Головань Андрей Петрович : другие произведения.

Юбк (южный берег Крыма)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все началось из-за женщины (см. "Мысли о женщинах"). Этим летом, одна благородная дама, попросила меня разместить свой эротический рассказ в интернете под псевдонимом "Нелли Джонс" (см. Нелли Джонс, "Интуиция", раздел "эротика"). Просьба вызвала немалое удивление с моей стороны, так как ее муж - видный специалист в области компьютерных технологий, работающий на правительство Украины - имел для этого все возможности, как на работе, так и дома. Но по каким-то тайным законам женской логики (см. "Мысли о женщинах"), эта дама обратилась именно ко мне. Или тут сказалась близость к президенту (они живут на расстоянии ста метров от его резиденции), или имело значение глубокая уверенность дамы в своей принадлежности к киевской элите (см. "Мысли о женщинах"), но я оказался ее избранником для выполнения данной миссии. Выполнение этого поручения сказалось на мне положительно. Я подумал: "Почему бы благородному дону не разместить свой рассказ там же?" Сказано - сделано. Я достал свой рассказ "ЮБК", пролежавший "в столе" двадцать лет, и переписал его под эротику. Однако рассказ просуществовал в разделе "эротика" недолго и исчез оттуда самым загадочным образом. Поэтому вы можете прочитать его только здесь, и ... как "юмор". Без эротики. На всякий случай.
  Мы приехали в Алушту в прекрасный день. Еще когда троллейбус зигзагами спускался с гор, стало видно море. Оно было темно-синего цвета. Этот цвет, с удалением, становился светлее и плавно переходил в небо без какого-либо горизонта, а небо, чем выше, тем становилось все темнее и где-то, совсем высоко, было почти таким же синим, как и море. На фоне темно-синего неба и моря, выделялись зеленые горы и белые дома. Цвета, для непривычного глаза, казались слишком яркими и неестественными. Также неестественными казались и люди, загорелые, полураздетые и беззаботные. Мы же с Константином еще не были ни загорелыми, ни полураздетыми, и забот у нас хватало: надо было узнать, как доехать до Рабочего Уголка и устроиться на квартиру. Пока Константин бегал по автовокзалу, узнавая, что и как, я устроился с чемоданами на солнце и тут же пожалел об этом, - хоть и дул сильный ветер, но солнце было сильнее, и от этого яркого солнца сознание плыло и туманилось, и все кругом казалось миражом.
  
  До Рабочего Уголка оказалось рукой подать, туда ходил второй маршрут. Через пятнадцать минут желтый автобус оставил нас с вещами у пансионата "Рабочий Уголок" и отправился дальше, двигаясь среди многочисленных отдыхающих, как корабль среди волн. Мы стали осматриваться. Открывшийся перед нами вид, создавал довольно непривычную для усталых горожан картину. Первое, на что мы сразу обратили свои взоры, было, конечно, море...и шторм на нем. Волнение было 3-4 балла. Волны, бросаясь на берег, и откатываясь назад, создавали постоянный и равномерный гул. По набережной проходила дорога, и на ней толпами дефилировали отдыхающие, раздетые в той или иной степени. Зачастую они имели на себе лишь тот минимум ткани, который может позволить цивилизованное общество. Так сказать, последний рубеж. Убери еще пару квадратных сантиметров, и все это превратилось бы в полное похабство и надругательство над моралью. Если в Киеве основным средством выделиться из толпы был показ своих оригинальных одежд, то здесь наблюдалось стремление показать свое здоровое загорелое тело, и, по возможности, оригинальное. Близкая к природной, простота нравов проявлялась еще и в том, что дорогу, проходившую по набережной, народ считал своей исконной территорией и делиться ею с автомобилями не собирался. Водители проявляли необыкновенную ловкость и сноровку, управляя своими опасными транспортными средствами среди густой и совершенно беспечной толпы, каким-то невероятным способом умудряясь никого не задавить. Лишь время от времени раздавался визг тормозов, и из-под колес вылетал очередной зазевавшийся пляжник, выражая всем своим загорелым лицом крайнюю степень удивления.
  
  Я и Константин смотрели на все окружающее нас широко открытыми глазами. Давно мы не видели так много народа, основной задачей которого была безмятежное ничегонеделание. Нам, за год успевшим отвыкнуть от праздности, из Киева казалось, что здесь будет скучно, и теперь трудно было понять, как всем этим людям удается не работать, совершенно ничего не делать и ничем не заниматься. Однако надо было устраиваться. Мы с Костиком принадлежали к категории "дикарей", то есть тех, кто едет на ЮБК (Южный Берег Крыма) на свой страх и риск. "Дикарь" рискует остаться ночевать на пляже, остаться без обеда в столовой, без места у моря, без билета на самолет. - Мы не имели никаких прав, и рассчитывать приходилось только на себя и на удачу.
  
  К моему немалому удивлению, в квартирном бюро нам дали адрес. Но Константин отнесся к этому спокойно и принял подарок судьбы, как должное. Мы отправились искать это место. В Рабочем Уголке всего две улицы, и та, что была нужна нам, сразу нашлась, но наш адрес был где-то далеко, а нам хотелось устроиться у моря, поэтому мы заходили, на всякий случай, в каждый двор по пути и пытались снять то угол, то кровать, то сарай, то собачью конуру. Заодно спрашивали, сколько стоит койка на ночь. Цена снижалась по мере удаления от моря, но свободных мест или не было, или они нам не подходили. Улица, между тем, кончилась, и дорога пошла лесом в гору. В лесу ветра не было, зато было жарко, и мы тащили свои пожитки вверх, обливаясь потом, и, оглашая окружающие нас заросли, стонами и воплями. Наконец, наше терпение лопнуло, мы бросили наши вещи и стали выяснять, кто из нас завел обоих сюда, в лес, где, по всей видимости, ничего нет. Решили тянуть жребий, кому идти в разведку. Выпало Костику. Он ушел по лесной дороге вверх, но скоро вернулся и доложил, что искомый объект обнаружен. Наши сомнения развеялись, и бунт на корабле завершился. Похватав вещи, мы бодро рванули к нужному месту в лесу. Это был целый хуторок из нескольких домов, но под одним номером. Хозяев было несколько, был и выбор мест. Мы облюбовали места в сарае, где кроме нас проживало еще три человека. Сарай был очень уютный. Очевидно, зимой в нем жили свиньи, которые летом обитали под открытым небом в загоне рядом, а за сараем находился курятник, который время от времени тоже сдавался какому-нибудь отчаявшемуся отдыхающему, согласному жить рядом с курами - их летняя клетка находилась как раз напротив. Клетка нужна была от лисиц, как объяснила хозяйка. Мы облегченно вздохнули: раз свиньи живут не в клетке, то волков тут точно нет. Сарай, ставший на месяц нашим домом, на летний период оклеивался изнутри обоями и поэтому производил вполне сносное впечатление.
  
