Аннотация: Страны другие, порой, враждебные и чужие.
.
От автора. Рассказ не является автобиографическим, образ советского военного советника Владимира Симонова собрал в себе черты характера, взгляды, мысли, восприятия и ощущения многих людей, с которыми посчастливилось, в то время, встречаться автору. Описанные события и факты, не претендуют на документальность, в них присутствуют элементы художественного вымысла, но, в основном, являются реальными. Имена и фамилии героев вымышленные, но имеются персонажи, которые носят свои действительные имена. В целом, повесть отражает политическую обстановку в нашей стране, и за рубежом, нравы и порядки, присущие тому времени, в регионе, где происходят события. В меру возможности, автор анализирует состояние вооруженных сил страны пребывания. Это повествование о жизни военного человека - офицера, заброшенного волей судьбы на другой континент, в чужую страну, с иным менталитетом, верой, законами и обычаями.
Х У Б А Р А.
Часть 1.
Не пытайтесь найти значение этого слова в толстых справочниках и толковых словарях.
Не стремитесь угадать его тайный, скрытый, с лёгким налётом восточного мистицизма, смысл. Тем более, оно не относится к ругательствам, напротив, в местах, где его произносят, пользуется уважением и почтением. Всё гораздо проще: слово производное от арабского "хабир", что переводится как "специалист". В странах ближнего Востока, многие значимые объекты экономики, и инфраструктуры построили с помощью специалистов из других, более развитых государств. Не обошли эти новации и армию. Для защиты от многочисленных врагов, страны старались создать свои вооружённые силы, вооружали армию новейшим оружием. В чём, не без собственного интереса, им помогали ведущие страны мира, стремящиеся таким способом, расширить сферы своего влияния. И обеспечить свои политические интересы в данном регионе. Для помощи в освоении новой техники, требовались специалисты, те, самые "хабиры". Они учили арабских военнослужащих эксплуатации, ремонту и обслуживанию техники, и были, в основном - технарями, людьми в полном объёме владеющими техническими знаниями и навыками. Но на поле боя, необходимо уметь, грамотно применять мощное оружие, знать его боевые возможности. Тактику действий, хотя бы, основы оперативного искусства, ведения современного боя и операции. Помимо технического персонала, надо было обучать войска, командный состав, его среднее и высшее звено. Для этих целей, в дружественные страны, направлялись советские офицеры командного профиля, окончившие военные академии, имеющие опыт командования полками, дивизиями и корпусами. Они именовались советниками, на арабском "мусташарами". Но как-то повелось, что общее обозначение всего контингента советских военных людей в этой арабской стране, осталось первоначальное - "хабир", а во множественном числе - "хубара". Такова история слова, положенного в название рассказа.
Август 1980 года. Сибирь.
Выпускник бронетанковой академии майор Владимир Симонов прибыл для прохождения службы в учебную дивизию, на должность заместителя командира учебного танкового полка.
Представившись в отделе кадров, и получив необходимый инструктаж, Симонов, прогуливаясь по аккуратному дворику штаба, с волнением ждал приезда командира дивизии генерал-майора Львова. Которому, по Уставу, он должен был представиться. Не по-сибирски жаркое солнце, несмотря на раннее утро, успело прилично нагреть свежеположенный асфальт, и Симонову было неуютно и душно в своей блестящей, парадной форме под этими жаркими лучами. Проходящие солдаты и офицеры, недоумённо поглядывали на его парадный вид, явно не подходящий для понедельника, тем более, в обозримом отсутствии какого-либо праздника.
Наконец, автоматические створки ворот бесшумно открылись, во дворик, мягко покачиваясь, буквально влетела чёрная "Волга". Скрипнув тормозами, остановилась, с заднего сидения, широко открыв дверку, тяжело вышел высокий, слегка полноватый, генерал. В рубашке, брюках на выпуск, с кителем на руке. Отчаянно громко прокричав "Смирно!", ему навстречу выскочил оперативный дежурный с докладом. Приложив руку к козырьку фуражки, генерал выслушал доклад, поправил руку дежурного, державшую "под козырёк", и громким голосом скомандовал "Вольно!". Уже более спокойно, и мягко, как эхо, дежурный прокричал, не к кому конкретно не обращаясь, "Вольно!" Замершие при докладе, солдаты и офицеры, быстренько продолжили движение, стараясь поскорее убраться с этого места.
По-видимому, ещё из машины заметив, стоящего, как новогодняя ёлка Симонова, генерал повернулся в его сторону. Симонов, бесстрашно чеканя строевой шаг, подошёл к командиру дивизии, и срывающимся от волнения голосом доложил: - Товарищ генерал-майор, майор Симонов для прохождения службы, на должности заместителя командира такого-то учебного танкового полка, прибыл!
- Прибыл, это хорошо! - неопределённо, задумчиво сказал генерал, поправляя приложенную к фуражке руку Симонова, - Ну, пойдём знакомиться! И пошагал к дверям штаба. Симонов, стараясь не отставать, поспешил следом, в коридоре к ним присоединился начальник отдела кадров. Так, дружно стуча каблуками по чугунной лестнице, они поднялись на второй этаж старинного здания, в кабинет генерала. Вскочившему в приёмной, при появлении начальства, не по годам полноватому прапорщику, по видимому порученцу, генерал не останавливаясь, коротко бросил:
- Я занят!
В кабинете было прохладно и сумрачно, из-за закрытых плотных штор с трудом пробивалось солнце. Командир дивизии прошёл к своему месту за столом, повесив китель на спинку стула, сел, на заскрипевшее под его весом кресло. Перевернул какие-то бумаги на столе, и лишь, после этого, поднял голову, на стоящих у дверей Симонова и кадровика.
Кивнув начальнику отдела кадров на стул у стены, предложил сесть. Симонов продолжал стоять, как нашкодивший школьник в ожидании разноса.
- До академии, где служили?
- В Германии, командиром танкового батальона, товарищ генерал-майор, - стараясь говорить, четко и смело ответил Симонов.
- Как долго? На каких машинах?
- Два года, на Т-62, товарищ генерал-майор.
По-видимому, посчитав, что этого для первого знакомства вполне достаточно, генерал решил ввести прибывшего в курс дел в полку. Симонов, слушая говорившего, внимательно рассматривал командира дивизии. В голове быстро проносились мысли, рождались различные сравнения и выводы, которые потом, по прошествии времени Симонов любил сличать и проверять. Что можно сказать сегодня? Для генерала явно молод, едва за сорок, всего скорее чей-то одарённый ребенок. Мешки под глазами, наверное, не против..., и вчера, явно, не в меру. А голос командира дивизии, тем временем, гремел в прохладном кабинете:
- Дела в полку, на сегодняшний день неважные! Прежний командир полка, подполковник Заводской, отправив семью к родителям, ожидая замену в Германию, пошёл по старым друзьям и подругам. Не можем его найти, чтобы сдал должность! Фактически полком командует начальник штаба, майор Икимов. Заместитель по технической части майор Ушканов. Из местных - омич, больше занят своими делами, чем службой. Заместителя по тылу нет, прежний ушёл на выдвижение, в Кемеровский корпус. С замполитом полка, майором Громовым - неожиданно перейдя на "ты", продолжил генерал, - сам познакомишься! Ещё что? В полку десять рот переменного состава, то есть - курсантов, в среднем по сто человек каждая. Батальон учебно-боевых танков, больше ста машин, личного состава в БУБТе, около полутора сотен. Штат боевых танков хранения - на полк, на случай войны. Считай, самый большой полк в округе, в Абаканской кадрированной дивизии народу в два раза меньше! А. спрос один, что с командира полка, где сорок человек, что с вас, с вашими полутора тысячами! Вот, так!
Генерал, размяв сигарету, закурил, с наслаждением выпустив дым, помолчал. Симонову тоже нестерпимо захотелось закурить, он сжал вспотевшие ладони в кулак, переминаясь с ноги на ногу.
- А, тебе я скажу так - готовься! Начинаем большую стройку, перестраиваем полигон, огневые городки, учебные корпуса. Всё своими силами, продолжаем учить курсантов, и будем строить. Такой приказ командующего округом. Пока всё! Свободен!
Симонов ответил по уставу и вышел. Собственно ничего нового он не узнал. Приехав ещё вчера вечером на такси, с вокзала прямо в полк, благо жена с дочерьми осталась у родителей. Он нашёл в полку исполняющего обязанности командира, выпускника академии прошлого года, Сашу Икимова, жена которого, тоже была у родителей. И они за ужином, у Икимова дома, приговорив бутылочку, до полночи беседовали о полковых делах, проблемах, и трудностях. Так начался новый этап в жизни и службе!
Прошло полгода.
Строевой плац учебного танкового пока. Выпуск.
Минуло немного больше чем полгода, а кажется, прошла целая вечность. Столько больших событий и маленьких дел произошло за это время. Вскоре после его приезда случилось так, что ему пришлось принимать полк и исполнять обязанности его командира. Начальнику штаба, необходимо было сделать планирование по изменённой программе боевой подготовки. Это большая, кропотливая и скрупулезная задача, решить которую не помогут ни учебный отдел дивизии, офицеры которого, сами смутно понимают суть этой работы. Ни офицеры управление боевой подготовки округа, которые ещё дальше от всех этих дел и проблем.
Однажды в парке боевых машин, где строили два бокса для хранения танков, которые и не относятся к объектам боевой подготовки, но всё равно "висели" на Симонове, его нашёл генерал и приказал принять полк и исполнять обязанности, до завершения планирования. Новый командир полка, взамен уехавшего в Германию подполковника Заводского, почему-то никак не мог добраться до Сибири, и чудесным образом растворился в громадных коридорах управления кадров Министерства обороны. Но, после завершения планирования начальником штаба майором Икимовым, ничего не изменилось - все, как-то, привыкли к установившемуся порядку, он многих устраивал. Так и пришлось Симонову набирать новый набор курсантов, учить командиров танков, наводчиков орудий, и механиков-водителей. И сегодня выпускать в войска обученными специалистами, ефрейторами и младшими сержантами.
Полк в полном составе застыл на плацу. Здесь собрались и те, кого учили, и те, кто учил. Под звуки оркестра, вынесли и попрощались со знаменем. Прошли торжественным маршем под "Прощание славянки", перед командиром полка. Симонов знал, что с большинством из выпускников ему, скорее всего, никогда больше не придётся встретиться. Завтра они разъедутся в разные уголки страны, в другие полки и дивизии. Но, сколько бы лет не прошло, где бы они ни жили, в памяти этих людей, он, всегда, останется командиром "учебки". Хотелось бы надеяться, что эта память будет доброй! Но, в отличие от счастливых выпускников, Симонов, также знал номера команд, и так, называемых "покупателей", которые, в обстановке особой секретности, повезут эти команды в таджикские и узбекские города. Где этим, по сути, ещё подросткам, только перед посадкой в самолет объявят, что летят они в Афганистан. Чудовищная мясорубка никому не нужной войны работала на полную мощь, унося жизни ещё не любивших, совсем юных, не успевших насладиться жизнью мальчиков. По чьёму-то дьявольскому приказу, на смерть отправлялись, в основном, представители славянских национальностей - русские, белорусы, украинцы. Хотя, какая разница, в русском доме, или украинской хате, в узбекском кишлаке, или горном ауле. Забьется в судорожном крике несчастная мать, получившая в военкомате, взамен живого сына, зловещий "Груз-200". Никогда не обнимет она того, кому дала жизнь, кого с любовью баюкала ночами, кого, с материнской нежностью, первый раз повела в школу. Кого с гордостью и надеждой провожала в армию, и кто теперь лежит в этом цинковом гробу, с окошечком на месте лица. И к кому, нельзя, даже притронуться ласковой материнской рукой, в последний миг, перед погребением. По воле и прихоти кучки дряхлеющих партийных старцев, судорожно цепляющихся слабеющими руками за жизнь и власть, отдавали не существующий долг, неизвестно кому, лучшие сыны страны. Отдавали самой тяжёлой ценой - своей жизнью!
Гибли чьи-то не любившие женихи, не состоявшиеся отцы, не состарившиеся сыновья!
Осень 1981. Сибирь.
Окружной учебный центр.
Приближался очередной выпуск курсантов. Как обычно, два раза в год, в это время, майор Симонов выезжал на окружной учебный центр с выпускниками первого учебного танкового батальона. Батальон готовил командиров танков и наводчиков орудий, в этом году, впервые, обе командирские роты укомплектованы выпускниками гражданских высших учебных заведений. Грамотные, дисциплинированные курсанты, в будущем умелые командиры, старше своих сослуживцев по возрасту, с большим жизненным опытом, способные руководить людьми.
