Гофф Маргарита Леонидовна : другие произведения.

Аферы близнецов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  
  
  
  Маргарита Гофф
  
  
  
  
  
  
  
  
  АФЕРЫ БЛИЗНЕЦОВ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  2003 г.
  
  АФЕРА ПЕРВАЯ
  
  ВОССТАНОВЛЕНИЕ СПРАВЕДЛИВОСТИ
  
  
  Прошла неделя после ужасного дня, когда была обнаружена пропажа денег со счетов Мовлади. Их усиленные поиски так и не дали никаких результатов. Поэтому Ефим Аркадьевич, (директор коммерческого банка) скрепя сердце и как следует обдумав все, решил во избежание неприятностей, перевести на счета Мовлади в зарубежных банках, требующуюся сумму из своих собственных сбережений. Он совсем не хотел терять выгодного для банка клиента, деньги которого приносили ему двойной "навар". Собственно, "сбережения" эти были "нажиты" им за счет неоднократного и умелого "прокручивания" банком, возглавляемым Ефимом Аркадьевичем, средств клиентов, каковым являлся и Мовлади. Роль его банка, в случае с "накоплениями" Мовлади, заключалась в следующем: отмыть "грязные", полученные неправедными путями деньги клиента, а затем, "отстиранными", быстрёхонько перевести за рубеж.
  Но перед этим, Ефим Аркадьевич все же счел необходимым известить об этой операции самого Мовлади. Он хотел показать тому, что даже несмотря на экстраординарное обстоятельство, каковым являлась кража весьма крупной суммы денег со счетов клиента, его банк полностью выполняет обязательства перед своими вкладчиками.
  Сначала Ефим Аркадьевич позвонил Мовлади в офис, но телефон молчал. "Видимо, там никого нет", - решил он и набрал номер мобильника. Услышав знакомый голос, он, слегка заискивая, стал объяснять, что на днях деньги будут переведены, куда нужно... Но телефонная трубка, голосом Мовлади, сразу же, перебив его пространные объяснения, спросила:
  - Фимка?! Это ты, что ли? Ты до сих пор еще живой?.. - искренне удивилась она данному обстоятельству.
  И в самих вопросах, а особенно в тоне, которым те произносились, было так много ужасающего смысла, что Ефим Аркадьевич, не дослушав дальнейшее, быстро пристроил ее на место.
  "Господи! Почему я сразу не перевел эти деньги?.. Что же мне теперь делать?" - запоздало сожалел Ефим Аркадьевич о своем легкомысленном и безрассудном поступке, находясь в полной прострации. Он теперь не был уверен за сохранность собственной жизни, даже в случае, если деньги будут переведены прямо сейчас же, немедленно... "Что делать?.. Что делать?.. Что делать?..", - кроме этого риторического вопроса, который бесконечно, как заезженная пластинка, вертелся в его голове, в той какое-то время, вообще, не возникало никаких других мыслей.
  Но потом, сделав над собой усилие, Ефим Аркадьевич собрался, посидел еще несколько минут, о чем-то размышляя, и решил, что в данной ситуации лучше всего будет на некоторое время уехать в Испанию. Там у семьи была шикарная вилла, приобретенная на имя жены, в которой она вместе с детьми и проживала уже довольно длительное время. Он сам наведывался туда лишь изредка, наездами, когда позволяла работа. И, вообще, после покупки этой виллы их семейная жизнь превратилась в сплошную фикцию, но так было спокойнее для него и безопаснее для семьи.
  А ведь он так любил и жену, и детей... Именно они - раньше и были смыслом его жизни, а потом, постепенно, этим смыслом стали деньги. Сначала средства, вроде бы, добывались для жены и отпрысков; для улучшения их жизненных условий и удовлетворения неуклонно растущих в связи с этим потребностей, а потом, как-то совершенно незаметно для него, - сами стали этим смыслом.
  Сейчас же, кроме "девочек за деньги", у него, собственно говоря, никого и не было. Правда, девочки в его возрасте были уже не особенно-то и нужны, если учесть обстоятельство, что его страстью были совсем не женщины, а "бабки", и вовсе не женского пола, а зеленого цвета. Так что, пользовался он услугами продажных женщин не по собственному желанию, а, скорее всего, по необходимости: так было принято в среде, где существовал Аркадий Ефимович: девочки, рестораны, сауны... а также еще куча разнообразных совершенно ненужных ему условностей, определяющих его принадлежность к данному социальному классу...
  А если по честному, то он гораздо больше любил еду, приготовленную руками жены, но та практически совсем перестала возиться на кухне: теперь для этого есть домработница. Да и сауну он переносил с трудом: ему иногда после нее бывало нехорошо с сердцем. И, вообще, он любил мыться даже не в ванной, а под душем... Короче, все что он сейчас вынужден был делать, как обладатель огромного капитала, шло вразрез с его привычками, желаниями и потребностями. Но так было заведено в их кругу, и он вынужден был, не желая того, подчиниться.
  Он хотел улететь сейчас же, немедленно, но все сегодняшние рейсы в Испанию - уже убыли. Тогда он сразу же, по телефону, заказал себе авиабилет на завтра, сделал все необходимые банковские дела, требовавшие его непосредственного присутствия. Но, вспомнив, что все же нужно отдать кое-какие распоряжения по дому, на время своего длительного отсутствия, Ефим Аркадьевич решил, все-таки, сегодня переночевать там. В доме на Рублевке шла грандиозная реконструкция и умопомрачительный ремонт, который должен был превратить его и без того не особенно "скромное жилище" в нечто подобное загородным резиденциям русских венценосных особ, расположенных в пригородах Санкт-Петербурга.
  В банке уже начался обеденный перерыв, и он, вызвав шофера, попросил подогнать машину со стоянки прямо под дверь банка: ему показалось, что так будет значительно безопаснее садится в нее. В его воображении, уже на всех крышах, окружавших банк домов, сидело по снайперу, держа в руках винтовки с оптическими прицелами, направленными ему прямо в голову или может быть в сердце. Собственно говоря, его опасения были небезосновательны: многих знакомых ему банкиров постигла именно такая участь. И он тоже почему-то решил, что если будут пытаться убить его, то сделают это именно таким проверенным временем и весьма результативным способом.
  В коридоре Ефим Аркадьевич обогнал сотрудника своего банка Максима Бесфамильного, к которому сейчас испытывал странное чувство неприязни. С одной стороны, - вина того в исчезновении огромной суммы денег не была доказана. Но с другой... Максим взял отгул в день, когда деньги еще были на месте, и те еще тогда можно было бы перевести на нужные счета и вовсе избежать возникшей ситуации. Однако, перевод было не возможно сделать, потому что именно тогда не было на работе самого Максима... В общем, все эти обстоятельства каким-то странным образом переплелись в мозгу Ефима Аркадьевича, сделав Максима в собственных глазах не то, чтобы личным врагом, но, уж точно, и не союзником (как это представлялось раньше) в банковских аферах, которые он так виртуозно умел проворачивать.
  "Ничего, - решил он, быстро проходя мимо Максима, остановившегося около входной двери и о чем-то оживленно болтающего с охранником. И данный, как показалось Ефиму Аркадьевичу, их чрез чур веселый (при сложившихся обстоятельствах) разговор, тоже внес определенную лепту в данное решение, - Вот вернусь назад, тогда и разберусь, - нужен ли мне такой безответственный сотрудник?"...
  Потом он вышел за дверь, благополучно сел в лимузин, вслед за ним в тот сели его телохранители, и машина уже начала постепенно выруливать от двери банка на проезжую часть дороги... И тут, он услышал какой-то странный лязг железа над головой. Ефим Аркадьевич, удивившись необычному звуку, краем глаза успел увидеть, пронесшийся мимо машины на большой скорости мотоцикл, потому что разглядеть тот более детально, у него уже не хватило времени. Это мимолетное видение стало последним, что он видел в жизни... Он даже не успел сообразить, что это смерть явилась за ним не в образе снайпера, как им предполагалось, а мотоциклиста, прикрепившего наверх машины с помощью магнитной защелки большой заряд взрывчатки, сработавший всего несколько секунд спустя.
  Яркая вспышка и грохот взрыва, случившиеся практически одновременно, навсегда прекратили мыслительный процесс Ефима Аркадьевича, так как - то, чем он мыслил, со страшной силой разлетелось в округе вместе с разорванным в клочья верхом машины. Серое вещество его изобретательного изворотливого мозга, смешавшись с кровью и расщепленной на куски черепной коробкой, размазалось и прилипло к стене его банка, к входной банковской двери, к плитке, которой был вымощен тротуар перед тем... Спустя мгновение, большая выполнявшая в банке представительскую функцию, дверь сорвалась с петель, пропуская внутрь взрывную волну; лимузин загорелся, от вспыхнувшего бензина; а потом, облитые им, загорелись и обезглавленные взрывом останки Ефима Аркадьевича, шофера и телохранителей...
  Именно эту страшную картину увидел Максим, как только Толик стащил с него входную дверь, придавившую его в результате взрыва.
  А в это время мотоциклист, который с утра, нервничая и изнывая от неопределенности сидел приклеенным к железному коню в ожидании выхода Ефима Аркадьевича из банка и изрядно обалдевший от жары, был уже далеко от места происшествия. Потом он бросил этот краденый мотоцикл в одном тихом переулке и, выйдя на оживленную улицу, смешался с толпой, вечно куда-то спешащей. Из кабины уличного телефона-автомата отчитался об успешно проделанной работе своему шефу:
  - Мовлади, все сделано, как мы с тобой и договаривались. Так что гони деньги...
  - Приезжай и забирай их. Раз договаривались... Зато теперь другие, не выполняющие контракты, будут знать, чем может закончиться для них невыполнение соглашений со мной... - нравоучительно произнес Мовлади и зло рассмеялся.
  Когда спустя час, они встретились друг с другом в условленном месте, Мовлади, расплачиваясь за выполненную работу, предложил:
  - Знаешь Арчил, у меня для тебя еще дело есть. Там у них в банке парень один работает. Именно он всегда занимался нашими переводами. В общем, он слишком много про нас знает... Сейчас, когда после случившегося, начнут копать в банке... Лучше будет, чтобы его тоже не было... Мало ли что он сможет наговорить лишнего. Так что, придется его тоже убрать вместе с этим жадным уродом. Заплачу хорошо. Возьмешься?..
  - Да, конечно, - явно окрыленный сегодняшним успехом и долго не раздумывая над вновь поступившим предложением, моментально согласился Арчил.
  
  ***
  
  А приблизительно за месяц, до описанного выше события, произошла очень странная, почти неправдоподобная встреча, случившаяся у Максима Бесфамильного. Она то, фактически, и определила дальнейшую судьбу банкира Ефима Аркадьевича, который являлся его "боссом". И было это так...
  Максим злой, как десять чертей, сидел на лавочке, на платформе, ругая себя и своего сослуживца и друга Вадика на чем свет стоит. Он клял того что поддался на уговоры и поехал сегодня за город, на его дачу (хотя, по большому счету, мог бы и не согласиться). Вадик, же, не предупредил его, что идет очередная реконструкция железной дороги, и что электрички ходят, как им взбредет в голову, совершенно не придерживаясь расписания, тем самым ставя в тупик и приводя в бешенство большинство пассажиров, не осведомленных об этом ремонте.
  "Правда, он мог и не знать... Ведь он сам не пользуется электричкой, а ездит туда на "Форде", - подумал Максим о Вадике, найдя тому хоть кое-какое маломальское оправдание, потому что если бы такового совсем не было, то в данный момент, он был бы готов разорвать сослуживца буквально на куски. Затем, немного поостыв от порыва не совсем обоснованной злобы на Вадика и как следует поразмыслив, наконец, сделал правильный вывод: "Сам дурак... Не надо было вчера так надираться... Чтобы сегодня бояться сесть за руль "Фольксвагена", дабы не влипнуть в очередную историю. Еще с предыдущим ДТП не успел окончательно разобраться. И с чего бы это, интересно, меня, вообще, понесло на его чертову дачу? Не иначе, как с перепоя... - весьма критически, но с другой стороны совершенно верно, размышлял о себе Максим. - Что я там забыл?.. Хотел послушать, как будет выпендриваться Вадик своим строением? Уже и так наслушался выше крыши: и на работе, и дома, и везде - он только о ней и говорит"...
  Вот и электричка, на которую сел, выгрузила его на остановке совершенно ему ненужной... Скрипучий голос пробубнил по динамику что-то насчет реконструкции железнодорожного полотна, как-то невнятно попросил извинения за доставленные пассажирам неудобства и настоятельно потребовал покинуть вагоны, так как электричка дальше не идет. Насчет того, что она дальше не идет - было сплошным враньем: она проследовала дальше, но почему-то в гордом одиночестве. А высыпавшая на платформу толпа разъяренных пассажиров еще долго кляла и машиниста, и МПС, и правительство, и рыжего Чубайса из-за которого сейчас с неотвратимым постоянством и происходит все то, чего не происходило раньше...
  "А теперь сиди тут, жди следующей... И тоже неизвестно, остановится ли та на нужной станции?" - с раздражением думал Максим. Однако его раздражение не было так социально направлено. Оно было более глобальным, потому что распространялось и на себя, и на Вадика, и на электричку, и на ужасающую жару, стоявшую этим летом не спадая, и не дававшую людям ни малейшей передышки... Короче, весь мир сегодня буквально с раннего утра ополчился на Максима, по всей вероятности из-за того, что вчера вечером он изрядно хватил лишнего.
  "А может лучше, вернуться домой?.. - Он очень явственно представил себе запотевшую бутылку пива из холодильника, которая сейчас была бы как нельзя кстати, - Поваляться на диване перед телевизором; почитать какой-нибудь детектив... Или, может быть Катьке позвонить? Попытаться наладить испорченные отношения... - спросил он себя, и тут же ответил на него, - А стоит ли?".
  Действительно, их отношения окончательно зашли в тупик: она ему все о любви рассказывает... "Неужели никак нельзя без любви обойтись? - искренне удивлялся Максим ее желанию. - Просто встречаться, проводить вместе время, заниматься сексом и получать удовольствия друг от друга... Так нет, она, видите ли, другого хочет: семью, детей, пеленки, кастрюльки... Почему женщины так любят всю эту рутину?.."
  Нет, он совершенно точно знает, что не хочет этого. По крайней мере сейчас, пока еще молод... Видимо, только окончательный разрыв может исправить, создавшиеся между ними разногласия во взаимопонимании: когда одна мечтает о семье, а другой только о развлечениях.
  Он залез в карман за пачкой сигарет, достал одну из них, потом стал снова рыться по всем, имевшимся в наличии карманам, ища зажигалку, но так и не нашел. "Потерял наверное... А может и забыл... Когда так голова трещала утром после вчерашнего "расслабления", тут уж не только зажигалку - мать родную забудешь... Хотя нет... Забыть наставлений матери "на путь истинный" невозможно: она еще вечером так вправляла мозги... Начала сразу, как только Вадик ушел. И сегодня с утра, несмотря на выходной день, не поленилась встать, чтобы еще, не все высказанное вчера, договорить сегодня", - приблизительно такие мысли возникли в голове Максима сейчас. И его мать занимала в них место вовсе не ангела-хранителя, хотя, в действительности, это было именно так.
  Майя Борисовна - его мама, всеми силами, каждый раз после его очередной пьянки, которые стали случаться все чаще и чаще, пыталась это как-то предотвратить, или хотя бы уменьшить количество потребляемого им алкоголя. Но, к великому сожалению, все попытки добиться этого, - оказывались бесплодными: Максим совершенно не внимал разумным доводам. Он, как ей казалось, совершенно не слушал, что она говорила, или специально делал это ей назло...
  Может быть сегодня, именно ее "наставления" и выгнали Максима в таком ужасающем состоянии из дома, в жару, на чертову дачу его сослуживца. Он, по-видимому, таким образом решил проявить собственный характер, которого, по большому счету, у него пока особенно-то и не было.
  "Нужно заканчивать так "расслабляться": все неприятности от этого", - пришла в его голову благая мысль, но моментально и испарилась. Трудно удерживать в голове такие правильные мысли, когда молод, успешен и кажется, что вся жизнь впереди, и все еще успеется...
  Максим огляделся. Рядом с ним сидела женщина пенсионного возраста с внучкой (скорее всего она сопровождала ее на дачу). Просить у той прикурить - было бы довольно странно, скорее, даже глупо. Да и вместо "огонька", можно было нарваться на целую лекцию о вреде курения или чего-то подобного тому, что он уже с утра выслушал от матери, и чего сейчас не смог бы воспринять совершенно, в силу своего "нежного" физического состояния, не огрызнувшись.
  Он пригляделся к другим пассажирам, высаженным вместе с ним и с ропотом нетерпеливо ожидавшим следующей электрички, с надеждой, что та все-таки довезет их до места назначения. На другом конце (как ему показалось, бесконечно длинной платформы) увидел парня одиноко сидящего на самой дальней от него лавочке. Максим встал, тяжело вздохнул оттого, что сейчас нужно будет сделать столько лишних движений, каждое из которых давалось с напряжением, и медленно, на слегка дрожащих ногах, боясь еще больше расплескать головную боль, пошел к тому, в очередной раз за утро, подумав о пользе трезвого образа жизни.
  Если бы он знал, о чем сейчас размышлял молодой человек, к которому он направил свои стопы, то непременно бы остановился и поискал кого-то другого, у кого можно было попросить прикурить, не отрывая того от глубоких мыслей о превратностях судьбы. Но он не знал...
  А одиноко сидевший молодой человек, размышлял сейчас о своей, как ему казалось, совершенно неудавшейся жизни. Думал, почему судьба так несправедлива к нему; да, собственно, и не только к нему, но и к матери; а также к человеку, который был ему почти отцом и учителем - Федору Ивановичу. Почему так много хорошего досталось тем, кто неправедным путем "нажили" благосостояние, а все они - остались совершенно не обласканы ею? Ведь они честно, верой и правдой, старались принести пользу обществу, в котором жили, и питали надежду, что общество тоже как-то оценит их заслуги.
  В данное время его мозги были заняты следующим: в уме он перебирал всех знакомых литературных героев, которым он бы смог "продать" душу за какие-либо материальные блага, чтобы не быть таким "униженным", даже в собственных глазах, из-за постоянной нехватки средств к существованию. Он мечтал, чтобы к нему сейчас подошли Мефистофель, Воланд или, на худой конец, черт из гоголевских "Вечеров на хуторе...", и предложили бы какую-нибудь выгодную денежную сделку, ставка в которой была бы его бессмертная душа. Потому что ничего другого кроме той, у него и не было. И хотя он не был верующим в прямом смысле этого слова, но прекрасно осознавал и понимал, что торговать ею не пристало.
  Именно знание и понимание этого, отличало его от многих других людей, которые вопреки своей прежней вере, ранее заключавшейся - в неверии, побросав партбилеты, резко сменили религиозную ориентацию, моментально и поголовно став рьяными верующими. Он теперь довольно часто мог наблюдать этих "перевертышей", дорвавшихся до власти, на экране телевизора. Те стояли со свечами в руках поблизости от иерархов церкви и неумело крестились, замаливая грехи, видимо, после совершения очередной подлости по отношению к своим подданным.
  Но сейчас, он уже и сам был готов был продать свою душу, только бы постоянно не думать о деньгах, вернее об их катастрофическом недостатке. И в этом абсолютно не было преувеличения, - чем-то вроде того, что "жемчуг мелкий"... Потому что это - было для него теперь жизненной необходимостью. Ему уже давно, он сам чувствовал это, нужно было обзавестись семьей и детьми. Но на зарплату, которую положили ему "хозяева жизни", он мог, работая почти без выходных и хорошо справляясь со своими обязанностями, с большим трудом содержать себя, и то безо всяких излишеств, не говоря уже о жене и ребенке, обычно прикладывающихся к женитьбе.
  От этих грустных мыслей его отвлек голос, который явно не принадлежал ни одному из грезившихся ему сейчас литературных героев, мало того, голос почему-то показался очень знакомым.
  - Огонька не найдется? - обратился Максим, с напряжением преодолев путь до противоположного края платформы.
  Его поташнивало, и каждый шаг отзывался набатным звоном в раскалывающейся с похмелья голове, констатируя факт вреда чрезмерного потребления горячительных напитков.
  Парень повернул голову... и они оба с изумлением уставились в лица друг друга. Один из них совершенно забыл о своих горестных мыслях и нереальных мечтах, а у другого - неожиданно быстро наступило полное протрезвление. Каждый лихорадочно соображал: "Где я видел это лицо"?.. И лишь спустя некоторое время оба осознали, что с пристрастием разглядывали его ежедневно в зеркале, а если быть более точным, то каждое утро во время бритья. Один из них даже нервно провел рукой по собственной щеке и подбородку, видимо рассчитывая на то, что его "визави" сделает то же самое. Тогда-то и выяснится, что напротив - лишь собственное отражение, материализовавшееся каким-то странным и неизвестным науке образом, но этого не случилось.
  Обалдевший Максим, совершенно забыв зачем пришел и моментально избавившись от мучившего все утро сильного похмелья, не очень уверенно (что чрезвычайно редко случалось с ним в жизни) представился:
  - Максим...
  - Олег... - еще в большей растерянности ответил другой, вставая со скамейки и протягивая руку.
  Для обоих было потрясением встретить тут, на платформе, где сегодня каждый оказался совершенно случайно, своего двойника. Причем они были не просто похожи - они были абсолютно идентичны...
  Совершенно одинаковые серые глаза заинтересованно разглядывали друг друга. Совершенно одинаковые рты были чуть приоткрыты от удивления. Совершенно одинаковые уши вслушивались в абсолютно неотличимый друг от друга тембр голоса. И светлые, с легкой волной, волосы обоих готовы были шевелиться, так как удивление неожиданному явлению двойника было столь сильно, что граничило почти со страхом.
  - Ты кто? - спросил Максим, отчасти понимая весь идиотизм задаваемого вопроса.
  Он бы сам ответил на него, скорее всего, так: "человек - естественно"... Неестественным было то, что данный человек по неизвестной причине был издан природой сразу в двух экземплярах. Если бы они были близнецами, - тогда другое дело... Но оба видели друг друга впервые, и ни разу в жизни ни от кого не слышали о наличии брата-близнеца.
  Однако его собеседник, вместо подобного ответа, стал обстоятельно и подробно объяснять: что живет здесь с детства; что работает фельдшером в больнице, которая недалеко от станции; что сегодня утром, несмотря на выходной день, пришлось идти на работу, так как пьяный водитель врезался в столб и, своротив тот напрочь, сильно поранил голову... А на обратном пути домой он просто решил немного посидеть на скамейке, что иногда делал, чтобы немного отдохнуть перед делами домашними, которых тоже было невпроворот...
  - Ладно, ладно... - остановил его Максим, - Ты лучше скажи - как твоя фамилия?..
  - Калинин... - как бы продолжая рассказывать о себе, ответил тот.
  - Ну, а дальше... Дальше-то что?.. - с нетерпением и желанием быстрее как можно больше узнать о двойнике, снова спросил Максим.
  - Что дальше?.. - переспросил "визави", не совсем понимая, что от него еще хотят.
  - Ну, родители кто? Когда и где родился? - не преставал расспрашивать Максим.
  - А ты что, следователь что ли? С чего я, вдруг, должен тебе все о себе рассказывать... Сам-то ты мне - только имя и сказал, а я уж вон сколько про себя наговорил... Твоя-то фамилия какая? - лишь сейчас поинтересовался Олег.
  - Я? Я - Бесфамильный... - со всей серьезностью ответил Максим.
  - Вот видишь, ты даже фамилию свою назвать не хочешь... А я тебе с какой стати даже про родителей должен рассказывать? - и он, сожалея, что уже успел так много наболтать случайно встретившемуся, хоть и очень похожему, но совершенно незнакомому человеку, с укором взглянул на Максима.
  Тот весело рассмеялся. Потом достал из кармана совсем новый, недавно обменянный на российский, паспорт и протянул Олегу.
  - Это у меня фамилия такая - Бесфамильный. Я еще со школы привык, что она вызывает недоумение у окружающих. А все, что хочешь узнать обо мне - посмотри в паспорте... Неужели тебя самого абсолютно не заинтересовало наше необыкновенное сходство?..
  - Заинтересовало, - буркнул тот, листая документ и знакомясь с его содержанием, потом растеряно взглянул на Максима и, как бы не веря в увиденное, констатировал, - Мы с тобой родились в одно и то же время. Все совпадает: и год, и месяц, и день... Но больше ничего общего: ты - москвич, а я - местный, да и отчества - тоже разные... И, все-таки, теперь я почти уверен, что мы - близнецы...
  - Вот, вот... Наконец-то, и ты догадался об этом... - покачав головой и сетуя, что собеседник так медленно соображает, подтвердил догадку Олега Максим.
  - Ты знаешь, расспрашивать о нас у родителей, на мой взгляд, - не имеет никакого смысла. Раз они столько лет хранили эту тайну, то едва ли и сейчас скажут правду...
  Потом он задумался, что-то вспоминая, соображая и рассчитывая в уме. Максим уже начал терять терпение, но тут Олег снова заговорил:
  - Кажется я знаю, как можно выяснить это. Я знаю точно, что моя мать рожала меня здесь, и роды у нее принимал Федор Иванович. Он и тогда здесь главврачом работал. Мы с ним даже успели некоторое время сослуживцами побыть: когда я только начал работать, он все еще заведовал больницей и, однажды, сам сказал мне это. Сейчас он уже на пенсии, недавно вышел... - неизвестно для чего уточнил Олег, - Живет тут, совсем недалеко, любит выпить, но ты не думай, он вовсе не пьяница... - разубедил он Максима, когда тот с нездоровым интересом взглянул на него после сообщения, что бывший его сослуживец любит выпить, - Так что если хочешь, можем сходить к нему...
  - Еще бы не хотеть! Конечно хочу! Идем быстрее... - поторопил он.
  Максиму уже не терпелось разузнать как можно скорее все, что касалось их обоих.
  Но Олег как-то неуверенно, стыдясь того, что вынужден был сейчас сказать, выдавил из себя:
  - Ему бы надо понести какую-то выпивку и закуску... Это сильно поспособствует его воспоминаниям... Но у меня совершенно нет денег на это... - и он смущенно опустил глаза.
  До Максима сейчас дошло, что все рассказы о мизерных, ничтожных зарплатах врачей, учителей и других служащих, на которые он иногда случайно нарывался в телевизионном эфире - правда. Обычно он не обращал, как ему казалось, на журналистские придумки - никакого внимания. Иногда, подобные истории считал просто вымыслом, взирая на проблему из своей сытой и обеспеченной жизни. Сейчас же, глядя на близнеца, к которому уже за короткое время знакомства, стал испытывать родственные чувства, отчетливо понял, что ошибался.
  Эти люди, работающие не в столичном коммерческом банке, не позволяют себе "расслабляться", как довольно часто делает он. И если у него никогда не возникает проблем с деньгами, потраченными в свое удовольствие, то у них, видимо, каждая копейка на счету, если, конечно, они уже окончательно не спились от безысходности такой жизни. Ему стало ужасно неудобно, почти стыдно, перед Олегом за такую огромную разницу в их обеспеченности, и он, стараясь не обидеть его, дружески предложил:
  - Ты не волнуйся... Я куплю все, что надо... Пойдем, ты мне только подскажешь, что нужно... Где тут у вас магазин?..
  Они, зайдя в небольшой магазинчик около станции, отоварились и направились в гости к Федору Ивановичу. Тот жил действительно недалеко отсюда, совсем рядом с больницей, где теперь работал Олег.
  Стоя около калитки, Олег несколько раз громко позвал:
  - Федор Иванович!.. - потом, подождав немного, повторил громче и более настойчиво, - Федор Иванович!! - крикнул он еще раз.
  - Ну чего раскричался? Иду, иду... Что, коллега, опять за консультацией пришел? Ну, рассказывай, - что у тебя случилось? - на ходу спрашивал он, узнав Олега по голосу.
  Он еще не подошел настолько близко, чтобы хорошо разглядеть попутчика Олега. (А молодой фельдшер иногда прибегал к нему за консультацией или даже помощью в сложных или экстренных случаях, которые вызывали у того, в силу пока еще небольшого опыта, затруднения. Зато опыт Федора Ивановича - был огромный, и он действительно с радостью передавал тот, делясь им с молодым, только начинающим трудовую деятельность, коллегой.) Но потом, подойдя ближе и увидев рядом с Олегом Максима, Федор Иванович остановился в некотором замешательстве, покачал головой, и, как бы не совсем веря в то, что увидел, как-то обреченно вымолвил:
  - Все-таки вы встретились... Вот уж, поистине - мир тесен...
  И эти слова, и то как он произнес их, фактически были признанием того, что он знает о них все... И скорее всего не только знает, но и сам причастен к тайне их рождения.
  - Максим Михайлович?.. Бесфамильный?.. Я не ошибаюсь?.. - спросил он, обращаясь к Максиму.
  - Да... - несколько опешил тот, оттого что совершенно незнакомый человек, которого видел впервые в жизни, так верно назвал его имя, отчество и фамилию.
  - И где же вы умудрились повстречаться? - продолжал удивляться Федор Иванович. - Ты что, уже сегодня с утра в Москву успел съездить? - обратился он к Олегу.
  - Не ездил я в Москву сегодня. С утра пьяному шоферу голову зашивал. Тот видно еще со вчерашнего перепоя не протрезвел, а уже ехать куда-то собрался. Ну и, вполне естественно, в столб врезался... Хорошо, что еще не задавил никого... И что нужно было только зашивать его голову, а не мозги с дороги собирать... А потом, на платформе, и встретил Максима.
  Максим, выслушав рассказ недавно обретенного брата, теперь в этом уже никто из них не сомневался, невольно обрадовался, что сегодня сам не сел за руль, а воспользовался электричкой: и голова цела, и с братом ненароком познакомился. И теперь уже сам поинтересовался у Федора Ивановича:
  - А что Вам известно о нас с Олегом? Ведь, как он мне сказал, именно Вы присутствовали при нашем, вероятно не совсем обычном, почти таинственном, появлении на свет? - и он испытующе взглянул на пожилого врача, обладавшего тайной их рождения.
  - Отчего же не рассказать? Правда, я не предполагал, что мне, вообще, когда-нибудь придется делать это... Но раз уж случилось такое... Вы оба - уже взрослые люди. Поди уж к трем десяткам подкатило?..
  - Двадцать восемь, - ответил на вопрос Олег.
  - Двадцать восемь... - повторил за ним Федор Иванович, - А кажется, совсем недавно Михаил Семенович и Майя Борисовна работали здесь, в нашей больнице, - потом он задумался и, обращаясь к обоим, сказал, - Я вам все расскажу, как на духу, только обещайте, что ваше отношение к родителям, после этого рассказа никак не измениться. Они, как я вижу, многое сделали, чтобы из вас выросли такие добрые молодцы. Не всем родителям сейчас, удается довести свое чадо до взрослого состояния, не столкнувшись при этом с их алкоголизмом, наркоманией или криминалом...
  - О чем Вы говорите... Конечно не изменится... Просто мы оба рады, что у нас появилось по брату... И не просто брату, а еще и близнецу... Не каждому так везет в жизни... - наперебой заговорили Олег и Максим.
  - Ну, тогда идемте в дом. Не у калитки же, мне вам все рассказывать... - и он жестом пригласил их зайти в небольшой домик, который ему в свое время выдели, как главврачу больницы, где он, собственно, и провел свою жизнь, приехав сюда по распределению после окончания медицинского института.
  Максим достал из полиэтиленового пакета, рекламирующего какую-то иностранную сигаретную фирму, снедь, купленную в магазине. Федор Иванович, подивившись такому щедрому угощению, поинтересовался:
  - А ты кем и где работаешь? Не "новый ли русский", случайно?
  - Ну, до этого мне далеко... Я скорее - их обслуга... Я в коммерческом банке работаю. Закончил по настоянию родителей экономический факультет... Ну и, вписался во все эти перестройки и реформы... Закончил бы что-нибудь другое - неизвестно, что было бы тогда... Просто повезло, что в свое время родителей послушался...
  Федор Иванович разлил по стопочкам, которые достал из серванта, "кристалловскую" водку. Подхватил на вилку несколько ломтиков сырокопченой колбасы, уже давно не водившейся в его доме, а так же какого-то сыра с заморским трудно выговариваемым и плохо запоминающимся названием, и несколько импортных маринованных шампиньонов, которые сам и за грибы-то не считал, а подцепил исключительно, чтобы попробовать, раз уж представился случай, взял кусок хлеба и предложил тост:
  - За свидание. За свидание, которое, по всем расчетам, никогда не должно было случиться, но все-таки произошло... Я теперь абсолютно уверен, что "все тайное - когда-нибудь становится явным", как тщательно его не скрывай...
  И он ловким, отработанным за долгие годы жизни, движением опрокинул стопку. За ним последовали оба новоявленных брата-близнеца. Движения, которыми те совершали это действо, были абсолютно одинаковыми, хотя обзаводились они ими совершенно независимо друг от друга. Глядя на них Федор Иванович усмехнулся и покачал головой:
  - Надо же, до чего ж вы... Одно-яйцевые... Даже водку пьете одинаково.
  И они втроем дружно рассмеялись довольно странному, но медицински совершенно верному, определению их схожести.
  - Ну вот, - начал он рассказ, - Я тогда уже был главврачом, и к нам в больницу, по распределению, попали твои родители, - обратился он к Максиму, - Отец был хирургом, а мать - гинекологом... Собственно, они наверное и сейчас таковыми являются?.. Они поженились еще в институте и сюда приехали уже будучи мужем и женой. Я помню тогда сильно обрадовался, что вместо одного специалиста, нашей больнице, в связи с данным обстоятельством, досталось сразу два.
  - Да, - подтвердил Максим. - Только мама уже на пенсию собирается, а отцу еще не так скоро до нее.
  - Ну, что они у нас не останутся навсегда - было видно сразу. Оба были не из тех, кто смог бы прожить всю жизнь в провинции. А когда стал подходить к концу срок их распределения, они со всем рвением стали искать работу в Москве и, в конечном итоге, нашли ее... Кроме того, как-то в приватном разговоре, они поведали мне свою тайну, которой, видимо, больше ни с кем не делились. Но я думаю, - сейчас это уже не имеет никакого значения. И я своим рассказом не нарушу врачебной этики. Они оба не могли иметь детей. Как они нашли друг друга?.. Просто удивительно... Обычно в семье, кто-нибудь один из супругов страдает такой бедой, а тут - сразу оба. Так что будучи еще совсем молодыми, они, имея медицинское образование, уже не питали абсолютно никаких надежд, что когда-нибудь аист принесет им в клюве сына или дочь, и уже тогда начали подумывать об усыновлении.
  В те времена с этим было все гораздо сложнее, чем сейчас. Во-первых, не было этой повальной пагубной моды отказываться от собственных детей и сдавать их в детские дома; а во-вторых, требовалось собрать кучу всяких справок, чтобы потом, "высшие инстанции" сочли возможным дать на усыновление чьего-то отказного ребенка. Довольно часто эта процедура так затягивалась, что младенца успевали "испортить" в домах ребенка, и тот начинал сильно отставать в развитии от сверстников, потому что там ими, естественно, не занимались должным образом. Потому что никакие детские учреждения никогда не смогут дать малышу той заботы и ласки, какую он получает от любящих родителей. Потом таких детей переводили в интернаты для недоразвитых, где они, зачастую, и заканчивали жизнь абсолютно никому ненужными. Это я рассказал, чтобы вы оба понимали, чем для вас это могло обернуться, и не слишком строго судили меня и родителей.
  Федор Иванович замолчал, взглянул на обоих, чтобы убедиться, что его слова правильно истолкованы и, только убедившись, снова заполнил стопки, предложив следующий тост:
  - Давайте выпьем за родителей... За тех кто родил, вырастил и воспитал таких молодцев. К ним можно присовокупить и меня: благодаря моим настойчивым стараниям никто из вас не попал в приют.
  Они снова выпили, закусили и Федор Иванович продолжил рассказ:
  - Но если за жизнью Олега я мог наблюдать, хотя бы со стороны, и радоваться, что из него вырос настоящий мужчина, то о твоей судьбе я совершенно ничего не знал. Твои родители, переехав в Москву, прекратили со мной всякое общение. Хотя, может быть, они и были по-своему правы: я был единственным свидетелем, что Максим не их родной сын. А кто из родителей, воспитавших ребенка с пеленок, хочет этого?.. Так что понять это я могу, но, все-таки, немного обидно...
  Ведь я тогда пошел навстречу вам всем. Даже нарушил закон, который действовал тогда... Вообще-то, мог бы и в тюрьму сесть, если бы случайно все открылось. Сейчас уже срок давности прошел, да и законы другими стали... Правда не знаю, какой из них хуже: или тот - что был, или который сейчас, когда детей отдают на воспитание заграницу, неизвестно для каких целей, а потом - поминай, как звали... Почему-то у нас всегда впадают из одной крайности в другую. Абсолютно нет чувства "золотой середины", которое, на мой взгляд, и является одним из главных для человека, чтобы тот оставался таковым, а не превращался либо в циника, либо в животное...
  Ну а сейчас, я буду рассказывать все по порядку... Приехал к нам как-то новый заведующий клубом, они менялись тогда очень часто. Как его звали, какой была его фамилия - я не помню, да и не интересовался этим никогда. "Ходок" был по женской части - необыкновенный... Чем он прельщал женский пол, - до меня до сих пор не доходит. Самовлюбленный, самоуверенный, ужасно нахальный субъект... Я бы, на месте женщин, на него и внимания не обратил, а если бы и обратил, то только для того, чтобы потом обходить за три версты... Но зато твоей маме он много работы предоставил, у нее тогда вышла здесь большая практика, благодаря нему, - сказал он, обращаясь к Максиму, - Майя Борисовна тогда на абортах так натренировалась...
  А Наташа еще совсем девочкой была...Красивая, с шикарной длинной косой... Она, по-видимому, сначала даже не сообразила, что беременна, а когда сообразила и обратилась к Майе Борисовне, то аборт делать было уже поздно. Я, когда узнал эту историю, собирался в милицию заявить, чтобы этого самца по всей строгости привлекли по статье за совращение малолетних. Но Наташа, вероятно, надеясь, что тот женится на ней, узнав о ребенке, упросила не делать этого. Хотя, я обязан был это сделать по долгу службы... Ну, естественно, когда этот подонок узнал, что станет отцом, моментально и бесследно исчез с горизонта, и никто его в нашем поселке больше никогда не видел. Так что ваш настоящий отец, хоть это и обидно слышать, а тем более знать, - был мерзавцем и негодяем, бросившим на произвол судьбы совсем еще девочку, забеременевшую от него.
  Наташу я ни в чем не виню. Маленькая, растерявшаяся... Она так плакала, когда поняла, что осталась брошенной. Собиралась руки на себя наложить... Кое-как, общими усилиями, удалось уговорить ее не делать подобных глупостей. Тогда она сказала, что как только родит, откажется от ребенка, и тут же, не дожидаясь родов, написала отказ от него. А когда Майя Борисовна после очередного осмотра Наташи сказала, что у той, по всей вероятности, будет двойня, я уж совсем пал духом. Ну был бы один, тогда еще можно было надеяться, что после родов в ней проснутся материнские чувства, и она не откажется от малыша, но от двоих - она бы точно отказалась...
  Вот тут-то, мне и пришлось проявить все свои "таланты" и административные возможности, чтобы вы оба не попали в приют. Я устроил Наташу в больницу санитаркой, чтобы она все время была под присмотром и имела какие-то, хоть и небольшие, но собственные деньги. Саму-то ее, воспитывала ваша бабушка одна. Ее муж, ваш дедушка, умер вскоре после войны от полученных ранений. И в их семье, в общем-то, никогда не было особого достатка. То, что она в таком возрасте работала в больнице, тоже было нарушением закона: она тогда была несовершеннолетней... А в то время, использование детского труда было строго запрещено.
  Потом я потихоньку начал убеждать Майю и Михаила, что им представляется уникальный шанс, возможно единственный в их жизни, - безо всякой очереди усыновить младенца, который прямо со дня своего рождения будет принадлежать им. В конечном итоге они согласились со мной. Никто, кроме нас троих, не знал, что у Наташи будет двойня. Зато я приложил все усилия, чтобы она не отказалась хотя бы от одного из вас. Несколько раз ходил к ее матери и просил, чтобы и она тоже как-то повлияла на решение дочери, и, в конечном итоге, добился этого: бабушка была рада появлению на свет незапланированного внука. В общем, к моменту вашего рождения, акушерку отправили в отпуск. Сделали все, чтобы, кроме нас троих посвященных, об этом больше никто не знал.
  Роды у Наташи были тяжелые... Ей было очень плохо. Так что она просто обрадовалась, когда все ее мучения, наконец-то, остались позади, и даже не сообразила, что произвела на свет двоих, а не одного ребенка. Когда вы родились, уже стало ясно, что вы даже не двойняшки, а близнецы. Пока Наташа лежала в роддоме, она кормила вас обоих, даже не подозревая об этом. Когда же она выписывалась, я спросил, не хочет ли она отказаться от ребенка, как собиралась сделать раньше. Но она так взглянула на меня, как будь-то я предлагал ей совершить какой-то ужасный, подлый поступок. Сказала, что тогда, когда говорила об этом, - была дурой, а теперь своего Олежку никому и ни за что не отдаст. А я был очень рад, можно даже сказать - счастлив, что смог хорошо пристроить вас обоих...
  Майя Борисовна тогда выписала откуда-то свою родственницу, и все смогли преподнести соседям, как будь-то бы - это та приехала в гости с грудным младенцем. А потом, буквально через пару месяцев, они переехали в Москву насовсем. Там уже не нужно было разыгрывать спектаклей, потому что для всех окружающих, Максим был их собственный ребенок. А отказное заявление, которое написала Наташа еще в начале своей беременности, очень помогло в его усыновлении.
  Так что теперь, вы знаете абсолютно все... Можете ругать, ненавидеть меня, даже в суд подать... Только уже поздно. Но мною тогда двигали исключительно благие намерения, и в первую очередь они касались вашего дальнейшего благополучия.
  Олег и Максим сидели потрясенные услышанным, они не знали, что сказать этому пожилому человеку, определившему когда-то их судьбу.
  - А я уже какое-то время чувствовал, что не родной им, - задумчиво произнес Максим.
  - Почему? С тобой плохо обращались? - удивился Федор Иванович заявлению Максима.
  - Нет, нет... Совсем не то... Не говоря уже о том, что я абсолютно не похож ни на одного из родителей, я иногда совершенно не понимал их порывов и желаний...
  Оба собеседника с интересом, ожидая объяснения сказанному, взглянули на него.
  - Ну я, например, никогда не понимал их стремления уехать на "историческую родину": меня туда - никогда не тянуло. Или куда-нибудь в другое место, лишь бы подальше из "этой страны". А в прошлом году мы все вместе ездили в Израиль... Жара страшенная, незнакомая речь, ну и все такое... Хоть я и посещал здесь курсы по изучению языка, но, по-видимому, я тупой или совершенно не обладаю лингвистическими способностями, потому что общаться на русском, который знаю с детства, мне значительно сподручнее. В общем, я не нашел там абсолютно ничего привлекательного для себя и прямо сказал, что не перееду туда - ни за что... А они тогда обиделись, стали объяснять, что делают это исключительно для меня... Но мне совсем не нужны такие жертвы с их стороны. А вот теперь, я окончательно и бесповоротно понял, что моя историческая родина здесь, и я не уеду отсюда - никуда, ни когда и ни за что...
  - Как, Майя Борисовна и Михаил Семенович собирались уезжать отсюда? Вот уж, никогда не подумал бы...- сильно удивился данному обстоятельству Федор Иванович, - Чего им тут не хватает?..
  - Вот и я тоже именно об этом их спрашиваю, когда они предлагают уезжать. Оба работают в коммерческих медицинских центрах, и очень даже неплохо зарабатывают. То, что зарабатываю я, остается мне. Пока, в основном, на личные нужды и развлечения. У нас большая квартира; ремонт - европейского класса; две машины в семье: у них своя, у меня своя. Дачи правда нет... Так ее что, - всем переехавшим туда сразу же и выдают? Да она и здесь-то никому из нас не нужна. Никто в семье не любит возиться с землей, с растениями... А насчет животных... - здесь Максим замолчал ненадолго, вздохнул и, как бы жалуясь на родителей, продолжил свой рассказ, - У нас в банке, почти у каждого сотрудника есть животные, и буквально все - экзотические, - почти с восторгом сообщил он. - У кого - обезьяна, у кого - крокодильчик, а у одного - так целый удав в квартире живет... А я только сейчас смог кота завести, когда вырос и сам забочусь о нем, а так не разрешали. "От кошек и собак: блохи, грязь, шерсть и, вообще, лишние хлопоты"... - такие доводы мне приводили на протяжении всего моего детства. - Потом, улыбнувшись, заговорил о своем коте, - Пушком его зовут. Он у меня "перс", с родословной... Я за него заплатил, - и Максим назвал умопомрачительную, совершенно невообразимую для Федора Ивановича и Олега сумму в валюте.
  Федор Иванович и Олег, переглядываясь, с интересом слушали рассказ о жилищных условиях Максима, его родителей и кота персидской породы, искренне удивляясь, - зачем нужно уезжать отсюда, когда и так есть все, о чем они сами могут только мечтать.
  - Тебе животных не хватает? - Олег глубоко вздохнул, - А у нас с мамой их: пес - Шарик; кошка - Мурка со своими котятами, которых приходится периодически пристраивать в "хорошие руки"; куры, гуси... Еще поросенка держим, чтобы мясо зимой было. Кстати, мне уже давно домой пора: все они еще с утра не кормлены. Мама с работы вернется и всыплет "по первое число", что свои обязанности не выполнил, а ушел неизвестно куда, да еще и выпил в придачу...
  - Ты это называешь - выпил? - искренне удивился Максим.
  - Видишь ли, я не могу себе позволить напиваться, как тот шофер, которому я сегодня голову зашивал. Своя голова трещать будет, руки трястись начнут, да и денег таких нет, чтобы тратить их на такое сомнительное удовольствие. Правда, бывали раньше времена, когда я тоже здорово закладывал, мама тогда сильно переживала из-за меня, но сейчас они, слава Богу, прошли. Я очень рад, что смог с этим самостоятельно справиться.
  Максим с нескрываемым уважением взглянул на брата, потому что взять в руки себя и прекратить собственные "расслабления" - никак не мог, несмотря на не менее сильные переживания своей мамы по поводу этого.
  Федор Иванович, поразмыслив, задумчиво произнес:
  - Я считаю, что извещать ваших родителей, о том что вы сегодня узнали, не стоит. Пусть живут, как раньше. Для чего им сейчас лишние волнения?.. А если хотите встречаться, то устраивайте встречи у меня, как сегодня. Дочь с мужем уже давно и далеко уехала и не живет тут. Лишь изредка я получаю от нее коротенькие сообщения, о ее жизни. Сын тоже отбыл: не хочет, как я, провести свою жизнь в провинции. А жена недавно умерла. Так что я, на старости лет, остался совсем один... - голос его дрогнул и на глаза навернулась слеза, которая обычно бывает при воспоминании о дорогом, но ушедшем раньше чем следовало, человеке.
  - И я тоже согласен с Федором Ивановичем, что пока не стоит афишировать наше "открытие", а то, кто-нибудь из них, еще инфаркт получит. Не знаю - от горя или радости... - поддержал того Олег.
  - Ну, раз вы так оба решили, - я тоже присоединяюсь к этому. Подчиняюсь мнению большинства... Хотя можно было бы здорово повеселиться с моими друзьями, - Максим улыбнулся, представив лицо Вадика, когда тот вместо одного Бесфамильного - увидит сразу двоих, совершенно одинаковых. - Что ж, я согласен, отложим эти развлечения на "потом"...
  И они, поблагодарив Федора Ивановича за все и распрощавшись, ушли.
  Почти сразу при выходе из калитки наткнулись на пьяного в дрезину мужика, который, увидев их, едва ворочая языком поприветствовал:
  - Здравствуйте, Олег... - он еще не успел произнести его отчества и еще раз удивленно взглянул на них обоих осоловелыми глазами, и, сразу же поправившись, произнес, - Олеги... Потом махнул рукой, не совсем четко понимая, кто в данный момент находится перед его затуманенным алкоголем взором. И тут же, потеряв равновесие от этого незапланированного резкого движения, крепко обхватил руками столб, по счастью стоявший рядом, помогая совершенно не слушающимся ногам удержать себя в вертикальном положении. И это странное "видение" неизвестно почему раздвоившегося местного фельдшера, перестало волновать его совершенно, так как борьба за то, чтобы не свалиться прямо тут, посередине дороги, стала в данный момент намного важнее, чем мысль о только что увиденном.
  Олег, покачав головой и объяснив Максиму, что это их "местная достопримечательность", уже совершенно серьезно обратил его внимание на это происшествие:
  - Представляешь, если мы на него произвели такое впечатление, то как будут реагировать трезвые люди, тем более - родственники... Так что давай пока повременим с розыгрышами, хотя, честно скажу - мне тоже очень хочется этого... Наверное это потребность близнецов, которая у нас не была реализована в детстве. А в эти близнячьи игры, мы непременно сыграем, вот только узнаем друг о друге побольше. Да и отпуск у меня скоро начнется, так что кое-какое свободное время должно появиться. Извини, но на платформу с тобой не пойду. Это у нас одно из самых оживленных мест - там нас сразу же засекут. Так что, если тебя кто-нибудь, здороваясь, будет называть моим именем и отчеством, отвечай, а то придется потом долго оправдываться, перед всеми - почему не ответил на приветствие. У нас тут принято со всеми подряд здороваться. И еще, не забывай, что я лекарем здесь работаю. Личность, по местным меркам, довольно известная. К тебе за советом обратиться могут, так уж пожалуйста, не советуй каких-нибудь глупостей... Хорошо? Мне здесь все доверяют, и я ценю это доверие. Ну, пока... Я очень рад, что встретил тебя. Правда, очень рад... Давай на следующей неделе опять здесь, у Федора Ивановича, встретимся? - улыбнувшись, предложил он.
  - Давай, - с радостью согласился Максим.
  И они, крепко обнявшись напоследок, разошлись в разные стороны.
  Максим, оглянувшись, увидел, как Олег подошел к пьянице. Тот уже не обнимал столб, так и не сумевший оказать ему необходимую услугу, подперев в трудную жизненную минуту, а лежал рядом, обхватив его основание и уткнувшись носом в грязь. Он поставил "местную достопримечательность" на ноги, стряхнул с того дорожную пыль, сказав что-то, развернул, видимо, в нужном направлении и слегка подтолкнул. И тот не совсем уверенно, как болотная птица - странно, переставляя ноги, явно не желавшие слушаться, и пошатываясь из стороны в сторону, двинулся вперед согласно определенному Олегом курсу.
  
  ***
  
  То, о чем предупреждал Олег, началось сразу же, лишь Максим оказался на платформе. Он только и успевал отвечать на приветствия встречавшихся по пути людей. На его счастье, электричка, идущая в сторону Москвы, - подоспела довольно быстро. Максим, с предвкушением, что сейчас закончатся все эти - "здравствуйте" и "Олег Владимирович", постарался попасть в вагон, около которого не было людей, садящихся в тот на этой станции. Но не тут-то было...
  - Олег Владимирович! - воскликнула какая-то женщина с таким радостным выражением лица, как будь-то бы всю жизнь только и ждала подвернувшегося счастливого момента, садясь напротив него. - Я Вас на платформе еще заметила, - торопливо, как бы оправдываясь, что не оказалась рядом сразу же, а только сейчас, быстро говорила она, - Но не успела добежать до вашего вагона, так что пришлось искать Вас, чуть ли не по всей электричке. Вы куда едете? - заинтересованно спросила она, явно для того, чтобы узнать, как долго сможет компостировать ему мозги.
  - Я то? Я в Москву еду... - нехотя ответил он, чтобы та тут же от него и отвязалась.
  Куда там... Из не закрывающегося ни на секунду рта незнакомой тетки, как из рога изобилия посыпались такие же незнакомые имена и фамилии; описание событий, которые произошли в жизнях этих абсолютно неизвестных ему людей. Потом начались жалобы на состояние ее собственного здоровья, недомогания детей, всех родственников до седьмого колена и соседей, а также просьбы дать кое-какие полезные советы, для улучшения физического состояния всех и каждого...
  Максим несколько обалдел от большого количества совсем ненужной ему информации. Сначала он поддакивал ей и даже блеснул несколькими медицинскими терминами, которые за время жизни с родителями-медиками невольно усвоил, а потом просто не знал, что и делать. Он, под предлогом - покурить, вышел в тамбур, услышав последний вопрос, заданный вдогонку: "А разве Вы курите? Раньше, я помню, не курили"... - ей явно не хотелось терять такого собеседника, и она всеми силами старалась удержать его подле себя.
  А Максим, наконец-то, освободившись от незнакомой весьма назойливой женщины и, естественно, не найдя вновь искомой зажигалки в карманах, весело рассмеялся. Затем представил в воображении совершенно растерявшегося Олега у себя в банке и еще раз улыбнулся. А потом стал вспоминать и обдумывать, что сегодня произошло в его жизни, совершенно перестав сетовать на глупое и неуместное, как казалось еще с утра, приглашение Вадика посетить его строящуюся дачу...
  
