Однажды на границе большая, толстая, холёная собака из Аргентины встретилась с маленькой, тощей, несчастной чилийской собачкой. Они обнюхались и обнаружили, что каждая направляется на родину другой. 'Зачем?! - удивилась чилийская собачонка. - Ты не знаешь, что там творится! Я люблю свою родину, но жду - не дождусь, чтобы свалить оттуда. За весь месяц я ни разу не ела досыта. А ты живёшь в Аргентине, вся сытая, толстая, здоровая, цветущая - почему ты бежишь оттуда, где живёшь в достатке?'
Аргентинская собака оглянулась через плечо и прошептала, прикрывшись лапой: 'Зато у вас гавкать можно'
Я услышал этот анекдот в Бразилии. Это вполне правдивая иллюстрация различий между двумя странами. Когда Тикки планировала наш маршрут, она выделила на пребывание в Аргентине всего четыре дня, полагая, что четыре дня - самый длинный срок, в течение которого она сможет держать язык за зубами. Я чувствовал, что эта цифра слишком оптимистична, ведь у Тикки вредная привычка говорить правду в глаза. Я уповал только на то, что полиция Перона будет слишком галантна или слишком осторожна, чтобы бросить señora из Штатов в тюрьму.
Как оказалось, мы задержались намного дольше, чем на четыре дня, потому что наше судно, как это принято у морских судов, пришло с большим опозданием. А потом, к немалому своему удивлению, мы обнаружили, что нам очень понравилась Аргентина. Стоп-стоп! Я не хочу, чтобы меня сходу записали в крипто-фашисты или как там коммунисты называют сегодня сторонников Твёрдой Руки, если это не коммунистическая Рука. Мне не нравятся полицейские государства. Как и той жирной аргентинской собаке, безотносительно того, насколько это хорошо получается, мне по-прежнему нравится гавкать. Но, тем не менее, нам действительно понравилась страна под названием Аргентина, и нам очень понравились многие её граждане.
Однако, прежде чем я скажу пару добрых слов о нынешнем правительстве Аргентины, я прошу иметь в виду, что я всего лишь пытаюсь сообщить о том, что увидел и услышал, и что я не вижу никаких качественных различий между разными диктатурами, например, между Аргентиной при Пероне и Германии при Гитлере. Мои высказывания вовсе не подразумевают, что я одобряю подавление свободы собраний, свободы печати, свободы слова, оппозиционных партий или заключение в тюрьму лидеров оппозиции. Как я написал выше, Аргентина только что провела очередные выборы, на которых, как обычно, победил Перон. И опять же, как обычно, перед выборами были извлечены на свет божий оппозиционные партии, с них отряхнули пыль и допустили к предвыборной кампании, а по завершению быстро упрятали обратно. Это несколько далековато от наших представлений о свободных демократических выборах.
Но у нас сложилось очень сильное впечатление, что президент Перон пользуется весьма широкой народной поддержкой и, вероятно, мог бы победить и в честных выборах с заметным перевесом голосов. Правда, он не стал рисковать. С тех пор, как он захватил власть, в стране несколько раз проходили выборы, и он выиграл их все. Вполне предсказуемо, ведь это было что-то наподобие голосования в закрытом клубе, где всё контролирует захватившая власть клика. А пока она управляет комитетом по выдвижению кандидатов и комитетом по членству, оппозиция может не беспокоиться и в день выборов мирно сидеть по домам, а ещё лучше - в Монтевидео, где многие из них прописались на постоянное место жительства в изгнании.
Тем не менее, думаю, что у 'Папы' Перона столько же сторонников в Аргентине, сколько поклонников Айка у нас в стране. Как сказал мне один из них, 'Он нравится всем, или, по крайней мере, нравится многое из того, что он сделал, а вот её ненавидели почти все'. Мне трудно было оценить вторую половину его заявления: когда мы были там, Эва Перон уже получила своё, и очень немногие упоминали её имя. Не то, чтобы её могли забыть, её имя и лицо были повсюду, но она перестала быть проблемой. Мне показалось, что сам Перон стал узником мифа, который сам же и породил. Я не представляю, как он теперь сможет жениться на ком-то ещё, если у него возникнет такое желание. Он сотворил из своей покойной жены фактически святую; было бы неловко (если не сказать больше) теперь жениться на 'обычной' женщине.
Я спросил своего информатора, почему люди не любили Эвиту, хотя им нравился Хуан.
- Я приведу вам пару примеров. Когда Эва была молодой актрисой, другая, более известная актриса забрала у неё роль в пьесе. Она поклялась отомстить ей, и она свою клятву выполнила - став супругой президента, она не только использовала своё влияние, чтобы той женщине не досталось ни одной роли, но и выслала другую актрису прямо из страны. Она была из породы бессмысленно мстительных женщин, многие люди знали это. Или возьмём другой случай: некоторое время назад встал вопрос о повышении зарплат девушкам, работавшим клерками в универмагах, и их профсоюзные руководители обратились к Эве, чтобы она занялась этим. Все подобные вопросы были в её руках.
Она сказала, что подумает. Прошло нескольких месяцев, прежде чем она наконец 'всё обдумала'. И однажды было объявлено повышение зарплат для женщин-клерков. Оно немедленно вступило в силу, причём новая тарифная сетка считалась действующей с начала текущего года. Думаете, разницу девушки получили в виде большой премии? Как бы не так! Накопленная с начала года разница в зарплате должна была быть переведена в Фонд Эвы Перон; клерки радовались прибавке к зарплате, они знали, кто её для них выбил - Эвита, а Эвита прибрала к своим рукам ещё парочку миллионов песо.
- Значит, она смогла их потратить на себя?
- Ну, нет... Точнее, и да, и нет. Она не смогла бы потратить слишком большую часть этой суммы на себя, сколько бы шуб она ни купила. Денег было слишком много. И факт, что никогда не велось никакого учёта денег, которые проходили через Фонд, ни откуда они пришли, ни куда уходят. Одно из помещений Фонда Эвита использовала для аудиенций, люди приходили туда с просьбами и рассказывали свои истории. Когда её просили, она выдвигала ящик стола, который был битком набит деньгами и раздавала их горстями - без системы, без регистрации.
- И заметьте, - добавил он, - я не говорю, что Фонд Эвы Перон не делал ничего хорошего. Он сделал людям много добра, и продолжает делать. Больницы, детские дома, всякие такие вещи.