  Наскоро побросав свои вещи, мы бросились к морю с твердым намерением немедленно начать красивую жизнь. На набережной было не менее людно, чем три часа назад, но солнце уже заходило за горы, и народ валом валил с пляжей. Мы приступили к осмотру достопримечательностей. Первой из них оказалась забегаловка, которая стояла как раз у выхода нашей улицы к морю, что, по нашему единодушному заключению, оказалось весьма кстати: мы представили себе, что идем утром к морю, и захотелось нам, вдруг, выпить... Далее шел кинотеатр, который Константин тоже хотел, было, зачислить в достопримечательности, и мне пришлось прочесть ему лекцию о том, что за пятьсот километров ездят не для того, чтобы кино смотреть. За кинотеатром располагалась почта, потом столовая, еще одна забегаловка, бар, гастроном, а за ним мы обнаружили заведение, которое мы не смели видеть даже в самых радужных снах: там стояли автоматы, обыкновенные автоматы по продаже газированной воды, но наливали они не воду, а вино! Не веря своим глазам, мы обошли кругом это чудо, видимо, в смутной надежде обнаружить здесь еще и автоматы по продаже водки. Но нет, далее шли автоматы по продаже пива - и не более того. Стакан пива стоил десять копеек, стакан вина - двадцать. Странно, но большинство посетителей этих мест, которые со стаканами в руках живописно расположились вокруг кто где, - на ограде, на скамейках, на бордюре, а то и просто на асфальте, - пили, в основном, пиво, а не вино. Мы же с Константином единодушно решили, что КПД вина куда выше, чем КПД пива, а поэтому постановили следующее утро начать с автоматов, умевших превращать воду в вино.
  
  Следующий день встретил нас неприветливо: небо было затянуто тучами, и от вчерашней жары не осталось и следа. Это оказалось очень кстати, поскольку накануне нам удалось добыть "Котнари", знаете, такое вино, бутылке с очень высоким и тонким горлышком, так вот, мы решили оставить ее "на отъезд", но теперь, из-за плохой погоды, наши планы поменялись, и мы решили выпить ее сейчас. Костик, при этом заметил что-то насчет того, что начинать день с выпивки "чревато", но я пропустил замечание мимо ушей. Со своей стороны, я, как мне казалось, благоразумно, заметил, что "Котнари" - это вам не какой-то "Портвейн №72", это благородный напиток, и пить его с утра совсем не "чревато". Ближайшее будущее показало, насколько я был самоуверен. Мы побросали в наши пляжные сумки плавки и теплые вещи, на всякий случай, раскупорили "Котнари" и отправились вниз по лесной дороге к морю, приговаривая, как девиз дня: "Красиво жить - не запретишь!" Бутылка "Котнари", при этом, несколько раз переходила от меня к Костику и обратно. Было очень удобно держать ее за длинное узкое горлышко, и особенно удобно было запустить ею далеко в кусты, когда она стала пустой. Это произошло, когда мы еще не вышли из леса, а, когда мы попали на улицу, с нами произошел приступ "недокирита" (болезнь такая: выпил - и мало). И ноги сами понесли нас к волшебным автоматам.
  
  Как показала дальнейшая реконструкция наших действий, до автоматов мы добрались без приключений, но вот о том, сколько двадцатикопеечных стаканов вина мы выпили, мнения разошлись. Константин полагал, что каждый выпил по четыре стакана, я же настаивал на том, что по три, поскольку более шестидесяти копеек у меня в то утро в кармане не было. Так это было или нет, но обнаружили мы себя ближе к вечеру, в шезлонгах, одиноко стоящих на безлюдном пляже. На море бушевал шторм, было холодно, время от времени пытался моросить мелкий дождик. Первым очнулся я и стал исследовать себя, шезлонг и пустынный пляж. На мне были все теплые вещи, которые я привез из Киева, плюс штормовка. Передо мной шумело море, волны приближались к берегу, увеличивая высоту, их верхняя часть обгоняла основание, волна закручивалась в бараний рог и в таком виде обрушивалась на гальку. Воздух, попавший внутрь волны, с ревом вырывался прочь, разбрасывая брызги и камни. Потом волна отступала назад, и галька катилась ей вслед, издавая невероятный шум. Накатывалась следующая волна, и все повторялось сначала. Время от времени, подходила значительно более крупная волна, которая обрушивала на берег такое количество воды, что она доходила до наших шезлонгов, которые на мгновение превращались в маленькие островки посреди бурного потока, и нам приходилось высоко поднимать ноги, чтобы оставить их сухими. Тут мы как раз вспомнили, что еще в поезде напевали популярную песню:
  Мы едем к солнцу,
  Мы едем к ласковой волне!
  Здесь, у моря, выражение "ласковая волна" приобрело неожиданно конкретное звучание: силу волнения на море, с легкой руки Константина, мы стали определять "ласковостью". Например, "ласковость" волны - три балла или "ласковость" волны - пять баллов. Ну и так далее. Когда я очнулся в шезлонге, "ласковость" волны достигала четырех баллов. По пустынному пляжу, не спеша, прогуливались голодные чайки, рядом, тоже в шезлонге, храпел Константин. "Костик, подъем!" - начал я, вполне резонно ожидая сопротивления. Ожидания оказались не напрасны: Костик отчаянно отбивался, но, в конце концов, уступил, и мы поволокли сдавать шезлонги к выходу.
  
