0.
Хочу рассказать вам. Хочу рассказать, как я открываю кометы. Кометы с хвостами, влекущие за собой катастрофы.
Все началось давно.
Еще тогда, когда мы были звезды. Когда мы катились по небу. А знатные звездочеты наблюдали нас в телескопы со смотровых площадок своих башен. Мы еще ничего не знали о том, что туманные сущности черных дыр все время расширяются, стремясь поглотить в себя все пространство, пытаясь насытить свою бездонную черную утробу. Мы еще ничего не знали о том, как слетают с орбит и падают в бесконечную пропасть. Мы еще ничего не знали.
1.
Весенний вечер. Все видно через туманное волшебное стекло. Теперь предельно ясно, что водонапорная башня - ловко замаскированный дом чудака-ученого, а может (ходят такие слухи) и волшебника. Лиловая огромная труба в поле, окаймленном едва видной полосой леса, - центр таинственной обсерватории, попасть в которую мало реально.
В полях бродят огромные, чудные существа, занятые то разговором, то странной ласковой игрой, то встряхиванием и развешиванием залежавшихся за зиму длинных простыней, то еще чем-то совсем непонятным. Днем их из-за обманчивого прямого света можно принять за неподвижные столбы высоковольтной линии... Что за непонятная двойная природа вещей? Кто и зачем наводит морок? Почему нельзя, чтобы столб был всегда столб, а башня звездочета не маскировалась под водонапорное сооружение? Чтоб лес был лес, а воины и чудища не притворялись деревьями? Из-за постоянной, непонятно зачем существующей маскировки, невозможно окончательно и бесповоротно убедиться в однозначности существующих вещей. Каждый новый миг: утро, день, вечер и ночь, утверждает тебя в новой реальности и разрушает предыдущую. Из-за этого мир временами начинает расплываться и терять свою основополагающую материальность. И человек вынужден размышлять, плодом чьей исчезающей галлюцинации он являлся всю свою, как ему казалось, долгую жизнь.
2.
Хорошо быть бессознательным светляком. Знай, зажигай свой огонек, когда сумерки синим платком занавесят небо. И гаси по утрам. Все дела. А зачем, почему - это и знать-то не хочется. Даже и вопроса такого быть не может. Потому что фонарь есть. Вот и все. Светляком был, светляком и останусь. А светляк, он светит, пока может. Или не светляк он. Или нет его вовсе. Хорошо, когда жизнь твоя вмещается в керосиновую емкость. Хорошо, что и говорить, когда ты есть бессознательный светляк.
Я всегда удивляюсь на звезды. Что за вещь такая? Чем и как крепится в пространстве? Почему зажигают свои огни в сумерки? Кому сигналят на темном пути? Откройте мне, я тоже хочу выбрать себе маячок и шагать, уверенно цепляясь ногами. Только скажите, зачем светите над бездонной дорогой? Но хранят они свой секрет твердо, как елочные игрушки. Никогда не открывались. Самые загадочные и засекреченные существа. И не мелькала догадка о еще какой-то жизни их. Где они были весь год? Ведь даже если достать с антресоли коробку, то не увидишь в них внутреннего огня. Одни стекляшки. Но в Новый Год даже в самой некрасивой игрушке горела и билась волшебная жизнь, наполняя мучительной загадкой. Что это за пришельцы, почему раз в году, при соблюдении всех необходимых ритуалов, разгораются они неприменимым огнем, как звезды. Недоступным и непонятным. А если игрушка разбивалась - мгновенно, со звоном выпархивало оттуда что-то равнодушное и, будто ветром, выносилось из комнаты, мелькало холодной искрой и исчезало без цели, но с бешеной скоростью, и всегда вверх. А на полу лежали обыкновенные осколки. И, сметая их в совок, с удивлением думала, чем же так притягивала к себе эта дурацкая стекляшка.
3.
