В школе Славку Черемисина все считали хулиганом. Это мнение прочно закрепилось за ним в коллективе учителей, аналогично считали и многие соседи - жертвы его, далеко не детских, выходок и проказ. Всё детство и юность нашего героя прошли в небольшой, старинной деревеньке, на берегу красивого, лесного озера. Не по годам, высокий и крепкий, Славка, по праву, предводительствовал среди деревенской пацанвы, совершающей сокрушительные набеги на огороды односельчан и колхозный сад. На счету юных разбойников, было множество проделок и шуток, о которых жители села вспоминали, даже, спустя многие годы.
Его ровесники, окончив школу и получив образование, занимая, солидные должности в руководстве колхоза, без смеха не могли вспоминать, как, однажды, пришлось срочно эвакуировать детей из школы. Когда, неожиданно для всех, в сентябрьский, жаркий день из выгребной ямы встроенного в здание школы туалета, бурля и пенясь, полезло содержимое, растекаясь по коридору первого этажа и издавая жуткое зловоние. На два дня уроки в школе были сорваны. Расследование установило, что в яму кто-то бросил несколько пачек дрожжей и карбид. Все усилия дознавателей, во главе с учителем физкультуры, найти виновника успехом не увенчались. Надёжные товарищи Славку "не сдали". Догадываясь, кто устроил дополнительные каникулы, отец Вячеслава, могучий и правильный дядя Захар учинил собственное следствие. В материнских запасах дрожжей, приготовленных для выпечки и постановки необходимой в деревне бражки, не обнаружилась добрая половина дефицитного продукта. После этого, Славка не ходил в школу почти неделю - ему не на чем было сидеть.
Все помнят случай с утонувшим жителем села - лентяем и выпивохой дядей Кузьмой.
Когда Кузьма крепко перепивал, его можно было увидеть спящим, днём, на задах собственного огорода, в глубокой норе, из которой, почти вся улица, брала глину для хозяйственных нужд. Дядю Кузьму невозможно было ни с кем спутать. Он являлся обладателем редкой, по тем временам, куртки, привезённой ему старшей дочерью из далёкого, портового города. Во всю спину заморской одежды, диковинными красками, был изображён громадный орёл. Который светился и переливался в темноте, если на него посветить фонариком, или, просто, постаять под фонарём. Дядя Кузьма очень гордился подарком и не снимал его не зимой, ни летом. Ходили слухи, что он, даже и спал, не снимая куртки.
По причине "быстрого утомления от принятого", Кузьма частенько пропадал по нескольку дней. И его длительное отсутствие не тревожило супругу - полную, дородную и ругливую хохлушку тётю Полину. Кузьма же, не торопился домой, справедливо опасаясь неминуемого "разбора полётов" и "физического насилия в жестокой форме" со стороны жены.
Их невзрачный домик стоял на другой, от озера, стороне деревни. Ходить по воду было далековато, и дядя Кузьма, по настоянию жены, вместе со своим закадычным другом конюхом Петровичем, решил выкопать колодец у себя в огороде. Поначалу работа шла ходко - заготовили сруб, установили "журавль", с помощью которого доставали землю из колодца. За два дня выкопали больше пяти метров, но воды всё не было.
- Место выбрали высокое, - сетовал хозяин
- Ме-место, вы-со-сокое, - с трудом промычал помощник, успевший, уже не единожды приложится к спрятанной в траве бутылке
- Ну, ничего, ещё пару метров и будет вода, куда ей деться - с трудом подавив желание промочить горло, заверил Кузьма.
- Д-деться, - как эхо прошепелявил беззубым ртом Петрович.
И вода действительно появилась. Да так бурно! Она бежала со всех сторон, из-под брёвен, не до конца осаженного сруба, фонтанчиками, поднимая из глубины песчинки песка и мелкие камешки. Друзья едва успевали вычерпывать её ведром "журавля". Стоя по колено в ледяной воде, Кузьма углубился ещё почти на метр. А вода всё прибывала. Они прокопали ещё немного, и хозяин, стуча зубами, скользя по мокрым брёвнам сруба, как кот по обледенелому забору, выкарабкался наверх. Высоко задрав голову, одним махом осушил оставшееся в бутылке и смачно крякнул. Петрович, с завистью глядя на шевелящийся кадык на булькающем горле друга, с трудом подбирая слова, промолвил:
- Ты б, меня проводил, "маненько". К бабке Трофимовне зайдём. Она мне должна - я ей, на той неделе, "копёшку" сена привозил.