  ***
  
  Олег вернулся домой. Мать еще не пришла с работы. И он успел до ее возвращения накормить всю живность, которая, завидев его, принялась радостно вилять хвостами, тереться о его ноги, гавкать, мяукать, кудахтать, гоготать и хрюкать, приветствуя и настырно требуя свой сильно просроченный завтрак. Потом раздалось дружное лакание и чавканье, зато все другие звуки на какое-то время прекратились вовсе.
  А он задумался о сегодняшней случайной встрече с близнецом. Вот уж чего Олег точно никогда не мог ожидать, что судьба сведет его с братом, да еще и близнецом, о существовании которого он и не подозревал... Да что он?.. Даже его мать до сих пор не знает о существовании того, другого своего сына... Все, случившееся сегодня, было большим потрясением, неожиданно свалившимся на голову. Из этого задумчивого состояния Олега вывело возвращение матери с птицефабрики, где она работала уже давно, и фактически каждый день, потому что ее подопечные тоже просили положенную им порцию еды причем - ежедневно...
  - Мам, а ты не знаешь, у нас в роду были близнецы? - слегка удивляясь своему же вопросу, неожиданно сорвавшемуся с губ, поинтересовался он.
  Наташа с недоумением взглянула на сына:
  - С чего тебя, вдруг, заинтересовало это? - удивилась она.
  Но тут же вспомнила, что ее мать, когда она сама была еще девочкой, как-то сообщила ей, что у них с отцом, еще до войны, родились мальчики-близнецы. Правда мать больше ни разу не говорила об этом, видимо воспоминания о них, что не смогла уберечь, сохранить сыновей, сильно угнетали ее, и она, стараясь забыть об этом, больше никогда не упоминала о них. Во время войны, когда матери приходилось работать с утра до ночи, а дети были предоставлены сами себе, они однажды, как все маленькие мальчишки, ранней весной, в луже, промочили ноги, потом просидели весь день в нетопленом доме и заболели ангиной. Спасти их не удалось. Они, со слов матери, даже умерли в один день...
  - А ты знаешь, - именно сейчас, неожиданно вспомнив это, ответила она, - были... У меня были бы старшие братья-близнецы - твои дяди, но они, будучи еще маленькими детьми, умерли во время войны от ангины...
  - Правда?! - радостно воскликнул Олег.
  - Почему это тебя так обрадовало? - Наташа даже рассердилась на сына: дети умерли, а у него это радость вызывает...
  - Ты меня не правильно поняла. Я совсем не рад, что мои дяди умерли... Я просто подумал, что может быть и у меня тоже есть где-нибудь брат близнец, потому что способность рожать близнецов обычно передается по женской линии.
  - Когда маленькие дети мечтают о близнецах, я еще могу понять это. Наверное им кажется, что учить можно в два раза меньше, а учиться в два раза лучше... Но, ты-то?.. Тебе-то, вдруг, для чего понадобился близнец в твои-то годы?.. - и она удивленно взглянула на него.
  - А я, и когда был маленьким, все время мечтал о близнеце, просто никогда не говорил тебе об этом, и сейчас бы от него не отказался, - и Олег улыбнулся матери загадочной улыбкой, как будь-то бы сам обладал тайной, о которой та не знала и неизвестно узнает ли, вообще, когда-нибудь.
  - Слава Богу, что ты у меня один. Двоих бы, я одна не смогла поднять. И так ты не смог закончить институт. Вместо того чтобы быть врачом - работаешь фельдшером, а я так мечтала дать тебе высшее образование...
  - Мам, ну перестань... Это совсем не ты виновата... Если бы не эти "реформы", то был бы я врачом - обязательно... Ты же помнишь из-за чего я ушел из института? Совсем не из-за того, что плохо учился и меня поэтому отчислили - просто есть стало нечего, вот и пришлось в армию пойти вместо учебы... - он ненадолго задумался, и после возникшей паузы продолжил, - Ты знаешь, мне до сих пор, иногда, война снится. Снится, как оказывал первую помощь раненым. Какие ужасные видел ранения, как сам несколько раз чуть не погиб, - и он, вспомнив это, покачал головой. Потом, улыбнувшись, что все-таки остался не только жив, но и не стал инвалидом, что вполне могло произойти, причем не однажды, произнес, - Да мы с тобой - просто счастливые люди, что смогли пережить все это и не свихнуться, или не спиться... Не переживай ты из-за всяких глупостей, - и Олег нежно обнял мать за плечи, пытаясь успокоить ее, хотя и сам в душе всегда сильно переживал это свое - "незаконченное высшее".
  Наташа с любовью взглянула на сына:
  - Жениться тебе давно пора... Тогда и о близнецах будет думать некогда, - сделала она заключение из сказанного им.
  - Пора... - согласился он с матерью, - Да только, на ком? - и он из-подо лба вопросительно взглянул на нее, - Вера не дождалась, пока я институт закончу... Надежда - пока из армии вернусь... Теперь мне только Любовь и нужна... А я в нашей округе, поблизости, девушки с таким именем - пока не встретил... - грустно улыбнувшись, пошутил он.
  Наташа тоже взгрустнула. Действительно, была и Надя, была и Вера, только обе предпочли ее, самому лучшему из сыновей, чьих-то других сынов. И это ей было очень обидно.
  - Ты знаешь, а они ведь обе уже развелись... Надя даже ребенком не успела обзавестись: развелась почти сразу же, - как бы успокаивая его, что с другими мужчинами, у девушек, не дождавшихся его, тоже ничего не вышло, - известила мама.
  - Знаю... - глубоко вздохнув, ответил он, - они уже обе у меня на работе побывали... Видимо решили, что если там не вышло, то здесь-то, уж, - наверняка получится, но ошиблись... Я так не хочу... Они видимо думают, раз я так любил их, то можно сначала наплевав, растоптав мои чувства, теперь снова что-то получить от меня. А вот и нет!.. Пусть и не надеются!.. Этого не будет никогда! - со злобой вырвалось у него.
  - "Никогда не говори - никогда", - произнесла Наташа, запомнившуюся фразу из какого-то кинофильма.
  - И это ты - мне говоришь? Сама-то, почему замуж не вышла? Тоже наверное решила для себя что-нибудь, вроде моего "никогда"? - он вопросительно взглянул на нее.
  - У меня была совсем другая история... Меня обманули... - и мама, первый раз в жизни, рассказала сыну историю его появления на свет, которую он сегодня с утра, с небольшими нюансами, уже выслушал вместе с Максимом из уст Федора Ивановича.
  Олег улыбнулся матери, отметив при этом:
  - Ну и дурак, этот мой отец... Такую девушку бросить! Я бы такого - ни за что не сделал... - потом взглянул на мать, соображая, сказать ли ей, что он уже знает об этом, и решив что будет лучше сказать - сделал это, - Ты знаешь, я уже слышал эту историю. Федор Иванович рассказывал...
  Наташа смутилась и покраснела:
  - Я не ожидала, что он может сделать такое... Что он посмеет рассказать тебе все. Тоже мне, доброхот нашелся...
  Мам, он не собирался делать этого. Просто сегодня случай подвернулся... Я сам упросил его рассказать все. Мне уже надоело ничего не знать об отце. Ты-то сама, ведь, ничего не говорила о нем, ну вот я и... Ну, прости ты, и меня и его... Пожалуйста... - попросил Олег, видя что мама слегка расстроилась от его известия.
  - Как я на вас могу обижаться, когда вы для меня два самых дорогих человека на свете: ты мой любимый сын, а он - человек, который помог мне не сделать тогда глупости, по малолетству, и сохранил тебя - для меня. Я ему очень благодарна... - и она, покраснев еще больше, опустила глаза.
  "Господи, да она же любит его... Как же я раньше-то этого не замечал"?.. - подумал Олег, только сейчас, отметив странность поведения, которое возникало у мамы при любом упоминании о Федоре Ивановиче. "И раньше так было... Она всегда интересовалась им. Как он? Что с ним? Но тогда он был женат, а сейчас - вдовец... Было бы неплохо подтолкнуть их обоих к данной мысли. Собственно говоря, ведь именно он и был мне отцом: интересовался моей судьбой, когда я был еще младенцем; лечил меня все мое болезненное детство; сумел заинтересовать профессией врача... Ведь это была его идея, чтобы я поехал учиться в Медицинский институт. Для меня он даже направление от больницы умудрился раздобыть. Да и я сам, всегда хотел походить на него: именно он был для меня примером мужчины, которому хотелось подражать. А сегодня... С какой нежностью он вспоминал о маме, когда рассказывал о ее девичьих ошибках... И, собственно, ради чего он так старался тогда, если бы не питал к ней абсолютно никаких чувств?".
  Он еще раз с интересом посмотрел на мать, пытаясь взглянуть на нее не глазами сына, а глазами совершенно постороннего мужчины. "Для своих лет она выглядит очень даже ничего. Стройная, подтянутая... Косы, о которой сегодня Федор Иванович вспоминал, правда, нет, но и седых волос - нет тоже... А если посмотреть, как у нее все ловко по хозяйству получается, так вообще, - невеста хоть куда"...
  - Мам, а тебе Федор Иванович нравится? - напрямую, без обиняков, спросил он, заинтересованно взглянув на нее.
  Наташа совсем растерялась от вопроса взрослого сына и ничего не ответила, только еще больше смутилась. Олег подошел, обнял сзади за плечи и сказал:
  - Ну, ты у меня, прямо, как девочка... Кого ты стесняешься? Меня, что ли? Так я уже - совсем взрослый. Ты мне и так, почти всю жизнь посвятила... Давно пора уже и о собственной судьбе подумать...
  И вдруг он увидел, что из маминых глаз капают слезы.
  - Мама, родная моя, что с тобой... Если ты его любишь... Я ведь ничего не буду иметь против этого... Я только "за"... - и он поцеловал мамины руки, которым столько пришлось потрудиться, чтобы он стал тем, кем был сейчас, а не очередной "достопримечательностью" их населенного пункта.
  Мама смущенно улыбнулась. А он понял, что раньше являлся в некотором роде препятствием к ее увлечению, которое, видимо, длилось уже не одно десятилетие. Теперь оно устранено. И она уже не будет связана какими-либо обязательствами перед ним, которые сама на себя и взвалила. Он сегодня снял с нее все обязанности матери перед своим уже великовозрастным ребенком...
  За сегодняшний день столько всего произошло... И хотя нельзя было назвать его жизнь совершенно лишенной потрясений, их как раз выпало немало на его долю, но этот день все равно выделялся из других, за счет нескольких, определяющих его дальнейшую жизнь открытий...
  
  ***
  
  Рано утром, приехав на самой первой электричке в Москву, Олег довольно быстро, по описанию и схемам как добраться, позвонил в дверь Максима. Сначала, на его настойчивые звонки за дверью не было никакой реакции, и только спустя довольно долгое время послышались шаги, и дверь с силой распахнулась, едва не ударив его по лбу. Он увидел перед собой совершенно заспанное, взъерошенное, не успевшее отойти от вчерашнего "расслабления" существо, напрочь забывшее, о чем договаривались неделю назад у Федора Ивановича.
  А договорились они тогда о том, что сегодня попробуют поменяться друг с другом местами. Максим впервые познакомиться с матерью, которую никогда не видел, если не считать нескольких дней, проведенных с ней в роддоме, когда был еще младенцем.
  А Олег проведет его в обществе Кати, с которой Максим окончательно решил расстаться, и даже успел завести себе другую пассию для веселого время препровождения - Ольгу. Поэтому он предоставил Олегу полную свободу общения с ней. Главным и основным во всей этой затее было следующее, - почувствуют ли женщины, с которыми каждый из них долго общался, - подмену?
  - Максим, ты сейчас, вообще-то, соображаешь хоть что-нибудь? - сердито спросил Олег, чем-то напомнив Максиму мать, которая приблизительно с такими же вопросами и в таком же тоне обращалась к нему, после возлияний с Вадиком.
  - Что-нибудь?.. - повторил его последние слова Максим и задумался настолько, сколько мог делать это в данном состоянии, - Наверное - да... Но - очень слабо... - едва ворочая языком, ответил он после некоторых раздумий, - Родители вчера в отпуск уехали, вот мы с Вадиком и "расслабились" немного...
  - Так... Давай-ка, быстренько, сейчас я приведу тебя в норму... А то весь наш план, который мы так долго обсуждали неделю назад, полетит ко всем чертям... Ты хочешь, чтобы он полетел туда? - как можно более серьезно, спросил он Максима, правда самого, от "расслабленного" вида брата, уже начинал разбирать хохот.
  Тот отрицательно покачал головой, хотя толком не соображал, зачем ею качает. Олег, сняв с него то немногое, во что Максим был одет, по случаю ужасной жары, засунул изрядно набравшегося накануне братца под довольно прохладный душ, потом вытащил оттуда, хорошо растер махровым полотенцем, открыл бутылку "Боржоми", одиноко стоящую на столе, и дал тому, едва соображающему, выпить. Потом уже совершенно серьезно спросил:
  - Ты что, передумал знакомиться со своей настоящей матерью? Я помню, ты так хотел этого... Что, уже не желаешь? - поинтересовался он у Максима, который после бодрящего душа и минеральной воды постепенно начал приходить в нормальное состояние.
  - Ну, конечно же, не передумал... Просто вчера Вадик зашел, и мы с ним, ну, совсем немного выпили... - кивнул он головой в сторону батареи пустых пивных бутылок, стоящих рядом со столом, - Так что вот... Так все получилось... Непредвиденные обстоятельства... - начал оправдываться он.
  - Ты знаешь, сколько нервов потратила наша мать на мои "непредвиденные обстоятельства"... Думаю, что еще и на твои "обстоятельства", - у нее их уже просто не хватит... И пожалуйста, постарайся ей их не создавать - она все-таки и твоя мать тоже... Я тебя очень прошу об этом...
  Максим окончательно протрезвев от процедур, проведенных Олегом, и отчетливо вспомнив, о чем договаривались на эти выходные, довольно быстро пришел в норму. Они еще раз повторили, как должен вести себя каждый: Максим - при встрече с матерью, а Олег - при общении с Катей.
  Вместе они быстро перекусили. Потом Максим дал Олегу последние наставления насчет любимого кота, который раскинув от жары в разные стороны все свои конечности, включая и хвост, пока дрых на подоконнике, совсем не подозревая, какой сюрприз ждет его после пробуждения.
  - Чао, - сказал Максим брату на прощание и испарился из квартиры.
  - Пока, - отозвался Олег и остался один в незнакомом жилище.
  Сегодня ему предстояло разрешить проблему вместо брата - порвать все отношения, бывшие раньше у Максима с Катей. Хотя перед ним лично - такой проблемы никогда в жизни не стояло, потому что в ней все было как раз наоборот... И как обычно разрешают подобные задачи, он не совсем четко представлял... "И зачем я, вообще, ввязался в это дело?" - сетуя на себя за столь опрометчивое согласие, подумал Олег и тяжело вздохнул. Но все вздохи и сожаления были запоздалыми: отвертеться от взваленной на себя миссии, было уже слишком поздно и невозможно.
  Олег несколько раз обошел все комнаты; попробовал включить "домашний кинотеатр", но с первой попытки из этого ничего не вышло, и он, оставив эту затею; заглянул в холодильник, чтобы окончательно определиться с едой для кота. Потом, от нечего делать, снова послонялся по квартире; полистал какие-то журналы в глянцевых обложках, о существовании которых знал только по витринам киоска, стоящего на платформе их станции. Вышел на балкон, однако, услышав что дверь соседнего балкона открывается, быстро зашел обратно, чтобы не нарваться на разговоры с незнакомыми людьми. Немного посидел на диване, осмысливая - действительно ли стоит иметь близнеца, и так ли это хорошо, как казалось раньше?..
  Но тут прозвенел звонок в дверь, и он с тяжелым (а совсем не легким) чувством, как полагал еще совсем недавно, пошел открывать Кате, так как звонила именно она.
  На пороге стояла девушка, которых он раньше видел только на экране телевизора... "90-60-90" - были ее параметры. Единственное, что ее отличало от моделей, разгуливающих по подиуму, так это рост. Она совсем не была каланчей, как предполагается быть девушкам, занимающимся данной профессией, правда и маленькой ее назвать было тоже нельзя... На ней, видимо, чтобы еще больше соответствовать модельным канонам и казаться выше ростом, были надеты туфли на таких высоченных каблуках, что было непонятно, - стоит ли она на грешной земле, или уже парит в воздухе.
  Подстать обуви была и ее совершенно невообразимая одежда. Такого, он никогда не видел: в его поселке так никто не одевался. Что-то совершенно короткое, летящее и полупрозрачное слегка окутывало стройную фигуру, делая ту еще более соблазнительной.
  Ему на память сразу пришла детская сказка, в которой от героини требовалось придти к королю, загадки которого, по ходу этой сказки, та почему-то должна была все время отгадывать, - и не голой и не одетой. Нечто подобное Олег видел сейчас перед глазами. Но сам, не будучи королем, который, по-видимому, перед женитьбой собирался подробнее разглядеть все прелести умной девушки, молча стоял перед Катей в совершенной растерянности.
  - Что с тобой, Макс? - удивившись спросила Катя, заметившая потрясение, написанное на его лице, скорее всего, как она правильно решила, вызванное ее нарядом, - Тебе что, не нравится мой новый "прикид"? - и она, как бы демонстрируя всю красоту того, провела руками по своей груди, талии и бедрам. Этот жест еще больше подчеркнул великолепие и совершенство ее точеной фигуры...
  Олег непроизвольно вздрогнул, когда впервые услышал в свой адрес вместо знакомого с детства имени - совсем чужое - непривычное для ушей. И хотя, по идее, он уже был готов, что к нему сейчас обратятся именно так - все равно, это оказалось очень странным и необычным...
  - Нравится... - с трудом выдавил он из себя, потому что созерцание Кати в таком виде, в непосредственной близости, невольно вызвали в нем какие-то смутные, еще не совсем оформившиеся и осознанные желания.
  А если сказать по правде, то все это, вместе взятое, ему совершенно не нравилось. Особенно, если учесть обстоятельство, как он должен был вести себя с Катей: ее наряд провоцировал, создавал дополнительные, совсем не нужные ему трудности...
  - Ну, и куда мы сегодня направим свои стопы? - сразу же поинтересовалась она.
  Однако увидев его задумчивый вид, пока тот, еще не отойдя от потрясения вызванного ее "прикидом", с трудом соображал, как и что он должен ответить на предыдущий вопрос, Катя опередила его. И не дожидаясь ответа, чтобы он не успел предложить что-либо такое, что бы не устроило ее, она быстро предложила то, что сама очень хотела сегодня заполучить:
  - Впрочем, если ты не очень рвешься, то можем и дома посидеть, чем по этой жуткой жаре таскаться... Видак посмотрим, ну и все другое тоже... Твои родители, ведь, уже уехали? - на всякий случай уточнила она.
  После этого вопроса, Катя с загадочной и многообещающей улыбкой взглянула на него.
  "Все другое" - явно не входило в планы Олега: он до сих пор считал Катю девушкой Максима, хотя тот и решил с ней окончательно расстаться. Олег не совсем четко представлял, как он должен вести себя в складывающейся ситуации. Пока он раздумывал над этим, Катя, взяв его за руку, подвела к дивану, села, а потом спросила:
  - А у тебя есть что-нибудь новенькое?
  - Что ты имеешь в виду? - взглянув на нее с некоторым испугом, ответил он на ее вопрос, потому что спрашивать в данный момент она могла буквально о чем угодно.
  - Ну, видеофильм какой-нибудь. Новый... - пояснила она, несколько удивившись его реакции на ее невинный вопрос.
  - Сама посмотри, я не знаю... - облегченно вздохнул Олег, осознав что "новенькое" это всего лишь видео фильм, и ничего другого она под этим не подразумевала. Потом, сообразив что сейчас сказал глупость, стал оправдываться, - Правда - не знаю... Может Вадик что-нибудь принес... Мы вчера с ним немного "расслабились", - и он, как ему показалось, весьма удачно ввернул любимое словечко братца, и даже улыбнулся, что пока смог без особого труда выпутаться из затруднительного положения, в которое попал. И тут, он уже окончательно понял, что оказаться на чужом месте не так уж и забавно, как представлялось раньше.
  - Опять надрались до чертиков... Как вам только не надоедят ваши "расслабления"? - Катя, сокрушенно покачав головой, подошла к полке, где стояли кассеты, и стала перебирать их, потом нашла что-то и, со словами, - Ты сам поставишь, или мне? - вопросительно взглянула на него.
  Ты! Конечно ты!! - чрезмерно обрадовавшись данному предложению, подтвердил он, так как справиться самостоятельно с этим незнакомым "агрегатом" с утра не смог и ужасно боялся, сделав что-нибудь не то, испортить его.
  Начался фильм. Это была какая-то мелодрама с большим количеством поцелуев и постельных сцен. Наверное Катя специально выбрала ее, чтобы под просмотр эротики постепенно и самой переключиться на "все другое".
  А Олег, совершенно не вникая в содержание фильма, нервничал и с сожалением думал, что уж лучше бы это были "Новости", или "Сегодня", или "Время"... Потому что узнать сейчас, кто и куда поехал или приехал с государственным официальным или неофициальным визитом, было значительно сподручнее, чем в напряжении, как на иголках, сидеть, рядом с полураздетой Катей и все время думать, как себя вести, если та первая начнет "все другое". И его опасения оказались совсем не напрасными.
  - Макс... - прошептала она, отвлекшись от просмотра фильма и повернувшись к нему лицом. Затем она обняла его одной рукой, а другой ласково проведя по его щеке, спросила, - Ну скажи, что любишь меня... Почему ты этого мне никогда не говоришь?.. - Катя вся прильнула к нему и нежно поцеловала в губы, - Я очень люблю тебя...
  У Олега перехватило дыхание: он уже довольно длительное время не общался с девушками в таком плане. Его руки, против воли, обхватили ее и стали скользить вдоль Катиной спины... Он стал покрывать поцелуями ее лицо... "Господи, что же я делаю?", - мелькнула в голове мысль, но совсем ненадолго... И, вообще, довольно скоро все мысли о том, как себя вести с Катей, исчезли как-то сами собой. Теперь он весь превратился в чувства: ощущал ее тепло, изгибы ее стройного молодого тела, вдыхал запах каких-то дорогих, неведомых ему доселе духов, слышал страстный Катин шепот и видел серо-зеленые глаза, полные желания... И сам - тоже безумно хотел ее...
  - Катюша, Катюша... - повторял он, пытаясь аккуратно снять ее эфемерную одежду и, одновременно, боясь случайно что-нибудь порвать, каким-либо неловким движением и испортить ее "прикид", - Катюша, помоги мне... Я не знаю, как с этим справиться...
  И когда она избавилась от своей одежды, и предстала перед ним во всей обнаженной красе, Олега уже совершенно перестал волновать вопрос, что будет дальше, и как на это посмотрит Максим, потому что "сейчас" - казалось самым главным и самым необходимым в жизни.
  Их близость была долгой и упоительной, они оба получили массу приятных ощущений и наслаждения. Когда все закончилось, и они утомленные и счастливые лежали рядом, Катя поинтересовалась:
  - А почему ты раньше никогда не называл меня Катюшей? Мне очень понравилось... - улыбнулась она.
  - Не называл? - искренне удивился он, - А как же я тебя называл?.. Хотя и ты меня тоже сегодня называла не так, как меня зовут, - но тут же сообразив, что сказал не то, что следовало, перевел разговор в другое русло, - Ты сегодня была необыкновенна, обворожительна... - и Олег нежно погладил длинные темно каштановые волосы, рассыпавшиеся по ее плечам.
  - И ты таким - тоже никогда не был... Ты никогда так не любил меня... У нас с тобой раньше был просто секс... А сегодня была любовь... Ты почувствовал это?
  В этот момент Олег почти с ужасом осознал, что его "миссия" (порвать с Катей) провалилась с треском. Он не только не смог сделать этого, а сам влюбился в нее, и притом - очень сильно. И теперь она - Катя, а не Любовь, как он предполагал раньше, исходя из имен своих предыдущих подружек, будет той третьей девушкой, с которой предстоит расстаться, совершенно не желая того. Потому что Катя любит Максима - успешного молодого человека, работающего в столичном коммерческом банке, а не фельдшера, с грошовой зарплатой, который трудится в больнице небольшого подмосковного поселка.
  Его настроение сразу упало до нуля со всеми вытекающими из этого последствиями. Улыбка, озарявшая лицо, погасла. Олег сейчас очень ясно осознал, что лежит рядом с девушкой, которая никогда не будет его, даже если Максим окончательно расстанется с ней, и та будет совершенно свободна... "Господи, что же я сделал? Зачем мне снова все эти муки неразделенной любви?.. Для чего я согласился на этот дурацкий эксперимент? Получается, что быть близнецом, и выполнять какие-то поручения своего двойника или проживать кусок его, а не своей жизни, - совсем уж не такое веселое занятие...".
  Катя, сразу же заметила резкую смену его настроения.
  - Что с тобой? Почему загрустил? О чем задумался?.. - тормошила она Олега, беспрестанно задавая вопросы.
  - О нас с тобой... - ответил он, потом на какое-то время замолчал, не хватало решимости сразу вымолвить, что он, все-таки, вопреки собственному желанию, собирался сказать ей, - Ты знаешь, я думаю, что у нас с тобой ничего не выйдет... Мы совершенно не подходим друг другу... - он буквально выдавил из себя последнюю фразу, глядя куда-то в сторону.
  Олег твердо решил порвать отношения с Катей - сразу, чтобы не доставлять лишних страданий ни ей, ни себе. Говорил он эту сущую правду с великим трудом, потому что сам думал, - все как раз наоборот. И того, что он пережил сейчас с Катей, у него не было никогда раньше - ни с Надей, ни с Верой. Он взглянул на нее и увидел, что та, с какой-то обреченностью смотрит на него, а из глаз капают слезы. А он совершенно не выносил женских слез...
  - Катюша... - Олег обхватил ее, прижал к груди, и, оправдываясь, стал целовать лицо, руки... - Прости меня... Я не хотел... Я сделал глупость...
  - Ты считаешь, что было у нас сейчас - глупостью? - она почти с негодованием сказала это, - А мне-то, дуре, показалось, что ты, наконец, полюбил меня... Я так долго ждала... - Катя разрыдалась после этих слов, и стала быстро одеваться.
  Олег сидел, обхватив голову руками. На его лице было такое выражение, что даже Катя, ненавидящая его в эту минуту, бросив мимолетный взгляд в его сторону, озабоченно спросила:
  - Что с тобой? Я надеюсь, ты не собираешься наделать глупостей из-за этого? Ты хоть сам-то понимаешь, что это ты меня бросаешь, а не я тебя? Ничего... Скоро найдешь другую... - говорила она быстро, уже надевая туфли, - Только запомни, - любить тебя, как я, - она все равно не будет... Вот увидишь, - назидательно сказала Катя, и совершенно расстроенная, можно даже сказать убитая горем, направилась к двери.
  Олег быстро встал и преградил дорогу к выходу. После этого признания в любви, хотя и не ему, но все-таки человеку, за которого сейчас принимала, у него совершенно неожиданно блеснула надежда, что Катя сможет полюбить и его, так же как Максима.
  По-видимому, именно это и называется интуицией. Когда заранее, неизвестно исходя из каких соображений, вопреки здравому смыслу, вдруг решаешь, что все будет именно так, а не иначе. "Просто должно пройти какое-то время" - мелькнуло в голове Олега. Он даже определил для себя отрезок этого времени. Ему почему-то показалось, что приблизительно через месяц-два, в общем, до конца лета, должно что-то случиться в жизни, что резко изменит ее, и если Катя подождет это время, а не бросит его, как сделали Надя и Вера, - дальше у них все наладится и все будет не просто хорошо, а прекрасно...
  - Катюша!.. Постой!.. - он встал перед ней на колени, - Мне не нужен никто другой, кроме тебя... Просто ты не все знаешь, а я сейчас не имею права рассказать об этом...
  Катя с удивлением смотрела на "хранителя" чьей-то тайны, бывшего сейчас у ее ног, и не верила глазам... Макс никогда раньше не вел себя так, как сегодня: обычно он делал одолжение, встречаясь с ней, и она была удивлена многими вещами, которые тот сегодня сделал впервые.
  В общем-то, ей казалось, что это и не Макс вовсе... Хотя этого не могло быть: те же серые глаза, только влюбленные, чего раньше не бывало, смотрели на нее; те же руки касались ее, правда сегодня их прикосновения были более нежными и ласковыми; тот же голос слышала она из его уст, но говорил он другие, совершенно противоположные чем раньше, вещи... Правда все изменения, произошедшие в нем, были, в Катином понимании, в лучшую сторону. В своих мечтаниях она хотела видеть Макса именно таким - нежным и любящим... Катя, моментально простив все, что тот наговорил только что, запустила длинные наманикюренные пальцы в его густые волосы и поцеловала в голову. А он, после этих действий, радостно спросил:
  - Так ты меня совсем простила?! Это правда?! Давай мы подождем еще месяц, а потом я тебе все расскажу, и если после того, что узнаешь обо мне, не разлюбишь меня...
  - Я не разлюблю тебя - никогда!.. - прервала его Катя.
  - Никогда не говори - "никогда", - произнес он фразу, которую совсем недавно слышал от мамы.
  Но Катя уже не слушала: она целовала, ласкала его и счастливо смеялась, так как, чего она боялась больше всего на свете - расставания с Максимом - не произошло. По крайней мере, было отложено, как минимум, еще на месяц.
  Тут заявил о своем существовании Пушок - это кошачье чудо, стоившее почти годовой зарплаты Олега. Кот стоял у холодильника и зычным голосом, никак не вязавшимся с внешним пушистым и притягательным обликом, настойчиво требовал еды.
  - Сейчас... Сейчас, я тебя накормлю, котик, - ласково говорил Олег, доставая из холодильника, что коту было заботливо оставлено Максимом.
  Он собирался, взяв Пушка на руки, отнести к миске, но тот, сделав молниеносный выпад, казалось, такой мягкой мохнатой лапой, и выпустив острые когти, со всей силой оцарапал Олегу руку. Из царапины довольно сильно потекла кровь.
  - Ах ты... - и Олег собирался сказать Пушку несколько "теплых и ласковых" слов, но в последнее мгновение сумел сдержаться, и данные слова не слетели с языка. От части это случилось из-за Катиного присутствия, однако еще и потому, что сам понял - кот ни в чем не виноват. Просто Пушок сразу же распознал, что Олег не является его хозяином...
  - Он что у тебя - взбесился что ли? - с тревогой спросила Катя, взяв его пораненную руку в свои и разглядывая глубокую царапину.
  - Нет... Я, видимо, его неловко взял, - оправдывал кошачье поведение Олег, а сам думал, где тут у них может быть аптечка.
  Кровь по-прежнему текла не останавливаясь. Но тут на помощь пришла Катя, свободно ориентировавшаяся в квартире Максима, привела в ванную, открыла шкафчик, где он и нашел все необходимое.
  Обрабатывая рану, Олег радовался, что Максим не завел вместо кота, какое-нибудь более серьезное экзотическое животное, как это сейчас стало модным. Крокодила, например... И какое счастье, что родители Максима были категорически против этого...
  А сам, уже с тревогой за брата, подумал, что Максу придется сложнее, чем самому. И как бы Шарик, вообще, не покусал того, заметив подмену хозяина. Его пес был своенравен и не очень-то приветлив с посторонними людьми. Поэтому, когда к ним в дом приходил кто-нибудь незнакомый, Шарик обычно сиживал на цепи. Особенно его пес недолюбливал мужчин. Может быть, считая тех конкурентами хозяину, а может быть исходил из каких-то других собачьих соображений - неизвестно...
  Но помочь сейчас брату Олег ничем не мог. Он только смог задать себе риторический вопрос: "Как они, оба, совершенно упустили из вида животных?". Только сейчас выяснилось, что провести четвероногих домочадцев оказалось значительно сложнее, чем, даже очень близких, людей.
  
  ***
  
  А в это время, мама-Наташа зашивала порванные Шариком Олеговы брюки, которые Максим одел отправляясь на встречу с матерью, и ругала пса на чем свет стоит. Шарик, понурив голову и чувствуя, что в чем-то виноват, хотя в чем именно, до него явно не доходило, с грустью в глазах внимал, что произносилось сейчас в его адрес. Максим пытался изо всех сил защитить пса, прекрасно понимая, что тот ни в чем не виноват, но Наташа уже разошлась не на шутку, и не слушала его доводов:
  - Ты смотри, совсем целые штаны... А теперь? На что они стали похожи? - сокрушалась она, качая головой.
  - Мам, да я завтра новые куплю... Что ты из-за всякой мелочи расстраиваешься? Я то, ведь, цел... На мне нет ни одной царапины. Он только штаны и порвал, - уговаривал ее Максим.
  - Какая же это мелочь, - возмутилась Наташа, - Это же не носовой платок, не носки - в конце концов... И потом, тебе не брюки сейчас нужно было покупать, а куртку. В чем ты зимой собираешься ходить? Та, старая, уже совсем износилась, да и "вырос" ты из нее, возмужал... Она тебе уже совсем мала стала... А теперь конечно, - брюки придется покупать, не можешь же ты с драным задом больных принимать... - и она тяжело вздохнула, что идиотская выходка Шарика разрушила, что ею было уже давно запланировано.
  У Максима встал ком в горле. Он мог потратить деньги, из-за которых сейчас так переживала его мать, совершенно не задумываясь об этом. Да и не только такие, но и в десять раз большие. Сейчас она конечно заботится об Олеге, но ведь то, что он сам достался не ей, а другим, более обеспеченным родителям - чистая случайность...
  А Олег? Почему тот не заслужил, нужной людям работой (вынужденный работать даже в собственные выходные, как в тот день, когда они встретились) возможности иметь не одни, а несколько брюк?.. Почему ему необходимо выбирать между брюками и курткой?.. Или это и есть хваленое право "выбора", о котором так усиленно говорят, гордясь им, как одним из главных завоеваний демократии и рыночной экономики? Ведь именно такой выбор предоставлен сейчас большинству населения огромной страны.
  И Максим, на примере близких людей, как никогда раньше, задумался над этим вопросом. В этот момент к нему пришло непреодолимое желание, чтобы его мать и брат больше никогда не находились в таком униженном от безденежья состоянии, как сейчас. Он стал размышлять как, возникшую в их жизни несправедливость, возможно исправить.
  Ему в голову пришли, с точки зрения "приватизаторов", совершенно крамольные мысли, которые раньше, до его встречи с братом и матерью, никогда не возникали в ней... Потому что каждый из "приватизаторов", хапнув сам, теперь считал, что хапнуть, уже "приватизированное" им, будет незаконно и несправедливо. Правда, когда сами делали это, то на законы, существовавшие в то время, плевали с высокой колокольни, так как были уверены, что законы писаны для кого угодно - только не для них самих. А сейчас Максим, оказавшись после нападения Шарика с голым задом, можно сказать в прямом смысле этого слова, сильно усомнился в правильности таких законов, которые изобрели для себя подобные "приватизаторы" и "бизнесмены".
  Сейчас ведь все, что только приносит деньги, стали называть "бизнесом". И совершенно не важно была ли совершена ради получения их какая-либо подлость, мерзость или даже убийство: лишь бы тебя не поймали... А дальше, - чем больше ты "наварил" такими манипуляциями, тем более уважаемым человеком стал. "Олигарх" - то есть самый крупный, в лучшем случае только ворюга, хотя значительно чаще в сочетании с убийцей, прямым или косвенным, но все равно убийцей, - стало словом, которое произносится с придыханием...
  Самое главное в этом "бизнесе" - не попасться. Если ты не попался, ты: банкир, политик, бизнесмен... В общем, уважаемый в обществе человек А если попался: вор, убийца и бандит... Потому что праведным путем "нажить" все, что умудрился хапнуть за столь короткое время, просто невозможно...
  "Необходимо все хорошо продумать, буквально каждый шаг, вплоть до мельчайших подробностей, а в остальном - все это безусловно осуществимо", - размышлял Максим. Ведь он сам каждый день ворочает огромными деньжищами, обслуживая одного из таких "бизнесменов". Просто дух иногда захватывает от количества нолей в суммах, которые он переводит в офшорные зоны, или на валютные счета в иностранные банки... "А куда потом все это идет? Эти "отмытые" через наш банк деньги... Ясно куда... Причем ясно всем, вплоть до Генеральной прокуратуры, но все делают вид, что ничего не знают и не ведают, мало того, даже не подозревают об этом... Все, решено! - У Максима даже мурашки пробежали по спине от смелости собственного решения, - С сегодняшнего дня я буду думать над этой идеей все время и, безусловно, что-нибудь, да придумаю. Не глупее же я, в конце-то концов, всех этих "бизнесменов"?.. Можно сказать, что я организую "фонд помощи униженным и ограбленным", к каковым относятся мать, брат... И Федор Иванович тоже... Или буду оказывать им, как к тому все призывают - "адресную помощь"...
  - Ну вот, кажется все зашила... - прервала его крамольные раздумья мама-Наташа.
  Она протянула сыну починенные брюки, и пригласила к обеду.
  - Как вкусно, - сказал Максим сущую правду, отведав ее стряпню.
  Так обычно бывает всегда, когда приевшаяся дома пища, вдруг сменяется на другую. Вроде бы, те же продукты, даже блюда называются одинаково, но сменилась хозяйка их приготовившая их и внесла в приготовление что-то свое. И надоевшая от частого употребления пища приобрела другой, новый и оригинальный вкус.
  Мама удивленно вскинула брови. Он только вчера сетовал, что ему до чертиков надоела продукция их птице фабрики, и говорил, если еще какое-то время будет потреблять только ее, то наверное, скоро начнет кукарекать. Ей, как всегда, долго пришлось объяснять сыну, что берет продукты у себя на птице фабрике по себестоимости, и это обходится значительно дешевле остального. А свинину они будут есть зимой, когда заколют, откормленного за лето, поросенка. Вчера Олег вздохнул, выслушав разумные доводы, и съел, что дали, без дальнейших обсуждений. Но чтобы сегодня хвалить, чем вчера был недоволен?.. Такого с ним обычно не бывало.
  - И все-таки, ты сегодня, действительно, какой-то странный: Шарик тебя чуть не покусал; говоришь невпопад... У тебя что-то случилось на работе? Неприятности какие-нибудь? Расскажи, тебе станет легче, чем в себе держать...
  - Да нет, у меня все нормально, - ответил он, улыбнувшись ее верной догадке относительно своей странности.
  А сам подумал: "Конечно же она чувствует, или хотя бы подозревает, что я не Олег. Но цапнуть меня, как Шарик, из-за того, что я сегодня какой-то не такой, ей ведь в голову не взбредет... Она, ведь, исходит только из того, что видит... Все другие органы чувств являются дополнительными, только зрение - определяющим. Видимо эта пословица, насчет того, что "лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать", является аксиомой для зрячего человека. А вот Шарик, тот ориентировался на запах... Собаку одним видом не проведешь... Так что нужно будет это учесть на будущее: может пригодиться в осуществлении задуманного мною плана насчет открытия "Фонда"...
  Максим, какое-то время еще, поговорив с матерью о разных вещах, которые старательно запоминал, чтобы как можно точнее передать Олегу все ее просьбы и пожелания, и чтобы сын уже второй день подряд не казался ей странным, отправился к Федору Ивановичу. Там его уже должен был ждать Олег с ключами от московской квартиры, и, там же, они должны были переодеться - каждый в свою одежду.
  По дороге он с благодарностью вспоминал Олега, который настоял, чтобы он шел на встречу с матерью вместе с Федором Ивановичем. Если бы не это обстоятельство, то он бы выглядел в ее глазах даже не странно, а совсем уж глупо - скорее всего человеком, у которого от жары расплавились мозги и поехала крыша. Он, почему-то, принял за Наташу соседку, зашедшую к ней по хозяйственным делам, и если бы не помощь Федора Ивановича, в создавшейся ситуации, то он бы, именно к соседке, а не к матери обратился - "мама", чем явно бы очень озадачил обеих.
  Он почему-то считал, что его мать должна быть старше, наверное такой же, как Майя Борисовна. Но она выглядела совсем молодой. И не удивительно: между ними было как минимум десяток лет разницы. И ни какой "голос крови" ничего путного в отношении собственного родства с Наташей, а не с ее соседкой, не подсказал Максиму. Он не смог самостоятельно определить, кто из них - его мать. Он ориентировался только на свои соображения, которые оказались, в данном случае, совершенно неверными.
  Только благодаря Федору Ивановичу, вовремя заметившему, что Максим вот-вот может ляпнуть глупость, и опередившему его, обратившись к Наташе по имени, чем помог Максиму выпутаться из складывавшейся действительно дурацкой ситуации. "Не даром Федор Иванович, так нежно и с любовью отзывался о маме, она действительно хороша, даже сейчас, спустя годы, - вспомнил Максим рассказ того, о матери, родившей его, - Было бы здорово, если бы они, хоть теперь, обрели друг друга", - почти так же как и Олег, подумал о них Максим.
  
  ***
  
  Олег был уже у Федора Ивановича, и что-то оживленно рассказывал тому, невольно втянутому в их пока что детские игры.
  - Привет, - Максим улыбнулся обоим, - Ну как у тебя прошло все? Тебя Катька вывела на чистую воду? - заинтересованно спросил он у Олега, который тоже с неподдельным интересом, стараясь понять, как прошла его встреча с матерью, вглядывался в лицо брата.
  Тот отрицательно покачал головой в ответ на заданный вопрос, а потом, показывая Максиму подранную котом руку, пожаловался:
  - Меня твой Пушок "раскусил" и здорово исцарапал... А с Катюшей все нормально прошло...
  Максим удивленно взглянул на Олега после его "Катюши", потом, растерянно пожав плечами, спросил:
  - Она что, и в тебя влюбилась, что ли?
  - Если бы только она... - тяжело вздохнул Олег.
  - Неужели и ты тоже? - совсем уж удивился Максим.
  - Но ведь, ты же любил ее? - с явным интересом спросил Олег.
  - Я-то?.. Да нет... - слегка задумавшись над своими прежними отношениями с Катей, произнес Максим. - Мы просто встречались какое-то время... Проводили вместе досуг. Вот, собственно, и все... А теперь у меня для этого Ольга есть. Так что я, совсем ничего не имею против вашего романа, если таковой случился.
  - Ты мне ее, как уже ненужную тебе вещь, отдаешь? - и Олег с плохо скрываемой неприязнью взглянул на брата. Поведение Максима в этот момент показалось ему очень похожим на поведение их отца, - Но ведь она тебя любит, а не меня. И вообще, у меня там - нет никаких шансов... Неужели ты сам не понимаешь этого? - Олег сказал это с каким-то раздражением по отношению к брату, а с другой стороны с безысходной грустью.
  - Я знаю о чем ты сейчас подумал, - увидев выражение лица Олега, ответил Максим, - Но это совсем не так... Они сами вешаются мне на шею. И моя мама, несмотря на свою специальность, ни разу не приходила мне на помощь, потому что таких ситуаций, как у нашего с тобой отца, в моей жизни пока не возникало. А если бы это случилось, то я бы, скорее всего, женился... Просто я сам, пока еще никого ни разу по-настоящему не любил. По-видимому, Пушкин был прав, когда писал: "чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей". Я нашел подтверждение этим словам на собственном примере общения с девушками. Мало того, мне иногда кажется, что когда я полюблю кого-то, - у меня будут те же проблемы, как и у них сейчас... Вот тогда и "отольются кошке, мышкины слезы". А пока нужно пользоваться предоставляющимся моментом: молодостью, женским вниманием, ну и всем остальным, что не вечно и, к большому сожалению, - слишком скоротечно...
  Федор Иванович с интересом наблюдал за ними обоими. При всей неотличимой на первый взгляд наружности, их внутренний мир был совершенно различен. Видимо, среда обитания, различный социальный статус и родительское воспитание - наложили на их характеры свойственный этим причинам отпечаток.
  Та легкость в общении с противоположным полом, которую Максим, видимо, генетически унаследовал от отца, была теперь подкреплена "сексуальной революцией", произошедшей в стране, а также собственной успешностью, дарованной ему "реформаторскими" преобразованиям. При данных реформах одни, необходимые людям профессии, неожиданно, становились абсолютно ненужными на взгляд "хозяев жизни", дорвавшихся до власти, зато некоторые другие, совершенно необоснованно выбивались на первые роли, если не по значимости для общества, то по оплате труда - уже точно. И еще, в Максиме присутствовала, несмотря на большое количество лет и полную материальную независимость от родителей, какая-то инфантильность, так как основные решения в его жизни до сих пор, по большому счету, принимали или родители, вырастившие его, или "босс", чьи желания он обслуживал на работе.
  Совсем по-другому, в сравнении с ним, выглядел Олег. Ему, с детских лет взявшего на себя роль мужчины, в их с Наташей неполной семье, уже много раз в жизни приходилось принимать решения, от которых зависела не только собственная дальнейшая судьба, но и жизнь других людей.
  Он прекратил учебу в институте, чтобы они с матерью смогли выжить в очень сложные времена, когда по воле и прихоти "правящей элиты" рушилось все. И Наташина, оснащенная новейшим оборудованием, птице фабрика тоже стала. И стала только для того, чтобы залежалые где-то на складах и не находящие сбыта в собственной стране, (так как в той предпочитают питаться более полезными для здоровья куриными грудками) "ножки Буша", топча и пиная все подряд на своем пути, победоносно шагали по чужой стране, осваивая новый для себя рынок сбыта.
  Он принимал решения и служа в армии, в Чечне, когда от его верных или не верных действий, зависели жизни раненных, которых он спасал, часто рискуя собственной жизнью. Да и сейчас, уже работая в больнице, ему тоже часто приходится принимать их: такая уж у него специальность. Поэтому Олег в свои годы был совершенно состоявшимся мужчиной, от решений которого - зависит многое. По-видимому, за счет этого его отношение к любви и всему связанному с этим чувством, было тоже очень серьезным, пожалуй, даже чересчур, особенно если учесть его возраст.
  Максим, почувствовав некоторый холодок, который сквозил у Олега, а сейчас, пожалуй, и у Федора Ивановича, снял брюки и протянул близнецу. Тот, увидев свои испорченные штаны, с сожалением покачал головой, и сразу же заботливо спросил:
  - Он только брюки порвал? У тебя-то самого - все цело? - и даже заглянул Максиму за спину, соотнеся место на брюках, где теперь красовалась аккуратная заплатка сделанная мамиными руками, с задом брата.
  - У меня-то все цело, только вот мама сильно расстроилась из-за этого... Давай я тебе куплю новые? Или сам купишь. Я тебе деньги оставлю. Это ведь моя затея была - с переодеванием...
  - Не нужны мне новые штаны... И участвовать в таких развлечениях, я тоже больше никогда не буду. Мне так неудобно перед Катей... Я ей соврал, что у нас все наладится, только нужно подождать месяц. Так что ты уж с ней потом сам разберись, - Олег говорил это с такой грустью и обреченностью, что Максиму стало очень жаль брата: и из-за его переживаний по поводу Кати, и из-за испорченных Шариком брюк тоже...
  - Хорошо, что ты мне, хоть месяц сроку дал... Я сильно постараюсь, и думаю, что успею в отведенное время уложиться, - Максим очень обнадеживающе улыбнулся Олегу.
  - Но ты только больше на меня не рассчитывай: с меня и сегодняшних приключений хватит выше крыши... Несостоявшаяся любовь, порванные брюки... Если так дальше пойдет...
  - Не будет такого больше... - разубедил его Максим, - Давай мы на следующие выходные просто встретимся у меня дома, поговорим... Родители уехали. Катьки не будет целый месяц: раз ты договорился, то она так и сделает. Она всегда слушает меня: боится, что если будет иначе - брошу ее совсем. Да и Федору Ивановичу пора немного отдохнуть от своих "протеже"... Ты согласен?
  - Я-то согласен... А если вдруг понадоблюсь кому-нибудь? Кто сможет вместо меня оказать помощь?
  - Я все сделаю, - вступил в разговор Федор Иванович, понимая, что они хотят большего общения друг с другом. - Во-первых, еще может ничего и не случиться: в эти выходные ты никому не понадобился. А потом ведь, и отдохнуть когда-то - тоже необходимо, а то тебя надолго не хватит.
  Федор Иванович улыбнулся Олегу, понимая, что тот все больше и больше нравится ему. Он бы хотел иметь такого доброго, ответственного сына...
  - Значит договорились?! - радостно, совсем как маленький ребенок, добившийся своего и получивший, что хотел, воскликнул Максим.
  - Ну, раз Федор Иванович согласился помочь нам, то я, конечно, согласен, - и поблагодарив того, взглянул на брата, дожидаясь, что и он также скажет спасибо старому врачу, согласившемуся оказать им содействие для осуществления их очередной встречи.
  - Да, да... Я Вам тоже очень благодарен, - подтвердил Максим, до которого сейчас тоже дошло, что Федор Иванович оказывает услугу им обоим, а не только Олегу.
  А желание общения друг с другом у них не пропало, после не совсем удачного сегодняшнего дня, а, наоборот - усилилось. Особенно, если на следующей встрече не нужно будет изображать друг друга, а просто общаться, узнавая о брате, что-то новое, сравнивать себя с ним, думать, как бы сам поступил в той или иной ситуации... Эта перспектива радовала обоих, и договорившись обо всем более детально, они разошлись.
  Олег отправился домой, чтобы уже больше не удивлять маму своим странноватым поведением в этот день, а Максим на электричке поехал домой, где его с большим нетерпением ждал около холодильника голодный Пушок, видимо, не полностью удовлетворенный угощением Олега, который и не подозревал об его "зверском" аппетите.
  
  ***
  
  Всю неделю, до следующей встречи, Максим обдумывал, спонтанно возникшее желание, как-то изменить в лучшую сторону жизнь матери и брата. "Как остаться вне подозрения, "провернув" эту операцию с "грязными деньгами" босса?" - эта мысль буквально преследовала его. Безусловно, он все должен сделать сам. Он в банке лучший специалист в этой области, но необходимо придумать какое-то алиби... А что придумать?..
  И теперь он, вечерами, с пристрастием пересматривал связанные с ограблением банков детективы, имевшиеся у него в наличии. Купил еще несколько новых кассет с самыми последними "продвинутыми" вымыслами сценаристов и режиссеров в этой области, но ничего, нужного для себя не почерпнул. Во всех фильмах, в деле ограбления, всегда было задействовано несколько человек, и банк обычно грабили, чтобы разбогатеть, а он собирался сделать это один, и совсем не для собственного обогащения.
  Однажды, зайдя в книжный магазин, приобрел там десятка два детективов, которые, как показалось, при взгляде на красочные обложки и завлекательные названия, должны были натолкнуть на какую-либо "полезную" для осуществления задумки мысль. Но увы... Ничего приемлемого не нашел и там...
  Ему даже стал сниться один и тот же навязчивый сон: как будь-то бы он, ограбив банк, с большущей спортивной сумкой битком набитой пачками денег, убегает, а за ним, на новом "Мерседесе" гонится "босс". И тот уже совсем близко, вот-вот настигнет... Но тут, неожиданно, случался взрыв, и машина шефа взлетала на воздух... А сам он после этого сюжета всегда просыпался от кошмарного сна, в холодном поту...
  Лучше уж никого не посвящать в это дело, так как секрет, известный двоим, уже таковым не является. И потом, он ведь не собирался сам обогатиться на этой операции, совсем наоборот... Скорее всего придется даже потратить кое-какие собственные деньги для осуществления этой затеи. Но именно это обстоятельство, как он представлял, и должно было поспособствовать ее успешности.
  Максим хоть и не был верующим, в полном смысле слова, всегда осознавал, что у него, где-то там, вверху, существует какой-то покровитель, которого он старался не очень-то раздражать какими-нибудь подлыми или ужасными поступками. Христианские заповеди: не убей, не укради, люби ближнего своего и так далее, - были для него не просто пустыми словами. Они были наполнены конкретным смыслом, которому он, по мере сил и возможностей, всегда старался следовать. А сейчас, вознамерившись украсть, он представлял то, что собирался совершить, совсем не кражей, и полагал, что тот, неведомый покровитель, тоже непременно поймет и правильно оценит его действия.
  Он хотел, как Юрий Деточкин, изъять деньги у одних, которые добыли их нечестными, неправедными путями, и отдать другим, которых первые ограбили, либо на прямую, либо косвенно... Видимо Робин Гуд, Юрий Деточкин, а также другие люди, стремящиеся к справедливости, существуют также давно, как и возникла сама несправедливость в этом мире. Теперь к их рядам решил примкнуть и Максим...
  В этих думах, неделя пролетела неожиданно быстро: иногда в его жизни бывали безразмерные недели, которые тянулись неимоверно долго и в конечном итоге растягивались, так ему казалось, - в месяцы, а сейчас... Он даже несколько раз отказал Вадику, предлагавшему "расслабиться". Максим теперь не мог себе позволить, чтобы его мозги хоть на какое-то время отключились, "расслабляясь", от работы, которой они были все время подчинены, беспрерывно придумывая и отметая то, что не выдерживало критики.
  А от встречи с Олегом, которая должна была состояться в эти выходные, Максим ожидал какого-то нового вдохновения, которое непременно должно было посетить его. Он был совершенно уверен в том, предчувствуя неотвратимость этого, хотя толком и не понимал почему такое ожидание возникло...
  