Дома плотно пригнаны друг к другу. Сияют тысячами окон, хватающих своими зеркальцами солнечные лучи и кидающие их друг другу, как мячики. Гулкие эхастые дворы. Широкие проезжие части с вялыми бульварчиками вдоль них, где, как в театре, можно наблюдать все население ближних домов на вечерней прогулке. В одном из таких домов и жила, пока не уехала, не побежала догонять чью-то тень, мелькнувшую мимо окна в темноте.
Раз как-то здесь гуляли великаны. Тогда это было ранним утром. Они проходили мимо, а я в окно видела их головы в широкополых шляпах. Окно на одиннадцатом этаже. Потом я испугалась, вскочила и высунулась в форточку. Но они уже уходили, они уже были далеко. И шли, переглядываясь поверх девятиэтажного дома. И тогда, ночью, мне показалось, что они вернулись. Я выскочила из дома... Лимончик в небе болтался - это луна. А белые облака - стаи мигрирующих единорогов с серебристыми искорками на копытах. Небо над ними - огромный мыльный пузырь в темноте. Опасно раздувался: все больше-больше воздуха. Я все надувалась, уже не привязана, а понес меня холодный сентябрьский ветер. Уже не ежилась перед подъездом, оглядываясь в поисках великанов, а бежала куда-то по улице: щеки все холоднее, волосы дыбом, глаза все тоскливее, бездомнее. Заглядывала в окна, ловила чужой уют: оранжевый свет и синий телевизор. А за темными окнами колдовство блестящих стекляшек на люстре, сонные вздохи, зеркала темного муть, омут, дыра черная и постели белеющей - этой ночной лодки, единственно надежной - тихий плеск, скрип, шорох...
4.
"Комета - это одинокая звезда, потерявшая равновесие и упавшая в Космос. А за ней тянется огненный хвост".
Т. Янссон
Значит, всякий раз, потеряв равновесие, ты превращаешься в комету - сумасшедшую звезду. И мечешься, обжигая и разрушая все на своем пути.
5.
Корабли проплывали сквозь нас. И отравленные стрелы сквозь стекла впивались нам в шкуру. По глубокой воде, черной как ночь, с пузырями звезд из бесконечности, плыли без края, глотая густой воздух. И кузнечики электричества стрекотали всю ночь напролет. И кто-то, запертый в темной ванной, пугал нас, рыча из-за двери...
Подводные жители сеяли свой мед на бескрайних полях. И пожинали его плоды сочной осенней порой. Когда над их землей всходил тусклый зимний рассвет, он заставал их на широких постелях под зелеными елками, наряженными в теплых домах, бесконечно целующимися, курящими прямо в комнате с чашкой горячего кофе в одной руке и телевизором напротив. Или глотающими холодный сок и стонущими, если их тошнило оттого, что накануне они слишком много выпили. Стремно мне было заглядывать к ним в окна, ведь не знаешь, что увидишь на этих широких белых постелях. И какие змеи затаились в этих теплых объятьях... Но как же мне хотелось узнать их, проникнуть в этот скрытый мир! Я искала проводников повсюду, я гналась за ними и ночью и днем, лишь только мне казалось, что кто-то знает дорогу туда. Но стоило мне приблизиться, как они уходили, исчезали, превращались. Я уставала от этой погони, плакала, хотела умереть. Но только мне мелькала новая шляпа, как я срывалась и неслась. Неслась, чтобы снова не успеть...
Где я только не была.
6.
Я была на самом краю земли. Дальше этого края нет ничего, только море и корабли. Эти корабли никогда не коснутся земли. Если только не сядут на мель, чего, конечно, не дай Боже. Или если они не летают. Но это неправда.
А в море всякие рыбы летают, и черепахи летают, и медузы, и осьминоги тоже. Морские звезды горят, и морские кони по ним скачут. Скачут и ржут: "Вот как хорошо мы в море живем!.."
