Идея написать книгу о моем прадеде Николае Николаевиче Голованове давно крутилась в моей голове. Он родился в 1867 году в Весьегонске, в эпоху правления Александра II и его реформ, а умер в 1938, во времена сталинских чисток партии, показательных процессов, незадолго до Второй Мировой войны. Ему посчастливилось быть современником Льва Толстого, Чехова, Бунина, Леонида Андреева, Поленова, Третьякова, поэта К.Р - а также Ярославского, Яблочкиной, Луначарского. Фигуры титанические, хотя и разноплановые по своему значению в интеллектуальной жизни России.
Прадед родился в марте 1867 и по гороскопу был "Рыбы" . Наверно поэтому ему удалось пережить тот гигантский исторический надлом, произошедший в феврале и октябре 1917 и уцелеть.
Почему я решил написать книгу о прадеде? Мне кажется, что внимания заслуживают не только такие титаны литературы, как Толстой и Чехов , современником которых ему довелось быть, но и люди малоизвестные. За свои 74 года жизни прадед много написал и перевел, часть его работ опубликована, часть до сих пор пылится на полках московских и петербургских архивов и библиотек. Мне хочется рассказать о нем не только как о литераторе, но и как о человеке.
...В том далеком 1867 году была написана пьеса Александра Островского "Василиса Мелентьева", роман Тургенева "Дым". Достоевский встречается с Тургеневым в Бадене, Лев Толстой пишет "Войну и мир", за год до рождения прадеда вышел роман Достоевского "Преступление и наказание". С Достоевским Николай Николаевич не пересекался, а к Льву Николаевичу ездил в Ясную Поляну в 1908 после отлучения от церкви.
...В России в этот год учреждается земская почта, принят закон о раскольниках-старообрядцах, введен институт мировых судей.
...Но прадедушка ничего этого еще не знает. Он только родился и лежит, спеленутый, в доме своих родителей Николая Ивановича и Александры Петровны в купеческом доме на Ярославской улице в Весьегонске.
Глава 1.
Весьегонск - начало начал.
В 1867 году, когда родился мой прадед, губернатором Тверской губернии, в которую входил Весьегонск, был генерал-майор князь Петр Романович Багратион - племянник героя Отечественной войны Петра Ивановича Багратиона и сын тифлисского генерал-губернатора Романа Ивановича Багратиона. В феврале этого года, когда я был в Тбилиси то в храме в Мцхета я нашел его могилу...
Петр Романович Багратион был назначен губернатором 14 сентября 1862 года. За время его губернаторства было произведено устройство земляного вала для ограждения от наводнений, проведение железнодорожной ветви от Тверской станции к Волге, строительство телеграфных линий, была улучшена тверская публичная библиотека, основан музей, были произведены местные геологические исследования.
...Сам город Весьегонск впервые упоминается в русских летописях в 1447 году, в эпоху Василия II Темного. С 1776 года Весьегонск был заштатным городом в Тверском наместничестве, в 1780 город получил герб - изображение черного рака на золотом поле. 16 января 1776 вышел указ Екатерины II об учреждении новых уездных городов Тверской губернии.
"Указ нашему Сенату.
Пользы ради и для вящей выгоды жителям учрежденного Тверского наместничества всемилостивейше повелеваем село Весиегонское Устюжно-Железопольского уезда переименовать городом, на основании учрежденных в Новгородской губернии новых городов, и сей новый город соединить к Тверскому наместничеству, и приписать к оному из Устюжно-Железо-польского уезда Калинополльского стана ведомства Коллегии Экономии Симоновской вотчины деревни по правому берегу реки Мологи, в коих 1437 душ, да из северной части Бежецкого уезда указанное число душ, для составления нового уезда Весьегонского, и потом разделить Бежецкий уезд на две части, оставив часть при городе Бежецке в 28336, и приписав к селу Красному Холму 25139 душ, именуя и сие село городом на вышеуказанном основании".
...Вот как пишет о Весьегонске Гоголь в "Мертвых душах": "И пишет суд: препроводить тебя из Царевококшайска в тюрьму такого-то города, а тот суд пишет опять: препроводить тебя в какой-нибудь Весьегонск . И ты говоришь, осматривая новое обиталище: "Нет, вот весьегонская тюрьма будет почище: там хоть и бабки, так есть место, да и общества больше!".
Род Головановых - род купеческий. Скорее всего, что купечество и торговля в Весьегонске имеют более глубокие корни, чем мне казалось. И хотя тема литературы и Серебряного века о которой я буду писать в дальнейшем имеют мало общего с археологией, интересен следующий факт - в 1805 году в Весьегонском уезде были найдены куфические монеты-диргемы Халифа Рады-Биллаха , отчеканенные в Багдаде в 937-938 годах от Рождества Христова.
