт я сейчас зря грешу на сериалы, и там инфа какая-никакая была. И немало.
   Еще разговоры умных людей слушать умел, тех самых, которые не бывают бывшими. С распадом Союза их сокращали безбожно. В те времена и с простыми смертными они не брезговали пообщаться.
   Когда самому покрутиться пришлось ужом, то столкнулся пару раз с такими, они мне помогли как-то, ну и я им в ответку подсобил как смог.
   Старая история... Просили забыть.
   Я забыл.
  
   При Горби о КГБ только ленивый не говорил. Была и правда, была и кривда, а еще и информация, которой делиться - подлость. Все выплеснули, и чего надо, и чего не надо. Книжек валом по теме, только выбирай. Зарабатывали полковники- генералы - атташе на кусочек масла к своему хлебу.
   Фактов и мнений - море, только примечай...
   Что еще?
   Службу особиста в гарнизонах сам видел. Они разные были, эти 'молчи-молчи'. Батя их недолюбливал, но о полезности говаривал не раз.
   Первый отдел на производстве тоже инфы подкинуть может. Плотно они нас опекали, пока по теме работали. Имелась возможность познакомиться. А еще, плюс знание истории на уровне хорошего любителя. Уже багаж. Пусть дилетантский но, уж какой есть.
  
   Я ему наваяю бессмертное творение.
   Разозлил он меня. Уф...
   Пойду творить...
  
   Н-да. Описывать эти десять дней, охоты нет абсолютно никакой. Особенно первые дни.
   Писал, рвал исписанные листы, чиркал, опять рвал в клочки. Спал урывками. Заставлял себя есть через силу и несколько раз в день проделывать комплекс физических упражнений. На пальце набил мозоль от пера, плечи и шея ныли, глаза болели. Мозги скрипели, с трудом перемалывая массивы информации. Память зато, работала как часы, подкидывая все новые и новые данные, которые казалось, накрепко позабыты.
   Ага , забыты... Как бы ни так! То ли перенос, то ли контузия мне память улучшили основательно, не знаю. Но помнил все, что когда-то прочел или просмотрел. Лежало в мозгах заархивированное и есть не просило. А тут вот, как понадобилось, так и вспомнилось.
  
   С наскока одолеть задачу не получилось, даже с такой оказавшейся феноменальной памятью. Плюнул.
   Начал по новой и по другому. Составил тезисно, чего князюшко заказывали, по пунктам. Получился скелет-основа какого-то осмысленного текста. Во! Как папки подкаталогов на винте. Или скорее таблицы основы и таблички запросов в базе данных.
   Отлично!
   Полки расставлены и пронумерованы. Теперь начнем их заполнять. Из памяти вытаскиваем информацию и к этой основе лепим. Лишнее потом убираем, недостающее подставляем или сами додумываем. От пункта к пункту, от таблички к табличке. И связочки возможных запросов.
   Работаем, Серега! Систематичность в нашем деле главное. Не боись, глазам страшно, а руки делают.
  
   Где-то к концу недели стало что-то путное получаться. Все-таки привычка работать с большим количеством информации ой как пригодилась. И не в первый раз, кстати.
   На восьмой день вчерне добился чего-то похожего на, требуемое.
   На девятый день закончил. Досрочно. Сложил стопку листов на стол, полюбовался на нее и тут же на диванчике завалился и уснул. Спал двенадцать часов как убитый.
   Проснулся голодным и отдохнувшим в прекрасном настроении. За окном день сменялся вечером.
   Поржал жизнерадостно на тему - 'смеркалось'.
   Впереди - целая ночь для того, чтобы привести в парадное состояние и внешний вид, и свою писанину. Ну, последний рывок...
   А приятно себя почувствовать опять студентом на сессии. Давненько так не скрипел мозгой. И вообще, мы - молодцы.
  
   В девять утра я прибыл в приемную его высокопревосходительства. Две прошнурованные папки придавали мне солидный вид. Одна - толстенькая, а вторая намного более тонкая, но обе аккуратно прошнурованы и помещены в строгие кожаные обложки, благо озаботился ими заранее еще в первый день работы.
   Очередной, не знакомый мне дежурный адъютант принял их у меня под роспись и отнес в кабинет. После минутного отсутствия он вернулся и велел ждать.
  
   Ждать, так ждать. Я скромно уселся в уголке приемной поближе к теплой печке и там, скрытый от посетителей вешалкой с шинелями и шубами, расслабился и неожиданно даже для себя задремал.
   По истечении какого-то времени меня растолкал адъютант и велел быть свободным до восьми вечера. Разъяснил попутно, что тут не спальня, а приемная. Глядел он на меня при этом весьма неодобрительно, видно перед кабинетом могущественного вельможи не так уж часто можно увидеть дремлющего армейского поручика.
  
