Глава 21, в которой рассказывается о заботах СС-гауптштурмфюрера Шубаха и войне капитана Желязны
Бегая из Берлина в Чески Градец и обратно, я как-то забыл о тех, кто выпал из центра повествования в силу географических особенностей. И вы о них тоже забыли? А зря! Потому что у меня для вас есть потрясающая новость. Помните капитана Желязны? Так вот: он вовсе не погиб, как это думали его подчиненные. Не такой человек капитан Желязны, чтобы погибнуть из-за пустяка вроде сбитого немецким истребителем "галифакса"!
Капитан Желязны не помнил своих родителей. Отец его был поляк, родом вроде бы из Кракова. Каким ветром его занесло перед Первой мировой в Брно, -- неизвестно. Известно только, что вскоре после женитьбы он отбыл за океан, где его двоюродный брат, -- как тот сам утверждал в редких письмах, -- грёб деньги лопатой в собственной пекарне.
В пекарне? Деньги лопатой?! Хм... Впрочем, Америка, как известно, страна огромных возможностей: там деньги валяются под ногами и просто надо не лениться нагибаться за ними. Ну и места надо знать, разумеется... Это в Брно -- чеху, или в Кракове -- поляку, угнетаемым немцами, ну никак на разбогатеть на продаже булок! Ну, а в Америке, понятно, совсем другое дело.
Весной 1914 года Станислав Желязны уехал в Америку, пообещав беременной жене, что он приедет за ней и ребенком самое позднее через год. Возможно, он и приехал бы, да вот грянула так некстати война и больше о Станиславе Желязны в Брно никто ничего не слышал.
Мать Желязны умерла при родах и младенца взяла на попечение сестра покойной. Когда весной 1920 года ее муж Ян Соботка после войны, плена и службы Чешском корпусе наконец добрался до Брно, вояку радостно приветствовали жена и бойкий мальчуган. Впрочем, жена, писала мужу о смерти сестры и сироте-племяннике, так что незапланированное увеличение семьи для Соботки не стало сюрпризом.
Соботка попал в русский плен еще в 1915 году, вступил в Чешский корпус, получил офицерское звание, воевал с большевиками под командованием генерала Гайды и вместе с ним вернулся в Чехословакию. Гайда составил ему протекцию и бывший унтер-офицер австрийской армии быстро стал командиром полка в небольшом моравском городке. К тому времени их пути разошлись: авантюрная жилка Гайды втравила его в махинации и он был изгнан из армии. Зато Соботка спокойно встретил позорный 1938 год командиром дивизии. Позиция Соботки после 1938 года оказалась такова, что дослужившийся до надпоручика Петр Соботка снова стал Петром Желязны. Поскольку его приемная мать скончалась годом раньше, Желязны во время первой беседы с полковником Моравцем в Лондоне твердо заявил: "Родственников не имею".
Желязны не раз выбрасывался в тыл к немцам и всякий раз возвращался, успешно выполнив задание. Не только железная воля и холоднокровие заставляли его без колебаний соглашаться на любое рискованное задание: он долго ел хлеб Соботки и теперь должен был платить за его предательство. Кое-кому это может показаться странным. А вот капитан Петр Желязны считал это вполне естественным.
В ту злополучную ночь он успел выпрыгнуть из объятого пламенем самолета и довольно удачно приземлился на полянке среди деревьев. Купол зацепился за крону высокого дерева и Желязны пришлось повозиться, стаскивая парашют с дерева. Он почти закончил это занятие и уже собрался облегченно вздохнуть, как вдруг услышал отдаленные орудийные выстрелы и пулеметные очереди. Желязны замер, прислушиваясь. Сколько он еще так простоял бы, неизвестно, но в этот момент совсем рядом раздался вой сирены. И, словно повинуясь сигналу, по деревьям заскользили лучи прожекторов.
Желязны мгновенно бросился на землю. Лучи прожекторов беспорядочно скользили вокруг, то ярко освещая поляну, то погружая ее в темноту. В очередной "момент просветления" Желязны обнаружил: то, что он принял в темноте за поляну, оказалось на самом деле чем-то вроде стадиона с футбольным полем, воротами и беговой дорожкой по периметру. Желязны лихорадочно сгреб парашют в охапку и, стараясь не попадать под лучи прожекторов, бросился в гущу деревьев.
"Гуща" оказалась весьма условной: несколько десятков деревьев окружали обычный деревянный сортир на дюжину посадочных мест. Желязны прижался к стене сортира там, где стена давала тень от так некстати выглянувшей луны и прислушался. Со стороны футбольного поля послышались голоса и Желязны кинулся было в другую сторону. Но он не пробежал и десяти метров, как наткнулся на высокий забор с колючей проволокой. Луч прожектора скользнул по забору за секунду до того, как Желязны успел отпрыгнуть обратно к деревьям. Желязны прислушался: теперь голоса доносились со стороны забора. Ему пришлось вернуться к сортиру и оттуда он увидел как немецкие солдаты прочесывают территорию. По лучам ручных фонарей было видно, как две группы, проверявшие периметр объекта, встретились напротив футбольного поля и направились к деревянному нужнику, возле которого укрылся Желязны. В довершение всего вдруг вспыхнули фонари вокруг футбольного поля и Желязны ничего не оставалось делать, как шмыгнуть внутрь сортира.
