(по мотивам одноименной картины неизвестного художника-примитивиста)
Эта история произошла в Рязани. Где это? - спросит неравнодушный читатель. Там, где не отцветает жасмин, как говорил Веня, собираясь в Петушки. Рязань была бы очень похожа на Одессу, если бы так не отличалась от нее. В принципе, эта история могла бы произойти в любом другом месте. Я не люблю сослагательное наклонение, но здесь оно имеет право на жизнь.
*****
Оближите у кошки края, сударь! - так отреагировал грузчик на мою просьбу помочь понести тяжелую поклажу - Я забесплатно не продаюсь. Значит я в Рязани, подумал про себя ваш покорный слуга. Осталось только найти себе ночлег. Ночлега, как и денег не нашлось. Зато отыскалась компания каких-то ухарей, которым не терпелось прикурить именно у меня. Благо документации и драгоценностей при себе я не имел, поэтому невозмутимо принеся себя в жертву богу насилия, я спокойно заснул на траве в парке. Засыпая, я увидел бронзовую голову Сергея Есенина. Вспомнились его: Грубым дается радость, Нежным дается печаль. Мне ничего не надо, Мне никого не жаль... С мыслями о поэте я и заснул, ворочаясь от небольшой боли в области копчика. Сон был недолгим. Проснулся я от того, что Есенин тряс меня за плечо. "Вставай, оглобля, пойдем, покажу тебе петуха распятого". "Зачем?" - спросил я. "А мы у него и спросим" - ответил Сергей Александрович. Я встал, отряхнулся, доел остатки своего бланманже и захромал в сторону земляка. Действительно, на Театральной площади возвышался громадный крест - метров 50 в высоту, а на нем был распят не меньших размеров петух. Перья у петуха были невыносимо яркими. - За что его так? - спросил я у кого-то из толпы. - А как же. Что его премировать что ли? - ответил старичок. - Он что кому-то ногу в общественном транспорте отдавил? - снова поинтересовался я. - Да нет, просто он отказался жениться на дочке мэра - вмещалась женщина с одним глазом. - Она что страшная? - снова я. Женщина не расслышав, подумала, что я про нее и отвернулась с надутыми губами. - Дочка мэра - вуаэристка - уже третий зевака разъяснял мне ситуацию. - А петух у нас консерватор. Не терпит никаких таких американских извращений - втолковывала мне одна маленькая девочка. Какой-то поп, прикурив от своего кадила, уставился на меня. - А вы молодой человек, шпион что ли? Не по-божески как-то. Петуха распяли, а вы вместо того, чтобы его пожалеть, расспрашиваете нас чего и почему. Просто пожалейте его всем своим сердцем. Я уверен, что оно у вас не меньше моего... - Когда же его разделывать начнут? Всем курятины хватит - сказал все тот же поп, обращаясь к толстому мужчине. Последний, в свою очередь, блаженно улыбался, протирая носовым платком серебряную вилку. - Не люблю общие - объяснил мне этот мужчина. Тут из какой-то машины негромко заиграла песня Наутилуса Помпилиуса "Черные птицы". У меня потекли слезы. Я все понял. Все эти твари собрались здесь, чтобы сожрать бедного петуха. Он виноват только в том, что хотел жить в своем курятнике, а его насильно хотели очеловечить. Воздух разорвал мой нечеловеческий крик. Я побежал со всех ног. Я упал рядом с петухом. Мои слезы омывали его лапы, я плакал как миллион женщин, потерявших на фронте всех своих сыновей. Небо было кроваво-красным. Сквозь слезы я видел в толпе Достоевского и Ницше. Ницше тоже рыдал навзрыд, зарывшись головой в плечо Федора Михайловича. Возле них стояли какие-то врачи. Мне было наплевать на всех. Меня уже никто не мог остановить. Народу становилось все больше и больше. Кто-то, показывая на меня, закричал: - И этого щуплого тоже в котел. Я вцепился в петуха. Я знал, что не отпущу его ни за что. Он был мне дороже Бога, себя и жизни всех людей вместе взятых. А может быть, это и был Бог? Мысли кружились и мешались как ноги тех молодчиков накануне. Неужели Мандельштама и, правда, утопили в лагерном сортире? - это был последний вопрос, который я задал себе. Дальше я ничего не помню. ..................................................................................... ..................................................................................... .....................................................................................
Проснулся я только вечером. Голова была ясна как никогда. Я с легкостью представил себе, что Виктор Цой и Майкл Джексон - это один и тот же человек, и что он действительно жив. В плеере заиграла песня "Flowers On The Wall" The Satler Brothers из "Криминального чтива". Выглянув в окно, посмотрел на людей, потом на себя в зеркало. И понял, что этот кошмар вернется, только, скорее всего в другом обличии. Завтра я решил пойти замолить свои грехи. Нет, не в церковь. В зоопарк...