  ***
  
  Но вот наступила суббота, и раздался долгожданный звонок в дверь. Открыв ее, Максим увидел на пороге, улыбающегося Олега, который тоже, как и он, хотел и с нетерпением ждал всю неделю, общения с братом. Они обнялись. Потом Олег, протягивая полиэтиленовый пакет, сообщил:
  - Это тебе... Это мама для меня испекла, когда я на два дня в Москву собрался - чтобы не голодал, и все под рукой было. Я думаю, что тебе понравиться. Я очень люблю ее пирожки. Я сказал ей, что решил навестить знакомого, с которым встретился как-то в Чечне. Хороший парень, из спец служб. Так что если я тебе стану в тягость, то смогу переночевать у него...
  - Насчет своего знакомого - сегодня забудь... Я тебя никуда не отпущу. А за пирожки - спасибо, - Максим был очень тронут, что брат проявил заботу и принес мамину стряпню, которую он оценил еще в прошлый раз, а сейчас сидя дома один, без родителей, и довольствуясь в основном полуфабрикатами, был особенно рад ей. - Ты не думай, я тоже готовился к встрече с тобой, - торопливо говорил он, доставая из холодильника всякие деликатесы, припасенные к приезду брата. Достал и несколько бутылок пива, моментально запотевших от жары.
  Олег смотрел, как стол быстро заполняется все новыми и новыми банками, коробками, пакетами и тому подобными вещами. Казалось, что на стол уже было выставлено все содержимое большого холодильника, а Максим все еще что-то доставал и доставал оттуда какие-то свертки и емкости...
  - Остановись... Ты что, собираешься все это употребить сейчас? Мы же умрем тут, оба, от заворота кишок, если съедим все... - Олег расхохотался, трезво оценив их возможности и потребности в еде, и сопоставив с тем ее количеством, которое Максим, демонстрируя гостеприимство, уже успел выставить.
  Максим, взглянув на стол, понял, что действительно несколько перестарался, и тоже засмеялся, глядя на кучу продуктов, заполнившую буквально всю плоскость стола, за который уже просто невозможно было сесть. Они совместными усилиями стали убирать часть провизии обратно.
  Но тут, на звук закрываемой дверцы холодильника, гордо неся пушистый хвост, появился Пушок. Он остановился и, переводя взгляд своих глаз цвета меда, с одного из них на другого, по-видимому, слегка растерявшись и толком не соображая к кому обратиться, громко мяукнул, требуя свою порцию еды. Сегодня даже Пушок, у которого теперь был выбор между ними двумя, не сразу распознал, который из них его хозяин.
  - Нет уж... На меня и не рассчитывай. Слава Богу, твой хозяин сегодня дома, вот с ним и договаривайся... - Олег отошел подальше от кота и взглянул на царапину, след от которой еще до сих пор оставался на его руке, как автограф, оставленный Пушком "на добрую память" об их первой встрече.
  Но вот, Пушок был накормлен. И они сами сели за стол буквально ломившийся от яств. Максим, как бы оправдываясь перед Олегом что они никуда не идут, сказал:
  - Ты знаешь, хоть Москва и большой город, но и здесь, когда не надо, - обязательно наткнешься на кого-нибудь, кто тебя знает... А потом, я хотел, чтобы мы с тобой тихо и мирно посидели, поговорили о жизни... Ведь нас тянет друг к другу: я чувствую это. А ты?
  - И я тоже хочу именно этого. Если бы ты меня сейчас потащил гулять, - я бы стал сопротивляться... На улице такая жара, прямо пекло, так что желания, что-нибудь посмотреть в столице, засыхают прямо на корню...
  И они оба довольные, что их взгляды и желания сегодня абсолютно совпали, уселись за стол. Под холодное пиво, дорогие деликатесы и мамины пирожки с луком и яйцами, а также со свежими ягодами, потекла их долгожданная, задушевная беседа.
  Собственно говоря, сначала рассказывал Олег, а Максим, спросив того о чем-либо, больше слушал, чем говорил. И этот рассказ Олега о жизни, так потряс Максима, что он еще больше утвердился в своих намерениях совершить, что задумал. Особенно задели за живое, воспоминания Олега, об армейской службе в Чечне. Максим даже не представлял себе, что такое может быть...
  С помощью родителей, он получил освобождение от армии. Он даже толком не удосужился поинтересоваться, как тем удалось сделать это, но в армии, вообще, не служил. Рассказ Олега о службе, в самых трудных на сей день условиях, где тот рисковал жизнью буквально каждую минуту, произвел на Максима большое впечатление... Он, при всей богатой фантазии, просто не мог представить себя на месте Олега. И совсем не был уверен, что смог бы вести себя также находчиво и храбро, окажись сам в Чечне.
  Он только сейчас узнал, что Олег всего год, вернее даже меньше, не доучился в медицинском институте, и совсем не потому, что отчислили за неуспеваемость... И что их мама, сильно переживает из-за этого. Олег даже поведал о своих не удавшихся романах с Верой и Надей, о которых он никогда ни с кем не делился, и об этом знала только мама.
  - Ну, теперь твоя очередь рассказать все о себе, - закончив собственное повествование, предложил Олег к Максиму.
  - Я-то? - Максим взъерошил волосы, - Я деньги, через наш банк для боевиков переправлял, когда там служил ты... Представляешь себе - какой это ужас... Я это только сейчас понял, - он покачал головой, как бы оправдываясь перед Олегом и раскаиваясь, что все дошло до него слишком поздно. - Наш "босс" связан с их "бизнесменами", окопавшимися тут, в Москве, и помогает отмывать их "грязные" деньги. Сам, конечно, имеет с этого какой-то процент... И видимо, очень даже неплохой, раз занимается этим... А потом деньги, которые уже "не пахнут", через офшорные зоны и иностранные банки, возвращаются сюда снова, - в виде зарплаты бандитам. Ну и, безусловно, на закупку оружия и боеприпасов. Так что я фактически помогал, чтобы было легче убивать таких как ты... - Максим схватился за голову, окончательно осознав это, потом задумался о чем-то и изрек, - Но сейчас я, кажется, придумал, как прекратить это. По крайней мере в банке, где работаю...
  Максим высказал все с таким запалом, и таким негодованием в собственный адрес, и адрес "босса", что не оставалось сомнения, что он действительно это сделает. И вдруг, совершенно неожиданно для себя, а уж для Олега точно, потому что собирался изымать деньги у "босса" самостоятельно и совсем для других целей, обратился к тому с вопросом:
  - Ты поможешь мне в этом?
  - Ты что, с ума сошел, что ли? - очень резко ответил на данный вопрос Олег, сразу давая понять брату, что ни под каким видом, не ввяжется в его глупую и опасную затею, - Тебе жить надоело, или в тюрьму очень захотелось? Я лично не хочу для себя ни того, ни другого. И для тебя тоже - не хочу. Если тебе самому себя не жалко, то пожалей родителей, и меня, наконец. Мы только что нашли друг друга... Ты знаешь, ведь у близнецов существует какая-то особая связь между собой. Нам это в мединституте рассказывали. Описаны случаи, что разделенные в детстве близнецы, не подозревавшие о существовании друг друга, болели одними и теми же болезнями одновременно, даже умирали в один и тот же день: так сильна внутренняя связь между ними. А когда они растут вместе, то им больше никто не бывает нужен... Они сами себе не только братья, но и друзья. У них возникает свой замкнутый, самодостаточный круг общения. Наверное эти близнячьи проделки берут корни оттуда же. Так что я очень тебя прошу, пожалуйста, уймись и не затевай глупостей. Ты мне очень дорог. И я говорю это абсолютно честно, без кокетства...
  - Это не глупость, - как никогда раньше уверенный в своей правоте, и с каким то упорным настырством настаивал Максим, - Во-первых, я еще никогда ничего полезного для общества, в отличие от тебя, не сделал. Во- вторых, мне надоело бес конца выполнять чужие распоряжения. Дома - родителей, чтобы им было спокойнее; на работе - "босса", чтобы тот больше нажился на чужих несчастьях; даже мои "расслабления", они, по большому счету, мне особенно и не нужны - я прекрасно могу проводить время с девушками, недостатка в них, у меня никогда не было. Да и общение с женским полом доставляет мне больше удовольствия. Просто Вадик хочет этого, а я иду у него на поводу... Я совершенно никчемный человек!.. А теперь, после твоего рассказа, как никогда ощутил это, - он сокрушенно покачал головой, окончательно и бесповоротно осознав свою никчемность.
  Олег, отчасти поняв Максима, так как был ему самым близким человеком на земле, лучше всех других понимающим эмоциональные порывы брата, попытался урезонить того еще раз:
  - Ну, осуществишь ты свою задумку. Предположим, даже я тебе помогу, хотя в чем и как - я совершенно себе не представляю... Но ведь они все равно найдут какие-то другие лазейки, и все будет продолжаться дальше... Все будет, как раньше...
  - Да, я знаю это... И, безусловно, - ты прав... - согласился Максим, - Но для этого понадобиться какое-то время, чтобы наладить новые контакты и связи снова; какие-то деньги, которые еще раз придется изыскивать. Зато, хотя бы в это время, там будут меньше стрелять и убивать. А если, вообще, ничего не делать, то ведь это никогда и не кончиться, потому что уже превратилось в хорошо налаженный "бизнес", от которого никто добровольно не откажется. Ты-то, понимаешь это?
  Вместо ответа на заданный вопрос, Олег сам спросил его:
  - А в чем должна заключаться моя роль во всей этой затее, что ты задумал? Как я понимаю, мои медицинские знания, тут не пригодятся. В качестве кого, мне предполагается участвовать в этом? - и Олег заинтересованно взглянул на брата.
  - В качестве - моего алиби... - ответил Максим, которому данная мысль самому только что пришла в голову.
  - Это как же? - с еще большим интересом, чем прежде, спросил Олег.
  - Ну, пока я буду обделывать "дельце" в банке, ты в это время будешь изображать меня совершенно в другом месте. Только место нужно выбрать такое, чтобы комар носа не подточил. В общем, это должно быть сто процентное алиби, подтвержденное каким-нибудь должностным лицом, или справкой с печатью, ну чем-то таким, чтобы это не вызывало ни у кого никаких сомнений...
  - Я, приблизительно, знаю такое место. Совершенно случайно недавно узнал, - рассмеялся Олег, - Передачу какую-то по телевизору видел... В ней рассказывали, как один заключенный, выбирался из тюрьмы, сейчас не помню, как именно это происходило, совершал преступление "на воле", а потом обратно возвращался туда, как ни в чем не бывало, продолжая отсиживать срок. Прошло много времени, и новых преступлений он совершил не меряно, но в тюрьме не искали, потому что у него было "железное" алиби - тюрьма. И только, когда совершенно случайно, его поймали на месте очередного преступления, тогда-то все и выяснилось. - Потом он замолчал ненадолго, и, улыбнувшись брату, продолжил, - Но тебе этот случай, по-моему, не подходит. Ты там окажешься только после свершения задуманной тобой глупости...
  - Ты меня не совсем правильно понял... Сидеть там должен ты. А вообще-то, идея действительно хорошая... И совсем не обязательно это должно быть тюрьмой, - вслух рассуждал он, - Камера предварительного заключения тоже сойдет... Или лучше вытрезвитель? - спросил он, взглянув на Олега, - Пожалуй именно это и есть оптимальный вариант. Слушай, ты подал гениальную идею... - искренне обрадовался данной идее Максим, - Нужно еще все продумать и рассчитать буквально до мелочей, а алиби в милиции - это именно то, что надо. Кто посмеет усомниться в записи милицейского журнала?
  На лице Максима была написана такая неподдельная радость, что Олег невольно тоже "заразился" этой идеей, и попросил брата более детально ознакомить его с ней.
  - В общих чертах это должно выглядеть так: пока я буду грабить банк, ты, под моим именем, будешь сидеть в милиции, а когда начнется следствие, о пропаже денег, то окажется, что в день когда те пропадали, я провел, совершив что-нибудь непотребное, в каком-нибудь отделении московской милиции, а еще лучше, напившись в "стельку", - в вытрезвителе...
  - С твоих слов, все получается действительно очень просто и красиво. Только вспомни, сколько было всяких накладок, когда мы в прошлую субботу изображали друг друга. И мне, досталось значительно больше, чем тебе... И порванные брюки, и подранная рука, а если еще считать Катю, - так уж совсем грустная история получается...
  - Рука у тебя - почти зажила, - парировал Максим, - Порванные штаны, я тебе обязательно компенсирую... А вот с Катькой... Я пока действительно не знаю, что с ней делать, но что-нибудь придумаю, если ты поможешь провернуть это дельце...
  Весь этот день и часть следующего (до отъезда Олега домой) они обсуждали эту затею. Олег все еще сильно сомневался, что примет участие в ней. Но Максим видел, что категоричное "нет", бывшее поначалу, стало постепенно сменяться пока еще не совсем уверенным "да". Олега тоже захватила идея брата, хотя бы на короткий срок уменьшить число погибших и покалеченных на этой бесконечной войне людей.
  И Максим, с еще большим азартом, приводя все новые доводы и резоны своей задумки, которая сейчас приобрела более широкую социальную направленность, чем ее первоначальный вариант, стал склонять Олега, к тому чтобы тот согласился участвовать в ее осуществлении. И, буквально перед расставанием, Олег все же дал твердое согласие на свое участие в данной авантюре. На следующие выходные они договорились встретиться тут же, и еще раз все хорошенько обсудить, теперь уже исходя из того, что участвовать в этом деле будут оба.
  
  ***
  
  Всю следующую неделю Максим готовился к осуществлению задуманного. Он решил начать воплощать задумку с изготовления дубликата ключа к двери кладовки в банке, где работал. Ему казалось, что эта кладовка непременно будет задействована в случае осуществления его плана.
  Использование "чуланчика", он почерпнул из фильма "Как украсть миллион". Он даже несколько сожалел, что сидеть в этом "чуланчике" ему придется одному, а не с очаровательной женщиной, каковой была Одри Хепберн в молодости. Воспоминание об этом милом, смешном фильме вызвало улыбку и какую-то уверенность, что в конечном итоге, все должно благополучно закончится.
  Сам же думал, что красть придется значительно больше, чем в кино, так как виртуальные суммы, которыми он ворочал на работе, обычно не ограничивались лишь одним миллионом, а зачастую бывали значительно больше. Правда, раз на раз не приходилось, но нужно было быть готовым и к подобным суммам.
  Отдать их все Олегу и матери - Максим конечно не мог: такую уйму денег стали бы искать с особым пристрастием и, в конечном итоге, нашли бы непременно, со всеми вытекающими для родных последствиями... Значит Олегу и маме придется сильно поделится крадеными деньгами. Но с кем и как?
  И тут он вспомнил рассказ Федора Ивановича, о несчастных детях, которых теперь так часто стали бросать родители, скорее всего из-за ужасающих условий жизни, которую создали эти "бизнесмены", обворовавшие их родителей, а в конечном итоге и самих детей. Максим тут же решил, что основную часть украденных денег, он переведет на счета детских домов, где и он с Олегом мог бы оказаться, не приложи Федор Иванович в свое время столько усилий.
  Он рассмеялся, решив это. Потому что подобный сюжет уже тоже был использован в фильме "Берегись автомобиля" Юрием Деточкиным, правда в другое, не такое сумасшедшее как сейчас время. Тот, когда был пойман, отделался несколькими годами тюрьмы за свой "благородный поступок", сделанный исключительно из самых лучших побуждений.
  Ему же, если поймают громилы "босса", грозила смерть, потому что на справедливый суд в данной ситуации рассчитывать не приходилось... Так сильно за эти годы изменилось общество, из "ужасного", - тоталитарного, превратившись в "свободное", - демократическое. Хотя, по идее, оба (и он и Деточкин) совершали одно и тоже действие - крали у частных лиц, а деньги переводили в государственные учреждения, занимающиеся попечительством сирот.
  
  ***
  
  Первым делом Максим отправился в мастерскую, где изготовляют дубликаты утерянных ключей. Но уже здесь, где, как ему казалось, не должно было возникнуть абсолютно никаких препятствий - они возникли.
  - Я хочу изготовить дубликат ключа, - обратился он к пожилому, мужчине, возившемуся около какого-то приспособления.
  - Давай ключ, через пять минут будет готово, - ответил тот обернувшись на голос.
  - Видите ли, у меня его нет... Мне нужно сделать оттиск или слепок... Я не знаю как это называется... И не знаю как это сделать. Вы мне не подскажите?
  - Не подскажу!.. - оторвавшись от своей работы, довольно резко ответил мужчина, - Ты что, воровать собрался? В тюрьму захотелось? И так они уже ломятся от вашего брата. Дилетанты... - оценивающе взглянув на Максима, изрек он, - Своруют на три копейки, потом сидят половину жизни за это. Родителей своих с ума сводят... Смотри, как они тебя любят... Одет - с иголочки. Небось как сыр в масле катаешься? Чего тебе еще в жизни не хватает? Наркотиков что ли? - возмущался и негодовал пожилой слесарь, обращаясь к Максиму, который был сильно удивлен подобным ожесточенным выпадом в свой адрес.
  Хотя сейчас, когда сам задумал эту кражу с определенной "благородной" целью, Максим даже обрадовался, что не только он, но еще и этот пожилой мужчина, был обеспокоен не столько своим благосостоянием, сколько положением дел в стране. Однако, больше всего его потрясло, что этот, совершенно незнакомый человек, с первого взгляда определил, что он замышляет что-то. Максим не стал разубеждать того, что красть он собирается совсем не "три копейки", как, недооценив его возможного размаха, думает слесарь. И уж если станет воровать, то в очень крупных размерах. Он также не стал вдаваться в обсуждение своего отношения к наркотикам. Его взволновало другое: "Как слесарю удалось узнать об этом? Неужели на моем лице написано, что я собираюсь сделать?" - удивился Максим и даже отважился спросить об этом у того :
  - С чего это Вы взяли, что я собираюсь кого-то грабить? Просто я потерял ключ от квартиры, а...
  А дальше сам не знал, что сказать. Потому что, если был утерян один ключ, то безусловно можно было сделать дубликат с другого ключа, которым пользуются. А если такового нет, то нужно менять и замок, и тогда уже будут новые ключи, и данная проблема отпадет сама собой.
  - Вот видишь, - ответил мужчина примирительно, - Ты, даже мне, толком объяснить ничего не можешь. Например, соврать что-нибудь... А на вопросы следователя, что будешь отвечать? Так что оставь эту затею - пока не поздно... - и он уже, почти дружелюбно, взглянул на него.
  - Спасибо за совет. Я обязательно учту, что Вы сказали, - вежливо ответил Максим.
  Но тут же подумал, что еще один ключ от собственной квартиры ему точно понадобится для Олега, который будет жить часть своего отпуска у него, пока не вернутся родители из Израиля. Он достал ключ и попросил сделать дубликат.
  - Что же ты мне голову морочил? - улыбнувшись, примирительно спросил слесарь.
  - Родители уехали в отпуск, и мне, кроме как с котом, дома и поговорить не с кем... - пожаловался Максим новому знакомому, а тот, в ответ на жалобу, понимающе кивнул головой.
  Потом он посетил универмаг, где приобрел два совершенно одинаковых комплекта одежды: футболку, джинсы, кроссовки... Ветровку - на случай плохой погоды или дождя, - он тоже предусмотрел... Даже носки купил одинаковые... Потом, немного задумавшись и вспомнив, что футболки в их банке, даже несмотря на ужасающую жару, не приветствуются, как и джинсы купил еще и одинаковые рубашки с брюками, тем самым полностью обновив свой и Олегов летний гардероб.
  Девушки-продавщицы с удивлением смотрели на него, видимо соображая для чего он покупает все в двух экземплярах? А Максим, заметив недоумение в их глазах вошел в раж и наплел что-то уж совсем несусветное, как он обычно делал всегда, общаясь с девушками. Он всегда считал их интеллектуальный уровень более низким, по сравнению со своим, и не только считал, но и был абсолютно уверен в этом. Как ни странно, все его наиглупейшие объяснения тех вполне удовлетворили: они с интересом выслушали все и... поверили ему. Но то были девушки, и он у них ничего не крал... Его "босс" едва ли будет таким легковерным. Тот проверит все "от и до", и поэтому не должно быть ни одной накладки, ни одного ляпа.
  А когда на следующие выходные снова приехал Олег, и они, одевшись во все закупленное Максимом, стали перед зеркалом, - то сами не смогли отличить себя друг от друга.
  Бедный Пушок в совершенном недоумении сидел перед ними, окончательно потеряв надежду выбрать из двоих только одного - своего хозяина. Именно вид его растерянной мордочки, а также не совсем уверенные движения того, то в сторону одного, то в сторону другого, вызвали у обоих взрывы смеха, сильно не понравившиеся коту. Пушок несколько раз нервно зевнул, раздраженно дернул хвостом, а потом, полный кошачьего достоинства, удалился в другую комнату. Он явно не желал, чтобы глаза его видели неожиданно раздвоившегося, да еще и явно потешающегося над ним хозяина, вызвав своей демонстрацией полной независимости от них, очередную порцию хохота в свой адрес.
  То, что обычно близнецы имеют с детства - одинаковую одежду - у них появилось только сейчас, и оба, как дети, радовались и смеялись данному обстоятельству. Вдоволь навеселившись, они снова стали обсуждать план дальнейших действий.
  - Знаешь, мне кажется, что мы должны опробовать это у меня в банке. Чтобы ты хоть немного представлял себе, что и как там у нас... В общем, чтобы был более уверен в себе, - сказал Максим.
  - Я, - в банк? Ни за что!! Что я там буду делать? Ты же говорил, что это будет только вытрезвитель... - не на шутку испугавшись, стал отказываться Олег от новой затеи брата.
  - Сейчас придумаем, что ты там будешь делать... - и Максим, сделав глубокомысленное лицо, замолчал на какое-то время, - Ты зайдешь туда... - потом он снова замолчал, - И поговоришь с Вадиком, - изрек он после недолгих раздумий. - Он у нас обслуживает клиентов, а они не так уж и часто лично посещают банк, так что у него бывает изрядно свободного времени. И я, когда у меня оно тоже выдается, на минуточку заглядываю к нему: переброситься парой слов, выкурить сигарету, ну, иногда, выпить что-нибудь, в зависимости от погоды. Зимой - погорячее: чай, кофе... А летом - похолоднее: сок, минералка... Заодно проверим, как на тебя отреагирует наш охранник. Ты не волнуйся - собак у нас нет... - успокоил Максим брата, вспомнив свое "общение" с Шариком и улыбнувшись этому.
  - Спасибо. Утешил. Потому что еще одни драные штаны за столь короткое время - это уже слишком... Мама до сих пор, при случае, поминает Шарику выпад в отношении тебя...
  - Нет, мы оба будем в этой одежде. Ты придешь туда к определенному времени, там, рядом с нашим банком, кафе есть. Мы туда часто на перерыв ходим, перекусить... Меня там все девчонки знают, так что обслужат - по первому разряду. Потом, как увидишь меня в окно, выйдешь в туалет - я там передам тебе свой пропуск, а я в это время зайду и сяду за столик, где ты сидел, ну а ты сходишь в банк вместо меня. Поболтаешь там минут пять с Вадиком, затем все сделаешь в обратном порядке, а потом домой поедешь, а я снова на работу вернусь... Только нужно сделать так, чтобы нас вместе никто не видел и не догадался, что у меня есть двойник.
  - Ну, и о чем я буду говорить с Вадиком? Я, ведь, его совсем не знаю. Не знаю его интересов, и тем для разговора тоже не знаю... - обреченно и чувствуя, что уже не удастся отвертеться от похода в банк, спросил Олег.
  - Ну, это тебя не должно беспокоить совершенно, - рассмеялся Максим, - У него только одна тема для разговора и есть - это его дача. Иногда я даже задумываюсь, о чем тот говорил до того, как начал строить ее... Может быть совсем немым был?.. - предположил он, - Его больше в жизни ничего не интересует: ни девушки, ни спорт, ни искусство, ни политика, ни рыбалка... Правда, еще "расслабляется" иногда до потери сознания. Я уже один раз из-за этих пьянок свою машину побил, хорошо, что только этим все и ограничилось. А он уже раз в вытрезвителе успел побывать. Ладно еще, что наш "босс" об этом ничего не знает, а то бы уже уволил давно... "Босс" его почему-то сразу невзлюбил и все время придирается. Знаешь, - с усмешкой сказал Максим, - Вадик мне напоминает героя чеховского "Крыжовника". Только вот объект его вожделения значительно дороже, чем кусты крыжовника, а по существу, - абсолютно то же самое. Так что говорить в основном будет он, а ты будешь только слушать. Ну, парочку каких-нибудь междометий и возгласов вставишь, потом скажешь, что уже пора, и уйдешь. Все... Больше от тебя ничего не требуется.
  - Что же ты себе такого друга странного нашел? - удивился Олег, выслушав характеристику Вадика из уст брата.
  - А я его и не искал... Так получилось. Просто в нашей конторе все остальные значительно старше нас. Он, правда, тоже постарше меня будет, но не намного. Ну, вот и сошлись за счет возраста. У нас на вахте хороший парень сидит. Толиком зовут... Он и институт закончил какой-то технический, и в Чечне побывал, и интересуется многим... Перекидываемся с ним иногда кое какими мыслями, но у нас в банке такая дружба не очень-то приветствуется... Уже все успели разложить по полочкам, всех построили по ранжиру - с кем можно поговорить и выпить, а с кем - не желательно. Сами-то уже абсолютно забыли, кем были еще до недавнего времени. Некоторые даже образования толком не имеют, а вот сумели "хапнуть" с чьей-то помощью кусок государственной собственности и уже стали "уважаемыми" людьми. По крайней мере, себя уважают очень сильно...
  Максим помолчал какое-то время, потом вспомнив что-то и хлопнув себя по лбу, порылся в карманах куртки, висевшей на спинке стула, и достав оттуда ключ, протянул Олегу. Тот вопросительно взглянул на брата.
  - Это я для тебя сделал. Ну, пока ты будешь жить у меня во время своего отпуска, чтобы не зависел от моего распорядка дня, а мог сам куда-то сходить, что-то посмотреть, в общем, развлечься слегка. Мои соседи тебя будут принимать за меня, главное, чтобы нас вместе не видели... И вообще, постарайся отдохнуть здесь от больных и от живности - тоже. Правда у меня тут, конечно, не курорт, но в целом - довольно спокойно. Зато вечерами мы будем вместе... Ты так согласен?
  - Спасибо. Я и не думал, что отпуск будет в этом году проходить в столь комфортных условиях. Я тебе по секрету скажу, мне кажется, что мама решила, что я тут, в Москве, девушкой обзавелся, и без лишних разговоров отпускает сюда... Она очень хочет, чтобы я семьей обзавелся... Но если я тебе, вдруг, надоем за это время, или еще что-нибудь...
  Но Максим не дал ему закончить фразу:
  - Надоешь, надоешь... Что ты глупости-то говоришь? Ты знаешь, я теперь с таким нетерпением жду выходных, чтобы встретится с тобой. Мне тебя стало явно не хватать... Я скучаю без тебя. Даже с Вадиком прекратил "расслабления", потому что совсем уж неинтересно стало с ним общаться, когда появился ты. Так что в следующий раз, до приезда родителей, будешь пользоваться своим ключом... И еще... Ты бы не мог одолжить мне на несколько дней твой паспорт? Не бойся, ничего крамольного я с ним не сделаю. Мне просто нужно, для осуществления нашего плана, открыть счет в другом банке. Я думаю, что после пропажи такой суммы денег, нас всех, там работающих, будут сильно трясти, и мне не стоит рисковать лишний раз, засвечивая свою фамилию даже в каком-либо другом банке. А ты - посторонний человек, да и после свершения всего задуманного, я этот счет моментально аннулирую...
  Нельзя сказать, что Олег с радостью согласился на это. Но все-таки полная уверенность, что брат не подставит его, не причинит какого-либо умышленного вреда, и что они этой кражей, хотя бы на какое-то время смогут лишить боевиков части денежных средств, заставили его согласится с Максимом. Исходя из этих соображений, он не пререкаясь отдал тому свой паспорт. Они также окончательно решили, как только Олег со следующей недели выйдет в отпуск и начнет жить у Максима, проверить на практике, смогут ли их отличить друг от друга сослуживцы Максима: Вадик и охранник Толик, стоящий на вахте.
  
  ***
  
  Неделя для Максима пролетела незаметно. Он был почти все время занят подготовкой ограбления банка. Теперь эта затея обрела более конкретные очертания. Он отказался от использования кладовки, так что изготовление ключа с помощью слепка, отпала сама собой. Было получено согласие Олега на использование его в качестве алиби, приобретена одинаковая одежда, и даже придумано, где будет добыто это алиби - в вытрезвителе. Сейчас он подумал, что было бы хорошо, чтобы Олег угодил туда "расслабившись" вместе с Вадиком, фактически, у него тогда будет даже двойное алиби: вытрезвитель и Вадик.
  У Максима была парочка отгулов. Он заслужил их, когда однажды срочно переводил деньги Мовлади и по просьбе "босса" работал в выходные. Тот обещал ему возместить их в любое, удобное для него время. А у Вадика, через неделю после начала отпуска у Олега - тоже начинался отпуск, так что все должно быть осуществлено через неделю...
  И Максим, с еще большим рвением, стал готовиться к этому событию, которое сейчас представлялось ему, как самое главное и полезное из всего, что он когда-либо совершал в жизни. Он разузнал несколько номеров счетов детских домов, но все они принадлежали подмосковным детским домам, а ему хотелось, чтобы те были где-то подальше, там, как ему казалось, дети еще более обездолены, чем здесь. В конечном итоге он нашел несколько десятков подобных учереждений с их реквизтами. Потом, на имя Олега, Максим открыл несколько счетов в разных банках, и еще в одном снял ячейку, оставив там спортивную сумку, набитую старыми газетами и журналами.
  Он также не забыл и о сожалениях своей настоящей матери, что Олегу так и не удалось закончить образование, став врачом, как она хотела. Но если сейчас у Олега появятся деньги, и вполне солидные, то тот без труда сможет осуществить желание мамы, тем более, что и остался-то - всего один курс. Да и (тут он вспомнил о Кате) она тоже благосклоннее воспримет того, как врача, чем как фельдшера...
  Максим решил приобрести для Олега квартиру недалеко от мединститута, где тому придется проучиться еще год. Он, посетив разрекламированное риэлторское агентство, посмотрел несколько квартир, предложенных ему в нужном районе, и остановился на одной из них. Договорился, что внесет деньги за квартиру через неделю, и там согласились с этим.
  За всеми постоянными хлопотами, Максим сначала даже не заметил, что в их банке начался косметический ремонт. Но вскоре это обстоятельство стало его сильно раздражать и отвлекать от работы. Правда потом, сообразив, что другие испытывают то же самое, он даже обрадовался, так как эта ремонтная неразбериха может быть сможет помочь в осуществлении задуманного плана.
  В общем, к следующему приезду Олега вся подготовительная черновая работа была уже им сделана.
  
  ***
  
  В субботу Максим проснулся оттого, что Олег, открыв дверь своим ключом, стоял около кровати и смотрел на него в упор, ожидая, когда он откроет глаза.
  - Ну и соня же ты! Я уже столько успел с утра сделать... И животных накормить, последний раз перед отпуском, и с мамой попрощаться перед ее отходом на работу, и к Федору Ивановичу заскочить перед отъездом, и уже сюда приехал... А ты все еще дрыхнешь без задних ног...
  Максим с радостью подскочил с кровати, чтобы побыстрее избавиться от кошмара, преследовавшего его последнее время практически каждую ночь. Олег разбудил его как раз во время: во сне - его еще не успели поймать с награбленными деньгами...
  - Хорошо, что у тебя уже отпуск начался... Мы должны успеть сделать все до приезда родителей. А если быть точнее, все должно произойти на следующей неделе. Я уже все подготовил. Вот, чтобы потом не забыть, возвращаю тебе паспорт, в данный момент - он мне больше не нужен...
  Пока они вместе завтракали, обсуждая еще кое-какие детали предстоящей операции, у Максима заиграл Моцарта мобильный телефон. Тот удивленно пожал плечами, абсолютно не представляя, кто в такой ранний час, в выходной день, мог звонить ему домой по мобильному.
  - Да. Я слушаю, - сказал он, прервав моцартовскую мелодию на самом прекрасном пассаже.
  - Это номер?.. - и на другом конце провода назвали номер его мобильника.
  - Да, это мой номер, - подтвердил, сильно удивившийся подобному вопросу, Максим.
  - Скажите пожалуйста, кто-нибудь из ваших родственников или знакомых находится сейчас в Израиле? - продолжали расспрашивать его.
  - А Вам, что от меня нужно? - уже возмущенно и желая прекратить эти дурацкие расспросы, поинтересовался Максим.
  - Это Вам из МИДа звонят, - очень вежливо ответили на его возмущенный тон, - Видите ли, в Израиле, террористом-смертником, взорван очередной автобус... С большим количеством жертв... Почти никого не возможно опознать, и к тому же, в автобусе было много приехавших в Израиль отдохнуть. Вот, собрали все, что уцелело от них... В общем, среди найденных вещей, есть записная книжка с номером Вашего телефона...
  Олег, уже и так заинтересовавшийся странным разговором брата, увидел, как Максим, сильно побледнев, сел на стул, стоящий рядом, и совершенно упавшим голосом ответил:
  - У меня мать и отец отдыхают там сейчас по туристической путевке... Майя Борисовна и Михаил Семенович Бесфамильные. И у отца в записной книжке был записан мой номер телефона: он никак не мог запомнить его. А что, много погибших? - как-то неуверенно спросил Максим. Он все еще не верил в случившееся. Максим надеялся на благоприятный исход для своих родителей этого ужасающего происшествия.
  - Очень много... Правда есть и раненные, но те в очень тяжелом состоянии... - далее последовала просьба, - Вы не могли бы дать нам словесное описание своих родителей? Мы сверимся с данными, поступившими к нам...
  Максим, вспоминая родителей до мельчайших подробностей, которые смогли бы помочь опознать их, все говорил и говорил, пока на другом конце провода его не остановили.
  - Мужчины и женщины с подобными приметами среди раненых нет... Вам придется приготовиться к самому худшему... Мы с Вами обязательно свяжемся по мере поступления новой информации. У Вас есть домашний телефон?
  Максим назвал номер того и, бросив мобильник на стол, как будь-то бы именно тот был виноват в данной ужасной новости, обхватил руками голову. Олег стоял перед ним, и из невольно услышанного разговора уже понял, что произошло. Сейчас он подыскивал слова, которые хотя бы немного могли успокоить брата, потерявшего в одночасье обоих родителей.
  - Я понимаю, как все случившееся, - ужасно... - и Олег на какое-то время замолчал. - Но, если тебя это хотя бы немного сможет успокоить, - ты не остался совершенно одиноким... У тебя есть твоя другая мать, родившая тебя, есть я, твой брат-близнец... И ты - нам обоим очень нужен. Правда, я еще не сказал маме, что ты у нее есть, но мы с Федором Ивановичем решили, что после моего отпуска, обязательно сделаем это. Он сам, еще до случившегося сейчас, решил во всем ей покаяться... А теперь, уже и окончания отпуска можно не ждать... Давай, прямо сейчас, вместе и поедем домой... - и он, обняв брата, крепко прижал того к груди.
  Вскоре рыдания, сотрясавшие Максима какое-то время, прекратились. Он смог взять себя в руки, вытер слезы и, как бы задавая вопрос непонятно кому, то ли Олегу, то ли себе, спросил:
  - Что же мне теперь делать? Как жить дальше? - и он, в безысходности, покачал головой, пока не находя ответа на свои вопросы.
  - Ну, во-первых, ты уже не младенец, а взрослый мужчина, и твоя зависимость от родителей не такая, какой была раньше. Я прекрасно понимаю твое теперешнее состояние... Но когда-то нужно начинать и самостоятельную жизнь... Не можешь же ты всю оставшуюся жизнь прятаться за мамину юбку, прости, что сейчас сказал тебе это, но ведь пока все было именно так, - приводил разумные доводы Олег, одновременно стараясь успокоить Максима. - Давай сделаем все следующим образом... В понедельник ты попросишь отпуск и поживешь какое-то время у нас с мамой, а потом, когда все утрясется в твоей душе, вернешься назад... - предложил он.
  - Нет, - довольно твердо отказал Максим Олегу на последовавшее предложение. - Я этого не сделаю, пока мы с тобой не завершим, что уже начали... Знаешь, пусть это будет памятью о родителях. Ведь этих "террористов-смертников" тоже кто-то снабжает деньгами? Наверное их перед этим также переводят из одного банка в другой, пока не отмоют их "криминальное" прошлое, чтобы потом они все равно были использованы для убийства совершенно ни в чем невиновных людей, как мои родители, например... - и его голос опять слегка дрогнул при упоминании о них.
  - Ты что, в таком состоянии собираешься продолжать это? - удивился Олег, пытаясь отговорить брата от совершенно неуместной, в данное время, затеи.
  - Теперь я собираюсь сделать это с чувством долга, которого раньше у меня, к сожалению, не было... Оно начало приходить ко мне после твоего рассказа о службе в армии, а сейчас, после случившегося с родителями, я окончательно утвердился в нем. Так ты мне поможешь? - еще раз спросил он у брата.
  И тот, чтобы Максим еще больше не расстроился, теперь уже от его отказа, утвердительно кивнул головой в ответ, хотя сам считал, что затевать это сейчас - просто безумие.
  Вскоре опять зазвонил телефон, правда уже не мобильный. Максим бегом кинулся к нему. Снова звонили из Министерства Иностранных Дел. Сообщили, что по его описанию, предположительно, опознан труп мужчины, а также фрагменты тела женщины, и если он хочет, чтобы они были точно идентифицированы, то у него должны взять образцы ДНК.
  - Видите ли, я не являюсь их родным сыном, они усыновили меня в младенчестве, и мой генетический код ничем не сможет помочь при опознании... А родители их самих уже умерли, а брат и сестры обоих живут теперь в США. А что Вы будете делать с... - он проглотил ком, вставший в горле, и с большим трудом выговорил дальше это ужасное в данном контексте слово, - фрагментами?..
  - Сначала приложим все усилия, чтобы опознать их всех. Потом, родственникам выдадут тела для погребения.
  - А если это будут только... - и он замолчал, а потом неожиданно спросил, - Скажите, а возможно их похоронить там? Видите ли, оба мечтали переехать туда... Так что можно сказать, будет исполнена их последняя воля... Как долго продлиться опознание? У меня скоро будет отпуск и я смогу передвинуть его, если будет нужно, чтобы приехать на погребение...
  На том конце провода что-то ответили Максиму, он повесил трубку.
  - Ну вот видишь, - он совершенно по-деловому, обратился к Олегу. - Опознание будет длиться не один день, и только потом их будут хоронить... Так что мы с тобой должны успеть все сделать...
  Олег смотрел на брата и не совсем понимал, что с тем происходит. То ли Максим обладал такой силой воли, которую пока просто не смог проявить в жизни и только сейчас она, в этой экстремальной ситуации, раскрылась полностью. То ли реакция на гибель родителей была несколько неадекватной, и он слегка свихнулся от свалившегося горя. Олег решил пока не предпринимать никаких особенных действий, а просто понаблюдать за Максимом и посмотреть, что будет дальше.
  Сейчас Олег был очень рад тому, что его отпуск только начался, и он в это сложное для того время сможет подольше побыть рядом с братом. За весь оставшийся день Максим больше ни разу не упомянул о родителях.
  И только ночью Олег услышал его всхлипывания. Он подошел, сел рядом на край кровати и, представив себе, как бы это сделала мама успокаивая его самого, стал гладить Максима по голове, потом обнял его, всеми силами пытаясь взять хотя бы часть его боли на себя, тихо сказал:
  - Максим, родной мой... Мы все тебя так любим, и я, и наша мама, и Федор Иванович... Мы все вместе переживаем твою утрату, и поверь, сделали бы все, если бы это возможно было предотвратить, вернуть все на прежнее место... К сожалению, в жизни так не бывает, и нужно смириться с этим горем. Ты только все время помни, что не остался один, и мы всегда готовы придти на помощь, если она тебе, вдруг, понадобится...
  Максим, понимая, что сказанное братом сейчас, не просто дежурные слова успокоения, которые обычно говорят всем, выражая сочувствие и соболезнование, а истинное понимание его горя, и большое желание помочь в эту невыносимо трудную минуту жизни, повернул к нему заплаканное лицо потом, смахнув слезы, сказал Олегу:
  - Ты знаешь, у меня были очень хорошие родители... Они относились ко мне прекрасно... Сейчас, когда я узнал, что я даже не их родной ребенок, меня особенно поразило именно это. У нас в школе было несколько человек, у которых были отчимы. И почти во всех случаях, даже со стороны, было видно, что отношение к усыновленным детям было не таким, каким было бы должно быть, раз уж они взяли на себя эту обязанность. Я могу совершенно определенно сказать, что мои родители обеспечили мне счастливое детство и безоблачную юность...
  Потом Максим еще долго рассказывал Олегу о своих маме и папе, вспоминая о тех только самое лучшее. А тот внимательно слушал брата иногда что-то спрашивал и уточнял, тем самым давая возможность Максиму полностью выговорится. Так прошла почти вся ночь и только под утро, уже почти совсем успокоившись, Максим, наконец, сказал то, что особенно мучило его в данной ситуации:
  - Знаешь, а я, ведь, с ними должен был ехать... Мне ужасно не хотелось, но они настаивали... И только благодаря Пушку, под предлогом, что кота не с кем оставить, я отвертелся от этой совместной поездки. Они оба уезжали слегка обиженные на меня за то, что я им - предпочел общество кота... Не знаю, что со мной тогда было, почему я настоял на своем и не поехал с ними? Может быть предчувствие?.. У тебя случается такое? А сейчас, меня именно из-за этого мучит совесть... Хотя, насколько понимаю, мое присутствие там, только пополнило бы число жертв. Но все равно, обстоятельство, что я не выполнил их последнего желания, - сильно угнетает меня...
  В это время Пушок, еще днем проницательным кошачьим умом сообразивший, что с хозяином происходит что-то неладное, услышав из уст того лишь упоминание о себе, моментально прибежал из другой комнаты и, запрыгнув на кровать к Максиму, стал мурлыкать и тереться об его руку. Олег, улыбнувшись этому приливу кошачьей нежности, обратил внимание брата на необычное поведение кота:
  - Смотри-ка, тебя твой "спаситель" тоже успокаивать пришел... А насчет того, что ты не поехал с ними... Но ведь ты уже совсем взрослый мужчина и, по-моему, можешь принимать хотя бы какие-то собственные решения. Например: где, с кем и как провести собственный отпуск... Мне кажется, что данное обстоятельство, волнующее тебя больше всего, потому что не поехал с ними в этот раз, - не должно быть причиной твоих переживаний. Жизнь, ведь, совершенно непредсказуемая штука... А в наше сумасшедшее время - особенно...
  Этот их ночной разговор о родителях Максима, сопереживание Олега его горю, и даже сочувствие, выказанное собственным, не очень-то ласковым по натуре, а своенравным строптивым котом, немного успокоили Максима, и под утро, он заснул. На сей раз ему даже не приснился, ставший уже постоянным в последнее время, кошмарный сон.
  
  ***
  
  Когда Максим проснулся на следующее утро, вернее был уже полдень, то услышал, как на кухне Олег о чем-то разговаривает с Пушком, а оттуда доносится аромат жареного мяса и картошки, которую он ни разу не ел, после отъезда родителей, хотя и очень любил. Чистить ее Максим ленился, да и толком не умел. Он встал и направился на кухню.
  - Ну как, выспался? - улыбнувшись, заботливо спросил Олег.
  - Выспался. И еще, ужасно хочу есть, что ты приготовил... Я очень люблю жареную картошку...
  Олег не дав ему переключится снова на воспоминания о родителях сразу же ответил:
  - Теперь, пока я буду с тобой жить тут, буду кормить тебя ею каждый день, раз любишь... - потом спросил у Максима, - Может быть ты выпить хочешь? Если хочешь, то я сейчас быстро сбегаю и принесу... Что будешь: водку, пиво или что-нибудь другое?..
  Максим слегка улыбнулся, почувствовав в этом предложении заботу о себе, и правильно оценил ее.
  - Знаешь, мама так не любила мои "расслабления", что я больше не хочу огорчать ее, по крайней мере сейчас, пока она еще не похоронена... - ответил он на предложение Олега.
  - Ну, вот и прекрасно... - ответил тот на его отказ и, теперь уже, окончательно убедился и поразился силе воли, которой в полной мере обладал брат.
  - Я думаю, что на работе пока не скажу о случившемся с родителями... Лучше потом, перед самым попаданием в вытрезвитель... Тогда и повод для такой пьянки будет вполне естественным. Так что завтра, во время встречи с Вадиком не брякни чего-нибудь, о чем ему знать - пока не следует...
  И потом, они вдвоем обсудили и еще несколько раз, буквально по каждому шагу и слову, проиграли все, что завтра должен будет сделать Олег у Максима в банке.
  
  ***
  
  На следующий день, точно в оговоренное время, ни минутой раньше, ни минутой позже, Олег вошел в двери кафе, которое было неподалеку от банка Максима. Поприветствовав кивком головы девушку-официантку, он огляделся, ища столик около окна, за которым, как говорил Максим, тот обычно ел во время перерыва, но на сей раз, там сидела влюбленная парочка и о чем-то мило чирикала. Олегу пришлось сесть за столик рядом, правда, и оттуда было хорошо видно, что происходит за окном.
  К нему подошла улыбающаяся официантка.
  - Что-то Вы сегодня рано... Даже Ваш столик еще не освободился... Что будете заказывать? - спросила она.
  - Как всегда, - ответил он фразой из их сценария.
  Пока готовили заказ, Олег не сводил глаз с окна и с нетерпением ждал появления на горизонте брата.
  - Вы кого-то ожидаете? - с явной заинтересованностью в голосе, спросила официантка.
  (А вдруг это будет девушка? И тогда будет о чем поговорит с другими официантками, которые все, без исключения, явно питали интерес к Максиму. А также, втайне, надеялись, что этот симпатичный молодой человек, у которого для каждой из них находилась тема для беседы и какая-то заинтересованность в общении, когда-нибудь обратит более пристальное внимание хотя бы на одну из них. Именно поэтому и они интересовались им, и его дальнейшей судьбой. При этом, каждая из них не теряла надежды, что сама сможет принять активное участие в дальнейшей судьбе постоянного посетителя, возможно, в качестве его девушки, а в лучшем раскладе, даже в качестве жены).
  - Я то? - и он на какое-то время замолчал, думая, что ей ответить, потому что, будучи честным человеком, он уже чуть не сказал "да", так как этот вопрос не был предусмотрен в сценарии, так долго рассматриваемом со всех сторон, что казалось, - никаких неожиданностей просто не могло произойти. - Да нет... - сообразив наконец, о чем она спрашивает, ответил он. - Просто ужасно жарко... Мозги совсем не работают...
  Девушка понимающе улыбнулась и ушла, оставив на столике заказ. Он, почти невидящими глазами, посмотрел на принесенную еду, потом взглянул на часы. По их сценарным расчетам, Максим уже несколько минут назад должен был бы быть здесь, но его не было. Олег не знал, чем себя занять, чтобы не привлекать повышенного внимания официантки, которая в отсутствие новых посетителей, буквально не сводила с него глаз и все время улыбалась.
  "Господи! - с тревогой о брате думал Олег, - А вдруг с ним что-нибудь случилось? В его состоянии, сейчас все может произойти"... Но тут, наконец, в окне появилась долгожданная фигура Максима, и Олег, направился к туалету, по пути сказав официантке, что сейчас вернется.
  - Извини, что немного пришлось задержаться... Перед самым отходом сюда, "босса" ко мне в комнату занесло с какими-то, как всегда, глупыми идеями... Пришлось все выслушивать... - торопливо говорил Максим, передавая пропуск Олегу.
  - А "босса" твоего как зовут? И какой он из себя? - вдруг спросил Олег, вспомнив неожиданный вопрос официантки и свою растерянность из-за неподготовленности ответа на него.
  - А тебе для чего это? - удивился Максим.
  - Так, на всякий случай, - и он рассказал, что их сценарий, разработанный казалось бы буквально до самых мельчайших подробностей, уже на первых шагах стал пополняться непредвиденными обстоятельствами: и столик не тот, и вопросы непредусмотренные...
  - Ефимом Аркадьевичем его зовут... А внешне, на Жванецкого похож, и даже гордится этим, только значительно меньше кривляется... - торопливо сообщал нужные сведения о собственном "боссе" Максим. - Слишком уж разные у них профессии. Не пристало директору банка иметь подобные обезьяньи ужимки... - объяснил он их кардинальные отличия друг от друга. - Ну, с Богом... - напутствовал он Олега, первым, покидая место обмена "личностями".
  Через пару минут Олег, покинув туалет при кафе, направился в банк. Он сильно волновался, во рту все пересохло и язык буквально прилип к небу, когда он, проходя через турникет, проводил пропуск Максима, через считывающее устройство. Все прошло, как и обещал Максим, без каких-либо осложнений, и он уже собирался идти дальше, и только тогда за спиной услышал голос охранника, стоящего в дверях:
  - Ты что? Забыл что-нибудь? - спросил тот.
  - Да. Бумажник в куртке забыл... - слегка обернувшись, без раздумий ответил Олег, так как вопрос и ответ на него был предусмотрен ими вчера.
  Охранник Толик должен был спросить у него именно это.
  Потом он подошел к двери, где должен был сидеть Вадик, и которого он уже знал, как своего, по подробным рассказам Максима, в отличие от других обитателей банка, о которых, вообще, не имел ни малейшего представления.
  - Привет! - обратился он к Вадику, по описанию Максима узнав того с первого взгляда. Он сказал это приветствие с интонацией, которую вчера с Максимом долго отрабатывали, потому что у Олега долго не получалась та непринужденность, поверхностность и необязательность, с которой сейчас общается столичная молодежь.
  Слова, которые в поселке Олега всегда несли определенный смысл и что-то значили и для произносившего и для слушающего их, здесь таковыми совершенно не являлись и были просто оболочкой слова, не несущей никакого смыслового содержания.
  - Привет! - откликнулся тот на предложенную игру в слова. - Ну как, у тебя дебет с кредитом сходится? Спросил Вадик, засмеявшись.
  На что Олег ответил тоже каким-то банковским термином, который вчера усердно зазубрил, потому что смысла совершенно не понимал, не сталкиваясь с ним в повседневной жизни. Их пароль был произнесен. Вадик признал Олега совершенно. И сразу же, как и обещал Максим, перешел к вопросу строительства дачи. Он что-то начал рассказывать Олегу о водно-канализационных проблемах, возникших сейчас в ее строительстве. Олег, изображая интерес на лице, и вставив, как учил Максим, несколько восклицаний и междометий, распрощался и вышел в коридор.
  И там, сразу же, нос к носу, столкнулся с человеком очень похожим на известного российского юмориста. Сердце Олега моментально оказалось в пятках: он сейчас очень боялся сделать что-нибудь, что может повредить Максиму в дальнейшем, и от этого растерялся еще больше и, видимо, сильно побледнел. Это вызвало у Ефима Аркадьевича улыбку, так как он, благодаря растерянности Олега, как никогда осознал собственное величие и значимость в глазах подчиненных сотрудников.
  - Ну, что же ты меня так испугался, Бесфамильный? Я ведь тебя не съем... - а сам изобразил какое-то кусательное движение, устрашающе лязгнув, ради шутки, зубами.
  Олег буквально слился со стеной, толком не зная, как отреагировать на это, но потом, сообразив, что такое поведение вызовет еще больше подозрения, промямлил:
  - Ефим Аркадьевич, я тут... - он хотел сказать что-то в свое оправдание.
  Но тот не стал выслушивать оправдания по поводу болтания по коридору в рабочее время, потому как сам сегодня слонялся из одной комнаты в другую, пугая сотрудников, так как в его собственном кабинете тоже шел ремонт. Он только, почти дружелюбно, потому что очень ценил услуги Максима, сказал Олегу:
  - Ладно... Ладно Бесфамильный... Все мы сейчас в таком положении из-за этого ремонта... - и, заложив руки за спину, проследовал по коридору дальше, раздумывая в какую бы из комнат ему еще заглянуть и кого из сотрудников еще вспугнуть.
  Олег, буквально на ватных ногах, дошел до проходной и уже прошел турникет, как снова услышал оклик охранника - Толика:
  - Максим, закурить не найдется?
  - Я не курю, - автоматически ответил он, еще окончательно не отойдя от незапланированной встречи со "своим боссом", и только тогда понял, что сказал глупость. Сейчас предстояло выпутываться из нее. - Я бросил, - подтвердил он охраннику еще раз свою непричастность к сигаретам.
  - Ну и как? Сколько часов уже продержался? Видимо сегодня утром, когда просил прикурить, делал это в последний раз? - тот рассмеялся беззлобным смехом. - Тогда купи мне пачку на обратном пути, - попросил он у Олега.
  - Какие сигареты тебе купить?
  - Как всегда, - ответил тот.
  Такого облегчения, какое испытал Олег, наконец-то, выйдя из банка, он уже давно не ощущал. У него прямо гора свалилась с плеч. Случилось столько непредвиденного. Правда, ради чего все затевалось, в конечном итоге - получилось. Никто из сослуживцев Максима, даже сам "босс", не заметили подлога и ничего не заподозрил. Он буквально на крыльях несся к кафе, вернее к туалету, который был при нем. Там его уже не скрывая нетерпения ждал Максим с сакраментальным вопросом:
  - Почему так долго?
  Олег быстро рассказал тому о своих приключениях, отдал пропуск, и едва успел сказать о сигаретах для охранника, как входная дверь скрипнула, заставив его быстро спрятаться в кабинку, что было очень кстати, так как начинался обеденный перерыв, и сюда стали приходить служащие банка. Он даже слышал из своего укрытия, как Максим с кем-то поздоровался и перекинулся парой слов.
  Потом, когда все стихло, он подождал еще пару минут, чтобы Максим смог дальше отойти от кафе, и, почти бегом, рванул из туалета в противоположную от банка сторону. Так быстро, он еще никогда в жизни не ходил...
  
  ***
  
  А на следующей неделе произошло событие, сильно облегчившее возможность осуществления кражи.
  У Максима была проблема с кодом. Он не знал его потому, что код всегда набирал сам Ефим Аркадьевич прежде, чем Максим начинал свою часть работы. В последнее время, когда появилась определенная цель, Максим пытался подсмотреть, какое сочетание цифр использует при этом "босс". И однажды, ему удалось это. Правда запомнил он его не полностью, а частично. Последние цифры он так и не успел увидеть, потому что пришлось быстро отвернуть голову от монитора компьютера, чтобы Ефим Аркадьевич не заметил его излишнего любопытства, и не сменил данный код на другой. Тогда он решил, что еще раз попытается подглядеть код, теперь сосредоточившись, в основном, на его последних цифрах.
  Но случай, произошедший в банке во время ремонта, избавил Максима от этого.
  Рабочие, ремонтировавшие банк, совершенно случайно, без какого-либо злого умысла, скорее из-за собственной неуклюжести, длинной лестницей, которую заносили в помещение, своротили камеру наружного наблюдения, установленную над входной дверью. Именно это обстоятельство стало последней каплей, окончательно выведшей из равновесия Ефима Аркадьевича, который всегда очень ревностно следил за сохранностью собственных богатств.
  В тот момент он был озабочен исключительно тем, что за время отсутствия камеры наблюдения за банковской дверью, через ту в банк могут совершенно безнаказанно проникнуть посторонние люди неизвестно с какими целями... Хотя, с какими целями обычно проникают в банк посторонние люди, директора банков обычно догадываются заранее. Да, да, именно с этими... Поэтому Ефим Аркадьевич, сосредоточившись на желании, как можно скорее решить проблему сломанной камеры, совсем потерял голову, а с ней и бдительность, забыв о предосторожности, которую соблюдал раньше всегда. Он прямо на глазах Максима набрал вожделенный тем код.
  Так как "боссу" казалось, что все грабители в данный момент сосредоточились только под дверьми его банка, а здесь - внутри него - находятся лишь соратники, полностью и безоговорочно поддерживающие его в это опасное время. Ему даже и в голову не пришло, что потенциальный вор, находящийся сейчас с ним по одну сторону банковской двери, окажется более опасным и алчным, чем все те, вместе взятые, собравшиеся в это же время по другую ее сторону.
  Теперь, для осуществления собственной задумки, для Максима уже не существовало абсолютно никаких препятствий...
  
  ***
  
  Ефим Аркадьевич сидел в одном из самых лучших и дорогих ресторанов Москвы, вместе с приглашенным Мовлади, вальяжно и нагло развалившемся напротив. Они ненавидели друг друга, но "совместный бизнес" связывал их значительно сильнее, чем самая большая крепкая дружба, да и все другие человеческие чувства, которые могли бы возникнуть за столько лет знакомства и общения друг с другом, но не возникли.
  Стол был накрыт по высшему разряду. Ефим Аркадьевич уже неоднократно прибегал к данному приему, чтобы смягчить нелицеприятные разговоры о деньгах со своим "визави", и это, обычно, всегда срабатывало.
  Но сегодня... Фактически никто из них не притронулся к яствам, в изобилии заполнившим стол. Один, чтобы показать презрение к собеседнику, а другой от страха, так как каждый кусок застревал в горле, от выразительного взгляда его "гостя".
  - Ну что, Фимка? Опять ты что-то мудришь с нашими "бабками"? Неужели мало процента, который мы тебе отстегиваем? Смотри, как бы потом плакать твоим близким друзьям и родственникам не пришлось из-за твоей безразмерной жадности. - Он засмеялся в лицо Ефиму Аркадьевичу, который в другой ситуации не стерпел бы в свой адрес такого отношения, а сейчас, совершенно не пререкаясь и как нерадивый ученик, внимая сказанному рассерженным учителем, пытался изобразить на лице некоторое подобие заискивающей улыбки, что ему плохо удавалось.
  - Ну что ты, Мовлади... Ты же меня знаешь? Я ведь никогда тебя не подводил. Ты мне... - начал было оправдываться Ефим Аркадьевич, но тот грубо прервал его на полуслове:
  - Я знаю о тебе все. Тебе мало, что получаешь от нас за свои услуги, хотя, если помнишь, сначала - мы все обговорили... Но ты решил, что умнее, и начал еще один "навар" с наших денег иметь... Прокручиваешь их, пока они у тебя в банке лежат, а мы так - совсем не договаривались. Мне они нужны сейчас, немедленно... Ты понимаешь меня? Или через твое сало, которым оброс за счет наших средств, как свинья, до тебя это стало плохо доходить? - взгляд его сузившихся глаз, превратившись во что-то очень острое и колющее, проник в душу Ефима Аркадиевича, заставив того невольно содрогнутся от ужаса.
  После этого взгляда Ефиму Аркадьевичу, неожиданно, очень захотелось по собственному почину посетить здание на Лубянке и сделать чистосердечное признание, что его банк занимается "отмывкой грязных денег" для чеченских боевиков, со всеми вытекающими из этого последствиями. Но "навар" был столь внушителен, что этот разумный порыв был тут же подавлен им прямо в зародыше, так и не успев принять каких-либо реальных очертаний. И даже чувство обеспокоенности за собственную жизнь, не взяло верха над профессиональной жадностью...
  - Мовлади, но ты же знаешь меня. Разве я тебя хоть раз подвел? - еще раз, не зная что более можно сказать в собственное оправдание, пробубнил Ефим Аркадьевич.
  - В общем, слушай Фимка, ты мне уже сильно надоел... И если завтра все не будет сделано, то пеняй на себя...
  - Завтра не смогу. Тот сотрудник, который этим занимается все время, попросил у меня один день, сказал, что завтра у него какие-то личные дела, и я отпустил его. А посвящать лишних людей во все это - не хочу. Ты ведь и сам понимаешь - ни к чему все это. Так что послезавтра, как только он выйдет на работу, так сразу все и будет сделано. Да и сейчас задержка вышла совсем не из-за того, о чем ты говоришь... У нас ремонт в банке идет, то в одной комнате, то в другой... Уже все обалдели от этого... - торопливо объяснял Ефим Аркадьевич, оправдываясь.
  - Больше всех, видно, ты и обалдел. Совсем страх потерял... По тебе вижу, что уже плохо соображать стал. И нечего мне ремонтом голову дурить и лапшу по ушам развешивать... Ладно, еще пару дней подожду. Но учти - это последний срок. - Он снова вперился в Ефима Аркадьевича леденящим душу взором.
  "А может быть все-таки сходить на Лубянку?" - еще раз мелькнула здравая мысль в голове Ефима Аркадьевича, когда вновь ощутил на себе, сверлящий взгляд Мовлади. "Хотя столько раз все обходилось... Да и в этот раз все будет нормально" - тут же успокоил себя он.
  Ефим Аркадьевич уже просто не представлял своей жизни, если постоянно, изо дня в день, не увеличивал капитал, а какими средствами это достигалось... ему стало совершенно безразлично: никаких угрызений совести по отношению к методам, используемым при этом, и их последствиям, он не чувствовал. Это постоянное увеличение собственного капитала, стало для него, фактически, зависимостью, как наркотики для наркоманов или алкоголь для пьяниц. Он никак не мог остановиться, или хотя бы отказаться от очень опасных, караемых законом способов его преумножения.
  В рассуждениях, оправдывавших собственные деяния, на первый план всегда выходила мысль, что он лично - никого не убивал, не рубил головы, пальцы, не крал людей и не требовал за это выкупа, не сажал на иглу, никого не взрывал... Правда, что тоже причастен к этому, - он прекрасно осознавал. Но так как это было опосредованное убийство, то оно не представлялось ему чем-то ужасным. И тут, после его последних раздумий о взрывах и подобных вещах, как бы прочитав мысли Ефима Аркадьевича, снова заговорил Мовлади:
  - Ты думаешь, вашего брата только в Израиле все время взрывать будут? - он снова рассмеялся смехом, от которого у Ефима Аркадьевича побежали мурашки по спине... - Думаете, самые умные во всем мире? И везде вам все дозволено... Сами свою, - и тут он загнул непечатное слово, являвшееся определением следующего, произнесенного им с омерзением, - "демократию" для себя придумали и заставляете всех жить только так, как вам выгодно... Ваша-то религия всех других, кроме вас самих, и за людей вовсе не считает. Разносите эту заразу - свою поганую "цивилизацию" - по всему миру... Людям нормально жить не даете. В общем, учти все, что я тут сегодня сказал, и сиди тихо. А то смотри - допрыгаешься...
  Мовлади покачал головой, встал из-за стола и, даже не простившись, тем самым показывая презрение к собеседнику, направился к выходу.
  А у Ефима Аркадьевича, с его уходом, сразу же отлегло от сердца и совершенно пропало желание обратится в ФСБ, прекратив тем самым деятельность Мовлади, который только что напрямую угрожал ему, а если хорошо задуматься, то и не только ему. Он молча "съел" все угрозы, видимо, до конца все-таки не осознав их реальности. Он уже предвкушал радость и прикидывал в уме, на какую цифру прирастет его капитал после осуществления данной операции.
  Остается только поражаться и сожалеть, какими беспечными часто бывают люди, охваченные желанием достижения поставленной перед собой цели, даже если она связана с большим риском для жизни и, по большому счету, глупа.
  