Желязны достал "стэн", вставил магазин и прислушался. Чертовы немцы остановились прямо напротив нужника. Желязны различил слова команды и понял: пора делать следующий шаг к спасению. Он принялся засовывать парашют в ближайшее очко и с ужасом услышал приближающиеся шаги. Проклятый купол казался бесконечным, стропы норовили застрять в щелях между досками. Желязны, весь покрывшись потом, впихнул ногами парашют в очко и сам прыгнул туда, больно ударившись локтями и обдирая ребра о доски. Едва он скрылся под спасительным дощатым настилом, как по настилу загрохотали подкованые немецкие сапоги.
Желязны погрузился по плечи и лишь радовался, что выбрал крайнее от входа очко и вряд ли сюда кто подойдет. Едва он об этом подумал, как настил заскрипел совсем рядом. И тут Желязны осознал свою ошибку: ему следовало сразу сместиться к проходу, чтобы испражняющиеся немцы не могли его увидеть. А он встал ближе к стене и любой немец, решивший проследить направление собственной струи, неизбежно увидел бы торчащую из дерьма голову вражеского парашютиста. Желязны попытался занять более правильное положение, но вязкая зловонная жижа сковывала движения. Желязны сделал рывок, ноги вдруг ушли куда-то в сторону и он погрузился с головой. Даже в таком положении Желязны нашел повод для оптимизма и порадовался, что на голове у него плотно прилегающий шлем.
Вынырнув, он прижался головой к доскам и осторожно вдохнул, стараясь не производить шума. Ноздри не забились и дышать он мог. От острого запаха аммиака кружилась голова, а в висках стучали молоточки того самого злобного гнома, который всегда залезает внутрь черепа, когда и без того хреново. Он не мог открыть залепленные дерьмом глаза и чувствовал, как по усам неторопливо стекают отходы полевой кухни вермахта.
Желязны уже притерпелся к запаху, но тут подоспело новое испытание: какой-то немец решил разобраться с последствиями слишком плотного и не слишком удачного ужина и пристроился прямо над головой у Желязны. В первый момент Желязны показалось, что у него над ухом запускают тракторный дизель. Громкий звук анального выхлопа заглушил дружный хохот боевых товарищей облегчающегося. Они наперебой советовали ему: ухватиться за стену, чтобы не улететь; перейти в ПВО в качестве реактивного перехватчика и таранить головой вражеские самолеты; ходить в атаку на врага задницей вперед; и так далее и тому подобное.
Новая волна свежих газов превзошла все то, что перед этим вдохнул Желязны. Вначале у него аж перехватило дыхание и в затуманившемся мозгу промелькнула мысль: "Господи, да чем же их кормят?! Почему они не пристрелят повара?!" Потом ему захотелось поднять "стэн" и высадить все содержимое магазина в ненавистную задницу. Желязны не сделал это по двум причинам: во-первых, он не знал, выстрелит ли "стэн" с забитыми дерьмом стволом и затвором; во-вторых, он был готов к смерти, но только не в немецком дерьме. И Желязны решил терпеть. Должны же и немцы когда-нибудь просраться?!
Немцы наконец ушли. Желязны с трудом вылез на деревянный настил и пополз к выходу. Свежий предрассветный ветерок коснулся его лица и чистейший воздух вошел в легкие словно сладчайший нектар. Желязны наощупь пополз прочь от сортира. Дополз до деревьев, нащупал ворох прошлогодних листьев и протер ими глаза. Когда веки наконец разлепились, Желязны сделал попытку сориентироваться.
Нужно было срочно бежать из этой мышеловки и Желязны пополз к забору. В серых предрассветных сумерках он разглядел кое-что важное: мимо футбольного поля шла дренажная канава. Канава проходила под забором и Желязны понял: вот он, путь к спасению. Он быстро дополз до канавы и юркнул в нее словно ящерица. Канава оказалась полна гнилой болотной воды, -- но это все-таки была вода!
Желязны умыл лицо водой и почувствовал себя человеком. Если вас обгадили с ног до головы, но лицо осталось в неприкосновенности, то вам легко утешить себя, что вам все-таки удалось сохранить лицо не только в прямом, но и в переносном смысле. И наоборот: как можно сохранить достоинство с залепленными дерьмом глазами и стекающими по усам вражеским фекалиями?
Впрочем, оставим философию и вернемся к Желязны. Он пополз вдоль канавы и когда солнце выстрелило первые свои лучи из-за горизонта, Желязны уже был по ту сторону забора. Канава впадала в небольшой ручей, в котором Желязны в меру возможностей смыл с себя остатки немецкого дерьма. Вода обжигала ледяными струями, но Желязны был человек закаленный и не обращал на это внимания. Достигнув ощущения относительной чистоты, он быстро двинулся по руслу ручья на юг.
Вначале быстрая ходьба согревала, но усталость и холод очень быстро дали о себе знать, и вскоре Желязны впал в состояние, близкое к прострации. Сознание отключилось и остались лишь общие реакции. Желязны не отдавал себе отчет, что делает: надо идти -- и он шел. Упав лицом в прибрежные кусты, он не мог понять, почему это сделал. И только услышав шум мотора и немецкую речь, понял: слух передал сигнал в мозг, но реакция последовала на уровне подсознания раньше, чем мозг смог осмыслить ситуацию.
Он не мог сказать, сколько шел: час, два или три...
Ручей растворился в реке и теперь Желязны продвигался вдоль берега. Он вышел на дорогу и продолжал брести на юг уже по дороге. Подсознание дало сигнал: это опасно! И ноги свернули на уходящую в горы грунтовку.