Я не знаю, насколько правдивы приведённые выше истории, но, похоже, в общественном мнении подобные им преобладают. Аргентина, будучи полицейским государством, обладает одной странной особенностью - обычные граждане здесь не боятся говорить о политике и высказывать критику правительства. Несомненно, peronistas урезали гражданские свободы и подавили оппозицию, но большинство граждан, похоже, считают, что живут в свободной стране с хорошим управлением.
Я этого не понимаю, тем не менее, выскажу здесь несколько поверхностных суждений - вряд ли я заблуждаюсь сильнее, чем большинство профессиональных экспертов. Я подозреваю, что свободная душа типичного южноамериканца просто не выдержит попытки прямого контроля его мыслей; если он не сможет высказывать свое мнение, он взбунтуется. Поэтому южноамериканским диктаторам не сошли бы с рук методы, которыми пользуются комиссары; чтобы оставаться у власти, южноамериканским боссам приходится находить реальную народную поддержку. И конечно же Перон искал и обрёл её у 'голодранцев'[01]. Кроме того, у него, похоже, довольно сильная поддержка и среди среднего класса.
Кроме того, в Аргентине не сложилось прочных традиций гражданской свободы и демократического процесса, наподобие наших; местные граждане более склонны судить по результатам, а не по методам их достижения - чисто по учебнику политологии, где 'Муссолини заставил поезда приходить по расписанию'. Повсюду в Буэнос-Айресе мы видели огромные плакаты 'PERÓN CUMPLE' - что в вольном переводе означает 'ПЕРОН ДЕРЖИТ СВОЁ СЛОВО', Т.е. Перон сделает ту или иную общественную работу точно так, как обещал. Такого рода вещи производят впечатление даже у нас в Штатах. Город, в котором я рос, был во власти аппарата Пендергаста, и я могу засвидетельствовать, что мои соседи больше интересовались качеством дорожного покрытия в своём квартале (оно было превосходным), а не откатами, полученными мэрией за его укладку (они были беспрецедентными).
Во многих отношениях Перон выглядит куда лучше своих предшественников. Мы слышали презрительные высказывания о предыдущем Президенте, которого он выгнал, о том, что тот всё своё время проводил, наслаждаясь ночной жизнью Буэнос-Айреса, и больше ничем не занимался. Перона невозможно обвинить в праздности. Его рабочий день начинается в шесть утра, и практически любой, кто захочет личной аудиенции, может её получить, если встанет вовремя, чтобы встретиться с ним в эти часы.
Его любовь к детям кажется искренней, и это, безусловно, добавляет ему популярности. Недавно он отдал свой загородный дом детям Аргентины, заявив, что холостяку он не нужен. Повсюду в Буэнос-Айресе натыкаешься на эту цитату:
'En la Nueva Argentina los únicos privilegiados son los niños' - President Juan Perón.
('В новой Аргентине единственные привилегированные - это дети') Эта похвальба по большому счёту не совсем верна, но он, похоже, заявил это совершенно искренне, да и лозунг созвучен духу этой нации: детей там ценят высоко.
В дополнение к вышесказанному, он ещё и великолепный оратор. Однажды мы слышали его выступление - у него эффектный стиль, столь же эффектный, как у Гитлера. Содержание было семантически пустым: он хвастался, что аргентинцы - великая нация, потому что обладают мужеством и идеалами... и тому подобные неопределённые абстракции. Но в какой-то момент он внезапно прервался, резко изменил свою манеру речи и скомандовал: 'Скажите тем полицейским, чтобы прекратили беспокоить граждан и убирались!'
Толпа ликовала.
Была ли это внезапная импровизация талантливого оратора, или запланированный заранее эпизод - как бы то ни было, это был умный политический ход.
Но - оставим на время политику. Три часа длился наш перелёт через Южную Америку, и ещё три часа после посадки мы добирались до нашего отеля. Это время заняли въездные формальности и бесконечная поездка от аэропорта в центр. Самолеты сделали свою часть работы легко и быстро; оставшаяся часть прошла не так споро.
Когда мы регистрировались в 'Plaza Hotel', у нас вежливо попросили сдать наши паспорта, они нужны были полиции. Тикки твёрдо ответила: 'Нет!'
Сотрудник на ресепшн был смущён, терпелив, но настойчив. И я, в конце концов, согласился, но настоял на оформлении расписки с серийными номерами паспортов, которую клерк благоразумно нам предоставил вместе с полицейскими пропусками каждому. Я не имею ни малейшего представления, зачем полиции Перона понадобились наши паспорта, но они продержали их у себя в течение нескольких дней, а затем вернули.
'Plaza Hotel' не такой новый, как 'Carrera', но не менее роскошный. Наш номер - полулюкс, вдвое больше обычных гостиничных номеров. Его можно было разделить большими портьерами на гостиную и спальню. Мебель и украшения напомнили мне о Сиреневом Десятилетии[02], но кровати были современными. Больше всего меня потрясли банные полотенца, которые были самыми величайшими из всех величайших банных полотенец в мире. Они были огромные, как турецкие банные простыни, пять на шесть футов размером, достаточно большие, чтобы носить их как тогу. Я выбился из сил, пытаясь вытереться таким полотенцем. Мне сильно не хватало лакея, который поддерживал бы свободный конец на весу. Куда практичнее было бы отрезать этот лишний кусок. Но после скромных клочков водостойкой тряпки, которые выдают за полотенца на некоторых американских морских судах, я не был склонен жаловаться.
На следующий день было воскресенье. Магазины были закрыты, а улицы пустынны; мы прогулялись и попытались проникнуться духом города. Буэнос-Айрес по-настоящему большой город, большой, как Лос-Анджелес или Чикаго и многое красивее, чем они. На самом деле он такой огромный, что слишком велик для окружающей его сельской местности - с точки зрения здорового экономического баланса. Если привести в его пропорции Нью-Йорк, то в Нью-Йорке будут обитать сорок миллионов человек.
Но не удивительно, что большинство аргентинцев при первой же возможности стремятся поселиться в столице: это очаровательный, красивый мегаполис, не деревня-переросток без собственной души, как некоторые из наших городов (нет, я не буду их называть, опасаясь визита линчевателей). В нём более двухсот парков и площадей, некоторые из них огромного размера. Все они необычайной красоты и изобилуют цветами, деревьями и скульптурами. Оказывается, я очень люблю скульптуры, и я объездил Соединенные Штаты от границы до границы, от побережья до побережья, глазея на статуи везде, где сумел их отыскать. Результатом был довольно скудный урожай. Почему самые богатые люди в мире, которые охотно лезут в карманы ради чего угодно - от ликвидации последствий наводнения в Сиаме до 21-дюймового экрана телевизора, не возьмутся все вместе и не прикупят нам ещё статуй? Я не знаю, почему, но так обстоят дела у нас. Любой же город Южной Америки заполнен статуями, некоторые из них заурядные всадники, некоторые из них отличные, и совсем немногие - превосходны.