На окружной полигон выезжали стрелять плановую штатную стрельбу боевым снарядом с танков Т-55 и Т-62. Излётное пространство танковой директрисы в посёлке, где дислоцировался полк, не позволяло выполнять эти упражнения дома. Сразу же за этой стрельбой, курсанты сдавали практическую часть экзамена по огневой подготовке, выполняя зачётные стрельбы.
Плановые стрельбы закончились, подразделения готовили боевую технику и полигон к экзаменам. Симонова неожиданно вызвали в штаб учебного центра. Батальон, регулярно выезжая на чужой полигон, старался жить автономно, не связывая себя хозяйственными делами со столовой и кухней полигонной команды, а также с землянками, для проживания личного состава. Из горького опыта, зная, что сданные на склад продукты будут на половину растащены местными прапорщиками, а кухонный наряд от "учебки" будет кормить и своих, и весь полигон. Никогда не ремонтируемые землянки, по окончанию проживания, не возможно будет сдать, там придётся делать полный ремонт. Поэтому, батальон жил в поле. Командир батальона, старый, опытный подполковник Кузнецов, за долгие годы командования, создал всё необходимое для нормальной жизни. У него были большие, утеплённые, брезентовые палатки, на каждую роту. Своя электростанция, три прицепа-вагончика для офицеров, и большой прицеп, где проживали комбат и Симонов, одновременно служивший штабом. На время выезда, снимали с хранения полевую автокухню и машину водовозку. Все эти кибитки, имущество, два десятка танков, автомобили, курсантов, солдат и офицеров, перевозили эшелоном до станции выгрузки.
Ещё утром, узнав о приезде на полигон старшего офицера управления боевой подготовки округа, вечно хмельного подполковника Александра Петровича Кныш. Симонов подумал, что тот, обязательно, предпримет очередную попытку, переселить батальон в землянки, по просьбе своего верного собутыльника, начальника полигона, майора Хмельницкого. Поэтому, теперешний вызов в штаб учебного центра, связывал с этой причиной. Сидя в кабине Уазика, Симонов прикидывал, как бы аккуратнее отвязаться от назойливых друзей. Времена изменились, Симонов чувствовал себя гораздо увереннее, чем год назад. В июле месяце, в полк, наконец-то, приехал назначенный командир полка. Нет, нет! Не тот пропавший почти год назад, а вновь назначенный. Валерий Самуилович Носенко, подполковник, три года командовавший танковым полком в Германии. Невысокого роста, худощавый, рыжеволосый, с веснущатым лицом, необычайно подвижный, и деятельный.
Симонов вернулся к исполнению своей штатной должности - заместителя командира полка. Начальник штаба полка - Саша Икимов, с которым они теперь дружили семьями, был назначен командиром одного из кадрированных полков дивизии. На смену ему прибыл майор Вербин - высокий, сутулый, лысоватый мужчина, с вытянутым лицом, и большой нижней губой. Которого полковые остряки, за глаза, тут же окрестили - "майором Верблюд". Лето выдалось тяжёлым, помимо организации боевой подготовки, львиную долю служебного и неслужебного времени, он вынужден был заниматься строительством полигона. Судьба распорядилась так, что почти через десять лет, в этом сибирском городе, он встретил друга своей лейтенантской юности, Лёву Берман. С которым, в ту пору, лейтенантом-двухгодичником, вместе служили в Туве, и дружили семьями. Старая дружба получили новый импульс, Володина Лариса, и Лёвина Валентина, давние подруги, возродили обычай периодических встреч, мужчины поддерживали это начинание, несмотря на занятость. Лев Борисович работал, к тому времени, главным инженером крупного комбината строительных конструкций. На первых порах, и позже, Володя частенько обращался к своему другу, по поводу приобретения для строительства бетона, плит, балок, колонн, ригелей и т.д. Не оканчивая строительный институт, с его помощью он, достаточно быстро изучил, самые необходимые, основы строительства, а курсанты-инженеры строители, из первого батальона, непосредственно руководили работами. Практически за лето, была построена вышка танковой директрисы, двухэтажная центральная вышка, половина огневого городка, оборудованы учебные классы, в построенном военными строителями учебном корпусе. Заканчивались работы на двух хранилищах для танков. Всё это требовало сил и времени. Он почти не видел семью. Уходил утром, когда дети ещё спали, возвращался затемно, когда они, уже спали. Лариса, в то время работала рентген лаборантом в тубдиспансере, только там могла найти работу жена офицера. Встречались, обычно, поздно вечером, когда нормальные люди уже спали.
С самого начала у Симонова не сложились отношения с заместителем командующего войсками округа генерал-лейтенантом Бронским, который курировал учебную дивизию, и чтобы быть подальше от командующего, жил в соединении месяцами. Вмешиваясь во всё, и вся, не давая нормально работать. Невоспитанный и наглый, не сдержанный, генерал, мог запросто обматерить офицера, выставит его в неприглядном свете перед подчинёнными, беспричинно унизить младшего по званию.
На первых порах своей службы в дивизии, на одном из совещаний в учебном полку, в присутствии офицеров, генерал Бронский начал оскорбительно коломбурить по поводу фамилии Симонова. На что, Симонов не выдержав, ответил, что когда раздавали фамилии, его предки были в поле, а, вернувшись, увидели, что графские расхватали лентяи, которые работать не ходили. Не спрашивая разрешения, встал и вышел из класса, не обращая внимания на гремевшее вслед приказание вернуться. После этого зам. командующего, буквально, съедал его по поводу и без повода. Взаимная неприязнь усилилась, когда однажды утром в "командирский" день - понедельник, Симонов, встав пораньше, решил проконтролировать проведение утренней зарядки в полку. И неожиданно на лестничной площадке, нос, к носу, столкнулся, с выходящим из соседней квартиры, одетым в спортивный костюм Бронским. В квартире проживала заведующая офицерской столовой, ярко красившаяся, энергичная брюнетка, жена майора автомобилиста. Который, по странному стечению обстоятельств, ежегодно, выезжал на уборку очередного урожая. Симонов, молча, посторонился, пропуская старшего вперёд, мужчины, не проронив ни слова, разошлись. На улице, Володя направился в сторону полка, а Иван Петрович, не напрягаясь, лёгким спортивным шагом, затрусил в сторону гостиницы.
Дежурный по учебному центру сообщил Симонову, что его просили срочно позвонить в полк. К счастью, оказавшийся на месте, подполковник Носенко передал, что Симонов завтра к девяти часам должен быть в управлении кадров округа, он вызван на Военный совет. А, так, как у Симонова с собой была только полевая форма, то в восемь часов, у гостиницы штаба округа, его будет ждать сержант, с его повседневной одеждой. Он уже выехал. Вернувшись в лагерь, Симонов передал командование командиру батальона, собрал нехитрые вещи, и через час был уже на вокзале, ожидая электричку. Переночевав в гостинице, получив, у приехавшего сержанта, свою форму, Володя, уже без пятнадцати девять ждал в приёмной управления кадров.
Начальник управления, генерал-майор Цветков, часто бывавший в дивизии, и хорошо знавший Симонова, пояснил, что его вызвали на Военный совет, как кандидата, для назначения на должность командира кадрированного мотострелкового полка, своей же дивизии. В учебной дивизии, было только два учебных полка - танковый, и один мотострелковый. Два других, мотострелковых, были кадрированными, то есть, имели минимум солдат и офицеров, для содержания техники и ведения мобилизационной работы. Остальной народ, в случае войны, призывался из запаса. В то время, таких "кастрированных" полков было много. Ходила даже такая шутливая присказка: - "По лесам и по долине, едет полк в одной машине, нам не страшен серый волк - мы кадрированный полк ". Но, не зависимо от численности личного состава, должность командира полка была полковничьей, и такое перемещение считалось выдвижением. Это была ступенька для дальнейшего роста по службе. Одним из таких полков в дивизии командовал Саша Икимов, а командир другого, был накануне определён в резерв, для направления в Афганистан. Это была обычная практика, периодически командиров таких полков, направляли в одну из заграничных групп войск, реже, в Афганистан, для приобретения практического опыта.
Кроме Симонова, приглашенных по кадровым вопросам на совет, было ещё двое - майор авиатор, и подполковник артиллерист, вопрос рассматривался в числе первых. Симонов вошёл в зал заседаний после артиллериста. В центре большого, застеленного чем-то красным стола, сидел генерал-полковник Снетков - командующий войсками округа. Кстати, в бытность его командующим первой танковой армией, Симонов уже был на подобной беседе, когда его назначали командиром батальона. Справа, и слева, от командующего, сидели ещё какие-то генералы и полковники. Симонов успел лишь отметить, справа, члена Военного совета, слева начальника штаба округа, полноватого мужчину, с нашивками за ранение на кителе. Далее - генерал майора в авиационной форме, рядом, зам начальника ОМУ подполковника Мальцева, и примостившегося с краю, начальника управления кадров генерала Цветкова. Генерал-лейтенанта Бронского среди присутствующих не было. Симонов, обращаясь к командующему, четко доложил о своём прибытии. Вставший со своего места генерал Цветков, изредка заглядывая в красную папку, с личным делом Симонова, доложил основные вехи его славного боевого пути. После чего, положил открытую папку перед командующим. Полистав, в полной тишине, страницы дела, командующий спросил, сколько человек по категориям, будут выпущены в этом году из учебного полка? Симонов, без задержки, ответил, твёрдо глядя в глаза генерал-полковнику. Затем командующий поинтересовался, сколько специалистов было отправлено в ДРА из прошлого выпуска? Симонов ответил, что точной цифры не имеет, но согласно разнарядке было отправлено, примерно, столько-то человек. Позже, генерал-полковник, как бы, вскользь, поинтересовался, кто был у Симонова командиром дивизии в Германии? Симонов ответил - генерал-майор Симонов. После этого, несколько, ничего не значащих вопросов, задал член Военного совета. На этом беседа закончилась, и майора, с миром, отпустили. Позже, генерал Цветков сообщил, что его кандидатуру утвердили, и управление кадров закажет под него, так сказать, приемника, выпускника академии.
Весна 1982 года Сибирь.
Незаметно закончилось лето, промелькнула слякотная, скучная, дождливая осень. Прошелестела белыми метелями и сибирскими морозами, лютая зима. Вновь, стало пригревать солнышко, приближался очередной выпуск курсантов. Много изменений, за это время, произошло в природе, не меньше их было и в жизни людей: Принял командование войсками Ленинградского военного округа генерал-полковник Снетков, вместо него, прибыл бывший командующий танковой армией генерал-лейтенант Бобов. Уехал советником в какую-то африканскую страну генерал-майор Львов, и теперь дивизией командовал спокойный, и рассудительный генерал Суменков. Перед Новым годом, оправился в Чехословакию Саша Икимов, вместо него, по прямой замене прибыл новый командир полка кадра. Лишь ничего не изменилось в жизни Симонова, человек, которого он должен был заменить, по-прежнему, командовал полком. И о прежних планах выдвижения, на время, забыли.
Но, в один из весенних дней его, вновь, вызвали на Военный совет, на этот раз, Симонову выпало предстать перед светлыми очами нового командующего. Вечерним поездом, он выехал в Новосибирск. Утром, прямо с поезда, он прибыл в штаб округа.
Очередное заседание Военного совета происходило в том же зале. На этот раз, в коридоре толпились, тихонько переговариваясь, многочисленные, взволнованные претенденты на вышестоящие должности. Какой-то полный, вспотевший от волнения майор, то и дело, утираясь громадным платком, вполголоса рассказывал подполковнику с академическим значком, "придворные" тайны. Что новый командующий, якобы, является зятем самому начальнику главного управления кадров Вооруженных сил, генералу Шкадову. Имея такую поддержку, командующий намеревается полностью обновить руководство полкового и дивизионного звена, для наведения должного порядка в войсках округа. Заметив, что Симонов невольно прислушивается к их разговору, собеседники замолчали и отошли к окну. Дальнейшие события, к сожалению, подтвердили многое из сказанного говорливым майором.