   Ну что ж, спасибо, это для меня в дугу.
   Я весьма неплохо провел время до вечера. Наконец, нанес давно обещанный визит своему товарищу по переписке барону Корфу. Весьма своевременно оказалось, так как барон буквально через неделю отбывал к армии. Одним из кавалерийских корпусов командовал его близкий родственник, тоже барон и тоже Корф. Кавалергард напросился к нему порученцем. Столица его тяготила. На мой взгляд, правильно решил, среди армейской суеты он будет чувствовать себя гораздо уютней.
   Мы с ним посетили офицерское собрание, где и пообедали в очень интересном кругу. Корф перед отъездом в армию пожелал оказать мне услугу, которую я оценил много позже. Он рекомендовал своего друга и поэта Горского некоторым из петербуржских товарищей, а я приобретал ряд весьма полезных знакомства среди офицеров. Даже не в их званиях, порой еще более скромных, чем мое, дело. Это были молодые люди из самых влиятельных фамилий России. Корф официальными знакомствами приоткрывал поручику Горскому возможность пути в Свет. Причем, делал это едва ли не насильно.
   Я, конечно, понимал, что ни один серьезный вопрос не мог быть решен в Империи помимо Света, и тут, хочешь или нет, но надо быть к нему поближе. Соответствовать, так сказать. Тем более, роскошная родословная Горских позволяла. И никуда не деться... Такое время, такие правила.
  
   Вечер коротал на стуле в приемной. Адъютант поставил его прямо перед своим столом, подальше от печки. Опасался, наверное, что странный поручик опять заснет. Вот... Службист.
   Восемь. Полдевятого. Девять. Полдесятого...
   Наконец, меня приглашают в кабинет.
   Вхожу. Приближаюсь к столу на положенное расстояние и замираю смирно, ожидая распоряжений. Кабинет ярко освещен, здесь на свечах не экономят.
   Мои папочки - на столе, обе лежат раскрытые. Замечаю многочисленные закладки между страницами. Князь задумчиво смотрит на меня поверх бумаг, по привычке покусывая очередное перышко.
  
   - Скажите, Горский, откуда у вас идея пронумеровать и прошить все страницы в папке? Неплохая идея, весьма и весьма. И правильная. Но вы ведь - не бумажный работник архивариус, а такое прилежание странно для молодого офицера. Так все-таки, откуда?
   - Я посчитал, что так будет правильно, ваше высокопревосходительство. Удобно для ознакомления и затрудняет утерю отдельных листов. Кроме того, я льщу себя надеждой, что моя работа может представлять интерес для безопасности державы. Если это хоть в малой доле так, то должны соблюдаться правила обращения с документацией ограниченного пользования.
   Только один экземпляр с прошнурованными и пронумерованными страницами. Я писал об этом в разделе 'Цензура', подраздел 'О проведении документов в режиме ограниченного доступа', на тридцать пятой странице, если не ошибаюсь.
  
   Князь перевернул листок.
   - Верно. Только на тридцать шестой странице. Присаживайтесь, Сергей Александрович.
  
   Я пристроился на гостевом стуле.
   - Вы опять меня озадачили, Горский. Чем? - Князь прищелкнул пальцами. - Да так - мелочь. Не по возрасту и чину сделали работу. Хорошо сделали. Ваши методы обеспечения безопасности, разведки и контрразведки на бумаге весьма эффективны, хоть и очень далеки от принципов христианской морали. Тайная канцелярия по сравнению с тем монстром, которого вы изобразили, просто пансион благородных дам. М-да. Жестко. Жестоко и подло, порой абсолютно беспринципно. Но эффективно... Да! Именно, эффективно. - Прищурился хитро.
   - Откуда это? Если опять будете рассказывать о старце-учителе, то я просто расстроюсь. Ведь в вашем, сразу скажу, весьма любопытном труде есть некоторые сведения, которые вы просто не могли знать. Никак. Один и даже два факта я мог бы допустить на ваше гениальное озарение, но не десятки... Да и не гений-теоретик вы, Горский. Отнюдь. И в то же время ваш мозг забит знаниями совершенно непонятно откуда возникшими. А ведь я предупреждал, что я весьма любопытен. Итак...?
  
   И че делать? Колоться? Ох, есть соблазн...
   Че, Серега, наивняк детский все не проходит? Жизнь тебя еще мало била? Колоться с человеком такого положения, особенно пока ты во много раз более низкой весовой категории, нельзя по любому, это - тюрьма. Не поверит - отправит в бедлам, а поверит, так посадит на цепь для собственных нужд. Да и вообще... Ведь все равно уже все решил. Десяти дней на размышление и отработку легенды было вполне достаточно. Чего тушуешься, Серый?
  