Отказаться от такого предложения у дяди Кузьмы не было сил. Жена - Полина работала на пекарне и приходила с работы, поздно. Он проводил друга, они, ненадолго, зашли к Трофимовне, "утомление от принятого наступило быстро", остальное помнится смутно. В памяти всплывали какие-то разрозненные обрывки - вот он карабкается по ступенькам своего крыльца; вот получает в лоб внезапно, открывшейся дверью; визгливый голос жены; тщетная попытка залезть по вихляющейся лестнице на собственный сеновал. И, наконец, блаженное успокоение в знакомой глиняной норе. Последнее, что он увидел, перед тем как заснуть - яркие, будто вымытые, звёзды на чернильно-тёмном небосводе, чьи-то фигуры и негромкий смех.
Тётя Полина просыпалась рано, надо было до работы, выгнать корову в стадо, покормить домашнюю живность, сделать другие неотложные дела. Несмотря на весёлое, солнечное утро, настроение было прескверное. Кузьма вчера, как обычно, копая колодец, напился со своим закадычным другом Петровичем; явившись ночью, желая попасть, домой, получил от неё дверью в лоб и, наверное, сейчас "дрыхнет" где нибудь на сеновале. Полина Ивановна спустилась с крыльца, с твёрдым намерением разыскать мужа и продолжить воспитательный процесс. Её внимание привлёк опущенный в колодец "хобот", не успевшего ещё намозолить глаза, "журавля". Перешагивая через картофельные рядки, хозяйка направилась к колодцу. Возле свежеструганного сруба валялся стоптанный сапог мужа. Противным холодком к сердцу подступила неясная тревога. Ещё не понимая причину беспокойства, Полина Ивановна нагнулась и заглянула в сумрачную сырость колодца.
Едва угадываясь в темноте, серым пятном на блестящем пятачке воды, лицом вниз, с натянутым на голову капюшоном, безвольно и неподвижно плавало тело Кузьмы. В виднеющемся рядом ведре, судя по всему, запутались его ноги, и выглядывал второй сапог.
Не помня себя, женщина выскочила на улицу:
- Утоп! Утоп! Помогите! Кузьма в колодце утоп! Помогите!
Вскоре, у колодца, собрались все ближайшие, не успевшие уйти на работу, соседи. Примчался на тарахтящем мотоцикле участковый; прихрамывая, раненой на фронте ногой, с низменным саквояжем, "пришкандыбал" фельдшер, Матвей Яковлевич. Участковый посветил в колодец мощным фонарём, сомнений не осталось - в колодце, в своей неизменной куртке плавал труп Кузьмы.
- Кто обнаружил? - оглядев собравшихся строгим взглядом, спросил участковый.
- Жена, Полина - ответил кто-то из толпы.
- Где она? - суровым голосом, вновь, орлом оглядев людей, вопрошал милиционер.
И жители, с трудом узнали в этом человеке, всем знакомого, всегда добродушного и приветливого Женю - милиционера.
- Дак, вон, её Матвей Яковлевич в чувства приводит, - подсказал женский голос.
Участковый подступил к бледной, сидящей на бревне, со стаканом в руке Полине Ивановне. И уже более мягким голосом спросил:
- Гражданка Лопарёва, расскажите, как вы обнаружили тело вашего мужа, Кузьмы..., тут Женя замешкался, вспоминая отчество покойного. Которого никто и никогда по отчеству не величал, и, которое, никто и не помнил.
- Гражданина Лопарёва, - нашёлся участковый.
Ошарашенная обращением "гражданка" тётя Полина, сначала растерялась, но потом, набычившись, поднялась всей своей могучей фигурой перед представителем власти, поправила лямки бюстгальтера на загорелых плечах и, срываясь на крик, спросила:
- Ты, что, думаешь, это я его туда сбросила? Я, всего-то раз, треснула его дверью, когда пьяный явился. Он никогда раньше от такого удара и не падал, а тут, как же, "ажно" в колодец улетел! Ты бы, вместо того, чтобы тут петухом ходить, достал бы его "оттедова", тогда и поглядим что, да как! А, то, "гражданка Лопарёва, как вы его нашли?" Как нашла? Заглянула, а он там плавает! Вот так, и нашла!