Буэнос-Айрес - большой город со множеством статуй, возможно, их даже многовато по средним меркам. Многие из них вполне академичны, но в большом парке у городской резиденции президента мы увидели нечто, смутно похожее то ли на корабль, то ли на гигантский геологический молоток, повёрнутый ручкой вверх. Оно было эпическим по концепции и по размерам, он обладало приятными формами... но я так и не смог понять, что оно означает. Я спросил об этой штуке у гида, который нас тогда сопровождал.
Он мягко улыбнулся.
- Уругвай подарил нам это в знак дружбы между нашими двумя странами, поэтому мы установили его здесь. Но мы не сумели выяснить, что это такое.
В понедельник мы решили, что настало время перейти к осмотру достопримечательностей всерьёз. Большинству путешественников вроде нас, в какой бы стране они не находились, всегда неприятно делать выбор между тем, чтобы просто глазеть по сторонам в своё удовольствие и пытаясь впитать аромат чужой страны, или же тем, чтобы приступить к процессу с мрачной решимостью выжать максимум пользы из отведённых на это времени и денег. Первый метод - безусловно лучше, при условии, что вы не стеснены во времени и деньгах и можете себе позволить провести по нескольку месяцев в каждой стране, а всю свою жизнь - в путешествиях. Второй метод - почти безальтернативный выбор для большинства из нас, но он, кроме всего прочего, ещё и тяжкий труд.
Мы с Тикки обычно пытаемся сделать и то и другое, а это означает, что мы непременно пропустим множество вещей. ('Как! Вы были в Руритании и вы не видели Лабиринт? Мой дорогой, вы впустую потратили свою поездку!') Мир - это гигантский шведский стол, вы можете пробовать немного здесь и немного там и получить от этого удовольствие, но если вы попытаетесь проглотить всё, вы просто заболеете. Возможно, куда важнее поглазеть на кошку с котятами на книжном рынке, чем пытаться увидеть все лабиринты всех Руританий.
Мы с Тикки спустились к стойке главного швейцара 'Plaza' и спросили, есть ли тут таксист, который говорит по-английски. Мы знали, что в Буэнос-Айресе была система метро, которая доставит нас куда угодно быстрее и дешевле, чем такси, но совершать экскурсию на метро - это всё равно что целоваться по телефону. Швейцар нашёл нам такого водителя, лицензированного гида по имени Герман Фройденбергер, которому предстояло стать нашим самым близким другом в Аргентине. Это был красивый, хорошо сложенный молодой человек, закончивший колледж по специальности 'управляющий ранчо', но он бросил сельское хозяйство, чтобы стать туристическим гидом. Как он объяснил, помощнику менеджера большого сельскохозяйственного поместья ничего не остаётся в жизни, кроме как с нетерпением дожидаться смерти старшего менеджера. Он же хотел жениться, а бизнес гида быстрее приносил успех.
Герман говорил на испанском, португальском, английском, немецком и французском; редкий турист мог его озадачить. У него было ещё кое-что, не менее важное: он любил свою страну, гордился ей и знал её историю. Его родители были немецкими евреями, Герман был таким же аргентинцем, как Сан-Мартин - Освободитель.
Он никогда не пытался тянуть из нас деньги. Если мы добавляли презент за особый сервис, он принимал его вежливо, но если мы платили точную стоимость по пробегу или по времени, он был точно так же любезен, всегда оставаясь латиноамериканским джентльменом. Он был, скорее, хозяином в своей стране, принимающим зарубежных гостей, а не наёмным работником.
Сначала Герман устроил для нас быструю экскурсию по главным точкам города. Давайте вы просто отметите 'галочкой', что мы видели такие вещи, как Casa Rosada, статую Сан-Мартина, памятник Колумбу, посольства, министерства, Plaza Congreso, Обелиск в честь четырёхсотлетия Буэнос-Айреса и национальную художественную галерею. Разумеется, мы всё это посмотрели, и вы тоже их посмотрите, когда будете здесь. Но вы больше узнаете о них, пять минут поразглядывав фотографии в 'National Geographic', чем из десяти тысяч слов моего описания. Описывать общественные здание так же бессмысленно, как описывать красивую женщину, тут лучше всего подходят картинки.
Всё вышеперечисленное потребовало не одной поездки и не одного дня: Буэнос-Айрес большой. Но мы посмотрели и другие вещи. Герман отвёз нас вниз к устью, чтобы показать нам голландский корабль, на котором мы должны были отплыть на следующей неделе. Набережная в Буэнос-Айресе красивее, чем в большинстве других мест, хотя доки и склады большого и оживлённого порта не могут конкурировать с другими достопримечательностями по части красоты. Там Герман указал на большое здание электростанции.
- Это место, где во время войны мы жгли кофе.
- Кофе? - переспросил я, с ужасом вспоминая нынешние долларовые цены за фунт.
- Да. У нас был кофе, который мы не могли продать или раздать, а угля не хватало. Весь район так и благоухал.
Я был слишком ошеломлён, чтобы как-то это прокомментировать. Для меня это была самая трагическая потеря ценнейшего сырья с тех времён, когда ацтеки перестали практиковать жертвоприношения девственниц.
Позже он показал нам Avenida Nueve de Julio, самую широкую улицу в мире. Если вы начнёте подбирать эквиваленты местным названиям, типа 'Четвёртое июля' - 'Девятое июля', вы в конечном итоге найдёте правильный перевод местного названия: 'Бульвар Дня Независимости'. Он был действительно очень широк, по сравнению с ним даже Кэнэл-Стрит в Новом Орлеане выглядит переулком - восемь такси в ряд от бордюра до бордюра, не считая широких зелёных аллей по сторонам.
Похоже, Хайнлайн неточно выразился - здесь 16 полос, и, да - это выглядит как просека в лесу домов
- Почему он такой большой?
- О, президент Перон решил, что нам нужен в центре города большой бульвар, поэтому он приказал снести все здания на глубину квартала вдоль бульвара и добавить к нему прилегающие улицы. А теперь посмотрите на это.