Когда я думаю о Весьегонске 1867 года, я почему-то вспоминаю "Историю одного города" Салтыкова-Щедрина и его градоначальников. Помните? Амадей Мануйлович Клементий - правил с 1731 по 1734 - в Италии работал поваром, искусно стряпал макароны. Был привезен в Россию герцогом Курляндским в качестве повара. В Глупове принуждал население стряпать макароны чем и прославился". А Угрюм-Бурчеев - это же прямое сравнение с Николаем I :" Прохвост и идиот с бессовестным взглядом. Разрушил старый город . Спал на голой земле. Сделал из города военное поселение, обязал жителей носить униформу, маршировать, работать по расписанию. Исчез во время странного природного явления".
...Однако город Глупов - вымышленное место в топонимике России, а Весьегонск - город реально существующий; хотя он не может тягаться с Москвой и с Петербургом, но он может гордиться своею ярмаркой, рыбной ловлей ( рак на гербе города - тому доказательство) , сбором грибов и ягод. Да и весьегонцы не были глуповцами - устраивались литературные вечера, ярмарки, народные гулянья.
Дом на Ярославской улице.
Дом Головановых располагался на Ярославской улице. Он был двухэтажный - внизу, на первом этаже была мануфактурная лавка, на втором жилые комнаты. В конце улицы стояла водонапорная башня. Именно в этот дом и пришел в 1882 епископ - для этого был серьезный повод. Прадед писал в отрочестве стихи и его стихотворение о Царьграде было в 1882 году принято ко двору Александра III. Приведу несколько строчек.
День погас. Дремлет Киев, во мрак погружен.
Полуночная веет прохлада;
А Владимир, забыв и про ночь и про сон
Речь ведет с чернецом из Царьграда.
Говорит он:"Страшна мне души простота;
Сердце жаждой святого томится,
Вдохновенную речью трепещут уста,
Думы просятся в слове излиться".
К теме Царьграда и Третьего Рима прадед вернется лишь в 1924 году, в советскую эпоху. Но я забегаю вперед.
... Прадеду надо было получить образование и его родители собрав нужную сумму денег, послали его учиться в Московское Коммерческое училище при Ведомстве Учреждений Императрицы Марии.
Школьные годы чудесные..
Московское Коммерческое училище было основано по указу Александра I 12 марта 1804 года. Это было время Сперанского и Карамзина, Державина и Крылова. В училище преподавали английский, немецкий, французский, итальянский и латынь. Училище находилось на попечении ведомства учреждений императрицы Марии, жены Павла I, которая 2 мая 1797 приняла в свое ведение московский и петербургский воспитательные дома. Управляющим ведомством в годы ученичества прадеда были Константин Карлович Грот (1815-1897), губернатор Самары в 1853-1861 и сенатор Николай Николаевич Герард. Попечителем училища был с 1876 генерал-лейтенант князь Михаил Валентинович Шаховской-Глебов-Стрешнев (1836-1892). Именно в доме его жены Евгении Федоровны в 1899-1917 располагался книжный магазин прадеда. Но я опять тороплюсь...
В училище преподавали также Закон Божий, русский язык, русскую словесность, коммерческую бухгалтерию, естественную историю, товароведение, церковное пение, светское пение. Английский язык преподавали Адальберт Каспари и Георгий Ингльсон, французский Генрих Иванович Шолле
6 апреля 1885 года прадед читает в училище свое стихотворение о Кирилле и Мефодии. Ему было всего 19 лет. Приведу несколько строк.
"Чуть брежжет день. Румяный луч денницы
Едва играет в темных небесах.
Вкругь тишина: лишь за стеной темницы
Рыдает тихо мученик-монах".
Кончается стихотворение так:
" Несется гимн под тяжким сводом храма,
Горят огни, клубится дым кадил;
А в вышине, в тумане фимиама
Парят святый Мефодий и Кирилл".
В 1888 году, когда уже был опубликован "Фауст", на выпускном вечере Николай Николаевич прочел второе стихотворение о крещении Руси. Приведу несколько строк:
"День погас; дремлет Киев, во мрак погружен
Полуночная веет прохлада
А Владимир, забыв и про ночь и про сон,
Речь ведет с чернецом из Царьграда. "
Заканчивается стихотворение так:
"И мы верим: пока, как святыню, хранит
Эту правду народ православный,
Не устанет, как твердый божественный щит,
Осенять она путь его славный;
И откроется, всем Божество нам, в одно
Нераздельной любовью слиянным,
Как в Софии когда-то открылось оно
Изумленным послам-Киевлянам.
...Я почему-то вспоминаю мою школу, в которой я учился в 1984- -1990 в Москве и чувствую себя обделенным знаниями. У нас не было уроков церковного пения и коммерческого права, но были занятия по основам советского государства и права и начальная военная подготовка.