   Умен князюшко, жесткий человек, высокомерный вельможа. Но, как сам сказал, зело любопытен... Благодаря тетрадке и написанным папочкам некий поручик его крепко заинтересовал. Вот ты бы сам на его месте чего подумал?
   Самое простое и очевидное.
   Мальчишки не было в стране восемь лет, и он знает то, чего знать не может. Значит что? А то... Шпионит Сережа Горский в пользу мирового империализма. Вот он и хочет выпытать, где тот империализм живет и чего ему от скромного князя Кочубея надо.
   Когда думал, как буду фантазировать на вполне ожидаемые вопросы, то решил врать по книгам, чтобы не сбиться. Кусочек оттуда, кусочек отсюда. Вот и выйдет жизнеописание русского пятнадцатилетнего капитана.
   Ну, помоги мне, Господи, и гений прочитанных авторов...
  
   - Вы будете удивлены, ваше высокопревосходительство, но я буду вынужден опять говорить о моем учителе. Прежде не упоминал об этом, считая страницу перевернутой и забытой. Все дело в том, что он готовил меня к некой миссии. К какой? Не могу сказать... Просто не знаю. Мой учитель умер под обвалом камней, не окончив наставлять меня. В горах случается такая внезапная смерть, она может поджидать любого путника. - Перевел дыхание. Отработанная заранее легенда легко слетала с губ, но отчего-то в горле пересохло.
   - То, что я записал, это в общем-то, его слова и размышления. Вы заметили совершенно верно. Мои лишь отчасти... Единственное, что знаю о миссии точно - я должен помочь кому-то в Российской Империи. Спасти какого-то человека, по всей вероятности, очень нужного синьору Фариа. Для этого меня и готовили, но не как военного, а как лазутчика-одиночку. Учили преодолевать стены и отпирать замки. Убивать учили тоже. Скорее всего, человек тот являлся узником. - Ох, и сказочник ты, Серега. Поверит ли? Главное - не сбиться и искренне самому верить во все эти приключения, о которых рассказываю. Потому продолжаю, не пережимая чрезмерной убедительностью в голосе.
   Вот так и случилось, вот так и рассказываю. Не обессудьте...
  
   - Пока жив мой учитель, и ко мне было отношение хорошее, а вернее меня терпели. Но с его смертью, я понял, что мне не жить среди контрабандистов. Убьют. Они от меня и раньше хотели избавиться за отказ стать одним из них, но узнав, что я из России, сохранили жизнь и отвели в горы. Когда я понял, что без учителя обречен, то сбежал. Захватив с собой лишь веревку и несколько железных клиньев, я поднялся по скале, которую считали неприступной. Это был единственный путь уйти. Несколько раз на отвесной стене я находился на волосок от смерти. Тогда и поседел. - Во даю! Дюма-отец отдыхает, а сын нервно курит в сторонке. Но мой рассказ, вроде отторжения не вызывает. Отлично. Вдохновенно вру дальше.
  
   - Подтвердить этого не может никто, но поверьте, мой учитель ненавидел Бонапарта всей душой, также воспитывал и меня. Он знал, что рано или поздно Россия и Франция сойдутся в смертельном единоборстве, и предрекал победу России. Весьма приветствовал и мой юношеский патриотизм. Поверьте, синьор Фариа не был врагом России.
   - А если бы вы все же получили задание, то пошли бы и помогли этому человеку? Даже если он узник, в тюрьме или на каторге и враг Российской империи? Возможно, убивая по пути русских солдат? - Спросил князь.
  