А мы-то, на суше, еще лучше.
7.
Это был их секрет. Я ходила за ними. Но я не стала догонять их, нет, теперь я следила за ними. Я пряталась за кустами, ложилась животом на мокрую землю. Я хотела узнать. Так хотела узнать. Мне казалось, что я даже близка к разгадке. Они приведут меня к тайной двери, которую часто рисовала на стене.
Они уходили в лес. Шли по сырым тропинкам, ноги становились мокрыми. Подбирали палки, долго тащили, оставляя след. И выходили к черному озеру. Сидели, смотрели на загривок холма, ерошившийся старыми листьями. По гладкой поверхности плавали жуки. Тяжелый дуб скреб землю корнями. Они жгли небольшой костерок, жмурились от дыма, когда он лез в глаза. Потом возвращались, хохоча неизвестно над чем...
И день кончился, как собака, укусив себя за хвост.
Потом сидела на мокрой скамейке. Смотрела на зеленые травки сквозь слезы, которые все плавали в глазах.
А мимо летели вороны. Там, за оврагом лесистым, раскидывались поля душные, смурные, поросшие высокой, выше головы, колючей травой. Не пройти через такое поле. Только и жмешься к лесу, обходя кругом.
Колдуны и маги являлись во сне, кидали в меня огненные шары, и страшно было. Замирала душа в кончиках похолодевших пальцев. И слабой защитой была кожаная рубаха с бронзовым щитом на груди и спине. Сиял тот щит магическими заклинаниями, неведомо кем наложенными. А отнята рубаха была у старого мшистого гнома. На пользу ли это мне или нет - неизвестно.
Потом просыпалась я. Дрожа, пробиралась по желтой тропе в розовом поле, чтобы увидеть отражение костерка рыбака в неподвижном, мерцающем пруду. Понять, что жизнь еще не кончилась, и полная луна светит мне в спину. Зовет меня к себе, кричит все громче, тянет магнитом. Но не сейчас. Не сейчас. Тень моя облегченно кривлялась на желтой тропе по дороге обратно. Потом засыпала я, постепенно согреваясь под ватным одеялом. До утра спала, и снов больше не видела.
8.
Сегодня отвратительно-ужасная погода: сырость так и лезет во все щели, низкое клочковатое небо того гляди свалится на голову... А еще недавний ураган. Птицы до сих пор считают потери. Поваленных деревьев хватило бы на огромный костер высотой с самую высокую гору на севере.
До урагана удушающая тишина прижала всех своим брюхом к земле. Живое задыхалось и хотело пить. Но вот эта тишина разразилась дождем и все более крепчающим ветром. Не успели кукушки отсчитать десяти минут, как ветер с дождем превратились в ураган. Непрерывные молнии освещали все вокруг, победный грохот грома сливался с треском сгибающихся до земли деревьев. Волны дождя плыли над поверженными деревьями. Временами за окном ничего не было видно из-за вырастающей стены дождя. Представляю себе, что делалось в городе: толпы машин с аварийными огнями тащатся с черепашьей скоростью по шоссе, а ветер придавливает их деревьями. Люди просыпаются от грохота незапертых окон, включают свет и прилипают к стеклам, пытаясь увидеть грозную поступь урагана...
9.
Беспокойны ночи в июле. Из-за юго-восточных лесов то и дело накатывают грозы. Да какие! Тяжелые багровые тучи, летящие над деревенькой, кажутся освещены невидимым пожаром. И как ни беги через зеленое поле, всё догонят, накроют своим брюхом. Огромные молнии распарывают с треском и грохотом тучино брюхо, от земли до неба вычерчивают ослепительные зигзаги. Туча ворчит и злится. Перекатывается невидимый гром по ее вздыбленной спине. Бежишь, бежишь по полю, жмешься к лесу.