Было видно, что участковый не горит желанием лезть за трупом в тёмный колодец. Ещё раз оглядев присутствующих, и не найдя кандидатуры для выполнения этой печальной миссии среди собравшихся, дядя Женя скомандовал:
- Несите лестницу!
Лестницу принесли быстро, и, с особыми предосторожностями, опустили в колодец, стараясь не потревожить тело. Милиционер снял и аккуратно сложил на брёвнышках китель, положил фуражку, осторожно ступая на перекладины лестницы, стал опускать в колодец. В самый разгар этих событий, среди толпы зевак, внезапно появился виновник всего происходящего - сам дядя Кузьма. Близкий шум и крики в огороде, разбудили хозяина, и он решил посмотреть, зачем там собралось столько людей и, что делает участковый в недавно выкопанном им колодце. Вместе с остальными, непохмелённый Кузьма, с интересом, заглядывал в сруб и давал дельные советы спускающему туда участковому. Какое-то время, на него не обращали внимания, все были заняты извлечением трупа. Но потом, "утопленника" кто-то заметил, наступило тяжкое молчание. И только присутствие большого количества людей и участкового, спасло, стоящего в одних трусах Кузьму, от самосуда разъярённой Полины Ивановны.
Злополучную куртку достали, дядя Женя определил, что неизвестные шутники набили её сеном из стоящего на огороде стога, привязали к ней дяди Кузьмы штаны и сапоги, один из которых потеряли возле колодца. Поиски злоумышленников результатов не дали.
На следующий день, не очухавшегося от вида собственной гибели, дядю Кузьму, жена Полина отвезла в город, где его и закодировали.
Следующей жертвой неизвестных шутников стал конюх Петрович.
Перед ежедневным, вечерним киносеансом в сельском клубе, иногда показывали киножурналы политического, спортивно и научно-познавательного характера. Сами фильмы ежедневно менялись, а вот журналы, длительное время могли крутить одни и те же, периодически меняя их между собой. Какое-то время, сельчанам настойчиво демонстрировали киножурналы о природе африканской саванны, пустыни Гоби и Тибета рассказывающие о жизнь животных, растений и птиц, их населяющих.
Работу конюха Петровича нельзя было назвать тяжёлой. Два раза в день, после утренней и вечерней дойки, он привозил на своей флегматичной, белоснежной кобыле Люське, свежее молоко на маленькую, колхозную маслобойку, находящуюся на окраине села. Остальное время, не считая мелких хозяйственных дел, он был предоставлен сам себе, занимаясь личными проблемами и оказывая посильную помощь одиноким селянкам. Он никогда не отказывал в просьбах что-то подвезти из леса, или вывезти что-то не нужное со двора. Дети его разъехались по другим местам, старуха уже многие годы покоилась на сельском кладбище. Петрович жил бобылём, не утруждая себя каким либо хозяйством, и домашней живностью. Всю свою нерастраченную любовь и заботу, он обратил на верную подругу и помощницу - не молодую, но ещё крепкую лошадку, содержа её в чистоте и сытности. Сердобольные соседи помогали старику, чем могли. За свою помощь конюх просил немного, довольствуясь едой и парой-тройкой чарок чего-либо покрепче. В результате, в иные дни, к вечеру, имел усталый вид. И тогда, хорошо знающая дорогу домой Люська, привозила бесчувственное тело хозяина к воротом его дома. Такой способ возвращения в родные пенаты Петрович, отдавая дань прогрессу, называл "движением на автопилоте".