Когда, наконец, подошла очередь, и Симонова пригласили в знакомый зал. Он увидел, сидящего в центре стола, и внимательно разглядывающего его, подтянутого, худощавого, с ёжиком рыжеватых волос генерал-лейтенанта, с волевым лицом, и слегка брезгливым выражением, в уголках тонких губах. Симонов встречался с ним и раньше, в Германии, когда тот, объезжал войска, принимая должность командующего танковой армии. Встреча была запоминающейся, но не из приятных. Буквально, за месяц - полтора до отъезда Симонова в академию, командир полка должен был проводить тактические учения с его батальоном. Рядовые учения, без боевой стрельбы, и каких-то ни было выкрутасов. Но как на грех, все танки учебной группы и повышенного расхода находились на подводном вождении. И батальон вывели в запасный район пешком, где начальник штаба полка, как руководитель, вяло изображал с ним какие-то занятия. Туда неожиданно и нагрянул новый командарм, привезённый командиром полка. Бросившихся к нему с докладами командиров, Бобов резко осадил:
- Ты, кто? - обратился он к Симонову.
- Командир батальона, товарищ командующий!
- Марш, отсюда!
Симонов скрылся с глаз долой, а командующий долго отчитывал, стоящих перед ним, как провинившихся школьников, командира полка и начальника штаба. Сейчас Симонов стоял перед членами Военного совета. Пока генерал Цветков, по знакомому сценарию, оглашал послужной список претендента, Симонов оглядел собравшихся. Кроме нового командующего, все остальные члены Военного совета были прежними, добавился лишь, сидящий как глыба, генерал-лейтенант Бронский. Наконец, Цветков закончил чтение, и положил личное дело перед командующим. Прижав ладонью тоненькую папку, помолчав, генерал-лейтенант неожиданно спросил:
- В какой должности служили в такой-то танковой армии?
- Командиром танкового батальона такого-то полка, такой-то дивизии, товарищ командующий, - ответил Симонов.
- Как же, вы, технику в дивизии смогли до такого состояния довести? - вновь строго спросил командующий.
Не до конца поняв смысл вопроса и его отношение к теперешней службе, Симонов, тем, не менее, ответил:
- Когда в семьдесят седьмом году, я уезжал в академию, техника была в нормальном состоянии, товарищ командующий.
По-видимому, уже для себя, все, решив, желая сменить тему разговора, Бобов коротко бросил:
- Расскажите нам обязанности разводящего.
Вопрос не то, чтобы озадачил Симонова, он просто выбил его из колеи. У офицера, назначаемого на должность командира полка, спрашивать обязанности сержанта? Как, то не логично. Да! В принципе, должен знать и это, но не наизусть, не дословно. Прекрасно понимая, что и сам командующий, как отче наш, этих обязанностей не знает. Симонов, как мог, и что помнил из прошлой службы, доложил главу Устава Гарнизонной и караульной службы. Получилось, как-то не складно и путано.
- У кого ещё будут вопросы? - как Симонову показалось насмешливо, удовлетворённо поинтересовался командующий.
Все озадаченные таким неожиданным поворотом событий молчали. И, тогда, руку поднял генерал-лейтенант Бронский. Тонким чутьём опытного номенклатурного работника, он понял, что первый камень брошен, и теперь, коль воля командующего ясна, это можно делать всем. Даже, не можно, а нужно, дабы ещё раз проявить свою лояльность и преданность, схожесть своих суждений и взглядов, с мнением нового командующего округом. Громко откашлявшись, Иван Петрович изрёк:
- Товарищ командующий, докладываю, что этот майор, строительством объектов учебно-материальной базы занимается спустя рукава. План по строительству, танковым полком, прошлым летом не выполнен! - закончил генерал, победно глянул в сторону Симонова, и сел.
- Ну, вот! - то ли осуждая Симонова, как исполнителя, то ли самого Бронского, как руководителя, неопределённо промолвил командующий.
Следом взял слово член Военного совета и, как главный политработник, долго и мучительно выспрашивал о взятых социалистических обязательствах и ходе их выполнения. Наверное, таким варварским способом, сам пытался, наконец, то, понять их скрытую суть и громадное значение. Уже, после первых вопросов, определив для себя, очевидный итог данной встречи, Симонов, с нетерпением, ждал конца экзекуции.
Желающих ещё задать вопросы не оказалось, и Симонову разрешили идти. Спустившись в коридор управления кадров, к табличке "Место для курения", Симонов достал сигарету и, с наслаждением затянулся. Душила обида на несправедливость и подлость. Володя ни как не мог нащупать связь, между сегодняшним днём, и состоянием техники в батальоне, которым, он командовал пять лет назад. Все знали, что техника была не новая, дивизию потихоньку готовили к выводу в Союз, поэтому, танки приходили только после капитального ремонта, но, их поддерживали в исправном состоянии. Через год после отъезда Симонова, дивизию, действительно, вывели в Белоруссию.
Но больше всего, возмущало вероломство и коварство Бронского. Большей подлости Симонов не встречал. Если, на директрисе и участковых вышках полигона учебного мотострелкового полка, лишь на половину были возведены стены. То, двухэтажная вышка танкистов, была уже закрыта крышей, и даже зимой, внутри продолжались отделочные работы. А с командного пункта руководили стрельбой. Возвели под крышу центральную трехэтажную вышку, до половины построен огневой городок. Всё это было сделано путём неимоверных усилий, командования полка, на нервах и здоровье людей. И, вот, на тебе, вместо благодарности, наглая ложь!
По-видимому, Военный совет закончился, по нескончаемо длинным коридорам штаба, потянулись к своим кабинетам офицеры управлений и служб. Симонов увидел, идущего с каким-то полковником, генерал-лейтенанта Бронского, и, не желая встречаться, хотел, было, уйти, но понял, что тот его уже заметил. Генерал остановился, слегка наклонив на бок голову, с прищуром посмотрел на Симонова и сказал, растягивая слова:
- Молод ещё, чтобы обижаться! Пока я здесь, будем строить. Ясно?
Глядя в широкую, удаляющуюся спину Бронского, Симонов мысленно ответил:
- Нет, теперь, точно, не будем! А если будете, то без меня!
Вскоре, его вызвал к себе генерал-майор Цветков, прямо, без обиняков начальник управления кадров сказал:
- Я, думаю, ты сам не маленький, понимаешь, что пока округом командует генерал Бобов, о твоём выдвижении не может быть и речи. Тем более, готовится большая замена кадров, выпускниками академии этого года, по-видимому, начнем с учебной дивизии.
За время службы, у Симонова сложились добрые отношения с начальником управления кадров. Частенько приезжая с различными проверками, и так, по делам службы, в учебную дивизию, генерал, неизменно, занимал кабинет заместителя командира танкового полка. Точно зная, что хозяина там, практически, не бывает. Иногда, поздно приезжая с ночных стрельб, не предупреждённый дежурным по штабу, Симонов своим ключом, открывал дверь кабинета, и заставал там допоздна задержавшегося генерала. Пару раз, они подолгу беседовали о службе, о построении учебного процесса в полку, о более продуманных штатах, применительно к учебной дивизии. Именно, по предложению Симонова, с введением в эксплуатацию учебного корпуса, часть лаборантов учебных классов, стали библиотекарями учебной литературы. На эти должности взяли женщин. Ранее разбросанные по всем ротам учебные книг и пособия, обрели единого хозяина, содержались в порядке, выдавались на занятия и самоподготовку. По такому принципу работала библиотека в школе младших авиационных специалистов, где вырос Симонов. Он был счастлив, что нашёл в генерале единомышленника. Судя по всему, тому тоже пришлась по душе ищущая натура заместителя командира.
Наверное, поэтому, чувствуя какое-то расположение, к явно незаслуженно обиженному майору, Цветков поведал Симонову суть происшедшего: - В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, дивизию, в которой служил Симонов в Германии, вывели в Белорусский военный округ. Приграничный военный округ, вооруженный новейшей, боевой техникой, не слишком охотно принял в свой состав, прибывшую из Германии, вооружённую устаревшими, по их понятиям, танками, гвардейскую дивизию. Дабы обезопасить себя в дальнейшем, от возможных неприятностей, командование Белорусским округом, создала комиссию. Главным бронетанковым управлением была проведена углубленная проверка состояния техники в дивизии. Совместная комиссия выявила серьёзные недостатки. По результатам проверки, состоялся приказ - "О неудовлетворительном состоянии техники в такой-то гвардейской танковой дивизии". Многие должностные лица получили взыскания от Министра обороны. Не избежал этой участи и нынешний командующий СибВО, в ту пору, командующий танковой Армией, откуда пришла злополучная дивизия.
- Остальное, додумаешь сам, - закончил генерал-майор.- В создавшейся обстановке, также, учитывая отношение к тебе со стороны Бронского, предлагаю поехать в длительную заграничную командировку. Тем более, на твою должность уже едет выпускник академии.
- На сколько длительную? - спросил Симонов, ещё не избавившись от волнения после разговора с Бронским.
- Не менее трёх лет, с женой и ребенком до четвертого класса.
- Если не секрет, куда? - Уже более спокойно поинтересовался Володя.
- В одну из развивающихся стран, советником.
- Афган, тоже развивающаяся страна?
- Я, думаю, это не Афганистан, туда, по-моему, едут без семей. Пока это всё, что я могу сказать. Остальное, решат, по прибытию в Москву.
Не колеблясь, Симонов ответил:
- Я согласен, товарищ генерал-майор!
- Тогда я дам команду, оформлять документы. Медицинскую комиссию пройдёшь в дивизии. Как документы будут готовы, вызовем на Военный совет. Пока, работай, и не особо распространяйся на эту тему. До свидания!
- Спасибо! До свидания, товарищ генерал-майор!
По прибытию в полк, Симонов вкратце рассказал обо всём командиру полка. Валерий Самуилович, как бы, и не удивился. Оказывается, с ним, о возможном переводе в Кемеровский армейский корпус, разговаривали ещё две недели назад. Жизнь и служба вновь покатилась по прежней, извилистой, войсковой дорожке, с лёгким туманом приятно-манящего ожидания впереди.
После возвращения с Военного совета, Володя рассказал жене обо всём произошедшем, и о неожиданном предложении, полученном в управлении кадров. Как большинство офицерских семей, Симоновы жили от получки, до получки. Накануне очередного отпуска, как-то подкапливали деньги, влазили в долг в кассе взаимопомощи. Ехали в отпуск к родителям, в недалёкий уральский городок, и дальнее Забайкалье, возвращались, и, почти до следующего года рассчитывались с долгами. Правда, четырёх летняя служба в Германии, и зарплата жены, получающая за вредность в туберкулёзном диспансере, позволили, за долгие годы, скопить некую сумму. Которая, с помощью родственников, и опять же, приличных долгов, позволила купить "Жигули", к великой радости главы семейства - заядлого автолюбителя. Длительная заграничная командировка, в то время, была вожделенной мечтой каждого советского человека. Несмотря на то, что зачастую она была связана с неудобствами, разлукой с семьёй, опасностями, различными эпидемиями. Не говоря уже о том, что военнослужащих, обычно, отправляли в "горячие точки", где шла война, или зрели военные конфликты, где самой жизни ежедневно угрожала реальная опасность. Но, люди шли на это, в надежде, что трагедия может быть с любым, но только, не с ним. Желание вылезти из безденежья, как-то поднять материальное положение семьи, толкало на это, заставляя забывать об опасности.
Голубой мечтой почти каждого мужчины, была сверкающая никелем и свежей краской, красавица "Волга". Заработать такие деньги в Союзе честным трудом, на денежное содержание военнослужащего было не реальным.
С началом боевых действий в Афганистане, уже никто, как правило, не спрашивал, ни чьего согласия, или желания. Приходил приказ, и любой военный человек был обязан его выполнять, независимо от своего личного мнения на происходящее. В ДРА тоже посылали советников, для помощи в организации афганской армии, её обучения и применения в боевых действиях. Эти офицеры находились ещё в более опасных условиях, чем те, кто воевал в составе контингента советских войск в этой стране. В бою они могли быть убиты или взяты в плен, но, чаще, им стреляли в спину те, кого они ещё вчера учили воевать. Такие случаи были не единичны. В страшных мучениях погиб, попавший без сознания в плен, советник, бывший командир Абаканской дивизии, его "сдали" те, кто должен был охранять.
Независимо от мотивации, страны пребывания и материального вознаграждения, любая служба на чужбине, гордо именовалась - "Выполнением интернационального долга". Судя по географии работы советников и специалистов, наша многомиллионная страна "задолжала" чуть, ли не большей половине человечества.