И вспоминаешь древних богов. Незаслуженно забыли их люди. Обидели, верить перестали, жертвы приносить. Зря. Голодны они. Рыскают ночами по небу, ищут сами добычу - тушку пожирнее. Мечут на землю стрелы. Прячут люди себя, пытаются с богами сравняться, щиты против их молний изобрели. Но один на один не встречаются. Вот и бежишь под свою крышу. Бежишь, пока не обрушатся кулаки дождя. Тяжелые, обидные. Лупят по голове, плечам, рукам. Не ответить им, не отомстить! Вымокнешь насквозь. Ветром холодным прохватит. Трясешься в поле былкой. Колпак выжимаешь. А они хохочут и дальше коней своих правят. Безнаказанные. Потом - не их забота.
Дальше - туман от нагретой воды. Зябкие пальцы под одежду запустит, хихикает. Луна тоскливое лицо на небо выкатывает. Багровая на всходе, словно комар, крови надувшийся. Тяжело, исподлобья глядит. Ноет, ноет. Как мертвяк: добраться до тепла хочет. Жизнь свою неживую продлить. Из тебя капельку высосать.
Озера успокоились. Стоят гладкие, как зеркала. Лишь по поверхности комарики плескаются. Рыбы медленно шевелят плавниками, глотают воду, смотрят выпученными глазами: нет, никогда не выпить всей этой воды.
Так и я: шевелюсь тихо в теплом сумраке, выпучив глаза, - нет, не сосчитать мне всех звезд, не проникнуть в небесную механику. Замираю от усталости, измочалившись бесплодными усилиями.
10.
Собирались звери на поляне. Заходила я в солнечный круг. Дым душистый стелился - к полнолунию, видать. Клепещите заклинаниями ведьмы, старые, косматые, в длинных рваных серых платьях, - не поймаете меня. Тошнит в этой адовой карусели. Зачем бежать, догоняя свой хвост, бешено кусая себя за пятки, и снова ловить собственный кровавый след...
Отчетливо зная и понимая знаки на воде, могу с уверенностью сказать, что ничего утешительного не сообщают они нам. Солнце чертит свои полосы на бесконечно равнодушном небе, никогда не роняющем слез над нами, бедными, маленькими, вообразившими себя царями природы, затерянными в огромном пространстве, совершенно беспомощными, не знающими даже, откуда и зачем взялись мы на этом клочке нестабильной материи...
11.
Миллионы чужих глаз. Звезды. Видеть себя чужим взглядом. Из-за кустов. И под кроватью. Подглядывать с неба всевидящими глазами. Не спрятаться.
12.
Зимой здесь страшно немного, красиво, и внутри, за совсем истончившейся стенкой коротких пасмурных дней можно разглядеть другую жизнь. Она двигается сероватыми смутными тенями, иногда касается тебя, как ветер от промчавшегося автомобиля. Но не удается увидеть ее по-настоящему. Так и будет шелестеть мимо, пока, вконец измучившись от любопытства, не уснешь носом в деревянную стенку. Под трески в печке, тихий снегопад, отраженный негативом на желтой стенке. А утром все то же: мокрый тяжелый снег, круговерть теней, мерцанья, волшебного леса. Долгих походов к ледяному колодцу, дров и остывающей печки. Весной, в маленьких, заросших прудиках, здесь поют лягушки. Крохотные холодные созданьица, смешно раздуваясь, поют хором, булькают. В темноте, когда за десять шагов ничего не видно, в светлых, как небо, прудах, отражается восходящая луна. В тихом, похолодевшем воздухе звучат, неземные, голоса, будто русалочьи песни. Свиристят, раскатываются меланхоличные ручейки лягушачьей песни по кочкам травы, похожим на копны волос.
Мне кажется, здесь - ближе всего. Я буду здесь жить. Где ветер подметает плоские крыши, где дождь ляпает по шуршащему отставшей краской балкону, где в темноте поют лягушки утопленническими голосами, где летает кусочек пепла, покачиваясь, как лодка на привязи.