Однажды, ближе к вечеру, когда закатное солнце, багровыми всполохами отражалось в окнах домов и двухэтажной школы, а от деревьев, потянулись по земле длинные тени. На центральной улице села появилась знакомая телега, с постукивающими друг о друга, пустыми бидонами и развалившимся на сене, спящим Петровичем. Между оглоблями телеги, не спеша, вздёргивая головой и позванивая удилами, гордо шла ЗЕБРА. Медленно, но уверенно, как на автопилоте, направляясь к знакомому дому. Народ в растерянности, со смехом, взирал на это шествие. На следующий день, участковым было установлено, что Люська была так варварски раскрашена "кузбаслаком", за несколько дней до этого, украденным с машинного двора. Не стоит говорить о том, что и в этот раз, виновники были не найдены, не смотря на все титанические усилия Жени - милиционера. Вызванные для дачи показаний ученики школы Вячеслав Черемисин и его друг Пётр Погодин, отрицали свою причастность к происшедшему, указав, что в это время они находились на рыбалке, на Большом острове. Эти показания подтвердили ещё два ученика школы. Вразумительных пояснений сам конюх дать не смог, особых претензий к хулиганам не высказывал. Подозрения были сняты.
После этого случая, странным образом трансформировав просмотренные киножурналы, и попутав оба парнокопытных вида, за Петровичем прочно закрепилось прозвище "Пржевальский". Хотя покоритель Гоби и Тибета Пржевалский, первым описавший монгольскую лошадку, ни каким боком, не имел отношения к зебре Греви. Названной так в честь третьего президента третьей Французской республики. По-видимому, не русская фамилия Греви, звучала менее привлекательно, чем более удобно произносимая, но не менее не русская - Пржевальский. Со временем, сам Петрович, и окружающие люди, настолько привыкли к прозвищу, что оно стало считаться его настоящей фамилией. Сам Пржевальский, ни мало не смущаясь, частенько рассказывал, вновь приехавшим в деревню людям, что в молодости участвовал в походах и экспедициях известного путешественника. И лавры первенства, в поимке этой самой зебры, также принадлежали, именно, ему. За что великий исследователь объявил его наречённым братом и жаловал свою фамилию.
Всем колхозным добром, в многочисленных амбарах и складах, заведовал кладовщик - Павел Алексеевич. Толстый, краснолицый мужчина, лет сорока, с отвислым животом, в промежутке не застёгивающегося пиджака, вечно с потным лбом, переходящим в обширную лысину. Павел Алексеевич когда-то служил на флоте, и, даже через годы, по-прежнему относя себя к флотской братии, носил тельняшку и видавшую виды фуражку-шкиперку. Тельняшка часто пачкалась и начинала лосниться на дирижаблеподобном животе, по этой причине, жене приходилось, почти, ежедневно стирать её и вывешивать для просушки во дворе. Семья жила в большом, кирпичном доме, почти в центре села, за высоким забором, со свирепым волкодавом, мечущимся по ограде на длинной цепи. Злые языки утверждали, что сим богатствам и безбедной жизнью, Павел Алексеевич обязан своей должности и хозяйской хватке, присущей ему.
В одно прекрасное, летнее утро, жителей центральной части села разбудил истошный визг свиньи, громкие крики людей и ружейная пальба. Выскочившие на улицу соседи увидели бестолково бегающего и истерично визжавшего, одетого во флотскую тельняшку хряка. Свинью с разных сторон улицы пытались поймать, сам кладовщик, его, не менее толстая, жена, и две не худых, рыжеволосых дочки. Но шустрый порос, одетый в атрибут флотского шика, умудрялся выскользнуть из цепких рук преследователей и, поднимая бурунчики пыли, стрелой мчаться в противоположную сторону, оглашая окрестности визгом, схожим с сиреной пожарной машины. По-видимому, устав от погони, чувствую на себе насмешливые взгляды собравшихся людей, прекрасно зная, что это утреннее происшествие, теперь, будут обсуждать не одну неделю, хозяин животного несколько раз целился в бегающего хряка, но опасался стрелять вблизи людей. В порыве гнева на неизвестных шутников, он отпускал в их адрес такие очереди отборного флотского мата, переборам которого, мог позавидовать любой старый боцман. В довершении своих слов, для того чтобы сбросить накопившиеся эмоции, он изредка стрелял вверх, и грозил кому-то мощным кулаком.
Наконец, общими усилиями хряк был загнан во двор, лишён вымазанной в грязи тельняшки и водворён в свою стайку. Совершенно не обращая внимания на людей, развалившись посредине двора, возлежал свирепый волкодав, без признаков жизни.
Призванный ветеринар, послушав животное, объявил, что пёс жив, но, только, очень крепко спит - по-видимому, его накормили снотворным.