В 1886 году прадед закончил училище с золотой медалью. Одним из его однокашников был Василий Давыдович Зуев, впоследствии актер Малого театра. Ему прадед посвятил в 1904 году свою пьесу "Юлиан-Отступник".
О чем могли дискуссировать в 1886 году студенты Коммерческого училища? Ведь тогда не было Интернета, телевизоров, компьютеров. Наверно говорили о женской эмансипации, о романах Льва Толстого, о неудавшемся покушении на царя Александра III, о русском завоевании Азии, о генерале Скобелеве - его имя тогда было на слуху. Но самая основная тема, которую они затрагивали - это творческий поиск и проявление духа добродетели на фоне разворачивающихся событий. Очень часто, возвращаясь с занятий, они с Василием шли домой пешком и делились всеми накопленными эмоциями за прожитый день, а то и вообще за неделю. Василий Зуев, будучи тогда провинциальным актером уездного театра, рассказывал Николаю о его умопомрачительных замыслах по поводу постановок гениальных спектаклей, сценарий которых он разбросано хранил на полках своей феноменальной памяти. Мой прадед тогда ему говорил:" Дорогой мой, масштабы твоих замыслов требуют колоссальных затрат. А мы с тобой, как известно, два студента, которым многие наши фантазии и материализация идей не по карману. И потом, ты прекрасно знаешь - размеры наших желаний зависят от размеров наших доходов". Но Василий Зуев был человек упрямый и в конце концов его мечты осуществились - он стал актером Малого театра.
Николай Голованов не любил обжигать язык о непостижимость и всегда довольствовался тем, что у него есть на данный момент. У него было тоже несколько плодотворных замыслов, но они зависели лишь от него самого, а точнее от его упорства, терпения и стремления. Уже тогда он вынашивал идею перевода "Божественной Комедии" Данте Алигьери, причем опыт в таких трудах у него уже был . Речь идет о переводе "Фауста" Гете. История умалчивает о его черновых начинаниях на этом поприще, но как мне кажется, на базе сделанных ошибок, возник фундаментальный труд - перевод "Божественной Комедии".
Николай Николаевич учась в Коммерческом училище очень сильно нуждался в деньгах. Деньги ему посылал периодически его брат Александр Николаевич. Приведу текст письма брата прадеда, датированный январем 1893 года: "Ярмарка плоха. Торгуем тихо. Денег тебе пошлю в понедельник, как нибудь до среды обойдешься". Остается только догадываться, как прадед сводил концы с концами.
В эти годы прадед дружил с Лидией Николаевной Гейтен (1857-1920), артисткой балета и солисткой московского Большого театра в 1870-1893 годах. Таким образом литература и балет, творчество и искусство тесно переплелись в жизни прадеда.
Московский купеческий банк.
В 1887 году прадед работал служащим в Московском Купеческом банке на Ильинке, а параллельно переводил "Фауста" Гете. Банк был основан в 1866 году в Москве в форме товарищества на паях по инициативе 77 местных предпринимателей во главе с И. А. Ляминым (1822-1894), ставшим председателем совета банка[1], Т. С. Морозовым и Н. Н. Сущовым. Устав банка был утвержден Александром II 1 (13) июня 1866 года[2]. Первоначальный складочный капитал составлял 1,26 млн рублей, устав позволял его увеличение до 5 млн рублей без особого разрешения правительства. Список первых пайщиков[3] включал 90 позиций, некоторые из которых представляли собой семейные группы лиц. Наибольшие паи принадлежали барону А. Л. Штиглицу и С. П. Малютину (по 100 тысяч рублей), крупные паи - А. Н. Власову, В. С. Каншину (по 60 тысяч рублей) и меценату В. А. Кокореву (50 тысяч рублей). Среди первых пайщиков также были Е. И. Ламанский, Е. И. Арманд, И. Ф. Базилевский, И. К. Бабст, барон А. И. Дельвиг, Е. Г. Гинцбург, М. Г. Рукавишников, Н. Г. Рюмин, П. П. Сорокоумовский, князь А. А. Щербатов, светлейший князь В. А. Меншиков, С. Ю. Самарина, графиня М. Ф. Соллогуб, П. М. Третьяков, И. О. Утин, Ф. В. Чижов, В. И. Якунчиков.
Банк финансировал главным образом текстильные предприятия Центрального промышленного района и был до начала XX века вторым по величине активов среди частных банков России[4]. Председателем правления банка в 1899 году стал И. И. Билибин, Московскую контору возглавляли Н. Я. Малевинский (1889-1906), Д. Т. Никитин, А. И. Светлицкий, Д. Е. Куриленко и В. Я. Ковальницкий[5]. Операции с частными ценными бумагами были для банка непрофильными, но 1896 году банк приобрел 500 акций только что учрежденного Русско-Китайского банка на сумму 62,5 тысяч рублей[6].