Пора покончить с этой бездомной жизнью, с бесплодной погоней за призраками, с выжигающей меня дотла борьбой за право знать.
13.
Понимаешь ли ты, что значит умереть? Падать мертвой на дно соленого океана лицом вверх и видеть, как солнце все слабее пробивается сквозь толщу воды. Как все темнее становится вокруг. Знать, что это навсегда. Теперь только темнота будет вокруг. Темнота и холод бездонного падения. Нет воздуха, чтобы дышать. Нет света, чтобы видеть. Всё меньше твоего тела, которое уже не чувствует и похолодело.
А если и отогреть его, то что за ужас эта разложившаяся вонь! Кто будет любить мертвеца? Кто захочет смотреть в пустые глазницы? Разве что, такой же. Но и мертвецы хотят красивых, живых, теплых.
Вот что такое - умереть.
Никто не любит тебя.
Чувствуешь ледяной ветер?
Чувствуешь?..
Это было со мной.
Как теперь жить, если я уже чувствую, что разлагается моя оболочка, а ледяной сумрак ожидает впереди? Страх и омерзение сжимают сердце: это все, к чему мы стремимся?
Это все, что ожидает нас.
14.
А правда в том, что звездочетами не рождаются. Ими становятся. Не сразу, конечно, и не всегда даже предположить можно, в кого ты превращаешься. Вот так ходит, ходит человек, смотрит на все. Не знает, чего хочет. Зачем он вообще. А однажды понимает, что ни зачем, разве что для собственного удовольствия. Что потом будет - тоже понимает. Но кажется, что, всё-таки, есть механизм, "приводящий пейзажи в движение".
Будет он пытаться проникнуть в неведомый мир за стеной времени. Будет наблюдать круговорот звезд на небе, хоровод дней на земле, ища подтверждения своей догадки.
Вот так получаются звездочеты. Они живут где-нибудь в одинокой башне, ищут тайных знаков, откроющих им небесную механику. Так и живут они - сторожевые псы на границе реальности. Копят знания, мастера звездочеты, да только куда девать их - не знают. Неподвластна им магия. Не пускают в подводный мир. Бывают, конечно, феи. Я знаю, как: ф-р-р-р - ветерок, и чувствуешь, как за спиной трепещут прозрачные крылышки. Еще чуть быстрее, легкое тело отрывается: вверх, вверх. Чпок. Теперь немножко развернуть крылышки, слегка изогнуться, и вот - летишь, куда "хотишь". Это легко. Палочка, волшебство - тоже нетрудно, тем более, что волшебства-то у фей: раз-два и все. По мелочам там: туфельки из тыквы, карету - из Золушки. А если что посерьезнее - это уже не к феям; это к волшебникам или магам. И специализация у фей узкая: либо только замки открывать умеет, либо вещи из вещей превращать.
Нет, звездочеты другого качества. У феи все - импульс, эмоция. Бах: того жалко - нате корыто новое, бам: этот ушибся - подует - не болит. Там вазочку склеит, здесь записочку перешлет, того усыпит, чтоб не мешал, этого успокоит, чтоб не плакал. Они (феи) активно в жизни людей мешаются. За что им - спасибо. Колдуны, волшебники, маги - те, конечно, посерьезнее. Они свои цели имеют: власть, богатства, равновесие мира. Темному и светлому в равной мере подвластны. Разница между ними лишь та, что колдуны больше на интуицию или транс полагаются; волшебники по книгам работают: рецепты, пропорции - все записано. А маги по военной части специализируются.
Их искусство пострашнее, мешаются они в глобальных сферах, влияют на больший круг. Ну, и рикошетит им сильнее, конечно. Иной раз мастер какой-нибудь великий так замахнется, такого наколбасит, что сам не рад. Только тем утешается, умелец, что заварил на столетия киселя, не хуже иного мифического бога.