Мы съехали вниз по пандусу и оказались на подземной парковке.
- Это самая большая подземная парковка в мире. Здесь бизнесмены Буэнос-Айреса оставляют свои автомобили в течение дня.
Я не готов был оспаривать его утверждение; пещеры, казалось, тянулись бесконечно одна за другой, пока не исчезали во мраке. Отчасти это компенсировало полное отсутствие парковок в центре Буэнос-Айреса и парковочных мест на обочинах. Это четырёхсотлетний город не был предназначен для автомобилей.
- Допустим, они действительно паркуются здесь, - возразил я, - но тогда многие из них милю или больше топают пешком до своих офисов?
- Что? Нет, отчего же. Их водители отвозят хозяев в офисы, паркуют машины здесь, а потом снова их забирают.
- Но как насчёт тех, у кого нет своего шофёра?
- Простите? О... нет, здесь, в Аргентине любой человек, который может позволить себе владение частным автомобилем, безусловно, может позволить себе и нанять к нему водителя.
Я узнал, что автомобиль, который он водит, не его собственный, это была инвестиция одного богатого человека, а его долей в их совместном бизнесе было вождение машины. Мы в очередной раз убедились, что автомобиль из Детройта - самый универсальный и наиболее желанный символ богатства в мире. В Аргентине и во многих других странах импорт американских автомобилей строго контролируется и лицензируется, что делает их труднодоступными; зачастую это лакомый кусок политических преференций. В этих условиях автомобиль из США стоит фантастически дорого, сюда входит не только наценка за фрахт через океан и обычные тарифы, но и утроенная, учетверённая или даже пятикратная цена отгрузки в Детройте.
Но даже при таких чудовищных ценах они очень востребованы; нас уверили, что, несмотря на стоимость, они стоят своих денег, куда больше, чем намного более дешёвые европейские автомобили. 'Форд' или 'шевроле' можно гонять 'трое суток подряд', накрутив более трёхсот тысяч километров, и они после этого останутся на ходу, европейские же автомобили, за исключением 'роллс-ройсов', развалятся на части от гораздо меньшей нагрузки.
Я не эксперт по автомобилям и не агент Торгово-промышленной палаты Детройта. Я передаю вам то, что слышал от водителей на четырёх континентах, многие из которых были не слишком дружелюбно настроены по отношению к Соединенным Штатам - во многих случаях они обвиняли нас в том, что их собственные правительства настолько затруднили импорт американских автомобилей. Эта проблема связана с запутанным вопросом обмена доллара на контролируемые валюты, но, как бы то ни было, рынки за рубежом способны проглотить миллионы американских автомобилей, но сегодня мы не можем использовать этот потенциал.
Герман отвёз нас на рынок крупного рогатого скота, который выглядел так же, как скотные дворы в Канзас-Сити или Чикаго и был сопоставим с ними по размерам и применении современных методик работы. Аргентина поставляет мясо по всему миру. Скот был представлен в основном большими, красивыми Herefords - это такие здоровенные квадратные стейки, с одной стороны уши, с другой - хвост. Мы сами из скотоводческих краёв, поэтому нам было любопытно, но ничего для себя нового мы не увидели. Что нас действительно интересовало, так это гаучо и их лошади.
Скотоводы всегда скотоводы, независимо от того, на каком языке они говорят. Несмотря на непривычный для нас вид одежды гаучо, их костюмы так же практичны, как типичный прикид наших собственных ковбоев. Они носят мешковатые штаны (bombachas) вместо 'левисов' и чапов[03], шляпы с полями другого фасона и сапоги других моделей, но эти различия не более существенны, чем разница в форме и знаках отличия у американских морских пехотинцев и французских легионеров. Из-за пончо и bombachas гаучо выглядят толще, чем они есть на самом деле, в наших западных шмотках человек выглядит компактнее, чем есть - но это неважно, и то, и другое - красочная одежда, предназначенная для работы, которую они выполняют.
А вот лошади здесь не столь изысканны как наши, здесь это маленькие ковбойские пони. Гаучо мало или вообще не используют лассо; у них есть вместо него boleadoras, три нити сплетённые из сыромятной кожи, скрученные вместе на одном конце и с металлическими грузилами на другом. Они раскручивают их над головой, затем пускают по воздуху и опутывают ими ноги животного, свалив его на землю - с большего расстояния, чем позволяет лассо.
Гаучо не слишком часто применяют этот инструмент к быкам, они берегут его для страусов или просто для охоты ради спорта. Они считают, что со скотом нужно обращаться мягко - нет никакого смысла подвергать корову насилию и нервным потрясениям, если вы пытаетесь, откормить её на продажу. Их лошади мелкой породы, широкие в груди и очень мускулистые; они обучены управлять скотом, бросаясь на него и подталкивая в нужную сторону.
Позже мы обнаружили, что в Австралии скотоводы вообще не используют никаких верёвок. Если австралийский ковбой считает необходимым с какой-то целью повалить бычка на землю (что происходит крайне редко), он подъезжает к нему, хватает его и закручивает ему хвост, опрокидывая на землю. Австралийцы не пользуются лассо. Мы также не видели никакого снаряжения из верёвок и у скотоводов в Южной Африке. Я начинаю задаваться вопросом, не является ли гордое искусство американского родео просто набором устаревших трюков, столь же практичных, как умение фехтовать на рапирах. Быть может, мы, по собственной глупости, недополучаем от нашего скота миллионы гамбургеров - только потому, что любим показывать, как ловко мы умеем обращаться с верёвками.
Я рискнул своим красивым деловым костюмом и опробовал седло гаучо. Лошадь оказалась взнуздана, но она не говорила по-английски, да и гаучо больше пользуются и камчой (rebenque) и тяжёлыми шпорами, а не разговорами, так что в тот день я долго не ложился спать. Седло гаучо - не что иное, как западное ковбойское седло типа 'кресло-качалка': вместо того, чтобы сидеть в нём, вы сидите на нём. Оно укладывается как перина, слой за слоем: одеяло, обивка из овчины, а затем кожа. Между всадником и кайюсом[04] проложено так много всего, что трудно чувствовать животное. Мне нравится более тесно контактировать с лошадью, ведь мы с ней, как предполагается, должны образовывать сплочённое единство, а не отделяться друг от друга пружинным матрасом.