Вместе с другими частными банками был ликвидирован (национализирован) присоединением к Государственному банку декретом ВЦИК от 14 [27] декабря 1917 года. Декретом Совнаркома от 23 января [5 февраля] 1918 года акционерный капитал банка, наряду с акционерными капиталами других частных банков, был конфискован в пользу Государственного банка Российской Республики. ( См. ru.wikipedia.org)
Скорее всего именно в том же году Николай Николаевич познакомился с Павлом Третьяковым и с Василием Поленовым, который подарил ему свои эскизы из библейской жизни.
Чем жила литературная Москва в 1887 году? В театре идет пьеса Чехова "Иванов", это время расцвета его творчества. Лев Толстой пишет "Крейцерову сонату".
А прадед переводит "Фауста" Гете. Первые переводы "Фауста" вышли в России в сентябре 1838 года, переводчиком был обрусевший немец Эдуард Губер, офицер департамента путей сообщения и поэт, проживший всего 33 года. Губеру фактически пришлось переводить "Фауста" дважды, потому что сначала публикацию запретила цензура, после чего он сжег рукопись. Но затем под влиянием и при поддержке Пушкина перевод был восстановлен.
"Фауст" занимал воображение Губера с юношеских лет, и уже тогда у него созрела идея воссоздать трагедию на русском языке. За перевод он принялся, по-видимому, вскоре после переезда в Петербург. В начале 1836 г. он сообщал своему брату Федору, что над переводом "сидел почти пять лет; в прошедшем году он был готов, но цензура его не пропустила, и я с досады разорвал рукопись. В нынешнем году я по настоянию Пушкина начал его во второй раз переводить".
Историю участия Пушкина в судьбе перевода рассказал в воспоминаниях M. H. Лонгинов. "Пушкин узнал, что какой-то молодой человек переводил Фауста; но сжег свой перевод как неудачный. Великий поэт, как известно, встречал радостно всякое молодое дарование, всякую попытку, от которой литература могла ожидать пользы. Он отыскал квартиру Губера, не застал его дома, и можно себе представить, как удивлен был Губер, возвратившись домой и узнавши о посещении Пушкина. Губер отправился сейчас к нему, встретил самый радушный прием и стал посещать часто славного поэта, который уговорил его опять приняться за Фауста, читал его перевод и делал на него замечания. Пушкин так нетерпеливо желал окончания этого труда, что объявил Губеру, что не иначе будет принимать его, как если он каждый раз будет приносить с собой хоть несколько стихов Фауста. Работа Губера пошла успешно". Однако закончил новый перевод он только после смерти Пушкина и посвятил своего "Фауста" незабвенной памяти погибшего поэта. (См. ru.wikipedia.org)
Скорее всего, что Николай Николаевич, изучавший немецкий язык в коммерческом училище при переводе Гете, помимо немецко-русских словарей, пользовался и переводом Губера.
Переводя "Фауста" Николай Николаевич хотел как можно ближе подойти к мыслям Гете о природе непознанного.
Глава 4 . 1899 год.
Мне кажется, что 1899 год был знаковым в истории русской литературы - родились Набоков, Платонов, с размахом отметили 100-летний юбилей Александра Пушкина. 26 мая 1899, в день столетия поэта, в 10 часов в царскосельском Екатерининском соборе отслужили заупокойную литургию и панихиду при участии духовенства всех церквей Царского села.
А мой прадед открыл свой книжный магазин в Москве на Большой Никитской в доме княгини Шаховской-Глебовой-Стрешневой. Пытаюсь представить себе Москву 119 лет назад.. Не было иномарок, модных бутиков от Шанель, Макдональдса, зато были городовые, продавцы баранок и извозчики, кричавшие своим пассажирам:" Барин, вы мне забыли копеечку додать". Пассажиры могли и додать, а могли и огрызнуться всердцах и сказать: "Сквалыга!".
Одновременно с торговлей в книжном магазине, прадед работал над переводом "Божественной Комедии". И если первая работа приносила ему стабильный доход, то "Божественная Комедия" упрочивала его славу, как переводчика. Помимо этого каждую страницу перевода просматривал учитель и наставник Николая Николаевича, Федор Иванович Буслаев ( 1818-1897), профессор и лингвист Московского Университета. В 1897 году Буслаев умер. В некрологе о нем в журнале "Нива" от 25 сентября 1897 года было написано: "31 июля 1897 русская литература, наука и искусство понесли тяжелую, невознаградимую утрату - скончался один из крупнейших деятелей в области изучения русского языка, народной словесности и истории искусств, академик и профессор Федор Иванович Буслаев.