Люди, со смехом, судачили о том, кто мог организовать все эти выходки, и сходились на одной фамилии, всем известного, весёлого паренька. Участковый Женя тоже предполагал, что это он. Но, как говорят, не пойманный - не вор!
Прошли годы. Славка, окончив школу, поступал в институт, но "срезался" на вступительных экзаменах. Осенью был призван в армию, отслужив полгода, поступил в военное училище. С отличием, окончив его, неплохо служил в войсках, двигаясь по ступенькам карьерной лестницы. Успел побывать в Германии, хватил военного лиха в Чечне и теперь служил начальником штаба батальона на Дальнем востоке.
Вячеслав Захарович, почти каждый год, в очередном отпуске, приезжал в родное село, к великому счастью престарелых родителей и к неописуемой радости своего друга, участника всех юношеских забав, одноклассника Петьки Погодина. Пётр Афанасьевич Погодин в армии не служил, ещё маленьким ребёнком, его покалечил сорвавшийся с привязи колхозный бык-производитель. С тех пор мальчик сильно хромал. По причине этого недуга, семьёй не обзавёлся и жил с матерью. Окончил ветеринарный институт, и последние годы, работал в колхозе ветеринарным врачом, избавляя от болезней рогатое и безрогое поголовье сельской живности. С детства не любил бугаёв - племенных быков-производителей. И, когда появлялась необходимость, то, как он сам, смеясь, рассказывал, с "особым садизмом, лишал этих звероподобных самцов детородных функций, мстя за свою покалеченную жизнь".
У Вячеслава Захаровича был младший брат - Сашка. Сашка служил срочную службу в Прибалтики, отслужив, там же остался, женился на местной, вскоре родилась девочка. По каким-то причинам, брат твёрдо уверовал, что его истинная родина находится на Рижском взморье. Теперь, он неохотно приезжал из, почти, европейской цивилизации, в лесное захолустье, отчего дома. Несколько лет назад, приехав, в последний раз в гости, к родителям, несказанно удивил односельчан длинными волосами женской причёски, кольцом в ухе и появившимся, лёгким, иностранным акцентом в разговоре. Бывал в гостях брат, всегда один, без жены и дочери, и старики Черемисины так, в "живую", и не видели своей невестки, и внучки.
Вячеслав, напротив, приезжал надолго, порой, проводя у родителей весь отпуск. Однажды, приехав в отпуск из далёкой Германии, он почти два месяца отработал на комбайне, вместо внезапно заболевшего отца. Намолотил зерна, едва, ли не больше всех в районе. Поговаривали, что его представляли к награждению орденом "Знак почёта", но "награда не нашла героя" и награждение не состоялось. Была ещё одна, не маловажная причина его регулярных приездов в село. К своим тридцати годам капитан Черемисин, так и не обзавёлся семьёй. Молодой и красивый военный, естественно, не мог остаться без внимания женщин, ловеласом он не был, но прожил, около двух лет, совместно с одной женщиной. Выражение "гражданский брак" Вячеслав не принимал, так как считал, что "человек военный, в гражданском браке состоять не может". Вернувшись из командировки в Чечню, Черемисин обнаружил, пустую квартиру и записку - "Так больше жить не могу, надоело ждать, спасибо за всё, меня не ищи".
В старших классах школы Славка был горячо влюблён в свою одноклассницу Наташу Соснину. Об этом знала вся школа и, наверное, большая половина, села. Но красивая, чернобровая и гордая Наташа, не видела в бесшабашном, хулиганистом и не предсказуемом Черемисине будущего спутника жизни. Славкина пылкая, юношеская любовь, так и осталась не разделённой, и безответной. Сразу после школы, Наташа вышла замуж за учителя истории, приехавшего в село, отрабатывать положенные два года.