У седла были стремена, большие металлические диски с отверстиями под размер ботинка, но я не заметил, чтобы они сильно помогали; похоже, они просто позволяли гаучо чувствовать, где сейчас находятся его ноги. Эти диски ведут свой род от гораздо более простых прежних стремян, которые состояли из ремней сыромятной кожи, обвязанных вокруг палочек. Гаучо прежних дней пристраивал пальцы ног на палочке, пропуская ремешок между большим и вторым пальцем. В это и служило стременем, хотя вряд ли такая штука могла выдержать большой вес в случае чего.
Герман показал нам, как выглядели стремена в старинном исполнении на статуе 'El Gaucho', которая стояла в скверике перед главным входом на скотный двор. Это была прекрасная работа, по стилю и качеству исполнения сопоставимая с 'Разведчиком' или 'Потерянным следом'[05]. Скульптурная лошадь была очень похожа на то широкогрудое, коренастое мелкое животное, которое только что терпеливо позволяло мне себя испытывать, а вот гаучо был из прошлых веков, с сильным, волевым индейским лицом, не разбавленным европейской кровью.
Герман указал на сапог, который плотно охватывал голень, но оставлял полностью открытыми пальцы ног.
- Когда умирала лошадь, гаучо делал два кольцевых надреза на задней ноге, выше и ниже скакательного сустава, потом сдирал этот участок кожи так, как вы снимаете ноги чулок. Получившийся кожаный цилиндр он натягивал себе на ногу, упирая пяткой в скакательный сустав, и давал ему высохнуть и сжаться на месте, в результате у него получалась новая пара сапог.
Тикки осмотрела статую.
- Но как же он их потом снимал?
- Он этого никогда не делал. Когда приходило время, он их срезал, чтобы заменить новыми. В те времена гаучо жили так же, как их животные. Спали на земле в любую погоду, никогда не мылись и никогда не снимали свои сапоги. Они были крепкой породы.
Тикки посмотрела на изображение сапога с торчащими из него растопыренными пальцами, сморщила нос и отвернулась - раньше Тикки принимала ванную четырнадцать раз в неделю, пока её доктор не заставил сократить это количество до одного раза в день. Я и сам задавался вопросом, какой микоз можно вырастить в сапоге из сыромятной кожи, если никогда его не снимать, но решил, что стойкий hombre, возвышающийся перед нами, вряд ли обратил бы внимание на что-то мене значительное, чем гангрена.
В тот же день Герман показал нам совершенно особый вид школы, Escuela Pedro de Mendoza. Это дом и студия Маэстро Бенито Кинкелы Мартина, возможно, величайшего из ныне живущих аргентинских художников, это также художественный музей, гимназия и школа искусств. В детстве señor Кинкела был очень бедным мальчиком с городской набережной, типичной портовой крысой. Теперь, благодаря своим картинам, за которыми ныне охотятся все галереи мира, он стал богат, но живёт и работает в том же бедном районе, где вырос. Escuela - это красивое современное шестиэтажное здание на берегу. Маэстро владеет им, оплачивает расходы, выплачивает зарплату штату учителей. Бедные дети, живущие по соседству, посещают школу бесплатно.
Дети, которые учатся в этой школе, не обязательно станут художниками, во многих отношениях это просто хорошо организованная средняя школа. Но у тех учеников, кто проявил художественный талант, есть все возможности изучать искусство под руководством прославленного мастера. Señor Кинкела назвал школу именем художника, который дал шанс ему самому, Маэстро Педро де Мендоса.
Одна из приятных особенностей этого места - то, что в музее выставлено множество произведений современных художников Аргентины, лично приобретённых Маэстро. А ещё он дал каждому классу имя какого-нибудь прежнего аргентинского художника. Мы не смогли встретиться с señor Кинкела (хотя он охотно принимает у себя дома случайных посетителей и туристов), потому что он был в отъезде, но его добрый дух был запечатлён повсюду, в его картинах. Любимая его тема, по-прежнему, бедные портовые районы, и тем дороже внимание, которое он уделяет в картинах своим соседям. Мы видели нарисованных яркими красками лавочников, кладовщиков и домовладельцев - потому что Маэстро нравится рисовать свои картины яркими красками!
В каждом классе можно увидеть фреску, выполненную Маэстро - факт, который, возможно, покажется вам более впечатляющим, если я добавлю, что его картины приносят от двадцати до тридцати тысяч долларов на открытых аукционах. Каждый класс оформлен сообразно возрасту учащихся, начиная с Багсов Банни и Микки-Маусов в подготовительных классах. Для маленьких детей каждая дверь в той части школы, которую они посещают, раскрашена в разные цвета, эти дети ещё слишком малы, чтобы говорить им 'идите в комнату девятнадцать', зато им можно сказать: 'Señorita Гомес ждёт вас в комнате с красной дверью'. Мы покидали это место в самом радостном настроении.
Воспользовавшись случаем, я попросил показать нам трущобы. Как оказалось, в Буэнос-Айресе были самые чистые трущобы, какие мы когда-либо видели. Это были всё те же трущобы, плохие жилища для самых бедных, но они были вымыты, вычищены и предельно опрятны. Никаких распахнутых мусорных баков, никаких помоек, никаких мерзких запахов. Президент Перон решил, что все граждане должны быть чистыми, поэтому он сделал каждого участкового полицейского ответственным за чистоту своего участка, его юрисдикция распространяется даже на домашние кухни, которые он периодически обходит с обязательными инспекциями. Домохозяйка может быть оштрафована за невымытую посуду, за то, что не моет полы щёткой, за то, что не содержит свой двор, проход или тупичок в чистоте и порядке. В результате дома выглядят чистыми, опрятными и радостными, хотя они по-прежнему бедны.
Я не мог не задуматься над тем, что началось бы в районе многоквартирных арендных домов у нас в стране, если бы местный полицейский попытался проинспектировать тамошние кухни. Что бы с ним тогда сделали? Скорее всего, отобрали бы у него дубинку и забили бы ею насмерть - чтобы больше тут не ходил.
Есть вещи поважнее чистоты.
В Буэнос-Айресе, как и во всех латиноамериканских городах, где я побывал, очень нервируют звуки автомобильных сигналов. Я слышал, что изначально идея была в том, чтобы водители, первыми нажавшие на клаксон, получали право беспрепятственного проезда, что, естественно, привело к непрерывному гудению сигналов, и должно было повлечь за собой непрерывные аварии.