   - Да, ваше высокопревосходительство. Я дал слово. Но, к счастью, задача мне не была поставлена. Не пришлось и грех на душу брать. Уберег Господь. Меня самого терзали сомнения, и мучила совесть, но по Божьей воле случилось так, как случилось. Через некоторое время я вернулся на родину и начал жизнь с чистого листа. Но узник не в тюрьме, мне думается...
   - Вот как? А где?
   - В монастыре, ваше высокопревосходительство. Как-то сеньор Фариа проговорился, что человек - монах. Даже имя его называл в задумчивости, думая, что я сплю. Болен он в тот момент был и еще курил какие-то травы. После них в забытье впадал и словно бы сам с собою разговаривал вполголоса. Я и внимания не обратил, обычно вовсе неразборчиво бубнил. А тут русские слова, вот и запомнил. То ли отец Авель, то ли отец Авраам, только начало услышал отчетливо. Еще там речь шла о какой-то книге. Мне показалось странным, что он это на русском языке сказал, хоть и мало говорил на нем. Что-то похожее...? Да, точно! Сказал: 'Зело престрашная книга'. Вот и только разобрал, да и то не уверен, что верно.
   - И чем он интересен сему иезуиту? Православный монах? Не знаешь ли?
   - Нет. Знаю из обмолвок, что прежде он был к государю Павлу близок, но впоследствии им же заточен. За некую дерзость.
   - Что ж. Это уже лучше. А обо мне ничего не говорил ваш учитель?
   - Говорил. Он о многих людях в империи говорил и даже предрекал их судьбы.
   - Интересно. Что же мне напророчил ваш таинственный сеньор?
   - Канцлера Российской Империи. Но не сейчас. Позже.
   - Ого! - Перышко в руке хрустнуло, и было отброшено. - Впрочем, может быть, может быть... А иных? Синьор действительно прозревал будущее?
   - Пока все, что предрекал этот человек, сбывалось. Он умер в восьмом году, а попал я к нему в третьем от начала столетия. Почти пять лет пробыл в горах. Так вот, он заранее предрек Аустерлиц и Тильзит, как и прочие события. Конечно, не места событий, а лишь сами факты, но их - практически точно.
   - Синьор Фариа имел переписку? Он всегда жил в горах?
   - Весьма обширную переписку, но к своим бумагам никого не подпускал. В горных долинах он жил лишь в зимние месяцы, уходя куда-то с открытием перевалов. Возвращался почти перед тем, как их укроет снег.
   - Он что-то говорил о России?
   - Да. Россия разобьет Наполеона, но заплатит великой жертвой. Какой? У него были различные видения, но почти всегда в них горела Москва. Командовать войсками будет сначала военный министр, а после - старый генерал, который слеп на один глаз. Выходит, генерал-лейтенант от инфантерии Голенищев-Кутузов Михаил Илларионович. Он же за год до прихода французов разобьет турок и подпишет мир, освобождая войска с южных пределов.
   - Наполеон сдастся? Мне любопытно, что там еще напророчил ваш иезуит?
   - Нет. Уйдет с едва десятой частью армии. Будет воевать еще какой-то срок. Потом сдастся. После заточен, но вернется на престол опять на короткое время и вновь будет разбит и заточен вторично.
   - Вы этому верите сами, Горский? Все рассказанное очень интересно, но абсолютно неправдоподобно.
   - Не знаю. Пока все сбывалось.
   - А коли я вам не поверю? Есть у меня мысль, что вы не тот, за кого себя выдаете. Что где-то есть тот, кто вас ведет, Горский. Помимо меня.
   - Я уже не ваш человек...?
   - Ого! А вы дерзки.
   - Простите, ваше высокопревосходительство. Мне уже говорили...
   - Князь Мирский?
   - Да.
   - Не удивлены, что мы знаем о вашем визите к его внучке и встрече с самим Мирским?
   - Нет.
   - Кстати. Ведь князь дал вам рекомендации. Отчего вы не воспользовались ими?
   - Я - русский офицер. Ваша рекомендация по службе для меня - честь. Его же... Князь пока не является искренним патриотом империи. Не счел возможным пользоваться его рекомендацией.
   - Вы сказали, 'пока'?
   - Именно.
   - Считаете, что князь станет примерным подданным Российской Империи?
   - Да. В Польском царстве, входящем в состав империи после разгрома Наполеона найдется значительное число людей, которые станут искренне служить Русскому престолу. Не из любви к России. Хотя будет много и таких, увидевших в Империи свой шанс. Просто только Россия сохранит Польшу от уничтожения германскими соседями. И даст возможность возродиться. Много позднее. Через три или пять поколений. Может больше...
   - Тоже предсказания?
   - Да.
  
   Князь поднялся из-за стола, что-то обдумывая, прошелся вдоль стены. После вернулся и обратно уселся в свое кресло. Вынул из набора новое очиненное перышко и завертел им. После сказал, серьезным голосом без обычной насмешки.
   - Знаете, отчего я разговариваю с вами, Горский, а не сотрудники Особенной канцелярии? Ваш учитель Фариа оказался личностью весьма известной в узких кругах. Я навел о нем справки. Незаурядный человек... Действительно, связан с медициной и иезуитами. Ваше описание совпадает с истинным. Он исчез в конце девяностых где-то в Марселе, и знать его юный Сережа Горский никак не мог. Уже больше десяти лет о нем ничего не слышно. Оказывается, он укрылся в Альпах. Только поэтому вы на свободе, и только потому некий поручик - все еще мой человек. Вы загадка, Горский. А я люблю загадки.
   - Благодарю, ваше высокопревосходительство.
   - А теперь расскажите мне, что еще пророчил синьор Фариа...
  
   Когда по истечении четырех часов выходил из кабинета в слепую ночь, меня можно было выжимать. Свечи за это время адъютант менял дважды, видно, работа по ночам в канцелярии вовсе не в новинку.
   Князь Кочубей умеет вынуть душу из человека. Поверил он мне только после ряда вопросов, причем, порой самых неожиданных. Например, каковы волосы у моего мифического учителя? Какая мода у мужчин и женщин в Тироле и Швейцарии и какую там носят обувь? Как живут крестьяне в Альпах? Какие напитки пьют мужчины, а какие женщины? В каких местах побывал после побега? Как добирался в Россию? Многие вопросы задавались повторно и другими словами. Допрос по высшей категории. Я миллион раз за него возблагодарил свое неуемное любопытства и многочисленные поездки в Европу по делам бизнеса в последние годы перед переносом. При первой же возможности шел в музеи и на экскурсии. Мой способ отдыха и разгрузки мозгов. Странный для других, но мне нравился. Во как теперь пригодилось-то. Кто б подумал...
   Но то были цветочки.
  