  "Красиво жить не запретишь!" - любил повторять в эти дни Константин. Море штормило, с неба лил мелкий дождь, дорога к хутору превратилась в ручей с топкими берегами, и мы месили это болото своими кедами, путешествуя вверх и вниз. Поскольку красивая жизнь нас совсем доконала, мы с Константином, большинством голосов, постановили переименовать Рабочий Уголок в Собачий Уголок, а автобус-экспресс, возящий пассажиров от Алушты до Собачьего Уголка, - в Транссобачий экспресс. Опыт открытого голосования нам так понравился, что мы решили в дальнейшем решать все вопросы именно так, и следующее утро началось с голосования. Большинством голосов было решено не вставать на этот раз до десяти часов. Затем постановили: не умываться. Костик предложил спуститься с гор и проголосовал "за", а я воздержался. Получилось, большинство "за", и через несколько минут два оголодавших субъекта стали спускаться с горы. Но до столовой дойти не удалось: стоило нам выйти на набережную, как мы увидели почти пустой "Транссобачий экспресс " на остановке. Пройти мимо такого подарка со стороны общественного транспорта мы никак не могли и поставили вопрос, садиться в автобус или нет, на открытое голосование. Вышло единогласное "за", и мы сели в автобус, который быстро довез нас до автобусного вокзала, где мы проголосовали выйти.
  
  Погода налаживалась. Тучи разошлись, и сразу засветило яркое крымское солнце. Несмотря на сильный ветер, становилось жарко. Горы снова из серых стали ярко зелеными, море синим, дома белыми. Все вокруг стало волшебно красивым, как во сне, даже троллейбус, идущий на Ялту, показался нам необыкновенно милым и привлекательным. Троллейбус, между прочим, остановился прямо возле нас и гостеприимно распахнул свои двери. Сон продолжался. Чтобы сохранить очарование, мы впорхнули в него и покатили на Ялту.
  
  В Ялте было душно. В горах, над городом, застряли тучи, но со стороны моря сияло солнце. Казалось, тучи вот-вот спустятся с гор, и начнется сильнейший ливень. Но время шло, а все оставалось, как есть: в горах - тучи, над морем - солнце. Обитатели города, давно привыкшие к тучам в горах, не обращали на них никакого внимания. На ялтинском базаре было многолюдно, торговали пчелиными сотами, которые нарезались аккуратными длинными прямоугольниками и заворачивались в целлофан. В центре базара, на куче рюкзаков, палаток, матрасов и прочего походного барахла, сидели молодые поляки и продавали джинсы, джинсовую юбку и джинсовый пиджак, что для середины семидесятых годов, было явлением необычайным, - на все был дефицит, тем более, на все джинсовое. Мы с Константином рванули, было, к полякам, в надежде отовариться джинсой по дешевке, но не тут то было: поляки хорошо знали цены в Советском Союзе и скидок на нашу бедность делать не собирались. Потеряв интерес к полякам, мы отправились дальше. В порту мы увидели большое белое судно. Вдоль него, от носа до кормы, по причалу была натянута веревка, у которой, равномерными интервалами, стояли пограничники в полной парадной форме и, млея от жары, держали границу на замке. По палубе круизного лайнера, в белых шортах и панамах, прогуливался вероятный противник. Но по распаренным лицам пограничников было видно, что думают они не столько о том, как защитить нас от тлетворного влияния Запада, сколько о Севере и белых медведях. Толпы гуляющих почтительно обходили эту веревку стороной. "Откуда судно?" - спросил я у солдата. "Греческое", - ответил он, повернув ко мне свое красное лицо. Судя по тону, я догадался, что на дальнейшие вопросы будут отвечать уже товарищи в штатском, поэтому от новых расспросов воздержался. С судном было все ясно, и мы отправились дальше исследовать набережную Ялты, канатную дорогу, а потом обнаружили какой-то темный подвальчик, в котором было прохладно, несмотря на жару. Здесь было не только прохладно, уютно, но и, на удивление, малолюдно. Как было бы хорошо остаться здесь надолго, но интерес исследователей победил, и мы отправились на городской пляж, где и нашли ответ на вопрос о малолюдности ялтинских подвальчиков. Пляж был не просто полон, он ломился от толп жаждущих приобщиться к целебным водам, солнцу и воздуху. Те отдыхающие, кто не смог устроиться на берегу, стояли по колено в море, напоминая историю знаменитой Медведь-горы. Очевидно, тот медведь окаменел именно в момент, когда толпа отдыхающих выперла зазевавшегося зверя в море. Ну, а мы с Костиком, тоже попали в трудное положение: место под солнцем здесь занимали, по всей видимости, в шесть утра, и говорить о том, что мы попали к шапочному разбору было бы большой смелостью - никакого "разбора" уже не было. Но человек, когда его прижмет хорошо, соображает значительно быстрее. Некоторое время в наших головах шел мучительный процесс выработки идеи, и вот она пришла. Мы стали пробираться вдоль пляжа, высматривая вокруг пару одиноких девушек, скучающих без мужского общества. Как только подходящая пара попадалась нам на глаза, мы изображали на лицах ослепительные улыбки и трепетно ожидали, что произойдет. Результат, как правило, был один: красавицы отворачивались, и нам приходилось топать дальше. Наконец, счастье нам улыбнулось в образе двух очаровательных девушек, одна светловолосая, другая темноволосая. Мы смело зашагали к ним, переступая через загорелые тела пляжников. Знакомство состоялось, как в лучших домах: бросив свои пожитки рядом с девушками, мы уселись на эти пожитки, поскольку сесть больше было негде и не на что. "Алексей", - представился я. "Константин", - представился мой друг. Поскольку мы расположились на единственной тропе, по которой окружающие могли пробраться к морю, то через нас постоянно перешагивали, но мы не обращали на это обстоятельство никакого внимания. Юные богини щурились и улыбались, но молчали, и говорить приходилось нам. Концерт продолжался. Я рассказал пару эпизодов из своей, богатой на приключения, жизни, Костик - пару анекдотов, и девушки оттаяли окончательно.
  - Расскажите что-нибудь еще, - попросила светловолосая девушка.
  - Или спойте, - добавила вторая.
  - Спеть? - Нет проблем! - Костик тут же выпросил гитару у соседей, и, после двух минут репетиции, мы заорали на весь пляж, как два мартовских кота.
  - Хватит, хватит! - засмеялись девушки.
  - Теперь ваша очередь, - заметил Костик.
  Петь девушки не стали, но и отмалчиваться не захотели и начали рассказывать о себе. Мы узнали, что они приехали из Минска, что беленькую звали Римма, а ее подругу - Женя. Первая фаза операции по завоеванию места на пляже завершилась блестящей победой, - мы провели на пляже в Ялте три последующих часа в компании этих очаровательных девушек.
  