Прадеду несомненно льстило, что его труд будет просматривать известный ученый. О нем Николай Николаевич вкратце упоминает в своей автобиографической повести "Апостолов Сопрестольник".
Глава 5. Знакомство с Вячеславом Ивановым. Начало Серебряного века. Эссе "Образа и образы".
Знакомство с Вячеславом Ивановым совпало с началом Серебряного века. Это был 1895 год. Основным литературным течением Серебряного века был символизм. Что же это такое?
Символизм отражал кризис традиционного гуманизма, разочарованность в идеалах добра, ужас одиночества перед равнодушием общества и неотвратимостью смерти, трагическую неспособность личности выйти за пределы своего "я".
В то же время символизм представлял собой в определенном смысле и реакцию на голое безверие, позитивизм и натуралистическое бытописательство жизни.
Вячеслав Иванов и Николай Николаевич были почти ровесниками. Иванов родился в 1866 году.
...Мне кажется, что их сблизил не только тот факт что прадед помогал Иванову деньгами, работая в Купеческом банке, но и литературное творчество - Иванов переводил Байрона, Гете, Петрарку, позднее, уже живя в Италии он будет предпринимать попытки перевода "Божественной Комедии".
А может быть, что их сблизил факт личной биографии. Мать Иванова, Александра Дмитриевна Преображенская, была дочкой сельского священника, а мать Николая Николаевича, которую звали тоже Александра была дочерью дьяка. Одинаковость судеб? Возможно...
Приведу в качестве примера стихотворение Иванова "Пригвожденные", написанное в 1906 году:
Людских судеб коловорот
В мой берег бьет неутомимо:
Тоскует каждый, и зовет,
И алчущий - проходит мимо
И снова к отмели родной,
О старой памятуя встрече,
Спешит - увы, уже иной!
А тот кто был, пропал далече...
Возврат - утрата! Но грустней
Недвижность роли роковая,
Как накипь пены снеговая,
Все та ж - у черных тех камней.
В круговращеньях обыденных,
Ты скажешь, что прошла насквозь
Чрез участь этих пригвожденных
Страданья мировая ось.
... Помимо литературного творчества и работы в банке, верного служения богу Гермесу и Мельпомене, прадед уделяет время живописи.
... Николай Николаевич был дружен с Василием Поленовым и с Павлом Третьяковым и в 1896 году написал искусствоведческое эссе "Образа и образы", опубликованное лишь в 1908 году. Николай Николаевич написал это эссе после посещения Румянцевского музея. Оно о разнице в изображении Богоматери в русской церковной живописи и в живописи Западной Европы. Я хочу привести небольшой отрывок из него.
"В чем особенность русской Богоматери - в сознательности своего подвига! Вот в чем немногие русские Богоматери отличаются от многого множества иноземных Мадонн".
А вот размышления прадеда о картине художника Иванова "Явление Христа народу" :" Значит, художник, дающий нам явление Христа народу, должен изобразить его так, чтобы мы видели это событие, как видели его современники, а видя поняли бы его так, как понимаем его мы через 1900 лет".
...Девятнадцатый век был на излете. Впереди был век двадцатый с тремя революциями, изменившими и сломавшими весь уклад старой жизни и привнесший в жизнь России новые смыслы - пролетарское искусство, соцреализм, Архипелаг Гулаг и многое другое.
Глава 7. Еще немного о "Божественной Комедии". Посвящение Великому Князю. Культурная жизнь России начала двадцатого века.
Я думаю, что одной из причин, побудивших прадеда перевести труд знаменитого флорентинца был то, что многие писатели в России того времени увлекались античностью и Средневековьем с его греческой философией, мистицизмом.
В 1902 году книжный магазин прадеда переехал в дом фон Вильке и перевод "Рая" Николай Николаевич посвятил Константину Романову. В моей библиотеке сохранился текст перевода с этим посвящением. Вот как оно звучит: "Его Императорскому Высочеству Государю Великому Князю Константину Константиновичу с его Августейшего соизволения, свой перевод "Божественной Комедии" посвящает Николай Голованов.
Я не знаю, прочел ли этот перевод Великий князь Константин, но мне хочется верить, что Его Высочество соизволило это сделать. Ведь К.Р помимо прямого родства с царской династией, был переводчиком, поэтом, президентом Академии Наук. Я думаю, что будет уместно привести его стихи:
" Она плывет неслышно над Землею,
Безмолвная, чарующая ночь,
Она плывет и манит за собою
И от земли меня уносит прочь.
И тихой к ней взываю я мольбою:
- О ты, небес таинственная дочь!
Усталому и телом, и душою
Ты можешь, бестелесная помочь.