   Основной же вал вопросов касался пророчеств, относящихся к будущим военным действиям Франции и Британии в ближайшие пару лет. О России же вопросов оказалось неожиданно мало. Только уточнения того, что я сам рассказал, и расспросы о некоторых фамилиях.
   На две трети вопросов я честно говорил, что не знаю ответа, а на треть отвечал, как умел, но и этого было достаточно. Даже более чем.
   Лучшее подтверждение, что мне поверили - категорическое требование князя моей клятвы на Библии и на клинке о сохранении в тайне, как нашего разговора, так и самого факта встречи с предсказателем Фариа. Все должно остаться так, как было до этого момента.
   Ну, что же, я - не против.
  
   Обошлось. Видно, помогли и модные тогда масонские течения, они-то всякую эзотерику весьма привечали. Память о будущем - почему невозможно? Ясновидение - почему не может быть? Тем более, в истории прецеденты имелись в обилии.
   Правда, когда уходил, то у меня оставалось весьма стойкое ощущение, что их высокопревосходительство все еще думают, что со мной делать. То ли грохнуть как соблазн сатанинский, то ли посадить под замок, то ли отдать все на волю Божью и просто использовать, заставив быть себе полезным. Он об этом даже на латыни что-то такое говорил.
  
   Мою натуру князь уже узнал достаточно. Знает, что насилия над собой не потерплю, либо сбегу, либо сдохну. И то, что я буду дорожить своим положением обязанного ему человека, наверняка просчитал. Итак, в итоге я для него просто новый удобный инструмент, с применением которого он, в общем-то, еще не определился. Кроме того, авантюрист он изрядный. Креатив ему подавай, блин...
   Кочубею требовалось время, чтобы обдумать сам факт существования свалившегося ему на голову знатока будущего. Честолюбие и самоуверенность у князя все-таки запредельные, они и не позволяли ему лишиться такого развлечения, как я. Князь поверил, или сделал вид, что поверил мне. И славно! Не опасался он и того, что мне еще кто-то поверит.
  
   Ох уж мне эти державные мужи, во все времена - одинаковы.
   Да и Куракин... Зря он ко мне в дневник влез.. Да ну их всех...
  
   А вот то, что миры наши имеют различия, я убедился окончательно. Слишком много мелких несовпадений, причем началась они где-то в конце периода царствования Павла I задолго до моего попадалова.
  
   Вот даже с самим Кочубеем имеется маленькое расхождение. Павел в моем мире ввел его в графское достоинство, а после отправил в отставку. А здесь он и обласкан Павлом был больше, целым князем стал, но и опала оказалась покруче, вплоть до заключения в крепость.
   Мелочей таких накапливалось довольно много. Особенно заметно стало за последние полгода. Даже мелочами не назовешь.
   Арест Балашова, покушение на Александра, отдаление императора от великой княгини Екатерины Павловны, судебный процесс над причастными к распространению фальшивых денег. А также, перестройка армии, создание Внутренней Стражи и Особенной канцелярии почти на год раньше. Несколько отличные и итоги боевых действий с Турцией, и прочая, прочая, прочая. Хотя, основная канва история оставалась неизменной.
  
   Пока же князь решил прервать наше общение. Также, изъявил свое желание, чтобы я вернулся по месту службы и из людей, коим доверяю и которых хорошо знаю, скомплектовал отряд охотников для варшавского рейда. Предварительное добро на эту авантюру было дано после прочтения моего плана на диверсию против секретного печатного цеха Бонапарта.
  
   Непосредственным руководителем операции представлен штабс-капитан Лейб-гвардии Драгунского полка барон Черкасов Валентин Борисович. Вся разработка действий по моему плану на нем. Он пойдет и командиром. При удачной диверсии возглавит группу прикрытия.
   Куратором всего этого безобразия и ответственным за информационную и материальную подготовку назначался товарищ министра внутренних дел князь Куракин Борис Алексеевич.
  
   Мне все-таки разрешили кончить наглую французскую лавочку по штамповке фальшивок, а может просто это еще одна проверка. Ну и чудненько. Нам не привыкать. Одно плохо, подготовка-то на мне, а вот в сам рейд меня могут и не пустить. Это уж как князюшко определит мне длину поводка и насколько я для него ценен. Впрочем, мне на это глубоко плевать. Не отпустит - свалю в самоход. Не ему служу - России.
  
   Весна! Еще снег, а уже весна. Ветер пахнет талой водой несмотря на мороз. Парадокс русской природы. Птицы уже пару дней такой галдеж по утрам устраивают, возвещая приход тепла, что спать невозможно.
  