Вот только не было никаких непрерывных аварий. Я расспросил об этом Германа, и он сказал, что я не совсем понимаю эту систему: это не было соревнованием, кто первым успеет просигналить. Каждый водитель, подъезжая к перекрёстку, даёт короткий сигнал, всегда на одном и том же расстоянии от угла, примерно за сорок футов. Таким образом, сигнал от водителя, который оказался ближе всех к пересечению, будет услышан первым, и автомобили на поперечном направлении уступят ему дорогу.
Система показалась мне до крайности рискованной, но она работала! Хотя шум при этом стоит невыносимый. Как ни странно, в ночное время Буэнос-Айрес был тих, как шахматная партия, в то время как Сантьяго ночью был настолько шумным, что мы не могли лечь спать пораньше, даже если наш график это позволял. Я спросил у Германа о причинах такого контраста.
- О. Смотрите сюда, - он щёлкнул выключателем на приборной панели. - Теперь гудок отключен и вместо сигнала мигают огни освещения. Президент Перон решил, что людям нельзя мешать спать по ночам. Поэтому на закате мы все щёлкаем этим переключателем, ездим по городу с приглушённым светом, и использовать яркий свет, чтобы сигналить на каждом углу так, как мы используем гудки в дневное время. Ночью за гудки штрафуют.
Герман собирал штрафные талоны за неправильную парковку точно так же, как это делают многие американские водители, с его бизнесом это практически неизбежно. Но сейчас он их не оплачивал, поскольку ожидалась Рождественская амнистия, и он собирался начать с чистого листа. Такой порядок вещей нам показался полной экзотикой; позднее мы столкнулись с ещё более странным применением амнистии в Бразилии. В сводках автомобильных аварий в бразильских газетах заметки часто заканчиваются фразой: 'Оба водителя скрылись с места происшествия'.
Для нас покинуть место автомобильной аварии - преступление чуть меньшей тяжести, чем нашинковать свою жену топором. Но в Бразилии всё по-другому. Суды на годы вперёд завалены работой, и если водитель арестован по обвинению в причине несчастного случая, он может вечно дожидаться в тюрьме, когда его привлекут к суду. Вот почему он убегает и пытается избежать ареста.
А самое замечательное в этом то, что если ему удаётся оставаться на свободе в течение двадцати четырёх часов, срабатывает амнистия, и его больше никто не будет арестовывать! Я не знаю, чего в этом обычае больше, закона или беззакония. Возможно, это хорошо продуманное решение, основанное на той общеизвестной истине, что суды утонут в потоке дел, если полицейские арестуют всех, кто этого заслуживает. В любом случае, водители здесь предпочитают убегать и прятаться.
Амнистия за проступки и наименее тяжкие преступления не кажется такой уж неуместной в тех культурах, где амнистия для революционеров, политзаключённых и изгнанников - не исключение, а по факту одно из правил. Эта готовность простить и забыть делает некоторые из наиболее жестоких аспектов жизни в Латинской Америке куда более терпимым.
Мы услышали и о другом, намного более экзотичном обычае. Я не смог проверить правдивость этих рассказов, потому что в них говорилось о Парагвае, стране, в которой мы не смогли побывать. Говорят, что в Парагвае не существует законов, запрещающих убийство, убийство там считается частным делом гражданина: если покойный был нехорошим человеком, все радуются, что он мёртв, в противном случае его друзья и родственники займутся тем, чтобы отомстить за него.
Поначалу меня это ужаснуло, но у такой идеи есть определённая дикая логика, которая многим может прийтись по душе. Потому что любой из нас хранит в памяти список людей, которых он хотел бы заманить в Парагвай - из тех, о ком он никогда не пожалеет.
Мы не проводили всё своё время разъезжая с Германом, хотя это обошлось бы мне гораздо дешевле пеших прогулок по городу. 'Plaza Hotel' стоит в конце Калле Флорида (где цены повыше, чем в начале), одной из лучших торговых улиц в мире. В рабочее время движение на ней останавливают и покупатели могут бродить взад и вперёд, как им заблагорассудится.
Тикки из тех девушек, у которых загораются глаза и вспыхивают щёки, когда они видят на витрине слово 'скидки' - примерно то же выражение, какое появляется у мужчин при виде Мэрилин Монро (возможно эти механизмы как-то между собой связаны?). Наибольшую опасность на Калле Флорида представляют собой аллигаторы, пустые, сложенные в виде женских сумочек. Они гавкают и впиваются зубами в финансовое положение человека на каждом шагу по всей улице. Дайте им малейшую возможность - и они схватят вас за самое нежное место, за ваш кошелёк.
И даже не смейте заикаться, что сумочка за тридцать пять долларов - это 'дёшево' только потому, что та же самая сумочка в Нью-Йорке идёт по цене сто пятьдесят долларов. Даже если бы я был в Штатах, я не стал бы покупать сумочку ни за сто, ни за тридцать пять долларов, если бы мог этого избежать. Мои предки из Кукурузного Пояса перевернулись бы в своих скромных могилах, узнай они о такой покупке!
Тикки проявила удивительную сдержанность: она купила всего лишь три сумочки из аллигатора. Разумеется, для каждой сумочки нужно было подобрать соответствующую обувь. Кроме того, там практически даром раздавали (или что-то вроде того) сумочки других фасонов. Потом последовали свитера, блузки, перчатки и прочие вещи. Я неустанно продолжал напоминать ей, что мы на шестьдесят килограммов превысили свой лимит при перелёте через Анды, и что теперь при посадке в самолёт нам придётся в разы больше платить за избыточный вес... не думаю, что она меня слышала.
И только смирившись с неизбежным, я начал получать удовольствие от наблюдения за её похождениями. Для большинства женщин побывать на Калле Флорида - это всё равно что умереть и отправиться прямиком на небеса. До сих пор нигде в мире я не видел так много модных женских магазинов, втиснутых в столь малое пространство. Добавьте к этому тот факт, что благоприятный обменный курс делает любую покупку выгодной (с точки зрения женской логики), и что многие вещи тут действительно удивительно дёшевы по любым стандартам.
Я готов поделиться своей вновьприобретённой, недёшево доставшейся мне мудростью с теми, кто способен ей последовать: просто выдайте своей спутнице круглую сумму и заберите у неё все дорожные чеки. А потом торжественно поклянитесь ей, что как только сумма будет исчерпана, всё веселье закончится. Затем преспокойно оставайтесь в своем номере отеля, неспешно потягивая 'San Martíns' и размышляя о разных важных вещах - если вы будете её сопровождать, у вас непременно возникнет искушение выделить ей ещё немного денег.