Умчи меня в лазоревые бездны:
Свой лунный свет, свой кроткий пламень звездный
Во мрак души глубокий зарони;
И тайною меня обвеяв чудной,
Дай отдохнуть от жизни многотрудной
И в сердце мир и тишину вдохни.
...
... С 1901 по 1904 прадед много переводил - Гете, Шиллера, Байрона, Шекспира.
Вот несколько строк из "Короля Лира", переведенного прадедом в январе 1900 года.
Альбани:
Снесем с терпеньем тяжкий гнет судьбы
И если наши речи не вполне
Излить способны наше горе, все же
Пусть мы словами сердце облегчим!
Старейшему из нас судьба судила
Тяжелый жребий; мы его моложе,
Но нам и части этого не вынесть!
Для сравнения приведу перевод Бориса Пастернака, опубликованный в 1959 году.
Эдгар.
Какой тоской душа ни сражена,
Быть стойким заставляют времена.
Все вынес старый, тверд и несгибаем.
Мы, юные, того не испытаем.
...Очень жалко, что Николай Николаевич и Борис Леонидович не пересекались в жизни, они бы нашли общие темы для разговора - живопись, поэзия, литература. Им обоим , как и Королю Лиру, выпали в жизни испытания - прадеда отлучили от церкви, а Пастернака заставили отказаться от Нобелевской премии .
И хотя современники Николая Николаевича, в частности, философ и литератор Густав Шпет были не высокого мнения о его переводах, "Король Лир" и "Фауст" вписаны в славную летопись русской переводческой школы.
Но на дворе стояло иное время, в Петербурге в эти же самые годы (1901-1903) проходят "Религиозно-философские собрания", под руководством Мережковского и Гиппиус, выходит журнал "Новый путь" (1903-1904) .
Главным событием 1901 года в России по моему мнению было отлучение Льва Толстого от церкви. 16 марта 1901 митрополит Антоний писал графине Толстой: "Христос молился на кресте за врагов своих, но и он в своей первосвященнической молитве изрек горькое для любви его слово, что погиб сын погибельный (Иоанн., XVII, 12). О вашем муже, пока жив он, нельзя еще сказать, что он погиб, но совершенная правда сказана о нем, что он от церкви отпал и не состоит ее членом, пока не покается и не воссоединится с нею". ( См. Павел Басинский. "Бегство из рая" . стр. 510-512).
Глава 8. "Юлиан-Отступник". "Могаримы".
Я думаю, что результатом религиозных исканий прадеда на тему о христианстве и язычестве, о борьбе добра и зла, любви и ненависти стала его героическо-романтическая фантазия "Юлиан-Отступник". Эта фантазия прадеда вышла в свет 4 февраля 1904 года. Она была отпечатана в типографии К.Л. Меньшова. В качестве эпиграфа прадед приводит четверостишие Шиллера из стихотворения "Боги Греции":
"Где ты, светлый мир? Вернись, воскресни
Дня земного ласковый расцвет!
Только в небывалом царстве песни
Жив еще твой баснословный след.
В дни, когда вы светлый мир учили
Безмятежной поступи весны
Над блаженным племенем царили
Властелины сказочной страны.
Прадед был вторым по счету литератором пишущим о Юлиане-Отступнике, первым был поэт-символист Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865- 1941). Его роман об Юлиане вышел в свет в 1896 году, за восемь лет до фантазии прадеда.
Они оба, Дмитрий Сергеевич и мой прадед, используя разнличные жанры - роман у Мережковского и пьеса у Николая Николаевича приходили к выводу, что фигура императора Юлиана достаточно трагична.
Приведу вкратце жизнеописание Юлиана-Отступника и его взгляды на язычество и христианство. Фла́вий Кла́вдий Юлиа́н (Юлиан II) (лат. Flavius Claudius Iulianus; в христианской историографии Юлиан Отсту́пник, лат. Iulianus Apostata; 331 или 332 - 26 июня 363) - римский император в 361-363 годах из династии Константина. Последний языческий император Рима, ритор и философ.
Задумав восстановить язычество, Юлиан понимал, что восстановление его в прошлых, чисто материальных формах невозможно; необходимо было его несколько преобразовать, улучшить, чтобы создать силу, которая могла бы вступить в борьбу с христианской церковью. Для этого император решил заимствовать многие стороны христианской организации, с которой он был хорошо знаком. Языческое духовенство он организовал по образцу иерархии христианской церкви; внутренность языческих храмов была устроена по образцу храмов христианских; было предписано вести в храмах беседы и читать о тайнах эллинской мудрости (ср. христианские проповеди); во время языческой службы было введено пение; от жрецов требовалась безупречная жизнь, поощрялась благотворительность; за несоблюдение религиозных требований грозили отлучением и покаянием и т. д. Одним словом, чтобы несколько оживить и приспособить к жизни восстановленное язычество, Юлиан обратился к тому источнику, который он всеми силами своей души презирал.