Сознание вдруг вернулось и Желязны почувствовал, что вцепился окоченевшими руками в деревянный столб ограды: столбы с прибитыми к ним жердями. Перед ним метрах в двадцати находилась стена старого каменного дома и еще какие-то постройки. "Ферма", понял Желязны. Кто здесь? Немцы? Чехи? Как далеко он зашел на юг? Вполне возможно, что это -- немецкая ферма. Впрочем, есть ли у него выбор? Что-то не так... Что? Да... А где собака? На ферме должна быть собака. Почему она не лает? А вообще, к черту сомнения! Ведь он вооружен и голыми руками ветерана коммандос никому не удастся взять даже в таком состоянии.
Желязны передернул затвор "стэна" и решительно направился к дому. Со стороны это выглядело так: грязный, вонючий и смертельно усталый тип, пошатываясь и держась рукой за стену, отчаянными усилиями перетаскивает ноги, явно объявившими широкую автономию от мозга.
В доме за столом обедала семья: старик лет семидесяти и молодой парень лет двадцати. Они с удивлением и испугом воззрились на странную и страшную личность, вдруг возникшую на пороге и нацелившую на них ствол.
-- Я британский парашютист, -- сказал по-чешски Желязны. -- Мне нужна помощь.
Старик коротко бросил в пространство тоже на чешском:
--
Садись. Петр, налей ему суп.
Желязны буквально рухнул на лавку рядом со стариком. Сидевший напротив Петр поставил перед Желязны миску дымящегося супа и нерешительно заметил:
-- От него дерьмом воняет.
-- У нас вся страна дерьмом воняет, -- философски заметил старик. -- Вот уже седьмой год... Все немецким дерьмом пропахло. Иди воду погрей! И подбери что-нибудь из одежды... что от Франты осталась, она должна подойти.
Петр взял ведро и вышел во двор. Старик достал бутыль сливовицы, налил стакан доверху и подвинул его к Желязны.
-- Пей, а то сдохнешь. Любой покойник выглядит куда здоровее тебя.
Желязны опрокинул в себя огненную жидкость и жадно выхлебал горячий суп. Тепло начало разливаться по организму, возвращая силы и сознание, -- Желязны почувствовал, что оживает. Вернулось сознание и он стал осмысливать ситуацию.
-- Кто тебе Петр? -- спросил Желязны старика.
-- Внук, -- коротко пояснил старик и добавил, пресекая остальные расспросы:
-- Моего старшего сына... Два года как умер. А младший... уж семь лет не видел. Он в армии служил, а как немцы пришли, так... Может, тоже у англичан.
Старик и Петр, не взирая на вялые протесты Желязны, вымыли его в корыте и облачили в нижнее белье покойного Франты. Белье оказалось впору. После чего Желязны выпил еще стакан сливовицы, съел еще супу и почувствовал, что смертельно устал. Он не помнил, как оказался в постели и погрузился в долгий сон. Проспал он почти сутки. Пока он спит, посмотрим, что в это время творилось там, откуда Желязны так благополучно выбрался. Что я имею в виду? Как что! Немецкий сортир, разумеется! Ну и ту немецкую воинскую часть, которой этот самый сортир принадлежал.
Злополучный сортир принадлежал 4-му учебно-запасному подразделению ваффен СС, -- которым командовал уже упоминавшийся СС-гауптштурмфюрер Шубах, -- и находился на территории бывшей психиатрической лечебницы. С приходом немцев всех больных в соответствии с рекомендациями передовой германской медицины подвергли эвтаназии, а освободившееся здание с прилегающей территорией поступило в распоряжение войск СС. В конце концов там разместили учебно-запасное подразделение ваффен СС, на базе которого собирались сформировать новую танковую дивизию СС. Однако подготовленные кадры постоянно изымались для возмещения чудовищных потерь в войсках СС и в итоге подразделение влили в состав формируемой богемской группы ваффен СС "Трабандт" в качестве танкового батальона.
Особое беспокойство Шубаху доставляли внезапно появившиеся в середине апреля на расположенном по соседству запасном аэродроме реактивные истребители: он знал, что американцы и русские уделяют им особое внимание и не без оснований опасался, что в один прекрасный день вражеские бомбардировщики сотрут с лица земли аэродром с истребителями, а заодно и его танковый батальон. И накануне дня рождения фюрера Шубах приказал перевести все танки и минометный взвод в находившийся неподалеку лесок, оставив на территории бывшей психушки лишь роту охраны. Позиции тщательно замаскировали камуфляжными сетями и Шубах надеялся, что воздушная разведка противника не обнаружит их: примыкающий к леску луг использовался как танковый полигон и был весь исполосован идущими в разных направлениях следами гусениц.
В ночь на 21 апреля Шубах, как всегда, не спал. Он практически не спал с тех пор, как в середине февраля 1945 года англо-американская авиация практически уничтожила Дрезден, где проживала семья Шубаха: жена и пятилетняя дочь. Узнав о бомбардировке, Шубах сумел выбить себе отпуск и в начале марта добрался до Дрездена. Среди дымящихся руин ему удалось разыскать главу "Абтайлунг Тоте" (отдел по усопшим).