Я, конечно же, решил её сопровождать.
Здесь Тикки впервые столкнулась с обычаем торговаться. У неё это плоховато получалось, так как на уровне инстинктов она считала, что пытаться получить что-нибудь дешевле объявленной цены - аморально, что это эквивалентно тому, чтобы вырывать хлеб изо рта бедных голодных владельцев маленьких магазинчиков. Но на рассудочном уровне она в конце концов постигла, что везде, за исключением крупных универмагов, которые рекламируют 'твёрдые цены', каждая сделка в Латинской Америке является событием социального плана, более важная в её ритуальном аспекте, нежели в презренном экономическом. Но она так и не приобрела никаких навыков в этом деле. К счастью, большинство продавцов не были склонны безжалостно облапошить señora, даже если она приехала из Estados Unidos, где деньги валяются у людей под ногами.
А ещё здесь она впервые столкнулась с прекрасным обычаем делать покупателю маленький подарок после завершения сделки - и пришла от него в восторг. Я тоже, если уж на то пошло; возможно, это неэкономная практика, которая приводит к более высоким, чем необходимо ценам, или к неоправданно низкой прибыли, или к тому и другому одновременно, но это не слишком дорого обходится, зато добавляет жизни красоты и душевного тепла.
Во время послеполуденного похода за покупками непременно нужно делать перерывы на чай. Говоря 'чай', я вовсе не имею в виду чашку чуть тёплого раствора дубильной кислоты с добавлением обезжиренного молока. Послеобеденный чай в Буэнос-Айресе - мероприятие чуть попроще, чем ужин в День Благодарения, но не намного. Место, куда мы направились, называлось confitería - не следует переводить это как 'кондитерский магазин'. (Зная мало или вообще не зная испанский, я часто пытался выйти из ситуации, подставляя однокоренные слова, как было показано выше, но такой способ легко может привести к неприятностям. В коктейль-баре нашего отеле я видело объявление, которое, как мне показалось, ясно читалось как
'В ЭТОМ ЗАЛЕ РАЗМНОЖАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО'
- что показалось мне вполне разумным ограничением, даже для такого либерального отеля, как наш. Позже я узнал, что это следовало читать как
'НИКАКИХ ЧАЕВЫХ'
что, впрочем, не следовало воспринимать слишком буквально)
Confitería представляет собой комбинацию автомата по продаже газированной воды, коктейль-бара, чайной и ресторана, как правило, с живой музыкой и прочим гламуром. Лучшие из них шикарны, как 'Stork Club'. В облюбленном нами заведении один конец зала был превращён в клетку, наполненную десятками певчих птиц, которые подпевали бродячим музыкантам. В половине пятого - в пять вечера сюда приходят целыми семьями, у Папы его хайболл[06], у Мамы чай, у детей - бутерброды, пирожные, солодовое молоко, содовая с мороженым и всё, что они ещё пожелают. У нас нет подобных заведений для всей семьи, которые выдержали бы сравнение с confitería, и нам пора сделать что-то подобное у себя. Но, конечно же, никто у нас такого устраивать не будет, ведь пуритан корёжит от подобных вещей - они развращают молодежь и т.д.
Мы с Тикки всегда брали содовую с мороженым, французские пирожные и такие славные маленькие бутербродики. Я всегда считал, что газированная вода - это 'Сделано в США', возможно, всё так и было раньше, но теперь наши соседи вполне могут научить нас кое-каким новым трюкам, в частности, 'вечной газировке', как мы её называли. Когда я в первый раз заказал себе содовую, мне принесли обычный большой стакан, доверху заполненный мороженым, взбитыми сливками и измельчённой клубникой - и ни капли шипучей воды или хотя бы свободного места для неё. Вместо этого официант принёс кварту сельтерской в бутылке с сифоном сверху.
И хотя содовая с мороженым мне обошлась в очень скромную сумму, мне потребовалось больше часа, чтобы прикончить эту комбинацию. Всю бутылку шипучки я, конечно же, не потратил, но всякий раз, когда стакан начинал немного пустеть и слегка сдуваться, я делал ему переливание. Когда всё закончилось, и мы с грустью взирали на бутербродики и пирожные, которые оказались не в состоянии съесть (хотя испытывали к тому определённые поползновения), пришли официанты, отметили, что мы съели не всё - и соответственно уменьшили наш счёт.
Всё обошлось нам по сорок центов с каждого.
Полдня мне пришлось угробить на интервью для радио и газеты. Обычно я стараюсь уклониться от таких мероприятий, потому что мой голос по радио звучит как ржавая пила, а что касается газетных материалов, то я с подозрением отношусь к любым текстам, которые не проверяю сам лично. Тем более я стараюсь избежать таких вещей за границей, потому что замечания иностранца, скорее всего, воспримут как мнение целой нации, тогда как у себя дома, он может наговорить глупостей, и это не отразится ни на ком другом, кроме него самого. У меня нет специальной дипломатической подготовки, я не умею ходить по плохо натянутым канатам, и, конечно же, я не хотел бы стать причиной международных инцидентов, даже самых незначительных.
Я сразу же сказал парням с радио, что не говорю по-испански. Это совершенно неважно, сообщили мне, это был государственный канал 'Servicio International', аргентинский эквивалент 'Голоса Америки', транслируется на коротких волнах на шести языках. Это меня совершенно не успокоило, напротив, заставило нервничать сильнее, чем когда-либо, поэтому я ответил, что у меня очень плотный график (что было ложью, если не считать confiterías) и потому у меня нет времени, чтобы появиться в студии.
О, они даже и не думали просить меня о таком одолжении - бригада с записывающей аппаратурой приедет в прямо ко мне отель. Я сдался и наметил встречу на следующее утро. Репортёр из газеты прибыл первым, но он не говорил по-английски, отчего я едва не сорвался с крючка, если бы не рыжая ирландская горничная, которая была в номере. Она спасла ситуацию, превосходно выступив в роли переводчика. Некоторое время спустя появился Герман, и мы позволили горничной вернуться к своим обязанностям.
Внезапно, вместо того чтобы переводить очередной вопрос, Герман начал спорить с репортёром. Некоторое время спустя он повернулся ко мне и возмущённо сообщил:
- Он требует, чтобы я спросил у вас, сколько денег вы делаете за год.
- Скажите ему, что я не буду отвечать на этот вопрос.
- Я сказал ему, что на такой вопрос ни один североамериканец отвечать не станет, но он настаивает, чтобы он был задан.