Два года пролетели очень быстро, у молодой пары родилась дочь. Они уехали на Кубань, на родину мужа, но семейная жизнь не заладилась и, вскоре, Наташа с дочкой вернулась домой, к матери. Замуж больше не выходила, отметая все предложения многочисленных поклонников. Как поговаривали деревенские бабки - любительницы всяческих пересудов и "перемывания косточек": - "сходила замуж, нажила ребёночка, а теперь, "прынца" ждёт на белом коне"
Белого коня у Черемисина не было, кобыла деда Пржевальского, как и сам хозяин, давно ушли в мир иной. Кроме, пронесённой через годы любви, предложить однокласснице, что-то большее, Слава не мог, да, у него, ничего и не было. Не успел он нажить богатств в холостяцкой, походной жизни. Приезжая в отпуск, обязательно привозил подарки своей матери, Наташе и её подрастающей дочурке Оле. Часто бывал у них дома, помогая в делах, что-то подправляя и ремонтируя в, давно не видавшем мужской заботы, хозяйстве. На все Славкины предложения руки и сердца Наташа отвечала смехом и шутками, не говоря конкретно ни "да", ни "нет". Это вселяло не гаснущую надежду в душе влюблённого.
В этом году Вячеслав Захарович подгадал отпуск так, чтобы встретиться со старыми школьными друзьями в годовщину окончания школы. Собственно, старых друзей-одноклассников в селе остались единицы. С развалом страны, захирел, некогда богатый колхоз, ушлые руководители хозяйства, удивительным образом, оказались владельцами лучших земельных паёв и более новой сельскохозяйственной техники. В погоне за "быстрыми" деньгами, порезали дойное стадо, разобрали животноводческие комплексы. Проворные дельцы из города выкупили у недогадливых селян маслобойку, после чего демонтировали, порезали и сдали на металлолом выполненное из нержавейки оборудование. Опустел, некогда гремевший мощными тракторными двигателями машинный двор. Не имея заработка, люди начали уезжать в город. Закрыли среднюю школу, и на базе детского сада организовали малокомплектную, с одним классом и пятью учениками. Закрыли, и, потихоньку, растащили клуб. Ненужным стало правление и сельсовет, исчезли фельдшерский пункт и почта. Взамен ушедшего на пенсию дяди Жени-милиционера, в село никто не приехал. Зарастали бурьяном поля, с забитыми окнами стояли брошенные жителями дома. Надежды на обещанную, демократичную и достойную жизнь таяли, как весенний снег на взгорке под лучами пригревающего солнца.
Встречу выпускников решили провести на лужайке, возле здания бывшей школы. Организаторы - Слава Черемисин и Петя Погодин отыскали в захламлённых классах второго этажа, два более-менее пригодных письменных стола. А в полутёмном спортзале нашлась длинная лавка и несколько стульев. Собирались, по деревенскому обычаю, "в складчину", каждый приготовил и принёс то, что считал нужным. Спиртное по общей договорённости, "чтобы, не мешать", Вячеслав купил, в единственном в деревне магазине, принадлежащем успешному предпринимателю Фокину Павлу Алексеевичу, бывшему колхозному кладовщику. Который, до сих пор косился на Черемисина, за прошлую, обидную историю с кабанчиком.
Людей собралось немного: По приглашению учеников, пришёл Геннадий Васильевич, бывший директор школы, доработавший до мизерной пенсии, и теперь, чтобы, как-то сводить концы с концами, промышлявший рыбой на озера, продавая её в городе. Привезли в коляске мотоцикла, проживающую в селе, учительницу немецкого языка, древнюю старушку - Фаину Карловну. Сколько Славка себя помнил, "немка", как её звали пацаны, уже работала в школе, и, изначально, была старой. Говорили, что она родственница дореволюционных владельцев имения, а двухэтажный красавец дом, в котором размещалась школа, принадлежал, толи, её деду, толи, дяде. Семья сгинула в период коллективизации, а Фаина Карловна чудом уцелела и, одиноко, прожила в селе всю жизнь. Посмотреть на своих учеников, пришла преподаватель русского языка и литературы Лидия Федоровна, стройная, красивая, в годах, женщина. В юности, после окончания института, девушка приехала по распределению, на время. Да, так и осталась в селе на многие годы, выйдя замуж за Женю - милиционера.
Праздничный стол, негромко переговариваясь, накрывали две девочки-однокласницы. Уже знакомая нам, Наташа Соснина, и мечта многих мальчишек, полногрудая, ещё со школьных лет, Татьяна, ныне живущая в городе, врач педиатр.
Мужскую часть выпускников, представляли два брата Юдиных - Владимир и Василий, ранее трудившиеся в колхозе механизаторами, а теперь, непомерным трудом, выбившиеся в фермеры, и живущие, как они сами признались - "от кредита, до кредита". Завершали недлинный список гостей Черемисин и Погодин.