  Время, однако, летело, и очень скоро мы уже провожали Женю и Римму. Нам очень захотелось продолжить знакомство, нужно было что-то придумать, и мы предложили поужинать. Прелесть идеи заключалось в трудности ее выполнения: по всем столовым стояли совершенно невообразимые очереди, человек по триста. Поэтому у нас получилось подобие прогулки вдоль набережной Ялты, от одной столовой к другой. Мы уже прошли мимо белоснежного греческого лайнера, миновали Морской Клуб и на улице, идущей вдоль невзрачной речушки, обнаружили небольшую уютную столовую, ту самую, в которой десять лет спустя, обедали герои знаменитого фильма "АССА". Но мы ничего не знали о будущей славе заведения. Нас прельстила очередь, всего лишь в двадцать человек - совсем немного по ялтинским меркам того времени. Вот тут-то мы и встретили Сашу, который по всем нашим расчетам должен был быть в Мисхоре уже две недели, и в наших планах значилось его, по возможности, посетить. А тут он сам с собственной персоной встретился с нами без всякой предварительной договоренности. Радости не было предела, и ужин впятером был просто великолепен. Восторг, однако, был немного подпорчен рассказом Саши. Оказалось, он там, в Мисхоре, живет не один, а с Юрой и Наташей, и они все вместе уже вторую неделю страдают: в столовых Мисхора рыбные дни без перерыва. Этот секрет местной кухни был нам уже знаком по Алуште, но мы не придали ему должного значения, а сейчас оказывалось, что рыбными котлетами кормят отдыхающих по всему южному берегу Крыма каждый день без исключений. И лишь в некоторых столовых Ялты можно найти что-нибудь мясное. Вот почему Саша одолжил мопед и приехал сюда отвести душу. Мы хотели, было, посочувствовать Саше, но быстро сообразили, что сочувствовать, скорее, надо нам, поскольку Алушта находится гораздо дальше от Ялты. Саша предложил ехать к нему в гости, но мопед выдерживал максимум двоих, и мы бросили жребий. По результатам жеребьевки, Саше выпало оставаться в Ялте. Я с таким положением не согласился, великодушно предложил Саше свое место на его мопеде, и они уехали.
  
  Солнце зашло за горы, и стало довольно сумрачно, хотя вечер только начинался. Я представил свой путь обратно в Алушту, особенно его последнюю часть - Собачий Уголок и грязную дорогу в темном лесу, где я по всем расчетам должен оказаться примерно к двенадцати ночи, - и понял, что волшебная сказка, кажется, подходит к концу. Ялта, напротив, готовилась к очередному сеансу бурной ночной жизни, ее залитые светом улицы наполнялись толпами веселых и беспечных людей. Хотелось продолжить праздник вместе с ними, и я неожиданно для самого себя пригласил девушек на танцы. К моему немалому удивлению, они с готовностью согласились и стали наперебой рассказывать, куда лучше пойти. Решено было отправиться на танцплощадку пансионата, возле которого они жили. Преимущества этого места были достаточно очевидны: и бесплатно, и от дома недалеко. Праздник продолжался. Я старался не думать о том, что, по всей видимости, мне придется ночевать не в Собачьем Уголке, а на ялтинском пляже. Значительно интереснее было думать о том, как и с кем, я буду танцевать на танцплощадке. Надо было кого-то выбирать: или Римму, или Женю. Признаюсь, опыт общения с девушками у меня к этому моменту был небогатый, хотя мне было уже двадцать пять лет, я окончил университет, и уже месяц, как вернулся с армии. Пока я был студентом, я по очереди влюблялся то в одну девушку из моей группы, то в другую, но, как бы вам сказать, без результата. И что интересно, еще на вступительных экзаменах я приметил девушку по имени Нелли и решил за ней приударить, в случае, если оба поступим. Обнаружив ее в своей группе, я немедленно выбрал себе место за соседним столом, и на каждой лекции пытался познакомиться с ней поближе. Увы, она не обращала на меня никакого внимания. Тогда я влюбился в Нину. Я ходил за ней тенью весь первый и второй курс, пока она не вышла замуж за курсанта киевского общевойскового училища. Потом я влюбился в Риту. У нее был острый носик, высокая грудь, осиная талия и пышные бедра. Цирк был ее голубой мечтой. Она ушла с четвертого курса и стала акробатом. Я снова стал ухаживать за Нелли. Казалось, результат вот-вот должен быть. Однажды мы с друзьями договорились поехать с ночевкой в Пущу-Водицу. Взяли рюкзаки, палатку, спальники. Пришли Миша, Лена и я. Нелли не пришла. Мы ждали ее два часа, потом я поехал к ней домой, где мне сказали, что она с мамой пошла в гости. Пришлось отправляться в поход втроем, что привело к забавному результату: всю ночь я обнимал и целовал Лену, а Миша пыхтел рядом. Должен признаться, это был первый мой опыт подобного рода, и мне казалось, что девушка должна возмущенно отбиваться от моих домогательств, но нет. Я целовал ее губы, лицо, ласкал ее грудь, и, даже страшно подумать, осмеливался гладить ее живот и бедра, но, как говорится, "не снимая штанов", то есть, без результата. Лишь под утро, когда рассвело, я заметил, насколько возмущен Миша, у которого были свои виды на Лену. Пришлось уступить место, но, как быстро выяснилось, Миша был не более удачлив, чем я. А еще через три месяца Лена объявила группе, что выходит замуж за парня из Житомира, своего одноклассника. Как можете догадаться, я снова попытался ухаживать за Нелли, но тут университет закончился, и началась армия. Я писал Нелли письма о своей армейской жизни, а она о своей. За месяц до окончания службы другая моя однокурсница прислала мне письмо, в котором сообщала, что Нелли вышла замуж. Этот момент запомнился надолго: я только что получил письмо на почте и шел по полковому плацу, читая на ходу. В тот миг, когда добрался до сообщения о свадьбе, я остановился, как вкопанный, готовый тут же, без оглядки на присягу и воинский устав, бежать в Киев, когда прочитал, что свадьба состоялась ДВА МЕСЯЦА НАЗАД, и мой побег из части так и не состоялся.
  