Я немного подумал об этом и сказал:
- Скажите ему, что я действительно этого не знаю, что такими вещами занимается мой бизнес-агент. Скажите ему, что я всего лишь писатель, а не бизнесмен.
- Хорошо.
Тут появились люди с радио и начали повсюду развешивать свои провода, а репортёр закрыл свой блокнот и ушёл. Список вопросов для интервью был подготовлен заранее, и большинство пунктов были достаточно безобидны, это были вещи, которые я мог обсуждать, никого не оскорбив. Но при этом на словах мне настоятельно порекомендовали, чтобы в заключение я сказал что-то по-настоящему хорошее о 'Папе'.
Я не хотел ничего говорить о Президенте Пероне, ни за, ни против. Турист, который суёт свой нос в политику, напрашивается на неприятности, для себя и для своей страны.
Они не выкручивали мне рук, но и отказаться мне было очень трудно. Я попытался быстро что-то придумать, но без особого успеха - и тут вдруг вспомнил плакат, который мы видели по всему городу, тот самый, о детях. Это было так же далеко от политики, как яблочный пирог, столь же бесспорно, как выступление за хорошие дороги и хорошую погоду, и это была прямая цитата из Президента Перона.
Так что мы закончили передачу, процитировав его слова на английском и испанском языках: 'В новой Аргентине единственные привилегированные - это дети' Я сказал, что это тот идеал, к которому должны стремиться все народы, и когда маленький красный огонёк погас, с облегчением вытер со лба пот.
Из вечерней газеты я узнал, что считаю, что никакая атомная бомба не может уничтожить Землю. Это звучало вполне разумно, я и сам в это верил, это было созвучно с нашей национальной позицией в этом вопросе, и более или менее соответствовало тому, что я на самом деле сказал. Я также узнал, что мы с Тикки планируем вернуться домой через Северный полюс, что было прекрасной идеей, пусть и не соответствующей действительности, но она никому не могла повредить. Читая дальше, я узнал, что зарабатываю так много денег, что не могу за ними уследить, но меня такая ситуация вполне устраивает, пока их хватает на красивые автомобили, на содержание моего особняка в Колорадо и на то, чтобы путешествовать туда и так, как мне захочется.
Ну, полагаю, я что-то такое упоминал... Правда, это было заявлено как амбиции, а не как совершившийся факт, так что они не слишком удалились от истины. Мой нынешний автомобиль несколько староват, а дом нуждается в некотором ремонте. И впрямь, было бы здорово иметь кучу денег.
На следующий день я спросил Германа, что он думает об этом.
- О, поскольку вы не стали отвечать на эти вопросы, он заполнил пробелы так, как ему было нужно, - он нахмурился. - У нас тут всё так делается. Они должны были прислать репортёра, который знает английский, и который понимает североамериканцев. У нас один из первых вопросов, которые журналист задаёт мужчине, это 'Сколько вы зарабатываете?', и человек, дающий интервью, всегда отвечает, не задумываясь: 'Я делаю столько-то и столько-то тысяч песо в год'. Это считается вполне вежливым вопросом и совершенно правильным ответом на него.
- Не в Штатах.
- Я знаю. Хотя некоторые из ваших техасцев, похоже, не возражают?
- Ну... техасцы - особый случай. У них свои собственные правила, больше похожие на ваши.
- Да, но не совсем. Недавно тут был один, в том же отеле, где вы остановились. Он носил такую большую шляпу и сапоги на высоком каблуке, и хвастался, что мог бы, если захочет, обклеить свой гостиничный номер тысячедолларовыми купюрами.
- Хм... парочка лишних 'San Martíns'?
- Возможно, он выпил, но я не думаю, что так много. Это было днём, он позвонил вниз на ресепшн и сказал им, чтобы прислали ему тридцать тысяч песо мелкими купюрами, он покупал какие-то вещи для своей жены. А когда они этого не сделали, он очень рассердился.
У меня не было никаких комментариев. Герман продолжал:
- Я заметил, что мои гости из Штатов часто с гордостью говорят, что они росли бедными мальчиками. Вы ведь тоже сказали что-то в таком роде?
- Да.
- Я знаю, что в Северной Америке принято этим гордиться. У нас если человек выбился из бедных в богатые люди, он пытается сохранить это в тайне. Аргентинцы любят при случае похвастаться: 'Мои отец с дедом оставили мне столько денег, что у меня было всё, чего я захочу, и мне никогда не нужно было зарабатывать себе на жизнь'.
Позднее я столкнулся с подтверждением этого разительного отличия в подходах. Я был на неофициальной встрече с аргентинским государственным министром, который когда-то служил своей стране в Нью-Йорке. Он говорил с кем-то ещё, но повернулся ко мне, чтобы я подтвердил какие-то его слова, потому что что я был единственным 'янки' среди присутствующих: 'Я тут рассказываю, что моя зарплата в Штатах была три тысячи долларов в месяц, и что это очень хорошая зарплата для того места. Это правда, не так ли?'
Я заверил его, что тридцать шесть тысяч долларов в год чистыми - это очень хорошая зарплата, в любом месте. Он был очень доволен.
К нашему сожалению, настало утро, когда мы спустились вниз, чтобы оплатить наш счет. Когда мы вернулись в свой номер, в нём царил огромнейший букет цветов, к нему прилагалась записка:
Герман доставил нас на корабль, без проблем провёл нас через таможенный досмотр, помог с погрузкой багажа на борт, проконсультировал относительно размера чаевых портовым носильщикам, а затем отвёз нас обратно в жилую часть города. Мы почти торжественно разделили с ним ланч, а затем он доставил нас назад на корабль. Вскоре 'Ruys' отвели от причала и мы двинулись прочь. Всё было украшено транспарантами, играл оркестр. Я обнаружил, что мои глаза наполнились слезами, чего я, конечно же, не ожидал ощутить, покидая слишком хорошо охраняемый рай 'Папы' Перона. Я посмотрел на Тикки и обнаружил, что у неё те же проблемы. Она посмотрела на меня и спросила:
- Мы ведь вернёмся сюда, правда? Ты не просто так сказал это Герману?
![[]](/img/g/gold_s_w/heint04/tr-04-01.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint04/tr-04-02.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint04/tr-04-03.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint04/tr-04-04.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint04/tr-04-05.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint04/tr-04-06.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint04/tr-04-07.jpg)
![[]](/img/g/gold_s_w/heint04/tr-04-08.jpg)