-- Я хочу увидеть списки погибших, -- заявил он смертельно усталому и пропитавшемуся насквозь дымом пожарищ чиновнику. Тот устало воззрился на Шубаха и безнадежно махнул рукой:
-- Господь с вами, гауптштурмфюрер! Какие списки?! Десятки тысяч сгорели заживо на улицах во время первой бомбежки, на них не осталось ни клочка одежды, не говоря уже о документах. В городе было не меньше миллиона человек и из них лишь 400 тысяч -- жители города, а остальные -- беженцы. Мы две недели собираем трупы и не можем собрать. Недавно раскапывали бомбоубежище, в которое попал фугас. Бомбоубежище было рассчитано на триста человек, но, скорее всего там оказалось не менее пятисот. Сколько их там было, выяснить уже не удастся: осталось сплошное кровавое месиво. Русские пленные отказались вычерпывать останки из подвала и СС их расстреляли. Мы забетонировали вход, теперь там братская могила. А вы хотите найти останки своей семьи!
-- Ну, я могу хотя бы попытаться опознать трупы?! -- в ярости воскликнул Шубах, сжимая рукой клапан кобуры. Чиновник покосился на кобуру и сказал:
-- Мне очень жаль, гауптштурмфюрер... Но найденные трупы в основном уже захоронены или кремированы.
-- Но я могу хотя бы посетить эту братскую могилу?
-- Их много... Тех, кого кремировали на площади Альтмарк, потом свозили на ближайшее кладбище. Многих похоронили в сосновом бору. Мне жаль, но я действительно ничем не могу вам помочь. Извините, но у меня много работы: вчера американцы разбомбили госпитальное судно, на котором было много беженцев. Весь берег усыпан трупами. Так что... прошу меня извинить.
Шубах повернулся на зачугуневших ногах и направился к выходу.
-- Гауптштурмфюрер! -- окликнул его чиновник. -- Вот что... Зайдите в хранилище. Там хранятся обручальные кольца жертв, которые мы смогли найти. Возможно, вы сможете опознать кольцо жены.
-- Жена не могла снять кольцо, у нее суставы распухли... артрит, -- растерянно отозвался Шубах.
-- Кольца снимали с покойников, -- терпеливо пояснил чиновник. -- Не буду говорить как... Зайдите в хранилище. Это все, что я могу для вас сделать. Извините!
Это невероятно, но Шубах нашел кольцо жены среди тех нескольких тысяч, что работники "Абтайлунг Тоте" сняли с трупов к этому времени. Надпись внутри кольца была сделана с характерным вензелем и Шубах без колебаний опознал кольцо. Он надел кольцо на мизинец и тут же покинул город.
С тех пор он не мог спать. Едва он закрывал глаза, как перед ним вставали объятые пламенем жена и дочь. Лишь иногда ему удавалось провалиться в забытье. Потом снова появлялись языки пламени и Шубах с криком просыпался.
Поэтому под утро 21 апреля Шубах прохаживался по лесу, делая вид, что проверяет технику и посты. Гроза прошла стороной и лишь ее отдаленные всполохи расцвечивали небо.
Шубах услышал отдаленный звук летящего бомбардировщика и насторожился: уж не налет ли? Вроде нет: машина одиночная. Разведчик? А что там эти ночные истребители спят? Впрочем, какой разведчик ночью...
Судя по звуку, бомбардировщик уходил на запад. Шубах прислонился к дереву, глядя в темноту луга. Вдруг на лугу послышался какой-то странный звук. Шубах почувствовал, как нарастает напряжение. Для измученного бессонницей организма это ощущение показалось невыносимым и для того, чтобы снять напряжение, Шубах выхватил ракетницу и пустил над лугом осветительную ракету. Ракета с шипением ушла в темноту неба и спустя мгновение осветила окрестности мертвящим светом.
Шубах с изумлением увидел повисшие над лугом диковинные белые цветы. Парашютисты!
Рядом часовой истошным голосом заорал:
-- Тревога!
И дал очередь из автомата по парашютистам. Шубах вышел из оцепенения и побежал к штабному блиндажу. По дороге он успел приказать попавшемуся навстречу шарфюреру срочно выдвинуть пулеметы и весь имеющийся личный состав на опушку леса, а минометчикам -- бить по лугу.
Так бессонница Шубаха сыграла роковую роль для коммандос Хаммонда. Если учесть, что причиной бессонницы стала операция, разработанная британским военно-воздушным командованием, то возникает поистине мистическая связь! Впрочем, не будем отвлекаться на философию...
Половину людей Хаммонда расстреляли еще в воздухе и непосредственно после приземления на лугу. Остальным удалось отступить на восток, где они попали под огонь прибывших из Будвайза солдат местного гарнизона и полицейских. К двенадцати часам дня немцы прочесали окрестности и собрали тела убитых коммандос. Двое британцев попали в плен тяжело ранеными. Того, который еще мог говорить, немедленно взяли в работу гестаповцы, а второго под охраной отправили в госпиталь.
К вечеру находившийся в госпитале коммандос умер, зато тот, которого допрашивало гестапо, не выдержал пыток и дал показания. Впрочем, он не смог ничего рассказать о целях высадки и единственным существенным моментом его показаний стало то, что указанная пленным численность группы парашютистов в точности соответствовало количеству обнаруженных тел.
Гестапо вздохнуло с облегчением и радостно телеграфировало о своей победе в Прагу. Шубах тоже отправил победную реляцию начальнику штаба группы. И получил в ответ благодарность и сообщение о представлении к званию СС-штурмбаннфюрера. Заодно и подтверждение приказа немедленно отправляться в Фридрихсбрюк. Однако внезапно на Шубаха свалилось событие, которое помешало немедленному исполнению приказа.