Юлиан в изображении Мережковского яростен: "Галилеянин, царство твое исчезает, как тенб. Радуйтесь, племена и народы земные. Я - вестник жизни, я освободитель, я -Антихрист! ".
Юлиан в пьесе прадеда задается риторическим вопросом:
"Что сделал сам Христос великого, чем он
Мог быть с мужами древности сравнен?"
И далее:
"Христа я ненавижу
И быть его врагом уже поклялся я."
Разные жанры, разные языковые стили, но итог будет печальным - Юлиан гибнет в сражении с персами и признает себя побежденным:"
"О, Галилеянин! Меня ты победил! ( Н. Голованов)
У Мережковского, Юлиан на смертном одре склоняется перед Христом, но одновременно молится Богу Гелиосу:
"Пусть галилеяне торжествуют. Мы победим - потом, и -с нами солнце! Солнце. Я - как ты, о, Гелиос! ".
За пьесу "Юлиан-Отступник" и за рукопись "Могаримы" мой прадед был отлучен от церкви и судим за богохульство в печати. Это произошло 18 ноября 1908 года. Приведу документальное свидетельство, найденное мною в архиве РГАЛИ и отображенное в автобиографической повести прадеда "Апостолов Сопрестольник":
"Когда меня судили за "Могаримы" прокурор Истомин меня спрашивал:
"Скажите подсудимый, из каких побуждений вы написали эту книгу?
Я отвечал:" Я всю жизнь боялся, что если бы я в натуре встретил Христа или апостолов, то я бы их не узнал. Они бы показались мне обыкновенными людьми, а может быть и ниже среднего. Поэтому я всегда старался вообразить их себе в самом реалистическом, даже натуралистическом виде. Люцифер же, как дух нарочито гордый, не узнал в человеческом образе Сына Божия. Параллельное испытание своей книгой я сделал себе и своим читателям.
... В том же году прадед, по легенде, ездил в Ясную Поляну к Льву Толстому. Я искал упоминание об этом визите в дневниках Софьи Андреевны Толстой, но не нашел.
... Пытаюсь представить себе это на расстоянии времен. Промозглая ноябрьская погода, прадед трясется в двуколке, везущей его от железнодорожной станции к усадьбе Льва Николаевича. Грачи облетают деревья и аллеи Ясной Поляны, и вездесущие вороны, даже здесь, укрытым Божьим уютом уголке все равно дают о себе знать. И вот наконец долгожданная встреча.
- Тпру, милые-, прозвучал пропитый голос извозчика. -Извольте, барин, приехали. Дальше мне не положено...Да тут и иттить недолго. А вон, видите силуэт в черном пиджаке, это наш барин.
Николай Николаевич, заплатив извозчику целковый, медленным, но уверенным шагом, двинулся к черной фигуре, сидевшей на скамейке и явно о чем-то рассуждавшей. Зрение извозчика немного подвело; это было черное пальто со слегка поднятым воротом. Услышав шорох приближающихся шагов, Лев Николаевич обернулся. Николай Николаевич тут же замер. "Чем обязан, милостивый государь?"- поинтересовался граф. "Я глубоко извиняюсь, что нарушил ваши раздумья. Простите - Николай Николаевич Голованов.
"Голованов?"- переспросил Толстой."Уж очень знакома мне ваша фамилия. Мы с вами раньше встречались?".
"Не думаю.Но я давно хотел с вами познакомиться и посоветоваться по поводу очень волнующей меня темы ".
"Давайте зайдем в дом", сказал Лев Николаевич. В доме было натоплено и пахло сосновыми поленьями. Гости сели за дубовый стол, сделанный и подаренный Льву Николаевичу местным мастером, Астафием Никифоровичем. Жена хозяина, Софья, по природе своего гостеприимства, тут же попотчевала гостя чаем и пирогами.
"Ну-с, дорогой, рассказывайте что вас привело ко мне в такую-то даль и в такую-то пору?".
И тут Николай Николаевич вкратце начал рассказывать Толстому о том, как его отлучили от церкви, о его кропотливом переводе "Божественной Комедии", о его литературной фантазии "Юлиан-Отступник" и о драме "Искариот".
Они пили чай на веранде дома, долго и вдумчиво беседуя о литературе, о божественном и низменном, о России, о первой русской революции.
Вечерело... Солнце давно село. Где-то в тишине загукал филин. В подполе где экономка Толстого хранила съестные припасы шуршала мышь в поисках сладостей.
"Николай Николаевич, если хотите, оставайтесь ночевать"- предложил прадеду Толстой, "последний поезд на Москву уже ушел".
Прислуга постелила прадеду в маленьком флигеле, и уже засыпая, Николай Николаевич слышал как ходил взад и вперед по кабинету Лев Николаевич, обдумывая новую статью. Наконец шаги смолкли.