Поздно вечером, когда набегавшиеся за день девчонки крепко спали, в своих кроватках. Родители на кухне, в полголоса, обсуждали внезапно свалившуюся на них проблему. Симонов никогда не числился в трусах, не прятался за чужую спину. Он сознательно связал свою жизнь с армией, поэтому, поступи приказ ехать в любое место, он бы, не колеблясь, его выполнил. Просто, тревожила неизвестность, неопределённость, опасения за дочь, как она тут, без папы и мамы? Что ждёт жену и младшую дочь в неизвестной стране? Взвесив все "за" и "против", маленький семейный совет согласился с принятым отцом решением. Старшую дочь Женю, придётся оставить родителям мужа, не отдавать же её в интернат, хотя, такой имелся в ведении Министерства обороны. Младшая, Юля, приедет к отцу с мамой месяца через два, три, как только оформят документы. Оставалось не ясным одно - куда едем?
Сибирь. dd> Как-то незаметно наступило короткое сибирское лето. Со злополучного Военного совета прошло уже достаточно много времени, обиды приутихли, горечь осталась. За это время Симонов прошёл медицинскую комиссию, для службы в сухом, жарком климате. Заполнил секретную анкету для выездного дела. Сдал необходимые документы на себя и жену, для получения заграничного паспорта. Оперуполномоченный особого отдела, встретив его в штабе, сообщил, что по линии их ведомства, необходимая проверка проведена и документы отправлены.
Стараясь не вспоминать прежние обиды, Симонов продолжал работать на своей должности, как и ранее. Днями мотаясь по полигонам и учебным полям, Совершенно неожиданно, ему предложили летом пойти в отпуск, ранее для оттого, даже, невзирая на утверждённый график, надо было бы долго обивать пороги различных начальников.
Во время отпуска, они с Ларисой, не без труда, договорились с родителями Володи о том, что старшая дочь Женя, всё это время будет жить у них. Жена тяжело переживала предстоящую разлуку с дочкой, волновалась за мужа, с трудом представляя дальнейшую жизнь семьи.
Сразу же после отпуска Симонова вызвали на очередной Военный совет. В отсутствии командующего, его проводил генерал-лейтенант Бронский. На этот раз, приглашённых на него офицеров было гораздо больше, и заседание проводили в актовом зале. Выглядело это следующим образом - на сцене, за длинным столом, сидели всё те же члены Военного совета, с Бронским во главе. А приглашённые, не по ранжиру стоящей шеренгой, выстроились внизу, в зале, между первым рядом кресел и сценой. От учебной дивизии приглашённых было двое - Симонов и заместитель командира соседнего, учебного мотострелкового полка майор Леонов, которого оформляли в Афганистан. Предположения оправдывались - чистку кадров, начали с учебной дивизии. Всё дальнейшее происходило, на удивление, быстро и буднично. Генерал Цветков называл фамилию, названный офицер отвечал "я!", и делал шаг вперёд. Монотонным голосом начальник управления кадров зачитывал данные о службе из тоненького выездного дела. Изредка, как глас божий, сверху, из президиума, кто-то задавал вопрос. Как правило, спрашивающего, удовлетворял полученный ответ, и дополнительные уточнения не требовались. Обычно, это были вопросы о составе семьи, детях и жилплощади. Затем, красная папочка с документами, передавалась из одного конца стола, в другой. Сидящие в президиуме, подписывали их в нужных местах. Далее, документы возвращались в центр стола, к Бронскому, тот, в свою очередь ставил визу, не к кому не обращаясь, говорил: "Поздравляю!" И складывал перед собой, ровной стопочкой. Всё это походило на хорошо разученную, варварскую игру, на какое-то представление, где все участники прекрасно знают свои роли, мастерски их исполняют. Но, самое страшное, заключалось в том, что и сидящие на сцене, и понуро стоящие внизу, знали, или догадывались о возможном, чаще,
неизбежном, финале, но делали вид, что всё нормально, что именно так, всё должно и быть. Происходящее напоминало процедуру недолгого, скорбного прощания. Сибирский военный округ, без особого сожаления, расставался со своими сослуживцами, отдавшими многие годы службе в его славных рядах.
Когда назвали его фамилию, Симонов сделал шаг вперёд, и ответил "я!". Как ему показалось, Бронский, сверху, вниз, внимательно посмотрел в его сторону. Вопросов к Володе не было, и его худенькая папочка поплыла вдоль стола, подписываемая сидящими в президиуме. Вскоре, она вернулась к Бронскому, который, раскрыв её на последней странице, что-то, достаточно долго, писал, изредка поднимая глаза к верху, и этот момент очень походил на стряпчего казённого приказа, из старых черно-белых фильмов. Промолчав, на стандартное "Поздравляю", Симонов встал в строй.
По окончанию процедуры, ожидая получения командировочного предписания, он был вызван в кабинет генерала Цветкова. Не говоря ни слова, тот открыл перед Симоновым страницу его выездного дела. Размашистым почерком генерала Бронского было написано: " Для приобретения практических навыков в командовании, направить в Демократическую республику Афганистан", и чуть ли не в пол листа роспись.
Увидев во взгляде Симонова немой вопрос, генерал сказал:
- Военный совет, решает, направить, или нет. А, куда? Решают кадры, по мере необходимости. В Москве всё узнаешь! - пожал руку, показывая, что разговор закончен, -
Счастливо!
В приёмной, получая документы, Симонов улыбнулся старой, когда-то услышанной присказке - " Выше кадров, только солнце!"
Первым уехал из полка, его командир подполковник Носенко, получив назначение в отдел боевой подготовки тридцать третьего Армейского корпуса. В состав корпуса, входило несколько кадрированных дивизии, и в войсках о нём ходил анекдот:
- Американцы создают аэромобильные корпуса быстрого реагирования, а мы для того, что бы их окончательно запутать, сформировали корпус медленного реагирования. В дополнение к "стройбату", которому, как выяснили американцы, даже оружие не выдают, так, как они всё могут сделать голыми руками. Им только, - наливай!
Вместо Валерия Самуиловича, пришёл выпускник академии, майор Аверин, производивший впечатление грамотного, деятельного, требовательного офицера. Спокойного, в высшей степени интеллигентного и культурного. Уехал в Чехословакию зампотех Толя Меркун. Из прежнего руководства остался один Симонов, он проработал с новым командиром несколько недель. Наконец, прибыл и его сменщик, майор Макин, с которым они облазили все объекты учебно-материальной базы, передавая дела и должность. За этим занятием их и застал, нагрянувший в дивизию с очередной "встряской" генерал-лейтенант Бронский. Увидев выходящего из машины генерала, Макин хотел доложить, но тот грубо оборвал его вопросом:
- Ты, контейнер с вещами получил?
- Никак нет, товарищ генерал-лейтенант, - ответил ошарашенный Макин.
- Так, вот, получишь,- продолжал Бронский, - и не распаковывай! Указывая на Симонова, прорычал, - Я, его снял, мать твою! И тебя, тоже сниму! Понял?
Хлопнул дверкой и уехал, оставив обоих майоров в растерянности.
Вскоре Володя был выведен за штат, продолжая ходить на службу, он чувствовал себя лишним в полку. Его присутствие только мешало Макину осваиваться в должности. После гибели курсанта на полевом выходе, дивизионное начальство пыталось пристегнуть его к проведению этих занятий, в помощь новому командованию полка. Но Симонов наотрез отказался, так, как считал себя не вправе командовать, находясь за штатом.
Поболтавшись без дела, заново изучая академические лекции по своим секретным тетрадям, Симонов решил на воскресные дни съездить к родителям, в соседний, уральский городок, на машине. Поставив в известность о своём отъезде заместителя начальника штаба, и сообщив, где его, в случае надобности искать. Выехал в пятницу, с утра, и к семнадцати часам уже был у родителей. По приезду, они сообщили, что ему звонили из полка, и просили, как приедет срочно перезвонить. На его звонок, помощник начальника штаба передал, что Симонов во вторник, должен быть в Москве. Наскоро перекусив, Володя помчался назад, утром он был на месте. Получив приготовленные документы, переночевав, попрощавшись с семьёй, уже в гражданской одежде, как того требовала телефонограмма, вновь, выехал к родителям.
Оставив машину на попечение отца, используя заграничный паспорт, редкий документ в те времена, Симонов, с трудом купил билет. И во вторник, рано утром уже сходил по трапу самолёта в аэропорту Домодедово.
Весна 1982 г Москва..
Не забыв, со времени обучения в академии столицы, Володя уже в десять часов, ожидал заказанный пропуск в Главном штабе Сухопутных войск, на Фрунзенской набережной. Поплутав по многочисленным коридорам штаба, он остановился перед указанной в пропуске дверью. В большой комнате, за столом, который был установлен почти в центре помещения. Одиноко сидел, очень пожилой, седой как лунь, полковник, со старческим, изрезанным многочисленными морщинами, лицом. Симонову он показался персонажем какой-то детской сказки, про злых леших, и добрых старичков-лесовичков. Внимательно и придирчиво изучив представленные Симоновым документы, "лесовичок"
покопался в каких-то бумагах на столе. С явным наслаждением, извлёк из стопки папок нужную, полистав её, на удивление молодым голосом спросил:
- Решили, Владимир Николаевич, исполнять службу в Сирийской арабской республике?
Симонов удивился почти забытому церковно-русскому слову "исполнять". Мгновенно прокрутив в голове все свои знания по географии, и не найдя, ни вразумительного толкования, ни ассоциаций с названной страной. Ошарашено, запнувшись на первом слове, громко, по-военному ответил:
- Так точно, товарищ полковник!
Насладившись произведённым впечатлением, которое, по-видимому, было единственным развлечением в его скучной, однообразной работе, старец изрёк:
- Сейчас, я засургучу ваше выездное дело, вы у меня распишитесь. И отправитесь в десятое Главное управление Генерального штаба, вход со стороны бюро пропусков. Там на вас будет готов пропуск. Обращаю внимание на сохранность секретных документов.
Симонов ответил, что у него в бюро пропусков, в камере хранения остался дипломат, куда он и положит папку.
- Ну, вот и прекрасненько, - продолжил полковник, укладывая папочку в объемистый, серый конверт, с красной полосой. Подогрев на маленькой, школьной спиртовочке сургуч, опечатал конверт своей печатью, и вложил его в обычный, белый конверт. Симонов расписался в коротенькой ведомости, и получил конверт. Старичок отметил его пропуск, и они распрощались.
На улице Володя присел на скамейку в сквере, закурил, поразмышлял о происшедших событиях. Значит, всё-таки, не Афганистан. Сирия, это где-то на Ближнем востоке, по-моему, когда-то вместе с Египтом, воевала против Израиля. Какая-то шестидневная война, Голанские высоты. Сейчас, кажется, участвует в какой-то заварушке в Ливане. Вот и все познания об этой загадочной стране. Из рассказов опытных людей, Симонов знал, что бывали случаи - пока прибывший ехал из одного штаба в другой, его судьба круто менялась. Иногда, прибыв в вышестоящий штаб, человек узнавал, что вместо него в эту страну едет другой, кому, более нужно, или он, кому-то более, нужен. А новенький, убывает в досель не известную ему банановую республику. Поэтому, особо не обольщаясь, он отправился в "десятку" - десятое Главное управление ГШ. Но, прибыв туда, Симонов узнал, что ничего не изменилось, он по-прежнему едет в Сирию. Он был включён в группу таких же, как он, "искателей приключений". Их поместили в маленький, душный класс, собрали удостоверения личности, оставив на руках заграничные паспорта, и партийные билеты. Важный и довольный собой подполковник, кратко рассказал о будущей стране их пребывания. Сирийская арабская республика - Ближневосточное государство, расположенное на Аравийском полуострове. Граничит - на севере с Турцией; на востоке с Ираком; на юге с Иорданией; на западе с Израилем и Ливаном. С запада омывается Средиземным морем. Столица - город Дамаск, язык - арабский, основная религия - ислам. Проводит самостоятельную внешнюю политику, входит в организацию Лиги арабских государств. Рассказывая, подполковник демонстрировал цветные слайды с шикарными видами городов, виллами в тени пальм, пышной зеленью оазисов, строгой архитектурой мечетей, широкими, как стрела прямыми автострадами, белыми кораблями и яхтами на рейде средиземноморских портов.