Дежурный по роте, расквартированной в лечебнице, доложил о чрезвычайном происшествии командиру. Шубах примчался как на пожар и с раздражением узнал, что причиной вызова явился... измазанный дерьмом сортир! Деревянный сортир, которым обычно пользовались во время проведения занятий на спортивной площадке, оказался изнутри измазан дерьмом. Пол, стены и, что самое возмутительное, -- дверная ручка, -- оказались запачканы экскрементами. Старый служака хауптшарфюрер счел сей факт таким вопиющим нарушением дисциплины, что немедленно пожаловался командиру.
Вначале Шубах испытал резкое желание наорать на не в меру ретивого хауптшарфюрера. Но, заглянув в сортир, он обратил внимание на одну странность: полосы фекалий на полу явно говорили о том, что кто-то провалился в дыру и потом выбрался оттуда. Шубах убедился, что никто из солдат не проваливался в сортир: незадачливый вояка просто не успел бы вымыться и выстирать обмундирование. После некоторого размышления Шубах приказал проверить содержимое выгребной ямы и его неясные подозрения материализовались в виде пропитанного солдатскими испражнениями парашюта, который мрачные солдаты разложили на спортплощадке.
-- Дежурный, звоните в гестапо! -- распорядился Шубах. Чувство долга взяло вверх: ему совсем не хотелось звонить в гестапо. Ему хотелось приказать утопить не в меру чистоплотного хауптштурмфюрера в сортире. И, судя по лицам солдат, ему не пришлось бы приказывать дважды.
В гестапо неприятно поразились находке. Но главная тяжесть легла на людей Шубаха, которые в поисках неподотчетного парашютиста безуспешно прочесывали окрестности. Гестапо нашло свидетеля, которой заверил, что видел рано утром человека в мокром и грязном комбинезоне, пробиравшегося вдоль реки на север. Было ли это случайностью или свидетель оказался чешским патриотом, -- неизвестно. Но в то время, пока Желязны отъедался и отсыпался на ферме, немцы искали его совсем в другом месте.
Набравшись сил, Желязны облачился в привычную ему тщательно выстиранную и проветренную форму коммандос и сообщил старику:
-- Мне пора отправляться. Спасибо тебе, отец, за все!
-- Куда пойдешь? -- спросил старик, сосредоточенно раскуривая трубку.
-- Буду пробиваться к своим, -- ответил Желязны, проверяя свой "стэн". -- Полагаю, что американцы уже подходят к Пльзеню. Туда и пойду. А по дороге повоюю у немцев в тылу.
Старик выпустил клуб дыма и решительно поднялся:
-- Пошли!
Он отвел Желязны на чердак и сказал, указывая на балку:
-- Ну-ка, пошарь там рукой.
Желязны послушно пошарил и ощутил рукой некий предмет, завернутый в ткань. Предмет оказался старым знакомым: чешским пулеметом ZB-30, прототипом британского "Брена".
-- Откуда богатство, отец?! -- обрадовался Желязны.
-- Так, на всякий случай, -- не стал вдаваться в подробности запасливый крестьянин. -- Ты там еще пошарь.
Желязны снова пошарил и нашел сверток с пятью магазинами к пулемету. Теперь можно было и повоевать!
-- Значит, в Пльзень пойдешь? Петр тебе покажет дорогу, -- коротко подытожил старик и ушел.
Услышав распоряжение деда, Петр обрадовался. Он с загадочным видом отвел Желязны к ограде и торжествующе извлек из-под замшелого бревна завернутый в медицинскую клеенку... пулемет ZB-30.
-- У вас с дедом прямые связи с оружейниками из Брно? -- подивился Желязны. -- А миномета нет, случайно?
-- Миномета нет, -- сокрушенно вздохнул Петр. -- Этот пулемет мне на хранение партизаны дали. В прошлом году пятеро проходили через нашу ферму и оставили на хранение. Вот только к нему патронов нет!
-- Ничего, твой дед пять магазинов к пулемету дал, -- утешил его Желязны. -- И где он только пулемет достал?
-- Так тут немцы же кругом! Когда Гитлер пришел, дед испугался, что у него немцы ферму отнимут и сказал: своего не отдам! Вот и обзавелся где-то по случаю...
-- Молодец твой дед, -- похвалил Желязны. -- Нам бы таких дедов побольше -- давно уж повыгоняли бы немцев с нашей земли к чертовой матери!
Желязны показал Петру, как разбирать и чистить пулемет. А сам проверил пулемет деда. Тот был еще в заводской смазке: похоже, дед разжился им прямо на заводе.
Когда Желязны убедился, что оружие вполне готово к бою, больше ничего не удерживало его на ферме.
-- Дорога дальняя, -- сказал дед. -- Не лучше ли завтра на рассвете выйти?
-- Нет, дед, -- возразил Желязны. -- Мне воевать надо, а не отсиживаться. Из двух наших десантных групп, похоже, я один выжил. Так что мне теперь за всех наших ребят счеты с Гитлером свести надо.
К шоссе они вышли быстро, напрямик, по совсем незаметной тропке.
-- Вон там река, правее -- брод, -- показал Петр. -- От брода к той горе пойдете и там будет старая дорога на Пльзень. Вряд ли ею немцы пользуются, ее еще австрийцы в последний раз ремонтировали. Что это?