После, обычных в таких случаях, вопросов: - "А где? А как? А помнишь?". Все расселись за столом. Конечно, за прошедшие годы, присутствующие достаточно изменились. Кто-то постарел, кто-то похудел, кто-то поправился. Добавились седые волосы, длиннее стали залысины, солиднее, походка, речь, движения.
Краткий тост сказал Геннадий Васильевич, об исчезнувшей стране, угасающем посёлке, закрытой школе. Но, в конце, выразив надежду, что жизнь, все-таки, наладится, пожелал собравшимся, здоровья, благополучия, и низко поклонился зданию бывшей школы.
Тосты и пожелания продолжались довольно долго. Говорили о разном - о судьбе села и развале колхоза. Вспоминали школьных друзей и учителей. Не чокаясь, произнесли тост, за тех, кого уже нет. Спели все вместе, несколько хорошо знакомых песен. Раздольная, русская мелодия широко разлилась над вечерним селом; затихшим, в ожидании ночи лесом; зеркальной гладью озера, укрытого лёгким, белёсым туманом.
Разошлись в сумерках, когда солнце давно уже скрылось за зубчатой стеной дальнего леса. На синий небосвод торжественно и важно выплыл бледный лик луны, озаряя мертвенным светом дальние и ближние леса, озеро с лунной дорожкой на воде и засыпающее село.
Отправились по домам учителя, возглавляемые Геннадием Васильевичем. Ушла Наташа, пригласив подружку Татьяну переночевать у неё. Ещё раньше, попрощались братья- фермеры. На горке, возле бывшей школы остались Погодин и Черемисин. В неярком свете луны, виднелись покрытые туманом луга за озером. Развалины церкви, проглядывающие сквозь кусты, взорванной в период предыдущей смуты. Тёмные, безжизненные хаты с забитыми окнами на окраины села. Далее, торчащие вверх, как поднятые в мольбе руки, остовы хозяйственных построек, амбаров, зернохранилищ, животноводческих ферм.
Гляди на всю эту разруху, Славка, поёжившись, сказал:
- Одни развалины, будто во время войны, как после атомного взрыва.
- Ещё несколько лет назад, хоть, что-то шевелилось, работало, давало надежду, - поддержал Погодин, - а сейчас, как на кладбище - тихо и грустно.
- Точно! Я то, подумал - почему так грустно? Наша встреча больше походила на поминки. Не хватало только траурного салюта, - в раздумье сказал Славка, и продолжил. - Салют, мы с тобой, сейчас устроим! - Но это будет не траурный салют! А праздничный, в честь нашей встречи! Пошли!
По дороге он рассказал Петру, что, ещё, в прошлом отпуске привёз "такую штуковину, которой, на учениях, имитируют атомный взрыв". Применения ей ранее не нашлось. Пришлось "заныкать от бати" под всякими железяками в углу сарая. Если "адская машинка" за это время не отсырела, можно сейчас рвануть её на озере. Вот грохоту будет!
Петька пытался отговорить друга от сомнительного мероприятия, но тот, как в детстве, был непреклонен. То ли, встреча с друзьями детства навеяла воспоминания о прошлых проделках. То ли, выпитое ударило в голову и толкнуло на это глупый и необдуманный поступок. Славка и сам, толком, объяснить не мог!
Спрятанное устройство нашлось без проблем. Зелёная вещь, наподобие ведёрочка, завёрнутое в мешок из-под муки, лежало в углу, где его, год назад, и спрятали. Стараясь не шуметь, друзья взяли вёсла, погрузили на тележку, бухту электрического кабеля, аккумулятор и отправились за огороды, на озеро. Возле воды было тихо и спокойно, маленькие волны набегали на берег и бесшумно скатывались назад, пахло водорослями и мокрым песком. Высокие звёзды дрожали в зеркале воды, лунная дорожка упиралась в тёмный берег, изредка в камышах, негромко всплескивала сонная рыба. Деревня, расположенная подковой на берегу озера, спала. Не огонька, ни шороха, не лая собак.
Отцепили от мостков плоскодонку Черемисиных, Славка загрузил в неё всё необходимое и, оттолкнувшись, поплыл. Петька остался на берегу стравливать длинный провод.