Получалось, что мы, прямиком, едем на великолепный курорт. Намного шикарнее, чем наши, невзрачные на этом фоне, Черноморские здравницы. Оставалось загадкой, почему сам радостно-довольный подполковник, всё ещё здесь, а не ринулся в это буйство красок, экзотики и шикарной жизни. Оптимистичный рассказ, несколько омрачало то, что страна была аграрной и достаточно бедной. Уже несколько лет, Сирия имела не решённые территориальные споры с Израилем, и фактически, находилась в состоянии войны, которую с трудом сдерживают наблюдатели ООН, по линии разделения на Голанских высотах. Контингент сирийских войск находился в, почти, охваченном гражданской войной Ливане. Небольшая, и не богатая страна, имела, тем не менее, мощные вооруженные силы. Состоящие, в основном, из бронетанковых соединений, авиации, подразделений ПВО, военно-морского флота. Большая часть боевой техники поставлялась из Советского Союза.
С удивлением Симонов узнал, что руководство страны не придерживается социалистических идеалов, а деятельность коммунистической партии, мягко говоря, не приветствуется. Несколько лет назад президент жестоко расправился с коммунистическими лидерами, с тех пор партия запрещена. Подполковник предупредил, что во время командировки, мы не должны афишировать свою принадлежность к КПСС и
ВЛКСМ. Запрещено вести разговоры с местной стороной на эти темы. На всё время командировки члены КПСС, становятся членами профсоюза, а комсомольцы - членами молодежной, спортивной организации. Куда и должны платить членские взносы.
Занятия продолжались до обеда, после чего всех отправили в гостиницу. Объявив, напоследок, что вылет группы намечен на ближайшую пятницу.
В гостинице, оказавшейся обычной квартирой, прибывших разместили по комнатам. В одной комнате с Симоновым оказался подполковник из Дальневосточного округа. Он прилетел, ещё вчера вечером, но, не смотря на это, тяжело переносил смену времени, постоянно зевая и жалуясь на дремоту. Не располагая особыми денежными средствами, новые знакомые решили поужинать в номере, не куда не выходя. Благо у каждого из дома были припасены кое-какие продукты. И как у каждого опытного военного, по бутылочке водки, в то время - очередей и талонов, большой дефицит. Приняв душ, организовав не хитрый стол, новые знакомые сели ужинать. В завязавшейся, под водочку, беседе познакомились поближе. Как оказалось, словоохотливого подполковника, два года назад, после окончания академии, как он сам выразился "за аморалку", отправили исправляться в забытый богом дальневосточный гарнизон. Пришлось оставить жену-москвичку, благо детей ещё не было, квартиру в Подмосковье и любимого тестя, генерала из Министерства обороны. На востоке служба сложилась нормально, женился, дослужился до командира мотострелкового полка. Но жизнь в глуши тяготила. Старые друзья из Московского округа, через заграничную командировку, решили перетянуть его в столицу. Посоветовали ехать в Сирию, в течение последних лет, это была одна из наиболее благоприятных стран. Полное отсутствие, каких либо эпидемических заболеваний, позволяло не делать многочисленных прививок. Как это практикуется для выезжающих на африканский континент, или страны Индокитая. С прошлой войны, прошло достаточно много времени, военная и политическая обстановка нормализовалась, на Голанских высотах воцарил хрупкий, не надёжный, но всё таки мир.
Всё изменилось в последние годы. Организация Освобождения Палестины, в ответ на планы Тель - Авива расширить сферу своего влияния, стала осуществлять подготовку военизированных формирований на территории южного Ливана. Сирия, практически проигравшая предыдущую войну, и лишившаяся в результате не удачных боевых действий, части своей территории в районе Эль-Кунейтра, не препятствовала палестинцам. Израиль, путём "ползучей" аннексии, захватывал всё новые, наиболее плодородные земли соседних государств, устраивая на них военные поселения, тем самым, ещё более нагнетая взрывоопасную обстановку. Палестинские боевики, поддерживаемые Сирией, совершали дерзкие налёты на приграничные районы Израиля.
Которые считали незаконно захваченными, и подлежащими возврату. Израиль, в свою очередь, как это было уже не раз, бомбил учебные лагеря и базы палестинцев в южном Ливане. В самом Ливане назревала гражданская война, часть населения и ведущие политические силы, симпатизирующие Дамаску, поддерживали справедливую борьбу палестинского народа за обретение родины. Другая часть политической элиты, более тяготеющая к проамериканской, и произраильской политике, в угоду им, требовала убрать все вооруженные формирования с территории страны. Справедливо предостерегая от опасного втягивания некогда цветущей, курортной, средиземноморской страны, в пекло локальной и гражданской войны.
Опасаясь вторжения Израиля на территорию Ливана, и как следствие, развязывания гражданской войны, Лига арабских государств, сформировала воинский контингент по поддержанию мира в Ливане. В него вошли, в основном, подразделения сирийских Вооруженных сил. Несмотря на то, что за спиной Израиля, явно стояли Соединённые штаты, большинство арабских государств, даже те, кто всегда послушно шёл в кильватере американской политики, поддержали это решение. И если не могли, по различным соображениям, сами выделить необходимые воинские формирования, то, как богатые нефтедобывающие страны, щедро поддерживали мероприятие финансово. Из далёких от Ливана государств, потянулись добровольцы, и портрет Аятолла Хомении на зданиях, стал в долине Бекаа нормой. Назревала очередная араба - израильская война.
Как, с сожалением, рассказал бывший дальневосточник, пока старые, московские друзья договаривались с кадрами и оформляли документы, тихая и спокойная страна, оказалась на пороге войны. Теперь, всё это знающих, и желающих послужить в Сирии, из Московского, Киевского и прочих элитных округов, заметно поубавилось. Те, кто в Дамаске, при штабе Главного военного советника, дослуживал второй срок, резко рванули домой. Съехали представители заводов, передававшие технику и жившие там годами. Засобирались на родные предприятия инженеры и техники, работающие по рекламациям и отказам, с других профильных заводов.
И как, это было всегда, в самые трудные времена, столица вновь вспомнила о Сибири и Дальнем востоке. Но, на этот раз не понадобились сибирские дивизии, дело обошлось лишь тем, что в "горячий" район стали посылать командиров из Сибири, Забайкалья и Дальнего востока. Теперь решили и им доверить выполнить там свой интернациональный долг.
Как оказалось, дальневосточнику всё это поведал его давний друг, ныне старший офицер десятого управления, за вчерашним ужином, куда прямо с самолёта прикатил сосед Симонова.
В течение нескольких дней, с офицерами группы проводили занятия по будущим обязанностям, особенностям службы и быта в стране пребывания. Симонов узнал, что едет на полковничью должность советником генерала - командира танковой бригады. А его сосед - дальневосточник, советником командира механизированной бригады. Группу свозили на улицу Матросская тишина, нет, не для того, чтобы показать тюрьму, а для того, что бы одеть в штатскую одежду, в соответствии их новому статусу. В маленьком, скромном, не приметном особнячке, по желанию, в счет получения позже форменной одежды, каждый выбрал себе что-то по душе. Симонов остановился на песочной тройке, и бежевом плаще.
Большую часть времени, отъезжающие бегали по кабинетам различных служб, последним в списке, был кабинет финансовой службы. Где на них завели необходимые документы, выдали справки, вручили какие-то небольшие деньги на оставшиеся дни проживания в столице. А также записали адрес и данные лица, которое могло получить причитающуюся сумму в случае гибели отъезжающего. Этим лицом не могла быть жена, находящаяся за границей вместе с мужем. Симонов назвал данные и адрес отца, где должна будет проживать их старшая дочь.
Накануне отъезда всех пригласили в ЦК КПСС, на Старую площадь. Большинство офицеров, никогда ранее не были в таком солидном учреждении. Встретив у входа, будущих загран. работников, сотрудник, по мягким коврам, пустых коридоров, проводил их в большую светлую комнату, с прекрасной мебелью и мягкими креслами вдоль стен. Помещение больше походило на шикарно обставленную гостинную, чем на зал для встреч.
Другой, вежливый, средних лет сотрудник, в строгом, с иголочки, костюме, с явно военной выправкой, коротко рассказал о политической ситуации в регионе. Стоящих перед отъезжающими задачах. Остановился на правилах поведения в далёкой стране, и на ответственности, которая лежится на каждого из присутствующих. Напомнил о роли партии в решении сложных, международных проблем. Пожелал всем, за рубежом родной страны, с честью и достоинством нести высокое звание Советского человека. По завершении встречи, присутствующие сдали партийные и комсомольские документы на хранение.
- Как будто в разведку отправляют. Награды и документы сдать! - Иронически отметил про себя Симонов.
На второй день по приезду в Москву, Симонов с Центрального телеграфа дал жене телеграмму следующего содержания: - "Вылетаем такого-то, целуем, Сергей Ирина Рита Иван Яков". Телеграфистка, принимающая телеграмму, подивилась такому обилию родни и посоветовала назвать всех одним, общим словом. Но Симонов попросил отправить именно так, потому, что капризные, сибирские родственники, возвращающиеся с ВДНХ, могут обидеться, если их не упомянут, или поставят не по старшинству. В последний вечер перед отъездом из Омска, они договорились с Лорой, что именно так она узнает, куда они поедут. Сложив начальные буквы имен, получит название страны. Позже, жена призналась, что больше всего боялась, что в списке имен, первыми будут Афанасий и Федор. Хотя, в то время, они и сами совершенно не знали, что лучше - Сергей с Ириной, или Афанасий с Федором. Впереди была полная неизвестность.
Наконец, наступил день отъезда, их рано вставших, и не выспавшихся, погрузили в автобус и за час до регистрации они уже были в аэропорту "Шереметьево - Два". Недавно отстроенный комплекс аэровокзала поражал своей красотой, убранством и ухоженностью.
Всё, начиная с самооткрывающихся дверей, и кончая гофрированными, резиновыми рукавами для прохода в самолёт, не избалованным благами цивилизации жителям дальних округов, было в диковинку. Как двери в чужой, незнакомый, загадочный мир, ранее виденный только в заграничных кинофильмах, или в программе "Время".
Мощный лайнер легко взмыл с мокрой полосы в воздух, вдавив своих пассажиров в кресла. За иллюминаторами, где-то далеко внизу остались мокрые от надоедливого дождя раскисшие поля. Деревеньки, с покосившимися избами, дороги с бегущими автомобилями, набухшие от непогоды озёра и речки. Осталась родная земля, остались родные и близкие. Осталось прошлое!
Вынырнув из редких, серых туч, самолёт оказался в ласковых лучах утреннего, яркого солнца.
Май 1982 г. Ближний восток г. Дамаск.
Многочасовой перелёт, явно утомил пассажиров. Если в начале полёта, многие, с удовольствием разглядывали в иллюминатор проплывающие внизу бескрайние поля, редкие города и посёлки, то, через несколько часов полёта, лишь изредка бросали взгляд в окно. На простилающуюся внизу водную гладь, с, редкими, бурунчиками спешащих кораблей. На заключительном этапе полёта, тяжёлый самолёт несколько раз резко менял курс и высоту, по-видимому, двигаясь по какому-то невидимому коридору. Наконец, загорелось табло с просьбой пристегнуть ремни, самолёт пошёл на снижение. Летевшие в Сирию впервые, с интересом прильнули к иллюминаторам. Под крылом неслась бесконечная, до самого горизонта, пустыня. Изредка, на земле появлялись какие-то полуразрушенные строения, пологие бугры, с разбросанной на их склонах техникой, редкие, небольшие отары баранов. И опять, пустыня, пустыня, пустыня!
Чаще стали попадаться глинобитные заборы и утлые жилища. А земля, уже, неслась вровень с самолётом. Мелькнули низенькие, технические постройки. Рядом с ними, кривостоящие, разномастные, отслужившие свой век самолёты. Колёса лайнера плавно коснулись земли, самолет, резко тормозя, закачался по неровностям взлётно-посадочной полосы. Порулил, мощно гудя двигателями, остановился и выключил моторы. Открылись двери салона, пассажиров пригласили к выходу. Шагнув из чрева самолёта на трап, Симонов почувствовал себя, стоящим на пороге чудовищно натопленной, сухой парилки.
На него пахнуло нестерпимым жаром, запахом керосина и нагретой резины.