  ***
  
  Встреча с Вадиком была назначена на вечер, с таким расчетом, чтобы они могли "расслабляться" всю ночь напролет, потому что у Вадика был отпуск, а у Максима - день, выпрошенный у Ефима Аркадьевича. Перед самым приходом Вадика, они с Олегом еще раз повторили все и определили "генеральный план" действий. После нескольких "репетиций", с собственными подменами, они уже поняли, что рассчитать все, до мельчайших подробностей, - просто невозможно. Всегда возникают какие-то не просчитанные, заранее непредвиденные обстоятельства неожиданно сваливающиеся на голову, и которые приходится разрешать по ходу дел.
  А главным в их плане на этот раз было, чтобы Олег с Вадиком обязательно попали в вытрезвитель, и чтобы там непременно осталась запись об их пребывании. Вроде той, какую оставили на скалах перевала Военно-грузинской дороги Бендер и Воробьянинов - "Ося и Киса были здесь". И в этом свершившемся факте уже никто и никогда не мог усомниться.
  Вот и перед Олегом стояла задача, чтобы их пребывание в вытрезвителе, было отмечено подобной записью. Чтобы потом каждый, хоть немного усомнившийся в том, мог лично удостоверится, что именно они, именно эти часы, выбрали для "содержательного время препровождения" в данном "милейшем" заведении. И слава Богу, что запись эта предполагалась только в регистрационном журнале, а не на камне, как в случае с литературными героями Ильфа и Петрова.
  Максим достал из шкафа свою рубашку с короткими рукавами, зато с большим количеством застегивающихся на змейки и пуговицы карманов. В один из них сразу же, чтобы потом спьяну не забыть, положили паспорт Максима, и сразу же, чтобы случайно не потерять тот, хватив лишнего, застегнули на змейку. Олег тут же одел ее на себя, дабы встретить ожидаемого гостя уже в ней.
  Паспорт Олега взял Максим, чтобы сегодня одну ночь переночевав в гостинице, завтра прямо с утра вплотную заняться "делом", которое сейчас считал очень важным в своей жизни. И только завтра вечером, когда все задуманное будет выполнено, они должны будут встретиться здесь снова, чтобы потом на длительное время, пока все не уляжется, расстаться.
  И так, Максим ушел, забрав с собой паспорт Олега, а тот стал ждать Вадика. Он приготовил довольно хорошую и обильную закуску, пожарил мясо с картошкой и решил, что сам будет пить по минимуму, чтобы после этого все же мог более или менее четко контролировать действия.
  Вскоре появился Вадик с ящиком дорогого импортного пива, у них же с Максимом, на сегодняшний день, была куплена водка. Короче говоря, гремучая смесь, под названием "ёрш", была уже исходно подготовлена. Олегу только оставалось постараться, чтобы Вадик и он сам дошли до нужной кондиции к нужному времени - ни раньше, ни позже...
  - Ну, как там у нас, в нашей "конторе", все еще ремонт? - как будь-то данное обстоятельство его действительно волновало, начал Вадик разговор, присаживаясь к столу и потирая руки, от увиденного большого количества вкусных вещей.
  - Все еще ремонт, - подтвердил Олег.
  - Так давай выпьем, чтобы ее быстрее отремонтировали, - предложил Вадик, глупо рассмеявшись, и уже собирался опрокинуть стопку водки, но Олег остановил его:
  - Ты знаешь, мне сегодня за это пить, как-то не хочется... Я ведь тебя позвал, чтобы моих родителей помянуть... Они оба погибли в Израиле, при террористическом акте...
  Вадик сразу же замолчал, сначала не сообразив, что должен сейчас говорить Максиму, а потом, когда сообразил, стал выражать свое сочувствие дежурными, общепринятыми словами, которые в такой ситуации, обычно вызывают еще более обостренное чувство непоправимости утраты, чем, когда сочувствия, выраженного подобным образом, совсем не было бы.
  "Скорблю... Сожалею... Будет не хватать... Были прекрасными людьми... Вечная память сохранится в наших сердцах"... - в общем все, что полагается произносить в данном случае, Вадиком было произнесено в полном объеме и соболезнования выражены как это принято сейчас в обществе. Но по тому, как это было сделано, Олег понял насколько верной была характеристика Вадика, данная Максимом.
  В предыдущую встречу с ним, Олег слышал, как вдохновенно он говорил о своей даче, и как бесчувственно были сейчас сказаны слова сочувствия другу, который выбрал именно его, чтобы поделиться горем. В общем, произнесенное сейчас Вадиком было не словами, обычно несущими определенную смысловую нагрузку, а всего лишь оболочкой их: словесной шелухой, сотрясанием воздуха...
  "Да, не повезло Максиму с другом"... - с сожалением подумал Олег.
  Потом выпили еще пару стопок, и Вадик, уже абсолютно забыв по поводу чего здесь сегодня присутствует, снова переключился на любимую тему строительства дачи.
  Правда, задача Олега при этом сильно упростилась: ему не нужно было придумывать тем для поддержания разговора. Он просто превратился в слушателя, при этом не забывая постоянно подливать водку в стопку Вадика. Сам он - все время половинил и вскоре заметил, что довольно сильно отстал от Вадика по степени опьянения.
  Олег предложил тому сделать небольшой перерыв в возлияниях, и они переместились на балкон, какое-то время постояв там. Ночной ветерок приятно ласкал разгоряченные выпивкой тела, и Олег даже смог ненадолго переключить внимание собутыльника на созерцание небесных светил, которые в эту ясную летнюю ночь были особенно яркими и красивыми.
  Вадик так искренне удивился этому, в общем-то, доступному любому зрячему человеку, зрелищу, что Олег сделал определенный вывод. Вадик едва ли когда-либо, вообще, поднимал голову вверх, чтобы просто полюбоваться мерцающими в черном ночном небе звездами; огромной, немного ущербной в этот день, луной; легкими перистыми облаками, изредка набегающими на ее слегка надломленный очередной фазой диск. Это делало вечную спутницу Земли похожей на лицо восточной женщины, прикрытое полупрозрачной чадрой. И от этого она становилась еще более загадочной и таинственной... Действительно, в небесах была необыкновенная красота, не говоря уже о том, что созерцание данной красоты, обычно вызывает у людей более глубокие мысли: о мироздании, о смысле жизни и всяких других вечных материях...
  На Вадика, находящегося сейчас в сильном подпитии, а может быть именно благодаря этому, созерцание этих красот тоже произвело определенное впечатление, и он даже высказался по данному поводу (в основном восклицаниями и междометиями):
  - Ух, ты!.. Надо же!..
  Правда ничего более конкретного он не изрек, но даже этого было вполне достаточно для человека его склада, которого в жизни интересуют лишь материальные ценности, и ничего более.
  Сам же Олег, глядя в ночное небо, с грустью думал, что было бы значительно лучше и приятнее, чтобы сейчас рядом с ним, под этими звездами и луной, была любимая Катюша, чем этот совершенно никчемный, пьяный Вадик, со своими бесконечными дачными рассказами. Ему так захотелось увидеть отблеск луны в Катиных глазах, почувствовать ее волосы, развеваемые легким ночным ветерком, на своем лице, ощутить тепло ее тела, обняв за плечи... Из его груди вырвался глубокий вздох сожаления, что ничего этого не случится - и не только сегодня, но и, вообще, никогда...
  Вскоре, он вынужден был прервать совместное любование ночными светилами, так как еще целый ящик пива ждал опустошения. И только старательно исполнив это, они могли наверняка выполнить, поставленную Максимом задачу, - попасть в вытрезвитель.
  Итак, они с еще большим усердием снова принялись за "дело". Количество пивных бутылок в ящике стремительно уменьшалось, зато увеличивалась батарея пустых бутылок, выстраивающихся рядом со столом, а также нарастала частота посещения Вадиком туалета. Он бегал туда беспрестанно. Так, незаметно, подошло время открытия метро, именно тогда и планировалось их попадание в вытрезвитель, чтобы потом провести там весь день.
  Олег, сказав Вадику, что сегодня с утра должен непременно сходить в МИД, для чего собственно и отпросился у "босса", чтобы лично, а не по телефону окончательно выяснить обстоятельства, касающиеся гибели родителей, поторопил отъезд того на дачу.
  А Вадика на даче сегодня тоже ждали какие-то неотложные строительные дела. Он успел сообщить Олегу об этом, будучи еще в трезвом состоянии. Тем более, что пить - было уже нечего.
  - Я провожу тебя, - сказал Олег.
  - Не надо... Я сам... - восприняв данное предложение, как посягательство на собственную свободу, и всеми силами стараясь доказать свою трезвость, как это, почему-то, всегда делают изрядно пьяные люди, ответил Вадик заплетающимся языком.
  Он отстранил стоявшего рядом Олега, сделал шаг... Но в этот момент, пол сначала резко качнулся под ногами, потом неожиданно накренился в сторону, и Вадик со всего маху влип в стену, которая, на его счастье, пока еще как скала незыблемо стояла на месте. И только после этого, он не стал больше противится стремлению Олега проводить его. Они вышли из квартиры, спустились вниз, и вот тут - Вадика развезло окончательно... Он сильно шатаясь, с трудом удерживаясь в вертикальном положении, направился в сторону своей машины, абсолютно не соизмеряя степень собственного опьянения с возможностью управлять ею.
  - Ты что? С ума сошел? - спросил Олег. - Ты помнишь, как я недавно свою "тачку" чинил, после пьянки? Тебе тоже захотелось этого? Лучше потрать деньги на дачу... - дал дельный совет более трезвый и, естественно, лучше соображающий, чем можно пронять Вадика, Олег.
  И именно этот последний довод возымел на того должное воздействие. На сей раз Вадик согласился с Олегом, и они, пошатываясь из стороны в сторону, поддерживая друг друга при особенно резких, норовивших то и дело уронить обоих, колебаниях почвы под ногами, направились к метро.
  Туда, как и следовало ожидать, их не пустили. Но они, как это и было предусмотрено в сценарии, стали пререкаться и требовать для себя, запрещенного правилами метрополитена, исключения. Причем, больше пререкался и ругался с женщиной, стоящей у турникета, пьяный в стельку Вадик. Олег, будучи пьяным намного меньше, стеснялся обзывать эту немолодую женщину, исполняющую свою работу, теми непотребными словами, которые беспрестанно слетали с уст Вадика в ее адрес. Поэтому он стоял чуть поодаль и не очень усердно участвовал в словесной перепалке, устроенной тем. Наконец, терпение женщины, которая сначала просто уговаривала их покинуть помещение метро, лопнуло, и она вызвала наряд милиции. Но самое непредсказуемое произошло потом...
  Она неожиданно, ни с того - ни с сего, стала рьяно защищать от милиционеров Олега, особенно не досаждавшего ей своими пьяными выходками, и пыталась, как могла, уберечь того от грозящего им вытрезвителя.
  Ее сердобольность была не совсем понятна Олегу, а в данной ситуации, она была для него совершенно не кстати. Правда, может быть у нее самой был пьющий сын, и она сначала как-то старалась войти в положение даже не их самих, а их родителей. А может быть Олег просто чем-то понравился ей.
  Вот тут-то и выплыло то "непредвиденное обстоятельство", которое полностью могло разрушить "гениальный" план Максима, и в конечном итоге подвести его под "монастырь", обеспечив тюремными нарами на долгие годы.
  Милиционеры, вняв ее настойчивым просьбам, оставили Олега в покое и занялись Вадиком.
  - А как же я? - даже будучи изрядно пьяным, но осознав, что скрупулезно разработанный с Максимом план стал рушится прямо на глазах, растеряно спросил у милиционеров Олег.
  - А ты скажи спасибо этой женщине, что так просила за тебя, - ответил один из них, указывая на контролера.
  - Спасибо?.. - удивленно повторил пьяным голосом Олег вслед за милиционером, - За что? - с явно выраженной досадой спросил он и неприязненно взглянул на женщину, всеми силами, пытавшуюся уберечь его от вытрезвителя.
  "Какого черта?.. Что ей от меня нужно?.. Господи, что же теперь делать?" - приблизительно такие мысли роились в его голове, и не приходило на ум ни одного сколько-нибудь стоящего решения выхода из создавшейся ситуации. От испуга он почти протрезвел, но вся находчивость, которой у него и от природы было не особенно много, - пропала совсем. Он смотрел, как милиционеры уводили, ругавшегося и вырывающегося из их рук Вадика, и никак не мог сообразить, что сейчас должен сделать, чтобы его тоже забрали. Потом он побежал за ними и, догнав, снова спросил:
  - А я?.. Как же я, теперь?..
  Растерянность написанная на лице, его глупые вопросы, то что он сам догнал их, вызвали у тех сначала недоумение, а потом дружный смех. Один из них, обернувшись, дал ему дельный совет:
  - А ты - иди домой, и проспись там, как следует...
  - Нет, я не хочу домой... Я хочу с Вадиком... - пьяным голосом стал упрямиться Олег, стремясь всеми доступными способами непременно угодить в вытрезвитель. Однако он уже совсем не был уверен в том, что его все-таки заберут туда.
  И действительно, его поначалу оттолкнули, но он изо всех сил вцепился в Вадика, тщетно пытаясь оторвать того от милиционеров. Тогда один из них, который в основном и вел с Олегом "вразумляющую" беседу, обратился к другому:
  - Первый раз в жизни вижу такого идиота... Ему говорят - свободен, а он сам в вытрезвитель просится... - Потом, уже с угрозой, предупредил Олега, - Лучше уйди отсюда подальше и не испытывай мое терпение, пока оно не окончательно лопнуло...
  Но на Олега данная угроза не возымела должного действия, потому что в вытрезвитель он хотел очень. Олег опять, с еще большим усердием изо всех сил дернув Вадика за рубашку, выбившуюся у того из джинсов за счет борьбы с нарядом милиции, и снова, уже совсем настырно, стал упрямо повторять:
  - Я не хочу домой... Я хочу только с Вадиком...
  - Ладно, черт с тобой... Будет тебе сейчас - "с Вадиком"... Придурок! Учти, что сам допрыгался... - и один из милиционеров, оставив Вадика на попечение напарника, крепко взял за шиворот Олега, вызвав этим в его душе прилив гордости. Потому что он, все-таки, смог попасть туда, куда его сегодня вовсе не хотели брать.
  В вытрезвителе он вместе с Вадиком прошел все положенные там процедуры, заплатил приличные деньги за их обоюдное пребывание там. После того, как их выпустили оттуда, распрощавшись с другом около метро, Олег отправился домой. Вадика, на сей раз, даже не пришлось уговаривать воспользоваться метро: после случившегося и уже на трезвую голову, тот и сам не рискнул сесть за руль машины.
  
  ***
  
  Максим проснулся сам, даже немного раньше, чем зазвонил телефон, звонок которого, по просьбе оставленной у портье, должен был разбудить его. "Итак, - подумал он, - сегодня я отомщу за родителей. Пусть не конкретно тем, кто убил, зато другим, которые также отнимают родителей у детей, и детей у родителей"...
  Самое интересное, что сейчас у него даже не возникло воспоминаний, что первоначально все это задумывалось с совершенно другой целью. В данный момент им двигало только одно желание - отомстить и предотвратить новые преступления - больше ничего. Он быстро встал, оделся и, расплатившись за номер, отправился на ближайшую платную стоянку машин, где вчера оставил "Фольксваген", а потом... Потом он, не расслабляясь и не прерывая энергичных действий, ни на минуту, посвятил весь день воплощению своей задумки в реальность.
  Сначала он отправился в интернет-кафе. Перед посещением того он, на всякий случай, изменил внешность: надел парик и темные очки, которые действительно кардинально поменяли его имидж. Зачем он так сделал, и сам толком не знал, потому что все происходило в районе, где он был впервые, и едва ли в ближайшее время посетит этот уголок столицы еще раз. Но памятуя о нечаянной встрече с Олегом, перевернувшей его жизнь, он все же решил на всякий случай подстраховаться.
  Там он довольно быстро облагодетельствовал множество российских детских домов обогатив счета каждого из них на кругленькую, ласкающую взор многочисленными нолями, цифру. А оставшуюся после этой операции, но еще довольно крупную сумму денег, раскидал по открытым на имя Олега счетам московских банков. Как он это сделал? Об этом знал только сам Максим. Он никогда и ни с кем не делился этим своим открытием, хотя додумался до этого уже давно. Это было его "know-how" - знанием как... И пока этим знанием обладал только он...
  Может быть покажется странным, что он смог сделать это. Но его "открытие" было не более странным, чем взлом хакерами пентагоновских компьютерных сайтов и получение оттуда совершенно секретных военных данных. Ведь не идиоты же сидят в Пентагоне, в конце концов, что не смогли додуматься, как можно выкрасть секретные данные их сайтов. А вот нашелся хакер, и сделал это, найдя в компьютерных программах какой-то изъян или недочет, который не предусмотрели ранее или просто не учли. Сейчас, что-то подобное сделал Максим, только в банковской сфере.
  После свершения этой операции, он стал объезжать все банки, на счета которых перевел оставшуюся после детских домов сумму, и снимая с тех все до копейки, закрывал Олеговы счета один за другим. Если в этот момент в банке не находилось данной суммы в валюте, он брал ее эквивалент рублями. Потом, объехав их все и набив деньгами до отказа полную спортивную сумку, он отправился в последний банк, где им заблаговременно была снята ячейка, и в которой уже стояла такая же большая спортивная сумка, только вместо денег, там лежали старые газеты журналы, и просто поменял их местами.
  Затем он отправился в риэлторское агентство и оплатил, оставленными для этой цели деньгами, квартиру, присмотренную для Олега пару недель назад, получил все полагающиеся при этом документы и ключ.
  Сидя в машине, написал небольшое письмо Федору Ивановичу. В нем он извещал того о гибели родителей и о том, что самому необходимо съездить на их похороны в Израиль. Поэтому, на всякий случай, собрав все ценности бывшие в квартире, он отнес их в банк и положил в снятую ячейку, а ключ от нее просит, до собственного возвращения с похорон, пока подержать у себя Федора Ивановича. Еще он написал, что сейчас, после гибели родителей, самыми близкими ему на свете людьми являются: Олег, мама-Наташа и он - Федор Иванович. И что благодарен судьбе, которая свела их вместе еще до гибели родителей, иначе остался бы он совершенно одиноким. И что сам будет очень рад, после возвращения из Израиля, посетить их всех. Тогда же он и заберет ключ от банковской ячейки.
  Написав это, Максим приклеил скотчем маленький плоский ключик от ячейки к задней обложке медицинской энциклопедии, которую решил подарить Федору Ивановичу в память о родителях, положил свое послание на первую страницу и, отстояв очередь в почтовом отделении, отправил все ценной бандеролью на адрес Федора Ивановича.
  По дороге домой он выкинул в мусорный бак, бывший сегодня утром на голове парик и спортивную сумку с журналами и газетами, и, уставший от бесчисленного количества поездок, наконец-то, вернулся домой, где его с большим нетерпением, прямо под дверью, ждал истосковавшийся и оголодавший за день, Пушок.
  Олега еще не было. Правда, довольно скоро и тот вернулся с "задания". Его вид, после процедур перенесенных в вытрезвителе, был несколько потрепанным и помятым, но тем не менее он с гордостью рассказал Максиму, как смог преодолеть возникшие на пути, "непредвиденные обстоятельства". Хотя, по большому счету, его заслуга в попадании в вытрезвитель была не столь велика, как ему сейчас казалось. Скорее всего причиной этого была его естественная растерянность и глупости, которые он в связи с ней вытворял, и которые, в свою очередь доставили милиционерам некоторое развлечение в их, в общем-то, невеселой работе. Получив от, рассмеявшегося над этим приключенческим рассказом, Максима одобрение в свой адрес, спросил:
  - А как у тебя все прошло?
  - У меня-то?.. Да пока, все без сучка и задоринки. А что дальше будет - неизвестно... Поживем, - увидим. Да, вот еще что, у меня тут кое-что образовалось, в результате этой операции: тут вот, кое-какие бумаги и ключ, - сказал он, передавая Олегу папку, - Пусть пока это у тебя дома полежит, мне здесь это хранить опасно... Да и свой комплект нашей одинаковой одежды - тоже увези. Не нужен он здесь больше...
  Олег сначала хотел спросить у Максима, что за документы находятся в папке, но затем решил, если бы тот хотел, то сам бы сразу и сказал, и не стал ни о чем расспрашивать.
  Зато Максим расспросил у Олега с большим пристрастием обо всем, что происходило в вытрезвителе; и как выглядели сотрудники, откачивавшие их после пьянки, и о чем они с Вадиком договорились после выхода оттуда.
  Потом они вдвоем поели, и это был их последний совместный ужин, легли спать, чтобы завтра утром, обменявшись паспортами и крепко обнявшись на прощание, расстаться на довольно длительное время. Максим сказал, что когда все утрясется, первым навестит их. А еще раньше, - напишет письмо Олегу.
  
  ***
  
  Такого ужасного дня, в жизни Ефима Аркадьевича, пожалуй, еще никогда не было. Как только начался рабочий день, он сразу же направился в комнату, где сидел Максим Бесфамильный, и сообщил, что тот, сегодня же, должен закончить все операции со счетами Мовлади, добавив при этом, что это очень важно. Он, как всегда, сам набрал код, а когда Максим сел за компьютер, отошел к окну и стал смотреть в него.
  За окном стояла ужасающая жара, а тут, после того как во время ремонта поставили новые кондиционеры, было довольно прохладно и комфортно. Его взгляд скользил по стоянке машин банковских служащих, на которой не было ни одной, сошедшей с отечественного конвейера; по скверику, от которого, хорошо заплатив нужным людям, пришлось оттяпать изрядный кусок, под эту стоянку. Однако даже из этого, казалось бы, совершенно бесцельного разглядывания транспортных средств своих сотрудников, Ефим Аркадьевич сумел сделать удовлетворивший собственные амбиции вывод. "Так что напрасно Мовлади думает, что все беру себе, я и о сотрудниках тоже забочусь. Зато теперь все видят, что наш банк состоятелен, и это должно привлечь других клиентов", - размышлял он...
  Но от этих благостных мыслей его отвлек голос Максима, прозвучавший в абсолютной тишине комнаты, как набат:
  - Тут, на их счету, - ничего нет, - констатировал тот, взглянув на Ефима Аркадьевича невинным взглядом.
  - Как - ничего нет?.. - толком не поняв смысла сказанного Максимом, удивился Ефим Аркадьевич.
  - Вот, пожалуйста, убедитесь сами, - и Максим встал из-за компьютера, уступив место шефу.
  Ефим Аркадьевич взглянул на экран и увидел, что напротив нужных счетов вместо должных цифр, заканчивающихся пятью, а иногда даже и шестью нолями, - сейчас были только одни ноли. У него сразу потемнело в глазах, а сердце, сжавшись в комок, острой болью кольнуло под лопатку. Он не верил собственным глазам. Потом снял очки, тщательно протер их и, видимо, рассчитывая на чудо, снова уставился в экран, но вожделенные цифры там так и не возникли.
  - Но ты же сам видел, что позавчера они там были?.. - почему-то ища поддержки у Максима, хотя абсолютно неизвестно в чем та должна была заключаться, растерянно спросил он.
  - Позавчера - видел, а сегодня - не вижу, - совершенно спокойно отреагировал на его вопрос Максим.
  И это абсолютное спокойствие Максима, вывело из себя Ефима Аркадьевича, значительно больше, чем могла бы вывести любая другая реакция того на случившееся.
  - Ты что!? Не понимаешь, что нас обокрали!!? - заорал он прямо в лицо Максиму. - До тебя не доходит, чем для нас все это может закончиться!!? Или ты просто идиотом прикидываешься!?
  - Почему же, понимаю. Я прекрасно понимаю, что нас обокрали... Только я, к этому, не имею никакого отношения...
  Видимо такое резкое отрицание Максимом собственной вины, хотя его еще ни в чем и не успели обвинить, заронило в голову Ефима Аркадьевича какое-то смутное предчувствие, что это неспроста. Интуиция и на этот раз не подвела его. Он, взглянув на Максима слегка прищуренными глазами, как бы собираясь вывести на чистую воду, хотя сам совершенно не представлял, как бы тот смог осуществить данную кражу, вкрадчиво и с нескрываемым подозрением спросил:
  - А для чего тебе был вчера нужен свободный день?
  Правда он, как человек столкнувшийся с компьютерами лишь в зрелом возрасте, многого не представлял из того, что и как можно сделать с их помощью, и до конца не осознавал потрясающих возможностей тех. Поэтому данный вопрос был вполне логичным для него.
  - Я весь вчерашний день провел в вытрезвителе, если Вас действительно интересует, чем я был вчера занят, - ответил на поставленный вопрос Максим даже с некоторым совсем уж непонятным шефу вызовом.
  Ефим Аркадьевич буквально опешил от его заявления. Он покачал головой, у него открылся рот, но что хотел сказать, по-видимому, застряло где-то в его горле, потому что вымолвить что-либо, некоторое время - он не мог. Потом, глотнув несколько раз воздух, как рыба выброшенная на берег, он все же задал следующий волновавший его вопрос:
  - Ты что, отпрашивался, чтобы день провести в вытрезвителе?.. - изрек он, в совершенном изумлении.
  - Нет. Конечно же я не собирался делать этого... - начал разубеждать его Максим, - Просто мы договорились с Вадиком встретится накануне вечером, чтобы помянуть моих родителей, ну а потом... В общем, не соизмерили возможностей... Я пошел его провожать до метро: не мог же он сесть за руль машины в таком состоянии... Ну вот, там нас и загребли...
  - А что случилось с твоими родителями? - уже как-то совсем обреченно поинтересовался Ефим Аркадьевич.
  - Они оба погибли в Израиле... В автобусе, который взорвали террористы... - ответил Максим, и слезы помимо воли наполнили его глаза.
  Он видел, как Ефим Аркадьевич сильно побледнев, схватился за сердце, которое, неожиданно затрепетав, подкатило к горлу. В глазах его потемнело, а окружающее сделалось каким-то нереальным. Ефиму Аркадьевичу стало трудно дышать и захотелось немедленно прилечь куда-нибудь. Слова Максима, с которыми тот обращался к нему как через вату проникали в его уши, не вызывая должного отклика в мозгу. Он с трудом нашел в кармане пластинку с нитроглицерином и трясущимися руками отправил одну из таблеток в рот.
  - Что с Вами? Вам наверное нужно выпить какое-нибудь лекарство? А может быть врача стоит вызвать?.. - пытаясь поддержать, чтобы тот не упал со стула, торопливо предлагал разнообразные услуги, перепуганный до полусмерти Максим, совсем не желавший стать причиной скоропостижной кончины собственного "босса".
  Он никак не ожидал, что известие о смерти его родителей произведет на того подобное впечатление, и, честно говоря, был сильно удивлен такой реакции. Хотя его родители и члены семьи Ефима Аркадьевича знали друг друга не понаслышке, потому что последние, неоднократно лечились у первых. Даже устройство Максима на работу в банк произошло благодаря именно этим связям. Все равно, реакция Ефима Аркадьевича на данную весть была чересчур острой и даже неправдоподобной.
  На самом деле, Ефим Аркадьевич сейчас, сопоставив и объединив все факты, возникшие теперь: пропажу денег со счетов Мовлади; собственное обещание сегодня же перевести те на нужные счета за границу; а также угрозы того "взрывать их всех", (и не только в Израиле) сильно озаботился сохранностью собственной жизни. И известие Максима о смерти родителей, как ему казалось, подтверждали угрозу Мовлади в его собственный адрес.
  Но вот, нитроглицерин сработал. Острый сердечный приступ отпустил его, и Ефим Аркадьевич снова заговорил каким-то необычно ласковым, даже слегка заискивающим тоном:
  - Давай ищи... Мы должны обязательно найти их... Я тебе сейчас помощников пришлю. Кого тебе нужно? Ты только скажи...
  - Да мне, собственно, все равно, - ответил Максим с безразличием.
  Но потом, чтобы у "босса" не возникло никаких подозрений в его некомпетентности и снова не стало плохо с сердцем, назвал несколько фамилий лучших в банке специалистов. И они все вместе, весь день напролет, буквально до посинения, (даже без перерыва на обед) искали, искали и искали... то, чего там уже нельзя было найти. Никогда...
  Ефим Аркадьевич, довольно часто заглядывал в дверь, и с надеждой в глазах и голосе спрашивал:
  - Ну как? Нашли что-нибудь?.. - или немного иначе, - Что-нибудь удалось выяснить?
  Но растерянное выражение лиц, а также неопределенное пожимание плечами всех "поисковиков", делали выражение его лица все более и более обреченным.
  К вечеру Ефим Аркадьевич совершенно почернел. Никогда и никто из сослуживцев не видел его, обычно вальяжного и самодовольного, таким обреченным. А когда на следующее утро в его в кабинете зазвонил телефон, он долго не брал трубку, стараясь как можно дольше оттянуть предстоящий разговор с Мовлади.
  - Ну как? Сделал, что обещал? - сразу же, безо всякой церемонии спросил тот.
  - Видишь ли, - промямлил испуганный до полусмерти Ефим Аркадьевич, - Они куда-то исчезли с твоего счета, но мы ищем...
  Трубка на какое-то время замолчала, а потом произнесла голосом Мовлади, но таким, от которого у Ефима Аркадьевича не только на голове (на всем теле) волосы встали дыбом.
  - Я тебя уже предупреждал... Но ты, видимо, стал плохо понимать... - и трубка телефона окончательно заглохла.
  Сколько не пытался Ефим Аркадьевич, беспрестанно набирая знакомый номер, дозвониться до Мовлади, чтобы объясниться - все было напрасно. На другом конце провода, к телефону никто не подходил. У него, став ватными, подкосились ноги, а внутри, где-то в районе солнечного сплетения образовался холодный твердый комок, в котором, как ему показалось, застыла от ужаса его собственная душа. По-видимому, это случилось от безысходности ситуации, в которую он сейчас попал.
  Он уже посылал в вытрезвитель своих ищеек, чтобы проверить, действительно ли Максим провел тогда там весь день. Там подтвердили это обстоятельство, и даже показали запись в журнале.
  - Что делать?.. Что делать?.. - схватившись за голову и бегая по кабинету, беспрестанно повторял он и не находил выхода из сложившейся ситуации. Хотя тот был, и даже не один, а как минимум два.
  Во-первых, можно было перевести на нужные счета собственные деньги, и у него еще бы порядочно осталось, чтобы и он сам, и его дети, и даже внуки смогли совершенно безбедно провести свои жизни. Но ведь - то были "его" деньги... И расстаться с ними сейчас, немедленно, пока что было выше его сил.
  Во-вторых, можно было бы воспользоваться вариантом, который у него несколько раз возникал при последней беседе с Мовлади - это вариант ФСБ. Конечно он был хуже... Значительно хуже... Но все-таки, даже и этот вариант, сопряженный с тюрьмой и конфискацией имущества, по всей вероятности, смог бы сохранить самое ценное - его собственную жизнь...
  Но он, почему-то, выбрал третий, как оказалось потом, - самый худший из всех возможных...
  
  ***
  
  Вот Максим и вернулся с "земли обетованной" домой... Правда это была еще не его квартира и даже еще не сам город, но даже автобус, который вез его от аэропорта, казался ему каким-то близким и родным, не говоря уже о пассажирах, заполнивших тот. Прошло чуть больше двух месяцев, с тех пор, как Максим узнал о существовании брата-близнеца, а в его жизни за это время произошло столько событий... Главное, что после всего случившегося, он остался жив, хотя, несколько раз у него возникала явная возможность расстаться с нею окончательно и бесповоротно.
  В первый раз, - если бы он согласился сопровождать родителей в туристической поездке по Израилю, где те и погибли. И сейчас он возвращался на Родину именно с их похорон. А во второй...
  Максим до сих пор с содроганием и ужасом вспоминал взлетевшую на воздух машину "босса"... Все произошло почти на его глазах, у дверей банка. Не задержись он несколько лишних секунд на проходной, чтобы перекинутся парой слов с охранником Толиком, то его, скорее всего, хоронили бы в один день с "боссом", раньше чем его (к тому времени еще неопознанных) родителей. И гроб был бы закрытый, как и у Ефима Аркадьевича, потому что в нем были бы только "фрагменты"...
  А так, он отделался лишь синяками и ссадинами, от придавившей его огромной дубовой банковской двери, сорвавшейся с петель под напором ударной волны, но сумевшей за счет своей массивности, защитить Максима от осколков, разлетевшихся на большое расстояние. Правда, пока Толик сдвинул эту дверь, чтобы вытащить его оттуда и освободить себе проход к горящим искореженным кускам железа, которые еще минуту назад были навороченной тачкой "босса", им самим и несколькими его телохранителями, Максиму показалось, что он - уже умер.
  Но то, что он потом увидел перед глазами, быстро привело его в чувство и заставило, как никогда, обрадоваться жизни. Конкретная помощь Толика уже не требовалась пассажирам машины, и тот, обзвонив все службы, начинающиеся с 01, 02, 03 и так далее по списку, лежащему под стеклом на столе вахты, занялся им, окончательно приводя его в чувство.
  - Господи... Что это было?.. - спросил Максим, тупо уставившись на дверь, из-под которой его только что извлек Толик, до сих пор еще толком не осознав произошедшего сейчас.
  На двери, на ее лицевой стороне, раньше выходившей на улицу и, действительно, как бы представлявшей своей солидностью лицо банка, приклеившись и размазавшись, находилось несколько кусков чего-то кроваво-красного. До Максима сразу даже не дошло, что это такое, а когда дошло, то на какое-то время помутилось в голове и к горлу подкатил непроизвольный приступ тошноты. Эти ужасные куски человеческой плоти, буквально несколько минут тому назад, находясь в собранном, как это и было задумано Творцом, состоянии, обогнав в коридоре, лишь чуть раньше него вышли на улицу через эту огромную дверь. А сейчас...
  Он раньше никогда в жизни не видел этого ужаса "живьем". И хотя, безусловно, видел нечто подобное в криминальных сводках, каждый день пугающих население страны, то, что в них показывали, выглядело несколько по-другому, чем - то, что было сейчас перед его глазами... Видимо телевизионная оптика имеет свойство микшировать, несколько смягчать подобные картины.
  И даже, когда он услышал о подобном состоянии тел своих родителей после террористического акта, на него сообщение об этом не произвело столь ужасающего впечатления, чем происходящее сейчас.
  Правда, сам он предполагал: нечто подобное могло случиться в худшем варианте развития событий, но не с Ефимом Аркадьевичем, а с ним самим. Однако, он, будучи оптимистом, всегда рассчитывал на благоприятный исход этой затеи для себя, мало того, все время был почти уверен в этом. А насчет Ефима Аркадьевича - особенно и не задумывался. Но ведь и тот, тоже едва ли обременял себя мыслями о том, сколько человек гибнет ради того, чтобы при этом постоянно рос его капитал, а он получал свой, как ему казалось, вполне "законный" процент.
  - Наверное "передел собственности"... - ответил Толик, сочетанием слов, которое постоянно слышал из средств массовой информации Впрочем, он не очень сильно огорчился случившимся и воспринял все это, как естественную и необходимую составляющую богатой сытой жизни за счет других. Потом он, все же, немного взгрустнул, но сожаления его были вовсе не о "боссе", а о себе. - Жаль, придется работу другую искать... Я, ведь, и здесь работал после аналогичного случая с предыдущим работодателем...
  - Может и не придется делать этого... Может еще все и обойдется... Наверное разборка какая-нибудь... А шеф случайно в нее влип... - говорил Максим какими-то отрывочными фразами, но раскинув мозгами, сколько был способен делать это в теперешнем физическом состоянии, больше ничего не стал добавлять к сказанному, не уточняя какая разборка могла быть у их шефа.
  - Может быть и так... - не возражая и совершенно не обратив внимания на то, что сейчас было сказано Максимом, согласился Толик.
  На этом, собственно, их разговор и закончился, потому что одна за другой стали подъезжать машины спецслужб, вызванные Толиком несколько минут назад, и тот полностью переключился на рассказ, о произошедшем только что, почти на их глазах взрыве.
  Сначала он рассказал это пожарным, прибывшими первыми и быстро справившимися с работой, залив пеной обугленные останки взорванной машины.
  Потом он все повторил врачам "скорой помощи", которые приехав на вызов и застав на месте происшествия лишь "фрагменты" тел, раскиданные в округе, уже собирались уезжать, когда Толик вспомнил, что есть еще один пострадавший... И тогда те, всей бригадой, принялись за Максима. Они мерили давление, прослушивали его, заглядывали в глаза, щупали живот, грудь, конечности, и беспрестанно спрашивали - болит ли что-нибудь? Не найдя у него абсолютно никаких отклонений от нормы, они тоже сели в машину и укатили к очередным страждущим неотложной медицинской помощи.
  Вместо них сразу же приехала служба 02, и, видимо, не только она... И тут уже привлекли к рассказу неоднократно прозвучавшему из уст Толика и Максима, который, только теперь, вынужденно, должен был оторвать глаза от созерцания ужасных "фрагментов", продолжавших против собственной воли приковывать к себе его взор. Одни и те же вопросы задавались по несколько раз, разными людьми, в различной тональности. В общем, все это длилось бесконечно долго: по крайней мере так показалось слегка оглушенному Максиму.
  Потом их повезли на Лубянку, и там, уже каждого в отдельности, еще долго расспрашивали, что они видели непосредственно перед взрывом и сразу же после него. И только когда уже всем стало ясно, что рабочий день заканчивается, а ничего нового ни Максим, ни Толик так и не сказали, их отпустили и попросили, чтобы пока никто из них не уезжал из города. Тогда Максим, вынужденно, спросил:
  - А на похороны родителей в Израиль, я смогу съездить?
  - А что случилось с Вашими родителями? - сразу же поинтересовались у него.
  Максим рассказал историю, произошедшую с ними. Человек, беседовавший с ним, вызвал кого-то, и попросил срочно проверить правдивость заявления Максима, а сам, покачав головой, сказал:
  - Совсем уже мир свихнулся... Кругом сплошные взрывы... Жертвы... Кому все это надо?..
  У него даже появилось некоторое сочувствие Максиму, которого тот раньше не ощущал. Пока они оба молча ждали, отправленного для выяснения судьбы родителей Максима сотрудника, сам Максим полностью отойдя от удара свалившейся двери и получив передышку от постоянно сыпавшихся на него вопросов, наконец, смог озаботиться и собственной дальнейшей судьбой. И эта судьба рисовалась ему в исключительно жутких, кроваво-"фрагментарных", леденящих душу тонах...
  Сейчас, после увиденного им воочию, что могут сделать клиенты, с которыми только он в банке и работал, с неугодным человеком, - он пришел в ужас. И только теперь окончательно осознал, что это не будет просто перевернутой вверх дном квартирой, которую он еще до сих пор не смог окончательно привести в порядок, после того, как во время его отсутствия, ее посетили сотрудники службы безопасности их банка.
  Они перерыли абсолютно все, и, естественно, ничего, что могло бы их заинтересовать, не нашли... В квартире не было ни огромной кучи денег, ни вновь открытых банковских счетов, ни ключей от банковской ячейки - не было совершенно ничего подозрительного. И те, видимо, стали искать в других местах, оставив его в покое. Что это были именно они, у Максима не возникло ни малейшего сомнения. Они не утрудили себя даже тем, чтобы обставить свою деятельность, как кражу, не прихватив абсолютно ничего ценного из его квартиры, хотя вещей, которые смогли бы заинтересовать "домушников" - здесь было предостаточно. А может, это было сделано специально, чтобы он знал, все понимал и боялся...
  Покой же от кавказских клиентов, он найдет скорее всего на кладбище, и это будет еще лучшим вариантом, потому что худших вариантов, было превеликое множество... "Конечно они меня убьют... Это совершенно очевидно, - взгрустнул Максим о собственной скорой и совершенно нежелательной кончине, - Для чего им лишние свидетели? А сами будут дальше обделывать свои грязные делишки, но уже в другом банке. Нужно бы, как-то сказать об этом человеку, который сейчас, хотя бы внешне, проявил ко мне сочувствие. Может быть другого случая уже и не представится, - и он тут же решил использовать последний данный судьбой шанс, - остаться в живых, а может быть (в лучшем раскладе) еще и обезвредить бандитов. - Сейчас, когда борьба с террористами приняла такие вселенские масштабы, может быть это и сработает"...
  Вскоре явился молодой человек, выяснявший сведения о родителях Максима, и подтвердил, что действительно, те погибли при террористическом акте, и что уже какое-то время назад было оговорено с их сыном, что после окончательного опознания всех жертв, он будет присутствовать при их погребении в Израиле, так как жить там - всегда было их желанием...
  - А ты сам, что? Не собираешься переезжать туда? - глядя на него с некоторым недоумением, поинтересовался "визави".
  - А что я там забыл?.. Этого только они хотели... А я однажды съездил туда с ними вместе. Но честно скажу, что мне здесь - все нравится значительно больше, чем там... И еще, я, ведь, не их родной сын. Хотя, может быть лучших родителей, чем они, у меня и не было бы никогда... Но моя "историческая родина" здесь, и я не хочу покидать ее.
  В голосе Максима звучала неподдельная искренность. И у его собеседника, возникла уверенность, что сказанное Максимом сейчас - правда.
  - А когда Вам нужно выезжать туда?
  - Я еще и сам не знаю... Мне обещали позвонить, когда закончится опознание всех. А вместе с другими неопознанными, будут и мои родители. Я очень хочу отдать последний сыновний долг, присутствуя при их погребении... - потом он замолчал ненадолго, и совсем грустно добавил, - Впрочем, может быть я еще и не доживу до этого...
  Его "дознаватель" удивленно взглянул на Максима.
  - С чего Вы, вдруг, взяли это? - с явным недоумением поинтересовался он, пожав плечами.
  - Раз уж меня наша банковская служба безопасности так трясла, то могу представить, что со мной сделают те, кто взорвал машину "босса".
  В глазах его собеседника появилась явная заинтересованность в сказанном Максимом. Он даже сразу понял, что Максим сам что-то хочет рассказать ему, но не совсем представляет, с чего должен начать повествование, поэтому он пришел ему на помощь, спросив:
  - А что Вы имели в виду, когда сейчас сообщили мне об этом?
  - Видите ли, в нашем банке я работаю с иностранными банками... Ну, всякие "сомнительные" источники доходов, офшорные зоны, "грязные деньги" - все это проходило через меня. Я, в основном, один и занимался переводами и уводами их на недосягаемые для проверок счета. Собственно, именно это и было моей работой. Ефим Аркадьевич мне очень хорошо платил за нее. И я делал это, особенно не задумываясь о последствиях... Но сегодня, когда его не стало, я боюсь идти домой... Мне кажется, что следующим - буду я, потому что слишком много знаю...
  На лице собеседника удивление, бывшее по началу, сменилось почти радостью. Сколько бы им еще пришлось "копать" только для выяснения мотивов убийства этого банкира, а тут... Ведь они пока допрашивали этого парня, только как свидетеля случившегося происшествия, и только потом, спустя какое-то время дошла бы очередь до него, как до сотрудника банка. "Ну, молодец парень... Сам догадался, что могла и не дойти до него эта очередь", - с благодарностью подумал он о Максиме, и еще о том, что тот так резко сдвинул с места, предстоящее расследование этого дела.
  Он улыбнулся ему, протянул руку и представился:
  - Сергей Петрович. А ты, кажется, - Максим? Ты не возражаешь? Так нам будет удобнее общаться.
  - Я то, - не возражаю... Просто я сейчас боюсь идти домой, а родственников у меня в Москве нет, - и он развел руки, показывая, что идти ему - действительно некуда.
  - Об этом не беспокойся... Мы позаботимся о твоей безопасности... Давай, рассказывай, только все по порядку и вразумительно... Когда и с чего все началось? Финалом чего - ты был сегодня свидетелем?
  - Неделю тому назад, - с готовностью ответил Максим на первый поставленный вопрос, и уже более пространно стал отвечать на второй. - Я должен был перевести очередную крупную сумму на счета в иностранные банки, но этой суммы на наших счетах не оказалось, хотя мой клиент уверял, что они должны были там быть...
  - Очень интересно... Давай, продолжай дальше... Я внимательно слушаю тебя.
  В глазах Сергея Петровича загорелись искры азарта, какие бывают в глазах гончих собак, взявших след дичи. А на лице было написано нетерпение: он хотел как можно быстрее и подробнее узнать все, о чем ему начал рассказывать Максим.
  - А дальше... - продолжил Максим, - Код к доступу счетов знал только наш "босс": он сам всегда набирал его, а потом уже работал я. А тут... У нас в банке ремонт идет, жуткий бедлам кругом, уже все обалдели от этого. Все время что-нибудь ломается... А когда рабочие, в один из дней, лестницей снесли видеокамеру наблюдения при входе, вероятно, это и Ефима Аркадьевича окончательно вывело из себя. Ну, он прямо при мне этот код и набрал... А через день - все деньги пропали. Почему-то, хотя я совершенно не понимаю почему, он решил, что это моя работа, но я не мог этого сделать, потому что в то время, когда деньги исчезли, был в вытрезвителе со своим другом. Мы с ним напились до чертиков, по поводу гибели моих родителей. Можете проверить... - И он сразу же назвал вытрезвитель, в котором Олег с Вадиком провели тот день.
  - Об этом можешь не беспокоиться - обязательно проверим, - уверил его Сергей Петрович, слегка улыбнувшись столь подробным и документально подтвержденным ответам. Теперь его заинтересованность рассказом Максима возросла еще больше. Он даже не пытался скрывать этого.
  - Ну вот... Потом мы вместе с еще несколькими сотрудниками, и еще какими-то людьми, которых Ефим Аркадьевич привел со стороны, перепроверяли раз сто все счета в надежде найти пропажу, но так ничего и не обнаружили. Все, - как в воду кануло. Ефим Аркадьевич жутко ругался и обещал, что сделает что-то ужасное с тем, кто умыкнул деньги, но сегодня с ним самим это сделали... Раньше, чем успел сделать он, - уточнил Максим. - И вот, когда в один из этих дней, пока мы все вместе искали эти счета, я вернулся домой, меня там ждал ужасающий погром. Я не знаю, что конкретно у меня искали, но, видимо, так ничего интересующего, не смогли найти...
  - Интересно, какая же сумма денег пропала? Ты случайно не знаешь? - с большой заинтересованностью спросил Сергей Петрович у Максима.
  - Не знаю наверное, но когда "босс" орал на всех, что плохо ищем, потому что не могут бесследно пропасть такие деньги, он называл... - и Максим тоже назвал сумму подкатывавшую к нескольким миллионам долларов.
  Сергей Петрович даже присвистнул от удивления, услышав это. Потом, обращаясь к Максиму, можно даже сказать, - похвалил:
  - Ты правильно сделал, что домой не пошел. Такие деньги сразу не бросят, непременно попытаются вернуть, или хотя бы следы замести. Сегодня переночуешь у меня. Я пока дома один. Жена с ребенком в отпуск уехала, а я вот тут всякое дерьмо разгребаю. А дальше посмотрим, что с тобой делать... Хотя знаешь что? - ненадолго задумавшись, обратился он к Максиму. - Давай не будем откладывать это на "потом", а начнем прямо сейчас, пока они уверены, что сами на шаг впереди нас...
  Максим удивленно посмотрел на него, так как не совсем понимал, что конкретно они будут сейчас начинать делать. Однако Сергей Петрович тут же объяснил ему все:
  - Устроим в твоей квартире засаду, может быть сможем взять там кого-то из них... Ну, а потом, если кто-нибудь попадется, то остальное уже будет делом техники. Потянем за ниточку и... Так что, - давай ключ и подробнее опиши подходы к своей квартире.
  Максим рассказал все, что спросили; без колебания отдал ключ от квартиры, а затем, почти умоляя Сергея Петровича, попросил:
  - У меня там кот один остался... Перс. Пушком зовут... Так что если там будут долго сидеть, в засаде... Может быть и его покормят? У него там много еды в холодильнике припасено...
  Сергей Петрович от души рассмеялся. Этот парень ему все больше и больше нравился: сейчас сам находится в ужасающем положении, а о любимом коте не забыл похлопотать. У него самого дома тоже сидел и ждал его с работы некормленый пес, правда звали его не Пушком, а Джеком, и был он - породистой немецкой овчаркой... И Сергей Петрович тоже очень любил своего питомца. И именно забота его подопечного о собственном коте, сильно подкупила его.
  - Хорошо, - пообещал он, - Я обязательно передам твою просьбу. Так как, ты говоришь, его зовут?
  Максим повторил имя кота, а потом еще на всякий случай предупредил, что тот очень не любит, когда посторонние берут его на руки, и сильно царапается при этом...
  - Ладно, и это обязательно учтем... Ты посиди пока тут, я сейчас уйду на время, - он достал несколько старых изрядно потрепанных журналов из своего стола, передал их Максиму со словами, - Это чтобы не так скучно было, - и вышел из комнаты, оставив того в одиночестве.
  Максим довольно долго сидел и листал журналы: то с начала, то с конца; тупо смотрел на картинки, обильно пестревшие на их страницах, а читать не мог - совершенно. Сейчас все его мысли были о бренности собственной жизни, о любимом коте, о том, как Пушок переживет его долгое отсутствие. И еще, сможет ли его квартира, уже пережившая тотальный обыск спец служб банка, выдержать засаду сотрудников ФСБ. Правда ничего другого, если он собирался остаться в живых, придумать было нельзя.
  Он, за все время, ни разу не вспомнил Олега и, родившую его мать, из-за любви к которым, он, собственно, и задумал это. И как постепенно эта задумка, сначала связанная только с желанием облегчить тяжелую материальную жизнь близких родственников, в конечном итоге вылилась в борьбу с терроризмом, связанную с большим риском для собственной жизни.
  - Ну вот, все задания выданы. Они уже выехали к тебе на квартиру, - радостно сказал Сергей Петрович, вернувшись в кабинет, - Теперь и мы можем поехать восвояси и хоть немного поспать. А если сегодня ночью, на квартире, смогут задержать кого-нибудь, а мне почему-то кажется, что это весьма вероятно, мало того, - я почти уверен в этом, то завтра, - нам предстоит очень тяжелый день...
  
  ***
  
  Получив от Мовлади домашний адрес Максима, Арчил решил, что уберет того прямо сегодня, и не станет откладывать это в долгий ящик, хотя бы до следующего дня, чтобы успеть замолить грехи предыдущего совершенного им убийства...
  Мовлади, который тоже, как и Ефим Аркадьевич, имел свою службу безопасности, контролировавшую всех, кто был напрямую или косвенно связан с этим огромным потоком денег, и где у Максима было свое определенное место, о котором тот даже не подозревал. И если сыскная служба их банка, без санкции прокурора на обыск, перевернула всю квартиру Максима вверх дном, несмотря на его "железное алиби", то сейчас, лишь, от единоличного решения Мовлади, зависела его жизнь или смерть, как, впрочем, и каждого другого человека из данного списка. Тут были не нужны даже "тройки" выносящие приговор, а также тюрьмы и лагеря: все решалось быстро и просто. Утром - труп, вечером - деньги. Или наоборот, в зависимости от договоренности....
  "Раз уж у меня сегодня так удачно все получилось с утра, то нужно развить этот успех, пока фортуна еще не успела повернуться другим местом", - подумал Арчил. А он, по своему жизненному опыту, знал, что бывает тогда, когда та разворачивается задом. Тогда бывает одна большая сплошная ж... И он, за свою жизнь, уже неоднократно лицезрел ее, и совсем не желал лицезреть "тылы" еще раз.
  Арчил был грузином. Он оказался в России, конкретно в Чечне, будучи в числе лиц приближенных к первому президенту независимой Грузии, который бежал из собственной вотчины, прихватив с собой государственную казну. Первый, всенародно избранный президент Грузии, решил пережить не самые лучшие дни изгнания, пребывая в гостях у дружественного ему президента другой (тоже пытавшейся стать независимой) республики - Ичкерии. Вскоре оба этих президента, сначала один, а вслед за ним и другой, канули в Лету, при этом оставив Арчила, вместо посланника одной независимой страны в другой - абсолютно никому не нужным там чужаком.
  И ему пришлось, довольно долго, снова пробиваться в жизни, пока он опять не прибился и не занял свое очередное место при ком-то. Правда его нынешнее положение было не так почетно, как прежнее, зато более денежно. Этим, "кем-то", на сей раз, стал Мовлади. Арчил выполнял у того роль порученца по особым делам. А дела эти - были совершенно разнообразными, и совсем не ограничивались только убийствами. Арчил отлично справлялся со всеми ими, имея предыдущий опыт "государственного управленца" и вскоре смог стать буквально незаменимым для Мовлади, чем в душе сильно гордился.
  И вот среди ночи, когда весь дом уже крепко спал, он проник сначала в подъезд, что для него, вообще, было плевым делом. Потом, долгое время повозившись с дверным замком Максима, с радостью отметив про себя отсутствие у того собаки, которая непременно подняла бы лай, когда он, хоть и тихо, возился с входной дверью, наконец-то справился и с ним.
  А Пушок в этот вечер так и не дождавшись Максима, хотя и просидел в положенное время около входной двери, как всегда ожидая его прихода, уже несколько раз подходил к холодильнику, и старательно терся о тот. Он даже несколько раз жалобно мяукнул, всеми силами стараясь разжалобить железный агрегат, выпрашивая для себя положенный в это время ужин. Пушок уже давно сообразил, что вся еда сосредоточена именно там. Потому что, на его просьбу о еде, Максим обычно открывал холодильник и всегда доставал оттуда что-нибудь вкусненькое. Но в этот раз холодильник был неумолим и без хозяина ему ничего не дал. Потом он, наконец, услышал, что дверь открывают ключом и со всех ног бросился встречать Максима, но вместо того в квартиру зашло несколько совершенно незнакомых ему мужчин. Единственной пользой от их прихода, для Пушка стало, что они, открыв холодильник, все-таки накормили его, а затем, сосредоточившись на кухне и потушив свет во всей квартире, совершенно затихли, как будь-то бы их здесь и не было.
  Пришедшие незнакомцы на сей раз вели себя совсем не так, как приходившие недавно. Те, на глазах изумленного Пушка, буквально перевернули вверх дном всю квартиру. И даже ему, совершенно непонятно по какой причине, досталось от них. Несколько раз на него накричали и грубо отпихнули ногой, когда он, ради любопытства, попытался сунуть свой нос, куда, как они посчитали, ему не следовало его совать. К такому отношению к собственной персоне, избалованный человеческим вниманием и ласками, красавец-кот совершенно не привык. Он хорошо запамятовал это и, когда в квартире появились еще одни незнакомцы, решил больше не испытывать своей судьбы. Выведенный из себя присутствием в квартире посторонних людей, которые к тому же оккупировали его любимую кухонную "резиденцию", чего он ужасно не любил, а также весьма недовольный долгим отсутствием самого Максима, Пушок забрался на шкаф в прихожей. Он иногда делал это, чтобы от него все отстали и не досаждали его расстроенным нервам своим назойливым присутствием.
  Сидя тут, он вскоре заинтересовался странными, незнакомыми звуками доносившимися из-за входной двери. Это тихое металлическое царапанье отмычки в скважине замка было очень похоже на звук, скребущейся мыши... И хотя в своей жизни он так и не поймал ни одной, (в виду их полного отсутствия тут) инстинкт, заложенный в нем природой, явно подсказывал, что это именно она, - его потенциальная добыча. Он насторожился и, напрягшись, превратился в пружину готовую, внезапно распрямившись, сработать. Его глаза светились в темноте зеленым цветом, кончик хвоста нервно подрагивал, а все мышцы тела были напряжены до предела уже довольно продолжительное время. Мышь все скреблась и скреблась, а Пушок все с большим нетерпением ждал, когда же та, наконец, окажется в прихожей.
  Потом дверь внезапно открылась. Ворвавшийся с лестничной площадки сноп света, обрисовал на короткое время силуэт еще одного незнакомого мужчины...
  К великому разочарованию Пушка, ожидаемая им мышь вместе с тем не зашла... Но он, уже предчувствуя собственную победу в этой схватке, не испугался и более крупной "дичи", оказавшейся в прихожей вместо маленького серого грызуна. Тут дверь закрылась, а у Пушка сработал адреналин, накопившийся в крови от возбуждения и довольно долго ожидания встречи с добычей. Ему непременно нужно было сбросить тот, во чтобы - то ни стало, прямо сейчас, немедленно... Чтобы адреналин, находясь в таких огромных количествах в организме, не нанес существенного ущерба его кошачьему здоровью...
  Он сверху, со шкафа, сверзься прямо на голову вошедшему человеку, но не смог удержаться там, даже вцепившись в нее всеми когтями. Пушок, соскальзывая по спине и плечам того, снова и снова пытаясь взобраться на голову пришедшего раздирая в кровь все, что попадалось под лапы, острыми, как ятаганы, когтями. Вошедший мужчина заорал диким голосом. Пушок, видимо сильно испугавшись жуткого вопля, укусил ночного визитера в, подвернувшееся ему в данный момент, ухо. Молниеносно осуществив атаку, он также быстро ретировался назад в свою засаду - опять запрыгнул на шкаф и стал внимательно наблюдать за происходящим сверху, из совершенно безопасного для себя и труднодоступного для других места.
  Сразу же загорелся свет сначала в кухне, затем в коридоре, и проникший в квартиру визитер оказался моментально схваченным несколькими мужчинами, которые пришли в квартиру значительно раньше, открыв дверь ключом Максима. И они, так же как Пушок, некоторое время с напряжением вслушивались в поскребывание около входной двери, и с таким же нетерпением, как он мыши, ждали прихода этого непрошеного ночного гостя...
  Движениями, отработанными до автоматизма, буквально за несколько секунд, на того были надеты наручники, обнаружен пистолет с глушителем и целый набор всевозможных отмычек, которыми он так виртуозно пользовался только что, и в использовании которых, видимо, был большой дока. И только после совершения почти ритуальных действий, они более внимательно разглядели позднего визитера, ради встречи с которым, проторчали тут, в полной темноте и постоянном напряжении, уже половину ночи.
  Вид окровавленного, испуганного котом до полусмерти, взломщика сильно рассмешил всех. Они хохотали долго и от души. Мало того, они сейчас, как и Пушок, сбрасывали адреналин, которого в их крови в данный момент тоже было предостаточно.
  - Не зря он так заботился о своем коте, - сказал один из них, подразумевая Максима, - Не кот, а зверь... Прямо - рысь, какая-то...
  Но потом, постепенно, их смех и шутки прекратились, и они занялись непосредственно работой.
  - Ты что, пришел сюда, чтобы хозяину спокойной ночи пожелать? - поинтересовались они.
  А Арчил, быстро сообразив, что его здесь уже ждали, и встреча с этими людьми произошла совсем не случайно, а была заранее спланирована, не стал особенно разубеждать их в этом, потому что все равно - при экипировке найденной при нем, его вранью никто не поверил бы. Просто он постарался, по возможности, переложить основную часть вины на плечи Мовлади, оставив себе лишь роль соучастника.
  И он, еще раз, на собственном примере, убедился сколь непостоянна бывает удача... Еще сегодня утром, он безукоризненно выполнил порученное ему дело и получил приличное вознаграждение. А уже ночью, которая следовала за столь удачным днем, вляпался... Да еще как...Как говориться в таких случаях - по уши. Теперь на эту, совсем другую сторону ветреной Фортуны придется смотреть долго и нудно через клетки решетки окна, причем не только камеры предварительного заключения, если только суд не сочтет возможным смягчить наказание, учтя его добровольное содействие следствию. И конечно же и безусловно, он будет всячески содействовать тому, чтобы, по возможности, облегчить собственную участь...
  