  Таков был весь мой сексуальный опыт к моменту знакомства с Женей и Риммой, на основе которого приходилось сейчас решать: кого и как. Конечно, Женя мне нравилась гораздо больше, чем Римма, от ее зеленых глаз исходило необъяснимое очарование, а лицо казалось родным и знакомым с детства. Но она была немного замкнута и зажата, а белокурая Римма выглядела более опытной, и ее серые глаза смотрели на меня достаточно откровенно. Я решил, что с ней мне легче будет достичь результата. Все эти расчеты прошли в моей голове на фоне милой и беспечной беседы, которую мы вели, пока шли на танцплощадку. Место для танцев оказалось круглой площадкой без крыши и ограды. Стенами и сводами служили деревья, освещаемые лампочками на проводе, который крепился к нескольким высоким шестам, поставленным вокруг. Возле площадки стоял магнитофон, под звуки которого все и танцевали. И я с Риммой тоже. Женя скромно сидела на одной из лавочек, стоящих вокруг. После третьего танца мне стало жаль ее, и мы с Риммой решили, что я должен потанцевать и с ней, хотя бы один раз, для приличия, чтобы не обижалась. Но все оказалось совсем не так, как предполагалось, и никогда больше я с Риммой не танцевал, ни в тот вечер, ни в последующие.
  
  Я взял Женю за руку и вывел ее на центр танцплощадки и тут же почувствовал разницу: вместо холодной деловой опытности Риммы, я ощутил пылкий жар робкой девушки страстно желающей быть любимой именно мною. Конечно, я этого до конца и не понял, но зато ощутил, как она сразу прижалась ко мне, нет, прильнула, и мы не могли разжать объятия ни на миг, и протанцевали весь вечер. Римма такого поворота выдержать не смогла и вскоре тихо исчезла с танцплощадки. Мы с Женей остались одни на всем свете. Крепко обнявшись, мы медленно шли по улочкам Ялты, останавливаясь на каждом углу, чтобы еще и еще раз слиться в сладком поцелуе, забыв и об обязательном результате, и об Алуште с ее Собачьим Уголком. Наконец мы добрались до дома дореволюционной постройки, тихо поднялись по темной лестнице и остановились у дверей ее комнаты.
  - Дальше нельзя, - прошептала она, - Там Римма.
  - Она же нас знает, - возразил я.
  Мы тихо пробрались в комнату, полагая, что Римма спит там, и, поэтому, не включили свет. Но комната была пуста. Мы стояли в пустой темной комнате друг против друга. "Сейчас!" - промелькнуло у меня в голове. Я протянул руки и обнял ее за талию, а она прижалась ко мне грудью, мягко обвила руками мою шею, и стала гладить мне плечи. Тогда я провел рукой по ее спине, по талии, потом ниже, чувствуя, как талия переходит в расширение бедер. Сердце билось все сильнее и горячей кровью начинало переполняться мое мужское достоинство - обычное дело, такое с парнями часто бывает, они смущаются и стараются скрыть это. "Будь, что будет", - подумал я и прижался к Жене целиком, чтобы она не могла не почувствовать моего состояния. "Какой ты хороший", - прошептала она, и наши губы стали ловить друг друга, то нежно касаясь, то расходясь вновь. "Пора!" - решил я и стал медленно усаживать ее на кровать.
  - Алеша! - прошептала она. Видимо, она хотела сказать "нет", но губы не смогли выговорить это слово.
  - Женя! - прошептал я в ответ, целуя и прижимаясь к ней так, что она, наконец, оказалась лежащей на кровати. Сбылось то, о чем я так долго и страстно мечтал: я сидел на кровати и обнимал лежащую на ней девушку. Но в платье. А я опять "в штанах".
Я тихо провел рукой по ее волосам, щеке, шее, груди. Потом провел по животу, по внешней стороне бедра до того места, где платье кончалось, и положил руку на упругую кожу ее ноги. Не отнимая руки, я нагнулся и стал целовать Женю в губы, одновременно двигая рукой вверх по ноге под платье. Она взялась своей рукой за мою, задержалась, как бы размышляя, как ей поступить, а потом обняла меня обеими руками, предоставляя свободу действий моим рукам. Я медленно двигался выше, пока не ощутил легкую ткань ее трусиков, и провел рукой по ним, переходя во внутреннюю сторону бедер, потом поднялся по животу выше к груди. Платье стало помехой, Женя слегка приподнялась, и я легко снял платье с нее. Теперь она лежала подо мной только в лифчике и трусиках и расстегивала на мне рубашку. Пока она это делала, я расстегнул джинсы и, стараясь раздеться без рывков, снял их с себя вместе с носками и кедами. Женя сняла с меня рубашку, и я лег рядом с ней на левый бок, опираясь на локоть.
- Я люблю тебя, - сказал я вполне искренне.
- Алеша, милый!
Я снова целовал ее и в губы, и в шею, одновременно стараясь расцепить ее лифчик, что оказалось делом нелегким. Наконец, она негромко рассмеялась и очень непринужденно сняла с себя лифчик сама...
Судя по всему, я проснулся довольно поздно: солнце светило в окна со всей своей силой, рядом лежала моя Женя, а на соседней койке тихо посапывала ...Римма. Неужели вечером я ее не заметил? Какой ужас, и где мои трусы? Я обвел взглядом комнату и обнаружил трусы аккуратно повешенными на спинку стула вместе с остальной моей одеждой. Странно, мне казалось, что вечером я бросал одежду просто на пол. Осторожно, чтобы не разбудить девушек, я выскользнул из-под одеяла и быстро натянул свои трусы на себя. Сделал я это чрезвычайно вовремя: взглянув на место, где я только что лежал, я наткнулся на насмешливый взгляд Жени. Она уже лежала лицом ко мне, и на ней уже был тот самый лифчик, который я не смог расстегнуть вечером. Что же здесь происходило, пока я спал?
  - Привет, - сказал я, совершенно не зная, что надо говорить в таких случаях.
  - Привет, - улыбнулась в ответ она.
  Все сразу вернулось на свои места, я почувствовал себя весело и непринужденно. Римма, как оказалось, только притворялась спящей. Все стали дружно вставать и одеваться, и никто не стеснялся своих трусов, трусиков и бюстгальтеров. Через час мы были в порту. Женя и Римма пришли провожать меня на катер. Греческий теплоход еще стоял у причала, пограничники все так же несли свою трудную службу, а над городом, в горах, висела все та же туча. Все было, как вчера, но я был уже не тот. Я стал мужчиной, а девушка, с которой это произошло, стояла рядом и улыбалась мне. Я был спокоен и удовлетворен. Уж теперь-то я смогу спокойно переносить рассказы друзей о своих многочисленных победах. Я в таких случаях предпочитал отмалчиваться, так как однажды попал впросак: мы с друзьями рассматривали репродукцию картины известного автора, на которой были изображены обнаженные женщины, и я удивился, почему живописец не изобразил самого главного. "ЭТО находится ниже", - компетентно заметил один из друзей. Представляю, как я покраснел тогда. Теперь же я знал, где ЭТО, и я ТАМ был. С этого дня, в разговорах с друзьями о мужских победах, я и дальше отмалчивался, но это было уже красноречивое молчание опытного человека. Здесь, на набережной Ялты, я обменялся адресами с первой в моей жизни женщиной, катер отошел от причала, и я помахал рукой Жене и Римме, грекам на белом теплоходе и тучам, застрявшим в горах. Катер развернулся и пошел на Восток, на Алушту. Но домой я в тот день так и не попал.
  