Но и у волшебников жизнь - в жизни протекает. Они тоже в механике не разбираются. Есть ли кто "рангом повыше" - не знают. Им это без надобности. Цели есть, способы достижения есть (или ищутся) - вот их забота. Не считая еще разборок друг с другом.
А звездочеты отдельно. Знания у них другие - бесцельные, и хотят они не того. Сидят в стороне, почти не двигаются. Только смотрят. Время от времени один вскинется, подскочит, завопит: "Эврика!" Остальные встрепенутся, в подлокотники вцепятся, сердечки забухают. Тот, что кричал, забегает, бормоча: "Так - это здесь... Это сюда... Это так... Это там... А это? Это? Нет, - горестно выдохнет, глаза устанут, руки повиснут, - Нет, не так..." И все разочарованно, в который раз остановят безумный пульс чашкой кофе, дымной трубкой. И снова уставятся в телескопы, уткнуться в записи, выводя непонятные формулы, ища неизвестные связи. Вот их жизнь.
15.
За окнами серая оттепель. Капает с крыш. Снега почти нет. Ледяная корка затянула землю. Не пройти бесшумно. А ведь только начался январь. Позавчера мы встречали Новый Год. Он, конечно, и так бы пришел, встречай, не встречай. Громышет тяжелыми шагами по ледяной корке, по каменным плитам; идет себе неумолимо. А ты, хоть мимо стой, хоть за ним беги. Хоть встречай, хоть делай вид, что ничего не случилось - звездные-то шарики все равно горят.
Как написал кто-то на стене: "Остановите Землю, я сойду!" Сильно сказано, но глупость, конечно. Запирая за собой дверь, можно кричать: "Оставьте меня в покое!" Да только пройдет он сквозь все равно. Что тогда делать будешь? И останется звезды ложечкой в стакане помешивать. Вот так я стану звездочетом. Поселюсь в башне с большим телескопом на последнем этаже, с камином, креслом-качалкой, желтым халатом в лиловых звездах, закопченным кофейником и даже с трубкой и коробкой ароматного табаку.
16.
Метеоритный дождь пронзал все небо насквозь острыми сияющими иглами. Кометы неслись через огромные пространства с бешеной скоростью. Вселенная скручивалась в гигантскую воронку, перемешивая все галактики с их звездами и планетами в один космический компот.
Лишь беспечные звездочеты в расшитых звездами халатах курили трубки перед каминами в одиноких наблюдательных башнях. Изредка вставая, чтобы налить чашечку кофе или обменяться наблюдениями с коллегами по беспроволочному телеграфу.
Зимой, ведь, небо часто затянуто тучами и мало звездных ночей, пригодных для наблюдения. Поэтому у звездочетов много свободного времени.
17.
Когда спать не могу, когда дышать трудно, сердце колотится о ребра, будто хочет проломить грудную клетку, я выхожу на балкон последнего этажа моей башни и вдыхаю прохладный оттепелевый воздух. Спокойствие овевает меня, звездный чай в чашке согревает и наполняет ароматом мяты. Становится легко. Неяркий январский рассвет заливает всё растопленным светом. Видно голые деревья, железные краны, кирпичные дома с серыми стеклами, мелкий снег, тающий налету. Всё видно: небо в тучах. А звезды там, за тучами. И звездочетам пора на покой.
18.
Вечереет. В фиолетовом небе протянули свои ветки спящие деревья. Между ними медленно спускаются снежинки. Густо-густо. Сегодня звезд опять не видно, да и не надо. Сегодня я с тобой, мое сокровище, не увижусь. А завтра снова длинный день со снегопадом, тоскливое ожидание. И страх, бредовый страх, что все приснилось, что ничего не было, накатывает леденящей волной. Руки, когда прикуриваешь сигарету, трясутся мелко. Да нет, ерунда. Вот же запись. Если только...
19.