  ***
  
  Утром следующего дня, когда Сергей Петрович вместе с Максимом вернулись в здание на Лубянке, их ждало радостное известие. Засада, устроенная на квартире Максима дала результат. Киллер, который должен был убрать Максима, был взят на предполагаемом месте преступления и уже давал показания.
  - Ну вот, как я тебе и обещал - остальное, лишь дело техники, - сказал, обращаясь к нему Сергей Петрович и, засмеявшись, добавил, - Твой кот им сильно помог при задержании. Он так отделал твоего несостоявшегося убийцу, чуть ухо не откусил напрочь. Потребовалась даже медицинская помощь, пришлось мочку пришивать...
  Максим улыбнулся, гордясь Пушком, а потом радостно спросил:
  - Так значит я могу идти домой!?
  - Пока нет, но думаю, что ночевать там ты уже сможешь, - ответил тот, хорошо понимая желание Максима, - Сейчас поехали брать твоего "клиента". Ты его видел когда-нибудь? Знаешь его имя, фамилию?..
  Максим задумался, вспоминая, мог ли он когда-либо встречаться со своим клиентом, но так ничего и не смог вспомнить. Скорее всего он никогда и не видел того. Ефим Аркадьевич умел обделывать свои "дела", не втягивая лишних, ненужных свидетелей, и, по возможности, не сталкивая тех лицом к лицу. Именно поэтому его "бизнес" так долго процветал, ни разу не попавшись в поле зрения налоговых служб и прокуратуры.
  - В нашем банке должна быть его факсимиле, а насчет другого... Я ничего больше о нем не знаю и думаю, что и не видел его никогда...
  Максима на некоторое время оставили в покое.
  Потом вместе с другими людьми, среди которых был и Вадик, их посадили на стулья, а в комнату завели по очереди нескольких человек, как сразу догадался Максим, служащих вытрезвителя, где Олег с Вадиком провели тогда "с пользой для дела" свое личное время, и в журнале которого осталась вожделенная им запись об их пребывании там.
  Каждый из служащих вытрезвителя, безошибочно и безо всякого сомнения, выбрав из всех присутствующих на опознании именно его и Вадика, подтвердил, что оформлял или проводил соответствующие процедуры именно с ними двумя, а не с кем-либо другим.
  Потом, по-видимому, Вадика расспрашивали еще отдельно от него, как и почему в тот день он оказался в гостях у Максима, но и тот не смог сообщить ничего нового об их встрече, кроме того, о чем уже раньше рассказал Максим. Он лишь подтвердил, что встреча произошла по поводу гибели родителей его сослуживца и друга. И только после этого Максима, наконец-то, оставили в покое, предоставив самому себе.
  Конечно потом он принимал, как и все сотрудники банка, участие в раскрытии афер Ефима Аркадьевича вместе с сотрудниками ФСБ, Налоговой инспекции и аудиторами Счетной палаты, но подозрения с него самого были полностью сняты, ввиду неопровержимости его алиби.
  Несколько дней, пока не взяли всю криминальную группу, которой руководил Мовлади, вместе с ним на его квартире ночевал сотрудник ФСБ. А когда взяли последнего из них, Максим первый раз за долгое время остался в ней только с Пушком, правда ненадолго. Вскоре ему позвонили из МИДа и сообщили дату погребения родителей. Тогда он, оставив любимого кота на попечение соседей, ненадолго вылетел в Израиль.
  
  ***
  
  После возвращения с похорон, Максим сильно изменился, особенно внутренне. Только сейчас, после произошедших событий, переживаний от которых хватило бы на несколько лет более или менее спокойной жизни, но которые (по воле случая) спрессовались и вылились на его голову всего за пару "жарких", в прямом и переносном смысле слова, летних месяцев, он окончательно повзрослел. Он изменился и внешне: поменял прическу, отрастил усы и небольшую бородку, и стал буквально неузнаваем.
  Их банк приказал долго жить, канув, как и его бывший хозяин, в Лету. Максим собирался, было устроиться в другой банк, куда бы его, по всей вероятности, взяли, потому что он был молодым, неплохим специалистом своего дела. А его вина не была доказана, да и знали насчет подозрений павших на него - только сотрудники ФСБ, которым он сам все и рассказал. Но сейчас, после всего случившегося, он прекрасно понимал, что совершать незаконные манипуляции с деньгами, больше не сможет. Ему снова и снова будет хотеться повторить нечто подобное, что он уже однажды сделал, а подвергать свою и тем более жизнь Олега риску, Максим больше не собирался.
  Денег на жизнь, по крайней мере на ближайшее время, чтобы не спеша и не кидаясь из стороны в сторону определиться дальше, в соответствии с желаниями, возможностями и талантами, которые безусловно были у него, - пока хватало. У Максима были кое-какие собственные накопления, кое-что оставалось на счетах родителей, еще он получил страховку за их гибель, и та была весьма внушительной. Мало того, у него в банковской ячейке лежало такое количество денег, что могло бы хватить на безбедную жизнь еще и его детям, но он, дав обет, что на себя не потратит ни копейки из той суммы, решил выполнять его неукоснительно.
  Он уже написал Олегу письмо, в котором извещал, что документы и ключ, которые он тогда, перед расставанием, передал тому, - являются документами и ключом от его, Олега, квартиры. Купил он ее так близко от медицинского института, чтобы тот смог, доучиваясь там, жить в нормальных условиях, и чтобы их мама могла гордиться, что оба ее сына имеют высшее образование, как она хотела. Потом он добавил к написанному посланию, что встречаться им все-таки пока не следует, лучше еще немного подождать, хотя сам очень скучает без Олега, и уже готовится к предстоящей встрече, отращивая усы и бороду, чтобы не вызывать лишних вопросов и пересудов среди знакомых их необыкновенным сходством, и не ворошить прошлого...
  А однажды днем, рассчитав время, когда Олег должен был быть на работе, он навестил Федора Ивановича.
  - Федор Иванович! - окликнул он того, стоя около калитки, как это делал Олег в первый раз, после их встречи на платформе.
  Тот вышел на знакомый голос, но подойдя к калитке, сильно удивился, не сразу узнав Максима с отращенными усами и бородой.
  - Максим - это ты, что ли? - все еще немного сомневаясь спросил он.
  - Ну конечно же - я!.. Неужели так сильно меня изменили эти мужские украшения, что и узнать нельзя? - спросил он, радуясь данному обстоятельству и тому, что встреча с Олегом возможна уже в недалеком будущем, так как их сходство не будет резко бросаться в глаза остальным.
  Они обнялись. Федор Иванович пригласил в дом, потом выразил соболезнования по поводу гибели его родителей, поблагодарил за Медицинскую энциклопедию, которую получил от него, и порывшись в ящике шкафа, нашел и отдал Максиму ключ от банковской ячейки.
  - Спасибо, что согласились какое-то время подержать его у себя, - поблагодарил Максим, - Тогда, Олег уже уехал, и я решил обратиться к Вам с этой просьбой...
  - Ну, о чем ты говоришь... Я всегда рад помочь вам обоим, если это в моих силах. Так что, если что понадобится - я всегда к вашим услугам. - Потом помолчал какое-то время и, слегка смущаясь, продолжил, - Ты меня сегодня здесь случайно застал: я теперь у Наташи с Олегом, в основном, живу... Наташа уже все знает, и с нетерпением ждет встречи с тобой... Но сейчас она на работе. Ты подождешь ее?
  - Нет, мне сейчас нужно будет уезжать. Но скоро... Совсем скоро мы встретимся все вместе, - сказал Максим, прощаясь с Федором Ивановичем.
  - А как же Олег? Ты и с ним не встретишься? Он тут, совсем рядом... Он обидится, что ты не увиделся с ним...
  - Нет, нет... Не надо его звать. Пусть лечит своих больных. А он не обидится - вот увидите. Мы с ним так договорились... - Потом спросил у Федора Ивановича, - Вы случайно не знаете, он получал от меня недавно письмо?
  - По-моему - нет... По крайней мере, я от Олега ничего не слышал об этом, - ответил тот, пожав плечами.
  - Значит скоро получит... - улыбнулся Максим, представив физиономию брата, когда тот узнает, что является обладателем собственной квартиры в Москве.
  И Федор Иванович, снова подивившись каким-то очередным проделкам близнецов, на которые так изобретателен был Максим, и которые почти всегда поддерживал, в общем-то, довольно рассудительный Олег, вынужден был, распрощавшись, отпустить того домой, с надеждой на скорую встречу.
  Ни Федор Иванович, ни Наташа не были посвящены Олегом в их с Максимом дела. Во-первых, чтобы лишний раз не волновать, а также, чтобы невольно не втянуть тех в качестве свидетелей в это дело, если бы оно неудачно закончилось. А во-вторых, оба не были уверенны, что даже самые близкие в жизни люди, Федор Иванович и Наташа, выросшие и прожившие основную часть жизни в другой стране, с другими понятиями, нравами и правилами игры, смогут правильно понять и оценить, что они вдвоем умудрились сделать...
  
  ***
  
  Олег открыл, полученным от Максима ключом, свою квартиру, о существовании которой узнал из недавно пришедшего письма, и стал с интересом осматривать, собственником чего теперь, благодаря брату, является. Это новое жилье ему очень понравилось: две комнаты, кухня, ванная... Он о таком, даже и мечтать не мог, а главное, это совсем близко от института. Он сразу сходил и туда тоже и все разузнал. Его восстановят, он сможет доучиться и исполнить мамину и свою мечту, наконец-то, став врачом... Олег благодарил судьбу и, конечно же, Максима за такую заботу о себе.
  Пока он бродил по квартире включая и выключая свет, открывая и закрывая воду в кранах, выглядывал в окна, любуясь видом на небольшой сквер, разбитый прямо под ними, а также оценивал качество пружин, оставленного за ненадобностью прежними хозяевами, видавшего виды дивана, раздался звонок в дверь. "Это наверное это Максим... Больше никто не знает о существовании этой квартиры. Сам просил: не ходить, не звонить, не встречаться... И сам же нарушает то, о чем просил", - думал Олег о легкомысленном, но таком любимом брате, у которого "семь пятниц на неделе", когда шел открывать дверь.
  Но здесь его ждало еще большее потрясение: на пороге стояла Катя. У нее в руках была невзрачная спортивная сумка, по-видимому, очень тяжелая, так как ее широкий ремень сильно врезался в Катино плечо. Эта сумка абсолютно не вязалась с ее очередным экстравагантным нарядом. Она стояла и улыбалась. А Олег тоже стоял, не совсем понимая, что должен сейчас делать, и молча ждал, как она его назовет, потому что не знал, кем он для нее в данный момент является - или самим собой, или Максимом, который опять что-нибудь в очередной раз придумал...
  - Мне Максим все рассказал сейчас... Он подвез меня сюда на машине. А это, - он просил передать тебе... Она, с трудом сняв с плеча, протянула ему сумку.
  Олег взял сумку, поставил на пол, и снова взглянул на Катю. В его взгляде читался вопрос - любит ли она его по-прежнему, когда узнала о нем все. Катя закрыла дверь на замок, подошла к Олегу и, крепко обняв его, стала торопливо говорить:
  - Сейчас, когда я все узнала, я люблю тебя еще больше, чем когда ты изображал Максима. Прямо скажу, тебе тогда не совсем удался его образ. Несмотря на вашу абсолютную внешнюю схожесть, - вы совершенно разные. Ты не думай, я не хочу сказать, что он плохой, или еще что-нибудь такое... Совсем нет... Но люблю я - тебя, - и Катя нежно поцеловала его.
  От волны нахлынувших чувств, Олег на какое-то время закрыл глаза. "Не сон ли это?" - думал он. Но когда снова открыл их, Катя по-прежнему стояла рядом и улыбалась.
  - Катюша, родная моя, как я боялся, что больше никогда не увижу тебя, не услышу твоих признаний в любви... Я думал, что если ты узнаешь, что я не Максим, то и не вспомнишь обо мне больше - никогда... - и Олег порывисто прижал ее к себе, - Я люблю, люблю тебя... Ты единственная, кто дождалась меня, и не променяла ни на кого другого...
  - Ты знаешь, я так хотела, чтобы это время пролетело скорее... А оно тянулось и тянулось, прямо, как приклеившаяся жевательная резинка... Я все ждала звонка, а его - не было... Все это время я мечтала, чтобы ты снова любил меня, как в тот раз... Я так соскучилась по тебе... Ты будешь любить меня? Прямо сейчас... Я не хочу откладывать это еще на месяц... - Катины руки теребили его волосы, скользили по его плечам, по груди...
  И старенький диван, брошенный предыдущими хозяевами за ненадобностью, оказался как нельзя кстати... Их близость была необыкновенной. Оба, осознав, что любимы, и любят сами, отдались ей без оглядки. Пожалуй никогда, ни у одного из них, не было ничего подобного раньше. Это была выстраданная обоими страсть. Потому что каждый до этого любил, в общем-то, не особенно надеясь на ответное чувство, и вдруг, совершенно неожиданно выяснилось, что оно, это чувство, взаимно, причем такое же сильное и всеобъемлющее. После того, что произошло с ними сейчас, они стали настолько близкими, как будь-то бы знали друг друга уже очень давно, - по крайней мере лет десять - уж точно.
  - Катюша... Какое счастье, что мы нашли друг друга... Тебе хорошо со мной? - спросил Олег, пытливо заглядывая в ее глаза - Мне очень хорошо... Только ты знаешь... Ты ведь еще ни разу не назвала меня по имени. Я очень хочу услышать, как оно звучит из твоих уст...
  - Олег... Мой любимый Олег... - улыбнувшись произнесла Катя, а потом, с трудом сдерживая желание, чтобы по собственному почину не заглянуть в принесенную самой же сумку, спросила, - А ты не хочешь посмотреть, что тебе передал брат? Неужели тебя не интересует, что лежит в сумке? Я, прямо-таки, сгораю от любопытства, но пообещала Максиму, что посмотрю ее содержимое только вместе с тобой...
  - А ты знаешь, что бывает с любопытными Варварами? - он лукаво улыбнулся, поцеловал ее нос, и протянув руку, взял сумку.
  Катя потянула за змейку, и сумка открылась... То, что они увидели, заставило обоих молча застыть в изумлении. Сумка была набита пачками денег, в банковской упаковке. Причем деньги были разные: и рубли, вернее пачки тысячерублевых купюр, и пачки долларов, и пачки совсем новых, еще не очень привычных евро... Они переглянулись. В глазах каждого читался вопрос: "Что это?". Но Олег спросил раньше:
  - Что это? Чьи это деньги? Что тебе сказал Максим, когда отдавал сумку?
  Вопросы сыпались из Олега, как из рога изобилия. Причем говорил он с таким видом, как будь-то бы Катя была в чем-то виновата, а он непременно хотел вывести ее на чистую воду, уличить в какой-то крамоле, хотя ничего плохого она не сделала, а лишь, по просьбе одного брата, передала сумку другому, не поинтересовавшись, что в той находится... У нее на глазах, от неожиданного допроса с пристрастием, невольно навернулись слезы.
  - Я не знаю... - стала оправдываться она. - Максим просто сказал, чтобы я ее тебе передала, и тогда восстановится какая-то справедливость... Но я его внимательно слушала только тогда, когда он о тебе рассказывал, меня тогда больше ты интересовал, чем содержание сумки. Да, вот еще, вспомнила... Он сказал, что все что есть в ней, принадлежит тебе и твоей маме, а потом рассмеялся и добавил, что, по всей вероятности, и мне тоже - раз я люблю тебя... Правда из всего этого, я совершенно ничего не поняла, кроме того, что месяц назад встречалась с тобой, а не с ним. И еще, что у него оказывается есть брат-близнец, о котором он сам только недавно узнал... А за тот розыгрыш он попросил у меня прощение и сказал, что такое больше никогда не повторится. И я простила его, ведь только благодаря нему мы с тобой встретились... - и вдруг Катя расплакалась. - Неужели ты из-за этих денег бросишь меня? Ведь я так люблю тебя... Я не представляю себе, как буду жить, если ты уйдешь от меня...
  - Катюша, какие глупости ты говоришь... С какой стати я должен бросать тебя из-за этих денег? Я думал, что ты оставишь меня из-за того, что у меня их совсем нет, а теперь вижу, - у нас с тобой появился весьма богатый спонсор... Конечно, лучше было бы, чтобы он этого не делал... Но раз уж сделал... то так тому и быть.
  Олег покачал головой все еще не веря в то, что с ним произошло сегодня. Квартира; любовь Кати; деньги, от которых, он уже чувствовал, ему не отвертеться. Это не просто выигрыш в лотерее - это "Джек Пот". Он в один день получил все, о чем мечтал тогда, сидя на скамейке платформы, перед тем, как Максим попросил у него прикурить... Ему даже никакой "нечисти" не пришлось продавать собственную душу.
  А помощь Максиму, которую он оказал в осуществлении кражи, была сделана им совершенно осознано и бескорыстно. Потому что, отслужив в Чечне, находясь под пулями боевиков, оплаченными деньгами подобного происхождения, он считал себя вправе, хоть на короткое время, помочь пресечь этот грязный поток, и сберечь, может быть не так много, как хотелось бы, жизней мужчин, брошенных туда на смерть не по своей воле, а лишь для поддержания в стране подобного кровавого бизнеса. Ведь, если ты мог, а не предотвратил, то сам являешься соучастником подобных мерзостей. А у Максима хватило мужества сделать это, и Олег был рад, что смог хоть чем-то помочь тому.
  Впрочем, сегодня он получил значительно больше, чем хотел тогда. В придачу к любимой девушке, деньгам и квартире, он теперь получит еще и высшее образование, и мама больше не будет расстраиваться из-за этого. Но самое главное, что все полученное им сейчас, будет подарком не от какой-то "нечисти", как тогда мыслилось ему, а от родного брата, который безусловно имел склонность к авантюрам, но авантюрам, если могут такие существовать, исключительно благородного свойства; от брата, которого он любит так сильно, как могут любить и понимать друг друга только близнецы.
  
  
  АФЕРА ВТОРАЯ
  
  УПЫРЬ
  
  
  Приблизительно около полугода минуло со времени, как произошли события, описанные ранее.
  Олег уже целый семестр отучился в медицинском институте, в котором восстановился, и сейчас готовился к зимней сессии. Несколько раз за это время он встречался с Максимом, и все их встречи, пока, проходили в поселке Олега, у мамы и Федора Ивановича. В Москве же, кроме Кати, посвященной в их тайну, больше никто не знал о наличии у обоих брата-близнеца. Ни сокурсники и соседи Олега; ни соседи и бывшие сослуживцы Максима, даже не подозревали об этом.
  Олег с Катей жили в квартире, которой их обеспечил Максим, и были бесконечно счастливы данному обстоятельству.
  А Максим, после пережитого этим летом, с большим трудом выходил из подавленного депрессивного состояния. Встречаться с бывшими сослуживцами - он не хотел, а новыми друзьями - пока что не обзавелся. Максим сейчас, в основном, ограничивался обществом кота, чем окончательно привел того к осознанию собственной незаменимости и величия. Даже неуемный интерес Максима к общению с противоположным полом резко снизился, почти совсем пропал. Его последняя пассия - Ольга, почувствовав это, вместо того, чтобы как-то поддержать его в эту трудную жизненную минуту, быстро нашла другого "boy friend", с которым и проводила, весьма весело свободное время. Безусловно, его реабилитация после случившегося произошла значительно быстрее, если бы он чаще общался с Олегом, который был очень близок ему по духу. А теперь, тот стал еще и "соратником" по совместному делу, которое они смогли успешно провернуть. Но он все еще побаивался афишировать их родство и необыкновенное сходство.
  Во время их последней встречи у мамы, она и Федор Иванович обратили внимание Олега на это обстоятельство и посоветовали тому постараться как-либо вывести Максима из апатии, всецело поглотившей его. И Олег с Катей стали думать, чем и как они могут поспособствовать Максиму в этом.
  Приближался Новый год, и оба пришли к выводу, что Максим непременно должен встретить его вместе с ними, тем более, что кроме них троих - больше никого не будет. Да и их внешнее сходство, сейчас, после того, как Максим отрастил бородку и усы, уже так сильно не бросалось в глаза, тем более, когда на них была одета различная теплая верхняя одежда, делавшая даже их совершенно одинаковые фигуры, не очень-то и похожими.
  Катя, открыв кулинарную книгу, потому что была еще слишком молодой хозяйкой, чтобы обходиться без нее, несколько дней подряд стояла у плиты, и приготовила множество всяких вкусных вещей. Холодильник был забит ими до отказа. А буквально накануне встречи Нового года, она решила навестить свою тетку - Алевтину, которая с мужем и двумя дочерьми-погодками жила в небольшом поселке Московской области. Она поехала туда и потому, что была очень дружна со своими двоюродными сестрами, одна из которых была ее ровесница, а другая - всего на год младше.
  В свое время, когда Катя была маленькой, родители часто отвозили ее погостить на лето к тетке и кузинам, где они купались в речке, ходили в лес за грибами и ягодами, и просто развлекались в своей дружной, самодостаточной компании. А на зимние каникулы Ира и Тома, так звали двоюродных сестер, обычно приезжали в Москву, и они, опять вместе, тоже весело проводили время, посещая всякие новогодние праздничные представления, елки и другие увеселительные мероприятия. Потом, окунувшись в бурную столичную жизнь, Ира и Тома уезжали обратно, и все втроем, с нетерпением ждали лета, чтобы снова провести его вместе.
  Сейчас, когда они выросли, да и обстановка в стране не очень-то располагала к частым визитам друг друга в гости, потому что было сделано все, чтобы разобщить даже очень близких людей, и их общение сильно сократилось. А тут еще, у Кати сначала случилась встреча с Максом, и ей было не до сестер из-за сильных личных переживаний, а потом эта встреча с ним, в конечном итоге, вылилась в большую любовь к Олегу, которая тоже на некоторое время затмила все ее другие чувства...
  А вот сейчас, когда любимый был постоянно рядом, и когда у них было такое количество денег, которые особенно-то и тратить на себя было невозможно, не привлекая повышенного и ненужного внимания окружающих, Катя, накупив новогодних подарков, сестрам, тете и дяде, отправилась к тем в гости на денек. Правда, следующий день, по возвращению, был запланирован Катей для подготовки к встрече Нового года и Максима, которому она была безмерно благодарна за все, что тот сделал для нее. Поэтому она собиралась принять того по первому разряду.
  Катя, довольная собой и привезенными родственникам подарками, подошла к их небольшому домику, открыла калитку и буквально обмерла... На крыльце, рядом с входной дверью, прислоненная к стене, стояла крышка гроба. Катя, с замиранием сердца от предчувствия чего-то страшного и непоправимого случившегося тут, зашла в комнату, увидела тетю, дядю и сестру Иру, которые сидели на стульях, подле гроба. А в нем, бледно-восковая, и от этого казавшаяся какой-то чужой и незнакомой, лежала другая двоюродная сестра - Тома. Их соседи, которых Катя хорошо знала с детства, и другие посторонние женщины, которых видела впервые, стояли тут же, подпирая стенку. По-видимому, она, совершенно не рассчитывая на это, поспела как раз к выносу...
  - Катюша... Какое горе... Тамарочка-то, наша...
  Ее тетка и вторая сестра заплакали в голос. Скупая мужская слеза скатилась и по щеке дяди, которого она всегда знала веселым и заводным. Потому что именно он обычно сопровождал их и на речку и в лес, и именно благодаря нему, эти развлекательные мероприятия, становились такими содержательными и познавательными. Дядя Миша умел превращать прогулки в ненавязчивые, но очень полезные жизненные уроки, все время рассказывая и показывая на практике все, что знал сам. Он научил их - плавать; научил отличать съедобные грибы от их ядовитых сородичей; находить в лесу ягодные места; а также многим другим полезным вещам, которые смогут пригодиться в дальнейшей жизни (мало ли что в ней может произойти). Катя, например, будучи сугубо городской жительницей, всегда поражала знакомых отличным знанием особенностей деревенской жизни.
  А сейчас, на лице любимого дяди отражалась, лишь, боль невосполнимой утраты. И не только лицо, но и вся фигура, в общем-то, еще сравнительно молодого подвижного мужчины, стала какой-то сгорбленной, старческой. Он сильно переживал столь ранний и невосполнимый ничем уход из жизни одной из любимых дочерей, мало того, был обеспокоен и за будущее дочери другой...
  Вскоре гроб с Тамарой вынесли из дома, поставили в автобус, часть, бывших в доме людей тоже села в него, а несколько женщин, в их числе и Катя, остались здесь, накрывать столы для поминок. И тут Катя узнала все, что произошло три дня назад, от соседки, тоже оставшейся помогать организовывать печальную трапезу.
  - Ее нашли уже мертвой в парке, после дискотеки в клубе. Вскрытие показало, что умерла от передозировки наркотиков... - сказала соседка.
  - Тома и наркотики?.. - Катя была буквально ошарашена данным известием, - Не может этого быть... - она покачала головой, абсолютно не веря этому. - Вы-то сами - во все это верите?.. - спросила она соседку.
  - А в это никто и не верит... Да все в поселке знают, чьих рук это дело. И Тамара, ведь, не первая, кого Упырь отправил своим "зельем" на тот свет. Но у него всегда бывает неопровержимое алиби. Всегда кто-то из его дружков подтверждает, что тот в то время был с ним. Так что вывести его на чистую воду никак не удается. А родители других девушек, да и не только девушек, все время с ужасом ждут, не положит ли он свой глаз на их дочерей или сыновей. Вот так мы сейчас тут и живем, при новом "демократическом правопорядке", когда главным в наказании виновного стала не его конкретная вина, а адвокатское крючкотворство. Как жить дальше?.. Неизвестно... Растишь, растишь ребенка, а потом какая-то поганая тварь сделает на нем свой "бизнес" да и убьет этим, и все концы в воду. Упырь-то сам имеет много денег на "хорошего" защитника, для которого в этой жизни тоже существуют лишь деньги. И, что бы этот денежный мерзавец ни совершил, - всегда будет оправдан с помощью такого же, жаждущего больших денег, адвоката-хапуги...
  Катя слушала ее и не верила своим ушам. Неужели это возможно? Ей раньше казалось, что такого просто не может быть... Но сегодня, когда воочию увидела двоюродную сестру в гробу, а потом услышала этот несколько сбивчивый рассказ соседки, - была потрясена до глубины души.
  После поминок, Катя собралась домой. Ее оставляли переночевать, но она отказалась, сославшись на очень важную, запланированную ранее, встречу на которой ей просто необходимо присутствовать. Но пообещала, что после Нового года непременно заедет к ним на более длительный срок.
  Когда она вернулась домой, Олег уже пришел из института, и открыл дверь на звонок. Он рассчитывал, что Катя, повстречавшись с родственниками и обожаемыми ею сестрами, одарив тех подарками, которые с большой тщательностью и любовью подбирала каждому в зависимости от пристрастий и увлечений, вернется оттуда радостная, полная положительных эмоций, а увидел ее совершенно расстроенной, со слезами на глазах.
  - Катюша, что с тобой? Что случилось? Тебя обидел кто-то? - стал встревожено расспрашивать он, заглядывая в ее лицо.
  И вдруг, Катя разрыдалась у него на плече. Олег гладил ее по спине, целовал в голову, в заплаканные глаза и умолял:
  - Катюша, ну перестань... Катенька, не надо... Успокойся, прошу тебя... Расскажи, что произошло, и мы вместе попытаемся найти какой-нибудь выход из этого...
  - Из случившегося, уже невозможно найти никакого выхода... - все еще всхлипывая, сказала она совершенно обреченно, - Ты знаешь, я приехала туда, и попала на похороны Тамары. Ее убил их какой-то местный авторитет. Его кличка, кажется, - "Упырь". Собственно, не лично он убил, но она умерла от передозировки наркотиков, которые тот, с помощью своих подельников, распространяет в поселке. Причем, она не первая и, наверняка, не последняя в списке жертв его бизнеса. Говорят, если всю округу считать, где тот заправляет... - и она зарыдала снова еще пуще прежнего.
  Олег крепко прижал ее к себе, на миг вообразив, что нечто подобное случилось бы с Катей... Сейчас он не мог представить, как бы смог жить без нее дальше. А тем несчастным родителям, которые наверное тоже любили своих детей не меньше, чем он любит Катю, приходилось мириться с утратой близких, даже не рассчитывая, что косвенный убийца их родных понесет хотя бы какое-то наказание за содеянное зло...
  - Катюша, родная моя... Это ужасно, что произошло с твоей сестрой, но ведь ее уже все равно не вернешь назад... Давай лучше вместе подумаем, чем сможем помочь твоим родственникам. Тем более, что возможности у нас есть, и, благодаря Максиму, совсем не маленькие - ласково, пытаясь успокоить ее, все говорил и говорил Олег...
  - Я думаю, что вряд ли сейчас их что-нибудь сможет успокоить, - ответила она вытирая слезы. - А дядя Миша - так тот, вообще, в ужасном состоянии. Он теперь боится и за жизнь Иры. Он прямо на глазах совсем состарился... Сломался... Что за жизнь теперь будет у Иры: ее ведь за порог дома будут бояться выпустить... - потом она задумалась, и продолжила уже более спокойно. - Ладно, я пока, на время праздника, постараюсь не вспоминать об этом. Максима позвали, чтобы он отвлекся от своей хандры, а тут еще я со своими переживаниями... Так что, вопрос насчет помощи им, мы обсудим позже...
  И Катя с Олегом активно включились в подготовку встречи Нового года и любимого обоими Максима.
  
  ***
  
  31 декабря, часам к семи вечера, раздался долгожданный звонок в дверь, и они оба, буквально наперегонки, бросились в прихожую, встречать человека, воплотившего в жизнь их самые смелые мечты и надежды.
  - Привет, Катька, - сказал Максим, таким тоном как будь-то они только вчера расстались, и чмокнул ее в щеку. Потом обнялся с Олегом, сообщив при этом, - Очень, очень по тебе соскучился...
  Затем снял с плеча сумку, и открыл ее. Из той выпрыгнул, раздраженно встряхивая свою шикарную, чуть примятую пребыванием в сумке, шубку, Пушок. Он огляделся вокруг, принюхался и сразу же, без промедления, направился в комнату, откуда доносились соблазнительные запахи праздничного ужина приготовленного Катей.
  - Вы не возражаете?.. Ну, не мог я его дома - одного - на всю ночь оставить...Тем более на Новогоднюю ночь... Он очень скучает без меня... - извинялся и оправдывался перед хозяевами Максим, за незваного гостя.
  - Ладно, ладно... Не оправдывайся... Мы очень рады тебе и твоему коту тоже. Давай, проходи быстрее, а то он там наведет порядок на праздничном столе... - поторопил брата Олег.
  И они все вместе пошли вслед за Пушком в комнату. Там перед телевизором стоял красиво накрытый стол, ломящийся от изобилия разнообразной вкуснятины. Около него, уже запрыгнув на один из стульев стоящих рядом, суетился кот, верхним чутьем выбирая наиболее соответствующее и подходящее изысканному кошачьему вкусу, праздничное блюдо.
  - Пушок, - укоризненно обратился к коту Максим, - Я же тебя, только перед отходом, накормил до отвала... Неужели в тебя еще что-нибудь сможет влезть? Ты ведь лопнешь от обжорства...
  Но Пушок был совершенно другого мнения на этот счет. По нему было видно, что он облюбовал поджаристую с хрустящей корочкой курицу, стоящую по середине стола, и уже готовился немедленно приватизировать ту. Она была только что вынута из духовки, и запах, исходящий от нее смешиваясь с ароматами различных специй, использованных для ее приготовления, затмевал все остальные запахи. Пока, в виду молодости хозяйки, именно это блюдо было коронным, и она радовалась, что на сей раз оно ей особенно удалось.
  Катя, спросив у Максима, что именно дать любимому коту, положила выбранный хозяином кусок на тарелку, в блюдце налила молока из холодильника и поставила все под небольшую елку, стоящую тут же. И все втроем, с умилением, стали наблюдать за его трапезой. Только когда Пушок с большим аппетитом умял все, что ему было предложено с праздничного стола, и вылакал молоко, а потом, запрыгнув на диван, умылся после обильного ужина, и, свернувшись клубком - задрых, посчитав, что Новый год, лично им, - уже встречен и пришла пора всерьез отдохнуть. Тогда и они, все вместе принялись за безразмерный новогодний ужин.
  Правда, в отличие от Пушка, они встречали Новый год неоднократно: вместе с Восточной и Западной Сибирью, Зауральем, Уралом, и Поволжьем, все ближе и ближе территориально продвигаясь с востока к столице и, соответственно, московскому времени.
  Вот прозвучало традиционное Новогоднее поздравление Президента, и куранты Спасской башни Кремля начали отбивать последние мгновения старого года. Тогда они вместе встали и, чокнувшись бокалами с шампанским, выпили за год наступивший, пожелав друг другу исполнения своих самых заветных желаний.
  Следующим тостом Максим предложил вспомнить безвременно ушедших в прошлом году своих родителей, а Катя, забыв об обещании данном Олегу, не вспоминать при Максиме о происшествии сильно потрясшем ее, предложила объединить воспоминания о тех с воспоминаниями о только вчера похороненной двоюродной сестре.
  - А что случилось с сестрой? - озабоченно спросил Максим. - Из твоих рассказов, мне всегда казалось, что она должна была быть твоей ровесницей?
  И Катя рассказала все, что узнала сама, сначала со слов соседки, а потом и со слов родственников.
  Олег, укоризненно взглянув на нее, покачал головой. Она уже и сама была не рада, что проговорилась, и теперь у них вместо Новогоднего праздника получатся поминки. Но взглянув на Максима после своего грустного рассказа, Катя уловила в его взгляде неподдельную заинтересованность в том, о чем только что говорила.
  - Так ты говоришь, что у него все время алиби бывает? И абсолютно все ему с рук сходит? А вот если мы займемся этим делом вплотную, то это ему с рук не сойдет, и его "неопровержимое алиби" на этот раз, уж точно, не сработает... Потому что мы противопоставим ему - свое "железное алиби", - и он, загадочно улыбнувшись, посмотрел на Олега.
  Тот сидел, опустив глаза в стол, и пытался изобразить на лице ничего непонимающий вид. Правда, это ему удалось делать недолго, потому что взгляд брата был слишком настойчивым.
  - Ладно... Сдаюсь... Что на сей раз от меня будет нужно? Снова вытрезвитель или что-нибудь другое? - уже заранее смирившись с собственной участью поинтересовался Олег. - Только учти одно обстоятельство, - тогда я был один. А сейчас у меня есть Катюша, и решать это - мы будем с ней вместе.
  - Хорошо. Я рад, что ты согласен помочь девушкам и их родителям избавится от этого Упыря. - Наличие непременного согласия Кати на очередную авантюру было им упущено, впрочем, он просто не сомневался в том, что она согласиться на участие Олега в этом мероприятии. - Как это будет выглядеть, - я пока не знаю, но рассчитываю, что вскоре - обязательно что-нибудь придумаю... - Максим улыбнулся такой обезоруживающей улыбкой, что возражать ему что-либо - было совершенно бессмысленно. Он сам уже решил все и за всех.
  Спать они легли только под утро, потому что всю ночь напролет общались друг с другом, пили прекрасное вино, закусывали вкусными кулинарными творениями, с любовью приготовленными Катей, и получали от всего этого большое удовольствие. Наверное общение с близкими по духу, любимыми людьми и является одним из самых радостных и, вместе с тем, наиболее доступных человеческих радостей.
  Правда, сначала они смотрели телевизионные программы, переключая с одного канала на другой. Но увидели, в основном, одни и те же, уже примелькавшиеся и в повседневной телевизионной жизни, лица поп "звезд".
  ("Звезды" эти, в одном и том же составе, с одними и теми же номерами с которыми в течение всего предыдущего года, старательно и усердно поздравляли друг друга со своими различными юбилеями, начиная от 25 (и даже 26) лет и далее. Заканчивая последним юбилеем, когда юбиляр зачастую с посторонней помощью, поднимался на сцену и еще пытался изобразить что-то, тем самым вызывая у зрителей лишь жалость и сострадание к себе, а не восхищение когда-то присущим ему талантом.)
  А в эту Новогоднюю ночь "звезды", "звездочки" и "созвездия" разного калибра и возраста так плотно сконцентрировались на всех каналах телевизионного экрана, что образовали просто Млечный путь, в котором каждую из них в отдельности, абсолютно невозможно было разглядеть. И вскоре они все, вместе взятые, совершенно перестали привлекать внимание, собравшихся за праздничным столом, братьев-близнецов и Катю.
  Однако, и у Олега и у Кати, создалось впечатление, что Максим как-то ожил, заинтересовавшись и загоревшись идеей очередного "справедливого" дела, что обоих сильно порадовало. У Максима появился блеск в глазах, он несколько раз переспрашивал у Кати, что она знала об Упыре, погубившем ее двоюродную сестру. По-видимому, его мозг все это время усиленно работал, придумывая какие-то варианты совместных с Олегом действий, которые бы позволили вывести на чистую воду этого подонка.
  И только Пушок, видевший сейчас какой-то очередной тревожный кошачий сон, скорее всего от неумеренногообжорства, которое у него случилось накануне, и скорее всего именно от этого у него дергались то лапы, то усы, не заметил кардинальной внутренней перемены, произошедшей этой ночью в хозяине, разом излечившемся от своей длительной депрессии.
  На следующее утро, вернее уже день, только что начавшегося года, когда они проснулись, первое, чем пришлось заняться, была ликвидация последствий жизнедеятельности Пушка. Он, встретив Новый год с огромным куском курицы, и запив ту довольно большим количеством молока, выдал последствия этого обжорства тоже в больших количествах, причем в самых разных, но обязательно трудно доступных для человека местах.
  Оба брата, буквально на коленях и животах, лазили по полу аннулируя это безобразие. А Пушок с невинным видом, сидя на диване, наблюдал за их ассенизаторскими стараниями.
  - Ты в следующий раз, его вместе с кошачьим горшком привози, - попросил у Максима Олег, все еще немного обиженный на Пушка еще после их первой встречи, - А то смотри, что вытворил...
  Самому же, в воспитательных целях, хотелось ткнуть кота носом в "художественные" произведения того, разложенные по всей квартире, как это обычно делается хозяевами таких неопрятных котов.
  - Я не знаю, что с ним произошло: раньше такого он никогда не делал... Наверное новое место; потом, безусловно, обожрался на праздничном ужине, - оправдывал безобразное поведение кота Максим.
  - Ладно, ладно... Не оправдывайся из-за кота, - успокоила его Катя, - В конце концов это, ведь, животное, а не человек... Что с него взять?..
  Видимо это утверждение Кати, высказанное в его адрес на счет животного и то, что взять с него - нечего, совершенно не понравились Пушку. Он, подойдя к ножке стола, выказал свое презрение к сказанному ей: прямо у них на глазах, образовалась небольшая лужица и по квартире разнесся специфический аромат, который ни с чем невозможно спутать. Кот, снова запрыгнув на диван, с интересом стал наблюдать, что они теперь, после этой выходки, будут делать. В том, что не побьют и даже не поругают за такое поведение, он был абсолютно уверен.
  - Ну и характер у твоего Пушка... Совсем он от рук отбился, - посетовал Олег, затирая образовавшуюся лужицу, - Разве можно себе так сажать животных на голову?
  Но тут, Максим впервые рассказал историю, как Пушок помог задержать киллера, который должен был убить его самого, и все прегрешения своенравного и несколько злобного кота, были моментально прощены, и он был вновь обласкан Катей и Олегом.
  - Я вот что думаю... - произнес Максим, снова возвращаясь ко вчерашнему рассказу Кати, - Я думаю, что я с Катей должен съездить туда, и все еще более обстоятельно и подробно разузнать об этом Упыре, а потом, уже можно будет принять верное решение: что и как мы должны сделать, чтобы тот обязательно сел в тюрьму. Олег, пока, пусть готовится к экзаменам и сдает сессию, а дальше посмотрим, в качестве кого и когда потребуются его услуги.
  И лишь после того, как все вместе окончательно решили, когда они с Катей поедут навестить ее родственников, Максим, посадив своего "спасителя", а теперь еще и ставшего лучшим другом и наперсником - Пушка - в сумку, и распрощавшись с гостеприимными хозяевами, отбыл домой. Где он жил уже длительное время, (если бы не кот) фактически, как отшельник в ските.
  - Мне кажется, трагедия, произошедшая с твоей сестрой, вывела его из ступора. Он опять стал прежним Максимом - большим выдумщиком и активным борцом с несправедливостью... Мне нравится в нем это, - констатировал Олег, обняв Катю за плечи.
  - Мне - тоже, - подтвердила та.
  
  ***
  
  Прошла пара недель после встречи Нового года, и Максим, узнав, что Олег накануне успешно сдал очередной экзамен, снова позвонил в дверь квартиры брата. Сейчас он пришел без кота, давая понять, что его визит, на сей раз, не затянется.
  - Ну так что, Катька, мы с тобой едем туда? - чуть ли не с порога задал он животрепещущий для себя вопрос.
  Она немного растерялась от подобной прямолинейности, а потом вопросительно взглянула на Олега - будет ли тот согласен на ее поездку к родственникам вместе с его братом-близнецом. Она точно знала, что Олег совершенно не ревновал ее к Максиму за их прежние отношения, потому что она сначала и самого Олега принимала за Максима. Но сейчас, уже после всего случившегося и разъяснившегося, она не совсем четко представляла, как отреагирует на данное предложение брата, ее официальный жених, с которым они собирались сыграть свадьбу, после окончания им последнего курса мед института.
  Но Олег отреагировал правильно. Он был абсолютно уверен, как в чувствах Кати, по отношению к себе, так и в порядочности брата, несмотря на то, что у нее с Максимом, тоже были какие-то романические отношения. Но ведь это было раньше, до него...
  Олег только спросил:
  - А когда вы собираетесь уезжать?
  - Да хоть сейчас... Я только Пушка к тебе привезу, чтобы он был накормлен и под присмотром... А в принципе, я уже готов. У меня возникли некоторые идеи, которые помогут посадить этого Упыря на нары, - и он улыбнулся им обоим, в расчете, что оба сразу оценят идею, возникшую у него, и как ему сейчас казалось, уже достаточно хорошо разработанную.
  Олег тяжело вздохнул, так как перспектива, отпустив Катю с Максимом, самому остаться присматривать за Пушком, который был способен выкидывать всякие непотребные штучки и сдавать при этом сессию, - его совсем не радовала. Тем не менее, чтобы угодить Максиму, который благодаря вновь возникшему делу, фактически, вышел из депрессии; а также, доставить удовольствие Кате, доказав той, что он действительно сильно переживает гибель ее двоюродной сестры, Олег согласился на данное мероприятие, в котором пока, до поры до времени, не должен был принимать - никакого участия. Конечно, если не считать, свалившейся на голову, заботу о коте.
  - Ладно. Я согласен присмотреть за Пушком. Только и ты, смотри, особенно не увлекайся, и не подставляй Катю и себя понапрасну. Пожалуйста помни, я очень люблю вас обоих, - ответил Олег на предложение Максима.
  - Ну о чем таком ты говоришь?.. Сейчас я, наученный горьким опытом предыдущего дела, буду еще более осторожен... Особенно если учесть, что напрямую, как это было в тот раз, нас этот случай - не касается.
  И спустя всего несколько дней, Максим, сбрив свою бородку и усы и сев за руль "Фольксвагена", укатил с Катей в подмосковный поселок, к ее родственникам, оставив Олега один на один Пушком и его продуктами жизнедеятельности. Кот, несмотря на свой "горшок", предусмотрительно привезенный на этот раз вместе с ним, старался назло, либо Олегу, либо хозяину покинувшему его, оставлять ежедневно и повсюду в квартире, что кошки обычно зарывают в определенном месте. Этими "подарками" он доводил Олега, и так выведенного из равновесия экзаменами и отсутствием Кати, буквально до белого каления.
  
  ***
  
  - Знакомьтесь... Это мой жених - Олег, - представила Катя Максима своим родственникам, приехав к ним в гости.
  - Очень рады встрече... Счастливы видеть... - одновременно приветствовали того и Катина тетка Алевтина и ее муж.
  И только Ира, их младшая дочь, увидев Максима и ничего не сказав, стояла молча. Она лишь зарделась, опустила глаза в пол, боясь взглянуть на Максима еще раз. Почему-то Максим произвел на нее именно такое впечатление. Хотя почему это произошло, она не могла объяснить даже самой себе.
  Самое интересное, что с Максимом, в данный момент, происходило нечто подобное. Он тоже влюбился в Иру с первого взгляда.
  И не мудрено: перед ним стояла настоящая красавица. Несмотря на то, что ее параметры не соответствовали, общепринятому сейчас международному стандарту красоты, так как были несколько внушительнее, установленных портными для собственного удобства и более эффектной демонстрации моделей от кутюр - 90-60-90. Тем не менее, ее облик невольно приковывал внимание. Огромные голубые глаза, шикарная светлая коса, чего Максим, пожалуй, никогда не видел в натуре, и какая-то необыкновенная, но очень привлекательная для него застенчивость, выветрившаяся в столичных девушках, с которыми раньше общался, уже давным-давно, еще где-то в середине прошлого века.
  Все это, вместе взятое, произвело на него совершенно неизгладимое впечатление... Впрочем, в этом он оказался абсолютно похожим на своего близнеца. Если Олег был потрясен Катиной непохожестью на девушек их его поселка, то Ира сразила Максима тем, что он тоже не встречал в своем окружении подобных девушек.
  Катя, как женщина, моментально заметив его теперешнее состояние, получала сейчас некоторое злорадное наслаждение, так как считала, что Максим непременно должен испытать в жизни, что испытывала она, в свое время, по отношению к нему. Она с удовольствием смотрела на растерявшегося Максима. А тот не спуская глаз смотрел на Иру, абсолютно забыв про обстоятельство, что в данный момент, он является для окружающих, ее женихом Олегом, с которым они вскоре должны поженится. Катя, дернув его как следует за рукав, чтобы он прекратил пялиться на двоюродную сестру, и чтобы тетка с мужем не заподозрили чего-нибудь не того, выпалила заранее заготовленную фразу, объясняющую их приезд:
  - Олег приехал сюда, чтобы наладить кое-какие контакты с местными бизнесменами... Так что... можно мы поживем у вас некоторое время?
  И вдруг, Ира с таким ужасом взглянула на Максима, что ему захотелось крикнуть прямо сейчас же, что ему лично - абсолютно не нужны никакие контакты с местными бизнесменами, да и сам он никакой не жених ее сестры, и совсем уж не Олег. Но потом, глубоко вздохнув, подавил в себе этот порыв. Он сознавал, что не может сейчас открыть всего, потому что приехал сюда совершенно с другими намерениями, только этот факт и удержал его от безрассудного поступка.
  - Да, да... - рассеянно подтвердил он Катины слова, а сам с большим трудом отвел взгляд от Иры, которая (как ни одна девушка до нее) привлекла к себе внимание - женского сердцееда - Максима.
  От слов, подтвердивших самые худшие из догадок, относительно Максима, так понравившегося ей, Ира окончательно потеряла интерес к тому и ушла в другую комнату, даже не посмотрев подарки, привезенные Катей. Там Ира немного повздыхала, еще раз подумала о молодом человеке, понравившимся ей, и решила, что все это к лучшему. Он, ведь, все равно Катин жених, так что не нужно будет страдать зря из-за неосуществимости своей любви, потому что любить человека, который собирался иметь дело с косвенным убийцей Томы - Ира совсем не хотела.
  Во время ужина, за которым Максим, как и полагается жениху, сидел рядом с Катей, хотя его взор, в основном, был сосредоточен на Ире, сидящей наискосок, он, различными наводящими вопросами, пытался как можно больше выяснить об Упыре, которым интересовался. Дядя Миша и Катина тетка наперебой рассказывали всякие ужасающие истории, связанные с Упырем. Они изо всех сил старались отговорить Максима от каких-либо совместных дел с тем, потому что ничего хорошего, после случившегося, сказать о том, естественно, не могли. Но именно эти дела местного авторитета и интересовали Максима. Он пытался запомнить буквально все, рассказываемое сейчас, иногда что-то уточняя и переспрашивая. К концу ужина Максим, уже приблизительно создал для себя портрет Упыря, и понял, чем сможет заинтересовать этого жадного подонка и навязать тому собственную игру, которая должна будет закончиться для того - нарами.
  Вечером, когда собрались ложиться спать, Алевтина спросила у племянницы:
  - Вам с Олегом, вместе постелить?
  - Нет, нет... - испуганно ответила Катя, но потом, сообразив, что испуг в данной ситуации выглядит довольно глупо, сумела ловко выкрутиться из создавшегося положения, - Я хочу спать с Ирой, как в детстве... А с Олегом еще успею: у нас, ведь, еще вся жизнь впереди...
  Тетка улыбнулась данному объяснению и сделала, как просила Катя.
  Максим же, почти всю ночь провел без сна, и маялся совсем не потому, что была неудобная или жесткая постель. Его мысли все время возвращались к Ире, спавшей совсем рядом, в соседней комнате, которая в данный момент являлась для него самым желанным, но, увы, пока запретным плодом. И рассказать ей о своих чувствах, о том что именно она единственная любимая и желанная им женщина, он сможет только после успешного завершения дела, которое, по собственному почину, взвалил не только на себя, но и на Катю с Олегом.
  "Зато, если мы с Катькой, отлично провернем все это... Ира наверное сможет полюбить меня. Хотя, она с такой неприязнью смотрела, когда узнала, что буду якшаться с этим подонком... Безусловно, она ненавидит его, как косвенного убийцу сестры, а меня, как его потенциального компаньона... Но я докажу ей, что совсем не такой. Господи, как же она хороша! Вот, наконец, и я влюбился... Нужно будет у Катьки побольше узнать о ней", - приблизительно такие мысли роились в голове Максима, фактически, не давая сомкнуть глаз в эту ночь. О деле, ради которого они сюда приехали, он не думал совершенно, но ему почему-то казалось, что теперь, вдохновленный, неожиданно вспыхнувшей любовью к Ире, он без особого труда справится с ним.
  