Редкой цепочкой, прибывшие, направились к громадному зданию, сооруженному из листов рифленого железа, без окон, с трёхцветным арабским флагом над жарко блестящей металлической крышей. Ноги, то и дело, прилипали к расплавленной солнцем мастике, которой были залиты стыки плит. Войдя под крышу сооружения, гордо именуемого - зданием аэропорта, прибывшие не почувствовали ожидаемой прохлады. В большом зале, сновали люди. Женщины с выводками чумазых, черноголовых, вопящих детей, очень похожие на цыган, сидели, и лежали, на сваленных в кучу, грязных узлах. На балконе второго этажа, тянущегося по кругу зала, с интересом наблюдая за приехавшими, стояли бородатые люди, в разномастной одежде, с автоматами "АК" в руках. В воздухе стоял невообразимый шум и гам. Кто-то гортанно кричал на незнакомом языке, одну и ту же фразу, как сломавшийся проигрыватель, на танцах в сельском клубе. Будто на маскарад одетый, худой парень, в каком-то средневековом камзоле, увешанном колокольчиками. С громадным, начищенным, медным сооружением за спиной, очень похожим на бочку. Звеня бубенцами, на одной и той же ноте, монотонно, как одинокая птица, с равными интервалами, вскрикивал, писклявым, нудным голосом "Май!". К нему подходили люди, оказывается, он продавал обычную воду. Приехавшие, сбились в плотную кучку, с интересом поглядывая по сторонам. Черноглазая, с копной чёрных, вьющихся волос, смуглая девчушка, лет шести. Подошла к стоящему с края, молодому русскому парню и начала, бесцеремонно, выдёргивать из его рук целлофановый пакет. Сопровождая, каждый свой рывок, громкой фразой на своём языке. Смущённый молодой человек, не зная как вести себя в такой ситуации, густо покраснел, крепко удерживая в руках своё имущество. Стоящие неподалеку арабы, с интересом наблюдали за результатом поединка, никак не вмешиваясь в происходящее. Военный, в светло - зеленой форме, красном берете, с автоматом в руке, громко прикрикнул на расшалившегося ребенка. Взяв девочку за руку, обратился к толпе, по-видимому, спрашивая, чей ребенок? Из гущи людей, вынырнула высокая, стройная арабка, с лицом, сплошь обезображенным синей татуировкой. Что-то зло крикнула, ни к кому не обращаясь, схватила за руку упирающуюся девчушку и скрылась в толпе.
Наконец, появился советский переводчик, молодой человек, с восточными чертами лица, одетый в лёгкую, светло-зелёную, с открытым воротом форму. Быстро собрав паспорта приехавших, он провел группу в соседний зал. Там, за полукруглыми, громадными столами, два потных, усатых дядьки, со свирепыми выражениями лиц, "шерстили" вещи приезжих. Нет, не осматривали, а именно "шерстили", и Шереметьевским таможенникам было до них далеко. Бесцеремонно открывая чемоданы, они валом высыпали содержимое на стол, затем, что-то из имущества летело за прилавок - это были лишние вещи. Остальное, испуганные пассажиры, кучей заталкивали в растерзанные чемоданы, добрым словом вспоминали аллаха, и безропотно удалялись к выходу, волоча по полу помятые баулы. Симонов представил, как сейчас посыпаться на стол, из его чемодана, брюки и бельё, две булки черного хлеба, три бутылки водки, купленные после пересечения границы, в русском буфете, на оставшиеся советские деньги, сигареты, и всё остальное. Чудом, пропущенное таможенной службой аэропорта "Шереметьево". Стоящий сзади, за спиной Симонова, тот самый, молодой парень, у которого хотела вырвать пакет шустрая девочка, увидев, творящийся разгул, задумчиво произнёс: " А у меня, там, шмат сала заныкан, вот будет смеха, когда найдут". Дело в том, что сало в арабские страны к ввозу категорически запрещено, и нарушение этого правила, влечёт большие неприятности. К группе присоединилось несколько русских женщин, по-видимому, возвращающихся из отпуска, и знающих эту процедуру. Но страхи были напрасны, всё обошлось. Во главе с переводчиком, они стороной обошли яростных таможенников, и вышли на улицу, под жаркое солнце.
На улице прилетевших ждал, видавший виды, судя по боевым шрамам на боках, обшарпанный, советский автобус ПАЗ. За рулем, которого, сидел пожилой араб, с приветливым лицом. Все уместились на продавленных сидениях, и автобус, отчаянно гремя внутренностями, тронулся. Проезжая мимо какой-то грандиозной стройки, за высоким забором, переводчик, сидящий впереди, как опытный гид, пояснил - строящийся аэропорт, в отпуск полетите уже, отсюда.
Вся остальная поездка, напоминала широко практикуемые на западе, гонки без правил. Не смотря на то, что дорога в эти утренние часы, была ещё довольно свободной, все участники движения, судя по всему, старались прийти к финишу первыми. Постоянно обгоняя друг, друга, мгновенно перестраиваясь, виляя и отчаянно сигналя, они, неудержимо, мчались вперёд. Несколько раз, Симонову казалось, что они попали в крупную аварию, он судорожно хватался за сидения и закрывал глаза. Но, всё чудесным образом, обходилось. Неизвестно, куда мчавшаяся, наперерез машина, не объяснимым образом, проскальзывала перед самым носом автобуса, и летела дальше. Вскоре, они въехали в город, точнее сказать - ворвались, распихивая боками конкурентов, и радостно сигналя. И без того сложное движение, стало, воистину, не контролируемым ни логикой, не правилами. По нешироким улицам, в плотном потоке, неслись автомобили; мотали в разные стороны прицепами, колёсные трактора; мулы и ослики, с тележками, на огромных колёсах, отважно перебегали дорогу перед самым носом автомобилей. Все кричали, сигналили и трубили в какие-то дудки, с резиновыми грушами, приделанные к повозкам. Кое-где, как представители иной цивилизации, на оживлённых перекрёстках, попадались светофоры, но на их сигналы просто никто не обращал внимания. Они жили своей, собственной светофорной жизнью, включались и выключались в нужное время, но не кому не мешали.
Симонов с интересом смотрел по сторонам. Дома были, в основном, серыми, с пыльными, грязными окнами, подслеповато глядящие на не убранные улицы. Ближе к центру города, стали появляться крепкие особняки, скрытые от посторонних глаз, за высокими заборами, кое-где мелькала зелень каких-то растений. Фонтаны, с низбегающими водяными струями, украшали круглые площади, окружённые современными многоэтажными домами. Никуда не торопящиеся люди, в длинных белых одеждах, важно прогуливались вдоль витрин многочисленных лавок. Диковинные пальмы, с мохнатыми, коричневыми стволами и длинными листьями, выстроились вдоль дороги.
Автобус подкатил к многоэтажному, сверкающему затонированными стёклами, зданию, с синим фасадом. За ажурным, металлическим забором, виднелись зелёные лужайки газонов, пальмы и бассейн с голубоватой водой. Перед закрытыми, массивными воротами прохаживался арабский часовой, в песочной форме, белом ремне, красном берете с автоматом, опущенным стволом вниз. Приехавших встречала группа людей, как Володя позже понял, те, кого они должны были менять. После недолгих расспросов и знакомств, и приехавшие, и встречавшие, разошлись, подхватив свои вещи. Возле автобуса остался Симонов и молодой человек, не пожелавший расстаться в аэропорту со своим пакетом. Подошедший переводчик, грустно объяснил - так, как за ними никто не прибыл, в пятницу, по арабским законам, все отдыхают, кроме оперативных дежурных. Он вынужден будет отвезти их в гостиницу "Рамита", если же за ними кто-нибудь явится, встречающих, направят к ним.
Дамаск. Гостинница "Рамита"
Оставшиеся, вернулись в душный салон дребезжащего автобуса. Достаточно долго поколесив по узким улицам старого города, остановились возле спрятавшегося в зелени вьющихся растений, помпезного здания. С высокими ступенями обшарпанной лестницы и двумя фигурками крылатых львов, лежащих на потрескавшихся постаментах. Наверху, выглядывала из буйной зелени, облупившаяся вывеска на английском - "Отель". В вестибюле заведения, устеленном пыльными, древними коврами, стояли в рост человека, массивные, под мрамор, вазы. Среди ваз, как экспонат исторического музея, скучал за стойкой, судя по всему, хозяин отеля. При виде вошедших, он радостно выпорхнул навстречу, что-то лопоча на своём языке. Переводчик, как старый знакомый, о чём- то поговорил с владельцем, они посмеялись над, только им известной, шуткой. Рашид, так звали переводчика, распрощался с офицерами, посоветовав из номера, без надобности, не выходить и уехал. По скрипучей лестнице, прибывших постояльцев, провели наверх. Судя по тишине на этажах, клиенты не баловали её своим присутствием. Открыв одну из дверей, хозяин широким жестом пригласил располагаться, подождал, пока гости войдут, слегка поклонился, пробормотал "фатдаль" и неслышно удалился. Апартаменты представляли собой длинную, узкую, похожую на купе поезда, комнату. С единственным, таким же узким окном, через давно не мытые стёкла которого, с трудом пробивался свет. Почти, поперёк всего помещения, стояло огромное подобие кровати, являющееся единственной мебелью номера, что наводило на мысль о его истинном предназначении. Всё это "футбольное" поле прикрывалось куском ярко-цветной материи, в изголовье, от края до края, как Симонову показалось, лежал толстый, круглый, пожарный рукав. Впоследствии, оказавшийся подушкой. Справа от двери, маленькая раковина, больше похожая на писсуар, с желтым, медным краником наверху, и длинными полотенцами на старинной вешалке. Слева, в стене, двухстворчатая дверка, которую постояльцы сначала приняли за шкаф. Заглянув вовнутрь, они обнаружили крохотный туалет, с большим напольным унитазом, наподобие тех, что бывают в вокзальных отхожих местах, со шлангом для подмывания на крючочке. Имея комплекцию владельца заведения, в туалет можно было войти, лишь, пятясь задом в открытые дверцы, выполнив все подготовительные процедуры в комнате.
Уставшие от перелёта, и непривычной, изматывающей жары, квартиранты с наслаждением разоблачились от мокрых одежд, и остались в одних плавках. Растянувшись по краям огромной кровати, поболтали ни о чём, и незаметно уснули. Поделившись напоследок, перед сном, почти одновременно пришедшей в головы мыслью, - что документов и денег у них нет, имущество более чем скромное, даже защитить себя им нечем. Единственным оружием в этой стране, может служить только сало в чемодане у Василия, так звали старшего лейтенанта, другой ценности оно не представляет - здесь не Украина. Поэтому, можно спать спокойно, но на всякий случай, Вася вставил в ручку двери, ножку, единственной в номере, металлической табуретки.
Проснулись, когда было уже темно, в маленькой комнатке стояла немыслимая духота, пришлось открыть затянутую противомоскитной сеткой половинку окна. С улицы хлынула вечерняя прохлада, запах жарившегося неподалеку шашлыка, и каких-то пряностей. Окно выходило во внутренний дворик, и из него было видна часть глухой стены дома напротив и кусочек освещенной улицы. По которой проносились, расцвеченные, как Новогодние ёлки, громадные, крытые грузовики. Юркие, похожие на наши "Жигули", жёлтые такси, медлительные, полупустые автобусы. Слышались голоса людей, музыка, сигналы автомобилей, гудки, как показалось Симонову, близко проходящего поезда.
На занятиях в Москве их предупредили, что наряду с назревающей агрессией Израиля, в стране активизировалась деятельность террористической организации "Братья мусульмане". Финансируемой из-за рубежа, ставящей своей целью свержение существующего правительства. Террористы взрывали государственные учреждения, иностранные представительства. В частности, подверглось атаке фанатиков здание "Аэрофлота". Члены организации убивали советских специалистов, погиб майор железнодорожных войск, строящий дорогу к побережью Средиземного моря. Его расстреляли в пустыне, где он работал с арабскими рабочими, пистолет против трёх автоматов оказался бессилен. Подвергся нападению в городе военный лётчик-инструктор, подросток расстрелял его в упор, а жена была тяжело ранена. К ночи чувство опасности усиливается, и вновь прибывшие чувствовали определённое беспокойство. Одни, в чужой стране, брошенные в незнакомом городе, неизвестно в чьём доме, как узники, заперты в маленькой комнатке. Посовещавшись, решили, из номера не выходить и быть начеку. Достали свою не хитрую, ещё московскую, еду. Кусочек хлеба, сало, очень пришедшееся к месту, два солёных огурца, и засохшие коржики. Ужин дополнила чекушка водки, которую старший лейтенант привёз из Забайкалья. Симонов предложил свою пол-литровую, но Василий ответил, что ещё дома поклялся и загадал, выпить её в первый, же вечер на чужой земле. Что старший лейтенант загадал, догадаться было не трудно, клятва - святое дело, тем более что пол-литра будет много, а оставлять, не приучены. Симонов не стал препятствовать. Отужинали, дополняя скромный стол манящим запахом вкусного шашлыка, из открытого окна. Согрели чай в стаканах, походным кипятильником Симонова, покурили, поговорили о том, о сём, и приготовились ко сну. В это время, в каком-то углу комнаты, застрекотала молчавшая до этого цикада, этакий, назойливый, южный, ночной кузнечик. Все попытки уснуть закончились провалом, поиски насекомого, тоже не увенчались успехом. Друзья перевернули всю комнату. На время затихающее стрекотание, начиналось вновь. Пригодилась опустошённая бутылка, из которой, набирая воду, обильно поливали все углы и щели. Наверное, намокнув, и потеряв способность стрекотать, тварь успокоилась. Измученные постояльцы уснули.