Как тяжело ждать. Как тянутся дни. Как медленно и трудно их убивать, пряча орудие убийства вечером под подушку, чтобы наутро, тяжело вздыхая, снова достать.
Тяжело спать, просыпаться, смотреть на часы: нет, еще рано вставать...
20.
Знаешь, скоро растает снег. И потекут холодные ручьи по асфальту, разделив мою жизнь на "до" и "после". Уже сейчас день гораздо длиннее, солнца больше. В его лучах уже кричат согревшиеся воробьи. Скоро будет много лунных ночей. Мы будем видеться каждую ночь. Когда-нибудь я буду с тобой все время. Незримой черной тенью стану сопровождать повсюду в твоих странствиях.
21.
Комета - это такое небесное тело, которое плавает в Космосе и наблюдает свой хвост, пока он не сгорит.
К. М.
22.
Пожалуй, теперь я не сомневаюсь. Да, это я открыла тебя, комету, ведущую за собой ураганы, сметающие мой дом. Твой голубой глаз вначале был еле различим, скорее, вычислен мною. Но теперь точно знаю: ты там, ты летишь сюда!
Каждое полнолуние я узнаю без календарей. Круглый диск властно взывает ко мне. Я знаю, каково это, быть извлеченной из тепла и уюта безмолвным приказом. Пробираться сквозь темные коридоры, тугие двери, сжимая в душе непонятное волнение. Выйти, наконец, столкнуться лицом к лицу. И улыбаться ей, глядящей на меня с темного неба. Смотреть, смотреть безотрывно, все больше втягиваясь в непонятную воронку, вертящуюся вначале совсем тихо...
Но твой голос зовет меня гораздо громче. Я слышу его и днем. И убиваю дни, чтобы скорее откликнуться тебе. Скоро ты будешь видна невооруженным глазом. Может быть, начнется паника. Глупцы, что они понимают! А я уже знаю: ты летишь, чтобы столкнуться. Разве этого надо бояться? Разве бессмысленное существование не более страшно? Скорее, пока они ничего не успели сделать.
Наконец-то я открыла тебя, живую и неживую, упавшую в Космос, начавшую мою сознательную историю. Как назвать тебя? Горящую, но не дарящую свой свет никому. Или всем? Бесчувственную, но мечущуюся, словно в кошмаре по бесконечным пространствам. В поисках - чего? Или бессмысленно, безумно волокущую свое тело сквозь черное безвоздушье?
Как мне назвать тебя, бедолага-звездочет? Упавший вне времени, зажегший свой дымный хвост. Как назвать тебя, мятущаяся моя комета?
Мне, теперь ставшей подобной Богу, зажигающей и гасящей свой небосвод, словно люстру. Крутящей шарик свой, населяющей его. Где есть место и тебе, несчастное мое прошлое, темное мое будущее. Где есть дело мне до тебя; и до всех. И ни до кого. Осколок мой, думающий, что он целое зеркало. Свет мой, отраженный от лампочки.
Как мне назвать тебя, бессистемный элемент, влекущий за собой катастрофы? Ты до сих пор не подозреваешь о моем существовании, и до сих пор баламутишь моё прошлое и будущее. Ты, однажды упавшая в Космос, и сотворившая меня. Как легко, сидя наверху, видеть. И понимать каждый твой шаг на пути ко мне, и радоваться им, сближающим нас.
Как тяжело мне: со своей высоты не могу крикнуть тебе, не имеющей ушей, о своем существовании. Стремно видеть каждый твой шаг от меня, грозящий нам - чем? Катастрофой?
Как трудно мне, Богу, иметь неподвластный элемент - самого себя в прошлом. Ты, летящая от меня и ко мне. Можешь скинуть меня с пьедестала в черную пропасть. И можешь привести меня ко мне, на сияющий трон.
Как назвать тебя, открытую мною комету, сулящую надежду и радость, что не засну.
1998г.