  ***
  
  Утром, позавтракав, они с Катей сели в машину, и выехав на самое оживленное место поселка, не выходя из нее, стали обсуждать, что и как должны делать теперь. Перед самым отъездом из дома, Максим поменял номера своей машины, на номера родительской "Ауди", которой он после их смерти не пользовался, и все время собирался продать, да пока так и не удосужился сделать этого. В принципе, у Максима еще дома существовал кое-какой план действий. Однако сейчас, узнав сколько обиженных тем людей смогли бы помочь засадить Упыря за решетку, его план претерпел некоторые изменения.
  Познакомиться с самим Упырем, который на деле оказался Эдиком, а еще точнее Эдуардом Анатольевичем Ивановым, не составило ни какого труда. Пока машина Максима стояла на площади, а он с Катей делился впечатлениями и рассуждал, с чего следует начать осуществлять задуманное, мимо нее то и дело стали сновать какие-то подозрительные личности, внимательно разглядывавшие его "Фольксваген" и их самих.
  А спустя некоторое время, рядом с их автомобилем, остановилась другая иномарка. Это тоже был "Фольксваген", и тоже светлых тонов, но другого цвета, как потом выяснилось, - единственный в поселке. Из него вышел, в сопровождении двоих здоровенных коротко стриженых парней в кожаных куртках, субтильный мужичонка, в длинном, почти волочащимся по снегу, пальто и кашне наброшенном на плечи. Его лысину прикрывала мягкая фетровая шляпа. Сразу было видно, что он часто смотрел "Крестного отца", потому что манеры и гардероб главного героя фильма были переняты им в полном объеме, да и сам он очень стремился полностью соответствовать своему кумиру, хотя бы внешне.
  - Кто такие?.. Что тут делаете?.. - было первым, о чем тот, стараясь при этом показать свое величие и значимость в поселке, спросил он Максима.
  - Мы из Москвы. Приехали родственников навестить... Да может быть и кое-какой свой бизнес тут наладить, - как бы нехотя отозвался тот.
  На лице, спрашивающего появилась иезуитская улыбка, а двое его прихлебателей откровенно заржали.
  - Здесь, и везде в округе, - все мой бизнес, и лишних конкурентов мне не надо... Понял.
  Эдик с таким выражением лица взглянул на Максима, что тому захотелось прямо сейчас завести машину и отправится восвояси. Но собрав все мужество, он все же, причем очень непринужденно, ответил:
  - А мне почему-то кажется, что мой бизнес Вас непременно должен заинтересовать...
  - И чем же ты таким занимаешься, чем не занимаюсь я?.. И что меня еще может заинтересовать в жизни, когда у меня есть все?.. - с явно преувеличенным чувством собственного достоинства, самодовольно изрек Упырь.
  "Все" - у него было явно по меркам этого небольшого поселка: огромный совершенно бестолково построенный и безвкусно обставленный дом; дорогая и единственная здесь, в этом захолустье - иномарка; а также наслаждение своей властью и безнаказанностью, которую он, на волне этих идиотских перестроек и диких реформ, сумел добыть себе, не гнушаясь при этом абсолютно никакими средствами.
  - Видите ли, я представитель одного из столичных банков. Занимаюсь там специфическими операциями. Слышали наверное? Офшорные зоны, "грязные деньги", ну и тому подобные вещи...
  Потом Максим еще очень долго и с большим воодушевлением, о чем-то рассказывал провинциальному "крестному отцу", пересыпая рассказ массой банковских, совершенно незнакомых и непонятных его собеседнику терминов. От их большого количества, у Эдика пухла голова и лезли на лоб глаза, так как он абсолютного не улавливал сути сказанного.
  Тем не менее, из всей этой абракадабры, каковой для него сейчас была речь Максима, в мозгу, как-то отдельно и независимо от нее, уже начал звучать шум морского прибоя... Возникло ощущение сыпучести пляжного песка под босыми ногами; шелеста листьев субтропических растений вызванных легким бризом, разносящим не только запах моря, но и терпкий аромат экзотических цветов...
  А Максим, заканчивая свое повествование, сделал обобщение из выше сказанного: |
  - А как следствие всего этого - Канары, круизы, виллы на Кипре или в Испании, ну и другая тому подобная милая безделица за границей... Неужели это - Вас совсем не привлекает?
  Лицо Эдика моментально изменило выражение, на нем возникла явная заинтересованность в предложении Максима и уважение к нему самому. Он уже давно мечтал о чем-то подобном, но не совсем четко представлял, с какой стороны должно подступиться к осуществлению своей мечты.
  В свое время он был буквально потрясен яркими южными красотами, когда по туристической путевке пару раз побывал там с женой. Эдика заворожил вид солнца ежевечерне ныряющего в море. И необыкновенная линия горизонта, где морская стихия практически сливается с небом, такой насыщенной голубизны, которая едва отличается от морской синевы. Его взволновал вид серебрящейся лунной дорожки на морской поверхности, и сама чрезвычайно огромная луна. И черное бархатное небо, усыпанное яркими, как ему казалось, значительно большими по размеру, чем дома, звездами тоже производило на него неизгладимое впечатление. В общем все атрибуты южной ночи вызывали в нем какие-то неосознанные, смутные фантазии и желания, подкрепленные терпкими ароматами магнолий, азалий, каприфоли и роз. Все это было так ярко и так не похоже на ландшафты средней полосы России, где его, к великому его же сожалению, угораздило родиться.
  И это его желание, совсем не было каким-то абстрактным желанием Остапа Бендера белых штанов и Рио-де-Жанейро, в котором тот никогда не был. Он действительно осознавал, чего хотел, так как был там; все видел своими глазами, и ощущал всю прелесть этого даже сейчас, находясь вдали от южных красот. Ему казалось, что именно там, он, со своей художественной, тонко чувствующей все прекрасное натурой, должен был родиться и жить, а совсем не здесь, где все так обыденно, прозаично и серо.
  Однако, провинциальность и боязнь, что в московских банках его непременно облапошат, потому что более продвинуты в данной области, чем он, препятствовали осуществлению его заветной мечты. Несмотря на тонкую натуру, он был реалистом, и предпочитал иметь синицу в руках, чем журавля в небе... А тут, случай сам предоставлял возможность воплотить его мечту в реальность и обзавестись, хоть и не очень большой, но все же недвижимостью на заграничном юге...
  Максим, для подтверждения собственной значимости и реальности того, что он сейчас так виртуозно наврал, сунул в руки Эдика буклет своего обанкротившегося банка. Где, по счастью, и сам был запечатлен на одной из фотографий, сидящим за компьютером, но после просмотра буклета Эдиком, предусмотрительно забрал тот обратно, чтобы не оставлять ему лишних улик. Затем, обращаясь к Эдику, сказал:
  - У нас в банке, сейчас внедряется новый проект... Мы хотим охватить услугами не только Москву, но и всю Московскую область. Так что, если у Вас есть заинтересованность, - милости просим в наш Банк.
  - Мне нужно обдумать, сказанное тобой, - в задумчивости вымолвил он, а затем, наконец-то, представился Максиму, - Эдуард Анатольевич Иванов...
  - Калинин Олег Владимирович, - в ответ на его представление, назвался Максим, и даже показал тому, не выпуская из рук, паспорт Олега, открытый на странице с фотографией. - Я не тороплю Вас, но и оттягивать на очень длительный срок этого не стоит. Знаете, сколько потом будет клиентов?.. Я тут, приблизительно, на неделю уеду, а потом мы сможем встретиться, если Вы надумаете...
  На этом они пока и разошлись, вернее, разъехались на своих иномарках в разные стороны.
  
  ***
  
  Катя все время сидевшая в машине и дрожавшая от страха, после только что пережитого, рассыпалась в комплиментах Максиму. А тот, сейчас лихорадочно соображал, что должно стать следующим шагом, который бы приблизил начало жизни Эдика в зоне. Вероятно, придется посвятить в это дело родственников Кати. Только они конкретно знают кому, и в какой степени напакостил этот мерзавец. А также выяснить, кто из родственников, пострадавших от зелья, на торговле которым тот и сколотил себе неплохое состояние, согласится помочь им в этом.
  Максим остановил поток Катиных восторгов в свой адрес и поинтересовался:
  - Как думаешь, дядю Мишу мы сможем привлечь к нашему делу? Мы вдвоем - едва ли сможем справиться с Эдиком. Нам нужны сообщники. Только они должны быть из людей, которые тоже очень сильно хотят отомстить тому за своих погибших родственников.
  - Я думаю, дядя Миша как раз из них, - ответила она не раздумывая.
  И вдруг, Максим, без всякого перехода, спросил Катю об Ире:
  - Ты не знаешь, случайно, у Иры есть... - потом он немного замялся, не зная как назвать того, если он у той действительно есть, - Ну, в общем, с кем-нибудь она встречается сейчас?..
  - Не знаю. Я не спрашивала ее. А она сама не говорила об этом. А что, она тебе понравилась, что ли? - Катя изобразила на лице недоумение, хотя еще вчера своим женским чутьем сразу поняла это по заинтересованным взглядам, которые Максим то и дело бросал на кузину.
  - Катька, я пропал... - обреченно известил он Катю, о теперешнем, не совсем комфортном состоянии своей души, - Она первая, в кого я влюбился... У меня никогда не возникало такого чувства ни к одной из представительниц противоположного пола. Я знаю, тебе наверняка сейчас неприятно слышать об этом, потому что и ты была в их числе, но смотри какого жениха я нашел тебе вместо себя... Мало того, что моя точная копия, так еще и любит тебя очень. Прости, за то что было, и помоги мне тоже обрести любовь. И потом, она, ведь, - твоя сестра... - затем он, с совершенно убитым видом сказал, - Вчера Ира с такой ненавистью смотрела на меня, когда я собирался встречаться с Упырем... Короче, я потерял всякую надежду, что смогу ей, вообще, когда-нибудь понравиться...
  Максим, умоляющими и просящими содействия в этом деле глазами, посмотрел на Катю. И та тут же решила, что непременно поможет ему и убедит сестру, что именно он - самая лучшая и подходящая ей партия. Но потом, немного задумавшись над его просьбой, Катя весело рассмеялась...
  - Что смешного ты нашла в этом? - несколько обиженный, что к его серьезному чувству относятся так легкомысленно, поинтересовался он, - Я, например, не смеялся над Олегом, когда он влюбился в тебя, а постарался, как мог, помочь вам обоим...
  - Я просто представила себе, какой идиоткой я буду выглядеть в ее глазах... Ну, когда начну упрашивать Иру обратить на тебя - своего жениха и будущего мужа - внимание, расписывая при этом твои положительные черты характера... - и у нее начался очередной приступ смеха, который, на сей раз, после Катиного объяснения, невольно подхватил и Максим.
  - Действительно, неувязочка получается... А что же мне теперь делать? - он был совершенно растерян, осознав возникшую в деле ситуацию.
  - Ждать, пока все закончится... Я ведь ждала. Олег тоже ждал. И тебе придется познакомиться с этим чувством ожидания встречи с любимой. И ты знаешь, сейчас, когда ожидание для меня уже счастливо закончилось, я иногда вспоминаю это чувство неопределенности и надежды, которые сливаясь воедино, тоже бывают очень волнующими, впечатляющими и незабываемыми. Так что, не старайся всеми силами миновать его совсем, раз уж так получается. Конечно же, я постараюсь какими-то наводящими вопросами выяснить ее отношение к тебе, а если возникнет возможность, то и оставить вас наедине, чтобы ты смог объясниться, но согласись, если я откровенно начну тебя сватать за нее - это будет выглядеть, мягко говоря, очень странно...
  И Максим вынужден был согласиться с Катиными доводами.
  
  ***
  
  Когда дядя Миша вернулся с работы, с ним о предстоящем "деле" сначала, поговорила Катя, а уже после этого, дядя сам подозвал Максима, и без обиняков спросил:
  - Скажи мне, только честно, для чего тебе - все это надо?
  - Я видел, как на Новый год плакала ваша племянница, потеряв любимую сестру. Представляю, что творится в Вашей душе. Я, ведь, тоже всего полгода назад потерял сразу обоих родителей. Так что, может быть как никто другой, понимаю боль Вашей утраты. Я хочу, чтобы в моей стране, каждый занимал положенное ему место, а место бандита, по-моему, в тюрьме. Может быть это звучит несколько высокопарно, но ведь если все смиряться с безобразиями и безнаказанностью, творящимся сейчас вокруг, и не будут предпринимать против этого совершенно никаких действий, то это и не закончится никогда, а только усугубится.
  Выслушав Максима, дядя Миша без особых эмоций сказал:
  - С этим я совершенно согласен, - а потом спросил, - Но чем я-то смогу тебе помочь?
  Однако, именно это, так просто высказанное согласие, делало его слова какими-то особенно значимыми и весомыми.
  - Мне нужно какое-то количество людей, которые бы смогли помочь нам в деле. Вы, как местный житель, лучше знаете, кому и как он напакостил. И еще, для очередной встречи с ним, мне будет нужно какое-нибудь кафе или ресторанчик, только оно должно быть расположено на территории, неподконтрольной Упырю. И, желательно, чтобы там было как можно меньше посторонних людей...
  - Есть такое кафе. "Венеция" называется. Оно не у нас, а в соседнем поселке. И, насколько я знаю, там заправляет свой авторитет, с которым Упырь уже давно поделил сферы влияния в нашем районе. Оно три дня - с понедельника по среду - не работает, а в остальные дни туда ходят местные "толстосумы" развлекаться...
  - Ну вот, видите, кое-чем Вы уже смогли помочь, теперь уже нашему общему, делу. Значит, будем ориентироваться на "Венецию", - потом, улыбнувшись, спросил, - Туда, хоть на машине-то, можно доехать, или только на гондоле?
  Дядя Миша тоже улыбнулся. И Максим первый раз за время своего пребывания здесь, увидел на лице этого, замордованного перестройками и реформами, мужчины, теперь еще сломленного горем утраты любимой дочери, прекрасную улыбку. Как теперь Максим очень надеялся - своего будущего тестя.
  - И еще, нам будет обязательно нужна какая-нибудь неопровержимая улика, на пропаже которой его можно будет поймать... - продолжил он высказывать пожелания, - Ее будет необходимо подбросить в его дом, и...
  Но будущий тесть, даже не дослушав Максима, отрезал:
  - Это совершенно нереально. В его дом проникнуть - это все равно, что простому смертному попасть к президенту в Кремль. У него там чего только нет: и охрана, и целая псарня, и забор высоченный, а ворота - так прямо броня... Наверное на каком-нибудь военном заводе на заказ делали, - предположил дядя Миша.
  Максим взгрустнул, потому что данная улика была непременным атрибутом его плана: без нее - было никак нельзя... Но тут ему на помощь, пришел сам дядя Миша:
  - В его дом забраться невозможно, - это факт... - подтвердил он как бы размышляя над собственными словами, - Но его мать живет неподалеку, в старом домишке. Она совсем не разделяет его взглядов на жизнь, да и он ее тоже не очень-то жалует. Она - бывшая учительница начальных классов. Мы тут, в нашем селе, собственно говоря, - все ее ученики. Она всех, каждого в свое время, учила писать и считать, да и не только этому... А вот сына, не смогла выучить жить по-человечески и сильно переживает из-за этого. Живет одиноко, почти ни с кем не общается, считая себя виноватой, что сын Эдик приносит столько горя в дома ее бывших учеников... Да и с ней общаться, зная ее сынка, никто особенно не стремится. Вот только, медсестра к ней изредка ходит: чем-то она болеет, и ей какие-то процедуры делать необходимо...
  - Это уже кое-что, - обрадовался Максим дяди Мишиному рассказу, - А теперь, нужно подумать о самой улике, за которую непременно должны посадить. Это должна быть какая-нибудь очень ценная вещь, или что-нибудь, имеющее общественную значимость... Какое-то произведение искусства, может быть икона из церкви...
  - Икона?.. - в задумчивости повторил за ним дядя Миша, - А вот с этим, думаю, у нас не будет особых проблем...
  Максим удивленно вскинул брови, поинтересовавшись:
  - Вы так уверенно говорите об этом. У Вас и на этот счет, тоже есть какие-то соображения?
  - Видишь ли, мы с местным Батюшкой, в свое время, в одном классе учились, потом - в армии вместе служили. Ну, а когда началась повальная мода на веру, как раньше на безверие, он, закончив семинарию, получил приход в нашей восстанавливающейся в то время церкви. Кстати, он и сам вложил в ее восстановление немало своих сил, причем не только духовных, но и физических. Потом он крестил обеих наших дочерей: так жена захотела. И Тамару - тоже он отпевал... - тут голос дяди Миши слегка дрогнул, но собравшись, он продолжил, - Мы с ним говорили однажды на эту тему. Так вот, он тоже ненавидит этого мерзавца, потому что тот сгубил и его племянника, сделав наркоманом. А потом как всегда - передозировка. Совсем молодой парень был... Это, приблизительно, около года назад случилось... Так что Батюшка все еще прекрасно помнит. Свою сестру, после смерти сына, он из петли едва успел вытащить, а то бы сразу два трупа было. Я думаю, что с иконой, да и с другим тоже, если что-нибудь еще от него понадобится, - проблем не будет. Он нам поможет...
  - Ну вот, собственно, сейчас мы с Вами сделали привязку моего плана к данной "местности". Теперь только остается воплотить его в реальность...
  - Правда, я пока не совсем понимаю, что можно сделать из всего этого, - немного растерянно произнес дядя Миша, в подтверждение собственных слов пожав плечами, - Но рассчитываю, что ты - уже все хорошо обдумал, а если еще понадобится помощь или совет какой, то я всегда к твоим услугам, - и он еще раз улыбнулся Максиму своей обаятельной улыбкой.
  
  ***
  
  На следующий день Максим вместе с дядей Мишей отправились в церковь, на переговоры с местным Батюшкой.
  В самой церкви того не было. Тогда дядя Миша повел Максима в очень недурственный домик, находившийся рядом с нею. Дверь им открыл сам отец Василий, который в миру был Петром Федоровичем Артемьевым. А еще раньше, когда вместе с Михаилом учился в школе, звался просто Петькой.
  Сейчас перед ними стоял мощный мужчина средних лет, с большой окладистой бородой, которую, видимо, очень лелеял и холил. Встречая их у двери, он еще что-то дожевывал, потому что они, своим неожиданным приходом, оторвали его от трапезы, которую он вкушал. На нем была одета черная ряса, а на несколько выдающемся вперед животе, возлежал большой золоченый крест, который, впрочем, для большей надежности, был подвешен на массивную цепь, охватывающую столь же массивную шею отца Василия. На его лице было написано явное удивление: он никак не мог сообразить, что от него могло понадобиться Мишке, бывшему - сначала однокласснику, а потом и однокашнику. Наконец, проглотив тщательно пережеванную пищу, он обратился к обоим:
  - Ну, проходите... Потрапезничаем, чем Бог послал... Тогда и расскажите, зачем пришли...
  Они присели к столу и увидели, что Бог посылает служителям своего культа. Оказалось, что тот весьма неплохо заботится об их пропитании, и посылает им - совсем недурно... Весь стол был заставлен какими-то солениями и маринадами, тут же стояла зажаренная целиком большая курица, вернее половина от нее, так как другую половину отец Василий, по-видимому, и дожевал, открывая им дверь. С десяток вареных яиц лежали на тарелке, а рядом стояло большое, можно даже сказать огромное, блюдо, заполненное различными печеными кондитерскими изделиями. По всей вероятности, - все это были подношения паствы Батюшке, за разнообразные Божественные таинства, которые он, как представитель Творца на Земле, совершал от имени того. Посреди стола стоял внушительного размера графин с церковным кагором, к которому отец Василий, судя по не наполнености последнего, видимо, уже слегка приложился.
  Он достал из резного буфета еще два столовых прибора, потом еще две рюмки, и только после наполнения тех, спросил о цели прихода:
  - Чем обязан вашему визиту? Крестины, свадьба, похороны?.. - перечислил он весь спектр услуг, оказываемых им населению поселка - от рождения до смерти.
  Дядя Миша, отрицательно покачав головой, спросил:
  - А не по твоей работе - просто, как к бывшему другу, - можно обратиться? Тем более, что по поводу похорон, мы совсем недавно встречались, и пока, обращаться еще раз - как-то не хочется...
  После этих слов, отец Василий тяжело вздохнул и глубокомысленно изрек:
  - Да, все мы смертны...
  В принципе, - смерть тоже являлась статьей его дохода, но он, будучи жизнелюбивым человеком, все же значительно больше любил свадьбы и крестины...
  - Ты ведь знаешь, что моя дочь не была наркоманкой? И эта передозировка случилась исключительно оттого, что ее пытались насильно приучить к этому ужасному зелью, - начал разговор дядя Миша, - Да и твой племянник тоже им бы не стал, если бы не Упырь проклятый. Но ведь не только наши близкие являются его жертвами. Посмотри, - и дядя Миша, загибая пальцы руки, назвал несколько фамилий, умерших аналогичной смертью молодых людей и девушек, - Сколько горя он уже принес только в наш поселок, а если еще в соседние заглянуть... Тебе не кажется, Петя, что уже пора все это прекращать...
  Отец Василий, встрепенувшись на свое мирское имя и взглянув на Мишку, с которым вместе провел детство и юность, только и спросил:
  - А как? Я еще тогда, после смерти племянника, долго думал над этим, но так ничего путного и не смог придумать...
  - Знаешь, я, после смерти Томы, тоже неоднократно думал над этим. Хотел даже - убить его... А вот жених моей племянницы додумался, как обеспечить тому долгий отдых на нарах. А потом, к тому времени, когда Эдик выйдет на свободу, может быть многое измениться в нашей стране, и тогда он, со своим наркотическим бизнесом, может оказаться невостребованным. Только, чтобы упрятать его туда, необходима твоя помощь...
  - Что я должен сделать? - долго не раздумывая спросил отец Василий.
  - Во-первых, Вы должны одолжить нам на время, хотя бы одну икону из вашей церкви, - вступил в разговор Максим, - Это нужно будет в качестве улики, на которой можно будет поймать его. Во-вторых, Вам придется один раз сказать неправду, но учтите при этом, что тот врет без конца, именно поэтому его и не удается никак привлечь к ответу.
  Отец Василий задумался, тяжело вздохнул... Видимо сейчас, в его душе, происходила борьба между церковным саном и активной гражданской позицией, которой он, безусловно, обладал в полной мере. Потом, как следует обдумав сказанное Максимом и вопросительно взглянув на него, все же, на всякий случай поинтересовался:
  - А без этого - никак нельзя?
  - Может быть и можно... Да только я - не знаю как.
  - Ну что ж, раз надо... Я согласен. В конце концов - пути Господни - неисповедимы... А бороться со злом - дело Богоугодное. Только уж Вы меня, пожалуйста, посвятите в тайну этой операции, - попросил он.
  Как гражданин, отец Василий оказался более состоявшимся, чем служителем культа, хотя и смог найти себе достойное оправдание в глазах Господа, которому тоже служил верой и правдой.
  Максим рассказал обоим (так как дядя Миша тоже слышал о том только частями) весь разработанный план совместных действий. Этот план понравился и на их совете был одобрен. Слушая рассказ Максима, как он придумал засадить Упыря в тюрьму, оба, улыбаясь, слегка покачивали головами и удивлялись, как здорово тот все продумал и предусмотрел. Они полностью поддержали его. Теперь Максим был уже не одинок в своих действиях, а имел, как минимум, двойную поддержку мужчин, чьи родственники погибли от преступного "бизнеса" Упыря. Они оба были тоже заинтересованы, чтобы Эдик провел дни на зоне, а не в поселке, всячески отравляя жизнь его жителям.
  
  ***
  
  В пятницу из соседнего поселка, где и находилось кафе "Венеция", приехала родственница Катиной тетки и пригласила всю семью на День рождения мужа. У того был какой-то юбилей. Но после того, как накануне, он отпраздновал его с сослуживцами, а наготовленного для этого юбилея провианта хватило бы еще, как минимум, на три таких же юбилея, на семейном совете срочно было принято решение созвать всех родственников и знакомых, проживающих поблизости. Не пропадать же добру просто так, в конце концов...
  Дядя Миша и Алевтина сначала отнекивались, ссылаясь на недавнюю утрату дочери, но Ира, решив что общение со знакомыми давным-давно, фактически с детства, близкими людьми поможет родителям хоть немного отвлечься от собственного горя, настояла, чтобы они, несмотря на траур, поехали отмечать День рождения родственника в соседнее село. И в субботу с утра, они вдвоем убыли туда, предупредив, что вернутся обратно, скорее всего - только завтра.
  Катя, моментально "вспомнив" о каком-то очень важном деле, про которое, находясь здесь, напрочь забыла, и этим чуть не подвела подругу, заранее договорившись встретиться с той именно сегодня, тут же, вслед за ними, собралась в дорогу, и произнеся на прощание:
  - Чао, - когда-то позаимствованное у Максима, да так и оставшееся в ее лексиконе, затем уточнила, - Я завтра же вернусь. Не скучай тут без меня, - чмокнула в щеку, потом слегка подмигнула, обозначив тем, что действует сейчас по его просьбе, тоже с радостью укатила на электричке в Москву, так как очень соскучилась по Олегу, и жаждала повидаться с ним.
  Так что, совершенно неожиданно для Иры, она осталась дома наедине с Катиным "женихом". Она чувствовала себя не очень уютно в сложившейся ситуации. Ей было совершенно не понятно, почему он не поехал в Москву с Катей, а остался здесь, с ней.
  Чтобы отвлечься от взволновавших ее дум, Ира занялась хозяйственными делами и, на предложение Максима - помочь ей, ответила согласием. Раз уж тому сегодня все равно нечего делать, то пусть помогает. Вдвоем, они значительно быстрее приведут дом в порядок. И они стали что-то трясти, мыть, вытирать и так далее, наводя чистоту и блеск, которые раньше она наводила вместе с умершей сестрой... И под ее руководством, они вдвоем довольно быстро справились с задачей.
  Потом Ира занялась приготовлением обеда.
  А Максим, взяв газету, оказавшуюся под рукой, предпринял попытку что-то прочесть в той. Но его глаза вопреки его стремлению ознакомиться с прессой, все время глядели мимо газетных полос, не успевая сосредоточиться хотя бы на одной из статей. Взгляд, полный любви и нежности, помимо его воли, с газетной страницы постоянно соскальзывал на Иру. Она, и только она, была сейчас объектом его внимания.
  Максим улыбаясь смотрел на светлые пушистые ресницы, которые в данный момент скрывали от него ее голубые глаза. А ему сейчас так хотелось, заглянув в них, утонуть там, как в омуте. Он с умилением разглядывал прядь золотистых волос, выбившуюся из косы, и представлял себе, как великолепно выглядела бы Ира, если бы эта коса оказалась распущенной, и длинные волосы каскадом золотистых волн рассыпались по плечам и спине, и чтобы он, прикасаясь, проводя по ним рукою, ощущал их живую шелковистость. Он любовался ее точеной шеей и совсем тоненькой голубой жилкой, просвечивающей через нежную кожу. Однако, его взгляд не останавливался только на этом, а все время пытался проникнуть под блузку, потому что скрытое под ней, где на груди были застегнуты пуговицы, рисовалось ему еще более восхитительным и желанным... Он смотрел на прекрасную форму нежных губ, цвета лепестков розы, к которым хотелось немедленно прильнуть своими губами, и с большим трудом удерживал себя от этого, совершенно безрассудного в данный момент, поступка.
  От созерцания всех доступных его взгляду прелестей и идущих еще дальше эротических фантазий, но невозможности исполнить ни одного своего желания, у Максима слегка кружилась голова и создавалось какое-то необыкновенное ощущение нежности к Ире. Он сам был очень удивлен и одновременно рад этому состоянию души, не похожему ни на какие другие чувства, возникавшие у него раньше при общении с представительницами противоположного пола. Максим теперь был абсолютно уверен, что подобного не испытывал никогда и абсолютно четко осознавал, что любит Иру - безмерно.
  А она, сидя за столом, резала картошку соломкой, собираясь пожарить ее для них двоих. И в этом занятии Иры, для него тоже был какой-то совершенно необъяснимый, но очень волнующий в данный момент смысл... "Только для двоих... Только вдвоем"... - эти мысли ни на миг не покидали его головы.
  Ира, всецело поглощенная делом, сначала не почувствовала его пристального внимания к собственной персоне, но когда ощутила его взгляд, оторвавшись от картошки, удивленно спросила:
  - Почему ты так смотришь на меня? Наверное, спросить что-нибудь хочешь?
  Потому что никаких других причин для столь настойчивого и заинтересованного внимания к себе, она просто не предполагала.
  - Нет... - слегка смутившись, что она заметила его взгляд, а может быть даже и прочла мысли, ответил Максим, но потом, сразу спохватившись, что такая возможность у него будет не всегда, (а в данный момент есть) и он должен непременно воспользоваться ею, продолжил, - Хотя, да... Я действительно хочу спросить тебя...
  Ира вскинула брови, дожидаясь вопроса.
  - Ира, ты бы смогла... - он хотел спросить смогла бы она полюбить его, но слово "полюбить" не смог произнести вот так, с бухты-барахты, и поэтому спросил по-другому, - Я бы мог понравиться тебе? - в его вопросе сквозила очень большая заинтересованность в ее положительном ответе.
  А у Иры, совершенно не ожидавшей от Максима этого вопроса, на какое-то время, пропал дар речи. От неожиданности она закусила нижнюю губу, отложила нож, которым до этого ловко орудовала; потом одернула юбку, которая впрочем и так не была задрана выше положенной данным фасоном длины; застегнула на верхнюю пуговицу ворот блузки, поправила прядь волос, выбившуюся из косы; и только затем поинтересовалась:
  - Почему ты спросил у меня это? Чем я тебе дала повод обращаться ко мне с подобными вопросами? - в ее голосе чувствовалось неподдельное негодование.
  - Ничем... Ты мне не давала абсолютно никакого повода для такого вопроса... Просто я... - тут он проглотил ком в горле, который вдруг стал сильно мешать говорить, и совсем тихо закончил фразу, - Я очень люблю тебя, Ира...
  И несмотря на то, что слово "любовь" уже несколько дней, с тех пор как увидел ее, было связано исключительно с именем Ира и постоянно вертелось в его голове, последние слова дались ему с большим трудом. Наверное потому, что он говорил это впервые в жизни...
  - Что ты такое говоришь?.. А как же Катя?.. - возмутилась она. - Стоило ей только за порог ступить, как ты уже... - в ее глазах было такое презрение, что Максиму хотелось провалиться сквозь землю под этим взглядом, - Ты же - ее жених. Она мне столько хорошего о тебе рассказывала... Я даже завидовала, что ей достался такой чудесный парень, а ты оказывается... - Ира не стала уточнять, кем он теперь является для нее, но и без детальных объяснений было понятно, что ничего хорошего о нем, она сейчас не думает.
  Тем не менее он улыбнулся ее последним словам, которые давали ему некоторый шанс, а затем радостно переспросил:
  - Так значит ты ей, все-таки, хоть немного завидовала? Ну, тому, что у нее такой жених?- затем он, сделав паузу, стал старательно объяснять ей то, что, с первого раза, понять было почти невозможно, - Видишь ли, у нее действительно такой жених есть. Только он - не я... Я ее женихом никогда не был, и ничего такого ей никогда не обещал. Так, встречались какое-то время... Но не более того... - он изо всех сил пытался сейчас уверить Иру в том, что Катя никогда не была его любимой девушкой.
  - Ты говоришь какими-то загадками, совершенно мне непонятными... - начала было Ира, но Максим перебил ее:
  - Я сейчас тебе еще раз - все объясню... - и быстро, чтобы не перебивала, начал говорить, - Катин жених - Олег Владимирович Калинин, к которому она сегодня так резво сбежала, оставив нас вдвоем, кстати по моей просьбе, - сделал он, как ему казалось, необходимое уточнение, - сейчас сдает экзамены зимней сессии в мединституте. Но я - совсем не Олег Калинин, и институт уже закончил давно, правда не медицинский, а экономический... Но разве это имеет какое-нибудь принципиальное значение, если любишь?.. И зовут меня - тоже по-другому...
  Ира в полной растерянности затравленным взглядом смотрела на него, не совсем понимая (вернее не понимая совсем) говорит ли он правду, или просто разыгрывает ее.
  - Ну и как же тебя зовут? - все еще с недоверием, и даже с некоторым вызовом - поинтересовалась она.
  - Максимом меня зовут... Максимом Михайловичем, - уточнил он.
  - А фамилия у тебя какая?
  Он, заранее рассмеявшись Ириной реакции, которая сейчас, после того как назовет свою фамилию, непременно последует, ответил:
  - Бесфамильный - я...
  - Я так и знала, что ты мне сейчас - все про себя наврал... Только не совсем понимаю для чего тебе это надо? - с явным возмущением произнесла она.
  Максим порылся в кармане пиджака, достал оттуда паспорт и водительские права. Сначала он показал ей права, где рядом с его фотографией, заверенной печатью, было черным по белому написано: Максим Михайлович Бесфамильный. Потом открыл паспорт Олега и показал запись, сделанную в том, где рядом с его же фотографией, или фотографией человека, как две капли на него похожим, было записано совсем другое имя отчество и фамилия. После этого он взглянул на Иру и уже совершенно серьезно спросил:
  - Ну, теперь-то, я надеюсь, ты мне поверила?.. Паспорт - не мой. Я его у Олега одолжил, чтобы сделать кое-что здесь, в вашем поселке... А Олег - мой брат-близнец...
  - Поверила... - не очень уверенно произнесла она, а потом, с женской дотошностью поинтересовалась, - А почему у вас отчества и фамилии разные, если вы близнецы?
  И Максиму пришлось рассказать их с Олегом историю, а также очень грустную историю своей жизни, и то, как одиноко ему сейчас, когда он потерял родителей... Этот рассказ вызвал у Иры одновременно и чувство сострадания и чувство ранее усиленно отрицаемой ею любви к нему. Собственно говоря, самое трудное, что должен был сделать Максим, - убедить Иру, что не является женихом ее кузины, - он уже сделал. Сейчас нужно было сказать - самое главное, что он безумно влюблен в нее, и совершенно не мыслит дальнейшую жизнь, если она не согласится стать его женой. И он, взяв ее руку в свои, и глядя прямо в ее голубые глаза, которые от удивления сделались прямо-таки огромными, сказал:
  - Ира, я влюбился сразу, как только увидел тебя... Знаешь, быть может это довольно странно звучит, но до тебя - я никогда и никого не любил... Конечно, я не был монахом, но ни одну из девушек, с которыми встречался раньше, не представлял себе в качестве будущей жены... А вот увидел тебя, и сразу решил, что ты и есть та, единственная, кто мне нужен в жизни... Скажи, у меня есть хоть небольшая надежда, что ты тоже, когда-нибудь, сможешь полюбить меня?..
  Ира сидела над картошкой, которую так и не дорезала, тупо смотрела на нее и не знала, что сейчас ответить Максиму, и каким образом теперь вести себя с ним - дальше.
  С одной стороны, он и ей тоже понравился, и фактически, тоже с первого взгляда. Когда она увидела его впервые, у нее, непонятно почему, прилила кровь к лицу и как-то необычайно быстро застучало сердце... Но потом, узнав что он Катин жених, а особенно то, что собирается вести какие-то совместные дела с убийцей ее сестры, она потеряла к нему всякий интерес. По крайней мере, ей так казалось или она, хоть и с трудом, смогла убедить себя в этом... Но она не потеряла его, просто спрятала где-то в самых дальних уголках души, даже себе боясь признаться в этом. А сейчас, после рассказа Максима и его признаний в любви, эта заинтересованность помимо ее воли вырвалась из заточения, и Ира с большим трудом справлялась с ней, боясь показаться Максиму уж слишком доступной.
  - Ирочка, ты мне очень нужна... Поверь мне... - звучали увещевания Максима, обретя совершенно не свойственные его звонкому голосу неожиданно прорезавшиеся бархатные обертона. Он провел рукой по светлым волосам, потом едва коснувшись губами, поцеловал ее лоб, на большее, чем это, он пока не решался. - Любимая моя, ну скажи, что я тебе тоже не безразличен, что ты тоже любишь меня... - почти взмолился он, глядя на нее таким нежным взглядом, что у Иры сжалось сердце, и она глубоко вздохнула. - Ну почему ты молчишь? Тогда скажи, что мне нужно сделать, чтобы ты полюбила меня? - спросил он, будучи уже совершенно расстроенным и не очень-то веря в успех добиться ее расположения. - У тебя кто-нибудь есть? Ты любишь кого-то другого? - все же еще немного надеясь, что она ответит отрицательно на последние вопросы, поинтересовался Максим.
  - Нет. У меня никого нет... - выйдя из состояния ступора от всего, что только узнала, едва слышно ответила Ира. - У меня уже давно никого не было. Ухаживал тут за мной один местный парень, но потом связался с Упырем, в общем, стал его "шестеркой"... Ну, я ему тогда сразу "от ворот поворот" дала, а он про меня всякие сплетни и гадости по селу распустил. Посчитал, если я ему отказала, то и другим не должна достаться... А потом смерть Томы... В общем, у меня уже давно никого нет... Но ты, ведь, тоже собираешься иметь какие-то дела с этим подонком?.. - Она вопросительно взглянула на Максима.
  - Да, я собираюсь иметь с ним дело, но исключительно для того, чтобы потом на него самого завели уголовное дело. А больше я с ним ни каких совместных дел вести не собираюсь... Ты веришь мне? Я хочу отомстить за твою сестру, потому что придумал, как это можно сделать, а теперь, - стараюсь задуманное воплотить в жизнь. Хочу, чтобы другие девушки из вашего поселка, и ты тоже, почувствовали себя свободными от этого чудовища, и чтобы больше никогда не боялись, что завтра придет их черед, попасться в лапы этому уроду...
  Ира, выслушав это, восхищенно посмотрела на него.
  - Ты знаешь, мне кажется, что я полюблю тебя - обязательно... Только должно пройти какое-то время... Я не могу так, сразу... - почти оправдываясь перед ним, сказала она.
  - И не надо сразу... Я тебя не буду торопить... Но все же, постарайся полюбить меня побыстрее. Ладно? Мне очень одиноко в этой жизни - без тебя. Особенно сейчас, когда я так сильно влюблен в тебя... - Максим по очереди поцеловал обе ее руки, которыми она только что резала картошку.
  Ира, которой первый раз в жизни целовали руки, ужасно смутилась и покраснела. На ее глазах навернулись слезы... Она попыталась вырвать свои руки из его рук...
  - Ну, что ты?.. Что ты?.. Родная моя девочка... - Максим крепко прижал ее к груди.
  Он и сам, полюбив впервые, испытывал такую гамму чувств, какую не испытывал никогда раньше. Все струны его души были напряжены до предела. И если бы он не рассказал ей сейчас о своих чувствах, то они, казалось, лопнули бы от чрезмерного напряжения. Он был абсолютно уверен в том, что любить, как любит он в данный момент Иру, просто невозможно. Что его теперешнее чувство к ней - исключительно, и такого ни до, ни после него, еще не испытывал и никогда не сможет испытать ни один смертный. В этот миг, он был готов сделать ради нее все, что только может сделать влюбленный мужчина, ради своей избранницы. И если бы она попросила сейчас свернуть ради нее гору - он бы, наверняка, свернул ту; достал бы звезду с неба, и сделал бы многое-многое другое...
  Но Ира ничего подобного не просила, и даже не подозревала, что просить нужно именно теперь, поэтому не воспользовалась представившимся шансом. Мало того, ответное чувство, о котором так умолял Максим, вспыхнуло в ней с такой неимоверной силой, что она была больше не в состоянии сдерживать его в себе. И вместо того, чтобы просить у Максима что-либо для себя, - сама была готова отдать ему все, что он только пожелает.
  - Да... - сказала она и, чуть смутившись, посмотрела в его глаза.
  - Что - "да"? - переспросил он, не совсем поняв, ее "да".
  - Я люблю тебя... Я - тоже тебя люблю... - повторила она дважды, почему-то уставившись в пол.
  Казалось ничего более прекрасного и более желанного Максим в своей жизни еще ни от кого раньше не слышал. Ее голос и слова, произнесенные сейчас, прозвучали для него, как мажорный, жизнеутверждающий аккорд. Он подхватил Иру на руки, она обвила его шею руками... и долгий чувственный поцелуй соединил их на какое-то время.
  Потом они вместе жарили любимую Максимом картошку и целовались; обедали "только вдвоем", о чем весь вечер мечтал Максим, и целовались снова; мыли посуду, но и это, совсем уж прозаическое действие, как и все предыдущее, - тоже закончилось поцелуями...
  Максим осмелел, и то, что еще с утра казалось совершенно недостижимым, к вечеру обрело вполне реальные очертания. Верхняя пуговица Ириной блузки, которую она так старательно застегнула в начале их разговора, уже давно была им расстегнута, и не только она одна... И их близость сегодня уже становилась фактически неизбежной: они оба уже ждали и жаждали ее... Тем не менее, Максим, по возможности, старался оттянуть это событие, как можно на более поздний срок, так как сам еще в полной мере не насладился состоянием влюбленности, которое переживал впервые.
  И все-таки ночь пришла и принесла им обоим сладостные муки любви... Максим все более страстно и расковано ласкал и целовал свою любимую. Но, вдруг, Ира неожиданно отклонилась от его очередного поцелуя.
  - Почему?.. Что с тобой?.. - удивленно спросил он, так как на его взгляд, все что он делал сейчас полностью укладывалось в естественное поведение нормального влюбленного мужчины.
  - Я должна тебе что-то сказать, - сообщила она, почему-то глядя мимо него.
  - Очень интересно узнать, - слегка раздосадовано ответил он, так как Ира сейчас сбила его с его сексуального настроя.
  - Видишь ли, ты первый мужчина, с которым я сейчас дойду до... - и замолчала, видимо соображая, как продолжить дальше.
  Максим, прервав ее молчание, спросил прямо:
  - Ты до меня не была близка ни с одним мужчиной? Это правда? Именно это ты собиралась мне сообщить?.. - его удивление данному факту было безграничным. Среди столичных девушек ее возраста, с которыми ему приходилось проводить время, он не встретился с подобным феноменом ни разу.
  Но с другой стороны ее сообщение вызвало у него какой-то необычайный восторг. И если раньше он предпочитал никогда не связываться с девственницами, чтобы потом долго и нудно не расхлебывать проблемы "лишения их чести", (как будь-то бы не они сами с радостью хотели лишиться ее, получив за это в пожизненное пользование мужчину в качестве мужа) то сейчас именно это вызвало у него какой-то необъяснимый прилив радости. Безусловно, он любил ее и не зная об этом, но данность, с которой он столкнулся теперь, придал его любви какой-то дополнительный импульс. Мало того, Максим понял, что от его сегодняшнего поведения, зависит благополучие их дальнейшей семейной жизни. Он, несколько умерив свой любовный пыл, склонился над ней, нежно поцеловал и с улыбкой сообщил следующее:
  - Видишь ли, мы с тобой сейчас находимся приблизительно в одинаковом положении, - успокоил он ее, - Ты не была близка с мужчиной, а у меня еще ни разу в жизни не было столь целомудренной партнерши. Так что для меня это будет тоже, в некотором роде, впервые... - Затем Максим подытожил сказанное, - Но знаешь, я почему-то абсолютно уверен что мы с тобой общими усилиями сможем вполне удачно справиться с данной проблемой. Ведь мы с тобой не хуже остальных, которые оказывались в подобной ситуации? Не правда ли?..
  Ира, полностью согласившись с его разумными доводами без сомнения отдала себя в его власть. Тут нужно отметить, что Максим очень тактично и с большим пониманием отнесся к оказанному именно ему доверию и полностью оправдал ожидания своей любимой на этот счет. Они заснули только под утро, окончательно утомленные взаимными ласками, но абсолютно счастливые...
  
  ***
  
  На следующий день, первой вернулась из Москвы Катя. Она с любопытством посмотрела на обоих, особенно на несколько смущенную Иру, а потом, без обиняков, спросила:
  - Ну как? Выяснили свои отношения?..
  Ира зарделась и закусила губу. А Максим, улыбнувшись, (причем сначала Ире и лишь потом Кате) кивнул головой. Потом сам спросил:
  - А как там Олег с Пушком поживает? Когда у него последний экзамен, чтобы подгадать встречу с Упырем к этому сроку?
  Катя ответила на вопрос, сообщив, что Олег уже все сдал, и у него началась ординатура, а потом посетовала, что Пушок совсем замучил того, так как, видимо, сильно страдает от отсутствия собственного хозяина. И Олег тоже с огромным нетерпением ждет возвращения Максима, потому что слишком устал от бесконечных выходок своенравного кота.
  - Жаль, что тебе больше не удастся навестить Олега до конца нашей операции, а то бы могла обрадовать его, что у Пушка теперь будет не только хозяин, но и хозяйка... Ира согласилась стать моей женой, - радостно известил Катю Максим.
  - Что ж... Поздравляю обоих... И очень рада за вас, - потом Катя по-деловому осведомилась, - А когда собираетесь расписываться?
  - А как мы только закончим с этим "делом", так и подадим заявления в ЗАГС. Так ведь, Ира... - обратился он за поддержкой, теперь уже к своей настоящей невесте.
  И Ира, в подтверждение сказанного, радостно кивнула головой.
  - Ну, а теперь, нам всем необходимо сосредоточится на воплощении нашего плана в жизнь. И еще, наверное, твоим родителям скажем, что решили пожениться - только после того, как все сделаем. А то, данное известие может сильно отвлечь их от участия в деле, а без них - нам не справиться. Так что я, пока, как и было раньше, остаюсь для них Олегом, Катькиным женихом. Если вы обе не возражаете?.. - и Максим вопросительно взглянул на обеих.
  Никто из них не возразил ему, только Ира спросила у кузины:
  - А это правда, что они так похожи друг на друга?..
  - Еще какая правда... Сначала, я их так и не смогла отличить, - ответила Катя, не вдаваясь в подробности, своей первой встречи с Олегом.
  Но тут вернулись из гостей Ирины родители, и не просто вернулись, а с весьма заинтересовавшим Максима известием.
  Оказалось, что владелица кафе "Венеция", которая тоже присутствовала на юбилейном мероприятии, является хорошей подругой, родственницы Катиной тетки. И эта родственница, в свое время, не раз "арендовала" помещение данного кафе в дни, когда оно не работает. Его владелица просто давала ключ подруге, с тем условием, чтобы после пользования, там было все убрано и чисто. И, вообще, со слов родственницы, хозяйка "Венеции" была порядочной женщиной, а ни какой-то хапугой, и ее "бизнес" приносил ей совсем небольшой доход, которым еще требовала делиться местная братва, аналогичная Эдику, и которую она ненавидела всей душой.
  Дядя Миша, через родственницу, даже смог обговорить возможность съема помещения кафе на следующий понедельник, или вторник, в зависимости от того, когда оно будет использоваться.
  Максим, чтобы не затягивать, сразу же решил назначить встречу Упырю в "Венеции" в понедельник. Так как у Олега теперь, в связи с ординатурой, алиби было каждый день, кроме субботы и воскресения, потому что все остальные дни недели он проводил в больнице с утра до вечера. Теперь, за оставшуюся неделю, необходимо было всем вместе хорошо поработать, чтобы вся затея прошла без сучка и задоринки.
  
  ***
  
  На следующий день Максим снова наведался к отцу Василию, и они, в качестве улики, выбрали несколько икон из иконостаса местной церкви. Было оговорено, что в воскресение, после вечерней службы, отец Василий без свидетелей снимет их, и, удалив отпечатки пальцев, аккуратно, чтобы не повредить в дальнейшем, как можно надежнее упакует те, потому что им придется как минимум одну ночь провести на улице. Потом Максим еще раз обговорил с ним дальнейшие действия, заставив отца Василия несколько раз повторить: что, как и в какой последовательности тот будет делать, и оставшись удовлетворенным четкими, уверенными ответами Батюшки, распрощался с ним.
  Потом они с Катей, прогуливаясь по селу днем, когда все, в основном, были либо в школе, либо на работе, с большим пристрастием разглядели домик матери Упыря. Они выискивали место во дворе, куда было бы можно подложить, якобы украденные ее сыном, иконы, но ничего более подходящего, чем поленницы дров, так и не увидели. Зато удостоверились, что собаки во дворе - нет. Ухаживать за собакой у старой женщины уже не было сил, да и кто мог сунуться к ней, зная что ее сын является местным "авторитетом". Так что это обстоятельство сильно упрощало предстоящую работу, заключавшуюся в упрятывании икон в выбранную поленицу.
  Когда Максим с Катей вернулись домой, он сразу же понял, что Ира слегка ревнует его к сестре. И данное обстоятельство, вместо неприятия и протеста, вызвало у него радость. "Значит она действительно полюбила меня", - сделал он верный вывод и улыбнулся, а потом, совсем тихо и незаметно для других, шепнул Ире на ухо:
  - Если бы я этого хотел, то она уже давно могла бы быть моей женой. Поверь мне на слово... А если не веришь, спроси саму: я думаю, что тебе она не соврет.
  Ира немного смутилась, что Максим так четко и быстро определил состояние ее души, которое она совсем не хотела ему показывать. Но он с такой нежностью и любовью взглянул на нее, (и этот взгляд предназначался только ей) что необоснованная ревность рассосалась как-то сама собой.
  - Олег, - обратился к Максиму, вернувшийся с работы дядя Миша, - Ты уже окончательно договорился с Петром насчет икон? Если возникли какие-то препятствия, то я еще раз поговорю с ним...
  И Максим, моментально превратившись в Олега, разубедил дядю Мишу в его сомнениях насчет икон и еще похвалил отца Василия, что тот очень ответственно подходит к выполнению своей роли в данном деле.
  А на следующий день Максим, через "шестерок" Эдика, вышел на встречу с тем. Именно на ней и было получено принципиальное согласие Эдика участвовать в "новом, продвинутом проекте" лопнувшего еще летом банка, который заключался в переправке криминальных бандитских денег подмосковных "авторитетов" на заграничные счета. Максим, для окончательного улаживания "совместных" с Эдиком дел, назначил тому очередную встречу в понедельник следующей недели в кафе "Венеция". Встреча подразумевала не только деловое обсуждение вопроса, но и небольшой "закусон" с непременным присутствием слабоалкогольных напитков, естественно, за счет заинтересованной стороны, которой в данном случае являлся, "восставший из небытия" мнимый банк, который возник в изобретательном мозгу Максима. На что Упырь сразу и безоговорочно согласился.
  
  ***
  
  Тут надо отметить, что Эдик был довольно частым посетителем поселковой церкви. Раньше, до того как он стал "крестным отцом" местной мафии, он был атеистом, как его учили этому в школе и дома. Потом он и сам, какое-то время, учил этому детей в школе, так как в свое время, по настоянию матери, закончил исторический факультет педагогического института.
  (В школьной истории, преподаваемой во времена его учительствования, единственной (а если и не единственной, то наиболее упоминаемой) фигурой был поп Гапон. Естественно личность эта не могла вызвать ни у одного здравомыслящего человека никаких приятных ассоциаций, равно, как и культ, которому он служил. Может быть поэтому религия представленная в основном этим служителем церкви не вызывала особого расположения и притяжения к себе. Да и не модно это было в то время, а если честно, то и совсем не приветствовалось).
  Когда же начались всякие, довольно странные преобразования в стране, и учительский труд стал настолько мало оплачиваемым, он решил бросить это дело. Какое-то время Эдик, вместе с прежней женой, занимался "челночным бизнесом", таская в страну никчемные, страшно линяющие и деформирующиеся после первой же стирки, турецкие тряпки, но работа оказалась хлопотной и вовсе не такой прибыльной, как казалось поначалу.
  Однажды, он случайно встретил бывшего однополчанина, с которым когда-то вместе служил в Афганистане. Тот уже давно, еще с тех пор, занялся наркотическим бизнесом, а ко времени их встречи, стал довольно известным "авторитетом". Или как называют "авторитетов" с подобной специализацией - "нарко бароном". Эдик, по его совету, тоже решил попробовать себя на этом поприще. Сначала он прошел "практику", став на некоторое время добровольным помощником бывшего друга. Затем, быстро освоив азы данного бизнеса, получил от того "благословение", на самостоятельную деятельность, благо территориально сферы их влияния отстояли друг от друга на весьма значительном расстоянии, что полностью исключало их конкуренцию друг с другом.
  Вскоре, став торговцем наркотиками и начав приносить нескончаемые бедствия жителям поселка, он, неожиданно, озаботился своим дальнейшим существованием, и даже слегка поверил в Бога. Правда, вера эта была весьма своеобразной. Почему-то считалось, что Творец должен прощать все подлости и гадости, которые он постоянно совершал, занимаясь данным бизнесом, стоило только помолиться тому, поставить свечку, пожертвовав при этом крохи доходов от собственного бизнеса, и "дело в шляпе". Все его прегрешения уже прощены, а криминальный бизнес можно продолжать дальше с еще большим размахом...
  Наверняка он был далеко не одинок в подобных взаимоотношениях с Всевышним. Сейчас множество мерзавцев, подлецов и убийц стали посещать Божьи храмы именно с подобными целями, в надежде, что Бог непременно должен простить им все лишь за то, что они исправно посещают его "офисы" на земле. Именно это бывает главным в их "веровании". А уж если они при этом жертвуют на храм, то Творец и сам обязан им по гроб жизни, а место в Раю им уже обеспечено на сто процентов. По этому странному "верованию", считалось, что оно уже забронировано заранее, так как за деньги, можно позволить себе все - даже "райское местечко" после смерти. И хотя данное представление уже довольно прочно укоренилось в представлении многих "новых русских", оно совершенно не оправдано, и ничего общего с христианской религией и верой в Бога не имеет.
  Вот и сегодня, как это теперь нередко бывало, Эдик заглянул в церковь. Он поставил свечку, помолился, по всей вероятности, чтобы наркоманов в их поселке стало как можно больше, и, соответственно с ростом их количества, количество его собственных денег тоже существенно увеличилось. Хотя, если учесть образ его жизни то, и уже имеющихся в наличии средств, хватало с лихвой. (Правда, деньги обладают странным свойством, почему-то их обладателям всегда кажется, что их мало). Потом опустил несколько крупных купюр в кружку для пожертвований, неумело перекрестился, глядя на лики святых, которые казались ему все на одно лицо, и что-то шепча под нос, уже было, собрался уходить из храма, как внезапно к нему подошел отец Василий, появившийся неизвестно откуда. И если бы дело не происходило в храме божьем, то его незапланированное появление можно было бы довольно верно выразить весьма распространенным выражением: "как черт из табакерки").
  - Вы не тому святому молитесь... - сказал он, обращаясь к Эдику, но почему-то смиренно опустив глаза долу и разглядывая не-то подол своей рясы, не-то церковный пол, - Это Георгий Победоносец, - указал он на икону, расположенную к Эдику ближе других, - Видите, он своим копьем Зло попирает... Как Вы сами наверное догадываетесь, Ваш покровитель должен быть совсем другим...
  Эдик с удивлением взглянул на отца Василия, и с некоторым сарказмом поинтересовался:
  - Ну и кто же, по Вашему, из них, - он кивнул головой в сторону иконостаса, - должен покровительствовать мне?
  Отец Василий, подойдя к тому и сняв одну из досок, на которой был изображен седовласый старец с книгой в одной руке, а другой совершающий крестное знамение, протянул ее Эдику.
  - Вот, держите, и как следует, разглядите своего святого. Это Николай-Угодник. Он покровительствует путешественникам, торговле, следовательно и "бизнесу", связанному с ней.
  И пока Эдик, вертя икону в руках так и этак, более детально знакомился со своим покровителем, беспрестанно осеняющего его крестом, под разными углами зрения, отец Василий, на лице которого вдруг появилась какая-то загадочная, можно даже сказать иезуитская улыбка, увлеченно рассказывал своему прихожанину когда, как и за что Николай-Угодник был причислен к лику святых.
  - Надо же... - с изумлением изрек Эдик, со вниманием слушая рассказ Батюшки и все еще с пристрастием разглядывая лик святого старца, - Я и не знал, что для каждого дела существует специальный святой...
  - Мало того, если молиться не тому, кому надо, так и навредить себе можно, - продолжил отец Василий. - Вот если Вы все время молитесь Георгию Победоносцу, покровительствующему воинам, борцам за справедливость, ну и тому подобное, и он, по Вашей же просьбе, начнет всерьез бороться со злом, - тут он замолчал ненадолго, в уме формулируя, как бы помягче сказать своему "визави" то, что собирался сказать, да так чтобы ненароком не задеть самолюбия денежного прихожанина. - Ну, в общем, как Вы сами понимаете, ваш "бизнес" может от этого несколько пострадать...
  - Теперь-то, уж я обязательно учту это, - в задумчивости (видимо в уме прикидывая сколько раз он оплошал, обращаясь к ненужному святому, и сколько из-за этого уже было упущено выгоды) произнес Эдик, возвращая священнику икону, залапанную им вдоль и поперек, а потом неожиданно спросил, - А этого, как его... Ну, Чудотворца-Николая, можно будет купить?
  Отец Василий сразу не поняв, что тот от него хочет, поначалу остолбенел от подобной просьбы, но потом, быстро сообразив, что речь идет лишь об иконе, удивленно спросил:
  - А для чего он Вам дома? Вы же часто ходите в церковь, вот и молитесь здесь...
  - Нет... Хочется, чтобы был свой, личный... И чтобы работал только на меня... У вас тут в церкви не продаются Николаи-Угодники? Только я хочу, чтобы настоящая икона была, а не картонка какая-то...
  Отец Василий улыбнулся, радуясь про себя, как здорово он придумал оставить отпечатки пальцев Упыря на иконе И теперь тому, уже точно, будет не отвертеться от обвинения в ее краже. Подумав немного, он предложил:
  - Я, в ближайшее время, постараюсь подыскать Вам что-нибудь подходящее... Совсем скоро, я поеду в Лавру, там есть художественные мастерские, именно там и пишут лики святых. Так что, непременно попытаюсь выполнить Вашу просьбу...
  - Да уж, пожалуйста, не забудьте, - попросил Эдик у отца Василия, неожиданно загоревшись идеей, иметь личного, а не общественного покровителя. - Я хорошо заплачу, - пообещал он, заранее изобразив на лице, некое подобие благодарности, чего уже давно никому не выказывал.
  На том они и распрощались. Эдик ушел "трудиться", на ниве своего криминального "бизнеса". А отец Василий, потирая руки от неожиданной удачи, свалившейся сейчас в виде отпечатков пальцев Упыря на иконе Николая-Угодника, и радуясь тому, что и его личная выдумка-экспромт может довольно удачно сгодиться в этом деле, сам с большим усердием помолился, чтобы праведное, Богоугодное дело, задуманное ими, - обязательно свершилось.
  