Петр насторожился. Да и Желязны услышал шум. Они спустились ближе к дороге и увидели стоящий на обочине танк. Возле него стояли двое немцев. Желязны услышал командирский разнос:
-- Не успели выйти с базы, как вы докладываете о неисправности двигателя, Мюллер! И это на танке, который ни разу не был в бою! Даю вам еще двадцать минут и ни секундой более. Мы не можем здесь оставаться дольше, иначе не догоним колонну. Вам ясно?
-- Так точно, господин унтерштурмфюрер! Еще минут пятнадцать, не больше!
Замученный Мюллер полез в чрево танка, а суровый унтерштурмфюрер направился в кусты, прямо к тому мечту, где за валунами прятались Желязны и Петр. Петр посмотрел на Желязны и многозначительно скосил глаза на пулемет. Желязны отрицательно качнул головой.
Унтерштурмфюрер выбрал дерево недалеко от Петра и, насвистывая бодренький мотивчик, сосредоточенно пытался попасть струей в норку какого-то лесного зверька. За этим занятием он и умер.
-- Ну вот! -- удовлетворенно сказал Петру Желязны, оттащив труп унтерштурмфюрера к валуну. --А сейчас мы навестим Мюллера и его товарищей.
Встреча с Мюллером и его товарищами закончилась очень быстро: спустя четыре минуты три танкиста присоединились к своему командиру.
-- Жаль, что колонна успела уйти, -- подосадовал Желязны. -- А то бы мы им задницу прижгли!
-- Если они ушли к Чески Градцу, то мы можем их догнать! -- заверил Петр. -- Они пойдут к мосту, а мы можем через брод на тот берег выскочить и вдоль берега тоже к мосту -- быстрее выйдет!
-- Принято! -- согласился Желязны и тут же добавил:
-- Только уговор: сейчас немцам хвост прижжем и ты тут же отправляешься домой. Хорошо?
Петр надулся, но спорить не стал и ответил коротко:
-- Слушаюсь, господин капитан!
-- Ну и отлично! -- похвалил Желязны. -- Дисциплина прежде всего!
Танк взревел двигателем и двинулся к берегу, ломая кусты и деревья. В указанном Петром месте действительно оказался приличный брод и Желязны легко вывел тяжелую машину на противоположный берег. Давно заброшенная грунтовка уже была непригодна для автомобилей, но для танка -- в самый раз. Через полчаса Желязны увидел мост и остановился.
Место для засады было идеальное: танк абсолютно не просматривался с противоположного берега, поскольку возле моста дорога ныряла в ложбину. Желязны поставил танк под склонившей до земли ветви ивой таким образом, чтобы можно было бить по мосту прямой наводкой. Осмотрев боезапас, он крякнул от досады: снарядов оказалось всего два, зато оба -- бронебойные.
-- Давай, займи позицию вон там на горе, перед мостом, -- обратился он к Петру. -- Наша первая цель -- танки, поэтому жди, пока я не подобью головную машину. А дальше -- по обстоятельствам. Если пехота попрет через реку, то снимайся и уходи. Это -- приказ? Понял!
-- Так точно, господин капитан! -- бодро отрапортовал Петр, вскидывая на плечо пулемет.
-- Молодец! -- похвалил Желязны. -- Мы с тобой повоюем. Главное, чтобы ты не ошибся и немцы здесь появились.
Петр не ошибся: немцы появились минут через пять. Вначале на мост выехали мотоциклисты. Один выехал на берег, где в засаде стоял танк Желязны. Желязны забеспокоился: не заметил ли его противник. Но нет: один мотоцикл умчался обратно, а второй так и остался у моста. Густая ива прекрасно справлялась со своей задачей маскировки. Впрочем, возможно немцы просто не ждали нападения.
А вот и танки! Раз, два, три... вроде четыре. Первым на мост въехал "королевский тигр". Позиция Желязны была превосходна: танк загорелся с первого же выстрела. Петр тоже не подкачал: расстрелял из пулемета мотоциклистов и тут же ударил по выпрыгнувшему из горящей машины танкисту. Желязны одобрительно крякнул, выскочил из танка, схватил пулемет и залег в густом прибрежном кустарнике. Оттуда он дал несколько коротких очередей по скопившейся возле моста пехоте, а затем начал сечь длинными очередями противоположный берег, где за деревьями угадывались вставшие на дороге грузовики.
Меняя у пулемета магазин, Желязны окинул взглядом окрестности и удовлетворенно констатировал:
-- Какой эффект!
Эффект действительно превзошел все ожидания: танки медленно поползли обратно, хищно поводя стволами. Они открыли ответный огонь из пулеметов, но орудия почему-то молчали. "Похоже, у них тоже плохо с боеприпасами", догадался Желязны. И он был прав.
Перед тем, как направиться в Фридрихсбрюк, Шубах выслал мотоциклистов на разведку. Его волновал мост. Вдруг мост взорвали партизаны или коммандос? Разведка доложила, что на дороге все спокойно, мост цел и не заминирован. И Шубах начал действовать. Он определил порядок выдвижения батальона: в первой колонне идет танковая рота, два взвода автоматчиков на грузовиках; во второй колонне -- минометный взвод, штабные; в третьей -- все остальные. Впереди в качестве охранения ехали мотоциклисты.