  Катер шел вперед, и Ялта оставалась за кормой, уменьшаясь в размерах и исчезая за мысом. За катером летели чайки. Сначала летела одна, но потом, когда пассажиры стали бросать ей хлеб, невесть откуда налетели еще и еще. Я попросил полбулки у одного из попутчиков и тоже стал развлекаться этой забавой, стараясь кидать кусочки хлеба так, чтобы чайки могли ловить их на лету. Как назло, здесь собрались одни лодыри, пропускавшие хлеб мимо себя и потом подбиравшие его из воды. Наконец, почему-то со стороны моря, прилетела чайка, которую я давно ждал. Не мудрствуя лукаво, она подлетела к корме на предельно близкое расстояние и стала хватать на лету куски, которые до нее доставались всей стае. Все было похоже на кадры из какого-то мультфильма: чайка, казалось, неподвижно повисла над кормой, почти незаметно пошевеливая крыльями, но куски хлеба невероятным образом попадали, даже не в клюв, нет, прямо в желудок. На самом деле, птица просто летела с той же скоростью, что и катер, с ювелирной точностью и незаметно для глаз, корректируя свой курс под очередную подачку. Я очень быстро перекидал ей в желудок весь свой хлебный запас, и запустил следом пуговицу, которую хитрая птица пропустила мимо, что называется, не моргнув глазом. Наевшись досыта, она развернулась и взяла курс в открытое море, предоставив другим чайкам возможность таскать куски хлеба из воды, что после такого цирка было для пассажиров уже не так интересно, тем более что впереди показался Гурзуф, и внимание публики переключилось на него. Я же решил временно сойти на берег, чтобы осмотреть легендарные места, о которых был много наслышан, но никогда там не бывал. Почти все мои знакомые бывали в Гурзуфе, и упоминали о нем чуть ли не в каждом разговоре. Я же в таких разговорах отмалчивался, как и в разговорах про ЭТО, вот почему я решил ликвидировать позорный изъян в своих светских манерах. Теперь я стоял на причале, а впереди меня, террасами и, утопая в зелени, взбирался в гору легендарный Гурзуф.
  