Май. 1982 г. Дамаск.
Утром за ними приехал Николай Труш, советник командир соседней бригады, из дивизии, куда был назначен Симонов. Начинающий лысеть, лет сорока мужчина, с хитроватым взглядом прищуренных глаз. Весёлый, разговорчивый, и общительный. С шумом, ворвавшись в комнату, сгрёб в охапку малочисленное имущество приезжих, поправил пистолет, в облегчённой кобуре, на поясе, оглядел едва проснувшихся друзей и выдохнул:
- Хватит спать! Ты, Симонов? Я за тобой! Поехали!
Старший лейтенант тоже не пожелал оставаться один и попросил отвезти его куда-нибудь поближе к своим. По дороге, сидя, в прилично поезженном, Уазике, новички внимательно слушали старожила. Николай, мастерски управляя машиной, в потоке хаотично мчавшихся автомобилей, постоянно поглядывая в зеркала, не спеша, рассказал, что "хитрый молдаванин", предшественник Симонова, подсуетился и "слинял" ещё вчера вечером, обратным рейсом самолёта, на котором они прилетели. А его, Николая, отправили встретить Володю, потому, что он единственный из коллектива, кто был в городе на машине. В бригаде, после отъезда прежнего советника, остался майор Лёня Буратенко, специалист по работе в механизированном батальоне. Со слов Николая, раньше в бригадах было, по пять человек советских, теперь должности сократили, и осталось по два-три человека. Симонов в разговоре позавидовал свободной манере вождения автомобиля, своим новым знакомым. Труш пояснил, что до Сирии, он практически, не водил машину, так, как её не имел. А здесь, как сказал Николай, хочешь выжить, не доверяй руль арабскому "саику" - водителю, которого дадут в бригаде, и который путает педали и рычаги. Повернувшись к молодому арабу с автоматом, сидящему на заднем сидении, рядом с Василием, что-то быстро сказал по-арабски, тот ответил, с интересом посматривая на Симонова. Николай пояснил, что тот, поздравил его с приездом. Симонов, в свою очередь, поблагодарил, сказав:
- Спасибо!
- Не спасибо, а "шукран" - по-арабски, - поправил его Труш.
Симонов сосредоточился, и произнёс первое арабское слово: - Шукран!
Все засмеялись, его корявому произношению.
- А это и есть мой водитель, - снова, пояснил Николай. Тебе будет положены водитель и два охранника, их выделит бригада. Кого-то из охранников изредка беру с собой, исходя из обстановки, хотя, надо сказать, что охранники из них никакие. Поэтому, в основном, они сидят в "махтабке" - твоём кабинете в бригаде, отвечают на звонки, готовят еду, чай, зимой топят печку. А водителя, как охранника вожу с собой, на всякий случай, вдруг где-нибудь на "хафлю" пригласят. Это праздник, или выпивка по-арабски, тогда он и везёт домой.
- Так, они же мусульмане, они не пьют? - удивился Симонов.
- Да, не пьют? - иронически усмехнулся Труш. - Мы их за двадцать лет, не только науке побеждать выучили. Но дали, нечто большее! Пьют, ещё и как, но не умело! Виски со льдом - только портят продукт. Бывает, тоже напиваются. Но есть истинные приверженцы ислама, те, ни грамма спиртного. Зато, травку - кальян курят, все поголовно. Но, не дай бог пристраститься, потом не бросишь, лучше уж пить. Но жара такая, сам пить не станешь, здоровья не хватит. Так, вечерком, когда жара схлынет, по чуть, чуть, или зимой, когда дожди. Помолчав, продолжил, - после того, как тебя представят в бригаде, будут обмундировывать, готовую форму не бери. Тебе по званию положено шитую, она удобнее и легче. Из оружия, возьми автомат, со складным прикладом, советский, лучше АКС. Пистолет, тоже наш, а не китайский. Будут предлагать гранаты "эфки", не бери, одна морока. Носить требуют в гранатных сумках, в машине положишь, закатится куда нибудь, зацепится, да рванёт.
Разговаривая и управляя машиной, он ещё умудрялся рассказывать пассажирам о местах города, где они проезжали:
- Это казармы президентской дивизии, "сарая дефа" - роты охраны, на самом деле, целая дивизия. Носят малиновые береты, почти как у военной полиции, "шорта аскарие", но ещё наглее их, вот тут и живут - показал на здания, длинной в квартал.
- Перед вами площадь АВС, тут, иногда, по пятницам вешают.
- Как вешают? - не понял Симонов.
- Обычно, за шею. За крупные хищения, шпионаж, терроризм, изнасилование.
- Вон, там, где зелень - советское посольство.
- А, это, сук - рынок по ихнему, Хомедии сук, - название такое. Сюда лучше не соваться, прирежут в толпе. - Показал рукой направо, - лётчика с женой тут подстрелили.
Симонов с интересом посмотрел на ряды каких-то построек, по-видимому, лавок, с громадным, древним входом, больше похожие на перекрытую крышей улицу. Там, как муравьи суетились люди, брели, с поклажей на спинах, флегматичные, ослики. Дымились какие-то жаровни, шли женщины, с громадными бочками на голове, играла арабская музыка.
- Кстати, один из старейших рынков Ближнего востока, так сказать, действующая реликвия.
- Слева, рыбный рынок, - и действительно в машине запахло рыбой и водорослями. Вдоль длинной улицы разнокалиберных шалашей, стояли тележки и плетеные корзины с дарами моря. Утрамбованная земля, блестела от чешуи, стоял непередаваемый смрад.
Труш притормозил на перекрёстке, возле продающего газеты мальчугана. Не обращая внимания на суматошные сигналы сзади, купил газету, мастерски вписался в поток машин. Передал газету своему водителю и что-то сказал. Полистав газету, солдат протянул её Симонову, красноречиво сделав жест, вокруг шеи. На открытой странице, были крупно напечатаны портреты четырёх мужчин и надписи арабскими буквами, больше похожих на ползущих гусениц. Водитель что-то пробормотал, Николай перевёл:
- Это вчерашняя газета, за пятницу. А это те, кого казнили вчера, двое за измену, двое за хищение государственных средств.
Симонов вгляделся в лица - обыкновенные люди, не похожие на преступников и бандитов. Двое даже в галстуках и европейской одежде, похожи на учителей или конторских служащих.
- Ты, никогда не ходил это смотреть? - Спросил Симонов, не зная как правильнее назвать это действо.
- Ходил, один раз по приезду - противное зрелище. И не охота рано вставать, казнят часов в пять утра, на рассвете. День начинается, а жизнь заканчивается, умеют они поиздеваться, даже в этом.
По тротуару шла группа женщин в тёмных одеждах, с завешанными лицами, судя по фигурам, под складками материи, молодых.
- Гульчитай, открой личико, - пробасил Василий известную фразу.
- Не вздумай оказать знаки внимания незнакомой женщине, тут эти джентльменские штучки не приняты, надо спросить разрешение у отца, или брата. А это, мать, но, скорее всего, старшая служанка, ведёт девочек из богатой семьи. Если бы они шли одни, могли бы и сбросить паранджу, пока отец не видит. Но много уже европеизированных дам, лица не закрывают, носят обычную, но закрытую одежду. Девочки ходят в школу в брюках и одинаковых платках. Николай вёз их новой, более длинной, чем вчера дорогой, желая, по-видимому, показать город, за разговорами, незаметно, они приехали к знакомому синему дому. Проходя с друзьями мимо часового, Труш что-то сказал ему по-арабски, тот заулыбался, махнул рукой - проходите.
- Ты, хорошо говоришь по-арабски? - спросил Симонов Николая.
- Не волнуйся, через полгода, покрутишься один среди арабов, тоже будешь чирикать по "хабирски". Это зверски искалеченный арабский разговорный язык, без падежей, окончаний и прочей орфографии, с минимально необходимым количеством слов. Хотя, многие, и такой "эсперанто" освоить не могут, в основном, от лени. Но арабы нас понимают. А, вот, читать наши не умеют, слишком сложный алфавит
Они миновали вестибюль, и остановились в ожидании лифта.
- И ездить по городу будешь как я, или лучше. Машина в Союзе есть?
- Есть "Жигули", тройка, - ответил Володя.
- Ну, тогда, вообще, без проблем. Как только, забудешь все правила, станешь тутошним ассом. У нас с тобой для бесед времени много, мы теперь соседи, будем жить в одной квартире. Отметишься в кадрах, и пойдём домой, познакомлю с женой.
Они поднялись на лифте на нужный этаж, прошли по коридору и оказались в служебных помещениях. За стеклом, сидел оперативный дежурный, Симонов представился. Ему подсказали, куда идти дальше. Вместе с Василием они пошли по светлому коридору, на одной из дверей красовалась надпись "Главный военный советник". В отделе кадров за столом сидел мужчина, средних лет, в арабской форме, без знаков различия, с острым, внимательным взглядом. Наверное, "контрик" прикинул Симонов. Возле окна стрекотала пишущей машинкой крашеная блондинка, почему-то, с интересом оглядевшая Володю. "Контрик" записал Симонова в журнал, и сказал идти в такой-то коллектив. Симонов не знал, что такое "коллектив", попрощался с Василием и вышел к поджидавшему его Николаю.
- Ну, что? - спросил Труш.
- Послали в такой-то коллектив.
- Значит, в нашу дивизию, коллектив советников и специалистов такой-то дивизии.
- И где эта дивизия?
По словам Николая никого в коллективе, да и самого коллектива сейчас нет. Все разъехались по частям, приедут часам к шестнадцати. Тогда надо будет представиться генералу - руководителю коллектива
- А пока, пойдём домой, покажу тебе твоё жилище.
Они прошли по длинному, во всё здание открытому балкону, с одинаковыми дверями в квартиры, и одинаковыми окнами, которые, судя по гастрономическим запахам, были кухонным. Постучавшись для порядка, Николай открыл дверь и пригласил Симонова в большую прихожую.
- Наверное, убежала в магазин, - предположил хозяин, не увидев, жены.
В квартире было, почти, стерильно чисто. Симонов разулся в прихожей, и вслед за соседом, прошёл в комнаты. Квартира была большая, пятикомнатная. Общий просторный зал, с четырьмя глубокими креслами, мягким диваном, журнальным столиком, и средних размеров, японским телевизором в углу. Коридор упирался в два туалета, с душевыми кабинами. С обеих сторон от туалетов, имелось ещё по две просторные комнаты, соединённые общим балконом. Обставленные не дорогой, но добротной и удобной мебелью.
- Фирма "Мерседес" для своих строила, но потом, почему-то нашим отдали, - пояснил Николай, - а дом по привычке, так и называют "Мерседес".
Две боковые комнаты, которые Труш представил Володе, как его апартаменты, понравились. Но чувствовалось, что в них давно не живут, он поделился своими соображениями с соседом.
- Ты, прав. Мы с Жанной, около полугода живём одни в этих хоромах. Саша, твой предшественник, бывал тут, последнее время, крайне редко. С супругой они жили плохо, постоянно ругались. В прошлом году она уехала в Союз, проводить детей в школу к первому сентября. Да так, и не вернулась. А он, связался с холостячкой, блондинкой, машинисткой из отдела кадров. Сначала, пропадал по ночам, а потом, совсем перешёл к ней жить. У неё квартира возле нашего посольства.
Так вот, почему, она меня так внимательно рассматривала, вспомнил Симонов своё посещение отдела кадров.
- Ну, потом, чтобы не доводить дело до скандала, его и отправили, как говорят "день, в день" Какого числа, три года назад приехал, в тот же день и уехал. Она, тоже, собирается уезжать. Ладно, они люди взрослые, бог им судья! А вот, и Жанна пришла!