   И опять - дорога, благо в доброй компании. Мои попутчики - сослуживец по полку штабс-капитан Арнаутов, следующий, как и я в Смоленск из столицы и присоединившийся к нам отпускник, корнет Сумского гусарского полка Беклемишев, направляющийся в свое имение на свадьбу сестры.
   С гусаром мы познакомились во время сегодняшнего завтрака в трактире. Оказались земляками из одного уезда Витебской губернии. Даже наши имения находились недалече друг от друга, всего день езды.
  
   Вообще-то, в Русской армии существовало негласное, но довольно жесткое соперничество между родами войск. Легкая и тяжелая кавалерия друг друга недолюбливали, мягко говоря. Особенно яростно конкурировали кавалергарды и кирасиры с гусарами. Драгуны и уланы стояли как бы в стороне от этого соперничества. Драгуны больше тяготели к линейной, тяжелой кавалерии, хотя и гусарами не гнушались, но лучше всего контачили с армейской пехотой. Соответственно, уланы более приветливо принимались в кирасирской среде, хотя лучше всего ладили с казаками.
   Вот и здесь мы быстро нашли общий язык и ехать решили вместе, тем более, что корнет оказался славным малым.
  
   Путешествовали весело, дурачились, пускались вперегонки и на спор стреляли из пистолетов по мишеням. В конце концов, промерзли как цуцики, и решили дружно раздавить в ближайшей корчме мой проигрыш. Хоть я и неплохой стрелок, но сегодня не везло, штабс-капитан стрелял лучше, а корнет, тот вообще виртуоз в этом деле. Природный талант у человека. Бил навскидку и всегда точно в цель.
  
   Устроились в самом теплом углу, поближе к печке. На столе, что торопливо накрыл трактирщик, расставлялась обильная закуска и выпивка. Господа офицеры умильными глазами глядели на это изобилие, и я понял - сегодня дальше не едем. Ну и ладно. Сам не против слегка кутнуть.
  
   Входная дверь открылась, впуская клубы холода, и вошел еще один посетитель. Явно промерз человек, вон как руки трет. Тоже военный, обер или штаб-офицер, но под шинелью вид формы не видать.
   - Хозяин! Водки и жареного мяса. Только поскорее.
   - Не извольте беспокоиться, ваше благородие! Пожалуйте пока водки с капусткой, а мясцо уже скоро подоспеет.
  
   Вкусно выпил, крякнул с удовольствием и приветственно козырнул повернувшимся в его сторону офицерам. Мы кивнули в ответ и совсем собирались вернуться к трапезе, но тут посетитель сбросил головной убор на руки слуги и стал расстегивать шинель. Только сейчас я рассмотрел его лицо. Взгляд прямо примерз к нему. Тот, в свою очередь, уставился на меня. Удивленно проговорил:
   - Сергей?
  
   Не может быть...!
   Сердце в груди забухало так, что казалось, проломит ребра, вытеснив весь воздух из легких. Горло сдавил спазм, сглотнув комок, я медленно поднялся из-за стола, а мозги заклинило на одной мысли:
   - Весной попаданцы идут косяками.
   Экая нелепица, но так уж чудны выверты человеческого сознания в секунды великой радости или большого горя.
   Он? Точно - он! Разве спутаешь...
   Человека, с которым дружил, гонял по заборам в детстве, с которым на пару лепил подорожники к содранным коленкам...
   Спутать его с кем-то невозможно... Он!
   Дружище, как же я рад видеть твою озадаченную физиономию. Как же рад...
   Хрипло проговорил:
   - Здравствуй, Вадик!
  
   Шагнули друг другу навстречу. Глаза в глаза.
   Секунда. Вторая.
   Немой диалог.
  
   - Это ты?
   - Да!
   - Ты изменился.
   - Ты тоже.
   - Значит и тебя...?
   - А ты думал...
   - Иди сюда, чертушка...
  
   Мы крепко обнялись, и каждый скрыл на плече другого подступавшую к глазам влагу. Мужчины не плачут. Тем более от радости...
   Я тряхнул своего друга, проверяя его материальность, он не остался в долгу.
  
   Мы оба рассмеялись.
   Все, пошли обнимашки-подкидушки. Восторг неожиданной встречи просто распирал меня изнутри, но крохи разума все-таки в башке оставались, пригашая эмоции.
   - Как тебя называть? - тихонько спросил я.
   - Так же как и раньше. А тебя?
   - Аналогично.
  
   - Господа! Разрешите вам представить моего старинного друга - Демидов Вадим Фёдорович...
   - ...С недавних пор поручик второго пионерного полка, - договорил Вадька. - Простите, господа, я всё-таки сниму шинель. - И привычным жестом потер переносицу.
   Вадик в своем репертуаре. Очков нет, а жест сохранился. Аж душу греет.
   А помолодел, почти, как и я. И без очков ему классно. Наверняка уже в женихах ходит. А вот Ленка ... Ладно, что потеряно - то потеряно...
  