  ***
  
  Теперь они стали готовиться, чтобы принять Эдика в кафе "Венеция" по первому (нет, даже не первому, а по высшему) разряду. То есть так, чтобы это кафе врезалось в память Упыря как можно на более долгий срок, а лучше, чтобы на всю оставшуюся жизнь.
  Под этим предлогом Максим решил съездить в Москву на день, чтобы купить там кое-какие вещи и снедь, которые смогли бы потрясти провинциального Упыря, оставив в его мозгу неизгладимое впечатление от каких-то невиданных раньше вещиц, и не пробованных ранее деликатесов.
  Катя с утра уехала договариваться по поводу самого кафе, а Максим, рассудив, что неплохо было бы иметь помощницу на этот день, выпросил у Алевтины, чтобы Ира сопровождала его в Москву, а за одно, хотя бы из окна машины увидела, сильно изменившуюся за время прошедшее после ее последнего посещения, столицу - воочию. И ничего не подозревающая Алевтина отпустила Иру туда, вместе с женихом племянницы, хотя на самом деле, уже с женихом собственной дочери.
  Как только они отъехали подальше от поселка, Максим остановил машину и так поцеловал Иру, что у той перехватило дыхание, а сердце забилось быстро-быстро...
  - Ира... Ирочка, как же я люблю тебя, - шептал он гладя ее волосы, целуя руки, - Что бы я делал, если бы не приехал сюда...
  - Наверное остался бы холостяком?.. - пожав плечами и улыбнувшись, предположила та, уже поняв и оценив силу любви Максима.
  - Наверное, - сразу же и безоговорочно согласился Максим, - Но я очень рад, что теперь мне это не грозит... Я даже не представлял раньше, какую гамму чувств, испытывает влюбленный... И мне бывает сейчас так трудно изображать Катькиного жениха перед твоими родителями и делать вид, что ты мне совершенно безразлична... Ты сочувствуешь мне? - шутливо спросил он, заглядывая в ее глаза, которые в плохо освещенном пасмурным зимним днем салоне машины казались не голубыми, а темно-синими, и от этого еще более манящими и желанными.
  - Очень сочувствую... И не только сочувствую, но и хорошо понимаю, потому что сама нахожусь точно в таком же положении, и мечтаю, чтобы оно как можно быстрее закончилось...
  - Ну ладно, тогда поехали... - глубоко вздохнув и поцеловав Иру последний раз, с большим сожалением произнес Максим, - Постараемся побыстрее исполнить нашу совместную мечту.
  Хотя его личная мечта в данный момент, заключалась в том, чтобы как можно дольше сидеть тут, в теплом салоне машины, вдали от посторонних взглядов, и крепко обнимая, целовать и ласкать любимую... Тем не менее, Максим завел мотор, и его "Фольксваген" резво покатил по направлению к Москве. Потом он достал мобильник, набрал номер и заговорил:
  - Слушай, Олег, ты сегодня дома? Я заеду к тебе часа через два... У меня тут, с деньгами напряженка вышла, так что ты приготовь тысяч десять-двадцать... Приеду - все расскажу... Ну пока.
  - Это ты с братом сейчас говорил? - поинтересовалась Ира.
  Максим кивнул головой, потом уточнил:
  - Мы к нему на минуточку заскочим... Деньги нужно забрать...
  - Он у тебя такой богатый, что ему все равно - будет это десять или двадцать тысяч? - удивленно спросила Ира.
  - Ну, кое-какие деньги у него есть... - нехотя откликнулся Максим на ее вопрос, немного опасаясь, что сейчас придется дотошно растолковывать ей откуда взялись эти деньги, чего он, вполне естественно не хотел делать, однако, и нести ей всякую околесицу, как бывало раньше при общении с другими девушками - у него тоже не было никакого желания. (В этот момент он почувствовал, что повзрослел и ему уже не доставляет прежнего удовольствия его скоморошничание в отношениях с женским полом). Он, ненадолго задумавшись и улыбнувшись Ире, довольно просто смог перевести разговор о деньгах в другое русло. - А потом, они, ведь, нам для дела нужны. Мы, ведь, не на себя их потратим... - стал объяснять он. - Ты знаешь, большие деньги обычно бывают нужны, чтобы можно было исполнить какое-то заветное желание или мечту... Причем желательно, чтобы мечты были - полезными, а желания - разумными, только тогда деньги приносят радость их обладателям. По крайней мере, мне так кажется. Когда деньги становятся самоцелью, - это до добра не доводит... Мне совсем недавно пришлось воочию в этом убедиться...
  Так, рассуждая о всяких философских материях, они добрались до дома, в котором жили Олег с Катей. Когда Олег, на звонок Максима открыл дверь, Ира остолбенела: перед ней стоял второй экземпляр ее жениха. А Максим, кивнув в Ирину сторону и приветливо улыбнувшись брату, представил свою спутницу:
  - Знакомься, моя невеста - Ира. И, пожалуйста, прошу не путать ее с твоей невестой...
  Тут на звук знакомого голоса, который только любимый Максимом кот и мог отличать от голоса его брата, со всех ног прибежал Пушок. Он начал суетиться вокруг Максима, пытаясь прямо по одежде, используя все четыре когтистые лапы, забраться к нему на руки. Максим выполнил желание кота, и тот моментально включил свой мурлыкальный "моторчик" на такую громкость, что и Олег и Ира не могли не рассмеяться данному обстоятельству.
  - Пушок, мой любимый... - говорил Максим, поглаживая кота, - Смотри, какую хозяйку, я для нас с тобой нашел... Тебе она нравиться? - Но потом, отвлекшись от кота, снова обратился к Олегу, - Так ты приготовил, что я тебя просил?
  - Конечно.
  Олег протянул Максиму сверток. Тот, взяв его в руку и оценив вес данного свертка, предположил:
  - Здесь, по-моему, значительно больше...
  - Бери, бери... Вдруг возникнут какие-нибудь непредвиденные расходы, чтобы снова сюда не ехать... - а потом спросил, - Вы, наверное, голодные оба? У меня там чайник только что закипел, и бутерброды можно сделать...
  - Хорошо, давай и то и другое, только быстро... Нам нужно еще много успеть сделать до вечера, а главное - вернуться обратно.
  Пока они ели, Максим в общих чертах рассказал, как продвигаются их дела, и пообещал, что в начале следующей недели, они с Катей вернутся в Москву, и он избавит Олега от надоевшего кота. Попросил Олега, чтобы тот в понедельник, как можно больше попадался всем на глаза, фиксируя у них при этом время, когда будет общаться с ними. Потом он даже посоветовал Олегу в понедельник задержаться под каким-либо предлогом в больнице подольше, мотивируя это тем, что не успел все сделать в срок днем, и не захотел эту работу оставлять назавтра. По расчету Максима, к этому времени его предполагаемая встреча с Эдиком уже должна будет закончиться.
  - В общем-то, я обычно всегда успеваю сделать все... За время работы фельдшером, я уже научился распределять время, чтобы на все хватало... И чтобы, по возможности, во время можно было домой уходить... - начал рассуждать Олег (с некоторым занудством, присущим ему) насчет того, как рационально умеет использовать рабочее время.
  - Но это же не просто моя прихоть, - парировал Максим, прервав его рассуждения, - Ты, ведь, понимаешь, что это нужно для дела...
  - Понимаю, - вздохнув ответил Олег, но заметив недоуменный взгляд брата, расторопно подтвердил, - Конечно, сделаю все как надо... Не понимаю, вообще, о чем мы тут говорим, раз это необходимо...
  Максим с Ирой, распрощавшись с ним, посетили несколько магазинов и приобрели там весьма запоминающиеся вещицы, которые безусловно и непременно оставят неизгладимый след в памяти любого зрячего человека.
  Среди покупок был комнатный фонтанчик, слепок с всемирно известного писающего мальчика, который будучи Швейцарским подданным своей "раскрепощенной" манерой поведения на улице умудрился снискать расположение к себе почти во всех концах света (особенно среди мужского населения планеты). Даже в тех его уголках, где в законодательном порядке подобные вольности уже давным-давно запрещены.
  Была совершенно дурацкая ваза в виде русалки, опершейся на мощный хвост и выставившей вперед необъятный бюст. Одной из могучих рук, свойственных скорее тяжелоатлету, чем существу с женским началом, та держала на голове непосредственно вазон, другая же, с манерно оттопыренным мизинцем, была отведена в сторону. Глядя на ее позу, было совершенно не понятно, для чего она ее так держит, - то ли для равновесия, то ли еще для чего другого, но это можно было узнать лишь у автора, который к ней, к сожалению, не прилагался.
  Ими было приобретено еще несколько ярких, бросающихся в глаза предметов интерьера, в стиле "кич", которые теперь старательно вводятся в обиход, и выдаются за предметы, якобы, искусства.
  Продавщица, обслуживавшая их, с недоумением и любопытством смотрела на Максима и Иру, видимо, не совсем четко представляя, что можно делать с подобными вещами, когда те будут находиться дома, а не в магазине. Где они, стоя среди множества подобного, в общем-то, никому не нужного барахла, которым сейчас предлагается украшать дома и квартиры, не так сильно бросались в глаза своей громоздкостью, вычурностью и абсолютной никчемностью. Они явно проигрывали в своей полезности прежним коврикам с оленями и мишками, использовавшимися для украшения интерьеров квартир раньше. И хотя те коврики тоже не несли на себе особой эстетической функции, тем не менее умудрялись выполнять некоторую полезную нагрузку, утепляя жилище и не загромождая пространство.
  Еще купили пару щипцов для колки омаров, самих омаров, устриц, лягушачьих лапок, а также кое-каких деликатесов, о существовании которых не только Упырь, но и весьма "продвинутый" в данном вопросе Максим - тоже не подозревал. Напоследок приобрели разнообразную мелочь, которая должна была пригодиться для сервировки стола в кафе "Венеция".
  Потом, заехав в театральный магазин, купили светлый парик с короткой стрижкой, который должен был скрыть длинные каштановые волосы Кати, когда та будет изображать хозяйку кафе, и еще слегка фривольный театральный наряд, который Катя, по замыслу Максима, должна была одеть в понедельник.
  Последним пунктом их посещения был цветочный магазин. Максим заехал туда специально, собираясь, как это делают все влюбленные, подарить Ире положенные в данном случае красные розы. Но она, узнав это, попросила купить ей небольшую пальму, которая ей чем-то очень понравилась, и еще пару горшков с какими-то южными цветущими яркими цветами, невзирая на зимний сезон, растениями. При этом, она сначала спросила Максима какие и сколько роз он собирается ей подарить, а потом, исходя из их стоимости, выбрала себе, что хотела. На вопрос Максима, почему она так упорно отказывается от роз, Ира ответила:
  - Они быстро завянут, а я хочу, чтобы твой подарок был навсегда...
  - Ира, обязательно будут подарки навсегда. Просто, я не совсем понимаю, как мы их сейчас предъявим твоим родителям? - спросил он.
  - А вы с Катей сначала используйте пальму, ну и другие цветы в "Венеции" для ее украшения, а когда они будут уже не нужны, они станут моими, но зато надолго. Ладно?
  - А почему ты так упорно отказываешься от роз? - разочарованно поинтересовался он, сожалея, что ритуал дарения красных роз любимой для него становится невыполнимым.
  - Знаешь, мне всегда бывает жаль срезанных цветов. Я прекрасно понимаю, что их специально для этого и выращивают... Но поделать с собой ничего не могу. И букеты у меня, вместо радости, обычно вызывают грусть о загубленной раньше времени цветочной жизни...
  - Хорошо что предупредила. Я, уж, совсем не хочу, чтобы мои подарки вызывали у тебя грусть... - но потом, задумавшись ненадолго, он сделал из данного обстоятельства следующее заключение, - Тогда нам придется завести дома оранжерею, потому что дарить цветы я тебе все равно буду, хоть и в горшках. Правда, не знаю, как к этому отнесется Пушок, но думаю, - ты найдешь с ним общий язык.
  В общем, все эти глупости влетели Максиму в копеечку. (Он даже мысленно поблагодарил Олега, что тот не пожадничал на деньги и те можно было тратить на "шопинг" совершенно не ограничивая себя). Но он, предвкушая, как будет выглядеть в глазах следователя Эдик, рассказывая о чудесах, с которыми столкнулся в затрапезном кафе одного из районов Московской области, не смог отказать себе в этом. Тем более, что недавно, сам объяснял Ире, что деньги бывают нужны для воплощения мечты или заветного желания в жизнь. А он очень хотел усадить Упыря на нары. Именно это, - сейчас было и его мечтой и желанием одновременно. И ради этого было совершенно не жаль денег, лежавших мертвым грузом (при этом еще и таявшими от инфляции) в квартире Олега и не приносивших никому никакой особой радости... А "деньги должны работать", по крайней мере так - его учили и в институте и в банке. "Вот сейчас, - думал он, - хотя бы небольшая часть их, сработает на пользу обществу"...
  К вечеру, счастливые оттого, что целый день провели вместе, нагруженные большим количеством различных коробок и пакетов, они вернулись домой, где их с большим нетерпением ждали. Особенно Катя, которая и сама бы с удовольствием прокатилась в Москву вместо Иры.
  Увидев ее чрезмерно недовольную, даже слегка озлобленную физиономию, Максим постарался исправить сложившееся положение перед Ириными родителями, дабы те ничего не заподозрили, об его отношениях с их дочерью. Он подошел к Кате, обнял ее за плечи, поцеловал в голову и заинтересованно спросил:
  - Ну как? Тебе все удалось уладить с кафе?
  И Кате ничего не оставалось делать, как сменить гнев, на милость.
  Потом они все вместе долго смеялись, разглядывая их покупки.
  Катя примерила платье и парик. В театральном прикиде она была похожа на опереточную горничную, что-то вроде Аделины из "Летучей мыши". Весь ее наряд был вычурен и манерен, собственно, как и должно быть в оперетте, где все бывает понарошку, а не всерьез. И именно опереточный стиль одежды, как нельзя более соответствовал тому, что они с Максимом собирались разыграть перед Эдиком в "Венеции".
  
  ***
  
  В подготовке к "знаменательной" встрече первого клиента - Эдуарда Анатольевича Иванова, с представителем виртуального банка - Олегом Владимировичем Калининым, неделя пролетела совершенно незаметно... Наступил понедельник. Именно в этот день должна была начаться сама операция, и она началась в точно назначенное время.
  Как только закончилась вечерняя служба, отец Василий, подождав, пока служки тщательно убирали помещение церкви, за чем бдительно следили лики святых, с церковных икон, затем, отослал тех по какому-то делу. Он быстро снял выбранные ими иконы, среди которых, был и Николай-угодник, довольно основательно залапанный Эдиком, при его более детальном знакомстве с собственным покровителем и, тщательно упаковав, вынес их из церкви. Максим, уже ожидавший его выхода, взял иконы и спрятал в машину, стоявшую в темноте с выключенными фарами неподалеку от церкви и совершенно не привлекавшую к себе внимания.
  Затем Максим дождался появления служек, выполнивших поручение отца Василия и возвратившихся назад, чтобы закрыть церковь. На пороге те столкнулись с выходившим оттуда отцом Василием, в руках которого, естественно, уже ничего не было. Тогда Максим, бдительно следящий за всеми передвижениями в церковном дворе, включил фары машины и на большой скорости, прокатив мимо церковной ограды, быстро покинул место преступления.
  - Чья же это машина тут стояла? Похоже, что иномарка какая-то? - спросил отец Василий у служек.
  Вообще-то, разглядеть, что данная машина не является продуктом отечественного производства в темноте, да еще и на довольно приличном расстоянии, - было совершенно невозможно, даже несмотря на иллюминацию, устроенную Максимом. А тем более невозможно было различить цвет, в который она была покрашена, так как "Фольксвагены" Максима и Упыря различались лишь цветом. Тем не менее, собеседники отца Василия, услышав из его уст, что за оградой была иномарка, подтвердили это, и даже сами высказали предположение, что скорее всего, - это машина Упыря, их исправного прихожанина, потому что других иномарок в поселке не было.
  Таким образом, успешное начало операции было положено. Максим, передав, сверток с иконами будущим тестю и теще, сразу же укатил в соседний поселок, в "Венецию", на "деловую" встречу с Эдиком.
  А Катя находилась там уже с самого утра. Ее, вместе со всеми странными предметами будущего интерьера и экзотическими деликатесами, тоже успел забросить туда вездесущий Максим. И она с большой выдумкой и старанием занималась декорированием кафе, чтобы к приходу посетителей сделать его совершенно неузнаваемым.
  Поздно ночью, когда уже весь поселок спал, дядя Миша с Алевтиной вышли из дома и направились к дому матери Упыря. Там они подложили украденные иконы в поленницу дров, сложенную во дворе. Их поход был совершенно никем не замечен, даже собаки не гавкали, безоговорочно признавая в них жителей своего поселка.
  
  ***
  
  Кафе "Венеция" так преобразилось к приезду Максима, что если бы сейчас сюда зашла его настоящая хозяйка, то наверняка бы решила, что ошиблась дверью.
  Писающий мальчик занимал главенствующую высоту на стойке бара и вместо обычной воды писал пивом, над чем предварительно потрудился дядя Миша, приладив к скульптуре невоспитанного ребенка более мощный моторчик и более крупную емкость. Зато теперь, подставив под струю стакан, можно было наполнить его любимым всеми, буквально от мала до велика, (благодаря необузданной телевизионной рекламе) пенящимся и пьянящим напитком.
  Весь подоконник занимали Ирины цветы в горшках, которые создавали в интерьере небольшой оазис лета и юга.
  Жуткая русалочья ваза стояла на столике, за который предполагалось посадить Максима и Эдика. Катя попыталась соорудить той что-то вроде лифчика из салфетки, чтобы хоть немного прикрыть необъятный бюст, выглядевший ужасающе пошло, но данное сооружение все время соскальзывало с глазурованной керамической груди, и Кате пришлось расстаться с этой затеей. Тогда она сунула русалке в свободную руку, не занятую поддержанием вазона на глиняной голове, несколько искусственных цветов, и те своими лепестками хотя бы немного исполнили желание Кати, прикрыв большую любовь скульптора, изваявшего данное безобразие, к огромным женским бюстам, больше похожим на вымя наиболее удойных коров.
  На бланке меню, старательно заполненным Катиной рукой, сегодня значились такие блюда, которым мог бы позавидовать и столичный ресторан. Тут были омары, устрицы, улитки, лягушачьи лапки, приготовленные по какому-то французскому рецепту; а также несколько фруктовых салатов, из авокадо, манго и еще какого-то заморского фрукта, название которого Катя списывала с листочка бумаги, так как и сама не смогла сразу запомнить то.
  Максим, приобретя книгу по этикету, только сейчас ознакомился, хотя бы теоретически, как пользоваться специальными щипцами, предназначенными для того, чтобы доставать съедобную часть омаров, расколов их панцирь. Раньше он видел этот процесс лишь в голивудских фильмах.
  А среди этого буйства безвкусицы и экзотики, как бабочка, порхала Катя, наряженная в театральный костюм. Ее кружевной фартучек и аналогичная ему наколка на голове - все блистало девственной белизной и выглядело чрезвычайно соблазнительно и кокетливо. В общем, подготовилась она для встречи Эдика - прекрасно.
  Единственное, о чем и она и Максим чрезвычайно сожалели, что никто из них лично, не услышит из уст Эдика рассказа следователю об этом необыкновенном кафе, затерявшемся в глухом поселке Московской области. "Хозяйка" и единственный, кроме него самого, посетитель которого, и должны были стать, опять же, единственной возможностью для Эдика - добыть себе алиби. И оно (это кафе) останется навсегда лишь в их собственной памяти и памяти Эдика, чтобы, в конце концов, и тот был не вполне уверен, что посещение "Венеции", действительно, когда-то в его жизни состоялось.
  
  ***
  
  Максим приехал на встречу минут на десять раньше назначенного времени. Он зашел в "Венецию" и остолбенел, увидев преобразования произошедшие тут. Хотя, безусловно, и был готов к чему-то подобному.
  - Ну, молодец, Катька! - похвалил ее Максим, - Ты из всех возможных вариантов, на мой взгляд, соорудила самый лучший, - и он, восхищенно взглянув на интерьер, одобрительно закивал головой.
  - Старалась, как могла, - Катя очень обрадовалась и даже слегка смутилась от его похвалы, - Теперь еще и прием провести бы на должном уровне... Я-то, ведь, официанткой никогда не работала, да и по ресторанам тоже - особенно не ходила, чтобы знать, как они себя вести должны...
  - Ты только не волнуйся... Я знаю, - ты отлично со всем справишься, - подбодрил ее Максим, - Ты же такая талантливая... Я думаю, что после роли "официантки", у тебя появится реальный шанс попасть в театральное училище. Если ты, конечно, об этом с детства мечтала... - уточнил он.
  Максим улыбнулся, стараясь улыбкой подтвердить полную уверенность, что волноваться совсем не стоит, так как все вне всякого сомнения пройдет хорошо. Тут их разговор был прерван: оба услышали звук мотора, подъехавшей машины.
  - Ну, с Богом, - сказал Максим, заговорщически подмигнул Кате и сел за предназначенный им с Эдиком столик.
  Дверь открылась, и на пороге появился Эдик собственной персоной. Он, увидев Максима, сразу же направился к нему, и даже что-то пробубнил в свое оправдание, насчет небольшого опоздания.
  - Ну, стоит ли об этом, вообще, говорить, - успокоил его Максим, - Я тут уже заказ сделал. Надеюсь, Вы согласитесь с моим выбором...
  - Да, конечно, - растерянно ответил Эдик, потому что в данный момент его внимание привлекла стоящая на столе ваза, и он был полностью поглощен созерцанием русалочьего необъятного бюста, так как в обычной жизни, по-видимому, ничего подобного не встречал. Он даже слегка отодвинул цветы, которые Катя долго прилаживала, чтобы лучше рассмотреть буйную, ничем не обузданную фантазию ваятеля, произведшего на свет этот "шедевр". - Ты видел когда-нибудь такие "буфера" в натуре? - спросил он Максима, который с интересом, наблюдал его реакцию на русалку.
  - Нет, - честно признался Максим, отрицательно покачал головой и стал что-то говорить об искусстве, вообще, и о том, что каждый художник имеет право на собственное видение и некоторое акцентирование того, что ему кажется главным, для выражения основной мысли своего художественного опуса.
  Эдик, криво усмехнувшись, спросил:
  - Интересно, какие же это надо иметь мысли в голове, чтобы слепить это непотребство?
  Максим даже не нашелся, что ответить ему, так как, по большому счету, сейчас был полностью солидарен с Эдиком. И чтобы перевести разговор на другую тему, он, подозвав Катю, спросил:
  - Ну как, мой заказ - готов?
  - Да. Сейчас несу... - ответила та, очаровательно улыбнувшись не только Максиму, от которого получила заказ, но и его, пришедшему только что, гостю.
  Максим заметил, каким заинтересованным взглядом проводил Эдик Катин уход на кухню, и слегка взволновался за дальнейшее ее благополучие. Он даже начал немного сожалеть, что втянул невесту брата в данную историю. Правда Эдик, кроме взглядов, которые периодически кидал на Катю и в дальнейшем, больше ни на что, так и не решился. Видимо, присутствие Максима в качестве представителя столичного Банка, и угощающей стороны, наложило на него некоторую скованность, чего в обычной жизни с ним теперь случалось крайне редко. Сейчас, имея довольно большие деньги, он считал, что ему, как их обладателю, в этой жизни дозволено все - и любая женщина, которую пожелает, в том числе.
  Вскоре Катя пришла с подносом, заставленным тарелками и всевозможными разнокалиберными блюдами, и стала расставлять те перед Максимом и Эдиком. По мере того, как поверхность стола заполнялась, глаза Эдика все больше округлялись от удивления. Он даже закусил губу, напряженно разглядывая содержимое тарелок, потому что никогда не видел ничего подобного на столах, за которыми ему приходилось сидеть. Наконец, не выдержав и ткнув пальцем в омара, спросил у Максима:
  - А это - кто такой? Вроде на рака немного похож... Или это тоже художественное преувеличение и вымысел, как грудь у этой русалки?..
  Максим рассмеялся данному вопросу. Потом объяснил, что это омары. Хотя, если как следует разобраться, то может быть, и действительно, просто художественное преувеличение Творца, когда он создавал эту тварь, по подобию уже сделанного ранее рака. Еще больше потрясло Эдика, что есть того нужно с помощью щипцов, которые Катя тоже принесла каждому из них. Он сразу же решил, что попробует омара обязательно, но только после того, когда увидит, как это сделает Максим, чтобы не ударить перед тем в грязь лицом.
  Оглядев всю принесенную Катей закуску, среди которой были: мидии, улитки, и тому подобная пища, (на его взгляд совершенно несъедобная) он остановился на блюде заполненном, как ему показалось, ножками цыплят, решив, что изо всего принесенного официанткой, для него именно это блюдо является знакомым и наиболее приемлемым. Эдик хорошо приложился к ним, и только когда съел изрядное количество ножек, Максим, как бы невзначай, спросил:
  - Что, кроме лягушачьих лапок, Вам больше так ничего и не нравится из меню этого кафе? - изображая легкое расстройство, что не смог угодить дорогому гостю выбранной самостоятельно, без участия того, едой. - Я рассчитывал, что Вам понравится... Все это - не часто встретишь так далеко от Москвы. Такие деликатесы, как здесь... - уточнил он.
  Но дальнейшее, сказанное Максимом после "лягушачьих лапок", Эдик просто не услышал, пропустив мимо ушей, так как сосредоточился исключительно на том, чтобы эти лапки, прямо сейчас же, не выпрыгнули из него обратно на тарелку. Ему сделалось дурно оттого, что он, по собственной воле, съел такое количество лягушек... Он залпом выпил бокал сухого белого вина, которое сегодня предлагалось к этому необычному столу, и стал озираться, отыскивая Катю и желая попросить у той воды, чтобы хоть как-то разбавить концентрацию лягушек, находящихся в данный момент в его собственном желудке.
  Максим, поймав его затравленный взгляд, участливо поинтересовался:
  - Вы что-то хотели еще?
  - Воды... - борясь с приступом тошноты, с трудом вымолвил Эдик.
  - А может быть пива? - предложил Максим.
  - А что, и пиво есть? - несколько оживившись и обрадовавшись данному обстоятельству, спросил Эдик, так как вкус Рислинга, полагавшегося для сегодняшних блюд, его абсолютно не привлекал.
  - Конечно есть... К омарам, так же как и ракам, - идет пиво... - Максим обратил внимание Эдика на писающего мальчика, постоянно журчащего на стойке бара, и добавил, - Пиво там...
  - Что? Он пивом... - от удивления, у Эдика буквально отвисла челюсть.
  - Да, да... - улыбнувшись, подтвердил его догадку Максим.
  Эдик встал из-за стола и подошел с бокалом к стойке бара. Потом, подставив тот под струю, наполнил, уже наполненный до краев, понюхал с пристрастием, чтобы под видом пива не испробовать еще какого-нибудь "деликатеса", на которые так богата оказалась сегодня "Венеция". И только убедившись, что это действительно пиво, а не что-либо другое, мгновенно осушил его. И в течение всего времени, пока они находились в кафе, он то и дело подходил к фонтанчику: Катя едва успевала подливать в емкость этого фонтана пиво. А вскоре, от выпитого им чрезмерного количества данного напитка, и сам Эдик превратился почти в такой же фонтан, с той лишь разницей, что стоял не на стойке бара, а в туалете.
  И только сейчас, дождавшись этого, Максим заговорил с ним об их "деле", ради которого они, собственно, и встретились сегодня здесь. Правда Эдику было уже совсем не до дела. Бесконечная беготня в туалет, беспрестанно сбивала его с нужных мыслей. Он никак не мог сосредоточиться и задать Максиму интересующих его вопросов. А когда тот, достав из кейса ворох каких-то бумаг, сказал, что сейчас они должны подписать документы, которые будут определяющими в данной сделке, Эдик, испугавшись что может в этом состоянии сделать что-либо не так, отказался, сказав, что будет подписывать все это - только в присутствии своего адвоката.
  Максим недоуменно пожал плечами, так как, вроде бы, все уже было согласовано раньше, а затем, изобразив глубокую задумчивость на лице, произнес:
  - Ну, собственно, как хотите... Только потом...
  - Нет, нет... - при этом Эдик бросил взгляд на пальму, стоящую на подоконнике и, видимо, ее присутствие здесь еще раз заставило торговца наркотиками вспомнить о собственной заветной мечте, - Совсем не потом, а завтра... Приходи ко мне домой, там и подпишем все это... - и улыбнувшись, добавил, - Я тоже хочу угостить тебя. Хотя бы узнаешь, чем тут у нас питаются. Попробуешь наши деликатесы. А то, - "лягушачьи лапки"... Тьфу!.. - он со злобой и омерзением сплюнул прямо на пол...
  Правда, для себя он решил, что непременно еще раз посетит "Венецию", но уже самостоятельно: уж больно ему понравилась эта смазливая официанточка. И уж тогда-то, она, вне всякого сомнения, достанется ему.
  В общем, договорившись с Эдиком насчет завтрашнего дня, они и расстались. Тот уехал. А Максим, под предлогом что должен рассчитаться за прием, остался с Катей. Они вместе довольно быстро вернули "Венеции" ее первозданный вид. Не осталось и малейшего намека на то, что здесь было всего некоторое время назад. Все было уложено в коробки и пакеты, а те, в свою очередь, отправлены в багажник и на заднее сидение машины. Катя занесла ключ от кафе хозяйке и, по настоянию Максима, дала той довольно приличное вознаграждение за его аренду.
  Женщина, абсолютно не рассчитывавшая на это, потому что одолжила ключи знакомой своей приятельницы совершенно безвозмездно, по доброте душевной, была просто счастлива данному обстоятельству и невольно стала их "сообщницей". Так как вскоре последовавший "бред" Эдика насчет "Венеции", она все время и решительно опровергала.
  
  ***
  
  А под утро, когда большинство людей еще спит, и лишь некоторые уже встали, то ли от старческой бессонницы, то ли со вчерашнего перепоя, чтобы глотнуть огуречного рассола, Максим на машине проехал к домику матери будущего "клиента" вымышленного банка, с которым провел столь запоминающийся вечер в "Венеции". Его машина постояла около убогого жилища матери Эдика какое-то время, потом он и сам ненадолго вышел из нее, потоптался вокруг немного, в надежде что хоть кто-нибудь из соседей заметит его и машину, потом снова сел за руль и отправился домой.
  Там он был радостно встречен всеми домочадцами, которые не смыкая глаз с нетерпением ждали его возвращения, и уже неоднократно выслушали рассказ Кати, о "деловой" встрече, произошедшей в "Венеции". Все уже вдоволь насмеялись по поводу "лягушачьих лапок", но сейчас желали услышать подтверждение этого из уст самого Максима.
  Дядя Миша, расколов омаров, к которым в "Венеции" так никто и не притронулся, при помощи молотка, а не специальных предназначенных только для этого щипцов, извлек из тех все, что счел съедобным, теперь с нетерпением ждал будущего зятя, еще и не подозревая того, что сам вскоре станет его тестем. Он желал распить с ним единственную, оставшуюся после Эдикиных возлияний, бутылочку очень дорогого импортного пива, потому что хотел как-то отметить удачное завершение всей "операции", в которой тоже принимал активное участие.
  И только после этого, Максим с чувством отлично выполненного дела, обласканный взглядом возлюбленной, которая сейчас очень гордилась им, (на что он, собственно, и рассчитывал) крепко заснул. И сон ему приснился соответствующий - пророческий. Во сне он увидел Эдика, сидящего на нарах...
  
  ***
  
  На следующий день, Максиму уже не удалось воспользоваться приглашением Эдика - посетить его дом и оценить гостеприимство хозяина, потому что рано утром за Эдиком приехала милицейская машина и отвезла его в КПЗ. А произошло это следующим образом.
  Рано утром, отец Василий вместе со служками вошел в церковь, и пока те были заняты какими-то своими обязанностями, он, подойдя к иконостасу, "неожиданно обнаружил" пропажу. Начался большой переполох. Обыскали все, но икон так и не нашли.
  Потом, сбившись вместе, они какое-то время обсуждали случившееся. Размышляли над тем, кто и когда мог украсть иконы. По наводящему "воспоминанию" батюшки, который первым из всех "вспомнил" об иномарке, вчера вечером отиравшейся около церкви, об этом моментально "вспомнили" и остальные. Тогда все разом решили, что похитителем икон непременно должен был быть их местный авторитет - Эдик. Да и кто, кроме него, из их прихожан может решиться на такой грех? Это же надо додуматься до такого... украсть иконы из Божьего храма! Нет, никто другой, кроме потерявшего совесть Упыря, никогда бы не сделал этого... И на своем спонтанном собрании единогласно постановили, что это был именно он, который уже давным-давно стал циником и для которого на свете не существует ничего святого. Тогда они решили заявить о пропаже в правоохранительные органы и непременно подтвердить, что видели вчера вечером около церкви - именно его машину. Затем, незамедлительно туда и отправились со своим заявлением, после которого Эдика, совсем тепленьким, взяли прямо из постели.
  Данная весть распространилась по поселку с большой скоростью. Можно сказать, что она не только с большой скоростью, но и с огромной радостью распространялась из уст в уста и, вскоре, стала главной и основной новостью поселка. О ней говорили везде: и в семейном кругу; и на улице, при встрече; и на работе... В общем, где только собиралось два человека и более, темой для разговора являлось неожиданное задержание Упыря. Еще толком никто не знал - за что и почему тот задержан, но злорадство по отношению к Эдику - уже охватила основную часть жителей. И чувство восторжествовавшей, наконец-то, справедливости придавало им храбрости, уверенности в своей правоте и ненависти к Упырю, буквально измордовавшим всех своей наглостью и безнаказанностью.
  Максим, услышав это известие из уст Алевтины, которая принесла его из магазина, стал быстро собираться в обратный путь, чтобы его здесь, случайно, не увидел кто-нибудь из "шестерок" Эдика, с которыми ему приходилось встречаться по ходу "дела".
  Ира, пока не проронившая ни слова, молча ждала, как Максим откроется родителям. На какое-то мгновение ее даже посетила мысль, что он все это придумал, чтобы добиться от нее, чего хотел получить. Но в этом, она была совершенно не права...
  За столом, Максим обратился к ее родителям следующим образом:
  - Я почти уверен, что в этот раз Эдуард Анатольевич Иванов понесет заслуженное наказание и займет, давно положенное ему место на нарах... - Потом он взглянул на Иру, как бы ища у той поддержки для своего следующего заявления. - И еще, я очень рад, что не только выполнил здесь определенную миссию, но и нашел свою вторую половину... Это я считаю наградой за совершенно бескорыстное желание избавить ваш поселок от Эдика. - И он, по очереди взглянув на Алевтину и дядю Мишу, произнес, - Я и Ира полюбили друг друга... Мы хотим пожениться, как можно скорее, потому что оба не представляем дальнейшей жизни друг без друга...
  Затем он снова взглянул на Иру, улыбнулся ей, считая что предписанное ему, как соискателю ее руки, он уже полностью выполнил, и теперь, с волнением, стал ждать реакции Ириных родителей, на свою пламенную речь. И их реакция незамедлительно последовала...
  Глаза обоих родителей, только что нареченной невесты, от удивления едва не выскочили из орбит... Дядя Миша сильно поперхнулся и очень долго откашливался от еды, попавшей не в то горло. А Алевтину от подобной участи спасло лишь то, что она выронила вилку из рук, еще не успев донести ее до рта, и та со звоном упала в тарелку. Какое-то время кроме кашля дяди Миши, отчаянно старавшегося придти в норму, за столом не было слышно ни единого звука. Каждый молча "переваривал", только что услышанное сообщение. В общем, все походило на знаменитую сцену из Гоголевского "Ревизора", после знаменитой фразы: "К нам едет ревизор"...
  Но тут, отчаянно стараясь помочь Максиму, в разговор вступила Катя. Обращаясь к родственникам, она с таким усердием начала расхваливать его, что те только диву давались - как все это возможно, при их отношениях жениха и невесты.
  Под конец, когда родители уже окончательно запутавшись, совершенно потеряно сидели над своими тарелками и абсолютно ничего не понимали в происходящем перед их глазами, в разговор вступила Ира:
  - Мам, пап... Олег - это совсем не Олег... Вернее Олег - это и есть жених Кати... Только тот, кого вы принимаете сейчас за него, - совсем не он, а его брат-близнец, и зовут его Максимом... И еще, я его очень люблю... - сказала она, покраснев.
  Дядя Миша, первым разобравшийся в возникшей ситуации, покачал головой и обратился к Максиму:
  - Ну и расторопный же нам зятек достался... За такое короткое время - все успел... И с Упырем разобрался, и дочку нашу к себе присушил... И откуда же ты, Максимушка, нам на голову свалился?
  - Ну, из Москвы я... - отозвался он на вопрос будущего тестя. Родители мои летом прошлого года погибли при террористическом акте, сразу оба. Так что живу сейчас один с котом Пушком, в большой квартире в центре города, и мне очень не хватает любимой и любящей жены, которую, как мне кажется, я нашел здесь, в этом доме. Я надеюсь, Вы не откажете мне в руке дочери?
  Максим, вопросительно и с надеждой взглянул на родителей Иры. А те, еще не успев полностью переварить все, о чем узнали только что, имели весьма растерянный, можно даже сказать несколько затравленный вид.
  - Это уж вам самим решать... Но если вы оба любите друг друга, то разве мы сможем помешать в этом? - наконец, вымолвил пришедший в себя дядя Миша, а потом, обращаясь к Кате, резонно задал вопрос, - А ты-то, зачем перед нами эту историю с "женихом" разыгрывала?
  Катя, слегка усмехнувшись этому, ответила:
  - Ну приеду я на следующий раз со своим женихом... Вы думаете, что от жениха вашей дочери его сразу отличить сможете? Я сама сначала в них запуталась... Только потом, спустя какое-то время, научилась различать... - она замолчала ненадолго, видимо соображая, какие еще аргументы должна сейчас привести в оправдание, а затем, улыбнувшись, высказалась, - А если на это взглянуть с другой стороны? Приехать в гости к родственникам с совершенно посторонним мужчиной... Вы представляете, как бы я тогда выглядела в ваших глазах?..
  - Да уж... - ответила тетка, сразу вспомнив желание Кати спать отдельно от Максима, а только вместе с кузиной, и лишь сейчас, искренне рассмеялась желанию той, которое прежде ее даже несколько озадачило.
  В общем, на семейном совете было решено, что Ира сейчас поедет в Москву вместе с Максимом и Катей. Там они подадут заявление в ЗАГС. А недели через две, вернутся на некоторое время обратно, чтобы Ира поделилась впечатлениями с родителями о Максиме, об его квартире, и о жизни в Москве. И чтобы они тогда сами уже узнали, как будут продвигаться дела у Эдика.
  На следующее утро, они втроем, сев в "Фольксваген" Максима и прихватив с собой экзотические растения и сногсшибательные предметы, украшавшие интерьер "Венеции", укатили в Москву. Родители Иры остались в некоторой задумчивости - радоваться ли им, что их, теперь уже единственная, дочь выходит замуж; или огорчаться, что она уезжает довольно далеко, и видеться с ней придется не так часто, как хотелось бы.
  
  ***
  
  А у Эдика, прямо с утра, началась новая, интересная жизнь... Сначала его на милицейской машине привезли в КПЗ. А потом, во второй половине дня, привели на допрос к следователю, которому было поручено вести это дело. Причем следователь был не из их района, а из Москвы: он занимался исключительно делами хищения художественных ценностей из музеев и церквей и довольно сильно поднаторел в этом. Эдик не совсем четко представлял себе за что, конкретно, его загребли. Потому что различных серьезных дел, и делишек поменьше, за совершение которых он бы мог оказаться здесь, за ним числилось - превеликое множество...
  - Ну, здравствуйте, Эдуард Анатольевич, он же "Упырь", он же местный авторитет, - с такого приветствия начал разговор следователь.
  - Привет, - коротко ответил тот.
  - Ну что? Сами все расскажите, или будете запираться? - спросил следователь.
  - А что рассказывать-то? О чем? - недоумение, с которым Эдик спросил об этом, было вполне искренним.
  - О том, когда, как и зачем Вы украли иконы из церкви?..
  - Я!?.. Иконы!!? - на лице Эдика было написано неподдельное удивление, вызванное вопросами следователя, - Мне и без икон на жизнь вполне хватает... Да зачем мне эти иконы, вообще, сдались?..
  - Вот именно за этим, я и приехал сюда. Потому что очень хочу узнать у Вас, Эдуард Анатольевич, - зачем они Вам понадобились? Может быть коллекционировать начали? Или уже успели толкнуть краденое перекупщикам? - очень вежливо, вопросами на вопрос, ответил следователь.
  Вежливость следователя, приобретенная в процессе общения с ворами произведений искусства, хотя бы мало-мальски причастных не только ценному, но и прекрасному, была абсолютно непривычна Эдику. Когда его допрашивали другие следователи - по поводу убийств или наркотиков, то говорили с ним совсем по-другому. Видимо именно она, эта вежливость, окончательно и сбила его с толку. Он почему-то решил, что это совсем плевое дело из которого сможет без особого труда выкрутиться самостоятельно, не пользуясь услугами адвоката.
  - А когда они пропали? И с чего, вдруг, решили, что именно я их спер? - недоумевая, поинтересовался Эдик.
  - Пропали они вчера вечером. А подозрение пало на Вас, потому что около церкви, предположительно, видели Вашу машину. В этом поселке, ведь, только у Вас иномарка?
  - Вчера вечером!? - почти радостно воскликнул Эдик, - На вчерашний вечер у меня есть неопровержимое алиби.
  - Ну и, что это за алиби? - изобразив заинтересованность на лице, спросил следователь.
  - В это время я находился в кафе "Венеция", в соседнем поселке. Так что у меня есть даже целых два свидетеля, что я не крал ваших икон. Во-первых, хозяйка самого кафе, а во-вторых, один знакомый, с которым у меня там была деловая встреча.
  - Хорошо. С хозяйкой кафе мы поговорим обязательно. А как зовут Вашего знакомого?
  - Его зовут Олегом Владимировичем Калининым. Он работает в одном из банков Москвы, - даже с некоторой гордостью, что у него есть такой знакомый, ответил Эдик.
  - Хорошо, - снова повторил следователь, - А банк, в котором тот работает, как называется? Вы знаете?
  И Эдик назвал банк, в котором раньше работал Максим.
  После его слов, следователь удивленно вскинул брови. Он прекрасно помнил, как прошедшим летом, все московские газеты пестрели статьями об этом банке. О взрыве машины возглавлявшего тот банк директора, при котором он погиб, и о его связях с чеченской мафией, которую, вследствие данного происшествия, хотя бы частично удалось раскрыть, и о том, что после всего случившегося, - банк канул в Лету вслед за хозяином.
  - Но данный банк, еще летом прошлого года прекратил свое существование, потому что... - и он даже не успел полностью закончить то, что собирался сообщить Эдику.
  - Так эта падла, все-таки, пытался облапошить меня!.. - прервав следователя на полуслове, негодуя, изрек Эдик.
  Подобные предчувствия никогда и не покидали всех и вся, подозревающий, четко стоящий на страже собственных интересов, его бдительный мозг. Сейчас, его помутившийся рассудок, неожиданно осознал, что чьи то мозги могли работать не хуже его собственных, (а вероятно, гораздо лучше) и, почему-то, озаботился лишь тем, чтобы как можно больше нагадить Олегу Владимировичу Калинину, сделавшему попытку наколоть его. Сейчас Эдик, совершенно забыв о собственном плачевном положении, изо всех сил пытался очернить и посадить на нары своего "шапочного" знакомого, совершенно не осознавая, что его собственная свобода зависит совсем не от этого.
  - Так, - по-деловому сказал он следователю, - Пишите: "Фольксваген" с московскими номерами, - а дальше он назвал номера машины родительской "Ауди", которые Максим использовал во время проведения этой операции.
  - А Вам-то - для чего это? Он ведь с Вами вместе иконы не крал, как я понимаю, раз Вы собираетесь привлечь его для подтверждения собственного алиби на это время? - совершенно безразличным, не заинтересованным в этих сведениях тоном, поинтересовался следователь, несколько остудив этими вопросами праведный гнев подследственного, а затем, дав какое-то время на их осмысление, осведомился у Эдика. - Так писать это, или не писать?..
  Сам он хотел побыстрее найти похищенные иконы, и вернуться обратно в Москву, а не сидеть здесь до бесконечности, расследуя неимоверно разросшееся дело местного "авторитета".
  И только тут до Эдика дошло, что вешать на себя еще одно криминальное дело, которое может быть сможет вывести на чистую воду мерзавца, желавшего его облапошить, но абсолютно не поможет самому выбраться отсюда, а может быть и усугубит его положение, - не имеет никакого смысла. Он задумался, потер ладонью щеку; потом поскреб затылок и, наконец, изрек:
  - Согласен. Не надо это писать... Пусть будет не два свидетеля, а один - хозяйка "Венеции", Она-то, уж точно, подтвердит, что я был там в это время. Она такая молоденькая, смазливая бабенка. Блондинка, коротко стриженная... Еще фартук у нее белый, весь в кружевах... - вспоминал Эдик все "особые приметы" Кати, надеясь, что не только она, но и он приглянулся ей, раз она улыбалась ему. И что эта молоденькая услужливая девица, безусловно очарованная им, непременно подтвердит его алиби.
  - Хорошо, хорошо. Хватит уже, - остановил его следователь, решив, что сообщенных Эдиком примет официантки вполне достаточно для ее узнавания, - Мы непременно побеседуем с ней, - пообещал он, а затем поинтересовался, - А что это за "Венеция" такая - выискалась под Москвой?
  - Это кафе, - с готовностью отозвался Эдик и начал с омерзением перечислять экзотические блюда, которыми его пытался накормить, ненавистный ему теперь, "Олег Владимирович Калинин", - Там еще в меню есть: омары, мидии, лягушачьи лапки...
  - Что, что?.. - сильно удивившись переспросил следователь, так как будучи москвичом, еще не успел приобщиться к европейской кухне и попробовать деликатесов, о которых ему сейчас, так запросто, рассказывал подследственный.
  И Эдик, продолжая рассказ о "Венеции", сообщил, что ему чуть плохо не стало, когда съел большое количество этих лапок, совсем не подозревая, что те принадлежат лягушкам. А потом, увлекшись воспоминаниями от полученных в данном кафе впечатлений и вспомнив фонтанчик, в виде писающего мальчика, он совершенно серьезно заявил:
  - Там еще пацан стоит, который пивом с...
  Это последнее, сделанное им заявление, было воспринято следователем, как форменное издевательство над собой, и не только над собой, но и над всеми правоохранительными органами. Следователь побледнел, замолчал на некоторое время, видимо соображая, как вести себя дальше с этим совершенно обнаглевшим и распоясавшимся местным авторитетом, а потом заорал на Эдика так, что у того заложило уши от крика. В окнах кабинета задребезжали стекла. А на улице с электропроводов, от испуга, взлетела стайка воробьев, до этого мирно дремавших там.
  - Ах ты мерзавец!!! Ты что думаешь, я сюда из Москвы, в эту тьму-таракань приехал, чтобы с тобой тут в бирюльки играть!!!
  Именно этот жуткий крик сорвавшегося следователя, которого Эдик никак не ожидал услышать от такого вежливого человека, каковым он ему показался поначалу, немного привел его в чувство. Он, наконец-то, четко осознав, где находится, и затребовав адвоката, отказался, вообще, до прихода того общаться с ним.
  Его адвокат вскоре прибыл и, выслушав из уст подзащитного повторно произнесенный, теперь уже лично для него, рассказ о кафе "Венеция", как-то очень странно посмотрел на рассказчика. Потом, со всей серьезностью, осведомился:
  - А сколько ты там выпил вчера? И что пил?
  Эдик абсолютно честно сказал о количестве выпитого алкоголя, которого по его меркам было не так уж и много. Потом, чтобы подтвердить данный факт, добавил, что домой вернулся на машине - сам, потому что на эту встречу не хотел брать лишних свидетелей. Его адвокат, после этого заявления, тяжело вздохнул и глубокомысленно изрек:
  - Лишних - тут явно не будет... Хоть бы одного найти... - и расспросив Эдика об этой, пока что "выплывшей" в деле на первый план - "Венеции", удалился разыскивать хозяйку злополучного кафе и добиваться от нее свидетельских показаний в пользу своего клиента.
  
  ***
  
  Следующий день был не совсем обычным для хозяйки "Венеции". Не так уж часто в своей жизни ей приходилось общаться со следователями и адвокатами.
  Прямо с утра, как только она пришла на работу, к кафе подъехала милицейская машина, и из нее вышел человек в штатском, как оказалось потом - следователь из Москвы. Сначала тот очень внимательно оглядел помещение, видимо изо всех сил стараясь увидеть фривольный фонтанчик с пивом среди этого убогого интерьера. Потом, взяв в руки меню, долго изучал его. По всей вероятности, следователь пытался угадать под каким из названий самых, что ни на есть прозаических блюд, вроде котлет и жареной печенки, там скрываются омары, лягушачьи лапки и другие весьма экзотические для данной местности деликатесы. Закончив изучение меню, он покачал головой, думая о чем-то своем, а затем, показав хозяйке свое удостоверение и фотографию Эдика, спросил:
  - В Вашем кафе позавчера был этот человек?
  - Мое кафе позавчера не работало. Я никогда не работаю по понедельникам и вторникам: это мои выходные дни, - уточнила она.
  Он удивленно посмотрел на нее, потом снова спросил:
  - А у Вас, случайно, не работает официанткой молоденькая девушка, блондинка с короткой стрижкой.
  - О какой официантке Вы говорите? - удивилась хозяйка, - Вы же сами видите какое это "кафе"... Просто - забегаловка... Так что никаких официанток у нас тут нет. Я сама и готовлю, и обслуживаю, и убираю тоже сама...
  Следователь и так уже сделал для себя аналогичный вывод, но потом, все-таки не утерпев, поинтересовался:
  - А омары, устрицы, лягушачьи лапки - в вашем меню часто бывают?
  - Что? - совершенно не поняв сути вопроса, переспросила та.
  - Я спросил - омары и лягушачьи лапки - у Вас часто бывают? - повторил он вопрос.
  - А что? У нас уже и лягушек есть стали? - удивленно ответила она вопросом на вопрос, совершенно упустив из него омаров, видимо слабо представляя себе, что это такое, - Надо же, до чего людей довели этими перестройками и реформами... - искренне пожалела она пожирателей лягушек.
  Следователь улыбнулся ее ответу, вежливо распрощался и укатил восвояси.
  Прошло совсем немного времени, и в кафе заглянул другой посетитель. Это был вальяжный, отъевшийся на защите воров и бандитов, вызволяющий тех из беспрестанно возникающих в их жизни щекотливых ситуаций - адвокат Эдика - Борис Маркович Голубок. Его посещение также началось с пристального осмотра помещения. Он тоже, по-видимому, пытался узреть где-либо писающего мальчика или хотя бы найти неопровержимые следы его пребывания тут, но в отличие от следователя, Борис Маркович не ограничился просто осмотром.
  - В Вашем кафе, недавно, не было ли какой-нибудь перестановки? - поинтересовался он у хозяйки.
  - Нет, - решительно ответила та.
  - А фонтанчик с пивом у Вас есть?
  - У меня пиво бывает, в основном, в бутылках, иногда в банках... А в фонтанчиках еще ни разу не завозили... - отрезала она, но на ее лице все же отобразилась некая задумчивость (вероятно она мобилизовав все свое воображение пыталась представить себе пивную тару в виде фонтанчика) - А что Вы, вообще, от меня хотите? И кто Вы такой? Обычно, прежде чем подобные вопросы задавать, люди свои документы показывают... - несколько озлобленно, что тот не провел соответствующей процедуры пред своими дотошными расспросами, возмутилась она.
  Тогда Борис Маркович тоже показал документы, которые она долго вертела в руках, разглядывая те с пристрастием, и только потом милостиво разрешила задать интересующие его вопросы:
  - Ладно, спрашивайте... Что от меня хотите?
  Он тоже достал фотографию Эдика и, показав ту, спросил:
  - Этот человек позавчера посещал ваше кафе?
  - Позавчера наше кафе не работало, - снова ответила она.
  Тогда Борис Маркович задал ей уже знакомый вопрос насчет официантки, и она, также как и следователю, подтвердила, что официанток не держит, так как справляется с хозяйством сама, а дальше, уже без наводящего вопроса, выдала следующее:
  - А лягушками, я своих посетителей не кормлю... Потому что пока не совсем обнаглела, чтобы лягушачьи лапки, за куриные окорочка выдавать... Да и где же их взять-то?.. Ведь зима на дворе... - и она пожала плечами, подтверждая свою полную непричастность к подобным подлогам.
  Адвокат Эдика из данного заявления понял, что следователь побывал здесь раньше него. А еще сделал вывод, что его клиент - совершеннейший дурак, потому что всю чушь, которую сам выслушал от него вчера, умудрился рассказать и следователю, ведущему дело. И ему пришлось, так ничего полезного и не раздобыв в качестве алиби для Эдика, удалиться из "Венеции", чертыхаясь, что пришлось потратить абсолютно без пользы для дела - столько своего (безо всякого преувеличения) драгоценного времени.
  