Николай познакомил Володю со своей женой - Жанной. Бойкая, невысокая женщина, лет сорока, наотрез отказалась, чтобы её величали по отчеству, и пригласила мужчин завтракать на кухню. Кухонька, в отличие от комнат, была маленькой, и едва вмещала плиту, мойку, два крохотных стола со стульями, и громадный, в человеческий рост холодильник "Барада", - холод, как перевёл с арабского Труш. Окно кухни действительно выходило на общий балкон дома.
За завтраком, коротенько познакомились. Труши служили в Сирии третий год и весной следующего года заменялись. Коля был начальником штаба полка, на родине - в Белоруссии, дети остались с родителями жены в Минске. Бригаду Николая, ещё полгода назад ввели в Ливан, в составе межарабских сил. Туда ездит на дежурство, через двое суток. Сегодня дежурит второй советский, специалист по работе в танковых батальонах. Пока нас двое, пояснил Николай, и третьего, вряд ли дадут. Симонов рассказал о себе, о своей семье. Глянув на часы, сосед засобирался, ему надо было съездить в пункт постоянной дислокации бригады.
- Вечером поговорим, за ужином. Пока осваивайся! - Сказал он на прощание, и уехал.
Симонов принял душ, полежал на своей новой кровати, покурил на балконе, разложил свои вещи по полочкам и ящичкам. И решив прогуляться, вышел из квартиры. Всё здание, от второго этажа, доверху, опоясывали широкие, закрывающие до пояса, балконы, с выходящими на них дверями квартир. С балкона было видно здание маленького, одноэтажного КПП, фигурку часового, в красном берете у ворот, стоянку служебных машин, за низким, металлическим забором. Метрах в пятидесяти, возвышались девяти этажные арабские дома, один, ещё строился, и наверху сновали рабочие. Володя на лифте спустился вниз. Первый остеклённый этаж был занят магазином, куда Симонов не зашёл, по причине отсутствия всяческих денег. Здесь же располагались библиотека, кинозал, с задёрнутыми шторами, класс для занятий. Бегали загорелые дети, явно дошкольного возраста. На просторной, ухоженной территории росли большие пальмы и незнакомые Володе кусты. Далее, за сетчатым забором, располагался небольшой, чистенький бассейн, закрытый на цепочку с замком, и табличкой о распорядке его работы, с обязательной фамилией ответственного. Снаружи, за узорчатым металлическим забором, по всему периметру, прохаживались арабские часовые, как Симонов теперь знал - военные полицейские. Они с интересом посматривали на нового русского. Сзади дома, в небольшом, сборном здании, по-видимому, размещались сами полицейские. Там стояли расписанные красными арабскими буквами машины и сновали солдаты. У КПП Володе попался майор, в диковинной советской форме. Рубашке с коротким рукавом, советскими погонами, с голубым просветом, большим гербом Советского союза на левой стороне груди, с непонятными надписями на рукавах, которые Симонов не успел прочитать, и в голубой, мягкой бейсболке, с авиационной "капустой". Как Володя заметил, он вышел из иностранной машины, с английской надписью "UN" на боках.
- Наверное, из контингента войск организации объединённых наций, может, военный наблюдатель, - предположил Симонов, - и где только нашего брата нет?
За территорию Володя выйти не рискнул, и вернулся домой. Жанна дала ему книгу Беляева, и он с увлечением стал перечитывать известные с детства фантастические рассказы.
Часа через три вернулся Николай, и Жанна покормила их вкусным обедом. Симонов поинтересовался, где он может поблизости питаться, не сидеть же ему нахлебником на шее добрых соседей. Николай рассмеялся в ответ:
- На сэндвичах, только на овощных сэндвичах, можешь выжить! Общественного питания в этой стране нет! Если есть деньги, можешь питаться в престижных ресторанах, но то, что там подают, русский человек есть не будет. Будешь готовить сам, если умеешь? Симонов сказал, что может классно жарить картошку и яйца, на этом все его познания в этом деле заканчиваются. Жанна, в свою очередь, выразила желание посмотреть на жену Симонова, вырастившая такого, не приспособленного к самостоятельной жизни мальчика.
- Поначалу, умереть голодной смертью не дам, не из жалости. Просто, не могу слышать, как стонут от голода по ночам. Будешь учиться, будешь готовить, и через силу есть то, что сам приготовил! Плакать, и есть!
И действительно, первое время, она кормила Симонова. Он отдавал на питание деньги, по выходным, она брала его с собой на рынок, помогала выбирать продукты. Методом проб, и ошибок, учила его готовить не хитрые блюда. И впоследствии, он не дурно в этом преуспел.
После обеда, по совету Николая, Володя обрядился в свою светло-коричневую тройку и отправился представляться. Он постучался в указанную дверь. Ему открыла женщина, в синем переднике и, показав на дверь комнаты, сообщила, что Анатолий Дмитриевич его ждёт в кабинете. Спросив разрешения, Симонов вошёл в кабинет, и увидел стоящего у окна генерал-майора Львова, бывшего командира учебной дивизии. Да, мир тесен! Генерал, сначала, его не узнал. Выслушав доклад, внимательно посмотрел на Володю, как будто что-то припоминая, и спросил:
- Мы могли где-то раньше встречаться?
- Так точно, в Сибири, товарищ генерал майор. Я был заместителем командира учебного танкового полка.
- Но там, по-моему, начальник штаба был с усами?
Дело, а том, что от вынужденного безделья, находясь за штатом, Симонов отрастил гусарские усики. Которые ему, никогда не носившему усы, мешали, и требовали большого ухода.
- У меня в Сибири не было усов, товарищ генерал.
- Сбрить! - безапелляционно изрёк генерал - Немедленно сбрить!
Симонов не стал возражать, тем более, он и сам подумывал об этом. После столь тёплой встречи, Анатолий Дмитриевич расспросил Симонова о делах в своей бывшей дивизии. О новых командирах и начальниках. Симонов, как мог, рассказал то, что, по его мнению, представляло интерес для генерала. Но, оказалось, что Львова больше интересовали не служебные дела, а новые взаимоотношения между руководителями разных рангов. Симонов ответил, что в такие подробности он не посвящен, и, с миром, был отпущен. Напоследок, напомнив, что завтра он выезжает с коллективом в дивизию.
По дороге в квартиру Володя зашёл в финансовую часть, где получил подъёмные. Новые, чужие и незнакомые деньги - лиры. Ни цены, которых, не покупательной способности он ещё не знал. Там же он встретил соседа по комнате в московской гостинице. Словоохотливый дальневосточник, был страшно обрадован встрече и пригласил покурить, и побеседовать на улице. Они спустились вниз, сели на лавочку в куцей тени пальм, у бассейна. Поговорили о том, как, кто, где устроился, о первых впечатлениях. Но Симонов чувствовал, что шустрый московский-дальневосточник, желает, спросит у него что-то важное для себя. Начал он с того, что к нему, уже скоро прилетает жена. В Дамаске встретил ребят, с кем учился в академии, их связывает давняя дружба. А ему придётся ехать почти под Хомс, в другой коллектив. Зато там, рядом Средиземное море, и можно иногда туда ездить отдыхать. Короче, он попросил Симонова поменяться местами. Володя ответил, что он, как бы, уже обосновался. Тем более, он танкист, а у того, бригада мотострелковая, значит, другая военно-учетная специальность. На что, дальневосточник ответил - этот вопрос решаемый. Надо сказать, что Симонов не умел противостоять такому напору и нахальству. У него не было нужных людей и друзей. Друзей он выбирал не по степени нужности и пронырливости, а по душе. На его слабые возражения, новый друг ответил, что у него и тут кругом свои люди, и стоит Симонову согласиться, завтра он поедет прямиком к Средиземному морю, а может быть и дальше. Володя выложил последний аргумент, сказав, что он уже представился генералу - руководителю коллектива. Новый товарищ, как-то внутренне сник, разговор не заладился, и они распрощались.
Потом, они с Николаем сходили на ближайший маленький рынок. По дороге Володя рассказал об этой случайной встрече, и нехорошем осадке, который остался в душе. Может, следовало бы помочь человеку? А он, вот так, отказал, нехорошо!
- Какая, ты говоришь, у него бригада? - спросил Николай.
Симонов назвал номер.
- Вот московские, придворные полководцы! - возмутился Труш, - эта бригада стоит рядом с моей, в Ливане, точно из-под Хомса! И до него, там был советник из Московского округа, чей-то сынок. Считай, почти, два срока тут прослужил. Бригаду две недели назад ввели в Ливан, паренёк, сразу и засобирался домой. Кому охота под пулями ходить, а там часто постреливают, то ли ещё будет! Так, что себя не вини, он выкрутится! Здесь у каждого своя судьба, кому, как повезёт!
На рынке они купили кое-какие продукты, фруктов и зелени. А также овощ, который Симонов умел готовить - картошку, "батата" по-арабски. Картошка, как картошка, такая же, как на Родине.
Симонов почистил картофель, Жанна приготовила ужин, Володя выставил свои запасы - три бутылки водки, две булки чёрного хлеба. Со словами: - "Три вам будет много, обопьётесь!", хозяйка спрятала одну бутылку в шкафчик. Николай посоветовал, пригласить на ужин третьего комбрига - советника командира механизированной бригады, человека с редким сочетанием букв "И" - Иванова Ивана Ивановича. Должность четвертого комбрига была вакантной - бригада только формировалась.
Иван Иванович оказался общительным мужчиной, постарше Симонова, в Союзе командовал полком на Украине. По-украински, полноватый и дородный. Несмотря на русскую фамилию, был, явно, с казацкими, запорожскими корнями. Как, но сам выразился - "Кацап, из пид Львива". Служил в Сирии третий год - "Ох, хлопцы, и надоила мне эта держава". По причине болезни жены, жил последний год один - "Як перст, в этой арабчине, хочу на ридну батьковщину!".
Жанна предложила накрыть стол в зале, окна которого, не выходили на общий балкон:
- Вы пока трезвые тихие, да, умные! Сейчас выпьете по пару, тройке, рюмок и начнете о делах, о службе. Да в полный голос! А голоса у вас командирские! А завтра утром, генерал будет вас же за эти слова отчитывать на построении. А здесь, хоть заоритесь, ближайшие соседи в отпусках, с дороги такой шум - ничего никто не услышит.
- Что, даже так? - удивился Симонов.
- Да! - подтвердил Труш, - есть у нас стукачки, так, что имей в виду. Бывает, пошумим, поговорим в узком кругу, по душам, вроде, чужих никого не было. А завтра, "разбор полётов", начальство всё знает, почти дословно. Не думаю, чтобы шеф сам под окнами ходил. Имеются у нас два особо приближённых, ладно, сам разберёшься, не люблю сплетни разводить!
Николай принёс из своей комнаты походный, разборный стол, на железных ножках. Жанна быстро накрыла его красивой скатертью и сервировала, мужчины помогли принести из кухни вкусно пахнувшую еду. Наконец, все уселись за праздничным столом в предвкушении ужина.
Труш, на правах хозяина, поздравил Володю с прибытием, пожелал скорейшего приезда семьи, успехов в новой работе, здоровья и благополучия. Все чокнулись, и выпили. За разговорами, кратенькими тостами и едой, время пролетело незаметно. За открытыми окнами, по - южному быстро опустился вечер, потянуло прохладой приближающейся ночи. Захмелевшие мужчины, как и предполагала Жанна, плавно перевели разговор на текущие дела в бригадах, на проблемы и имеющиеся трудности. Разговор, в частности, касался непростых взаимоотношений в коллективе. О положении советников командиров бригад, в сложной иерархии должностей "хубары".
- Ты, пойми, - горячился Николай, - из двух десятков человек в коллективе, по- настоящему работают с местной стороной единицы. Это, советники командиров и специалисты в бригадах, да, ещё ремонтники и вооруженцы! А. остальные, изображают кипучую деятельность. Есть советники в дивизии, которые месяцами не встречаются со своими подсоветными и не бывают в частях! Перекладывая все свои заботы на советников командиров бригад, требуя каких-то отчётов, анализа, подсчёта процентов! Полная чушь! Я могу, конечно, поехать в артиллерийский дивизион бригады, или к зенитчикам, чисто в тактическом плане боевого применения, могу что-то подсказать, и помочь. Но есть специфические вопросы, которые я не могу решить. Для этого и существуют советники начальника артиллерии и советник начальника ПВО дивизии. А, они сидят безвылазно в своих кабинетах в "махтабке хубары".