Озеро Черемисин знал прекрасно, место напротив своего дома было излажено и измерено ещё с детства. Здесь, пацаном, он учился плавать. Здесь, купаясь шумной ватагой, показывали, визжащим девчонкам, "американский поплавок". В этих водах, после школы, рыбачили с лодки и водили вдоль берега стареньким, дырявым бреднем. Метрах в сорока от берега, была глубокая яма, где хорошо клевали окуньки и, иногда, ловились крупные щуки. Вот сюда и направил экспериментатор свою лодку. Подсоединив провод, Черемисин опустил "адскую машинку" глубоко на дно, и вернулся на берег. Петька с нетерпением ждал друга:
- Куда дальше, то? - успокоил Вячеслав, - провода, всё равно, метра три осталось. Давай аккумулятор, как уж получится.
Получилось неважно! Когда Славка подсоединил провода, раздался оглушительной силы взрыв. Из глубины вырвался огромный столб воды, подпираемый багрово-жёлтыми языками пламени. Мощная сила, вознесла воду на несколько метров ввысь и она, с шумом хлынула обратно. Казалось, что брызги, меленьким дождём, достигли, даже, берега, земля качнулась под ногами, где-то зазвенели стёкла. Наступила оглушительная тишина. Грохот взрыва унёсся к дальним лесам и вернулся, не менее оглушительным, эхом. Поднятая взрывом волна, выплеснулась на берег, намочив ноги остолбеневшим от неожиданности друзьям. Суматошно, перебивая друг друга, залаяли, казалось, все деревенские псы. Истерично завыла сигнализация машины, во дворе у толстого предпринимателя Фокина. Захлопали двери, вспыхнули редкие огоньки в окнах домов, берег наполнился голосами людей.
Вскоре, на берегу собралось большая часть полуодетых жителей села. Прибежавшие позднее, испуганными, сонными голосами спрашивали друг друга:
- Метеорит упал? Или самолёт? Что рвануло, то?
Те, кто поспел раньше, со смехом объясняли:
- Нет, Славка Черемисин опять чудит! Решили с Погодиным рыбу глушануть. Но не рассчитали, заряд не глубоко закинули, вот и вынесло всё наружу.
Примчавшийся, бывший милиционер Женя, в своей потрёпанной форменной фуражке, по привычке, осведомился:
- Все живы? Пострадавших нет?
Пострадавших не было. Мужики с пониманием отнеслись, как к самой идее, так, и к её неудачному воплощению незадачливыми подрывниками. Некоторые, всё же, выражали своё неудовольствие по поводу выбитых стёкл, но до рукопашной дело не дошло. Дядя Женя, отозвав Славку в сторонку, сказал:
- А я, ведь, ещё тогда - в детстве чувствовал, что ранешные проделки, дело твоих рук. Но думал, вырастешь, перебесишься! Ан, нет, до седых волос всё чудишь! Принимай меры, чтобы люди зла не держали, да не жаловались!
Дома, отец Славки - Захар Иванович, хмуро глядя на провинившегося сына, с горечью сказал:
- Спустить бы с тебя штаны, да, не глядя на чин, выпороть как сидорову козу! Да, видать, поздно, надо было раньше, пока поперёк лавки лежал! Тьфу, так осрамился!
С утра, предприимчивые селяне, выплыв в озеро на лодках, до обеда вылавливали плавающую, полуживую рыбу. Затаивший давнюю обиду, пользуясь, случаем, хозяин магазина Фокин, попытался собрать подписи жителей под коллективной жалобой в районную милицию, но его не поддержали. Дядя Женя поговорил с ним, напомнив, что не на всех бутылках водки, продаваемых заботливым предпринимателем, имеются акцизные марки. И тот, резко передумав, отказался от своей затеи. Его заморская машина, очумевшая от ночного взрыва, наотрез отказалась заводиться, её пришлось отбуксировать на ремонт.
Славка съездил в город и привёз, на нанятой "газели" ящик оконного стекла и два ящика водки. Больше недели они с Погодиным ходили по деревне, вставляя вылетевшие окна и ублажая пострадавших соседей.
В этом году долгожданное сватовство Вячеслава Захаровича так и не состоялось!