   Мои попутчики нашу встречу восприняли несколько сдержанно и даже ревниво. На их собутыльника кто-то вдруг предъявил свои права. Да еще и не торопится присоединиться к пьянке. Непорядок.
   Мы с Вадькой, действительно, слегка увлеклись встречей, игнорируя господ офицеров, и им пришлось начинать поздний обед вдвоем.
   Мы в своей радости несколько неосмотрительно нарушили неписаный офицерский этикет - друга следует всегда вводить в круг своих друзей немедля. Моя оплошка...
   Чуть до скандала не дошло, но ничего, разрулили.
  
   Пришлось и нам присоединяться к застолью, а основной разговор отложить на потом. Успели обменяться только самыми общими данными.
   Вадим вскользь рассказал о своем попаданстве, у него тоже приключений хватает. Кроме того, он сумел весьма расположить к себе местных помещиков и представителей науки, а также заручиться их поддержкой. Молоток.
   А я, в свою очередь, буквально в паре слов рассказал о моих похождениях. Успел самое главное. И про то, что проявился еще один попаданец - Толик Виверра. Что нас закинуло сюда целой бригадой. Вадим слегка прибалдел, но именно слегка, то ли он что-то подобное предполагал, то ли эмоции нас уже просто опустошили до дна. Выбрали лимит. М-да...
   Дружно помянули не самым добрым словом Витюшу, по чьей милости мы здесь и пошли водку пьянствовать.
  
   Вначале посиделки были несколько скомканы, но универсальное русское средство - водка, лечит все. Наши друзья тоже подобрели. Особенно после того, как я, исправляя свою невольную оплошность, взял на себя роль тамады.
  
   - Господа! Еще раз приношу свои извинения, но вам ли не знать, что радость порой делает нас немного сумасшедшими. А у меня - радость. И она просто гигантских размеров. Поверьте! Я встретил человека, коего считал навек потерянным. Почти год тому я думал... Да чего там! Наполните бокалы. Я пью за моего вновь обретенного лучшего друга! Залпом, до дна!
   - Ура!! - поддержали офицеры.
   Выпили.
  
   - Господа. Я поддержу свое реноме драгуна-поэта следующими строками. Слова рвутся из сердца... Арнаутов, Беклимешев - для вас, друзья! Вам дарю, как моему счастливому талисману. Наливайте, а я буду читать ...
  
   Вот проходит год. Подведем итог.
   Всех своих друзей вспомним у огня.
   Пусть нас в суете позабудет Бог -
   Главное, что мы всё еще - друзья!
  
   Главное, что в нас теплится огонь,
   Что с тобою мы сердцем не черствы,
   Что в глазах - тревога, а не покой,
   И у наших песен слова просты.
  
   Будет год еще - новые дела,
   Новые стихи - нам без них нельзя! -
   Новые долги, новые враги...
   А из старого - только вы, друзья ...
   (Борис Вайханский)
  
   - За дружбу! За новых и старых друзей!
   Урррра!!! - Теперь присоединился и Вадим.
  
   Все, приняли его офицеры. Еще пара тостов и нас отпустят, остаток вечера плюс целую ночь, мы сможем проговорить в свое удовольствие.
   Больше времени служба нам не отпускает, к сожалению.
  
   Это был довольно сумбурный, но чем дальше, то тем более осмысленный разговор. Уж больно все неожиданно.
   - Ты как? - Вадик после заданного мне вопроса откинулся на стуле и рассеянно покачивал в руке бокал с вином.
   - Да как сказать...? Обжился. Имею дом, имение. Чин получил и друзей завел. Врагами тоже обзавелся. И знаешь, не жалею об этом переносе. Я здесь живу по настоящему, на полную. Рискую, воюю ... Даже влюбился... Не знаю, ответит ли она на мои чувства, просто верю, что - да. Не слишком-то мы ровня. Плевать. Все равно добьюсь. Я счастлив здесь, Вадик. Понимаешь? А ты?
  
   Вадим, молча, показал вытащенный из-за ворота золотой медальон с портретом молодой девушки и как-то беззащитно и светло улыбнулся.
   Ну, понятно. Тоже вжился, бродяга. Рад за него.
  
   Мы вчерне согласовали наши действия на будущее. Обменялись адресами. О себе больше не говорили, во-первых, и так все понятно, во-вторых...
   Да не было у нас возможности просто поговорить, время жало беспощадно. Тут о главном бы успеть за эти несколько часов.
  
   Вадик поведал о своих подвигах на ниве медицины, про производство пуль Минье, которые я так оберегал от посторонних глаз, про бездымный порох и взрывчатку.
   Даже полевую кухню сумел внедрить, пока в мизерных количествах, но все же...
   Барклай не напрасно его приблизил к себе.
  