Когда раздался непонятно откуда орудийный выстрел и задымил головной танк, Шубах не поверил своим глазам. Откуда у партизан артиллерия?! Да и партизан в этом районе не должно быть. Между тем по ним работало два пулемета и уже появились убитые и раненые. Шубах не был готов к бою: повоюй на простреливаемой дороге с пехотой и танками, у которых по два снаряда в боезапасе! Ему нужно было без приключений добраться до Фридрихсбрюка. А здесь оказался серьезный противник: артиллерия, пулеметы... Это вам не партизаны с десятком винтовок и парой гранат! И Шубах приказал отходить.
Шубаху не хотелось зря жечь драгоценное горючее и он не стал возвращаться к месту дислокации, а занял позицию в десяти километрах юго-западнее Будвайза, на территории заброшенной фабрики. К этому времени выяснились потери: двенадцать убитых, четырнадцать раненых, один танк потерян и один танк пропал вместе с экипажем. Танк отстал от первой колонны из-за поломки, а вторая колонна его уже не обнаружила. Танк вместе с экипажем словно растворился в воздухе!
Сопоставив факты, Шубах пришел к выводу: они столкнулись с подразделением коммандос. Тот тип, которому удалось так удачно бежать из расположения части, явно не при чем: один человек не смог бы управиться с орудием и двумя пулеметами, да еще похитить танк вместе с экипажем. Явно действует группа опытных бойцов. Скорее всего: разведывательно-диверсионное подразделение. Похоже, что они прикрывают дорогу на Фридрихбрюк, ожидая развертывания основных сил. Следовательно, реальна угроза удара в самом ближайшем времени на Будвайз со стороны Фридрихсбрюка. И похоже, что это американцы: они собираются захватить ударом с запада Брно, пока войска Шёрнера сдерживают там русских с востока.
Шубах составил рапорт и отправил в штаб группы "Трабант", с недавнего времени именуемой дивизией ваффен СС "Валленштайн". Оттуда донесение переслали в штаб фельдмаршала Шёрнера. Пока в штабе осмысливали полученную информацию, а Цольмер безуспешно искал пропавшего Шубаха, к Шубаху поступила информация, подтверждающая его подозрения: против них сосредотачивается крупная группировка англо-американцев.
Информация поступила от... Впрочем, все по порядку. Расскажу вначале, чем занялся после блистательной победы над немцами капитан Желязны.
Обозрев покинутое врагом поле боя, Желязны с удовлетворением констатировал:
-- Какой эффект!
-- Как мы им дали жару, господин капитан! Как мы им дали! -- захлебываясь от пережитого напряжения, восклицал Петр, потрясая пулеметом. В его мускулистых руках тяжелый пулемет казался детской деревянной игрушкой.
-- Ты молодец, парень! С боевым крещением! -- поздравил его Желязны. -- Теперь слушай следующую боевую задачу. Нам необходимо закрепить успех. Если нам удалось убедить немцев, что здесь они столкнулись с регулярной армией, то они не вернутся сюда до тех пор, пока не получат подкрепление. Если же они считают, что подверглись атаке небольшого отряда, то они очень скоро вернутся сюда. Что из этого следует?
-- Надо дождаться немцев и снова дать им бой! -- нетерпеливо воскликнул Петр.
-- Нет, юноша, -- возразил Желязны. -- Из этого следует, что в любом случае нам здесь делать нечего. А вот закрепить успех можно и нужно. Скажи-ка мне: тут поблизости проживают немцы?
-- Их тут много. Километрах в пяти отсюда есть маленькая гостиница для туристов, так ее владелец -- немец, -- сообщил Петр.
-- Если он увидит нас, то донесет в гестапо?
-- Можно не сомневаться! -- заверил Петр. -- Дед, когда этого немца вспоминает, ругает его "генлейновская сволочь" и "гитлеровский ублюдок".
-- Это замечательно! -- удовлетворенно прокомментировал Желязны. -- Тогда мы идем к нему.
-- Это дело! -- обрадовался Петр. -- А можно, я сам его расстреляю?
-- Нельзя, -- сурово оборвал его Желязны. -- Ишь, во вкус вошел... Наоборот, ты должен следить, чтобы с его головы волос не упал! Понятно?
-- Да! То есть, нет, -- признался Петр.
-- Сейчас мы придем к этому немцу как представители англо-американских войск. Я -- офицер-квартирьер, а ты -- мой проводник. Наша задача: убедить немца, что здесь уже находятся крупные силы англичан и американцев. Если он сообщит об этом германскому командованию, то немцы сюда наверняка больше не сунутся и этот район можно считать свободным от гитлеровской оккупации. Теперь понятно?
-- Так точно, -- расплылся в улыбке Петр. -- Здорово придумано! Так пошли?
-- Сейчас, только танк в овраг закачу, я тут видел подходящий. Чует мое сердце, что он нам еще пригодится.
Желязны загнал танк в мелкий овражек, чтобы его нельзя было заметить с дороги и они с Петром двинулись в путь.
Часа через два они вышли к аккуратному двухэтажному дому, расположившемуся на живописной лесной поляне. Возле дома не было ни души, но Желязны и Петр зашли со стороны заднего двора и затаились, изучая обстановку.
-- Вроде все тихо, господин капитан, -- шепнул Петр. Вместо ответа Желязны показал в сторону сарая, где на веревке сушилось белье. Среди белья чернели китель и штаны эсэсовца. Хлопнула дверь и во дворе появилась женщина. Она вынесла пару сапог с высокими голенищами и принялась усердно их начищать.
-- И что будем делать? -- растерялся Петр.