  ***
  
  Тогда, Борис Маркович, сделав ставку на привлечение для подтверждения алиби своего клиента, другого свидетеля, бывшего в кафе вместе с Эдиком в тот злополучный вечер, отправился в Москву. Там, в ГАИ, дав взятку нужным людям, выяснил, кто является хозяином иномарки с номером, который сообщил его подзащитный. Потом, отыскав дом с адресом Михаила Семеновича Бесфамильного, на имя которого была зарегистрирована иномарка с данным номером, позвонил в дверь квартиры Максима. Он, по возможности, всегда старался встречаться с интересовавшими его людьми - лично, пуская в ход свое обаяние и почти гипнотическое умение расположить собеседника к себе. А в этом деле, которое при его профессии было немаловажным, ему, вообще, было мало равных. Из героев нашего повествования, разве что, Максим мог соперничать с ним.
  Довольно продолжительное время за дверью, где должен был находиться интересующий его свидетель, была полная тишина, но Борис Маркович был не из тех, кто быстро сдается. Его успешность в выбранной им профессии обычно достигалась тем, что он не мытьем, так катаньем добивался для своих подзащитных нужных свидетельских показаний. После его многократных настойчивых звонков, дверь все же открыл симпатичный молодой человек в несколько растрепанном виде. Он поинтересовался у Бориса Марковича, чем обязан личному посещению его совсем незнакомым ему человеком.
  Сразу же вслед за ним в прихожей появилась девушка, тоже имевшая слегка неприбранный вид, но каскад ее светлых волос рассыпавшихся по плечам, спине и достигавшим бедер, почти полностью скрывал это, отвлекая посторонние взгляды на золотистую, переливающуюся при свете, россыпь. Поэтому некоторые огрехи в ее одежде совсем не бросались в глаза, а удачно маскировались красотой дивных, очень длинных распущенных волос.
  Следом за ней, сюда же, вышел и очень пушистый ухоженный кот персидской породы, который весьма неласково мельком взглянув на пришедшего Бориса Марковича, абсолютно не заинтересовался им. Он остановился у ног девушки и, громко замурлыкав, стал тереться о них, выказывая ей свою безраздельную кошачью любовь и расположение.
  Борис Маркович совершенно искренне посетовал, что оторвал сейчас обитателей квартиры от очень важного для них в данный момент занятия, и что этот факт может сыграть свою, не очень положительную роль в деле, ради которого он пришел сюда. И еще, он очень позавидовал их любви и молодости, сожалея, что подобные прекрасные моменты его личной жизни были уже в далеком прошлом...
  - Я не могу встретиться с Михаилом Семеновичем Бесфамильным? - спросил адвокат, несколько смущаясь, что его визит оказался столь не своевременным, не совсем кстати, а если точнее, то вовсе не кстати, и всячески показывая Максиму неловкость по поводу этого обстоятельства.
  - Вы не сможете с ним встретиться - никогда, - безапелляционно ответил Максим, лихорадочно соображая: "Кто бы это мог быть?", потому что все отцовские знакомые за пол года, прошедшие после гибели того, уже знали о несчастии и успели выразить ему свои соболезнования.
  На столь резкий отказ, полученный от хозяина квартиры, адвокат сначала удивился, а потом был вынужден рассказать о причине своего нежданного прихода.
  Максим, из его рассказа окончательно поняв, - что к чему, ответил:
  - Михаил Семенович Бесфамильный - это мой отец. Но он погиб еще летом, в Израиле, при террористическом акте. Он там и похоронен, - уточнил Максим, тем самым как бы исключая всякую возможность появления того в кафе "Венеция", даже в качестве призрака или приведения.
  Потом, ненадолго задумавшись и припоминая, что у него в данный момент происходит в гараже: успел ли он привинтить номера "Ауди" на их законное место; хорошо ли прикрыл "писающего мальчика", которого они, как и русалку, не решились поставить в квартире, даже как воспоминание о виртуальном кафе "Венеция", предложил адвокату самому взглянуть на машину родителей стоящую в гараже без употребления, уже довольно длительное время.
  Борис Маркович, конечно же, с радостью согласился на это. Максим оделся и, незаметно подмигнув Ире, отправился с нежданным гостем в гараж, где сейчас одиноко стояла "Ауди", потому что "Фольксваген", которым они с Ирой уже с утра воспользовались и вскоре собирались воспользоваться снова, еще не был поставлен туда, а стоял во дворе. Мимо него (мало ли "Фольксвагенов" светлой окраски находятся в столице) они с адвокатом и проследовали в гараж. Правда Борис Маркович с пристрастием, большим чем требовалось, взглянул на машину, но увидев ее номер, потерял к ней всякий интерес. Но именно это, казалось бы ничего не значащее обстоятельство, вызвало в душе Максима особую гордость собой.
  В нем всегда присутствовали авантюрные черты, которые четко вырисовались, когда он занялся своими "благородными делами". Поэтому желание пройти по краю пропасти и, не упав в нее, почувствовать учащенное биение сердца и присутствие адреналина в крови было у него сопутствующим волнующим и захватывающим ощущением при совершении им "афер". Чтобы получить вожделенные ощущения, ему не нужно было прыгать с парашюта, взбираться на пики самых высоких гор и не делать многих других глупостей, связанных с риском для жизни. Правда, он тоже довольно сильно рисковал, но считал, что подобные риски сможет исключить, мобилизовав свой ум и смекалку, которые были ему присущи, и тем самым избежать грозящих неприятностей. А с другой стороны, каждая успешно реализованная им "афера" приносила радость не только тем, ради кого она задумывалась и воплощалась, но в первую очередь и ему самому.
  Если бы проницательный Борис Маркович в данный момент не разглядывал чересчур сосредоточенно номера "Фольксвагена" светлого окраса, а хотя бы случайно бросил взгляд на лицо Максима, то, вероятно, и заподозрил бы что-то неладное, но он не взглянул...
  - Ну вот, убедитесь сами, - сказал Максим адвокату, проведя пальцем по запыленному капоту "Ауди", и всеми силами стремясь показать услужливость и желание помочь тому, в его нелегком труде. - Я ни разу после их смерти не воспользовался ею. Хотя у меня и доверенность есть. А в данное время, у меня изменились семейные обстоятельства... Видите ли, - я женюсь и думаю, что она мне скоро понадобится, - без остановки трещал он.
  Максим изображал из себя святую невинность, которая не совсем понимает, что нужно этому человеку лично от него, но которая сама старается поделиться со всеми окружающими радостью от предстоящего в ее жизни события.
  Адвокат с удивлением взглянул на машину, так как из рассказов Эдика ему казалось, что та должна была быть совсем не "Ауди", а "Фольксвагеном", да и ее цвет тоже должен был быть другим. Но тут, вспомнив недавнее посещение "Венеции" со всеми Эдикиными "фантазиями", даже не стал уточнять это несоответствие. Он просто дал дельный адвокатский совет Максиму, который "бескорыстным" стремлением помочь, тоже сумел снискать у Бориса Марковича расположение к себе:
  - А Вы все-таки постарайтесь побыстрее переоформить на свое имя доставшееся Вам наследство, потому что существует определенный срок, когда это делается просто, без особых хлопот. А если просрочите-таки отведенное законом время, придется что-то кому-то доказывать, да и деньги лишние тратить. Вам это нужно?..
  Данный им бесплатный совет можно было истолковать как свадебный подарок Бориса Марковича Голубка, в общем-то, незнакомому, но подкупившему стремлением услужить ему, молодому человеку. Так как обычно, он, за любой свой совет, привык брать деньги, причем немалые.
  - Спасибо. Обязательно воспользуюсь Вашим советом, - поблагодарил Максим.
  Как только Максим вернулся домой, сразу же позвонил Олегу на работу - в больницу:
  - Ты знаешь, ко мне сейчас приходил адвокат Упыря, по поводу моего свидетельства в пользу его подзащитного... Он отыскал меня по номеру родительской машины, а сейчас, так как из этого ничего не вышло, думаю, станет искать по фамилии и имени, то есть, по твоим паспортным данным. Так что, ты не под каким видом не должен встретиться с ним лично: он видел меня... Можно сказать, застал врасплох... Короче, в нашем деле, выплыли непредвиденные обстоятельства, о которых я тогда не додумался, так что придется исправлять их сейчас, по ходу дела. На все звонки в дверь, пусть открывает Катька, а если он позвонит по телефону, то не соглашайся ни на какую встречу с ним. Ты понял меня?
  - Еще бы не понять, - ответил Олег растеряно.
  - Да не трясись ты так - заранее... Даже по телефону чувствуется твоя дрожь. Мне кажется, он едва ли навестит тебя так же, как меня. Скорее всего позвонит по телефону. С такими фамилиями, именами и отчествами в Москве знаешь сколько человек найдется... Наверное - несколько десятков, если не сотен. Не будет же он всех, лично посещать? Это же не машина, у которой бывает свой, больше никогда не повторяющийся идентификационный номер.
  - Ну, а если он позвонит, что конкретно мне ему сказать?..
  - Скажи правду. Никакого Эдика не знаешь. В кафе "Венеция" с ним не ходил, и поэтому - никаких свидетельств, естественно, давать не будешь. А если хочет, то пусть проверяет - теперь уже твое алиби... Это ведь его подзащитному нужно, а не тебе. Ты ведь сам, тогда в больнице был?
  - Да, как всегда...
  - Ну вот. Я думаю, он ограничится только телефонным звонком туда, если ты конкретно откажешь ему в просьбе... Это твое право, и он ничего больше не сможет сделать с тобой. Нам просто нельзя в данный момент показать свое сходство. Сейчас именно это наш "генеральный план действий"... Все понял? - спросил Максим.
  - Понял все... А может мне бороду или хотя бы усы отрастить? - спросил Олег после некоторой паузы.
  В ответ он услышал хохот Максима, который тут же и был объяснен:
  - Они у тебя так быстро не отрастут... У Хоттабыча знаешь как долго борода росла? А у Черномора? Наверное несколько веков... А это все произойдет на днях: не сегодня, так завтра. Адвокатик этот из кожи лезет, чтобы побыстрее Эдика выпутать из этой истории и заработать себе на очередную порцию черной икры.
  - Ну, тогда, пока... А то у нас уже обход больных начинается...
  - Пока, пока... - и Максим тоже положил трубку.
  Тут к нему подошла Ира, взглянула своими бездонными голубыми глазами, улыбнулась, поцеловала его, и они вместе продолжили то, от чего их, совсем не во время, своим неожиданным посещением оторвал Борис Маркович. И всего несколько минут спустя оба, вообще, совершенно забыли о существовании оного. Так как в это время, существование каждого из них друг для друга, - было самым главным, необходимым и желанным.
  
  ***
  
  Теперь у адвоката Эдика оставалась только одна надежда - найти Олега Владимировича Калинина. Тот хоть и мошенник, со слов Эдика, но, по всей вероятности, за большие деньги согласится подтвердить, что был с тем в "Венеции" в тот злополучный вечер и закусывал там "лягушачьими лапками".
  Борис Маркович справился с базой данных, которую купил недавно, и которую сейчас, в век "рыночных отношений", при необходимости в той, мог приобрести любой желающий, имеющий не такие, как адвокат, стремящийся выгородить подзащитного цели, а совершенно противоположные, и, довольно часто, более жестокие.
  Сейчас, когда тоталитарную слежку за своими гражданами государство прекратило, потому что раньше данными о каждом человеке живущем в нем, обладали лишь специальные ведомства. Зато теперь, в эпоху "рыночной экономики", заплатив совсем немного, этими сведениями мог обзавестись любой заинтересованный в них человек. Настолько "демократичной" стала наша страна для проживающих в ней бандитов.
  Исходя из этих данных, в Москве проживало, как и предположил Максим, несколько десятков человек, имена, отчества и фамилии которых - соответствовали "представителю московского банка", с которым Эдик провел злополучную "деловую встречу" в "Венеции".
  Соотнеся возраст, который был описан его подзащитным, с имеющимися в наличии в большом ассортименте Олегами Владимировичами Калиниными, адвокат Эдика отмел совсем молодых (младенцев, детей и юношей) а также мужчин, которым было за сорок, (так как со слов Эдика, аферисту, пытавшемуся его наколоть, было где-то в районе тридцати лет). На его счастье, таковых оказалось на всю Москву - всего двое.
  Борис Маркович позвонил первому из них. На другом конце провода подтвердили, что Олег Владимирович Калинин действительно здесь проживает, только сейчас, по контракту с какой-то иностранной фирмой, уже несколько месяцев находится в одной из европейских стран.
  После этого у адвоката Эдика оставался один единственный шанс добыть алиби подзащитному - это показания другого Олега Владимировича Калинина, которому он тут же, не теряя времени, и позвонил.
  - Это квартира Олега Владимировича Калинина? - спросил он у Олега, взявшего трубку.
  - Да, это я, - подтвердил Олег, после звонка Максима, уже приблизительно догадываясь по какому поводу его могут разыскивать.
  - Скажите пожалуйста, мы бы не могли с Вами встретиться в любое удобное для Вас время?
  - Да не стесняйтесь, говорите прямо сейчас, что Вам от меня нужно? - уклоняясь от личной встречи с тем, поинтересовался Олег.
  И Борис Маркович изложил все, что хотел от Олега, и даже в иносказательной форме предложил тому деньги, за нужные показания.
  - Вы что, склоняете меня к лжесвидетельству? - с несколько преувеличенным негодованием спросил Олег. - Так вот, слушайте: никакого Эдика я не знаю. Ни в какой "Венеции" с ним - никогда не был... И вообще, я студент медицинского института. Сейчас у меня ординатура. Так что, каждый день хожу на работу в больницу, и в тот день, о котором Вы говорили, - тоже дежурил там. Если Вам лично это очень нужно, то и проверяйте пожалуйста все сами. Тратить время на Ваши глупости, я не собираюсь: мне его и так не хватает... - и он бросил трубку, показывая негодование незримому собеседнику на другом конце провода.
  - Что ты там телефоном рас швырялся? - удивленно спросила Катя из кухни, прекрасно зная, что подобное поведение совсем не в стиле Олега.
  - Да это меня адвокат вашего Упыря, за большие деньги, просил помочь его подзащитному. Ну, я его и послал подальше. Сначала в институт, потом в больницу... А хотелось бы и еще подальше... Пусть выясняет, если не лень, мою непричастность к краже икон, - и он рассмеялся, потому что на сей раз, ему вовсе не пришлось встревать в благородное дело, затеянное Максимом.
  
  ***
  
  После посещения "Венеции", следователь вновь вызвал на допрос Эдика. Тот снова говорил ему что-то насчет адвоката. Но следователь, теперь уже совершенно уверенный, что и адвокат не встретит в кафе "писающего пивом пацана", равно как и омаров с лягушачьими лапками, а тем более, нужной его подзащитному - "смазливой и в кружевах" блондиночки-официантки, еще раз обратился к Эдику с настоятельной просьбой не запираться, признаться во всем, и самому сказать, где спрятал похищенные иконы. На свое, как ему казалось, весьма разумное предложение, он получил очередной отказ.
  - Ну и черт с тобой!.. - с нескрываемым раздражением и досадой, что придется задержаться тут на неопределенный и, по-видимому, длительный срок воскликнул он, - Сиди тут, жди своего адвоката. Мы и без твоих показаний найдем их, особенно если показания эти будут такими же идиотскими, как - то, что ты наплел мне вчера о "Венеции". Только учти, "чистосердечного признания" ты уже лишишься... - на сей раз, речь следователя совсем не была такой вежливой, как прежде.
  А в это время, отец Василий, озаботившись сохранностью икон, которые уже несколько дней лежали в поленице дров, прямо во дворе, соображал, как бы ему побыстрее навести на них следователя, в чьих руках сейчас было дело об их пропаже, но пока ничего не мог придумать. Он очень сожалел о том, что инициатор и руководитель всей этой затеи - Максим, со своей неистощимой изобретательностью уже покинул поселок.
  
  ***
  
  На следующий день, разузнав в Москве, что свидетеля о совместном пребывании Эдика в "Венеции", там не сыскать, Борис Маркович решил предложить тому, единственную оставшуюся возможность не попасть в тюрьму, - быть признанным невменяемым. Потому что даже его рассказов о кафе, - уже хватило бы, чтобы Эдиком на какое-то время занялись психиатры. А упорство, с которым тот настаивал на своих "видениях", делало из него потенциального больного психиатрической лечебницы.
  Именно с этого предложения и начал Борис Маркович, разговор с подзащитным, посчитав, что в данной складывающейся не в пользу того ситуации, - этот ход будет самым разумным.
  - Был я в "Венеции", - сообщил он Эдику с грустью, что пришлось потратить время впустую, и с некоторым недоумением, почему постоянный клиент, которого он уже давно и хорошо знает, так странно ведет себя на этот раз. - И совсем не понимаю тебя. Зачем таки, ты мне все это наплел? И про омаров с лягушачьими лапками, и про фонтанчик с пивом, да и про хозяйку кафе - тоже. С какой стати ты мне врал, что она молоденькая блондинка с короткой стрижкой, когда на самом деле - это женщина средних лет, довольно упитанная, с темными волосами, уложенными в прическу. Я, право, совсем не понимаю, почему ты в этот раз так странно ведешь себя со мной...
  А твой второй свидетель? Это, вообще, - миф... Владеет машиной с таким номером, совсем не Олег Владимирович Калинин, а Михаил Семенович Бесфамильный, к тому же, еще летом умерший. А сейчас она по наследству перешла его сыну, но тот ею уже давно не пользовался - сам видел: она вся в пыли, которая скопилась как минимум за пол года ее простаивания в гараже. К тому же - это не "Фольксваген", а "Ауди", да и цвет у нее другой, правда после того, что ты мне насочинял на счет "Венеции" - это уж и не такая большая фантазия. А Олег Владимирович Калинин - это студент медик. Он отказался давать какие-либо свидетельские показания в твою пользу, потому что: во-первых, не был там с тобой в тот день; во-вторых, не хочет, и это его право; а в-третьих у него самого есть алиби на тот день: он ежедневно работает в больнице ординатором. Естественно, в регистратуре, когда я позвонил в эту больницу, мне подтвердили, что он действительно работал тогда, как и во все другие дни, в которые ты тоже, якобы встречался с ним.
  Так что тебя этот мнимый "представитель" уже лопнувшего банка, сам хотел нагреть как следует... Я думаю, что и паспорт, который он показывал тебе, и номера его машины - все было фальшивкой, как и этот дурацкий "проект банка", о котором он тебе заливал, и на который ты, по простоте душевной, клюнул. Мой тебе совет - забудь обо всем этом, и давай сосредоточимся исключительно на твоем деле. На том, как тебя вытащить отсюда...
  - А что ты предлагаешь? - уже несколько смирившись, что алиби на тот вечер в "Венеции" у него не будет.
  - Пока что, я предлагаю - психушку. Ты мне наплел такого... А как я понимаю, ты и следователя порадовал аналогичными байками... Исходя из этого, думаю, существует возможность потребовать экспертизы твоего психического состояния. Это все может растянуться на несколько месяцев, ну а там... Собственно тогда уже у нас будет достаточно времени, чтобы придумать, что делать потом.. А может быть и иконы к тому времени найдутся. Ты ведь их не крал? - спросил он, испытующе взглянув на Эдика.
  - Вот тебе истинный крест, - ответил тот, рьяно перекрестившись.
  Правда в психушку Эдик тоже не захотел, а попросил у Бориса Марковича договориться о встрече с женой, потому что у него сейчас в голове возник собственный план, как избежать тюрьмы, сбежав из КПЗ, а потом свалить за границу.
  
  ***
  
  В тот же день, по его просьбе, ему дали свидание с женой.
  Она была значительно младше мужа, наверное потому, что была его второй женой, а Эдик, как и все другие "авторитеты", выбившись в люди, сразу же сменил прежнюю жену на весьма смазливую, но совершенно глупую бабенку. Звали ее Дианой (вообще-то, по паспорту, она была Евдокией, а в детстве ее все звали Дунькой, за непроходимую тупость и глупость).
  Она выбрала себе это имя, посчитав, что сейчас, в положении жены самого богатого и крутого в поселке мужика, называться прежним русским именем - несолидно. Да и у всех героинь бразильских и мексиканских сериалов, за просмотром которых она, в основном, и коротала свободное время, всегда бывали какие-нибудь красивые, звучные, а главное, - иностранные имена. И она тоже взяла себе такое, - как у бывшей принцессы Уэльсской. Сплетнями из личной жизни которой, она как и другие обыватели, самозабвенно упивалась.
  А услужливые журналисты, на потребу всех любопытствующих обывателей мира, спустя даже несколько лет после гибели "королевы сердец", все еще наперебой, соревнуясь друг с другом в пронырливости и пошлости, беспрестанно сообщают в средствах массовой информации о новых, открывающихся только сейчас, "жареных фактах" ее жизни. И неважно, глянцевый ли это журнал или захудалая провинциальная газетенка, вездесущие радио или телевидение - важно лишь одно: данное демократией "право человека на информацию". Правда, куда в данном случае девается его же "право на частную жизнь", - абсолютно непонятно?
  Да и Бог с ними, с этими правами, сейчас мы говорим о жене Эдика, обывательнице, взращенной демократическими средствами массовой информации, не умеющей читать книги и привыкшей, в основном, потреблять видео ряды телевидения и гламурных журналов. Ее мыслительный процесс, после их потребления, был таким же "клиповым", и совершенно не мог уловить смысла, который в художественных произведениях, обычно, проходит, как говорили раньше, "красной нитью", так как автор стремится непременно донести до потребителя свою мысль. У нее же, данной связующей нити, не было, вообще, - ни красной, ни белой, ни какого другого цвета... Она совсем не привыкла шевелить мозгами, задумываясь над смыслом увиденного, мало того, даже другой человек, держащий в руках книгу, или говорящий о чем-то ей недоступном, вызывал у нее смех, потому что Диана была воинствующим "неучем", поэтому имела неоспоримую привилегию высмеивать то, чего сама не понимала и в чем разбиралась, "как свинья в апельсинах".
  Собственно, Диана и не считала себя хотя бы на йоту, чем-то хуже самой принцессы. Ей казалось, живи она в Лондоне, а не в их захолустье, то будущий король Туманного Альбиона, именно на нее обратил бы свое внимание. И тогда уже ей, а не принцессе, досталась бы шикарная жизнь, а также все любовники принцессы, о чем она сама могла лишь мечтать.
  Где и какими способами "зарабатывает" деньги муж, - ее совершенно не интересовало. Она хотела только одного, - чтобы тех было как можно больше. Насмотревшись сериалов и воспринимая все происходящее в них за чистую монету, Диана уже давно мечтала о жизни, какую показывали в телевизионном ящике. Чтобы у нее был дом, похожий на дворец; чтобы там был бассейн с голубой водой; и чтобы, непременно, молодой красивый любовник, который обязательно прилагается к подобной жизни...
  А что было у нее?.. Какой-то жалкий трехэтажный домишко, никакого тебе бассейна, а вместо любовника, его красивой любви и страстных поцелуев, этот лысый ревнивый Эдик, которого она терпела только из-за сытой, безбедной жизни, и если бы не это, то никогда даже и не взглянула бы в его сторону...
  И в свободное от просмотра сериалов время, она жалела себя. Жалела, что ее молодость так бездарно проходит в этом забытом Богом поселке, что нет любовника, загорелого с рельефными мышцами, который смог бы по достоинству оценить и восхититься всеми ее прелестями. В ее фантазиях, любовник должен был беспрестанно восхвалять ее красоту, целовать, ну, и не только целовать, а и все остальное тоже, точно так, как бывало в бесконечных, таких же глупых и совершенно бессмысленных, как и она сама, многосерийных латиноамериканских фильмах.
  - Диана, - обратился к ней Эдик со всей серьезностью, - Меня могут посадить... Но я совсем не виноват, в чем меня подозревают. Не крал я, этих чертовых икон...
  Потом он взглянул на нее загнанным взглядом, ища сочувствия и поддержки в трудную минуту... но совершенно напрасно.
  Его жена уже, достав из сумочки пудреницу и открыв ту, с пристрастием разглядывала в зеркале свое лицо, которое она очень, а может быть и больше всего на свете, любила. Ей всегда казалось, что более прекрасного лица больше не существует в целом свете. И Диана, бес конца заглядывая в "зеркальце", требовала подтверждать эту не приложенную истину. Поэтому, когда у нее выдавалась свободная минутка от просмотра телевизора, она обычно сосредотачивалась на разглядывании собственной мордочки, то и дело подправляя и дорисовывая на ней, что, как ей казалось, не совсем удалось сделать матушке-природе.
  Эдик, взбешенный подобным поведением, уже не прося сочувствия, а требуя внимания к себе, произнес:
  - Ты должна мне помочь выбраться отсюда... У меня, - и он совсем тихо произнес, - нычка есть, на черный день. Вот он, сейчас для нас с тобой, и настал... Ты понимаешь это? Я, тут, записку написал, - и он незаметно подсунул ей под локоть маленький, скрученный в трубочку кусочек бумаги, - Тут все написано, что и как ты должна сделать. Только прошу, не надо никакой самодеятельности...
  Диана, оторвавшись на секунду от созерцания своего лица, удивленно вскинула унавоженные несколькими слоями туши ресницы, к которым (как и было обещано рекламой, добавилось еще 500% объема) и с рассеянным удивлением спросила у мужа:
  - Так ты говоришь, что все это серьезно?
  В данный момент Эдику хотелось задушить глупую, совершенно никчемную жену, или хотя бы украсить ее, и так раскрашенное донельзя, личико парочкой фингалов. Он едва сдержался, чтобы не осуществить свое намерение.
  - В общем, возьми эту записку, когда будешь уходить, только незаметно, и сделай все, как в ней будет написано. Поняла... - почти с угрозой произнес он последнее слово.
  - Поняла, - без особых эмоций ответила та, поправив одну из собственных бровей, которая, как ей показалось лежала не совсем так, как было должно. Затем Дина закрыла пудреницу, положила ту обратно в сумочку, сунула в узкий рукав платья крохотный рулончик бумаги, от исполнения содержания которого, теперь зависела свобода или несвобода ее мужа, и гордо неся свою совершенно безмозглую, но довольно миленькую головку, удалилась, стуча по полу высоченными каблуками сапог.
  "И какого черта - я женился на этой идиотке?" - запоздало сожалел о, когда-то сделанном, глупом поступке Эдик. При этом он вспомнил прежнюю жену. Та была значительно старше Дианы и не такая красивая, но зато несравненно умнее ее. Мало того, в свое время, она любила Эдика, и совсем не за деньги, которые появились в таких больших количествах значительно позже, лишь тогда, когда он занялся наркотическим "бизнесом".
  После свидания с мужем Диана, возвратившись домой, сначала совершенно забыла об этой записке, так как едва поспела к очередной серии, очередного сериала. Она сразу же, не раздеваясь, плюхнулась на диван перед телевизором. Потом, получив от просмотра того очередную порцию переживаний и эмоций, вдоволь наплакавшись и озаботившись судьбой красавца-героя "мыльной оперы", которому в данной серии настойчиво замаячила тюрьма, Диана, исключительно по аналогии, вспомнила о записке мужа, которому тоже грозила подобная участь.
  Она, шевеля губами, прочла ее, но с первого раза, - абсолютно ничего не поняла. Шевелить мозгами для нее было совершенно непосильным трудом. Потом она еще раз осилила содержание записки, изо всех умственных сил и интеллектуальных возможностей, стараясь вникнуть в ее содержание. Однако связь между произносимыми почти вслух словами и смыслом, которые данные слова, сложившись в предложения, обладали, ее мозг улавливал слабо. Вот, если бы в каком-нибудь из просмотренных ею сериалов, произошла бы подобная история, она бы, по аналогии, сообразила, что ей нужно делать. И хотя в сериалах, кажется, были использованы все дурацкие сюжеты, видимо, подобный этому, - она умудрилась пропустить. Наконец, когда из головы, набитой исключительно деревянными опилками, и не обремененной лишними извилинами, почти начал валить пар, от чрезмерного напряжения и усердия, до нее дошло, что в доме, возможно, спрятано ее прекрасное будущее: и бассейн, и любовник, ну и все остальное тоже... Правда, это было слишком большим преувеличением с ее стороны, но можно простить Диану за данный просчет, потому что она и считать умела, ни чуть не лучше, чем читать.
  Оттого, что она смогла сообразить все это самостоятельно, и ей не пришлось к кому-либо обращаться за более подробными разъяснениями, Диана осталась очень довольна и горда собой, а, в особенности, своими мыслительными способностями. Судьба лысого мужа Эдика совершенно перестала волновать ее. Правда, тут стоит отметить, что и до этого, она никогда особенно и не обременяла себя подобными переживаниями.
  Быстро разыскав, оставленные Эдиком на "черный день" деньги, собрав все самое ценное, на ее взгляд, барахло и обвесив себя, как елку, золотом и брильянтами, в большом количестве запасенными Эдиком на тот же "черный день", она спешно рванула в Москву, где, у нее хватило ума, купив какую-то горящую путевку, немедленно вылететь в Турцию.
  По прибытию туда, ее сначала подчистую обобрал, какой-то расторопный турок, уже давно специализировавшийся на этом "бизнесе". Пару раз назвав Диану "пэрсиком", он покорил ее окончательно и бесповоротно. Ей показалось, что она именно этого комплимента и ждала всю свою жизнь, а этот турок и есть тот несравненный любовник, которыми так изобилуют любимые ею сериалы. Ей даже в голову не могло придти, (правда, ее голову слишком редко посещали какие-либо разумные мысли) что того интересует совсем не она, а деньги и драгоценности, скопленные Эдиком на черный день. И когда те закончились, ее "мачо" без всякого зазрения совести покинул ее, мало того, он передал ее одному из своих знакомых сутенеров, на которого Диана довольно долго была вынуждена бесплатно работать.
  А затем она повторила путь, который, в основном, проходит большинство наших соотечественниц, стремящихся начать "красивую и богатую жизнь" за рубежами собственной Родины, которая, как им кажется не смогла по достоинству оценить всю их красоту и другие не менее ценные качества. В конечном итоге, после долгих мытарств и лишений, она попала в какой-то бордель самого низкого разряда. В этом притоне, в редко выпадающее от основной работы свободное время, Диана с ностальгией вспоминала Подмосковье, поселок, в котором родилась и выросла, большой трехэтажный дом, в котором раньше беззаботно прошла часть ее жизни, и его лысого хозяина Эдика, который относился к ней несравненно лучше, чем ее теперешние клиенты...
  
  ***
  
  Когда на следующий день, не дождавшись жены с деньгами и заграничным паспортом на другое имя, Эдик попросил адвоката сходить к ней и выяснить, что случилось и из-за чего произошла задержка, Борис Маркович, как всегда, выполнил просьбу клиента. Он отправился в дом Эдика, но не застал там никого, только на столе лежала записка с огромным количеством грамматических ошибок, написанная детским подчерком Дианы, извещавшая, что искать ее не надо и, в дальнейшем, она сама сможет позаботиться о собственной судьбе. Адвокат, прочитав это, подумал: "Вот и крысы уже побежали с тонущего корабля"...
  Потом он передал записку Дианы своему клиенту и выслушал весь праведный гнев Эдика, который был излит в таких непотребных выражениях, что даже у Бориса Марковича, слышавшего от своих подзащитных подобные пассажи в адрес собственных обидчиков довольно часто, слегка покраснели щеки. Затем он вновь спросил у Эдика, согласен ли тот с предложенным ему ранее планом, по поводу признания своей недееспособности. Но Эдик, все еще надеясь, что иконы будут вскоре найдены, так как он их действительно не крал, и его, все же "нормальным", а не "психом" - выпустят отсюда, вновь отказался от этой возможности.
  
  ***
  
  Жена Упыря сбежала, причем факт ее побега, уже успел обрасти совершенно неправдоподобными и беспочвенными подробностями. Потому что одни "свидетели" данного происшествия говорили, что за Дианой приехал любовник на огромном лимузине и увез ту в неизвестном направлении. Хотя, какой у нее мог быть любовник при столь мизерных мозгах, и столь ревнивом муже? - было совершенно не понятно. Другие же, бывшие значительно ближе к истине, уверяли, что видели Диану в электричке, расфуфыренную до неприличия, для пользователей данного вида транспорта, и тащащей в руках неимоверное количество битком набитой различной дорожной клади.
  Отец Василий, не дождавшись каких-либо конкретных действий от следователя, решил, что уже пора самому принимать их (теперь уже для спасения икон от неблагоприятных климатических условий, в которых те до сих пор находились).
  История побега жены Упыря, которую он многократно в различных, противоречащих друг другу вариантах он невольно услышал от прихожан, (они обсуждали это происшествие даже в храме) навела его на мысль: нечто подобное он мог бы услышать от тех и по поводу спрятанных во дворе матери Эдика иконах. В общем, когда отец Василий в следующий раз пришел к следователю справиться о судьбе церковного имущества, он, как бы невзначай, сообщил, что совершенно случайно, якобы, слышал, как кто-то из прихожан говорил, что видел в тот вечер машину Эдика около дома матери. И хотя Эдик не общается с той, спрятать у нее во дворе украденные иконы, безусловно мог. В общем-то, это входило в "разработанный ими план". Максим тогда действительно приезжал и какое-то время околачивался около ее дома, с надеждой, что когда придет время разыскивать иконы, кто-нибудь из соседей вспомнит о данном происшествии и обратится в милицию. Но, увы... Так что эту, несостоявшуюся вопреки "разработанному плану", задумку пришлось тоже осуществлять отцу Василию.
  Следователь, моментально ухватившись за эту идею, захватив с собой и отца Василия, снова отправился к матери Эдика. Когда он посещал ту впервые, непосредственно после кражи, она отрицала любую связь с сыном, и утверждала, что тот уже почти год не удосужился посетить ее ни разу, хотя они живут в одном поселке. Следователь, увидев убогую обстановку дома, и памятуя высказывания местных милиционеров, подтверждающих, что связь матери с сыном действительно маловероятна, не стал тогда проводить в ее домишке тотальный обыск. Он надеялся, что сын старенькой учительницы сам признается в содеянном преступлении, и укажет место, где спрятал краденное. Но ведь Эдик мог, и не заходя в дом, спрятать иконы во дворе или в сарае, или где-нибудь на участке. Та, действительно, могла даже не подозревать об этом. Но, раз уж этот факт стал так "широко" обсуждаться в поселке, что даже местный батюшка был в курсе, - это было просто необходимо проверить...
  Когда они подошли к ее дому и оглядели двор, - стало ясно, что спрятать иконы было возможно, и удобнее всего, в поленице, сложенной под навесом. И тогда, подойдя к ней близко, отец Василий, по описанию друга детства - Мишки, который и занимался упрятыванием их туда, обратил внимание следователя на тряпицу, торчавшую из дров в одном месте.
  Сразу же были приглашены понятые. Это были соседи матери Эдика. Они подтвердили документально, что в их присутствии из поленицы дров были извлечены церковные иконы, завернутые в кусок материи. Когда иконы в целости и сохранности были извлечены из дров, то один из понятых, окончательно расхрабрившись, вспомнил, что слышал в ту ночь шум мотора машины и видел человека, топтавшегося около нее. Но так как на улице было темно, он не смог точно разглядеть, кто это был, хотя если задуматься, то кроме Упыря и быть было некому.
  У отца Василия, в связи с долгими переживаниями за сохранность икон, наконец-то, отлегло от сердца. Он увидел их целыми и невредимыми, обрел спокойствие души и уверенность, что все они, после судебной экспертизы, вскоре вернуться на свои законные места.
  После того, как иконы были найдены, и с них были сняты отпечатки пальцев, среди которых нашлись и прекрасно идентифицируемые отпечатки подследственного, следователь вновь вызвал Эдика и без всяких предисловий спросил:
  - Так ты утверждаешь, что не крал икон?
  - Не крал, - уверенно настаивал на прежних показаниях Эдик.
  - А это что? - спросил следователь, как фокусник сорвав с них, разложенных на его столе, доселе прикрывавшую их тряпицу.
  - Иконы это. Только я их не крал, - в очередной раз подтвердил свою непричастность к этому подозреваемый.
  - А ты знаешь, где их нашли? - с иезуитской улыбкой спросил следователь.
  - Наверное в моей картинной галерее или в домовой церкви, - услышав как-то, о существовании таковых при царских дворцах, неуклюже попытался сострить Эдик.
  На самом же деле все стены его дома были завешены коврами и ковриками, а также постерами и портретами актеров и актрис из различных глянцевых журналов, которые развесила жена. Актеров она повесила, чтобы восхищаться ими, сравнивая со своим, как ей казалось, абсолютно убогим мужем. А актрис, чтобы восхищаться собой, всегда находя у тех, какие-либо изъяны, заметные лишь ее придирчивому взгляду.
  - Сейчас ты потеряешь свое остроумие, - пообещал следователь и с радостью, которую не скрывал, сообщил Эдику, что те были найдены в поленице дров во дворе его матери, и что при их обнаружении присутствовали понятые. - Так что все было сделано по закону. И ты, вместе со своим пронырливым адвокатишком, при всем желании не сможешь придраться даже к этому. Кроме того, - продолжал вещать следователь, - на одной из них обнаружены твои отпечатки пальцев, и тебе уже ни за что не отвертеться от этого... Гражданин Иванов Эдуард Анатольевич! - заканчивая свою речь, рявкнул он фамилию, имя и отчество подследственного в сочетании со словом "гражданин", которое в данном контексте прозвучало как окончательный приговор.
  И только сейчас, Эдик в полной мере ощутил чувства, которые испытывали люди, подставляемые им многократно и без всякого зазрения совести, дачей им самим и его "шестерками" заведомо ложных показаний. И делалось это, чтобы иметь возможность отвертеться от справедливого наказания за свои сомнительные деяния. А сейчас, несправедливость, совершенная по отношению к нему и абсолютное собственное бессилие, невозможность доказать, что на самом деле все не так, - охватили Эдика, сжав его сердце в комок и на короткое время сбив дыхание.
  - Меня подставили!! - заорал он, сумев побороть ощущение безысходности, и из последних сил и возможностей пытался защитить себя, хотя бы громким криком, так как других средств у него уже не осталось. - Не крал я этих икон! И вообще, я в Бога верю и в церковь хожу! Спросите сами у нашего Батюшки!..
  - А я уже спрашивал... - обрадовал его следователь.
  - Ну, и что он Вам сказал?! - с большой заинтересованностью в ответе отца Василия, спросил Эдик.
  Он был абсолютно уверен, что лицо, представляющее на Земле самого Творца, никак не может соврать в отношении него самого, можно сказать - образцового прихожанина. Почему-то в данный момент Эдик совершенно забыл, что именно от его "зелья" погиб племянник служителя культа, а так же то обстоятельство, что хоть тот и служит Богу, сам является всего лишь человеком со всеми его слабостями, а может даже и пороками.
  - Сказал, что ты действительно часто посещал церковь, да, по-видимому, совсем с другими целями. Наверное все время выбирал, какие иконы из иконостаса приватизировать...
  И хотя Эдик продолжал утверждать, что совершенно не причастен к данной краже, а его отпечатки остались на иконе, когда отец Василий сам дал икону ему в руки, чтобы он мог лучше рассмотреть своего покровителя. Ему, после бредовых рассказов о "Венеции", уже никто не верил, а все улики и факты, открывшиеся сейчас в деле, - были против него.
  Лишь следователь после заявления Эдика, что и у того есть святой покровитель, как-то неопределенно пожал плечами и с большим удивлением произнес:
  - Надо же... Если у таких мерзавцев, как ты, тоже существуют покровители среди святых, то может стоит оставаться атеистом?.. Чем быть верующим, вроде тебя? То есть, верить в Бога, а самому воровать иконы в его же Храме... Правда, сейчас выясняется, что ты не только этим тут занимался, но и многими другими, не богоугодными делами похлестче этого, но, слава Богу, они уже будут не моей заботой...
  Эдик снова потребовал к себе адвоката, и тот опять пришел к нему. Но у Бориса Марковича был какой-то совершенно незаинтересованный в дальнейшем общении с подзащитным вид. По всей вероятности из-за того, что статья, под которую сейчас попадал Эдик, была с конфискацией имущества, и ему - Борису Марковичу Голубку - при данном раскладе дел не видать было того гонорара, которым его обычно одаривал Эдик, отвертевшись с его помощью от очередного, грозящего тюрьмой, дела.
  - Что делать!? Что делать!?.. - буквально набросился на него Эдик с извечным вопросом, на который еще никто и ни когда не смог найти достойного ответа, и который теперь его мучил постоянно: днем и ночью.
  - Не красть икон из Божьего храма, - безразличным тоном произнес адвокат, разглядывая ногти на своих холеных руках.
  Правда сначала Борис Маркович чуть было не брякнул более распространенный и всем известный ответ на данный сакраментальный вопрос: "Сухари сушить", но потом, посчитав что из уст адвоката эта фраза будет звучать неэтично, слегка смягчил свой вердикт, хотя по сути, тот сейчас был столь же жестоким.
  - Да не крал я их!! - с каким-то надрывом заорал Эдик, но это был всего лишь глас вопиющего в пустыне.
  Борис Маркович слегка усмехнувшись, над истерическим воплем клиента, нравоучительным тоном произнес:
  - Ты не только крал, хотя безусловно, - это твое личное дело, но еще и мне мозги компостировал, какую-то галиматью нес несусветную... Я, вместо того, чтобы своим делом заниматься, если бы ты мне сразу всю правду сказал, вынужден был тратить свое время на глупости, придуманные тобой. Пусть это будет тебе наукой на следующий раз. Хотя, когда ты выйдешь из тюрьмы... - Борис Маркович сделал паузу, по-видимому, в уме прикидывая сколько лет тот может схлопотать по вменяемой его бывшему клиенту статье, а затем закончил свою мысль, - Уже наверное не сможешь проворачивать подобные делишки: здоровье будет не то, да и "банда" твоя к тому времени совсем развалиться. Так что извини, но защищать тебя после всего случившегося - я не буду. Ищи себе другого адвоката.
  После этого Борис Маркович Голубок навсегда покинул клиента, с которым они вместе так успешно долгое время "трудились" на ниве криминальных дел, "пожиная" неплохой доход от этого совместного бизнеса. Эти дела один из них совершал, нарушая при этом массу законов, а другой постоянно выпутывал его из этого, предотвращая справедливое наказание за их свершение.
  Таким образом, вслед за женой, Эдика покинул и верный соратник.
  А дальше, - все в его жизни стало рушиться, как карточный домик. Сначала описали имущество, которое должно было быть изъято в пользу государства. Потом "шестерки", чувствуя, что дела их "авторитета" сильно пошатнулись, тоже очень быстро постарались покинуть его. Правда некоторые нашли новых покровителей, а те, которые тоже были привлечены к уголовной ответственности вместе с Эдиком, пытались всю вину, во всех расследуемых делах, свалить на "патрона", добывая этими признаниями смягчения собственной участи. И только наиболее благоразумные из них, учась сейчас на чужом примере и понимая, что богатство нажитое подобным путем слишком недолговечно и призрачно, решили совсем завязать с прошлым. Так что Эдик, в одночасье став бедным, в конечном итоге остался совершенно одиноким в своем несчастье.
  Адвокат, который был выделен ему государством, как подследственному, был совершенно не заинтересован, чтобы его подзащитный избежал заслуженного криминальной жизнью наказания, и не "рыл землю носом", с пристрастием разыскивая алиби для своего подзащитного. А вскоре, на голову Эдика, вылился целый поток заявлений и жалоб от жителей поселка. Они во время, когда тот был в фаворе, даже пикнуть боялись, а сейчас, расхрабрившись, порознь и сбившись в какие-то коллективы, в зависимости от того кому и как он успел напакостить, давали всевозможные показания, как Вы уже наверное догадываетесь, совсем не в его пользу.
  И закончившееся дело о краже икон из церкви, не стало последним эпизодом, в его уголовном деле, а плавно переросло в другие дела, только сменился следователь. Тот, из Москвы, который вел дело о краже икон, укатил обратно, где его, по-видимому, уже ждали другие, аналогичные дела о кражах исторических и музейных ценностей. А дальнейшей судьбой Эдика занялся следователь, специализировавшийся по наркотикам...
  Просидев в КПЗ около года, пока расследовались все его прежние деяния, Эдик совсем сник. А когда судья зачитывал ему приговор, в котором срок заключения, по совокупности статей, был ему определен по максимуму, односельчане, присутствовавшие при этом, совершенно не узнали прежнего, наводящего на всех страх и ужас, Упыря. Сейчас тот был абсолютно не похож на дона Карлеоне, которому подражал и на которого всегда старался походить. В клетке, находящейся в зале суда, одиноко сидел сгорбленный, с потухшими глазами, покинутый всеми и абсолютно никому ненужный маленький человечек, принесший столько слез и горя жителям всей округи.
  И только, когда его, под конвоем, уже стали выводить из зала суда, он увидел свою, окончательно состарившуюся, из-за переживаний за непутевого сына, мать. В ее глазах стояли слезы, но тем не менее она все же успела, подбодрив его этим, сказать:
  - Эдик, сыночек... Возвращайся скорее... Я буду писать тебе... Я с нетерпением буду ждать твоего возвращения... Ты только не забывай... Все время помни обо мне... Ты мне очень нужен...
  Она улыбнулась ему всепрощающей улыбкой, в которой было столько любви и нежности к сыну, от которого в данный момент отвернулись все, и только она - его мать - верила, что он сможет, пересилив себя, начать свою жизнь снова. И жизнь его будет нормальной, человеческой, а не уголовной, как сейчас.
  - Я обязательно вернусь к тебе, мама... - ответил он и закусил губу.
  Потом быстро отвернулся, чтобы та не увидела его слез, которые неожиданно хлынули из его глаз. Это были слезы раскаяния о содеянных им делах, и признание, что слова матери, которыми та все время пыталась наставить своего ребенка на путь истинный, наконец-то, хоть и с большим опозданием, но, все-таки, дошли до него.
  
  ***
  
  А приблизительно в это же время, у Максима и Иры родился сын, которого в честь обоих дедушек назвали Михаилом. Это был желанный обоими ребенок, плод их большой любви друг к другу. И Максим уже совершенно определенно решил для себя, что у его сына будет такое же безоблачное и счастливое детство, какое было у самого, благодаря любви его родителей. Сейчас он поставил перед собой именно такую цель, а с его умением добиваться того, что хочет, воплощая в жизнь задуманное, можно было быть почти уверенными, что так оно в конечном итоге и будет.
  Дядя Миша и его жена Алевтина были безмерно счастливы в связи с появлением внука, да, собственно говоря, и не только этому. Они радовались, что их дочери достался такой любящий муж, и прекрасный отец их внуку, а также тому, что в поселке наступило долгожданное спокойное время - жизнь без наркотиков.
  А Максим, вдохновленный любовью к своей светловолосой, голубоглазой музе, к этому времени уже успел опубликовать свой первый детектив. Его талант виртуозного и неистощимого выдумщика очень удачно воплотился сейчас в захватывающий сюжет его первой книги. Надо сказать, что детектив пользовался большим успехом у соотечественников, которые с нетерпением ждали очередного его опуса.
  Олег закончил высшее образование, доставив себе и маме, всю жизнь мечтавшей об этом, необыкновенную радость.
  Катя же, сейчас, пребывала в ожидании ребенка. Она еще пока не знала его пол, но ей почему-то казалось, что это непременно будет девочка, впрочем, ограничиваться одним ребенком они с Олегом не собирались.
  Зато Олег собирался обязательно вернуться обратно в поселок и продолжить там свою деятельность, уже в качестве врача. Катя пока что слегка сопротивлялась этому, потому что с детства привыкла к столичной жизни, но уже чувствовалось, что в скором будущем, она сдаст свои позиции, и вместе с ним переедет жить в его родной поселок, где он, ее любимый, будет чувствовать себя и свою профессию нужными и ценимыми людьми.
  И это чувство, что ты востребован, как личность, как специалист в какой-либо области и по достоинству оценен окружающими, приносит большую радость человеку, готовому отдать свой труд и талант людям. Никакое, даже очень большое количество денег, не сможет дать ощущения этого.
  Мало того, постепенно и сама Катя стала склоняться к решению приносить пользу людям. Она собиралась устроиться на работу в поселковую школу учительницей иностранного языка, так как в свое время закончила факультет иностранных языков.
  В общем, как это и полагается в сказках, или голивудских фильмах с их "happy end", история случайной встречи двух братьев-близнецов, тоже закончилась совершенно счастливо: наказанием зла, торжеством справедливости и, как бы в качестве награды за совершенно бескорыстные старания, удачными женитьбами обоих на любимых и любящих девушках.
  Жаль только, что на просторах нашего Отечества подобные истории все реже и реже стали случаться в жизни. Хотя, если к жизни подходить с такими же высокими требованиями, как это делали наши герои, и столь же активно бороться со злом, захватившим все вокруг и разросшимся просто до каких-то гипертрофированных размеров, - то может быть и наступит время, когда Правда и Справедливость в стране, полностью и окончательно восторжествуют. По крайней мере, очень хотелось бы в это верить...
  
  ЭПИЛОГ
  
  За окном было очередное лето. Сергей Петрович через стекло окна своего кабинета взглянул на площадь, где когда-то, определяя ее центр и являясь архитектурной доминантой, стоял памятник "железному Феликсу". Памятника там уже давно не было, но ему, привыкшему что он тут был, всегда казалось, что он тут присутствует и поныне. Во всяком случае, его воображение всегда дорисовывало этого теперь отсутствующего бронзового председателя ВЧК. Потом его взгляд переместился на "Детский мир", и он, хлопнув себя по лбу и пробурчав под нос:
  - Надо же... Чуть было не забыл, - быстро направился из кабинета.
  Жена поручила ему купить, сильно подросшему за последнее время сыну, экипировку для поездки на море, где проживали ее родители, и где она с сыном обычно и проводила свой очередной отпуск. А на него, впрочем как и всегда, в это время вывалилась куча срочной работы, и в этот год, он опять не сможет составить компанию семье, так как время его отпуска теперь будет зависеть исключительно от него самого. От того, как быстро он сможет распутать клубок очередного "громкого" преступления, "взятого под контроль" высшим руководством страны.
  Почему-то именно сейчас он вспомнил Максима Бесфамильного, и то, как его помощь позволила им тогда быстро и без особых проблем справиться с поставленной задачей.
  "Вот бы и сейчас произошло что-нибудь подобное", - размечтался Сергей Петрович, направляясь к нужной секции детского универмага. Хотя сам прекрасно понимал, что подобное везение случается не часто, может быть - всего раз в жизни. Единственное, чего им тогда сразу не удалось выяснить, так это - куда бесследно исчезло такое количество денег, пропавших тогда со счетов. Их концы естественно пытались искать и в зарубежных банках и в офшорных зонах, но все было напрасно: они как в воду канули вслед за хозяином. И, наверное, деньги так бы никогда и не нашли, если бы абсолютно случайно, по совершенно другому делу в поле зрения их службы не попался директор одного из детских домов, занимавшийся весьма неприглядными делами. И вот тут-то и выяснилось, что на счету провинциального детского дома, которым руководил их "клиент", находились довольно солидные средства, переведенные из банка, в свое время принадлежавшего Ефиму Аркадьевичу. Средства эти поступили туда в качестве спонсорской помощи как раз во время их пропажи из банка. Выяснив это, стали проверять счета других детских домов, и к собственному изумлению обнаружили, что большая часть пропавших денег, находится именно на детдомовских счетах. Короче говоря, кто и для какой дальнейшей аферы сделал это, выяснить так и не смогли. Найденные деньги так и оставили детским домам. Не отдавать же их "законным владельцам", упрятанным на долгие сроки за решетку. Но сам этот факт не давал покоя Сергею Петровичу до сих пор.
  Сделав нужные покупки, он уже возвращался на работу, как при выходе из универмага, нос к носу столкнулся с Максимом Бесфамильным, шедшим навстречу и заботливо поддерживающим под руку красивую молодую женщину с весьма округлившейся талией.
  - Какая встреча! А я - только что о тебе думал, а ты - сразу же мне и встретился, - приветливо и с радостью сообщил Сергей Петрович бывшему подследственному. Однако тот, вместо ответного приветствия, остановился как вкопанный и сильно побледнел. - Ты что, Максим? Уже забыл меня? - удивленно спросил он и получил на свой вопрос ответ, сбивший его с толку окончательно:
  - Видимо, Вы меня с кем-то спутали... - сообщил молодой человек, которого он принял за Максима, но в ответе явно чувствовалась какая-то растерянность, которую тот изо всех сил пытался подавить в себе.
  "Интересно, почему он так странно ведет себя?" - удивился Сергей Петрович и, извинившись что обознался, двинулся к выходу. И только, когда добрался до своего кабинета, на него сошло озарение: он понял, каким образом была тогда совершена кража денег с банковских счетов.
  "Все совершенно ясно... Когда один из них, а именно Максим, крал, то другой, с которым я только что встретился, обеспечивал ему алиби в вытрезвителе. "Можете проверить"... - вспомнил он чрезмерно уверенно сказанную тогда Максимом фразу. - Ну и пройдохой, же, этот Максим оказался! Разыграл все - как по нотам. Нас всех вокруг пальца обвел... - даже с некоторым восхищением об уникальных "талантах" Максима, подумал обескураженный Сергей Петрович. - Как все продумал! Как прекрасно держался! Такие выдающиеся способности, да использовать бы в мирных целях"...
  Он долго сидел за столом не в силах до конца переварить, что до него дошло только сейчас. "В принципе, дело можно вновь отправить на доследование в связи с вновь открывшимися обстоятельствами... - размышлял он, - То есть самому признать, что в свое время было сделано далеко не все, что было нужно сделать". Но ведь, Максим тогда так помог им в поимке главарей мафии. Если бы не он, то еще не известно, смогли бы они сами это сделать или нет? "Скорее всего нет, - честно признался он сам себе. - Я даже, помнится, тогда премию хорошую получил за быстрое успешное расследование... Да, еще и благодарность с занесением в личное дело... Да и сами "краденые" деньги... На что он их израсходовал? На виллу на Средиземноморском побережье или на яхту? На обездоленных детей он их потратил. Если и взял себе, то совсем немного по сравнению с тем, сколько бы мог... И, вообще, вся эта история очень странно выглядит со стороны. Скорее всего, это было сделано с какой-то "благородной целью", какие иногда созревают в головах молодых людей с их юношеским максимализмом, болеющих за судьбу страны", - решил он и тут же вспомнил небезызвестного Юрия Деточкина. Затем, улыбнувшись, покачал головой. "Такие как он, теперь совсем не встречаются в нашем слишком меркантильном обществе. Даже в кино"... - с грустью констатировал он. - "Хотя, если это действительно их рук дело... Это же надо было додуматься!.. Рисковать собственной жизнью для благополучия совершенно незнакомых маленьких обездоленных детей... Сейчас даже родители иногда доходят черт знает до чего по отношению к собственным детям... Не приведи Господь... А его "напарник" тоже ждет ребенка, - вспомнил он спутницу того. - А если начать раскручивать дело вновь, он пойдет как соучастник. И им обоим дадут по максимуму - за сговор"...
  В общем, сейчас в душе Сергея Петровича происходила борьба между профессионалом-следователем и гражданином, не всегда согласным с законами, по которым с недавних пор предлагалось жить людям, населяющем его отечество. И после длительной и упорной борьбы, гражданин победил следователя. Но чтобы у Максима в дальнейшем не возникло желания еще раз провернуть чего-либо подобного, он вечером, по дороге домой, позвонил ему из телефона автомата:
  - Я слушаю, - прозвучал в трубке бодрый голос Максима, совершенно неотличимый от голоса встретившегося сегодня в "Детском мире" его двойника.
  - Максим, это тебя Сергей Петрович беспокоит. Ты меня еще не забыл? - на всякий случай осведомился он.
  - Не забыл... Мало того, уже ждал Вашего звонка. Правда думал, что Вы позвоните немного позже... - моментально погрустнев, ответил тот.
  - Думаешь, ты один такой умный? Думаешь, что у нас тут дураки сидят? - строго, но невольно улыбнувшись про себя, спросил Сергей Петрович, а затем поинтересовался, - Может быть ты мне собираешься что-то сообщить? Чистосердечное признание, как ты сам понимаешь...
  - Это мой брат близнец, - нехотя ответил Максим, - Мы незадолго до того узнали о существовании друг друга... Так уж получилось в жизни, что мы с младенчества были с ним разлучены. Но он ни в чем не виноват. Это была исключительно моя, скорее всего, совершенно дурацкая, идея.
  - Пока, вы оба - ни в чем не виноваты, - сообщил Сергей Петрович, - Только не пытайтесь больше провернуть ничего подобного. Ты хорошо понял меня?
  - Понял очень хорошо, - подтвердил его слова Максим. - Спасибо Вам. Больше этого никогда не повторится.
  - Ну, счастливо тебе, - а потом, неожиданно вспомнив о Пушке, осведомился, - А как там твой знаменитый кот поживает? Жив еще?
  - Конечно жив. Что ему сделается? Он у меня еще молодой,- а потом не удержался и поделился своей радостью, - Мало того, у меня в семье пополнение. Сын недавно родился, Мишей назвали.
  - Поздравляю тебя. И очень надеюсь, что Миша проведет свое детство и юность счастливо, - не только с мамой, но и с папой, потому что его отец, в дальнейшем, будет вести себя более благоразумно и будет заботиться не только о детдомовских детях, но и о собственном ребенке - тоже.
  - Так оно и будет Вы в этом нисколько не сомневайтесь, - уверенно ответил Максим и положил трубку.
  Затем он набрал номер Олега.
  - Ну вот, братец, и закончилась наша с тобой конспирация. Мне только что звонил Сергей Петрович...
  - И что он сказал? - едва стоя на ватных ногах, озабочено спросил Олег.
  - А ты там стоишь или сидишь? - поинтересовался Максим, растягивая время, хотя между тревожным звонком брата и последовавшим вскоре после него звонком Сергея Петровича, у него самого вполне явственно ощущалась дрожь в коленках, которую он собственными силами никак не мог побороть.
  - Стою, но с трудом, - честно признался тот.
  - Ну а теперь, я тебе разрешаю, можешь стоять без труда. И Катьку успокой, пусть не волнуется зря. Ей это, в ее положении ни к чему. Я не хочу, чтобы моя племянница родилась невротичной. Сергей Петрович просто предупредил, чтобы мы с тобой, больше не занимались подобными вещами. Но мы, ведь, и так больше не собирались делать ничего такого... Неправда ли?
  - Истинная правда, - облегченно вздохнув, ответил Олег, а потом добавил, - Я и в предыдущих делах участвовал исключительно по твоей настоятельной просьбе. Если ты, конечно, этого не забыл. Хотя... - он на секунду задумался, - Совсем не жалею об этом. Будет что вспомнить на старости лет...
  - Это, уж, точно! - подтвердил Максим и весело рассмеялся.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"