  На углу узкой и кривой улочки, круто уходящей вверх, прислонившись к стене, сидел пьяница, а, может быть, и наркоман, и глубоко презирал двух радиофицированных милиционеров, решившихся поставить его на ноги. Вокруг собралась джинсовая толпа любопытствующих. Современному человеку слово "джинсы" и "джинсовый" напоминают только о специфическом роде одежды и ткани, из которой она сделана. Никакого социального подтекста эта одежда и эта ткань сейчас не несут. Но в семидесятые годы, джинсы служили своеобразной формой протеста, а также проявлением принадлежности к определенному клану людей с особым складом ума. Разумеется, не стоит даже доказывать тот очевидный факт, что "джинсовые" люди считали себя умнее всех остальных. Так вот, Гурзуф, по насыщенности джинсами, занимал первое место на южном берегу Крыма. Может быть, во всем виноват фильм "Греческая смоковница"? И фильм, и джинсы в Советском Союзе, официально как бы не существовали. Гурзуф так напоминал греческие города из того фильма, что появиться здесь не в джинсах было бы просто неприлично. Надо полагать, люди, приехавшие сюда, старались, по возможности, в точности повторить стиль жизни, показанный в фильме. Пьяница на асфальте, кажется, перестарался. "Да, да! - кричал он, - Наркоман! Вызывайте скорую!" Должен добавить, что наркомании в стране тоже, как бы, не существовало, поэтому человек, публично объявивший себя наркоманом, имел все основания прослыть оригиналом. Но тут, в Гурзуфе, такой номер уже не проходил. Прохожие, как правило, задерживались ненадолго: видимо, инцидент не вызывал у них большого любопытства, и я последовал их примеру. Изучив этот небольшой городок от памятника Пушкину до того места, где открывался вид на Артек, я решил, что набрал достаточное количество впечатлений для того, чтобы ввернуть пару слов о Гурзуфе в светской беседе, и решил возвращаться на катер. Пройдя по живописным улочкам, я неожиданно попал на очень небольшую, но тоже довольно живописную площадь. Скорее всего, это и был центр старого Гурзуфа, где можно было найти и автобусную станцию, и почту, и переговорный пункт, и пивную на свежем воздухе. От этого разнообразия общественных услуг тесная площадь была полна народу: с одной стороны площади стоял рейсовый автобус, и его штурмовала толпа примерно втрое больше, чем автобус мог вместить. В пивную стояла очередь средних размеров, человек пятьдесят, не больше. Примерно столько же стояло в очереди на переговорный пункт, откуда, время от времени, выходили разомлевшие от духоты счастливчики, только что рассказавшие своим друзьям в Киеве или в Москве о том, как хорошо им отдыхается в Гурзуфе.
  
  
  Возле пивной бочки, с полной кружкой пива в руке, стоял Вадим и сдувал пену. Это был мой старый знакомый еще со школы. Но сказать, что это мой школьный товарищ, означало бы сказать почти ничего. Заводила и авантюрист от природы, он был душой нашей компании в Киеве и великолепным организатором всех вечеринок. Сейчас он предстал предо мной в длинных, до плеч, волосах, с бородой и усами и, разумеется, в джинсах. Можно было вообразить, что это хиппи проездом из Вудстока, но на самом деле, он был младшим научным сотрудником и занимался проблемами биохимии, как и его жена, которая, впрочем, была не младшим научным сотрудником и, даже, не старшим. Она была кандидатом наук. Вадима я не видел больше года, вообразите, какая последовала сцена, полная экспрессии и радостных восклицаний.
  - Как ты меня нашел? - изумился Вадим.
  - Вычислил, - соврал я.
  Мне так хотелось поделиться вновь приобретенным опытом, что я тут же рассказал ему о своих приключениях в Ялте, многозначительно промолчав о подробностях. Опытный друг, вполне резонно, заметил, что, в данной ситуации, было бы куда умнее остаться в Ялте с девушками. Но, раз уж я попал в Гурзуф и встретил его, то это надо немедленно отметить, и заодно, познакомиться с его женой, которой я, из-за своей службы в армии, так еще и не был представлен. Мы распили по кружке пива, в честь нашей встречи, и пошли разыскивать кандидата наук в области биохимии. Мимо нас проехала машина "Скорой помощи". Видимо, тому бедолаге на углу было действительно плохо. В ином случае, туда поехала бы "Спецмедслужба". Наличие таких служб в городе могло бы здорово пригодиться нам несколько часов спустя, в полночь, когда мы достигли состояния полной кондиции, и нам в голову пришла замечательная мысль пойти купаться в море голыми. Но ответственные за безопасность на воде, по всей видимости, давно уже спали, мы беспрепятственно добрались до неосвещенного края пляжа и обнажились до природного состояния. Было необычайно темно. С берега доносился неудержимый стрекот цикад. Дневная духота прошла, и было просто тепло. Тихое море лениво шевелило галькой у кромки пляжа. Камень, брошенный в воду, замысловато кружил, оставляя фосфоресцирующий след. Время от времени со стороны моря доносились загадочные вздохи. Скорее всего, это были дельфины, находившиеся в нескольких километрах отсюда, но море доносило звуки так, будто дельфины вздыхали где-то совершенно рядом. Вадим, его жена и я стояли на гальке мокрые после купания и понемногу трезвели. Попутно я пытался рассмотреть в темноте стоявшую рядом обнаженную женщину, жену Вадима. Их веселое супружеское щебетание звучало прямо над ухом, но рассмотреть что-либо не удавалось. Наконец я заметил какое-то подобие лифчика и трусиков, и подумал, что меня разыграли: я купаюсь голым, а они нет. Но тут меня осенила догадка - это не лифчик и трусики, а незагорелые места! Парадоксально, но факт: именно они и создавали иллюзию пляжного костюма! Я вспомнил Женю. Ее не надо было подглядывать, - ее можно было просто смотреть, можно было поцеловать, можно было положить руку на грудь, на бедра, на живот. Можно было запустить руку в волосы на лобке и почувствовать, как она разводит бедра, чтобы я мог продолжить ласки дальше... Я вспомнил ее тихие слова: "Еще! Еще!...Теперь ты". Господи, зачем я только уехал из Ялты?!
  