   Я ему в ответку про свои наметки на более приземленные и легко применяемые вещи, например, про капсюли. Это для нарезного оружия, и про турбинные пули для гладкоствола. Затрат немного, а отдача - почти сразу. Ага, про это ты упустил, дружбан. Мы тоже кое-чего могем.
   Бери на вооружение, тебе сподручней будет внедрить. Если на пару начнем прогрессить, то держись мать-Россия ...
  
   Что я имею реальный шанс завязнуть в нарождающейся императорской контрразведке, Вадика обрадовало. Знакомо морщит лоб и щурит глаза. Значит, будут идеи. Он всегда так. Мысль долго катает в голове, а после выдает результат.
   Во, и тут же меня нагрузил задачей - раздобыть средства. Надо, Серый, надо...Прогрессорство требует средств.
   Шо, опять?
   А, впрочем, я только за. Будем искать...
   Связь с Толиком тоже на мне. Причем, Вадима не светить пока. Хм... Может Вадик и прав, спешить не будем.
  
   Мне очень нравится, что Барклай выявил интерес к Вадькиным новшествам. Он, мало что военный министр, но и мощный администратор. И если ему чего понравится, то это 'чего' будет сделано в кратчайшие сроки. Для девятнадцатого века, естественно, кратчайшие.
  
   Мы говорили и говорили, стараясь как можно больше успеть рассказать друг другу. Перескакивали с темы на тему и все, казалось, что что-то упускаем, чего-то недосказываем.
  
   А утром нас дорога развела в разные стороны - служба. Последнее рукопожатье было крепким и надежным. Каждый из нас знал - он не один. Каждый надеялся на следующую встречу.
   - До скорого, Серега! - Вадим опять поправил несуществующие очки. Волнуется.
   - До скорого, Вадька! - Сжимаю эфес Дель Рея, словно ищу у него поддержки. Тоже не по себе.
  
   Копыта ударили в землю. Ворон громогласно фыркнул, выдохнув целое облако пара, и ступил с правой ноги.
   - Будь здоров, брат! - От души пожелал я. Привычка на конское фырканье у меня выработалась четкая.
   - Добрая примета перед дальней дорогой. - По-мальчишечьи рассмеялся корнет. У кавалеристов свои приметы...
  
   Чуть больше года осталось до войны. Что-либо сверх глобальное замутить не успеем, но и то, чего наметили, уже много. Справиться бы.
   Хотя и сам Александр берется круто. Он хочет не просто победить, а именно уничтожить Наполеона. Раздавить в извращенной форме. Извини, Бонапартий, сам виноват, кто с мечом, тот соответственно от меча... Хотя с этим покушением все как-то мутно. Вот есть у меня такое чутье.
  
   После ноябрьского покушения характер императора Александра изменился кардинально. Черты Петра I настолько ярко стали проявляться в его облике, причем, лучшие черты, что порою казалось, это сам Петр воскрес в своем праправнуке. Правда, такого яростного самодурства он себе не позволял, но было ощущение, что вся годами подавляемая энергия прорвала плотину осторожности и просто сносит любые преграды, возникающие перед императором.
   В покушении он увидел оскорбление лично ему, сначала Александру, а уже потом императору. Весь его осторожный испуг вдруг обернулся холодной яростью оскорбленного монарха. Это опасная вещь, скажу я вам.
  
   Кровную месть у славян как-то стыдливо замалчивают. Дескать, было в седую старину. Ага, и как говорил товарищ Саахов в 'Кавказской пленнице', и не в нашем районе. Монархия, да и вообще любая сильная власть это дело всячески преследовала, но если кровником становится сам монарх - кто ему указ?
   Верится с трудом?
   Побывайте на Балканах, там вам такого порасскажут... 'Освяти душу убитого' - так там до сих пор говорят, ступая на путь кровника. Дикость, конечно, но есть в ней что-то такое... Правильное, что ли. Ветхозаветное. За око - око, за жизнь - жизнь, за кровь - кровь. Знаете, думать заставляет. За слова отвечать. Обычай кровной мести появляется там, где государство либо не существует, либо не в состоянии обеспечить порядок, а духовность людей низка.
  
   Помимо воли вспомнилось собственное время. Если там не подсуетятся правители - полыхнет. Да так, что Сицилии тесно станет. Абы начать, а там уже эффект домино сработает. Во, опять меня куда-то понесло...
  
   Вообще-то, интересные дела закручиваются. Вроде и то же, что в нашем мире, да не то. И чем дальше, тем больше все 'чудесится', как сказала бы Алиса.
   Главное, чтобы не к худшему. Ну, а тут мы постараемся изо всех сил. А собственно... Pourquoi pas? (почему и нет?)
  
   КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Оценка: 5.18*78  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"