-- Ладно, не все так плохо, -- успокоил его Желязны. -- Эсэсовец, скорее всего, один. Возможно, родственник приехал на побывку. Вряд ли он устроит стрельбу, особенно если мы будем убедительны, и создадим полное впечатление, что окрестности кишат нашими войсками. Вперед, юноша! Да куда вы с пулеметом?! Оставьте здесь, никто не возьмет.
Скрываясь за кустами, они обошли дом. Петр решительно направился к главному входу, а Желязны остановился на опушке и принялся громко отдавать распоряжения воображаемым подчиненным.
-- Джон! Отправляйтесь к командиру и сообщите, что я вроде бы нашел подходящий дом. Майкл! Возьмите пять человек и прочешите окрестности. Остальные пусть отправляются к дороге и ждут меня там. Я быстро управлюсь!
Тем временем Петр уже подходил к дому, а к нему навстречу спешил хозяин: толстенький немец с малиновой лысиной и испуганным лицом такого же цвета.
-- Добрый день, хозяин! -- поздоровался Петр. -- Я привел английского офицера, который подбирает помещение для штаба. Он осмотрит здание, -- вот только отдаст распоряжения солдатам и осмотрит. Это недолго.
-- Да-да! -- закивал немец. -- Проводите господина офицера в дом, а предупрежу жену, что у нас гости.
И немец рысцой затрусил обратно. Впрочем, когда Петр и Желязны вошли в гостиную первого этажа, немец уже стоял там по стойке "смирно".
-- Я начальник штаба батальона коммандос армии Его величества капитан Дженнингс, -- небрежно представился Желязны, оглядывая помещение. -- О-о! Вери гуд, найс рум! Питер, летс гоу ту некст флор!
Петр ничего не понял, но устремился следом за Желязны. Хозяин, озабоченно пыхтя, поспешил следом за ними. Желязны не стал осматривать весь второй этаж и лишь спросил:
-- Сколько комнат на этом этаже?
-- Четыре! -- сообщил хозяин и добавил неестественно громко:
-- Желаете их осмотреть, господин капитан?
-- Нет, я тороплюсь! -- махнул рукой Желязны. -- Но я думаю, что мы вряд ли найдем что-либо лучшее. Скоро тут будет много наших войск и надо торопиться. Тем более, что это клоуз инаф фор айдиал.
-- А? Что? -- не понял хозяин и испуганно посмотрел на Петра.
-- Господин капитан сказал, что это помещение ему понравилось и здесь будет штаб его батальона, -- важно пояснил Петр.
-- Да-да, -- подтвердил Желязны, спускаясь по лестнице. Там их уже поджидала перепуганная упитанная фрау.
-- Добрый день, миссис, -- приветствовал ее Желязны. Фрау испугалась еще больше, попыталась сделать книксен и едва не упала.
-- Итак, мы сейчас уходим, но к вечеру вернемся, -- сказал Желязны хозяину. -- Мой штаб будет питаться здесь и признаюсь вам по секрету: нам до смерти надоели консервы. Если у вас есть хорошая домашняя провизия, то мы вам за нее щедро заплатим настоящими твердыми британскими фунтами, а не паршивыми рейхсмарками. Ну, как?
-- Да-да, разумеется, господин капитан! -- закивал головой хозяин. -- Я буду рад помочь! Мы с женой рады помочь... поскольку мы никогда не были нацистами и...
-- Очень хорошо! -- прервал Желязны его затянувшуюся тираду и приказал:
-- Отдайте моему проводнику образцы продуктов, чтобы медицинская служба могла вынести заключение об их пригодности для питания военнослужащих, понятно? Только дизентерии нам не хватало!
-- Да-да, понятно, господин капитан! Никакой дизентерии у меня нет, только свежие домашние продукты!
И немец в сопровождении Петра затрусил на кухню.
Спустя десять минут довольный Петр и Желязны расположились в кустах, откуда прекрасно просматривался дом и с аппетитом принялись поглощать превосходную домашнюю колбасу со свежим хлебом, запивая ее домашним же пивом.
-- Интересно, господин капитан, сработает ли ваш план?
-- Должен сработать, -- твердо заявил Желязны. -- Я так лицедействовал, что сам Лоуренс Оливье от зависти заработал бы идиосинкразию.
Желязны оказался прав: не прошло и получаса, как из-за дома выехал человек на велосипеде и помчался по дороге. Внешний вид человека так поразил Желязны, что он пролил пиво мимо кружки. Тот был одет в брюки, штанины которых были короче сантиметров на двадцать, чем требовалось, а из под штанин высовывались кальсоны. То же самое было и с пиджаком, накинутым прямо на голое тело: рукава далеко обнажали волосатые руки владельца. Одеяние довершали ослепительно белые теннисные туфли, одетые на босые ноги. Велосипедист стремительно пронесся в сторону шоссе.
Желязны повернулся к Петру и довольно произнес:
-- Ну вот! Сдается мне, что этот клоун и есть тот, для кого мы разыграли спектакль! Думаю, что немцы не сунутся сюда иначе, как целой дивизией.
Желязны, разумеется, не знал, да и не мог знать велосипедиста. Честно говоря, в таком виде велосипедиста вряд ли узнали бы даже те, кто знал его хорошо. Но вот нам он отлично известен: это был никто иной, как унтерштурмфюрер Швальбе собственной персоной!
Думаю, что необходимо объяснить, каким образом железный гестаповец и бравый СС-унтерштурмфюрер претерпел столь удивительную метаморфозу.