  Я полагал вернуться утром в Ялту, но не тут-то было. У Вадима оказались экскурсионные билеты в Ласточкино Гнездо на следующий день. Билеты были "туда и обратно", и мы разделили их так, чтобы у жены Вадима были "туда и обратно", а у нас с Вадимом только "туда". Оставаться в Ласточкином Гнезде, не входило в мои планы, и я, перед приходом катера, отправился к кассе покупать себе обратный билет. А счастливые супруги отправились покупать продукты в дорогу. Море снова слегка штормило, и я, вспоминая свой вчерашний морской поход, пытался отговорить друзей от путешествия морем. Однако ничего у меня не вышло. Напрасно конечно, поскольку, когда катер подошел, я стоял у причала без обратного билета, а Вадим прибежал весь красный и взмыленный, сообщив мне радостную весть: его жена стоит в очереди за молоком, и очередь уже подходит. Увы, наш катер уже отдавал концы. Я коротко, но очень доходчиво объяснил Вадиму, что если он хочет сегодня попасть в Ласточкино Гнездо, то ему следует ехать туда без молока. После этого я забрал у него билеты и побежал к катеру, а Вадим рванул за женой. На катере, тем временем, отдали почти все концы, кроме одного, и дежурный матрос уже отматывал его от большой железяки на причале.
  - Капитан, подождите! - закричал я, что было сил, и поддал ходу. Не знаю, как капитан, а матрос услышал. Он уже отвязал конец от железяки, но отдавать его не спешил из-за меня. Получалось, он один держал на толстой веревке целый корабль.
  - Подождите минуточку, вот билеты! Ребята сейчас подойдут!
  Команда у трапа застыла в ожидании, а я не спешил зайти на корабль, так как прекрасно понимал, что трап после этого сразу уберут. Дежурный матрос продолжал удерживать канатом судно водоизмещением в пару сотен тонн. Когда это ему надоело, и он решил отпустить судно на все четыре стороны, показались Вадим с женой. Инцидент разрешился. Мы благополучно погрузились на борт, конец отдали, трап убрали, и катер взял курс на Ласточкино Гнездо. На катере произошел еще один случай, но уже приятного свойства: я встретил своего однокурсника, Мишу, который путешествовал со своей подружкой Томой в том же направлении, что и мы, к Ласточкину Гнезду. День начинался удачно. Погода была великолепна, море, отчасти, успокоилось, катер подбрасывало на волнах, но не так сильно. Мы сидели на корме, ели впятером одну буханку хлеба и бегали по очереди запивать к единственному на судне крану с пресной водой.
  
  По прибытии на место назначения, выяснилось, что панорама Ласточкиного Гнезда, знаменитого символа южного берега Крыма, изученного заранее по многочисленным открыткам, фотографиям и плакатам, дополнена элементами промышленного дизайна в виде плавучего крана и двух катеров водолазной службы, которые вели подводные работы по монтажу нового причала. Катер подходил к старому причалу, экскурсовод по громкоговорителю объяснял порядок осмотра: десять минут - вверх по лестнице до замка, десять минут - фотографироваться на фоне Ласточкиного Гнезда с различных точек и еще десять минут - бегом вниз на катер. Большинство пассажиров были отдыхающими из пансионатов со своими фотографами. Эти фотографы водили за собой экскурсантов, как послушные стада, и мы решили подождать, пока они все уедут, но здорово просчитались. Стоило нашему катеру отойти от берега, как к этому же месту сразу пришвартовался другой, и новые послушные стада под руководством фотографов ринулись наверх. Еще несколько катеров было на подходе, одни толпы бежали вверх, другие вниз. Плавучий кран опускал блоки, и сверху было хорошо видно водолазов в тяжелых водолазных костюмах, которые занимались монтированием блоков на дне. Стало понятно, что здесь действует хорошо налаженный экскурсионный конвейер, и новый причал позволит увеличить его мощность в четыре раза. Однако были в этом круговороте несколько приятных моментов: во-первых, в Ласточкином Гнезде размещался ресторан, во-вторых, большинство экскурсантов не имело времени его посетить. Кроме того, Вадим, как оказалось, договорился заранее о встрече с нашими друзьями, Сашей, Юрой и Наташей, и они уже ждали нас наверху вместе с Константином. Только в Крыму бывают такие встречи. Какая жалость, что здесь нет Жени и Риммы!
  - Сколько бы ты дал, если бы Женя была здесь? - пошутил Костик.
  - Десять рублей, - не задумываясь сказал я.
  - Давай, - деловито заявил он.
  - Неужели...
  - Ну, вот, - он показал в сторону смотровой площадки.
  Я бросился туда и действительно обнаружил девушек за башней.
  - Привет!
  - Привет, - первой откликнулась Римма, окинула меня насмешливым взглядом с ног до головы и удалилась в сторону нашей компании.
  - Привет, - тихо сказала Женя, когда Римма скрылась за башней.
  Я опять не знал, что надо говорить в таких случаях. Видно было, как она борется с желанием броситься и обнять меня, но люди кругом...
  - А мы сегодня уезжаем.
  - Как? А как же я?
  - Ты придешь нас провожать?
  - Конечно!
  - Ну что, Алеша? Мы тут решили отметить. Идете? - спросил подошедший Вадим.
  - Куда?
  - В Ласточкино Гнездо - это же ресторан!
  Все уже ждали нас у входа. Растерянный метрдотель пытался нас посчитать, но у него ничего не получалось. Вадим тут же начал нас строить:
  - Значит, мы, - начал он с себя с женой, - Костя, Саша, Юра, Наташа, Миша, Тома, Женя, Римма. Алеша, ты идешь или здесь остаешься?
  - Иду.
  - Всего одиннадцать человек! - подвел итог Вадим.
   Метрдотель задумался, оценивая нас.
  - Есть столик в башне - как раз все поместитесь.
  
  
  Это был великолепный солнечный день. На небе не было ни облачка, ярко светило солнце, но морской ветер сдувал жару, и было просто тепло. Море было синее-синее, вдалеке оно становилось светлее и, по своему обыкновению, плавно переходило в небо без линии горизонта. А небо, в свою очередь, становилось все темнее к зениту, и было над головой таким же, синим, как и море. Ресторан "Ласточкино Гнездо" казался нам волшебным замком, и мы чувствовали себя тут, как Золушка на балу - настолько сказочно-нереальным казался вид из окна, обстановка внутри Ласточкина Гнезда, восторженные люди, снующие вокруг башни, синева моря и неба, белизна кораблей. Каким-то чудесным образом мы все собрались в этом месте и в этот день. Никогда больше мы не собирались так. Даже в Киеве. Римма и Женя уехали в тот же вечер, и я больше никогда их не увидел. Женя прислала мне только три письма: два осенью и третье уже зимой. В нем она сообщала, что вышла замуж за хорошего человека, благодарила меня за все и обещала никогда не забыть три волшебных дня проведенных вместе на южном берегу Крыма.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"