..Глупая луна сонно освещала усадьбу Толстого. Вокруг все уснуло.
...Спустя два года, промозглым ноябрьским днем 1910 года, когда листья клена намокают в лужах, облетела Россию печальная новость о смерти Льва Толстого. И уже много лет спустя, в другой, уже Советской России, прадед долго вспоминал свою поездку к яснополянскому старцу, чаепитие на веранде, шуршание мыши в подполе и гуканье филина.
Они оба - и мой прадед и Лев Толстой искали бога , правда лишь с той разницей, что прадед не бежал тайно из дома , как Лев Толстой в конце октября 1910 года. Ведь и воспитание у них было разное , и происхождение, и внутренний мир.
1914 год....
Прошло еще 4 года.. Минули торжества по случаю 300-летия Дома Романовых, с народными гуляньями, феейрверками, высочайшими визитами в церкви и соборы.
... А потом началась война ... По мостовой мимо книжного магазина Николая Николаевича загрохотали подводы, шли солдаты, офицеры, уходившие на фронт, не зная уходили ли они надолго и суждено ли им было вернуться. На афишных тумбах были плакаты: "За Веру, Царя и Отечество", "Отразим нашествие гуннов!". Москва из праздничной стала унылой, опустевшей, на смену вчерашнему веселью пришла озабоченность, чувство безысходности, замкнутости, подозрительности, озлобленности - там и сям искали немецких шпионов , ругали царицу и Распутина.
Николай Николаевич призван не был, в 1914 ему было 46 лет, он был на два года старше, чем я сейчас. Но мне кажется, что он ощущал те веяния, которые носились в воздухе 104 года назад - это была не только война, окопы, траншеи, стратегия и разработка контрнаступлений, разрабатываемых в Ставке в Могилеве - это еще и ощущение начала конца всего того уютного, дачного времяпрепровождения, с чаепитием, с игрой в городки, с обсуждением новостей литературы, науки, политики. Должно было произойти что-то, о чем не хотели думать, но что было неотвратимо.
Примечательно, что разрабатывать идею пьесы "Третий Рим" Николай Николаевич начал в 1917, когда безбожие и ниспровержение вчерашних ценностей пришло на смену вере и устоявшимся традициям. Именно в те годы прадед познакомился с Анатолием Васильевичем Луначарским, наркомом просвещения. Я думаю, что именно Луначарский присоветовал моему прадеду написать историю РККА, стране были нужны новые ориентиры, новые символы, на которых зижделась идеология новой власти. "Третий Рим" прадед, по моему глубокому убеждению, писал тайно - достаточно было одного косого взгляда соседей и вызов на Лубянку и сопутствующий допрос были бы вполне ощутимой реальностью.
Последней крупной литературной работой Николая Николаевича была его автобиографическая повесть "Апостолов Сопрестольник" - она повествует о его попытке стать обновленческим священником в 1920-е годы. Одну цитату из этой повести я хочу привести в моем очерке: " Потому что молодежь растет без знания славянского языка, а значит и без понимания красот богослужения. Я в качестве старика страшно люблю молодежь. Я верю, что для меня теперь остались три жизненных блага - яркое солнышко, крепкий чай и 18-летняя молодежь". Читая эти строки, невольно вспоминаешь Дмитрия Сергеевича Лихачева, который был современником Николая Николаевича. Как относился прадед к большевикам? Об этом он говорит в своей повести: " . В революции я вижу огромное моральное значение, за которое нам и следует ухватиться."
... Прадед хотел умереть осенью, о чем он написал в своем стихотворении:
"Пусть умру я в теплый день осенний,
Чтобы солнце в чаще пожелтелой
Меж дерев играло, чтобы пела
Птичка песню в их багряной сени".
...Николай Николаевич умер 30 апреля 1938 года, накануне Первомая, в новой стране, к которой как мне кажется ему было очень сложно приспособиться и духовно, и морально. Как это ни странно он не примыкал ни к одному литературному течению бывшему в моде в начале века - ни к футуристам, ни к символистам. Переложения в стихах церковных песнопений нигде не могли быть опубликованы ввиду гонений на церковь после 1917 года. Он оставил после себя большое литературное наследство - переводы Шиллера, Гете, Байрона, Данте и его драмы и фантазии о Юлиане Отступнике и о Иуде. . Я часто гляжу на его фотографию - скромно одетый человек, в очечках, с бородкой и с грустинкой в глазах, много знающий и все хорошо понимающий, как будто его взгляд говорит:" Я не закончил, господа, я обязательно вернусь".
Заканчивая мое эссе о прадеде, я хочу привести его лирическое стихотворение, так непохожее на его переводы и богословские искания.